Бесплатный фрагмент - Золушка?! Да! Та самая!

Пролог

Рождения королевского наследника, которому предстояло стать правителем Каливстерского королевства, ждали очень долго. Но целых семнадцать лет супружества, у венценосной пары рождались только дочери. Одна за другой на свет появились шесть миленьких принцесс, унаследовавших от матери утонченную красоту и грацию, но не имевших к наследованию трона никакого отношения.

Каждый раз измученная тяжелыми родами королева слышала от супруга только учтивое…

— Благодарю.

…и видела в уголках его глаз, тщательно скрываемое, но все же проступавшее, разочарование. И каждый раз она испытывала чувство виныбудто сама являлась виновницей этой насмешки судьбы. Единственным её желанием было увидеть во взгляде мужа радость и настоящую благодарность. И для этого ей нужно было всего лишь одно: родить мальчика.

Когда на свет появилась шестая дочка, поздравить королеву, как всегда, пришла лучшая подруга, а по совместительству обычная фея.

— Ну что ты, не стоило, — устало говорила королева, принимая в подарок чудную подвеску в виде звезды. — Это всего лишь еще одна девочка.

— Еще одна прекрасная принцесса, редкая красавица и, конечно, в будущем непременно умница и истинная носительница крови Рюзенгот, как и её мать, — подбадривала фея.

— Ах, Лета, как бы мне хотелось, чтобы это был истинный носитель крови Кардесон.

— Значит, еще не время, и твоя родовая ветвь пока сильнее. — Фея отжала салфетку, лежавшую в тазу с холодной водой, и вытерла испарину, покрывавшую лоб роженицы. — Когда-нибудь ты подаришь мужу наследника, а пока нужно радоваться, что девочка родилась здоровой, и для тебя все закончилось хорошо.

Придворный лекарь не согласился бы с ней. Как раз в это самое время он упорно объяснял королю, что еще один ребенок может стоить его супруге жизни. Роды давались королеве Мажердине тяжело, прямо сейчас она балансировала на грани родовой лихорадки.

— Но мне так невыносимо видеть его расстроенным… Ты же знаешь, на границах сейчас неспокойно и рождение наследника укрепило бы наше положение, а я не могу…

— Никто не может родить ребенка на заказ! — возмутилась фея. — Зачем ты винишь в это себя?

— Не получается отделаться от этого чувства. Ведь на свет их произвожу я.

— Но делаете-то вы их вместе! — неприлично хихикнула Летавица.

Бледные щеки королевы порозовели от смущения. Хоть она и была уже матерью шести дочерей, но такие беседы все еще вызывали у нее девичье стеснение.

— Неужели совсем нет способа? — задала она давно томивший её вопрос.

Тонкими, словно прозрачными, пальцами королева схватились за запястье подруги, и карими глазами, прекрасными, как глаза лани, внимательно смотрела на Лету. Заданный вопрос не то чтобы относился к запретной теме, просто волшебство непринято было использовать для изменения судьбы. Кто знает, как переплетутся в будущем ее нити? Даже легкое колебание может сотрясти весь холст мироздания и привести к неожиданным последствиям.

— Есть… — Летавица надеялась никогда не услышать этого вопроса от своей подруги. Она искренне желала ей помочь и давно нашла способ заполучить желаемое. — Только цена…

— Деньги?

— Если бы, — усмехнулась Лета. — Если бы все было так просто… — Фея поправила одеяло королевы, подоткнула поудобнее съехавшую в сторону подушку и со вздохом принялась объяснять: — Заветное желание можно исполнить при выполнении определенных условиях. Но взамен магия мира может вытянуть из тебя жизненную силу.

— Сколько? — С тревогой и волнением спросила королева.

Какая бы цена ни была названа, она готова её заплатить.

— Кто знает? Может, она заберет год твоей жизни, возможно, сократит её на десятилетия. А может, разом отнимет все….

— Я согласна!

— Мажери…

— И не смей меня отговаривать! Просто скажи, что нужно сделать.

***

— Тужьтесь! — воскликнула в очередной раз повитуха.

— Еще немного, ваше величество, уже показалась головка. — Голос придворного лекаря звучал куда более спокойно. Но люди, хорошо знавшие его, непременно насторожились бы и заволновались, услышав от доктора такой тон. Ледяным спокойствием он наполнялся только в особо серьезных случаях. — Последнее усилие. Прошу вас, ваше величество.

Король, несколько часов простоявший под дверьюи подслушивавший происходящее как какой-то паж, не выдержал и ворвался в покои жены.

— Ваше величество! — испугалась повитуха, стоявшая в ногах роженицы и помогавшая доктору.

Но король лишь отмахнулся от неё и с жадностью уставился на появлявшегося на свет ребенка. Он хотел как можно скорее узнать его пол.

Когда врач выпростал плечи малыша, остальное тельце выскользнуло легко.

— У меня сын! — закричал Людвиг IX так, что напугал служанку, несшую для купания младенца кувшин с теплой водой. — Сын!

Он поднял пищавшего младенца над головой и еще несколько раз ликующе повторил это заветное слово.

Королевас волнением смотревшая на него, наконец-то увидела в глазах мужа радость и, счастливая, откинулась на подушки. А когда король на минутку оторвался от розового комочка, завернутого в золотой шелк, ей достались его восхищение и благодарность. И вошедшее уже в привычку:

— Благодарю!

Прозвучало совсем иначе, искренне и от всего сердца.

Но через мгновенье королева была забыта. С плачущим ребенком в руках, счастливый и гордый отец выбежал в коридор. Всем встречным он показывал свой драгоценный сверток и все время повторял:

— Сын! У меня родился сын!

В своем порыве монарх мог бы показаться смешнымно все понимали, что для короля, разменявшего пятый десяток, рождение наследника былоподобно чуду. На него сыпались поздравления, новорожденного принца приветствовали низкими поклонами и сердечными приветствиями, адамы прикладывали к глазам платочки, утирая слезы радость и умиления.

Спустя пятнадцать минут все дворцовые пушки десять раз выстрелили холостыми залпами, возвещая о рождении Людвига X. Во все города королевства были направлены гонцы, чтобы оповестить народ о доброй вести. Как только очередной мэр узнавал о судьбоносном событии, над ратушей поднимался государственный флаг с синей лентойна маковке и нескольких часов празднично звенели колокола.

На площадях расставили столы, заставленные блюдами с нарезанными колбасами, сыром и рыбой. Выкатили бочки с вином. Весь народ, будь то зажиточный горожанин или обычная прачка, щедро угощались, поднимали кружки за здоровье королевской семьи и крошки-принца.

— Это тебе не простой ребенокнародился. — объяснял захмелевший пекарь богатому купцу, с которым успел побрататься. — Наследник!

И новый товарищ согласно кивал, осознавая всю важность происходящего.

В замке, ставшем домом Людвигу Маркусу Денеку Тимиону Кардесон-Рюзенготу, тоже проходило пышное празднование. В честь ребенка, у которого было имен больше, чем необходимо человеку, не пожалели ничего. Шампанское лилось рекой. Столы ломились от утонченных кушаний. Двор ликовал.

А в спальне королевы царило тревожное затишье. Лекарь и повитуха чуть слышным шепотом обсуждали новые и новые лекарства. Служанки ступали на цыпочках, не желая потревожить впавшую в сонное забытье королеву. И сам воздух, душный и пропитанный запахом крови, вызывал гнетущее настроение.

— Лети! — Мажердин словно почувствовала, когда фея вошла в комнату.

— Здравствуй, Маж, — грустно ответила Летавица и присела на стул, стоявший у изголовья. Лицо королевы было слишком бледным для живого человека.

— Ты видела его?

— Я видела обоих, — улыбнулась фея. — Поздравляю, малыш прекрасен.

— А Людвиг?

— Он счастлив как никогда.

— И я счастлива, — Глотнув пересохшими губами отозвалась королева. — И не жалею. Это того стоило.

— Я верю.

Фея взяла холодную руку и подышала на неё, пытаясь согреть.

Напрасно. Цена, которую сейчас взимала с королевы жизнь, была неподъемной, сила вытекала из неё, словно весенний ручеек. Рядом суетился лекарь, подсовывая королеве то стакан с отваром, то ложку, наполненную непонятной субстанцией. Но все его попытки помочь были обречены на поражение. День, когда на свет появился долгожданный наследник, стал точкой отсчета последних часов королевы.

— Пообещай мне, что станешь ему крестной.

На губах Мажердин блуждала счастливая улыбка.

— Конечно, я согласна. Людвиг не будет против?

— Нет. Он все знает о твоей помощи. И благодарен. — Дыхание королевы становилось поверхностным. — Еще пообещай мне… Если бы у меня оставались силы, я бы загадала и это, но… Пообещай мне, что у него будет то, что не случилось со мной. Пообещай устроить его брак по любви.

Летавица удивленно вскинула брови. Такого желания она услышать не ожидала. Конечно, все знали, что королевская пара сочеталась браком не под властью чувств, а по велению долга. Но они были нежны друг с другом и проявляли если не любовь, то почитание и уважение уж точно. Кто бы мог подумать, что женщина, которой завидовали все подданные, мечтала совсем о земном.

— Как, по-твоему, я это устрою? — удивилась Лети.

— Ты же фея! — улыбнулась королева. — Проверни как-нибудь. Хочу, что бы мой мальчик прожил свой век счастливо. С достойной женщиной, которую полюбит, независимо от её положения и рода, и которую будет боготворить всю свою жизнь. Моя последняя просьба к тебе. О том же я буду просить Людвига. Уверена, он согласится дать нашему сыну свободу выбора…

Через несколько дней королева впала в беспамятство и так же тихо, как жила, скончалась.

Король искренне скорбел о её кончине, Мажердин была достойной женой. Да, между ними никогда небыло страсти, но оба являлись не просто людьми скованными обязательствами. За время супружества они стали добрыми и близкими друзьями, хотя все, что Людвиг ждал от неё все эти годы, был только наследник.

Её похоронили в замковом парке, а вокруг возвели гигантский зимний сад, в котором круглый год цвели её любимые розы. Один из портретов королевы поместили в главной галерее между портретом Ютилиана III — отца нынешнего короля — и портретом его деда. До этого дня там размешались лики только мужских представителей королевской династии, но Людвиг посчитал, что жертва, принесенная Мажердин, ставит её в один ряд с этими достойными мужами.

Также в память о королеве и по её последней просьбе в трактат о законах и правилах Каливстерского королевства были внесены изменения: в пункт три второго тома красными чернилами было вписано следующее:

«Отныне король вправе избрать себе в супруги любую девушку, независимо от рода, происхождения и сословной принадлежности. Никто не вправе ему помешать. Единственное, чем монарх должен руководствоваться — веление его сердца».

Глава 1

Спустя много лет

Вальс набирал обороты. Партнер подхватил её за талию и, легко приподняв, закружил над паркетом парадной залы. Потом мягко отпустил и, подхватив ладонь, повел вправо. Хитрый пируэт, поклон, поворот вправо и легкое па.

— Золушка… — Неприятный и смутно знакомый голос выбился из танцевального такта и заставил споткнуться. — Золушка! — прозвучало зло и совсем рядом. А потом щеку больно обожгла пощечина. — Сколько можно звать?! Ты что, оглохла?!

— Маменька, да она опять витает в своих мечтах, — захихикала Хильда, выглядывая из-за плеча матери.

— Наверняка грезит о каком-нибудь трубочисте! — загоготала Тория, вынырнув из-за другого плеча.

— Посмотри на её осоловелые глазки и бери выше — там как минимум присутствовал конюх.

Сводные сестры переглянулись и синхронно прыснули в сжатые кулачки.

— Девочки, фи! Как некультурно обсуждать такую грязную тему, — медовым голоском, которым она обычно читала нравоучения своимдочкам, пожурила их мать.

Это была статная женщина возрастом, слегка за сорок. В молодости, по её рассказам и слухам, долетавшим иногда до Золушки, она была необыкновенно хороша собой, но со временем из высокой и стройной красавицы, она превратилась в весьма объемную даму с выдающимися в стороны формами. Этому способствовал праздный образ жизни и хороший аппетит, который не могли испортить ни война, ни бедность, стучавшая в двери их особняка. Женщина не питала к своим дочерям какой-то особо нежной привязанности. Просто воспринимала их как нечто неотделимое и единственно родное на всем свете.

А вот Золушку она просто ненавидела. Постоянно запугивала и тиранила её, получая от этого какое-то извращенное удовольствие. Она травила её не время от времени и дажене раз в день — нет, это происходило при каждой возможности и встрече.

Золушка боялась её всей душой, всем своим существом. Каждым нервом она чувствовала мгновение, когда мачеха или её дочки просто приближались к ней. Случались моменты, когда в присутствии баронессы девушка совершенно терялась от охватывавшего её ужаса и от того, казалась совершенной дурочкой, забывая отданные ей приказы. Мачеха и сводные сестры потешались над ней и считали слегка чокнутой. Такой страх, родился в ней оттого, что у Золушки совершенно не было защиты ни от их угроз, ни от побоев. Слуг в доме не осталось, хотя если бы они и были, разве вступились бы за бедную сироту? Пошли бы против хозяев? Её отец давно умер, а больше никому она не была нужна.

— Разве для этого я спустилась в эту богадельню? — Мачеха брезгливо оглядела кухню, в которую действительно редко заглядывала.

— Где наш чай? — перебила её старшая дочь.

— И пирожные? — поддакнула ей младшая.

Обе девушки своей мастью были похожи на мать. Каштановые волосы и серые глаза в точности повторяли цвета родительницыно на этом сходство заканчивалось. Тория — старшая, двадцатилетняя — была худой, словно стиральная доска, и совершенно не имела женственных изгибов. Её матушка утверждала, что дочка необычайно похожа на своего покойного папеньку. У неё был острый, чересчур длинный нос, тонкие губы и общий вид юркой крысы. Характер соответствовал. Она была мелочна, скрытна и вечно зла на весь мир.

Младшая из сестер, девятнадцатилетняя Хильда, наоборот, была низенькой и круглой.

— Вылитая свекровь, — философски говорила её маман и отнимала у дочери очередное пирожное.

В полненьком человеке всегда надеешься найти мягкость и уют, как в сдобной булочке, но эта девица обладала черствостью сухаря и недалеким умом шляпной болванки. Любимым занятием Хильды были интриги, ябедничество или обсуждение свежей сплетни.

— Что с завтраком? — Учтиво полюбопытствовала мачеха и отвесила Золушке еще одну оплеуху.

Давно привыкнув беспрекословно повиноваться, Золушка и не подумала возмутиться или обидеться. Она подскочила с ящика с золой, на котором спала и сделала глубокий, изящный реверанс.

— Прошу прощенья. Я перемыла вчера все котлы, как вы велели. Пришлось работать полночи и…

— Мне все равно, чем ты занимаешься по ночам! — рявкнула мачеха. Лицо её налилось нездоровой краснотой. — Если ты не успеваешь закончить порученные тебе обязанности днем, значит, ты медленно двигаешься или отлыниваешь, слоняясь где попало. И это твои проблемы. А я спустилась сюда в такую рань, чтобы узнать: где. наш. завтрак?!

Три фурии, одетые в шелковые, расшитые по последней моде павлинами, халаты с ненавистью уставились на перепачканную в золе девушку.

— Будет подан через пятнадцать минут, — присев в книксене, отчеканила Золушка.

Гордо вскинув голову, мачеха развернулась на каблуках своих комнатных туфель и поплыла в сторону лестницы для прислуги. Две её дочки старательно, но неуспешно копируя её походку, заторопились следом.

«Вот почему я их не услышала», — догадалась Золушка.

Дверь, ведущая в коридор первого этажа, скрипела при открывании. Золушка никогда её не смазывала, чтобы слышать, если к ней подкрадывались лихие родственницы. Их шутки были частыми и злыми, поэтому приходилось постоянно быть начеку. А вот петли двери, ведшей на лестницу прислуги, она регулярно натирала гусиным жиром. Золушка постоянно пользовалась ею, а зимой, чтоб затопить камины, девушка поднималась в спальни мачехи и сестер очень рано. Делать это нужно было бесшумно, чтобы не потревожить спящих мегер, вот она и старалась исключить все возможные звуки.

«Наверное, Тория заметила это и подговорила мать прокрасться сюда по ней».

Золушка взглянула на старенькие ходики, висевшие на стене. Они были вырезаны из дерева и имели форму совы, а качавшийся внизу маятник заставлял глаза птицы смотреть то влево, то вправо.

— Ну так и есть! Совсем я не проспала, у меня в запасе еще десять минут. — Золушка повернулась к закрывшейся за сестрами двери и, смешно сморщив милый нос, показала язык. — Вредины, — тихо проворчала она.

Бросив в печь мелко нарубленные щепки, она разворошила затухшие угли огромной кочергой.

Несмотря на полную несправедливости тяжелую жизнь, Золушка была оптимисткой. Пара пощечин, окрасивших в ярко-розовый цвет бледные, словно у фарфоровой куколки, щечки не могли испортить ей настроение. Ведь сегодня пятница, а по пятницам и средам в особняк на Южном холме приходил учитель танцев.

Золушка подхватила тяжелый, медный чайник и поставила его на плиту. Потом быстренько спустилась в погребок и принесла холодный кувшинчик со сливками, колбасу, сыр и приготовленные вечером пирожные. На огромный серебряный поднос она установила сервиз из розового фарфора, который мачеха желала видеть по утрам, и белые тарелочки с завтраком.

Двигалась девушка легко, порхая от плиты к очагу и обратно так, словно не выполняла несправедливо возложенные на неё обязанности, а танцевала. Собрав все нужное, Золушка подхватила увесистыйподнос и, прогибаясь под его тяжестью, пошла на второй этаж.

Первой по коридору находилась спальня Хильды. Открыв дверь носком сабо, Золушка вошла в комнату и накрыла маленький столик для завтраков. Лежавшая на постели сестрица предпочитала по утрам пирожные, сладкий какао и клубничный пудинг.

— Заштопай мои чулки и пришей к бежевой перчатке оторванный палец, — приказала Хильда вместо благодарности.

Во второй спальне Тория сидела за письменным столом и покусывала кончик красивого пера. Пальцы её были измазаны чернилами, а на листке красовалась пара крупных клякс. Старшая из сестер вела обширную переписку, как с подругами по балам, так и с потенциальными ухажерами. Еще она баловалась написанием стихов и часто зачитывала свои «шедевры» гостям, у которых от этого кисли лица.

— На желтой шляпке оторвалась лента, — кивнула она на ворох вещей, как попало сваленных в кресле.

— Пришью, — присев в книксене, отвечала Золушка.

— И ототри пятна на синем платье. Прямо на лифе. Кажется, это малиновое варенье. У Годрихов к бисквитам подавали малиновое варенье.

Золушка хотела посоветовать сестрице есть поаккуратнее, но вслух сказала:

— Я попробую отстирать, но если это действительно малина, то ничего не выйдет.

— Что?! — подскочила Тория. — Да ты знаешь, сколько оно стоит?! Я сейчас же пожалуюсь на тебя маменьке!

Увидев испуг в глазах сводной сестры, девушка возликовала.

— Не нужно, — пробормотала Золушка, — я… я вышью на лифе маки, и пятна будут совершенно незаметны.

— Маки? — засомневалась Тория.

— Да. Они очень модны в нынешнем сезоне. А на синем алые цветы будут смотреться просто восхитительно, — уговаривала Золушка. — Они подчеркнут твой румянец.

— Ну хорошо… — с сомнением согласилась Тория. — Только платье должно быль готово завтра. Я одену его на прием к Селинонам.

— Как скажешь, — склонила голову Золушкане переставая в это время накрывать сестрице завтрак.

Тория предпочитала встречать утро жасминовым чаем, яичницей и тостами с маслом.

Последняя дверь на этом этаже, вела в хозяйские апартаменты. Это была непросто спальня, а несколько комнат соединенных между собой дверьми. Из коридора Золушка попала в маленькую гостиную, стены которой были затянуты розовым шелком. От туда в разные стороны вели две дверина половину хозяина и хозяйки. К каждой спальне примыкали гардеробные, а к спальне хозяйки еще прилагался будуар с зеркалами в пол. Мачеха отыскалась в огромной постели, в которую вернулась после утреней прогулки на кухню.

— Ваш завтрак, — который раз за утро присела в книксене Золушка.

— Наконец-то, — устало отозвалась Диана Лидия, урожденная Гаушен, а ныне баронесса Троксонвок. — Утомилась ждать. — И махнула рукой в сторону маленького столика на коротеньких ножках.

Его нужно было ставить на постель, чтобы её милость, кушая, не утомилась еще больше. Она любила испить поутру крепкий кофе с изрядной порцией жирных сливок, закусить его сдобными булочками с корицей и изюмом. Еще мачеха ела кашу, колбаску, сыры. Не гнушалась пудингом.

— Сегодня сразу после урока танцев натри паркет в бальном зале. Обязательно почисть столовое серебро. Взбей и перестели все постели на третьем этаже. — Баронесса, как всегда по утрам, давала задания падчерице. За день к ним добавлялась приличная доля новых. — Сегодняшние гости, если засидятся, могут остаться переночевать. Пусть все будет свежим. На ужин, кроме уже оговоренного, приготовь запеченного гуся. Баронесса Годрих в прошлый приезд была от него в восторге…

На это замечание Золушка счастливо улыбнулась.

— Она глупа и ничего не понимает в изысканной кухне. — Мачеха быстро осадила в девушке радость. — Но если хочет, пусть ест.

Пока миледи неторопливо завтракала, Золушка прибрала разбросанные по комнате вещи, расставила по местам сдвинутые кресла, протерла пыль. Она старалась вести себя как можно тише, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание сварливой мачехи. И, к её счастью, утреней «шутки» мачехе было пока достаточно. Женщина неспешно отхлебывала парующий кофе и лениво поглядывала в окно. День обещал быть чудесным.

Собрав ворох белья, нуждавшегося в починке и стирке, девушка откланялась и с облегчением спустилась в относительно безопасную кухню. После смерти отца она находилась в этом доме на положении бесправной служанки, а ведь по рождению была даже высокороднее сводных сестер.

Довольно давно её отец, барон Генри Троксонвок, получил хорошее наследство и считался завидным женихом. В двадцать пять лет он женился на прекрасной женщине своего сословия. Анна Свонк была хрупка и восхитительна, она подарила горячо любимому супругу дочь, и чета жила в своем богатом поместье счастливо. Но недолго. Когда Золушке исполнилось пять, её мать тяжело заболела и умерла. В доме воцарилось уныние и печаль. Генри забыл о делах, дочери и имении и полностью отдался горю. Он много пил — только вино спасало его от черных мыслей и одиночества. Иногда он все же поспешал друзей и на одном из приемов встретил привлекательную вдову. Потеря супругов стала их общей темой для разговоров. Диана была женщиной хитрой и знала, на какие струны души нужно надавить, чтобы получить желаемое.

— Подумайте о вашей девочке, — нашептывала она на ухо мужчине, держа его за руку. — Ей нужно воспитание, соответствующее титулу. Ей нужна компания. А как ваша крошка живет все это время? Одна, в полной изоляции. Юной особе это не пристало. Если бы я была её матерью, непременно сделала бы её счастливой. — Диана томно вздыхала и озабоченно обмахивалась веером. — Позвольте мне и моим дочерям навешать её. Уверена, они непременно подружатся.

Подругами девочки не стали, а вот Диана Гаушен достигла цели — стала баронессой Троксонвок. Войдя в дом хозяйкой, женщина сбросила маску, за которой прятала свое истинное лицо, и во всей красе показала нрав. Все ей было не так, все не соответствовало вкусу. Не нравилось убранство комнат, бесила прислуга, быстро устававшая от постоянных скандалов, и поэтому менявшаяся чуть ли не ежедневно.

— Мой дом куда удобней, — говорила баронесса каждый день. — Там мне и девочкам было привычнее, и соседи… — Она приводила тысячу доводов для переезда в её имение и давила, давила… — В конце концов, это выбор большинства! — ярилась она. — И с нашими скромными финансами будет не так дорого его содержать.

А стала ли Золушка от этого счастливой? Точно нет!

Супруг, который понял свою ошибку, принялся пить с еще большим усердием и быстро сдался. Семья собрала вещи и переселилась на Южный холм в небольшой особнячок, оставшийся у Дианы от первого брака.

Но настроение новоявленной баронессы не улучшилось, ведь главная причина её раздражения осталась с ними. Падчерица. Диана возненавидела её с первого взгляда и всем сердцем. В девушке было все то, о чем сама женщина безнадежно мечтала: богатство, красота, происхождение. Природа щедро наделила девочку утонченностью и красотой, на фоне которой её собственные дочери с их простоватыми манерами смотрелись грубыми крестьянками и уродинами.

И ещё Диану бесил характер девчонки. Как ни старалась она побольнее уколоть падчерицу, та держалась стойко, редко радуя слезами. Золушка — бесило даже это вычурное имя — была подобна росшей во дворе траве: сколько ни вминай её в грязь, сколько ни топчи каблуками — ей хоть бы что. Смотришь поутру, а она, как прежде, зеленеет.

В присутствии супруга мачеха сдерживалась и не позволяла себе делать девчонке замечания. Все-таки она побаивалась барона — он мог урезать ей содержание, ведь деньгами семьи распоряжался муж. Даже незаметные, но болезненные щипки, доставались девочке только в его отсутствие.

Поэтому после кончины папеньки жизнь Золушки стала совсем ужасной.

Это был несчастный случай, для всех ставший неожиданностью. Для ежедневной прогулки он оседлал свою лошадь. Но, вскочив в седло, изрядно пьяный барон не удержался и, свалившись, свернул шею.

Новоиспеченная вдова ликовала. Теперь никто не мешал ей распоряжаться поместьями, после свадьбы едва державшимися на плаву. Для вида она обронила над могилой супруга пару слезинок, а обязательный траур сняла уже через пару месяцев.

— Я обязана вывозить дочерей в свет, они не должны прекращать поиски подходящей пары, несмотря на мою потерю, — объясняла она свой поступок знакомым. — И ни к чему омрачать людям праздничное настроение этими черными платьями. Да разве оно что-то значит? Моё горе навсегда останется со мной, вот здесь, — и она прикладывала руку к груди, где билось её черствое сердце.

Диана любила транжирить деньги и не любила их считать. Платья, украшения, балы, приемы. За несколько лет от обширных земельных угодий, оставшихся в наследство Золушке, осталась лишь малая часть, и та приносила крохи, которых едва хватало откупиться от кредиторов. Фамильный особняк Троксонвоков был продан, а дом, где все они сейчас жили, давно заложен. Золушка теперь выполняла работу прислуги, на оплату которой денег не было. Вот так из единственной наследницы большого состояния она стала безропотной служанкой в доме сводных сестер и мачехи.

Глава 2

— Тим, ты уверен, что нам уже пора возвращаться? — поинтересовался Кевин.

Лучший друг принца, маркиз Фицуортинг, был человеком тихим и не публичным, поэтому возвращение с охоты оттягивал, как мог.

— Ты же знаешь моих сестер! Если мы не вернемся к обеду, они и все присутствующие во дворце дамы отправятся на наши поиски, — ответил принц и пришпорил своего белоснежного скакуна. — Поверь, это будет для них неприятным приключением и станет большим испытанием для их восхитительных нарядов. И, конечно же, за это меня будет мучить совесть.

На охоту молодые люди отправились на рассвете и, как всегда, вчетвером. Друзья с самого младенчества редко развлекались по отдельности. Король за постоянные проказы, которые мальчишки устраивали во дворце, однажды прозвал их взбалмошными лордами. И сейчас, повзрослев, они все еще не собирались остепеняться. Никто из золотой четверки еще не был женат, хотя старшему из них — Римусу, маркизу Мердоку — уже исполнилось двадцать семь. Милорды легко обходили расставленные придворными дамами брачные сети и эгоистично наслаждались свободной жизнью.

— Наперегонки! — крикнул Карл и хлестнул коня. — Кто последний взойдет на ступени замка, тот…

— Идиот! — хохотнул Римус и пустил лошадь в галоп.

Все четверо, забыв о накатанной дороге, поскакали через поле. Из-под копыт коней летели комья влажной земли, а ветер развевал волосы всадников. Они подбадривали своих коней веселым гиканьем и с легкостью преодолевали зеленые изгороди, делившие землю на участки. Шестеро егерей и пять загонщиков, следовавших за ними в отдалении, только покачали головами и продолжили путь в замок по безопасной дороге — никому не хотелось свернуть шею развлечения ради. Нет, это забава для господ, желающих пощекотать себе нервы, а простые смертные приеду домой не спеша и расскажут близким, как резв молодой принц.

Первым влетел на террасу перед черным ходом принц. Возвращаться с конных прогулок он старался как можно незаметнее. Как бы ни пытались его обогнать друзья, но скорость королевской лошади и умение наследника управлять ею были лучше. Бросив поводья конюху, ждавшему у балюстрады, принц взбежал по мраморным ступеням.

— Тим, встретимся за столом! — крикнул ему в след Римус, приехавший вторым.

— Да. Обязательно, — не оборачиваясь, ответил принц и прямиком отправился в свои покои.

Еще было время принять ванну и переодеться. Не хотелось пугать гостивших во дворце сестер видом растрепанного дикаря.

Четыре года назад Федерика, самая младшая из принцесс, вышла замуж, и во дворце воцарилось спокойствие, которого раньше не было из-за галдежа многочисленных фрейлин. Её брак считался довольно поздним, но оказался чрезвычайно удачным. Теперь короли трех стран, граничащих с Каливстерским королевством, были женаты на дочерях Людвига IX. Другие три сестры были замужем за монархами более отдаленных княжестви тоже носили короны. Не меньше двух раз в год дочери навещали своего престарелого отца и своенравного брата. Обычно приезжали по отдельности, но иногда, сговорившись, съезжались в отчий дом все разом. В такие времена дворец напоминал разворошенный муравейник.

Став королевами, девушки не путешествовали налегке. Навестить дедушку привозили и многочисленных внуков вместе с няньками, учителями и гувернантками. С ними приезжала и половина придворных, в основном то были незамужние девицы и их маменьки. Каждая из сестер втайне от других надеялась, что единственный брат женится на девушке, подобранной ею. Однажды сестры даже поспорили на довольно внушительную сумму, которой их мужьям хватило бы построить военный корабль, подданной какой страны будет невестка их отца. После этого визиты сестер в отчий дом участились.

Сейчас в замке гостили пять из них, а шестую ожидали со дня на день. В залах, на лестницах и террасах стоял постоянный гул, сплетенный из детских криков, женского смеха и мелодий клавесина, на котором играли постоянно. Туда-сюда сновали целые армии слуг, носившие подносы с едой, корзины со свежим бельем, букеты цветов и напитки.

Именно поэтому принц сбегал из дворца под любым предлогом, предпочитая держаться от дома на безопасном расстоянии.

Теперешний съезд состоялся под девизом: «Бал в честь первого дня лета». Но Тим подозревал более глубокую подоплеку этого события.

Дворецкий встретил его у лестницы и проводил в противоположную от обеденной залы сторону. Перед наследником открылись двойные двери, ведущие в малую столовую. Здесь обедали довольно редко, и только члены королевской семьи.

«Заговор!» — сразу понял принц и приготовился к обороне.

Небольшая, по дворцовым меркам, уютная комната была залита ярким солнцем. Окна в пол открывали вид на широкую террасу и были открыты, впуская свежий весенний воздух. Длинный обеденный стол был сдвинут ближе к окнам, позволяя обедавшим любоваться видом цветущего сада.

— Людвиг!

— Маркус!

— Денек!

— Тим!

Поочередно окликали принца сидевшие на резных стульях дамы. Старшей было около сорока, а самой молодой не больше двадцати восьми. Они все были похожи — черноволосы и кареглазы, — сразу становилось понятно, что это близкие родственницы.

По давней традиции, сестры подтрунивали над младшим братиком и называли всеми именами, данными ему при рождении.

— Да, Маржери, — поклонился принц сестре, которая назвала его Тим. Он предпочитал откликаться только на укороченную версию своего четвертого имени.

Маржери счастливо улыбнулась в ответ и подставила щеку для поцелуя. Её принц расцеловал первой, а потом обошел весь стол и чмокнул каждую.

— Ох, Тим, мы провели это утро в большом волнении, — картинно прикладывая руку к корсажу, отвечала Марджери.

Судя по довольным лицам сестер, которые они старательно куксили, перед ним разыгрывали какую-то сцену. На душе становилось все тревожней, а друзей ему в поддержку сюда не пустят. Принц решил не расстраивать подготовивших представление сестер и сделал вид, что верит и заинтересован.

— Чем, позвольте спросить, оно было вызвано? — учтиво поинтересовался Тим и расправил салфетку.

— Всё папенька!

Сейчас Тим понял, что отсутствие за столом отца не случайно, а задумано.

— Что с ним?

Кажется, Тим начинал понимать, к чему ведут сестры.

«Нет! Только не это. Опять!» Хотелось застучать ногами, как в детстве, и завопить во все горло: «Не желаю! Не хочу!»

— Он очень плохо себя чувствовал. Мы так обеспокоены, — ответила Янина, самая старшая из королевских дочерей, и густо намазала булочку паштетом из гусиной печенки.

Судя по толщине бутерброда, беспокойство не лишило её аппетита.

— Он страдал все утро! — сгустила краски Жаннет — вторая принцесса.

Старательно изображаемая сестрой скорбь слетела, когда перед ней поставили тарелку с супом из фазана и трюфелей. Нагнувшись, она с удовольствием вдохнула прекрасный аромат еды.

— Вызывали лекаря.

— О-о-о! — ужаснулся принц, который прекрасно знал, что доктор появлялся у отца, только чтобы сыграть партию в шахматы.

В это время позолоченные двери распахнулись, и в столовую вошел король, опиравшийся на руку своего камердинера. Все встали, приветствуя монарха. К столу он шел неторопливо, изображая занемогшего старца. Он сделал легкий поклон и сел во главе стола, пожелав:

— Приятного аппетита.

Забыв на секунду о своем «недомогании», король резво встряхнул салфетку и с аппетитом взялся за ложку.

— Кхе-кхе, — многозначительно прокашлялась Маржери и посмотрела на отца большими глазами.

Он опомнился, сделал руку вялой, и с постным лицом повозил ложкой в бульоне.

— Отец! Что я слышу? Вы изволили захворать? — преувеличенно взволнованно осведомился наследник.

— Да! — папенька театрально приложил руку ко лбу. — Меня мучили колики в сердце.

— Какой ужас! — ахнул принц.

— Да, жуткая боль, — согласился здоровый, как породистый конь, король и схватился за ребра, где, по его мнению, находится сердце, но промахнулся и держал себя скорее за печень.

— Папенька так страдал! — начали дружно охать сестры.

— Он так тревожился за тебя, Тим.

— И за страну! — поддакивали друг другу королевы.

— На кого я оставлю свой несчастный народ? — почти заплакал Людвиг IX.

— Хватит! — не выдержал принц. — Устроили не обед, а какой-то балаган!

Он в сердцах сорвал с воротника салфетку, намереваясь уйти. Эта тема поднималась каждый раз, когда в доме появлялись сестры. Сначала его это забавляло, но последнее время он страшно раздражался при одном упоминании о необходимости жениться.

— Тим… — попыталась подавить его бунт Янина.

— Я восхищен вашей постановкой и актерскими талантами, — продолжил принц, вставая из-за стола и швыряя на стул злосчастный кусочек батиста с вышитым гербом. — Но я всегда был и остаюсь злостным нелюбителем мелодрам. Прошу простить меня, но я уже сыт.

— Людвиг! — грозно прикрикнул на сына монарх, мгновенно превращаясь из безобидного старика в главу государства. — Сядь! Я не позволял тебе выходить из-за стола. — Принц безропотно подчинился. — Ты прав, шутки закончились. — Король ударил по столу сжатым кулаком, от этого фарфоровые тарелки жалобно задребезжали. — Тебе двадцать пять! Вполне достаточно, чтобы вкусить прелести свободной жизни. Но ты принц! И у тебя есть обязательства перед семьей и перед страной. Пришло время жениться, сын мой, и обзавестись наследником.

— Разве я не вправе самостоятельно решать свою судьбу?

— Нет! Нет! И нет! — Лицо короля даже покраснело от злости. — Крепость нашей страны, её процветание и безопасность всецело зависят от силы нашего рода. Твой долг — продолжить его и укрепить.

— Я не отказываюсь от этого. Но позвольте напомнить, что по закону, который просила учредить матушка, я волен жениться на женщине, которую выберу сам.

— Ну раз вы упомянули матушку, то напомню вам, что она отдала свою жизнь ради королевства. И теперь я внесу в этот закон вынужденную поправку. — Король бросил ложку и поднялся. За ним, согласно этикету, немедленно встали все присутствующие. — Слушайте все!.. А где мой секретарь?

Слуги переглянулись, кто-то скользнул за дверь, и через минуту в столовую вбежал запыхавшийся мужчина в бежевом костюме, нервно вытиравший салфеткой рот. Личный секретарь его величества почти неотлучно следовал за своим сувереном, но вот сейчас как раз отлучился, чтоб пообедать в соседней зале. В руках у него была толстая папка из красной кожи, куда он записывал все предписания Людвига IX.

— Слушайте все! — повторил король, выходя на середину комнаты. — Я издаю новый закон! Наследник вправе выбрать жену по велению сердца. Но! Если он не сумеет определиться до двадцати шести лет, то его родитель, получает право сделать это за него.

Все присутствующие ахнули. В голосе кого-то слышалось удивление, кто-то выдохнул с восторгом и одобрением, а вот принц произнес этот звук с протестом. Но он был только принцем и изменить закон сможет, только когда станет королем.

— Но мой день рождения через месяц! — все же запротестовал Тим.

— Это веский повод поторопиться с выбором, — с ледяным спокойствием парировал король, снова уселся за стол и без притворства и с удовольствием воздал должное восхитительному супу, уже порядком остывшему.

— О, Тими… — с сочувствием взглянула на принца Янина, — мне искренне жаль.

Брат с благодарностью кивнул.

— Но если подумать, то папенька абсолютно прав, ты слишком загулялся.

— Мне кажется, вы все просто мне завидуете, — обиженно ответил Тим.

— Не без этого, — засмеялась Юджина. — Но если ты решишь сделать выбор сам, то первый летний бал, который мы запланировали на следующей неделе, самое подходящее место и время.

Все присутствующие вопросительно посмотрели на недовольного принца.

***

— И что ты им ответил? — спросил Римус, раздавая карты.

После ужина вся компания собралась в синей гостиной, в которой былирасставлены столы для карточных игр и бильярда.

— А как ты думаешь? — зло огрызнулся Тим, наливая себе бренди. — Они обложили меня, словно зверя. Никогда бы не подумал, что у них такой стратегический талант. На поле боя им не будет равных.

— Все настолько серьезно? Не может быть, что нет выхода, — не поверил Кевин.

Он был самым образованным из четверки, знал все законы, а королевская библиотека была его любимым местом времяпровождения.

— Вечером отец показал мне гербовую бумагу. Помахал ею перед моим носом с видом победителя, — Горестнопожаловался принц. — Поправка уже вступила в силу. У меня остался только месяц. Месяц!

— А я говорил, что нужно было надеть разбойничьи маски и похитить его с этого злосчастного обеда, — процедил сквозь зубы Карл. — А теперь они переловят нас поодиночке, словно сонных мышей.

Он говорил, конечно же, о невестах. Неженатый принц был последним доводом для их холостяцкой жизни. Следом за своим сувереном должны будут жениться и остальные милорды.

— Но напоследок у нас есть шанс повеселиться, как следует. Как говорится: тонуть так с фанфарами, милорды! Этот бал обещает быть грандиозным!

Глава 3

Пританцовывая, Золушка, закончила расставлять на столе тарелки и, подхватив поднос с чашкой и пирожными, пошла к бальной зале, в которой заканчивался урок танцев. Музыкальная шкатулка, которую приносил с собой учитель танцев, как раз доиграла последнюю мелодию и замолчала, вызвав в душе Золушки грусть. Она очень любила музыку, и то был единственный её источник в этом доме.

Комната, предназначенная для приемов и небольших балов, была скромных размеров. Все, что могли себе иногда позволить Троксонвоки, это скромные чаепития и редкие ужины, в тесном кругу друзей. Они давно не устраивали праздников из-за острой нехватки денег. В зале, как и во всем доме, это тоже чувствовалось. На широких окнах висели потертые гардины цвета фуксии — любимый цвет баронессы. Их повесели вскоре после появления новой хозяйки. Годы не пощадили бархатную ткани, а солнце, к счастью, приглушило её слишком кричащий цвет. На выцветших обоях из дорогого заграничного шелка цвета безе зияли более яркие квадраты, оставшиеся на месте, висевших здесь раньше картин — дорогие полотна давно продали, а заменить было нечем.

— Обед подан, матушка, — присев в книксене, отчиталась Золушка.

Мачеха восседала в кресле у стоявшего в углу расстроенного клавесина. Никто в семье не умел на нем играть, потому Золушка лишь смахивала с него пыль и использовала в качестве подставки для цветов. На его крышке стояла открытая музыкальная шкатулка. В центре хитрого устройства стояла кукольная пара: балерина с отведенной назад ножкой, одетая в белый фатин, и державший её за руки мужчина в черном костюме, напоминавшем фрак. Когда шкатулку заводили, пара начинала двигаться, изображая танец.

— Сколько раз я говорила тебе не называть меня матушка? Для обращения у меня есть титул или можешь говорить просто «миледи». Неужели так сложно запомнить? — недовольно ответила баронесса.

Сестры, стоявшие посреди комнаты в замерших фигурах вальса, презрительно зафыркали.

— Простите, миледи, — безропотно ответила Золушка, снова приседая в книксене.

Она знала, что Диана бесится от намеков на их родство, и потому иногда позволяла себе вставить ей эту шпильку.

— У неё для этого слишком короткая память, — заметила Хильда.

— Да нет, она просто бестолковая дурочка, — засмеялась Тория.

— Девочки! — осадила их маман, изображавшая вежливую женщину при посторонних, которым сейчас был учитель. — Угомонитесь. Золушка, Клара Годрих еще не пришла?

— Нет, миледи. Если бы она пришла, я бы сразу вам доложила, как вы и велели.

Мачеха поморщилась и обмахнула себя подержанным веером.

— Опять позволяешь себе дерзить… — Она устало вздохнула. — Только небо знает, сколько сил и терпения я вложила в эту несносную девчонку, — обратилась она к сухонькому старичку-учителю. — И все без толку. Она только грубит мне и не упускает случая ослушаться. Неблагодарная!

Учитель ничем не выразил свое отношение к словам женщины. Как человек, нанятый в этот дом для работы, он предпочитал держать нейтралитет.

Баронесса тяжело поднялась и взмахом руки позвала дочерей, раскрасневшихся от танцевальных па, следовать за ней.

— Паркет! — уже в дверях напомнила она падчерице.

— Да… миледи, — кивнула Золушка, потупив голову.

Она боялась, что радостный блеск в глазах выдаст её маленькую тайну.

На самом деле натирание паркета, следовавшее после каждого урока танцев, было для неё не наказанием, а наградой. Они с учителем уже давно вступили в безмолвный заговор. Причем произошло это как-то само собой, и заговорщики не обменялись за все время и парой фраз.

— Ваш чай, — сказала она месье Рюку и поставила поднос на клавесин.

Чай после урока был единственной просьбой, добавленной учителем к небольшому жалованью. Так вышло однажды, что попивая его, после утомительного урока, он с восхищением засмотрелся на девушки натиравшую паркет. Она двигалась так грациозно! Чтоб её труд был не таким рутинным, Рюк завел свою шкатулку. С тех пор после каждого занятия он отдыхал и смотрел, как она танцевала, наслаждалась музыкой и натирала паркет.

— Благодарю вас, милая девушка, — кивнул старичок, одетый в серый костюм, такой же сдержанный и старый, как и его хозяин. — Что же мы сегодня будем слушать? — спросил он будто самого себя. — Может быть, мазурку? — И покосился на Золушку.

Девушка вернулась к открытым дверям, сняла тяжелые деревянные башмаки, которые всегда носила, и просунула ноги, оставшиеся в одних вязаных чулках, в щетки для натирания паркета. На вопрос учителя она пожала плечами как бы говоря:

«Мне все равно».

Но старичок воспринял этот жест за отказ и, поворачивая заводной ключ, вставленный в бок шкатулки, решил:

— Тогда вальс!

Прошаркав в смешных щетках к дальнему углу комнаты, Золушка замерла. Она стояла, отведя в стороны руки, как это делают дамы перед началом танца. Месье Рюк закончил завод инструмента, переставил в своей шкатулке какую-то хитрую пружинку и с кружкой чая в руках, сел в опустевшее кресло.

Прозвучали первые вступительные такты дворцового вальса, и Золушка отмерла. Легкая, словно куколка-балерина, которой она завидовала, но в сто раз изящней и краше, Золушка подняла руки верх и закружилась, волшебным образом совмещая классические движения вальса и натирание полов. Забыв о весе неудобных щеток, она полностью отдалась танцу. Отсутствие партнера нисколько её не смущало. Подсмотренные пируэты, напрасно заучиваемые сестрами, выходили у неё естественными и точными. По залу Золушка порхала, словно бабочка, и скромный наряд перепачканный золой нисколько не скрадывал этого сходства. Казалось, тело девушки рождено для танца.

Учитель, как всегда, забыл о своем чае и с наслаждением наблюдал за хрупкой фигуркой. О такой ученице он мог только мечтать. Если бы месье Рюк не опасался разозлить баронессу, то давно бы предложил давать Золушке уроки танцев бесплатно. Дочерям миледи, несмотря на пышные платья и вычурные прически, было до неё как до небес. Только посмотрите, как она ставит свои точеные ножки! А руки? Какие плавные восхитительные движения! А этот царственный поворот головы?! Даже не зная о происхождении девушки, сразу становилось ясно, что перед вами танцует истинная аристократка.

Когда механическая мелодия, слишком простенькая для этой восхитительной танцовщицы, закончилась, месье Рюк понял, что на глаза ему навернулись слезы. Эта девушка вызывала эмоции, подобные тем, чтоон испытал однажды в молодости, посетив королевский балет в далекой Зангрии — государстве, где на первую ступень образования поставлено искусство. Там такую талантливую балерину приняли бы с широко раскрытыми объятиями.

— Вам нужно на сцену! — не удержался и все-таки сказал он Золушке.

Потом смутился и начал переставлять механизм, включая полонез. Наблюдая за девушкой, он не забывал посматривать в открытые двери. Обедающие дамы могли вернуться в любой момент, и если он видел кого-то, выходившего из столовой в коридор, то подавал девушке знак, а сам притворялся уснувшим. «Извините, опять задремал, — оправдывался потом Рюк перед баронессой. — Ваши дочери просто закружили меня! А мой возраст…»

Его бы давно уволили, но он брал за свои труды так мало, что более выгодного учителя было не найти.

— Я думала об этом. — Почему-то сегодня Золушка расхрабрилась и решилась поделиться со старичком своими планами. — Я смотрела те брошюры, которые вы постоянно оставляете на клавесине.

Он делал это специально. Ярко раскрашенные программки, слегка пожелтевшие от времени. Они должны были заставить запуганную девушку задуматься о другой жизни. О том, что это возможно. Ей нужно поверить в себя! Судьба бесплатной прислуги не для неё. Бежать из этого дряхлеющего дома! Бежать!

— Я думала об этом… — повторила Золушка, подходя к Рюку. — Скажите мне честно: это возможно? — Она вскинула голову и впервые прямо посмотрела на старика.

— Что именно? — Он залюбовался синими, как весеннее небо, глазами.

— Возможно ли танцевать, получая за это уважение и средства для жизни?

— Почему же нет?

— Я слышала о женщинах, танцующих на сцене только… ужасное. Баронесса отзывается о них как о потерянных людях.

— Ах, это… Дело в том…

Сейчас старик почувствовал себя неуютно. Как объяснить неискушенной девушке разницу между уличными танцорками и искусством? Даже не все дворяне могут различить эту тонкую грань. А тем более такие снобы, вроде мачехи этой несчастной девочки.

— …Зангрийский королевский балет — это искусство! Чистое, высокое! Попасть туда почетно даже для благородных дам. Если вы захотите этого, то непременно добьетесь. Конечно, придется учиться… Но в ученицы набирают бесплатно. Поверьте, через полгода вы будете танцевать на королевской сцене! Остается только…

— Найти деньги на билет, — грустно добавила Золушка.

— Туда ходят прямые дилижансы. Пожалуй, половину суммы я могу вам одолжить. Больше у меня просто нет.

— Но мы ведь почти не знакомы, — удивилась такому предложению Золушка. — Уехав, я могу не вернуть вам ваши деньги!

— Я почему-то уверен, что вы отдадите их при первой же возможности, — улыбнулся старик. — Вы талант. То, что дано вам природой — этому нельзя научить, нельзя научиться. Это дар! И грех будет погубить себя, моя посуду и натирая паркет.

Последняя фраза вернула замечтавшуюся Золушку на землю. И очень вовремя — во входную дверь настойчиво и тревожно постучали дверным молотком.

— Я постараюсь собрать деньги, — шепнула Золушка и воодушевленная побежала открывать прямо с щетками на ногах.

Их дом осчастливила своим визитом баронесса Годрих. У полной дамы в приличных годах от былого состояния, так же как и у Троксонвоков, осталась только спесь. Но здесь её любили не за деньги. Клара была первой сплетницей в королевстве.

— Вы слышали новость, дорогая моя? — закричала миледи на весь коридор.

Она тяжело дышала и была сильно взволнована. Веер, которым дама обмахивалась, не спасал её от крупных капель пота, стекавших со лба. Весь вид у неё был запыленный и всклокоченный. Если бы не ландо, стоявшее за порогом, Золушка решила бы, что баронесса пришла пешком.

— Что случилось?

Предчувствуя сенсацию, Диана даже покинула стол, за которым обедала. Ее дочери тоже выскочили в коридор.

— Бал! Королевский бал! — восторженно завопила Клара и, выхватив из рук Хильды стакан лимонада, осушила его одним глотком.

— Ох, оставьте, — махнула на неё рукой мачеха и пошла обратно в столовую, — этой новости уже год. Все знают, что в первый день лета состоится бал, на который съедется вся знать семи королевств.

— Принц! — воскликнула Клара и замахала руками, подобно ветряной мельнице.

Её переполняли эмоции, которые забурлили с новой силой при виде каменного спокойствия подруги.

— И там будет принц, — с постной физиономией добавила Тория. — Куда же без него? Он ведь наследник. Было бы странно проводить бал без него.

Хильда согласно захихикала.

Пока Тория говорила, гостья открывала рот, будто рыба, выброшенная на берег.

— На нем принц выберет себе невесту! — наконец, выговорила баронесса и плюхнулась на оставленный ей стул.

Диана, Тория, Хильда и даже Золушка, стоявшая в коридоре, разом вздохнули.

— Какая новость! — первой опомнилась бесчувственная Тория. — Но тут нет ничего сенсационного, этого давно следовало ожидать.

— И нам-то какое до этого дело? — хмыкнула Диана.

— На бал приглашены все незамужние дворянки королевства! — нанесла коварный удар гостья. — Все!

Глава 4

Ах, что началось в особняке на Южном холме! После феерического известия дом огласился долгими и громкими визгами. Было ощущение, что здесь ловили горластого поросенка.

— Ах, маменька! — всхлипывала Хильда, заливавшаяся от восторга слезами. — Я могу стать королевой!

— Ты? — закатывала глаза Тория. Она-то уж точно не собиралась рыдать. — Если ты и выйдешь замуж за придворного, то выше баронета не поднимешься. Для королевы ты слишком жирная!

— А ты для этой роли, слишком тощая и сухая! — огрызнулась сестрица. — Жердь на троне — это нонсенс.

Они частенько сорились и обменивались оскорблениями, иной раз перераставшими в рукоприкладство. Воспитание матери в этом не помогало, всему виной был врожденный злобный характер. Но когда под горячую руку попадала Золушка, сестрицы объединялись и набрасывались на несчастную сироту вдвоем.

Сейчас Золушка предусмотрительно пряталась на кухне. Возбужденные девушки повернулись нос к носу и оскалились, словно дворовые собаки.

— Девочки. — Мать усмирила их, хлопнув каждую по лбу закрытым веером. — Принц, конечно, один, но если мы постараемся, и одна из вас получит его в мужья, в чем я не сомневаюсь, вторая легко выйдет за любого из герцогов.

Дочки дружно завизжали и, обнявшись, забыли о начинавшемся было скандале.

— Мое платье должно быть неотразимым! Я хочу яркое! Красное! — сразу решила Хильда, и глаза её загорелись жадным огнем. — А к нему я надену семейный гарнитур из гранатов! Маман, ты позволишь его взять?

Тория фыркнула, заранее презирая одеяние сестры.

— Мое платье будет скромным, но роскошным. Розовое! Нежно-розовый сейчас в самом фаворе. Я буду великолепна! На талии у меня будет пояс, отделанный бриллиантами, а в ушах серьги из кораллов. Маменька, ты ведь отдашь мне коралловый сережки и браслеты?

После этих слов фыркнула уже Хильда, и утихнувший было скандал разгорелся с новой силой.

— Доченьки, не стоит фуфыриться друг перед другом. Зачем растрачивать свой запал впустую? Пусть каждая из вас покажет себя на балу — там за это можно выиграть недурной приз. А наряды мы закажем у самой модной модистки. Они будут из лучшей ткани и кружев, какие только найдутся. И поедем мы к ней прямо сейчас. Миледи Годрих сослужила нам хорошую службу, известив первыми. До утра об этом бале будет знать самая последняя крестьянка, и у швейных мастерских соберется половина королевства. Не хотелось бы мне толкаться в очереди, словно мы какие-то торговки. — Мачеха надменно вздернула нос. — И еще: уроки танцев на всю неделю станут ежедневными. Это очень важно — нужно в совершенстве отточить ваши движения. Нет лучшей возможности завести полезные знакомства, чем танец. Вы должны покорять!

Месье Рюк в это время еще не ушел и воспринял известие с небрежной радостью.

— Я буду счастлив повторить с девушками все танцы, которые мы изучили, — с поклоном согласился он.

Похватав шляпки и накидки, мачеха с сестрами отправилась за покупками. Они упросили Клару отвести их на её ландо. Было слишком долго ждать, пока их кучер, ветхий старик, запряжет ту бедную лошаденку, что в одиночестве осталась стоять в конюшенном сарае.

***

До этого дня Золушка была сильно загружена работой. Она вставала рано на рассвете и поднималась на чердак, где у неё было спальное местечко, поздно ночью. От усталости она иногда засыпала прямо в кухне, где постоянно что-то мыла. Но теперь её жизнь превратилась в еще больший кошмар!

— Золушка, ты постирала мои нижние юбки из тафты?

— Да, сестрица.

— Золушка ты пришила синие ленты к моим манжетам?

— Как раз сейчас дошиваю, — отвечала Золушка, делая последние стежки прямо на ходу.

— Золушка!

— Золушка!

— Зо-лу-шка!

За эту неделю она еще больше похудела и стала дерганной как никогда. Её постоянно звали то в гостиную, где примиряла свое почти готовое платье Хильда, то в спальни наверху, где перед зеркалом крутилась Тория.