12+
Золотой век немецкой диаспоры в России

Бесплатный фрагмент - Золотой век немецкой диаспоры в России

Императоры и колонисты

Объем: 324 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Посвящается
доброй памяти
праотца Георга

Предисловие

Вопрос о том, почему мы немцы, а живем в России, возникал, очевидно, в любой немецкой семье у любого ребенка, как это автор мог воссоздать по воспоминаниям в своей семье и у себя лично.

Этот вопрос еще не занимал его, пятилетнего малыша, во время высылки семьи в Сибирь с переходом Второй мировой войны на территорию России. Тогда ему поездка на поезде, хотя и в «вагоне-телятнике» и на нарах, застланных как общая постель на три семьи, представлялась замечательным путешествием, позволявшим через маленькое окошко вагона с высоты второго этажа этих нар каждый день и каждый миг видеть новые картины природы и новые бытовые сценки на станциях. В общем, в противовес взрослым, сидевшим, ходившим и раговаривавшим с печальными и озабоченными лицами, малышу жизнь казалась интересной и удивительной.

И даже тогда, когда семью из семи человек высадили в маленькой деревушке в Сибири, в предгорьях Алтайских гор, он должен был на некоторое время удовлетвориться ответом отца, что «так надо». Но уже через несколько месяцев, когда ему исполнилось шесть и из дома один за другим стали уходить в какую-то трудармию взрослые мужчины, 17-летний брат матери Гельмут, отец, а затем и старший брат Гарри, сразу после того, как ему исполнилось 16, то матери кратким ответом «так надо» отделаться от него уже не удавалось. Ему нужно было знать — почему?

Она была вынуждена объяснять нам, троим оставшимся в ее семье «мужчинам» 11, 6 и 3 с половиной лет, почему мы высланы с Кавказа, где все было так хорошо, сюда, в эту Сибирь, где все так плохо. Объяснять, почему мы не русские или казахи, как остальные ребята в поселке, почему нас дразнят немцами и фрицами, и много-много другого.

А когда и ее, хрупкую молодую женщину, тоже забрали в лес для работы на лесоповале, и мы, трое детей, остались в совхозной бригаде, в деревушке на 40 дворов без детского сада и даже начальной школы, совсем одни, тогда вопросов возникало еще больше, но ответить на них было некому.

Только заминка с дальнейшей отправкой женщин со сборного пункта в лес и решительность матери, позволили ей, вопреки всем строгим предписаниям, вернуться в село, убедить единственного начальника, одноногого старика бригадира Михеича в том, что ей, якобы разрешили взять детей с собой. Этим святым обманом ей удалось спасти свой «выводок» от неминуемой голодной смерти. На лесоучастке, глубоко в тайге, с примечательным названием Большая Яма, в бараке бывшего лагеря для заключенных, мать уже на следующий день сумела распознать смертельную болезнь, воспаление легких, у старшего, достать необходимые средства для лечения домашними средствами и выходить его, а далее на скудный паек прокормить и сохранить жизнь всех троих.

Семейные «университеты»

И вот тут-то, вечерами, если оставались силы у матери после тяжелой работы по пояс в снегу на валке вековых пихт и сосен, мать отвечала нам на все наболевшие у нас вопросы. Вот тогда начались наши семейные «университеты», тогда мы узнали, какое отношение имеем мы, немцы, живущие в России уже более 200 лет, к тем, кто теперь пришел в Россию с оружием в руках, чтобы поработить народы страны, с которыми мы мирно жили бок о бок, по братски делясь в трудное время последним куском хлеба или щепоткой соли. От матери узнали мы огромную разницу между нами, уже давно россиянами, и теми, вроде бы единокровными немцами, которые пришли убивать грабить и разрушать, чем нанесли и нам, российским немцам, непоправимый вред, вызвав к нам недоверие и злобу местных жителей.

От матери узнали мы, что первые немецкие поселенцы появились на Волге по приглашению императрицы Екатерины Второй, но наши предки, как по линии отца, так и матери, приехали в Россию, вернее Малороссию, а теперь — Украину, на сорок лет позднее, но тоже уже очень давно, так что жили здесь, то есть, на Украине, не менее 7—8 поколений.

Ах, мама, милая мама, она старалась передать нам все, что знала из истории, но больше всего из своего жизненного опыта, поскольку сама закончила только 4 класса церковно-приходской школы, а затем была вынуждена работать в крестьянском хозяйстве отца, где была старшей и нужно было прокормить еще 5 сестренок «мал-мала» и братика.

Потом замужество за учителем, уехавшим за 200 километров из родного села после того, как посадили его отца, трудолюбивого крестьянина, откровенно высказавшегося на деревенском сходе относительно пьяниц и бездельников, ставших после октябрьского переворота хозяевами в немецкой колонии. Сын еще раньше отказался от претензий на отцовское крестьянское наследство, решив жить своим учительским ремеслом. Но и здесь молодого учителя новая власть не оставила в покое.

Под угрозой расстрела его, далекого от политики человека, но грамотного, насильно включили писарем в безграмотную комиссию по раскулачиванию, у которой в списке на первом месте стояла фамилия тестя. Да и как мог он потом, после окончания работы этой комиссии, смотреть в глаза своим ученикам, отцов которых увезли в район, и дети их больше не видели. Он не мог больше здесь работать, не мог же он объяснять каждому ребенку, что он был включен в комиссию насильно, под угрозой немедленного расстрела за «саботаж» правительственного постановления, что он не имел решающего голоса, был только писарем. Снова уехал за двести километров, лишь только бы забыть кошмар этого страшного 29 года.

Так началась у молодой семьи жизнь с постоянными перемещениями, потому что отец семейства отлично чувствовал момент, когда какой-нибудь рассерженный на него сослуживец может написать донос в органы внутренних дел. А попав однажды в их цепкие лапы, вывернуться от них было нелегко, они работали по плану, отпущенному сверху, а план нужно было выполнять, еще лучше перевыполнять, так что разбираться, сказал ты что-то против советской власти, или нет, не имело смысла, проще было состряпать дело и «шлепнуть».

Отец, уже в молодые годы наученный горьким опытом общения с представителем Губчека, размахивавшим перед ним револьвером, когда убеждал стать писарем команды по раскулачиванию, с годами хорошо чувствовал, когда наступил момент, чтобы удрать туда, где никто о тебе ничего не знает. А семья росла, и каждый новый ребенок, четверо, и все мальчики, рождались все в новом населенном пункте, все дальше от первого, не меньше 200 километров.

Кроме четырех сыновей у матери Амильды был на руках еще и принятый в семью несовершеннолетний брат ее, которого хотели перед войной усыновить, чтобы на нем не висел советский жупел «лишенца», как сына раскулаченного и посаженного в тюрьму отца.

А теперь вот война и новые вопросы, и мы тут, в этом бараке, в этой самой Большой Яме, на краю цивилизации, где даже дороги дальше нет, за складом заготовленного леса накатанная лесовозами дорога делает круг обратно. Дальше только крутые склоны гор, заросшие вековыми деревьями хвойного леса, и за горами Китай. Рассказы матери затронули не только период нашей семьи, который мы, дети, переживали сами и со временем могли часами, одни в бараке, осмысливать, но и жизнь матери в отцовском доме, еще в самые молодые годы ее, в царское время. В то время, когда жить крестьянину-земледельцу было трудно, нужно было тяжело работать, но зато жить можно было хорошо. И жили хорошо.

По-видимому, эти рассказы матери о хорошей, трудной, но действительно хорошей жизни в царское время, натолкнули автора на тему этой книги, на то, что первое столетие немецкой крестьянской колонизации, начавшейся с манифестов Екатерины II, можно назвать «золотым веком» немецкой диаспоры в России. Золотым веком не потому, что у переселенцев в это время не было никаких забот, и они встретили в России сказочные «молочные реки и кисельные берега». Нет и нет. Жизнь первопоселенцев была связана с неимоверными трудностями, болезнями и смертью близких, взрослых и детей, трудностями устройства на новом месте, часто в голой степи, незащищенностью от набегов диких соседей.

«Золотой век» лишь потому, что это было время благоприятного отношения к поселенцам со стороны центральной власти. И это был действительно столетний период от первых декретов Екатерины до ликвидации предоставленных льгот во время правления Александра II, правнука Екатерины II.

Для лучшего понимания причин иноземной колонизации на землях становящейся Российской Империи следует заглянуть еще глубже в историю, в то время, когда еще не было ни Малороссии, ни Новороссии, ни Украины, а было «Дикое поле», и Петром I и Елизаветой Петровной проводилась политика сербской колонизации, еще задолго до немецкой.

Стоит обсудить вопросы о том, какие были предпосылки и как происходили процессы заселения «пустующих» земель, как изменялись взгляды монархов на вопросы колонизации, какие плюсы и минусы для новой Родины могли принести с собой немцы-колонисты, уже при въезде в страну дававшие клятву верности Российской короне за себя и за всех будущих потомков.

Правда ли, что нас, всех российских немцев скопом, как об этом говорят старики, при выезде из германских земель прокляла старуха, то ли провидица, то ли колдунья, и что это проклятие дамокловым мечом висит над головой каждого, кто живет в России, независимо от того, сознает он себя немцем, или же не сознает, но имеет несмываемое немецкое клеймо — совсем не по-русски звучащее имя.

Глава 1 
Приглашение иностранцев в Россию

до Екатерины Великой

В то время, когда эмиссары западных стран Испании, Португалии, затем владычицы морей Англии, а за ними и Франции и Германии рыскали по миру для захвата островов, стран и территорий для объявления их своими колониями, у Российской Державы были другие задачи. Во-первых, нужно было защитить свои территории, исконно русские земли, веками освоенные русскими людьми, отважными первопроходцами. Эти земли простирались далеко на восток, до самого океана, и даже за океан, на Аляску.

Земли было так много, что не знали, как ее сохранить, как защитить. Примером является та же Аляска, часть территории другого континента, которую решили продать. Продать, хотя и дешево, но все-же лучше, чем ждать, пока отнимут силой.

Во-вторых, у государства была необходимость вернуть себе исконно русские южные земли, захваченные Османской империей, что к тому же блокировало выход России в Европу через теплые Азовское и Черное моря, по которым была возможна круглогодичная навигация — единственный надежный путь сообщения со странами Европы в то время.

А это требовало движения на юг и юго-запад для освобождения от турок и крымских татар захваченных ими территорий Приазовья и Причерноморья, мест обитания с древнейших времен славянских и родственных им скифских племен. Известно, что со времен дописьменной истории эта местность была ареалом обитания скифов, хороших земледельцев и скотоводов, но постоянно подвергавшихся набегам со стороны кочевых народов, хазаров, печенегов, половцев, татар.

В исторических исследованиях нет указаний на то, чтобы скифы мигрировали, как множество народов, прошедших через Причерноморье «дунайскими воротами» в Европу. Высказывается мысль, что они были ассимилированы более многочисленными славянами, обитавшими также в этих местах. Позднее эти два народа, слившись вместе, переместились на север, в леса Восточно-Европейской низменности. По-видимому, не зря в Западной Европе жителей Московского государства еще в XVIII веке называли не славянами и не русскими, а именно скифами.

Людские потоки через Причерноморье шли почти непрерывными волнами, поэтому местности в Приазовье, Причерноморье и юго-запад Российской Империи до середины XVII века представляли собой очень мало заселенную территорию.


Дикое поле Российской Империи


Эта область между реками Днестром на западе и Доном и Хопром на востоке, была бескрайних размеров и располагалась между тремя великими державами: Российским Государством, Речью Посполитой и захватившим все Северное Причерноморье Крымским ханством, пользовавшимся всемерной поддержкой Османской империи. Русские и поляки так ее и называли «Степь». Обширные территории, по которым два раза в год, туда и обратно, проходили со своими стадами кочевники. Эти земли нужно было вернуть под Российскую Корону, заселить, хоть как-то обустроить и защитить славянское население, издревле проживавшее здесь, от набегов диких племен, половцев, печенегов, ногайцев, и осколков «золотой орды — татар», разорявших поселения, убивавших и уводивших христиан в рабство.

Эта проблема существовала еще со времен царя Алексея Михайловича, отца Петра Первого. Что значит, пройти армадой войска через степь, испытали и князь Голицын, и Петр I во время своих походов на Азов в конце XVI века. Значительная часть войска погибала от жары и болезней уже при длительном переходе степи. На польских картах, выполненных французским инженером и военным картографом де Бопланом впервые с 1648 года появляется обозначение «Дикое поле», как синоним безлюдных пространств Причерноморья. Позднее части Дикого поля были под контролем создававшихся здесь стихийно казачьих формирований, донских, хоперских, запорожских и других казаков.

В XVI—XVII веках защита этих мест, наряду с казацкими станицами, стала особой заботой Московского государства. Стала создаваться система оборонительных сооружений, получившая название Черта, и включавшая земляные валы, рвы и засеки, строились крепости, в которые переселяли служилых людей из центральных областей России. В «Выписке в Разряд о построении новых городов и Черты» от 1681 года указано: «…для защищения Святых Божиих церквей и целости и покою христианского от бусурманских татарских безвестных приходов на поле построить Черту…, (далее идет детальное описание участков строительства) …всего на 956 верстах, и по Черте построить городы, а промеж городов по полям земляной вал и рвы и остроги и надолбы, а в лесах засеки и всякие крепости, чтобы на ево государевы Украины теми местами татарского приходу не было».

Русские служилые люди жили здесь семьями, и кроме сторожевой службы должны были заниматься скотоводством и земледелием, так как довольствия из государственной казны за свою службу не получали. Всю работу на своем дворе они выполняли сами, но и были полноправными хозяевами на своей усадьбе, так что со временем появился класс собственников земли, которых стали называть однодворцами.

В течение XVI и начала XVII веков на землях Дикого поля было построено более 40 крепостей, в которые переселялось население, в основном, из Воронежской и Тамбовской губерний. Укреплялись старые и строились новые сторожевые линии. При Петре I и его преемниках продолжалось дальнейшее расселение русских людей на этих землях. Часто это происходило и стихийно. Так, имеется челобитная 26 чембарских (из Пензенской губернии, прим. авт.) мелкопоместных дворян от 3 сентября 1701 года «…били челом великому государю… а есть де в Саранском уезде порозжая земля и леса, и всякие угодьи… в поместье и в оброк никому не отдано и никто теми землями не владеет. И великому государю пожаловать их велеть тех порозжих земель Дикова поля им в указанное число в оклады…».

Петр, очевидно, удовлетворил просьбу, чего же пропадать без толку «порозжим землям и лесам», а тут тебе и налоги в казну и пусть помогают служилым людям от татар защищаться.

Несмотря на постройку защитной Черты, почитай верных полторы тысячи километров длиной, которая со временем постоянно дополнялась новыми укреплениями, заселение Дикого поля происходило медленно и трудно. Это подтверждается тем, что и через полтора века эти малозаселенные территории всплывают на карте Ляскоронского от 1898 года, названной «Безлюдные места вдоль южной границы Русского царства в начале XVII века». По-видимому, настолько безлюдные, что и карту не имело смысла уточнять.

Что-ж, не хватало в России людских ресурсов, чтобы заселить все необжитые территории и надлежащим образом защитить этих внутренних добровольных и вынужденных правительством мигрантов от губительных набегов степных «осколков золотой орды». Поэтому стремление русских правителей заселить пустующие земли иностранцами было проявлено задолго до колонистской политики Екатерины, еще во времена Елизаветы Петровны и даже Петра Первого Великого.


Православные сербы под игом

Османской империи


Со времени завоевания Балкан Османской империей православная страна Сербия, наряду с другими балканскими странами, находилась под властью мусульман. В 1389 году войска сербских князей потерпели поражение в битве на Косовом поле, что привело к признанию Сербией сюзеренитета Османской империи. Окончательньо Сербия была завоевана турками в 1459 году и на протяжении последних 350 лет сербские земли находились под властью Османской империи.

Часть сербского населения была недовольна мусульманским господством и переселилась за Дунай в тогдашнюю Австро-Венгрию. Габсбургское правительство разрешило им поселиться в пограничной полосе с задачей зашиты империи от турецких нападений. Как жители пограничных районов, они стали называться «граничарами» и представляли собой военизированные формирования наподобие запорожских казаков, жили в своих селениях семьями и пользовались огромными льготами, в частности, не должны были платить налоги. Несмотря на это, они чувствовали себя на «чужбине», а господствовавшая церковь всячески давила на них с целью конвертации в католичество.

Такое состояние сербов не устраивало, и их представители обратились к Петру I с просьбой о поселении в России. Петру воинственные граничары, да еще и братья по вере, лежали близко к сердцу, и он пригласил их на поселение и на военную службу.


Сербы на русской службе при Петре Первом


Первым подразделением русской армии, набранной из балканских волонтеров, была созданная указом Петра I в 1707 году «Волошская хоругвь», в которой под началом серба Апостола Килича состояло 8 офицеров и 300 рядовых гусаров сербского и волошского происхождения. Это была легкая кавалерия, которую Петр использовал для борьбы с отдельными разрозненными подразделениями Шведской армии, вторгшейся в пределы России.

Через два года в «Прутском походе» у Петра были сербские, молдавские, валашские и венгерские отряды, всего 6 полков и 3 хоругви балкано-дунайских гусар. Прутский поход Петра, спровоцированный тем, что Турция приютила у себя побитого у Полтавы Карла XII и изменника Мазепу, как известно, завершился неудачно для России.

Стоившие неимоверных трудов новые донские и днепровские крепости, а также молодой русский Азовский флот, были ликвидированы. Гусарские подразделения были частично расформированы, а те из солдат и офицеров, кто не желал или не мог возвратиться в Австрию или на родину, находившуюся под Османским протекторатом, были оставлены на русской службе.

В 1715 году Петром был издан специальный указ по дальнейшему приему на воинскую службу и расселение в Киевской и Азовской губерниях выходцев с Балкан. Этим указом в слободские полки зачислялись два сербских капитана и 148 рядовых. Их командиром был назначен Андрей Степанович Милорадович, уже служивший полковником Гадячского (от названия города) полка.

Следует заметить, что потомки рода Милорадовичей происходят от знатного сербского рода Охмукевичей. После падения Сербского царства под ударами турок Охмукевичи покинули свои пределы и перебрались в Герцеговину, где носили фамилию Храбреновичи, а от них произошли Милорадовичи.

Двое Милорадовичей, Степан и Богдан, появились в Москве еще при царе Алексее Михайловиче, отце Петра I, и слыли «рудознатцами». Правда, их фамилию по обычаю того времени усекли, и записали Милорадовыми потому что окончание «вич» считалось особым почетом и жаловалось государями в награду.

А сейчас Петром I земля сербским переселенцам наделялась с перспективой привлечения своих соплеменников. Другая группа из 157 сербов во главе с капитанами Василием Верещаниным и Василием Бульбаши были указом Петра поселены в Азовской губернии.

Также одним из первых на приглашение русского царя откликнулся капитан австрийской службы Моисей Митанович, этнический серб, изначально православный монах. Он активно и успешно набирал добровольцев для переселения в Россию, и с псевдонимом Иван Албанез (по современному это звучало бы, очевидно, как «Албанец») привел в Россию в 1724 году 459 сербов, а в следующем 1725 году — еще 600 человек. Наряду с военной службой теперь уже в ранге майора он проявляет активную деятельность по вербовке сербов с австрийской Военной границы (официальное название местности) для переселения в Россию.

По указанию Петра он возвращается домой и рапространяет среди своих людей пригласительный документ Петра I, в котором говорилось, что всем переселенцам гарантируются те же условия службы, что и у Габсбургов. Кроме того, каждому военному, эмигрировавшему в Россию с женой и детьми, обещалось предоставление пашни, а тем, кто приводил большее количество людей — дополнительные привилегии. Свободный выезд из Австро-Венгрии был уже запрещен, но деятельность Ивана Албанеза была все-таки успешной. Через гарницу просачивались «жолнеры» (беглые добровольцы), и вскоре в Киеве была сформирована «сербская военная команда». По штату в нее входило 4 роты по 100 гусар, 10 из которых были офицеры (капитан, поручик, прапорщик, вахмистр, квартирмейстер и 5 капралов). Помимо сербов на призыв откликнулись венгры, волохи, болгары, македонцы, арнауты и греки, этнические различия между которыми зачастую были довольно условны.

Далее уже по Указу Петра II (мальчика-императора) от 18 мая 1727 года «сербская военная команда» была переименована в «Сербский гусарский полк», а майор Иван Албанез был назначен его первым командиром. Со временем этот полк получил дополнительное название «Старый», в отличие от сербских полков, сформированных новой волной сербских переселенцев периода правления Елизаветы Петровны.

А этот полк (пока еще не «старый») был включен в Персидский низовой корпус, размещенный на Каспии. Здесь условия были очень тяжелыми: непривычный климат, болезни, проблемы со снабжением, задержки жалования. За полтора года мирного времени погибла одна треть личного состава корпуса, в том числе активный деятель переселения сербов в Россию Иван Албанез. В дальнейшем корпус был включен в действующую армию и размещен в пределах крепости Тор (современном городе Славянске), форпосте против набегов крымских татар на Русское государство.


Сербская колонизация

при Елизавете Петровне. Новая Сербия


В 1739 году Российская и Австро-Венгерская империи совместными усилиями разбили турков, отбив у Османской империи города Хотин и Яссы. Турция отказалась от дальнейших территориальных притязаний, так что и защита границ австрийцам не представлялась теперь актуальной. Кроме того, венгры стали требовать разоружения и выселения сербов, считая, что они заняли их земли. Правящей династии Габсбургов пришлось им уступить. Правительство стало упразднять подразделения сербских граничаров, заменяя их австрийскими и венгерскими пограничными войсками.

Все это привело к тому, что в 1751 году к российскому посланнику в Вене обратился австрийский полковник Иван Самойлович Хорват с просьбой о разрешении ему и другим сербам поселиться в России. Елизавета Петровна приветствовала желание австрийских сербов, и 24 июля 1751 года Хорвату было объявлено, что «сколько бы из сербского народа в Российскую Империю перейти не пожелало, все они как единоверные, в службу и подданство приняты будут». В том же году прибыла первая колонна переселенцев из 77 человек во главе с Хорватом. Затем мелкими группами еще 276 человек, а начиная со следующего года переселенцы стали прибывать постоянно.

Так на свободных землях Россииской империи на территории современной Кировоградской области Украины возникло новое военизированное формирование сербов под руководством И.С.Хорвата, получившее название Новая Сербия. Им были отведены для поселения земли в Заднепровских степях между реками Синюха и Днепр. Колонисты расселялись по номерным ротам, для которых были выстроены военные укрепления шанцы, переросшие впоследствии в населенные пункты — местечки. Земельные участки выделялись личному составу поротно: рядовым по 20—40 четвертей (четверть составляла чуть больше половины гектара), прапорщикам — 50, поручикам — 80, капитанам — 100. Столицей Новой Сербии стал военный город-шанец Новомиргород. Новая Сербия имела автономный статус и подчинялась непосредственно Сенату и Военной Коллегии.

В то время Новороссия состояла из центра (военного города-крепости Святой Елисаветы), военных поселений Новой Сербии и ряда уже существоваших ранее военных укреплений. Эти военные укрепления находились на пути набегов крымских татар по их излюбленному маршруту (шляху) на южно-российские города, а также являлись важным плацдармом для переброски русских войск на юг, в Крым. В течение десятка лет среди пустынных степей выросли более 200 новых селений, опорных пунктов и крепостей.

Такая активность настораживала турецких правителей. Султан Махмуд I требовал от Елизаветы Петровны свернуть деятельность по колонизации причерноморских степей. Императрица пообещала прекратить строительство поселений, но так его и не выполнила. Проявила умный дипломатический прием, наверняка, по инициативе своих советников.

Служилые люди из Новой Сербии приняли участие в Семилетней войне. В 1757 году Хорват отправил на фронт полк в 1000 с лишним человек, за что получил очередной чин генерал-поручика. В 1758 году ему было предписано закрыть заставы на границе с Турцией. Несмотря на очевидные заслуги, в автономном военизированном образовании не было порядка и справедливости. Так, в силу слабой служебной дисциплины и отрицательных личных качеств Хорвата, уже вскоре обострились отношения с соседними странами. Поселенцы Новой Сербии в 1756—1758 годах устраивали набеги на польские земли, откуда угоняли не только скот, но также женщин и детей.

Явный международный скандал, который нужно было улаживать дипломатам.

В другой раз они напали на мирных татар, перегонявших в Польшу скот для продажи под защитой уманских казаков. При этом убили 20 человек, что снова явилось причиной международного разбирательства.

Да и к своим сербам Хорват относился как к бесправным рабам, недоплачивал жалованье, присваивал деньги, предназначенные для улучшения условий жизни переселенцев, заставлял рядовых солдат и членов их семей работать на своих полях, бил не только солдат, но и офицеров.

В общем, как говорится, не выдержал испытание властью, вел себя как настоящий деспот.

Когда к его дому пришла толпа голодных людей, своих сербов, просить хлеба, он придал этой акции характер бунта и разогнал людей картечью, а одного из убитых выставил на обозрение на колесе. До поры, до времени все сходило ему с рук благодаря подкупам чиновников в Петербурге, куда он регулярно ездил с богатыми подарками и для выпрашивания денег непосредственно у императрицы.

И наконец, в 1760 году вспыхнуло восстание солдат и рядовых гусар против Ивана Хорвата и его офицеров, которые им недоплачивали жалованье. Кроме того, у него были выявлены приписки числа переселенцев, за которых он исправно получал деньги из казны. После смерти императрицы Елизаветы Петровны он сразу же отправился в Петербург с целью упрочить свое положение. Но получилось наоборот. Император Петр III, получив извещение о его злоупотреблениях, назначил следствие. 21 марта 1762 года в крепость Святой Елисаветы приехал следователь, к которому обратились с жалобами несколько офицеров и масса простых людей.

Пока длилось следствие, пришедшая к власти Екатерина II обратила внимание на то, что на переселение сербов в Россию и на оборудование пунктов для них было потрачено в 1752—1762 годах 700 тысяч рублей, что показалось ей слишком много.

Суд приговорил Хорвата к лишению всех чинов и смертной казни, на его имущество была обращена казенная претензия в 64999 рублей. Но Екатерина II, верная своей политике опоры на дворянство, вернула жене и детям конфискованное имущество, а его помиловала и сослала в Вологду, где он умер в 1780 году. Сыновья его служили военными и достигли генеральских чинов.

Несмотря на неправые действия Ивана Хорвата, получившего в литературе прозвище «злого гения» сербской колонизации Причерноморья, заслуги сербских колонистов трудно переоценить. Сербские колонисты выступили важнейшим звеном общего движения Российской Державы на юг, к Черному морю. Кроме того, военно-поселенческие провинции в непосредственной близости от Запорожского войска позволили усилить контроль за ним со стороны российских властей, так как вольнолюбивые запорожцы в зависимости от военной или политической ситуации периодически склонялись то на сторону турок, то на сторону поляков.


Дальнейшая сербская колонизация.

Славяносербия


Вскоре за созданием Новой Сербии в 1751 году в Россию переселились, приняв российское подданство, сербские гусарские полки Ивана Шевича и Райко де Прерадовича, которые, однако, не захотели войти в подданство к теперь уже генерал-майору Ивану Хорвату. По-видимому, знали его характер еще раньше. Тогда эти подразделения поселили на южном берегу Северного Донца между речками Бахмутом и Луганью, где они образовали второе сербское автономное образование, получившее по просьбе Ивана Шевича название Славяносербия. Она также, как и Новая Сербия подчинялась непосредственно Сенату и Военной коллегии.

В каждом полку было по 10 рот, каждая рота образовывала шанец — укрепленное поселение. Кроме сербов в полках служили греки, валахи, венгры, молдаване, болгары, турки и даже евреи, принявшие православие. Административным центром области, общим с Новой Сербией, стал город Бахмут. Автономия просуществовала недолго. Уже в 1762 году (Ах, эта вездесущая Екатерина!) по припискам началось следствие, при котором было установлено, что из 4264 сербов, числившихся по спискам, в наличии оказалось только 1264. В итоге в 1764 году обе автономии были расформированы и вошли во вновь созданную Новороссийскую губернию.

Таким образом, военно-земледельческое поселение сербов, молдаван, болгар и других славян на южном берегу Северного Донца в 1753—1764 годах (ныне в основном часть территории Луганской области) просуществовало 11 лет. В конце XVIII века жители ее были приписаны к государственным крестьянам, офицеры получили дворянство и поместья. Часть сербов ушла на Кубань, где они слились с местными казаками. Новый Сербский гусарский полк, созданный в 1770 годы, получил название Бахмутского (по столице Славяносербии).

Славяносербия и Новая Сербия придали мощный импульс экономическому развитию всего региона. Кроме земледелия колонисты активно занимались животноводством, в частности, разведением лошадей и крупного рогатого скота. Возникли различные промыслы, садоводство, виноградарство. Выходцы из Сербии первыми провели разведку и организацию добычи каменного угля и железной руды по реке Лугань. В крепости Святой Елисаветы и Бахмуте стали регулярно проходить ярмарки, ставшие частью международной торговли с Турцией и Польшей.

По образному выражению историка Апполона Скальковского, которого современники называли «Геродотом Новороссийского края» «…вся степь от Дуная до Кременчуга сделалась великою и цветущею областью Русской». Но… уже менее, чем через век, сербы перестали быть сербами. Смешиваясь в православном мире, они стали русскими и украинцами. По статистике 1811 года сербами назвали себя всего около тысячи человек, а по данным переписи 1900 года сербом себя в тех краях уже не назвался никто.

Вместе с тем, когда в свете современных событий на востоке Украины, где разгорелась гражданская война, зашла речь о героизме прорусских ополченцев Луганчан, то от сербов из ныне свободного государства Сербии можно было услышать слова: «Это же наши там восстание подняли, это же они там борются».

Что-ж, коллективная народная память — вещь стойкая. В центре поселка городского типа Славяносербске в Луганской области в 2003 году воздвигнут памятник «Братерство» (по русски: Братство) в честь 250 летия образования Славяносербска, ныне районного центра.

Глава 2 
Екатерина II и начало

немецкой колонизации России

В литературе российских немцев, появившейся в России после перестройки и некоторого доступа к архивам, императрица Всероссийская Екатерина Вторая чуть ли не обожествляется, когда пишут о ней как о благодетельнице, принявшей в страну для поселения на «пустые» земли бедняков из Западной Европы.

Да, это правда. Она с самого начала правления пригласила иностранцев в Россию на малозаселенные земли. 9 июля 1762 года она вступила на престол, а уже 4 декабря того же года подписала первый манифест о позволении иностранцам селиться в России и о свободном возвращении русских людей, бежавших за границу.

Этот манифест, не подкрепленный материальными, социальными и религиозными гарантиями, успеха не имел, поэтому еще через полгода 22 июля 1763 года она издала второй манифест, который вызвал в Европе, как пишут историки, настоящее «бегство в Россию».


Второй манифест и «бегство в Россию»


Действительно, привилегии, обещанные ею, были выходом из бедственного положения людей «третьего сословия» — крестьян и ремесленников, наиболее пострадавших в бесконечной Тридцатилетней (!!) войне. Этот второй манифест был тщательно подготовлен. В нем указывались не только гарантии, гражданские, финансовые, юридические и религиозные, но в специальном реестре было приведено описание территорий, свободных и удобных для заселения.

Причем, интересным представляется то, что вначале были указаны не территории на Волге, а лежащие далеко от нее территории в Сибирской губернии близ Тобольска, в Барабинской степи, близь Усть-Каменогорской крепости, а уже следующим пунктом указывается Астраханская губерния от Саратова вверх по реке Волге, а далее «от Саратова-ж вниз по реке Волге». И всего удобных к поселению мест более 70 тысяч десятин пашенной земли с сенокосами и лесами, а кроме того, в Оренбургской губернии по реке Сакмаре, в сорока верстах от Оренбурга, и в Белгородской губернии в Валуйском уезде на несколько сот дворов.

Вот так, приезжайте, селитесь, живите, люди добрые. Но при этом примите присягу на верность короне Российской за себя и за всех будущих детей и внуков.

В германских княжествах была проведена большая подготовительная работа. Был создан штат специально назначенных комиссаров с помощниками, разъяснявших в городе и деревне положения нового указа русской императрицы, после чего начали формироваться группы людей, желающих переселиться в Россию. Позднее появились так называемые «вызыватели», которые должны были сопровождать группы переселенцев до места назначения в России и заниматься их устройством на месте. К сожалению, они были не всегда чисты на руку, что добавляло новым поселенцам трудности и страдания.

Хотя обращение императрицы было направлено всем жителям Европы, на призыв могли откликнуться, в основном, только жители немецких княжеств, правители которых в трудных послевоенных условиях желали освободиться от «лишних ртов». Другие страны, Швеция, Австрия, Франция и Испания запретили своим гражданам покидать страну, а из Англии и Голландии, отличавшихся высоким уровнем жизни, выезжали единицы только самых бедных семей. Таким образом, первые переселенцы на Волге оказались из немецких земель, и по большей части протестанты, часто притеснявшиеся еще и по религиозной части.

Сборные пункты появились во многих городах, откуда они отправлялись в Россию вначале очень дорогим и длительным, по несколько месяцев, сухопутным путем на лошадях. С конца 1763 года стал использоваться водный путь доставки людей из портовых городов Любек, Киль и Травемюнде по Балтийскому морю в Кронштадт. Отсюда часть переселенцев, по-видимому, в зависимости от частных конкретных условий, оставлялась в местностях вокруг Санкт-Петербурга, как например, в Ораниенбауме, а остальные вначале опять-же сухопутным, а затем менее затратным водным путем, доставлялись в район Саратова по Волге. В Ораниенбауме также был образован перевалочный пункт для временного размещения приезжающих.

Весь путь из германского княжества до места назначения на Волге был трудным испытанием для переселенцев и редко какая семья не обходилась без умерших в дороге взрослых или детей. Но все-же это было лучше, чем смерть от голода «дома» в Германии, где, как сообщают историки, за предыдущие годы в разных землях вымерло от 30 до 50 процентов населения.

Первая немецкая колония Монингер на Волге была основана 29.06.1764 года. В дальнейшем она была переименована в Нижнюю Добринку. Создание колоний на Волге шло по нарастающей: в 1765 году — 12 колоний, в 1766 — 21, в 1767 — 67. Наплыв колонистов в Поволжье был столь велик, что уже в 1766 году пришлось временно приостановить прием новых переселенцев до обустройства уже въехавших.

И все-таки, в первые 10 лет колонизации, то есть в период с 1764 по 1773 годы, на Волге было основано 104 колонии. Из них 45 на правом высоком берегу и 59 на левом, более опасном в смысле нападения степных жителей. Колонии формировались по конфессиональному признаку. Наибольшее количество из них (66 колоний) были протестантскими (лютеранскими), остальные 38 — католическими. В них проживало шесть с половиной тысяч семей или несколько более 23 тысяч человек.

Превалирование протестантских семей среди выехавших в Россию колонистов можно понять, если учесть давление католического клеруса на население германских княжеств. Так было и раньше, когда в Россию ехали и более состоятельные люди, и за свой счет, в надежде найти применение своим талантам в строящемся Санкт-Петербурге и развивающейся России. Тогда, еще при Петре I, в Петербурге было около 20 тысяч немцев, почти все протестанты-лютеране, которые по национальному признаку количественно составляли в строящейся столице вторую группу населения после русских. Не только бедный люд, крестьяне и ремесленники, бежали от церковных притеснений, но и состоятельные дворяне и образованные специалисты, которые находили здесь достойное применение.

После некоторого перерыва прием поселенцев, как на земли Поволжья, так и в другие регионы Российской Империи, снова возобновился и продолжался, то затухая, то активизируясь, по данным доктора Карла Штумппа, до 1862 года, ровно сто лет. За эти сто лет, по данным немецких историков, из германских земель в Россию выехало 100 тысяч человек, а за океан — в четыре раза больше.

Условия жизни в России, несмотря на первые трудности, по-видимому, были достаточно хорошими. Так, по данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи на 9 февраля 1897 года, то есть еще в царское время, через 135 лет после приезда первых колонистов на Волгу, в России количество немцев возросло в 6—7 раз.


Организация приема иностранцев


Прием и устройство жизни бедного населения Европы на пустующих землях было далеко не главным в разносторонней государственной деятельности Екатерины. Обеспечив условия для притока населения, она создала в Петербурге «Канцелярию опекунства иностранных», президентом которой назначила своего фаворита графа Григория Орлова. Граф процессами расселения и обустройства колонистов себя не утруждал, предпочитая постоянно находиться при императорской особе. Она же была вынуждена терпеть его как надежного телохранителя и адьютанта, по распоряжениям которого беспрекословно исполнялись все ее приказы.

Руководство колониями на Волге из Петербурга было затруднительным делом, поэтому уже скоро, в апреле 1766 года, была создана «Саратовская контора иностранных поселенцев», которая должна была управлять колонистами до тех пор, «пока они не освоятся на новом месте настолько, что на них можно будет распространить местные российские формы управления».

Думается, что среди колонистов были и грамотные люди, которые были достаточно осведомлены об этих мероприятиях правительства, и приняли эти условия.

А что им еще оставалось, да и когда еще это время придет? Так что не стоило потомкам первых колонистов удивляться тому, через сто лет, манифестом Алдександра II от 4.6.1871 года начался, а через три года, в 1874 году, завершился процесс ликвидации привилегий, предоставленных колонистам.

Повидимому, правительство и внук Екатерины решили, что пришло-таки время, когда колонисты «освоились на новом месте настолько, что на них уже можно распространить местные российские формы управления».

Но это будет через что лет, а пока можно сказать, что благодаря призывным манифестам Екатерины II в России из выходцев западных государств, преимущественно из германских княжеств, сформировалась диаспора, получившая название «поволжские немцы».

Конечно, императрица была в курсе всех дел относительно хода освоения малозаселенных земель. Именно малозаселенных, а не пустынных, потому что где-то просочилось в литературе последнего времени, что колонисты на Волге были поселены после того, как «войска прогоняли проживавших там местных жителей». А это были, конечно, татары, мордва, чуваши и калмыки, которым большие заросшие травами пространства служили для выпаса бечисленных стад скота. По мнению государственных служащих, это было, конечно, очень малоэффективное использование земельных ресурсов, поэтому их заселяли иностранцами.


Баронск — Екатериненштадт — Маркс

О том, как развивались немецкие поселения на Волге, мы можем судить по истории возникновения и становления одной из наиболее крупных колоний, названной по имени императрицы — Екатериненштадт и вскоре ставшей административным центром всех немецких колоний на средней Волге.

Имеются сведения о том, что эта колония на левом берегу Волги, в 60 километрах к северо-востоку от Саратова, была основана немецкими колонистами после 1764 года, приглашенными бароном Фредериком Борегардом де Кано, выходцем из Бельгии, и первое время носила название Баронск. Это было время, когда на территории немецких княжеств люди вербовались специальными вызывателями, чаще всего, иностранными представителями Российской короны, которые сопровождали переселенцев в Россию и оказывали им всемерную помощь на месте. Переселившиеся с помощью барона люди называли себя «людьми барона», вот и селение стали называть Баронским, или просто Баронск, официально получившее название Екатериненштадт.

Из дальнейшего становления этой колонии видно, что Екатерина II уделяла организации жизни колонистов на Волге достаточно много внимания. В одном из ее указов по межеванию земли для данной колонии говорится: «Выбрать из празднолежащих земель удобное к поселению место, мерою не менее определенных участков по нынешней пропорции как на 90 семей… купить лесу на построение селения».

Это происходило в первые два года после издания второго пригласительного указа императрицы. Правая высокая сторона Волжского побережья была к этому времени, по-видимому, уже прилично заселена, и теперь происходило освоение левого берега, более привлекательного землей — плодородными заливными лугами, но и более опасного из-за набегов кочевых народов, татар, башкир и других, которых всех скопом называли тогда «киргизами».

Следующий важный момент — первопоселенцы не были представлены в голой степи сами себе, как сообщается в некоторых иссследованиях, но получали законную помощь от государства. В данном случае для выбора места, планирования колонии и ее строительства был назначен военный инженер Иван Райс.

Под его руководством оказывалась и помощь государства для первичного устройства. Каждая семья получала 30 десятин земли, в том числе 15 десятин пахотной, 5 — леса, 5 — выгонов и 5 десятин под строения. Также каждой семье выдавалось по одной-две лошади, корова, инвентарь и подъемные деньги.

К трудностям первого периода, связанного с необходимостью присобления к суровому, по сравнению с германским, климату левобережные колонии серьезно страдали от набегов кочевников, забиравших скот и имущество, а также людей для продажи в рабство. Поселения обносились заградительным валом, строились наблюдательные вышки, что в первые годы мало помогало.

Так, сообщается, что староста поселения однажды обращался к императрице с просьбой отложить взимание долгов в связи с тем, что большинство мужчин были захвачены налетчиками, которые требовали выкуп за каждого пленника по 150 рублей. Екатерина II выделила нужную сумму для их выкупа.

Предполагаю, что этот случай был у наших предшественников на поволжской земле не единичным. Известны случаи набегов степных кочевников с сожжением колоний и массовым убийством людей.

Лишь со временем освоились жители на новой земле. Занимались они выращиванием всех, практически, видов сельскохозяйственных культур и животноводством. Занимались выращиванием аниса — травянистого растения с пряными и лекарственными свойствами, известными со времен древних греков и римлян. Анис «Баронский» славился на всю округу. А далее сообщается, что была открыта хлебная биржа и ярмарка, регулярно работавшая два раза в неделю. В колонии появились три мельницы и фабрика по выделке кож.

Важную роль играла пристань, которая славилась торговлей лесом и пшеницей. Лес спавлялся из Верхнего Поволжья и находил большой спрос во всех селениях. Твердые сорта пшеницы подвозили из окрестных сел в амбары, построенные вдоль берега, отсюда зерно отправлялось на продажу в Петербург и за границу.

Колония и округ славились выращиванием американского сигарного табака, который обрабатывался на местной табачной фабрике и затем поступал на внутренний и зарубежный рынок. Здесь было начато пивоварение, которое вылилось впоследствии в заводы по производству знаменитого «жигулевского» пива.

Наряду с сельским хозяйством и животноводством довольно скоро стали создаваться кустарные мастерские, которые переросли в предприятия по выпуску плугов, борон, веялок и другого оборудования. Со временем эти предприятия перерастали в заводы, из ворот одного из которых вышел в дальнейшем первый серийный советский трактор.

В Екатериненштадте было открыто первое русское Центральное училище в немецких колониях Поволжья, а также в числе первых в Заволжье появился телефон.

Примерно к столетию образования колонии ее жители совместно с другими поволжскими колонистами установили в Екатериненштадте прамятник Екатерине II, созданный знаменитым скульптором Петром Карловичем Клодтом. Возле памятника был разбит сад, ставший любимым местом отдыха жителей. Памятник снесли в начале 1930 года, а в годы войны отправили на переплавку.

Дальнейшая судьба жителей колонии известна, с началом войны они были выселены за Урал. Сама колония после ряда переименований с мая 1942 года получила название город Маркс Саратовской области. В наши дни, после перестройки в России, произошло, в некоторой степени, и осознание исторической несправедливости. Свидельством тому является восстановление в 2007 году в городе Марксе памятника Екатерине II. Знаменательным является и факт установления памятника Фритьофу Нансену, организовавшему в 1921—1922 годах хлебные экспедиции для помощи голодающим детям Поволжья.

Вот так мы «заглянули» в сложное переплетение судеб народа, поселений и городов, которое должно было пережить наше старшее поколение в течение не только первого «хорошего» столетия на россйской земле, но и в последующие тревожные и окаянные десятилетия.

Уже в первые годы после второго Манифеста Екатерины II, в Россию приезжали не только разрозненные группы людей, как эти «люди барона Борегарда», стихийно составлявшиеся еще в германских княжествах из разных слоев общества и разных областей проживания. Попросились на жительство и были приняты и организованные и сплоченные религиозными воззрениями группы людей. Так, в 1764—65 годах, то есть уже через два года после приглашения на Волге поселились две религиозные общины: гернгутеры и меннониты. Об этих религиозных сообществах речь пойдет особо.


Наследство Екатерины II


А пока молодая Екатерина II, еще не великая, но ужасно работоспособная, умная и деятельная, как мы видим, конечно-же, была в курсе всех дел относительно хода освоения «пустых» земель. Но помимо этого, она должна была упрочить свое положение как законной, а еще больше как признанной самодержицы. И в этом она тоже преуспела.

Уже на коронацию она взяла и поставила рядом с собой 8-летнего сына Павла Петровича, показывая при этом, что она мать правнука императора Всероссийского Петра Первого Великого, что таким образом сохранится законнная преемственность передачи власти в Доме Романовых. Историки сообщают, что во время коронации она даже обещала, правда, устно, передать власть сыну при достижении им совершеннолетия. Но потом забыла. Что-ж, бывает.

Она оставила после себя действительно великое наследство. Это наследство так же велико, как и неоднозначно. Помимо великих деяний, она оставила по себе сплетни и неудовольствия, как и ряд тайн, не раскрытых до настоящего времени, то есть, в течение более 250 лет.

Личность Екатерины II, помимо мифов и сплетен, настолько интересная, а деятельность настолько разностороняя, что о ней надо говорить подробнее. Тем более, что некоторые результаты ее деятельности — возврат по Российскую корону исконно русских земель по северному прбережью Черного моря, захваченных Османской империей, привели к необходимости заселения и «окультуривания» новых огромных регионов, и этому способствовала деятельность следующих императоров российских, ее сына, внуков и правнуков.

Грани ее деятельности настолько разнообразны, что их можно сравнить разве только с безграничными просторами ее державы. Ее манифесты с приглашением крестьян и ремесленников были лишь одной частью ее государственных мероприятий. Она должна была проявить себя настоящей правительницей государства, заслужить доверие и поддержку русского дворянского окружения. В этом ей было в тысячу раз труднее, чем ее кумиру Петру I, но она добилась своего.

Для величия России она сделала не меньше, чем Петр, хотя было уже другое время, другие взгляды на события, другие подходы. Она не тратила время на балы и маскарады, празднества и фейерверки, хотя и это было присуще для жизни высшего общества того времени. Она старалась укрепить свои позиции и достигала этого тем, что находила правильное решение важных для страны вопросов.

Опыт ее жизни при дворе Елизаветы Петровны, ее наблюдательность, глубокий аналитический ум и умение правильно оценить ситуацию позволили ей утвердиться на российском Олимпе и править (очень хорошо править!) огромной Державой в течение трети века, постоянно приумножая ее территорию, значение в мире и ее величие.


Осознание своей роли и подготовка

к управлению державой


Великая княгиня Екатерина Алексеевна готовилась к руководству великой державой Россией все годы пребывания в стране при дворе Елизаветы Петровны. Об этом она сама пишет в «Записках Императрицы Екатерины II», опубликованных в изданиях Вольной русской типографии Герцена и Огарева в Лондоне в 1859 году.

Немецкая принцесса, совершенно легитимным путем, как супруга будущего Императора Петра Третьего, она вошла в русский правительственный двор Императрицы Елизаветы Петровны и в продолжении 17 лет была Великой княжной со своим «молодым двором», определенными правами и одной лишь обязанностью — родить очередного наследника, чтобы продолжить род Петра I на российском престоле.

Этот период ее жизни она описывает как время бесконечных развлечений и танцев, переездов из одной резиденции в другую, время склок и флирта при дворе на самом высоком уровне. Наряду с этим она отмечает, что в противовес своему бестолковому супругу, она серьезно занималась образованием, как с приставленными учителями, так и самообразованием. Готовясь к высокой миссии в России, она приняла православие, соблюдала все религиозные законы и обычаи и предпочитала прислугу из русских людей, чтобы быстрее и как можно лучше освоить русский язык.


Вписаться в дворцовую жизнь!


Молодая и чувственная женщина, она быстро приобщилась к нравам двора и в ответ на холодность супруга, в открытую предпочитавшего других женщин, также заводила любовников. Время и нравы высшего общества того времени были таковы, что не иметь любовника считалось неприличным.

O tempora, o mores!

Она не отставала от других великих и невеликих княгинь и принцесс, имела несколько беременностей, возможно, от разных мужчин, закончившихся неудачно. С рождением сына-наследника у нее как-то не получалось, что она сама объясняла недостаточным вниманием к ней ее законного супруга. В приведенной книге-исповеди она прямыми намеками проиводит читателя к мысли о том, что Елизавете Петровне после долгого ожидания важно было получить от нее наследника, и уж не так важно, от кого, от ее бестолкового племянника, или кого угодно, но чтобы был мальчик.

Елизавета Петровна якобы даже велела фрейлине Чоглоковой, приставленной к Екатерине в качестве наставницы и шпионки, нанять красивую вдовушку аптекаря, чтобы та научила дурака-племянника делу. Можно предполагать, что дело улучшилось после операции по поводу фимоза у супруга. Или вдовушка аптекаря хорошо справилась со своими обязанностями. Или все-таки… Салтыков помог? Но на одиннадцатом году жизни при дворе Екатерина разрешилась, наконец, мальчиком, нареченным Павлом.


Есть наследник!


Императрица сразу же забрала от нее ребенка, решив воспитывать его в любви ко всему русскому, в отличие от прусского духа, пропитавшего его племянника Петра. А про только что родившую мать, как пишет Екатерина, совершенно забыли, и она двое суток лежала одна, без какой-либо помощи — еле выжила.

Такое поведение всевластной Елизаветы привело позднее к кривотолкам о том, что рожденную девочку подменили родившимся в это-же время мальчиком-калмычонком, лишь бы был наследник мужского рода. Ребенок был до чрезвычайности курносым, что не укладывалось в профиль двух длинноносых родителей. Это особенно заметно на картине художника Георга-Христофора Гроота, где счастливые родители представлены с мальчонком лет пяти-шести, одетым по-восточному и в чалме. Хотя находились люди при дворе, как сообщают хронисты, которые отмечали внешнее сходство Павла с отцом Петром Федоровичем.

Ходили слухи и о другой версии. По этой легенде к моменту родов во дворец доставили только что родившегося ребенка из чухонской (так называли в то время эстонцев и финнов, населявших окрестности Петербурга) семьи из близлежащей деревни Котлы, которую в течение одной ночи снесли до основания, а жителей вместе со священником переселили в Сибирь. Позднее в Сибири объявился «брат Павла I Петровича», которого привезли в Петербург, несколько месяцев допрашивали, а затем отправили обратно.

Вопрос о подмене ребенка как-то не укладывается в сообщения современников о том, что при родах присутствовала целая высокая компания в лице самой императрицы Елизаветы Петровны, мужа Петра Федоровича и особенно доверенных лиц императрицы братьев Шуваловых. Навряд ли при столь многочисленном представительстве подмена ребенка могла остаться в тайне. А вместе с тем, присутствие при родах высоких особ могло быть создано специально, чтобы запутать вопрос, а?

Еще раз: O tempora, o mores! Каковы времена, таковы и нравы!

Бабка Елизавета Петровна воспитывала Павла именно как будущего наследника, надеясь исправить ошибку выбором своим наследником Петра, сына голштинского герцога Карла Фридриха, племянника шведского короля Карла XII. Слухи, сплетни или разговоры при дворе о сомнительном отцовстве не прошли впоследствии мимо ушей Павла I Петровича, самого «некрасивого», как пишут о нем, императора, который своему министру даже давал задание прояснить вопрос о его происхождении. Также он велел сохранить и проанализировать все документы, оставшиеся после скоропостижной смерти матушки. Но и эти документы, как и вышеуказанные «Записки» матери свет на его происхождение не пролили.

Тайна рождения Павла I тревожила императорский дом Романовых в течение всей дальнейшей его истории. По воспоминаниям современников, Александр III, а это почти через сто лет, в связи с кривотолками относительно рождения Павла I Петровича, даже создал закрытое общество из доверенных людей, которое должно было заниматься изучением генеалогии рода Романовых. Узнав, что его прадед — вероятный сын Салтыкова, воскликнул: «Слава Богу, мы русские». А получив от историков опровержение, облегченно вздохнул: «Слава Богу, мы законные».


И еще дети?


Как донесли до наших дней злые языки, молодая и здоровая великая княгиня Екатерина за 17 лет при дворе успела родить нескольких детей, законность которых вызывала сомнение. Упоминается о двух девочках, и сыне. В хронологическом порядке это выглядит следующим образом.

Еще при жизни Елизаветы Петровны она 9 декабря 1757 года родила дочь Анну Петровну, которую Петр Федорович не хотел признать своей, но под давлением тетки Елизаветы и хорошего денежного вознаграждения согласился признать законнорожденной. Ходили слухи, что отцом девочки являлся Станислав Понятовский, саксонский представитель при дворе, который незадолго до рождения девочки был отослан в Польшу, где в 1764 году с помощью Екатерины (уже императрицы) был провозглашен королем.

Елизавета Петровна не доверяла воспитание детей молодым супругам и редко допускала свидания с ними. Но несмотря на такие предосторожности Анна Петровна, великая принцесса, умерла 19 марта 1759 года, в возрасте одного года и трех месяцев от оспы.


Кому тайные роды, кому развлечение


Затем 11 апреля 1762 года был снова мальчик, но уж очень явно от ее фаворита того времени Григория Орлова. Елизавета Петровна скончалась 5 января того же года, и на престоле уже был Петр III, так что рождение ребенка от фаворита должно было произойти в строгой тайне. Дело обставили так, что при наступлении схваток гардеробмейстер Екатерины Василий Григорьевич Шкурин устроил поджог своего дома, чтобы отвлечь Петра, любившего наблюдать пожары. Государь поехал смотреть, как горит дом, а государыня за это время успела родить сына и тут же передать его на воспитание Шкурину, с детьми которого он рос в детстве.

Ребенок получил имя Алексей Григорьевич Бобринский и в 1774 году вместе с сыновьями Шкурина был отправлен учиться за границу, в специально для них организованный пансион в Лейпциге. Затем он с золотой медалью окончил Сухопутный кадетский корпус, получив чин армейского поручика. В армии, однако, не служил, а по уставу Кадетского корпуса того времени вместе с другими лучшими выпускниками получил право на трехгодичное путешествие по стране и за границей. Живя несколько лет за границей, сделал огромные долги, чем вызвал недовольство матери, определившей ему место жительства в городе-крепости Ревеле.

После увольнения из армии в чине генерал-майора А.Г.Бобринский удалился в свое имение Бобрики в Тульской губернии. Был женат на баронессе Анне Унгерн-Штернберг, с которой имел четырех детей. А кроме того, граф Бобринский имел еще и внебрачного сына Райко Николая Алексеевича (1794—1854), российского офицера, участника Освободительной войны Греции 1821—1829 годов, подполковника греческой армии.


Еще три девочки?


По слухам, распространявшимся английским послом Геннингом, Екатерина II и граф Григорий Орлов были родителями еще двух девочек, которых под фамилией Алексеевы воспитывала первая камер-фрейлина и поверенная императрицы Протасова, называя их своими племянницами.

Последним ребенком Екатерины II, по-видимому, следует считать Елизавету Григорьевну Темкину (24 июля 1775 — 6 июня 1854), предположительно от Григория Потемкина, ее фаворита того времени и сподвижника, с которым она, по слухам, была тайно обручена. Девочка родилась и воспитывалась в московском доме князя Григория Потемкина, считалась его дочерью с укороченной фамилией, как это было принято в то время для незаконнорожденных, но признанных детей.

Ее рождение Екатериной вызывало сомнение у современников по причине того, что Екатерине в 1775 году было уже 46 лет, то есть, была в сомнительном родоспособном возрасте. Косвенным подтверждением этому является и то, что сама Екатерина ее дочерью не признала до конца своей жизни.


Укрепление монаршей власти


Сумбурный приход к власти уже через полгода после смерти Елизаветы Петровны стал для Екатерины возможным благодаря бездарности правления Петра III, восстановившего против себя своим преклонением перед всем «пруссаческим» и дворянство, и армию. Как только она узнала о том, что он отдал приказ строить для нее дом на территории крепости Кронштадт, куда он решил заточить ее и жениться на своей любовнице Елизавете Воронцовой, она поняла, что тянуть с переворотом нельзя.

Ей помогли гвардейские офицеры братья Орловы, с одним из которых, Григорием, она находилась в любовной связи. Все пятеро братьев Орловых были любимы в армии, они и еще несколько офицеров (братья Иван и Никита Панины, братья Алексей и Кирилл Разумовские, Петр Пассек и другие) сумели убедить солдат выступить против Петра III и возвести на престол Екатерину, имевшую к тому же сына, законного наследника Павла Романова.


Дворянский род Орловых

в судьбе Екатерины II


Первые годы после государственного переворота были временем, о котором Екатерина писала подруге, что «Орловы — это для меня все». И действительно, примерно первое десятилетие своего правления она могла быть уверенной в беспрекословной поддержке армии благодаря Григорию Орлову и его братьям.

Дворянский род Орловых взял свое начало от бывшего стрелецкого подполковника Ивана Ивановича Орлова. Этот стрелецкий начальник по прозвищу Орел, приговоренный к смертной казни, был прощен Петром I за храбрость, проявленную на пороге смерти. В дальнейшем он верой и правдой служил Императору.

Но сына своего Григория Ивановича он направил не в армию, а на государственную службу, и тот со временем стал Новгородским губернатором. В 51 год он женился на 24-летней дворянке Лукерии Ивановне Зиновьевой, которая подарила ему 9 сыновей, из которых выжили пятеро. Отец воспитывал своих сыновей по-спартански, тем более что этому способствовала унаследованная еще от деда природа. Все они были уже с юности богатырского телосложения, как на подбор высокими, стройными и крепкими парнями.

Все они поочередно, Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир, были записаны отцом в Императорский сухопутный шляхетский кадетский корпус — военное училище для детей дворян (в то время называвшейся на польский манер шляхтой). Однако, в числе выпускников корпуса братья Орловы замечены не были, очевидно, по причине того, что они, неимоверно храбрые и честолюбивые, рвались на фронт, в действующую армию. Ведь шла Семилетняя война с постоянным противником Пруссией, надо было успеть отличиться, завоевать награды и признание.

Все они явились активными участниками государственного переворота и прихода Екатерины к власти, за что были ею возведены в графское достоинство. Наибольшую известность получил Григорий Орлов, тайный возлюбленный Екатерины, а после утверждения ее самодержицей, ставший ее официальным фаворитом.

Не закончив обучение в Кадетском корпусе, он в битве при Цорндорфе остался в строю после трех ранений, заслужив признательность в среде офицеров и солдат. Он возвратился в Петербург в свите плененного графа Шверина, личного адьютанта Фридриха II, и после некоторых любовных похождений (а чем еще заниматься гвардейцу вне войны?) попал в поле зрения созревшей для любви 30-летней и скучающей великой княгини.

Обеспечив приход Екатерины к власти, он в короткий срок занял самые высокие посты в армии и государстве. Он собирался жениться на Екатерине, для чего для него был исхлопотан титул князя Римской империи. Его желание жениться на государыне поддерживали все его братья, но при дворе были и трезвые головы, имевшие большой вес и такие же заслуги при восхождении Екатерины к власти, как и братья Орловы.

Таким властным вельможей был Никита Панин, руководитель внешней политики и наставник цесаревича Павла, активный участник возведения Екатерины на престол. На заседании Государственного Совета он по этому поводу заявил, что «Государыня властна выйти замуж, но госпожа Орлова никогда не станет Государыней», а когда Григорий Орлов начал по этому поводу возмущаться, то добавил, что и его могут «вздернуть». Подтверждением тому был назревший против Орловых заговор, известный как «дело Хитрово», заговор гвардейских офицеров против братьев Орловых в 1763 году. На улицах Москвы и Петербурга люди срывали со стен портреты императрицы и Григория Орлова, которого считали братом убийцы законного императора Петра III.

Отступив от мысли женитьбы Григорий Орлов старался пополнить свое образование, но все-же, по мнению самой императрицы, не преуспел в этом. Он не проявил себя как государственный деятель, не стал ее правой рукой, как позднее Григорий Потемкин, а был только проводником ее замыслов.

Как пишут историки, не отличаясь крупным умом, но мягкий и добрый, он поддерживал ее в благих начинаниях, особенно первые годы ее царствования. Он участвовал в Комиссии по составлению Уложения, был выбран в Маршалы (руководителем комиссии), но отказался от этого звания. «Не царское, мол, это дело — четыре дня в неделю заниматься говорильней». Да еще в этой глуши, в Москве. Лучше жить в соседней комнатке государыни и спать в ее обьятиях!

Но он был способен выполнять ее особые поручения. Так, в 1771 году он был послан Екатериной в Москву для борьбы с «моровым поветрием» — чумой, принесенной в Москву из Северного Причерноморья во время русско-турецкой войны. Умирало больше тысячи человек в день, что привело к чумному бунту с убийством архиепископа Амвросия. Толпа разграбила Чудов и Донской монастыри и стала громить богатые дома, карантины, чумные больницы. Григорий Орлов действовал умело и решительно и сумел ликвидировать чуму и навести там порядок.

Во время первой турецкой войны он выдвинул план освобождения Греции и настоял, совместно с братом Алексеем, на посылке флота в Средиземной море.

В 1772 году был направлен в Фокшаны для переговоров с турками, но выведенный из терпения двуличием турок, прервал переговоры, чем вызвал неудовольствие императрицы.

Ну что тут поделаешь?

Не дипломат он с натянутой улыбкой на лице, а простой русский рубаха-парень…

Он был 11 лет фаворитом императрицы Екатерины II, затем, получив «отставку», 43-летний Григорий Орлов женился на своей 18-летней двоюродной сестре Екатерине Зиновьевой. Брак был недолгим, через 4 года супруга скончалась от чахотки. Григорий помешался рассудком и тоже умер еще через 2 года в апреле 1783 года.

Его брат Алексей Орлов (1737—1808), генерал-аншеф. Как самый даровитый из братьев, был инициатором переворота 1762 года, удавшегося главным образом, как утверждают историки, благодаря его расторопности и распорядительности. В 1765 году он был командирован на юг для преупреждения готовившегося там восстания среди казаков и татар. С заданием успешно справился.

Был, по-видимому, больше дипломатом, чем касавчик младший брат.

Первая турецкая война застала его в Италии, где он находился на лечении.

При этом интересно, чем мог болеть этот, как бык здоровый, детина, чтобы ему надо было лечиться обязательно в Италии? Не иначе, как «французской болезнью», лечившейся в то время исключительно меркурием, то бишь, ртутью, которую надо было точно дозировать, а это могли лучше всех делать итальянские врачи, имевшие 2—3 вековой опыт лечения болезни, не знавшей границ и залетевшей в Россию вместе с увлечением дворянства галломанией, то есть, всем французским.

А поправивший здоровечко в Италии Алексей Орлов направил в Петербург составленный им план действий против Турции в Средиземном море и был назначен руководителем всего мероприятия. В этой роли он оставался до окончания войны и достиг важных успехов. За победу над турецким флотом под Чесмой был награжден титулом Чесменский. В 1773 году он сумел заманить к себе на эхту и пленить самозванку княжну Тараканову.

После войны в связи с охлаждением Екатерины к брату он и к себе испытал ее холодное отношение. В 1775 году уволился со службы. Жил в своем Орловском имении, разводил лошадей (знаменитых Орловских рысаков путем соединения арабской, фрисладской и английской породы).

Владимир Григорьевич Орлов (1743—1831) на 20 году был отправлен в Лейпциг, где в течение 3 лет занимался естественными науками. В 1766 году был назначен директором Академии Наук. Он содействовал научным экспериментам (Паллас) и заботился о русских студентах за границей. В 1767 году сопровождал Екатерину в ее путешествии по Волге, которое описал в своем дневнике. В 1775 году был уволен от всех дел и перехал в Москву.

Иван Григорьевич Орлов — старший из братьев, награжденный пенсией за государственный переворот 1762 года вскоре вышел в отставкау и жил в Москве или своих поволжских имениях.

Федор Григорьевич Орлов (1741—1796) генерал-аншеф. Юношей участвовал в Семилетней войне. После переворота 1762 года был назначен обер-прокурором одного из департаментов Сената. Во время турецкой войны участвовал вместе со старшим братом Алексеем в блистательной «Архипелагской экспедиции», кстати, оказавшейся совсем не блистательной, так как своей цели, освобождение греков из-под османской тирании, она не достигла.

Глава 3 
Екатерина II и «завоевание» дворянства

Екатерина II быстро познала, что опорой абсолютной монархии может быть только дворянство — класс собственников земли и крестьянства, к которому относится и гвардия, приведшая ее к власти. Политике опоры на дворянство она следовала всю свою жизнь, нисколько не заботясь о положении самого забитого, бедного и бесправного класса крестьянства, составлявшего абсолютное большинство населения. Она как огня боялась революции, как это произошло во Франции, противилась малейшим поползновениям ущемления своей власти конституционной монархией, которую предлагали передовые мыслители того периода, в частности, Никита Панин.


Ознакомительная поездка императрицы

по Волге


Для укрепления своего авторитета в высших кругах общества Екатерина II на шестом году своего правления предприняла ознакомительную поездку, так называемый «Волжский вояж», водным путем по Волге из Твери в Синбирск, который длился со 2 мая по 5 июня 1767 года. При этом посещение ею саратовских земель с ее колонистами даже и не планировалось, хотя смысл поезки, вроде бы, был «ознакомление с состоянием дел в Поволжье».

Это путешествие по Волге с посещением лежащих на пути городов на специально построенных речных судах представляло собой целую флотилию из одиннадцати больших и ряда малых кораблей и лодок с общим экипажем в 1122 человек «армейских и прочих флотских, солдатских и адмиралтейских чинов». Кроме своего окружения из высшего дворянского сословия императрицу сопровождали иностранные послы со своими свитами. Для сухопутного «шествия» Екатерины II и придворных вельмож из Москвы до Твери было приготовлено 300 «дорожных колясок». Специально оборудованные кареты везли гардероб, ширмы, приборы, аптеку.

К приезду императрицы на тверской верфи была полностью закончена постройка судов флотилии для путешествия, закончена отделка Императорского путевого дворца и у пристани была пришвартована парусно-гребная тринадцатибаночная, то есть, с двумя вспомогательными парусами и 13 парами гребцов, галера «Тверь», уже опробованная на пути от Твери до Казани и обратно ее строителем и капитаном. Эта галера была флагманским судном гребной флотилии, специально обустроенной для постоянного пребывания знатных особ: императрицы Екатерины II и двух фрейлин, капитана, а также командира галерного флота графа И.Г.Чернышова.

Сопровождать государыню во время ее путешествия в качестве командира «Твери» был назначен капитан 1-го ранга П.И.Пущин. Согласно составленногй им табели, в экипаже галеры состояли 1 штаб-офицер, 3 обер-офицера, 14 унтер-офицеров и 190 рядовых. Даже если учесть, что большая часть рядовых использовалась в качестве гребцов, то все-же эта команда представляла неплохой штат охраны «Ея Императорского Величества»!

Водный маршрут начинался от Твери и шел на Углич, Рыбную слободу и затем на Ярославль. В каждом городе императрица со свитой сходила на берег, останавливалась у губернатора или в специально построенном дворце, отстаивала молебен в местной церкви или соборе, посещала исторические места, знакомилась с предприятиями, принимала подданных, выслушивала пожелания и жалобы.

В Ярославле по случаю приезда императрицы был устроен бал, на котором «государыня была одета в русском ярославском платье и кокошнике». Праздник закончился феейерверком. А далее, разобрав споры местного купечества, императрица велела Сенату заменить ярославского воеводу Кочетова, так как он «по нерасторопности своей должность исполняет с трудом и не может способствовать восстановлению мира между купечеством».

При подходе флотилии к Костроме императрица прежде всего посетила Ипатьевский монастырь — «колыбель Дома Романовых». Здесь она слушала литургию, после чего обедала с местным духовенством и дворянством, расспрашивая их о легенде про Ивана Сусанина и о городе. Узнав, что «как город сей, так и его уезд не имеют никакого герба», Екатерина II отправила в тот же день письмо генерал-прокурору Сената А. А. Вяземскому: «Прикажите в Герольдии сделать городу и уезду костромской герб, коим намерена их пожаловать».

И еще одно событие заслуживает упоминания. Как отмечают историки, речи генерала А.И.Бибикова и местного архиепископа Дамаскина по случаю приезда императрицы в Ипатьевский монастырь стали дополнительным публичным признанием Екатерины II как законной правительницы как продолжательницы династии Романовых со стороны, как духовной, так и светской элиты государства

В Нижнем Новгороде императрице был представлен местный изобретатель-механик Иван Петрович Кулибин, впоследствии приглашенный в столицу. По просьбе местных купцов она постановила основать Нижегородскую торговую компанию, указав «торговать им, чем за благо разсудят».

В Казани императрица пробыла более, чем в иных городах, целых пять дней. Посетила Богородицкий монатырь, где слушала обедню и прикладывалась к Казанской иконе Божьей Матери, украсив ее и образ Спасителя бриллиантовыми коронами. У ворот монастыря она встретила 90-летнего генерал-майора Нефеда Никитича Кудрявцева, соратника Петра I.

В этом городе императрица каждый день принимала чиновников, представителей дворянства и купечества, офицеров, учителей, инородцев. Убедившись в лояльности мусульман, она подтвердила курс на облегчение их положения в стране. Она уравняла татарское купечество в правах с русским, дала разрешение строить мечети, ввести обучение некоторых категорий государственных служащих татарскому языку, а также утвердила положение о каменной застройке города.

Она посетила Болгарское городище и была возмущена тем, что древние сооружения были сломаны или перестроены несмотря на то, что Петр I, посетивший это городище в 1722 году, приказал сохранять памятники древности.

Конечным пунктом путешествия планировалась Казань, а водный маршрут до тогдашнего Синбирска был выбран для того, чтобы сократить обратный сухопутный путь. Отсюда императрица 8 июня выехала в Москву. Она спешила из-за известия об опасной болезни наследника Павла Петровича, которое получила во время путешествия.

Она не доехала до Саратовских колоний, да и ранее не планировала этого, что представляется политически верным шагом. Она сознательно окружала себя русскими государственными деятелями, и не могла позволить себе особое отношение к своим «соотечественникам», чтобы не вызвать зависти со стороны своего ближнего окружения.

Но граф Григорий Орлов вместе с членами «Канцелярии опекунства иностранных» были вынуждены продолжить путь до Саратова в «Саратовскую контору иностранных поселенцев» по делам немецких колоний в Поволжье.

Многие участники путешествия из свиты и встречавших ее лиц вошли в состав еще ранее задуманной и бывшей уже в фазе подготовки «Комиссии для составления нового Уложения», созванной уже через три недели, 31 июня 1767 года, а генерал-майор А.И.Бибиков (это он произнес в Ипатьевском монатыре проникновенную речь о достойной продолжательнице романовской монархии) был назначен ее маршалом (председателем). Город Синбирск в 1780 году в связи с реорганизацией административного деления Поволжья по предложению Екатерины II был переименован в город Симбирск.


Уложенная комиссия


Основными заботами Екатерины II в это время были меры по укреплению монаршей власти, и она опять предусмотрела подходящее мероприятие. Наиболее выдающимся государственным актом в этот период ее правления является созыв в Москве в июне 1767 года Уложенной комиссии, коллегиального органа для выработки и систематизации государственных законов. Проведением этого мероприятия она добивалась решения сразу двух целей. Она могла реформировать громоздкую систему управления и укрепить собственный авторитет в глазах широких масс населения.

Сами эти комиссии не были новыми для России, они созывались уже семь раз после первого Соборного уложения 1649 года. Но созванная Екатериной комиссия сословных представителей в 1767 году была наиболее масштабной и представительной. Задача этой народной комиссии была придать российскому абсолютизму видимость сословно-представительной монархии, что соответсвовало мировоззрению Екатерины, которой нравилась роль просвещенного монарха.

Так оно и получилось в глазах ее современников. На дворе уже была эпоха Просвещения, и высшие классы общества, как указывают историки, не могли не сознавать, что свод законов, принятый земским собором в середине XVII века, задолго до петровских преобразований, безнадежно устарел. Назрела необходимость перемен.

Призывались в комиссию представители разных сословий «не только для того, чтобы выслушать нужды и недостатки каждого места…, но и для заготовления проекта нового уложения» по заготовленному императрицей наказу.

Широту комиссии можно себе представить, если учесть, что в ней приняли участие 564 депутата. Из них 28 были от правительства, 161 от дворян, 208 от горожан, 54 от казаков, 79 от крестьян и 34 от иноверцев (татары, башкиры, черемисы). Депутаты привозили наказы, которые нужно было рассмотреть и решения по ним вносить в новое законодательство. Кроме большой комиссии были созданы малые комиссии по отдельным направлениям. Сама императрица в работе комиссии не участовала, но следила за ее работой.

Общественностью, собранной со всей империи, это событие было принято настолько восторженно, что уже на второй неделе работы именно этой комиссией было принято решение просить Екатерину II принять титул «великой, премудрой, матери отечества».

Вот так она, уже через шесть лет после прихода к власти, добилась всенародного признания, того, что хотела еще со времени, когда в Манифесте по поводу восшествия на престол, собственноручно приписала «по воле всего народа».

Историки отмечают недостаточную подготовленность вопросов и малопродуктивность работы комиссии, которая 18 декабря 1768 года, через полтора года, была распущена под предлогом начала войны с Турцией и тем, что многие депутаты должны были отправиться к войскам по месту службы. Только члены частных комиссий продолжали работу.

Некоторые положения, выработанные комиссией, вошли в «Учреждения для управления губерний Всероссийской Империи» от 1775 года, инициированное также Екатериной. По этому акту России предстояло еще сотни лет оставаться самодежавной монархией, опиравшейся на привелигированную верхушку (дворянство) и с совершенно бесправным крестьянством, составлявшем в сугубо аграрной стране абсолютное большинство населения.

Екатерина II, любуясь на себя как на «просвещенную монархиню», другого государственного строя, кроме как абсолютной монархии, не знала и не хотела знать. Вместе с тем, удивительно, как Екатерина умело лавировала и могла, в конце концов, завоевать доверие завистиков. А было их у нее достаточно, как в верховных кругах, так и среди простого народа.


Поездка в Крым и на Кавказ также подальше

от немецких поселенцев


Также не посетила Екатерина II своих колонистов на Волге и во время своего второго крупного путешествия по стране — посещения Крыма и Кавказа со 2 января по 11 июля 1787 года. Она могла хотя бы проездом побывать в поволжских колониях, но она выбрала более западный маршрут через города Смоленск и Киев. Наверняка потому, что в западной части страны лучше была развита дорожная сеть, а может быть и потому, что она боялась проявлять излишнюю близость к немецким поселенцам.

Автор убедился в возможности такой позиции, сравнив ситуацию в столице Среднего Урала после перестройки, когда в нем возникло общество немцев «Возрождение». На вопрос одного участника заседания этого общества, почему, мол, наш губернатор, сам по национальности немец, ни разу не принял участия в собраниях нашего общества, тогда как в соседней области губернатор уже несколько раз присутствовал и принимал живое участие в обсуждении проблем молодого общества, председатель объяснил ситуацию.

Он сказал, примерно так. Вы забыли, как еще недавно вас называли фрицами и фашистами? Вот также к нашему немецкому губернатору относятся завистники в коридорах власти. Они, не скрывая свою неприязнь, во всеуслышание между собой говорят, что мол, вот засел в самом высоком кабинете «фашист» и командует нами.


Самозванцы периода правления

Екатерины II


Кажется, ни при одном правителе Российского государства не было так много самозванцев, как при Екатерине II. За 34 года правления — 65 самозванцев, из них тридцать 30 «ея законных супругов Петров Федоровичей», оживших или каким-то образом избежавших смерти, но незаконно отлученных от власти. Каково было ей с завидной регулярностью, примерно один раз в полгода, выслушивать сообщения тайной канцелярии о том, что, вот, снова появился новый претендент на трон, обвиняющий ее в узурпации власти.

Было о чем задуматься вошедшей во власть, но вынужденной постоянно находиться настороже властной правительнице. И это еще в то время, как в Шлиссельбургской крепости находился законный император Иван VI, можно сказать, российский «человек в маске», но опять же по российским условиям больше «человек в каменном мешке».

Западные историки до настоящего времени не смогли выяснить, кто-же в действительности был этот несчастный из времени Людовика XIV. Считается, что французская история является всего лишь отличным литературным сюжетом, созданным Александром Дюма с подачи Вольтера. Российская история Ивана VI является подлинным фактом и величайшим позором российской истории периода дворцовых переворотов и женского правления. Это правдивая история и трагическая судьба младенца-императора Ивана VI Антоновича, правнука Ивана V, сводного брата и соправителя Петра I.


Он родился 12 августа 1740 года, и в пору дворцовых переворотов, уже в октябре того же года, был провозглашен императором при регентстве вначале герцога Курляндского Бирона, а затем его матери Анны Леопольдовны. Он провел в заточении практически всю свою жизнь и погиб при попытке освобождения его в возрасте 23 лет. Некоторые историки сообщают, что он четырьмя стенами каземата был доведен до положения полусумасшедшего. Другие уверены, что он был грамотен, читал библию и желал бы тихо и мирно жить в монастыре. В заключении его навещали все три монарха, правившие в это время, Елизавета Петровна, Петр III и Екатерина II, но никто из них не проявил милости к его судьбе.

Пока он был в заточении, предпринимались попытки освобождения и возведения его на престол. Последняя попытка обернулась для него гибелью. Он погиб, когда подпоручик Мирович попытался освободить его. Не знал подпоручик строгого и коварного приказа Екатерины II его стражникам Власьеву и Чекину — убить узника при попытке его освобождения.

Существует конспирологическая версия, согласно которой заговор могла спровоцировать сама Екатерина II, чтобы избавиться от тени несбывшегося, но законного императора.


Восстание под руководством Пугачева


Но представлял наибольшую опасность для трона и создал огромнейшую разруху в стране Емельян Пугачев, безграмотный казак Донского казачьего войска. По подсчетам следователей после его поражения, родился он в 1742 году в станице Зимовейской Донской области, в которой примерно 110 лет тому назад (в 1630 году) родился другой предводитель широкого казачьего выступления, Степан Разин.

Емельян был младшим сыном в семье донского казака Ивана Михайловича Пугачева и его супруги Анны Михайловны. Пугачевы жили в Зимовейской издавна, унаследовав свою фамилию от деда Емельяна — Михаила Пугача. Семья принадлежала православной вере, как и большинство казаков черкасской малороссийской станицы, в то время, как большинство яицких и многие верхнедонские казаки были приверженцами старообрядчества.


Служба Пугачева в армии


В 17 лет Емельян был записан на казацкую службу вместо отца, ушедшего в отставку. Еще через год он женился на Софье Дмитриевне Недюжевой, казачке станицы Есауловской. Через неделю после свадьбы Емельян был включен в команду казаков, направленных в Пруссию. Участвовал в Семилетней войне 1756—1763 годов, со своим полком состоял в дивизии графа З.Г.Чернышева. Походный атаман донских полков полковник Илья Денисов взял его к себе в ординарцы. За три года службы в Пруссии он побывал в Торуне, Познани, Кобылине, участвовал в ряде сражений, избежав каких-либо ранений. Но не избежал и наказания плетьми за то, что однажды во время ночной тревоги упустил лошадь начальника.

Со смертью Петра III войска были возвращены в Россию, и Пугачев проходил службу в своей станице. Здесь родились его дети: сын Трофим и дочери Аграфена и Кристина. Спокойная служба дома прерывалась командировками, как, например, в Польшу для поиска и возвращения в Россию бежавших старообрядцев.

После начала русско-турецкой войны в 1769 году Пугачев в офицерском звании хорунжего был направлен к Бендерам. При взятии Бендер в 1770 году войсками генерала Петра Панина отличился и хорунжий Пугачев.

И здесь один из офицеров имел неосторожность сказать хорунжему Пугачеву: «Ах, как же ты похож на покойного императора Петра Федоровича».

Хорунжий эти слова запомнил, а через некоторое время встретился с недовольством Яицких казаков тем, что вместо выборных атаманов центральные власти стали войсковых атаманов назначать. Кроме того, ему рассказали, как жестоко было подавлено восстание Яицкого казачества весной и летом 1772 года. Тогда он решил, что может собрать народную армию и свергнуть правительство самозванной иностранки.

Но время для выступления еще не пришло. После отвода войск на зимние квартиры в Елисаветград Пугачев заболел («гнили у него грудь и ноги»). В дальнейшем рубцы после язв на груди он выдаст своим сообщникам за знаки монаршего происхождения. От лечения в лазарете отказался, лечился народными средствами и вследствие уклонения от службы оказался беглым казаком.

Во время своих скитаний с несколькими поимками и побегами он часто встречался с казаками различных станиц, в большинстве своем староверческими. После более чем года такой жизни, он в августе 1772 года получил, наконец, предписание на поселение в Малыковскую волость на Волге.


Восстание Яицкого войска


Приехав на место, он в старообрядческом ските Введения Богородицы встретился с игуменом Филаретом, главой старообрядческой общины на Иргизе, левом притоке Волги. От него он услышал о недавних волнениях в Яицком войске. О Господи, не волнениях, а настоящем восстании с расстрелом людей, женщин и детей из пушек картечью, с убийством женщинами высланного на усмирение восстания генерала Тотлебена, с осуждением на колесование и виселицу, а также высылку в Сибирь, многих десятков казаков с семьями. Это была настоящая война Яицкого казачества за свои старинные справедливые, как они считали, устои, поколебленные центральной властью.

Московское правительство переселяло казаков в зависимости от политической ситуации на новые пограничные рубежи, что вызывало их неудовольствие, но главное, у них отняли право выбора старшин, заменив его назначением их сверху. Это привело к тому, что казачество разделилось на «старшинских» и «войсковых». Первые были начальниками, вторые — рядовыми, и это привело к злоупотреблениям властью и назаконному обогащению «старшины». Так, во время весеннего лова рыбы простые казаки сетовали на то, что «старшинские привозили до 30—40 возов рыбы, а рядовые — только 2—3 воза». Разница существенная, и она была бы невозможной при старой системе избрания старшин.

Во время посещения Пугачевым Яицкого городка участники недавних событий рассказывали ему, выдававшему себя за купца, об обидах, терпимых казаками от правительства и «старшинской» стороны, о преследованиях скрывающихся казаков и о строгих приговорах им при их поимке.


«Я вить не купец, а государь Петр Федорович»


Когда речь дошла до того, что имеются слухи о том, что на Волге объявился спасшийся государь Петр III, Пугачев вдруг заявил: «Я-де вить не купец, а государь Петр Федорович, я та-де был и в Царицыне, та Бог меня и добрыя люди сохранили, а вместо меня засекли караульного солдата, а и в Питере сохранил меня один офицер».

О том, что Пугачев выдал себя за императора Петра III, на него было донесено. Он был арестован и доставлен в Казань, где был приговорен к наказанию плетьми и пожизненной каторге в Пелыме. Пока приговор утверждался в Петербурге, он сумел снова бежать и перебраться к яицким казакам, где сумел установить контакт с оставшимися в живых участниками Яицкого восстания.

Некоторым он даже открылся в том, что он самозванец, но это для озлобленных людей не имело значения, им нужен был убедительный повод к тому, чтобы поднять народ и вернуть старые порядки. Его сподвижники выдали ему войсковые знамена, которые удалось сохранить во время восстания.

Понимая, что он, неграмотный, может быть быстро разоблачен, он призвал к себе грамотного казака в качестве писаря, которому диктовал свои «царские указы», не подписывая их, как он говорил, до взятия его армией Санкт-Петербурга.

Надо сказать, что «Декрет о вольности дворянству» Екатерины II создал серьезную оппозицию правительству со стороны низших слоев общества. Крестьянство оставалось закрепощенным и бесправным у господ-дворян, казаки были недовольны утратой «вольностей», среди монастырских крестьян ходили слухи о предстоящей секуляризации, что создавало неуверенность в будущем, росло недовольство среди приписанных к заводам горнозаводских крестьян.


Начало восстания


Восстание началось в сентябре 1773 года, когда на хуторе перед 40 заговорщиками был зачитан «царский указ». На следующий день Пугачев во главе 60 человек выступил на Яицкий городок, и еще через день у него было уже около 200 человек.

Он понимал, что для штурма сил недостаточно, поэтому, как сообщается, казнив 11 казаков, не пожелавших признать его «царем», двинулся вверх по течению Яика, собирая в свою армию недовольных.

Он провел казачий круг, на котором были избраны руководители восстания, а еще вскоре были взяты близлежащие крепости. Это было несложно, так как казаки сами переходили на сторону восставших.


Обещание народу «земель, пороха и соли»


Сразу же началась вакханалия с изощренным убийством комендантов крепостей, офицеров и дворян, насилием и грабежами. После указа «царя» с обещанием татарам, башкирам и калмыкам земельных владений, пороха и соли, восстание стало распространяться со скоростью степного пожара. Восстание быстро охватило весь Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее Поволжье.

В марте 1774 года против Пугачева были отправлены регулярные войска, которым крестьянская «армия» Пугачева не могла оказать серьезного сопротивления — как собирались, так и разбегались. Тем не менее, благодаря несогласованности командования правительственных войск, у Пугачева появилась возможность после двух поражений снова собрать значительные силы и взять несколько укрепленных крепостей. В мае его армия снова была разбита наголову, но Пугачеву удалось бежать. Он направился в сторону Челябинска, где ему удалось привлечь на свою сторону крупные отряды восставших башкир под руководством Салавата Юлаева.


Салават Юлаев


Этот 19-летний башкирский сэсэн (поэт-сказитель), батыр (военный деятель) и национальный герой, каким впоследствии большевики его называли, стал его сподвижником. Он родился в деревне Текеево Шайтан-Кудеевской волости Уфимской провинции Оренбургской губернии. Деревня не сохранилась, она, как и многие другие деревни, население которых участвовало в восстании, была сожжена регулярными войсками.

Салават Юлаев происходил из потомственной семьи тархан, привелигированной башкирской знати. Его отец Юлай Азналин был волостным старшиной и служил в Российской императорской армии, регулярно участвовал в стычках с калмыцкими дорожными разбойниками и принимал участие в кампании против польских конфедератов в составе трехтысячного отряда башкирской конницы, направленной в Польшу на помощь основным силам армии под командованием А.В.Суворова.

Воинской наградой ему были земли и деревни в Оренбургской губернии. В 1773 году его земля и деревни были отобраны под строительство Симского железоделательного завода. По-видимому, это явилось решающим фактором, почему 11 ноября 1773 года Юлай Азналин и его 19-летний сын Салават в составе Стерлитамакского иррегулярного башкирско-мишарского (татарского) корпуса с оружием перешли на сторону повстанцев и встали под знамена мятежного казака Емельяна Пугачева. При этом, по словам очевидцев, башкиры знали о самозванстве Пугачева, но пошли за ним «не для него, а для освобождения своих земель и свободы».

Салават вместе с отцом был в составе армии Пугачева год с небольшим, при этом им удалось взять Симский и соседний Катавский заводы, то есть, на некоторое время вернуть земли отца. Пугачев с помощью войск Салавата сумел взять Красноуфимск, заводы Рождественский, Воткинский и Ижевский, а затем и предместья и город Казань, кроме цитадели.


Приказ «царя»: Немцев не трогать!


Интересно указание на то, что когда Пугачев со своим войском двигался вдоль Волги, то проходя немецкие колонии, высылал вперед людей для предупреждения немцев-колонистов, чтобы сидели взаперти. Понимал, что назвавшись Петром III, хотя и внуком Петра I, но и сыном голштинского, то бишь сугубо немецкого, принца, он как таковой должен был оберегать приглашенных в Россию немцев.

Но грабежи и захват людей для продажи в рабство, которые происходили в колониях саратовских немцев с самого начала поселения, продолжались и теперь, в это смутное время крестьянского восстания. Только хорошо организованные жители Сарепты сумели заблаговременно закопать все наиболее ценное и отправить своих людей по воде в Астрахань. Ядро армии Пугачева, конечно, выполняло его приказы отностительно того, чтобы не зорить немецкие колонии, но примкнувшие к нему татары, чуваши, мордва и калмыки видели в них хорошую добычу, и вовсю занимались бандитизмом.

В середине июля отряд подполковника И.И.Михельсона разгромил армию Пугачева, башкиры его тоже покинули. Но местное население поддерживало Пугачева и ему удалось снова собрать 10-тысячную армию. Но, как и раньше, его отряды не могли противостоять регулярным войскам, и в августе и эта его армия была разбита. Ему со своей личной охраной пришлось бежать. Потеряв свою армию, Пугачев не знал, куда ему податься, то ли к запорожским казакам, то ли в Турцию, то ли в Сибирь.


Конец восстания


Планам Пугачева совершиться не удалось, так как уже созрел заговор против него. Его приспешники, понимая, что дело восставших проиграно, хотели получить помилование в обмен за выдачу своего атамана. После 15 месяцев разбойных действий они доставили его в Яицкий городок и передали правительственным войскам.

Уже через два дня его допрашивал генерал-поручик А.В.Суворов, к этому времени вызванный с театра военных действий. Он же и доставил самозванца в Симбирск. В железной клетке, установленной на арбе, под усиленным конвоем. Здесь Пугачев под пытками назвал большинство своих еще живых сообщников, которые тоже были арестованы.

10 января 1775 года Пугачеву и сообщникам был вынесен приговор. Его и Перфильева должны были четвертовать, но палачу было передано указание Екатерины II начать с отсечения головы, что и было сделано. Не пристало «просвещенной монархине» снизойти до варварства прошлого столетия, когда Степану Разину и его младшему брату вначале отрубали руки и ноги, а затем уже голову.

Приговор Пугачеву, вынесенный комиссией из 38 сановников, был приведен в исполнение того же дня 10 января 1775 года в Москве на Болотной площади с этим милостивым монаршим «смягчением». Обе жены и дети Пугачева, хотя и признанные невиновными, были сосланы в ссылку в крепость Кексгольм в Карелии, где содержались в тюремных условиях. За все двадцать лет своего дальнейшего правления Екатерина II никакого смягчения их участи не допустила.


Людские потери, моральный

и экономический ущерб страны


Ее озлобление можно понять, если принять во внимание огромные людские потери, моральный ущерб на международной арене для императрицы и неимоверно огромные экономические потери для страны, вызванные Пугачевским бунтом. Десятки металлургических заводов (официально указано 89) были разрушены или уничтожены полностью, убиты управляющие и инженерно-технический персонал, разграблены и уничтожены орудия производства. Россия много лет не могла оправиться от такого экономического потрясения.

Заслуживает внимания судьба Салавата Юлаева. Он в зависимости от обстановки действовал то вместе с Пугачевым, то отдельно. А после пленения Пугачева продолжал борьбу на территории Башкирии. Однако, осенью 1774 года повстанцы окончательно были разбиты в горах Каратау. Салават был взят в плен, а его отец добровольно сдался властям. Известно, что жены и дети Салавата были еще до его ареста взяты под стражу и привезены в Уфу. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Отец и сын, Салават Юлаев и Юлай Азналин, были приговорены к физическому наказанию и вечной каторге в балтийской крепости Рогервик, где оба умерли к концу 1800 года.

После подавления пугачевского восстания, с целью искоренения всех воспоминаний о тех событиях и прекращению распространения сведений о них по Европе, Екатерина II издала указы о переименовании всех мест, связанных с этими событиями. Станица Зимовейская, где родился Пугачев, была переименована в Потемкинскую, дом, в котором он родился, было велено сжечь, река Яик переименована в реку Урал, Яицкий городок — в Уральск, Яицкое войско — в Уральское казачье войско. Имя Пугачева во всех церквах подлежало предавать анафеме, само событие называлось не иначе, как «известное народное замешательство».

После окончания войны с Турцией и заключения мира с «Портою Оттоманскою» было провозглашено прощение всем беглым государственным (но не крепостным) крестьянам при условии их возвращения в деревни в течение двух лет. Вновь был введен запрет на смертную казнь, отмененный во время восстания.

Ну как-же, не могла-же Екатерина II выглядеть в глазах Европы хуже своей предшественницы Елизаветы Петровны, за время своего 20-летнего правления не применившей смертную казнь ни разу.

Итак, очередная напасть ликвидирована, но мы же помним, что самозванцы объявлялись с завидной периодичностью, в среднем, через полгода, так что Екатерине II все время надо было быть настороже. Да и не все самозванцы вызывали такое тяжелое потрясение в стране, и не все подвергались такому тяжелому осуждению, как Пугачев.

Известно еще о некоторых самозванцах, которые были признаны для государственных устоев не опасными, и чаще всего после внушений или порки розгами отпускались. Императрица очень хотела выглядеть доброй «матерью империи», а не злой ведьмой.

Глава 4 
Екатерина II

достойная продолжательница
дела Петра I Великого

Итак, еще не приступив к осуществлению, если так можно выразиться, международных «дел Петровых», она уже получила от современников титул «Великой». Она, как и ее великий предшественник, понимала, что огромная держава нуждается в более тесном торговом и экономическом содружестве с западными странами, а для этого нужно иметь надежные торговые связи, которые в ее время были возможны исключительно морским путем. Огромным достижением России в этом направлении была победа над Швецией и выход в Европу через Балтийское море, ставшее возможным благодаря усилиям Петра I Великого в длительной Северной войне с основанием на берегах Балтийского моря ряда крепостей и новой столицы Санкт-Петербурга.

Для дальнейшего улучшения торговых сообщений с европейскими странами России жизненно необходимы были выход в Европу через Азовское и Черное море, и далее через проливы Босфор и Дарданеллы. Кроме того, по мнению не только России, но и ряда западных стран, Османская Империя слишком широко расположилась на Балканах, поработив христианские народы, которые она всячески угнетала.

Поэтому первой и одной из самых значительных заслуг Екатерины Второй является возврат под Корону Российской Империи исконно русских земель по северному побережью Черного моря, завоевание Крыма и создание надежного для навигации круглогодичного выхода в Европу через имевшиеся и вновь сооружаемые черноморские порты.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.