Бесплатный фрагмент - Жога

ЖОГА

«Жить без пищи можно сутки,

Можно — больше, но порой

На войне одной минутки

Не прожить без прибаутки,

Шутки самой немудрой»

Александр Твардовский

Его звали Жогой. Я сейчас даже и не помню — или это была его фамилия, или прилепившееся к нему фронтовое прозвище. Скорее всего, все же фамилия, хотя и не совсем обычная. Да Жога и сам был довольно необычным человеком. И совсем не внешностью своей. Внешность у него было самая обыкновенная, даже, можно сказать, чуточку чересчур обыкновенная.

Например, если посмотреть на его пилотку, то она выглядела так же, как и у всех других солдат, только разве немного больше, чем у других, и была похожа на мятый блин. Если посмотреть на шинель, то и она казалась совсем такой же, как у других, и в то же время немного аляповатей, немного кургузее, серее. И ботинки у него всегда немного стоптаннее, и обмотки обтрепаннее. Но все это самую чуть-чуть. Только тогда и заметно, когда приглядишься повнимательнее. Или вот плечи. Они у Жоги были, конечно, покатые-покатые, но уж и не до такой степени, чтобы вот так сразу и поверить его словам: «На моих плечах даже лычки ефрейтора не держатся, поэтому все в солдатах до сих пор хожу».

Так же и с лицом. Лицо его на первый взгляд было самое обыкновенное. Хотя надо отметить вот что. Если, предположим, выстроить батальон солдат и поставить в этот ряд где-нибудь Жогу, то вполне можно пройти мимо него, вполне можно не остановиться перед ним, чтобы твердо сказать: «Вот он —

Жога». Однако буквально каждый, кто был наслышан о Жоге, а потом видел его, непременно говорил: «Так это и есть Жога? Смотри-ка, я его таким и представлял!»

Отличался же Жога от всех других солдат тем, что уж как-то так получалось всегда, что, если при каких-то обстоятельствах обычный человек ведет себя так или этак, сообразуясь со своими знаниями жизни и возможностями, то Жога при этих же обстоятельствах непременно поступал по-своему, по-жоговски, то есть так, как ни один обыкновенный человек не поступил бы.

Рассказывали, например, что, узнав впервые как правильно нужно целиться из винтовки, Жога в прорези прицела закрепил варом колышек — как раз под обрез прорези. «Теперь не надо трудиться искать эту проклятую мушку», — радостно делился он своим «изобретением» с другими солдатами под их хохот. Или еще. Жога никак не мог или не хотел правильно исполнять команду «Кругом!». Ухитрялся всякий раз по этой команде повернуться так, что оказывался в том же положении, в каком был до команды. «Но ведь это и есть кругом», — оправдывался он. Беде помог сам же Жога, посоветовав обучающему его сержанту изменить для него команду «Кругом!» на «Полукругом!».

Однажды даже генерал, будучи у нас в полку, пожелал его увидеть. Жогу заставили почиститься, заменили ему пилотку на новую и привели к генералу. Жога тянулся в струнку, отвечал: «Так точно!», «Никак нет!» и ел начальство глазами. А когда генерал, по-видимому, чтобы придать беседе непринужденность, протянул Жоге раскрытую пачку «Казбека», приглашая закурить, Жога бережно взял ее своей огромной рукой и, засовывая в карман, гаркнул:

— Большое спасибо, товарищ генерал!

Потом, видя округлившиеся глаза генерала, добавил:

— На батарею не хватит, зато расчету — от пуза.

— А ты хват, Жога, — рассмеялся генерал.

— Так точно — хват, товарищ генерал! — браво ответил Жога. — Вчера вот три наряда вне очереди отхватил.

Популярность Жоги была большой. Рассказы, а вернее, анекдоты о Жоге, можно было услышать и на других участках огромного фронта. Иногда, правда, фамилия Жоги не называлась, но по содержанию рассказов можно было точно установить — это Жога. Итак, Жога.

1. Жога приближается к фронту

Часть, в составе которой прибыл на фронт Жога, выгрузилась из теплушек на крошечном полустанке. Небольшой вокзал, башня водокачки, протяженные пакгаузы — все в развалинах, в грудах камней, кирпича, искореженного железа. В измятом и изрядно грязном одеянии после недельного путешествия на двухъярусных нарах теплушек, с котелками, вещмешками, но без оружия солдаты напряженно оглядывались, суетливо и молча строились в походную колонну.

А кругом степь — темная, бескрайняя, полная тревоги и опасностей. А на западе — казалось, сразу же за последними строениями полустанка — то и дело взлетали осветительные ракеты, цепочками прерывистого неживого света ткали небо трассирующие пули. И доносились глухие уханья разрывов. Фронт.

— Фронт рядом! — сказал выстроившимся солдатам бравый лейтенант с орденом Красной Звезды над кармашком гимнастерки. — Приказ: на марше не курить, не отставать, не шуметь! Боеприпасов берите сколько сможете унести — фронту они нужны — не разбазаривать, но и на фрица не жалеть! Выполнять!

Жога постарался. Набил патронами вещмешок, карманы, навесил на себя пулеметную ленту, в руки прихватил две противотанковые гранаты. Да еще выданный только что автомат на плече. А идти пришлось всю ночь. Жога выдохся, начал отставать.

— А ну, подтянись! — прикрикнул на него командир.

— Не могу, — сказал Жога и рухнул на землю. — Совсем не могу.

Тут командир увидел, до чего перегрузил себя Жога.

— Какого дьявола ты набрал на себя столько?! — набросился он на Жогу.

— Вы же сами говорили, что фронт рядом. А он, оказывается, у черта на куличках…

— Три наряда вне очереди за разговорчики! — обрезал его лейтенант.

— Есть три наряда! — ответил как положено Жога. А потом, косясь на теперь уже действительно близкие разрывы, добавил: — А может гауптвахты трое суток, а, товарищ лейтенант?

2. Первая встреча с фрицем

Топать колонной по дороге, разбитой донельзя техникой, — не сахар-рафинад. Туча пыли стоит над колонной. Она слепит глаза, лезет в нос, рот, забивает уши. И кажется, что ты попал в какую-то колышущуюся аморфную массу, отгораживающую тебя от товарищей, шагающих рядом, и даже как бы от всего мира. А тут еще пот — он превращает пыль в грязь, которая стекает струйками по лицу, спине и груди, жгутом накапливаясь под ремнем.

Чтобы как-то уберечься от пыли, Жога перепрыгнул кювет и пошел целиной — кочковатой, заросшей жесткой высохшей травой. По-видимому, это были давно не паханые поля. Идти стало труднее, зато чуть свободнее дышалось.

Вдруг Жога остановился как вкопанный. У него даже дух захватило. Перед ним лежало голое тело, отсвечивающее мертвой белизной в лучах луны. Тело лежало навзничь с неестественно подвернутой ногой.

«Труп! — резанула мысль. — Немец, наверное, своего бы закопали. Но ведь и это тоже человек. Был. Надо бы…»

Жога свалил с себя амуницию, вынул из чехла саперную лопатку и принялся копать рядом с трупом. Потом той же лопаткой столкнул тело в выкопанную борозду и закопал землей.

Когда Жога на привале все же догнал колонну, командир не хотел слушать никаких оправданий:

— Три наряда вне очереди!

— Есть три наряда, товарищ лейтенант! — как положено ответил Жога.

— Уже шесть значит, товарищ лейтенант.

Лейтенант захохотал:

— Ну ты даешь, Жога! Впереди всех по этой части.

Потом добавил:

— Дался тебе этот фриц. Могли ведь понять не правильно.

3. Фронтовая баня

«В старину перед сражением наши воины мылись, а уж если не удавалось помыться, то обязательно меняли рубахи на чистые. А мы? Неделя дороги в теплушке, теперь вот вторую ночь идем. Все грязные донельзя, вши. И в бой?» — так рассуждал Жога, шагая в колонне и глотая пыль. А ночь была ясная — звездная, лунная. Особенно ярко горела одна звезда. «Или планета?» — думал Жога, поглядывая на эту звезду. Сквозь поднятую над колонной пыль она светилась на западе — там, куда шла колонна.

Ближе к рассвету колонна свернула с дороги и вошла в лес. Потянуло прохладой близкой воды. И пыли не стало. Солдаты рассыпались по берегу лесного озера. Здесь стояли две огромные брезентовые палатки.

— Баня!

— Братцы, баня!

— Ура!

Это был незабываемый день. Где-то гремели взрывы. Над озером пролетали самолеты — и наши, и немецкие. А голые солдаты сдавали одежду в прожарку в палатки, заполненные горячим паром, мылись, хлестали друг друга ивовыми вениками, более похожими на розги (берез вокруг не было). А потом выскакивали из палаток и бухались в озеро. Затем хватали обжигающую пальцы прожаренную одежду и снова к озеру — стирать. И все это под присмотром невозмутимых банщиц — молоденьких, симпатичных, в укороченных серых халатиках. А потом лежали на песочке или траве, отдыхали блаженно — чистые, в новом белье, неожиданном для солдат, — сатиновые трусы вместо кальсон с завязками и белые футболки с голубым глухим воротничком! Это была еще одна солдатская радость.

А через три дня, когда Жога в составе расчета 45-миллиметровой противотанковой пушки сопровождал наступающую пехоту огнем и колесами, как пишут в газетах, вдруг увидел труп солдата, в распахнутом вороте гимнастерки которого ярко горел голубой воротничок белой футболки.

— Наш! — ударила мысль. — Футболка с голубым воротничком.

Потом он увидел второго и третьего убитого солдата с голубым воротничком. Потом четвертого.

— Да что же это такое?

Жога сбросил нарядную футболку и затоптал ее в пыль.

— Береженого бог бережет.

4. Жога распределяется