Золотой цветок

Глава 1

Тёмный, сырой подъезд как-то непривычно, сумрачно давил на моё уставшее сознание, сводя на нет малейшие признаки позитива. Резкий запах блудных котов, метивших свою территорию, ударил в нос покруче нашатыря. Я резко ускорил шаг и как можно быстрее преодолел два этажа лестницы, чтобы поскорей закрыть за собой дверь, в надежде, что все негативные мысли и чувства, останутся в подъезде, за плотно закрытой дверью. Одним движением я справился с замком и оказался в своей крохотной двухкомнатной квартирке. В ней было тоже темно, сыро, и разве что только не воняло кошатиной. А всё остальное — так же, как в подъезде. Или, скорее всего в общем фоне жизни, набрасывал на всё тёмные тона, делая окружающий мир серым, непривлекательным, хмурым и порядком надоевшим. Дело было вовсе не в атмосфере, а внутри меня. В душе, в мозгах, или где там ещё, может сидеть депресняк. Я включил свет в коридоре, и визуальная темнота рассеялась, осветив обшарпанные стены, старую вешалку с моими обносками (то, что на них висело так много лет, уже трудно было назвать куртками), старые облупившиеся двери и протёртый почти до дыр коврик.

«Убогое жилище» — мелькнула в голове мысль. Она появлялась каждый раз, когда я заходил в своё обиталище.

Когда-то мы жили в этой квартире вместе с родителями, но они свалили за бугор, как только мне исполнилось восемнадцать лет. При этом их мало заботило то, как я буду жить один, тянуть учёбу и квартиру. Родители у меня «великие учёные» и как обо мне отзывался мой отец: «Своим присутствием ты, Толик, тормозишь научный мир в его развитии».

Хотели даже меня в детский дом отдать, что бы я не мешал их полноценной научной деятельности, но в матери взыграли материнские инстинкты, не позволившие, чтобы родное чадо воспитывалось в приюте. Решили, всё- таки они подождать до моего совершеннолетия, и свалили в благополучную Швейцарию, подальше от после совкового регресса. Проскочила, конечно, у моей матери идея, забрать меня с собой, но отец привёл неопровержимые, всё те же старые аргументы — мол, я буду отвлекать их от трудов творческих, и эта идея отпала.

Меня их отъезд абсолютно не расстроил. Не было у нас в семье никогда ни любви, ни понимания между мной и родителями. Я рос один. До меня им никогда не было дела. Да и между ними тоже, если и присутствовала любовь, то сугубо энциклопедическая: «Ой, дорогой, ты у меня такой умный, ты столько знаешь! Как я тебя за это люблю!» — «Дорогая ты такая умница, столько помнишь. Никто не может оценить твой ум как я! Я с ума схожу по твоим извилинам!»

Интересно, если бы у них не было мозгов, они смогли бы любить друг друга, просто так, –безусловно? Только за то, что они есть друг у друга, и этим наслаждаться? Очень сомневаюсь, что такие люди как мои предки вообще имеют сердца. У них мозг кровь перегоняет. Они для меня — два крайне негативных примера. Я никогда не буду такой, как они.

Пройдя в комнату, я завалился на старый, изрядно потёртый и скрипучий диван. Скорее всего, он ненамного старше меня, но выглядит, пожалуй, подревнее моего профессора из института истории, в котором я работаю. Мой уставший взгляд равнодушно проскользнул, ни на чем не споткнувшись, по потёртым стенам комнаты и покосившейся мебели. После отъезда десять лет назад предков, ремонт я, теперь уже — в своей, квартирке так и не сделал, конечно же, из-за отсутствия финансов. Предки мне не помогали.

Единственное, чем я доволен во всей квартире — это распростертая в спальне огромная кровать, которую мне отдал сосед, когда делал у себя ремонт. Она доставляет много радостей в моей холостой жизни.

С выбором профессии историка я очевидно ошибся. Когда поступал после школы в институт, она мне представлялась захватывающей и полной приключений: дальние экспедиции, открытие сенсационных фактов истории. Я представлял себя первооткрывателем неведомых цивилизаций и миров, затерянных в глубинах веков, а стал всего лишь канцелярским кротом, который только и делает, что капается в пыли архивных папок. А хочется яркого настоящего и светлого будущего. Да только с моей профессией будущее выглядит, может и светлым, но где-то очень далеко, за тяжелыми серыми тучами, безнадёжно затянувшими пространство небес настоящего.

Тёмные тона в моё повседневное бытие добавляла не только опостылевшая работа, абсолютно бессмысленная (может кто-то и видит в ней смысл, но не я), но и окружение — друзья, знакомые, люди, с которыми я общаюсь в свободное от работы время. Их немного. Я — не светский человек и не обладаю настолько широким кругом знакомых и друзей, с кем мог бы поговорить за чашкой чая или кружкой пива. И в то же время меня нельзя назвать замкнутым, необщительным человеком, тяжело идущим на контакт. Нет, я не такой! Всё дело, думаю, в том, что, когда я учился, у меня не было столько свободного времени, как у многих моих сокурсников. Ходить по выходным на вечеринки и отдыхать, одновременно обрастая знакомствами и связями. Мне приходилось, вместо отдыха, работать, чтобы не протянуть ноги от голода и не оказаться на улице. Если бы я жил в общаге, было бы легче свести концы с концами. Я пробовал сдавать комнату студентам с моего курса, но из этого ничего хорошего не вышло. В моё отсутствие, когда я бывал на работе по выходным, дома такое творилось, что соседи свои квартиры днями проветривали от перегара, не говоря уже про моё обиталище. Дошло до того, что студента, которого я приютил, менты взяли с наркотой прямо у меня дома, и я чуть не отправился вместе с ним на нары. Хорошо, что этот бедолага оказался в какой-то мере человеком порядочным и сказал, что эта наркота его, и я к этому никакого отношения не имею. Другой на его месте мог бы заявить: «ничего, мол, не знаю, не моё!» А взяли-то дурь не где-нибудь, а у меня на квартире, и поехал бы я вместо него… А этот честный… Повезло! Но после этого эпизода я решил жить один, как бы тяжело мне не было.

После того, как я окончил институт с красным дипломом, мне предложили работу, в том же институте, в архиве. Так как выбора большого мне никто с работой не предоставил, я согласился, как оказалось, на свою голову. На работе моими коллегами оказались, в основном, люди пенсионного и среднего возраста — особенно подружится не с кем. Все, с кем я общаюсь в свободное время, — это мои друзья детства, пацаны одного двора, которых я знаю с пелёнок. Но, к сожалению, этих людей ничего в жизни не интересует, кроме пива, водки и девочек, и эти три жизненно необходимых для них ингредиента они могут принимать в неограниченном количестве, вместе и по раздельности. Но лучше вместе, и чем больше — тем лучше. Я их жизненную позицию — «прожить жизнь весело, пьяно и в блуде» — не поддерживаю. Из всех четверых моих друзей, только один женат, но его это нисколько не остепенило, наоборот — после свадьбы он стал ещё большим любителем загула и апологетом максимы: «Мужчина в жизни должен построить жену, посадить печень, и вырастить живот». Он очень активно двигается к своим жизненным целям, и у него это хорошо получается.

Честно говоря, мне эта компания за все долгие годы, что мы знакомы, изрядно поднадоела, но другой, к сожалению, у меня нет, и это наводит ещё больший сумрак на моё настоящее. Есть многочисленные подруги, которые постоянно меняются по разным причинам. Кому-то из них уже на первой неделе знакомства в загс надо и детей, кто-то отлетает из-за жизненной позиции, очень напоминающей позицию друзей из нашего двора, а кто-то просто надоедает. А вообще, всё надоело! Мне необходимо кардинально менять свою жизнь! Дальше так продолжатся, не может! Такая жизнь может привести к жестокой депрессии, симптомы которой уже начинают появляться. Вот и сейчас — пятница на дворе, вроде должно быть настроение хорошее, выходные впереди, а у меня апатия, такая жуткая, что аж в диван вдавливает. Взять бы отпуск и сорваться с одной из менее надоевших подружек в красивые места. Достать заначку на ремонт квартиры и улететь, скажем, в Рим. Вот было бы здорово! Да вот только есть проблемка небольшая — месяца ещё не прошло как я из отпуска вернулся. Где тупо прогудел все две недели со своими друганами-алкоголиками.

Я закрыл глаза и представил, как степенно прогуливаюсь по Колизею и повествую своей милой ещё не очень знакомой спутнице, о тех событиях, которые связаны с историей этого величественного, поистине грандиозного строения.

…В мечтах о Риме я не заметил, как моё сознание погрузилось в сон.

Глава 2

В действительность вернул яркий свет, пробивавшийся через закрытые веки. Откуда-то доносились необычайно приятные звуки, которые словно пронизывали меня насквозь, отдаваясь совершенно неземными вибрациями в каждой клеточке моего организма, и доставляли наслаждение. Я резко открыл глаза и, ослеплённый, моментально закрыл их обратно. В голове беспорядочно начали прыгать идеи и предположения, где бы я мог сейчас находиться, но ничего подходящего на ум не приходило. Единственное, что я понимал — это то, что я лежу на мягкой, шелковистой и очень тёплой траве, пространство наполняет совершенно неземная музыка и вокруг всё настолько ярко, что трудно открыть глаза.

— Это сон. Я сплю, — понял я происходящее.

Поменяв положение с лежачего на сидячее, я слегка приоткрыл глаза и через узенькую щёлочку между веками постарался разглядеть, где нахожусь, но просвечивалась лишь сплошная белизна. Спустя некоторое время, когда глаза привыкли к яркому свету, открыл полностью и смог разглядеть окружающее меня пространство. К своему удивлению, я понял, что нахожусь в ослепительно белом саду. Деревья, похожие на фруктовые, словно покрытые инеем, светились так интенсивно, что создавалось ощущение, будто в этом месте именно они являются источником света, сливаясь в единое с такой же пронзительно ярко-белой травой. Я поднял голову и посмотрел наверх. В глазах рябило, как после того когда посмотришь на солнце и затем взгляд опускаешь на любой предмет на земле. Тяжело разобрать объекты. Так и я не смог отчётливо увидеть небо. Через рябь проступали только голубые оттенки. Я довольно долго сидел на белоснежной траве. Глаза окончательно привыкли к ярким тонам пространства, и мне стало казаться, что сияет не только всё вокруг, но и я сам, и этот свет лился из меня самого, из груди моей или сердца. Я посмотрел на свои руки в уверенности, что увижу их сияющими, но руки были совершенно обычными. Внимательней осмотревшись, я заметил, что на деревьях висели плоды яблок, совершенно обычного цвета. Они сильно контрастировали с белыми деревьями. Я поднялся на ноги, подошёл к одному из них и с любопытством стал разглядывать — сначала яблоки, а затем белоснежную листву и такие же белоснежные ствол и ветви. Ощупав мягкую и очень тёплую листву, я обратил внимание, что для сна, мои чувства слишком реалистичны.

— А, может, это не сон? — задал я себе вопрос и испугался его.

Если это не сон, то я каким-то образом оказался на другой планете или просто схожу с ума.

Внимание опять привлекла музыка, и я отвлёкся от своих мыслей, прислушавшись к постоянно меняющимся тональностям, которые казалось, не только были слышны в ушах, но и отдавались приятной вибрацией по всему телу, доставляя удовольствие и даже — наслаждение. Ничто не могло напомнить мне такую замечательную музыку. Эти звуки, впрочем, трудно было назвать просто музыкой, в них не было никакой последовательности или ритма, они то сменяли один другой, то звучали все вместе, напоминая какое-то загадочно гудение, но в этом гудении я разбирал каждый звук по раздельности. Временами я просто не мог уловить ритма, настолько это было совершенно. Когда слушаешь магнитофон или находишься на концерте, где исполняют популярную музыку, или же оперу под аккомпанемент классических музыкальных инструментов, всегда без особого труда можно определить источник звука, если, конечно, не находишься в специально оборудованном помещении с современными акустическими системами, где звук будет идти со всех сторон. Однако, в данный момент я не находился в таком помещении, но звук шёл со всех сторон, он пронизывал всё пространство — даже светящиеся белизной трава и деревья — всё издавало великолепные звуки. Казалось, что даже я сам издавал прекрасную музыку, каждым своим органом, каждой клеточкой тела. Абсолютно всё являлось источником мелодии и света.

Я стоял посреди белоснежного сада и не понимал, что мне делать. Необычность пространства, звуков и ощущений, до этого мне неведомых, привели меня в замешательство, подпитываемое неопределённостью — сон это или явь.

Вдруг я услышал — где-то за бело-сияющими деревьями, где-то в глубине сада, чей-то очень низкий бас, больше похожий на рёв трубы парохода, чем на человеческий голос.

Я направился в ту сторону, откуда слышался этот грубый рык, и по мере приближения к его источнику, стал ещё более ощущать, как отдается в барабанных перепонках вдруг возникшая чудовищная дисгармония с теми звуками, которыми был пропитан весь сад. При таком басе, владелец определенно должен был обладать огромной, слоновой гортанью, такими же лёгкими и пропорциональными им размерами.

Не спеша я продвигался по саду, разглядывал деревья, кусты, траву. Местами попадались цветы с белоснежными стеблями и изумительными, ярко-красными и розовыми бутонами.

Потрясающий, волшебный сад, приводил меня в возбуждение. Озираясь по сторонам, я не заметил, как, обогнув кусты, вышел на широкую поляну. Устремив свой взор к её центру, я увидел метрах в тридцати огромное существо на четырех ногах, с лошадиным корпусом и возвышающимся над ним телом человека, стоявшее ко мне спиной и спокойно помахивавшее хвостом. На несколько секунд я оцепенел от неожиданности увиденного, а когда пришёл в себя, медленно, крадучись попятился обратно за кусты. Там я стал оценивать ситуацию и пытаться прикинуть, что мне делать: бежать со всех сил, тихонечко уходить туда, откуда пришёл, или оставаться на месте. Я готов был провалится на месте, пропасть, испарится, — что угодно, только бы сию же минуту покинуть это, мягко говоря, необычное место, которое сначала потрясло меня своей красотой и прекрасными звуками, а теперь этим гигантским чудищем-кентавром посреди белого рая. Скорее всего, он и был обладателем громогласного голоса, на который я шёл, только сейчас его не было слышно. Или от испугу я перестал вообще, что-то слышать?

Кое-как взяв себя в руки, я успокоился и прислушался. Вокруг преобладала всё та же изумительная мелодия, которая ласкала слух и доставляла удовольствие телу. Но помимо неё, из-за кустов, в той стороне, где стоял кентавр, раздавался, как мне показалось, чей-то еле слышный голос, мягко гармонирующий с музыкой. Тут же неожиданно зазвучал, как грохот там-тама, голос кентавра, с такой силой, что кусты, за которыми я прятался, начали колебаться от его вибрации. Я аккуратно выглянул из своего укрытия, чтобы убедится в том, что именно это диковинное существо издаёт такой ужасающий рык, и как только я его снова увидел, у меня не осталось сомнений в этом. Он стоял и активно жестикулировал своими огромными, волосатыми ручищами, неуклюже переминался на всех четырёх ногах, а тёмное, как у мулата, тело его при этом содрогалось, словно его било током. Весь его вид и звуки им издаваемые безобразно дисгармонировали с прекрасным садом и мелодией наполнявшей его.

Неожиданно для себя самого, меня разобрало жуткое любопытство, настолько сильное, что оно превзошло инстинкт самосохранения. Мне нестерпимо захотелось услышать и понять, о чём кентавр говорит, и я вопреки желанию убежать, медленным шагом двинулся в его сторону. Подойдя на несколько метров ближе, я увидел, что за кентавром стоит его собеседник или собеседница, в белых одеждах и, судя по всему, внимательно слушает его громыхание. Я приблизился к ним ещё на несколько метров и уже почти начал различать слова. Но в этот момент, рёв кентавра прервался, и в ответ ему полился совершенно противоположный, нежный и мелодичный женский голос, который, в отличие от голоса кентавра, гармонировал с атмосферой сада и словно являлся частью постоянно звучавшей музыки. К моему сожалению, он был настолько тихий, что мне надо было подойти ещё ближе, чтобы услышать, о чём говорит собеседница кентавра. Медленно и осторожно я приблизился на расстояние нескольких метров к собеседникам и смог бы теперь услышать, о чём говорит женщина, но в этот момент снова заговорил кентавр, и я вздрогнул от неожиданности.

— Я не верю в то, что они смогут принести его к вам, — загрохотал кентавр. — Вы этого ждёте многие тысячи лет…

— Ты прекрасно знаешь, где он находился всё это время, — спокойно отвечала ему женщина. — Только сейчас, когда он найден и у людей есть ключ, они способны его принести.

— Да. И сейчас, когда он найден, они снова желают обрести бесконтрольную власть над миром. Эгоизм и гордыня — их неизменные пороки! — горячо воскликнул кентавр.

— Не все люди порочны. Те, кто нашёл его, понимают, к чему он может привести человечество и поэтому хотят его передать нам, — всё так же спокойно ответила женщина.

— Да. Я это знаю, — кентавр заревел еще громче, он раздражался или хотел таким образом повлиять на собеседницу, что бы она приняла его точку зрения. — Но также я знаю, что те, кто хотят его использовать в своих личных целях, подобрались настолько близко к нашим друзьям и «золотому цветку», что у них мало шансов, выжить самим, не говоря уже о том, чтобы добраться до вас.

— Ты не видишь ситуацию объективно и готов использовать свои разрушительные методы, как только появляется малейшая опасность, — уверенным тоном произнесла женщина. — Я уверена, что — твои методы в здесь преждевременны. У меня создаётся впечатление, что ты не любишь людей и не доверяешь им, поэтому готов уничтожить их прямо сейчас.

— Мои недоверие и нелюбовь здесь не при чём, если даже они и присутствуют. Я трудился на этой планете сотни лет и люблю её не меньше чем свою. Если «золотой цветок» попадёт в дурные руки, катастрофа может произойти вселенского масштаба.

— Не ты мне должен рассказывать, что может произойти! — резко ответила женщина. –На нас лежит ответственность за мир и за эволюцию человечества.

— Они не эволюционируют, — загремел кентавр яростнее прежнего. — Они достигли пика своего развития и начали инволюционировать, уничтожая эту планету. Нам не стоит рисковать и подвергать опасности баланс Вселенной из-за никчемных созданий, которые не хотят видеть ничего дальше собственного эго.

— Та масса людей, которая живёт по законам Вселенной, пока могут вытянуть свою цивилизацию на путь эволюции, и пока у них есть этот шанс, они будут жить, — голос женщины стал строже и настойчивей. Определённо ей не нравилось упрямство кентавра. — А если «золотой цветок» всё-таки окажется у опасных людей, то тогда мы и будем предпринимать крайние меры. На этот раз ошибки не допустим. А пока давай подождём, не нужно торопиться, если есть альтернатива.

— Что ж, давай подождём… — сдался кентавр, понизив голос. — Но как бы поздно не было… — сделал он последнюю попытку уговорить собеседницу, но ответа не последовало.

Глава 3

Стук в дверь вернул меня из прекрасного сада в реальность — на родной моему телу старый, скрипучий диван.

— Толик! Толик! Толян! — слышались знакомые голоса из-за входной двери.

Я открыл глаза.

На улице светило солнце и щедро освещало комнату, в которой я проснулся, его лучи, проникая сквозь шторы, отражались на летавшей по комнате пыли. Я успел разглядеть, что угол шкафа возле противоположной стены, находился в зоне попадания солнечных лучей, это означало, что сейчас около десяти часов утра. Сегодня суббота, и я могу спать весь день. Но где-то звонил телефон, в дверь барабанили и за ней раздавались до боли знакомые голоса:

— Толян, хорош дрыхнуть!

Возвращаться в реальность не было никакого желания. На секунду я перенёс свои мысли назад, в свой сон, и постарался вспомнить всё до мельчайших подробностей: сад, деревья, звуки, белизна, кентавр, его странный разговор с таинственной незнакомкой.

— Интересный сон! — сказал я себе, нехотя поднимаясь с дивана. — Впечатляющий. Даже настроение поднялось… — и, немного помедлив, чтобы запечатлеть сон в памяти, направился открывать дверь, настраиваясь на широкую улыбку.

На пороге стояли Андрюха Малыш и Вася Рыжий. Андрюху Малышом назвали за его рост 160 см, а Васю Рыжим, вследствие пьяной логики: все коты во дворе Васи и все рыжие, наш кореш не рыжий и не кот, но тоже Вася, значит рыжий.

— Вот такое начало дня мне нравится, — весело заговорил Андрюха, осматривая меня сверху донизу, — утро начинается с улыбки. Видно, что человек на позитивчике. Вот как друзей надо встречать, — обратился он к Васе, похлопывая его по плечу, — а не так, как ты: «Тебе чего придурок надо в такую рань?» За придурка ещё ответишь!

Андрюха наглым движением пихнул меня в грудь, что бы я свалил в сторону, и бесцеремонно зашёл в квартиру. Вася закатился следом за ним, и, проходя мимо меня, сунул мне две бутылки пива со словами:

— На вот, мы тебе пивка принесли — похмелится…

— А я не бухал, — ответил я бодро. — и похмелятся нет нужды.

— Ну, тогда мы похмелимся, — крикнул Андрюха уже из комнаты.

— Ботинки снимайте, в дом заходите! — сказал я недовольным голосом, увидев, что Вася, не останавливаясь, пошёл в комнату. — К тебе, шпиндель, это тоже относится, — это уже относилось персонально к Малышу.

— Как ты меня назвал? — резко отозвался Андрюха, вскочив с дивана, на котором уже успел устроиться. — Знаешь, что? Я маленький, да удаленький! — выпалил он стандартную фразу, применяемую им каждый раз, когда речь шла о его габаритах.

— Я видел намедни, как Светка-гимнасточка от твоей удали через окно убегала\», — сказал я c иронией.

Мы с Малышом жили в домах напротив, и его окна второго этажа мне отлично видны из моей комнаты. А этот казус с гимнасточкой, я с удовольствием наблюдал пару дней назад. Мы не виделись после этого случая, и я ещё не успел посмеяться над удальцом.

— Ха-ха-ха! — дико заржал Вася. — А почему через окно?!

— Она ведь от него постоянно ноги делает, — начал пояснять я, — вечером или ночью… Ну, он, наверное, и решил дверь закрыть, чтобы она не убежала. Так она по водосточной трубе от него! — Я от души рассмеялся вместе с Васей.

Только Андрюхе смешно не было, он смотрел на нас хмуро, исподлобья. Было заметно, что его моя шутка задела, но мне вовсе не хотелось перед ним извиняться, как это принято в интеллигентных компаниях. Он не относился к интеллектуалам и сам часто любил по-злому пошутить, поэтому справедливо заслужил смех в свой адрес.

— Смейтесь, смейтесь, — недовольно пробубнил он. — Сам сказал, от удали моей она бежала. Видите, какой я зверь! Бабы так и ломятся от меня! — попытался выкрутится Малыш.

— Ага! К Митяю во второй подъезд! Удали-то твоей, поди, не хватило! — выпалил я, и мы заржали пуще прежнего.

— Откуда знаешь, что к Митяю? — вскинулся Малыш, побледнев и искривив лицо в страшной гримасе.

Светка не была его постоянной подругой, иногда встречались, исключительно ради секса, но всё равно ему был не по нраву тот факт, что помимо него ещё кто-то ласкает её прелести и шепчет на ушко нежные слова. К тому же на сей раз этот кто-то был Митяй, с которым Андрюха постоянно враждовал и при случае не упускал момента ему насолить. А теперь вот открываются такие нюансы интимной жизни Светочки, что у него из глаз посыпались искры жажды мести, кровавой и жестокой, со стрельбой и взрывами.

— А к кому ещё она может во второй подъезд в час ночи заходить? — вопросом на вопрос ответил я. — И к тому же я их видел утром. Я на работу ехал, а он её на остановку провожал в 8.30. Идут два голубка, воркуют… Видел бы ты, как она сияла! Хороша была ночка! — не упустил я возможности поехидничать и добавить масла в огонь.

— Ну, сучка! — зло прошипел через зубы Андрюха. — Выходит, только я пьяненький уснул, она сразу упорхнула! И куда!? К этому долговязому чмо! — Андрюха схватился за голову двумя руками, — Что же ты мне раньше не позвонил и не сказал?

— И что бы я тебе сказал? — спросил я с улыбкой. — Андрюха, Светка от тебя ночью через окно убежала?

Малыш с горечью отмахнулся.

— Да чего ты из-за неё так переживаешь? — постарался я успокоить товарища, видя, как он, близко воспринимает инцидент. — Одна ушла, другая придёт.

— Он не из-за неё переживает, — пояснил Вася. — А то, что к Митяю упорхнула, к злейшему врагу…

Малыш стрельнул гневным взглядом в сторону Васи, тем самым доказав его правоту.

— Ладно, проехали, — хмуро сказал Андрюха. — Не забыл, куда мы сегодня собрались? — обратился он ко мне.

— Нет, не забыл, — ответил я, и судорожно начал вспоминать, куда же мы собирались.

Бегающий взгляд меня выдал, и Андрюха сразу его просёк.

— Забыл, — с укором сказал он, покачивая головой.

— Ты в этом не одинок, — беззаботно бросил Вася. — Я тоже забыл, а сегодня утром, вот этот пассажир мне напомнил. — Рыжий бросил в Андрюху пробкой от пива.

— Аккуратней с жестами! — огрызнулся Малыш.

— Три недели назад, в этой самой комнате, мы договорились на рыбалочку ехать, на наше место… — освежил мою память Андрюха.

Мне сейчас этого меньше всего хотелось, и я моментально ответил:

— Я не поеду. Дел много свалилось разных… И с мыслями хочется собраться, отдохнуть…

— Вот и отдохнём и с мыслями соберёмся! На природе! — бодро выкрикнул Андрюха. — Рыбка, картошечка… Эх! Да под водочку!

— После отдыха на природе устаёшь, как за месяц беспрерывной работы на кирпичном заводе — потом трясёт три дня и… — удручающе начал я.

— Так ты не мучайся, снимайся! — перебил Вася, поднимая бутылку пива, показывая тем самым, что пивком и нужно сниматься.

— Это при хорошем раскладе… — продолжил я.

— А при плохом — доярочка с косичками, и после неё кошмарные сны! — не дал мне закончить Малыш и дико захохотал на пару с Васей.

Андрюха вспомнил историю с дояркой, её я подцепил в деревне, рядом с озером, на которое мы ездим рыбачить. Несколько раз, когда алкоголь в крови превышал норму спокойствия, мы выбирались с места нашей стоянки на озере в деревенский клуб — в поисках любовных приключений. В одну из таких вылазок я проснулся на сеновале, где рядом со мной мило похрапывала на одеяльце абсолютно голая, необъёмно габаритная — килограммов сто пятьдесят чистого сала — тётка, лет сорока пяти, не меньше. Я, когда её увидел, испугался. Неужели я её мог?.. Сам тоже — абсолютно голый, и одежда разбросана по всему сеновалу…, наверное, всё-таки мог. Память как обрезало. Я тихонечко собрался, чтобы, не дай бог, не разбудить толстуху, и быстренько сделал ноги. Но на этом история не закончилась. Муж доярки как-то узнал о её любовных похождениях, и в следующий раз, когда мы попёрлись в эту деревню, он поднял всех мужиков, и нас там так отделали, что я месяц с поломанными ребрами ходил — муж доярки на славу кирзовыми сапогами поработал.

— Вот, вот… Такой отдых не по мне! — сказал я.

— Не, сейчас всё культурно будет, — попытался уговорить Вася. — В деревню не пойдём. Только рыбка, раки и задушевные разговоры возле костра.

— Нет, пацаны. Не поеду! — твёрдо ответил я.

— Ну, смотри сам, — не стал настаивать Вася. — Если что — ты знаешь, где нас искать. Подтягивайся. А мы пойдём собираться. Да? — обратился он к Малышу.

— Да, — отозвался Андрюха, вставая с дивана. — Дело твое… А если соскучишься, милости просим.

— Не заскучаю… Надоели вы мне, — сказал я откровенно шутливым тоном.

Глава 4

Оставшись наедине с самим собой, я плюхнулся на диван, прикрыл глаза, и мои мысли моментально перенеслись обратно в волшебный сад. Каждая мелочь из сна, запечатлелась у меня в памяти настолько ярко и отчётливо, словно это только что произошло со мной наяву. Я помнил каждое белоснежное дерево, прекрасные звуки и, в особенности, диалог кентавра с женщиной. Очень странный разговор, интересный и пугающий. Я его стал прокручивать в голове, слово за словом, пытаясь понять смысл всего сказанного, вникая так, как будто мне поставили задачу разобраться во всём сказанном, и словно это имело значение и для меня.

Я поднялся с дивана и направился в соседнюю комнату, в спальню, где у меня на старом письменном столе находился компьютер, не новый, но рабочий, даже NET в нем был. Я включил его и приготовился к раздражающему меня ожиданию.

— Хорошо, что он её не уговорил… — размышлял я тем временем. — Говорит — у нас ещё есть один шанс, и если мы не используем его, цветок уничтожат вместе с территорией, на которой он будет находиться. «На этот раз будет надёжно», — ответила она… Значит, что-то уже было… Интересно, как всё интересно…

Компьютер наконец включился, и я ввёл в поисковик два слова: Золотой цветок. Мне было предложено 3440000 вариантов. Я принялся усердно просматривать одну ссылку за другой, и через пару часов бесплодного поиска, меня вдруг осенило: что за бред! И вообще — что я пытаюсь найти? Остроты в жизни и разнообразия не хватает, вот воображение мне во сне и подкинуло цветные картинки, а я вцепился, как будто это реально со мной произошло. Такой большой, а в сказки верю. Я посмеялся сам над собой, над своей мнительностью. Это как же всё осточертело, если любая новая информация, даже увиденная во сне, принимается за реальность. Нет слов, сон был реален. Но не нужно же так близко всё воспринимать.

Зазвонил телефон, вернув меня из мира мыслей в мир материальный. Я встал из-за компьютера и пошёл в соседнюю комнату, на звук глухого звонка. С трудом достав из-за дивана, завалившийся туда аппарат, я нажал на кнопку и закричал в трубку:

— Да! Алё!

— Зачем же так кричать! — услышал я в трубке незнакомый и приятный женский голос, изрядно меня смутивший.

— А-а-а…у-у-умммм… — растерянно промычал я в трубку.

— Привет Толик. Что с тобой? — весело произнесла незнакомка.

Незнакомка знает мое имя, значит, всё-таки мы знакомы.

— Я не ожидал услышать в трубке такой приятный и нежный голос, — опомнившись, я попытался оправдаться комплиментом.

— Надо же, какой ловкий! Уже заигрываешь?

— Я не заигрываю, — честно ответил я, — правду говорю. Растерялся, когда услышал такой приятный голос в трубке…

— Мило. Тебе что же — одни злодеи и злодейки с прокуренными и пропитыми голосами звонят?

— Нет. Мне вообще никто не звонит, — я сказал почти правду.

— Ты такой одинокий? — участливо и погрустневшим голосом спросила девушка. — А по виду не скажешь… Весёлый и общительный молодой человек…

— Я такой и есть, просто так получилось, что у меня практически нет друзей, — проговорил я, судорожно соображая, кто же это звонит.

Но память отказывалась мне помогать, поэтому я, наконец, решился спросить:

— А вы кто?

— Ах, вот оно что — ты меня не узнаешь! — кокетливо вроде как обиделась незнакомка. — Я –Анфиса. Которая на позапрошлой неделе, на практике была у тебя.

Я сразу же вспомнил маленькую, с очень красивыми формами, русыми волосами, милым личиком, чуть вздернутым носиком и зелеными, потрясающе красивыми глазами девушку.

Она пришла ко мне на практику, пробыла один день и пропала. Но запомнили ее многие — когда она шла по коридору института, в розовом, легком платьице, уютно облегающем стройное тело, пацаны штабелями падали.

— Помню, как же не помнить, — ответил я, — но по телефону у тебя голос совсем другой… Не узнать.

— Да, мне это часто говорят, — скромно сказала Анфиса.

— И куда ты пропала?.. — строгим голосом спросил я. — У тебя практика — месяц, а побыла один день…

К нам в архив редко кого присылают на практику, приходят только по собственному желанию, и я удивился, когда увидел эту сияющую богиню, как я ее сразу назвал для себя.

— Семейные проблемы возникли, вот я и не могу никуда выбраться из дома, — грустно сказала она.

Мне откровенно льстил её звонок.

— Я поэтому и звоню тебе… — продолжала девушка и немного замялась. — …даже не знаю, как сказать… неудобно спрашивать…

— Ну, раз уж позвонила, то нужно спрашивать. Смелее, я не буду кричать и ругаться… — подбодрил я.

— У меня такая ситуация создалась, что я не могу из дома выйти. У отца на работе какие-то проблемы, и я под охраной, без права на выезд… — собеседница опять замялась.

— Говори, говори! Не стесняйся.

— Ну, в общем, я хотела тебя попросить, чтобы ты мне, как практик, рассказал о своей работе. Мне этого было бы достаточно. Если, конечно, у тебя есть время и тебя это не затруднит, — очень скромно и тихо произнесла она.

— Ну… Э-э… рассказать, конечно, можно… — я немного растерялся от такой просьбы. Вроде и ничего особенного, но она, как я понял, невыездная, ехать придется мне к ней, то есть — зовёт в гости. Я представил себя рядом с ней, в её комнате… на ней — легонькое платьице… меня это немного возбудило.

— Как ты себе это представляешь? — я дал возможность самой высказать, раз она звонила.

— Наверное, так… — она не решалась произнести, — ты приедешь ко мне, — она это произнесла очень тихо, еле слышно. — Нет, если ты занят и тебе не хочется тратить время… — быстро залепетала она скороговоркой, — то я смогу обойтись и без этого… не так важно… просто я хотела знать практическую часть твоей работы… и … — она не закончила фразу, замялась, воздух кончился.

— Нет, я не занят… — как можно спокойней ответил я, хоть и сам разволновался. Мне её просьба была очень по душе, — могу и приехать… помочь…

— Правда?! — обрадовалась она. — Только ты не подумай ничего дурного и рассматривай мою просьбу только с той стороны, про которую я сказала, а то я знаю вас мужиков, — предупредила Анфиса.

— Тебе, наверное, попадались такие, — произнёс я с улыбкой, — которые любое предложение или просьбу миловидной девушки рассматривают только с одной стороны… — я хотел добавить с какой, но сдержался.

На моё предположение она ничего не ответила, вместо этого предложила:

— Я могу попросить, чтобы за тобой приехали…

— Сам доберусь. — Довольно резко ответил я. — Только адрес скажи…

Она продиктовала мне адрес и объяснила, как удобней проехать.

— Ждите мадемаузель! Как соберусь, так приеду.

— Спасибо, Толик, что согласился, — промурлыкала она нежно, а «Толик» прозвучало особенно приятно, смягчённо, даже немного ласково.

— Да не стоит благодарности, заняться всё равно нечем.

— Хорошо, я жду, — сказала она и положила трубку.

Мило, очень даже премило. Такая девочка хорошенькая, к себе позвала… Позаниматься… Настроение поднялось ещё больше. А может быть я ей понравился, и она меня к себе заманивает таким образом?

— Не льсти себе, кретин, — сказал я себе шёпотом, но мысль мне эта понравилась.

Я широко улыбался, рыская по квартире в поисках подходящей одежды. Всё разбросано по углам, не стирано, как положено в холостяцкой берлоге. С трудом нашёлся чистый свитер, запрятанный на всякий случай, вот и случай такой. Не был бы запрятан, пришлось бы идти в грязном. Бардак, бардак… Так жить больше нельзя, совсем распустился. Как растение. Ничего не нужно. На-до-е-ло.

«Всё! — решил я для себя. — С сегодняшнего дня — новая жизнь! Срочно нужны перемены!

С такими мыслями я натягивал старые потёртые джинсы. Сейчас мода на потёртое, она и не заметит, что это они от старости такие. Дожёвывая наспех сделанный бутерброд, я напялил кроссовки и выскочил из дома. В душе от восторга всё сияло и пело. Летел, как на свидание, перепрыгивая пролёты лестницы. Возле подъезда стояла старая «восьмёрка», тоже оставленная мне предками. Прошла она со мной огонь, воду и медные трубы, и была как милый сердцу друг, с которым связаны очень хорошие воспоминания.

Глава 5

Дом, адрес которого мне продиктовала Анфиса, находился на границе города, в дачном посёлке. В советские времена здесь раздавались дачи и дома видным государственным деятелям, учёным и людям, которые благодаря, своей деятельности и способностям, выделились из серой массы толпы и были полезны отечеству.

Вероятней всего, отец Анфисы — из членов коммунистической партии Советского Союза, сумевший после распада страны удержать своё имущество и статус в обществе. Может быть, ещё живой. И благодаря положению, которое занимал или занимает, всё так же имеет доступ к власти и недрам земли родной. Но сейчас, видимо, с кем-то, не поделив богатые недра или ещё что-то, заимел кучу проблем, из-за которых подвергает опасности и себя, и своих близких.

Такие предположения о роде деятельности Анфисиного папы, я выстраивал по дороге к ней. И ещё один вопрос не давал мне покоя: откуда она знает номер моего телефона? В институте он есть у профессора и в отделе кадров. В отделе кадров, с нашей бюрократией, её послали бы куда подальше… Тем более, если она просто позвонила туда. У профессора? Тоже сомнительно. Он бы мне позвонил и спросил, можно ли дать мой телефон студентке. Впрочем, скоро у меня будет возможность узнать у неё самой…

Я подъехал к большому каменному дому, стоявшему тут, скорее всего, с середины прошлого века и внешним видом походившему на две большие коробки, не так давно оштукатуренные. Дом окружал большой деревянный забор, с виду довольно свежий. За забором послышался собачий лай. По звуку лая, собака не превышала размера кошки, такие обычно самые вредные и задиристые. Природа их обидела размерами и устрашающим видом, поэтому они это стараются компенсировать своими агрессивными действиями, показывая, что очень страшны и опасны.

Мой палец вежливо нажал на кнопку звонка ромбической формы, прикреплённого к столбу между воротами и калиткой, такой же деревянной и высокой, как забор. В доме послышался колокольный звон, такой трудно не услышать. Калитка медленно, нешироко приоткрылась. Я не слышал, чтобы к ней кто-то подходил, поэтому несколько удивился, увидев небольшого роста, коренастого мужчину лет тридцати, в круглых очках и в спортивном костюме, больше походившего на ботаника, чем на охранника.

— Вы — Анатолий? — вежливо спросил он, внимательно осматривая меня.

— Да, я Анатолий, — так же вежливо, с лёгким наклоном головы, ответил я. Это прозвучало так, как будто я его передразниваю, и мне стало неловко.

— Проходите. Анфиса вас ждёт, — сказал «ботаник», открывая нараспашку калитку и пуская меня во двор.

Возле больших, дубовых дверей дома, на низкой ступеньке сидела такса и молча смотрела на меня, не по-собачьи умными глазами. Я на секунду остановился, пытаясь предугадать её намерения.

— Не бойтесь — она не агрессивная. Не набросится… — успокоил встречающий, увидев моё замешательство, — из-за забора только полаять может, показать, что дом охраняется…

И всё же, поднимаясь по ступенькам в дом, я всё время следил за собакой, так — на всякий случай.

За дверью, меня ждала ещё одна дверь, только посвежее первой. В коридоре, увешанном, вместо вешалок, рогами несчастных животных, стоял запах древесины. Все стены просторной прихожей тоже сплошь были обиты деревом. Только в одном месте висело зеркало, а над ним — огромные оленьи рога.

— Проходите в каминный зал, — пригласил меня охранник-ботаник, указывая на аркообразный проход слева, в конце коридора, — Анфиса сейчас подойдёт.

Охранник удалился в дверь, которая находилась напротив входа в каминный зал. Прямо по коридору располагалась лестница на второй этаж, проходя мимо неё, я глянул наверх, в темноту. В каминном зале всё было выполнено в охотничьем стиле: так же, как в коридоре, висели рога животных разной величины. Над камином скалилась огромная голова кабана, возле камина, на паркетном полу, была расстелена огромная шкура медведя, на ней — кресло-качалка. Сам камин, выложенный из камня, стоял на небольшом мраморном возвышении. На стене левее от камина, напротив двух больших окон, висел огромный, на всю стену, ковёр с изображением боярской охоты: четыре собаки окружили волка и драли его со всех сторон, бояре на лошадях потешались — кто с ружьём, кто с ножом готовились прыгнуть на волка. Возле стены, напротив камина, стояли два больших кожаных кресла и просторный кожаный диван, между ними — деревянный резной стол с изображениями диких животных, над диваном — гигантские рога, я даже не предполагал, что они бывают таких размеров.

Анфиса появилась внезапно, когда я рассматривал изображение боярской охоты на ковре.

— Привет! — весело сказала она, легко ко мне припорхнула и чмокнула в щёку, как старого приятеля. Я немного смутился и даже слегка покраснел от такой непосредственности. — Спасибо что отозвался на мою просьбу и приехал, — практически без паузы продолжала она.

— Не стоит благодарности, мне всё равно нечего делать, сидел дома, — я попытался подавить смущение.

— Я смотрю, у тебя в семье водятся заядлые охотники? — спросил я после недолгого молчания.

— Дед, видный государственный деятель, был охотником. Он умер три года назад, — проговорила они грустно, затем веселее после маленькой паузы добавила. — Отец же никогда не охотился, но после смерти деда, ничего в доме не стал менять, только одну комнату разрешил переделать, мою…

Да, насчёт деда я в своих предположениях не ошибся.