Бесплатный фрагмент - Я бы осталась

Письмо возвращено. Причина: не доставлено до получателя

«Любые отношения рано или поздно заканчиваются, милая. Расставанием или смертью — другого не дано». Так в качестве утешения говорила мне моя коллега. Но я с ней категорически не согласна. Отношения продолжаются, даже когда человек ушел навсегда, просто они приобретают новую, невидимую для других людей форму. Взять хотя бы эти письма, которые я непрестанно тебе писала в надежде, что ты когда-нибудь их получишь и ответишь на них. Или эти сны, в которых ты приходишь ко мне всегда в разном расположении духа, где мы с тобой общаемся и говорим то, что в реальной жизни уже не сможем друг другу сказать. Я знаю, что это все игры моего подсознания, но разве это не означает, что я продолжаю думать о тебе, помнить моменты, проведенные с тобой и мысленно возвращаться в прошлое из раза в раз, как будто ты здесь, со мной рядом и вовсе никуда не уходил. Вообще, я для себя поняла, что людей, которые потеряли любимого человека можно разделить на две категории. Одни из них бесконечно извиняются за то, что было или не было в их отношениях с этим человеком, а другие глупо и неоправданно злятся на того, кто ушел. Ты знаешь, я очень долгое время относилась к первому варианту, исписывая тебе сотни писем или мысленно обращаясь к тебе с просьбой за все меня простить. Но теперь, спустя семь лет, у меня к тебе остался лишь один вопрос. Все обещания, которые ты мне давал — как ты собирался их выполнять, будучи мертвым?

Глава 1. Октябрь 1981

В то утро глаза горожан были устремлены вверх. Желтый воздушный шар поднимался все выше и выше, медленно проплывая по небу, словно старая пчела, собравшая как можно больше нектара и бережно несущая его в своем зобике в улей. Сопротивляясь порывам холодного ветра, он направлялся на запад, минуя панельные пятиэтажные дома, высокие кроны пожелтевших тополей и лип, пойма извилистой реки Шпре. Толпы людей махали руками в знак прощания незнакомцам, которые весело кричали из кабины своего шара.

— Ура! Свобода! — до людей доносились протяжные крики двух парней, которые становились все тише и тише по мере того, как удалялся от них аэростат. Вскоре, как капли упавшие в пруд, они стали вовсе не различимы среди общего гула людей.

Посреди рукоплесканий оживленных жителей Восточного Берлина оказалась одна упавшая на колени женщина. С широко раскрытыми глазами, из которых лились слезы, она надрывно не переставала кричать.

— Там же мой сын! — уже охрипшим и осевшим голосом восклицала она до тех пор, пока несколько человек не схватили ее, не подняла на ноги и не оттащила как можно дальше от толпы людей.

Глава 2. Февраль 1961

В стенах больничных коридоров Марк Либерман, 34-летний коренастый мужчина с темными кудрявыми волосами и густыми бровями, судорожно шагал то в одну, то в другую сторону, время от времени протирая платком мокрый от пота лоб.

Несколько часов назад Кристиана, почувствовав резкую боль внизу живота, легким касанием руки, нежным как ивовая веточка, разбудила среди ночи супруга и прошептала: «Марк, кажется началось».

— Ох, Крис, — муж спросонья тотчас же вызвал скорую, принес жене стакан воды, будто это каким-то образом облегчит ее состояние и стал бубнить себе под нос, что все будет хорошо. Он совсем не понимал, что нужно делать, когда его жена вот-вот может родить.

— Я хочу встать и походить, — со странным спокойствием в голосе произнесла Кристиана. Марк тут же расправил постель жены, чтобы помочь ей встать, но к своему удивлению, он обнаружил, что на простыне огромное ярко-красное пятно.

— Вот черт! — воскликнул Марк, в то время как его жена молча уставилась на него, будто страшась больше не за свое здоровье и жизнь малыша, а того, что муж может упасть в обморок при виде крови.

Однажды ей позвонили с работы мужа и сказали:

— Марк Либерман в больнице. На производстве случился несчастный случай, — не успев дослушать до конца, Кристиана уже через двадцать минут стояла возле больничной палаты и разговаривала с доктором.

— Не беспокойтесь, с вашим мужем все в порядке. Он потерял сознание при виде крови, но сейчас ему лучше и через час он уже будет выписан. Мера предосторожности, не более. А вот с его коллегой по работе все обстоит иначе.

Оказывается, на заводе в Тюринге, один из работников передавал другому автоматический гвоздезабиватель для того, чтобы последний прибил плотный карпет к металлической конструкции будущей двери автомобиля. Но инструмент сработал непроизвольно и тянущаяся за пистолетом рука была несколько раз насквозь пробита стальными гвоздями. Марк, работавший неподалеку на сборочном конвейере, как раз был отлучен на перерыв, но услышав пронзительный крик, примчался в цех и увидел, как у его напарника из руки струится алая кровь, а ладонь почти полностью испещрена гвоздями. От увиденного он побледнел и упал на холодный бетонный пол, убаюканный воплями своего напарника. За широкими массивными плечами, жилистыми руками и мозолистыми пальцами Марка скрывалась тонкая и трепетная душа.

Но на этот раз Кристиана увидела лишь спину мужа, который молнией выбежал из квартиры. Вернувшись обратно через пару минут, Марк взял Кристиана на руки, обхватив ее чистой простыней и теплым пледом, и вместе с ней поспешил вниз по лестнице на улицу, где их уже ждал только что проснувшийся сосед в своем светло-голубом автомобиле «Трабант».

— Моя смена заканчивается через час, — грозно пробубнил акушер-хирург, мужчина средних лет с рыжими усами, похожими на руль велосипеда, когда узнал, что поступила роженица с угрозой выкидыша, — пускай обращаются в платную клинику! Несмотря на все причитания, он тут же велел медсестрам немедленно подготовить пациентку к операции.

Спустя десять минут над Кристианой, которая уже не чувствовала боли, склонился хирург и сделал вертикальный надрез внизу живота. Увидя, что плацента не раскрылась, он небрежно схватил хирургические ножницы и разрезал ее. Достав ребенка так, будто это был кем-то усердно запакованный подарок, он также торопливо разрезал пуповину и мигом передал кричащего малыша одним медсестрам, пока другие, точно муравьи окружившие кусочек сахара, обступили спящую под наркозом женщину и принялись зашивать недавно проделанные хирургом надрезы.

Расхаживая по коридорам, Марк видел снующих из одной двери в другую людей в белых халатах: и молоденьких девушек, и уже седеющих мужчин, и заглядывал к каждому в глаза, чтобы найти ответы на свои вопросы. Но врачи размахивали руками, веля вернуться в комнату ожидания, кто-то пожимал плечами, когда он спрашивал, родила ли уже его жена, а одна медсестра попросту вытаращила на него глаза, когда он задал ей вопрос, скоро ли можно будет увидеть Кристиану Либерман. Как только медсестра скрылась из его глаз, так и не сказав ни слова, вдруг в коридоре появился врач с рыжими усами.

— Простите, не могли бы вы подсказать, как состояние моей жены?

— Если вы муж Кристианы Либерман, то ваша жена уже в палате, ей нужно восстановиться после искусственных родов, — на ходу произнес акушер, и не сбавляя своего шага, быстро выбежал из коридора.

Марк остановился и облегченно вздохнул. В голове начала возникать приятная картинка, и такая осязаемая, отчетливая, будто до нее можно дотронуться рукой. Подойдя к незнакомому мужчине в белом халате, который как и остальные врачи, то появлялся, то исчезал в коридоре, он крепко сжал его в своих объятиях. В это мгновение щеки Марка стали похожи на два закатных солнца. Глядя на недоумевающего врача, он с высоко поднятой головой произнес: «У меня сын родился!»

Весь остаток дня в мыслях Марк воображал, как он встретит жену возле роддома, а она протянет ему сверток, в котором будет сладко спать их сын Бэн.

— Бэн? — сквозь сон произнесла Кристиана. В ответ послышались разговоры двух женщин, которые обсуждали, чем грозит искусственное вскармливание малышей.

— Нет, материнской молоко самое полезное для ребенка!

— Согласна, а я слышала, что в искусственные корма добавляют сухое молоко ослиц!

— О боже, и ведь кто-то этим пичкает своих детей! — воскликнула женщина, и потом продолжила шепотом, — из которых потом вырастают такие животные, как в нашем правительстве. Обе женщины залились смехом, не обращая внимание на то, как кто-то встал с постели и двинулся в сторону выхода из палаты.

Кристиана по привычке схватилась левой рукой за плоский живот, как делала последние несколько месяцев, чтобы успокоить толкания малыша в животе, словно она потерявший ногу инвалид, который вдруг почувствовал как она заболела. А правой стала поддерживать себя за поясницу, чтобы было легче стать с постели, хотя нагрузки на ней уже никакой не было. Кристиана вспомнила, как стоя временами у зеркала, она разглядывала свой округлый живот, не веря, что носит под сердцем новую жизнь. Теперь она поняла, что от беременности тоже нужно отвыкать, как от старой, потускневшей и много раз заштопанной, но очень дорогой сердцу вещи, с которой связаны приятные воспоминания и примерять уже на себя новую долгожданную роль — роль матери.

Добравшись до выхода из палаты, минуя неумолкающих женщин, Кристиана столкнулась в проходе с медсестрой, которая как раз шла к ней, чтобы сделать обезболивающий укол.

— Почему вы стоите?! — медсестра опешила, увидя на пороге Кристиану, которой менее часа назад сделали операцию, — Вам нельзя вставать еще несколько часов!

— А когда мне принесут моего сына?

— Вы в своем уме, мамаша? А если швы разойдутся? — медсестра взяла Кристиану за руку и повела обратно к кровати.

Кристиана повиновалась и снова завернулась в постель, — Я бы хотела уже покормить своего ребенка. Не могли бы вы мне его принести, раз мне нельзя ходить?

Две женщины переглянулись и зашептались. Весь медперсонал роддома знал, что время на работе бежит очень быстро, но быстрее него разносятся по палатам только слухи. Отчасти потому что медсестры, если у них все же появляется немного свободного времени, сами эти слухи распространяют.

— Это невозможно, — медсестра развернула Кристиана набок и сделала укол.

— Почему же? Я чувствую себя хорошо, поэтому в состоянии ухаживать за ребенком. Зачем тянуть время?

Медсестра поменяла взгляд со строгого на сочувствующий и нехотя произнесла, — Потому что, насколько мне известно, он… он сейчас в реанимации.

Глава 3. Август 1961

— Так, пеленки лежат на второй полке. Смесь развела с запасом на всякий случай. Не забудь покормить, как проснется, — Кристиана показала Марку бутылочку с молоком, — Обязательно подогрей, но перед этим проверь, а то, не дай бог, Бен обожжется. Соска лежит на столе. Если вдруг понадо…

— Кристи, — прервал ее Марк, — ты уезжаешь не в другую страну, а всего лишь в другую часть города.

— Бен еще такой кроха, я просто переживаю и…

— И что может случится, пока тебя не будет максимум два часа?

«Вдруг Бен проснется и начнет кричать, а ты его станешь качать так сильно и так усердно, что наш сынок замолчит, но уже навсегда.

Либо Бен самостоятельно перевернется в своей люльке, и через минуту задохнется от того, что у него будут перекрыты рот и носик, которыми он случайно упрется в стенку.

Либо те лекарства, за которыми я езжу в Западный Берлин каждое воскресенье вдруг перестанут ему помогать».

Но вместо этого Кристиана говорит:

— Да все, что угодно, Марк.

— Поезжай, дорогая. Всё, как и в прошлые разы, будет хорошо, — Марк ободряюще улыбнулся и проводил ее до двери, — Я надеюсь, мне скоро выдадут пропуск и я вместо тебя буду ездить за лекарствами. Но ходят слухи, что мы, как и раньше, будет ездить в западную часть без препятствий.

— Тоже надеюсь на это, поскорее бы, — Кристиана попрощалась с мужем, поцеловав его в щеку и выскочила за дверь.

В местной газете «Нойес Дойчланд» после случившегося инцидента (ведь именно так назвал этот случай главный акушер роддома, где оперировали Кристиану) мелькала статья. Она гласила о том, что естественные роды самые благоприятные, как для матери, так и ее новорожденного ребенка. А к искусственным, таким как кесарево сечение, согласно автору статьи, прибегают ленивые женщины. «Это дело рискованное, а они не желают самостоятельно приложить усилия для того, чтобы их чадо вдохнуло свой первый в жизни воздух, который не станет для него последним». Для наглядности ставили в пример случай Кристианы, обвиняя нерадивую мать в том, что «за здоровьем не следила и подвергла ребенка опасности», потому что в результате искусственных родов была разорвана диафрагма у малыша. «В течение двух месяцев профессиональные хирурги Восточной столицы Германии спасали жизнь мальчика, совершив сложнейшую операцию по остановке внутреннего кровотечения в брюшной полости. В последующем, его состояние наблюдалось под пристальным и зорким взглядом врачей». О том, что ошибку во время экстренной операции совершил именно врач, задев хирургическими ножницами живот малыша, и о том, что родители отвозили ребенка оперировать в больницу именно Западного Берлина, и что все необходимые лекарства они могут получить только там, в газете не сообщалось.

Кристиана села в электричку возле окна и стала смотреть на прохожих. Один мужчина возле прилавка что-то кричал тому, кто стоял в фартуке с пачкой сигарет в руках, и рьяно размахивал перед ним купюрой. Постепенно в городе стали пропадать Bückware (западные товары, продаваемые из-под прилавка), которые жители Восточной Германии могли с легкостью купить раньше, а те, что все-таки находили в редких случаях у перекупщиков — стояли в два раза дороже. Вдруг Кристиана зажмурила глаза, когда недовольный мужчина размахнулся в воздухе рукой над лицом продавца, намереваясь его ударить. Но электричка тронулась и скрылась за домами, а Кристиане оставалось только гадать, чем закончилась эта перепалка. Она невольно вспомнила тот момент, когда Марк вернулся из роддома, в котором покалечили его сына.

— Ты ударил его?! — спросила она мужа, который спустя час появился на пороге, — Ты же знаешь, это сыну не поможет, а врач может заявить на тебя в полицию!

— Нет, — прикрывая левую руку, ответил Марк, — я просто хотел посмотреть ему в глаза и понять, есть ли у этого доктора совесть. Только и всего.

Но Кристиана сразу заметила неглубокие ранки на костяшках пальцев его руки, но ничего мужу про это не сказала. Она сама была бы не прочь лично поквитаться с врачом, но понимала, лучшее, что она может сделать, так это направить всю энергию на уход за сыном.

Чтобы попасть из Восточного Берлина в Западный, где находится клиника, снабжающая маму Бена всеми необходимыми лекарствами и специальной пищей для ребенка, сначала Кристиане нужно добраться до вокзала — здания выстроенного в готическом стиле с вычурной мозаикой и стоящими по краям крыши декоративными башенками, похожими на короткие копья. Из вокзала на электричке проехать мимо городского парка, где величественно красуются густые липы, дубы, ели, пихты и каштаны, и среди которых выглядывает колонна Победы. Из окон электрички можно разглядеть, как на верху колонны позолоченная богиня простирает вверх тонкую пальмовую ветвь. Далее пересечь границу, останавливаясь перед этим для пограничного и паспортного контроля, проезжая при этом мимо Бранденбургских ворот с их изящными опорами, арками, колесницей лошадей и развевающимся как парус флагом ГДР. И уже по Западному Берлину миновать многолюдный рынок до станции «Ботанический сад», к которому среди пышных соцветий роз, камелий и орхидей примыкает небольшой старенький музей. И уже пересев на автобус, добраться до района Лихтерфельде, в котором расположена больница. Для проезда в ФРГ Кристиана выдали специальное разрешение, а Марку свободный проезд еще не одобрили. Благодаря этому разрешению Кристиана раз в неделю чувствовала себя как птица, которую выпустили из клетки на прогулку, чтобы она смогла полетать в пределах территории дома, который, по сравнению с Восточном Берлином, для нее казался огромным и необъятным миром.

«Марк, наверное, был прав, когда сказал, что перемещение станет свободным», — подумала Кристиана, когда электричка остановилась на привычном контрольно-пропускном пункте, но ни один пограничник в поезд не зашел и по вагонам никто не расхаживал, чтобы как обычно вглядываться со строгим и проницательным видом в лица и документы пассажиров.

Отъехав на несколько километров от станции Фридрихштрассе, электричка сбавила ход и остановилась. «Уважаемые пассажиры, просьба покинуть свои вагоны. Электропоезд дальше не едет» — снежный ком сказанных машинистом слов обрушился из информатора на пассажиров, и сбил с ног все их планы. Именно так ощутили себя люди, которые в это утро поехали в Западный Берлин на работу, учебу, к своим родственникам, или как Кристиана — в больницу за спасательным пакетом для сына.

— Пополам, вот так! — прорубил рукой в воздухе невидимую границу один из прохожих. Выйдя из вагона Кристиана пошла вдоль железнодорожных путей, которые уперлись в длинную и высокую стену. Рядом со стеной стояли молодые люди в военной форме, держа наготове автоматы, точно зеленые колосья пшеницы, тянущиеся к солнцу.

— Когда ее успели отстроить? — вслух произнесла Кристиана, не веря своим глазам.

— Сегодня ночью, — ответил пожилой мужчина, укоризненно покачивая головой в сторону солдат.

— Но мне срочно нужно туда, — Кристиана побежала вдоль стены, словно хотела найти в ней прореху, через которую смогла бы пробраться в Западный Берлин. Казалось, стене нет конца, будто, если попробовать обежать ее, то можно прийти к той самой точке, откуда начался бег. Кристиана увидела как стена упирается в двухэтажное здание, одни окна которого выходят на Восточный Берлин, а другие — на Западный. С виду приличный жилой дом, фасад которого выкрашен в дубовый цвет, Кристиана стал казаться небольшой крепостью, вобравшей внутрь себя ни в чем не повинных людей. Они выглядывали из всех окон, кроме тех, которые располагались на первом этаже и были заколочены, махая прохожим руками. Кто-то умудрялся передавать сумки, личные вещи и даже еду, кидая все это из окон. Одна девушка выбросила так букет ярко-оранжевых тюльпанов с радостным криком «С днем рождения, бабуль!», а женщина, стоящая внизу, подняла цветы и трясущимися от старости руками помахала внучке в знак благодарности.

Кристиана поднялась по ступеням вверх, когда увидела в окне знакомое лицо. Она повернула ручку, чтобы войти в квартиру. и дверь, отягощенная теплым и внезапным сквозняком, с легкостью распахнулась. За стеной, как в старом радио, стали слышны гулкие возгласы людей.

В это время некоторые жители города, проходившие мимо, обступили дом, наблюдая за людьми из окон, как за животными в зоопарке. Кто-то примчался сюда, чтобы услышать последние новости из Западного Берлина, а кто-то за новостями из Восточного.

— Говорят, обрезали телефонную связь, — сообщил своей девушке молодой человек. Остальные жители, стараясь ничего не пропустить, внимали каждому сказанному кем-то слову.

— Да что там телефоны, у нас электричества нет с самой ночи, — подхватил другой, высунувшись из окна, — Эти провода тоже поотрубали?

— Не может быть, ерунда какая-то, — недоверчиво ответил проходящий мимо дома прохожий.

— А по-твоему, эта стена просто так выросла за ночь?

— Не вешай все на один гвоздь, товарищ.

Но вдруг суматоха прекратилась, люди замолчали. Затаив дыхание, они уставились на женщину, которая вылезла из окна наружу и свесив ноги, села на подоконник.

— Высоко нынче! — крикнул ей кто-то и после этого все сразу ахнули от ужаса, прикрыв рты руками, потому что женщина в эту же секунду сиганула вниз и упала плашмя на асфальт.

Солнце, находясь в зените, небрежно и жадно опрокидывало на улицы города свои лучи, словно Восточный Берлин в этот день находился на дне моря, в холодной и непроницаемой для чужих глаз пучине. Дома, люди, деревья, машины — расплывались перед взором Кристиана, которая кое-как добрела до своего дома, моля всю дорогу заговорческим шепотом, чтобы все произошедшее сегодня утром, оказалось сном.

— Крис, наконец-то, я уже начал волноваться, — обеспокоенно проговорил Марк, увидя как жена почти бесшумно вошла домой, — Тебя так долго не было. Возникли какие-то неприятности?

— Я… Марк… — Кристиана бросилась в объятия мужа и только сейчас дала себе возможность разрыдаться на его плече, приложив правую ладонь к своим губам, чтобы не разбудить Бена.

— Тише-тише, дорогая, расскажи, что случилось? Что-то стряслось в больнице?

Кристиана только отрицательно покачала головой, стремясь смахнуть события прожитого дня. Тогда Марк провел Кристиана до кухни и усадил возле стола, на который падал витиеватый и мерцающий свет от узоров занавески. Спустя время комната наполнилась пряным ароматом чабреца.

— Держи, выпей немного.

Кристиана сделала маленький глоток горячего чая, ее щеки обдало теплом от пара, медленно тянущегося тонкой струйкой в высь. Марк все это время выжидающе смотрел на Кристиану, боясь произнести хотя бы слово.

— Бен в порядке? — наконец спросила она.

— Да, недавно уснул, — Марк вздохнул, — Крис, что произошло?

Кристиана рассказала мужу про железную дорогу, про стену, про дом и про женщину, выбросившуюся со второго этажа.

— Там был дом, помнишь, на той улице, неподалеку от сквера? Так вот, я увидела нашу соседку по даче Анну на втором этаже. Она сидела на подоконнике снаружи. Я поднялась наверх, чтобы разузнать, что именно произошло, но ее в квартире уже не было.

— Как это, не было? — Марк озадаченно нахмурил брови.

— Ей видимо нужно было в Западный Берлин, потому что она выпрыгнула прямо со второго этажа, — голос Кристианы дрогнул, — Ты же знаешь, как там высоко, тем более она уже совсем не молода. Я подошла к окну, чтобы посмотреть, а …, — Кристиана снова заплакала и дрожащим голосом выдавила из себя, — А она была там внизу, Марк. Анна разбилась! Врачи даже не стали ее спасать, а просто увезли.

— Боже! — Марк подвинул жену к себе, и стал гладить по спине.

— Это все похоже на страшную сказку, Марк! Как нам теперь ездить за лекарствами, я не понимаю ничего!

— Это и правда похоже на какой-то кошмар, — Марк пошел к вешалке и достал свой пиджак. Кристиана бросила на него недоумевающий взгляд.

— Я постараюсь разобраться с этим. Либо нам выдадут особые разрешения, либо эта стена долго не простоит, и уже завтра наши власти снесут ее, будто ничего и не было, — заверил ее Марк, но его поникший и блуждающий взгляд выдал это противоречие, — Тебе нужно отдохнуть, Крис, а я скоро вернусь. В правительстве не допустят, чтобы из-за Запада вот так погибали наши люди.

— Но куда ты пойдешь? Там стена, прохода нет.

— В администрацию, в нашу больницу, куда угодно. Не могу сидеть сложа руки, пока, — Марк запнулся, — пока все не станет как прежде.

Желая искренне поверить в слова мужа, Кристиана обняла его, но почувствовала, что сердце Марка бьется, как стук колес несущегося на всех парах поезда, — Марк, только будь осторожен.

Вот, — достав из своей сумки пачку бумаг, она передала их мужу, — Может, это их убедит.

Они попрощались, и Марк вышел на улицу, крепко держа в руке справки о диагнозе Бена, рекомендации врача, анализы, рецепты на лекарства, и пропуск Кристианы.

Осторожно отворив дверь в комнату, где спит Бен, Кристиана на цыпочках подошла к кроватке и взглянула на сына. Жидкие волосы соломенного цвета, доставшиеся ему от матери, покрывали его головку маленькими вьющимися змейками. Розовые щечки и носик колебались в такт еле слышимому сопению. Когда Кристиана впервые увидела сына в реанимации в стеклянном кювезе, его тело было обрамлено многочисленными трубками и перевязочным материалом. Сейчас под грудью Бена под хлопковым комбинезоном наложена марлевая повязка, но Кристиана была рада, что ее ребенок рядом с ней дома, и может теперь самостоятельно дышать и пить из бутылочки.

Переодевшись в летний халат, Кристиана легла на кровать и стала прислушиваться к дыханию Бена, тихому и глубокому. Постепенно ее веки сомкнулись, и тяжелый вихрь мыслей хотя бы на какое-то время перестал беспокоить Кристиану.

Глава 4. Февраль 1961

Комната пахла жасмином. С окон падал тусклый свет на письменный стол, который был полностью завален бумагами. Квартира, которую арендовал Хорст, была расположена недалеко от клиники, где он работает. Краска на стенах давно поблекла, местами осыпалась на пол, который скрипел даже в те моменты, когда на него никто не ступал. Мебель гармонично вписывалась в облик квартиры, выдавая свой срок царапинами на деревянных подлокотниках дивана и стола, разорванными обивками, набекрень свисающими дверцами шкафчика.

Хорст блаженно сидел на диване, откинув голову на подушку:

— Скоро я получу гражданство Германии. В течение полугода одобрят. Надеюсь.

— Потому что здесь нужны такие ценные кадры, как ты, — отметила Мареик, примостившись возле Хорста, и положив свою руку на его плечо, — несмотря на то, что ты был не в хорошем счету у властей из-за той научной статьи. Кстати, это ведь значит, мы наконец-то поженимся!

— Еще рано загадывать, — Хорст убрал с себя руку Мареик и подошел к стулу, на котором висел его белый халат, — Я хоть и работаю хирургом в больнице, все равно меня легко могут заменить и вышвырнуть без причины, как делают это в Восточном Берлине.

— А то, что тут у тебя дочь и без пяти минут жена, они в расчет не берут? — Мареик задумалась, — Получается, тебя могут выгнать с работы, потому что у тебя нет гражданства Германии, и в то же время тебе не дадут гражданство, если ты какой-нибудь безработный болван, желающий жить на пособия страны, так как никуда тебя просто-напросто не берут. И по этой же причине нам не одобряют брак!

— В консульстве приняли во внимание, что я очень хороший специалист. Шансы есть.

— Ой, — улыбаясь фыркнула Мареик, — не такой уж и хороший!

— Но ты сама сказала! И да, я недавно оперировал ребенка со сложнейшей патологией, которую никто не решался исправлять. У него было огромное омфалоцеле! Это означает, что все органы развились вне брюшной полости: желудок, кишечник и печень обросли ее, как колония полипов на дне моря. Я каждый орган погрузил обратно, туда где он и должен быть. У пациента был риск заражения, но я делал это медленно и аккуратно, и только через пять дней провел последнюю операцию на передней брюшной стенке. Все прошло отлично, благодаря мне, — самодовольно заверил Хорст.

— Несмотря на то, что мы редко видимся, я уже выучила от тебя сотню медицинских терминов. Я бы была самой лучшей студенткой, если бы ты был моим преподавателем, правда? — Мареик распустила свои длинные каштановый волосы, которые были собраны в строгий и изысканный пучок, подошла к Хорсту, чтобы обнять его сзади, но он не дал ей это сделать.

— Мне пора на работу, Мареик, — Хорст подошел к Ханне, которая играла с куклой на полу, и поцеловал дочку в лобик, — Ну, все, папочка пошел, веди себя хорошо и слушайся маму.

Надевая на себя пальто, Хорст видел как его обжигал возмущенный взгляд Мареик:

— Ты уже тут полгода, а мы с Ханной устали ездить туда-сюда. Когда мы будем жить вместе? Когда поженимся и как нормальная семья будет просыпаться и засыпать бок о бок, а не видеться раз в месяц в этой съемной квартире?

— Когда я продам дом в Швеции, — выпалил Хорст, — Ты знаешь, в Восточном Берлине нет для меня подходящей работы, которая еще бы соответствующе оплачивалась. Восток — просто тюрьма. Я присмотрел уже квартиру для нас здесь в Западном Берлине, надо подождать еще немного.

Хорст заметил опущенные плечи и потускневший взгляд Мареик и произнес, — Хочешь, переезжайте пока вместе с Ханной сюда, дорогая. Временно поживем все вместе тут, а потом переселимся и в нашу собственную квартиру.

Мареик согласно кивнула. Хорст обнял ее и почувствовал яркий запах жасмина, который еще некоторое время оставался с ним, когда он вышел из квартиры, дарящий ощущение спокойствия и вызывая воспоминания минувших лет.

Хорст и Мареик познакомились в Швеции на международной конференции «Физика и электроника в медицине» в 1958 году. Она и несколько ее студентов были приглашены в качестве участников.

Пожилой профессор смотрел на докладчиков и собравшихся слушателей через толстые линзы очков, представляя тему сегодняшней конференции:

— Ежегодно в рамках нашего собрания, происходит плодотворное сотрудничество с представителями разных научных профессий, а также с ведущими учеными вузовской науки развитых стран. Сегодня предстоит ознакомиться с такими, — Мареик протиснулась сквозь толпу людей, которые перекрыли вход в аудиторию, — известными в научных кругах работами. Подойдя к стойке регистрации участников, она вписала свою фамилию в бланк.

— Места в вашем блоке уже заняты, займите, пожалуйста, место среди ветеринаров, — сообщила женщина, которая протянула Мареик программу конференции.

«09.00 — 09.20 — открытие, приветственное слово участникам.

09.20—11.00 — пленарное заседание 1-го блока «Экология»

11.00 — 12.00 — перерыв».

— «Хм, неплохо, осталось немного дождаться», — взглянув на свои часы, подумала Мареик.

— Итак, объявляю конференцию открытой, — завершил профессор, и Мареик под звуки аплодисментов, уселась на свободное место рядом с темноволосым мужчиной, который беспрерывно крутил в пальцах ручку и покусывал нижнюю губу.

— Знаете, я люблю животных, — вдруг обратился он к Мареик, увидев как стройная девушка, присев к нему, обратила взгляд на его нервные руки, — Они.. милые.

Легкая каштановая прядь спадала со лба и доставала до подбородка, интригующе прикрывая глаза Мереик, из которых веером хлопали длинные ресницы.

— А я обожаю кошек, хотя дома у меня нет ни одной, — ничуть не смущенная словами незнакомца, произнесла Мареик, — потому что жуткая аллергия на них.

— Правда?! — удивился он, — Ветеринара с аллергией на кошек я еще не встречал.

— О, нет, я не ветеринар, просто…, — поспешно произнесла Мареик, — А, просто в вашем блоке нет места? — предположил мужчина.

— Откуда вы знаете? — Мареик устремила свои изумрудные проницательным глаза на лицо незнакомца.

— Мне тоже не досталось места, — мужчина покраснел, и ручка в руках завертелась еще быстрее, чем прежде, — Простите, я думал смогу разбавить обстановку, если начну разговор с привычной и знакомой вам темы.

— Не нужно быть ветеринаром, чтобы любить животных, не так ли? — улыбнулась Мареик, — А давайте начнем заново. Меня зовут Мареик, а вас?

— Я Хорст, и я здесь в первый раз, а вы?

— Была в прошлом году. Ненавижу это мероприятие, но так требует мой ВУЗ, где я работаю.

— Если честно, я жутко волнуюсь. Не люблю выступать на публике, зато намного увереннее себя чувствую за операционным столом. Я лучше все это покажу на практике, чем опишу словами.

— Не думайте об этом. Помните о первом законе движения. Объект либо остается в состоянии покоя, либо продолжает двигаться с неизменной скоростью, пока на него не подействует внешняя сила. Проще говоря, движущиеся объекты имеют склонность оставаться в движении.

— Вы думаете, это поможет мне отвлечься? — усмехнулся Хорст.

— Нет, это первый закон Ньютона, — возразила Мареик, — Если использовать его в повседневной жизни, то самое главное — просто начать. Если вы начнете свою речь, то в том же духе и продолжите, несмотря на сотню устремленных на вас глаз. Движущиеся объекты имеют склонность оставаться в движении. Как по маслу, ваша речь будет катиться, что ведущие даже попросят вас прерваться, потому что на каждого участника отведено ограниченное количество времени. Они и есть внешняя сила.

— Как часто вы пользуетесь законами физики в своей жизни?

— О-о-о, вы себе даже представить не можете. А вообще, я преподаватель в Берлинском университете имени Гумбольдта.

— Хм, так вы из Берлина, — Хорст потер подбородок и вдруг выпалил, — А давайте пообедаем с вами вместе? Я знаю, где готовят самый вкусный кропкакор.

— Вот так сразу?!

— Первый закон Ньютона, — напомнил Хорст, улыбаясь, — Я просто предложил и боюсь, не смогу остановится, пока вы не согласитесь. Надеюсь, вы не станете для меня противоборствующей силой.

— Это так не работает! — возмутилась Мареик.

Но она все же согласилась, потому что хотела развеять скуку от предстоящего длинного дня, проведенного на конференции, и даже не заметила, как пришло время прощаться с Хорстом, а ей этого вовсе не хотелось. Хорст пообещал Мареик, что приедет к ней в Берлин. Одна такая поездка Хорста в Германию обернулась для него непрерывным скитанием из Стокгольма до Берлина и обратно в течение двух лет, пока однажды они не условились, что Хорст переедет в Берлин насовсем. Груженный двумя огромными чемоданами, Хорст окончательно обосновался в Берлине, в своей съемной квартире, не жалея об этом ни на минуту, так как его карьера хирурга в этом городе стремительно пошла в гору.