Бесплатный фрагмент - Загадки жизни и смерти царевича Дмитрия

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сын князя Московского и великого князя Владимирского Ивана II Ивановича Красного Дмитрий Иванович Донской, родившийся 12 октября 1350 года, занял великокняжеский престол в девять с небольшим лет.

Его тезка, известный как Дмитрий Иванович Внук, родился 10 октября 1483 года. По причине смерти своего отца Ивана Ивановича, не успевшего принять великокняжеский титул, в 1490 году Дмитрий становится одним из претендентов на великое княжение. С 1498 года он являлся соправителем своего деда, Ивана III Васильевича. Причем 04 февраля 1498 года Иван III венчал внука титулом великого князя. Но спустя четыре года Дмитрий Иванович попал в опалу и окончил свои дни в тюрьме.

11 октября 1552 года у царя Иоанна IV Васильевича, известного сегодня под именем Иоанна Грозного, рождается первенец Дмитрий. Не пройдет и пары месяцев, как он в силу стечения обстоятельств окажется единственным кандидатом на царское место. Однако заболевший отец выздоравливает через несколько месяцев. Вскоре же, спустя еще пару месяцев, царевич трагически погибает.

И вот 19 октября 1582 года у Иоанна Грозного вновь рождается сын, нареченный Дмитрием.

Четыре Дмитрия Ивановича, рожденные в октябре. Каждый из них волею судеб, будучи в малолетнем возрасте, становится претендентом на престол. И только Дмитрию Донскому удается стать главой государства.

1350-й, 1483-й, 1552-й, 1582-й годы рождения. 50-е и 80-е годы и в самом деле становятся роковыми для этих отпрысков.

Царевич Дмитрий Иванович, последний сын первого русского царя, в полтора года по причине кончины отца также становится одним из претендентов на царский престол. Но, как и Дмитрий Иванович Внук, терпит неудачу. С той лишь разницей, что попадает не в тюрьму, а становится удельным князем.

В управление Дмитрию достается территория с центром в городе Угличе. Спустя семь лет после прибытия в Углич 15 мая 1591 года царевич Дмитрий умирает при весьма странных и до сегодняшнего дня невыясненных обстоятельствах. Так случилось, что данное событие сделало угличского удельного князя одной из центральных фигур периода в истории России, известного как Смутное время.

Со временем личность царевича Дмитрия Ивановича, его жизнь и смерть обросли легендами. Причины смерти, роль в смерти царевича тех или иных исторических персонажей, наличие и отсутствие признаков преступления в отношении малолетнего царевича, возможность спасения от покушения на свою жизнь — все это до сих пор продолжает волновать профессиональных историков, а также писателей, представителей медицины, судебно-криминалистического направления, юристов и даже астрологов.

Написано о царевиче Дмитрии довольно много, причем абсолютное большинство публикаций посвящено обстоятельствам смерти царевича. В своих исследованиях на основании имеющихся сведений авторы обычно стараются обосновать одну из трех наиболее известных версий случившегося с удельным князем угличским царевичем Дмитрием Ивановичем (самоубийство, убийство либо избежание смерти и спасение царевича), а то и предложить свое видение развития событий в Угличе.

Спор идет и вокруг личностей самозванцев, называвших себя истинными царевичами — Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. Каким образом первому из них удалось овладеть царским троном и просидеть на нем год? А что побудило значительное число людей поверить второму самозванцу и переметнуться на его сторону от Василия Ивановича Шуйского?

Тем не менее вопросов о жизни и смерти царевича Дмитрия не становится меньше.

В предлагаемой на суд читателей работе будут сделаны попытки ответить на некоторые из них. Те или иные доводы автора не следует считать абсолютно подтверждающими либо опровергающими доказательствами обстоятельств жизни и смерти царевича Дмитрия, а также иных событий, о которых будет идти речь. Каждый довод может быть со временем подтвержден или опровергнут каким-либо иным доказательством, основанным на документах.

Основное место при исследовании было уделено изучению имевшихся документальных источников эпохи конца XVI-начала XVII веков, их сравнению с более ранними в той или иной степени аналогичными документами. При анализе свидетельских показаний, сохранившихся в числе других материалов следственного дела о смерти царевича Дмитрия, случившейся 15 марта 1591 года в Угличе, особое внимание обращено к непосредственным очевидцам данного события, наблюдавшим последние минуты жизни удельного князя.

Характеристики исторических персонажей, ставших непосредственными участниками рассматриваемых в работе событий, даются автором на основании его личных убеждений при оценке имеющихся документальных сведений. То же касается непосредственно самих событий, а также взглядов представителей исторической и иных научных дисциплин, так или иначе обращавшихся к личности царевича Дмитрия, окончившего земной путь в неполные девять лет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ ЦАРЕВИЧА ДМИТРИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

От рождения царевича Дмитрия до смерти Иоанна Грозного

Неопределенности относительно жизни и смерти последнего сына Иоанна Грозного начинаются с момента рождения царевича Дмитрия. Как известно, родился он по тогдашнему летоисчислению 19 октября 7091 года от сотворения мира.

При определении даты рождения Дмитрия по современному летоисчислению абсолютное большинство исследователей считают, что царевич Дмитрий Иванович родился 19 октября 1582 года от Рождества Христова, однако некоторые год рождения указывают иной — 1583-й. А, например, Л. М. Колодкин в одной из своих работ указывает годом рождения 1582-й, а в другой — 1583-й.

Соответственно, и возраст царевича в момент его смерти также разнится: у одних исследователей на момент смерти царевичу исполнилось 8 полных лет, у других он предстает семилетним ребенком.

Подобное разночтение С. Ф. Платонов в письме А. С. Суворину от 26 июня 1894 года объяснил следующим образом:

«Не имея под руками своих книг, не могу быть точным в указаниях; но решаюсь и на память утверждать, что путаница в годе рождения ц [аревича] Димитрия произошла едва ли не от ошибки в переложении последних 4-х месяцев сентябрьского 7091 года на наше счисление: 19-го октября 7091 г. — 19 октября 1582, а не 1583 г.»

То есть, если следовать логике С. Ф. Платонова, получаем следующее.

В шестнадцатом столетии, когда летоисчисление велось от сотворения мира, год на Руси начинался не с января, а с сентября. 1582 год от Рождества Христова соответствует 7090 году от сотворения мира. Таким образом, 01 сентября наступил 1583 (7091) год.

Переводя летоисчисление «от сотворения мира» на современный лад, помимо самого года необходимо изменять также и месяц начала исчисления очередного года. Отсюда и возникает путаница.

Однако имеются ли документальные подтверждения того, что Дмитрий родился по современным правилам летоисчисления в 1582 году, а не в 1583? Да, имеются.

Факт рождения царевича Дмитрия Ивановича именно в 1582 году подтверждается сведениями, содержащимися во Вкладной и Кормовой книге Московского Симонова монастыря. Согласно этому источнику 17 февраля 7091 был совершен молебен о здравии государя и членов его семьи, среди которых упомянут и благоверный царевич князь Димитрий Иванович.

Если с октябрем при переводе старого летоисчисления на новое и могла возникнуть путаница, то с февралем ее быть не может. Февраль 7091 года от сотворения мира может соответствовать только февралю 1583 года от Рождества Христова. А поскольку на момент совершения февральского молебна царевич Дмитрий уже появился на свет, то и годом рождения последнего сына Иоанна Грозного применительно к современному летоисчислению является 1582 год.

Что будет за личность новорожденный наследник, как в дальнейшем сложится судьба младенца, какой станет жизнь окружавших его людей, на тот момент известно не было. Однако некоторые обстоятельства появления на свет Дмитрия дают повод для размышлений.

Матерью царевича является Мария Федоровна Нагая, дочь Федора Федоровича Нагого, пожалованного в окольничие в 1577 году.

6 октября 1580 года Мария Федоровна стала очередной, то ли шестой, то ли седьмой, то ли восьмой женой первого русского царя Иоанна IV Васильевича (у исследователей данная цифра разнится).

Посаженным отцом на свадебных торжествах был сын жениха царевич Федор Иоаннович, дружкой царя — Василий Иванович Шуйский, со стороны невесты дружкой был Борис Федорович Годунов. Самые почетные места на свадебном торжестве государя. Может показаться невероятным, но в скором будущем эти трое начнут борьбу за царское место, и, что самое удивительное, каждый из них в свое время достигнет желаемого результата и примерит на себя царский венец. Причем только царевич Федор Иоаннович будет наречен государем что называется в силу своего прямого происхождения. Годунов же с Шуйским станут таковыми в силу пресечения предыдущих правящих династий и по воле стечения некоторых исторических событий.

По-разному исследователи относятся к очередной женитьбе взбалмошного государя. Спорят о праве его на этот брак, апеллируя нарушением церковных канонов. Оправдывать «Ивана-буяна» с этой точки зрения довольно тяжело, разве только можно обратить внимание на тот факт, что несмотря на наличие на момент бракосочетания у государя двух сыновей продолжателей правящей династии у него не было — оба сына были бездетны. Старший, Иван, хоть и был женат трижды, не одарил отца внуками, младший же — Федор Иоаннович — оставался верен своей избраннице и даже при отсутствии наследников не хотел расставаться с ней. То есть на тот момент уже наметился кризис правящей династии Рюриковичей, который мог повлечь за собой (а впоследствии и повлек) непредсказуемые последствия.

Безусловно, глава государства прекрасно понимал, что если в целом о прекращении династии Рюриковичей речь на тот момент не шла, то отдельной ее ветви, начало которой было положено Иваном I Даниловичем Калитой, в ближайшее время может наступить конец. Возможно, по этой причине и задумал государь очередной раз создать полноценную семью и родить еще одного наследника. Так сказать, на всякий пожарный.

И ведь словно знал Иоанн Васильевич, что вскоре кризис этот может усугубиться. На момент рождения Дмитрия в живых оставался только один наследник — сын Федор. Старший — царевич Иван умер 19 ноября 1581 года. До сих пор исследователи спорят о причинах его смерти. Одни считают, что погиб он по вине и при непосредственном участии отца своего, другие насильственную смерть царевича Ивана не признают, указывая на естественный уход из жизни без чьего-либо вмешательства по причине болезни.

Новорожденного царевича нарекли Дмитрием, как и первенца государя, родившегося за тридцать лет до того, 15 октября 1552 года в браке с Анастасией Романовой.

Судьба царского первенца была трагична. Родившись осенью, менее чем через год Дмитрий по воле обстоятельств оказался претендентом на царский престол. В марте 1553 года царь Иоанн IV Васильевич тяжело заболел. У государя был сильный жар, что могло в те времена привести к его смерти. При такой ситуации царь просто обязан был сделать распоряжение насчет наследника престола.

Кроме Дмитрия на тот момент других детей у государя не было (в младенчестве, еще до рождения царевича, умерли две дочери-царевны — Анна и Мария). По этой причине царь в качестве нового государя указал своего младенца, велев боярам на верность целовать тому крест несмотря на то, что царевич Дмитрий пребывал еще «в пеленках».

Но организм молодого государя сумел справиться с болезнью и в мае Иоанн IV Васильевич с женой Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой и царевичем Дмитрием решил совершить поездку на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. По пути они посетили Троице-Сергиеву лавру, где богослов Максим Грек отговаривал царя от дальнейшей поездки. Но монах государю не указ, а посему Иоанн IV Васильевич продолжил свое паломничество.

При переправе через реку Шексну царевич Дмитрий утонул. Будто бы кормилица не удержала его, выпал царевич из рук ее да прямо в реку. Со дна достали его уже неживого. Так трагически окончилась жизнь первенца первого русского царя — будучи младенцем, волей случая он оказался претендентом на царское место, а затем трагически погиб.

Ко времени рождения царского последыша его отцу Иоанну IV Васильевичу уже исполнилось 52 года, 49 из которых он являлся первым человеком в государстве. При появлении в октябре 1582 году на свет царевича, также нареченного Дмитрием, никто не предполагал, как схожа окажется будущая судьба последнего сына первого русского царя с судьбой первенца.

С самого рождения царевич воспитывался также, как и все великокняжеские и царские отпрыски, претендовавшие на место главы государства.

До пятилетнего возраста воспитанием будущих государей занимались женщины, и княжичи-царевичи жили на женской половине дворца.

На специально приставленный и довольно многочисленный женский штат ложилась основная забота о малыше. Матери-государыне не по статусу было даже вскармливать младенца — этим занималась только специально отобранная кормилица.

Русский детский придворный штат состоял из мамки, множества нянек, кормилицы, казначеи, постельниц, горничных, прачек, швей и т. д. Входила в штат и принявшая ребенка повивальная бабка. Под именем комнатной бабки она оставалась при царевиче до достижения им пятилетнего возраста. В силу своей непосредственной деятельности повитуха знала все, что относится до женского и детского здоровья, и была главным «специалистом» в области лечения детей. Также она знала все обряды, приметы, магические действия, обереги, молитвы и заговоры, которые должны были обеспечивать младенцу здоровье и благополучие. При царевнах повитуха и вовсе могла остаться до окончания их жизни в качестве лекарки и отчасти ведуньи.

Мамой или мамкой царевича назначалась «боярыня честная, вдова старая», которая исполняла роль старшей воспитательницы. Все другие женщины находились у нее под командой, а сама она лично отвечала за жизнь и благополучие младенца. Должность эта была почетной, и выбирали на нее представительниц лучших фамилий. Свое звание и жалованье она сохраняла пожизненно.

Кормилицу для царского ребенка подбирали с особым тщанием из числа придворных или городских женщин любого звания, недавно произведших на свет собственное дитя. «А на воспитание царевича или царевны, — писал в XVII веке публицист Г. Котошихин, — выбирают всяких чинов из жен — жену добрую, и чистую, и млеком сладостну, и здорову, и живет та жена у царицы в Верху на воспитание год». После завершения этого срока кормилиц жаловали подарками и льготами.

Одной из обязанностей женского штата было всячески скрывать царственное дитя от посторонних глаз. Это делалось и для безопасности и, главным образом, для защиты от наговора и колдовства.

Попасть на женскую половину могли только женщины и немногие из особо доверенных слуг-мужчин.

Важной заботой женского штата в первые лета жизни царственного ребенка было сохранить жизнь царевича. Детская смертность в те времена была чудовищно высокой не только у простых смертных, но и у царей. Смертельно опасно было большинство детских болезней. Бывали и несчастные случаи — в том числе от недогляда приставленных женщин. В подобных случаях вся ответственность возлагалась на мамку.

Именно по таким правилам проходили первые годы жизни Дмитрия, который был окружен заботами «женского батальона».

А между тем, все начало сбываться уже через полтора года, когда 18 марта 1584 года в связи со смертью Иоанна IV Васильевича полуторагодовалый царевич Дмитрий стал одним из претендентов на царское место.

Но прежде, чем мы продолжим рассказ о жизни царевича Дмитрия после смерти его отца, посвятим несколько слов жизни и царствованию Иоанна Грозного.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Итоги правления Иоанна IV Васильевича Грозного

Появившись на свет 25 августа 1530 года, править страной (хоть и чисто формально) Иоанн IV Васильевич (впоследствии получивший прозвище «Грозный») начал 03 декабря 1533 года, когда скончался его отец великий князь Московский Василий III Иванович.

При том характере и личности первого царя в отечественной истории, какими обычно наделяют Иоанна IV, ему нельзя отказать в мудрости принимаемых решений на первом этапе своего правления. В дальнейшем что-то пошло не так и картина развития государства изменилась не в лучшую сторону. Хотя в целом, учитывая основные события и принимаемые государем меры время царствования Иоанна Грозного нельзя назвать неудачным.

Оставшись в три года без отца, 4 апреля 1538 года, не достигнув и восьмилетнего возраста, маленький государь потерял мать — Елену Васильевну Глинскую, осуществлявшую управление государственными делами вместе со своими родственниками в это время (имеются подозрения, что смерть царицы была насильственна, ее отравили).

За те недолгие пять лет, что Елена Глинская находилась при власти, были успешно подавлены выступления удельных князей, также заявивших свои претензии на великокняжеский престол. В продолжение ограничения власти удельных княжеств была проведена денежная реформа, в результате которой в Москве появился Монетный двор, а удельным княжествам запрещалось чеканить собственные деньги, что положило конец их финансовой самостоятельности. Уже отчеканенная удельными князьями монета изымалась из обращения.

Наряду с введением единой денежной системы была проведена стандартизация системы измерений. Меры длины и веса теперь были едины по всей территории государства.

Внутренние усобицы, случившиеся после смерти Василия III у его вдовы с удельными князьями, для решения своих задач попытался использовать король польский и великий князь литовский Сигизмунд I. Рассчитывая вернуть под свой контроль Смоленские земли, Сигизмунд в феврале 1534 года объявил малолетнему российскому государю ультиматум.

Активные боевые действия, начавшиеся в августе того же года и продолжавшиеся два с половиной года, успехов королю не принесли. Продвинувшись в глубь литовских земель, Россия смогла основать на подконтрольной территории города Себеж и Заволочье, а также вновь отстроить разрушенный Велиж. В состав Литвы по результатам Русско-литовской войны 1534—1537 гг. отошел Гомель.

Кроме того, во время правления Елены Васильевны Глинской укрепились отношения с Молдавией, Астраханским и Ногайским ханствами.

Все это способствовало укреплению центральной власти и как следствие, почва для проведения более глубоких реформ была подготовлена. Чем впоследствии и занялся сын внезапно ушедшей из жизни вдовой царицы.

Но до начала преобразований Иоанна IV Васильевича было еще далеко. Сразу после смерти Елены Глинской внутри государства вновь начались распри. Теперь в борьбу за власть уже около малолетнего государя вступили боярские группировки Шуйских и Бельских. Их ожесточенные столкновения фактически остановили работу государственного аппарата, на тот момент еще не вполне устоявшегося, и привели к боярскому беспределу и усобицам, продолжавшимся до 1549 г., когда был созван первый Земский собор, ставший впоследствии известным как «Собор примирения».

В январе 1547 года великий князь Иоанн IV Васильевич принимает царский титул, а вскоре вокруг него складывается Избранная рада, которая в последующее десятилетие провела ряд серьезных преобразований.

Взгляды на этот институт у историков разняться. Основной причиной того — упоминание термина в сочинениях Андрея Курбского, сбежавшего из России на Запад, и не встречающегося в других исторических документах. По мнению, например, С. В. Бахрушина, это скорее «ближняя дума» государя, состоящая из наиболее приближенных им к себе людей.

Как бы ни называли этих людей, а без них проводить задуманные преобразования Иоанну IV Васильевичу было бы намного сложнее. В любом случае для осуществления реформ требовались помощники. И государь их нашел. И реформы действительно претворялись в жизнь.

Именно в это время ограничивается местническая система распределения должностей, организуется стрелецкое войско, ставшее основой вооруженных сил в последующих военных действиях против Казани и Астрахани.

При Избранной раде складывается новая система управления — приказная. Приказы являются первыми органами центрального управления, их функции разделены. Впервые эти органы управления стали появляться еще во время правления предыдущих государей, но именно при Иоанне Грозном приказы стали составлять единую управленческую систему. Закреплена эта структура была в новом Судебнике, изданном в 1550 году.

Судебник 1550 года был введен вместо законодательного акта 1497 года, принятом еще при Иване III Великом. В новом сборнике законов запрещалось взяточничество и были заложены основы крепостного права — переходы крестьян к новым хозяевам (Юрьев день) ограничивались уплатой значительной суммы денег (пожилого). Увеличилась зависимость крестьянина от феодала, которого он теперь должен был называть «государем». Впервые вводились наказания для наместников и волостелей за лихоимство и самоуправство

Годом позже состоялся Стоглавый собор, в работе которого помимо государя и Боярской Думы приняли участие представители высшего духовенства. Результатом деятельности собора стал сборник решений (Стоглав), посвященным в основном вопросам церковного права и внутрицерковным отношениям (порядок богослужения, вопросы церковного судоустройства и судопроизводства, нормы поведения в церкви, церковного и монастырского землевладения и пр.). Кроме того, Стоглав содержал нормы гражданского, уголовного, семейного, административного права.

В 50-е годы происходит завоевание Казанского и Астраханского царств, заводятся торговые и дипломатические отношения с Англией, появляется первая в России типография.

В 1556 году Избранной радой отменяется система кормлений и устанавливается новый общегосударственный налог, бравшийся с сохи, ставшей основной податной единицей. Тогда же был упорядочен набор дворянского ополчения: с каждых 150 десятин земли землевладелец должен был выставить одного воина.

Проводимые реформы были рассчитаны на получение постепенного результата, они не могли привести к сиюминутным достижениям, что в свою очередь не устраивало Иоанна Грозного.

В 1560 году государь отправил Сильвестра в Соловецкий монастырь, а обоих Адашевых — на воеводство в Ливонию (где один вскоре умер, а другой окончил свою жизнь в тюрьме). Иоанн Грозный воспользовался тем, что во время его болезни, приключившейся в 1553 году, Сильвестр, А.Ф. и Ф. Г. Адашевы обсуждали возможность возведения на престол двоюродного брата царя — Владимира Старицкого. Расплата последовала. Кроме того, царь хотел упрочить личную власть и собственную династию.

На смену «радовцам» должны были прийти другие люди.

В 1558 году начинается многолетняя Ливонская война за Балтийское побережье. Первоначально она складывается удачно для России. Но вскоре после взятия в 1563 году Полоцка все меняется — в 1564 году царские войска терпят два поражения подряд, бежит в Ливонию и переходит на сторону врага А. М. Курбский, фактически осуществлявший руководство войсками.

В это же время вновь испортились отношения царя с Владимиром Старицким. Грозный видел в нем главную опасность для трона, но расправиться с ним открыто пока не мог. Однако Старицкий удел был конфискован, а Владимиру выделены земли на Волге, подальше от театра военных действий. Казнь нескольких бояр, будто бы повинных в поражениях русских войск, и переселение Старицкого князя явились прологом к установлению режима безудержного террора и всепроникающего страха. С 1565 года устанавливается опричнина.

Кровавый режим известен прежде всего опалами, пытками, кровавыми казнями, которые проводятся порой самыми изощренными методами. Из наиболее известных событий этого периода являются насильственные смерти Владимира Андреевича Старицкого и его семьи, удушение митрополита Филиппа, разгром Великого Новгорода.

В эти годы Иоанн Грозный словно сходит с ума — он становится кровавым маньяком и делает таковыми все свое ближайшее окружение, он попирает все законы и морали личной, семейной жизни, сменяя несколько жен на протяжении 10 с небольшим лет.

Все это ослабляет государство, делает его уязвимым перед недругами, чем те вскоре и воспользуются. В войну, которую до этого вели Россия и Ливония, вступают другие страны (Польша (впоследствии — Речь Посполитая), Швеция, Дания), причем не на стороне нашего государства. Силы становятся неравны.

В 1571 году на Москву совершает набег крымский хан Девлет-Гирей. В результате татары сожгли Москву и разорили значительную часть русских земель. Данный поход показал неспособность опричного войска, не сумевшего оказать достойного сопротивления силам крымского хана, противостоять сильному врагу.

Репрессии сказываются на войне, которая сперва переходит с переменным успехом, а затем и вовсе перестает быть успешной для России за исключением Псковской обороны 1581—1582 гг. Истребление правящего класса, борьба с внутренним врагом сказалось на кадровом обеспечении войск и способствовала потере сил, бодрости духа, веры в самих себя.

Вскоре Иоанн Грозный отменяет опричнину. Но уже в 1575 году он попытался вернуться к опричным порядкам, сделав великим князем всея Руси Симеона Бекбулатовича, а сам превратившись в «князя Иоанна московского».

Опричнина и Ливонская война дезорганизовали хозяйство страны. Центр и Северо-Запад были опустошены, так как война и опричный террор усилили бегство крестьян из родных мест. Правительство ответило на это введением в 1581—1582 гг. «заповедных лет», то есть временным запретом перехода крестьян к новым хозяевам. Юрьев день был отменен.

Опричнина, мало что сделавшая для усиления централизации страны, установила в ней режим страха и насилия. Она укрепила личную власть Иоанна Грозного, но не позиции трона и государственные порядки.

Таким образом, к моменту рождения царевича Дмитрия наследие правящего государя представляло собой страну, разрушенную извне и изнутри. Иоанн Грозный, начав создавать новое государство в молодые годы, почти полностью разрушил все свои начинания к окончанию своего правления.

В 1582 и 1583 годах были заключены перемирия с Речью Посполитой и Швецией, положившие конец Ливонской войне и подчеркнувшие неутешительность итогов царствования Ивана. Россия утратила все приобретения в Ливонии и Белоруссии, а также основные морские города на Балтийском море.

Вот такое «наследство» осталось после первого русского царя Иоанна Грозного его наследникам.

ЗАГАДКА ПЕРВАЯ
Завещание ИОАННА ГРОЗНОГО

Итак, 18 марта 1584 года эпоха первого русского царя завершилась. Из пятидесяти четырех лет, отведенных судьбой Иоанну Грозному, лишь первые три года своей жизни он был вне престола.

По смерти Иоанна Грозного на царство сел старший сын его Федор I Иоаннович. Младший сын Дмитрий со своей матерью царицей Марией Нагой был отправлен в Углич. Такова была воля первого царя русского, изложенная им в духовной грамоте.

Именно так указывается многими историками и исследователями, изучающими события того времени. Времени непростого, изобилующего всевозможными тайнами и загадками.

И практически все исследователи, которые описывают развитие событий подобным образом, обращают внимание на тот факт, что ни само завещание царя Иоанна, ни его текст не сохранились. Однако в то же время авторы исследований абсолютно уверены в том, что воля Грозного, которая излагается в их сочинениях и основывается на иных источниках — истинная правда! Трон — Федору, Углич — Дмитрию! Над Федором — регентский совет, а проще говоря, опека.

Что же происходило в правящих кругах сразу после смерти Грозного?

Источники, на которые ссылаются исследователи, в основном являются иностранного происхождения. В них обычно упоминается о тех лицах, кого государь назначил опекунами своего сына Федора, а кого исключил из числа приближенных.

Некоторые исследователи обращают внимание на то, что у московских государей была так называемая Ближняя дума — круг особо приближенных советников (об одном ее составе, вошедшем в историю под названием «Избранная рада», мы говорили ранее).

Так, Георгий Перкамот, бывший во времена Ивана III дипломатическим служащим и в 1485 году ставший участником ответного посольства в Италию, писал о своем государе: «При его дворе находятся четыре главных господина, избранных в качестве его советников, с которыми он советуется и управляет своим государством, и им дарованы земли и юрисдикция и первенство».

И. И. Смирнов, говоря о Ближней думе Иоанна Грозного, указывает, что во время «боярского правления» (до 1547 года, когда Иоанн венчался на царство) решающая политическая роль принадлежала представителям трех княжеских линий: Шуйских, Бельских, Глинских. Очевидно, делает вывод исследователь, именно из среды этих фамилий и формировалась «ближняя дума». На протяжении же менее десяти лет со времени ликвидации «Боярского правления», «Ближняя дума» дважды обновлялась почти полностью.

Если взглянуть на ближайшее окружение Иоанна Грозного перед его кончиной, мы увидим, что здесь присутствуют Годуновы, Мстиславские, Нагие, Юрьевы. Все они так или иначе были связаны родственными связями с государем. Что касается Шуйских, то один из представителей их семейства был женат на одной из дочерей Малюты Скуратова — Бельского, как и Борис Годунов. Одним из приближенных Грозного был также Богдан Бельский. То есть, как справедливо замечает С. Ф. Платонов, не было ни малейшей нужды в экстренном государственном учреждении, когда в обычной «ближней думе» могли сойтись ближайшие родственники молодого царя.

Жизнь Иоанна Грозного складывалась так, что имелось несколько случаев для составления духовных грамот. Не исключено, что так оно и было. Так, события 1553 года указывают нам на наличие завещания государя.

После ухода Грозного в мир иной на Руси вновь наступило неспокойное время. Время, когда постоянно возникали заговоры одних боярских кланов против других, а также против власти, в которых старались найти вину правителей или их соратников во всех происходящих в стране событиях, причем не только в социально-политических, но и в стихийных бедствиях.

Кого же на самом деле упомянул покинувший мир государь в своей духовной грамоте в качестве приближенный своему наследнику, и включал ли? Имена называются разные.

Однако ни один из правителей Смуты, ни один из представителей околовластных структур ни разу не представил в оправдательных или обвинительных целях подлинное завещание царя Иоанна IV Васильевича. Никто никогда не предъявил его в качестве изобличающего кого-нибудь из представителей высших правящий кругов в незаконном захвате власти, незаконном уничтожении или удалении неугодных лиц из числа приближенных.

Казалось бы, чего проще — зачитать текст духовной прилюдно, перед народом, который тут же примет оглашение завещания как должное и начнет действовать в угоду глашатаям — либо продолжить жить своим чередом, либо поддержать восстание, угодное тем, кто считает себя истинными правителями. Однако ни Борис Годунов, ни Лжедмитрий I, ни Василий Шуйский, ни другие представители боярских и княжеских родов, считавшие себя кандидатами в регенты наследнику престола или непосредственно в государи, не использовали такую возможность.

Кто же из современников Иоанна Грозного упоминал о его завещании?

Его личный лекарь, фламандец Иоганн Эйлофф, отписавший в Польшу о том, что царь назначил четырех регентов (Никиту Романова-Юрьева, Ивана Мстиславского и еще двоих бояр). Причем в его сообщении, о котором в своем донесении от 24 августа 1584 г. из Люблина упоминает кардинал А. Болоньетти, содержатся сведения о большом раздоре между регентами и о тяжелой болезни Никиты Романова-Юрьева.

Или посол Джером Горсей, который говорит то о четырех, то о пяти регентах. Причем главным он называет Б. Ф. Годунова, а И. Ф. Мстиславского, И. П. Шуйского, Б. Я Бельского и Н. Ю. Романова — его помощниками. Он упоминает о них в своем сочинении несколько раз, но каждый раз состав регентов у Горсея разнится: то он не упомянет Б. Я. Бельского, то упоминает только его и Б. Ф. Годунова.

Австрийский посол Николай Варкоч говорит о том, что царь перед кончиной составил завещание, в котором он назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в завещании, указывает Варкоч, ни словом не упомянут Борис Годунов и ему не назначено никакой должности, о чем сам Борис очень расстроен и что очень задело его в душе.

Но если Годунов, как об этом говорит Н. Варкоч, не был включен в совет, почему противники не использовали в борьбе такой веский козырь в 1584 году и позже? Что мешало им тем самым вывести его, а вместе с ним и остальных Годуновых, из игры?

Различие информации в источниках о «назначенных Иоанном Грозным» регентах позволяет сделать вывод о том, что сведения этими людьми были получены от разных «хорошо информированных» лиц, каждый из которых вел рассказ, непременно считая себя наиболее ущемленным от действий ушедшего в мир иной государя.

По мнению Морозовой Л. Е., о наличии духовной свидетельствуют текст Чина венчания на царство Федора и дипломатическая переписка самого Грозного с английской королевой Елизаветой I.

Насчет упоминания в Чине венчания все выглядит вроде бы логично: в нем изложен ход церемонии, где отражены основные ее процедуры. Однако при сравнении с предыдущими аналогичными документами видно практически полное совпадение наиболее важных событий венчания, среди которых и упоминание о духовных грамотах как основании принятия очередным Рюриковичем титула главы государства. Да иначе и быть не могло: имелось ли завещание отца сыну или нет — его все равно следовало указать в Чине как должное, иначе каким образом Федор Иоаннович мог стать царем после своего отца?

Здесь еще возникает вопрос составления Чина венчания: он был составлен до коронации Федора Иоанновича или несколько позже этого события? С одной стороны, Чин отражает имена присутствовавших и их местоположение на данном мероприятии. Понятно, что ритуал о том, кто, где и с кем сидит-стоит и что при этом делает, — расписывалось заранее, при подготовке к торжеству. Но ведь впоследствии Чин венчания мог быть отредактирован цензорами в нужном виде: что-то из текста убрали, а что-то добавили (достаточно вспомнить, например, краткую и пространную редакцию Чина венчания Иоанна Грозного). Так была ли действительно в наличии духовная грамота, упомянутая в Чине? Или государь благословил своего сына устно, а все остальное — лишь необходимый «сценарий», скопированный с предыдущих церемоний, так сказать — дань традиции (хоть на тот момент и недолгой, а, вернее, только начинавшей формироваться)?

Довольно интересны приведенные в Чине слова возводимого на престол Федора Иоанновича к митрополиту, когда наследник Иоанна Грозного говорит, что отец «меня, сына божьего, при себе еще и после себя благословил царством и великим княжеством Владимирским, и Московским,…». Далее в документе следует упоминание о духовной усопшего царя. Те же слова вставлены в уста митрополита Дионисия и приведены как ответ венчаемому на царство. Звучали ли они в действительности во время проведения церемонии?

Что же касается переписки с английской королевой, то если здесь имеется в виду упоминание в документах посольства в Англию Федора Писемского и Неудачи Ховралева о Федоре как наследнике царского трона, данные источники нельзя приравнивать к доказательству наличия завещания Иоанна Грозного.

В Англию посольство отправилось из Холмогор 11 августа 1582 года, придя в этот город почти за два месяца до того — 23 июня. На тот момент уже более полугода прошло с момента смерти царевича Ивана Ивановича в Александровской слободе, до рождения царевича Дмитрия оставалось четыре месяца. Вряд ли послы были оповещены о беременности молодой супруги Иоанна Грозного.

Таким образом, во время отъезда посольства из Москвы в живых оставался один сын государя — царевич Федор Иоаннович. Об этом и поведал английской королеве Писемский, сказав и о смерти старшего сына российского царя. За неимением на тот момент иных наследников кто еще кроме Федора мог по смерти Грозного сесть на царство?

Но время шло, к английским берегам корабли подошли 15 сентября, 27 сентября послы добрались до Лондона, но королева Елизавета приняла послов только 04 ноября 1582 года. Столь долгое ожидание англичане объясняли моровым поветрием, которое было в столице Англии, но в то же время представителей других государств королева принимала.

То есть пока послы близ Лондона ожидали приема, в Москве Мария Нагая успела осчастливить государя еще одним наследником — Дмитрием, о чем участники посольства, разумеется, и не ведали.

После королевского приема для посольства вновь началось длительное ожидание — до 18 января уже следующего, 1583 года, когда Писемский и Ховралов вновь попали на тайный прием к Елизавете, где и было сказано о Федоре как о будущем государе.

Но можно ли подобные речи приравнивать к указанию на наличие завещания царя Иоанна IV Васильевича? Отнюдь. О том, что государь завещает свое место Федору, в документах посольства не сказано.

В. Г. Манягин, говоря о недошедшем до нас завещании Иоанна Грозного, указывает на его упоминание в описи Посольского приказа 1614 года. Что он имеет ввиду?

Опись архива Посольского приказа 1614 год, опубликованная С. О. Шмидтом, содержит следующую информацию относительно интересующего нас исторического документа:

«Выписка из духовные, что царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии пожаловал царицу свою великую княгиню Марью, что ей написано в духовной.»

Но вот только какая «Марья» имеется ввиду? Ведь после смерти первой своей супруги Анастасии Романовны Захарьевой-Юрьевой Грозный взял в жены дочь кабардинского князя Темрюка Кученей, при крещении нареченную Марией Темрюковной. Не она ли в данном случае является наследницей?

Если заглянуть в Указатель имен личных, опубликованный в конце труда С. О. Шмидта, то мы увидим, что именно о Марии Темрюковне говорится в духовной, выписка из которой упоминается в Описи. Что же касается последней супруги первого русского царя, то Мария Федоровна Нагая в Указателе имен личных вообще не упомянута, а, следовательно, сведения о каких-либо духовных грамотах в отношении ее и сына государя Дмитрия, в опубликованной Описи отсутствуют.

Факт составления духовной грамоты Иоанном IV Васильевичем непосредственно перед его кончиной подверг сомнению корифей исторической науки С. Ф. Платонов. Говоря о том, что во время кончины государя у московского трона стоял случайный кружок приближенных царских родственников и доверенных лиц, которому Грозный завещал охрану своих детей, знаток истории России XVI — XVII веков делает оговорку: «если только он успел что-либо завещать».

А. Б. Широкорад, говоря об отсутствии завещания Иоанна Грозного, ставит под сомнение также и создание регентского совета при его сыне Федоре Иоанновиче.

Как видим, полемика вокруг содержания последней воли царя Иоанна Грозного и даже наличия духовной грамоты не утихает до сих пор. Мнения высказываются различные, часто противоположные друг другу. Так все-таки какова была царская воля относительно наследия царского престола?

Если б не сохранился только оригинал завещания — это еще полбеды. Был бы известен текст духовной, списанный с оригинала, тогда имелся бы смысл говорить об этом. А когда отсутствует не только сам документ, но и его копия или текст духовной (и даже часть, какой-либо фрагмент текста), возникает вопрос: а было ли оно вообще, завещание Иоанна Грозного?

Изложенное позволяет сделать вывод о том, что наличие завещания и создание регентского совета на момент кончины государя можно считать выдумкой бояр и приближенных в той или иной степени ко двору. Причем каждый «регент» включал в совет самого себя и тех, кто был ему в той или иной степени необходим.

Тем не менее до нашего времени сохранилось другое завещание государя — духовная грамота, писаная несколькими годами ранее, обычно датированная исследователями 1572 годом. Этой дате историческая наука обязана С. Б. Веселовскому, который в своем исследовании указывает, что завещание написано в Новгороде во временном отрезке с начала июня по 6 августа 1572 г. И поскольку, как отмечает автор, после написания сего завещания Грозный жил еще 12 лет, оно потеряло свое практическое значение.

Однако среди ученых-историков имеются различные мнения относительного данного документа — как времени составления, так и его достоверности.

Так, позднее Р. Г. Скрынников увидел в документе противоречивые распоряжения царской духовной, которые отражают различные моменты истории удельных владений Воротынских в период между 1566 и 1573 гг. Наличие таких противоречий опровергает предположение, будто царская духовная могла быть составлена одним приемом в двухмесячный срок и позволяют обнаружить в тексте духовной наслоения различных лет.

Более того, Скрынников обращает внимание на то, что завещание содержит ссылки на многие документы периода опричнины, в документе поименованы владения некоторых князей, которые лишились их сразу после введения опричнины. Таким образом, делает вывод исследователь, текст завещания начал составляться еще в середине 60-х годов XVI столетия.

Далее Р. Г. Скрынников делает предположение о том, что, судя по дошедшему до нас тексту завещания, можно думать, что на протяжении 10—15 лет после падения Избранной рады царь Иоанн соста­вил по крайней мере два проекта завещания. Первый из них появился на свет, вероятно, вскоре после смерти царицы Анастасии и свадьбы царя с Марьей Черкасской летом 1561 г. (Не об этом ли завещании говорится в Описи архива Посольского приказа 1614 года, упомянутой выше? — Авт.) В этом первом завещании Иоанн нака­зывал в случае своей смерти образовать при малолетних царевичах регентский совет. В соответствии с духовной бояре, назначенные в состав регентского совета, принесли присягу на верность царевичам и царице Марье и утвердили рукоприкладством специальную запись относительно принципов правле­ния, служившую приложением к царскому завещанию.

Скрынников обращает внимание на то, что в 1562—1575 гг. Грозный не раз обращался к архивам. Однако особо он выделяет один случай. В августе 1566 года государь затребовал к себе духовные грамоты почти всех московских великих князей. Среди принесенных были духовные Ивана Калиты, Дмитрия Донского, Василия II Васильевича. Кроме того, он проявил интерес к «докончальным» грамотам великих княжеств и удельных княжений.

Работа государя с данными документами свидетельствует о том, что Иоанн Грозный достаточно большое время уделяет составлению своей духовной. Запрошенные документы он, скорее всего, использует не только для географического соответствия, но и при формулировке текста, особенности терминологии. Сравнение текстов духовной грамоты Грозного с аналогами завещаний Василия Темного и Ивана III подтверждает это.

А. Л. Юрганов, не согласившись с обоими исследователями, отодвинул время составления духовной грамоты на более позднее время — 1577—1579 гг.

Анализируя часть завещания, в которой говорится о пожаловании короля Ливонии Магнуса имениями, исследователь приходит к выводу о заключении в Дерпте 22 сентября 1577 г. договора между Иоанном Грозным и Магнусом об отдаче последнему ливонских городов под залог в 40 000 гульденов. Об этом договоре царь упоминает в духовной грамоте, переведя 40 000 гульденов в 15 000 рублей.

Кроме того, А. Л. Юрганов обращает внимание на то, что один из городов, коими Грозный жаловал Магнуса, а именно — Полчев, был взят русскими 28 октября 1578 года.

Другим обстоятельством, подтверждающим доводы исследователя, является вопрос о царице Анне, которую Грозный жалует в случае своей смерти Ростовом Великим. Как справедливо отмечает автор, фамилия Анны в завещании не упоминается. Однако помимо Анны Алексеевны Колтовской, которая была царицей в 1572 году, то есть в период, когда согласно Веселовскому и Скрынникову было составлено данное завещание, царицей была и другая Анна — Анна Григорьевна Васильчикова (как и в случае с Мариями — Нагой и Темрюковной). Сопоставив временные промежутки, исследователь приходит к выводу о том, что именно о последней идет речь в духовной грамоте.

То есть в каждом последующем случае исследователи увеличивали срок работы государя над духовной грамотой, имеющейся на сегодняшний день в наличии, и отодвигали дату окончательного изготовления документа?

Оказывается, вовсе нет. Первая публикация духовной грамоты, о которой мы ведем речь, появилась в 1846 году. Уже тогда время ее составления имеет весьма «раздвинутые» хронологические рамки: 1572—1578. То есть уже тогда исследователями были замечены отличительные нюансы, которые, возможно, приводит в своей публикации А. Л. Юрганов. Как мы видим, установленное им время составления Иоанном Грозным данного документа весьма близко к конечной дате первых издателей грамоты.

Но является ли предлагаемая А. Л. Юргановым дата составления Иоанном Грозным данного завещания окончательной? Не будет ли со временем еще раз уточнен период написания духовной грамоты в сторону увеличения?

В свою очередь Корнелия Зольдат не считает сохранившееся завещание Иоанна Грозного достоверным документом. Это завещание, по ее мнению, было изготовлено в 19 столетии.

А. И. Филюшкин, разбирая гипотезу К. Зольдат, не согласился с выводами о фальсификации документа.

Сомнению подверг ее доводы и А. С. Лавров.

А поскольку пока наукой не доказано обратное, не будем относить список сохранившегося завещания к поддельным документам. Помимо доводов, приведенных авторами в своих исследованиях, хочется обратить внимание еще на один момент.

Если принять версию К. Зольдат обоснованной, возникает одна нелепость: почему столько лет спустя подделано завещание, которое при наличии более поздней духовной грамоты, если таковая в действительности имелась, не имеет юридической силы? И что мешало изготовить завещание, содержащее действительно последнюю волю государя, которое якобы появилось на свет после смерти старшего сына Иоанна Грозного царевича Ивана, и которое было уничтожено будто бы Борисом Годуновым (или иным заинтересованным лицом)? Если смогли подделать одно, почему бы не подделать и другое? Текст, содержание — неизвестны, а значит — твори, бог, волю. Никаких ограничений в этом направлении. Изготовили, подбросили в какой-нибудь архив и при подходящем случае обнаружили. Гораздо более важным было бы наличие именно завещания 1583—1584 гг.: все стало бы на свои места — кого назначили государем, как решили судьбу второго наследника, создавали ли «регентский совет», кого в него включили, а кого оставили «за бортом»…

Ан нет! Не сочинили, не изготовили и не обнаружили чудесным образом сохранившийся столь ценный документ.

Хотя дошедшее до нас завещание не является подлинником, а копией, у нас не имеется оснований не доверять тексту данного документа.

Вообще со всеми завещаниями, относящимися ко времени правления Иоанна Грозного, о которых нам известно из официальных и неофициальных источников, происходит нечто невероятное.

Если духовное завещание Ивана III сохранилось и известно нам, то аналогичный документ сына его Василия III утерян. Или сознательно уничтожен? Но когда, кем и с какой целью?

Исследователи упоминают о нескольких духовных грамотах Иоанна Грозного, но в целости и сохранности до нас дошел текст только одной из них.

Что может объединять духовные завещания, о которых упоминается в источниках и исследованиях на эту тему?

Сначала обратимся к духовному завещанию Василия III. Казалось бы, текст его мог быть написан в последние три года жизни государя, ибо только в 1530 году великий князь обзавелся наследником. Скончался же Василий III, когда его сыну Ивану было три года от роду.

Но Опись Посольского приказа свидетельствует о наличии духовной грамоты великого князя, составленной в июне 7031 года (т.е. — в 1523), за десять лет до кончины Василия III. Сведений о других духовных грамотах данного великого князя Опись не содержит.

Если попробовать представить текст духовной грамоты великого князя Василия III, то помимо распоряжений относительно великокняжеского престола он обязан был назначить опекунов над малолетним сыном. Кто-то должен был охранять младенца от покушения недругов на его жизнь. То есть фактически при трехлетнем государе должен быть назначен регентский совет. В отношении положения великой княгини и ее родственников также должны были быть включены отдельные пункты.

То же впоследствии должен был сделать и Иоанн Грозный в 1584 году, если исходить из версии значительного числа исследователей о недееспособности царевича Федора.

Однако, если принять известные нам сведения о регентском совете и о выделении Дмитрию в удел Углича за достоверные и сравнить с сохранившейся духовной грамотой Иоанна Грозного, выясняется, что помимо вопроса престолонаследия сохранившееся завещание государя содержит своего рода напутствия, наставления своим потомкам.

Об этом ни слова не говорится при исследовании вопроса о завещании в отношении царевичей Федора и Дмитрия.

Это является еще одним аргументом, позволяющим говорить о том, что сохранившееся завещание Иоанна Грозного — реальный документ, а несохранившееся завещание более позднего периода можно вполне считать и вымыслом современников государя.

На наш взгляд, при существующей на настоящий момент ситуации с информацией о несохранившейся духовной грамоте можно говорить о двух возможных вариантах развития событий относительно последнего завещания Грозного.

Первый — уничтожение завещания кем-либо из приближенных к Грозному лиц из числа царской свиты. Скрыть волю государя мог кто-то из бояр или иных представителей свиты государя, не попавших в регентский совет или, говоря по-другому, в «ближнюю думу» наследника Иоанна Грозного.

Если в число приближенных не был включен Годунов, то это могло быть делом и его рук. Если Бельский — почему бы нет? Романовы, Шуйские, Мстиславские… Как видим, под подозрение можно отнести достаточно большой круг людей.

Всё-таки сомнительно, что в случае наличия завещания Грозный не включил бы в число приближенных Бориса Годунова. Кто, как не Годунов, станет лучше других оберегать Федора Иоанновича и его жену Ирину Годунову, доводившуюся Борису родной сестрой? Плюс довольно многочисленная поддержка со стороны его родственников.

Что же касается остальных, то в случае создания подобной структуры Грозный мог кого угодно как включить в ее состав, так и не включить. И именно «пролетевшие мимо денег» впоследствии при случае воспользовались бы моментом.

Уничтожение завещания царя Иоанна скрывало следы и могло предоставить козыри в дальнейшей борьбе за наследство государя.

Нам известно, какие невежества терпел в малолетстве Грозный от династии Шуйских, и как впоследствии он разделался с одним из них, отдав на расправу псарям. Мог бы Грозный им сейчас припомнить давние дела? Почему бы нет…

Второй вариант — отсутствие завещания 1584 года как такового. Конечно, это с одной стороны сложно представить, особенно если принять точку зрения Скрынникова в отношении сохранившегося завещания. Вряд ли Грозный не позаботился бы о таком важном документе после рождения своего последыша Дмитрия.

И все же на настоящий момент имеется больше доказательств отсутствия факта составления несохранившейся духовной грамоты, чем достоверных доказательств, которые бы прямо подтверждали наличие письменного документа тех лет, содержащего последнюю волю Иоанна Грозного.

Но если всё-таки принять во внимание точку зрения о фактическом отсутствии подобного документа, как могла быть истолкована воля первого русского царя относительно наследников престола и ближнего круга нового государя?

Не могли ли бояре огласить сохранившееся до наших дней завещание Грозного, выдав его за то самое, которое впоследствии таинственным образом будто бы исчезло?

Помимо царского трона и территории царства-государства, выделенной своему старшему на тот момент сыну, имеющееся у нас в наличии завещание содержит также сведения о территориях, выделенных в удел Федору Иоанновичу.

На момент окончательного составления текста сохранившейся духовной грамоты Иоанн Грозный согласно своему волеизъявлению отписывал своей тогдашней супруге Ростов с окрестностями.

Но имеется там и еще один интересный пункт, который касается… Углича!

«А бог даст сына с женою моею Анною, и аз его благословляю город Углеч, и Устюжная, Холопей, с волостми, и селы, и с двемя селы, которые даны старице Александре княжо Юрьево Васильевича, и з данью к Углечю.» Именно так указано в тексте сохранившегося завещания.

То есть Углич отходил отдельным уделом конкретному наследнику Грозного и не включался во владения царевичей Ивана и Федора. Аналогичным образом с Угличским уделом распоряжались и прежние великие князья.

Имея под рукой волеизъявление Грозного, выраженное им несколькими годами ранее, почему бы не сделать так, как хотел в свое время поступить государь?

Не важно, что женой Грозного на момент его смерти была не Анна, а Мария. Господь дал государю сына, вот ему, младшему, и отпишем Углич. Так сказать, в соответствии с устоявшимся обычаем. В удел отправим основных родственников Дмитрия из рода Нагих и ближнюю свиту малолетнего царевича.

Федору — что указано в завещании, а поскольку Иван Иванович на данный момент уж не один год как умер, то и царский престол, предназначавшийся старшему сыну государя, теперь тоже отходит Федору Иоанновичу.

Все логично, законно и «обжалованию не подлежит».

ЗАГАДКА ВТОРАЯ
БЫЛ ЛИ ЦАРЬ ФЕДОР БЛАЖЕННЫМ?

Официальной датой начала царствования Федора Иоанновича является 31 мая 1584 года.

И хотя сын Иоанна Грозного принял царство от своего батюшки что называется на законных основаниях, о самом новом государе до сих пор бытует не очень лестное мнение как о личности, не вполне соответствующей образу царя и не наделенной определенными качествами, отличающими правителя от остального люда.

Зачастую исследователи считают Федора человеком не от мира сего, невеликого ума. «Слабоумен от природы», «идиот» — этими и тому подобными определениями награждают сына Иоанна Грозного, правившего в то непростое время государством. Так ли это на самом деле?

Хотя из содержания предыдущей главы можно сделать вывод о том, что Федор таковым вовсе не был. Скорее, даже наоборот.

Свои выводы историки делают на основании высказывания польского посланника Льва Сапеги, который однажды сказал: «напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка; я убедился, что он вовсе лишен его». Однако, что стало причиной столь нелестного отзыва? Л. Е. Морозова считает, что это связано с позицией государя в отношении территориальных претензий поляков — польским послам пришлось около года ждать приема у государя. Федор знал о болезни короля Стефана Батория, что свидетельствовало о невозможности нового похода его войск против Русского государства.

Непристойно о государе отзывались также Флетчер, Поссевино. Все они являются зарубежными господами, которые не хотели видеть хорошее в России и людях, проживающих на ее территории (как мы можем судить по сегодняшнему времени, спустя более четырех столетий взгляды представителей политических элит европейских государств практически не изменились).

Говоря о недалеком уме Федора, господа эти в качестве дополнительного аргумента указывают на так называемый регентский совет, созданный Грозным при своем сыне согласно несуществующему завещанию.

Однако, что это был за совет и действительно ли он был своего рода прецедентом того времени? Оказывается, нет.

Ранее мы приводили слова Г. Перкамота о советниках великого князя Московского Ивана III. Для чего же Иван III держал при себе «избранных советников»? Ведь его никто не считает ограниченным в умственных способностях человеком, каковым принято выставлять Федора Иоанновича.

Кроме того, на тот момент Иван III был уже вполне состоявшимся государем. Объединение Русских земель вокруг Москвы в результате присоединения Ярославского, Ростовского и Тверского княжеств, Новгородской республики, победа над золотоордынцами в ходе «Стояния на реке Угре», заключение дипломатических отношений с Крымским ханством — все это уже свершилось до отъезда послов из Москвы.

А ведь впереди было принятие Судебника, строительство Кремля и иные преобразования. Как здесь было обойтись без знающих людей, которые могли помочь в осуществлении намеченных целей, дать дельный совет? Для этого они и нужны были государю.

У Иоанна Грозного также были особо приближенные люди, оказывавшие на государя свое влияние, претворявшие в жизнь задуманные им преобразования. Достаточно вспомнить хотя бы Сильвестра и Адашева, а также Избранную раду.

Таким образом, наличие нескольких особо близких Федору людей не дает оснований утверждать о несамостоятельности государя и признавать его умственно неполноценным.

Были среди иностранцев и другие мнения о Федоре, диаметрально противоположные указанным выше. Так, например, Стефан Гейс, сопровождавший в Москву Николая Варкача, отзывается о Федоре положительно.

Что же касается отечественных источников…

Иван Тимофеев в своем «Временнике» пишет о Федоре как о человеке совершенно в превосходных тонах.

Пискаревский летописец, описывая времена Иоанна Грозного довольно мрачными, о Федоре говорит абсолютно иное. «Благочестивый», «милостивый», «благоверный» — такие эпитеты в его адрес говорят о многом.

Московский летописец и Новый летописец вторят этому.

В «Повести о честном житии царя и великого князя Федора Иоанновича всея России» патриарх Иов также положительно отзывается о государе.

Хронограф 1617 года дает самому Федору и его правлению положительную оценку.

Но не одни лишь лестные оценки в летописях можно выдвигать в качестве аргументов, доказывающих, что Федор был вполне здоровым и умственно способным человеком и правителем.

Так, в своем завещании, которое ранее мы разбирали, Иоанн Грозный определил для Федора довольно немалую территорию — Суздаль и Кострому со множеством городов и сел, Волоколамск, Мценск, Козельск. Наиболее крупным городом был Ярославль — один из основных торговых пунктов того времени.

В завещании государь обращается к своему сыну как ко вполне дееспособному человеку. Но что интересно, в сохранившейся духовной грамоте государь «приказывает» своего сына Федора митрополиту всероссийскому Антонию и наследнику престола Ивану.

Свидетельствует ли данный факт о несамостоятельности Федора? Вовсе нет. Аналогичные «приказания» содержатся и в более ранних духовных грамотах великих князей. Так, Иван III приказывает своих младших детей старшему — будущему великому князю Василию III. На момент составления завещания двум сыновьям Ивана III, ставшими впоследствии удельными князьями, перевалило за двадцать лет. И никто из представителей исторической науки не относит дмитровского и угличского удельных князей Юрия и Дмитрия к неполноценным, несамостоятельным личностям.

Сведений об учреждении над царевичем Федором после смерти государя какого-либо регентского совета, о котором будет вестись речь после смерти Иоанна Грозного, в сохранившейся духовной грамоте также не имеется. Значит, не было в этом необходимости?

Те же поляки, об отношении которых к личности Федора Иоанновича говорилось выше, трижды (!) в свое время выдвигали на польский престол кандидатуру царевича Федора. Это происходило в кризисные для Польши времена по причине проблем с престолонаследием.

Первый раз это случилось в том же 1572 году. После смерти в июле 1572 года короля Сигизмунда в декабре в Россию направился посол Михаил Гарабурда с предложением царю Иоанну Грозному «отпустить на Королевство царевича Федора или самому принять корону польскую». Грозный отказался быть государем Польским, а в отношении сына Федора пояснил, что тот еще молод и не потянет такую ношу.

Королевский престол вновь оказался без короля в 1574 году по причине того, что Генрих Анжуйский в июне 1574 года тайно покинул пределы вверенного ему государства в связи со смертью его брата короля Франции Карла IX. Именно он и стал следующим правителем Франции.

В Польше вновь началось так называемое «бескоролевье», второе по счету. В числе прочих кандидатов корону Польши вновь предложили царю Иоанну Грозному (в то же время хоть и формально, но на тот момент Генрих Анжуйский все еще официально являлся королем Польши — его никто не лишал этого титула). В ответ на просьбу Грозный предложил полякам поставить государем либо его, либо сына своего Федора. Ранее, при обсуждении кандидатуры Грозного, часть польской шляхты предлагала кандидатуру царевича Федора. После предложения Иоанна Грозного польская «верхушка» рассматривала обе кандидатуры, причем большинство из сторонников «прорусской партии» поддерживало царевича Федора. Но ни тот ни другой так и не опробовали королевский трон, новым правителем Речи Посполитой стал Стефан Баторий.

В декабре 1586 года Стефан Баторий умер. Иоанна Грозного на тот момент тоже уже два года как не было в живых. На этот раз Федор, взяв инициативу в свои руки, сам выдвинул свою кандидатуру на королевский престол. Выдвинув ряд условий, при которых он согласится возглавить Польшу, Федор в ответ получил другие условия, первым из которых стало принятие римской веры. Далее следовали несколько пунктов, касающихся также римской веры и обращение в нее всех русских земель. Кроме того, поляки желали, дабы титул польского короля был выше титула царя московского, и чтоб последний был в подчинении у первого.

В результате королем Польши Федор так и не стал.

Предлагая правящей в России династии корону, польско-литовские представители стремились к обращению Московии в католическую веру и подчинении ее Польско-Литовскому государству. В то же время Иоанн Грозный отклонял предложения о смене веры и в свою очередь предлагал объединить Россию с Польшей и Литвой в единое государство.

В 1586 году посол польского короля Стефана Батория, который был бездетным, М. Гарабурда, обращая свои взоры к русскому престолу, обратился с предложением присоединить Польшу к России в случае смерти Батория, равно и наоборот, Россию к Польше в случае, если Федор, также будучи на тот момент бездетным, умрет раньше польского короля.

Не вполне понятно, зачем эти самолюбивые господа хотели себе в государи сына Грозного, если тот был слабоумным. Неужели поляки мечтали, чтоб их страной управлял идиот? Сомнительно.

Конечно, приглашение на королевский престол можно рассматривать в более далекой перспективе. В случае, если бы при жизни Иоанна Грозного польский престол достался царевичу Федору, то после смерти первого русского царя российский престол оставался бы свободным, и ничто не мешало шляхте сделать своего короля еще и российским государем. После осуществления своего замысла поляки смело могли устранить Федора (в том числе и физически) и вместо него посадить на трон своего соотечественника. Прямо как сегодня делают американцы по всему миру, руководствуясь принципами своего главного идеолога Бжезинского (кстати, о польских птичках). И тогда Польское государство, расширившись за счет русских земель, разрослось бы до небывалых размеров, и мечта поляков об империи от моря до моря, о которой они и сегодня вспоминают, стала бы реальностью.

Но это можно говорить лишь относительно событий 1586 года, когда Иоанн Грозный уже два года как скончался. А ведь в 1572 и 1574 годах, если б удалось Федору стать королем Речи Посполитой, предсказать развитие событий таким образом было практически невозможно. Ибо в то время другой сын царя Иоанна IV — Иван Иванович — был в полном здравии, и в случае смерти Грозного полякам пришлось бы иметь дело именно с ним. И тогда — как знать, кто кого подчинил бы себе, и кто кем стал бы управлять.

Как ранее было сказано, царь Федор участвовал в военных действиях против шведов.

Д. М. Володихин, приводя доводы о полноценности Федора в плане умственного развития, среди прочего отмечает: «Больных в Московском государстве не превращали в воителей, хотя бы они и принадлежали правящей династии. Следовательно, нет резонов говорить о каком-то исключении и для Федора Иоанновича. Если он попал в действующую армию, к тому же решающую жизненно важные для страны задачи, значит, больным, умственно неполноценным его никто не считал.»

Таким образом, мы видим, что имеются довольно убедительные аргументы, указывающие на то, что царь Федор Иоаннович отнюдь не являлся болезненной от природы и недееспособной личностью. То был вполне здоровый человек, который самостоятельно мог принимать (и принимал!) решения и нес за них ответственность.

В том числе и о высылке в 1584 году Нагих в Углич.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НЕУГОДНЫЕ НАГИЕ

Одним из первых решений нового государя стало удаление из Москвы, подальше от царского престола, семейства Нагих.

Нагие происходили от тверских бояр, до конца XV века служивших великим князьям тверским. После того, как в 1485 году Тверское княжество было присоединено к Москве, Нагие перешли на службу к Ивану III. Однако далеко не сразу этот род стал заметным. Поскольку около великого князя уже давно сформировалось собственное окружение, Нагие попали в услужение к детям Ивана III, являвшимся удельными князьями.

Впервые представитель данной фамилии — ловчий Михайло Иванович Нагой — в разрядах упоминается в 1509 году. Причем до этого момента такой должности при Государевом дворе не существовало, он был первым ловчим.

Во времена правления Иоанна Грозного первым из семейства Нагих упоминается Федор Михайлович Нагой, который в 7043 (1535) году также был ловчим. Через пять лет он был переведен в окольничие, в коих и пребывал до самой своей смерти в 7066 (1558) году.

Его сыновья Афанасий и Федор служили воеводами в разных городах, участвовали в Ливонской войне. Вскоре Афанасий Федорович стал главным специалистом по контактам с Крымским ханством.

Дочь Александра Михайловича Нагого (родного брата Федора Михайловича) Евдокия (Авдотья) вышла замуж за Владимира Старицкого, двоюродного брата Иоанна Грозного. Как указано в свадебном разряде, Иоанн Грозный приговорил женить брата своего 01 сентября 7058 года. То есть, с учетом методики, приведенной ранее в отношении даты рождения царевича Дмитрия — 01 сентября 1549 года.

Сама свадьба состоялась 31 мая 1550 года. Неделей ранее, 24 мая 1550 года проводился смотр невест. Причем выбирал невест не только князь Владимир, но и государь. С этого момента Нагие становятся родственниками царской семьи.

В сравнении с другими именитыми семействами Нагие в связи с замужеством Евдокии каких-либо особых привилегий не получили — они не вошли в политическую элиту того времени, положение их рода не усилилось по отношению к остальным. Видимо, сказывалось происхождение, которое не было родственным по отношению к большинству семейств, находящихся в окружении государя, да и отсутствие особых заслуг в ходе службы тоже не давало возможности войти в высшие эшелоны власти. И хотя буквально спустя четыре года Евдокия приняла постриг в суздальском Покровском монастыре под именем Евпраксии, род Нагих хоть и не был в числе особо приближенных к государю, но и не пострадал от опал Иоанна Грозного.

В то же время семейства Шуйских и Годуновых довольно весомо представлены в окружении Грозного. Их фамилии звучат и среди думских бояр, и в числе окольничих, и крайчих, и иных титулованных особ. И если Шуйские представлены практически во все время правления царя Ивана Васильевича, то Годуновы выдвинулись в первые ряды служилых значительно позже, однако они за относительно короткий временной промежуток они сумели занять множество основных постов и при этом потеснить представителей других родов.

Ситуация с Нагими, казалось, должна была измениться в 1580 году, когда их род достиг вершины политического Олимпа — 06 сентября 1580 года Мария Федоровна Нагая, став женой Иоанна Грозного, получила титул царицы.

После свадебного торжества государя с представительницей их рода Нагие, вероятно, верили, что им удастся занять основные места у царского трона. Но не тут-то было. Грозный присваивает окольничество отцу Марии Федору Федоровичу. В отношении же остальных представителей этого семейства существенных изменений в плане карьерной лестницы не произошло. Еще один Нагой — Афанасий Федорович — упоминается как дворянин в Думе в 7087 (1579) году.

Если посмотреть на предыдущие браки Иоанна Грозного, то Марию могло ожидать невеселое будущее — либо изведение ядом, либо насильное пострижение в монахини. Именно таковым был удел всех предыдущих жен Грозного.

Как показало время, предпосылки к продолжению и сохранению этой «традиции» имели место быть. Несмотря на рождение сына Дмитрия, государь вновь решил жениться. Еще до появления на свет первенца Марии Нагой Иоанн Грозный начал вести переговоры с английской королевой о женитьбе на Марии Гастингс, причем изначально поручил это дело… Афанасию Нагому. Царь просто издевается над Нагими.

Однако непосредственно в Англию отправились дворянин Федор Писемский и дьяк Неудача Ховралев, которые и вели переговоры от имени Грозного. На упоминания о том, что царь на данный момент женат, посыльные говорят, будто Мария Нагая не царица, а посему царь отдалит ее, как только вопрос с англичанами будет решен.

Борьба за власть развернулась сразу же со смертью Иоанна Грозного. С одной стороны находился старший сын почившего в бозе государя Федор, с другой — последыш первого царя России Дмитрий. Около последнего были Нагие.

В борьбе за власть после смерти государя царевич Дмитрий был достаточно веским козырем у Нагих. Хотя на момент смерти отца ему и было всего полтора года, но ведь он был сыном Иоанна Грозного! В то время в памяти еще свежи были события 1553 года, когда вследствие болезни государя претендентом на престол стал царевич, которому на тот момент было несколько месяцев. И по иронии судьбы, звали его тоже Дмитрием.

Через три десятка лет история повторялась! Вновь малолетний царевич Дмитрий оказался одним из претендентов на царское место. И хотя это был совсем другой царевич, у него на тот момент нашлись почитатели, хоть они и являлись представителями не самых знатных родов. Помимо Нагих, прямым потомком которых был Дмитрий, за него ратовали Бельские. Шансов им добавляло то, что на тот момент у 27-летнего Федора не было наследников.

Конечно, Федор понимал, что можно ожидать от своих «родственников», хоть они для него и не являлись таковыми по крови.

02 апреля 1584 года в Москве произошли волнения, которые сопровождались осадой Кремля чернью и стрельбой из пушки по Фроловским воротам.

А посему незадолго до своей коронации новый государь отправил Нагих в Углич, объяснив, что «так велел де царь Иван».

Некоторые же из Нагих, не избежав судьбы представителей других служилых сословий от интриг и заговоров, были направлены в другие отдаленные места с тем, чтобы несколько ослабить силы и возможности этого семейства.

Например, Петр Афанасьевич Нагой был пострижен в Антониево-Сийский монастырь. Его отец Афанасий Федорович находился в ссылке в Ярославле (присутствовал на свадьбе в 1580 году (как и Семен, Федор, Андрей Федоровичи и Иван Григорьевич)). Иван Григорьевич был направлен на службу сначала в Козьмодемьянский острог, затем — в Царевосанчурск, далее строил города на Урале.

Ранее мы уже говорили о больших сомнениях по поводу завещания Грозного. Можно предположить также, что наличие завещания и его текст были придуманы самим Федором на основании прежних завещаний великих князей и его царя-батюшки, когда Углич становился уделом младшего сына умершего великого князя или царя. При этом размеры удельных владений царевича Дмитрия были урезаны до минимальных. Но это всего лишь предположение.

Богдана Бельского, которого Иоанн Грозный будто бы назначил дядькой царевича Дмитрия, Федор Иоаннович оставил в Москве, лишив таким образом малолетнего отпрыска наставника. Дядька малолетнего царевича в те времена выполнял воспитательные функции: учил будущего государя грамоте, военному искусству и этикету. То есть фактически из Дмитрия мог быть подготовлен соперник, который со временем при некоторых обстоятельствах потеснил бы законного государя и занял его место. Вероятнее всего, это и послужило главной причиной принудительной разлуки наставника и воспитанника.

Однако вскоре участь ссылки вслед за Нагими не минует и самого Богдана Бельского. Его царь назначит воеводой в Нижний Новгород.

Удаление Нагих в Углич состоялось 24 мая 1584 года. Такой вывод О. А. Яковлева делает на основании Расхода царских полотен и полотняных изделий за 1583—1584 гг., опубликованного И. Е. Забелиным.

Кроме овдовевшей царицы Марии Федоровны, ее сына царевича Дмитрия в Углич отправились и другие представители этого рода из числа самых знатных во главе с отцом царицы, дедом младенца Федором Федоровичем.

Довольно продолжительное время считалось, что смерть этого человека, тогдашнего главы рода Нагих, случилась в 1583 году, еще до смерти царя Иоанна Грозного. Однако эта информация не соответствует истине. На сегодняшнее время имеются сведения о присутствии Федора Федоровича в Угличе после высылки туда всего семейства.

Одним из первых доказательств того, что Федор Федорович Нагой пережил Иоанна Грозного, привела в своем сообщении О. А. Яковлева, обратив внимание на следующее.

Во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря имеется запись, датированная 7 декабря 1590 года, о том, что сыновьями Федора Нагого Михаилом и Григорием по своем отце сделан заупокойный вклад — 50 рублей.

С одной стороны, заупокойный вклад может быть не один и жертвоваться он может не обязательно сразу после смерти, но и спустя несколько лет после смерти. Однако, в Новгородских записных кабальных книгах имеется запись о том, что 7 ноября 1595 года в Великом Новгороде к Семену Львову пришел наниматься на службу 20-летний Василий Марков, рассказавший о своей жизни буквально следующее: «Наперед сего служил на Угличе у Федора Федорова сына Нагово добровольно, а Федора деи не стало, и они деи после Федора разошлися, а после Федора не служивал ни у кого».

На сегодняшний день имеются и иные подтверждения этого факта. Так, согласно записи игумена Покровского монастыря Феодосия, датированной летом 1585 года, Федору Федоровичу Нагому и его детям Михаилу Федоровичу и Григорию Федоровичу в пожизненное владение переданы находящиеся во владении монастыря селище Новое с многочисленными пустошами и Тимошкиным лугом на берегу Волги.

Данные свидетельства подтверждают, что Федор Федорович Нагой действительно находился в угличской ссылке вместе с другими родственниками.

Сыновья его — Григорий и Михаил, также отправленные в угличский удел царем Федором, на момент высылки на государевой службе не состояли, каких-либо заслуг и особых отличий не имели. По крайней мере, сведения об их карьере в этот период в исторических источниках отсутствуют. То же касается и Андрея Александровича Нагого, их двоюродного дядьки, также оказавшегося в 1584 году в Угличе.

Всё, чем отметились Михаил Федорович и Андрей Александрович — это участием в свадебных торжествах Иоанна Грозного и Марии Федоровны Нагой. О присутствии Григория Федоровича на данном мероприятии в свадебном разряде не упоминается.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
УГЛИЧСКИЕ ЗАТВОРНИКИ

Во многих духовных грамотах великих князей Углич фигурирует в качестве одного из удельных центров, передаваемого кому-либо из наследников. Ограничивалась ли территория удела, определенного во владение царевичу Дмитрию, одним городом и его окрестностями или же она простиралась до Устюжны, включая в себя и Холопий городок, как это определено в сохранившейся духовной грамоте его отца?

Из информации имеющихся на сегодняшний день источников это определить затруднительно. Однако некоторые сведения говорят в пользу подчиненности Устюжны напрямую Федору Иоанновичу. Если же говорить о Холопьем городке, расположенном на реке Мологе, то вряд ли его отдельно от городов Устюжны и Мологи, что стояли на той же водной артерии, «вырезали» для передачи в удел царевичу и Нагим.

Исходя из тех условий, в каких и каким образом царевич Дмитрий был наделен статусом удельного князя, территория удела с центром в Угличе должна быть урезана до минимума. Вот только была ли эта территория уделом в том понимании, в каком это было ранее?

Институт удельных княжеств на Руси начал формироваться после смерти Ярослава Мудрого. Окончательный же распад Русского государства на княжества случился после смерти Владимира Мономаха и сына его Мстислава. Каждый из уделов вел свою внутреннюю и внешнюю политику, чеканил свою монету, имел свои властные институты и вооруженные силы. Каждое княжество самостоятельно защищало свою территорию. Иногда, правда, князья приглашали друг друга на помощь для решения военных угроз, но нередки были случаи отказа в подобной помощи, по причине чего осуществлять оборону приходилось не только от внешних врагов, но и от других удельных князей.

Уделы то объединялись друг с другом, то в результате наследства несколькими потомками дробились на более мелкие. Постоянные усобицы между князьями, происходившие десятилетиями, способствовали ослаблению в той или иной мере каждого из княжеств и всей территории в целом. Это выражалось как в экономическом плане, так и во внешнеполитической сфере. В результате нарушался товарообмен внутри страны, прерывались внешние торговые связи Руси.

Нормализация жизнедеятельности удельных княжеств начинается в XIV веке со времени возвышения среди них Московского княжества. Московские князья становятся объединителями различных территорий. Объединяя земли, они в то же время начинают постепенно ликвидировать удельные княжества, лишая их тех преимуществ, которые они имели при самостоятельности. Особо преуспел в этом упоминавшийся ранее Иван III Васильевич Великий, которого прозвали «Собирателем земель Русских».

В то же самое время великие московские князья в своих духовных грамотах выделяют уделы своим сыновьям, однако постепенно урезая те привилегии, которые имелись ранее у удельных княжеств и их правителей. В числе наиболее значительных центров удельных княжеств в период со второй половины XV в. и в XVI в. помимо Углича входят Дмитров, Старица, Можайск, Верея и некоторые другие города. Последние уделы, существовавшие уже при царях Иоанне Грозном и его сыне Федоре Иоанновиче, мало что представляли по сравнению с уделами более ранних времен.

Став удельным княжеством в 1216 году, Углич занимал далеко не последнее место среди уделов того времени и принимал активное участие в политических событиях.

Во время правления Романа Владимировича Угличское княжество имеет в своем составе кроме Углича еще шесть городов: Кашин, Бежецк, Устюжну, Дмитров, Звенигород, Романов. То есть территория княжества довольно значительна по своей площади. Но в 1320 году Угличское княжество входит в состав Московского и остается там до 1389 года, когда по воле Дмитрия Донского город вновь был отписан в удел — сыну великого князя Петру.

После обмена, заключенного со своим братом Василием, который был великим князем, Углич несколько раз переходит из одних рук в другие, пока в 1434 году, будучи выморочным, не перешел Дмитрию Юрьевичу Шемяке. Столица княжества становится одним из главных центров феодальной войны между Юрием Дмитриевичем Звенигородским и его сыновьями с великим князем Василием II Васильевичем Темным. Ослепленный великий князь был отправлен в Углич в заточение. Именно с этого момента Углич получает славу «ссыльного города», не раз впоследствии становясь местом ссылки и заточения неугодных официальным властям лиц.

В своей духовной грамоте Василий II Васильевич, фактически ставший единоличным правителем государства, вновь производит раздел земель на уделы. Углич достается Андрею Васильевичу Большому, волею судьбы родившемуся именно в этом городе во время заточения своих родителей. За тридцать лет своего правления (1462—1492) Андрей много сделал для Углича, при нем город достигает своего расцвета, а княжество еще более увеличивается территориально.

Постоянные ссоры Андрея с великим князем Иваном III Васильевичем, которые благодаря вмешательству их матери удавалось окончить миром, все-таки завершились для удельного князя трагически.

За неповиновение в 1491 году приказу великого князя выступить с войсками на помощь крымскому хану Менгли-Гераю (Гирею), тогдашнему союзнику России. Спустя год Андрей приехал в Москву и был принят братом, но на следующий день, придя на званый на обед к великому князю, был арестован, закован в цепи и посажен в Переславскую тюрьму, где и окончил свою жизнь в следующем году.

С этого момента Углич перестает быть удельным городом и переходит под власть великих князей.

В дальнейшем Углич будет несколько раз выделяться в удел наследникам великих князей, но это уже будет не самостоятельное княжество. Князья уже не могли передавать удел по наследству, не вели самостоятельную, независимую от Москвы политику. Все их полномочия будут ограничиваться территорией, которая выделялась им государями. После смерти очередного удельного князя Углич с остальной удельной территорией будет возвращаться в состав Московского княжества до следующего выдела очередному наследнику.

То есть на момент высылки семейства Нагих Углич фактически уже не был центром удельного княжества в том понимании, в каком он существовал ранее.

Местом жительства царевича Дмитрия, его матери и их свиты в Угличе стал дворец на территории кремля, а непосредственно — так называемые Палаты угличских князей, единственная часть дворца, дожившая до наших дней.

Размеры у Палат, надо прямо сказать, далеко не княжеские, и тем более не царские. На то она и ссылка. Длина внешних стен составляет от 12 до 25 м. Раньше палаты были трехъярусными, сегодня один из этажей — подклет — за давностью веков целиком ушел в землю.

Царевичу как претенденту на царское место сызмальства прививалось чувство некоей враждебности к царю Федору Иоанновичу и ко всем его приверженцам. Бездетность правящего Рюриковича могла послужить в случае смерти последнего одним из главных обстоятельств для возведения Дмитрия на престол. Поэтому отрока необходимо было готовить для занятия высокого поста, тогда и другим представителям рода Нагих найдется место около царского трона.

Слухи эти доходили и до столицы. А посему те, кто занимал высокие должности при дворе государя и прямо или косвенно причастные к опалам и удалению из Москвы своих недавних «коллег», прекрасно понимали, что их может ожидать в случае прихода к власти Дмитрия.

Нагие, сосланные в Углич, чувствовали себя несправедливо отдаленными от царского двора, в связи с чем в их умах была ненависть к власть имущим, таковым они воспитывали и Дмитрия.

С. Ф. Платонов, характеризуя положение царевича Дмитрия и его родственников в Угличе, отметил, что Нагих держали в Угличе не «на уделе», а под надзором», и, сославшись на современников царевича, добавил: «в Москве желали смерти царевичу, а в Угличе мечтали о скорой кончине царя Федора».

По слухам, Дмитрий унаследовал некоторые качества своего отца. Он будто бы любил смотреть, как режут быков и баранов, а иногда и пробирался на кухню, чтоб самому собственными руками свернуть головы цыплятам. Также до наших дней дошел рассказ о вылепленных из снега «боярах», которым царевич рубил головы, приговаривая: «Так с вами будет, когда я буду царствовать!»

Было ли подобное на самом деле — остается загадкой, как и многое, связанное с именем этого не успевшего вырасти и показать себя во взрослой жизни мальца.

Царица Мария пребывала в постоянном страхе за жизнь сына. По свидетельствам отечественных и зарубежных источников, царевича несколько раз пытались отравить.

Кроме того, нельзя утверждать, что, будучи в Угличе, Нагие не находились в полной изоляции от внешнего мира. Осуществление сделок с земельными владениями, получение подарков извне, слухи о репрессиях против верховных правителей, где исполнителем назывался Борис Годунов — все это свидетельствует о наличии какой-никакой свободы в действиях и передвижениях членов этого семейства, пусть и сильно ограниченной.

Согласно многочисленным исследованиям, в самом Угличе Нагие испытывали постоянное унижение от своей свиты. Дворцовым хозяйством и всеми доходами будто бы полновластно распоряжался Михаил Битяговский, приставленный опекунами для присмотра за мятежной семьей. Он не позволял Нагим израсходовать ни одной лишней копейки сверх определенного им содержания. Но так ли это?

Иногда обращают внимание на то, что Дмитрий, будучи отправлен в ссылку, не был лишен принадлежавших ему по праву рождения привилегий как удельный князь. В пример тому приводят издание жалованной грамоты Паисиевому Покровскому монастырю 17 марта 1585 года.

Однако на деле все выглядело иначе. Никакой власти у Нагих, а равно и у царевича, в Угличе, конечно же, не было и быть не могло. Для того и были они удалены от столицы. Основными делами там ведали присылаемые из Первопрестольной «специально обученные» люди, а значит, самостоятельностью сосланные господа не пользовались.

Так продолжалось до середины мая 1591 года.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ДЕЛА ЦАРЯ ФЕДОРА I ИОАННОВИЧА

А пока не ко двору пришедшиеся Нагие коротали время в удельном княжестве и (кто его знает?) строили планы относительно будущего как своего, так и малолетнего царского отпрыска, новый царь не терял времени даром.

Наследство Федору Иоанновичу от своего батюшки досталось прямо скажем не ахти.

Несмотря на то, что за время правления Иоанна Грозного территория страны увеличилась вдвое, прирост населения по разным оценкам составил от 30 до 50%, было основано около 150 новых городов и крепостей, помимо этого имелись и не столь радостные моменты.

Страна, чья территория увеличилась в связи с присоединением восточных земель — Казанского и Астраханского ханств, в то же время потеряла некоторые свои западные территории в результате проигрыша Ливонской войны объединенным польско-литовским вооруженным силам.

Война, длившаяся четверть века, опустошила государеву казну, а земли на западе России, оставшиеся в ее составе, подверглись разорению и опустошению.

Опричные репрессии первого русского царя тоже сыграли не лучшую роль. Вследствие них значительная часть дворянского и боярского сословий была уничтожена, а крестьяне, дабы не попасть под раздачу, с насиженных мест мигрировали в поисках других хозяев и осваивали новые земли.

Над всем этим предстояло поломать голову и каким-либо образом попытаться восстанавливать наследнику Иоанна Грозного.

Как только Федор Иоаннович взошел на престол, он стал подбирать себе окружение, верных соратников. Жена его Ирина была родной сестрой Бориса Годунова. Именно Годуновы в скором времени станут основой свиты нового государя, заняв большинство ключевых постов тогдашнего управленческого аппарата.

Главным человеком при дворе, доверенным лицом царя стал Григорий Васильевич Годунов, троюродный брат Бориса Федоровича, ранее исполнявший обязанности дядьки царевича Федора. Возглавив Дворцовый приказ, он ведал всем имуществом государя.

Борис Федорович Годунов по значимости стал вторым человеком в свите. Получив чин конюшего и возглавив Земский приказ, он ведал сбором налогов с городов и черносошных крестьян.

В бояре были пожалованы и братья Григория Васильевича — Степан и Иван Васильевичи.

Таким образом, Годуновы стали своего рода гарантами спокойствия при дворе государя, сведя своим положением к минимуму возможность возникновения боярских интриг, которые могли вновь ослабить власть царя. Кроме того, подобное окружение могло в дальнейшем обеспечить успехи правлению Федора.

Однако в Боярской Думе первенство осталось за представителями рода князей Мстиславских — Федором Ивановичем, заменившим престарелого отца Ивана Федоровича. Федор Иванович тоже стал в числе приближенных к новому царю.

Далее шли по старшинству князья Трубецкие, Шуйские, Голицыны. Но на дворовых мероприятиях они присутствовали относительно редко в сравнении с Годуновыми. Поэтому часто по разрядным записям Годуновы значатся вторыми сразу после Мстиславского. Первое место обычно занимает Дмитрий Иванович, родной дядя царицы. Фактически именно он возглавлял Боярскую Думу.

Правление Федора Иоанновича в целом можно считать успешным.

В первый же год ему пришлось усмирять также доставшийся «в наследство» от батюшки бунт поволжских народов, которые намеревались вновь отделить от Русского государства Казанское ханство.

Начавшееся еще в 1581 году, во время Ливонской войны, при поддержке крымских и ногайских ханов, восстание так называемой луговой черемисы (марийцев), вскоре распространившееся по обоим берегам Волги, на правобережной Горной стороне в начале 1583 года было подавлено. Однако левобережная сторона Волги к моменту воцарения Федора Иоанновича все еще оставалась охвачена активными действиями восставших.

Направленное в конце лета 1584 года на подавление восстания и усмирение бунтовщиков войско смогло справиться с поставленной перед ним задачей уже к осени. Помимо военных методов в ход была пущена и дипломатическая составляющая.

Одновременно царь начал реформу налоговой системы. Были отменены тарханы, представлявшие собой освобождение церкви и монастырей от некоторых видов налогов и податей.

Кроме того, именно при Федоре Иоанновиче завершилась перепись всех земель в центральных и северных районах государства. Последняя нашла свое отражение в Писцовых книгах, которые царь лично изучал для решения будущих вопросов, связанных с налогообложением земельного фонда и не только.

Для более четкого руководства государством каждую пятницу в Столовой палате стал собираться особый собор. На заседания приглашались митрополит, бояре, возглавлявшие приказы, и видные дьяки. Обычно присутствующие обсуждали какой-либо конкретный вопрос. Каждый высказывал свое мнение, которое фиксировалось на бумаге. Потом Федор Иоаннович просматривал записи и принимал окончательное решение.

Большим достижением царя Федора следует считать учреждение в Москве патриаршества в 1589 году. Данное событие вывело Русскую Православную Церковь из подчинения Константинопольской патриархии; с момента введения патриаршей кафедры РПЦ стала самостоятельной.

Кроме того, это был знак для Ватикана, уже долгое время пытавшегося окатоличить Россию. Теперь не так просто было оказывать давление на независимую церковь.

В официальных документах прямо говорится, что инициатором введения в России патриаршества являлся сам государь.

Церемония избрания первого Московского патриарха прошла 26 января 1589 года на заседании Освященного собора. Им стал митрополит Иов.

При Федоре Иоанновиче были возвращены территории на Балтике, утраченные его отцом в ходе неудачной Ливонской войны. Для этого ему пришлось лично возглавить войско и штурмом взять Ивангород в устье реки Наровы.

Подготовка к данному походу началась еще в 1589 году. В декабре войско выступило из Москвы к Новгороду. Там было решено, что основные полки во главе с царем двинутся к Ивангороду, а вспомогательные — к Копорью и Яму. Итогом стали сдача в феврале 1590 года после продолжительной осады Ивангорода и захват Яма и Копорья.

Тявзинский мирный договор, заключенный 28 мая 1595 года, закрепил возврат России Яма, Копорья, Ивангорода и Корелы, которые были потеряны в результате Ливонской войны. Однако, возвратив эти города, Россия была не вправе строить на побережье морские гавани.

Именно при Федоре произошло последнее нападение крымских татар на Москву. Случилось это в июле 1591 года, когда войска под началом Казы-Гирея были разбиты и более не пытались воевать с московскими государями.

Помимо всего описанного выше в правление Федора существенно расширились и укрепились границы Русского государства. Продолжалось освоение Сибири. Значительное место в царствование Федора занимало градостроение. Белгород, Валуйск, Воронеж, Елец, Кокшайск, Кромы, Курск, Ливны, Оскол, Самара, Саратов, Севск, Уржум, Уфа, Царицын, Цивильск, Ядринск — все эти города были возведены при царе Федоре.

В Сибири построены Верхотуровск, Обдорск, Пелым, Сургут, Тара, Тобольск, Тюмень.

В предгорьях Кавказа — крепости Терский городок, Сунженский городок и городок на Койсе.

На севере был основан Архангельск, ставший основным центром торговли с Англией, начавшейся еще во времена правления его отца.

В народной памяти закрепилось представление о том, что при царе Федоре Иоанновиче Русское государство ширилось и процветало, и люди жили в нем спокойно и благополучно, «и никоторая кровь и война при нем, государе, не бывала». Под войной, судя по всему, понимались междоусобицы и внутренние раздоры.

До завершения всех начатых преобразований было еще далеко и развитие деятельности по основным направлениям шло своим чередом, когда в мае 1591 года в Москву из Углича не пришла весть о смерти удельного князя царевича Дмитрия Ивановича.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ЦАРЕВИЧА ДМИТРИЯ

15 мая 1591 года в Угличе произошли события, до сих пор остающиеся одной из неразрешенных загадок отечественной истории. Не стало царевича Дмитрия.

Что на сегодняшний день известно о последнем дне жизни царевича в Угличе?

Ни для кого не секрет, что Нагие считали Дмитрия законным наследником престола, а значит, и уклад жизни он должен был вести тот, что вели все царевичи и великие княжичи в те времена.

Поскольку на момент высылки царевичу не исполнилось и двух лет, в Углич он отправился в основном в сопровождении женского окружения, что должно было продолжаться до достижения им пяти лет.

Но долго так продолжаться не могло — время шло, царевич подрастал.

Уже с трех-четырех лет царские дети «упражнялись в молитвах» и выстаивали службы. Вместе с матерью-царицей они посещали обедни и молебны, выезжали на богомолье. Из материалов следственного дела мы видим, что царевич Дмитрий действительно присутствовал вместе с царицей-матерью на церковных службах.

По достижении пятилетнего возраста мальчиков передавали в мужские руки и поселяли в специально сооруженных отдельных хоромах, расположенных ближе к передней, мужской части дворца.

Ответственным за воспитание и обучение наследника становился «дядька», назначенный, как тогда выражались, «для бережения и научения». Должность дядьки по влиянию на возможного будущего государя была очень престижной и почетной, и ставили на нее особо доверенных людей, набожных, сведущих в книжном учении, уравновешенных и многоопытных. Их задачей было обучить мальчика ратному делу и этикету, воспитать из него воина, правителя и богомольца. Полномочия дядьки были самые широкие: он фактически выполнял роль отца.

По причине того возраста, в котором пребывал Дмитрий во время отправки в Углич, как такового дядьки к нему приставлено не было, и он продолжал воспитываться в основном женским «батальоном». Как следует из содержания материалов следственного дела, в таком окружении Дмитрий пребывал до конца своих дней.

Как видно из материалов следственного дела, постельница Мария Колобова, кормилица Орина Тучкова да мамка Василиса Волохова были главными «хранительницами жизни» младенца в Угличе.

Вместе с тем при всей изолированности царевичей от внешнего мира они не были лишены общества других детей. В раннем детстве им составляли компанию братья-ровесники и сестры, а также дети слуг и придворных («жильцы»). Позднее к ним приставляли еще группу специально отобранных сверстников для услуг, игр и забав («робяток», как их называли). Эти дети — как правило, отпрыски придворных, а также родственники по матери — взрослели вместе с царевичем и впоследствии становились его «стольниками», ближними, «комнатными» людьми.

В связи с тем, что всякий наследник царской крови являлся потенциальным государем, который осуществлял свои функции не только сидя на троне, но и принимал непосредственное участие в военных походах, у царевичей с ранних лет имелось некое подобие оружия. Луки и стрелы, сабли и булавы, палаши и пики, знамена, топорики, ножи, имевшие несколько меньшие размеры и вес, должны были иметься в наличии и у угличского царевича. На момент смерти ему уже исполнилось восемь лет и его режим несколько изменился от того, что был во младенчестве.

Что же касается ежедневного режима наследников царского трона в те времена, то он в общем-то был примерно таким, как и у самих государей за рядом некоторых исключений.

Русские часы делили сутки на часы дневные и ночные. Начало отсчета дневных часов происходило от момента восхода солнца (тогда был первый час дня), ночных — с момента заката (это был первый час ночи). В связи с тем, что в зависимости от времени года день и ночь имеют различный временной промежуток, каждые две недели количество дневных и ночных часов изменялось.

Так, с 09 мая по 24 мая сутки делились на 16 дневных и 8 ночных часов, час дня наступал в 4 часа утра, если брать за основу сегодняшнее исчисление времени.

Государь обычно вставал в четыре часа утра, то есть с рассветом (для удобства будем указывать время сегодняшнее). Умывшись, он уходил в Крестовую (или молельную), где совершал молитву, что занимало примерно около пятнадцати минут, читал духовное слово. После этого наступало время заутрени, а иногда царь слушал и раннюю обедню. После этого начинались дела государственные — царь выходил к боярам для ведения разговора о наиболее важных делах и принятия по ним решений, а затем, около 8—9 часов, шествовал в одну из придворных церквей к поздней обедне, продолжавшейся около двух часов (то есть не позднее 11 часов). В ходе обедни в удобное время государь принимал от думных людей доклады, разговаривал с боярами о делах, отдавал приказания.

По окончании поздней обедни государь в своем кабинете слушал доклады, челобитные и занимался другими текущими делами. Заседание и слушание дел оканчивалось около 12 часов. После того. Как бояре разъезжались, наступало время обеда — государь отправлялся к столу. Обедал он обычно один, но мог пригласить и некоторых особо уважаемых и близких бояр.

В книге «Домашний быт русских царей» о последнем дне царевича Дмитрия говорится следующее: «Того дни царевич поутру встал дряхло (что здесь имеется в виду: слабо, вяло, печально или — лениво? Все эти определения применительно к тому времени можно применить в качестве синонимов по отношению к состоянию „дряхло“ — Авт.) с постели своей и глава у него государя царевича с плеч покатилась. И в четвертом часу дни пошел к обедни и после моления у старцов Кирилова монастыря образы принял. И после обедни пришел к себе в хоромы и платьицо переменил. И в ту пору с кушаньем вошли и скатерть наслали. И Богородичен хлебец священники выняли. А кушал государь царевич однажды днем, а обычай у него государя царевича был таков, по все дни причащался хлебу Богородичну. И после того похотел испити и ему государю поднесли испити и испив, пошел с кормилицей погуляти…».

То есть распорядок примерно тот, что и у царей, описанный выше.

Получается, что утром, в восьмом часу царевич Дмитрий отправился с матерью к поздней обедне, после окончания которой пришел во дворец и, пообедав (около 11 часов), отправился гулять. В полдень царевич Дмитрий умер при весьма странных обстоятельствах, для расследования которых в Углич из Москвы была направлена следственная комиссия.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЕЛО РОЗЫСКНОЕ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СЛЕДСТВЕННАЯ КОМИССИЯ

Итак, для расследования обстоятельств произошедшего в Углич была направлена следственная комиссия. В ее состав были включены Василий Иванович Шуйский, Елизарий Данилович Вылузгин и Андрей Петрович Клешнин.

Как и при оценке действий комиссии на месте происшествия, мнения исследователей о порядке формирования ее разнятся.

В большинстве своем исследователи указывают на формирование данной комиссии Борисом Годуновым. На наш взгляд, эти доводы не лишены здравого смысла. Но комиссия могла быть сформирована Боярской думой как по указке Годунова, так и при непосредственном участии государя, поскольку царь Федор не менее других был заинтересован в расследовании обстоятельств случившегося в Угличе.

Второй момент, о котором упоминает большинство исследователей — включение в комиссию Василия Шуйского и причины, послужившие для этого действия. Однако здесь выводы исследователей разнятся: одни указывают на обещание Годуновым каких-либо привилегий Шуйскому в случае «правильного» ведения дела (правда, не конкретизируют, каких именно), другие обращают внимание на то, что коль скоро Шуйский являлся первейшим врагом Бориса, то и был в Углич направлен потому, что ни при каких обстоятельствах не смог бы ни в чем уличить Годунова, а значит, «зять Малюты» был неповинен в смерти царевича и непричастен к угличским событиям.

Об остальных членах комиссии все как будто забывают, указывая в основном функции, которыми те могли быть наделены при производстве следствия. А то и вовсе ограничиваются простым перечислением имен и должностей, занимаемых ими.

Попробуем разобраться, кем являются те самые «сыщики-обыщики», которые отправились в Углич для расследования случившейся там трагедии.

Когда говорят о том, будто к формированию комиссии Годунов подошел довольно серьезно (или это был царь Федор, или Боярская дума), включив в ее состав В. И. Шуйского, Е. Д. Вылузгина и А. П. Клешнина, и обеспечив тем самым интересы всех участников угличских событий, согласиться с таким доводом довольно сложно.

Что касается первых двоих представителей следственной комиссии — Василия Ивановича Шуйского и Елизария Даниловича Вылузгина, то, глядя на их послужные списки и общественное положение до наступления угличских событий и их расследования, мы увидим следующее.

Василий Иванович Шуйский, возглавлявший комиссию, представлял род, имевший прямое происхождение от Рюриковичей. Брат Василия Дмитрий был свояком Бориса Годунова (они были женаты на родных сестрах, дочерях Малюты Скуратова). В то же время совсем недавно этот род вошел в число опальных — Иван Петрович и Андрей Иванович выступили против царицы Ирины, предлагая государю развестись с ней по причине бесплодия государыни.

Отношения последних правителей-Рюриковичей с семейством Шуйских было различным — то они находятся практически у трона государя, то оказываются в опале, то вновь становятся приближенными, то опять попадают в немилость.

За несколько лет до угличских событий Шуйские вновь были удалены с политической сцены — они находились в своих имениях. Среди попавших в немилость был и Василий Иванович. Он был возвращен из ссылки в 1590 году, то есть за год или того меньше до трагедии.

Историки утверждают, что Шуйский был основным оппонентом Бориса Годунова, мечтая того уничтожить как главного конкурента в борьбе за царский престол в случае стечения определенных обстоятельств.

Уже в момент воцарения Федора Иоанновича Василий Шуйский возглавлял Московскую Судную палату, являвшуюся, пожалуй, главным судебным органом России в тот период. Он рассматривал различные гражданские и уголовные дела, сведения о которых сохранились до настоящего времени.

Некоторые исследователи склоняются к тому, что назначение в комиссию В. И. Шуйского следует расценивать как доказательство непричастности к делу Годунова — Шуйский был его основным соперником в борьбе за место и вполне мог посчитаться с Годуновым при расследовании данного дела.

То есть с помощью своего ярого противника Годунов хотел установить возможности Нагих и пресечь их действия. А что тогда получил бы взамен Шуйский? Какую-либо должность с повышением?

Елизарий Данилович Вылузгин был сыном Данилы Федоровича Вылузги, который в 1547—1560 гг. занимал должность дьяка Разрядного и Казенного приказов. Его имя упоминается в нескольких дошедших до нас исторических документах. Прозвище «Вылузга» (от «лузга» — шелуха, мусор) может указывать на незнатное происхождение данного человека. Однако захоронение служилого человека в церкви Зачатия святой Анны и надпись на его надгробье свидетельствует уже об оказании особых почестей умершему. Данила Федорович Вылузга похоронен в подклете каменной церкви как схимник, то есть приняв перед смертью монашеский постриг.

Таким образом, Елизарий Данилович Вылузгин получил возможность стать государственным служащим что называется «по наследству» благодаря заслугам своего отца, начав свою карьеру в конце 1570-х годов. 5 декабря 1578 г. он записан как дьяк «из двора» в свите государя в разрядной росписи похода в Ливонию. 1 июня 1579 г. Е. Д. Вылузгин является дьяком в свите государя во время похода на Ливонию.

В качестве подьячего он впервые упоминается в 1581 г. при встрече посланца римского папы Антонио Поссевино, а затем до конца жизни служит в Поместном приказе.

Поместный приказ был образован в середине 50-х гг. XVI в. Его функции распространялись на центральные и южные уезды с развитым частно-феодальным землевладением. Приказ наделял служилых людей поместьями (по окладам, установленным в Разрядном приказе), ведал фондом «пустых» поместных земель, регистрировал и контролировал все изменения в сфере феодального землевладения; проводил общие и частные описания земель и переписи населения; играл роль центральной судебной инстанции по земельным делам.

Но есть еще кое-что, заставляющее задуматься над ролью каждого из этих двоих «сыскарей» в расследовании описываемых здесь обстоятельств как по отдельности, так и вместе. Если обратиться к правым судным грамотам времен правления Федора Иоанновича, предметом спора в которых являются вопросы земельного права, то можно увидеть несколько запросов судьи Василия Шуйского в Поместный приказ непосредственно Елизарию Вылузгину о предоставлении необходимых для разрешения конкретного дела сведений. Последний направлял на них довольно обстоятельные ответы и предоставлял исчерпывающую информацию для рассматриваемых дел.

Одним из дошедших до нас является дело 1584 года по иску Т. Д. Шиловского к А. В. Шерефединову о землях Рязанского уезда. А. В. Шерефединов пытался путем фальсификации купчей завладеть родовым селом дворян Шиловских — Шиловым, а у Иова Запольского отнять село Вырково.

По результатам рассмотрения дела А. В. Шерефединов в пользу Т. Д. Шиловского должен был выплатить компенсацию за пользование чужим владением — по полтора рубля с выти. Кроме того, суд обязал А. В. Шерефединова заплатить Терехову монастырю незаконно полученную годовую сумму мыта в 15 руб.

То есть на момент событий, произошедших в мае 1591 года в Угличе, тандем этих двух лиц был вполне слаженным и отработанным. И Шуйский, и Вылузгин зарекомендовали себя с наилучшей стороны — каждый был профессионалом в своем направлении. Шуйский разбирал довольно сложные дела как судья, Вылузгин же, исполнявший впоследствии в Угличе обязанности основного пищика, имел опыт составления процессуальных документов. Поэтому ни у кого не возникло вопросов о том, кого же назначить в следственную комиссию для выполнения данных функций.

Кроме того, Вылузгин свои служебные обязанности исполнял не только по запросам Шуйского, но и иных судей. Так, согласно Правой грамоте от 22 апреля 1586 года, содержащей в себе тяжбу между старцем Спасо-Евфимьева монастыря Левкием и Ильей Лобановым о луге возле Спасского села Стебачева в Суздальском уезде, суд сей судил боярин и дворецкий… Григорий Васильевич Годунов. В ходе рассмотрения дела боярин дважды просил Поместный приказ предоставить выписки из писцовых книг относительно земельных угодий. Аналогичный спор происходил и несколькими годами позже, где Вылузгин также предоставлял Г. В. Годунову интересующую того информацию. (Причем, если посмотреть на даты, имеющиеся во многих судебных документах того времени, поражаешься тому, с какой быстротой находилась и предоставлялась необходимая информация в столь далекие от нас годы. И ведь это без компьютеров, иитернета и прочих современных телекоммуникационных средств.)

Анализируя состав следственной комиссии, С. О. Прокофьев обращает внимание на следующее: «входивший в группу окольничий А. Клешнин был другом Годунова, дьяк Е. Вылузгин занимал важное место в государственном аппарате Годунова и не принадлежал к „партии“ Шуйского, а митрополит Геласий был послан для надзора за ведением следствия церковными властями, то есть другом и верным приверженцем Бориса патриархом Иовом.»

Андрей Клешнин — друг Бориса Годунова?! Сложно отрицать такую характеристику. И вот почему.

Андрей Петрович Клешнин происходил из небогатых боровских дворян, родовым имением которых являлось село Сатино неподалеку от Боровска. Им владели предки Клешнина.

А примерно в двадцати километрах от Сатина, около современного Обнинска, располагалось село Белкино, которое в 1560-х годах принадлежало Григорию Лукьяновичу (Малюте) Скуратову-Бельскому. После женитьбы Бориса Годунова на дочери Малюты Марии село Белкино было отдано последней в качестве приданого. Борис Годунов стал его полноправным владельцем.

Владельцы двух селений, находящихся по соседству, видимо, уже в то время нашли общий язык и в дальнейшем не отказывали друг другу в помощи. Так, документальные источники свидетельствуют о том, что Андрей Петрович Клешнин, впервые отмеченный в источниках в марте 1573 года, в 1575/76 г. был послухом, присутствовавшим при вкладе вдовы Ф. И. Годунова Стефаниды и ее сына Бориса в Ипатьев монастырь их родовых вотчин в Костромском уезде, а несколько позднее, в 1585/86 г. — послухом в меновной самого Бориса Годунова и властей Симонова монастыря на земли в Дмитровском уезде.

Таким образом, дружеские отношения между этими людьми сложились задолго до участия Клешнина в расследовании угличских событий.

Кроме того, некоторые исследователи указывают на близость А. П. Клешнина и к царю Федору. Так, А. В. Антонов указывает на то, что имеется свидетельство о том, что А. П. Клешнин был дядькой Федора Иоанновича, когда тот был еще царевичем.

После воцарения последнего А. П. Клешнин довольно быстро пошел вверх по карьерной лестнице. Став в ноябре 1585 г. думным дворянином, к апрелю 1586 г. он уже имеет чин окольничего. В ноябре 1585 г. А. П. Клешнин участвует в «шведском» походе, в апреле 1586 г. присутствует на приеме польского посла, 5 сентября того же года он сопровождает царя Федора Иоанновича на молебен в Чудов монастырь, где затем вместе Б. Ф. Годуновым и Ф. Н. Романовым разделяет царскую трапезу, в апреле-июне 1589 г. вместе с И. В. Годуновым ведет переговоры с имперским послом Н. Варкочем, в феврале 1590 г. во время осады Ругодива вместе с И. И. Сабуровым руководит нарядом.

После участия в следственной комиссии Андрей Клешнин продолжил службу, в ходе которой неоднократно отправлялся в военные походы и участвовал в посольских приемах.

Унаследовав по смерти отца Сатино с пустошами в Боровском уезде, а также сельцо Сидорово в Вяземском стане Московского уезда, за время своей службы Клешнин многократно увеличил свои земельные владения. Большинство из них находилось в Московском уезде. Кроме того, земельные владения А. П. Клешнина располагались в Зубцовском, Старицком, Бельском, Рязанском, Можайском и Тверском уездах.

Когда исследователи говорят о связи А. П. Клешнина с семейством Нагих, прежде всего указывают на замужество его дочери Марии за Григорием Федоровичем Нагим, родным братом царицы Марии, но по сведениям А. В. Антонова случилось это уже после смерти Клешнина — в 1604/1605 г.

А вот за несколько лет до угличских событий Клешнин действительно выкупил у Варвары Григорьевой Нагой, которая была замужем за князем Фёдором Долгоруковым, село Ведерниково с деревнями в Бельском уезде — крупную вотчину размером в 400 четвертей.

От духовных властей официальным представителем в Углич был назначен митрополит Крутицкий Геласий. В числе участников следственной группы Геласий не фигурирует — его имя упоминается в материалах дела лишь в связи с подачей Марией Нагой челобитной, которую Геласий представил Освященному собору 02 июня 1591 года.

Скорее всего, миссия Геласия, представлявшего Патриарха, в данном деле состояла в отпевании и погребении тела царевича.

Ранее имя Геласия упоминается в докладе от 23 января 1589 года царю Федору Иоанновичу от цареградского патриарха Иеремия и всего священного Российского собора об избранных кандидатах на патриаршество всея России, а уже 26 января того же года Геласий участвовал в торжественном посвящении первого патриарха Иова. Тогда он подписывался как епископ Сарский и Подонский.

Ни для кого не секрет, что Борис Годунов сыграл весьма активную роль в решении патриаршего достоинства главе Московской митрополии. Когда в 1588 году в Москву прибыл Вселенский Патриарх Иеремия, именно с Годуновым у него состоялся разговор о патриаршестве. И сначала Годунов вообще предложил Иеремии, оставаясь Вселенским Патриархом, стать ещё и главой Русской Церкви, но с кафедрой во Владимире (потому как московская занята митрополитом). В результате добро было получено, в январе 1589 года в России учреждено патриаршество.

Чин митрополита Геласий получил в мае того же 1589 года. В уложенной грамоте об утверждении патриаршего престола, четырех митрополитов, шести архиепископов и восьми епископов указывается на утверждение в том числе митрополита близ Москвы на Крутицах (в современном Таганском районе Москвы), коим и стал Геласий. Подпись Геласия на грамоте отображена как «Смиреныи Геласий, Божиею милостию митрополит Сарскы и Подонскый».

Таким образом, как ни крути, но из вышеизложенного следует вывод о том, что все члены следственной комиссии каждый в свое время были обязаны своим положением и Борису Годунову, и царю Федору Иоанновичу, и должны были держаться за свои места.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО

Следственная комиссия прибыла на место происшествия во вторник, 19 мая 1591 года. За время расследования трагических событий следователями были установлены следующие обстоятельства.

15 мая 1591 года после обедни царевич Дмитрий отправился на задний двор, где занялся со своими сверстниками игрой в тычку. Его мать в это время в компании Андрея Александровича Нагого обедала во дворце.

Товарищами Дмитрия по игре были жильцы-дворовые ребята Петрушка Колобов, Баженка Тучков, Ивашка Красенский и Гришка Козловский. За ними присматривали отправившиеся вместе с царевичем кормилица Арина Тучкова, постельница Мария Колобова и мамка Василиса Волохова. Внезапно у Дмитрия случился приступ эпилепсии, во время которого царевич упал на землю. По свидетельству одних очевидцев, во время приступа юный отрок поколол себе ножом шею, других — упал на нож («набрушился», как указывается в материалах дела).

Некто, присутствовавший при случившемся (или ставший случайным очевидцем данного события на заднем дворе) начинает громко кричать о происходившем.

Петрушка Колобов кинулся во дворец, чтобы сообщить о случившемся царице. Кормилица в это время бросилась к царевичу, взяла его на руки, и у нее на руках тот скончался.

Кто-то начинает громко кричать о случившемся.

На крики вскоре прибежала Мария Нагая, мать Дмитрия. Увидев бездыханное тело сына, она тут же объявила, что царевич убит. Убийцами Мария Федоровна назвала Данилу Битяговского, племянника его Никиту Качалова и сына Василисы Волоховой Осипа.

В это время бывший на звоннице Спасо-Преображенского собора сторож Максимка Кузнецов ударил в набат, послуживший своего рода сигналом сбора к месту происшествия. Вскоре к собору начинает подходить народ.

На звон колокола прибежал и пономарь, вдовый поп Федот Афанасьев по прозвищу Огурец. У собора он встретился со стряпчим Кормового дворца Субботой Протопоповым, который, сославшись на приказ царицы велел Огурцу «сильно звонити».

Тем временем гнев царицы был перекинут на Василису Волохову: отколошматив ее поленом, Мария Нагая сорвала с ее головы платок и растрепала Василисе волосы.

Вскоре на место случившегося прибежал Андрей Александрович Нагой, который отнес тело Дмитрия в церковь Спаса. По словам самого Нагого, он был при нем «безотступно», дабы никто тело царевича не украл. Однако Нагой где-то успел услышать, что царевич зарезан, но «того не видали, кто зарезал».

Услышав набат, жители города, думая, что случился пожар, бросились на царицын двор. На шум прибежали братья царицы Михаил и Григорий Нагие. Мария Нагая передала последнему «эстафету» по избиению Волоховой, которую Григорий принял и продолжил начатое дело.

По словам некоторых допрошенных позже свидетелей Михаил был сильно пьян. Именно он и отдал приказ «звонить во все колокола».

В это же время Мария Нагая на пару со своим братом Михаилом продолжали подливать масла в огонь. Собравшейся толпе они кричали о том, что царевича зарезали Михаил и Данила Битяговские, Осип Волохов, Никита Качалов и дьяк Никита Третьяков (ранее его имя не фигурировало в числе «убийц»).

В свою очередь Волохова просит царицу дать праведный сыск, указывая на то, что сын ее Осип на дворе не бывал. Один из прибежавших на место случившегося, увидев, что Волохова осталась без платка, снял свою шапку и положил ее на голову Василисе, за что на месте был убит посадскими людьми.

Дьяк Михаил Битяговский, обедавший в это время дома со своим сыном и с попом Богданом, духовным отцом Григория Федоровича Нагого, услышав колокольный звон, отправил своих людей узнать о случившемся. Те вскоре вернулись и сообщили о самоубийстве царевича, указав в качестве источника новости сытника Кирилла Моховикова.

Битяговский бежит во дворец. Ворота, которые были заперты, ему открыл Моховиков, сказав при этом про смерть царевича. После того, как в покоях царицы Битяговский никого не находит, он спускается вниз, во двор, где его и Данилу Третьякова окружают дворовые и посадские люди. Битяговский и Третьяков попытались спастись в Брусяной избе, однако толпу это не остановило: выбив двери, дворовые и посадские вытащили из избы «убийц», после чего оба были убиты.

Впоследствии жена Михаила Битяговского Авдотья показала, что муж ее был убит по велению Григория и Михаила Нагих, саму ее сильно избили, а подворье разграбили.

Вскоре возбужденная и понукаемая Нагими толпа расправилась с сыном Битяговского Данилой и с Никитой Качаловым. Горожане нашли их в Дьячной избе и поступили также, как с первыми двумя жертвами — их выволокли на двор и «побили до смерти».

Самосуд вылился в разграбление дворов убитых, а вскоре и вовсе перешел в городское восстание. Народ, почуяв запах крови, стал неуправляем и перестал отдавать отчет своим действиям.

В Дьячной избе украли 20 рублей казенных денег, взломав «коробейки». Попутно были убиты еще пять человек: трое людей Михаила Битяговского и двое — Никиты Качалова. Затем — еще семеро — посадский Савва-плотник и шестеро его товарищей по приказу Михаила Нагого были убиты за распространение слухов, об убийстве дьяков «за посмех», то есть беспричинно.

Подъячие Третьятко Десятый, Васюк Михайлов, Терешка Ларионов, писчики Марко Бабкин и Ивашка Ежов после угроз толпы в их адрес спасли свои жизни, убежав в лес, где дожидались приезда государевых людей. Вслед за ними поспешили многие горожане.

Одним из последних был убит Осип Волохов. По словам игумена Алексеевского монастыря Савватия, приехавшего в город около шести часов пополудни, он застал Осипа в живых — тот стоял в церкви за столпом. После того, как Савватий покинул церковь, Осипа вывели из церкви и убили. Убили и его дворового Ваську, который попытался защитить Волохова.

В последующие дни вплоть до приезда следственной комиссии беспорядки в Угличе продолжались. Город был фактически оцеплен — вокруг него на телегах ездили люди, следившие за тем, чтобы никто лишний не мог войти в него и узнать о случившемся. Вести о происходящем составляли своего рода тайну удела. Все дороги также находились под контролем для недопущения распространения слухов о происходящих в Угличе событиях.

За день до приезда следственной комиссии Нагие сделали попытку инсценировки преступления. В торговых рядах, у посадских людей и на дворе дьяка Битяговского было собрано холодное оружие. Его вымазали в куриной крови и побросали около трупов «убийц» царевича. Все это по замыслу заговорщиков должно было послужить доказательствами преступных намерений Михаила Битяговского и иже с ним. И в ходе следствия Михаил Нагой указывал на насильственное устранение царевича, несмотря на раскрытие инсценировки. В свой заговор Нагим удалось вовлечь городового приказчика Русина Ракова, который позже раскаялся и рассказал следователям все как есть.

После того, как 02 июня 1591 года царю Федору Иоанновичу был зачитан результат произведенного в Угличе следствия, государь велел собрать Освященный собор во главе с патриархом Иовом и огласить материалы следственного дела с тем, чтобы вынести по ним окончательное решение.

Освященный собор состоял из представителей высшего духовенства. Собор участвовал в разработке вопросов и принятии (утверждении) решений как непосредственно касающихся деятельности Русской церкви (например, назначение митрополитов и епископов, введение патриаршества и избрание первого и последующих патриархов), так и относящихся к деятельности иных государственных учреждений.

Обязательным является участие представителей Освященного собора в церемонии венчания государей на великое княжение, а позже — на царство. Впоследствии члены Освященного собора принимали участие при избрании на царство Бориса Годунова.

Освященный собор наряду с Боярской думой являлся составной частью земских соборов (духовенство принимало непосредственное участие в их деятельности, что видно из содержания соответствующих источников).

На Освященном соборе, который проходил в Москве 02 июня 1591 года, рассматривались обстоятельства смерти царевича Дмитрия. То есть вопрос напрямую касался правящей династии, которая могла в ближайшее время прекратить свое существование (и в скором времени так и произошло). Не исключено, что Освященный собор рассматривал не только результаты следствия, но и иные вопросы, прямо не относящиеся к угличским событиям (например, порядок передачи трона в случае смерти царя Федора Иоанновича и отсутствия прямых наследников). Однако в материалах следственного дела данные вопросы не отражены, а были ли они зафиксированы в иных документах и обсуждались ли вообще, до настоящего времени не известно.

После того, как дьяк Василий Щелкалов зачитал составленные следственной комиссией материалы дела, а затем заслушан митрополит Крутицкий Геласий, была озвучена версия случившегося, которая стала официальной — смерть царевичу Дмитрию учинилась Божьим судом.

Сами материалы следствия были оформлены в свиток и отправлены в архив Посольского приказа на хранение.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО

Итак, что же собой представляет сохранившееся до наших дней следственное дело о событиях, произошедших 15 мая 1591 года в удельном городе Угличе?

Уже в 1626 году оно находилось в весьма плачевном состоянии. Согласно описи Посольского приказа, составленной спустя 35 лет после случившегося, дело «роспалося все и верху у нево нет».

Некоторыми исследователями высказывается мнение о том, что недостающая часть документов дела была изъята, а оставшиеся материалы отредактированы заинтересованными лицами для сокрытия некоторых обстоятельств произошедшего, которые в будущем могли бы помочь пересмотреть результаты официальной версии случившегося.

Причем число претендентов в «заинтересованные» нельзя сказать что незначительное. Помимо Бориса Годунова, Василия Шуйского и Лжедмитрия I здесь и Андрей Клешнин с Елизарием Вылузгиным, и Михаил Романов со своим отцом Патриархом Филаретом, и более поздние представители династии Романовых.

Не следует версию с изъятием и подделкой материалов следственного дела рассматривать как аксиому. Из Описи 1626 года можно узнать, что многие дела и отдельные документы, хранившиеся в посольском архиве, содержат пометы «ветха и изодралася, печать отпала», «смешены и изодраны», «ветхи и изодраны», «роспался весь, иных столбцов нет», «верху нет, весь росклеился», «изотлел и роспался», «ветх добре и роспался», «многово места чести нельзя, изгнило»… Как видим, утрата целостности отдельных документов и дел в те времена была присуща множеству из них. Причем среди поврежденных встречаются документы не менее важные, чем дело об угличских событиях. Это и сыскное дело в отношении князей Михаила и Андрея Воротынских, и сыскное дело в отношении митрополита московского Антония, и смертный приговор Петру Головину за расхищение государственной казны, и другие. Все эти дела уже на тот момент были в весьма плачевном состоянии.

Причины ветхости интересующего нас дела точно неизвестны. Скорее всего, они, как и множество других дел, связаны с ненадлежащими условиями хранения документов, которые оставляли желать лучшего.

Кроме того, документы могли быть повреждены, а то и полностью уничтожены в результате пожаров. Так, у грамоты свейской перемирной царя и великого князя Федора Иоанновича всея Руси, датированной 1593-м годом, 3 печати «в пожар растопилися, и грамота поплела и подралась». А, например, небольшой столпик, содержащий отписки из городов о целовании креста новоизбранному царю Борису, не только обветшал, истлел и распался, но и мышами изъеден.

Поэтому нельзя предвзято относиться к рассматриваемому нами историческому документу в плане намеренного ухудшения его состояния кем-либо из заинтересованных лиц.

На сегодняшний день проведено несколько исследований данного документа.

И. С. Беляев, проведя исследование дела, опубликовал результаты проделанной работы в 1907 году. Исследователь приходит к выводу, что «весьма тщательно написанный документ, хранящийся в Моск. иностр. архиве и рассматриваемый нами, есть без сомнения беловой экземпляр производства в Угличе, составленного и написанного там начерно. Таковым беловым следственное Угличское дело и должно было быть ввиду предстоящего представления его следователями Царю и далее „на суде патриарха и святителей“, где оно читалось Щелкаловым. Подготовительные же черновые к нему работы, особенно допросы свидетелей, снимаемые на месте с их слов, живые и разнообразные, при сравнительно недавнем появлении гражданской скорописи, конечно и не могли быть написанными прямо на бело; все черновые списки вероятно остались у дьяка, или же окончательно были уничтожены по неимению в них нужды».

Текст для печати в качестве приложения к очеркам «О Димитрии Самозванце» А. С. Суворина по просьбе последнего подготовил А. М. Белов, который сделал внешнее описание данного документа, охарактеризовал работу лиц, зафиксировавших показания свидетелей и составлявших остальные материалы дела. Также исследователь вкратце высказал свое мнение о времени и месте составления материалов, содержащихся в деле, проанализировал имеющиеся подписи свидетелей.

Его однофамилец Е. А. Белов исследовал подлинник следственного дела, но, хоть он и посвятил событиям в Угличе отдельную публикацию, относительно внешнего вида материалов дела мнение свое не высказал, ограничившись разбором содержания показаний и действий участников следствия и оценкой мнения авторов иных публикаций, посвященных данной теме.

В. К. Клейн, исследовавший материалы следственного дела в начале XX столетия, и проводивший работу по изучению первоисточника полвека спустя А. П. Богданов по результатам своих исследований утверждают, что дошедшее до нас дело изготовлено в то время, когда и произошла угличская трагедия. Оба исследователя подробно описали результаты своей работы, постарались довольно тщательно обосновать выводы, к которым пришли в ходе своей работы, поэтому оснований не доверять их трудам у нас не имеется.

В. К. Клейн, проведя дипломатическое исследование подлинных документов, пришел к следующим результатам.

Бумага, на которой зафиксированы следственные действия, преимущественно итальянского производства и относится к XVI веку. Изначально к порче документов, составляющих все дело, привело плохое обращение с ним, в результате чего, поврежденное излишней сыростью, дело расклеилось и порвалось на части.

А. П. Богданов провел комплексное исследование подлинника дела с целью реконструкции хода и содержания обыскных мероприятий, произведенных следственной комиссией. Исследователя интересовали вопросы о подлинности дела, его авторстве, времени и месте создания, а также соответствие текста документа, представленного 2 июня 1591 г. (Обыскное дело) Освященному собору тексту обыскного дела, явившемуся результатом документирования работы Обыскной комиссии в Угличе.

В ходе исследования была проведена почерковедческая экспертиза,

По результатам своего исследования Богданов пришел к следующим выводам: обыскное дело целиком написано на бумаге, бытовавшей в России в начале 90-х годов XVI века; в деле имеются как черновые листы, так и перебеленные. Подлинник дела был написан и отредактирован в Угличе; обыскное дело не могло быть написано в той последовательности, в которой оно было доложено 2 июня 1591 г. в Москве.

В основном дело составлено во время непосредственно ведения следствия, хотя часть листов с опросными речами являются беловым вариантом. В то же время исследователь обращает внимание на то, что перебелены они могли быть как в Москве, так и в самом Угличе, а уже оттуда, вместе с остальными материалами в виде свитка доставлены в столицу.

Писцы пользовались общими запасами бумаги, причем каждый из них брал столбцы из заранее нарезанной пачки листов. Все писцы комиссии работали сначала над черновыми записями показаний, и лишь затем перешли к их переписке. Таким образом, и в расположении почерков выявляется общая закономерность, заметно увеличивающая вероятность частных выводов, сделанных в ходе реконструкции дела.

Доктор юридических наук, профессор Леонард Михайлович Колодкин обращает внимание на то, что уже в начале XVIII века дело было без начала и носило на себе не только разрушительные следы времени, но и следы сознательной подтасовки фактов. В частности, некоторые страницы носят следы изъятия части текста, в результате чего размер листов иногда наполовину меньше стандартного листа. По мнению исследователя, вряд ли дело, адресованное царю и Освященному Собору, писали на обрывках. Кроме того, считает Л. М. Колодкин, подготовка дела к докладу велась следователями в условиях крайнего дефицита времени, что стало причиной некоторых промахов — не все «зацепки» удалось убрать.

Чем же все исследователи аргументируют свою позиции о полной или частичной замене материалов дела или, проще говоря, подделке документов? На какие особенности обращают они свое внимание?

И. С. Беляев указывает на то, что на многих имеющихся в деле показаний, «нет собственноручнаго рукоприкладства».

Для начала обратимся к показаниям членов семьи погибшего царевича, представителям семейства Нагих.

Основными здесь можно считать показания братьев Михаила и Григория как по объему, так и по содержанию.

Показания Михаила Федоровича Нагого изложены на двух листах и не имеют его подписи. Некоторые исследователи считают, что данное обстоятельство указывает на неграмотность этого человека.

Данное утверждение не находит своего подтверждения. Если мы обратимся к упоминавшимся в одной из предыдущих глав документам 1584/1585 года о передаче игуменом монастыря Нагим имений, то увидим, что в ответ на данную игумена была составлена запись-обязательство (отпись) о принятии дара от имени Федора Федоровича Нагого и его сыновей Григория и Михаила о том, что данные угодья не подлежат передаче другим лицам, а в случае смерти Нагих должны быть возвращены обратно монастырю Согласно данной отписи, подпись под ним поставил от своего имени, от имени отца и от имени брата Михаил Федорович Нагой. Отец с другим сыном не поставили подписи на данном обязательстве. Означает ли это, что они оба были неграмотны?

В то же время показания его брата Григория, данные во время расследования обстоятельств смерти царевича, изложенные на двух листах, имеют подписи иных лиц, а также будто бы его собственную подпись, которая, однако, указывает только имя, но не содержит фамилии. Именно это обстоятельство стало одним из аргументов (вкупе с другими) оценить подпись от имени Григория Нагого подделкой. Тем более, другой лист с показаниями этого свидетеля не содержит его подписи.

Имеются ли иные документы с подписью Григория Федоровича Нагого? Если имеются, то вопрос о подлинности подписи на показаниях Григория Нагого в ближайшее время может быть разрешен.

Отсутствие же подписи на показаниях Михаила свидетельствует в большей степени об изготовлении беловой копии этого документа. Но вот вопрос: были ли показания Михаила искажены при перебеливании? И если были, к чему это впоследствии привело или могло привести? Это уже интересно.

Л. М. Колодкин обращает внимание на утрату между складнями (как он их называет) на странице 21, доказательством чему является оборванный нижний край. В результате размер одного складня составляет только половину стандартного листа. Аналогичным образом, по мнению исследователя, поступили и с протоколом допроса Михаила Нагого. После слов «а на него городовой приказчик возводит» верхняя часть следующего листа состоит всего из семи строк. Вероятно, делает предположение исследователь, на отсутствующей части листа дядя царевича называл имена убийц, и эта часть допроса была уничтожена следователями князя В. И. Шуйского.

В свою очередь В. К. Клейн, обращая внимание на лист с показаниями Михаила Нагого, делает вывод о причинах отсутствия на нем рукоприкладства. По мнению исследователя, это объясняется утратой части листа, на которой она была помещена.

Вызывает недоумение у исследователей и протокол допроса пономаря Огурца на том основании, что он назван в одном случае Федором, в другом Федотом.

И. С. Беляев объясняет это тем, что склейка 16-го листа написана не в одно время со второй, отчего при соединении допроса в столбец в разных склейках имена разные. Первая часть допроса написана ранее, другим стилем, имеет короткую строку и широкие поля. Кроме того, по мнению исследователя, составители дела «не дали себе труда проверить позднейшую приставку, оставив грубые следы подделки, некогда может быть изменившей в самом корне показания Огурца».

Кроме того, первая часть допроса Огурца содержит только семь строк, что, по мнению исследователей, является очевидными признаками фальсификации материалов следственного дела.