Бесплатный фрагмент - Я давно не ношу драгоценных колец

***

Как лёгкий всплеск,

Волны накат, —

Журчат стихи…

Улыбки блеск,

Зрачков агат,

Изгиб руки…

Ты — жизни край

Своей, моей —

Отдай, возьми…

Упрямый рот,

Бровей разлет

Тревожат сны..

И шапка ласковых волос,

Как листьев медь.

И трудно думать,

И всерьёз

В глаза смотреть.

Шутить и подбирать слова,

Которых нет.

У бровки —

Жёлтая трава

И чей-то след…

Упругий след

Твоих шагов.

Упрямый след.

И дверь закрыта на засов

Преградой лет.

Давным-давно

В моей руке

Горит свеча,

И лёгким шёлком

Полотно

Скользит с плеча.

И отражается в стекле

Твоя щека…

А жизнь, мой милый,

На земле

Так коротка!

Осенний снегопад

Осенний снегопад, подарок ранний!

Ты дорог мне, как много лет назад.

В твоем волшебном сказочном тумане

Уснувшие влюбленные стоят.

Их окружают снежные поляны,

На них березы белые глядят,

И дальних звезд немые караваны

На них бросают свой горящий взгляд.

Для них на струнах исполняет ветер

Лишь им двоим написанный романс,

И их двоих счастливее на свете

Вы, верно, не найдете в этот час.

Девчонки разметнувшуюся челку

И парня непокорнейший вихор

Покрыли белоснежные иголки,

Как свадебный подаренный убор.

И нежные пушистые ресницы

Под снегом зачарованно дрожат,

И как слезинки катится по лицам

Растаявший осенний снегопад.

Пройдут недели долгих ожиданий,

И первый снег закружится опять.

И будут также в сказочном тумане

Уснувшие влюбленные стоять.

Ноябрь 1966

Читайте больше стихов

Вечер Евтушенко.

— Вечер Евтушенко?

Что это такое?

— Постоим у стенки, —

— Может и не стоит.

— Очень актуально?

— Говорят не лишне.

Так болтали парни

В коридорной нише.

А в просторном зале

Не хватило стульев.

Голоса жужжали,

Словно пчелы в улье.

А потом забыли парни

Парни о побеге,

И стихи сходили,

Как белые снеги.

И рыбак нагнувшись,

Хитро улыбался.

Только бляхой-мухой

Больше не ругался.

И бежала Рива

Вдоль барачной стенки,

И была красивей

Изуверки-немки.

И любовь чужая

Оживала с нами,

Нас предупреждая,

Чтоб не забывали.

За окном шумела,

В зал врывалась осень.

Голос оробелый:

— Мы еще Вас просим.

Это были парни,

Скептики из ниши.

А стихи взлетали: выше,

выше, выше!

Ноябрь 1969

***

В Москву телефонов уходят девчоночьи челки,

Как потертые двушки в щелки.

И бредет по Москве миллионноязычное эхо,

Шума, и смеха.

Только мне не войти в автоматы Москвы

 телефонной —

У меня на пути — подмосковные тихие клены.

И летят надо мной распростертые руки

пространства

Сквозь полуденный зной, как прочерченный знак

постоянства.

Только мне не сказать это очень короткое слово-

Все равно не увидишь глаза, только речь у меня

не готова.

Только снова дрожат оробевшие влажные пальцы,

И на кнопку нажать безнадежно пытаются.

И другие девчонки почему-то молчат в автоматах.

Может просто не щелкнул рычажок, завсегда

виноватый!

Может просто не в силах автомат проглотить ваши

двушки?

Как не может он силой породнить чьи-то души!

А Москва все гудит, телефонными трубками

множась.

Ты ответа не жди. Мой ответ — невозможность.

Лето 1969

Посвящяется Оксане Толкаченко, в день её рождения

В октябре темнеет рано

За окошком снег и грязь.

Почему же ты. Оксана,

Не в июле родилась?

Знаю я, ты любишь лето,

Любишь солнце и цветы,

Подниматься до рассвета

И гулять до темноты.

Помнишь стаи белых чаек?

Море синее у ног?

Море ласково качает

И бросает на песок.

И арбузами встречает

Севастопольский базар

Лоб и плечи покрывает

Абрикосовый загар.

Но уже стучат колёса,

Облетают тополя.

И вплетают ленты в косы

В первых числах сентября.

Впереди метели, вьюги,

Ты вздыхаешь и молчишь,

Это значит ты о юге

Вспоминаешь и грустишь…

Октябрь 1992 год

Ода Борису Гребенщикову

Они перед сценой стояли вчера.

Как пред алтарем, на коленях.

И нимбом светились прожектора

Над богом их поколенья.

Горящие спички, как мотыльки,

Под музыку тихо взлетали

И светлые волны волшебной реки

Играли в таинственном зале…

Предельно скупа золотая строка

И музыка неповторима.

Поющие струны в горячих руках,

В искусных руках пилигрима.

Как странник бродячий, как юный пророк,

Как отрок в безлюдной пустыне,

Как солнечный Моцарт, как маленький бог,

Своим талисманом хранимый.

Он легким аккордом на миг обрывал

Их душ наболевшие струны

И золотом, золотом он рисовал

На шатких колесах фортуны.

Он пел о луне и подлунных мирах,

Об этом загубленном мире,

О звездах, горящих в ночных небесах,

А голос терялся в эфире…

Но путь восхожденья и долог и крут.

Движенье и только движенье,

Разбитые локти потом заживут,

Как раны от тех унижений,

Когда его гнали и били кнутом,

Травили, как дикого зверя,

Но музыка прежде, а слава потом

Надежды, и снова потери…

Горячее солнце катилось в зенит

И год високосный кончался.

С невестой — удачей

Российский пиит

Тайком заграницей венчался.

Опять проглядели — так было всегда,

Так было еще с колыбели

И лучшие парни в лихие года

По тюрьмам российским сидели!

Но время другое, пойми и прости

И мы тебе тоже поверим —

Невесту-удачу поможем внести

Сквозь плотно закрытые двери.

Он пел и играл и творил волшебство,

Пробившись сквозь стену молчанья,

И чистые светлые песни его

Набатом любви прозвучали.

Играет улыбка на тонких губах,

Дрожат чуть прикрытые веки, —

И голос знакомый звенит в проводах

На волнах двадцатого века.

1993 г.

Hа могиле его не рыдайте…

Памяти Игоря Талькова

Ты навеки умолк сероглазый,

Непрочитанный нами поэт

Под шатром из ваганьковских вязов

Не допев свой последний куплет.

И бессильно рыдает Россия

На прострелянном сердце певца.

Почему ты опять отпустила

В дальний путь дорогого гонца?

Почему мы не в силах, Россия,

Уберечь своих, лучших детей?

И строчат твои ливни косые

В деревянную их колыбель.

И убийцы гуляют на воле

И любимые любят других.

Забывает народ поневоле

Про недавних кумиров своих.

Помнишь свечи свои и лампады,

Колокольные звоны, посты,

Куполов золотые громады

И на башнях кремлевских кресты?

Вот такую любили поэты,

Пpo такую слагали стихи.

И сегодня, наверно, за это

Мы тебе отпускаем грехи.

Он твой крест целовал и молился,

На коленях без шапки стоял,

В потемневших от копоти ликах

Сокровенную правду искал.