Бесплатный фрагмент - Зомби Атомпрома

Предисловие

Афина Афлёрова — одна из самых ярких и талантливых писательниц начала 21-го века. Она — человек с непростой судьбой, прошедшая трудный путь от простой уличной проститутки до содержательницы притона. Но как бы ни была тяжела её жизненная ноша, она никогда не оставляла свою писательскую деятельность. Член партии «Молодая Гвардия» с 2002 года, ярая антиглобалистка, самоотверженная гуманистка, преданная коммунистка, воинствующая антифашистка и профессиональная экскортница, она всегда и везде бесстрашно вставала в защиту животных и прав человека, разя своим литературным талантом пороки человечества.

Ещё будучи ребёнком, Афина проявляла себя как сильная и неординарная личность. В возрасте 10 лет она уже смогла почти отказаться на три года от алкоголя, табака и даже тяжёлых наркотиков, когда её сверстники только ещё начинали курить. Её безграничная любовь к людям и желание служить на благо человечества проявлялись с юных лет. В тринадцатилетнем возрасте будущая писательница поступила работать в сферу услуг, с ранних лет познавая все тяготы физического труда. Но постоянная работа с людьми и близкое общение с представителями разных социальных слоёв вознаградили Афину (помимо букета болезней) бесценным знанием человеческой натуры, что она в последствие с успехом реализовала в своих книгах.

Роман «Зомби атомпрома», одно из первых её произведений, впервые был опубликован в журнале «Секс и Наркотики» и сразу же получил мощный резонанс среди читателей, в то время как преданные антинародному режиму критики обвиняли писательницу в экстремизме, пропаганде порнографии, наркотиков и насилия. Роман запрещали, а журнал, в котором он был опубликован, агенты-единороссы подвергали публичному сожжению.

Повествование романа ведётся от имени молодого столичного журналиста, волею судеб попавшего в некую организацию с тоталитарным режимом. Действия разворачиваются в одном Богом забытом провинциальном городе на фоне глубокой социальной драмы: нищеты и убожества так называемой «технической интеллигенции». Но и здесь есть место для любви и ненависти, дружбы и предательства, и всего того, что заставляет читателя переживать вместе с героями и задумываться о вечных вопросах бытия. Реализм и мистика, удачно переплетаясь, создают ту неповторимую атмосферу, в которую с интересом погружается читатель с самых первых страниц. Мастерски использованная эстетика контраста и абсурда придаёт роману выдержанный терпкий вкус.

Насладитесь не спеша этим литературным напитком и оцените по достоинству его уникальный аромат.

Бог, живший в нём, проснулся в его сознании. Он почувствовал себя им и потому почувствовал не только свободу, бодрость и радость жизни, но почувствовал всё могущество добра. Всё самое лучшее, что только мог сделать человек, он чувствовал себя теперь способным сделать.

«Воскресение» Л. Н. Толстой

Дьявольщина, славное у вас на этом свете житье! — воскликнул Панург.

Да, а на том будет еще лучше, — поддержал Эдитер. — Клянусь, Елисейские Поля будут принадлежать нам. Так выпьем же, братья! Я пью за вас!

«Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле

— Идиот!

«Идиот» Ф. М. Достоевский

Часть первая. Черный город

Глава 1

Эта история случилась со мной более шестидесяти лет назад, когда я был совсем молодым энергичным талантливым журналистом, успевшим к тому времени достичь некоторых высот в ремесле и имевшим огромные перспективы творческого и карьерного роста. Но события, произошедшие со мной в одной из служебных командировок, роковым образом повлияли на мою жизнь и оставили неизгладимые воспоминания, которые я решился перенести на бумагу.

До редакции газеты, в которой я тогда работал, дошла информация, что в 2004 году в один из оборонных КБ города NN были закуплены установки с нежным названием «ЗАЛуПа-4». Каждая стоимостью в несколько тысяч долларов США. Естественный вопрос: какова функция этих установок? На что тратятся такие огромные деньги? Источник из генштаба сообщил, что эти установки использовались в Афганистане и в Чечне для зомбирования — поднятия боевого духа наших солдат. Каким образом, спросите вы? С помощью высокочастотного направленного излучения действующего напрямую на среднюю долю продолговатого мозга — мозжечка, отвечающего, как известно, за волю индивидуума.

Наверняка уважаемые читатели уже давно знают о достижениях учёных в области управления человеком. Надо сказать, что мысль о том, что ты можешь стать безвольной марионеткой в руках невидимого кукловода, безусловно, пугает. Тем не менее, никто и никогда не может представить себе, что сам может оказаться жертвой подобной манипуляции.

Журналистский долг позвал в дорогу. И вот я прибыл в NN, что в NN-ской области, холодным, грязным, мрачным утром. Запахом привокзальных бомжей и колючими взглядами вокзальных милиционеров встретил меня этот негостеприимный город. После десяти минут поездки в метро пред моими глазами предстал и сам «объект». «Объект» этот представлял собой нечто среднее между концентрационным лагерем и готическим замком графа Дракулы. Высокий бетонный забор, следовая полоса, два ряда колючей проволоки, вышки пулеметчиков и огромная башня, напоминающая башню Саурона с искрящимся всевидящим глазом. Приглядевшись, я понял, что глаз этот — не что иное, как логотип этой организации… Довершением картины были бродящие вдоль забора лохматые псы с горящими глазами. Из пасти псов текла густая слюна, и они плотоядно облизывались, глядя на меня. Я подоспел как раз к началу рабочего дня, и был свидетелем ужасного зрелища: длинные потоки хмурых, серых людей с холодными каменными лицами, двигались стройной шеренгой к проходной. Я последовал за ними. У проходной их встречали вооруженные солдаты внутренних войск. Солдаты направляли на идущих через проходную странный прибор, напоминающий пистолет, только вместо ствола у него была раздвоенная антенна. «Очевидно, они воздействуют на них очередной дозой психотропного излучения», — предположил я. Тут я чуть было не поплатился за своё любопытство, слишком близко подойдя к турникетам. Попав в радиус действия излучателя, я неожиданно ощутил сильнейшую тягу к инженерной деятельности. Мне казалось, что в этом и есть наивысшее счастье, и что вся моя прошлая жизнь: работа журналиста, семья, друзья, увлечения — всё пустое и очень далёкое. Ноги мои сами направились к проходной. К счастью, на этот раз, мне удалось собрать волю в кулак, я сумел перебороть наваждение и смог выйти за периметр действия прибора. Попытка заговорить с одним из сотрудников КБ закончилась, мягко говоря, неудачно. Представитель «технической интеллигенции» поднял на меня красные бессмысленные глаза, под которыми свисали синие мешки, и промычал что-то вроде «иди нах, мудак». После этого, рыгнув смрадом перегара, нетвёрдой походкой поплёлся в сторону турникетов. Попытка взять интервью у представителя руководства так же не увенчалась успехом. Бронированные роскошные лимузины влетали в автоматические ворота, за которыми стояли солдаты охраны. Солдаты угрожающе поигрывали автоматами и пристально ощупывали глазами прилежащую к КБ территорию. Признаться, я оказался в растерянности и решил подождать конца рабочего дня и заодно осмотреть окрестности..

Гетто, в котором проживала большая часть работников этого КБ, заслуживает отдельного описания. Грязь, серые дома, дующие со всех сторон, с ужасным завыванием сквозняки. Казалось, что такие понятия, как асфальт, чистый газон и даже элементарная жилищно-коммунальная гигиена, были либо давно забыты, либо незнакомы вообще. Лежащий под кустом в собственной рвоте и испражнениях человек с трудно определимым возрастом и полом здесь был далеко не редкость. Я и сам уже раза три успел споткнуться о такое бездыханное тело. И особенно характерная черта — наличие огромного количества питейных заведений: «Огонек», «Удача», «Тайм-аут». Самый центр этой сети развлечений — ларек «Теплый».

В интересах своего задания я решил внедриться в это негостеприимное общество. «Внедрение», как известно, один из самых эффективных и распространённых журналистских приёмов, используемых для глубоко исследования материала.. Мне пришлось в очередной раз прибегнуть к этому способу. Для этого прежде всего пришлось поменять одежду, уж слишком ярко я выглядел одетым в столичные шмотки на фоне работников «объекта», облачённых в изрядно поношенный китайский ширпотреб. Воспользовавшись оставшимся свободным временем я, посетив привокзальный рынок, приобрёл всё необходимое у вьетнамских и кавказских коммерсантов, заплатив за всё смешную сумму — что-то около двух тысяч рублей. Я облачился в обновки и к пяти вечера уже был на месте.

Ровно в пять вечера из проходной начал валить народ, рассаживаться по автобусам и уезжать в неизвестном направлении. В автобус я сесть не решился, тем более что часть работников, всё так же, не глядя друг другу в глаза, куда-то пошла. Я пошёл вслед за ними. Из обрывка разговора двух сотрудников я понял, что вся эта ватага направляется к «Тёплому».

Буквально через пару минут пути я подошёл к «Тёплому». Его вид несколько разочаровал меня. Он оказался обычным ларьком. Самым обычным, маленьким, с очень узким пространством внутри перед прилавком. К сожалению, я немного опоздал, и «Тёплый» был до отказа забит людьми, как автобус в час пик. Протиснуться внутрь не было никакой возможности, заговорить с кем-либо — тоже. Стоял жуткий гам, мат, ожесточённые споры о музыкальных классиках, женщинах, футболе, гегельянстве и ценах на водку. Единственный человек, с которым мне всё же удалось установить контакт, был молодой человек худощавого телосложения. Он не был похож на остальных, и не только внешне; хотя и своей одеждой, и прической, и даже прекрасной дорогой обувью он выгодно выделялся среди прочих присутствием некого намека на стиль. Что-то в его поведении, манере держать себя, в жестах, даже в способе построении фраз, выдавало в нем человека неординарного. Мы разговорились, познакомились: его звали Борис, и он предложил зайти в кафе «Огонёк», дабы поговорить в более спокойной обстановке.

Для того, чтобы попасть в этот самый «Огонёк» (или «Огонь», как пафосно его иногда называли аборигены), нам пришлось буквально продираться сквозь каменные джунгли, грязь, плотный туман зловония и горы мусора. На подходе к «Огоньку» мое внимание сразу привлёк жёлтый цвет снега и лужи рвотных масс вокруг. Интерьер сего злачного места скорее напоминал общественный туалет советской эпохи, если бы не столики и колоритная барвумен за стойкой. Кроме барвумен, из обслуживающего персонала была еще дама преклонных лет, встретившая нас недовольными замечаниями о плохо закрытой двери и налипшем на обувь жёлтом снеге. Выбрав укромное место в углу помещения, мы сели за стол.

Я попытался вызвать Бориса на откровенность, но разговор не клеился. Для более непринуждённого общения пришлось взять бутылку водки. Борис намекнул, что если возьму ещё одну, то он будет в полном моём распоряжении и расскажет всё, что знает. Мы выпили за знакомство, потом еще одну за здоровье, третью уже без тоста. И только после этого Борис начал свой рассказ.

Глава 2

— Во-первых, должен сознаться, что я люблю световую дисперсию. Но я не был им всегда. В 199.. году, после окончания института, я, молодой энергичный юноша, полный энтузиазма и желания приносить пользу людям, ну знаете, как у Поэта: «пока свободою горим, пока сердца для чести живы…», попал по распределению в КБ. Но потом мне было суждено познать горечь разочарований. Мне стали поручать очень странную и бессмысленную работу. Да и сотрудники все были весьма странные. Я не хотел покоряться установленным порядкам, пытался изменить их в лучшую сторону. Боролся. Но. Меня сломали. Просто сломали. Вызвали в один прекрасный день к начальству. Я пришёл. Был уже конец дня. Там было человек десять из руководства. Как сейчас помню. Работал телевизор, шла трансляция балета «Щелкунчик».

Зам директора по режиму сказал мне:

— Борис, ты не прав, и сейчас мы тебе это докажем. Товарищ председатель профсоюза, сделайте, пожалуйста, Петра Ильича погромче.

— Киса, крыса, биссектриса, — охотно откликнулся Председатель профсоюза. — Вразумляем мы Бориса!

Короче говоря, не вдаваясь в подробности, надо мною были произведены насильственные действия воспитательного характера, причем каждым из присутствующих. Я не могу это вспоминать без содрогания, и с тех пор, когда я слышу вальс цветов, меня начинает всего трясти, как в приступе злейшей лихорадки. Только водка спасает меня от этих воспоминаний. Много водки. Желательно с пивом. Возьмите еще бутылочку беленькой, mon cher. Я сегодня, увы, не при деньгах.

На глазах Бориса проступили слезы. Я заказал еще бутылку, мы выпили, закусили протухшим салатом из суррогатных морепродуктов. Борис продолжил свое скорбное повествование. К сожалению, выпитое начало сказываться, и его рассказ становился все бессвязнее. Он надолго умолкал, плакал, пукал, икал, рыгал, мычал, рычал. В общем, вел себя как совершенный гомункулус, лишенный божественной искры разума. Только поднесенная к его носу банка с нашатырем, любезно предоставленная уборщицей, вернула Бориса в сознание. Он продолжил рассказ:

— Вернулся я от начальства уже совершенно другим человеком. Я нынешний, был всего лишь жалкое подобие меня прежнего. Что-то надломилось во мне, я потерял интерес к жизни. Я стал много пить, фактически перестал работать, то есть выполнял только самый минимум, только чтобы не быть уволенным, ибо у меня есть странное чувство, что вне пределов этого предприятия я не смогу жить. Поймите, наконец! Я чувствую, что мне не место здесь, но я так же отчетливо понимаю, что и вне этих стен я умру… Так вот, я много пил, пока не познакомился с людьми, прошедшими через то же, что и я. Они сказали мне, что можно жить дальше и быть счастливым. Они открыли мне тайну скрытой светодисперсионной культуры. Конечно, я понимаю, что это лишь эрзац жизни, но все же. Таких, как я, с каждым днем становиться больше. И если дело пойдет такими же темпами, то через каких-то три-четыре года все работники КБ станут фантомасами!!!

Борис ещё о многом рассказал, но половину я не понял, другую половину забыл, так как выпили мы в тот вечер прилично, и сознание моё на время отключилось.

Проснулся я в какой-то обшарпанной фатере от страшной сухости во рту. Рядом, на соседнем, сука, диване, прямо в одежде, мирно похрапывал Борис. На стене красовалась огромного размера фотография встречи Брежнева с Хоннекером в аэропорту Шереметьева 1971 года. Она была приклеена к обоям кусками скотча по углам, при этом, нижний левый угол отклеился и слегка колыхался от громкого храпа хозяина квартиры. Это явление оживляло фотоизображение и создавало ощущение непосредственного присутствия двух пожилых политических лидеров из прошлого. И хотя у нас в столице подобные случайные встречи были давно были в порядке вещей, я всё же почувствовал некий укол совести, так как предпочитал проверенные связи. Но нет худа без добра, в лице моего нового визави я приобрел надежного, а главное бескорыстного (если не считать бесконечных требований купить ему выпивку) осведомителя.

.

Осведомитель, конечно, осведомителем, но, как говориться, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Мне во что бы то ни стало нужно было попасть внутрь. Но как? Посторонних туда не пускают. Даже если бы пустили в качестве журналиста, то я не узнал бы правды. Мне бы не показали того, что не следует видеть посторонним глазам. Можно, конечно, подделать пропуск и пройти под видом работника, но если с подделкой пропуска при современном развитии печатного дела проблем не возникнет, то где гарантия, что я не потеряю рассудок и смогу вырваться из психотропной ловушки? Как противостоять воздействию лучей? Нужно было найти способ. Я навёл справки, оказалось, что способ — только один: для противостояния одному воздействию нужно другое, более мощное. Мощное, но не слишком. Каннабинол! Конечно! Раздобыть дозу марихуаны в NN оказалось не проблемой, я позвонил своему дилеру, а он, в свою очередь, свёл меня с местными поставщиками. Пропуск для изготовления подделки принёс Борис, он нашел его несколько лет назад в кармане мертвого бомжа и оставил его себе в качестве сувенира. Дальнейшее было делом техники. Недаром детские годы я потратил на занятия в кружке «умелые руки», эти навыки мне пригодились. Всего пара часов кропотливого труда, и я получил возможность передвигаться по «объекту» свободно.

Выходные мы славно провели с моим новым другом. Я приобрёл полезные знакомства, конечно, пришлось потратиться на постоянные угощения для новообретённых приятелей, хотя при их непритязательности к качеству напитков и при низких провинциальных ценах это не было для меня большим бременем, тем более я приобрёл в их глазах большой вес и уважение.

Наступило утро понедельника. С большим трудом оторвав голову от подушки, я встал, оделся, немного опохмелился, и, «запустив нехилую ракету» (так здесь называли один из способов употребления марихуаны), двинулся навстречу пугающей неизвестности.

Дальше — уже знакомая вереница людей, бетонный забор, турникет, солдаты, излучатели, но настроение было приподнятое (ганджубас не подвёл), теперь главное было не «высесть на измену», то есть не впасть в немотивированную панику, как это часто бывает под действием этого наркотика. Благополучно миновав турникеты, я прошёл внутрь, и, повинуясь стихии людского потока, оказался на втором этаже здания под номером шестьдесят девять… Судя по табличкам на дверях комнат, здесь располагались бухгалтерия, финансовый отдел, бюро по учёту заработной платы, и прочий счетно-конторский персонал. Ничего необычного на первый взгляд. Разве что сотрудницы, бегающие по коридору: молодые — призывно виляя бёдрами, как уличные девки; и пожилые — очень полные, с трудом ковыляющие на больных ногах, со злобными взглядами исподлобья.

Моё внимание привлекла доска объявлений. Много занятной информации удалось там почерпнуть. Почти всё пространство доски занимали различные приказы о запретах. Запрещалось буквально всё! От проноса конфет, до свободного общения между собой. А поверх всей этой нелепости красовалось объявление «о прекращении выплат в связи с перерасходом денежных средств»…

Особенно меня заинтересовала доска почета. Я очень пожалел, что не взял с собой фотоаппарат, опасаясь личного досмотра. Видели бы вы эти пустые лица, с мертвым потухшим взглядом. Настоящие зомби- Иван Мозгоебищенский (фамилии и мена изменены) — лучший токарь. Павел Ососи-Сковорода — лучший песко-дробеструйщик. Я стоял перед этими портретами, и думал: «Что за паноптикум?!!». Но время шло, а я забыл о том, что действие каннабиса не вечно, эйфория прошла. И удивительное дело, лица на портретах из омерзительных харь и рыл стали постепенно превращаться в одухотворенные лики, достойные пера Да Винчи и Рафаэля. Мне стало казаться, что с портретов исходит свет, мною овладело мистическое чувство. Захотелось упасть на колени и молится, одновременно с этим в моей голове зазвучал властный, но в то же время такой родной голос: «Слушай меня! Я твой господин! Ты будешь работать на меня бесплатно! Ибо нет наивысшего счастья, чем служение мне! Иди и работай! Работай по выходным! Не ходи в отпуск! Служи, раб!»

Что интересно, я был согласен до самой глубины души с каждым словом, я полез в карман за пропуском, чтобы поцеловать его и рука моя наткнулась на припасенную ранее папиросу с коноплей. Слава привычке! Я машинально закурил ее и в одиночку расправился с беломориной. Как же мне повезло в тот раз! Промедли я еще немного, мой взгляд мог бы наткнуться на плакат «на объекте установлен строгий режим курения», повешенный явно не случайно. И тогда, конечно, я бы не стал курить и, возможно, сгинул бы навеки в этом аду, называемом КБ. Как только конопля начала действовать, голос в моей голове стал слабеть, терять свою четкость, превратился в некое подобие высокочастотных шумов. Я взглянул на портреты вновь. Уроды, дебилы, дауны, мертвецы смотрели на меня. Я высадился на измену! Бежать отсюда, немедленно бежать! Я чувствовал, что защита моего мозга становилась слабее с каждой секундой. Я побежал к проходной. Такого дикого, животного, безумного страха я ещё никогда не испытывал. Я бежал словно от пожара. Подбегая к проходной, я всё же попытался взять себя в руки, дабы не вызвать лишних подозрений у часового, но он всё равно, заподозрив неладное, направил на меня свой портативный психоизлучатель, и протягивая руку, сказал: «Ваш пропуск! К досмотру!». Я ответил дрожащим отчаянным голосом: «Иди на хуй, чмо!» Эти, казалось бы, такие простые и понятные слова вызвали неожиданный, но спасительный для меня эффект. Солдат, абсолютно не ожидавший от зомбированного сотрудника какого-либо неподчинения, впал в ступор и глубокую растерянность. Я вышел за периметр, и припустил, словно заяц от погони, желая убежать подальше от этого страшного места. Я бежал долго, не оглядываясь и не останавливаясь, мне казалось, что за мной гонятся вооружённые солдаты и свора голодных собак в предвкушении пира из свежего человеческого мяса. Когда я опомнился, то понял, что убежал совсем далеко и заблудился. С трудом, поминутно расспрашивая прохожих, я отыскал свою гостиницу и уснул мёртвым сном в номере. Под впечатлением прошедших событий мне снились восставшие мертвецы, вооружённые люди, вышки с автоматчиками, тюремные камеры, крематории и прочий бред.

Глава 3

Вечером позвонил Борис. Предложил сходить на волейбольный матч в спорткомплекс с романтично-умиляющим названием «Радуга». Мне тогда подумалось: «Ну, раз у них процветает спортивная жизнь, может, не всё так плохо». Но то, что мне пришлось там увидеть, шокировало меня, несмотря на то, что я был готов ко всему. Спорткомплекс располагался неподалёку от самого «объекта», в глубине городских трущоб. Это было двухэтажное здание, видимо, бывший цех или склад, выкрашенное разноцветными красками в совершенно хаотическом порядке, что, очевидно, по замыслу художника, должно было символизировать радугу. Тусклый фонарь освещал вход.

— Прошу, — Борис галантно открыл передо мной дверь, — Entrez, mon ami!

— Merсi, — ответил я, и вошел внутрь.

Предо мной предстала скудная обстановка провинциального дома спорта — потрепанные диваны, гардеробщик с лицом опустившегося вампира, вахтерша — фурия. Мне повезло, в холле находилась сама «хозяйка медной горы» — Алевтина Горыновна. Едва увидев меня, она, на пару с вахтершей, закричала:

— Стоять! Где твой пропуск в спорткомплекс!? Платите в кассу, я вам покажу тренажерный зал! Обувь переобувай! Неси медсправку! Таскай шкафы! Лижи мне пихву!

Я, как человек уже опытный в общении с официальными лицами, сделал каменное лицо и заявил:

— Я пропуск в другой сумке оставил, извольте замолчать немедленно, — после чего, не останавливаясь, проскочил по лестнице на трибуну.

На трибуне располагались болельщики. Все они были пьяны, некоторые сильно пьяны, но при этом они продолжали пить. Сделав глоток пойла, они гнусавили нестройно что-то вроде:

— КБ — ты лучший! КБ любимый, мы победим! Оле!! Оле!! Отсоси у инженеров, хей!

Мы уселись с Борисом на скамейку, я достал припасенную выпивку, мы немедленно выпили и принялись смотреть матч. Надо сказать, что матч был весьма любопытный, так как играли молодые специалисты против руководства, причем в команде руководства играл сам Директор! Тогда я впервые лицезрел его, но интуиция мне подсказала, что вижу я его отнюдь не в последний раз.

Судья свистнул, игра началась. Подавал Директор. Он подпрыгнул, ударил по мячу, но, к сожалению, мячик не долетел до сетки. Тем не менее раздались бурные аплодисменты, Директор поклонился публике. Он подал снова, на этот раз он даже не попал по мячику — снова аплодисменты. Два — ноль в пользу руководства. «Интересная игра», — подумал я. Дальше — больше. У меня создавалось такое впечатление, что все игроки, включая и команду соперника, играют на Директора, стараются дать ему подачу, заглушить не сильно, а едва-едва, но даже это не помогало Директору сделать хоть что-то полезное. При всем при этом он, судя по всему, мнил себя великим волейболистом. Про команду молодых спецов надо сказать только то, что все они были пьяны как сапожники, одеты в пеструю рванину, которой очень гордились и называли ее «Форма». Одна девица была в таком экстазе от игры, что, потеряв над собой контроль, спрыгнула с балкона высотой около пяти метров прямо на пол.

Раздался дикий вопль: она переломала себе ноги, но никто на это не обратил внимание. Корчась от боли, она отползла на руках в угол и, тихо постанывая, продолжала оттуда наблюдать за матчем. Но настоящий ужас я испытал, когда как следует пригляделся к игрокам команды Директора. На первый взгляд это были просто старички, но эти старички были наполовину сгнившими. Ходячие мертвецы! На оголённых участках кожи тут и там проглядывали трупные пятна. У некоторых глаза были ввалены внутрь глазниц, и наполовину изъедены червями носы. Я почувствовал, что мне очень дурно, и пошёл прочь с трибун.

Не глядя по сторонам, я прошел через трибуны и попал в тренажерный зал. Зал был невелик, размером примерно десять на десять метров… Он был заставлен тренажерами и спортинвентарём весьма брутального вида, как будто их изготовили в подпольной слесарной мастерской из ненужного металлолома с помощью лишь одного автогена. Стены были увешаны вырезками из журналов эротического содержания, причём там красовались не только изображения женских, но и мужских тел. На столике у стенки стоял музыкальный центр, из которого доносился «I will survive». В целом обстановка была милой и несколько андерграундной. Весьма кстати оказался спортивный костюм, который был при мне. Я прошёл в раздевалку, переоделся и вернулся в зал.

В качалке выделялась группа ребят, надо заметить, несильно накачанных… Привлекли они мое внимание громким дебильным смехом и однообразными шутками о том, кто кого изнасилует в душе с помощью нехитрой уловки — просьбы поднять мыло с пола. Я подошел к ним.

— Ребята, а можно мне с вами грудь покачать?

Они, глуповато улыбаясь, залепетали что-то о том, что их вроде и так много, но если хочешь, то ладно… занимайся.

«Безвольные индивидуумы, — подумал я, — возможно, могут пригодиться, и к тому же неплохо иметь своих людей в среде бодибилдеров, — так можно поближе подобраться к спортсменам, а там и до руководства недалеко». Борис, к сожалению, спортом не увлекался и предпочёл остаться на месте. После тренировки качки направились в душ. Я рискнул присоединиться к ним. Ребята и там не преставали острить на тему гомосексуализма. «Видимо это у них — больной вопрос», — подумал я, но на всякий случай сжал мыло в руке крепче и встал спиною к стенке. После того как все помылись и оделись, я пронаблюдал, куда пойдут мои будущие друзья. Друзья не отличались оригинальностью — они зашли в «Теплый»; я зашел следом. Они взяли по бутылке мерзкого напитка под названием «пиво «Окское». Здесь, я заметил, оно пользовалось бешеной популярностью среди маргиналов. Я даже слышал, что существует некое подобие культа этого пива, основным догматом которого является утверждение, что «Окское» — это не пиво, а моча великомученика Александра Окского. Типичный бред больного сознания… Ну что же, «в Риме поступай как римлянин», — здраво рассудил я, и взял бутылку «Окского». Немного поколебавшись, я сделал глоток.

Вы когда-нибудь пили мочу? Я в свое время увлекался уринотерапией, дабы излечить свой астигматизм. Не очень помогло, но я с гордостью могу заявить — я пил мочу! Так вот после «Окского» даже моча вам покажется божественным нектаром. Я сделал над собой усилие и изобразил некое подобие блаженства. Каких усилий мне это стоило, знал только я один, все-таки не зря я три курса проучился в «Щукинском», откуда, правда, был выгнан за связь с одним из преподавателей. Фамилия его в то время была очень известна, он играл во многих популярных фильмах. При всем том, если бы меня не выгнали тогда из «Щуки», вряд ли бы я нашел свое истинное призвание — журналистику.

Ребята посмотрели на меня дружелюбно.

— Петр, — я первый протянул руку.

— Здорово, — ответил тип с большим носом, напоминавший внешне фэнтэзийного гоблина. — Я Кверти.

Другой качок, долговязый, с кислым выражением лица, молча, ничего не сказав, пожал мне руку.

— Очень рад, — ответил улыбчивый блондинчик в очках, — Хит.

— Понаехало тут! — огрызнулся, видимо шутя, парень с лицом кавказца. Он тоже был в очках, но они, правда, интеллигентности ему не придавали, — я Костя.

— Чувак, а ты часом не грек? –грубовато поинтересовался еще один, похожий на похудевшего Шрека. — Меня Санчесом кличут, угости сухариками, что ли, если не грек.

— Пожалуйста, — протянул я ему открытую пачку с «кириешками», — а что, может, за знакомство водочки выпьем? Я угощаю.

На лицах моих друзей отразилась целая гамма чувств: тут было и счастье, и горечь, и отчаянье потерявших рай. Чувствовалось, что происходит огромная внутренняя борьба. Кто-то слабо пискнул что-то про путь трезвости. Однако, первым не выдержал «нерусский» Костя:

— Ну, блин, если только по пятьдесят грамм! Бери бутылку и сока.

Я с готовностью взял бутылку, мы выпили по очереди из пластикового стакана, так как в целях экономии они посоветовали мне купить только один стаканчик. Так мои новые друзья, видимо, проявили свое дружеские чувства в отношении меня, — мол, не надо слишком тратиться.

— А что, ребята, как в КБ вообще дела обстоят? Я тут недавно работаю, — спросил я.

— Да пидарасы одни кругом! — Безапелляционно заявил Санчес.

— Работать заставляют, — добавил Кверти, — У тебя, кстати, рублей двухсот не найдётся взаймы? До аванса…

Я вынул из кошелька две сотенных и протянул ему. Кверти взглянул на меня, как на своего первейшего благодетеля, и начал лепетать что-то про кредиты, про какие-то судебные иски; про компании, предоставляющие мобильную связь, и живущие за его счёт; после чего, старательно засунув бумажки в задний карман джинсов, заметно повеселел.

Каковы их должностные обязанности на работе, и чем вообще занимается предприятие, выяснить у них толком так и не удалось. И что удивительно, их категорически не устраивало положение дел, но на вопрос «Почему вы не найдёте другое место работы?» они стыдливо опускали глаза, пожимали плечами и тут же пытались оправдаться почти бесплатной качалкой, фильмами на компьютере, дешёвой столовой. Разошлись мы уже после восьми вечера. Поняв, что угощать больше я сегодня не буду, дружеские чувства бодибилдеров несколько охладели. Я решил немного развеяться перед сном, совершив вечерний променад по улицам NN. Я шёл и думал: «Как?! Как в современном, цивилизованном мире могут ещё существовать такие островки душевного и материального бедствия, нищеты и убожества? Многие из этих людей искренне верили, что „КБ самый лучший“, и что они трудятся на „элитном предприятии отрасли“, а те, кто в это не верил и смутно догадывался об истинном положении дел, всё равно, как безвольные куклы, продолжали плыть по течению, не находя сил вырваться из порочного круга. Какая сила руководит ими? Чей это заговор? Кто за этим стоит?» — вот такие вопросы рождались в моей голове. Продолжая пребывать в раздумьях, я свернул во дворы с целью немного сократить путь. Вдруг я заметил тень, мелькнувшую за моей спиной. Я обернулся — никого. Пошёл дальше. А дальше произошло нечто неожиданное! События разворачивались перед глазами, как в замедленном кино (надеюсь, простят читатели этот избитый штамп, но именно так все и было, и сравнение это весьма подходящее). Сзади на меня набросился какой-то человек. В руках у него я увидел кусок металлической трубы; лицо его было искажено яростью. Я едва успел увернуться от смертельного удара. Пришлось отступать. Я попятился назад. Споткнулся. Упал. Отползая, лихорадочно пытался нащупать в кармане сумки баллончик со слезоточивым газом. Человек медленно приближался, он знал, что деваться мне некуда. Не торопясь он склонился надо мной, очевидно, чтобы рассмотреть мои глаза, желая увидеть в них предсмертный ужас жертвы…

Глава 4

Мне по роду своей деятельности приходилось попадать в различные экстремальные ситуации, что научило меня самообладанию и быстрым действиям. Я молниеносно выхватил баллончик, мощная струя дезодоранта хлынула душегубу в глаза, он взвыл, схватился руками за лицо, выронив железку.

Я из лежачего положения что есть силы толкнул его ногами, он упал. Я вскочил. Подобрал трубу. «Хм! Какая лёгкая, похоже — из титана». Подошёл к нападавшему. Сильным ударом ноги перевернул его на спину. Насел на него. Прижал к горлу трубу.

— Кто?!! — закричал я. — Кто тебя послал?!

— Они-и-и… — жалобно простонал разбойник. — Они… у меня в головее… голоса-а…

И заплакал. Мне стало жаль его. Я вытащил его на свет и теперь смог лучше его рассмотреть.

Что же я увидел? Мой страшный убийца при свете оказался маленьким тщедушным человечком, с испуганным выражением лица. Единственное, что выделяло его лицо из ряда других таких же невыразительных рыл, — это хитроватый прищур левого глаза.

— Кто ты? — спросил я уже спокойнее.

— Кто я, барин, то одному Богу ведомо, да может, и сатане еще, что с меня, дурака, спросить? То, что испужал я вас давеча, так прощения просим, не по злобе, а токмо по велению пославших меня голосов. «Иди, грят, Титька, сукин сын, приезжего соструни!» Я дык не хотел идти, а они так настойчиво повторяют! По ушам ездят: «иди да иди». Ну я-то по опыту знаю, уж коли пристали, стало быть — не отвертишься. Взял я монтировочку мою цветметаллическую, выпил рюмку за упокой души твоей, барин, и — в путь. Ну а раз не судьба тебе сегодня буйну голову сложить, дык ты мне уж дай на опохмелочку, выпью за твое здравие, дабы компенсировать негативный характер моего поступка. Да не серчай, ваш-бродь! Наше дело служивое — зомбическое!

Мне, надо сказать, понравился неспешный и рассудительный тон моего неудавшегося душегуба, и я, протягивая ему доллар (а я уже знал, что аборигены обладают исключительным талантом напиваться на доллар до чертиков), спросил:

— Так как, говоришь, брат, тебя звать-величать? Титькой?

— Так точно, Титькой. Можно Титом. По паспорту я Титан. Батянька мой, стервец, охоч до греческих мифов был. Братку моего Фемистоклом кличут, сестру — Афиной, ну мы ее Афонькой по-свойски зовем. А я вот, стало быть, Титан. Пойду я, барин, в место злачное, выпью казенной за щедрость твою. А то — со мной пойдем, посидим-потолкуем, может, что интересное расскажу тебе, только я сегодня финансово необеспечен зело. Так уж счет-то оплатишь? — при этом он прищурился еще сильнее, и рожа его приняла плутовской вид.

— Что ж, пойдем, братец, — ответил я ему, — потолкуем по душам.

Каково же было мое удивление, когда Титан, вопреки моему ожиданию, привел меня в роскошный (конечно, по провинциальным меркам) ресторан, небрежно скинул на руку швейцару свой плащ и протянул ему мой доллар.

— Любезный, местечко поуютней, чтоб не мешали, ну и всего, как обычно, а покамест осетрина будет готовиться, принеси беленькой графинчик, да и закусочек, щечек там щучьих, ну не мне тебя учить, — сказал Титан подбежавшему метрдотелю. Тот проводил нас к столику в углу, действительно очень уютному: мы могли видеть весь зал, а нас практически никто.

На неярко освещённой сцене играл небольшой джаз-банд. Титан промурлыкал под нос:

— Как поет в хрусталях электричество, я влюблен в вашу тонкую бровь, — тут он подмигнул мне и добавил, — не гневайся, барин, а давай-кось за знакомство выпьем.

«Опять завтра с больной головой вставать, — подумал я, — Эх! Была — не была!». Официант принёс графин. Наполнил хрустальные стопки. Чокнулись. Я отпил половину. Титан махом опрокинул стопку себе в рот. Занюхал рукавом. Крякнул.

— Видать, Господь тебя, барин, спас нынче. На то, стало быть, Божья воля и соизволение, чтоб тебе ещё погулять по белу свету. А я лишь раб его. — Титан набожно поднял глаза в потолок и размашисто перекрестился.

Затем он налил себе ещё и выпил. Подали осетрину. Горе-убивец с жадностью набросился на блюдо. Съев почти половину, налил ещё водки.

— Демоны вот только одолели меня. Столько душ уж загубил, царство им небесное, гореть мне горемычному в аду.

— А скажи-ка мне, голубчик, давно это с тобой?

— Да почитай, как работником в Ка-Бэ нанялся. Так опосля следующей зимы и началось. Поначалу не шибко слышал их, демонов-то, только ежели нетверёзый зело.

— Так как же тебе от закона скрываться удаётся? — удивился я.

— Сам ума не приложу, барин. Только всё всегда шито-крыто, знамо дело — черти, наверное, всё подметают. Я уж и сам к городовому ходил с повинной. Да что проку? Один раз дал мне в зубы, чтоб пьяным по прешпекту не хаживал. В другой раз оттащил в околоток, да на утро всё одно выпустили.

— Вот так фантасмагория! Мистицизм! — воскликнул я.

— Коньячку бы теперь хорошо, — сентенциозно заметил он

Я велел подать коньяку. Титан, сомлевший от выпитого практически в одиночку полуштофа водки, совершенно вульгарным образом развалился на стуле и начал откровенничать:

— Расскажу я тебе, барин, штуку одну, токмо ты уж не выдавай. Дело было в том годе, весною. Опосля повинности трудовой, вышел я размяться пивком-водочкой, да воздухом весенним подышать, птичек щебетание послушать. Люблю я птах небесных, да и животинку какую — собачку, кошечку ли, — всегда привечу, куском сытным оделю. Я ведь по натуре-то своей не злой. Кабы не бесы! Эх! — Он махнул рукой и пригорюнился. Налил еще коньяка, выпил и продолжил. — Вышел я, стало быть, на колеса.

— Куда? — перебил я его

— А ты, я вижу, человек-то новый, да и зима сейчас, не ведаешь про колеса-то. Место это такое, где хлопчики да дивчины собираются, да песни поют, хороводы водят.

— А отчего ж такое прозвание у места того, братец?

— Мне-то не ведомо, однако говорят, что, мол, колесовали там кого-то в стародавние времена, при Федоре Михайловиче еще, стало быть. Но врать лишнего не буду, а ты и не перебивай меня лишний раз, после расспросишь, коли непонятки какие будут. Так вот, стою я, пивко живительное — «Окское» потягиваю, глянь — председатель, царствие ему небесное, идет. Ну, думаю, будет потрава — председатель-то дюже невоздержан к питию хмельному был. То есть пока тверезый — так ничего, но стоило капли скоромной в рот попасть — все, поминай, как звали! Хоть святых вон! Широкой души был человек, земля ему пухом! — Титан оглянулся в поисках образов, и, не найдя оных, перекрестился на бутылку коньяка.– Всю голытьбу окрестную напоит-накормит, а потом говорит: «Айда все в сауну!» А сауна — это они так срамной дом называют! Не бывал ли, барин, в сауне-то часом?

— Доводилось, братец, грешен, но ты не отвлекайся, продолжай. А лучше скажи, что за председатель такой дивный, и чего председатель-то?

— Не знаю, чего председатель, но токмо председатель — енто факт! Такого председателя вовек не сыщешь! Нонешний-тo и на сотую не тянет от того председателя.

— Ну, ответь мне, что в функции его входило?

— Чаво? Какие фрункции, мы, барин, немчуру-то не жалуем, и слов ихних не ведаем, не обессудь.

— Ну что он делал-то?

— Известно чаво, — пил да гулял, да другим наливал! Никого не обижал! Или праздник какой надо устроить, например, так он водки купит, закусок, народ ему в помощь дадут, — чтоб балыки-шашлыки таскали. Или вот хонкурсы провести среди молодняка, — дык это тоже он. Вроде, если кто умнее, работящее — тот побеждал в хонкурсе. Тому звание давали и денег на выпивку немало.

— Ты побеждал?

— Уберег Господь! Ты б тех работящих видел! Водой святой их полить ежели, так сгорят! Свят-свят-свят! — Титан опять перекрестился на коньяк. — Дык вот идет он, а я к нему: «Здравствуй Свет-Сергей Никифорыч, пивка вот хлебнуть не изволишь?» А он мне — «Давай хлебну!» Хлебнул и говорит мне: — «Может, еще по пивку»? Я ему — «Пивом-то душу не обманешь, может, водочки чуток?»

Пошли мы с ним в ларек. Взяли ещё беленькой, да распили в парадной. И тут-то нашло на меня затмение бесовское. Черти вокруг прыгают и лезут ко мне на голову, окаянные. Сел один черт на плечо и кричит прямо в ухо: «Убей его!!». Хотел я крестным знамением от них защиту обрести. Да рука не поднимается. А тут и второй черт на плечо и тоже: «Убей, убей, убей!!!» Схватил я камень, и говорю ему: «Прости меня, друг сердешный», и этим каменьем прямо в темечко. Самому страшно было. Бежал я потом оттуда. Плакал. А по утру руки на себя наложить хотел, но грех ведь это великий…

Титан, облокотившись на стол, и обхватив обеими руками голову, замолчал. Я взглянул на часы. Было уже поздно. Надо было уходить. Я пошёл в уборную справить естественные потребности своего организма. Когда я возвращался, увидел, как Титан подзывает официанта. Меня он не заметил, так как я находился у него за спиной. Он, наверное, думал, что я вовсе ушёл.

— Любезный! — крикнул Тит совсем другим тоном. — Вели послать за цыганами и шампанского неси, да свечей изволь больше зажечь, темно у вас тут.

Официант, низко раскланиваясь, поспешил выполнять распоряжения.

Я не хотел более показываться ему на глаза и незаметно вышел прочь. До гостиницы добрался благополучно. Мысли путались, лезли друг на друга, пихались. Я не мог всё связать воедино. Да и в голове шумело от выпитого. Но пока сформировалось четыре основных проблемы:

Во-первых: Налицо явная зомбификация людей. С какой целью это делается?

Во-вторых: Какую роль играет Титан? Он явно не так прост, каким кажется. И нападение на меня было неслучайным. А убийство председателя… Кому он перешёл дорогу?

В-третьих: Откуда у меня взялись эти странные галлюцинации, когда я видел «живых мертвецов» на волейболе? Или мой мозг тоже уже поражён психотропным излучением? А может, стоит мне уже завязывать с тяжёлыми наркотиками…?

В-четвёртых: Где Борис?

Глава 5

Ночью мне снилось, будто я у себя дома, в своей московской квартире. И мне так хорошо и безмятежно, я выхожу на улицу, причём сразу попадаю на Тверскую. Иду в сторону Кремля. Потом оказываюсь на Красной площади и вижу, что вместо Спасской башни стоит башня КБ, и на ней вместо курантов этот загадочный символ из трёх надрезанных колец. И мне становится жутко. Непонятно от чего. Я слышу странные голоса — они зовут. Я пытаюсь убежать, но не могу, ноги не слушаются. Я начинаю понимать, что это сон, делаю усилие проснуться, что бы оказаться снова в своей уютной спальне, дома. Просыпаюсь. О, нет! Я всё ещё в этом прОклятом городе, в гостиничном номере. Засыпаю снова. В эту ночь мне больше ничего не снилось, и я проспал до половины одиннадцатого утра.

Поднявшись с кровати, я почувствовал себя, как ни странно, отдохнувшим и готовым к дальнейшим трудностям моей нелёгкой профессии. Приняв душ, одевшись и позавтракав в ресторане на первом этаже гостиницы, я решил отправиться на поиски информации об этом мистическом знаке — логотипе КБ. Сначала надо покопаться в интернете, потом навестить библиотеку, а прежде всего послать запрос в редакцию — пусть и там поработают. Благо рядом с рестораном находилось интернет-кафе. Я уселся за монитор и начал свои поиски. Конечно, в начале я первым делом залез на один из многочисленных кей-поп сайтов, дабы немного поразмяться. Зарегистрировавшись, как обычно, под ником Мальвин, я задал вопрос на форуме — есть ли тут специалисты по мистической или сатанинской символике? Ответ не заставил себя ждать. Писала некая Маришка: «А что за проблемы»?

Далее привожу переписку.

— Хочу принести в жертву молодого баранчика, но желаю обставить это как полагается; -)

— Идею поддерживаю! Ну нарисуй мне пентаграмму!

— Пентаграмма — попса, хочется чего-то реального. Давай я те файл с одним символом сброшу, а ты может разрулишь, что к чему.

— Ну скинь! Посмотрю, а потом может и поужинаем вместе? Обсудим ритуал. Возможно ты и меня в жертву принесешь?; -)

— Все может быть!

Я отправил по мылу картинку с изображением логотипа, через несколько минут пришел ответ: «Пошел к черту, долбанутый урод! Забудь мой е-мэйл навсегда!!!»

«Эге, да тут дело нечисто» — подумал я и зашел на Сатана.NN.ру. Зарегистрировавшись, как обычно, под ником Вельзевул, я задал тот же вопрос в чате. По привату пришла мессага. Писала некая Лилит:

— А в чем проблема?

— Понимаешь, Лилит, мне снится по ночам ужасная башня, наверху которой горит ледяным огнем некий символ. Я хочу понять, что он означает.

Я послал ей файл с изображением логотипа КБ. Ответ поразил меня.

— Ты знаешь, Вельзевул, в этой башне я работаю, это логотип моего предприятия.

— Неужели!? Какое удивительное совпадение. Может быть, встретимся вечерком, поужинаем, побеседуем об этом?

— Что ж, давай, в шесть вечера у памятника эрцгерцога Австрийского, тебя устроит?

— Вполне.

Не думал я, что в жизни бывают такие совпадения. Хотя — совпадение ли это?

Остаток дня в трепетном ожидании предстоявшей встречи я провёл в местной библиотеке, как книжный червь, закопавшись в фолиантах. Я просмотрел все книги по мифологии, оккультизму, истории, но не нашёл никакой зацепки, хотя по правде говоря, смог посмотреть лишь малую часть из всего объёма материалов на интересующие меня темы. Я понял, что могу просто зря потратить время. Позвонили из редакции, но ничего конкретного сообщить мне не смогли. Они пробовали обращаться к одному очень известному в определённых кругах колдуну, но он, как только ему задали вопрос об этом знаке, наотрез отказался общаться далее. Единственная надежда была на таинственную (-ного) Лилит. Пообедав в ресторанчике на Большой Дорожной, погуляв по Кремлю и напоследок выпив сто пятьдесят грамм в забегаловке Дома Колхозника, около четырех вечера я вернулся в гостиницу. Я прилёг отдохнуть, и, чтобы снять сексуальное и физическое напряжение, «подёргал затвор», «погонял лысого», «поработал насосом», «подушил удава», «потеребил болванчика», «приласкал дружка» и «подоил безногую ящерицу».

Вечером, ровно в шесть, я стоял у памятника и гадал, кто же придет ко мне на встречу. Я ожидал увидеть кого угодно — манерного педераста, старого больного маразматика, даже Директора, в конце концов! Но каково же было мое изумление, когда ко мне, улыбаясь, подошла стройная юная миловидная девушка и, глядя мне в глаза, спросила:

— Добрый вечер, это Вы Вельзевул? Я Лилит.

«Боже, какие все-таки розанчики встречаются в этих захолустных городках, — подумал я. — Если бы в этой стране не было таких женщин, я бы не колеблясь, бросил все, работу, знакомых и первым же рейсом вылетел бы на Ямайку!» Я мог себе это позволить: несколько громких журналистских расследований принесли мне немалую славу в наших кругах, и, вместе с ней, -соразмерные дивиденды. Я не гнушался писать заказные статьи, во многом благодаря мне тогдашний столичный мэр много лет единовластно правил в столице. Да… Немало его конкурентов я так облил грязью, что никакое моющее средство их уже не могло отмыть. Такие статьи, надо сказать, оплачиваются очень хорошо, так что я сколотил приличный капиталец, вполне достаточный, чтобы безбедно жить да конца своих дней на райском острове.

— Петр, — сказал я и протянул ей руку.

— Лилит, — ответила она,

— Понимаю, хотите остаться загадкой?

— Ничего подобного, меня действительно зовут Лилит, могу показать паспорт.

«Неплохо было бы взглянуть на графу семейное положение», — подумал я.

— Ну что вы сударыня, я верю Вам! Лилит, — я посмаковал имя на языке, подобно набоковскому Гумберту. Язык как по лесенке пробежался по небу. — Лилит…

Я почувствовал приятное жжение в области чресл и понял, что безумно хочу эту женщину. Мой немалый опыт в делах такого опыта подсказывал мне, что у меня есть неплохой шанс.

— Не желаете ли отужинать, сударыня? Здесь неподалеку есть приличный ресторанчик с весьма терпимой кухней.

— О, с удовольствием, сударь. Не буду жеманиться, я ужасно проголодалась.

Она взяла меня под руку, и мы отправились в тот самый ресторан, где я вечор ужинал с Титаном.

Признаться, пойти мне было больше некуда, ибо кроме ларька «Теплого», забегаловки «Огонь» и ресторанчика «Гениталич», я не знал, где в этом городе можно отужинать с дамой. Ну не вести же её, право слово, в гостиничный ресторан. Хотя это было бы неплохо — ближе к койке, так сказать. Но все же я чувствовал, что эта девушка из другой когорты.

«Видимо, придется призвать в помощь все свое обаяние», — промелькнула у меня мысль. Лилит оказалась на редкость приятной собеседницей — умной, тактичной, образованной, свободно разбирающейся в столичных новостях, богемных слухах и всех тех пустячках, которые заставляют нашу жизнь искриться. Надо сказать, что с ней я впервые за время пребывания в NN действительно расслабился, почувствовал себя, словно дома и даже забыл о своей главной цели — расследовании. «Нет, все же не уеду я на Ямайку, пока в России есть такие прелестницы», — решил я.

В ресторане нас встретил тот самый метрдотель, увидев меня, он расплылся в доброжелательной улыбке, и стал самой услужливостью (возможно, благодаря тому, что я был знаком с Титаном). Он усадил нас на самые лучшие места и подал меню. Лилит грациозно опустилась на стул. Её тонкие ладони с длинными пальцами ласково погладили белоснежную скатерть.

— Здесь хорошо кормят? — спросила она.

— Вам понравиться.

Породистый солидный официант бесшумно подошёл к нам и поинтересовался бархатным голосом:

— Что будете пить?

— Мне рюмку водки… но большую. Даме что-нибудь помягче и послаще, какой-нибудь ваш фирменный коктейль.

— Что будете есть? — спросил работник элитпита.

— М-м-м… Мы ещё подумаем. Пока будем только пить, — ответил я.

Через три минуты были поданы напитки. К водке подали тонко нарезанный лимон, посыпанный сахаром. Мы чокнулись — «За знакомство», — выпили. Мягкое тепло обволокло тело. Мне стало хорошо. Я смотрел не отрываясь на мою спутницу. У неё была великолепная фигура: два хорошо очерченных полушария проявлялись сквозь тонкую ткань одежды, осиная талия, призывно выпирающие упругие ягодицы, которые так и просятся в ладонь… Лилит улыбалась. Полные алые губы открыли ряд идеально ровных белых зубов, за которыми прятался игривый острый язычок.

— А кем вы работаете? — спросил я

— Это информация секретная и разглашению не подлежит, — с немалой долей кокетства ответила она.

— Может, вы шпион!?

— Да, моё имя Бонд! Джеймс Бонд. Я нахожусь на службе Её Величества.

— Ну вот видите! А я должна хранить тайны, даже если будут пытать.

— Пытать? Вас?!… Вы меня на такие мысли наводите, — я наигранно закатил глаза, я право весь в смущении.

Я подозвал официанта, попросил принести мясо по-гурски, фицелию, лобстеров, устриц, шашлык из осетрины и двойных макарон с подливой. Горчица, слава богу, была на халяву.

— Расскажите немного о себе, — обратился я с просьбой к девушке.

— Хорошо, но сперва нам, может быть, снова выпить?

Отлично, давайте. — Я позвал официанта:

— Любезный, штоф водки и закуски поизящней — икорки, к примеру. Мы покамест закусим, а вы, сударыня, что пить будете?

Девушка улыбнулась, как будто бы что-то решала про себя и, махнув рукой, сказала:

— А давайте, и я водочки выпью!

— Прекрасно!

Официант принес закуски, налил нам по рюмке водки.

— За Вашу невероятную красоту! — предложил я. Мы чокнулись, девушка выпила, судя по всему, она не привыкла к крепким напиткам. Щеки ее зарозовели, губы заблестели, а глаза заискрились.

— Так что же вам рассказать? Расскажите лучше Вы, — что это за странные сны, благодаря которым мы встретились?

— Снился мне сон, что будто бы я — это не я, а одетый в золотые доспехи воин. И еду я на коне по дороге. А впереди лес. А за лесом возвышается средневековая башня, с горящим глазом, знаете, как во «Властелине колец», но глаз в виде трёх вложенных друг в друга колец, которые сверху имеют разрыв. Я откуда-то знаю, что должен пройти к этой башне. Но сперва я должен пройти через лес. А лес очень страшный, среди деревьев виднеются могильные кресты. Ужас овладевает мной, но я направляюсь туда.

Еду, еду себе, не свищу, вдруг, откуда не возьмись, — предо мной мужик стоит!

Рожа страшная и злая,

Бородища вся седая.

Говорит мне тот мужчина:

«Ты куда попер, детина!??

Аль не знаешь, милый друг —

Здесь тебе придет каюк!»

Тут землица под ногами

Зашуршала, как живая

И разверзлась подо мной.

Долбанулся я — ой-ёй.

Конь в могилу провалился.

Я кричу, а звука — нет!

Словно делаю минет!

Оглянулся я вокруг,

И увидел, милый друг,

Вкруг меня стоят, качаясь,

Мертвецы, — я словно заяц,

Заметался между них.

Мертвецы ручищи тянут,

Смардом дышат — ветки вянут!

«Вот он, мыслю, смертный час

Без малейших без прикрас…»

Как последний пидорас,

Я упал тут на колени!

Вдруг гляжу, — выходит Ленин!

Вождь в красивом сюртуке,

С красным бантом на башке.

Вождь смеется, вождь хохочет,

Задушить меня он хочет.

Я подумал в тот момент:

«Был бы рядом президент!

Он бы эту злую нечисть

Враз в сортире утопил!

Я бы все ему простил».

Как о Путине я вспомнил,

Чуть светлее стало вдруг.

Мертвецы вдруг зароптали,

Словно им по жопе дали!

Я немного раздуплился,

Вкруг себя оборотился,

Вынул меч свой кладенец.

В общем — им настал пиздец.

Только око с башни той,

Засияло вдруг звездой,

И услышал голос жуткий!

«Как ты смеешь, проститутка,

Слуг моих рубить в капусту?!

Будет, сука, тебе пусто!

Подчинись сейчас же мне!

Посмотри! Ты весь в говне!»

Я смотрю на латы златы,

Нету лат. В руке лопата,

Будто я могилу рою,

Испугался я, не скрою.

Что за ебаный кошмар?!

Так на мозг дает кумар?

Боже, дай мне сил проснутся!

Так ведь можно ебануться!

Знак таинственный горит…

Вот таков мой сон, Лилит.

После минутной паузы Лилит произнесла:

— Мд-а-аа… А Вы поэт… Вы меня удивили! За это я готова отдаться прямо сейчас.

Я быстро овладел ею прямо под столом, после чего мы снова уселись за стол и продолжили трапезу.

— Теперь, я думаю, мы можем перейти на «ты», — предложил я.

— Давай, — подхватила инициативу Лилит. — А на счёт знака… Я расскажу тебе чуть позже, если проводишь меня до дома.

— С удовольствием.

В ресторане мы просидели ещё часа два, разговаривая на самые отвлечённые темы.

Глава 6

Мы гуляли с Лилит по ночному городу, и жизнь казалось мне в тот момент прекрасной и удивительной, несмотря на минус пятнадцать градусов мороза. Мы пили водку из горла и смеялись как дети. Мне показалось, что мне снова восемнадцать лет. Я читал ей стихи, что-то из Гумилева, кажется. Читал нараспев. Мы были пьяны, как два ангела!

Лилит сказала мне:

— Я в таком виде не могу домой, у меня строгие родители.

— Пойдемте ко мне в гостиницу, у меня прекрасный номер.

— А вы не будете ко мне приставать?

— А вы не хотите этого?

— Хочу!!!

И мы побежали в гостиницу. Мы занимались любовью всю ночь, она была необыкновенной любовницей, к тому же мультиоргазмичной. Она так бурно кончала, что у меня иногда закрадывалось сомнение, не игра ли это. Хотя, судя по обилию влаги, выделяющейся из ее лона, она не играла. Груди ее, хоть и не очень большие, были идеальной формы, мне так нравилось впиваться в них губами, ласкать языком ее торчащие сосочки, я наставил ей засосов, но я не отдавал себе отчета, я просто был на вершине блаженства и на пике страсти. Я кончил за ночь раз пять, а она раз двадцать пять. Несмотря на то, что она была такой сексуальной, ее маленькая пещерка отнюдь не стала огромным гротом, и мой пенис плотно обжимался ее нежной и влажной плотью. И сейчас, вспоминая ту ночь, член мой встает на дыбы, подобно Приапу. И слюни текут по моему дряхлому подбородку. Шестьдесят лет прошло с той ночи. Но я помню ее в мельчайших деталях, как будто все это случилось вчера.

Я откинулся изможденный, когда уже начало светать. Лилит пошла в душ, и вернулась из него одетой. Она подошла ко мне и поцеловала в щеку.

— Отдыхай, милый, я пошла на службу. — Она положила мне на грудь картонный прямоугольник, — это мой телефон. Au`revoir.

«Вот это баба!!», — подумал я восхищенно, — «Всю ночь бухала, трахалась как мартовская кошка, а наутро, как ни в чем ни бывало, свеженькая пошла на работу». Это была моя последняя мысль, я провалился в сон.

Меня разбудил звонок Бориса.

— Ты куда пропал. Я волновался, — по голосу можно было понять, что он чем-то озабочен.

— Знаешь, а у нас беда!!

— Что за беда? — не на шутку испугался я. Далее я ожидал услышать что угодно, включая пожары, потопы, землетрясения эпидемии, массовые расстрелы, но истинная причина была, как оказалось, до смешного пустяковой:

— Тёплый закрыли, — совершенно серьёзным тоном сказал он.

— Не понял! И что?

— Как что? Закрыли! Понимаешь… Да ни черта не понимаешь… Ладно, проехали. Давай в обед состыкуемся!

— Где? Во сколько?

— В половине двенадцатого, в Огне.

— Ладно… Постой! Ты знаешь Лилит?

— Лильку? Конечно, знаю, она у нас работает, в восемьдесят пятом подразделении. Мы с ней дружим. Хочешь, и её с собой возьму?

— Обязательно возьми. До встречи.

Мысль о том, что я снова увижу её, окрылила меня. Я вскочил с кровати и, напевая «Вы стояли в театре…» Ветринского, принял душ, посмотрел выпуск новостей на НТВ, в которых очередной раз показывали кадры из Таиланда, пострадавшего от знаменитого цунами две тысячи четвертого года.

Оделся, вышел на улицу. По дороге купил букет белоснежных лилий. «Лилия — Лилит», — вертелось у меня в голове. В назначенный час я вошёл в двери «Огонька», Борис и Лилит уже были там. Они махнули мне рукой. Я подошёл, поднес букет, за что был награждён коротким поцелуем в щёку.

— Ой, а я бы сейчас пива выпила! — воскликнула она

— Ладно, я как всегда, угощаю, — сказал я.

Я взял «Клинского» для Лилит, Борис захотел «Макария». Ещё я попросил разогреть по пицце каждому и по горшочку солянки. Открыв пиво и подождав, когда мои спутники насладятся первым глотком, я спросил:

— Ну ладно, всё! Давайте колитесь, что у вас за кольца такие нарисованы на башне вашей…

Друзья мои потупили взоры. Потом Борис начал мелко-мелко трястись и повторять протяжно: «НАААААААААХХХХХЙ… НАААААААААХХХХХЙ… НАААААААААХХХХХЙ…»…

Лиля сидела с каменным лицом, и только глаза ее с частотой в один герц моргали. Откуда-то с улицы я услышал нарастающий гул. Гул этот нес с собой какую-то страшную тревогу, будто огромное цунами неотвратимо двигалось на меня. Я в испуге вскочил и хотел выйти на улицу, но дорогу мне преградили буфетчица и уборщица «Огонька». Уборщица, ласково глядя на меня, сказала:

— Куда, милок, собрался? Сиди уж, сейчас Сам прибудет.

Странное оцепенение овладело мной, будто в кошмаре, я пытался сдвинуться с места, но не мог, я попытался закричать, но крик мой умер где-то внутри меня. Я из последних сил расстегнул ширинку и потерял сознание.

Глава 7

Очнулся я в полутёмном подвальном помещении. Я лежал на деревянной лавке. Собрался с силами, сел. Застегнул ширинку. Мой член так никому и не пригодился в этот раз. Некоторое время сидел без движения, пытаясь понять, что произошло. Спохватился. Где телефон? Телефона при себе не обнаружил. Вдруг раздался звук открывающегося засова железной двери. Вошли двое. Один в штатском, другой в форме офицера внутренних войск. Тот, что в штатском, был высокого роста, худощав, без усов, но с бородой «а ля шкипер» (с такой бородой часто изображают на картинках старых, опытных моряков).

— Ну-с, рассказывайте. На какую разведку работаете?

— Кто вы? Я арестован?

— Здесь вопросы задаю я! — крикнул бородач,

— Вы пытались вступить в контакт с нашими работниками, при вас нашли поддельный пропуск и радиопередатчик, достаточно причин, что бы вас расстрелять как предателя и шпиона.

— Бред какой-то!

Бородач сказал военному:

— Товарищ лейтенант, приступайте.

Лейтенант подозвал двух солдат. Что-то им сказал. После чего они подошли ко мне. Бросили меня на пол и начали молотить ногами. Я пытался закрывать от ударов голову, но удары достигали и её. После этой «разминки» они подняли меня и усадили на лавку.

— Надеюсь, теперь вы будете более благоразумны. Отпираться бесполезно, наш агент, следил за вами.

— Какой агент? — пошевелил разбитыми губами я.

— Даю вам время подумать, — не обращая внимания на мой вопрос, продолжил бородач, — возможно, с вами будет говорить сам Директор. А уж он не будет так вежлив.

— Ну хорошо, что вы хотите услышать от меня? — сказал я, сплевывая кровь на пол. — Я ничего не знаю, я сидел, выпивал в «Огне» с корешами, дальше, видно спьяну, упал и ударился, ничего не помню. Я в вытрезвителе?

— Хватит ломать комедию! Ваша карта бита! Повторяю вопрос последний раз. Кто и с какой целью заслал вас на наш объект? Я считаю до трех, либо вы начнете говорить, либо не скажете ничего уже никому и никогда, — с этими словами лейтенант вынул пистолет из кобуры, передернул затвор и направил дуло мне в голову. — Раз, два, два с половиной, два с прицепчиком, два с хвостиком, два с зайчиком. Боюсь, что ваше время истекло.

Лейтенант нажал на спусковой крючок. Что-то ослепительно взорвалось у меня в голове, и я провалился в небытие. Не знаю, был я мёртв, или просто в коме. Но никаких тоннелей с ярким светом в конце я не видел. Во всяком случае, ничего не помню абсолютно. Открыл глаза я в больничной плате с зарешеченными окнами. Голова была перевязана. Мозг совершенно пуст. Всю память как корова языком слизнула. Абсолютная пустота. Через некоторое время в палату вошёл человек в белом халате.

— Таак, что тут у нас. Идёте на поправочку! Хорошо. Через недельку вас выпишем, и можете идти на работу.

— Работу? — я не помнил, на какую работу я должен идти. Но был уверен, что идти на неё обязательно надо. И мне даже хотелось на неё идти.

— Да. Вас там ждут. Вам очень повезло с работой. Видите?! Медицинское обслуживание бесплатное. Молиться должны на руководство!

— Да, — согласился я, — повезло.

Через неделю я уже шагал на «объект» среди прочих сотрудников. Мне выделили угол в общежитии, там была койка, тумбочка, стол и туалет всего лишь на четверых человек. И я был, как ни странно, этим счастлив и горд, я хотел отдать все силы для блага предприятия.

Я попал в подразделение под номером сорок пять на должность инженера третьей категории. Хотя я ни черта не смыслил в инженерном ремесле, всё равно что-то делал, мне даже платили…

Часть вторая. Свами Руки

Глава 1

Шли дни. Один за другим. С Лилит я общался мало, лишь короткое «привет» при встречах. По вечерам ходил в качалку на «Радугу», с восторгом наблюдал за волейбольными матчами. Пил «Окское» и не признавал никакого другого пива. Но вот наступил март, и, хотя зима ещё была полновластной хозяйкой, чувствовалось приближение тепла. Солнца стало больше, оно уже не было холодным, и ласково пригревало своими лучами, отчего пробуждались какие-то непонятные и забытые чувства. Однажды, после «качи», когда я со всеми остальными пил пиво, один из качков, которого все называли Сталкером (ещё иногда называли «Путиным» за его сходство с тогдашним президентом) спросил:

— На «Моржовку» поедешь в субботу? Закрытие сезона будет!

— «Моржовка»? Это куда?

— На лыжах кататься!

— Я не умею.

— А что там не уметь-то? Наливай да пей, — усмехнулся Сталкер.

— Тогда поеду, — согласился я. Заняться в выходные всё равно было совершенно нечем.

Как всё же относительно и субъективно человеческое счастье. Это некий мираж в пустыне, кажущийся близким, но всегда удаляющийся от тебя при попытке достичь его. Это некая перемещающаяся асимптота, к которой приближаешься, приближаешься и почти достигаешь, но вдруг понимаешь, что она теперь находиться гораздо дальше. Если раньше счастьем для меня казалось получение должности главного редактора самого престижного издания, иметь доход в тысяч эдак двадцать долларов и особнячок в Подмосковье, то теперь мне нужно было всего лишь иметь возможность позволить себе каждый день есть ливерную колбасу, пить пиво, бесплатно ходить в качалку, а иногда по выходным ходить в кино и закладывать за воротник с друзьями. Нет… Я, конечно, смутно осознавал, что моё место не здесь, что это не моя жизнь, но это осознание было настолько глубоко, что выбраться наружу самостоятельно оно не могло. И опять же, я полагал, что счастье близко, что меня всё устраивает, единственное, что угнетало — это отсутствие секса. Девушки не обращали на меня внимания. Это раньше, в той жизни, я был первым ловеласом в столице, терминатором женских сердец, а теперь… Весь лоск сошёл с меня. Я превратился в заурядного провинциального инженеришку, который кроме жалости, других чувств у прекрасных дам вызвать не может.

Зато я приобрел огромные познания в области онанизма. Мои новые друзья, такие же неудачники, как и я, в совершенстве владели практикой самоудовлетворения. Они тоже не были избалованны вниманием женского пола. С помощью них я узнал о тайном трактате Гуру Свами РукИ. Это была редкая философская книга тантрического содержания, в которой давался ряд практик, позволяющих достичь просветления через постоянную мастурбацию. Это неудивительно, ибо жизнь моя в тот период проходила подобно жизни монаха, с тем только различием, что я постоянно употреблял алкоголь. Несоответствие моего подавленного истинного Я и нынешнего состояния моей психики находило выход только в пьянстве. Если в прошлой жизни я выбирал лучшую и дорогую выпивку, то теперь главной моей целью сделалось выпить побольше, подешевле, а желательно — на халяву. Это объединяло меня и моих новых друзей. Как только мы слышали, что кто-то женился, развелся, родился, купил телевизор, холодильник, шнурки, мы, как стая голодных бродячих собак, прыгали на жертву и начинали кричать: «Налей! Налей!» И почти невозможно было скрыться от нас. Хотя я не отдавал полностью в этом отчета, но смутно я напоминал себе некое подобие паразита. Да, собственно, я таковым и являлся в тот момент. Жалким, неспособным к выбору, забитым животным, при этом пытающимся паразитировать на себе подобных. Более того, мое увлечение учением Гуру Свами Руки ставило меня в положение просто отвратительное, ведь не забывайте, что в комнате со мной жили еще четверо человек. Какие-то остатки моральных тормозов не позволяли мне заниматься рукоблудием в присутствии моих товарищей, которых впрочем, нимало не смущало мое присутствие. Иногда они отвратительно комментировали: «Первая ракета пошла, вторая на изготовке». Отвратительно сейчас вспоминать это, а тогда я весело смеялся, и даже пытался острить по этому поводу. Что-то вроде: «Вот, блядь, потонем в сперме скоро, мать вашу». И ответом мне было одобрительное ржание моих товарищей. Поскольку я публично не онанировал, друзья считали меня импотентом, но порок в нашем обществе это был небольшой, так как из-за постоянного употребления алкоголя самого низкого качества импотенция подкарауливала почти каждого мужчину в возрасте около тридцати лет. Ведь пить здесь начинали лет в десять-двенадцать и к двадцати годам становились уже хроническими алкоголиками.

Но все же я импотентом не был, и единственным моим утешением был онанизм в рабочее время, в грязной кабинке туалета. Причем шпингалетов на дверях не было в принципе, и мне одной рукой приходилось ласкать свой детородный орган, а другой держать ручку двери! Кого я представлял в тот момент? Конечно, Лилит, хотя я не помнил ничего из того, что между нами было. Вообще все то время разум был мой затуманен очень сильно, попытки проанализировать свое положение мгновенно вызывали жуткую депрессию и императивное желание выпить. Желание это удовлетворялось немедленно, уж от чего-чего, а от отсутствия рыгаловок город этот не страдал.

Мои упражнения в туалете обычно продолжались около двадцати минут, и повторялись до пяти раз за день, что вызывало огромное неудовольствие среди пришедших справить нужду сотрудников. Один местный остряк и рифмоплёт даже сложил стих, в котором окрестил меня «туалетным дрочилой», но никто при этом не знал, что «дрочила» — это я. Кроме того, в туалете стоял ужасный смрад дешевых сигарет вперемешку с запахом фекалий, которыми было щедро сдобрено пространство вокруг унитаза. К этому крепкому букету ароматов добавлялся запах застоявшейся мочи, скапливающейся в углублениях за унитазом. Для того, чтобы насквозь пропитаться этой вонью, достаточно было и трех минут пребывания в туалете. Я же за пять подходов по двадцать минут насыщался им настолько, что от меня шарахались прохожие на улице. После каждой эякуляции я чувствовал себя очень гадко, и обещал себе, что этот раз непременно будет последним, но мой член был другого мнения, и я стал рабом привычки. В конце концов, я успокоил себя тем, что это лучше, чем скатываться в пропасть нетрадиционализма, как случилось со многими сотрудниками. О, если бы не Лилит!!! Я, наверное, смог бы держать себя в руках, но как только её образ возникал в моём сознании, кровь раздувала чресла, и воля моя ломалась, как тонкий лёд под коваными сапогами. Лилит тем временем успевала крутить романы направо и налево, не обременяя себя постоянством связей, впрочем, это было присуще почти всем молодым (и не очень молодым) сотрудницам КБ. Вся катастрофа состояла в том, что всё человеческое постепенно подавлялось в людях, и на передний план выходили животные инстинкты, люди превращались в дрессированных млекопитающих, контролируемых, но не контролирующих себя.

В тот вечер после работы я ехал домой со Сталкером, оказалось, что он тоже живёт в общежитии, разделяя комнату с «кавказскими гостями», которые приехали торговать, и, сунув на лапу кому следует, получили крышу над головой в одной комнате вместе с ним. Мы разговорились. Сталкер, он же Олег, как выяснилось, приехал в NN из села, и был, как говориться, инженером от сохи. Но им он стал, как и я, волею неблагоприятного стечения обстоятельств. А всё потому, что послал его председатель на сельскохозяйственную выставку, которая проходила в то время на ярмарке в NN. Впервые увидев большой город, поддался селянин на соблазны, пустился во все тяжкие и промотал все средства, доверенные ему на покупку племенных пород кур. Далее остановиться не смог, играл в рулетку и влез в большие долги. Неизвестно, что стало бы с ним, если бы не набрёл он на таинственную башню. Теперь он отрабатывает свой долг, выкупленный у кредиторов новыми хозяевами. История, подобная этой, оказалась не единственной, другие молодые сотрудники попали на «объект», избегая рекрутского набора, и полагая только переждать некоторый период, но оставались здесь навсегда.

Следующий день был объявлен днём донора, о чём оповещали скромненькие, неприметные объявления, развешанные на территории. Сталкер и Кверти предложили мне сходить. Сами они регулярно сдавали кровь, подкупаясь на скромное вознаграждение: сто рублей и маленькую шоколадку. Кроме того, в медпункте, где сдавали кровь, подавали чай с печеньем, «совершенно на халяву», о чём с восторгом не преминул мне рассказать Кверти.

В медпункте уже с самого утра толпился народ. Желающих было много. Выстояв часовую очередь, они заходили с закатанными рукавами в процедурный кабинет и выходили оттуда бледными, как полотно, и слегка пошатываясь. Некоторые теряли сознание. Зато потом, получив долгожданную награду и напившись вволю бесплатного чая с печеньем, со счастливыми улыбками шли на рабочие места. Я несколько нервничал. Меня пугал вид крови и размер иглы, которую медсёстры с размаху вонзали в вены бедным донорам. Но с мужеством выдержав это испытание и потеряв добрый литр своей крови, я ощутил необыкновенное облегчение и лёгкую эйфорию, как после принятия ЛСД. Ощущения мне понравились, а сто рублей и шоколадка ещё более скрасили их. С какой целью собирали кровь, я не задумывался. И как оказалось позже, она нужна была отнюдь не для медицинских целей… Но не буду забегать вперёд.