Артем О, рянин.
Запах железной дороги.
Глава 1. Каштановые волосы.
Отчаянно звонит будильник. Я ничего не соображаю. Шарю рукой по прикроватной тумбочке, но мобильника там нет. Этот ужасный и монотонный звук разрывает мои барабанные перепонки. Я подскакиваю с кровати и бросаюсь к столу. Телефон почему-то лежит там. Зачем я его туда бросил? Я беру его в руки. На экране светится два слова: «откл.» или «дремота». Я нажимаю откл., переборов огромное желание нажать на «дремота». Я делаю это, потому что совершенно не хочется из-за своей лени снова вставать ни свет ни заря. Я поворачиваю голову и смотрю на кровать. Она такая мягкая, еще теплая, манящая. Можно залезть в нее, натянуть одеяло до шеи и сладко спать дальше.
Одеваюсь. Спускаюсь на первый этаж. Родители, конечно, еще спят. Как и большинство людей в это время. Около пяти минут я ищу носки в моей бывшей спальне. Мне необходимы одинаковые. Обнаруживаю их за шкафом. Просыпается мама. Приходит ко мне и облокачивается на дверной косяк. Смотрит на меня. Она вся взъерошенная. В старой ночнушке.
— Мам, иди, спи, — говорю я ей. Она продолжает стоять.
— Ты бы лучше к дяде своему съездил, он… — начинает говорить своим сонным голосом.
— Ага, что бы он опять содрал денег с меня, не начинай мам, — резко парирую я.
— Ладно, — вздыхает мама, — поешь что-нибудь, чай хоть попей.
— Ладно, ладно. Мам иди, спать ложись. Я сам соберусь.
— Ага. Дверь закрой за собой, — напутствует меня и идет спать.
Я кладу документы в портфель и смотрю на себя в зеркало.
— Мда, прекрасно, — вырывается у меня.
Волосы растрепаны, торчат в разные стороны и похожи на рога. Под глазами мешки. На щеке выскочил новый прыщ. Он такой красный, мясистый. Охота выдавить.
Надо расчесаться. Расческу искать времени нет. Вместо расчески использую ладошку и обыкновенную воду. Глядя на зубные щетки, вспоминаю о зубах. Времени мало. Я набираю в рот пасту, затем воду, полоскаю пять секунд и сплевываю. Тыльной стороной ладони вытираю рот, хотя рядом весит полотенце.
Надо почистить туфли. В грязных идти не очень хорошо. Но их необязательно же чистить полностью. Я протираю переднюю часть туфлей губкой. Накидываю ветровку и выхожу на улицу. Вставляю ключ в скважину, почти совершаю оборот. Забыл портфель, вот, идиот. Возвращаюсь, беру портфель и снова открываю дверь. Вдруг под ногами проносится кот. Он пушистый. Так и зовем его «Пушок». Он большой любитель лазить по столам. Что бы это предотвратить, я возвращаюсь обратно. Отрезаю кусок колбасы, подношу его к черному носу. Все, теперь его внимание предельно сконцентрировано. Мы вместе на крыльцо выходим. Пока он колбасу остервенело ест, я наконец закрываю дверь. Спускаюсь с крыльца. Открываю калитку и ее тоже закрываю. Сколько надо всего открывать и закрывать! Смотрю направо, потом налево и перехожу дорогу.
Утренняя прохлада витает в воздухе. Солнце уже пробуждается после непродолжительного сна. Но оно еще не греет и не ослепляет своими яркими лучами, как днем. Скрипучий голос метлы то и дело нарушает тишину, очень необычную для этой улицы. На старый кирпичный забор приземляется большая, черная, как смоль ворона. Она довольно гаркает. Наверно, потому что в ее когтях — чуть ли ни цела буханка хлеба. Я прохожу мимо нее, и она гаркает, тяжело поднимается и улетает со своей драгоценной добычей.
Машин в такую рань почти нет — днем их очень много. Постоянно снуют туда-сюда. Людей сейчас тоже мало. Только дворники, ранние пташки. Ну и алкаши. Один такой выходит прямо передо мной из магазина под названием «Три медведя» и шатаясь направляется к пятиэтажкам.
Я достаю мобильник из кармана, и смотрю на время, и тут же ускоряю шаг. Бежать невмоготу. Поэтому я передвигаюсь набежками. Три метра шагом, три бегом. Три метра шагом, три бегом. Таким образом я добираюсь до конца, точнее, до начала улицы и чувствую, что уже разогрелся. Я начинаю бежать «… и волосы ветер любовно ласкает, и ноздри в такт раздувает…».
Улица, по которой я бегу была названа в честь великого писателя, написавшего умное, глубокое, тяжелое (в прямом смысле) произведение, с очень большим и непонятным эпилогом.
Возле ритуальных услуг я решаю передохнуть и останавливаюсь. И делаю это не только я один. Рядом со мной на дороге останавливается автомобиль. Пассажирская дверь открывается, и я вижу мужчину лет, наверное, сорока, немного уже седоватого, с морщинами на лице, но с очень живыми глазами.
— Эй, парень, садись, подброшу. Тебе на К***? — кричит он мне, своим немного прокуренным голосом.
Да, мне надо на К***. Но мама говорила не садиться к незнакомым дядям в машину. Но я тороплюсь, да и к тому же этот мужчина совсем не похож на маньяка. Он выглядит совершенно обычно, просто одет и кажется даже каким-то знакомым. Я сажусь.
— Что бежал то? — спрашивает он меня, пока я вожусь с ремнем, — Торопишься?
— Да, — отвечаю коротко.
Оставшуюся дорогу мы молчим. Играет радио.
— Вот здесь остановить? — он указывает на автобусную остановку.
— Да.
Машина останавливается. Я открываю дверь и уже собираюсь выходить, как вдруг на меня находит желание пожать руку этому незнакомому человеку, который просто мне помог. Мы обмениваемся рукопожатием.
— Спасибо, — благодарю его.
— Удачи, — желает он мне и улыбается.
— И вам.
Он уезжает.
Я подхожу к зданию из красного кирпича.
— Кто последний? — громко спрашиваю у присутствующих.
— Я, — отвечает пожилая женщина с большой родинкой под носом, — Ты городской?
— Да.
— За мной держись, — говорит она. — Здесь пока не все стоят, — указывает на других. — Некоторые дома спят, некоторые в машинах сидят. Ты десятый, примерно, или одиннадцатый.
Я смотрю на нее и качаю головой. Соглашаясь. Все о чем она говорит, я и так прекрасно знаю, поэтому и пришел за два с половиной часа до начала. Да, это еще и поздно. Я слышал, что некоторые вообще с полуночи здесь стоят. Ночуют в машинах.
Через пять минут я уже перестаю быть последним. Приходит парень. Высокий, худощавый, с большим носом. Через пару минут за ним уже занимает мужчина, лет так под сорок пять, лысоватый. Вскоре приходит маленькая старушка и занимает за этим мужчиной.
Я стою на крыльце, облокотившись на перила. Читаю на столбе приклеенную листовку: «Помощь нарко — и алкозависимым». Но тут перевожу взор направо и вижу ее. Она выходит из-за угла дома и не торопясь, легкой поступью подходит к нам. У нее красивые, длинные и шелковистые каштановые волосы.
— Кто последний? — спрашивает она, подойдя ближе.
Никто не отвечает.
— Кто последний? — спрашивает уже громче.
— Бабушка, вот эта. Она, наверное, не слышит, — говорит ей женщина с родинкой и пальцем указывает на маленькую старушку, которая стоит, облокотившись на вазон. Скамеек поблизости нет.
— Бабуль, — мило обращается к ней девушка.
Та не отвечает. Не слышит.
— Бабуль, — повторяет она и кладет свою руку ей на плечо, та оборачивается, — Вы, последняя?
— Последняя? — удивленно спрашивает она, — да, я.
— Хорошо, я за вами тогда.
— Хорошо, милая, — говорит бабушка и улыбается беззубой улыбкой.
***
И стал украдкой наблюдать
За ее прелестными чертами.
Как рядом с ней хотелось встать
И сердце нежно волновать.
Сказать: «Привет». Стрельнуть глазами.
Улыбку добрую зажечь. Обрадовать
Словами, красивее, чем в Мопассане.
Затем к себе её прижать
И локоны волос поцеловать,
Нежнейший аромат вдыхать.
Но я боюсь — и в жизни не бывать,
Что б я осмелился вот так сказать,
Поговорить о всяком, поболтать.
Уж лучше мне угрюмым стать.
Несчастье снова баловать.
И как мне это разузнать?
А вдруг, она совсем глупа
И любит деньги тратить,
На прочих смотрит свысока.
Я подойду. Прогонит.
Иль ухажер меня догонит.
Да ну, вообще я занят
И куча дел, невпроворот.
Наверно, завтра иль через год
Меня любовь сама найдет.
Стою вот так. Мечтаю, думаю и планы составляю. Мысли, как река. Текут и текут. Неожиданно их течение прерывает звук ключа, поворачивающегося в замочной скважине. Дверь открывается. Все смотрят на нее и дружно идут внутрь. Торопятся. Я всех пропускаю и захожу последним.
Весь, не очень большой холл заполняется людьми. Почти все на ногах, так как для нас поставили всего две скамейки. Но зато стоят огромные горшки с какими-то засохшими деревьями. Я встаю рядом с одним из них, смотрю на людей и поглядываю на настенные часы. Толкаться возле окошка не имеет смысла. Сельские все приходят и приходят. В итоге я сдвигаюсь с одиннадцатого места на двадцатое. Сельские жители и городские идут через одного. Меня начинает клонить в сон. Но вдруг раздаются крики и это меня отрезвляет.
— Я первый, — кричит мужчина, указывая пальцем на себя, и бьет себя в грудь. Он одет в рыбацкий полукомбинезон поверх клетчатой рубахи. Лицо разглядеть не могу.
— Мужчина, мы здесь стоим с четырех часов и вас ни разу не видели, — кричит беременная женщина. Если, я правильно понимаю, она — четвертая в очереди.
— Он первый, мы занимали за ним, — спокойно высказывается молодой человек в белой футболке.
— Видите, женщина. А? Незачем на меня кричать, — ехидно говорит мужчина.
— Вы пришли, постояли и ушли спать, а мы здесь стоим все время. Так не честно! — вмешивается женщина в деловом костюме.
Кое-где раздаются одобрительные восклицания. Они очень тихие и не имеют никакого веса. Я начинаю бояться за свое место в очереди. Иду. Прохожу мимо девушки с каштановыми волосами. Мой нос улавливает фруктовый аромат шампуня. Уж очень приятный. Я хочу обернуться и взглянуть ей в лицо, заглянуть ей в глаза. Не могу. Вместо этого встаю в очередь и начинаю очень заинтересованно читать стенд про курение. Я совершенно не понимаю написанных там слов. Как бы хотелось читать мысли других людей. Тогда бы я узнал, о чем она думает.
Спустя десять минут окошко открывается и начинается то, ради чего все собрались. И поначалу все идет хорошо. Люди подходят к окошку, получают желаемое и уходят. Но вдруг…
— Пропустите меня, — кричит лысоватый мужчина (тот который должен стоять позади высокого парня и позади меня). Он отчаянно пробирается сквозь толпу и встречает значительное сопротивление, — Я не собираюсь пропускать этих сельских, я раньше пришел!
Он подлезает к окошку и перегораживает дорогу остальным.
— Ты что творишь?!
— Куда ты лезешь?!
— Дядь, в очередь слезь ка!
— Мы все тут раньше занимали!
— Самый умный что ли?!
— Я раньше него!
— И я!
— И я!
А я в чем-то согласен с этим человеком. Ему надоело терпеть. Но, конечно, все для него закончится плачевно. Неожиданно, какой-то коренастый дядька втискивается между окошком и этим мужчиной, отстраняя того и не давая ему дороги. Тот не хочет так просто отступать. Он краснеет, напрягается и старается противостоять силе, которая двигает его прочь. Усилия его тщетны. Я думаю, что он просто сдастся и вернется в очередь. Но я ошибаюсь. Лысоватый мужчина горд. Он отталкивает рукой коренастого и с высоко поднятой головой уходит прочь. Я восхищаюсь таким поступком.
— Правильно, так его!
— Да.
— Да, пускай проваливает.
Вот это да. Какие страсти. И все ради маленького клочка бумаги. Не глупо ли?
Глава 2. Белая шапочка
Снимаю ветровку. На улице уже стало теплее и намного пыльнее. Вовсю ездят и дымят старые автомобили. Люди спешат на работу. Открываются продуктовые магазинчики. Мне почему-то становится вдруг грустно и тоскливо. Наверное, потому что я опять иду один среди этой суеты. А может из-за того что серьезно недоспал и очень голоден. И правда, живот немного покручивает. Решено. Давно думаю об этом. Деньги есть. Куплю чего-нибудь вкусненького. Приду домой. Заварю чай. Включу телевизор.
На перекрестке, возле большого торгового центра (по здешним меркам), я поворачиваю направо. Иду и смотрю по сторонам. Возле банкоматов выстраивается очередь. На рынке поддержанной одежды продавщицы раскладывают и развешивают тряпки. На большом рынке (еще есть маленький) открываются павильоны. Мимо меня проходят две бабушки. Они везут в сумках-тележках овощи, фрукты, ягоды, зелень и разные соленья на продажу. Цены на домашние продукты больше, чем в магазинах. Но все равно — это копейки. Поэтому с бабушками почти никто не торгуется, кроме таких же бабушек и дедушек.
Чуть дальше рынка, возле закусочной (раньше там продавали вкусные манты) бродят или лежат беспризорные собаки с желтыми бирками в ушах. Они ждут начала рабочего дня. Тогда им что-нибудь, обязательно, перепадет. Я устремляю взгляд вперед и вижу знакомое лицо. Кажется, что это одноклассница. В начальных классах сидели за одной партой. Она меня пока не заметила. Очень хочу встретиться с ней. Может, поговорим. Но срабатывает дурацкий рефлекс. Я опускаю глаза и быстро перехожу через дорогу и уже иду по другой улочке. Я не хочу ни с кем встречаться и разговаривать. У меня нет настроения для этого. Оправдываю себя. А в голове уже формируются реплики и целый несостоявшийся диалог. Трус.
Подходя к главной улице нашего маленького города, я уже издалека слышу ужасный грохот. Что вероятно, обусловлено структурой нашей мостовой. Она вымощена булыжниками. Все этому удивляются, а мы уже привыкли.
Обычно центральная улица является не только самой большой, но и самой красивой в городе или в другом населенном пункте, но у нас она самой обычная. Множество аптек, три банка, два разменных пункта, магазины с одеждой, с мясными изделиями, с хлебом, с алкогольными напитками, с канцелярскими товарами, с бытовыми товарами, с мобильниками и сим — картами, оптика, один супермаркет, четыре кафе, два ресторана, один отель, одна стоматология, взрослая поликлиника, городской дом культуры, доска почета, городской суд, военкомат и странное здание, которое уже несколько лет завешано огромной ширмой. Вот, в принципе и все из того, что сразу бросается в глаза, если ты идешь или едешь по этой улице. Но я уже не обращаю внимания на то мимо чего иду. И так понятно. Мне нужно дойти до конца этой улицы.
Повсюду весят объявления. На столбах, заборах, зданиях, остановках, специальных досках. Чего только не продают и не покупают. Квартиры, комнаты, дома, гравий, песок, щебень, профнастил, металлочерепицу, автомобили, велосипеды, коляски, рога, мех, шубы, текстиль, бетон, удобрения. Предлагают работу и услуги.
Я останавливаюсь возле булочной «Булочная». Думаю, входить или нет. Может не надо опять есть мучное. Ай, ладно, вечером меньше съем.
Захожу внутрь. Здесь тепло и вкусно пахнет свежими булочками. За прилавком ни кого нет. Я наклоняюсь над витриной и рассматриваю, что там есть. Они выглядят так аппетитно, что хочется купить их все и съесть без остатка. От этого выбор становится труднее. Кто-то идет…
— Привет, Сеня, — говорит этот кто-то. Я чуть не подпрыгиваю от удивления. Внутри все сжимается от волнения. Я поднимаю глаза и вижу перед собой девушку в белом фартуке и белой шапочке. Она улыбается.
— Привет, Аня, — мямлю я дрожащим и удивленным голосом.
Ни как не ожидал ее здесь встретить. Она догадывается, о чем я думаю. Улыбка ее гаснет, а лицо принимает немного печальный вид.
— Удивлен, что я здесь работаю? — говорит она с некоторым вызовом, но снова улыбается.
— Неет, — вру, — я просто думал… Ты же, вроде, училась на биологическом.
— Нууу, вот так вот получилось, — пожимает плечами. — Что поделаешь? Ты уже выбрал, что берешь?
— Я…а, да. Хотя, может, ты мне подскажешь. Не знаю, что брать.
Я знал, что взять. Растерялся.
— Да, конечно, — говорит Аня. — Тебе сладких или нет?
— Мне… Наверное, и то, и другое.
Она начинает перечислять. Называет столько наименований, что не только не облегчает задачу, а наоборот, усложняет ее. Я вообще с трудом понимаю, что она говорит. Я пытаюсь не отводить от нее взгляд. Смотрю на её губы. Как она говорит. На ее зубы. Она заканчивает. Надо выбирать. Выберу проверенное.
— Эээ, тогда… — я делаю вид, что задумался, — булочку с вишней и… и пиццу, два кусочка, вот эту, на тонкой лепешке.
— Хорошо.
Она идет за прилавок и начинает там копошиться.
— А ты, Сень, сейчас чем занимаешься, работаешь? — спрашивает она, не отрываясь от дела.
— Я? Нет, не работаю. Мне в армию. Скоро призыв начнется, — отвечаю ей.
— Да, — говорит Аня многозначительно, сочувственно качая головой, и протягивает пакет, — вот держи… Ой, забыла совсем тебе предложить, может, ты здесь хотел поесть. У нас столик есть и кофе, если хочешь, или чай. Поболтаем еще.
— Не, спасибо, — говорю, даже не подумав. Конечно, я хотел бы остаться. — Я пойду, еще дела есть, спасибо.
— А, ну ладно.
— Пока, Аня.
— Пока, Сень.
Выхожу. Внутри опять ощущение неполноценности. Я иду прочь.
***
Вернись обратно, не глупи,
Тебя она полюбит.
Ты сердце наизнанку поверни,
Она сама рассудит.
И я ушел, и не бежал,
В росточке чувство растоптал,
Сто оправданий я искал,
Но правду собственную знал.
Мне было очень жалко Аню,
Хорошей девушкой она была,
И в школе умницей слыла,
Но жизнь всегда проста.
Вот белый фартук и колпак,
Печь, противень и сито.
Лепи, меси. Держи оклад.
Теперь мечта забыта.
Глава 3. Белая машина. Болтун. Больница.
Прихожу домой. Родители спят. Долго что-то. Телевизор не посмотришь. План терпит крах. Есть хочется, и очень сильно. Сажусь за стол. Съедаю булку, затем пиццу, запиваю водой. Поднимаюсь наверх и ложусь спать. В одежде.
Просыпаюсь. Понимаю, что забыл поставить будильник. Смотрю на часы и тут же подскакиваю с кровати. Со всех ног несусь вниз. Влетаю в родительскую спальню. Папа смотрит телевизор.
— Пап! — зову отца.
— Даа, Арсеениий, — отвечает папа. Голос его замедленный и растянутый. Понятно. На папу рассчитывать не стоит, он меня не подвезет.
Стремительно иду на кухню.
— Мам, где твой мобильник?
— Зачем он тебе? — отвечает она вопросом на вопрос.
— Позвонить в такси. Я опаздываю.
— Ааа, возьми на столе там, в спальне, — говорит она. — Ты завтракал сегодня?
— Да, мам, завтракал, — говорю и закрываю дверь в спальне, что бы ни кто мешал мне разговаривать.
Набираю номер. Слушаю гудки. Играет музыка.
— Алло.
— Здрасте, служба заказов городского такси, я вас слушаю, — раздается голос в трубке.
— Здравствуйте, машину, пожалуйста, на Кировский переулок, дом 1.
— Куда поедете?
— К стомат. поликлинике.
— Ага, хорошо, ваш заказ принят. Ожидайте. Примерно через пять минут подъедет машина. До свидания.
Я хочу поблагодарить, но она резко сбрасывает трубку.
Через пятнадцать минут к моему дому подъезжает старенький отечественный автомобиль 80-х годов. Я не люблю машины, но эта действительно красавица. Белая, чистая, как снег. Водитель тоже очень интересный типаж. Широкий и низкий лоб, густые брови, узкий подбородок и нос большой и квадратный, словно высеченный из камня. Но, несмотря на это, лицо приветливое.
Я открываю дверь и сажусь.
— Здравствуйте, — говорю водителю.
— Здорово, приятель, — отвечает он дружелюбно, — пристегивай ремень, а то я ж за тебя отвечаю.
Мы трогаемся с места. Я пристегиваю ремень.
— Так, тебе в эту, как её? В стомат. поликлинику надо? — спрашивает меня.
— Да.
— Намучаешься ты там, — говорит он с ухмылкой.
— Почему? — спрашиваю его.
— Руки у них из одного места растут. Вот почему. Я из-за них два зуба потерял, — он оттопыривает два пальца, — хотя сначала были только две маленькие дырочки. Ты смотри что делает! — он неожиданно начинает кричать на большой внедорожник, который выскакивает перед нами.
Водитель с силой вдавливает ладонь в сигналку.
— Даже не помигал. Разведутся же. Ну, едь, давай. Че, медленно так? — злится он и начинает обгонять.
— Да, так я и думал, женщина. По телефону еще базарит. С***, извините.
Он смотрит на меня, а я качаю головой в знак согласия. Мы едем дальше.
— Что скажешь насчет моего боливара. Хорош? — спрашивает он с гордостью в голосе.
— Да, хорош, — отвечаю я.
— Классика, что с нее взять. При этом дешевая. Но возни… извини, п*** как много. Но мы справляемся.
Я качаю головой.
— Тебя как звать то?
— Арсений.
— Арсений? Ваня, будем знакомы, — протягивает мне руку, я жму ее.
Мы уже подъезжаем.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.