Зачётный профессор

Урок первый: Встречают по одежке

Университетская аудитория оглашалась шумом голосов нескольких десятков студентов, частью знакомых между собой с вступительных экзаменов, частью начинающих знакомиться только сейчас, а частью пока не решающихся ни с кем заговорить. Таких было не слишком много, поскольку в большинстве своём молодежь склонна заводить побольше друзей и общаться, налаживая связи на случаи и без. Например, потом могло понадобиться взять у кого-то конспект, или уточнить расписание. Проще это сделать с однокурсником, чем через деканат.

— Да куда ж эта ручка подевалась? — сокрушалась девушка за первой партой, пока её соседка предлагала ей запасную.

— Кто знает, что завтра первым будет? — огласил зал бескомплексный парень с предпоследнего ряда. Ему ответили девчонки, сидевшие перед ним.

Дверь открылась и, поскольку звонка на пару ещё не было, никто не обращал внимания на входящих и выходящих. Но на этого вошедшего постепенно все рано или поздно взглянули. Нельзя было не покоситься на такого однокурсника, даже если бы он прошел мимо по улице, будучи ни чем не связанным с вами прохожим. А дело было всего лишь в том, что он являлся знаменитостью, человеком с экрана, который, несмотря на популярность и финансовую обеспеченность, твердо решил получить высшее образование и старался не просто добиться диплома, а приобрести знания, улаживая проблемы вечно занятого графика, недосыпов и других, карьерных дел, и всё-таки показываясь на лекциях, зачетах и экзаменах, хотя учеба чаще всего и проходила у него дистанционно. Аудитория ненадолго попритихла, как приливной волной окатившись шепотком, но потом вернулась к прежней жизни.

— Ах, вот она! — выцарапав из сумки свою ручку, наконец-то разогнулась студентка с первой парты, не видя, кто приземлился на стул через проход. Когда она подняла взгляд, то ручка невольно выпала из пальцев, стукнувшись о пол.

— Возьмите. — Поднял её известный артист, заставлявший замирать со сцены девичьи сердца, но и в близи производящий не худшее впечатление, даром что он был без грима и концертного костюма. Протянутое средство для письма задрожало в руке перенявшей его девушки, и она спешно отвернулась, пробормотав «спасибо».

Зазвенел звонок и, точно по нему, дверь открылась ещё раз, и в зал вошел ожидаемый преподаватель. Никто не знал, как он должен выглядеть, поскольку было начало учебного года, и в нем это была первая лекция по данному предмету. Фамилия на доске расписания занятий, бесполая Черненко с инициалами В.В., ничего не могла сказать ученикам, пряча за собой одинаково престарелого дедушку или погруженную в науку старую толстую деву. Но преподавателем оказалась молодая женщина приятной внешности, не старше тридцати пяти лет. С забранными назад черными волосами и узкими очками на носу, в узком темно-синем костюме на худощавом теле, она внесла подмышкой портфель с записями и памятками.

— Доброе утро, — бросила она в сторону парт, подходя к кафедре. Шаг, движения и немного отстраненный, но собранный взгляд убеждал в привычности действий. Она преподавала не первый год, и знала свою работу. Разместив какие-то листки перед собой на постаменте, женщина поправила очки и, положив руки по сторонам от своих заметок, встала прямой спиной к чистой доске. — Меня зовут Черненко Вероника Витальевна, запишите сразу мои регалии, чтобы не возникали вопросы при оформлении контрольных и титульных листов на других работах. Кандидат социологических наук, доцент. Надеюсь, пока ничего не нужно повторять?

Она сухо улыбнулась, спрятала улыбку, как кинжал в ножны, и продолжила:

— Хорошо, тогда начнем. — Отпустив деревянную стойку, она сложила руки перед собой, переплетя пальцы. — Итак, это первая, вступительная лекция по социологии, относительно молодой, но важной науки. Её необходимость станет ясна, когда мы углубимся в понимание того, что же она изучает. А изучает она не что иное, как наше с вами общество, наши с вами взаимоотношения, коммуникативность, общественные институты, группы, системы и развитие всего вышеперечисленного.

— Можно немного помедленнее? Я не успеваю записывать, — весело отозвался парень с последнего ряда, но вместо одобрения своего задора получил холодный взгляд застекленных глаз.

— Мы с вами не в школе, молодой человек, поэтому я допускаю в вас способность писать достаточно быстро. Если вы с чем-то не справляетесь в рамках образовательной программы, то вряд ли сможете сдать у меня хотя бы зачет. Это достаточно ясно?

Юноша сполз немного под стол, замолчав. Всем в одну минуту стало понятно, что этого преподавателя нельзя перебивать, не слушаться, опаздывать, говорить при нем и вообще, все девушки аудитории моментально окрестили её в мыслях мегерой и злобной ведьмой.

— Продолжим, — взялась она за мел, готовясь записывать ключевые понятия. — Возможно, ещё со школьного предмета «обществознание» вы помните, что основателем социологии является Огюст Конт, французский философ и, помимо того, родоначальник позитивизма… — Вероника Витальевна вывела тонким почерком имя ученого, вдохнув воздуха для продолжения монолога, лившегося из неё, как студийная запись. Она определенно была специалистом.

— Простите, — послышалось из зала, прежде чем она заговорила снова. Приподняв одну бровь, она обернулась, ища источник звука. Он сидел близко, на первой парте. — Простите, — повторил он, молодой человек в светло-сиреневом джемпере, надетом на белоснежную рубашку. — Мы будем изучать науку, изобретенную человеком, пытавшимся утопить свою жену, убить себя, и страдавшего паранойей или шизофренией?

Публика застыла, ожидая ответа и без того показавшей себя нетерпимой преподавательницы. Но она не дрогнула.

— Вы так хорошо знаете биографию Огюста Конта?

— Я немного подготовился к курсу социологии, — спокойно пояснил студент, указав на лежавший перед ним, принесенный с собой учебник. Его деланно невинный тон был откровенно наигранным.

— Ваше имя? — железно поинтересовалась Вероника, чем вызвала сдерживаемые улыбки и прятание лиц за волосами. Всем стало забавно, что такого телевизионного героя можно не знать, или же лектор решила ответить колкостью на колкость и проигнорировать звездную сущность своего подопечного?

— Константин, — представился молодой человек, улыбнувшись улыбкой волка в овечьей шкуре.

— Константин… — пробормотала женщина, выведя что-то на краешке верхнего из стопки своих записей листка. — Надеюсь, на экзамене у меня вы проявите такую же осведомленность и эрудицию, Костя.

— Если вы позволите, конечно. — Не отводя глаз от Вероники Витальевны, парень защелкал автоматической ручкой, шевеля исключительно большим пальцем возлегшей на тетради руки.

— Что касается вашего вопроса, — не дала себя сбить с мысли преподавательница, — то мы будем изучать науку, сформулированную этим человеком, а не изобретенную. Основать — не значит породить. Достаточно собрать имеющийся по факту материал.

— Однако это не меняет его избирательной предрасположенности. С каким умыслом основывал и о чем думал он, формулируя социологию и заявляя её, как отдельную науку? — откинувшись на спинку, воспользовался Костя поставленной Вероникой точкой и задал второй вопрос.

— Если вас так волнует психология тех или иных поступков, вы можете записаться на дополнительный курс по психологии у нашего уважаемого профессора Романова Георгия Ивановича, или вы сомневаетесь в надобности изучения социологии? — подковырнула его женщина, не теряя самообладания.

— Нет-нет, что вы, просто было интересно ваше мнение по этому поводу.

— По поводу шизофрении Огюста Конта? — Лекция обещала превратиться в фарс, если перепалка между обучающей и обучающимся не закончится в течение двух-трех минут. Молодежь хихикала в ладони, скрежетала зубами и кусала костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться и не вызвать на себя гнев доцента Черненко.

— В том числе.

— А в первую очередь? — напирала Вероника Витальевна. Два кремневых характера решили посоревноваться, из кого вперед полетит искра. Константин развел руками.

— В первую очередь по поводу роли личностных характеристик в профессиональной деятельности.

— Глубоко копнули, — в чем-то даже порадовалась преподавательница тому, что перед ней такой развитой ученик. — Моё мнение таково, что покуда личность не отражается в работе, она может иметь какие угодно характеристики.

— И вы считаете, что это реально? Чтобы личность никак не отражалась в деятельности? — Константин покачал головой. — Возьмем практику, а не идиллическую теорию. Реально, по вашему?

— Нет, не реально, конечно же, — немного, самую каплю замешкавшись, Вероника признала очевидное. Она и сама так всегда думала, но почему согласиться с тем, с кем она вроде как спорила, похоже на проигрыш? — Ещё вопросы?

— Да, — не сдался и не угомонился Костя, хотя его трудно было назвать участвующим в полемике. Вид его обличал умиротворение, будто он пил утренний чай у себя на кухне. Щелчки его автоматической ручки почему-то стали нервировать женщину. — Что бы вы предложили делать с людьми, чьи личностные характеристики из частной жизни преобладают над профессиональными навыками и мешают их осуществлению?

— Разумеется, их следует отстранять от занимаемых должностей. Если они не справляются со своими обязанностями. Это всё ещё имеет какое-то отношение к основателю социологии?

— Нет, прошу меня извинить, продолжайте лекцию, пожалуйста, — внезапно, как и начал, прекратил полемизировать Костя, оставив ручку с высунутым стержнем и изящно выведя число в верхнем углу страницы. Посередине он успел написать «Тема: Введение».

Вероника повертела мел между пальцами, от чего они окрасились белыми мельчайшими крошками. Почему так трудно стало перейти к дальнейшим занятиям? Почему энтузиазм, с которым каждый раз она начинала рабочий день, куда-то пропал? Этот студент, лицо которого ей казалось смутно знакомым, ещё раз посмотрел исподлобья на неё, застывшую у доски, будто подначивая продолжать. К чему он заговорил о личностных характеристиках в деятельности? После того, как она дерзко и строго одернула другого парня. Глаза Константина улыбались вредным, как радиационное излучение, светом, губы слегка поддерживали это бесовское веселье. Всё его выражение говорило, что если она будет злой и придирчивой, то это с головой выдаст в ней одинокую зрелую женщину, с полным отсутствием личной жизни, которая положила всю свою молодость на карьеру, оставшись без мужа, семьи, детей, но до сих пор счастливую тем, что занимается любимым делом, в котором столько достигла. Но если она счастлива, то почему с утра пораньше, как сказала бы её мать, «крысится» на людей? И вовсе не крысится, а поддерживает дисциплину и должный порядок в конкретно взятой группе индивидов. Если сразу не задать им жесткого темпа, то они расслабятся и несерьёзно отнесутся к предмету. Хотя, судя по всему, есть такие, которые относятся к социологии чрезмерно серьёзно, серьёзнее, чем она в те годы. Да, Константин? Он опустил свои досужие глаза, и у Вероники нашлась воля продолжить диктовку.

Урок второй: Одна голова хорошо, а две ногам покоя не дают

Лекция не успела закончиться точь-в-точь по звонку и задержалась ровно на то время, что Веронику отвлекли на затянувшийся вопрос. Можно было догадаться, что время своего познавательного рассказа она за годы скрупулезно вымерила от секунды до секунды. Возможно, и из-за этого ей не нравилось быть перебиваемой. Студенты потянулись на выход и, убедившись, что к ней никто не подходит для каких-либо уточнений, Вероника воткнула наушники, убирая докладные листы обратно в портфель.

Костя выходил в числе последних, аккуратно сложив ручку, остро наточенный простой карандаш, тетрадь и учебник. Он заметил, как преподавательница включила плеер, и пренебрежительно улыбнулся, отвернувшись. Но в его голове не успело возникнуть ничего из разряда «молодящаяся бабенка», «несуразная старая дева» и тому подобного. Уровень его самовзрощенного цинизма достиг критической отметки, когда презрительный рефлекс срабатывает прежде мысли, а уровень занятости находился в стадии, когда некогда продолжать думать о том, где ты только что был, если уже собираешься дальше. И рассуждения его пересекли со скоростью света пространство между социологией и сценарием вечернего шоу на первом канале, где он участвовал в качестве одного из гостей.

Добравшись до здания телестудии, Костя встретил коллег по ремеслу почти на пороге. Соня, Кирилл и Тимур — набравший популярность актёр с кавказскими корнями, придававшими его облику покоряющую женскую аудиторию брутальность, разговаривали о подробностях сериала, в котором снимались все вместе, уточняя что-то и вспоминая то, что, по их мнению, было неправильно когда-либо сделано. Несмотря на юный возраст, Соня держалась уверено, общаясь со старшими, и хотя возраст усугублялся их численным преобладанием, её не смущало даже это. За знание себе цены и закаленность Костя ценил подругу: она недалеко ушла от характера, родственного ему. И сейчас, когда он застал их за беседой, девушка продолжала открыто улыбаться и непринужденно себя вести. Кивнув троице, парень встал рядом. У него ещё было минут десять запасного времени, за счет того, что он быстро приехал из университета.

— В общем, как ни крути, тросы нельзя крепить по-другому, — отрезал Тимур, поминутно поворачиваясь то к друзьям, то к экрану айфона, где печатал кому-то послания. — Когда спускаешься на съёмочную площадку, нужно думать не только об удобстве, но и безопасности. В конце концов, на записи их не видно. — Достаточно молодой, и ещё далеко не прославленный (всего лишь временно популярный), он выполнял необходимые трюки сам, не пользуясь дублёрами.

— Но они на репетициях даже натирают, — посетовала Соня.

— Сходи в армию, узнаешь, что такое «натирает»! — хмыкнул Кирилл, напоминая о том, что воспитание любого артиста должно быть не менее спартанским, чем у военных.

— Ой, ну начинается! — закатила она глаза. — Если я не призывная, думаешь, я не знаю, что такое сложности? Походи на шпильках полжизни!

Кирилл с Тимуром и Костей переглянулись, вспомнив один из дурацких фильмов, с которого начиналась их карьера, где они рядились в платья и танцевали вчетвером с ещё одним парнем некое позорное варьете. Они знали, что такое ходить на каблуках. Работа у них такая, в ней и похуже вещи узнаешь.

— Я лучше бы ещё раз в армию сходил, — не озвучивая вслух то, о чем и так все подумали, вздохнул Кирилл.

— Знаю я, как вы там служите большую часть времени. Отъедаетесь, в отличие от нас, — ехидно вздернула нос Соня.

— Ну что ты можешь знать и откуда? — не сдался Кирилл. — Хвастливые бывшие рассказали?

— Да что рассказывать, всё все обо всём знают. Мужчины тоже сплетники. Я знаю даже о том, кто из съёмочной команды не продерживается дольше полутора минут. Если вы понимаете, о чем я.

— Я сейчас придушу её! — указал Кирилл на девушку Тимуру с Костей. Тимур оторвался от телефона и убрал его в карман черных брюк, обтягивающих его бедра.

— Зачем так грубо? Женщин надо успокаивать любовью и лаской. Вся их язвительность от их отсутствия.

— Хочешь попробовать? Я пас, — показал Кирилл язык Соне, но та лишь скучающе вновь закатила глаза.

— Очень-то надо…

— Нет, в самом деле, Тим, — наконец вторгся в разговор новоприбывший студент. — Современные девушки страдают вовсе не от этого. Они капризны и избалованны, и если их ещё задаривать любовью, то вовсе оборзеют.

— Он дело говорит, — кивнул Кирилл. Соня шикнула на Костю.

— Да-да, или ты хочешь поспорить? — улыбнулся он ей с вызовом дьявола, показывающего контракт по продаже души. Девушка помотала головой, скрестив руки на груди. — Вы все так заелись вниманием и феминизмом, что напрашиваетесь на грубости и жестокости. Через которые и есть единственный путь к вашему сердцу.

— Нет, ну насчет легонько отшлепать и пару раз назвать «сучкой» — это я согласен, — расплылся Тимур, по привычке начав флиртовать глазами со стоявшим напротив него противоположным полом. — Но не более.

— Ничего ты не понимаешь в женщинах, — заносчиво бросил Константин.

— Кто?! Я?! — беззлобно оскорбился фактически секс-символ коллектива. — Я не понимаю в женщинах? Юноша, вы на себя много берете. Я способен затащить в постель без малого девяносто девять процентов женского населения.

— Любовью и лаской? Не знаю, как насчет постели, а вот сердце не завоюешь точно. Да, Сонь?

— А что вы меня спрашиваете? Я предвзято отношусь к вам всем, так что не гожусь для чистоты эксперимента. Найдите другую и спросите. — Посмотрев на наручные часики на тонком запястье, она пожала плечами и извинилась. — Мне вообще пора, так что, когда выясните, кто же оказался прав — сообщите. Очень интересно.

— Да нам всем пора, — вспомнив о времени, поддакнул Костя. — Что ж, тогда надо будет найти какой-нибудь объект.

— Для попытки соблазнения двумя способами? — уточнил Кирилл. Двое друзей кивнули. — Удобнее всего кого-то из наших, с ними, по крайней мере, каждый день видимся.

— Не-ет, — отмахнулся самый младший по возрасту Костя, он же самый зрелый душой и умом, как замечали все. — Уже через десять минут вся съёмочная команда будет предупреждена Соней о нашем научном исследовании. Нужен кто-то со стороны.

— Так вы не хотите предупредить эту гипотетическую даму, что она подопытный кролик?

— Конечно же, нет, — достал ключи от машины Тимур, навострившись к выходу. — Как сказала наша мелкая злючка «чистота эксперимента» будет нарушена. Так что нужен кто-то, до кого Соня не доберется.

— Вы жестокие, — осудил Кирилл затею заочно, хотя ему и нравилась эта игра. Как обычно, азарт тянул, а совесть мучила. — И где вы намерены искать претендентку? Среди фанаток?

— Нет-нет, это слишком просто, они и так там все влюбленные, — задумался всерьёз Костя. Любовь позлорадствовать и доказать свою правоту побуждала его не упускать столь превосходной задумки и довести дело до конца. — Но надо определиться сейчас же, не сходя с места, чтобы точно знать, что ты не подговорил какую-то свою подругу, а я не подговорил свою.

— Вы истинный джентльмен, коллега, — протянул ему руку Тимур.

— Роль Д'Артаньяна в прошлом театральном сезоне меня малость облагородила, согласен. Итак, называем имя и Кирилл разобьёт спор. — Они задумались. Третий товарищ тоже, потирая подбородок, искал подсказки где-то вокруг, вглядываясь в персонал, но местных трогать запретили, так что всё усложнялось.

— Только не бывших, — попросил Тимур. — Там всё будет запутано и непонятно.

— И не девственниц, — поморщился Костя. — Слишком бесчестно и некрасиво.

— Да, лучше женщину постарше.

— С опытом, чтобы могла сравнить.

— Не дуру, а то самим будет неприятно возиться, — перечисляли они компоненты пока ещё метафизической жертвы, будто бросали ингредиенты в котел со снадобьем, из которого и должна была появиться желаемая девушка.

— Не дуру? — Костя слащаво прищурился. — Сегодня встретил одну такую, как раз лет тридцати пяти, думаю, опыт присутствует, и умная настолько, что сложностей для преодоления нам хватит.

— И кто же это? — изумился Тимур.

— Моя преподавательница по социологии. — Сам Мефистофель подивился бы мерзопакостности выражения губ Кости. Издевка, коварство и привычка начинающего садиста наслаждаться если не чужими мучениями, то проигрышами и поражениями промелькнули на них.

— Препод-давательница? — разделил старший слоги, удвоив букву, акцентировав новое назначение персоны, помимо обучения нерадивых «лицеистов». — Не боишься вылететь из университета? — Костя уверено покачал головой. — Ну а как она… симпатичная?

— Сойдет, друг мой. — Он крепче сжал руку. — Разбивай, Кирилл.

— Точно? — удостоверился тот, и двое подтвердили, что пришли к согласию. Ударив ребром ладони по связке рук, молодой мужчина отошел, свидетельствуя то, что пари состоялось.

— Как её зовут? — Тимур достал органайзер.

— Черненко Вероника Витальевна, у меня следующая лекция, кажется, на следующей неделе, но её наверняка можно найти там и в другие дни. — Костя сам задумался о том, стоит ли сунуться туда ещё до того момента, когда ему, действительно, это будет нужно? Нет, слишком много дел. Да и вообще странно, что он вдруг сейчас вспомнил о ней, этой холодной и совершенно неинтересной «училке». Нет, она, конечно, доцент, а не абы что, но всё-таки, но всё-таки… женственности там было примерно столько же, сколько углерода в чугуне — процента два с небольшим.

— Отлично, надо бы наведаться как-то, для затравки, — записав нужную информацию, Тимур отступил ещё на шаг, медленно уходя из холла, но всё задерживаясь. — Или, давай сделаем так, чтобы по-честному. Я заберу тебя на следующей неделе с занятий, и ты меня как бы невзначай представишь, а то совсем просто так туда ехать будет подозрительно. Договорились?

— Да, и тогда, если регулярно представать перед ней одновременно, наглядно будем видеть, в чью сторону склоняются её симпатии.

— Итак, мы добрый и злой? Плохиш и лапочка?

— Ну да, ты-то лапочка, — усмехнулся Кирилл, тоже потянувшись следом.

— Придется ею побыть, раз требует дело. А вот Косте, я так понимаю, роль труда не составит.

— Конечно, это же не роль, это моё кредо. — Отсалютовав товарищам, молодой человек развернулся и устремился в дебри коридоров, где следовало закончить свои дела прежде, чем он отправится в телестудию.

Уже за ближайшим углом, он вновь выкинул из головы всё, что только-только произошло, утренние терки с доцентом, её саму, спор и прочее. В самом деле, Константину не должно было показаться сложным изображать из себя мерзавца, когда он родился таким, не особо привязывающимся к людям, редко что ценящим и никогда ещё не испытывавшим пресловутую любовь. Нажав на кнопку лифта, он прикрыл глаза, повторяя ноты песни, которую разучивал.

Урок третий: В тихом омуте не вытащишь и рыбку из пруда

Черненко Вероника Витальевна отгородилась от внешнего мира воткнутыми в уши резиновыми затычками наушников и нажала на плэй. Зазвучала вовсе не музыка, а голос актера-диктора, начитывающего аудиокнигу. Женщина не успевала проглатывать все интересующие её материалы в письменном виде, поскольку это требовало хорошего сосредоточения, а в пути из дома на работу и обратно подобное было недоступной роскошью. Приходилось пользоваться вот таким удобным инструментом, который погрузил её в труд Мэри Дуглас, ученицы великого Дюркгейма, под названием «Как думают социальные институты». Кому-то это могло показаться невозможной мутью, туманным бредом и непроходимой нудятиной, но Вероника жила своим делом, в своей специальности, в своей профессии и науке. Каждая строка очередной диссертации, или обнаруженной старой, но ещё не изученной, монографии, заставляли её сердце колотиться от радости, которую мало что помимо этого ей приносило.

Коллеги считали её сухой и дерзкой, не одаренной страстями от природы дамой, студенты награждали обидными прозвищами, о которых, как они полагали, Вероника не знала; экзаменуемые, трясясь, принимали её за чокнутую на социологии, подруги виделись с ней редко, поскольку все обзавелись семьями и жили «правильной» жизнью, а мужчины, даже если обращали ещё внимание на зрелую, но достаточно стройную и интересную особь, узнав о ней чуть больше, чем имя и номер телефона, пропадали. Нет, не только из-за разочарований в том, что им не светит уютная гавань, и никто не собирается ради них бросаться в омут борщеварения и рубахостирания сутки напролет. Некоторые просто не в силах были тягаться умом, а разве хоть какой-нибудь мужчина выдержит женщину, очевидно умнее его? Этого не признают, с этим не смирятся и, вместо того, чтобы попытаться подтянуться и соответствовать, сбегут, а то и оскорбят и унизят напоследок, чтобы не одному остаться с самоощущением отхода жизнедеятельности живого организма. Впрочем, Веронику не брали и оскорбления и, не заводившая отношений уже где-то… лет шесть, кажется, она апатичной выдержкой и флегматичным взором прима-балерины на пенсии могла вывести любого, попытавшегося бы доказать ей, что она не права в вопросах частной жизни.

Что ж, все эти теории о том, что она бесчувственная, скучная и не умеющая любить, и не знающая страсти, казались ей забавными. Как смешно и одновременно грустно слушать людей, которые с видом заядлого психоаналитика пытаются разобрать тебя по полочкам, изображая, что видят насквозь, и промазывая во всех своих сотнях предположений. Но Вероника даже не утруждала себя произносить равнодушное «не угадали». Вместо этого она презентовала свою коронную саркастичную улыбку, и с пожимом плеч изрекала: «Ну, раз вы так думаете, пусть будет так». Сколько скептиков разбилось о мостовую её бытового пофигизма! А ведь ей было бы что им рассказать, если бы они умели слушать, а не желали лишь покрасоваться своим умением выводить людей на чистую воду, исцелять от душевных ран, менять их, покорять своим мастерством доморощенных психологов, экспертов-самоучек и тому подобное. Изучающая общество и составляющие его единицы — индивидуумов, — больше пятнадцати лет, Вероника поняла одно: около девяноста девяти процентов людей смотрят для того, чтобы их увидели, слушают для того, чтобы заговорить, влюбляются для того, чтобы их любили и дают только с тем условием, что получат обратно, да побольше.

И всё же Ника не родилась такой, какой была в тридцать пять лет, и не была такой ещё в двадцать с лишним и не собиралась такой становиться преднамеренно. Просто… судьба решает иначе и, если уж она развернула тебя в какую-то сторону, решив с тобой позабавиться, то лучше играй по её правилам и развлекай её, чтобы радовать и угождать, ведь у невидимого врага всё равно не выиграешь, и лучше его не сердить. И Нику кардинально развернуло прямо перед окончанием университета, так давно, что она и не помнила подробностей того времени, твердо запомнив суть и итог. А что ещё нужно было? Она была наивной и любознательной девушкой с хорошим воспитанием, которое дало ей принципы, нравственные установки и преимущества перед фривольными ровесницами, одинаковыми в своих привычках, манерах, стилях и следованию моде. Веронике было плевать на то, что на дворе двадцать первый век: она читала любовные романы, берегла девственность для принца, не пила и не курила, и не ругалась матом. Пай-девочка, гордость родителей и заноза в заднице у главных вузовских соблазнителей, негодовавших, как она до сих пор проходит мимо и не отдаётся им после пары комплиментов. А потом появился он. Ёбаный принц.

Не сложно понять, что после «принца», на деле оказавшимся смазливым мажором и маменькиным сынком, принцесса тоже отошла от идеального образа. Провстречавшийся с ней, уверенной в том, что первый мужчина — это единственный мужчина, меньше полугода, он, как она думала, по-любому оценивший, что она в такие годы дождалась его, скоро наверняка сделает ей предложение. Но он её просто бросил, сообщив, что не нагулялся. Незадолго до защиты диплома, когда, казалось, вот-вот начнется новая, взрослая и светлая жизнь… Всё пошло не так, и жизнь в один день стала черной, тусклой и никчемной. Сказки разбиты, принципы растоптаны и Ника, дрожащая в объятьях успокаивающих её подруг и кричащая по ночам в слезах в подушку, не могла поверить, что лишивший её девственности парень, не придал этому значения и, уже через неделю после расставания, стал встречаться с другой, далекой от тех достоинств, которыми обладала несчастная брошенная.

Каким-то чудесным образом она всё-таки преодолела барьер выпуска из университета, получила диплом, окончательно потеряв цели и приоритеты. Она клялась себе, что никогда не пойдет по наклонной и, если мужчина в жизни женщины должен быть один, то больше у неё никого не будет. Никого и никогда! А потом ей стали звонить друзья её «бывшего» и предлагать встретиться на ночь-другую, как выяснилось, по предложению того же «бывшего», щедро раздавшего номер и координаты «раскупоренного» объекта. В тот момент это казалось кошмаром и ужасом, неимоверным унижением, пережить которое душа Ники была не в состоянии.

Она выключила аудиокнигу, которая всё равно не лезла в мозг. Почему она вспомнила сейчас это давнее прошлое? Теперь-то и жалость к себе уже не испытывалась, и раны никакой не осталось. Так, опыт, заставивший быть мудрее и предусмотрительнее. А тогда возникали даже мысли о суициде. И из-за чего? Из-за сопливого паршивца, не стоившего её пальца и «бесчестья», ощущение которого стоило Веронике смерти миллионов нервных клеток. А сейчас она могла бы лишь сказать «спасибо» этому первопроходцу за то, что ввел её в интимную сферу, и нынче она имела ещё и сексуальный опыт, не маловажный при изучении социологии.

Идея стать ученой пришла не сразу. Сначала она две недели курила, но так и не втянулась. Потом месяц пила с подругами по всем клубам, посещая за ночь по три штуки и переставая стыдиться родителей, а им уже и всё равно было, лишь бы дочь вышла из депрессии и перестала убиваться по мерзавцу, растоптавшему её чувства. И вот после всего этого, Ника однажды проснулась с мыслью, что хочет поступить в аспирантуру. Был январь, она сидела перед компьютером, щелкая там всё подряд. Недавно пришедшая домой — на часах светилось три часа ночи, — девушка открыла бутылку ликера и, попивая его в своей спальне, слушала музыку. Заиграла рок-баллада, пронзившая её пьяные струны души до слезливого трепета и она плавно начала приходить в себя… утром Вероника больше не хотела гулять, тусоваться и опускаться на дно жизни. Она отправилась покупать книги и узнавать, какие экзамены требуется сдать для того, чтобы продолжить обучение.

Метро привезло женщину до нужного места, от которого до дома пешком было пять минут. Стоявшая погода вызывала улыбку. Вдали от суеты кафедры можно расслабиться. На кухне ждет кофеварка, плед, заворачиваясь в который чувствуешь себя старушкой, и книга, заложенная на нужной странице этикеткой от купленного перед началом учебного года блейзера. Одинокой даме не нужно мучиться с ужином. Готовь себе, что хочешь, а нет сил и желания — не готовь ничего! Хотя, пожилые родители всё равно заставят поесть, не понимая современного ритма, когда легко обходишься йогуртом на завтрак, пончиком на обед и салатом перед сном. По их мнению есть надо в три блюда.

Вероника остановилась перед домофонной дверью, решив подышать немного прохладным воздухом улицы. Пока она вытягивала ключи со дна сумочки, на глаза ей попался ежедневник и она, уточняя расписание, открыла его. Что там завтра за лекции? Ага, всё, как обычно. А сегодняшние новички когда вновь будут? На следующей неделе. Ох уж этот Константин! Не понятно пока, подарок или наказание. И почему лицо его кажется ей таким знакомым? Где она его могла видеть? Нет, этот курс определенно у неё впервые. Не второгодник же он, с таким багажом знаний? Ему в пору в вундеркинды и знаменитые социологи… знаменитые… не знаменитость ли он? Ника не смотрела телевизора, ей было некогда этого делать. Она не интересовалась светской жизнью и эстрадой, шоу и сериалами, поэтому что там творилось — было не в её компетенции. К тому же, у них на факультетах учились дети членов правительства, сыновья и дочери важных чиновников, звезд сцены, выдающихся спортсменов, деятелей искусства. Ей было не привыкать сталкиваться то и дело с кем-то, кто был известен, властен и богат. Для неё это всё были привычные рабочие моменты. Да и, любимая шутка преподавателей перед зачетами и экзаменами «за нашими автографами тоже гоняется много людей», относилась и к ней. От росчерков пера доцентов и профессоров зависело чьё-то успешное будущее.

Убрав записную книжку обратно, Вероника застегнула сумочку и подняла голову. Напротив подъезда, через дорогу, стоял огромный билборд, регулярно сменявший свою начинку, а порой до того часто, что женщина не могла бы сказать, остаётся ли рисунок в течение дня одним и тем же. Однако сейчас рекламная афиша грозила отложиться в её памяти. На растянутом экране изображался ряд мужчин, героев популярного в этом сезоне сериала, о которых, конечно же, нельзя было не знать совсем. Ника прищурилась и, безошибочно опознав знакомое лицо, выдохнула. Ну, здравствуй, Константин, ещё раз! Приятно познакомиться снова. Вот, значит, кто ты такой… Знаменитость, привыкшая к вниманию и обожествлению со стороны фанаток. Что ж, тогда эрудированность делает ему честь, он не только, стало быть, поёт, сценарии читает и пляшет.

Ника повела взглядом дальше. Эх, жаль, что из этой компании именно он её студент, вон, там покрасивее есть, помужественнее. Один вообще брутальный мужчина, хорош собой. Другой эффектно смотрит даже с картинки. Третий… впрочем, о чем это она? Соответственно этикету, никаких отношений между преподавателем и студентом всё равно не могло бы быть. Именно из-за того, что это повлияло бы на её репутацию и, скомпрометировав, подорвало бы научную карьеру, где и так среди самцов слабой леди было тяжко, трудно и одиноко. А так-то, конечно, Вероника монашкой не была. Не заладилось у неё как-то с благочестием, несмотря на все даваемые себе в юности обещания, что либо один, либо никого. Очень даже кого, да не одного, но только тихо, и чтобы не знали по месту жительства. Как говорится, не воруй, где живешь. Так вот: не трахайся, где живешь тоже. «И, если без утайки, — вздохнула женщина перед тем, как войти в дом, — затрахалась я прилично, так что соблазны молодыми студентами меня не прельщают уже последние года три, или четыре. Все мужчины, по сути, одинаковы. Весь секс, в принципе, однообразен. Хорошая книга, под хорошую композицию, да с тостом, намазанным чем-нибудь сладким — это куда лучше, чем пустая беготня по свиданиям». Дверь в подъезд за ней со скрипом прикрылась. Закат отразился красными огоньками в глазах портрета Кости на билборде, намекая на то, что он готов поспорить с невысказанными мыслями Ники.

Урок четвертый: Скажи, кто твой друг — сам туда и попадешь

— Итак, я узнал, где она живет, — вышел Тимур из деканата, ещё не стряхнув с себя образ очаровательного повесы, который втерся бы в доверие к любой. На этот раз он втерся к методистке, сказав, что у его друга есть вопросы к доценту, но тому некогда самому зайти за координатами. Поколение помоложе, чем преподаватели, отлично знали, что на факультете учится тот самый Костя с экрана, и кто такой Тимур, просящий за приятеля.

— А не лучше было спросить у неё самой? — Отходя вдвоем от одних дверей, они направились к другим, в сторону лекционного зала, где ожидалась следующая пара, та самая, сакральная и полная священного предвкушения, по Её Величеству Социологии.

— Я и спрошу, только знать мне нужно заранее. Не думаешь же ты, что я признаюсь, что уже разузнал?

— А если я ей расскажу? — не угрожая, а издеваясь, скабрезно расплылся Костя.

— Так, палки в колеса друг другу не ставим, ясно? И без того всё сложно. — Дописав в органайзере заметку, Тимур сунул айфон во внутренний карман черного пиджака с коротким рукавом. Под ним была голубая рубашка в узкую полоску, создающую эффект серебристого отлива. Гладко выбритый и надушенный фирменной туалетной водой, молодой мужчина сросся с телевизионной картинкой и ничем не отличался от того, каким был в плоском видении фанаток. Лощёный после кружения среди людей первого сорта в мире искусства — режиссеров, писателей, актеров, сценаристов, осветителей, звукооператоров, лучших в кинематографе щелкателей хлопушкой, дольщиков и экспертов по подаче кофе съемочной бригаде, Тимур уже вряд ли смог бы в людных местах слезть с лестницы, ведущей в круг божеств и мифических героев. Обычный человек Тимур — это для самых близких и одиночества.

— Да-да, именно такой у тебя сейчас по факту статус. Всё сложно, — задумчиво растянул Костя и повернулся к товарищу. — У тебя же роман вроде бы длится последние два месяца?

— Об этом… — он прищурился, поторапливая разум выдать нужное словцо, и если бы мозги были банкоматом, он бы стукнул по ним, чтобы ловчее работали, — Веронике, — ухватился он за имя и, успокоенный, выдохнул, повторив, для заучивания, — Веронике тоже рассказывать не надо. Как и моей пассии.

— Что ты, что ты! — поднял ладони Константин, держа в одной из них блок-тетрадь с конспектами, образовавшихся на цветных листках за неделю. — Честная игра, никак иначе.

— Вот именно, тем более, у тебя есть преимущество — нет этого груза под названием «начинающиеся отношения».

— Мне хватает своего интеллекта, как универсального якоря, куда мне ещё кто-то? — Они достигли аудитории и, заглянув в неё, убедились, что внутри ещё лектора нет, и лишь студенты занимают те же места, что занимали и в прошлый раз. До звонка оставалась буквально минута. — Видимо, она всегда приходит тютелька в тютельку.

— Тогда подождём её здесь, ты же сказал, она слёту начинает свой треп? — уточнил Тимур и получил утвердительный ответ. — Надеюсь, всё пойдет по плану.

На его наручных часах секундная стрелка пробивалась к двенадцати, завершая последнюю минуту часа, когда, синхронно с ней, застучали по сероватому линолеуму коридора невысокие каблуки доцента Черненко. Тимур бы приосанился, если бы не жил в этом положении идущего на вручение Оскара. И всё-таки он как-то повел плечами, распыляя улыбку благовеста, с добрейшим взглядом, полным интереса, следя за приближением дамы. Костя равнодушно стоял, не шелохнувшись.

В тот миг, когда зазвенел звонок, и Вероника Витальевна должна была взяться за ручку двери, ей перегородили дорогу два молодых мезоцефала, к которым она ещё заочно отнесла их при виде плаката напротив своего дома. По утверждениям раздела антропологии, большинство жителей Запада, сиречь европеоидов, являются именно ими, если не брать нордических долихокефалов… можно ли отнести кого-то из этих двоих в нордическому типу?

— Доброе утро, — прервал её рассуждение Костя, когда она тянулась за воображаемым штангенциркулем.

— Доброе утро, — отозвалась она, и тут же почувствовала дискомфорт от того, что не вошла по сигналу внутрь.

— Это мой коллега и друг, Тимур Баскаев, — начал он с представления, поведя рукой в направлении того, о ком шла речь.

— Очень приятно, — чуть наклонил голову тот и, взяв автоматически протянутую для пожатия руку, попытался её поднять вверх для поцелуя. Вероника напрягла её в той позе, которой и подала. Рука вверх не поднималась и произошла нелепая заминка, когда Тимуру не хотелось при первой же встрече кланяться слишком низко, а женщине не хотелось переходить на кулуарные манеры. В результате, приподняв её ладонь, он так и не донес её до губ и лишь кивнул ей по-гусарски. Вероника с облегчением высвободила руку, но дотянуться до заветной ручки всё ещё мешали.

— Вероника Витальевна, взаимно. У вас ко мне какой-то вопрос? — обратилась она к Косте, тут же вспомнив о его поведении на прошлой неделе.

— Я хотел попросить вас разрешения, чтобы Тимур посидел на лекции со мной. У нас общие дела после занятий, и ему надо меня подождать. Вы позволите?

— Если вы не будете шушукаться и кидаться бумажными самолетиками, — молниеносно улыбнулась Вероника, сразу же спрятав ледяную ухмылку. Тимур с Костей сдержались, дабы не переглянуться. — Шутка. Проходите.

Они вошли в аудиторию втроем, и студенты, ещё в прошлый раз косившиеся на звезду среди них, теперь не скрывали удвоенного любопытства. Девицы краснели, как зреющие под ультрафиолетом помидоры, хотя на них не бросили ни единого взгляда. Если и начались перешептывания и передачи записочек, то не между вошедшими друзьями, а из-за них. Черненко прошествовала к кафедре и, открыв черный бессменный портфель, разложила стопку листов. Мысли её немного были сбиты неуместным знакомством, но она умело привела их в порядок, сосредотачиваясь на подготовленном теоретическом курсе.

— Мы разобрались с вами с главными понятиями социологии и прошли введение, обозначив структуру нашей науки. — Ученики, поняв, что связываться с Вероникой Витальевной не стоит, развлекали себя игнорированием её и привлечением себя к наблюдению за знаменитостями воплоти. Особо впечатлительные и наивные студентки со средних рядов, где всегда сидят не самые увлеченные предметом, но и не лишенные тяги к развитию, поглядывали на Тимура и Костю так, будто первый превратит воду в их пластиковых бутылочках в вино, а второй достанет микрофон и озарит зал драгоценными нотами своего вокала. — А сегодня мы начнем разбирать первую из больших теорий о развитии и взаимодействии социального общества — так называемую теорию конфликта. Запишем…

Костя открыл тетрадь и поспешил за голосом преподавательницы.

— А ничего так штучка, — прошептал ему в ухо Тимур. — Не безнадежна.

— Не безнадежна в каком плане? — быстро поинтересовался младший из друзей, стараясь ничего не упускать из диктуемого.