Глава 1. Самый обычный день
Екатерина Васильевна устало прислонилась к столу, закрыв глаза. Петр подошел к ней и спросил:
— Вы в порядке?
Ее сероватый цвет лица выдавал неуемную натуру, преданную своему делу. Женщина поправила свои волосы, собранные в пучок, и лишь слегка улыбнулась уголками губ, услышав его вопрос, который раз за день.
— Не волнуйся, Петя, со мной все хорошо
Затем взгляд Екатерины Васильевны упал на стоявшие в углу часы, и резким порывистым рывком она поднялась со стола. Вид ее как будто изменился. Взгляд, бывший до этого потухшим, вдруг приобрел решительность, а она сама вся будто превратилась в натянутую струну, готовую к действию.
— Петр Алексеевич, нам пора проверять больных — сказала Екатерина Васильевна решительным и пресекающим все возражения тоном. Но, увидев растерянность молодого человека от такой резкой перемены, вновь сменила тон на более мягкий.
— Пойдем, Петя. Нам пора.
Петр кивнул, и они вышли из кабинета.
Глава 2. Мы все хотим жить
Они шли по темному неосвещенному коридору, от которого у Петра пробегали мурашки всякий раз, как они с Екатериной Васильевной проходили здесь. Он чувствовал себя маленьким беззащитным ребенком, ждущим, что из этой темноты вот-вот выскочат монстры, поэтому поспешно шагал за Екатериной Васильевной, которая, казалось, не обращала на это никакого внимания, словно она всегда ходила в темноте, не видя света. Когда оба врача дошли до палаты, Петр вздохнул с облегчением. Наконец-то коридор остался позади. Екатерина Васильевна, шедшая впереди него, открыла дверь, и его глаза ослепил яркий солнечный свет. В палате, кроме мужчины среднего возраста, одетого в военную форму, присутствовал еще кое-кто, заставивший Петра открыть рот от изумления. На кровати летчика (Петр заключил это, видя модели самолетов, расположенных над потолком) сидела маленькая улыбающаяся девочка. Ребенок сам по себе уже был удивительным событием, ведь за все время работы Петр видел всего двух человек, помимо больных и Екатерины Васильевны. И в обоих случаях на их лицах лежала печать горя и боли. Тем нелепее и невообразимее было увидеть здесь, в этих стенах, эту яркую улыбку, освещавшую, казалось, все вокруг. даже сердце, превратившееся в лед, она, казалось, может отогреть. Да что там сердце, целая пустыня ледяных сердец подчинилась бы этой улыбке. Увидев девочку, Петр и Екатерина Васильевна сначала застыли в недоумении, а затем их сердца поддались, и на губах заиграла улыбка. Летчик тоже выглядел очень счастливым, словно забыл о том, где находился.
— Здравствуйте, плановый осмотр — произнесла Екатерина Васильевна. Петр и летчик содрогнулись от этих слов, сказанных спокойным и доброжелательным тоном. Сам Петр терпеть не мог эти осмотры, состоящие в том, что к груди пациента приставляли медицинский пистолет, который выстреливал, если пациент был безнадежным. Хоть они и не видел ранее, чтобы пистолет выстрелил.
Летчик посмотрел на девочку и тихо прошептал Екатерине Васильевне:
— Уже? Может, вы отложите это хотя бы на час, пока она уйдет?
Но врач была непреклонна.
— все нужно выполнять в строго отведенное время. Вы тут не единственный пациент.
Взгляд ее стал резким и колючим. Петр знал этот взгляд. Он означал, что Екатерина Васильевна уже приняла решение и не намерена отступать от него, поскольку она была человеком, верным своим принципам до конца. Наверное, даже под пытками она не изменила бы им. Эта женщина принадлежала к тому типу людей, для которых идеалы важнее и ценнее жизни, как своей, так и чужой. Петр поежился. Такая Екатерина Васильевна пугала его не меньше, чем пациентов.
Летчик кивнул. Он понял, что бесполезно спорить и что-то говорить. Он повернулся к девочке и обнял ее.
— Катя, я думаю, тебе пора вернуться. Мама будет волноваться, когда обнаружит, что ты не дома. Беги скорее.
Девочка кивнула, но улыбка сошла с ее лица, как будто она поняла, что это не очень хорошо. Она поцеловала папу в щеку и выбежала из палаты. С ее уходом солнце тоже словно исчезло, в комнате воцарился полумрак, которого Петр так боялся.
Екатерина Васильевна распахнула поры халата и достала шприц с мутноватым раствором.
— Не волнуйтесь, все произойдет очень быстро.
Летчик улыбнулся, но глаза его оставались напряженными.
— Я не боюсь своей судьбы. В конце концов, когда-то я сам выбрал этот путь. У меня все было — жена, дочь, оплачиваемая работа и хорошие друзья. Но один твой шаг может все это разрушить, жаль, что я этого не понимал. Ведь вы знаете, доктор, что все, кто находятся здесь, в этой больнице, сами виноваты в том, что с ними случилось. Все они. Ко мне хотя бы приходит дочка, а остальные пациенты ведь совсем одиноки. Каждый в своей палате, не имеющие возможности ни с кем поговорить, кроме вас, да и то на осмотре. Это, наверное, действительно страшно. Ведь даже здесь мы можем жить лишь до того момента, как не станем слишком безнадежны. Это очень грустно. Ведь…
Не успев договорить фразу, летчик осел на кровать. Петр с ужасом смотрел на эту картину, не в силах пошевелится.
— …мы все хотим жить — договорил летчик, закрывая глаза.
— Осмотр закончен. — раздался в тишине голос Екатерины Васильевны.
Глава 3. Мы делам свою работу
Петр сидел на столе, закрыв глаза. То, что он увидел, не давало ему покоя. Петр не раз обсуждал с Екатериной Васильевной особенности их работы и то, ради чего они это делают, насколько справедливы их методы. И в этих беседах он сам приводил достаточно обоснованные доводы «за» то, что он, по сути, увидел сегодня. Но теперь он дрожал, когда столкнулся с реальностью того, о чем говорил. Так, Ницше, рассуждавший об идее сверхчеловека, вероятно, дрожал бы, увидев живое ее воплощение Гитлером. Ведь когда рассуждаешь о чем-то, ты не представляешь все ярко в картинах и красках, не знаешь, как именно это должно происходить. Философ Ницше всего лишь выдвинул идею о том, как должно быть, не представляя, как это происходит на самом деле. Вот и теоретик до мозга костей Петр Алексеевич сейчас, столкнувшись с живым воплощение своих идей, содрогался от ужаса. Екатерина Васильевна вошла в комнату. Петр, услышав звук ее шагов, невольно отодвинулся. Его все еще преследовал кошмар, в котором она приставляет пистолет к груди летчика.
— Петя, прости. Тебе, наверное, нелегко сейчас. — услышал он привычный теплый голос.
Петр так хотел довериться этому голосу, поэтому слегка приоткрыл глаза, словно боялся, что, вместо привычной ему Екатерины Васильевны увидит монстра с большими клыками и капающей с них кровью. Но все, что он увидел, было обычно и посредственно. Она стояла у стола и с жалостью и сожалением смотрела своего молодого коллегу. Ее глаза были усталыми, она будто снова постарела лет на 10. Она выглядела как мать, нечаянно обидевшая своего маленького ребенка и покорно ждавшая от него прощения. Петр встал и произнес:
— Ничего, Екатерина Васильевна, вы же здесь ни при чем. Это ваша работа. Каждый должен выполнять свою работу. — продолжал он, стараясь придать своему голосу былую уверенность и снова войти в привычное ему русло теорий и идей. — Так что в этом я не вижу ничего такого, чего бы я не смог принять.
Екатерина Васильевна улыбнулась.
— Хорошо, правильно, так и есть. Ты просто должен понять это, Петя. Если он безнадежен, то все равно должен был умереть. По сути, мы делаем доброе дело, избавляя его от ожидания неминуемой смерти. Разве это не страшнее в сто, нет, в миллионы раз.
— Я с вами совершенно согласен — сказал Петр. — с самого начала я считал эту работу полезной и правильной. Мы ведь с вами уже обсуждали это, и вы знаете мою позицию. Она не изменилась.
— Хорошо. Тогда давай пить чай.