I
Тяжелые свинцовые тучи глотают ванильное небо. Черный сумрак нагнетает мрачную атмосферу. Багровый закат затянули горизонт. Серые тени встают страшными монстрами из-за зданий домов и общественных учреждений. Алюминиевый дождь теребит колючими каплями асфальт и щебенчатые крыши домов.
— Извините, у Вас есть прикурить?
— Да, вот, пожалуйста.
Незнакомец закурил. Табачный дым поднялся к верхушке небосклона. Белый туман окутал, закрыл обзор для глаз, и срубленная голова упала подле выпавшей сигареты «P&S» изо рта. Кровью был омыт клинок убийцы.
Неспешные шлепки по звонким лужам еще были слышны вдалеке, когда незнакомец завернул за ближайший угол. Облака проплыли мимо, Луна сняла капюшон тьмы и по реке поплыли ручейки крови. Синие задушенные тела, куски плоти и кости, перебитые газовым ключом.
Полнолуние наступило и он, прислужник ночи, появился.
Сколько жизней окончено, сколько артерии перерезано. Тонны нерв и свежего мяса утоплены в лужах пустоты. Мрак, царство тьмы, беззакония и рабства. Нет любви, лишь кислый запах боли, смешанный со сладким вкусом страданий и ароматом яркой истерики.
II
Тихое промозглое утро. На улице минимальное число людей, машины не тарахтят своими движками. Густой туман оседает на город окутывающей пеленой. Ароматный запах горячего кофе поднимается вверх там, где сидит угрюмый посетитель. Бледный оттенок кожи, сухие венозные пальцы и потухшие пальцы.
— Мне еще, капучино.
Голос грубый, но уставший. Мелодия вокруг ничего не навивала в тот момент, когда влетели трое ребят в форме.
— Вот он, хватай его!
Мужчину рядом за столиком повязали и отвели в бобик. Странно это. С того не с его, утром, когда город только своими щупальцами пускает замысловатые истории и приключения в людей, забирают человека, изначально казавшегося непримечательным парнем.
— Привет, красавчик. Хочешь меня?
Перед ним стояла высокая девушка на каблуках. Губы слишком сильно измазаны помадой. Сальные волосы практически, хоть и лежа, стоят дыбом. Тощая фигура, обвисшие конечности.
— Извините, Вы не в моем вкусе.
— Нахал! Да я… стольким угождала…
— И что мне с этого? Вон сидит неподалеку, похожий на меня. Ему себя предложите. Может, понравитесь.
Недовольное фырканье послышалось, когда она развернулась, завиляв своими ягодицами, направилась к другому. Тот с радостью согласился, и она, язвительно показав язык ему, удалилась с тем в громкую тишину.
— Эх, до чего развязанное общество.
— И не говорите…
— Кто здесь?
Молчание… Недавно, шептавший что-то на ухо голос, исчез. Блекло-рубиновые стены, ярко-изумрудные торшер и теплый свет, гуляющий по заведению.
— Что вы думаете о здешнем мире и его правилах?
— Хм, достаточно интересный вопрос. Если откладывать стереотипное мышление, и прочее, то не будет того, с помощью чего мы будем рассуждать. Звучит прямолинейного, однообразно. Но, что можно еще предположить и порассуждать насчет этого вопроса? Проституция, власть, обман, воровство, война… По-моему, всегда круг размышлений суживается и замыкается на одном — смерть. Возможно, это глупо звучит, но это слово может иметь иной смысл. Например, умирать может любовь, цветок, государство, закон, слово, обещание. И, в конце — концов, погибает жизнь.
— Мне нравится Ваш ответ.
— А вы собственно кто?
— Я — Бафомет.
— Увы, но Ваше громкое имя настолько тихо слышно, что я б не прошел осмотр у отоларинголога.
— Как так? Ты действительно не знаешь кто я?
— Да…
— Ну ладно, расскажу… Как сейчас помню… Мы, великие тамплиеры, и наш могучий Орден, наступал отовсюду. Наших лидеров не счесть. Хотя погоди, там был, как сейчас помню, Филипп де Милли, Одо де Сент-Аман, Жерар де Ридфор. Внешность не помню, но символ их — это что-то прекрасное. Красный крест на белом полотне. Походы под этим знаменем венчались успехами, Папа Римский хвалил нас. Все как один, мы были против мусульман. Ох уж эти скользкие типы со своими остроконечными мечетями. Наше дело правое, мы защищали свою веру до последней капли крови. Величались мы гордо — «Орден бедных рыцарей Иерусалимского храма». Как бы долго мы не ходили по Европе, пришло время наступать на Францию… Серый вязкий туман, приятный запах горящих конструкций, стелящийся под небосводом. Мелкий иней на траве, дым от горящих сооружений и вдоль, по левую сторону, крепко стоят грязно-белые стены крупного замка. Я, будучи тогда еще в облике величественного демона, оберегал своих любимых воинов.
Битва была жарче Второй Мировой. Французы упорно боролись, и как это не было печально, победили. Нашего лучшего и неповторимого главу Ордена Жак де Моле безжалостно сожгли. Даже у меня могли навернуться слезы от того, как он героически сгорал на костре, с крестом на груди и восторженном взгляде в небеса. Он умирал с честью и огнем в трусах.
После столь трагичного окончания существования нашего Великого содружества, священники во главе с Филиппом IV. Меня начали гнать. С опущенными руками и низким боевым настроем я двинулся из города. Обернувшись назад, решил посмотреть все в последний раз. Небо полностью закрыло тучами, через просветы видны падающие лучи, крупный дождь застучал по земле. Свернула молния, и при блеске разряда я увидел повешенное за руки обгорелое тело. Взглянув последний раз на грязные лужи, каменно-деревянные дома, телегу подле входа и на замок вдалеке, ушел прочь их этого места.
— Довольно интересно.
— Ладно, мне пора.
— Ну что же, прощай.
Еще недавно звенящий голос над ухом, растворился, когда посетитель покинул это место. Влажные асфальтовые дорожки, промозглая растительность и маленькие птички, спрятавшиеся под свое густое оперение.
— Какая же мерзкая погода! Брр…
— Я полностью с тобой согласен.
— Опять ты?
— А что такое? Неприятно
— Нет, почему!? Я не против, но все же, это странно, говорить с голосом без человеческого облика.
— А, так это пусть тебя не смущает. Я давно его потерял.
— Насколько?
— В последний раз, когда сцепился с Иисусом, в Раю.
— Так ты не Бафомет, а кто?
— Десница.
— Ничего себе. Я поражен. А зачем ты боролся с Сыном Божием?
— Да так, там длинная история.
— Ну и ладно, я слушаю тебя внимательно. Начинай.
— Так уж и быть… «Один из тех, тьфу, прекрасных дней, когда Христос гулял по саду, поливал розовый виноградник, обрызгивая кристально чистой водой золотистые стволы деревьев. Добрый, настолько тошнотворный взгляд, видел все, что происходит. Легкие касания пальцев, яркий свет и тут же что-то сразу преобразуется. А я, по своему обыкновению, сидел подле новоиспеченных праведников, как же меня раздражает это слово, до не возможности.
— Сын Мой, подойди ко мне.
— Да, отец, Я рядом.
— Что бы ты сделал с этим человеком.
После сих слов он указал на того, кто лежал подле его ступни, свернувшись калачиком.
— А что это у него за черное пятнышко на ребре?
— Грех его.
— Пусть перевернется на живот.
Человек послушно исполнил.
— Ты хочешь сказать, что он праведник? А, Иисус.
— Да.
— Что ты говоришь?! А ничего, если у него это пятно на всю спину?
— Это да, убил он когда-то человека. Но родственники молятся за него. Надо простить
— Что?! Ты серьезно? Да я готов сам его убить за такое.
— Тише, спокойнее…
— Знаешь что, святоша. Надоел ты мне! Люди убивают друг друга ради процветания своей жизни, а ты хочешь просто так простить? Что ты не особо был милосерден, когда отрубил кисти рук тем, кто касался гроба твоей матушки. Почему ты тогда их не простил. Ты хочешь казаться великим, всемогущим, божественно прекрасным. Но только я знаю, что ты лицемерная тварь!
— Что? Что ты сказал, Сын Мой?
— Не отец ты мне, жалкий пастух своих смердящих чад. Да чтоб ты сдох от изобилия своего добра.
— К чему такая ненависть? Ты же был мне братом.
— Ух ты, теперь братом. Странно ты поступаешь, меняя слова как людей, перетасовывая между мирами.
— Пойми, я лишь хочу одного. И это…
— Любовь?! Ты постоянно это говоришь. Пришло время мое правления! Сваливай с трона!
— Ты слишком мал и еще ребенок. Противостоять ты мне не в силах, а потому, пока. Я изгоняю тебя из Рая. Отныне ты, будучи Десницей, моей правой рукой, становишься предателем. Умри в муках!
— Хорошо. Но для начала я сделаю свое дело и исполню предназначение.
Острый коготь вонзился в сердце, из которого со свистом начал вылетать золотистый воздушный поток. Хлесткий удар по щеке с оставлением там смачного следа был последним, перед тем, как ангелы, во главе Архангела Михаила жестоко избив, скатили вниз, в подземелье.»
— Да, это очень грустно.
— Спасибо друг, что соболезнуешь. Пойдем, выпьем?
— Извини любезный, но я спешу. До скорого.
— Прощай.
III
Лай собаки, неугомонный точно свист жандарма, разносился возле жилых домов.
— Чертова псина! А ну заткнись!
Из окна вылетела фарфоровая чашка, и со звонким эхом на весь квартал, разбилась вдребезги. Дворняжка еще немного поскулила, но услышав громкие яростные слова из окна, убежала из двора.
Немного начинало светать. Ночная дрема, еще недавно окутывавшая сонный город, уползала прочь. Солнце потихоньку вылезало из-за горизонта, когда Гарри вышел на улицу.
— Ах, какая прекрасная погода.
Он присел на лавочку, достал «Rothmans» и затянул никотин в свои легкие. Дым томно блуждал внутри оболочки, и густым паром вырывался изо рта вверх, к небесам.
— Извините, у Вас не найдется еще одна?
— Да, вот, пожалуйста.
— А можно еще одну для моего приятеля?
— Держи.
— Спасибо большое. Я — Люцифер.
— А я — Вельзевул.
В этот момент подошел второй, и они уже втроем пускали пароходные столбы под углом сорок пять градусов в воздух.
— Не правда ли, прекрасное утро?
— Замечательное. Дождь больше не волнует небеса. Густой туман лоснится вдоль поверхности земли. Серые дома медленно выплывают из тени, и…
— Гарри, а ты кто?
— Я простой человек, живущий в Уэльсе. Не женат, без детей. Обычно существование меня поглощает и потому о великом не думаю. А вы кто?
— Прошу любить и жаловать — Люцифер. Светоносный ангел. У христиан я — падший ангел, а у римлян — образ утренней звезды. Я практически десница. Ты же вроде с ним знаком, а потому историю повторять не вижу смысла.
— Великий и ужасный — Вельзевул перед вами. Назовешь меня комаром или клещом, пожалеешь. А мухой — не ошибешься. Странно, почему все меня до сих пор ассоциировали с этим насекомым, обладающим стеклянными хрупкими крылышками, сферическими глазами и мелким мягким тельцем. Мало чего обо мне известно, но, однако, я знаменит тем, что занимаю определенное место среди знаменитых демонов. Я хвалю тех, кто много кушает. Все они становятся такими круглыми, неповоротливыми, противными, с масляными губами и бултыхающимся волнами пузом. Даже несмотря на это любовь моя к ним безгранична.
— Вы оба интересны собой, но мне пора на выборы мэра. До свидания.
— Пока. До скорого.
— Не хворай. Всего хорошего.
Постепенно улица заполнялась публикой, когда на сцене стоял новый кандидат. Микрофон шипел, царапая барабанные перепонки бедных слушателей.
— Я тот самый Чарлз, которого вы благороднейшие, поставили сюда, для выборов. Четко представляю, какие требования мое окружение должны выполнить. Итак, начинаем.