Бесплатный фрагмент - жить при заваленном горизонте

жить при заваленном горизонте

Про любовь

1. Сумбурное

Я была между двух, нет, не огней, любовей.

И с одною из них я никак не могла проститься.

Отходила на пару шагов, но моё дыханье

Прерывалось и не давало мне сделать третий.

А вторая любовь зарождалась во мне и крепла.

Я её ощущала всё ярче, неотвратимей.

И во мне нарастал панический тёмный ужас —

Я должна была выбрать. Но как я боялась выбрать!

Я не стану скрывать, страх делает эгоисткой.

Страх лишил меня зрения, света в конце тоннеля,

Оставляя инстинкт: бежать, чтобы только выжить…

Я совсем потеряла голову. Я застыла.

Я боялась ошибки, боялась боли потери.

И поэтому я вела себя полной дурой.

И налево я не пошла. И направо — тоже.

Стала птицей и полетела в дальние страны…

Пережив ту зиму где-то за океаном,

Я вернулась совсем другой и едва узнала

Те огни, что ещё горели на старом месте.

Слава богу, у них согрелись другие люди.

2. После сказки

Они жили счастливо и умерли в один день.

Он так долго и трогательно за ней ухаживал,

До последней минуты, пока была жива,

Положив ей руку на лоб, сидел.

Он рассказывал ей, что родился внук,

А она улыбалась уже бессмысленно.

И альбом семейных фото пытался выскользнуть

Из её сильно дрожавших и слабых рук.

Он, конечно же, знал, что её уже нет,

Там, за светом глаз по-младенчески ясных.

Она снилась ему Принцессой, юной, прекрасной.

Он любил её. Ту, что была во сне.

Рано утром однажды она ушла:

Просто, тихо — взяла, да и не проснулась.

А его снесло-спасло-затянуло:

Похороны, друзья, дети, внуки, дела…

Он ещё лет пять во снах на неё глядел,

Старый Принц, глуховатый, седой сердечник.

И когда она позвала, он взлетел, конечно…

Они жили счастливо и умерли в один день.

3. Чужая жизнь

У него есть сын, и у него есть дочь,

Но про дочку он предпочитает молчать.

Просто слишком сильно любил её мать —

До сих пор она снится каждую ночь.

Ну а той, что сына ему родила,

Он даже имя забывает порой,

И хот, хотя она рядом, он грезит игрой —

Он играет в прошлое — такие дела.

---

— Ну а что же дочка? — спросите вы.

— Позабыта отцом. А впрочем — ей плевать!

Обожает отчима, сестрёнку и мать,

А про брата с отцом и не желает знать,

Просто выкинула это из головы.

— Ну а сын, конечно, любит отца?

— Ни фига! Жалеет нелюбимую мать,

Собирается мстить за неё до конца.

— До конца чего же? — спросите вы.

— Ну да кто ж его знает, и кто поймёт!

Есть сын, есть дочь и есть отец-идиот,

И две матери есть, и время идёт,

И все они не идут из моей головы…

И я не знаю, почему, если спросите вы…

4. Галатея

Пигмалион ушёл. Любовь ушла.

А Галатея так же, по привычке,

По вечерам встречает электрички,

А днём вершит домашние дела.

Пигмалион ушёл. Уже давно.

А Галатея ждёт, не понимая,

Красивая, послушная, немая,

И каменеет, глядючи в окно.

Пигмалион ушёл. Прошли века.

А статуя — она уйти не может,

И как бы вопрошает: «Для чего же?» —

К немому небу вздетая рука…

Пигмалион ушёл. И смысла нет.

Богиня снизошла, чей взор бездонен,

И плачет мрамор под её ладонью.

И Афродита слёзы льёт в ответ.

5. Скорбящему

А. Ф.

Она была с тобою…

                                      Как теперь

Ты станешь жить, когда её не стало?

Всё так же ею пахнет одеяло.

Всё так же ждёт прикосновенья дверь.

Когда тебя оставила она,

Ты наблюдал, как ей жилось с другими.

То проклинал лицо, улыбку, имя;

То вновь любил, страдал, лишаясь сна.

Когда средь ночи вдруг звучал звонок,

Ты мчался в коридор, — она входила.

Ты оживал. Но утро разводило.

Ты знал: когда-то снова будет ночь.

Внутри скулит и воет дикий зверь.

Уж сдох бы сам — так верно было б проще…

Ты был живым, но лишь когда средь ночи

Она была с тобою…

                                      Как теперь?

6. Про Катю

Сватали Катьку — только лишь подросла.

В последнем классе за Гошку — красу села.

И вроде бы, что-то срасталось, и было всё…

Да только уж больно дрался — что твой боксёр.

Катюха сбежала в город от этих бед.

Ходила в театры, терпела хоры, балет.

Хотела себе культурного подцепить.

Артиста бы — вот мечта! Вот бы так пожить!

Нашёлся один — ДК медиков режиссёр.

Красавице Кате ночами читал Басё.

Зарплату слал алиментами сыновьям.

С остатка, купив портвейн, упивался пьян.

Катюша умела шить — в ателье пошла.

Клиенты попёрли, денежка потекла.

Оделась в фирмовое, мебель и все дела.

Помятого режиссёра в кулак взяла.

Кулак кулаком, а только про ЗАГС — молчок.

Она залетела — так тут же свалил сморчок.

Пошла на аборт. Испугалась. Ушла домой.

Всю ночь прорыдала. Да что уж — рожать самой.

Родился сынок. Отвезла его на село.

Поплакалась родичам, — как, мол, ей тяжело.

Оставила ляльку бабке и деду, глядь —

Сбежала обратно в город судьбу искать.

Сыночек рос. Деньги слала им. Шли года.

Мужчин хватало и сватались иногда.

Но тот был лыс, этот чином не выходил,

А третий узнал про сына и разлюбил.

Сыночек, Саня, способный и бойкий был.

Лет в десять сбежал от бабки и прикатил

К мамаше Кате — подарком под Новый год.

«Хочу в интернат, где музыке учат!» — вот.

Пять дней в интернате Саня, на выходных

Домой забирает очередной жених.

Вдовец, конечно, не юн и местами сед.

Что стар — не скажешь, не семьдесят лет в обед.

И Катя уже не девчонка, опять же — сын.

А тут — настроен серьёзно, метит в отцы.

И вот, наконец-то, свадьба: цветы, фата,

Подкрашена чуть поблекшая красота,

Под свадебный пир в ДК медиков сняли зал,

А Саня с друзьями песенки подобрал,

И сами сыграли и спели. Ломился стол.

Поздравить даже директор рынка пришёл.

Когда под конец собирали еду с собой,

Зашёл помятый мужчинка один седой.

«Талантливый сын у вас», — говорит, а сам

На водку в стакане скашивает глаза.

«У нас тут в ДК работал один мужик,

Концерты ставил, даже за сценой жил.

Потом с одной сошёлся, потом опять

Сюда вернулся, сильно стал выпивать.

Так я к чему? Это, тоже талантлив был!

И мог бы в люди выбиться — только пил…

Цирроз доконал. Года два уж. Ушёл мужик.

Налили бы, что ли, а? На помин души…»

До края стакан долила. Протянула: «Пей!»

В лоток собрала оставшихся лососей.

Всучила мамане торт и отцу — вино.

Пошли все во двор. А Катя, открыв окно,

Осталась в зале. Присела на край стола.

О чём рыдала — сама сказать не могла.

А муж услышал — бросился утешать.

«Она от счастья!» — твёрдо сказала мать.

7. Размышление, навеянное беседой одного мужчины с одной женщиной

Мужчина хочет женщину. Сейчас.

Едва проснувшись, пока нет других дел.

Потом в планах душ, завтрак, почистить зубы.

И он везде должен поставить галочки.

Любовь — одна из строчек.

А затем нацелиться на что-то большое,

Возможно, даже великое.

Это так обидно — быть галочкой…

Женщина хочет мужчину. Всего.

Всегда. Навеки. Эксклюзивно.

Чтобы восторгаться и кормить.

Чтобы родить детей и вынуть мозг.

Чтобы любить свою любовь.

Чтобы он был целью, неизменной, единственной,

Для всех капризов, истерик, любовных горячек.

Это так страшно — быть целью…

Интересно, а каково быть любовью?

Прощай!

Отрывайся! Давай, упирайся, плыви, лети!

Я уже не держу. Отпускаю. И ты — пусти!

Я уже ухожу. И подобно супруге Лота

Застывать, оглянувшись назад, никакой охоты.

Чтобы было что вспомнить добром, не держи, порви!

Не собрать из осколков целое. Пуповин

Не срастить. И не нужно. Я, милый мой, отбываю.

И простить не прошу. Я двигаюсь — я живая…

Отправляйся и ты, не мучай ни слов, ни снов.

Отправляй все письма журавликами в окно.

Смейся, плачь и чуди, влюбляйся невероятно.

Только вот не держи, не стой, не смотри обратно.

Бабушка

Светлой памяти моей бабушки

Анны Михайловны Даниловой,

урождённой Добриян

«В эту осень я что-то никак не могу согреться,

До костей озноб пробирает, суставы крутит.

Даже ночью, свернувшись кошкой под одеялом,

Ни уснуть, ни забыть о холоде не выходит..

И ещё знаешь, Нюсик милая, я всё помню,

Как-то вдруг нахожу все вещи, что потеряла, —

Вот платок, например, сестра вышивала, Клава.

Помнишь Клаву? А дядю Витю? А дядю Жору?

Ты тогда только-только стала ходить за ручку,

Бормотала всё все «маба», «бама», «чучук» и «тутла»…

Про «чучук» не припомню толком… Быть может, поезд?

Ну а «тутла», конечно, «кукла».. А квас был «твасом»…

А к чему это я? Ах да, про платочек Клавин…

Вышивала она его на твои крестины.

Но из Винницы к нам в Москву не смогла приехать.

И прислала с проводником. И ещё был крестик.

Это Жора его из Лавры привёз. Подпольно!

Он же, знаешь, большой человек был, большой начальник.

Коммунист. И ему за крестик бы так досталось!

Это ж время такое было… Ещё боялись…

А отец твой увидел крестик, скандал устроил.

Запретил нам тебя крестить… Ну да Бог рассудит…

Я на даче тебя крестила. Потом уж, летом.

Ты была уже чуть побольше. Мы с мамой. Тайно.

Почему я боялась? Как же тут не бояться!

Это вы теперь смелые. Вас-то так не пугали.

Мать твоя подрастала в оттепель, ты и вовсе…

А я помню, как за два слова людей сажали.

Чаю? Можно. Немного сделай. И хлеба с маслом.

Нет, не надо готовить и греть ничего не надо!

Аппетита-то нет совсем… Мне уже не нужно…

Это вы, молодые, ешьте, пока в охотку».

«Что-то спать не могу совсем я. И силы нету…

Но вот всё нахожу, потерянное когда-то…

Я, наверно, уйду зимою… Не плачь, касатка.

Пожила уж — и слава Богу! И, видно, хватит.

У тебя вон сынок. Сподобил Господь увидеть

Правнучонка. Малыш хороший. Похож на Татку,

Твою мамку. Она тихоней была. Сначала.

А потом подросла маленько — так сущий аспид!

То коленку рассадит себе. То соседу, Кольке

Выбьет зуб коньком случайно, а то Людмиле

Нарисует цветок помадой на белой юбке,

Ну а ты свою тётку знаешь — та в крик да в слёзы.

Дед твой, Вася, её обожал, егозу такую.

Ведь она вся в него, Татьяна, — всегда на принцип.

Если слово сказала — – хоть бей, не своротишь девку…

А Людмила, — она красивая, да. Но злая.

Вот и ты — прям как дед твой… Ты ж максималистка прямо.

Он ведь в партию не пошёл. Даже под давленьем.

Он мужчина. А я — жена. С узелком стояла

У окна каждой ночью… Брали же каждой ночью!

Это он был бесстрашный. А я целый день боялась,

Что домой не придёт с работы. Боялась ночью,

Что приедет машина — и всё… Боже, как боялась!

А вот мать твоя, как и ты, не боится… Нюсик,

Ты попомни меня, это всё ненадолго, правда!

При Хрущёве уже спускали пары немного.

А потом сажали опять, не стреляли только…

Но я слышала много… Не приведи-то Боже!

Чай? Спасибо, родная! Да что-то уж расхотелось…

Ты прости меня, старую дуру, ворчу, пугаю…