Бесплатный фрагмент - Золотой Цветок

Глава 1

Тёмный, сырой подъезд как-то непривычно, сумрачно давил на моё уставшее сознание, сводя на нет малейшие признаки позитива. Резкий запах блудных котов, метивших свою территорию, ударил в нос покруче нашатыря. Я резко ускорил шаг и как можно быстрее преодолел два этажа лестницы, чтобы поскорей закрыть за собой дверь, в надежде, что все негативные мысли и чувства, останутся в подъезде, за плотно закрытой дверью. Одним движением я справился с замком и оказался в своей крохотной двухкомнатной квартирке. В ней было тоже темно, сыро, и разве что только не воняло кошатиной. А всё остальное — так же, как в подъезде. Или, скорее всего в общем фоне жизни, набрасывал на всё тёмные тона, делая окружающий мир серым, непривлекательным, хмурым и порядком надоевшим. Дело было вовсе не в атмосфере, а внутри меня. В душе, в мозгах, или где там ещё, может сидеть депресняк. Я включил свет в коридоре, и визуальная темнота рассеялась, осветив обшарпанные стены, старую вешалку с моими обносками (то, что на них висело так много лет, уже трудно было назвать куртками), старые облупившиеся двери и протёртый почти до дыр коврик.

«Убогое жилище» — мелькнула в голове мысль. Она появлялась каждый раз, когда я заходил в своё обиталище.

Когда-то мы жили в этой квартире вместе с родителями, но они свалили за бугор, как только мне исполнилось восемнадцать лет. При этом их мало заботило то, как я буду жить один, тянуть учёбу и квартиру. Родители у меня «великие учёные» и как обо мне отзывался мой отец: «Своим присутствием ты, Толик, тормозишь научный мир в его развитии».

Хотели даже меня в детский дом отдать, что бы я не мешал их полноценной научной деятельности, но в матери взыграли материнские инстинкты, не позволившие, чтобы родное чадо воспитывалось в приюте. Решили, всё- таки они подождать до моего совершеннолетия, и свалили в благополучную Швейцарию, подальше от после совкового регресса. Проскочила, конечно, у моей матери идея, забрать меня с собой, но отец привёл неопровержимые, всё те же старые аргументы — мол, я буду отвлекать их от трудов творческих, и эта идея отпала.

Меня их отъезд абсолютно не расстроил. Не было у нас в семье никогда ни любви, ни понимания между мной и родителями. Я рос один. До меня им никогда не было дела. Да и между ними тоже, если и присутствовала любовь, то сугубо энциклопедическая: «Ой, дорогой, ты у меня такой умный, ты столько знаешь! Как я тебя за это люблю!» — «Дорогая ты такая умница, столько помнишь. Никто не может оценить твой ум как я! Я с ума схожу по твоим извилинам!»

Интересно, если бы у них не было мозгов, они смогли бы любить друг друга, просто так, –безусловно? Только за то, что они есть друг у друга, и этим наслаждаться? Очень сомневаюсь, что такие люди как мои предки вообще имеют сердца. У них мозг кровь перегоняет. Они для меня — два крайне негативных примера. Я никогда не буду такой, как они.

Пройдя в комнату, я завалился на старый, изрядно потёртый и скрипучий диван. Скорее всего, он ненамного старше меня, но выглядит, пожалуй, подревнее моего профессора из института истории, в котором я работаю. Мой уставший взгляд равнодушно проскользнул, ни на чем не споткнувшись, по потёртым стенам комнаты и покосившейся мебели. После отъезда десять лет назад предков, ремонт я, теперь уже — в своей, квартирке так и не сделал, конечно же, из-за отсутствия финансов. Предки мне не помогали.

Единственное, чем я доволен во всей квартире — это распростертая в спальне огромная кровать, которую мне отдал сосед, когда делал у себя ремонт. Она доставляет много радостей в моей холостой жизни.

С выбором профессии историка я очевидно ошибся. Когда поступал после школы в институт, она мне представлялась захватывающей и полной приключений: дальние экспедиции, открытие сенсационных фактов истории. Я представлял себя первооткрывателем неведомых цивилизаций и миров, затерянных в глубинах веков, а стал всего лишь канцелярским кротом, который только и делает, что капается в пыли архивных папок. А хочется яркого настоящего и светлого будущего. Да только с моей профессией будущее выглядит, может и светлым, но где-то очень далеко, за тяжелыми серыми тучами, безнадёжно затянувшими пространство небес настоящего.

Тёмные тона в моё повседневное бытие добавляла не только опостылевшая работа, абсолютно бессмысленная (может кто-то и видит в ней смысл, но не я), но и окружение — друзья, знакомые, люди, с которыми я общаюсь в свободное от работы время. Их немного. Я — не светский человек и не обладаю настолько широким кругом знакомых и друзей, с кем мог бы поговорить за чашкой чая или кружкой пива. И в то же время меня нельзя назвать замкнутым, необщительным человеком, тяжело идущим на контакт. Нет, я не такой! Всё дело, думаю, в том, что, когда я учился, у меня не было столько свободного времени, как у многих моих сокурсников. Ходить по выходным на вечеринки и отдыхать, одновременно обрастая знакомствами и связями. Мне приходилось, вместо отдыха, работать, чтобы не протянуть ноги от голода и не оказаться на улице. Если бы я жил в общаге, было бы легче свести концы с концами. Я пробовал сдавать комнату студентам с моего курса, но из этого ничего хорошего не вышло. В моё отсутствие, когда я бывал на работе по выходным, дома такое творилось, что соседи свои квартиры днями проветривали от перегара, не говоря уже про моё обиталище. Дошло до того, что студента, которого я приютил, менты взяли с наркотой прямо у меня дома, и я чуть не отправился вместе с ним на нары. Хорошо, что этот бедолага оказался в какой-то мере человеком порядочным и сказал, что эта наркота его, и я к этому никакого отношения не имею. Другой на его месте мог бы заявить: «ничего, мол, не знаю, не моё!» А взяли-то дурь не где-нибудь, а у меня на квартире, и поехал бы я вместо него… А этот честный… Повезло! Но после этого эпизода я решил жить один, как бы тяжело мне не было.

После того, как я окончил институт с красным дипломом, мне предложили работу, в том же институте, в архиве. Так как выбора большого мне никто с работой не предоставил, я согласился, как оказалось, на свою голову. На работе моими коллегами оказались, в основном, люди пенсионного и среднего возраста — особенно подружится не с кем. Все, с кем я общаюсь в свободное время, — это мои друзья детства, пацаны одного двора, которых я знаю с пелёнок. Но, к сожалению, этих людей ничего в жизни не интересует, кроме пива, водки и девочек, и эти три жизненно необходимых для них ингредиента они могут принимать в неограниченном количестве, вместе и по раздельности. Но лучше вместе, и чем больше — тем лучше. Я их жизненную позицию — «прожить жизнь весело, пьяно и в блуде» — не поддерживаю. Из всех четверых моих друзей, только один женат, но его это нисколько не остепенило, наоборот — после свадьбы он стал ещё большим любителем загула и апологетом максимы: «Мужчина в жизни должен построить жену, посадить печень, и вырастить живот». Он очень активно двигается к своим жизненным целям, и у него это хорошо получается.

Честно говоря, мне эта компания за все долгие годы, что мы знакомы, изрядно поднадоела, но другой, к сожалению, у меня нет, и это наводит ещё больший сумрак на моё настоящее. Есть многочисленные подруги, которые постоянно меняются по разным причинам. Кому-то из них уже на первой неделе знакомства в загс надо и детей, кто-то отлетает из-за жизненной позиции, очень напоминающей позицию друзей из нашего двора, а кто-то просто надоедает. А вообще, всё надоело! Мне необходимо кардинально менять свою жизнь! Дальше так продолжатся, не может! Такая жизнь может привести к жестокой депрессии, симптомы которой уже начинают появляться. Вот и сейчас — пятница на дворе, вроде должно быть настроение хорошее, выходные впереди, а у меня апатия, такая жуткая, что аж в диван вдавливает. Взять бы отпуск и сорваться с одной из менее надоевших подружек в красивые места. Достать заначку на ремонт квартиры и улететь, скажем, в Рим. Вот было бы здорово! Да вот только есть проблемка небольшая — месяца ещё не прошло как я из отпуска вернулся. Где тупо прогудел все две недели со своими друганами-алкоголиками.

Я закрыл глаза и представил, как степенно прогуливаюсь по Колизею и повествую своей милой ещё не очень знакомой спутнице, о тех событиях, которые связаны с историей этого величественного, поистине грандиозного строения.

…В мечтах о Риме я не заметил, как моё сознание погрузилось в сон.

Глава 2

В действительность вернул яркий свет, пробивавшийся через закрытые веки. Откуда-то доносились необычайно приятные звуки, которые словно пронизывали меня насквозь, отдаваясь совершенно неземными вибрациями в каждой клеточке моего организма, и доставляли наслаждение. Я резко открыл глаза и, ослеплённый, моментально закрыл их обратно. В голове беспорядочно начали прыгать идеи и предположения, где бы я мог сейчас находиться, но ничего подходящего на ум не приходило. Единственное, что я понимал — это то, что я лежу на мягкой, шелковистой и очень тёплой траве, пространство наполняет совершенно неземная музыка и вокруг всё настолько ярко, что трудно открыть глаза.

— Это сон. Я сплю, — понял я происходящее.

Поменяв положение с лежачего на сидячее, я слегка приоткрыл глаза и через узенькую щёлочку между веками постарался разглядеть, где нахожусь, но просвечивалась лишь сплошная белизна. Спустя некоторое время, когда глаза привыкли к яркому свету, открыл полностью и смог разглядеть окружающее меня пространство. К своему удивлению, я понял, что нахожусь в ослепительно белом саду. Деревья, похожие на фруктовые, словно покрытые инеем, светились так интенсивно, что создавалось ощущение, будто в этом месте именно они являются источником света, сливаясь в единое с такой же пронзительно ярко-белой травой. Я поднял голову и посмотрел наверх. В глазах рябило, как после того когда посмотришь на солнце и затем взгляд опускаешь на любой предмет на земле. Тяжело разобрать объекты. Так и я не смог отчётливо увидеть небо. Через рябь проступали только голубые оттенки. Я довольно долго сидел на белоснежной траве. Глаза окончательно привыкли к ярким тонам пространства, и мне стало казаться, что сияет не только всё вокруг, но и я сам, и этот свет лился из меня самого, из груди моей или сердца. Я посмотрел на свои руки в уверенности, что увижу их сияющими, но руки были совершенно обычными. Внимательней осмотревшись, я заметил, что на деревьях висели плоды яблок, совершенно обычного цвета. Они сильно контрастировали с белыми деревьями. Я поднялся на ноги, подошёл к одному из них и с любопытством стал разглядывать — сначала яблоки, а затем белоснежную листву и такие же белоснежные ствол и ветви. Ощупав мягкую и очень тёплую листву, я обратил внимание, что для сна, мои чувства слишком реалистичны.

— А, может, это не сон? — задал я себе вопрос и испугался его.

Если это не сон, то я каким-то образом оказался на другой планете или просто схожу с ума.

Внимание опять привлекла музыка, и я отвлёкся от своих мыслей, прислушавшись к постоянно меняющимся тональностям, которые казалось, не только были слышны в ушах, но и отдавались приятной вибрацией по всему телу, доставляя удовольствие и даже — наслаждение. Ничто не могло напомнить мне такую замечательную музыку. Эти звуки, впрочем, трудно было назвать просто музыкой, в них не было никакой последовательности или ритма, они то сменяли один другой, то звучали все вместе, напоминая какое-то загадочно гудение, но в этом гудении я разбирал каждый звук по раздельности. Временами я просто не мог уловить ритма, настолько это было совершенно. Когда слушаешь магнитофон или находишься на концерте, где исполняют популярную музыку, или же оперу под аккомпанемент классических музыкальных инструментов, всегда без особого труда можно определить источник звука, если, конечно, не находишься в специально оборудованном помещении с современными акустическими системами, где звук будет идти со всех сторон. Однако, в данный момент я не находился в таком помещении, но звук шёл со всех сторон, он пронизывал всё пространство — даже светящиеся белизной трава и деревья — всё издавало великолепные звуки. Казалось, что даже я сам издавал прекрасную музыку, каждым своим органом, каждой клеточкой тела. Абсолютно всё являлось источником мелодии и света.

Я стоял посреди белоснежного сада и не понимал, что мне делать. Необычность пространства, звуков и ощущений, до этого мне неведомых, привели меня в замешательство, подпитываемое неопределённостью — сон это или явь.

Вдруг я услышал — где-то за бело-сияющими деревьями, где-то в глубине сада, чей-то очень низкий бас, больше похожий на рёв трубы парохода, чем на человеческий голос.

Я направился в ту сторону, откуда слышался этот грубый рык, и по мере приближения к его источнику, стал ещё более ощущать, как отдается в барабанных перепонках вдруг возникшая чудовищная дисгармония с теми звуками, которыми был пропитан весь сад. При таком басе, владелец определенно должен был обладать огромной, слоновой гортанью, такими же лёгкими и пропорциональными им размерами.

Не спеша я продвигался по саду, разглядывал деревья, кусты, траву. Местами попадались цветы с белоснежными стеблями и изумительными, ярко-красными и розовыми бутонами.

Потрясающий, волшебный сад, приводил меня в возбуждение. Озираясь по сторонам, я не заметил, как, обогнув кусты, вышел на широкую поляну. Устремив свой взор к её центру, я увидел метрах в тридцати огромное существо на четырех ногах, с лошадиным корпусом и возвышающимся над ним телом человека, стоявшее ко мне спиной и спокойно помахивавшее хвостом. На несколько секунд я оцепенел от неожиданности увиденного, а когда пришёл в себя, медленно, крадучись попятился обратно за кусты. Там я стал оценивать ситуацию и пытаться прикинуть, что мне делать: бежать со всех сил, тихонечко уходить туда, откуда пришёл, или оставаться на месте. Я готов был провалится на месте, пропасть, испарится, — что угодно, только бы сию же минуту покинуть это, мягко говоря, необычное место, которое сначала потрясло меня своей красотой и прекрасными звуками, а теперь этим гигантским чудищем-кентавром посреди белого рая. Скорее всего, он и был обладателем громогласного голоса, на который я шёл, только сейчас его не было слышно. Или от испугу я перестал вообще, что-то слышать?

Кое-как взяв себя в руки, я успокоился и прислушался. Вокруг преобладала всё та же изумительная мелодия, которая ласкала слух и доставляла удовольствие телу. Но помимо неё, из-за кустов, в той стороне, где стоял кентавр, раздавался, как мне показалось, чей-то еле слышный голос, мягко гармонирующий с музыкой. Тут же неожиданно зазвучал, как грохот там-тама, голос кентавра, с такой силой, что кусты, за которыми я прятался, начали колебаться от его вибрации. Я аккуратно выглянул из своего укрытия, чтобы убедится в том, что именно это диковинное существо издаёт такой ужасающий рык, и как только я его снова увидел, у меня не осталось сомнений в этом. Он стоял и активно жестикулировал своими огромными, волосатыми ручищами, неуклюже переминался на всех четырёх ногах, а тёмное, как у мулата, тело его при этом содрогалось, словно его било током. Весь его вид и звуки им издаваемые безобразно дисгармонировали с прекрасным садом и мелодией наполнявшей его.

Неожиданно для себя самого, меня разобрало жуткое любопытство, настолько сильное, что оно превзошло инстинкт самосохранения. Мне нестерпимо захотелось услышать и понять, о чём кентавр говорит, и я вопреки желанию убежать, медленным шагом двинулся в его сторону. Подойдя на несколько метров ближе, я увидел, что за кентавром стоит его собеседник или собеседница, в белых одеждах и, судя по всему, внимательно слушает его громыхание. Я приблизился к ним ещё на несколько метров и уже почти начал различать слова. Но в этот момент, рёв кентавра прервался, и в ответ ему полился совершенно противоположный, нежный и мелодичный женский голос, который, в отличие от голоса кентавра, гармонировал с атмосферой сада и словно являлся частью постоянно звучавшей музыки. К моему сожалению, он был настолько тихий, что мне надо было подойти ещё ближе, чтобы услышать, о чём говорит собеседница кентавра. Медленно и осторожно я приблизился на расстояние нескольких метров к собеседникам и смог бы теперь услышать, о чём говорит женщина, но в этот момент снова заговорил кентавр, и я вздрогнул от неожиданности.

— Я не верю в то, что они смогут принести его к вам, — загрохотал кентавр. — Вы этого ждёте многие тысячи лет…

— Ты прекрасно знаешь, где он находился всё это время, — спокойно отвечала ему женщина. — Только сейчас, когда он найден и у людей есть ключ, они способны его принести.

— Да. И сейчас, когда он найден, они снова желают обрести бесконтрольную власть над миром. Эгоизм и гордыня — их неизменные пороки! — горячо воскликнул кентавр.

— Не все люди порочны. Те, кто нашёл его, понимают, к чему он может привести человечество и поэтому хотят его передать нам, — всё так же спокойно ответила женщина.

— Да. Я это знаю, — кентавр заревел еще громче, он раздражался или хотел таким образом повлиять на собеседницу, что бы она приняла его точку зрения. — Но также я знаю, что те, кто хотят его использовать в своих личных целях, подобрались настолько близко к нашим друзьям и «золотому цветку», что у них мало шансов, выжить самим, не говоря уже о том, чтобы добраться до вас.

— Ты не видишь ситуацию объективно и готов использовать свои разрушительные методы, как только появляется малейшая опасность, — уверенным тоном произнесла женщина. — Я уверена, что — твои методы в здесь преждевременны. У меня создаётся впечатление, что ты не любишь людей и не доверяешь им, поэтому готов уничтожить их прямо сейчас.

— Мои недоверие и нелюбовь здесь не при чём, если даже они и присутствуют. Я трудился на этой планете сотни лет и люблю её не меньше чем свою. Если «золотой цветок» попадёт в дурные руки, катастрофа может произойти вселенского масштаба.

— Не ты мне должен рассказывать, что может произойти! — резко ответила женщина. –На нас лежит ответственность за мир и за эволюцию человечества.

— Они не эволюционируют, — загремел кентавр яростнее прежнего. — Они достигли пика своего развития и начали инволюционировать, уничтожая эту планету. Нам не стоит рисковать и подвергать опасности баланс Вселенной из-за никчемных созданий, которые не хотят видеть ничего дальше собственного эго.

— Та масса людей, которая живёт по законам Вселенной, пока могут вытянуть свою цивилизацию на путь эволюции, и пока у них есть этот шанс, они будут жить, — голос женщины стал строже и настойчивей. Определённо ей не нравилось упрямство кентавра. — А если «золотой цветок» всё-таки окажется у опасных людей, то тогда мы и будем предпринимать крайние меры. На этот раз ошибки не допустим. А пока давай подождём, не нужно торопиться, если есть альтернатива.

— Что ж, давай подождём… — сдался кентавр, понизив голос. — Но как бы поздно не было… — сделал он последнюю попытку уговорить собеседницу, но ответа не последовало.

Глава 3

Стук в дверь вернул меня из прекрасного сада в реальность — на родной моему телу старый, скрипучий диван.

— Толик! Толик! Толян! — слышались знакомые голоса из-за входной двери.

Я открыл глаза.

На улице светило солнце и щедро освещало комнату, в которой я проснулся, его лучи, проникая сквозь шторы, отражались на летавшей по комнате пыли. Я успел разглядеть, что угол шкафа возле противоположной стены, находился в зоне попадания солнечных лучей, это означало, что сейчас около десяти часов утра. Сегодня суббота, и я могу спать весь день. Но где-то звонил телефон, в дверь барабанили и за ней раздавались до боли знакомые голоса:

— Толян, хорош дрыхнуть!

Возвращаться в реальность не было никакого желания. На секунду я перенёс свои мысли назад, в свой сон, и постарался вспомнить всё до мельчайших подробностей: сад, деревья, звуки, белизна, кентавр, его странный разговор с таинственной незнакомкой.

— Интересный сон! — сказал я себе, нехотя поднимаясь с дивана. — Впечатляющий. Даже настроение поднялось… — и, немного помедлив, чтобы запечатлеть сон в памяти, направился открывать дверь, настраиваясь на широкую улыбку.

На пороге стояли Андрюха Малыш и Вася Рыжий. Андрюху Малышом назвали за его рост 160 см, а Васю Рыжим, вследствие пьяной логики: все коты во дворе Васи и все рыжие, наш кореш не рыжий и не кот, но тоже Вася, значит рыжий.

— Вот такое начало дня мне нравится, — весело заговорил Андрюха, осматривая меня сверху донизу, — утро начинается с улыбки. Видно, что человек на позитивчике. Вот как друзей надо встречать, — обратился он к Васе, похлопывая его по плечу, — а не так, как ты: «Тебе чего придурок надо в такую рань?» За придурка ещё ответишь!

Андрюха наглым движением пихнул меня в грудь, что бы я свалил в сторону, и бесцеремонно зашёл в квартиру. Вася закатился следом за ним, и, проходя мимо меня, сунул мне две бутылки пива со словами:

— На вот, мы тебе пивка принесли — похмелится…

— А я не бухал, — ответил я бодро. — и похмелятся нет нужды.

— Ну, тогда мы похмелимся, — крикнул Андрюха уже из комнаты.

— Ботинки снимайте, в дом заходите! — сказал я недовольным голосом, увидев, что Вася, не останавливаясь, пошёл в комнату. — К тебе, шпиндель, это тоже относится, — это уже относилось персонально к Малышу.

— Как ты меня назвал? — резко отозвался Андрюха, вскочив с дивана, на котором уже успел устроиться. — Знаешь, что? Я маленький, да удаленький! — выпалил он стандартную фразу, применяемую им каждый раз, когда речь шла о его габаритах.

— Я видел намедни, как Светка-гимнасточка от твоей удали через окно убегала\», — сказал я c иронией.

Мы с Малышом жили в домах напротив, и его окна второго этажа мне отлично видны из моей комнаты. А этот казус с гимнасточкой, я с удовольствием наблюдал пару дней назад. Мы не виделись после этого случая, и я ещё не успел посмеяться над удальцом.

— Ха-ха-ха! — дико заржал Вася. — А почему через окно?!

— Она ведь от него постоянно ноги делает, — начал пояснять я, — вечером или ночью… Ну, он, наверное, и решил дверь закрыть, чтобы она не убежала. Так она по водосточной трубе от него! — Я от души рассмеялся вместе с Васей.

Только Андрюхе смешно не было, он смотрел на нас хмуро, исподлобья. Было заметно, что его моя шутка задела, но мне вовсе не хотелось перед ним извиняться, как это принято в интеллигентных компаниях. Он не относился к интеллектуалам и сам часто любил по-злому пошутить, поэтому справедливо заслужил смех в свой адрес.

— Смейтесь, смейтесь, — недовольно пробубнил он. — Сам сказал, от удали моей она бежала. Видите, какой я зверь! Бабы так и ломятся от меня! — попытался выкрутится Малыш.

— Ага! К Митяю во второй подъезд! Удали-то твоей, поди, не хватило! — выпалил я, и мы заржали пуще прежнего.

— Откуда знаешь, что к Митяю? — вскинулся Малыш, побледнев и искривив лицо в страшной гримасе.

Светка не была его постоянной подругой, иногда встречались, исключительно ради секса, но всё равно ему был не по нраву тот факт, что помимо него ещё кто-то ласкает её прелести и шепчет на ушко нежные слова. К тому же на сей раз этот кто-то был Митяй, с которым Андрюха постоянно враждовал и при случае не упускал момента ему насолить. А теперь вот открываются такие нюансы интимной жизни Светочки, что у него из глаз посыпались искры жажды мести, кровавой и жестокой, со стрельбой и взрывами.

— А к кому ещё она может во второй подъезд в час ночи заходить? — вопросом на вопрос ответил я. — И к тому же я их видел утром. Я на работу ехал, а он её на остановку провожал в 8.30. Идут два голубка, воркуют… Видел бы ты, как она сияла! Хороша была ночка! — не упустил я возможности поехидничать и добавить масла в огонь.

— Ну, сучка! — зло прошипел через зубы Андрюха. — Выходит, только я пьяненький уснул, она сразу упорхнула! И куда!? К этому долговязому чмо! — Андрюха схватился за голову двумя руками, — Что же ты мне раньше не позвонил и не сказал?

— И что бы я тебе сказал? — спросил я с улыбкой. — Андрюха, Светка от тебя ночью через окно убежала?

Малыш с горечью отмахнулся.

— Да чего ты из-за неё так переживаешь? — постарался я успокоить товарища, видя, как он, близко воспринимает инцидент. — Одна ушла, другая придёт.

— Он не из-за неё переживает, — пояснил Вася. — А то, что к Митяю упорхнула, к злейшему врагу…

Малыш стрельнул гневным взглядом в сторону Васи, тем самым доказав его правоту.

— Ладно, проехали, — хмуро сказал Андрюха. — Не забыл, куда мы сегодня собрались? — обратился он ко мне.

— Нет, не забыл, — ответил я, и судорожно начал вспоминать, куда же мы собирались.

Бегающий взгляд меня выдал, и Андрюха сразу его просёк.

— Забыл, — с укором сказал он, покачивая головой.

— Ты в этом не одинок, — беззаботно бросил Вася. — Я тоже забыл, а сегодня утром, вот этот пассажир мне напомнил. — Рыжий бросил в Андрюху пробкой от пива.

— Аккуратней с жестами! — огрызнулся Малыш.

— Три недели назад, в этой самой комнате, мы договорились на рыбалочку ехать, на наше место… — освежил мою память Андрюха.

Мне сейчас этого меньше всего хотелось, и я моментально ответил:

— Я не поеду. Дел много свалилось разных… И с мыслями хочется собраться, отдохнуть…

— Вот и отдохнём и с мыслями соберёмся! На природе! — бодро выкрикнул Андрюха. — Рыбка, картошечка… Эх! Да под водочку!

— После отдыха на природе устаёшь, как за месяц беспрерывной работы на кирпичном заводе — потом трясёт три дня и… — удручающе начал я.

— Так ты не мучайся, снимайся! — перебил Вася, поднимая бутылку пива, показывая тем самым, что пивком и нужно сниматься.

— Это при хорошем раскладе… — продолжил я.

— А при плохом — доярочка с косичками, и после неё кошмарные сны! — не дал мне закончить Малыш и дико захохотал на пару с Васей.

Андрюха вспомнил историю с дояркой, её я подцепил в деревне, рядом с озером, на которое мы ездим рыбачить. Несколько раз, когда алкоголь в крови превышал норму спокойствия, мы выбирались с места нашей стоянки на озере в деревенский клуб — в поисках любовных приключений. В одну из таких вылазок я проснулся на сеновале, где рядом со мной мило похрапывала на одеяльце абсолютно голая, необъёмно габаритная — килограммов сто пятьдесят чистого сала — тётка, лет сорока пяти, не меньше. Я, когда её увидел, испугался. Неужели я её мог?.. Сам тоже — абсолютно голый, и одежда разбросана по всему сеновалу…, наверное, всё-таки мог. Память как обрезало. Я тихонечко собрался, чтобы, не дай бог, не разбудить толстуху, и быстренько сделал ноги. Но на этом история не закончилась. Муж доярки как-то узнал о её любовных похождениях, и в следующий раз, когда мы попёрлись в эту деревню, он поднял всех мужиков, и нас там так отделали, что я месяц с поломанными ребрами ходил — муж доярки на славу кирзовыми сапогами поработал.

— Вот, вот… Такой отдых не по мне! — сказал я.

— Не, сейчас всё культурно будет, — попытался уговорить Вася. — В деревню не пойдём. Только рыбка, раки и задушевные разговоры возле костра.

— Нет, пацаны. Не поеду! — твёрдо ответил я.

— Ну, смотри сам, — не стал настаивать Вася. — Если что — ты знаешь, где нас искать. Подтягивайся. А мы пойдём собираться. Да? — обратился он к Малышу.

— Да, — отозвался Андрюха, вставая с дивана. — Дело твое… А если соскучишься, милости просим.

— Не заскучаю… Надоели вы мне, — сказал я откровенно шутливым тоном.

Глава 4

Оставшись наедине с самим собой, я плюхнулся на диван, прикрыл глаза, и мои мысли моментально перенеслись обратно в волшебный сад. Каждая мелочь из сна, запечатлелась у меня в памяти настолько ярко и отчётливо, словно это только что произошло со мной наяву. Я помнил каждое белоснежное дерево, прекрасные звуки и, в особенности, диалог кентавра с женщиной. Очень странный разговор, интересный и пугающий. Я его стал прокручивать в голове, слово за словом, пытаясь понять смысл всего сказанного, вникая так, как будто мне поставили задачу разобраться во всём сказанном, и словно это имело значение и для меня.

Я поднялся с дивана и направился в соседнюю комнату, в спальню, где у меня на старом письменном столе находился компьютер, не новый, но рабочий, даже NET в нем был. Я включил его и приготовился к раздражающему меня ожиданию.

— Хорошо, что он её не уговорил… — размышлял я тем временем. — Говорит — у нас ещё есть один шанс, и если мы не используем его, цветок уничтожат вместе с территорией, на которой он будет находиться. «На этот раз будет надёжно», — ответила она… Значит, что-то уже было… Интересно, как всё интересно…

Компьютер наконец включился, и я ввёл в поисковик два слова: Золотой цветок. Мне было предложено 3440000 вариантов. Я принялся усердно просматривать одну ссылку за другой, и через пару часов бесплодного поиска, меня вдруг осенило: что за бред! И вообще — что я пытаюсь найти? Остроты в жизни и разнообразия не хватает, вот воображение мне во сне и подкинуло цветные картинки, а я вцепился, как будто это реально со мной произошло. Такой большой, а в сказки верю. Я посмеялся сам над собой, над своей мнительностью. Это как же всё осточертело, если любая новая информация, даже увиденная во сне, принимается за реальность. Нет слов, сон был реален. Но не нужно же так близко всё воспринимать.

Зазвонил телефон, вернув меня из мира мыслей в мир материальный. Я встал из-за компьютера и пошёл в соседнюю комнату, на звук глухого звонка. С трудом достав из-за дивана, завалившийся туда аппарат, я нажал на кнопку и закричал в трубку:

— Да! Алё!

— Зачем же так кричать! — услышал я в трубке незнакомый и приятный женский голос, изрядно меня смутивший.

— А-а-а…у-у-умммм… — растерянно промычал я в трубку.

— Привет Толик. Что с тобой? — весело произнесла незнакомка.

Незнакомка знает мое имя, значит, всё-таки мы знакомы.

— Я не ожидал услышать в трубке такой приятный и нежный голос, — опомнившись, я попытался оправдаться комплиментом.

— Надо же, какой ловкий! Уже заигрываешь?

— Я не заигрываю, — честно ответил я, — правду говорю. Растерялся, когда услышал такой приятный голос в трубке…

— Мило. Тебе что же — одни злодеи и злодейки с прокуренными и пропитыми голосами звонят?

— Нет. Мне вообще никто не звонит, — я сказал почти правду.

— Ты такой одинокий? — участливо и погрустневшим голосом спросила девушка. — А по виду не скажешь… Весёлый и общительный молодой человек…

— Я такой и есть, просто так получилось, что у меня практически нет друзей, — проговорил я, судорожно соображая, кто же это звонит.

Но память отказывалась мне помогать, поэтому я, наконец, решился спросить:

— А вы кто?

— Ах, вот оно что — ты меня не узнаешь! — кокетливо вроде как обиделась незнакомка. — Я –Анфиса. Которая на позапрошлой неделе, на практике была у тебя.

Я сразу же вспомнил маленькую, с очень красивыми формами, русыми волосами, милым личиком, чуть вздернутым носиком и зелеными, потрясающе красивыми глазами девушку.

Она пришла ко мне на практику, пробыла один день и пропала. Но запомнили ее многие — когда она шла по коридору института, в розовом, легком платьице, уютно облегающем стройное тело, пацаны штабелями падали.

— Помню, как же не помнить, — ответил я, — но по телефону у тебя голос совсем другой… Не узнать.

— Да, мне это часто говорят, — скромно сказала Анфиса.

— И куда ты пропала?.. — строгим голосом спросил я. — У тебя практика — месяц, а побыла один день…

К нам в архив редко кого присылают на практику, приходят только по собственному желанию, и я удивился, когда увидел эту сияющую богиню, как я ее сразу назвал для себя.

— Семейные проблемы возникли, вот я и не могу никуда выбраться из дома, — грустно сказала она.

Мне откровенно льстил её звонок.

— Я поэтому и звоню тебе… — продолжала девушка и немного замялась. — …даже не знаю, как сказать… неудобно спрашивать…

— Ну, раз уж позвонила, то нужно спрашивать. Смелее, я не буду кричать и ругаться… — подбодрил я.

— У меня такая ситуация создалась, что я не могу из дома выйти. У отца на работе какие-то проблемы, и я под охраной, без права на выезд… — собеседница опять замялась.

— Говори, говори! Не стесняйся.

— Ну, в общем, я хотела тебя попросить, чтобы ты мне, как практик, рассказал о своей работе. Мне этого было бы достаточно. Если, конечно, у тебя есть время и тебя это не затруднит, — очень скромно и тихо произнесла она.

— Ну… Э-э… рассказать, конечно, можно… — я немного растерялся от такой просьбы. Вроде и ничего особенного, но она, как я понял, невыездная, ехать придется мне к ней, то есть — зовёт в гости. Я представил себя рядом с ней, в её комнате… на ней — легонькое платьице… меня это немного возбудило.

— Как ты себе это представляешь? — я дал возможность самой высказать, раз она звонила.

— Наверное, так… — она не решалась произнести, — ты приедешь ко мне, — она это произнесла очень тихо, еле слышно. — Нет, если ты занят и тебе не хочется тратить время… — быстро залепетала она скороговоркой, — то я смогу обойтись и без этого… не так важно… просто я хотела знать практическую часть твоей работы… и … — она не закончила фразу, замялась, воздух кончился.

— Нет, я не занят… — как можно спокойней ответил я, хоть и сам разволновался. Мне её просьба была очень по душе, — могу и приехать… помочь…

— Правда?! — обрадовалась она. — Только ты не подумай ничего дурного и рассматривай мою просьбу только с той стороны, про которую я сказала, а то я знаю вас мужиков, — предупредила Анфиса.

— Тебе, наверное, попадались такие, — произнёс я с улыбкой, — которые любое предложение или просьбу миловидной девушки рассматривают только с одной стороны… — я хотел добавить с какой, но сдержался.

На моё предположение она ничего не ответила, вместо этого предложила:

— Я могу попросить, чтобы за тобой приехали…

— Сам доберусь. — Довольно резко ответил я. — Только адрес скажи…

Она продиктовала мне адрес и объяснила, как удобней проехать.

— Ждите мадемаузель! Как соберусь, так приеду.

— Спасибо, Толик, что согласился, — промурлыкала она нежно, а «Толик» прозвучало особенно приятно, смягчённо, даже немного ласково.

— Да не стоит благодарности, заняться всё равно нечем.

— Хорошо, я жду, — сказала она и положила трубку.

Мило, очень даже премило. Такая девочка хорошенькая, к себе позвала… Позаниматься… Настроение поднялось ещё больше. А может быть я ей понравился, и она меня к себе заманивает таким образом?

— Не льсти себе, кретин, — сказал я себе шёпотом, но мысль мне эта понравилась.

Я широко улыбался, рыская по квартире в поисках подходящей одежды. Всё разбросано по углам, не стирано, как положено в холостяцкой берлоге. С трудом нашёлся чистый свитер, запрятанный на всякий случай, вот и случай такой. Не был бы запрятан, пришлось бы идти в грязном. Бардак, бардак… Так жить больше нельзя, совсем распустился. Как растение. Ничего не нужно. На-до-е-ло.

«Всё! — решил я для себя. — С сегодняшнего дня — новая жизнь! Срочно нужны перемены!

С такими мыслями я натягивал старые потёртые джинсы. Сейчас мода на потёртое, она и не заметит, что это они от старости такие. Дожёвывая наспех сделанный бутерброд, я напялил кроссовки и выскочил из дома. В душе от восторга всё сияло и пело. Летел, как на свидание, перепрыгивая пролёты лестницы. Возле подъезда стояла старая «восьмёрка», тоже оставленная мне предками. Прошла она со мной огонь, воду и медные трубы, и была как милый сердцу друг, с которым связаны очень хорошие воспоминания.

Глава 5

Дом, адрес которого мне продиктовала Анфиса, находился на границе города, в дачном посёлке. В советские времена здесь раздавались дачи и дома видным государственным деятелям, учёным и людям, которые благодаря, своей деятельности и способностям, выделились из серой массы толпы и были полезны отечеству.

Вероятней всего, отец Анфисы — из членов коммунистической партии Советского Союза, сумевший после распада страны удержать своё имущество и статус в обществе. Может быть, ещё живой. И благодаря положению, которое занимал или занимает, всё так же имеет доступ к власти и недрам земли родной. Но сейчас, видимо, с кем-то, не поделив богатые недра или ещё что-то, заимел кучу проблем, из-за которых подвергает опасности и себя, и своих близких.

Такие предположения о роде деятельности Анфисиного папы, я выстраивал по дороге к ней. И ещё один вопрос не давал мне покоя: откуда она знает номер моего телефона? В институте он есть у профессора и в отделе кадров. В отделе кадров, с нашей бюрократией, её послали бы куда подальше… Тем более, если она просто позвонила туда. У профессора? Тоже сомнительно. Он бы мне позвонил и спросил, можно ли дать мой телефон студентке. Впрочем, скоро у меня будет возможность узнать у неё самой…

Я подъехал к большому каменному дому, стоявшему тут, скорее всего, с середины прошлого века и внешним видом походившему на две большие коробки, не так давно оштукатуренные. Дом окружал большой деревянный забор, с виду довольно свежий. За забором послышался собачий лай. По звуку лая, собака не превышала размера кошки, такие обычно самые вредные и задиристые. Природа их обидела размерами и устрашающим видом, поэтому они это стараются компенсировать своими агрессивными действиями, показывая, что очень страшны и опасны.

Мой палец вежливо нажал на кнопку звонка ромбической формы, прикреплённого к столбу между воротами и калиткой, такой же деревянной и высокой, как забор. В доме послышался колокольный звон, такой трудно не услышать. Калитка медленно, нешироко приоткрылась. Я не слышал, чтобы к ней кто-то подходил, поэтому несколько удивился, увидев небольшого роста, коренастого мужчину лет тридцати, в круглых очках и в спортивном костюме, больше походившего на ботаника, чем на охранника.

— Вы — Анатолий? — вежливо спросил он, внимательно осматривая меня.

— Да, я Анатолий, — так же вежливо, с лёгким наклоном головы, ответил я. Это прозвучало так, как будто я его передразниваю, и мне стало неловко.

— Проходите. Анфиса вас ждёт, — сказал «ботаник», открывая нараспашку калитку и пуская меня во двор.

Возле больших, дубовых дверей дома, на низкой ступеньке сидела такса и молча смотрела на меня, не по-собачьи умными глазами. Я на секунду остановился, пытаясь предугадать её намерения.

— Не бойтесь — она не агрессивная. Не набросится… — успокоил встречающий, увидев моё замешательство, — из-за забора только полаять может, показать, что дом охраняется…

И всё же, поднимаясь по ступенькам в дом, я всё время следил за собакой, так — на всякий случай.

За дверью, меня ждала ещё одна дверь, только посвежее первой. В коридоре, увешанном, вместо вешалок, рогами несчастных животных, стоял запах древесины. Все стены просторной прихожей тоже сплошь были обиты деревом. Только в одном месте висело зеркало, а над ним — огромные оленьи рога.

— Проходите в каминный зал, — пригласил меня охранник-ботаник, указывая на аркообразный проход слева, в конце коридора, — Анфиса сейчас подойдёт.

Охранник удалился в дверь, которая находилась напротив входа в каминный зал. Прямо по коридору располагалась лестница на второй этаж, проходя мимо неё, я глянул наверх, в темноту. В каминном зале всё было выполнено в охотничьем стиле: так же, как в коридоре, висели рога животных разной величины. Над камином скалилась огромная голова кабана, возле камина, на паркетном полу, была расстелена огромная шкура медведя, на ней — кресло-качалка. Сам камин, выложенный из камня, стоял на небольшом мраморном возвышении. На стене левее от камина, напротив двух больших окон, висел огромный, на всю стену, ковёр с изображением боярской охоты: четыре собаки окружили волка и драли его со всех сторон, бояре на лошадях потешались — кто с ружьём, кто с ножом готовились прыгнуть на волка. Возле стены, напротив камина, стояли два больших кожаных кресла и просторный кожаный диван, между ними — деревянный резной стол с изображениями диких животных, над диваном — гигантские рога, я даже не предполагал, что они бывают таких размеров.

Анфиса появилась внезапно, когда я рассматривал изображение боярской охоты на ковре.

— Привет! — весело сказала она, легко ко мне припорхнула и чмокнула в щёку, как старого приятеля. Я немного смутился и даже слегка покраснел от такой непосредственности. — Спасибо что отозвался на мою просьбу и приехал, — практически без паузы продолжала она.

— Не стоит благодарности, мне всё равно нечего делать, сидел дома, — я попытался подавить смущение.

— Я смотрю, у тебя в семье водятся заядлые охотники? — спросил я после недолгого молчания.

— Дед, видный государственный деятель, был охотником. Он умер три года назад, — проговорила они грустно, затем веселее после маленькой паузы добавила. — Отец же никогда не охотился, но после смерти деда, ничего в доме не стал менять, только одну комнату разрешил переделать, мою…

Да, насчёт деда я в своих предположениях не ошибся.

— Я, честно говоря, — продолжала она, — не люблю, когда увековечивают акт насилия и убийства, пусть даже животных, как всё сделано в этом доме. Мне тут страшновато, — сказав это, она вздрогнула, пытаясь преодолеть дрожь, охватившую её.

— Я с тобой согласен, это не самый лучший интерьер для жилого дома, — согласно кивнул я.

— Я тут редко бываю. Отец здесь больше живёт. Любит уединиться, особенно после того, как мать нас бросила и уехала с хахалем в Америку…

— Мои предки тоже меня бросили, в Швейцарии коллайдер строят, — поделился я эпизодом своей биографии.

— Ты уже взрослый, самостоятельный, тебе не страшно одному, — чуть игриво, с улыбкой сказала Анфиса.

— Я десять лет без них живу, ни разу их за это время не видел. Созваниваемся на Новый год и дни рождения…

— Значит, нет у них родительских инстинктов… Так же, как у моей матери….

— Наука требует жертв, — заключил я про своих предков.

— Пойдём, я тебе свою комнату покажу, — произнесла Анфиса после неловкого молчания, — там более приятный интерьер.

Сказав это, она совершенно по-детски схватила меня за руку и потащила за собой в коридор и вверх по тёмной, мрачной лестнице. Наверху мы зашли в одну из трёх дверей и оказались в комнате, густо заставленной самыми разнообразными предметами и мебелью. Два шкафа стоявшие около противоположных стенок, были полны книг. Я быстро пробежался взглядом по корешкам их переплётов — почти все по археологии. На одном из шкафов стоял скелет неизвестного мне животного размером с собаку. На столе, примостившемся возле окна, громоздилось что-то, напоминавшее груду макулатуры, на полу темнели большие валуны, чем-то похожие на присевших людей. Совершенно не понятно, как их могли туда затащить, и ещё менее понятно — зачем.

— Это кабинет моего отца, — пояснила Анфиса и юркнула в маленькую комнату, типа кладовки, прикрыв за собой дверь.

Кабинет однозначно не принадлежал тому типу человека, которого я себе представил по дороге сюда.

— Кем у тебя отец работает? — крутившийся на языке вопрос как бы сказался сам по себе.

— Он археолог, — ответила Анфиса, каким-то глухим металлическим голосом.

Я услышал за спиной звон метала и резко повернулся. На меня шёл рыцарь в доспехах, он что-то начал кричать на латыни Анфисиным голосом и пытался поднять над головой меч, но без результата, меч оказался намного больше, чем у рыцаря было сил. Я широко улыбнулся рыцарю — Анфиса сыграла его вдохновенно.

«Как она умудрилась так быстро надеть огромный шлем и кольчугу»? — мелькнула в голове мысль.

Она поставила меч, доходивший ей до груди, на пол, остриём вниз, и постаралась двумя руками, пыхтя и корчась, снять шлем, при этом опрокидывая близстоящие предметы: меч, упиравшийся ей в грудь, стул, потом задела шкаф, чуть не свалив с него скелет, и, в конце концов, упала на колени головой вниз, всё еще пытаясь избавиться от шлема, но я упредил её муки, ловко сняв с очаровательной головки головной убор средневековых воинов.

— Ух… спасибо… — поблагодарила она меня, вытирая испарину со лба.

— Как ты это надела? — поинтересовался я, стягивая с неё кольчугу.

— Это всё на стенке висело, нужно было только подлезть. Мой отец где-то раскопал эти доспехи.

Тут в голове возник вопрос, я его решил задать Анфисе:

— Извини, может, это не моё дело, но мне хочется тебе задать вопрос.

— Задавай, — с готовностью сказала Анфиса, всё ещё сидя на полу, смотря на меня снизу-вверх потрясающими зелёными глазами.

— Какие могут быть проблемы у археолога, если ему приходится ставить охрану к своей дочери?

— Ой… я не знаю, Толик, — тяжело вздохнула Анфиса, — нашли они что-то. Мне отец ничего не рассказывает. Раньше всем делился, рассказывал, что у него на работе происходит, а сейчас замкнулся, ничего и силой не вытащишь. Сказал только, что мне нужно пожить тут под охраной, а на вопросы отвечает: «Тебе лучше не знать!» Но знаешь, что? — девушка поднялась на ноги, подошла ко мне с таинственным видом и тихо заговорила. — Я на днях разговор подслушала, в каминном зале, ночью в туалет хотела спуститься, дверь эту открываю, — она глазами указала на дверь кабинета, — и слышу: говорят… Про находку свою… Анфиса осмотрелась, проверила нет ли рядом кого-то, кто мог бы подслушать и продолжала: — Они говорили, что этот предмет, который они нашли, — её голос стал ещё тише и таинственней, — может привести нашу цивилизацию к гибели, если попадёт в чьи-то грязные руки. И они, мой отец и те, с кем он беседовал, хотят его куда-то отвезти, где он будет в безопасности.

У меня в голове мелькнула интересная мысль, где-то когда-то услышанная: если хочешь, чтобы о чём-то узнали все окружающие, нужно об этом рассказать женщине, желательно — по большому секрету, и добавить, чтобы никому не болтала. Через пару дней будут знать все. Вот и Анфиса, узнала какой-то секрет и не может удержаться, обязательно нужно разболтать.

— И как я поняла, — продолжала она, — меня тут отец под охрану посадил для того, чтобы меня не украли и не начали его шантажировать.

Она стояла и смотрела на меня с таинственным и загадочным видом, ожидая, что я скажу по поводу открывшейся мне тайны. Но меня это мало тронуло, а сказать что-то было надо, она ждала моего мнения.

— Интересно, что же такое они нашли, из-за чего такой переполох? — нарочито, не показывая интереса спросил я.

— Я не знаю, что это такое, но вроде они называли это «Золотой цветок», — ответила она тихо.

Вдруг я вспомнил свой сон, и меня как палкой по голове стукнуло, в ушах зазвенело. Я будто вновь отчётливо слышал тот дивный диалог и слова женщины о том, что те, кто нашёл золотой цветок, хотят привезти его к ним, но понимают, что он может привести цивилизацию к катастрофе. И отец Анфисы что-то нашёл… И это «что-то» не что иное, как «золотой цветок», и он тоже хочет его отвезти куда-то, чтобы спрятать… значит — к ним, к тем, кого я видел во сне. У меня закружилась голова, в ногах появилась слабость, их словно подкосило… Анфиса подхватила меня под локоть и усадила на большой стул, походивший на трон.

— Что с тобой? Ты в порядке? — было заметно, что и она взволнована.

Её слова звучали, как в тумане, я не понимал, что происходит вокруг. Мысли в голове хаотически мелькали: золотой цветок… уничтожение цивилизации… кто-то его ищет… кто-то должен отвезти… и те, кто его ищут, очень близко… И всё это не игра моего воображения, это реальность, и она такова, что мы, то есть человечество, на краю гибели. Совпадений не может быть, всё абсолютно идентично — мой сон и подслушанный Анфисой разговор. Её отец и есть тот, кто нашёл золотой цветок, и тот, кто хочет отвезти его в безопасное место.

Меня отвлёк сильный шум, я резко повернулся и увидел летящую на меня Анфису с большой кружкой в руке.

Она, видимо, сообразила, что я не совсем адекватен, и побежала за водой, а когда вбегала обратно в комнату, споткнулась о валявшийся на полу шлем и полетела на меня, окатив водой, да ещё и огрев кружкой по голове. Меня это сразу привело в чувство. А Анфиса застыла в позе провинившейся жены — руки и голова её находились у меня на коленях, а сама сидела на полу, поджав под себя ноги.

В этот момент в комнату вбежал охранник и увидел дивную картину — я на троне, а Анфиса предо мною на коленях.

— Только приехал, и уже провинилась перед тобою? — спросил он, и немного помолчав, добавил, обращаясь уже к своей подопечной — Ты так даже перед отцом за спаленную баню не извинялась…

— Да не… она это… споткнулась… и упала, — совсем растерявшись, пролепетал я.

— Ясно… А я шум услышал и поднялся… — улыбнулся охранник.

— Я о шлем споткнулась случайно. — пробормотала Анфиса, поднимаясь на ноги.

— Можно подумать, у тебя не случайно что-то происходит? — с иронией спросил охранник.

Анфиса потупила взор.

— Отдыхайте, отдыхайте, — ещё раз улыбнулся охранник и направился к двери.

— Ты зачем баню спалила? — спросил я, когда этот симпатичный парень ушёл.

— Я хотела её растопить к папиному приезду, — виновато стала объяснять Анфиса, –заложила в топку дрова, но они почему-то не разгорались… Ну и полила их бензином, канистра в предбаннике зачем-то стояла… Я ведь подумала — он для этого там и оставлен… Когда дрова поливала, часть бензина на пол выплеснулась… а когда спичку зажгла, сама чудом не сгорела… Теперь за домом новая банька…

— Ты — опасная женщина… — шутя, сказал я.

Лёгонькое купание и комическая ситуация меня привели в себя и отвлекли от шокировавшей мысли о том, что мой сон и информация, услышанная в нём, не просто игра воображения, а реально происходящие сейчас события. Сейчас озабоченность вернулась, и Анфиса чутко отреагировала на изменения в моем настроении.

— Толик, с тобой всё хорошо? Ты какой-то бледный… — заботливо спросила она.

— Да всё нормально… Что-то не по себе стало… Голова закружилась…

То, что мой сон и находка Анфисиного папы — простое совпадение, исключается полностью. Всё — точно так, как говорили Кентавр и его собеседница: «золотой цветок» … те, кто нашёл его, хотят отвезти… а кто-то хочет использовать… и эти кто-то очень близко… Может быть, сейчас они уже добрались до него и тогда… Что тогда? Тогда они спрячут его вместе с территорией, на которой он находится. Что бы это значило? Затопят? Разбомбят? Землетрясение? Вариантов много. А кто это такие они?! Что за бред?! Как такое вообще возможно, чтобы из-за какого-то цветочка под угрозой оказалась цивилизация?..

— Толик, ты что-то знаешь? — Анфиса смотрела на меня в упор серьёзно и тревожно.

— Я много чего знаю. Что тебя интересует? — как можно беззаботней попытался отшутиться я.

— Что ты меня за дурочку держишь? Ты понимаешь, что я имею в виду…

— Что? — глупо спросил я.

Она подошла к двери кабинета, приоткрыла её, посмотрела, нет ли кого в коридоре или на лестнице, потом подошла к маленькой кладовой, открыла её нараспашку и дёрнула за шнурок, ниспадающий откуда-то сверху. Я ожидал, что включится свет, но вместо этого раздался еле слышный щелчок, и из потолка в кладовой медленно стала спускаться складная алюминиевая лестница. Всё это Анфиса проделала молча, не говоря ни слова, только посматривая искоса на меня. Я уставился на неё удивлённым взглядом.

— Прошу в мои апартаменты! — шутливо пригласила она, пуская меня перед собой.

«Сейчас будет допрос», — понял я по её жесту и тону и решил не сопротивляться — покорно поднялся по лестнице.

Комната являлась своего рода башенкой дома, которую с дороги не видно, да и внутри дома замаскирована она очень естественно.

— Раньше тут была винтовая лестница, — пояснила Анфиса, поднявшись по лестнице, — но она меня очень пугала, всё время скрипела. Я думала, что ко мне кто-то поднимается, вот отец и придумал такую лесенку. Он любит различные изобретения и тайники, весь дом ими напичкан.

В комнате, как и обещала Анфиса, был более приятный интерьер, нежели во всём доме. Пол застелен большим ковром… два окна, расположенные перпендикулярно друг другу — одно выходило на большой сад с новой банькой, а другое — во двор с ещё одним строением… большая кровать около стены, и над головой — картина с плывущим в лучах заката кораблём… обои светло-голубого тона, с розовыми цветами, приятно гармонировали с розово-голубыми шторами и такого же цвета покрывалом на кровати… по полу было разбросано множество мягких игрушек… посредине — два пуфика, кресла напротив большого телевизора в углу, в противоположном углу — компьютерный столик и комп, рядом — дверь, вероятно — на крышу. Анфисе очень подходила эта комната. Она стояла в центре её, и замерла, в ожидании моей реакции.

— Мило… — одобрил я после недолгого осмотра. — Тебе очень подходит эта комната. Если бы меня попросили описать владельца этой комнаты, я бы описал тебя…

— Ну, прямо уж так… — не поверила она моей лести. — Ну, теперь рассказывай!

Анфиса плюхнулась на пуфик, жестом приглашая меня сесть на второй, рядом.

— С чего бы начать? — сказал я, тяжело вздохнув. — Работа в принципе однообразная…

— Ты только дурачка не включай! — перебила меня Анфиса, не дав уйти от волновавшей её темы. — Меня сейчас меньше всего беспокоит твоя работа. Ты мне про Золотой цветок расскажи!

— А что я могу про него знать? Ничего… — рассеяно ответил я.

— Ты меня за дурочку держишь, да? Чуть в обморок не упал, когда я сказала, что отец Золотой цветок нашёл. И ничего не знаешь? — она смотрела на меня, выжидательно прищурившись. — Я жду!

— Да я не знаю про него ничего! Мне просто дурно стало, и всё… Недостаток кислорода, витаминов, любви или ещё чего-то… — с глуповатой улыбкой отнекивался я.

— Любви говоришь, да? — Анфиса недоверчиво, искоса на меня посмотрела.

Я не ответил.

— Ну ладно, — Анфиса изобразила такую мину на лице, что я понял — мне не отмазаться

— Я действительно ничего про него не знаю! Просто мне сегодня ночью приснился сон, в котором мифические существа говорили про Золотой цветок.

— Рассказывай сон! — твёрдо потребовала она, уставившись на меня и приготовившись слушать.

Я ей рассказал весь сон, от начала и до конца — про чудесный сад, кентавра, женщину с пленительно-нежным голосом и их разговор. Анфиса внимательно слушала, не перебивая и ничего не спрашивая, только на лице её проявлялось выражение, которое говорило точнее и громче слов, удивление девушки сменялось восторгом, страхом, иногда она вздыхала, охала, поднимала глаза к небу, но всё это — без слов. Очень внимательная и восторженная слушательница. Когда я закончил свой рассказ, хозяйка чудесной комнаты вскочила с пуфика, и её терпеливое молчание прервалось сплошным потоком слов:

— Это же просто невероятно, Толик! Это не совпадение! Тебе приснился вещий сон про Золотой цветок, и в тот же день ты оказываешься в доме человека, который его нашёл, и про которого говорили в твоём сне. Я думаю, нам обязательно нужно рассказать всё это моему отцу. Он, может быть, в большой опасности! Да и не только он! Нужно срочно что-то предпринять, — она выпалила всё это на одном дыхании, быстро перемещаясь по комнате, почти бегая по ней. — Всё — не просто так, — продолжала она. — Ты имеешь какую-то связь с находкой папы, и нужно срочно, не теряя времени, выяснить, в чём она, эта связь! И что это такое, что за штука такая, загадочная и древняя, которой можно мир уничтожить? — она остановилась и посмотрела на меня. Я поправил:

— Привести к уничтожению…

Анфиса подошла компьютеру и включила его.

— Я сегодня полдня смотрел, там нет ничего такого, что могло бы нас заинтересовать… — продолжил я. — Нужно бы потщательней порыться в информации, но, увы, её слишком мало. С чем или с кем связан этот загадочный Золотой цветок? Откуда он взялся? Мы пока не знаем ничего….

Анфиса посмотрела на часы:

— Уже восемь… Отец должен приехать с минуты на минуту. У него мы и узнаем, что это и откуда.

— Так он тебе взял рассказал!.. Сама говорила, что он раньше тебе про работу всё рассказывал, а теперь молчит. Не просто так. Значит, информация эта только для тех, кто имеет непосредственное отношение к предмету, а для других, скорее всего, опасно знать что-либо про их находку.

— Теперь и мы имеем самое прямое отношение к Золотому цветку! — сказано это было самым серьёзным тоном.

— Это с какой стати? — спросил я с удивлением.

— Ну… потому что… –Анфиса чуть растерялась, но затем решительно выпалила. — Что значит, с какой стати? Имеем — и всё… Ты сон видел… Я — под охраной, как под арестом… Что, этого мало? И потом… Ты видел сон про Золотой цветок, значит, уже имеешь самое прямое отношение. Сны просто так не снятся, это не игра воображения, а приём информации астрального тела. Я об этом читала. Так вот, ты уже не посторонний. А я, в свою очередь, поспособствовала, чтобы ты здесь оказался… Это ведь всё не просто так, я уверена! Поэтому, когда приедет мой папа, мы пойдём к нему и заявим, что он нам должен всё рассказать.

Я представил себе, как Анфиса с таким заявлением приходит к отцу, и он её мягко, по-отцовски, посылает. Вслух же сказал:

— Доводы твои, конечно, очень интересны, но за ними отчётливо прослеживается праздное любопытство, которое назрело из пребывания в неведении, и я сомневаюсь, чтобы твой отец сразу взял и всё рассказал.

Анфиса обиженно опустила голову. Весь внутренний мир этой симпатичной девушки, все эмоции и чувства сразу же проявились на её лице. Немного посидев с обиженным видом, она подняла глаза и, посмотрев на меня пристально, спросила:

— Ты действительно думаешь, что мной сейчас движет только любопытство?

— Я, пожалуй, так не думаю, но вот твой отец, учитывая твою ситуацию, вправе так считать.

— Если исходить только из моей ситуации — да. Но есть ещё и твой сон! — Эта девушка была не из тех, кто легко сдаётся.

— Мне не представляется ситуация серьёзной, если мы подойдём и скажем: Вот Толик, он видел сон про Золотой цветок, который ты нашёл, расскажи нам про него. У него сразу возникнет вопрос: «Откуда ты знаешь, что я нашёл?» Ты ответишь: «Я подслушала». Раз ты подслушала и знаешь про него, значит, ты могла вполне придумать мой сон, как предлог для получения большей информации, чем ты услышала. Глупо будет звучать.

— Может, будет звучать и глупо, — заговорила она, помолчав, — но в любом случае, ему сказать нужно. Хотя бы не для того, чтобы он нам рассказал, а для информации — чтобы знал. Я уже тебе сказала, что не считаю эту ситуацию совпадением, поэтому нужно отнестись к ней серьёзно. Думаю, мой отец согласится со мной.

— Поделится информацией — это другое дело, — согласился я. — Но я очень сомневаюсь, что ты ему откроешь что-то новое, что он ещё не знает…

Она ничего не ответила. Подошла к лестнице и прислушалась.

— Отец приехал. Пойдём вниз, — с этими словами Анфиса начала медленно спускаться по лестнице. Я пошёл за ней следом.

Глава 6

Как только мы очутились в кабинете, дверь в него резко распахнулась, и на пороге возник высокий, плотного телосложения мужчина лет пятидесяти, в солидном костюме, с галстуком. Для своих лет он выглядел довольно красивым и привлекательным мужчиной, с незначительной проседью в волосах. Он внимательно осмотрел меня и спокойно перевёл взгляд на Анфису.

— Привет, пап! — весело поздоровалась она.

— Добрый вечер! — скромно сказал я.

— Здравствуйте, молодёжь! — поприветствовал он нас уверенным, с легкой хрипотцой, голосом.

— Анатолий, — так же скромно, как и поздоровался, представился я.

— Григорий Леонидович! — он протянул мне большую лопатообразную руку.

«Рука настоящего археолога… и лопаты не нужно, чтобы копать…» — мелькнула у меня озорная мысль.

— Пойдёмте вниз, чаю попьём, — предложил Григорий Леонидович, не спуская с меня пристального взгляда, затем развернулся на пятках и направился к лестнице.

Мы потрусили за ним.

В каминном зале я уселся в кожаное кресло, напротив Григория Леонидовича. Анфиса скрылась на кухне, накрыть на стол и приготовить чай.

— Ну, Анатолий, рассказывай, чем занимаешься, как живёшь? — спросил Григорий Леонидович, оглядывая меня всё тем же пристальным взглядом.

«Наверняка ему про меня уже доложили — кто таков и зачем приехал», — подумал я, а вслух ответил:

— Историк я. В институте в архиве работаю…

— А, у Петра Алексеевича! Почти коллега Анфисы? Это хорошо, — одобрительно закачал головой археолог.

— Меня Анфиса попросила рассказать о своей работе, так как у неё нет возможности сейчас самой углубиться в практику…

Он вдруг нахмурился и с недоверием посмотрел на меня. Я понял, что сказал, зря о том, что знаю про Анфисино положение, а значит, знаю про какие-то проблемы у него на работе. В комнату вошла Анфиса с большим подносом уставленным печеньем и булочками.

— Анфиса, зачем тебе понадобилось беспокоить Анатолия и просить, чтобы он приехал и рассказал тебе о своей работе? Ты ведь можешь и к самому Петру Алексеевичу приехать, когда хочешь. Не сейчас, конечно же, но позже. Это ведь не проблема, ты знаешь, — строгим голосом проговорил Григорий Леонидович.

Анфиса покраснела и, потупясь, посмотрела на меня, потом на отца.

— Ну… мне скучно было одной, — она покраснела ещё гуще, — и я попросила Толика приехать… придумала такой повод… — она посмотрела на меня исподлобья — скромно, как провинившаяся.

Я откровенно удивился. Она меня видела один раз в жизни, где-то достала мой номер…, впрочем, теперь понятно где… Если отец её знаком с Петром Алексеевичем, то и Анфиса у него — не просто студентка… Придумала повод, чтобы я приехал, просто потому, что ей скучно… От этой мысли на душе потеплело… Моё самолюбие было польщено… Значит, я ей симпатичен… Я про себя улыбнулся, но внешне оставался невозмутим.

— Ты не сердишься на меня? — Анфиса была сама скромность.

— Да нет, что мне сердится… Делать всё равно нечего, — ответил я с лёгкой улыбкой.

Отец улыбнулся. Анфиса ушла за чаем.

— Хитрая, как лиса, — произнёс Григорий Леонидович. — Правда, зачем придумывать что-то, сказала бы как есть — скучно, приезжай! — и всё…

— Она, наверное, опасалась, — предположил я, — что такое прямое приглашение я могу предвзято понять… а так — по делу, не просто так…

Он неодобрительно покачал головой:

— Всё у вас, у молодых, перевёрнуто с ног на голову!

Анфиса вернулась с ещё одним подносом, на котором стояли чашки и чайник. Поставив поднос и налив всем чаю, она уселась в кресло рядом со мной и обратилась к отцу:

— Пап я хочу с тобой серьёзно поговорить!

— Ну, давай поговорим. Я люблю серьёзные разговоры, — археолог устроился в кресле поудобнее и устремил свой взгляд прямо на дочь.

— Это касается твоей находки, Золотого цветка, — рубанула наотмашь Анфиса.

Отец изменился в лице, оно сделалось каменным и серьёзным. Он очень строго посмотрел на дочь, потом перевёл взгляд на меня. Молча, поднялся с дивана и стал ходить по комнате, ни слова не говоря, иногда исподлобья поглядывая на нас и что-то обдумывая. Затем остановился посредине комнаты и заключил:

— Я предполагаю, что ты подслушала разговор, проходивший на днях в этой комнате…

— Не только… — откровенно призналась Анфиса.

— Не только — что? — резко спросил отец.

— Не только из подслушанного разговора мы знаем о Золотом цветке, — серьёзным тоном ответила Анфиса, — Толик рассказал, что сегодня…

Она не успела договорить, её отец жестом приказал замолчать, а сам стремительно подошёл к окну и выглянул за занавеску.

— Быстро наверх! — рявкнул он, отскочив от окна.

Мы, не задавая лишних вопросов, стремительно направились к лестнице.

— Подожди Анфиса, — сказал отец, когда мы были уже на втором этаже около двери в кабинет. — Это спрячь в напольный тайник в кабинете…

Он быстро поднялся по ступенькам и дал ей какой-то предмет. На лестнице было темно, и я не разглядел, что это было — что-то похожее на коробку от обуви. Анфиса схватила её и побежала за мной в кабинет, но, вместо того что бы там задержаться и сделать всё, что велел отец, она направилась прямиком к лестнице в свою комнату.

— В напольный тайник! — напомнил я ей слова отца.

— Мы сами в тайнике, — ответила она, поднимаясь по лестнице.

Я тихо чертыхнулся и полез за ней. В комнате она нажала на кнопку на стене, и лестница стала медленно подниматься в комнату, складываясь на три части.

Глава 7

На улице смеркалось. Анфиса включила свет и задернула занавески. Внимательно рассматривая диковинную коробку, она подошла к дивану и села на него. Я уселся с ней рядом, и мы вместе стали разглядывать загадочный предмет. Он был величиной сантиметров сорок в диаметре и около тридцати толщиной, формой напоминал ромашку с семью лепестками — обычная, сработанная из неизвестной мне породы дерева, очень светлого, почти белого, коробка, только без крышки, с коричневыми символами сверху, а может — и снизу. Символы, немного вдавленные вовнутрь, не напоминали мне ни один из известных мне: беспорядочно разбросанные чёрточки, соединяющиеся и пересекающиеся. Весил он столько, сколько должен был весить такой же предмет, сделанный из бумаги.

— Это он и есть, Золотой цветок! — сделала вывод Анфиса.

— Может быть. Только он совсем не золотой, скорее деревянный, а по весу –бумажный.

— Это похоже на коробку… Может, он внутри? — она потрясла неизвестный предмет и сделала вывод. — Ничего не слышно…

Вдруг Анфиса приложила палец к губам, призывая замолчать. Мы прислушались. С улицы доносились приглушённые голоса. Девушка положила коробку, подошла к двери на крышу и медленно, бесшумно открыла её, юркнула в темноту, жестом показав мне следовать за ней. На ровной площадке стояло несколько шезлонгов. Снизу доносились крики и хохот. Мы подошли к краю крыши, со стороны дороги и прислушались.

— Выйдут, выйдут, куда денутся! — кричал кто-то со смехом.

— Сколько ждать можно? Давай — сами… — перебивал другой голос.

— Не суетись, сами ещё успеем! — успокаивал третий.

Я подошёл к краю крыши и посмотрел вниз. У ворот помимо моей «девятки», стояли три иномарки. Около них суетились около десяти человек, может — больше. На улице уже было темно, и разглядеть что-либо отчётливо было трудно.

Раздался звук открываемой двери в доме, затем знакомый вежливый голос спросил:

— Добрый вечер! Чего вы желаете?

— Вы прекрасно знаете, чего мы желаем, — резко ответил грубый голос. — Я хочу зайти к вам в гости и побеседовать с Григорием Леонидовичем.

— Подождите немного, я узнаю, насколько возможно удовлетворить вашу просьбу, — вежливо, тихим баритоном ответил охранник и удалился.

— Надо же — какой вежливый интеллигентишка! — раздался смешок.

— Этого интеллигентишку зовут Кирилл Громов, и он глазом не моргнёт, переломает тебе руки и ноги, — ответил хриплый голос, говоривший с охранником. — Он в спецслужбах работал, потом ушёл. Как ушёл, я не знаю, но знаю, что так просто они не отпускают. Предполагаю, что у него есть нечто, чем можно прихватить…

— Чувствую, валить нужно будет этого Кирилла и всех, кто там есть. Не отдаст он так, — сказал другой голос.

— Чего ты сегодня такой агрессивный? Тебе лишь бы завалить кого-нибудь. Нужно побеседовать сперва. Узнать, о чём думает человек, — успокоил подельника хриплый.

Анфиса схватилась за голову. Она уже не скрывала, что ей страшно.

— Хорошо, что он так предусмотрительно подарочек домой прихватил… — сказал кто-то из толпы.

— Явно, валить хотел утром рано. Да вот, видно, не судьба, — раздался дружный хохот.

— Нужно предупредить папу, — прошептала Анфиса. Я закивал головой в знак согласия.

Раздался звук открываемой двери и голос Кирилла:

— Войдите. Один.

Открылась калитка.

— Поздно… — сказал я шёпотом.

— Уверен, что не отдаст так. Нам гусёк его сказал, что там, в доме, тайник на тайнике, — заметил кто-то, когда главный зашёл в дом.

— Дом спалим, легче будет найти.

Раздался хохот.

Анфиса потянула меня за рукав и тихонечко двинулась к двери.

— Нужно папу предупредить. Бежать надо отсюда! — прошептала она взволнованно.

— Как мы сейчас скажем? Этот в дом зашёл…

— Ну и что, что зашёл! Позовём и скажем. Они убить всех хотят и дом спалить. Ты же слышал…

— Надо полицию вызвать.

— Точно! Звони! А я пойду вниз к отцу и скажу, что мы слышали.

Но как только она двинулась в сторону лестницы, раздались выстрелы. У Анфисы от ужаса глаза расширились, она рванулась в сторону лестницы и начала пронзительно кричать. Я подскочил к ней, зажал рот рукой и повалил на диван. В истерике она стремилась вырваться — бешено извиваясь, била меня руками и ногами, пыталась укусить за руку. Это продолжалось довольно долго, мне стало казаться, что она сошла с ума.

Внезапно она успокоилась. Просто затихла, и всё. Я снял онемевшую от чудовищного напряжения руку с её рта, устроил поудобнее на диване и вышел на крышу. Внизу никого не было, но машины ещё стояли. Значит, бандиты все в доме… Я вбежал обратно в комнату. Анфиса, всё так же бездвижно, лежала на диване. Внизу раздался звук метала и матюги — судя по всему, кто-то споткнулся о рыцарский шлем.

— Анфиса нам надо бежать, — сказал я шёпотом, подойдя к ней.

Ответа не последовало. Девушка лежала без движений.

— Анфиса ты меня слышишь? — я потряс её за плечо, но реакции не последовало.

В шоке — понял я. Стал её трясти сильней. Она не реагировала ни на слова, ни на действия. Я выскочил на крышу и стал искать, где можно незаметно спуститься. Мною начала овладевать паника. Я заскочил в комнату. Пространство стало другим — страшным и мрачным, как будто попал в другое измерение. Ужас, охвативший меня, парализовал всё тело, пропала способность мыслить.

На диване всё так же неподвижно лежала Анфиса.

Взгляд мой упал на цветок.

— Нужно собраться… — сказал я себе шёпотом, — нужно бежать…

Я подскочил к Анфисе, начал трясти её и бить по щекам, но это не помогало, она смотрела прямо на меня пустыми, заплаканными глазами, её взгляд уходил в бездну безмолвия и сумасшествия.

— Ну и втёрся же я… — прошипел я сквозь зубы.

Я начал срывать занавески с окон, вытащил простыню из-под Анфисы, покрывало, всё крепко связал и вышел на крышу, привязал к дымовой трубе и опустил импровизированную верёвку вниз со стороны сада. Посмотрел — до земли немного не достаёт, но насколько — в темноте не видел. Затем вернулся к Анфисе и снова начал её трясти:

— Анфиса! Малышка, очнись, пожалуйста! Нам надо бежать! — шептал я в отчаянии.

Я попытался поднять её на ноги. Она послушно встала. Как кукла — верти её как хочешь, всё равно ничего не понимает. Я взял её за руку и потащил на крышу. Вяло переставляя ноги, она поволоклась за мной. Для верности я прирастил к импровизированной верёвке ещё пододеяльник, привязал к его к Анфисе и посадил её на край крыши.

— Держись! Держись крепко!

Упёршись одной ногой в край крыши, я приготовился другой столкнуть с неё Анфису, но вдруг подумалось — что-то не так. Проверил все узлы, крепко ли держат. Вроде связано крепко, должно выдержать. И тут сообразил: Золотой цветок!

Он лежал на пуфике и ждал, когда я его заберу. Вернувшись на крышу, я скинул цветок вниз. Анфиса по-прежнему неподвижно сидела на краю крыши и смотрела в никуда. Я взялся за верёвку, одной ногой упёрся в край крыши, а другой — столкнул Анфису. Она повисла в воздухе, не издав ни звука. Я стал её медленно спускать в сад. Когда моя самодельная верёвка закончилась, я посмотрел вниз. Анфиса висела, в метре от земли. Я стал спускаться, готовый, в случае если веревка не выдержит, оттолкнуться от стены, чтобы не упасть на Анфису. Прямо над головой девушки, спрыгнул и стал её отвязывать. Она свалилась на землю всё так же — без малейшей реакции на происходящее. Поставив на ноги, я потащил её за руку вглубь сада. В другой руке я нес Цветок.

Но меня ждала ещё одна неприятность. Забор, который шёл по периметру всей территории, был настолько высок, что перетащить через него Анфису в таком состоянии не представлялось возможным. Я оставил её на какой-то скамейке, а сам побежал в надежде найти другой выход с территории. К моему сожалению такого не оказалось. Я вернулся к девушке и начал опять её тормошить, но снова безрезультатно. И тут мой взгляд упал на еле заметную во мгле баньку. Я устремился к ней. С большим трудом, в темноте, переворачивая всё и рискуя быть услышанным, отыскал кран с водой и ведро. Набрав в него холодной воды, побежал обратно. Анфиса пребывала всё в том же состоянии и в том же месте, где я её оставил. Только теперь она, съёжившись, сидела на корточках.

— Анфиса! — тихо позвал я. Реакции не последовало. Тогда я вылил всё ведро на неё. Резко вскочив на ноги, девушка бросилась сначала в одну сторону, затем в другую, потом резко вздохнув и широко открыла глаза.

Я понял, что она сейчас закричит, и подскочив, зажал ей рот. Я не ошибся. Как только я это сделал, она что-то завопила мне в руку.

— Тихо, тихо… Нас услышат… Не ори…

Она замолчала. Потом громко зашептала:

— Где мы? Что случилось? Боже мой, они папу убили! — и опять чуть не завопила, но я успел закрыть её рот рукой. Когда она немного успокоилась, я спросил:

— Другой выход из сада есть?

— Нет…

— Тогда забирайся на меня и перелезай через забор, — с этими словами я, присев, подставил плечи. Она без труда залезла на забор, но, когда спрыгнула с него с другой стороны, раздался плеск воды, хлюпанье, шлёпанье и негромкие вскрики.

— Что там? — спросил я тихо.

— Какое-то болото…

— Этого ещё не хватало, — с досады я выругался.

Дом стоял на возвышенности, а край сада, к которому мы пришли, находился в низине, и за забором вполне могло быть болото. Я перекинул Цветок через забор и перебрался сам, слезая осторожно, чтобы не плюхнуться туда же, куда упала Анфиса. Оказалось, там была яма с водой, мимо которой она не промахнулась.

— Ты знаешь, как выйти к трассе? — спросил я Анфису.

— Туда! — она показала в сторону густых зарослей.

За забором, возле дома, послышались голоса, почти сразу раздался звук полицейской сирены.

— Ты вызвал? — спросила Анфиса, вопросительно глядя на меня опухшими от слёз глазами.

— Нет… Не успел… Стрелять начали, а там уже не до звонков стало.

— Нужно — обратно, — уверенно сказала она, рванув в сторону забора, готовая его перепрыгнуть.

— Не торопись, — я схватил её за рукав. — Ты ведь не знаешь, что там произошло и что там за люди. Может, сейчас менты туда приедут, обнимутся со всеми по-братски и спишут всё на несчастный случай, а нас в розыск подадут. Нам сейчас это надо спасать, — я кивнул в сторону Золотого цветка.

— Ты иди, а я пойду обратно… Не убьют же они меня…

— Это — как знать… Мы теперь — свидетели. Нам лучше завтра в участок прийти. Так безопасней, — настаивал я.

Анфиса постояла в раздумье несколько секунд, и, будто очнувшись, со слезами бросилась мне на шею:

— Что же это такое Толик? — рыдала она. — За что они папу убили? Что же теперь будет?

— Мы не знаем, что там произошло. Не делай выводов раньше времени. Сейчас нам уходить надо. Потом поплачешь…

Я мягко отстранил её от себя, взял за руку, взял Цветок, и мы побежали в заросли. Пробираясь в темноте через трудно проходимый даже днём лес, я, судорожно стараясь сосредоточиться, соображал, что же делать дальше, но ничего не получалось. Мысли то и дело сбивались ямами, кочками и кустами. Каждая яма была наполнена водой, каждая кочка грозилась торчащим из неё пнём, каждый куст царапал лицо. Через всё это мы продирались около часа. Анфиса на удивление стойко переносила нелёгкий путь, иногда лишь постанывая и покрикивая на препятствиях. Затем началась болотистая местность с редкими деревьями и кустами. Под яркой луной и звёздами видимость стала получше. Мы пробирались вдоль кустов, стараясь обходить воду, но это не всегда получалось. Несколько раз появлялись мысли вернуться обратно. Но уже хорошо было слышно, как по автотрассе проносились автомобили, значит, оставалось пройти уже совсем немного, и мы двигались — медленно, но уже всё увереннее.

Через пару часов изнурительного пути мы выбрались на трассу. Мокрые, помятые, грязные и уставшие, но живые!

Глава 8

На наши отчаянные призывы подбросить нас до города сразу остановился видавший виды «москвичек». За рулём оказался добродушный дедушка, тщедушный, но очень бодрый.

— Мы немного мокрые и грязные, — вежливо предупредил я его, открыв переднюю дверь.

Дедуля осмотрел меня, покачал головой не совсем одобрительно, и промолвил:

— Что с вами сделаешь… залезайте…

На вид ему было за шестьдесят. но движения и манера говорить — очень бодрые, совсем как у молодого…

— Бежите-то от кого? — спросил дедуля.

— Да вот, невесту украл, — ответил я, устроившись на заднем сидении и глянул с улыбкой на Анфису, плотно прижавшуюся ко мне. Её всю трясло от холода, усталости и страха. Я назвал дедуле свой адрес.

— Ты мне лучше показывай, чтобы не заблудиться, — сказал дед, с улыбкой поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

— Что же ты невесту через болото таскаешь? — спросил он через некоторое время.

— Это чтобы к трудностям семейной жизни привыкала, там ведь тоже бывают моменты, что и утонуть можно, и захлебнуться — в страсти и в любви, а иногда и в ревности. Всяких неприятностей можно нахватать. А так уже с опытом — побродили по топи…

— Это мудро. Если бы все так делали перед свадьбой, то семьи покрепче были бы и разводов поменьше. А если не вылезла невеста из болота, значит не твоя судьба, ищи другую, — он по-доброму засмеялся. — А тебе повезло — твоя…

Я посмотрел на Анфису, она грустно улыбнулась и тихо сказала:

— Толик, нам вернуться надо, я не могу так, я с ума сойду, — и тихо заплакала, уткнувшись мне в плечо.

— Мы ничего не видели, ничего не знаем, что там произошло. Твой отец, может быть, жив, но сейчас нам туда нельзя. Завтра всё узнаем, — сказал я ей тихо.

— Хорошо, — так же тихо ответила она, шмыгая носом.

Дедуля понял, что у нас нет настроения шутить и болтать, замолчал и до моего дома мы доехали молча.

Подъезжая, я попросил:

— Не заезжай во двор… Там ямы большие… Останови тут…

Он остановил машину возле обочины. Пока я доставал кошелёк, чтобы рассчитаться, к дому подъехал полицейский «уазик» и заехал во двор. Я замер. Дедуля заметил моё замешательство:

— За невестой приехали? — спросил он лукаво.

Я не ответил, молча переглянулся с Анфисой.

— Остаётесь, или дальше хотите прокатится? — спросил дед уже без улыбки, серьёзно посмотрев на нас.

— Надо подумать, — неуверенно ответил я.

— Ну, ты подумай и адрес мне свой ещё раз скажи, я пойду узнаю, к тебе эти гости или нет.

Я замялся.

— Да не бойся, не сдам. Сам не раз бегал. Знаем эти дела, — успокоил меня дед.

Я объяснил, где живу.

— А если он полицию позовёт? Скажет: вот, товарищи, беглецы! — спросила Анфиса, когда он вышел. — Бежать надо… Страшно…

— Не похож он на такого, чтоб сдал… Подождём…

И мы в волнении стали ожидать возвращения деда. Из-за дома вывернула полицейская машина. Я почувствовал, как Анфиса сжалась от напряжения. Я тоже весь напрягся, сердце бешено заколотилось, на лбу выступил холодный пот. Уазик вывернул со двора в нашу сторону. «Всё! — подумал я. — Сдал дед!» От волнения и напряжения меня вдавило в промокшее от одежды сиденье. Но «уазик» вывернул и благополучно проехал мимо. С меня словно килограммов пятьдесят груза сняли. Я уселся попросторней, расправил плечи, взглянул на Анфису. Она сидела, сжавшись, похожая на загнанную собачонку, вся тряслась и исподлобья смотрела на меня мокрыми от слёз глазами.

Через пару минут с другой стороны вернулся дедуля.

— К тебе приезжали, — сказал он, усаживаясь за руль. — Двоих оставили смотреть за домом, в подъезде, напротив.

Что же там произошло? Почему ко мне приезжали? Я старался понять, что происходит, но голова отказывалась соображать — стоило только уцепиться за светлую мысль, как она тут же ускользала. То ли от усталости, то ли от переизбытка событий. Скорее — и от того, и от другого вместе. Я отбросил попытку разобраться в событиях, оставив это на завтра, и стал соображать, что делать сейчас. Дома ждала засада, ехать к пацанам на озеро — там не отдохнём, только устанем, да и переодеться для этого надо. Может, у Васи ключи взять от дома и у него перекантоваться? Пожалуй, самый хороший вариант. Он живёт в соседнем дворе, менты с моего двора не увидят…

— Ну, куда поедем? — спросил дед.

— Поехали, я покажу, — ответил я.

— Куда мы? — спросила Анфиса.

— К моим друзьям на озеро. Они отдыхают там. Мы возьмём ключи от квартиры друга, он тут рядом живёт, отдохнём у него, а завтра решим, что делать дальше.

Анфиса ничего не ответила, склонила голову на моё плечо и тяжело вздохнула.

«Бедная девочка», — подумал я. Если её отца убили, тяжело будет ей это перенести. Но мы этого не видели, мы только слышали выстрелы. Стрелять могли и охранники. Выстрелов было то ли семь, то ли восемь. Один, который зашёл в дом, столько выстрелов произвести не успел бы, другие же не могли зайти так быстро… пока мы с крыши в комнату вошли… значит… стреляли охранники, и милицию тоже вызвали они. А вокруг дома кто бегал? Там было больше голосов, но я не знаю, сколько было охраны, видел-то лишь одного. И полиция — почему ко мне приехала? Мог ведь и отец Анфисы попросить об этом… Но он бы мог позвонить Анфисе… Нет, не мог, её телефон остался на компьютерном столике. Мог он узнать мой номер? Мог — у профессора, он ведь с ним знаком. Так что полиция — не от отца Анфисы… А наверх кто поднимался? О шлем споткнулся… Не охрана — точно, те бы не стали подниматься, они внизу нужнее. Всё очень странно и запутанно. Одно очевидно, что охрана стреляла или тот, кто зашёл –профессионал, и стрелял он из двух пистолетов, что тоже возможно. Что же нам теперь делать? И с самими с собой, и с Цветком? Я посмотрел на него, лежавшего между мной и дверью. Что же ты такое — Золотой цветок? Вчера ещё я валялся на диване, на грани депрессии и умирал от скучной монотонной жизни, и вот — пожалуйста! — веселье, разнообразие жизненное получил. Надо же так закрутило. Одно для меня сейчас ясно. Если эта штука так важна для нашего мира, этим товарищам её отдавать никак нельзя, да и в полицию тоже пока обращаться не стоит. Значит, нужно как следует спрятать эту штуковину.

Глава 9

Обдумывая наше положение, я не заметил, как мы подъехали к озеру. Анфиса тихо спала на моём плече, мирно посапывая. Меня тоже клонило в сон от усталости, но до отдыха ещё было далеко. Вот и место, где всегда отдыхали мои друзья… На большой поляне горел костёр, стояла одна палатка. Неподалеку чернел силуэт Васиной машины, но видно никого не было.

— Наверное за раками пошли… — сказал я, вылезая из машины.

— Тут и раки водятся? — живо спросил дед.

— Да тут всё водится, и русалки тоже, — пошутил я.

— Я тогда тут прогуляюсь, на бережке посижу. Давно я на природе не был, лес и воду не слушал. Может, повезёт, и русалка утащит со мной порезвиться…

— Посиди около костра, погрейся, — обратился я к заспанной Анфисе.

Подкинув в костёр дров, я направился вдоль берега к месту, где мы обычно ловили раков, метрах в ста от поляны. Фонариков на берегу не видно… Могли и по девкам пойти, но тогда поехали бы на машине. Постояв немного на берегу, я уже было собрался уходить, как на меня из кустов неожиданно кто-то выпрыгнул. Я резко отскочил в сторону, не успев испугаться. Этот кто-то пролетел мимо меня и упал в воду, громко матюгаясь Андрюхиным голосом. Из кустов раздался Васин хохот, за ним выкатился и он сам, держась за живот.

— Что ты прыгаешь по сторонам? — обиженно запричитал Андрюха, вылезая из воды.

— Скажи спасибо, что не вмазал на отходе, — в своё время, когда ещё учился в школе, я занимался боксом вместе с Андрюхой, и насчет вмазать он хорошо помнил.

— Спасибо, — промямлил он.

— Молодец, что приехал, — весело сказал Вася. — Мы как раз сейчас рачков собрались доставать…

— Я прощаю тебе твою резвость, — проворчал Андрюха, стоя на одной ноге и выливая воду из ботинка, — только потому, что у меня есть во что переодеться.

— Выпьешь? — Вася налил полстакана.

— Нет, не буду, — отказался я. — По делу приехал… У меня проблемы возникли небольшие. Помощь нужна.

— Ну вот! А мы-то думали — сейчас посидим, выпьем, рачков сварим, покалякаем. А он «по делам»! Кто же по делам в три часа ночи? Отдохнёшь, и тогда по делам… — возразил Андрюха.

Я ничего не ответил. Стоял и смотрел на обоих.

— Ну, выкладывай, что у тебя, — сказал Вася.

— Долго рассказывать, что у меня. Мне квартира нужна, отдохнуть и переодеться. Я домой не могу сейчас. Менты там. Меня ждут.

— Опа! Наш историк вляпался, — воскликнул Андрюха, подпрыгнув. — Что-то серьёзное?

— Я сам ничего не знаю. Узнаю, расскажу…

— Ну, Толян, ты мочишь корки! То он ангел, каких мало, а то — хоп, и менты! — про гундосил Вася и хлопнул налитый стакан. — Ух! Хорошо!

— Сможешь, Вась, мне ключи от своей квартиры дать? К Андрюхе я не смогу. Как я понял, в его подъезде меня пасут.

— Без проблем, — отозвался он, наливая стакан Андрюхе.

Тот выпил, и мы пошли к поляне, где нас дожидались Анфиса с дедом.

И мы пошли — за спиной меня сопровождало хлюпанье мокрых ботинок Андрюхи и матюги в мой адрес, а спереди бодрили слух тихие матюги Васи, постоянно обо что-то спотыкавшегося. Мои друзья уже пребывали в добротной кондиции алкогольного опьянения. Только что разлитая бутылка стопроцентно была не первой, да, судя по кондиции моих друзей уже и не вторая… Ещё немного — и грудь колесом, да в деревню за приключениями…

— Ооо… да у вас тут целая компания! — пьяно пропел Андрюха, разводя руками и неровной походкой вываливаясь за нами на поляну. — И дама такая милая…

Малыш подошёл к Анфисе и низко поклонился, представившись, — Андрюша… можно без отчества…

— Анфиса Григорьевна, без отчества нельзя, — представилась, в свою очередь, Анфиса.

— О, как! Мне так даже приятней обращаться к прекрасной даме, — повернувшись к нашему деду, он наклонил голову, протянул ему руку и снова представился, но попроще, — Андрей.

— Василий Александрович, можно просто Вася, — ответил дед.

— О, тёзки! — звонко крикнул Вася, подходя к деду и подавая ему руку.

Дед тоже протянул ему руку и молча пожал её.

Вася неровной походкой пошёл к машине.

— Анатолий… — представился я нашему водителю.

— А вы не вместе? — удивился Андрюха.

— Приехали вместе, но познакомится, не успели. Нас подвезли, — я кивнул на стоявший старенький «москвич».

— Понятно, — кивнул нетрезво Андрюха, придвигаясь на корточках поближе к костру и вытягивая над ним руки.

Анфиса тоже сидела возле костра, подложив под себя Золотой цветок.

— Ну и видончик у вас, — заметил вернувшийся от своей машины Вася, протягивая мне ключи от дома, — вы что, по болотам шастали? — и снял комочек тины с моего свитера.

— По болотам… — коротко подтвердил я.

— По болотааам, да по рекаааам! По бескрайним простораааам! — пьяно запел Андрюха и снова захохотал.

— Ладно, поедем мы… — сказал я, — устали очень, нужно отдохнуть. Я возьму у тебя переодеться во что ни будь? — обратился я к Рыжему.

— Возьми. Мы как выезжать будем, я тебе позвоню.

Водитель наш Василий Александрович направился к машине, Анфиса поднялась с Цветка и взяла его в руки. Андрюха с Васей странным образом, как только их взгляды упали на Цветок, одновременно изменились в лицах. Оба вдруг стали трезвее и серьёзнее, вмиг растаяли их ничего не значащие улыбки, они, как заворожённые, не отводя глаз от Цветка, медленно стали подходить к Анфисе. Девушка, испугавшись их резкой перемене, попятилась назад, глядя то на меня, то на них. Подошёл и наш дедок, увидев что мы замешкались, и, обратив внимание на перемену в моих друзьях и на то, как они смотрят на цветок, вопросительно посмотрел на меня. Я непонимающе пожал плечами и замотал головой.

— Что это у вас за коробочка такая? — глухим голосом спросил Андрюха, подходя к Анфисе.

Она подбежала ко мне и отдала Цветок, спрятавшись за мою спину.

— Это так… Сувенир, — ответил я наблюдая, как мои друзья, словно зомби, подходят ко мне.

— Дай посмотреть, — попросил рыжий глухим голосом, протягивая руки к Цветку.

— Посмотри, — я неуверенно протянул Цветок Васе.

Друзья стали разглядывать его с неестественным интересом, крутя во все стороны, поднимая над головами и совершенно забыв про нас. Мы втроём с недоумением переглянулись. Это разглядывание продолжалось около пяти минут. Я не выдержал и окликнул:

— Мужики, нам ехать пора.

Но парни не отреагировали. Продолжали рассматривать цветок и, пытаясь его открыть, ковыряя со всех сторон чуть ли не зубами. Наш дед тоже смотрел на эту картину с неподдельным интересом, и с лёгкой улыбкой посматривая то на них, то на нас.

— Нам ехать надо! — сказал я уже громче.

Всё их внимание было поглощено цветком. Окружающий мир перестал для них существовать, и всё происходящее вокруг их уже не касалось. Их интересовал только Цветок, и они тщетно пытались открыть коробку.

— Что это такое? — спросил меня наш водитель.

— Я не знаю, — ответил я, не отводя взгляда от друзей, — но нам не обходимо это забрать с собой.

Я подошёл к своим приятелям почти вплотную, помахал у них перед глазами рукой и громко спросил:

— С вами всё в порядке?

Оба тупо смотрели на меня и, ничего не говоря, хлопали глазами.

— Что с вами, пацаны? — спросил я ещё раз.

— Всё нормально с нами, — ответил Андрюха. — А что?

— Да нет, ничего. Нам ехать пора…

— Так езжайте, — глухо сказал Вася, и они опять уставились на Цветок.

— Коробочку-то верните…

— Зачем она вам? — спросил, не отрывая глаз от Цветка, Андрюха.

Я оторопел. Их неадекватное поведение однозначно вызвал Цветок. Как только они его увидели, сразу изменились… Я не мог найти причину, почему он вызвал такое поведение. Мы смотрим на него — и ничего, а они, как под гипнозом, не могут взгляд оторвать и не видят, не слышат вокруг ничего. У меня стало появляться сомнение в том, что ночевать у Васи небезопасно. Слишком подозрительным было их поведение, тут попахивало мистикой. Трудно найти определение причины неадекватного поведения людей при появлении предмета, который они никогда не видели.

— Может, нам не стоит ехать к твоему другу? — как прочитала мои мысли Анфиса, подойдя сзади и тронув меня за локоть.

— Я тоже об этом подумал, — ответил я.

— Поехали скорее. Что-то мне жутко тут стало.

Я подошёл к своим друзьям и вырвал Цветок у них из рук.

— Ты чего? — изумлённо уставились на меня оба.

— Поехали мы, ребятки, пора нам, — ответил я.

— Коробку-то верни, — сказал Вася.

— Нам она нужнее… Вот, возьми… — я достал из кармана ключи от Васиной квартиры и отдал их хозяину. — Мы у Анфисы останемся.

— Так оставайтесь тут, — предложил Андрюха. — Мы вам палаточку поставим, у нас есть ещё одна.

— Ну да, что вы поедите на ночь… Оставайтесь, — поддакнул Вася.

— Уже утро… Нам пора, — резко ответил я и направился к машине.

Анфиса с Василием Александровичем уже сидели в машине.

— Оставайтесь, чего вы поедете… — сделал последнюю попытку Андрюха, направляясь за мной к машине.

— Пока, ребятки. Увидимся, — я залез на заднее сиденье, и мы тронулись, оставив моих друзей на поляне.

— Правильно, что решили у него не оставаться, — сказал дед, когда мы немного отъехали. — Больно подозрительно они изменились, как штуку вашу увидели… Как одержимые стали… Очень подозрительно и интересно…

— Куда мы сейчас поедем? — спросила Анфиса.

— Я не знаю… В гостиницу… — ответил я.

— Вы можете у меня остаться, если вам некуда ехать, — вдруг предложил дед.

Мы с Анфисой переглянулись. Ещё один подозрительный тип?

— Не знаю даже… — засомневался я.

Мы ехали по лесной дороге, когда впереди стал приближаться свет фар. Навстречу ехала легковая машина.

У меня сжалось сердце и возникло волнение такой силы, что в глазах начало мутнеть. Что ночью тут может делать легковая машина? Неужели за нами? Волнение стало ещё больше нарастать по мере приближения фар, и казалось, что я вот-вот закричу. Анфиса вцепилась мне в руку и сжалась от напряжения. Когда машины сблизились, Василий Александрович дал правее, чтобы мы могли разъехаться, но встречная машина перегородила нам дорогу. «Всё! Приехали!» — мелькнула мысль. Сердце словно сорвалось с места и бешено заколотилось. Анфиса сдавила мою руку так, что захрустели кости.

— Из машины не вылезайте! — скомандовал дед, а сам вышел.

Из другой машины вылезли двое и направились к нам.

— В чём дело господа? — спросил Василий Александрович.

— Расслабься, дед, мы знаем, в чём дело, — ответил один, подходя к нашей машине и заглядывая в окно.

— Ну так поделитесь, — ответил дед.

— Из машины вылезли! Живо! — рявкнул всё тот же.

— Ребята со мной и трогать их нельзя! — резко сказал Василий Александрович и жестом приказал нам не выходить из машины.

Незнакомцы переглянулись и удивлённо уставились на Васю.

— Ты чё дед? Пропади отсюда!

— Вы что, фраера?! Берега попутали!? Они со мной! А вам времени соскочить не много, — сказав это, дед резко развел руки.

Один из недоброжелателей двинулся на Василия Александровича, но тот резким и плавным движением ударил его костяшками пальцев в кадык. Тот захрипел и повалился на землю схватившись за горло. Не успел второй среагировать, как Вася оказался возле него. Такими же плавными и ровными движениями нанёс удары в печень, по уху и последний в пах, так, что тот подпрыгнул и завалился на землю, держась за причинное место.

— Словами, мусорята, недоступно? Так я объясню популярно, — заорал дед.

Он подошёл к первому, расстегнул у него куртку и достал из кобуры пистолет.

— Где ксива?

Бедняга указал ему на внутренний карман.

— Забери у второго оружие, — крикнул мне дед, обыскивая первого.

Я выскочил из машины, ещё не понимая, что произошло, и кое-как на скрюченном теле бедолаги-мента расстегнул его куртку и достал из кобуры пистолет. Затем обыскал, забрал кошелёк, полный долларов, удостоверение майора полиции, телефон и наручники.

Пока я его обыскивал мент немного отошёл и прохрипел:

— Ну, суки! Я сам вас шлёпну обоих!

— Что он пищит? — спросил дед, подходя.

— Шлёпнет, говорит. Обоих, — ответил я.

— Да тебе жить осталось от силы пять минут, — с усмешкой сказал Вася майору. — Раз ты у нас заговорил, будем беседовать. Вы чего сюда приперлись? Нет тут таких птиц, которых тебе по должности ловить положено.

— Да пошёл ты! — прохрипел тот.

— А вот это хорошо! — дед аж подпрыгнул. –Это по-нашему. Присмотри за ними, — сказал он мне и направился к машине.

Василий Александрович открыл скрипучий багажник и стал там что-то искать. Когда вернулся, в руках у него была большая монтировка.

— Ты думаешь, фраер, я тебе тут шутки шутить буду? — спросил он, подойдя к майору и размахнувшись.

Тот зажался в клубочек, закрыл голову руками и закричал:

— Я расскажу! Всё расскажу!

— То-то же! А то геройствовать тут будет… дед опустил монтировку. — Всё рассказывай. Кто прислал, зачем приехали? То, что вы тут по работе, можешь не втирать. Лучше сразу правду. Чтобы без жертв.

— С работы уволили нас… Работаем на мужика одного… — мент начал медленно рассказывать. Монтировка подействовала как сыворотка правды, — недели две назад нас нанял за археологом следить. Что-то он важное раскопал, а час назад позвонил и сказал, чтобы сюда на озеро быстро ехали, эта вещь, говорит, около озера, с обратной стороны посёлка. Мы сюда и полетели, в первый поворот свернули, и вот тут…

— Теперь давай подробнее — что за мужик?

— Не знаю про него ничего. Познакомились на улице. Он подошёл и сказал: есть работа для тебя, пойдём со мной. Я хотел его послать сначала, а потом поразмыслил, осмотрел его, одет дорого, взгляд серьёзный, информацией обо мне обладает, если так сразу подошёл и сказал, значит знает что-то. Мне семью кормить надо. Я пошёл. Он сразу объяснил, что за работа, и аванс дал приличный, не дожидаясь моего согласия. Звонил с разных телефонов, и встречались в разных местах. Зовут, не знаю, как.

Тем временем и второй пострадавший очухался и дед, пинками подогнав его к майору, пристегнул их друг к другу наручниками.

— Что вы делали помимо слежки аз археологом? — продолжил Василий Александрович допрос.

— Ничего, только следили…

— Как он узнал, что находка археолога здесь находится?

— Я не знаю… Он не простой мужик… Как будто всё знает и мысли читает…

— Что он конкретно сказал, когда звонил?

— Сказал, что вещь эта здесь, Цветок. Скорее всего, с ними, — он махнул головой в мою сторону.

Анфиса сидела в машине, не вылезая, испуганно зажавшись в уголок.

— Вечером у археолога вы были? — спросил я.

— Нет, мы следили только. Археолог вчера предположительно, этот цветок как он его называл домой забрал из хранилища. Мы доложили, и он нас отпустил, но сказал, чтобы готовы были.

— Что у археолога произошло, знаешь? — задал я ещё один вопрос.

— Нет, мы следили до дома, потом уехали и приехали другие.

— Кто другие, знаешь? — спросил дед.

— Не знаю! Видел только мельком. У него много людей работает…

— Что за предмет археолог нашёл, знаешь? — спросил наш спаситель.

— Нет не знаю… Цветком его называл…

Настала небольшая пауза. Василий Александрович задумался, что ещё спросить, а может быть — что делать с этими недотёпами?

— Поверим в твою искренность, — промолвил он наконец.

Он передёрнул затвор пистолета и направил его на них. Оба сжались и взмолились, чтобы их не убивали.

— Шучу! — с улыбкой проговорил дед. — Из карманов всё вытаскивайте…

Они поспешно стали всё выгребать, что мы не нашли. Затем мы ещё раз проверили. Вася нашёл у майора телефон и пнул его ногой в живот со словами:

— Сука, заныкать хотел?

Потом взял ещё одни наручники, найденные у бывших ментов, и потащил их подальше в лес, пристегнув к дереву так, что ни его обнимали и были обоими руками пристёгнуты друг к другу. Все Васины движения, слова, походка, напоминали не пенсионера, а молодого парня, особенно когда он уложил двух товарищей, не напрягаясь и без лишней суеты, как будто для него это обычное дело — вырубить двух здоровых мужиков. А может быть и обычное, я ведь про него ничего не знаю.

Пока Василий Александрович ходил пристёгивать ментов, я собрал все их вещи, засунул к нам в машину и снова устроился на своём месте рядом с Анфисой. Она сидела, прижавшись к двери, и испуганно смотрела на меня.

— Что же это делается, Толик? Как они нас нашли? — испуганно спросила она.

— Я не знаю, — ответил я, — Но всё закрутилось очень серьёзно, и что нам теперь делать я не имею ни малейшего представления.

Анфиса прижалась ко мне и заплакала. Василий Александрович сел в машину, и мы спешно уехали с места, оставив иномарку с проколотыми колёсами, и двух ментов пристёгнутых друг к другу вокруг дерева.

— Куда же вы влипли, ребятки, что вас так оперативно вычисляют? — спросил дед, когда мы выехал на трассу.

— Мы не знаем, — задумчиво ответил я.

— Спасибо, что вы нам помогли, — тихо поблагодарила Анфиса.

— Если бы не помог, лежали бы все трое в лесочке, под ёлочкой, — ответил наш спаситель. — Менты — не бандиты, на тёмных делах живых оставлять не любят…

— Откуда вы узнали, что они менты? — спросил я.

— У каждого мента на роже написано, что он мент. Ведут они себя более нагло, чем бандиты, им без разницы, кто пред ними, за ними закон, вот и беспредельничают. Меня в городе каждый жулик знает, а кто не знает всё равно не полез бы так нагло, видя, что блатарь перед ним. А этим всё равно, — заключил дед и смолк.

Какое-то время мы ехали молча, каждый напряжённо думал, пока Василий Александрович снова не нарушил тишину и спросил:

— Что это, молодёжь, у вас за археологическая находка такая? Как я понял, из-за неё вы и влипли.

«Вот этот вопрос мне не нравиться» — подумал я.

Как он выразился, он — блатарь, то есть криминальный элемент. Что ему стоит нас ножичком по горлу и в канаву, а Цветок отвезти этому мужику, за приличное вознаграждение?

— Вы не бойтесь, — как угадал он мои мысли, — мне ваши сокровища не нужны, своих хватает. Интересно мне, зачем люди сейчас гоняются, платя такие деньги за пару недель, — он взял с переднего сиденья один из «трофейных» бумажников, набитый стодолларовыми купюрами. — Если за пару недель, очень неплохо… Потратиться они тоже успели. Будь ваша коробка забита драгоценностями, она бы столько не весила. А вы её, как пустую, швыряете. И судя по поведению ваших друзей, это очень непростая коробка, и имеет она какую-то мистическую силу.

— Мы сами не знаем, что это такое… — сухо ответил я.

— Ну, хоть догадками поделитесь, раз уж я тоже влез с вами в эту историю, расстелив этих ребят, — не успокаивался Василий Александрович.

Он действительно влез в историю. Двое из леса, если случится им выбраться, его будут искать вместе с нами. И то, что он помог нам, можно в какой-то мере считать гарантией доверия.

— Догадки таковы, — начал я, немного помедлив, — что эта вещь может послужить началом конца нашей цивилизации, если попадёт в руки тех людей, которые хотят использовать её в своих интересах.

— Ого! Хороша коробочка! — удивился дед, — Типа «чёрного чемоданчика» у президента: на кнопочку нажал — и нет страны.

— Может быть, — хмуро ответил я.

— А что произошло у археолога? — спросил Василий Александрович, вспомнив вопрос, который я задавал менту.

— Этого мы тоже не знаем, — нехотя ответил я, пытаясь побороть накатившую на меня усталость.

Старик понял меня и вопросов больше не задавал, только сказал:

— Как я понял, ехать вам сейчас некуда, поэтому сейчас поедем ко мне. А завтра разберёмся. Утро вечера мудренее.

Я не возражал против его решения, так как ехать нам действительно было некуда, а отдохнуть очень сильно хотелось. Анфиса уже спала у меня на плече.

Когда мы подъезжали, Вася попросил меня выключить телефоны и снять с них батареи. На улице стало светло. Мы оставили машину за несколько кварталов до дома Василия Александровича, и пошли пешком. Измученные чередой событий, уставшие, сонные и грязные, мы с Анфисой шли, поддерживая друг друга. Дед бодро шагал впереди, что-то напевая себе под нос.

Возле подъезда сталинской пятиэтажки, он осмотрелся по сторонам — то ли по привычке, то ли по ситуации, и убедившись, что за нами не следят, открыл дверь и пропустил нас в подъезд и сам, зашёл следом. Поднявшись на третий этаж, мы вошли в его в квартиру — с высокими потолками, шикарно уставленную антикварной мебелью из дорогих пород дерева и соответствующим дизайнерским ремонтом под старину. Я не особо вглядывался в детали интерьера, сейчас меня интересовала лишь та кровать, на которой можно поспать, но я отметил что вся обстановка в доме не очень соответствует облику дедушки на стареньком москвиче.

Хозяин разулся и исчез в одной из комнат. Мы тоже сняли обувь, но не успели двинуться в каком-либо направлении, как появился хозяин с двумя шёлковыми халатами, красным и чёрным, и произнёс:

— Вот ванна, — он показал на дверь, — там машина стиральная, постирайтесь, помойтесь… а вот и апартаменты ваши, в комнате для гостей. — дед открыл одну из дверей в коридоре и провёл нас в комнату. — Не стесняйтесь, располагайтесь, как дома, а я — отдыхать. Спокойной ночи или утра!

— Спокойной ночи, — неловко ответил я.

Он пропал за одной из многочисленных дверей огромного коридора. Мы остались стоять посредине комнаты, на блестящем паркетном полу, под огромной люстрой. Перед нами стояла шикарная кровать с белым балдахином и перинами на ней. Я как увидел её, так ни о чём больше думать не мог, меня потянуло как магнитом завалиться и уснуть. Анфиса стояла и, ничего не понимая, озиралась по сторонам. Я её одёрнул:

— Давай стираться… И — спать!

Она закивала головой, взяла у меня халат и направилась в ванную.

Я пытался что-то сообразить о нашей ситуации, но мозг отказывался работать, впрочем, как и весь организм, который был готов выключиться в любой момент.

Я чувствовал, что лишь благодаря невероятным усилиям воли я не упал на паркет тут же, посереди комнаты. Сколько я простоял, отчаянно сопротивляясь наваливающемуся сну, не знаю, но, когда услышал сзади лёгкое шуршание и повернулся. В комнату в красном халате вошла Анфиса. Сексуально торчавшие соски подсказали, что под халатом ничего нет. и это меня возбудило так, что сон и усталость как рукой сняло. Она прошла мимо меня, слегка покачивая бёдрами, и каждое её движение отдавалось у меня импульсом невероятного возбуждения. Когда она, не снимая халата, упала на кровать, лицом в подушку, я представил её в своих объятиях, и у меня подкосились ноги. Я устремился в душ, чтобы прийти в себя.

В ванной комнате я ощутил себя, как во дворце. Пол и стены — из розового мрамора… Позолоченные краны… Огромная ванна — как бассейн… Я быстро помылся, закинул стирать одежду, и, накинув халат, побежал в комнату, по-ребячьи думая, что меня под балдахином ожидает Анфиса, готовая принять в свои объятия. Но меня ждало разочарование — Анфиса мирно спала, а мне пришлось лишь умилиться своей наивности и последовать её примеру. Заботливо укрыв девушку периной, я залез под неё сам, и как только коснулся головой подушки, моментально уснул. Или мне лишь показалось, что уснул…

Глава 10

В голове мелькали разнообразные мысли, быстро сменяя друг друга. Мысли стали переходить в картинки, что-то вроде видеороликов, сменяющих друг друга. Огромные мегаполисы… улицы, заполненные людьми… они торопятся, бегут, едут по своим делам, как муравьи в разные стороны… китайцы на мотороллерах, велосипедах, машинах… кричат, ругаются, благодарят, что-то объясняют… Вруг картинка меняется: город плавно расплывается, улицы превращаются в деревья, цветные вывески рекламы — в листву. Под деревьями сидят люди, индейцы, на поляне между деревьев бегают дети и гоняют сдувшийся мяч. Под деревьями идёт живая дискуссия, она не останавливается, разговор меняет язык, меняются люди, одежда, листва деревьев плавно становится зонтами на широкой тихой улице. Тишину нарушает лишь шумный говор людей, спрятавшихся от знойного солнца в тени зонтов, возле большого белого дома. Люди все в белом, одни мужчины, арабы. Все резко замолкают и уходят в дом, прятаться в охлаждённый кондиционерами воздух или молиться. Пустынная раскалённая улица сменяется широкой рекой, на берегу около лодок копается человек, чернокожий, в набедренной повязке, что-то перебирает, вытаскивает из лодки. Недалеко от реки, по кругу стоят бамбуковые хижины, женщины что-то варят в большом котле, вокруг в пыли носятся чёрные, как дёготь, дети и весело смеются. Поляна плавно, по спирали, смазывается, и возникает новая картина, потом ещё и ещё — кадры быстро сменяются. Я перестаю улавливать смысл, мелькают города, люди, небоскрёбы, поезда, самолёты. Кадр останавливается. Я осознаю самого себя сидящим на пляже. Предо мною раскинулось голубое море, далеко над горизонтом висит ярко-красный диск заходящего солнца, окрашивающий облака в нежно-красные, розовые и оранжевые тона. Небольшие волны в море поблёскивают на солнце, перебирая воду и создавая приятный шум прибоя. По пустынному пляжу не спеша идёт женщина. Недалеко перед ней, на золотистом песке резвятся трое: мальчик лет десяти, девочка лет семи, а с ними мужчина — бегает, догоняет их, громко кричит, а дети смеются и убегают.

— Посмотри, как красиво, — услышал я вдруг позади знакомый мелодичный голос.

Я обернулся.

Передо мной стояла женщина лет сорока пяти, но всё ещё очень красивая, с приятными мягкими чертами лица и светлыми, невероятно добрыми, излучающими ум и любовь глазами. В них отражалась мудрость, накопленная человечеством тысячелетиями. Её белое платье, ровное от плеч до пят, легонько касалось песка, по которому она то ли шла, то ли летела в мою сторону.

Так вот как выглядит обладательница того, из сна, приятного мелодичного голоса! И как её облик гармонирует с тем садом, в котором я её слышал в первый раз! — подумал я.

— Ты ведь никогда не видел ни моря, ни заката на море… — то ли спросила, то ли констатировала она.

— Нет, никогда не видел, — ответил я. — Здесь очень красиво…

— Это всё создано для тех, кого ты видел… И для тебя в том числе. Для людей, — она сделала короткую паузу. — Но вы этого не цените, и поэтому ваша цивилизация может покинуть землю, как это солнце покидает на ночь небо, а потом появляется, чтобы дать новый день, новую жизнь.

— Наша цивилизация пока ещё находится у истоков своего развития, — возразил я. — Ей ещё рано исчезать…

— Все исчезнувшие цивилизации стояли у истоков своего развития. Развитые знают истину, поэтому не станут губить себя и свою планету. Вы же истину не слышите из-за своей гордыни, жажды власти и материальных благ.

— Но ведь не все люди на земле одержимы пороками, — я попытался не согласиться с доводами собеседницы.

— Большая часть людей способна услышать только слова «этот мир создан для вас!», — тихо и спокойно отвечала мне женщина, — и они начинают пользоваться планетой так, как они захотят, не задумываясь о последствиях. Они хотят быть богами, не успев стать людьми. Но ты прав. Не все так живут. Есть среди вас люди достойные носить имя людей, и поэтому сейчас вы стоите на распутье, где одна из дорог ведёт к закату, другая к –рассвету. В какую сторону вы пойдёте? Решает одно сердце. Твоё.

— Почему моё? — изумился я.

— Ты тоже — на перепутье своей дороги, и если сможешь услышать своё сердце, поймёшь, куда оно тебя позовёт, то его стук услышат сердца многих людей, и они проснуться, устремившись в радости к Господу своему, и люди поверят в истину. Тогда и настанет рассвет вашей цивилизации.

— Но как мне услышать моё сердце?

— Сейчас твоё сердце слабее твоего ума. Но когда настанет час, только безмолвие ума поможет тебе услышать твоё сердце, — с этими словами она приложила свою руку к моему сердцу, и приятное тепло разлилось по всему телу, доставляя нежное удовольствие, как близость любимого человека.

В глазах всё поплыло, в тумане, появившемся, как пелена перед глазами, я плохо различал последние лучи солнца, заходящего, как наша цивилизация. Всё пропало. Остался только свет в глазах и тепло в сердце.

Глава 11

Я открыл глаза и сразу же зажмурился, ослеплённый яркими лучами солнца, проникавшими в комнату через окно.

— Доброе утро, — услышал я рядом голос Анфисы. Её рука лежала у меня на сердце, и от неё шло приятное тепло, согревающее душу и успокаивающее.

— У тебя так сердце сильно стучало, когда ты спал, — тихо произнесла она, — а когда проснулся, успокоилось, и шептал ты что-то, я не расслышала…

— Ты наблюдала, как я сплю? — спросил я, повернувшись к Анфисе лицом и беря её маленькую руку в свою.

— Наблюдала… уже давно… — ласково ответила она.

Она вызывающе смотрела на меня, в её прекрасных зелёных глазах читалось такое, от чего у меня внутри всё перевернулось, сердце застучало громко и часто, дыхание сбилось. Я хотел что-то сказать, но слова не прозвучали, они остались во мне. Слова уже были не нужны. И без них всё стало понятно — и мне и ей.

— Что тебе снилось? — спросила она, и в её голосе я услышал такое же сбивчивое дыхание как у меня. — Наверное, что-то волнующее, раз сердце так стучит…

— Моё сердце так бьётся от твоей близости, — прошептал я. — Я не могу находится рядом с тобой и оставаться спокойным. Мои чувства не дают мне расслабиться и влекут меня к тебе…

— Отдайся тогда своим чувствам…

— Я боюсь, что ты меня отторгнешь, и тогда моё сердце остановится.

— Я не хочу, чтобы твоё сердце останавливалось. Я хочу слышать его и чувствовать постоянно.

Анфиса придвинулась ко мне поближе, её рука с моего сердца нырнула ко мне под халат и нежно обняла мой торс, и я почувствовал её горячее, зовущее тело. Наши тела были разделены между собой лишь тонким слоем шёлковой материи, не позволяющей нам слиться окончательно. Наши губы встретились и нежно, медленно, как в замедленном кино, слились в долгом поцелуе, окончательно отдавшим нас бешеной страсти. Медленные и нежные движения сменились хаотичным обниманием, бесконечными поцелуями с постукиванием лбами при стаскивание друг с друга совсем уже не нужных халатов. Мы потеряли контроль над собой, временем и пространством. Остались только наши чувства, поглотившие слившиеся в экстазе тела.

Когда чувства поутихли, а тела устали, и мы лежали в объятиях друг друга, обессилив и насытившись любовью, вернулась реальность, в которой за последние сутки мы потерялись и ничего не понимали. Бытие, в которое нам предстояло вернуться, пугало своей неопределённостью, в нём не просматривалось ни одной зацепки, при помощи которой мы могли бы понять, что с нами и вокруг нас происходит, где и в ком нам искать защиту.

— Ты мне не ответил на вопрос — что тебе снилось? — отвлекла меня от размышлений Анфиса.

Я мысленно сказал ей спасибо за то, что этим вопросом она уводила меня от ставшего уже реальным страха перед настоящим. Вспомнились слова ТОЙ женщины: «Безмолвие ума поможет тебе услышать твоё сердце», и я сделал вывод, что страх во мне появился сразу после того, как начал обдумывать наше положение. То есть, Ум вывел меня на страх перед реальностью. Но как же быть? Не думать? Что это такое — Безмолвие Ума, при котором я должен Услышать Сердце?

«Что для меня сейчас важнее — определиться с реальностью или с сердцем?» — спросил я себя. Реальность касается не только меня, соответственно — и решать не мне одному.

— Толик, ты здесь? — одёрнула меня Анфиса.

— Да. Я немного задумался, — очнувшись, ответил я. — Что-то снилось… Об этом мне нужно вспомнить как следует…

Какое-то время мы лежали молча. Я пытался ни о чём не думать, поймать Безмолвие Ума, но ум всё равно молвил, не переставая в голове крутились разнообразные мысли, мешая отключить мозговую деятельность.

— Что мы будем делать? — задала Анфиса больной вопрос.

Только я открыл рот, чтобы сказать, что пока не знаю, что мы будем делать, как за дверью раздался голос Василия Александровича, сопровождавшийся стуком в дверь:

— Молодёжь! Пора вставать! Хватит валяться! Кушать подано!

Его слова долетели до нас вместе с запахом выпечки.

У Анфисы задвигался носик.

— Что-то очень вкусное… — произнесла она в чудесном предвкушении.

Я вспомнил, что не ел очень давно, и мой желудок вспомнил об этом вместе со мной, судорожно стянувшись.

— Пойдём, покушаем и тогда решим, что будем делать, — сказал я, вставая с кровати и надевая халат.

В коридоре меня встретил зад деда, торчащий из шкафа. Другие части хозяина дома были погружены в огромный старинный шкаф, с массивными позолоченными ножками и зеркалами в каждой двери. Коридор был, как во дворце, — весь сиял и блестел от многочисленных ламп и позолоты. Лампы находились в шкафу, из которого торчал дед, на старинном трюмо, по краям зеркала в позолоченной раме. Большая позолоченная люстра над входной дверью могла осветить концертный зал. Свет отражался в каждом метре коридора — в дверных ручках, рамах с многочисленными узорами из позолоты, в лакированном паркете, даже обои светились позолотой.

— Доброе утро, — произнёс я, когда Василий Александрович показался из шкафа.

— Уже день. Час дня. Миловались вы, пожалуй, подольше, чем спали… — ответил он с улыбкой.

Я немного смутился.

— Проходи на кухню, — он толкнул одну из дверей.

Перед моим взором возникла похожая обстановка, но уже не такая сияющая. Кухня была больше, чем вся моя квартира. Посредине её стоял круглый стол из красного дерева, с восемью одинаковыми стульями вокруг. Современное кухонное оборудование, ловко замаскированное под старину, гармонично сочетались с самой стариной. В противоположном углу от кухни стояли старинные кресла с диваном и круглым маленьким ломберным столиком, на котором красовался наш Цветок. В дверях кухни появилась растрёпанная ещё Анфиса, быстро осмотрелась и юркнула в ванную. На большом столе, как по волшебству, неизвестно откуда появились блинчики, оладушки, пирожки, чайник, чашки, тарелки.

— Есть новость, — произнёс Василий Александрович, усаживаясь за стол.