Бесплатный фрагмент - Вызов 20.35

От редактора

Все существующие институты: деловые, политические, общественные — сейчас переживают радикальную и необратимую трансформацию, порожденную взрывообразным распространением новейших технологий, развитие которых происходит ежедневно и ежеминутно. В мире разворачивается конкуренция за образ будущего. Кто-то из конкурентов делает ставку на сохранение темпов развития и технологическую сингулярность, а кто-то хочет максимально дистанцироваться от достижений современного общества и ставит на радикальный ислам. Не отказывая себе в использовании современных технологий воздействия.

Ведущие игроки активно создают и транслируют свой вариант образа будущего и включаются в глобальную конкуренцию смыслов, идей, программ, стратегий. Страны, остающиеся в стороне от этого процесса, оказываются в роли наблюдателей, которые могут только выбирать из предложенного.

Вызов-20.35 для России — определить свою роль и место во всемирной конкуренции за образ будущего. Запрос на его формирование возникает сегодня и со стороны государства как базовая задача стратегического процесса, и со стороны интеллектуальной элиты — аудитории, готовой размышлять о будущем на горизонте 20–30 лет, критически осмысливать предлагаемые разными школами идеи и концепции, строить желаемые модели будущего.

Этим сборником мы начинаем большой разговор о «Проекте будущего». Он не претендует на исчерпывающую полноту или исключительную прогностическую точность — но надеемся, поможет критическому осмыслению происходящих изменений и развитию интеллектуальной дискуссии о нашем будущем.

Глава 1. Контекст

Технологическое лидерство: Воспользоваться шансом

Агамирзян Игорь

Практически все социально-значимые индустрии (т. е. отрасли, менявшие экономическую и социальную структуру, — а таких за историю технологического развития было не так уж много: автомобилестроение, гражданская авиация, персональные компьютеры, Интернет, мобильные сети связи) развивались по схожему шаблону. Со времен индустриальной революции всегда можно проследить несколько явно выраженных этапов отраслевого развития. Первый этап можно назвать гаражным — когда открывается короткое «окно возможностей» и предприниматель, создавший в «гараже» первый автомобиль, планер или персональный компьютер, имеет шанс основать компанию-лидера, которая захватит значительную долю рынка. На втором этапе конкуренция и борьба за долю рынка между этими компаниями ведут к консолидации отрасли и формированию ограниченного круга крупных национальных и глобальных игроков, постепенно присоединяющих к себе практически всех участников рынка. Таким путем развивались и автомобильная, и авиационная индустрия, когда такие крупнейшие производители, как General Motors или Boeing, консолидировали под своим управлением десятки менее успешных компаний. То же самое происходило в относительно недавнее время в индустрии информационных технологий. Развитие лидеров рынка в значительной мере идет за счет присоединения менее масштабных компаний, включения созданных ими технологий и продуктов в свои продуктовые линейки. Очевидно, что на этом этапе становится невозможным создать лидера рынка из «гаражной» компании. Известны, впрочем, одиночные примеры создания глобальных лидеров рынка сугубо административными методами — например, создание Airbus в Европе, — но на данном этапе для создания глобального игрока необходимы инвестиции государственного или даже межгосударственного уровня.

К сожалению, в России этап «гаражных лидеров» в индустрии информационных технологий оказался безнадежно упущен. Собственно, он завершился в мире примерно одновременно с развалом Советского Союза, и новые инновационные компании, основанные уже в Российской Федерации в 90-е годы, оказались в жесточайшей технологической и рыночной конкуренции с глобальными лидерами, что привело к выживанию и развитию только ограниченного числа нишевых производителей — таких, например, как ABBYY, 1С или «Лаборатория Касперского».

На следующей инновационной волне, связанной с развитием и массовым проникновением Интернета, окно возможностей для «гаражных компаний» открылось во второй половине 90‐х годов, и российские инноваторы достойно воспользовались им — к этому периоду относится восход национальных лидеров инновационного развития, таких как «Яндекс», Mail.ru и другие. К сожалению, на уровень глобальных лидеров ни одна из этих компаний не вышла, и на сегодня в этом сегменте индустрии мировая консолидация идет под управлением других игроков. То же самое произошло с социальными сетями и более поздними новыми рынками — электронной коммерцией, например.

Консолидация рынка приводит к появлению индустриальных норм, которые определяются самым успешным технологическим продуктом и его протоколами, а не устанавливаются государственными или международными органами стандартизации. Такой индустриальной нормой индустрии персональных компьютеров стал Wintel (операционная система Microsoft Windows, установленная на компьютеры, построенные на процессорах Intel). На рынке смартфонов, возникшем вслед за рынком персональных компьютеров, компании Intel и Microsoft оказались уже догоняющими — стандарт установили другие компании, и все попытки вернуть лидерство со стороны Intel и Microsoft оказываются неуспешными. И эта ситуация будет переноситься на появляющиеся новые рынки.

Именно нормализация платформы нового рынка дает лидирующим компаниям положение своего рода «естественных монополий» и резко ограничивает возможности входа в этот рынок новых игроков. Технический прогресс ведет к тому, что воспроизвести решения лидеров и следовать установленной ими норме становится невозможным не в силу ограничений на использование интеллектуальной собственности, а в силу инженерной сложности решений. В качестве примера можно привести ситуацию на рынке процессоров для персональных компьютеров. Для того чтобы стать успешным на этом рынке, требуется сделать процессор не просто конкурентный, но и полностью совместимый с продукцией Intel. Подавляющее большинство попыток решить эту задачу, в том числе и российских, провалилось; единственное исключение, только подтверждающее общее правило, — компания AMD.

Лидеры новых рынков понимают эту ситуацию и строят свой бизнес в соответствии с новыми реалиями. Показателен пример компании Tesla Motors, безоговорочно лидирующей сейчас на рынке электромобилей. Решением основателя и руководителя компании Илона Маска компания сделала публичными и общедоступными все свои патенты — Маск уверен, что он уже настолько оторвался на новом рынке от конкурентов в инженерном совершенстве решения, что раскрытие интеллектуальной собственности безопасно для компании, и более того, может помочь развитию других игроков в рамках норм, заданных Tesla Motors. Примечательно, что сегодня главными потенциальными конкурентами для Tesla являются скорее такие ориентированные на информационные технологии компании, как Apple и Google, а современные электромобили — в гораздо большей степени продукт ИТ, чем результат развития автомобильных технологий. Совершивший революцию электромобиль Tesla Model S — это постоянно обновляющийся компьютер на колесах, включенный в глобальную сеть. Можно быть совершенно уверенными в том, что дальнейшая борьба на этом рынке развернется вокруг программного обеспечения, интеллектуальных транспортных систем.

Признаком «окна возможностей» на новом рынке является отсутствие индустриального стандарта. Когда стандарт определяется, окно возможностей закрывается, «гаражный» этап заканчивается, начинается бурная консолидация вокруг победивших лидеров, и, кстати, обычно такой рынок начинает стагнировать, на нем остается пространство роста только для нишевых компаний, работающих в нишах, по каким-то причинам неинтересных лидерам рынка.

Еще одной важной особенностью современных технологических рынков является роль системных интеграторов. Если в классической индустриальной модели развития использовалась традиционная модель вертикальной интеграции, то с развитием экономики знаний произошел массовый переход на горизонтальную интеграцию, в которой системный интегратор является вершиной «трофической цепи» бизнеса. Именно он выпускает конечный продукт, собирая его из компонентов других производителей по собственной спецификации, дизайну и проекту. При этом ему же достается и основная доля добавленной стоимости.

* * *

Замечательным примером является Apple — в продуктах этой компании затраты на электронные компоненты составляют примерно 10%, затраты на сборку — около 1%, остальные же 89% — это дизайн, инжиниринг, программное обеспечение и бренд. Включая, конечно же, затраты на поддержание экосистемы сервисов и продуктов вокруг их смартфонов и планшетов — iTunes, iCloud, AppStore и прочих, — которая сама по себе является очень значимым генератором прибыли для компании. Важнейшим моментом в модели системной интеграции является то, что новичкам становится невозможно создать собственный конкурентный продукт, не используя имеющуюся на рынке стандартизованную элементную базу. Это относится не только к микроэлектронике (никому и в голову не придет для нового компьютера или телефона разрабатывать новый процессор — даже Apple для своих телефонов и планшетов использует продукцию компании ARM, хотя и лицензирует его для своей специализированной микросхемы, производимой на заводах Samsung), но и к любой другой элементной базе (мехатронике, например).

* * *

Достижение такой себестоимости продукции, которая обеспечит конкурентоспособность, достигается исключительно за счет эффекта масштаба, когда стандартные компоненты выпускаются миллионными тиражами. Именно поэтому современное промышленное оборудование использует абсолютно стандартизированную элементную базу, а уникальность предложения достигается инженерным дизайном и программным обеспечением. В результате в мире сложилась совершенно новая модель международного разделения труда, в которой отдельные страны-производители специализируются на конкретных технологических решениях, тиражируемых на весь мир (Малайзия, например, производит основной объем компьютерной памяти в мире, Тайвань — микропроцессоров, а Корея — мехатроники), а интеграторами являются транснациональные компании, спокойно чувствующие себя на глобальном рынке и способные действовать в мультикультурной среде.

Именно унаследованная от Советского Союза культурная закрытость вместе с очень неудачным размером национального рынка (он достаточно большой, чтобы на нем можно было долго расти, но слишком маленький для самодостаточности, позволяющей вырасти до конкурентоспособности с глобальными игроками) не позволила российским компаниям последних технологических волн стать глобальными лидерами и превратиться в транснациональные корпорации. И этим же объясняется то, что родиной основных транснациональных корпораций стали США, рынок которых составляет около 40% мирового (российский — меньше 2%).

Значит ли все сказанное, что у российских технологических компаний нет шансов для глобального лидерства, а наша экономика обречена на то, чтобы оставаться сырьевым придатком развитого мира или, скорее, в среднесрочной перспективе, Китая? Нет, совсем не значит. Хотя бы потому, что в XXI веке невозможно будет оставаться сырьевым придатком чего-либо. Любой непредвзятый аналитик из уже описанной картины мира и очевидных трендов сделает вывод, что стоимость любого товарного продукта станет по мере развития технологической экономики стремиться к нулю, а добавленная стоимость будет создаваться только в уникальных предложениях — инжиниринге, дизайне, программном обеспечении. Вопрос только в скорости такого развития.

Поэтому для меня ответ на поставленный вопрос предопределен — мы обязаны стать технологическим лидером на некотором количестве рынков. И правильная постановка вопроса звучит совсем по-другому — как стать технологическим лидером, что для этого нужно делать прямо сейчас? И тут мы переходим наконец к вопросу о конструировании желательного для нас будущего. Потому что ответ на поставленный вопрос может быть только конструктивным — не констатация фактов, а предлагаемая последовательность действий. Некоторые действия являются очевидными. Необходимо отрешиться от целого ряда предрассудков, доставшихся нам в наследство от индустриальной традиции Советского Союза, — к сожалению, они встречаются не только у людей старшего поколения и активно поддерживаются средствами массовой информации, ставя ментальные барьеры для прорыва в технологическом развитии страны.

Очень распространенный, но тем не менее ложный предрассудок состоит в уверенности в том, что мощь страны определяется ее ВПК. В современной технологической экономике это не так. Мощь страны определяется ее технологической экономикой и способностью генерировать уникальное предложение, привлекательностью страны для граждан и бизнесов, а ВПК является производной от этой мощи. Более того, если в индустриальную эпоху именно ВПК был основным двигателем технологического развития (все индустрии XX века вышли из военного заказа), то сегодня технологическое развитие направлено в первую очередь на обеспечение потребностей человека, качества его жизни, а ВПК использует технологии, созданные для гражданского рынка.

Другое довольно распространенное заблуждение — что мы можем пойти по «китайскому пути», достаточно часто формулируемое как «новая индустриализация». Это невозможно в силу того, что Китай в последние 30 лет развивался на использовании ресурса, уже исчерпанного у нас в стране в годы советской индустриализации, — дешевой рабочей силы нищего крестьянства. Этот ресурс уже практически закончился в Китае, десятикратно превосходящим размер России по населению, а у нас его и подавно нет и никогда уже не будет. «Новая индустриализация», происходящая сейчас в развитом мире, основана на совершенно другом человеческом ресурсе — на интеллекте, компетенциях, инжиниринге, гибких автоматизированных производствах и, в конечном итоге, на программном обеспечении, позволяющем создать уникальное предложение продуктов и услуг.

Еще одно массовое заблуждение — определение традиционных секторов, таких как авиастроение, автомобилестроение, судостроение, в качестве приоритетных для технологического развития. Безусловно, отказываться от них не надо, но объективная оценка глобальной конкурентоспособности российских технологий на этих рынках показывает, что возможности стать глобальными лидерами в перечисленных отраслях у нас нет. Более того, даже в советское время они могли существовать у нас в стране только в силу закрытости экономики; массовые советские самолеты и автомобили никогда не были конкурентоспособными на мировых рынках, за редчайшими нишевыми исключениями (автомобиль «Нива», например, или сверхзвуковые истребители). Вообще надо признать, что в СССР отсутствовало массовое производство качественного потребительского продукта, хотя страна успешно производила уникальные штучные изделия: ракету сделать могли, а надежную и функциональную бытовую технику производить так и не научились.

Найдя в себе силы отрешиться от этих заблуждений, мы получаем вполне конструктивные ориентиры на долгосрочный период:

• нужно идти не от технологий, а от рынков, и ориентироваться на новые или только возникающие рынки, на которых нет индустриальных стандартов;

• нужно ориентироваться на те рынки, в которых основная добавленная стоимость создается инжинирингом, программным обеспечением и сетевым взаимодействием (включая инфраструктуру Интернета);

• нужно ориентироваться на рынки, обслуживающие потребности потребителей.

Рубеж 1960–1970-х годов был, как стало ясно уже достаточно давно, переломным моментом развития человечества. И связано это было не с политическими процессами, а с внезапной сменой парадигмы развития. Человечество тогда перешло с пути классического индустриального развития на прорывных, но индустриальных проектах в совершенно виртуальную сферу. Крупные индустриальные проекты неожиданно закончились — в 1960-е годы слетали в космос, на Луну, полетели широкофюзеляжные и сверхзвуковые пассажирские самолеты, были построены крупнейшие в истории гидроэлектростанции и атомные станции. А потом вдруг это закончилось.

Все развитие в мире начиная с 1970-х годов шло вокруг информационных технологий. Информационные технологии стали универсальной платформой любого исследования. Сегодня любые исследования и технологические разработки основаны на цифровой обработке информации. В 1970-е годы определилась элементная база современной электроники, и очень быстро выяснилось, что новый компьютер невозможно сконструировать без использования компьютеров предыдущего поколения, а главное — без соответствующего программного обеспечения. Почти одновременно с этим произошел экономический прорыв за счет удешевления массового электронного продукта и стали возможными персональные компьютеры. А самое главное — начались процессы экономического преобразования смежных индустрий — в «экономике знаний» и высокоавтоматизированном цифровом производстве центр создания добавочной стоимости переместился от производственных мощностей в инженерные и дизайнерские центры. Более того, в ряде отраслей уже произошло практически полное разделение капитальных и операционных затрат — в микроэлектронике, например, все капитальные вложения лежат на заводах, производящих по заказу полупроводниковую продукцию (foundries, «плавильные цеха»), а все операционные расходы — на не имеющих собственных производств предприятиях, занимающихся разработкой и маркетингом (fabless, производства без фабрик). Причем оборот последних уже сегодня превышает оборот первых. Этот тренд стремительно проникает во все новые отрасли — например, сейчас в этом направлении стремительно движется фармацевтика. И с развитием новых производственных технологий (3D‐печать, роботизированное производство и прочее) такая же судьба неизбежно ждет машиностроение и все традиционные отрасли промышленности.

Первый полностью цифровой самолет «Боинг-777» полетел около 20 лет назад, а сегодня все мировое авиастроение полностью перешло на цифру. Компании Boeing и Airbus из производственных компаний превратились в инжиниринговые, маркетинговые и логистические. Все технологические прорывы последних лет лежат на стыке информационных технологий и технологий физического мира. Например, ракета-носитель Grasshopper, разрабатываемая компанией SpaceX, в части двигателей наследует все наработки мировой космонавтики последних 60 лет, а новое качество, кардинально меняющее экономику орбитальных пусков, аппарату приносит «мягкая» цифровая технология управления, позволяющая осуществлять управляемую посадку отработавших ступеней.

Похожая ситуация сложилась в энергетике, где умные сети (smart grid) позволяют интеллектуально управлять энергетическими потоками, вырабатываемыми вполне традиционными методами. В обоих случаях основная добавочная стоимость создается математиками, программистами и инженерами, а капитальные затраты ложатся на производственные мощности. Под этим углом нужно рассматривать как краткосрочную перспективу (5–10 лет) — когда основная генерация добавленной стоимости окончательно перейдет к инженерно-дизайнерским центрам, так и более долгосрочную (в пределах 15–20 лет), когда станет технологически возможно и экономически выгодно отказаться от «классической» модели массового производства и вернуться к «индивидуальному пошиву» на новой технологической базе. Примеры уже существуют — например, в обувной промышленности.

Вышеизложенное показывает направления, в связи с которыми необходимо искать новые рынки, где есть шанс на получение лидерства: робототехника, новые производственные технологии, интеллектуальная энергетика, интеллектуальные транспортные системы, беспилотные транспортные системы и многое другое — то, что сегодня определяет тренды развития.

При этом явно необходимо не только фокусироваться на решении сиюминутных приоритетов, задач сегодняшнего дня, но и продумывать и планировать задачи модернизации базовых отраслей на основе самых современных технологических решений с горизонтом

5–10 лет, а самое главное — думать, что нужно сделать сегодня для достижения конкурентоспособности через

15–20 лет. Как готовить лидеров следующего поколения, чтó для этого необходимо поддерживать и развивать — чему и как мы должны сегодня начать учить школьников, к чему готовить преподавателей университетов, чтобы они могли научить студентов через 10 лет, с тем чтобы эти студенты через 15 лет смогли работать в компаниях, которые через 20 лет определят технологический — а значит, и экономический и социальный ландшафт эпохи.

Смена технологического уклада: Новые форматы бизнеса, государства и общества

Белоусов Дмитрий

Никогда такого не было, и вот опять!

В. С. Черномырдин

Гегель был прав. Категории (и соответствующие им феномены), несомненно, переходят друг в друга. Технологические изменения в таких сферах, как информационно-коммуникационные технологии (уже изменившие до неузнаваемости привычный жизненный уклад), биотехнологии (чего стоит одно управление человеческими способностями), энергетика (возможность резкого снижения спроса на углеводороды), накладываются друг на друга, «входят в резонанс» и взаимно усиливаются. Такая интерполяция приводит к глубоким, фундаментальным изменениям в обществе, в его структуре, в мотивации работы основных субъектов общества, в соотношении глобальной и национальных повесток дня и многом другом. Причем сами эти изменения, в свою очередь, существенно влияют и на научно-технологическое развитие, и тем более — на форматы управления им.

Поэтому можно говорить не просто об очередном пакете изменений в технологиях, а действительно — даже о формировании нового общественного уклада. Глубокие изменения могут произойти практически во всех сферах, из которых состоит современное общество:

• в экономике и бизнесе — возникновение новых отраслей вокруг интеллектуализованного производства; существенное расширение сферы беспосреднической экономики, прежде всего — транспортных, информационных, медицинских, образовательных и финансовых услуг; свертывание ряда традиционных отраслей экономики;

• в гуманитарной сфере — радикальное продление человеческой жизни; возникновение рынка человеческих способностей; изменение общественного отношения к приватности персональной информации;

• в работе общественных и государственных структур — резкий рост мощности глобальных корпораций, поддерживающих критически важные инфраструктуры (финансовые, образовательные, биомедицинские); возникновение сильных неформальных негосударственных структур, уравновешивающих мощь глобальных корпораций для отдельных индивидов.

Такие изменения несут в себе угрозу для сохранения подлинного суверенитета общества и государства в лице глобальных корпораций, с одной стороны, и неформальных «серых» сетевых структур — с другой. Сохранение суверенитета общества и государства станет почти столь же сложным делом, каким сегодня является сохранение суверенитета личностей перед мощным давлением со стороны всепроникающих СМИ и глобальных информационных структур. Решение этой задачи потребует того, чтобы Россия, во-первых, стала успешным игроком на поле технологического развития, найдя свою собственную нишу; во-вторых, став успешным и сильным игроком, надо формировать собственные, оригинально российские, ответы на ключевые вызовы будущего, в первую очередь вызовы гуманитарного, антропологического характера.

Это очень сложно. Но и приз — колоссально высок. И у России в новой ситуации снова есть шансы сохраниться и победить.

* * *

Технологический уклад — это система тесно взаимосвязанных технологий, обуславливающих принципиальные взаимосвязанные сдвиги в структуре экономики и общества, позволяющие говорить о возникновении нового общественного уклада (авторское определение).

* * *

Необходимо отметить, что в последние годы в России сложилось упрощенное понимание технологического уклада, игнорирующее общественно-политический аспект. Это ошибочно — технологические пакеты (т. е. системы взаимосвязанных и взаимообусловленных технологий) в том или ином масштабе возникают постоянно, но лишь единицы из них выходят на глобальный уровень.

* * *

Определенная Вернором Винджем в 1992 году, концепция технологической сингулярности говорит о наступлении в скором времени (на горизонте 2030 года) момента, по прошествии которого технический прогресс станет настолько быстрым и сложным, что окажется недоступным пониманию. По мнению сторонников этой концепции, технологическая сингулярность наступит как результат развития искусственного интеллекта и самовоспроизводящихся машин, интеграции человека с вычислительными машинами либо значительного скачкообразного увеличения возможностей человеческого мозга за счет биотехнологий.

* * *

ЧТО МОЖЕТ ПОМЕШАТЬ НАСТУПЛЕНИЮ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ СИНГУЛЯРНОСТИ?

• возможность затяжного глобального экономического кризиса, сопровождаемого снижением вложений в технологии и государственных (переход к политике ограничения бюджетных дефицитов в условиях роста социальной нагрузки, кризис долгосрочного целеполагания), и частных ресурсов;

• риск преждевременного «сдувания» пузыря на высокотехнологичных рынках, с дискредитацией самой идеи ускоренного технологического развития;

• возможность нерешения ряда фундаментальных научных и технологических задач, необходимых для успешного создания соответствующих технологий (физика плазмы для термояда, квантовые эффекты для новой элементной базы ИКТ, карта мозга для нейроинтерфейса и т. д.);

• общество очень консервативно (а стареющее западное общество — тем более) и, в условиях демократии, склонно к антитехнологическим фобиям. Уже есть практика институционализованного торможения (правда, лишь в отдельных странах и макрорегионах; на глобальном уровне — возможность неочевидна) «дискомфортных»/антиэтических процессов, в том числе и научно-технологические (см. клонирование человека, ГМО-продукты, вживляемые устройства и т. д.)

ЭВОЛЮЦИЯ УКЛАДОВ

Начнем с небольшого исторического экскурса и посмотрим, как меняли общество предыдущие технологические уклады — четвертый и пятый.

Четвертый технологический уклад стартовал с началом XX века и продлился до 1960-х годов. Его ядром стали нефтепродукты как основной энергоноситель, двигатель внутреннего сгорания, телефонная связь, конвейерное производство, самолет, автомобиль. На глобальном уровне четвертый технологический уклад привел к возникновению следующих взаимосвязанных сдвигов:

• глобальных военных союзов и глобальных конфликтов — результат возможности управления массами войск в глобальных масштабах (что продемонстрировали две мировые войны) и т. д.;

• транснациональных корпораций — результат резкого ускорения и удешевления транспортных и информационных коммуникаций; возникновение «эффекта масштаба», связанного с массовым конвейерным производством, возможности управлять крупными, территориально разнесенными производственными объектами;

• «информационного тоталитаризма» (синхронное навязывание населению страны унифицированной информационной повестки дня) — результат развития радио и телевидения и становления на этой основе всепроникающих СМИ.

Пятый технологический уклад, возникший в начале 1970-х годов, связан с развитием микроэлектроники, информационных и телекоммуникационных технологий (ИКТ), «газовой революцией» в энергетике и химии. Он оказался сопряжен с такими мировыми явлениями, как кризис национальных государств вследствие возникновения глобальных СМИ, информационных ресурсов (с соответствующей глобальной информационной и идеологической повесткой дня), глобальных финансово-производственных корпораций;

• возникновение глобальных финансовых структур (результат появления технических возможностей для молниеносного перевода финансовых ресурсов, распространения информации в реальном времени);

• становление глобального производственного аутсорсинга с возникновением транснациональных цепочек производства добавленной стоимости, специализации отдельных стран на производстве продукции и отдельных компонентов того или иного технологического уровня, проведении НИОКР и других работах;

• возникновение новых форматов занятости (дистанционная занятость, свободная занятость, проектная работа);

• формирование внутренних социальных конфликтов между глобализированными и локальными социально-культурными группами, соответствующими элитами, политическими структурами.

Отметим, что информационные и телекоммуникационные технологии, находившиеся в «ядре» этого уклада, выступали драйвером экономического роста не столько по причине высоких продаж основанных на них товаров и услуг, а прежде всего потому, что фактически заложили основу под целую волну управленческих инноваций, изменивших систему организации производства и ведения бизнеса. К примеру, многие программные и аппаратные решения разрабатывались целенаправленно под решение задач управления жизненным циклом сложных технических объектов

КАК ТЕХНОЛОГИИ СПОСОБСТВОВАЛИ ТРАНСФОРМАЦИИ ОБЩЕСТВА И ЭКОНОМИКИ

Сегодня потенциал пятого технологического уклада — а вместе с ним и соответствующих ему структур в экономике и обществе — начинает постепенно иссякать.

Согласно данным Международного союза электросвязи, в 2014 г. число пользователей мобильной связи в мире достигло 6,9 млрд чел. (проникновение мобильной связи — 96,4%), а в группе развитых стран показатель проникновения мобильной связи превысил 125%. При этом показатель охвата населения услугами мобильного широкополосного доступа в Интернет в мире достиг 32% (32 пользователя на 100 жителей), а в группе развитых стран — 83,7%, и продолжает расти высокими темпами.

Таким образом, потенциал экстенсивного расширения различных видов ИКТ-услуг может быть исчерпан уже в среднесрочной перспективе. Отсюда — распространение концепции «инновационной паузы». Ожидается, что за этой паузой последует новая волна технологий шестого уклада, которая будет базироваться на конвергенции био-, нано- и информационных технологий.

ОСОБЕННОСТИ НОВОГО ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО УКЛАДА

На стадии перехода между укладами в 2020–2030 гг. и в связи с наступлением нового технологического уклада стоит ожидать таких тенденций в глобальном технологическом развитии:

• крупные технологические нововведения, опирающиеся на применение новых конструкционных и композитных материалов и созданные с использованием нанотехнологий;

• формирование нового «ядра» информационных технологий на основе перехода от микроэлектроники к наноэлектронике. В 2013 г. была сформулирована концепция четырех основных движущих сил на рынке ИКТ: социальные сети, мобильные решения, «облачные вычисления» и средства обработки больших объемов информации. Развитие совокупности этих четырех технологических направлений и коммерциализация основанных на их применении услуг должны стать основным драйвером роста ИКТ в краткосрочной перспективе. Помимо этого, еще одним важным драйвером роста ИКТ в ближайшие десять–двадцать лет должно стать развитие технологий 3D-печати и интернета вещей (Internet of Things, IoT). Совокупный экономический эффект от внедрения всего комплекса этих технологий оценивается в диапазоне от 9,7 до 21,6 трлн долл. до 2020 г.;

• переход к новой модели здравоохранения на основе использования генетических методов диагностики, профилактики и лечения;

• развитие технологий альтернативной энергетики с целью снижения зависимости от углеводородных топливно-энергетических ресурсов. Для этого экономически приемлемыми должны стать такие технологии, как реакторы на быстрых нейтронах, водородная энергетика, солнечная энергетика, в долгосрочной перспективе — термоядерный синтез;

• сокращение давления техносферы на биосферу Земли, что предполагает радикальные изменения в методах и средствах природоохранной деятельности.

Замедление роста мировой экономики после финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. и постепенное сползание экономик развитых стран и стран экономической периферии в новую волну кризиса существенно затормозили развитие вышеозначенных тенденций. В связи с этим в экспертной среде широко распространено мнение, что формирование нового технологического уклада может замедлиться.

Поэтому в обозримый период наиболее реально решение лишь самых актуальных проблем мирового технологического развития:

• создание новых препаратов для лечения наиболее распространенных заболеваний, включая создание нового поколения антибиотиков с целью решения проблемы лекарственной устойчивости, и постепенный переход к новой модели здравоохранения и лечения болезней на основе разработки и широкого внедрения таргетных препаратов;

• постепенное развитие альтернативной энергетики (на основе широкого распространения уже имеющихся технологий) с целью снижения зависимости от углеводородных топливно-энергетических ресурсов;

• широкое внедрение новых экологических и сельскохозяйственных технологий (включая совершенствование систем управления водными ресурсами и новые технологические решения для переработки и опреснения морской воды).

Следует ожидать усиления конкуренции на рынках высокотехнологичной продукции с одновременным формированием новых глобальных рынков на базе экологических, ресурсосберегающих и современных инфраструкт урных технологий, что даст развитым странам возможность поддержать свой экспорт.

СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ ШЕСТОГО ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО УКЛАДА

Особенностями перспективного развития на стыке технологической и социальной проблематик, имеющими непосредственное отношение к трансформации современных обществ, по всей видимости, станут:

— Индивидуализация человеческой деятельности

Осуществляется дальнейший рост индивидуализации во всех сферах человеческой деятельности — от производства до культуры. Развитие ИКТ позволяет осуществить индивидуализацию уже не только производимой промышленной продукции и собственно ИКТ-продуктов. Следующими очевидными шагами в индивидуализации становятся:

• расширение возможности индивидуального выхода на глобальный рынок предпринимателей и/или потребителей (в масштабах национальных рынков подобные системы активно используются, например, в Евросоюзе), расширение глобальной интернет-торговли и глобального аутсорсинга, других феноменов;

• использование интернета вещей для обеспечения индивидуализации предоставляемых услуг и предлагаемых потребителям товаров;

• развитие персонализированной медицины, обеспечивающей производство готовых лекарственных форм, созданных специально под конкретного больного (в том числе в рамках фармакогеномики — обеспечение соответствия лечению индивидуальному генетическому профилю пациента). Следующие шаги — редактирование генома (вначале для борьбы с наследственными заболеваниями, затем — для управляемого повышения способностей), использование интернета вещей для непрерывного мониторинга здоровья;

• переход к персонализированной образовательной траектории, опирающейся на открытые образовательные ресурсы и соответствующие подходы к оценке результатов обучения. Возникновение параллельной системы образования, ориентирующейся на образование взрослых; непрерывность в течение всей жизни человека; ориентация на репутационный капитал открытого образовательного ресурса и практическую успешность окончившего курс;

• персонализация получаемой информации, как за счет использования открытых информационных ресурсов, так и за счет — что более важно — формирования ориентированных на конкретного пользователя информационных источников, интегрирующих СМИ и выбранные им интернет-ресурсы. Этот процесс уже имеет место на базе социальных сетей, где человек во все большей степени оказывается способным создать свою собственную, отвечающую его интеллектуальным, профессиональным, этическим и прочим критериям информационную среду. Указанный процесс формирует существенные социальные риски, связанные с диссоциацией единого прежде социума на отдельные локальные сообщества (генерирующие локальные же идентичности), принимающие информацию, усиливающие сложившуюся коллективную идентичность и отторгающие любую альтернативную.

— Коммерциализация общества

Происходит принципиальный рост «коммерциализации» социальной сферы и общества в целом, в первую очередь — за счет расширения сферы сервисной экономики:

• существенный рост значимости предоставляемых индивидуализированных образовательных и медицинских услуг. В связи с этим — в силу проблем со стандартизацией таких услуг и снижением их цены — можно ожидать постепенного перехода к их прямой платности и превращения предоставляемых и финансируемых обществом социальных услуг из «стандартного» в «минимальный набор» (и, вероятно, набор, определяемый требованиями национальной безопасности);

• стирание граней между продуктом-вещью и продуктом-услугой, превращение продукта-вещи в материальный носитель услуги. Примером может служить инициатива американского производителя сельскохозяйственной техники John Deere, заключающаяся в том, что потребитель теперь будет не приобретать технику (тракторы, комбайны и др.), а покупать лицензию на средство для обработки земли, собственность на которое остается за John Deere. Компания, в свою очередь, берет на себя регулярное обновление ПО, обеспечивающее повышение полезных свойств продукта;

• возникновение — впервые за длительный период — возможности превращения человеческих способностей в своего рода рыночный актив. Уже в ближайшие десять–пятнадцать лет возможно возникновение рынка управления человеческими способностями путем использования нейрофармакологии (ноотропы) и нейроимплантатов (включая нейрокомпьютерный интерфейс); во второй половине 2030-х годов возможно начало применения технологий модификации генома человека. Поскольку речь идет о явно рыночных продуктах, впервые за сотни лет возникает риск биологического закрепления социально-экономического неравенства. Данная ситуация является абсолютно новой для экономики, политики и культуры современного общества (по крайней мере, западного типа), основанного на концепции фундаментального равенства людей. Результатом может стать начало труднопрогнозируемых масштабных изменений в культуре и социальном устройстве;

• возникновение в результате дефицита сбережений кризиса государственных пенсионных систем. В такой ситуации пенсионное (шире — социальное) обеспечение с неизбежностью индивидуализируется и будет основываться на персональных пенсионных накоплениях, что подразумевает развитие институтов глобальных финансовых рынков.

Это порождает три важные тенденции:

• во-первых, все в большей мере индивид будет выходить непосредственно на глобальный рынок — и как производитель продукта или услуги, и как потребитель;

• во-вторых, сам характер взаимодействия индивида и общества все в большей степени опосредуется институтами рынка. Остальные формы взаимодействий либо вынужденно трансформируются «под рыночные» (в значительной степени рынок социальных услуг), либо оказываются в состоянии серьезного кризиса;

• в-третьих, индивидуализация оказания услуг происходит на фоне глобализации информационных сетей, стандартов потребительских услуг и других элементов рынка. При этом в разной степени намечается кризис важнейших опосредующих элементов, находящихся между индивидом и глобальным сообществом, включая местный и национальный уровни.

— Переход к обществу и экономике «информационной избыточности»

Если до сих пор общество в целом функционировало в условиях информационного дефицита и важнейшей задачей практически в любой сфере деятельности был поиск качественной информации по соответствующим темам, то теперь проблема состоит в избытке разнокачественной информации (включая «информационный шум» — в отдельных случаях специально созданный) по практически любому вопросу, в связи с чем на передний план выходит необходимость ее целенаправленной фильтрации и, как следствие, усиливается роль образования в формировании соответствующих компетенций.

При этом возникает проблема единства образования как процессов обучения и воспитания. Функции обучения в значительной степени переходят к дистанционным ресурсам — уже сейчас на уровне профессионального образования дистанционное образование в ряде случаев способно предоставить более качественные и существенно более потребительски ориентированные услуги. Нет сомнения в том, что процесс быстрого роста качества дистанционных образовательных услуг будет развиваться и в дальнейшем.

Соответственно, даже на уровне школы качественная информация станет приобретаться из открытых (причем глобальных) источников. Это ставит под сомнение возможность эффективной работы связки «образование-воспитание» в рамках перестающего быть единым и целостным образовательного процесса.

Ситуация в отдельных сферах общества и экономики усугубляется следующими обстоятельствами:

• изменением принципа финансирования прикладной и частично фундаментальной науки; переход к преимущественно частному финансированию прикладных и значительной части фундаментальных исследований, предполагает активную информационную работу с потенциальными инвесторами, в том числе — недостаточно квалифицированными. Это, в свою очередь, порождает высокие риски информационного манипулирования и в научно-технической сфере, которые можно наблюдать уже сегодня;

• возникновением феномена больших данных (Big Data), с возможностью анализировать (в том числе — перекрестно) и прогнозировать значительные объемы первичной информации (о покупках во всех гипермаркетах, о передвижении владельцев сотовых телефонов по городу в течение дня, о результатах всех тестов студентов по всем предметам и др.). С одной стороны, это открывает принципиально новые возможности в ряде областей (ранней диагностике заболеваний, борьбе с преступностью, управлении транспортом и т. д.). С другой — инструменты работы с большими данными достаточно сложны, а результаты работы соответствующих моделей с трудом поддаются логическому анализу — пользователь вынужден пассивно доверять тому, что «машина посчитала»;

• возможностью «управления нарративами» — целевой подачей структурированной информации под конкретную целевую аудиторию, формированием принципиально различных внутренне согласованных информационных образов конкретных ситуаций и проблем для отдельных целевых аудиторий (задача отчасти облегчается самостоятельным формированием замкнутых сетевых информационных сообществ). Соответственно, можно ожидать: с одной стороны — усиления вследствие информационной избыточности «необозримости» крупных проблем национального или глобального общества, оттенков позиций в дискуссиях о них, а с другой — кризиса привычных моделей демократии на общенациональном уровне. Несомненно, голосований (в том числе прямых, с использованием дистанционных интерфейсов) в жизни граждан будет больше, чем сейчас. Но формирование реальной политической повестки дня, «политического меню» на выборах — с высокой вероятностью станет еще более отчужденным от индивида-обывателя, чем теперь.

— Новые финансовые модели

Перестройка сложившейся экономической и финансовой системы требует в качестве нового драйвера развития и внедрения финансовых инноваций. Для масштабного развития новых технологий в социально значимых сферах жизни общества, востребованных у широких слоев населения с низкой платежеспособностью, с конца 2000-х годов формируется новая волна организационных, инвестиционных и финансовых новаций, которые в основном сводятся к различным формам проектного финансирования в межнациональном масштабе и призваны заставить крупные корпорации решать социально значимые задачи без отрыва от основной функции по получению прибыли. Идеологом этого движения является известный американский экономист М. Портер, который провозгласил принцип так называемой «общественной стоимости».

Формирующаяся на базе этого принципа волна новых финансовых и организационных технологий получила собирательное название «преобразующих инвестиций» (Impact Investing). Также часто можно встретить термины «социальные инвестиции» (Social Investing), ответственные инвестиции (Responsible Investing).

В основе этого принципа лежит проектное финансирование, основанное на взаимообмене доступом к ресурсам, без прямого привлечения финансовых средств. Иначе говоря, когда один из участников проекта предоставляет доступ к какому-то контролируемому им ресурсу для совместного использования всеми участниками проекта, а в обмен получает долю в его собственности. Причем в качестве ресурса здесь могут рассматриваться технологии, управленческие решения, компетенции, инновационные производственные переделы, оборудование, лицензии, активы, месторождения, транспортные коридоры и даже «внутренний спрос».

Примером новой стратегии может являться освоение глобальными структурами хозяйственных систем стран Азии или Африки, когда финансовые структуры или корпорации вкладывают средства в создание инфраструктуры (например, мобильная сеть), не рассчитывая при этом на прибыль «здесь и сейчас». Расчет делается на то, что сначала у пользователей формируются соответствующие потребности, в том числе в результате их активного вовлечения в экономическую деятельность, в производство товаров для местных рынков, а соответствующие инфраструктурные услуги существенно облегчают им деятельность в этом направлении.

— Усиление роли инфраструктуры

Развитие ИКТ, новой медицины, да и современного производства определяется качеством доступа к инфраструктуре — как в узком смысле, физической (всепроникающие широкополосные сети связи), так и в самом широком, как системы структур и объектов, обеспечивающих доведение до потребителей услуг, информации и товаров. Более того, постоянная подключенность к соответствующей инфраструктуре становится условием успешного функционирования и бизнеса, и индивида. В некотором смысле в новой ситуации не инфраструктуры обеспечивают функционирование индивидов или производственные мощности — а сами мощности становятся своеобразным типом инфраструктурного узла.

Это резко повышает зависимость компаний и индивидов от функционирования инфраструктуры и складывающихся в данной сфере «стандартов дефакто» — в том числе инфраструктур и стандартов, контролируемых негосударственными структурами. Так, в случае «санкционных войн» в международных конфликтах наибольшие риски могут нести санкции, введенные (формально) негосударственными структурами, — отключение корпораций от систем электронных переводов SWIFT, пластиковых карт, ограничение использование поисковых систем и т. п.

Отметим, что в ближайшие годы фактически будет создаваться новая финансовая и социальная инфраструктура для последующего распространения и внедрения технологий шестого технологического уклада. При этом в одних странах будет формироваться основа для создания технологий и производства соответствующей продукции, а в других — их потребления. В целом это лишь увеличит неравномерность технологического развития отдельных стран, однако должно будет выровнять социальные стандарты, уровень образования, медицинских услуг, управленческих моделей.

Противовесом резкому росту зависимости населения и частных компаний от глобальных инфраструктур может оказаться расширение включения индивидов в «серые», неформальные сети, предоставляющие критически важные услуги в обход официальных инфраструктур.

Возможности манипулирования рынками со стороны глобальных компаний (обеспечивающих доступ к инфраструктурам и задающих стандарты), завышенные с точки зрения части потребителей цены, высокие риски и другие моменты будут выталкивать население к массовому обращению к «серым» рынкам ИКТ, фармацевтических препаратов и других товаров/услуг.

— Экономика пожилых

Возникновение «экономики пожилых», одновременно обеспечивающей вовлечение пожилых людей в трудовой процесс и сохранение их доходов в ситуации кризиса пенсионных систем.

Существенными компонентами такой «экономики пожилых», судя по формирующимся трендам, могут стать:

• медицина здоровья, обеспечивающая радикальное продление активной жизнедеятельности человека, профилактику «болезней пожилых», поддержку работоспособности;

• распространение образовательных технологий, ориентированных на переобучение пожилых, причем как на базе имеющихся компетенций, так и радикально новых;

• распространение «нового ремесленничества»: персонализированного производства/оказания услуг, неотделимых от личностных качеств производителя;

• распространение форматов продуктов и услуг, ориентированных на пожилых людей;

• с социально-политической точки зрения новая ситуация станет означать существенное усиление консервативных (вплоть до фундаменталистских) тенденций в обществе. С одной стороны, это будет стимулировать «спрос на идентичность» и поддерживать контрглобалистские тенденции, с другой — тормозить развитие науки и технологий, особенно неоднозначных с этической точки зрения направлений.

Такое развитие ситуации несет в себе два существенных противоречия:

• противоречие «эгалитарная политика, направленная на сохранение массовой системы социального обеспечения (с высокими налогами) — элитарная политика либерализации, низких социальных налогов, стимулирования бизнеса». В лучшем случае это противоречие разрешится через ускоренное развитие трудозамещающих технологий, а также технологий активного долголетия, сохраняющего пожилых людей в составе трудовых ресурсов. В худшем — через социальный конфликт и, возможно, резкое усиление стратификации с «новыми бедными», не вписавшимися в условия глобальной конкуренции между производствами и центрами силы.

• противоречие между (в условиях старения населения и фрагментации геоэкономического пространства) консерватизмом растущего большинства населения и либерализмом основной части глобализированной элиты. Скорее всего, данное противоречие будет разрешаться через обострение социальных и политических конфликтов, возникновение новых контрэлитных игроков в политическом пространстве ведущих стран — что может создать благоприятные условия для развития терроризма и войн «нового типа» (гибридных, диффузных, «мятеже-войн» и др.).

— Существенное снижение уровня безопасности

Похоже, что мир вступает в период «смены гегемона» по Иммануилу Валлерстайну. Это происходит на фоне явного кризиса институтов, обеспечивающих глобальную безопасность, что уже привело к усилению глобальной конфликтности — в том числе и у самых границ России.

* * *

В основе новой ситуации лежит тот факт, что баланс между потреблением и наращиванием государственного долга в США, с одной стороны, и производством и сбережениями в Китае, с другой стороны, исчерпал себя и стал необратимо разрушаться. США проводят «двойную реиндустриализацию», параллельно развивая традиционные среднеи высокотехнологичные отрасли (в том числе на базе подешевевших углеводородов), и пытаются уйти в технологический отрыв на направлениях «новой энергетики» (включая термоядерную), наук о жизни и ряде других. Параллельно — и взаимообусловленно — развивается процесс очередной (третьей после Второй мировой войны) индустриализации Китая, на этот раз сопровождающейся выстраиванием национальной инновационной системы полного цикла — от прикладных НИОКР до производства технически сложной продукции. Уже сейчас страна продемонстрировала удивительные успехи в различных сферах, определяющих лицо современной индустриальной системы: от возникновения конкурентоспособного автопрома до производства суперкомпьютеров и вывода на испытания истребителей пятого поколения.

* * *

С учетом высокой взаимозависимости центров силы, конфликты между ними будут, вероятно, происходить в превращенной форме череды региональных или макрорегиональных столкновений, а также выглядящих спонтанными внутренних вооруженных конфликтов, возможно — с участием новых субъектов применения силы (частных военных и разведывательных компаний).

На межгосударственном уровне причиной таких конфликтов может стать сочетание «смены гегемона» и снижения порога применения силы из-за возникновения технологических и организационных условий для анонимного применения силы в формате поддержки внутренних конфликтов, кибератак, в отдаленной перспективе, возможно, — биологических атак.

Существенным фактором конфронтации в условиях очень высокой взаимозависимости всех основных игроков может стать одновременное использования «мягкой силы», в том числе высокотехнологичной, и «жесткой силы» в рамках локальных конфликтов.

На внутригосударственном уровне кризис государств и особенно локальных культур ведет к возрастанию рисков спонтанных конфликтов, в том числе гражданских и «молекулярного насилия». Новой и очень опасной формой насилия может стать, например, распространение компьютерных вирусов, направленных против ИКТ в сфере медицины, нейроинтерфейсов и т. д. Контртенденцией, возможно, является изменение общественного отношения к приватности персональной информации — формирование общества, в котором неотвратимость наказания гарантируется всеобщей информационной прозрачностью (Un Privacy Society)

ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ШЕСТОГО УКЛАДА И ПЕРСПЕКТИВЫ ЕГО ТРАНСФОРМАЦИИ

Ядро шестого уклада

• информационно-коммуникационная и тесно связанные с ней новое материаловедение (которое, разумеется, не сводится к наноматериаловедению, хотя последнее и является ее важным компонентом), биомедицинские технологии, робототехника и когнитивные технологии, включая образовательные. Медицинские технологии играют важнейшую роль в подъеме экономик технологически развитых стран в силу принципиальной территориальной немобильности медицинских услуг — их оказание возможно только «здесь и сейчас». Соответственно, по мере их становления производство новых медицинских услуг все в большей степени будет обеспечивать повышение конкурентоспособности национальной экономики в целом;

• новая энергетика (тесно связанная с информационно-коммуникационными технологиями и новым материаловедением). Крайне важными здесь становятся не только собственно энергетические технологии (атомные и, в перспективе, термоядерные; технологии альтернативной энергетики; возможно — альтернативные углеводороды), но и, главное, технологии сбережения энергии и управления энергосетями. Технологии «супераккумуляторов» способны привести к существенному снижению спроса на углеводороды — как в силу стимулов для развития электромобилей, так и в силу возможностей для снижения «пиков» спроса на электроэнергию в быту и отчасти в промышленности;

• система вспепроникающих инфраструктур — физических (беспроводные сети связи) и виртуальных (платежные системы, информационные системы, в том числе автономно функционирующие и др.);

• новое образование, доступ к которому станет важнейшим фактором социальной стратификации, и современные образовательные модели. В конечном итоге граница между элитой («взрослое», ответственное поведение, целостное мышление, умение оперировать значительными блоками взаимосвязанной информации, позиция управления сетевым контентом) и массой (все более «подростковое» поведение, клиповое мышление, позиция интенсивного потребителя контента) будет проводиться именно на основе доступа к качественно различным моделям образования.

Государство

Государства встанут перед необходимостью «перезагрузки», столкнувшись, с одной стороны, с необходимостью функционировать в условиях тотальности не контролируемых ими глобальных инфраструктурных (физических и виртуальных) инфраструктур, а с другой стороны — с вызовом, связанным с переформатированием «ровного» прежде глобального пространства в совокупность нескольких взаимодействующих и борющихся друг с другом центров силы.

При этом успех или неуспех в переходе к новому укладу, закрепляющийся в стандартах де-факто и (фактическом) контроле над инфраструктурными сетями, определит конкурентоспособность государств, их возможность собрать вокруг себя «центр силы» и, в конечном итоге, — возможность для них воспроизводить и поддерживать свою культурную идентичность в условиях культурной глобализации.

* * *

Особенности перехода

Переход между укладами сопровождается (по крайней мере, первоначально) увеличением разрыва между успешными и неуспешными государствами и компаниями, лидирующими и отстающими, принадлежащими к предыдущему укладу, социальными группами. Субъекты нового уклада перераспределяют в свою пользу ресурсы — в форме «технологической ренты» или иной. В новой ситуации, когда переход идет на фоне глобального экономического неблагополучия и недостатка долгосрочных финансовых ресурсов, такое перераспределение, скорее всего, будет еще более жестким, чем в 1970-х годах, на переходе к пятому укладу.

* * *

Бизнес

Для корпораций появится возможность пользоваться — причем с минимальным риском и без образования устойчивых связей/зависимостей — физическими и информационными ресурсами, а также компетенциями людей из любой точки мира. Одновременно резко возрастет зависимость от ограниченного клуба корпораций — держателей стандартов де-факто.

Соответствие этим фактически складывающимся стандартам и нормам — например, в части энергоэффективности (в том числе оснащенность автономными источниками электропитания и супераккумуляторами), включенности в глобальные сети (интернет вещей), по механическим параметрам — фактически станет условием доступа компаний на рынки.

Существенным фактором прямо на глазах становится становление «сетецентрических» бизнесов, сопровождающееся кризисом бизнесов, не относящихся к этому типу. Уже сейчас этот процесс завершается в отношении доступа к информации (распространение интернет-ресурсов и сопряженных с ними электронных бизнесов ведет к кризису традиционных библиотек, издания журналов, в известной степени — книгопечатания), начинает распространяться в торговлю (что означает тектоническое перераспределение финансовых ресурсов от традиционного ритейла к электронной торговле). На очереди — здравоохранение (телемедицина и пр.), образование, отдельные виды творческой деятельности.

Общество

Для населения существенно усилится зависимость от глобальных инфраструктур. Одновременно будет усиливаться и, вероятно, приобретать труднообратимый характер социальное неравенство — возможно, с соответствующей трансформацией социальных практик.

«Черным лебедем» — фактором, который несет в себе высокие риски с непонятной сегодня вероятностью их реализации, в рамках формирования нового уклада является возникновение комплекса проблем, связанных с новой ролью автономно функционирующих (безоператорных) электронных систем, которые станут постепенно брать на себя управление критически важными для человека и общества процессами. Например, функционированием энергосистем и в целом инфраструктуры — тут помимо диспетчеризации речь может идти о распространении безоператорных транспортных средств — грузовых автомобилей (появляются в США уже сейчас), обсуждаемых беспилотных грузовых самолетов и морских транспортов; безопасностью, как в случае российского «Периметра М», позволяющего нанести ответный ядерный удар при гибели персонала Главного командного пункта; медициной, включая хирургические операции.

ПРОТИВОРЕЧИЯ НОВОГО УКЛАДА

Важнейшим фактором, определяющим дальнейшее развитие социально-экономических процессов в России и мире под воздействием изменений в научно-технологической сфере, является разрешение противоречия между индивидом и глобальными структурами.

Ослабление традиционных «промежуточных институтов» (территориальных и производственных общин, общественных корпораций и др.), кризис государства — в совокупности оставляют индивида буквально один на один с глобальными и, в значительной степени, анонимными воздействиями, связанными с манипуляцией доступом к инфраструктуре, отдельными важнейшими высокотехнологичными продуктами (ограничения доступа к электронной компонентной базе, фармпрепаратам и др.), глобальными стандартами де-факто, информацией.

Разрешение этого противоречия, вероятно, будет идти по следующим направлениям:

• Возникновение нового запроса на государство, связанного с необходимостью: а) обеспечивать воспроизводство культурной идентичности в условиях глобализации и формирование собственного «культурного послания» макрорегионального или глобального масштаба; б) обеспечивать замыкание на своей территории значимой части глобальных НИОКР, хотя бы в качестве системного интегратора (как максимум — удерживать в сфере своего контроля инновационные системы «полного цикла») и производственных цепочек создания профильной для себя продукции; в) сформировать, на базе технологического лидерства в той или иной сфере, сильную переговорную позицию по отношению к глобальным игрокам, контролирующим инфраструктуру и информацию; г) обеспечить эффективные решения социальных проблем, приемлемые для данного общества.

Таких — в полной мере успешных — государств окажется немного; именно они, вероятно, станут «ядрами», вокруг которых в итоге сформируются взаимодействующие, конкурирующие и конфликтующие друг с другом макрорегиональные центры силы. Сегодня они явным образом формируются вокруг «старой Европы» в Евросоюзе, связки США–Канада в Америке, Китая в АТР; возможны запуски и других подобных проектов.

• Распространение прямой демократии (и в целом, и особенно на микроуровне), новое рождение территориальных общин, в том числе в городах, на базе культуры непрерывного «горизонтального» взаимного информирования, обсуждения и голосования жителей в сфере их непосредственного контроля. Формирование баланса «реальная демократия на местном уровне — реальная меритократия (олигархия?) на макроуровне».

• Резкое усиление включенности индивидов в неформальные (теневые) сети информационного взаимодействия, неформальные рынки, «свободные» платежные системы, противостоящие официальным и отчасти уравновешивающие их.

Менее важным частным противоречием в рамках нового уклада может стать противоречие между быстро усиливающейся элитарностью «высокой науки», ее концентрацией в наиболее развитых странах — и медленным ростом качества образования. Скорее всего, разрешаться данное противоречие будет двумя способами:

• гораздо более мощным, чем когда-либо прежде, уровнем неоднородности общества, наличием в нем различных сосуществующих и взаимодействующих технологических и социальных укладов;

• особой ролью образования как инструмента глубокой социальной стратификации, нового разделения на «элиту» и «массу».

Необходимо отметить, что все большая и большая востребованность высшего образования в развитых странах определяется не только реально возрастающими требованиями к уровню компетенции и квалификации работника. Забюрократизированная и сложная образовательная система не успевает кодифицировать и стандартизировать профессиональные навыки, которые формируются на реальных рабочих местах.

Кроме того, в последнее время наблюдается тенденция упрощения интерфейсов и приспособления даже сложных технических изделий к работе за ними низкоквалифицированного персонала. В итоге, как правило, все тонкости технологического процесса знает только небольшое количество инженеров и технических специалистов, которые контролируют весь производственный процесс. Причем по мере развития технологий и автоматизации производства необходимость в таких высокооплачиваемых и технически грамотных специалистах постепенно сокращается. При этом дипломы, ученые степени, аттестаты различных курсов повышения квалификации и пр. становятся своего рода «символическим капиталом» — признаком социальной респектабельности, с помощью которой можно получить доступ к хорошо оплачиваемым технически оснащенным рабочим местам. Между тем в последнее время в процессе популяризации высшего образования этот «символический капитал», образно говоря, подвергается обесцениванию.

Экономике требуется все более и более квалифицированный персонал, но в меньшем количестве. При этом в процессе обучения и внедрения в массовое сознание высоких стандартов потребления возникает эффект отчужденности образованных людей от непрестижного и низкооплачиваемого труда. Для людей, уже получивших высшее образование, но не сумевших устроиться по специальности, часто единственное, что можно сделать с полученным дипломом, — это «вложить» его в очередной этап обучения и получение новой специальности или ученой степени, которая должна открыть пу ть к новым рабочим местам.

Трансформации глобального сообщества при переходе к новому укладу

Кузнецов Евгений

Экспоненциальное развитие новых технологий ведет к качественному перерождению общества, экономики и человека. Глобальность экономики и общества требует скорейшей трансформации институтов управления. Действующий на данный момент консенсус подразумевает невмешательство правительств развитых стран в ведение компаниями своего бизнеса в обмен на невмешательство компаний в политику; однако уже сейчас понятно, что такое положение вещей препятствует развитию глобальных компаний-лидеров. По многим параметрам глобальные компании превосходят значительную часть национальных экономик, что не может не толкать их к обретению новой субъектности и формированию мировой политики нового типа.

К настоящему времени произошло накопление критической массы технологий и методов деятельности, подразумевающих изменение природы экономики, общества и человека:

• индивидуализированное, распределенное, роботизированное производство, формирующее рынки труда, а не зависящее от них, чувствительное к рынкам сбыта;

• уход от иерархических к распределенно-сетевым принципам в коммуникациях, политике, торговле, управлении, логистике, финансах;

• экономика аренды, а не владения (sharing economy) в транспорте, жилье, дорогом имуществе;

• резкое увеличение продолжительности и качества жизни в развитых странах;

• резкое увеличение глубины коммуникаций и взаимодействия за счет нейротехнологий;

• стирание языковых и культурных барьеров;

• формирование новой ключевой субъектности: от товаров и вещей к впечатлениям и переживаниям, стирание грани между обладанием и переживанием обладания;

• резкое изменение структуры потребляемых и востребованных ресурсов в промышленности и энергетике (в пользу возобновляемых).

Заметим, что в существенной мере все эти явления — результат технологического развития и влияния новых технологий на классические институты. Произошедшая деформация столь значительна, что вызывает неизбежный пересмотр как всех национальных, так и наднациональных институтов — фактически, формирования нового мирового порядка.

* * *

ОСНОВНЫЕ ТРЕНДЫ

Ключевые рынки и инструменты:

• образование и социальная структура: снятие статусных барьеров на доступ к современному технологическому и социальному укладу — слом системы иерархического образования, переход к сетевому и кластерному, кризис системы социальных лифтов;

• транспорт: снятие географических и имущественных барьеров в отношении доступности товаров и услуг — снижение различий качества и доступности товаров между мегаполисами и распределенными центрами, от урбанизации к субурбанизации, а от нее — к деурбанизации;

• здоровье: качественное смещение барьеров продолжительности жизни, снижение или снятие имущественных и статусных барьеров в достижении качества жизни, а также чувствительности к типам поселений (деурбанизация);

• безопасность: рост барьеров для неконвенциональной деятельности — увеличение тотальности контроля, превентивный правопорядок;

• информация: резкий рост объема требуемой, передаваемой и перерабатываемой информации — гибридизация человеческой и машинной информационной среды;

• нейрономика: выделение впечатлений и переживаний в материализуемые объекты (структуры памяти, картриджи, блоки памяти), поставка (торговля и открытый доступ) впечатлений/переживаний и связанных с ними знаний;

• торговля: смещение фокуса на предоставление прав пользования, а не продажу; как следствие, повышение значимости сервиса — возврат от финансово-промышленных групп к финансово-торговым;

• энергетика: распределенно-сетевая, основанная на микроэнергетике и возобновляемых источниках, — существенный рост автономности технои социосферы, деурбанизация;

• финансовый: все большее смещение от денег как эквивалента стоимости товара к деньгам как эквиваленту стоимости владения и энергии.

Система распределения населения и производственных сил:

• население (пространство): переход от мегаполисов к специализированным технокластерам и агломерациям с распределенной системой проживания (от системы поселений город-пригород-деревня к реальным агломерациям на базе университетских, промышленных и торгово-развлекательных центров);

• население (возраст): резкое увеличение доли представителей старшего поколения, фокусировка образования и сервиса на продлении активного периода жизни, включение пожилых людей в производящие цепочки и рост сферы услуг для пожилых;

• производство: переход от промышленных комплексов к зонам концентрации технологических компаний с родственной инфраструктурой, распределенное автономизированное производство рядом с местами потребления;

• энергетика: ставка на распределенную и индивидуальную генерацию и умные сети, резкий рост энерговооруженности техники и человека, персонализированная торговля энергией (продажа и потребление);

• транспорт и логистика: глобальные товарные потоки сводятся преимущественно к компонентам и материалам, локальные — к товарам и услугам; увеличение веса микротранспорта (товарного и пассажирского) по сравнению с крупным.

Идеологические и политические тенденции:

• отказ в потребительском поведении от обладания в пользу впечатления (ценность переживания выше ценности обладания);

• отход от национально-культурных идентичностей в пользу глобально-сетевых (глобальная сословная структура);

• рост борьбы между вертикальными (национальными) и глобально-сетевыми принципами интеграции и их инфраструктурами;

• неорелигии как формы идентификации и самоопределения в глобально-сетевом пространстве;

• формирование синтетических постнациональных глобализированных культур, их конкуренция между собой (от доминирования американо-европейской к рынку глобальных культур);

• отказ от стремления к однозначному социальному отождествлению с крупными сообществами в пользу множественности отождествлений с микрогруппами («уникальность»).

* * *

Лидерами изменений становятся авангардные субобщества (кластеры) ведущих экономик («кремниевые долины»). В них воспроизведено общество будущего — нестареющее, креативное, техно-интегрированное; экономика будущего — роботизированные производства, сервисы, транспорт, стартап-экономика; политика — прямые демократия и налоги.

Экономическая сила кластеров ведет их к обособлению от окружающих территорий своих и других стран — запретительные цены на жизнь и доступ к сервисам (медицина, образование), собственная система безопасности (общество «киберпанка») и тому подобные меры обособления.

Такие кластеры «долин» становятся безусловными лидерами агрегации талантов, провоцируя отток «неудачников» (людей и бизнесов) в зону обеспечивающего «зеленого пояса». В этом поясе комфорта приемлемые условия жизни создаются за счет обслуживания экономик-лидеров. «Зеленый пояс» агрегирует другие регионы стран-носительниц «долин» и избранные регионы внешних стран (существующий сегодня пример такого симбиоза — калифорнийская Silicon Valley и Израиль). В «зеленом поясе» культура и политика формируются из «кремниевых долин», собственная культура вторична, национальные особенности стираются и унифицируются. Внутри «кремниевых долин» с большой вероятностью тоже произойдет движение от индивидуальных культурных особенностей к некоторой «общекремниевой».

Вокруг «зеленого» формируется «желтый пояс» — развивающиеся регионы и страны, ориентированные на обеспечение «кремниевых» и «зеленых» регионов (ресурсы, прежде всего человеческие, материалы и компоненты производства). Зона «желтого пояса» поддерживается в комфорте товарами «зеленого» пояса, отток талантов компенсируется производством и импортом новых из еще худшего пояса. Стабильность в «желтом» поясе поддерживается национальными культурами и правительствами.

В свою очередь, вокруг «желтого» пояса существует «красный». Это пояс управляемой нестабильности, активного освоения, разрушения национальных («традиционалистских») правительств, превращения человеческого капитала и ресурсов в «сверхтекучие». Таланты перемещаются в виде рабочих в «желтый» и «зеленый» пояса, в виде талантов — в «зеленый» и «кремниевый» пояса, ресурсы — в максимально непереработанном виде в «желтый» и «зеленый» пояса. В «кремниевые долины» из них попадают уже только высокоуровневые компоненты и специально упакованные сложные материалы высокого уровня передела.

Особенность данной трансформации видится в том, что вместо иерархии структурно подобных друг другу национальных экономик, где на вершине пирамиды располагается развитый сектор, а внизу — ресурсный, происходит глобальное преобразование привычного странового мироустройства в новый мир, в основе которого субрегионы и сообщества. И в котором национальные правительства и экономики теряют контроль над потоками товаров, талантов и ресурсов.

Попытка национальных правительств «удерживать» вертикаль передела ведет к маргинализации соответствующего государства, утечке бизнесов и талантов, формированию жесткой конкуренции за ресурсы и попытке обвала их цен. Национальные правительства развитых стран, понимая это, выделяют субрегионы для включения в глобальную сеть и ведут конкуренцию за место в списке лидирующих глобальных хабов (Лондон– Кембридж–Оксфорд, Сеул, Шанхай, Гонконг, Сингапур, Амстердам–Эйндховен, Израиль). Роль национальных регуляторов снижается, роль глобальных растет. Хабы-лидеры (существующие и потенциальные «долины») интегрируются в глобальную сеть, выстраивают под собой контуры «зеленого пояса» для поставки компонентов, упакованных материалов и талантов.

Политика «кремниевых долин» — это исключительно политика управления потоками денег, знаний и талантов. То есть всем тем, что приносит максимальную маржинальность.

Вся «промышленная политика» — размещение производств, снижение издержек, рост глубины передела и т. п. — становится политикой «зеленого» и «желтого» поясов, которые формируют обеспечивающую среду по отношению к «кремниевым долинам».

Политика «красных зон» имеет развилку. Они выбирают между «ко-трансформацией» — режим, лояльный верхним уровням с призом в виде попадания в «желтый пояс» — или «альтернативной стратегией», выпадающей из мейнстрима новых отношений и, соответственно, вступающей с ней в противоречия («террористы»).

Функция центров принятия стратегических решений уходит от финансовых столиц и центров к технологическим и инновационным центрам — это начало происходить уже сегодня. Туда же перемещаются креативные индустрии. Формируется новая финансовая система (через кризис биржевой), направленная на изменение правил игры в расчетах и банкинге; «новые» банки, аффилированные с технологическими гигантами, формируют новую глобальную финансовую сеть, правила игры которой определены из зоны «кремниевых долин».

Численность населения в «кремниевых» зонах в 2020–2030 гг. можно оценить примерно в 100–200 млн человек, и не предполагается существенного роста (равновесие достигается за счет стоимости жизни и требуемого качества человеческого капитала).

• Население «зеленой» зоны — 1 млрд человек.

• Население «желтой» зоны — 4–5 млрд человек.

• Население «красной» зоны — 1–2 млрд человек. Формирование описанной конструкции ведет к появлению противоречий — и, соответственно, источников глобальной нестабильности — по следующим осям:

• Нежелание стран «красного пояса» (или стран «желтого», сползающих в «красный») принимать правила игры и становиться объектами пересборки.

• Нежелание национальных правительств «желтого» пояса терять субъектность и формировать внутри себя

«кремниевые» и «зеленые» пояса, управляемые фактически наднациональными органами и инструментами.

• Нежелание правительств «зеленого» пояса терять контроль над высокомаржинальными «кремниевыми» поясами.

Описанные противоречия охватывают всю структуру глобальной миграции, товарооборота, распределения труда. Дополнительное влияние будет оказывать и конкуренция внутри каждой из зон, которая при определенных условиях может стать весьма значимым фактором. В пиковом случае развитие противоречий может привести в перспективе 2025–2035 гг. к экспоненциальному росту глобальной нестабильности — войне. Ее форма, характер и результат должны учитываться при выборе дальнейшего сценария развития.

Россия в последние 30 лет дрейфует из потенциально «зеленого» (мечта перестройки) в «желтый» (девяностые-нулевые) и в перспективе «красный» пояс — в настоящее время мы находимся на их границе. Дальнейшая траектория зависит от глобального сценария и выбора нашей страны.

ОБЩИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Экспоненциальный рост новых технологических направлений приводит к качественному перерождению общества, экономики и человека. Глобальность экономики и общества требуют скорейшей трансформации институтов управления. Действующий на данный момент консенсус подразумевает невмешательство правительств развитых стран в бизнес компаний в обмен на невмешательство компаний в политику, однако уже сейчас понятно, что это препятствует развитию глобальных компаний-лидеров. Совокупный потенциал этих компаний превосходит размеры многих национальных экономик и толкает их к обретению новой субъектности и формированию мировой политики нового типа.

ВАРИАНТЫ СЦЕНАРИЕВ

«Сингулярность»

Предполагает настолько быстрый технологический прогресс, что скорость трансформации (и рост прибыли) «кремниевых долин» формирует их безусловное лидерство в качестве жизни, безопасности и военном потенциале.

Национальные элиты бессильны сопротивляться — и стремятся приобрести себе место в «кремниевых долинах» за счет компрадорской и соглашательской политики. В национальных элитах происходит раскол.

Ориентированная на глобальную интеграцию часть элиты убеждает образованное население в перспективности стратегии вхождения в «зеленые» пояса и борьбы за получение хотя бы одного «кремниевого» кластера на своей территории. Козырями становятся доступ к современной медицине, образованию и высокомаржинальным сферам деятельности — и соответствующему уровню доходов.

Консервативные элиты маргинализуются и формируют фронду в регионах с максимально устаревшими укладами — современный «вандейский мятеж». Помощь «интеграторам» в вооруженном противостоянии оказывают глобальные структуры. За счет технологического превосходства фронда подавляется или маргинализуется.

* * *

Вандейский мятеж — гражданская война между сторонниками и противниками революционного движения на западе Франции, в регионе, отличавшемся отсутствием городской культуры, архаичными отношениями и относительной близостью между дворянами и крестьянами, представлявшем резкую противоположность остальной Франции. Длилась с 1793 по 1796 год и завершилась поражением повстанцев спустя три года. Война унесла жизни более чем 200 тысяч человек и повлекла масштабные разрушения.

* * *

«Желтый пояс» покупает право на высокий процент национального самоуправления, отдавая дешевые ресурсы и доступ к талантам, не препятствуя их оттоку и не формируя национальных «зон прорыва». Уровень жизни стабилизируется на приемлемом уровне, возникает национальный консенсус «достаточности».

«Зеленые зоны» вырабатывают философию «достаточности комфорта», который поддерживается культурной и технологической продукцией «кремниевых долин» за счет импорта впечатлений, утилизации населения в виртуальные и смешанные среды. Экономика «зеленых зон» — производство компонентов и упакованных в нужные формы ресурсов, а также низкомаржинальной товарной продукции (ширпотреб).

В «кремниевых зонах» начинается взрывной рост технологий, формируются фундаментальные прорывы, такие как техническое бессмертие, техническая телепатия, полная роботизация и автоматизация среды, полная реалистичность виртуальных сред, создание наполненных впечатлениями смешанных реально-виртуальных сред. Краеугольным камнем развития становится природа человека — возможность разотождествления личности и носителя (тела), что ведет к истинному бессмертию и качественно новому состоянию человечества — интегрированным мультиличностным конгломератам (сверхсообществам). Освоение новой реальности является сверхсложной задачей развития и становится предметом деятельности на последующие несколько столетий части человечества, находящейся в кремниевых зонах, наверху иерархии рассматриваемой модели.

Предмет их деятельности известен остальным в сильно профанированном виде, что формирует представление об «обожествлении» части человечества; это вызывает взрыв неорелигии «технопросветления», призванной конституировать разрыв и барьер доступа в «кремниевые долины».

Потенциал доступа в мультиличностную реально-виртуальную среду определяется композицией талантов и навыков, «вербовка» ведется через общедоступные массовые каналы (компьютерные массовые игры, массовое образование), с втягиванием талантов в зоны обучения, а затем — в ядро «кремниевого сообщества». От ъезд туда означает «просветление», удачу и трактуется обществами и «зеленой», и «желтой» зон как удача семьи и нации. Обратный приток ресурсов в семьи от «просветленных» становится значимым фактором экономики желтых зон. Массовая культура становится предварительным периодом вовлечения и обучения, унификации культурных кодов и образов, обогащается за счет национальных элементов (мультикультурализм) с целью облегчения доступа представителям разных культур.

«Красные зоны» бомбят и уничтожают при помощи разных типов оружия, в том числе биологического. Конвенциональность последнего становится неустановимой — «внезапный вирус гриппа», «мутация СПИДа», «прогрессивное снижение рождаемости в зонах голода» и т. п.

Литературное воплощение реализации этого сценария — Лапута, описанная в третьей части «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта.

Вероятность

Вероятность сценария «сингулярность» — средняя. Несмотря на высокие темпы развития, готовность формировать механизмы управления глобальной политикой и экономикой драматически отстают, риски нестабильности очень высоки.

Стратегия России

Стратегия России в ситуации победившей «сингулярности» — борьба за получения статуса глобальных технологических хабов одной-двумя мегаагломерациями (Москва–Петербург, Томск–Новосибирск). Формирование «зеленого пояса» вокруг них (новая регионализация) и далее формирование «желтого пояса» с реинтеграцией во внешние желтые зоны («большой Кавказ», «ресурсы Арктики»). Приз — доступ элит и хабов в наднациональные системы управления и перераспределения ресурсов, достижение «кремниевого» уровня жизни для 1/10–1/6 части населения, достижение «зеленого» уровня развития для 1/3 населения и желтого для остального (примерно 1/2) населения.

«Инквизиация»

Начало сценария находится в русле общих трендов и идентично сценарию «сингулярность». «Кремниевые долины» как мировые зоны лидерства провоцируют трансформацию «зеленого» и «желтого» поясов, подогревая рост напряжения в «красном». Обостряется ситуация во всех переходных странах (Индия, Китай — из «желтой» в «зеленую», Россия, Бразилия — из «желтой» в «красную»). Причина — несогласие национальных элит на обслуживающую роль, желание создать барьеры на пути оттока талантов, капиталов и ресурсов. Формирующиеся барьеры снижают эффективность роста «кремниевых долин», провоцируя национальные правительства как холдеров регионов (лендлордов) осуществлять агрессивную политику борьбы за приток ресурсов и талантов.

«СИНГУЛЯРНОСТЬ»

Возникает антагонизм «старых» (США, Британия etc.) и «новых» лидеров (Китай, Индия, Россия, Бразилия). Избегая прямых столкновений, игроки превращают в зону конкуренции «красный пояс», нестабильность которого становится инструментом поглощения ресурсов соперников.

Масштаб столкновений в «красном поясе», а также насыщение их лидеров, структур и сообществ оружием и другими ресурсами провоцирует распространение нестабильности на соседей, входящих в «желтый пояс», которых игроки оказываются готовы «принести в жертву». Масштабы столкновений и жертв провоцируют рост милитаризма и напряжения в «зеленых» зонах, формируя разрывы в системе мировой торговли (дальнейшие войны санкций, ставки на «импортозамещение», концентрация ресурсов на национальных проектах развития в ущерб глобальным). Это ведет к разрыву глобальной системы инвестирования с появлением локальных зон инвестблагоприятствования и формированием конкурирующих блоков (например, БРИКС vs G7).

Отсутствие консенсуса и скрытая подпитка противоборствующих сторон в «красном поясе» ведет к разрастанию зон войны на все потенциально нестабильные регионы (Черная Африка, Магриб, Ближний и Средний Восток, Центральная Азия). Необходимость роста военных расходов (в том числе на мобилизацию общественного мнения) тормозит развитие всех стран, включая лидеров.

Необходимость обеспечения конкурентного лидерства толкает конфликтующие страны на выход из зоны «этики» в части применения технологий. Информационные, биологические атаки, милитаризация космоса, резкий рост роботизированных армий, утечка ядерных технологий, направленные изменения климата — все это провоцирует насилие и ведет к случаям «провалов» и техногенных катастроф, вызванных неуправляемыми последствиями ожидавшегося «ограниченного» применения.

Развивается глобальное противостояние, именуемое «новой холодной» или «мировой гибридной войной», которое ведет к резкому торможению развития во всех отраслях, связанных с качеством жизни (зато резко растут технологии роботизации, новых материалов, управляемой эволюции и биологической коррекции человека и природы). Милитаризация и перекос в сторону двойных технологий ведут к формированию «корпоративных» государств и госкапитализма даже в странах нынешнего либерального капитализма. Стратегией становится полное уничтожение стран-противников как самостоятельных политических субъектов через их расчленение на субгосударства через провоцирование национальной, конфессиональной, классовой, региональной розни.

Разрастание зон нестабильности и разрушение «окна благоприятствования» технологического взрыва приводит к осознанию необходимости «поиска баланса». В условиях блокового мышления и разрушенной глобальной инвестиционной системы консенсус становится достижим только на условиях «паритетного» развития стран, то есть балансировки уровня технологического развития («технологического паритета»). Однако потребность в «Договоре» об этом возникает не раньше, чем через 15–20 лет активного противостояния, жертв, насилия и серии техногенных (в том числе климатических и биологических) катастроф и эпидемий.

Предмет договора — обеспечение синхронности развития стран через контроль над технологическом прогрессом («право вето» на проведение исследований, чему способствует их дискредитация на стадии «новой холодной» войны), создание системы «партнерств» с равным квотированием участников, приоритет международных (квотированных и прозрачных для участников) технологических проектов развития (глобальное управляемое изменение климата, освоение космоса, создание глобальной энергетической системы, управляемая эволюция человека). Система глобального управления сводится к композиции контуров политического управления (новая ООН), комиссии по контролю над технологическим развитием (КОМКОН), системы глобального культурно-идеологического контроля — композиционный мультикультурализм («уважение разнообразия и традиций»; новый ЮНЕСКО).

* * *

В «Мире Полудня» Стругацких особое место среди земных институтов занимает «Комиссия по контролю» — КОМКОН-2 (в отличие от первого КОМКОНа — комиссии по контактам с внеземными цивилизациями). Эта организация занимается исследованием вероятных угроз человечеству и защитой от них. С санкции Мирового Совета КОМКОН-2 может принимать довольно жесткие меры — например, засекречивать и прекращать целые направления научных исследований, если они признаны потенциально опасными для земного сообщества, или тайно вмешиваться в судьбу отдельных людей.

* * *

«ИНКВИЗИЦИЯ»

Вероятность

Вероятность сценария — высокая

Стратегия России

Место России в нем — «наконечник копья» конгломерата «новых лидеров» (Китай), «отмороженные», «наемники», «анархисты». Основная компетенция — война в условиях «красных» зон, создание, испытание и экспорт союзникам неконвенциональных технологий, создание межгосударственных (но внутриблоковых) военно-технологических корпораций. Центр технологического шпионажа и копирования («нео-СССР»). Идеологическое лидерство «движения неприсоединения»; роль «системного союзника» стран — новых лидеров, создающих собственную картину мира, глобальную культурную и цивилизационную модель; формирование прообраза мультикультуральной (мостовой «евро-азиатской») модели, в которой синтез подменяется балансом (трансфер евро-паттернов поведения, управления и организации в Азию и азиатских паттернов в Европу–США).

«Крах Рима»

Сценарий неоднократно воспроизводился в истории (крах великих цивилизаций бронзы — Египет/Хетты/Вавилон, крах Рима, крах Китая второй половины II тысячелетия). Основные причины — неспособность создать технологии управления, сомасштабные технологическим и социальным трансформациям, попадание технологий в руки менее развитых, но лучше организованных сообществ. Начало сценария развивается в рамках сценария «сингулярность» с последующим «похолоданием» до «мировой гибридной» войны и срыва с этой траектории по причине неспособности обуздать вырвавшиеся на волю деструктивные силы.

Центры деструкции появляются в «красном поясе» за счет создания глобальных интеграционных проектов (как прототип можно рассматривать сегодняшнюю ИГИЛ), а также страны «желтого пояса», не согласные с интеграцией на условиях обеспечивающих регионов (Россия, Африка, Латинская Америка).

Запуск этого сценария происходит с потерей контроля правительствами младших партнеров противостоящих «блоков» контроля над своей территорией (под воздействием ударов противостоящих сторон), а также в ходе технологических, климатических атак и эпидемий.

Утрата контроля приводит к власти радикалов и фундаменталистов, которые создают «фундаменталистский интернационал» для противостояния «империям зла». Возникновение альтернативы провоцирует срыв в деструктивную траекторию. Зонами атак фундаменталистского интернационала становятся мегаполисы и «кремниевые долины», провоцируя исход капитала и компаний из них в «технологические цитадели» — специальные новые регионы, независимые от правительств стран-лидеров (симбиотичные к ним).

Фундаменталистский интернационал эффективно ломает национальные правительства. На первом этапе — при поддержке стран-противников. Это ведет к деградации политики, милитаризации, регионализации, потере целостности стран и макрорегионов. Фундаменталисты захватывают власть в ряде стран желтого и зеленого поясов. Их альянс становится глобальной силой.

Попытки стран-лидеров сначала сепаратно, потом сообща уничтожать очаги фундаменталистского интернационала и страны, в которых они пришли к власти, ведут к высвобождению неконвенционального оружия и серии техногенных, климатических катастроф и эпидемий. Они бьют рикошетом прямо и через общественное мнение по самим странам-лидерам, провоцируя их деградацию и развал.

Масштаб ударов и глобальный характер войны не позволяют США отсидеться, это первая война на их территории. Ускоренное перевооружение в формат робото-армий, применение био-, информационного и климатического оружия ведет к всплеску утечек технологий к соперникам, а от них — к фундаменталистам. Через 10 лет войны США получают все виды ударов по своей территории, которых не выдерживают.

Разразившийся мировой экономический мегакризис заставляет носителей развития закрываться в локальные цитадели, в которых носителями компетенций развития становятся корпорации. Они вынуждают ослабевшие национальные правительства и их осколки бросать все на их защиту в ущерб остальной территории, а затем вступают в торг с фундаменталистским интернационалом для определения зон контроля. Итогом соглашения становится пояс независимых корпоративных городов (редукция кластера «кремниевых долин») с вырожденной социальной и технологической культурой, зона слабых национальных правительств (вырожденный «зеленый пояс») и пояс враждующих между собой фундаменталистских государств, покупающих оружие в обмен на ресурсы у корпоративных городов.

Темпы развития падают на 1–2 порядка, рекультивация глобальной культурно социальной среды занимает несколько столетий.

Вероятность

Вероятность сценария — низкая

Стратегия России

Россия с высокой вероятностью становится независимым национальным государством — возможно, теряя отдельные территории, но участвуя в глобальной торговле оружием и технологиями. Это модель квази-СССР 1950-х гг. При этом страна попадает в технологическую зависимость от корпоративных городов во всем, связанном со здоровьем, нейротехнологиями и потребительскими товарами.

Выжить в новом технологическом мире

Зотов Андрей

Общепризнанно, что в России сформировалась экономика, ориентированная на ресурсное обеспечение соседей по планете. Если воспользоваться моделью, описанной в статье Евгения Кузнецова, мы находимся на границе «желтого» и «красного» поясов. Сравнительно низкая прибавочная стоимость, создаваемая в ресурсной экономике, ограничивает возможность достижения и сохранения высоких стандартов уровня жизни. В то же время новые технологии повышают совокупную производительность труда и позволяют участвовать в международном обмене в качестве лицензиара и поставщика готовых решений. Как следствие, уменьшается зависимость от колебаний стоимости биржевых товаров и натуральных ресурсов, в долгосрочной перспективе растет рентабельность экономики. Это поможет увеличить влияние страны на глобальные процессы. Наоборот, смещение центра тяжести экономики в область эксплуатации природной ренты может привести к крайне нежелательным последствиям — вплоть до потери суверенитета, в той или иной форме.

Для минимизации этого риска в наше время Россия вынуждена усиливать свои военные возможности, которые должны гарантировать охрану прав на природные ресурсы страны. Но такой подход приводит к росту долевых бюджетных затрат на оборону, что еще больше сокращает доступные для технологического и социального развития средства. Возникающая положительная обратная связь ведет к обнищанию общества. Как следствие, будет затруднена и защита суверенитета, в том числе — имеющихся у страны природных ресурсов.

Страна должна определить свою стратегическую цель как движение вверх в «пищевой цепочке» глобальной экономики, становясь там, где это возможно, страной-разработчиком, а не поставщиком ресурсов и импортером высокотехнологических изделий и передовых технологий. Такая стратегия должна быть открыто заявлена. Под нее следует определить задачи, решение которых приблизит нас к цели. Перечнем задач и способами их решения нужно управлять, адаптируясь к изменчивой внешней среде, создав «проектный офис будущего».

Выбранные механизмы реализации стратегии должны позволить:

• не нанести ущерба отраслям, эксплуатирующим природные ресурсы, но инвестировать в них для снижения себестоимости добычи и роста уровня переработки (переделов) исходного сырья;

• создать систему экономического стимулирования экспорта услуг (разработка, инжиниринг, сервис, аутсорсинг) и высокотехнологических продуктов;

• выбрать перспективные направления научно-технического прогресса, в которых Россия может удерживать или завоевывать лидерство, поощрять участие международных партнеров в исследованиях и разработках. Нужно добиться одной из заметных, а в перспективе — лидирующих позиций в международном разделении труда по исследованиям и разработкам;

• совершенствовать оборону и военные возможности в той мере, которая достаточна для предотвращения риска силового захвата ресурсов — сохраняя средства, необходимые для развития экономики страны. Для этого развивать производственные возможности, обе спечивающие рост оборонного потенциала страны без внешних зависимостей, а также, выделив в отдельное направление системы и средства ведения информационной войны, обеспечить их высокий потенциал.

В конце книги будут рассмотрены подробные сценарии технологического развития, здесь же мы обратим внимания на отдельные аспекты жизни в новом технологическом мире — уже наступающие и создающие те новые реалии, в которых нужно будет привыкнуть жить всем нам. Вне зависимости от любых сценариев.

ЧЕЛОВЕК

Новые органы человека и граница личной идентичности

Появится возможность культивировать естественные или искусственные ткани и органы человеческого или животного тела с заданными свойствами.

Для замены «расходуемых» или поврежденных органов или частей скелета будут применены синтетические материалы с улучшенными свойствами.

Кожа, зубы, волосы, другие ткани станут заменяться подменным материалом (выращенным или искусственным). Экзоткани будут создаваться с биологическими характеристиками, предотвращающим отторжение телом-реципиентом.

Повсеместное развитие интернета вещей приведет к необходимости связи между объектами живой природы и искусственным окружением. Будут разработаны и начнут внедряться средства встраивания коммуникационных, информационных, исполнительных систем в организм людей.

Появятся готовые к имплантации органы с новыми, расширенными возможностями, совмещающие в себе искусственные и биологические материалы. На их основе создадут синтетические протезы, совмещающие в себе разные типы тканей. Выращивание органов с заданными характеристиками станет общепринятой операцией над живыми организмами (например, замена травмированных или зараженных участков ткани).

Будет решена проблема достоверного моделирования живого мозга. Появятся средства для копирования текущего состояния действующего человеческого мозга, считывания и хранения вне тела — источника его памяти. Появятся искусственные организмы, способные нести естественный мозг. Появится искусственный интеллект, пригодный для встраивания или многократной загрузки в предметы и в живые существа.

Активное использование искусственных или культивированных органов поставит вопрос о различении живого человека и полуили полностью искусственной личности, в разной мере синтетической. Изменится представление о незыблемости границ между искусственной и естественной личностью. Искусственные личности смогут во многих случаях заменять людей на исследовательских, производственных или социальных работах.

Новые средства диагностики

Методы и средства диагностики будут использовать, среди прочего, генетическую информацию, что резко повысит точность не только диагностики, но и прогнозирования заболеваний. Это позволит выявлять терминальные заболевания на ранних этапах, поддающихся лечению. Ранняя диагностика приведет к быстрому росту превентивной медицины. На этой основе активная профилактика многих видов заболеваний увеличит длительность продуктивной, здоровой жизни.

Лекарственная революция

Лекарственные средства будут создаваться индивидуально, под носителя конкретной версии ДНК, конкретных типов мутаций, конкретного состава симбиотических организмов, с учетом истории здоровья, предыдущего лечения и среды обитания. Для этого будут созданы национальные банки биологической информации, формируемые с рождения человека. В этих онлайновых хранилищах будет содержаться генетическая информация и история болезни граждан.

Личность в Сети

С помощью новой, более доступной и производительной Сети люди будут видеть и чувствовать по-новому. Мы избавимся от зависимости от каких-то конкретных устройств и вещей, сможем вести диалог, работать вместе, «видеть» местонахождение и наблюдать за занятиями других людей — при условии, что они против этого не возражают.

Появятся новые типы личностей — полностью искусственные и «составные» живые. Часть из них сформируется последовательной заменой органов «естественного» живого человека. В некоторых случаях они будут основаны на искусственном разуме, при этом станут неотличимыми от живых существ с помощью интеллектуальных, культурных или эмоциональных тестов. Личность окажется оторванной от физического тела; постепенная замена органов на искусственные приведет к возникновению нового типа идентичности (людейандроидов), для которых граница между «естественным» живым и «искусственным» живым будет размыта.