Бесплатный фрагмент - Алишер. Backstage

Все персонажи и события книги являются плодом воображения автора

Пролог

- Ну, что, Алишер, здесь снимаем?

- Да, только возьми так, чтобы «Кадиллак» в кадр попал, ок?

- Слушай, дождь начинается… ты мокнуть будешь?

- Ну… давай я багажник открою, сяду в него. Нормально будет…

- Хорошо, я кадр первый возьму так – камера плывет от тебя, и ты такой, типа «привет, бандиты»…

- Не, давай попроще… а видео назовем как-нибудь так: «Исповедь», или… нет, не так… пусть будет просто «Алишер. Backstage».

- Окей… слушай, там заправщик чего-то машет…  ты не курил бы тут.

- Да забей на него…

- Ладно, тогда я отхожу, киваю и начинай.

- Вот вы, наверное, подумаете – зачем ты, Алишер, на заправку приехал видео снимать? А мне здесь нравится. Здесь жизнь. Кто-то приезжает, кто-то уезжает, вот эти пятна бензиновые на воде… что-то в этом есть. Тут нет застоя. Все куда-то двигаются, что-то делают. А ты приезжаешь и просто сидишь в сторонке и наблюдаешь за этим. Словно белка, которая выскакивает из колеса и смотрит, как остальные продолжают в нем бегать. Наверное, в этом и есть очарование. Это очень круто – побыть в одиночестве в людном месте. Тем более, когда можешь сам решать – когда приехать, когда уехать; ты можешь пробыть в этом месте ровно столько, сколько нужно. И двигаться дальше. Такое маленькое счастье.

Я слышал, что некоторые говорят: счастье – это привычка. А мне кажется, счастье – это путь. Привычка – она на то и привычка, что никогда не меняется. Всегда одинакова. А в пути может случиться все что угодно. В этом его прелесть. Вот едешь на машине, смотришь на город, через час – на горы, еще дальше уехал – и видишь океан. Вот оно – счастье. Меняться и наслаждаться переменами. Сердце надо слушать, друзья. В первую очередь сердце. Мы же не знаем – одна у нас жизнь или нет. А если одна? Что, потратить ее на то, чтобы быть правильным? Для кого? Все меняется, люди приходят и уходят, вот, как на этой заправке. А ты все равно остаешься. Один на один с собой. Головой ты еще можешь себя обмануть или, лучше сказать, ввести в заблуждение. Но сердце не даст соврать. Оно всегда чувствует – счастлив ты ли нет.

Я раньше очень сильно боялся одиночества. Мне так хотелось, чтобы меня все любили. Чтобы был большой дом, куда приходили друзья, родные… и чтобы все меня любили. Вообще все. Я из кожи вон лез ради этого. И, знаешь, в кого превратился? В лживого п******а. От меня настоящего ничего не осталось. А сейчас я понял – не важно, сколько человек тебя будут любить, вообще не важно. Если ты настоящий, они придут в твою жизнь. И останутся, потому что искренне этого хотят. Их не будет миллион, даже десятка не будет. Останутся единицы. Но вот они будут настоящими друзьями. И даже когда ты останешься один в большом доме, когда они все разойдутся по делам, ты сможешь уснуть. Один, в тишине, не пьяный, не обдолбанный. Сможешь уснуть трезвым и счастливым человеком, с ровным сердцебиением и чистой головой…

- Молодые люди, вы бы машинку отогнали, сейчас бензовоз подъедет, колонки заправлять!

- Ну, что – поехали дома поснимаем?

- Давай…

Глава 1

Урок истории в педагогическом университете – не самое худшее, что может произойти с человеком утром понедельника. Особенно, если накануне лег спать в пять утра. Павел Валерьянович, наш преподаватель, мне даже нравился. Ему было, наверное, лет тридцать пять; в отличие от других учителей он не носил строгих костюмов, а предпочитал появляться на лекциях в простых джинсах и рубашке. И даже носил в левом ухе небольшую серьгу. Видимо, склонность к «неформату» позволяла историку не обращать внимания на синие дреды, украшавшие мою голову. И это было хорошо, потому что от других, более консервативных преподавателей, я часто выслушивал нотации по поводу моего внешнего вида.

Чтобы не уснуть, я подпирал голову кулаком левой руки и даже пытался вести конспект. Правда, не очень удачно – в моей тетради была записана только тема лекции: «Иван Грозный. Опричнина».

- И вот когда войска Ивана Грозного, разграбив Великий Новгород, подошли к Пскову, по преданию, навстречу им вышел юродивый Никола. Царь, считавший себя человеком глубоко верующим, решил его выслушать. Никола предрек Ивану страшную участь, если тот посмеет тронуть жителей Пскова…

- Павел Валерьянович, можно вопрос? – послышался голос из аудитории.

- Конечно, спрашивайте, - ответил историк.

- Вы сказали «юродивый»? Что это значит?

- Юродивый? Вы не слышали? – удивился преподаватель. – Юродивый – производное от слова «урод». Так называли людей, которые вели себя как… как безумные. Но это не психическое расстройство, а сознательный выбор. Таким образом человек пытался обличить пороки общества, это язык правды. И в данном случае за право высказывать то, что он считает нужным, юродивый платил своей жизнью. Эти люди отказывались от всего – от дома, материальных ценностей, даже от собственной личности. В христианстве юродство, можно сказать, высшая степень аскезы, т.е. добровольное самоограничение.

- А какой в этом смысл?

- Какой смысл? – повторил вопрос историк. – Ну, например, в случае с Иваном Грозным и его походом на Псков, юродивый Никола спас жителей целого города, если верить легенде. Простой человек ведь не мог ничего сказать царю, который считался наместником бога на земле. А «безумец» юродивый, как считалось, был ближе к богу, чем сам царь. Таким образом, Никола мог не только иметь собственное мнение, но и высказывал его вслух. Что в то время было невиданной роскошью.

- А сейчас есть такие люди? Ну, юродивые?

- В том виде, что существовали раньше, нет. Но, кое-кто считает, что некие, скажем так, черты юродства, сохраняются в искусстве – в литературе, особенно, сатирической; в театре, кино, музыке. Да, пожалуй, я соглашусь, в сфере искусства это возможно. Принять на себя образ безумства, чтобы тем самым донести что-то до общества. Да, считаю, это возможно…

- Слышь, Алишер, - Денис, сосед по парте, ткнул меня в плечо, - а ты, что, типа, тоже уродивый? Ты же на гитаре про пиво песню играл, да? Значит, изобличаешь пороки общества?

- Не «уродивый», а «юродивый», Денис, - нервно отмахнулся я. При слове «пиво» мне стало нехорошо. Учитывая, что сегодня ночью я выпил, кажется, три литра, это неудивительно.

Черт возьми, как же хочется спать... И, как назло, у мамы сегодня выходной. Поэтому отоспаться дома вместо лекций не получилось. Оглянувшись вокруг, я понял, что добрая половина лиц в аудитории мне до сих пор была незнакома, хотя уже заканчивалась осень. За три месяца на учебе я появился, наверное, раз десять. И, чем ближе к сессии, тем больше казалось, что карьера педагога не для меня.

Мне здесь скучно. Неужели, весь этот огромный и сложный мир придуман лишь для того, чтобы мы ходили в школу, потом в институт, затем устроились на работу, а через сорок или пятьдесят лет легли в могилу? И что? Это все? Следовать глупым правилам? Быть таким же, как все? И чем больше в моей голове возникало вопросов, тем отчетливее где-то внутри просыпался мой личный Тайлер Дерден, который кричал: «Какая же это чушь! Я хочу показать тебе настоящий мир!». Вот только дороги к нему я пока не знал…

- Алишер, спишь что ли? – снова толкнул меня Денис. Кажется, я и вправду задремал.

- А? Чего? – ответил я.

- Тебе передали…

Денис протянул мне сложенный в несколько раз листок. Я развернул его. На вырванной из тетради странице было написано: «Привет. Видела вчера на площади, как ты играл. Давай погуляем после занятий?».

- От кого это? – спросил я соседа.

- Да хз… - пожал плечами Денис. – Мне тоже передали…

Я оглянулся, вновь изучая аудиторию, и встретился глазами с миловидной брюнеткой, сидящей за партой у стены. Она улыбнулась и помахала мне рукой. Очевидно, записка была от нее. Я отрицательно покачал головой. Девочка обиженно надула губы и принялась что-то шептать на ухо своей соседке. Наверное, рассказывает, что у меня маленький…

- Ну что там? Что там? – прервал мои мысли Денис.

- На свидание хочешь пойти? – ухмыльнулся я.

- С кем? – поднял брови Денис.

- Вон та девчонка, похоже, свободна. Подкати на перемене…

- А что? – сосед с любопытством вытянул шею, рассматривая брюнетку. – Может и подкачу…

После истории я вышел на улицу и, зайдя за ограду института, закурил, разглядывая бензиновые разводы в луже. Осень заканчивалась и, кажется, решила вылить на город всю оставшуюся в облаках воду.

- Ну, как успехи? – спросил я подошедшего Дениса.

На самом деле, вопрос можно было и не задавать. Друг недовольно потирал покрасневшее, видимо от пощечины, лицо и, беззвучно ругаясь, попросил сигарету.

- Дикая какая-то… - закуривая, пробормотал Денис.

- А ты, наверное, ее сразу в кровать к себе пригласил? – усмехнулся я.

- Долгие проводы – лишние слезы… или нет… бери быка за рога, - каламбурил Денис, - короче, решил не откладывать дело в долгий ящик. Зато сразу выяснил, что мы с ней не пара. Видишь, какой у меня подход? И не надо по свиданиям лишний раз таскаться.

- Но в душе – ты романтик?

- Ну, конечно, Алишер, - засмеялся сосед. – Просто она не в моем вкусе.

- Угу, так и подумал.

- Ладно, я полетел. У меня еще дела сегодня.

- Давай…

Мы попрощались, Денис поспешил на остановку, к которой как раз подходил автобус. А мне спешить было некуда, поэтому я решил идти на площадь пешком.

Если представить, что я внезапно оказался героем какого-нибудь фильма, то, наверное, к моей прогулке монтажер мог бы добавить мелкий дождь. Это могло выглядеть красиво – одинокий похмельный герой, неспешно бредущий по улице с гитарой на плече. Я шел бы нарочно медленно, чтобы прохожие обгоняли меня на узком тротуаре, недовольно оглядываясь, словно именно я являюсь той причиной, по которой они сегодня не в духе. Кто-нибудь бы толкнул меня плечом, показал средний палец, и крикнул что-то обидное. Но…

Но все совсем не так. На улице не было никакого дождя, не спешили по делам прохожие, а я лишь щурился от порывистого ветра, поднимающего пыль с обочин.

Я шел в центр, на площадь, где уже несколько вечеров подряд играл на гитаре, чтобы немного подзаработать. Эта идея пришла мне в голову недавно, когда разочарование очередной работой вылилось в скандал с начальником и немедленное увольнение.

Помню в детстве, лет в десять или одиннадцать, я, как и многие сверстники, увлеклись рэпом. В нашей компании особенно почитался американский рэп. Именно музыка чернокожих из бедных кварталов, злая и агрессивная, вдохновляла нас. Тогда я учился в элитной гимназии и неплохо знал английский. Это позволяло мне лучше понимать музыку, которую мы слушали. О чем пели эти парни? О своей жизни, об улицах, на которых выросли, о бедных семьях, в которых иногда не хватало денег на еду. Они рассказывали, как воровали еду в магазинах, не в силах терпеть голод, продавали наркотики на улицах, в надежде выбиться в люди…

О чем это я? Мы ведь были другими. На наших улицах не стреляли по прохожим из бойниц тонированных пикапов, но в деньгах мы нуждались не меньше, чем герои любимых треков. И каждый решал эту проблему по-своему.

Моя мама хорошо зарабатывала. Среди сверстников я даже считался «мажором». Но просить у нее денег с каждым годом становилось все сложнее. И нет, дело не в том, что мама не могла их дать. Мне не хотелось просить. Я взрослел, годам в шестнадцати стал проводить на улице с друзьями намного больше времени, чем дома. Дома было нечего делать. Отец не жил с нами, мама снова вышла замуж, от отчима у меня появился младший брат, с ним постоянно сидела няня… в общем, я чувствовал себя чужим, и уходил гулять на улицу. А с пустым кошельком в компании друзей было скучно — мы пили пиво, покупали сигареты. Короче, окончив школу, я решил, что не буду просить у мамы денег, потому что не смогу честно ответить на ее вопрос: «Алишер, на что ты хочешь их потратить?».

В нашем городе курьеру за рабочий день платили триста пятьдесят рублей. Если постараться, можно было заработать четыреста. Я устроился в первую контору, куда брали ребят, вроде меня. И после универа, запихнув в сумку письма и посылки, отправился разносить их по офисам и квартирам. Меня хватило ровно на три дня. Однообразность работы угнетала. Ее бессмысленность раздражала. Я понял, что денег тут не заработать.

Однажды, когда вечером мне в очередной раз не хотелось идти домой, я в одиночестве катался на скейте и, чтобы перейти дорогу, спустился в подземный переход. Там мое внимание привлек уличный музыкант. Прохожие едва обращали на него внимание, лишь некоторые из них замедляли шаг, чтобы послушать, о чем он поет. Но, главное было в другом – перед музыкантом, на потрепанной картонке, лежала шапка, в которую бросали деньги. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – этот парень зарабатывал намного больше, чем я, разносящий письма и посылки. И, если бы у меня все же получилось оказаться в кино, то режиссер наверняка бы вставил в кадр торжественную музыку. Или хотя бы показал, как возле моей головы зажигается лампочка. Это был момент истины. Дома у меня лежали электрогитара и маленький комбик. Осталось только купить батарейки и тоже смогу зарабатывать, как этот уличный музыкант. В тот вечер я схватил скейт подмышку и побежал домой, почему-то не догадавшись, что на «доске» ехать было бы намного проще и быстрее.

На следующий вечер я спустился в подземный переход в пяти минутах ходьбы от моего дома. На перекрестке двух улиц находились магазины, остановка автобуса, поэтому людской поток не иссякал до позднего вечера. Но, едва я расчехлил гитару, словно из-под земли, передо мной возник мужик лет сорока с испитым лицом. Он, придерживая висящий на плече баян, сообщил, что «это его переход» и, если я появлюсь здесь снова, баянист проломит мне череп. Ретироваться, убрав гитару обратно в чехол, пожалуй, было самым правильным вариантом. Что я, собственно, и сделал.

- Алло? – погрузившись в мысли, я не сразу сообразил, что у меня в кармане, похоже, уже давно звонит телефон.

- Привет, Алишер. Как твои дела? – в трубке раздался знакомый голос.

- Привет, Карина. Нормально, пары кончились. Иду на площадь поиграть. Ты придешь?

- Да, приду. Но только попозже. Мама забыла ключи, придется ее дождаться.

- Ладно, - пытаясь не выдать расстройство, ответил я. – Позвони, как соберешься. Или, даже лучше, просто приходи. Я играть буду, не смогу ответить.

- Хорошо, до вечера.

- До вечера…

Наверное, нет в мире другого человека, чей голос в трубке дарил бы мне такую же радость. С Кариной я познакомился случайно, в компании приятелей. В тот вечер меня не покидало ощущение, что мы уже давно знакомы, но отчего-то забыли друг о друге. И, чтобы привлечь внимание девушки, я сыграл на гитаре песню, вставив туда ее имя. После вечеринки мы обменялись контактами и… наверное, дружили… я не знаю, каким словом лучше описать наши отношения. Мы просто общались, но, если кто-то спрашивал: «Алишер, у тебя есть девушка?», я всегда с уверенностью отвечал: «Да!». И поэтому сегодня отказал однокурснице, приглашавшей меня на прогулку.

Кстати, именно Карина предложила мне играть на площади, когда я рассказал ей о своей неудаче в подземном переходе. И оказалась права. На площади, рядом с фонтаном, я чувствовал себя спокойно – здесь мне не угрожали дикие баянисты. И в первый же вечер, за пару часов, мне удалось заработать недельную зарплату курьера. Это было так круто, что я пригласил Карину в ресторан. И все сложилось бы идеально, если бы жлоб-швейцар не отказался пускать в заведение несовершеннолетнего парня с синими дредами на голове. Я хорошо запомнил гнев, родившийся во мне тогда. К счастью, Карина отнеслась ко всему проще и ее, кажется, совсем не расстроил фудкорт в торговом центре, куда мы отправились после неудачного похода в ресторан.

Ветер и песок… для уличного музыканта не придумаешь худшей погоды. От дождя еще можно спрятаться под навесом или деревом, а от пыли, попадающей в рот и глаза, не спастись. Может, сегодня вместо гитары стоило взять с собой шаманский бубен? И наколдовать погоду без ветра? Впрочем, ладно… еще только четыре часа. Буду надеяться, что скоро ветер стихнет, и я все же смогу начать свой маленький концерт.

Рядом с  площадью есть небольшой скверик. По ночам там часто собираются любители выпить пива или чего покрепче. И, чтобы не попадаться на глаза полицейским, почитатели крепких напитков оттащили несколько скамеек на маленькую, скрытую деревьями и кустами, полянку. С площади ее совсем не видно. Именно там я решил расположиться,  чтобы прикинуть музыкальную программу на сегодняшний вечер.

Мои выступления не были замысловатыми. Я знал на гитаре не так много песен, но и этого вполне хватало для уличных концертов. «Сплин», Виктор Цой, «ДДТ» - хиты, которые всем знакомы. Я выучил пять или шесть композиций, и просто играл их по кругу несколько часов подряд. Признаюсь, большого удовольствия это не доставляло, но, забегая вперед, скажу, что этот опыт оказался для меня очень полезен. И дело не только в деньгах, которые удавалось заработать.

Я побаивался, но мне очень хотелось попробовать исполнить свою песню. Хотя бы одну. Набраться смелости и вставить в свой концерт собственную композицию. Посмотреть, как воспримут люди. Мне почему-то казалось, что жизнь в городе замрет в ту секунду, когда я произнесу первые строки собственного сочинения. Мир остановится, все взгляды устремятся на меня. И я так и не смогу допеть свою песню, потому что прохожие станут хохотать и тыкать в меня пальцами, громко говоря друг другу: «Смотрите! Ну и идиот!». Я утешал себя мыслью, что каждый автор, наверное, когда-то проходил через этот страх и все в порядке. И, нервно покусывая кончик карандаша, не мог решиться – включать ли собственную песню в сегодняшний репертуар? Тем более, кое-какой неудачный опыт уже был…

Лет пять назад, мне тогда только исполнилось двенадцать, мы с другом решили снять рэперский клип. Придумали песню, пошли на детскую площадку, включили камеру на телефоне, и через несколько часов уже заливали видео на Ютуб. Мы решили, что утром проснемся знаменитыми.  План удался лишь отчасти – о нашем клипе узнала вся школа. И еще долго нам приходилось выслушивать насмешки от старшеклассников. А что я мог им ответить?.. мне было двенадцать, и я мечтал стать рэпером.

Черт… кажется, телефон почти разрядился. Ладно, выключу пока, а то потом Карина не сможет дозвониться.

Я выглянул на площадь из своего убежища. Кажется, ветер стих. А, значит, можно начинать «рабочую смену». Но я решил подождать часов до шести-семи, когда площадь заполнится народом. Тем более, сегодня пятница, люди будут гулять допоздна и у меня наверняка получится неплохо заработать.

Вернувшись обратно на скамейку, я открыл чехол гитары, надеясь найти там книгу. Привычка читать осталась у меня с детства, когда я после школы ездил на автобусе к репетитору. В транспорте мне почему-то нравилось именно читать. Поэтому, на всякий случай, я держал при себе какую-нибудь книгу.

- Ну, давай, Алишер, - усмехнувшись, пробормотал я. – Удиви себя. Что ты припас на этот раз?

«Мастер и Маргарита». Я громко выдохнул, удивляясь самому себе. Почему-то из нескольких сотен книг, стоявших в шкафу у меня дома, в гитарном чехле оказался именно этот роман? Я решил сыграть в одну игру, хорошо знакомую с детства.

Правила были просты – следовало задать какой-нибудь вопрос, а затем открыть книгу в случайном месте и прочесть, что там написано. Это и являлось ответом. Ну, что ж, попробуем…

- Скажите, Михаил Афанасьевич, что меня ждет через пять лет?

Подняв голову к небу, я наугад открыл роман и, чуть покашляв, прочел:

«Слушай беззвучие, слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду… вот твой дом, твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься, и кто тебя не встревожит».

- Ну, что ж, - пробормотал я, - не самая плохая перспектива.

Кто же не мечтает о собственном доме? О месте, где наступает покой. Где после долгого дня можно забыть обо всем, что тревожит. Остаться наедине с родными и друзьями. Или, если хочется, остаться одному.

Я и не помню, когда последний раз был в своем доме один. Когда появился отчим, когда мама родила от него моего младшего брата, в нашей квартире всегда кто-то находился. Я мог уловить лишь редкие минуты, когда мама или няня гуляли с ребенком на улице. Но эти мгновения не доставляли удовольствия, потому что я знал, что они совсем скоро закончатся. И не научился наслаждаться ими. Вот, если бы и правда, у меня был собственный дом… где я мог бы оставаться один на вечер, на день, а, может быть, навсегда? Пожалуй, нет. Мне бы хотелось взять с собой кое-кого еще…

Однажды я рассказал Карине о том, что люблю читать. Среди наших сверстников это не очень распространено. Мне хотелось немного возвыситься в ее глазах. И во время наших встреч я стал показывать Карине книги, которые читаю. И, как будто случайно, в одной из них она обнаружила свою фотографию.  Конечно, никакой случайностью это не было. Я специально распечатал несколько ее снимков и носил с собой, заботливо спрятав между страницами. Карина тогда ничего не сказала мне, но, кажется, план удался.

А еще мне очень хотелось написать для нее песню. Это же так круто – знать, что в мире есть искусство, посвященное именно тебе. И когда миллионы человек слушают композицию, ты точно знаешь, для кого она была написана. Правда, пока что у меня не очень получалось. Мне было стыдно даже перед самим собой, когда я писал сопливые романтические рифмы вроде «кровь-любовь», а что-то настоящее, закипавшее где-то в глубине сердца, отчего-то приобретало совсем другие оттенки, к которым я, похоже, еще не был готов. Это сложно объяснить словами, но…

Это чувства, которые переполняют сердце, когда в пять утра идешь с любимой по едва освещенной фонарями улице, потирая разбитую губу, потому что десять минут назад ты отбивался от отморозков, которые решили пристать к вам из-за того, что им не понравилась прическа или одежда. Тело еще трясет от адреналина, а девушка держит твою руку и впервые дарит поцелуй. Но ты прекрасно знаешь, что завтра мир все равно останется таким же, каким был сегодня. Жестоким и серым. И больше всего на свете хочется взорвать его к чертовой матери, чтобы никогда не видеть злобных пьяных лиц, несвязно бормочущих: «А ты че? Кто по жизни будешь, а? Че такой невнятный? Это че у тебя в ухе, серьга что ли? Ты п****р, что ли?».  Мир, в котором вы завтра не встретитесь, потому что твоя шестнадцатилетняя подруга после уроков пойдет на работу и будет прятать зарплату от матери, которая перероет весь дом в поисках денег на бутылку. И тебе захочется взять и увезти ее из этого ада, но ты не сможешь, потому что сам всего лишь подросток. В твоем сердце будет кипеть гремучая смесь огромной любви и огромной ненависти ко всему, что мешает стать счастливыми. И ты никогда не забудешь минуту расставания, и еще долго будешь скрежетать зубами, пытаясь уснуть в собственной кровати.

Скоро рассвет, выхода нет. Ключ поверни и полетели!

Мой жалкий гитарный комбик, работающий от шести батареек, издавал ужасные звуки. Но мне было все равно. В этот вечер я пел. Кажется, впервые по-настоящему пел, понимая и чувствуя каждое слетавшее с моих уст слово. И песни, исполнявшиеся по третьему или четвертому кругу, звучали как в первый раз. К черту песок, к черту ветер. Сегодня я хочу петь.

Я закрывал глаза, мне было все равно – слушают меня или нет. Совсем неважно, сколько денег положили в мою шапку. Сегодня в сердце столько грусти, что мне нужно либо напиться в хлам, либо петь. И, кажется, я понял, что спеть свою боль так же сложно, как испить. Но разница все-таки есть. И она огромна – утром ты проснешься без разрывающего изнутри похмелья.

Вот так, увлеченный игрой, я и не заметил, как площадь опустела. Часов в девять стало темно, а фонари почему-то не зажигались. Подсчитав прибыль, я улыбнулся – этих денег вполне бы хватило на то, чтобы сходить с Кариной в ресторан. Осталось лишь найти заведение, в которое меня пустят. Странно, но больше всего мне удалось заработать именно в тот вечер, когда я совершенно не думал о деньгах. А, может, вовсе и не странно?..

- Эй, пацан!

- Да? – ответил я, поднимая голову.

Передо мной стояли трое парней примерно моего возраста с пивом в руках. И, судя по голосам, банкет у них продолжался уже довольно давно.

- А ты, чего, слышишь, на гитаре играешь здесь? – спросил один из них.

- Ну, да, играю…

- А «Мурку» сыграй нам, а? – загоготал другой.

- Я не умею, - ох, не нравились мне эти ребята.

- А почему не умеешь? А чего ты тогда играешь?

- Разное… «Сплин», «Кино»…

- А, слышишь, Толян, - парень с синей наколкой на пальце ткнул друга кулаком в плечо. – Он из этих, патлатых… хэви-метал, там, и вот это вот… а чего ты, пацан, нормально заработал, да?

Парень, которого назвали Толяном, протянул руку к шапке, в которой лежали деньги, и бесцеремонно вытащил оттуда несколько купюр.

- Серый, - сказал он другу, протягивая деньги, - на пузырь «белой» хватит нам?

- Не, - улыбаясь, а, вернее, оскалившись, Серый выхватил шапку из моих рук. – А вот этого хватит.

- Отдайте деньги! – громко сказал я.

- Чего он сказал? – переспросил у приятеля Толян.

- Про деньги говорит, - подыгрывал ему Серый.

Третий парень, до этого не сказавший ни слова, подошел к чехлу, на котором лежала моя гитара, и взял инструмент в руки. Мне было противно и мерзко видеть, как он трогает гитару.

- Положи на место! – сказал я.

Но парень и не думал слушать. Тогда я толкнул его в грудь и выхватил инструмент из рук. Этого они и ждали.

- Э, слышишь, - оживился Толян, - вот и косяк за тобой. Мы культурно подошли побеседовать, а ты толкаешься, буровишь тут. Серый, что делать с ним будем?

- В зубы дать бы надо! – Серый подошел ко мне, я рефлекторно сделал шаг назад.

- Ну, ладно, чего ты? – парни продолжали разыгрывать свой спектакль. – Добрый я сегодня, понял?

- Значит, деньги у тебя забрали за косяк твой, понял, нет? – продолжал мне истолковывать свои «понятия» Серый. Я лишь молчал в ответ.

- Так что не быкуй больше на улице, ананас! - загоготал Толян, обратив внимание на мои дреды.

- Да пошел ты, козел! – не выдержал я.

Через несколько минут я сидел на холодном асфальте, потирая разбитую бровь, и глядел вслед уходящим с площади гопникам. Они уходили спокойно, не разбегались, громко смеялись, видимо, радуясь, что смогут сегодня нажраться в хлам на украденные у меня деньги. Парни чувствовали безнаказанность. Ведь в этом мире намного проще быть такими, как они.

Еще минут через двадцать на площади появилась Карина. Ее мама задержалась на работе, поэтому девушка только сейчас смогла выйти из дома. Мы вышли на улицу и, в свете фонарей, Карина рассматривала синяк на моем лице.

- Знаешь, Алишер, могло быть и хуже, - пожав плечами, сказала она.

- Куда уж хуже… - пробормотал я.

Гопники отняли мои деньги, разбили бровь, а, самое главное, сломали гитару. Это был подарок от мамы. Она привезла инструмент несколько лет назад из заграничной командировки. Гитару я очень любил, но теперь от нее остались лишь жалкие осколки.

- Г******ы, - ругался я, выпуская облако табачного дыма.

- Не расстраивайся, - утешала Карина. – Ты же можешь попросить маму купить новую гитару, правда?

Знаешь, это ведь кажется таким простым – попросить. Тем более маму. Тем более, когда она хорошо зарабатывает. Но я не мог. Вернее, мог… но не хотел. Понимаешь, важнее всего для меня свобода. Одно дело получить в подарок от мамы гитару, когда тебе четырнадцать лет. И совсем другое – сейчас, когда я уже считал себя взрослым.

О какой свободе можно было мечтать, когда для счастья тебе нужно кого-то просить? Нет… я должен разобраться с этим сам. И вот тогда строки о свободе, спетые мной, приобретут смысл. Я до сих пор верю в это.

- Нет, Карина, просить мне не хочется, я как-нибудь сам разберусь, - улыбнулся я.

- Ну, ладно, - ответила девушка, - можно я хотя бы угощу тебя кофе?

- Я бы лучше пива выпил, - честно признался я.

- Алишер! – укоризненно покачала головой Карина. – Тебе вчерашнего мало было? Кто мне утром жаловался, что его тошнит?

- Ладно, ладно… кофе так кофе…

Глава 2

- Где поснимаем? Дома или здесь?

- Давай во дворе, тут свет хороший.

- Ладно…

- Я в кадр вопрос не буду задавать. Просто ответ снимем. Скажи, Алишер, как на твою жизнь повлияло отсутствие образования? Ты так сформулируй, чтобы зрители поняли, какой был вопрос, хорошо?

- Да, понял…

- Ну, давай, тогда, я начинаю съемку.

- Меня совершенно не парит отсутствие диплома. Я не чувствую себя ущербным потому, что дома на полочке у меня лежит какая-то картонка с печатью. Понимаешь, та система, которую видел я, нужна только для того, чтобы встроить в нее человека. Чтобы ты в ущерб своей индивидуальности стал таким же, как все. Эти люди будут убеждать, что так проще. Что ты можешь стать полноценным членом общества только в том случае, если примешь его правила. А другие люди этому обществу не нужны. И оно будет всячески гнобить и пытаться уничтожить тех, кто хочет жить по другим правилам.

Вот ты, например, хочешь написать песню. И все вокруг говорят – она должна быть вот такой. Используй вот эти аккорды, напиши куплет-припев-проигрыш-куплет. Или, скажем, песня должна быть три минуты, чтобы ее взяли на радио. А если мой трек пятьдесят секунд? Если я за это время сказал все, что нужно было сказать? Или написал композицию на сорок минут? Да тебе любой продюсер скажет: «Пошел ты на х** со своей тягомотиной!».

А когда ты сделаешь то, что от тебя хотят, то услышишь: «Это уже было тысячу раз. Жалкий ты плагиатор. Где новые течения?». И фишка в том, что новое течение может возникнуть лишь тогда, когда найдется человек, который не будет соблюдать никакие правила, а просто пробьет стену головой. Своим упорством и терпением. Но этому нигде не учат.

Система безжалостна и одновременно очень слаба. Это может показаться сложным, но, на самом деле, очень просто. Один человек может разрушить все. Один человек может убедить многотысячную толпу. И она будет его любить. Или будет ненавидеть. Что, в общем-то, практически одно и то же.

И образование тут вообще не причем. Диплом не сделает тебя личностью. Только ты сам можешь добиться чего-то; своим упорством, преодолевая трудности, переступая через неудачи. Победитель не тот, кто казался сильнее перед боем. Победителями становится те, кто готов идти до конца.

***

Не знаю, был ли той осенью в городе еще хоть один человек, у которого снег вызывал одновременно радость и раздражение. В университете я сидел за партой у окна и грустно рассматривал, как крупные снежинки парят в воздухе, словно не желая опускаться на серую землю, густо усыпанную посеревшими листьями. Глядя на собственное отражение в стекле, мне казалось, что больше всего я был похож именно на опавшую листву. Зачахший, серый, с тоской вспоминающий лето.

Радуясь удачному началу карьеры уличного музыканта, я отчего-то совсем не подумал о том, что случится с моим маленьким бизнесом, когда в город придут холода. После того случая, когда гопники на площади сломали мой инструмент, я одолжил гитару у друга и начал все сначала. Вечера пятницы и субботы были моими любимыми днями. Площадь заполнялась людьми, охотно слушающими песни и щедро бросающими деньги в вязаную шапочку, которую я купил специально для этого. А потом…

Потом наступил ноябрь. И, стоя утром на остановке, в ожидании автобуса до университета, я, обутый в легкие кроссовки, чувствовал холод, заставлявший то и дело переступать с ноги на ногу.  Все это значило только одно – мои уличные гастроли заканчиваются до весны. Можно, конечно, еще раз попробовать спуститься в переход, но, во-первых, там не намного теплее, а во-вторых, был риск снова нарваться на диких баянистов, а мне этого совсем не хотелось. Город за пару дней превратился в темное гетто – мрачные облака плевались снегом, который, едва долетая до земли, превращался в серую грязь под колесами автомобилей.

- Алишер! – Денис, сидевший рядом за партой, ткнул меня локтем.

- Чего? – нехотя ответил я.

- Слушай, как он сказал? Фруктсация? Я не понял… - спросил Денис, не расслышав термин, произнесенный нашим преподавателем психологии.

- Фрустрация… - поправил его я.

- А что это?

- Это я сейчас… - буркнул я.

- В смысле? – не понял сосед.

Разговор был в тягость, мне не хотелось ничего объяснять Денису, поэтому я лишь пожал плечами. Фрустрация, как объяснили нам, это состояние, в котором человек не имеет возможности удовлетворить какие-то важные потребности. Из-за этого появляются негативные психологические переживания. Именно их я и испытывал, глядя в окно аудитории на улицу. Мне хотелось, чтобы лекция скорее закончилась, хотелось повесить на плечо гитару и пойти на площадь. Но вместо этого я должен буду отправиться на соседнюю с моим домом улицу, чтобы там напялить на ноги высокие резиновые сапоги и взять в руки шланг для мойки машин. Именно по этой причине грязный снег вызывал во мне и некоторую радость – в такую погоду на автомойку охотнее приезжают автомобили, а, значит, мне удастся сегодня немного подзаработать.

- Алишер! – не унимался Денис.

- Ну чего еще? – нехотя пробормотал я.

- Слушай, Алишер, Влад сегодня пришел, он мне три сотки должен. Давай по пиву после лекции, а? – умоляюще агитировал сосед.

- Не, не могу…

- Заболел, что ли? – искренне удивился Денис.

- На работу надо…

- Иди ты…

- Ну, вот и пойду, - отшутился я.

- А что? А куда? – допытывался сосед.

- Разведчиком работаю на западные спецслужбы. Они людей клонируют, а я здесь выясняю, у кого со здоровьем проблем нет.  Если человек здоровый, я сообщаю; они его похищают и в Америку в лабораторию вывозят. За каждого по тысяче долларов дают. У тебя, кстати, как со здоровьем? Не болеешь?

- Да ты гонишь!

- Как знать… как знать… - прищурив глаза, ответил я.

- Слушай, Алишер, ты это… - спустя десять минут подал голос Денис. – Я вообще ветрянкой болел в детстве, и склонность к диабету у меня есть. Папа болел, бабушка, вроде, тоже…

- Ага…

- Я справку взять могу…

- Только на английский переведи, - рассмеялся я, - а то в американских лабораториях, знаешь, по-русски не очень читают.

Устроиться на автомойку мне посоветовал один приятель. Мы познакомились еще в школе, на скейт-площадке. Дамир мыл машины уже несколько лет и, недавно получив повышение до шиномонтажника, порекомендовал меня на свое место. В общем, я получил в руки шланг и вдохновляющую перспективу карьерного роста.

А в целом, я старался не унывать. Виктор Цой, например, работал кочегаром, да и вообще рок-музыкантов 80-х небезосновательно называют поколением «дворников и сторожей». Стив Джобс начинал в гараже…

Вот и я надеялся, что автомойка станет не самым долгим этапом в моей жизни. Нужно было продержаться до весны, когда станет тепло, и я смогу вернуться с гитарой на площадь. А мойку когда-нибудь буду вспоминать с улыбкой, а может, это даже станет главой в книге, которую напишут про меня. Как знать…

Через несколько дней после начала работы я с ужасом понял, что у автомойщика сильнее всего страдают руки. Несмотря на перчатки, кисти постоянно были влажными. Ворота мойки то и дело поднимались и опускались, руки обветривались сквозняком, а пальцы становились красными, словно я попал в плен к Рамси Болтону и бастард-садист решил содрать с них кожу. Коллеги сказали, что такое случается со всеми новичками, и через пару недель руки привыкнут.

- Это еще что! – утешали меня ребята. – У нас шиномонтажнику вообще три пальца на станке оторвало в том году.

- З*****ь! – воодушевился я, услышав эту замечательную историю.

- Заезжайте! – крикнул я подъехавшему к воротам бокса водителю «Кадиллака».

Огромный, как баржа, автомобиль солидно въехал на мойку. Интересно, кем надо быть, чтобы заработать на такую машину? Наверняка, его хозяин занимался бизнесом. И даже, возможно был знаком с моим отцом. Папа являлся одним из первых крупных коммерсантов в нашем городе.

- Комплекс сделай, - кивнул мне вышедший из автомобиля мужчина. – Я пока кофе выпью.

- Угу... – кивнул я в ответ.

Через час хозяин «Кадиллака» осматривал свой сверкающий чистотой автомобиль. Я неплохо постарался – машина выглядела как новая. Мужчина удовлетворительно кивнул, открыл барсетку и протянул мне двести рублей «на чай».

- Слушай, а чего это у тебя над бровью? Татуировка что ли? – спросил он.

- Да…

- В «малолетке» что ли был?

- Чего? – переспросил я.

- В колонии сидел?

- Нет, что вы…

- А я подумал… наколка такая, - усмехнулся мужик. – На работу же не устроишься!

- Устроился же, - возразил я.

- Ну да. Ладно, бывай…

Хозяин «Кадиллака» был далеко не первым, кому не давала покоя татуировка на моем лице. Над бровью я изобразил сочетание цифр – 666. И сделано это было специально. Как раз для того, о чем говорил мужчина на автомойке: «на работу не устроишься!». Я прекрасно понимал, что с таким лицом не смогу попасть, например, в офис или в магазин; в банк или школу. Я уничтожил эту дорогу для себя. Сжег мост, по которому смог бы сбежать обратно. Мне не хочется быть планктоном. Я и не дам себе шанса им стать.

Этот мужик, солидный и успешный, глядя на меня, наверное, думал, что осчастливит своими «чаевыми». Быть может, он сейчас едет в своем намытом до блеска «Кадиллаке» и думает: «Этот странный парень просто молод. Пройдет время, он одумается, сведет наколки, закончит институт, найдет нормальную работу». Станет как все…

Не станет. Я помню, как пришел домой из тату-салона. Мне очень нравилось то, что я сделал. И хотелось показать маме свой новый облик. Лишь увидев ее глаза, я понял, что это было громадной ошибкой. В глазах пронеслась картина, где я, словно маленький пятилетний ребенок, опустив глаза, получаю от нее нагоняй. Но… мама оказалась мудрее. Она сказала: «Тебе идет, Алишер. И если нравится, пусть будет так».

Мама знает, что мир не должен быть таким, как хочется только ей. И я, ее собственный сын, могу стать тех, кем захочу. Она примет мой выбор. И за это я всегда буду ей бесконечно благодарен.

Все, кто богат, молод и силен сейчас, однажды обрастут сединами. Музыку, которую они любили, под которую танцевали и признавались в любви, их дети и внуки назовут скучным ретро. Они, наконец, поймут, что мир ничем им не обязан. И вся напыщенность, с которой они шли по жизни, превратится в ничто. На их место придут другие, но более молодые и сильные. И создадут новый мир. А потом их сменит другое поколение со своими правилами. И так будет всегда. Так стоит ли относиться ко всему так серьезно? Может, лучше, просто прожить отведенное время с удовольствием?

- Да уж, удовольствие… стоять по щиколотку в грязной пене… - пробормотал я, вернувшись из мыслей к реальности.

- Алишер! – окрикнул меня Фархуд, пожилой узбек-автомойщик. – Иди на кассу, зарплату дают.

- Ну, хоть что-то хорошее… иду!

- Это что, все что ли? – недоуменно сказал я, пересчитывая выданные администратором деньги. Это была моя зарплата за неделю. В хороший день на площади с гитарой я зарабатывал в три раза больше.

- Ну да… - ответил администратор, сверяясь с табелем.

- П****ц! – резюмировал я.

Следующие три минуты, когда я, матерясь, переодевался в маленькой каморке, служившей нам раздевалкой, стали последними в карьере автомойщика. Я твердо решил, что больше никогда не стану заниматься подобной работой. Это было до абсурда бесполезное занятие.

Но, куда же мне идти? Снегопад закончился, к вечеру температура опустилась ниже нуля, асфальт покрылся тонкой корочкой льда. Я просто шел по улице без какой-либо цели или конечной точки маршрута. Карина не брала трубку. Домой идти тоже не хотелось. Мама уехала в очередную командировку, а находиться в квартире с отчимом и маленьким братом совсем не хотелось. Была, конечно, надежда покататься на скейте у здания администрации – на маленькой площади всегда быстро чистили асфальт. Я решил зайти домой, взять «доску» и отправиться туда.

Пару лет назад, на прогулке, я случайно потерял ключи от дома. Мама, узнав об этом, решила поменять замок во входной двери. Это событие, пожалуй, стало одним из главных в моей жизни. Дорогой импортный механизм открывался абсолютно бесшумно, не в пример старому, поворот ключа в котором я слышал, даже сидя в комнате в наушниках. Я смог уходить из дома и возвращаться в любое время дня и ночи. Мама и отчим, привыкшие к тому, что большую часть времени я провожу, закрывшись в своей комнате, не замечали моих отлучек.

И в этот раз никто не услышал, как я тихонько вошел в квартиру, прошмыгнул в свою комнату, взял со стола недоеденный утром бутерброд, прицепил к рюкзаку скейт и снова отправился на улицу.

Я оказался прав — асфальтовое поле у администрации уже почистили. Скейт легко скользил по тонкой корочке льда, которая, словно зеркало, отражала свет ярких фонарей. Правда, минут через пятнадцать, я уже сидел на скамейке, потирая ушибленный при падении локоть — здесь, и правда, было очень скользко.

- Привет, братишка! – неожиданно я услышал чей-то голос. – С «доски» упал?

- Ну да… - ответил я, повернув голову.

Рядом стоял какой-то парень, на вид – мой ровесник. Похоже, мы были знакомы, но мне никак не удавалось вспомнить – кто он? Возникла неловкая пауза – не мог же я просто сказать, мол, чувак, ты кто такой вообще?

- Извини, я не представился, - нарушил молчание собеседник. – Меня Стас зовут. Я тебя видел несколько раз на площади, когда ты на гитаре играл.

- Ааа… понял. А  я – Алишер.

Мы пожали друг другу руки. Стас присел рядом на скамейку, закурил и угостил меня сигаретой. Я заметил, что из рюкзака моего нового знакомого торчат барабанные палочки. Стас, кажется, поймал мой взгляд и сказал:

- Я на ударных играю. У нас с ребятами группа есть – ЗСД. Может, слышал?

- Нет, - честно пожал плечами я.

- Ну, как есть… - улыбнулся Стас. – У нас вокалиста два недели назад в армию забрали. Я случайно шел, узнал тебя и подумал – может, ты к нам на репу заглянешь как-нибудь? Попробовали бы поиграть вместе.

- А что? – задумался я. – Можно…

- Вот и отлично! – обрадовался мой новый знакомый. – У нас песен шесть своих есть, каверы играем. У басиста сосед админом в «Планете» работает, так что мы там выступаем иногда.

Точно! Меня вдруг осенило. «Планета» была одним из двух баров в нашем городе, где выступали начинающие рок-музыканты. Кажется, там я однажды слушал эту группу.

- А почему ЗСД? Это же в Питере? – удивился я. Так называлась питерская автомагистраль – Западный Скоростной Диаметр.

- Не… - улыбнулся Стас. – У нас это расшифровывается как «З*****о Сидеть Дома»!

- Огонь! – засмеялся я.

Мы договорились о встрече. Ребята репетировали на старой ткацкой фабрике – она закрылась еще в середине 90-х, теперь многочисленные помещения сдавались в аренду. В одном из бывших цехов, как рассказал мне Стас, были обустроены три небольших комнатки, куда ребята и приходили репетировать.

Я шел по вечернему городу, шаркая ногами по замерзшим лужам. Мне казалось тогда, что нет ничего лучше этого – просто идти по улицам и мечтать. Я закрывал глаза, представляя, как выхожу на сцену под восторженные крики толпы. Подключаю гитару, беру первый аккорд, звук которого утопает в шуме голосов. Мне хотелось молчать, стоя на сцене – чтобы переполненный зал пел мои песни вместо меня. Ведь зрители, конечно, уже знают слова наизусть. А потом, когда мы начинали играть медленную композицию, в зале загорались фонарики; и тысячи огоньков превращали зрительный зал в звездное небо, на которое я смотрел, словно оказавшись в безоблачную ночь высоко в горах, где до небес, кажется, можно дотронуться рукой.

Мне казалось, что все это случится со мной очень скоро. Я с улыбкой вспоминал сегодняшнюю смену на автомойке. Она казалась такой далекой, словно это было тысячу лет назад.  Я представлял, как сижу под софитами в телестудии и рассказываю ведущему о том, каким был мой путь. С улыбкой вспоминаю обветренные руки, грязную мыльную пену и…

- Куда ты лезешь?! Идиот! Не видишь – красный свет!

Вместо улыбающегося телеведущего передо мной возникло искаженное злобой лицо таксиста, под машину которого я едва не попал. Задумавшись, я не обратил внимания на светофор и вышел на дорогу на красный свет.

- Тихо, дядя, извини, задумался…

- Задумался он, б***ь… - негодуя, таксист, резко нажал на газ и шумно умчался.

А время, между тем, было уже позднее. Мне совсем не хотелось думать об этом, но завтра в универе первой парой стоял семинар по социологии. Наверное, стоило хотя бы немного к нему подготовиться. Я решил отправиться домой и попробовать что-то почитать. Вроде в группе скидывали какой-то материал.

По дороге я зашел в интернет, но вместо университетской группы набрал в поиске сообществ: «ЗСД». Пролистав вниз, нашел то, что искал. «Рок группа ЗСД» - гласило название. В эту секунду на экран моего телефона упала снежинка. Она моментально растаяла, оставив крупную каплю воды ровно на том месте, где было указано количество подписчиков. Я открыл рот от удивления – 7 миллионов?! Да не может этого быть! Но, смахнув каплю, понял – она исказила цифру, отразив несколько нулей. В группе было семьсот человек. Ну, что же – для начинающей группы в небольшом городе очень приличная цифра. А, может быть, чем черт не шутит, однажды я проснусь и на самом деле увижу количество подписчиков в 7 миллионов человек? Мечты, мечты…

Я просмотрел несколько фотографий, а потом экран неожиданно погас – сел аккумулятор. Так и не добравшись до материалов по социологии, я спрятал телефон в карман и побрел домой.

- Карина? Привет, ты как здесь?

Еще издалека, подходя к дому, я заметил, что у подъезда на скамейке кто-то сидит. К моему удивлению, это оказалась Карина.

- Привет, - грустно ответила она. – С мамой поругалась…

- Понятно… - я присел рядом и обнял ее. – Из дома ушла?

- Ага…

Я вытащил из кармана сигарету. Мы молча закурили. Карина понимала, что пригласить ее к себе я не могу – вряд ли отчим будет этому рад. Мы просто сидели на обледеневшей скамейке и глядели на звезды. Снегопад закончился и небо, переставшее скрываться за облаками, было так похоже на мою мечту – сотни и тысячи фонариков в зрительном зале…

- Слушай, Алишер, я хотела тебе предложить – пойдем сейчас к Даше? У нее родители уехали, там ребята собрались…

- А чего сама не пошла? – спросил я.

- Не хочется одной, - ответила Карина. – Там ребята незнакомые. Мне с тобой спокойнее.

- Пойдем тогда, а то я, честно говоря, замерз уже… - я протянул Карине свою ладонь, помогая подняться со скамейки. Хрен с ней, с этой социологией…

К Даше, Карининой подруге, мы шли долго, наверное, минут сорок. Я окончательно замерз, поэтому был невероятно счастлив оказаться в теплой квартире. Там шумели гости, в комнату и кухню, набилось человек двадцать. Распределившись по компаниям в три-четыре человека, ребята пили пиво и вино, курили кальян; на кухне кто-то играл на расстроенной гитаре «Звезду по имени Солнце». А мне жутко хотелось есть и спать – сегодняшний день был долгим.

Карина раздобыла пару кусочков пиццы, а я забрал половину бутылки вина у какого-то парня, уснувшего в кресле в нелепой позе. Кажется, ему уже хватит. Через час я с трудом удерживал опускающиеся от усталости веки. И, чтобы не уснуть, тихо подпевал парню, играющему на гитаре частушки под мотив «Все идет по плану»:

Шел я мимо мавзолея и в окне увидел х**.

Это дедушка наш Ленин шлет воздушный поцелуй.

- Кому че, кому ниче. Кому х*** через плечо… - вяло бормотал я.

- Алишер, пойдем…

Услышав голос Карины, я прервал свои вокальные упражнения и вместе с ней вышел из комнаты в коридор. Оказалось, что в квартире есть еще одна комната – спальня Дашиных родителей была закрыта на ключ, чтобы избежать разгрома собравшейся компанией. Карина смогла уговорить подругу, и Даша позволила нам переночевать там.

- Только аккуратнее, ладно? А то родители меня убьют! – сказала Даша, пропуская нас с Кариной.

- Спасибо! – улыбнувшись, Карина, поцеловала подругу. Я выразил благодарность молчаливым рукопожатием.

Засыпая рядом с Кариной, я отчего-то совсем перестал думать о сцене, которая мерещилась мне весь вечер. Пока мы шли от моего дома, я прожжужал подруге все уши о сегодняшней встрече со Стасом, о группе, в которую меня пригласили поиграть. Но теперь в моем воображении оживал образ дома, нашего с Кариной дома, в котором мне хотелось оказаться. Двухэтажный, обязательно с бассейном во дворе. Надо будет поставить какую-нибудь беседку или навес, где можно жарить мясо на огне. И терраса. Я очень хочу, чтобы в доме была терраса. Где по ночам мы сможем смотреть на звезды.

Мне тогда казалось, что до всего можно дотронуться рукой. Что утром я открою глаза не в спальне Дашиных родителей, где мы случайно нашли приют на сегодняшнюю ночь, а в собственном большом доме. Звуки, доносившиеся из соседней комнаты, становились все тише, я проваливался в сон, чувствуя на своей груди теплую ладонь Карины. И, конечно же, мне в голову даже не пришла мысль поставить на зарядку севший телефон. Поэтому о двадцати шести пропущенных звонках от отчима я узнаю только утром.

Глава 3

- Подожди, Алишер, солнце ушло, я камеру перенастрою…

- А если опять появится?

- Не появится… вон, смотри, какая туча.

- Ладно… а какой был вопрос?

- Вопрос от подписчиков: «Как ты относишься к социальным сетям? Мог бы ты стать популярным без интернета?».

- Нормально отношусь. И, да, конечно, смог бы стать популярным без интернета. Кто хочет добиться чего-то, так или иначе добьется.

- Нет, Алишер, скажи нормально. Что это за ответ? Ты давай, более развернуто…

- Мне кажется, социальные сети стоит принимать как данность. Просто время такое. Раньше люди находили какие-то другие способы общения или распространения информации. Возможно, в будущем будет что-то другое. А сейчас – вот так. И это нормально. Наверное, так даже проще. Я слышал, что рок-музыку в советское время распространяли на виниловых пластинках и даже как-то записывали на старые рентгеновские снимки, потому что пустых болванок не было. От руки рисовали обложки, клеили какие-то фотографии… это, наверное, было интересно. Вот только в таких условиях вряд ли за сутки или за неделю с твоей музыкой познакомятся миллионы слушателей. Мир ускорился. Сейчас все происходит намного быстрее, чем раньше. И нельзя сказать – хорошо это или плохо.

То, что касается общения… мол, раньше люди чаще выходили на улицы, больше общались друг с другом. Это заблуждение. У них просто условия другие были. Может, если бы у них тогда был интернет, они тоже бы сидели по домам, уткнувшись в телефоны. Кто знает? Если ты хочешь пойти куда-то и увидеть человека, ты пойдешь и встретишься с ним. Дело не в возможности, а в желании.