Бесплатный фрагмент - Выходные рассказы и стихи

Хочу начать свой первый сольный сборник со стихотворения шестилетней меня, которая даже не мечтала о том, что его когда-нибудь напечатают:

Любовь бывает коротка, как игла,

А может быть длинна, как нить.

Любовь-любовь,

Ах, как же без нее жить.

2003

P.S. Мы это сделали! Представляешь?

Рождение сноба

Нога пренебрежения ступает на песок,

Намоченная скепсисом, влечет к себе крупицы.

На заднем плане линия течет наискосок,

Изгибы дальних волн сменили луч ключицей.

Пейзаж морских изъянов остался незамеченным.

Песчинки разрастаются, скрывают узкий лоб

Нутро под слоем струпа все также искалечено

Хозяин камуфляжа — новорожденный сноб.

2021

Подарок судьбы

Пансионат для пожилых людей «Ан Кядо Дю Дестан» кишел родственниками высшего общества Парижа. Отцы политиков, матери адвокатов и тетушки певцов проводили последние годы своих жизней, играя в сквош, гуляя по виноградникам и участвуя в творческих занятиях. За последним мы и застали семидесятилетнюю Сильви Гиро.

— Возьмите кисть в преобладающую руку и аккуратно окуните в воду, — тактично командовал старушками преподаватель рисунка и живописи Дамьен Башелье.

— В преобладающую руку. Ха! Слышала этого чертова коммунистишку, Сильви? В наше время не было никаких преобладающих рук. Если ты не писал правой, то тебя били по левой, пока она не опухнет, и выбора уже не оставалось.

— Мари, дряхлая ты старуха! Одной ногой уже в могиле, а все пытаешься изменить мир, в котором сама не живешь, а доживаешь.

— Мой внук… — начала было кичиться Мари, но подруга ткнула ее обратным концом кисти в левую ладонь.

— Мой внук, мой внук. Знаем мы, кто твой внук. Если б он почаще слушал твои бурчания, то не дослужился бы до главы банка. Думаешь, нас здесь от большой любви заперли?

— Не знаю, как тебя, Сильви, но меня… — снова не договорила она.

— Мадам, прошу! — остановил их юный учитель, — Давайте продолжим урок.

Представительницы престарелой элиты замолкли и безропотно повторяли все движения Дамьена. Художник рисовал одну линию за другой, цветные штрихи заполняли собой полотно и складывались в единый сюжет. Пейзаж рождался на глазах у старушек, а они, завороженные представлением, не поспевали с собственными работами.

— Месье Башелье, напомните, как рисовать солнце? — спросила скромница Адель, чье нахождение на уроке было обусловлено тягой к прекрасному, а не тем, что за окнами лил дождь, а в раздевалке для сквоша травили самых хорошо устроившихся клопов во Франции.

— Я предпочитаю не изображать солнце желтым пятном, а концентрироваться на свете, который оно дарует картине. Экспериментируйте с объемами, градиентами, не бойтесь полоснуть белым по голубому!

Страсть учителя к своему делу подбавляла жару той искорке жизни, которая догорала внутри Сильви. Она и сама уже не помнила, чувствовала ли похожую непреодолимую тягу к какому-либо процессу. Все, чем ей приходилось заниматься, доставляло по меньшей мере дискомфорт, а по большей — желание расстаться с жизнью. Ко второй категории относились: мытье посуды, работа с числами и выполнение супружеского долга. Мужа своего она не то, чтобы не любила, а просто терпеть не могла. Познакомились они еще до второй мировой, тогда же Сильви и забеременела сыном Анри. До войны в семье Гиро царила страсть, после нее — ненависть и абсолютное нежелание мириться с прихотями друг друга. Жан Гиро досрочно вернулся домой в самом разгаре борьбы с нацистами, получив пулевое ранение в двуглавую мышцу бедра, которое впоследствии ничуть не мешало ему ходить, но перевернуло его отношение к жизни с ног на голову. Сильви развелась с мужем спустя десять лет беспрестанной ругани и рукоприкладства. Через год после расставания бывший супруг умер, а Сильви пожалела, что не осталась вдовой, ведь все деньги отца Анри достались второй молодой и безмозглой жене. Мальчик рос, пока мать работала официанткой. Именно бедность и детство, проведенное на кухнях многочисленных кафе, породили его стремление к деньгам, а оно в свою очередь положило начало блистательной карьере ресторатора. В день президентских выборов, на которых победу одержал д’Эстен, тридцатипятилетний миллионер отправил нелюбимую мать подальше, но не поскупился, выбирая новое пристанище. Несмотря на отсутствие теплых чувств, которое досталось Анри по наследству от отца, чувство долга он все же испытывал.

И вот она, Сильви Гиро, сидит перед мольбертом, и по-детски умиляется первому в своей жизни мягкому и нежному мужчине.

— Месье Башелье, — обратилась к учителю она, еще не придумав, зачем, — Можете ответить на личный вопрос?

— Конечно, мадам Гиро. Надо только дождаться конца занятия, — сказал он, доставая из кармана часы, чтобы свериться, — Ох, как быстро пролетело время! Вы свободны. Встретимся в следующую субботу.

Сильви второпях собиралась с мыслями, чтобы продлить пребывание в компании юноши. Все художницы покинули зал, кроме Сильви, Дамьена и надоедливой Мари.

— Ты идешь? — спросила Мари с надеждой дойти до своей комнаты с Сильви, живущей неподалеку.

— Напряги свои артритные суставы, справишься в одиночку, — выдала привыкшая к колкостям Сильви и помахала отдаляющемуся силуэту подруги.

— Жестоко Вы с ней, — подметил Дамьен.

— На восьмом десятке чувство юмора становится чернее черного.

— Соглашусь через пятьдесят лет, — произнес он, закончив фразу улыбкой.

— Вы так очаровательны, — без прелюдий призналась Сильви.

— Как и Вы, мадам Гиро! Какой вопрос Вы хотели задать?

Сильви стояла перед юным учителем и не могла придумать ни слова. Его талант и красота на протяжении всего урока беспощадно поглощали ее внимание. Восхищенная пожилая дама не могла поверить, что когда-нибудь в жизни ей еще посчастливится ощутить этот девичий трепет. И вот он перед ней. Пробудил все то женское, что годами пребывало в спячке. Вопрос родился сам собой.

— Почему Вы здесь?

— Пардон?

— Вы горите своим делом, месье Башелье. Что Вы забыли в этом Богом забытом месте? — искренне недоумевала Сильви, — Понимаю, здесь собрались не пьянчуги и бездомные, наверняка, в частных заведениях такого масштаба платят довольно хорошо… Но в Вашем возрасте… Разве Вы не хотите чего-то большего?

— Что Вы подразумеваете под «большим»?

— Конечно, не деньги. В этом и суть вопроса. Как же Вам объяснить… Вы слышали ту безвкусную музыку, что пишут американцы? Даже отсутствие стиля не мешает им собирать полные стадионы дурных забывшихся девчонок. Так почему же Вы, не обремененный службой в армии и семейным положением, мужчина не пойдете и не повесите свою картину в Лувре?

Повисло молчание.

— В Лувр не так-то просто попасть, мадам.

— Я, по-вашему, вчера родилась? Вопрос звучал иначе. Что мешает? — бесцеремонно копала она.

— Меня никто не знает, я молод, мастерство не отточено до совершенства и нет уникального стиля.

— Вы правы, непросто.

Дамьен вернулся к мольберту, обернул кисти крупным платком, украшенным розами, и положил в кожаный портфель, ремень которого перекинул через свое изящное, не видевшее тяжелого труда плечо. Учитель взял шляпу в левую руку, подошел к Сильви и изменился в лице. Оно мгновенно повзрослело, стало чуть более серьезным, но все также источало нежность и спокойствие.

— Вообще-то главное препятствие заключается в другом. Я не хочу славы или признания. Кто-то свыше или же мы сами, вбили во все свои людские головы, что всякий художник хочет стать Караваджо, всякий музыкант — Бетховеном, всякий политик — президентом, а всякий ученый — Кюри. Но это не так. Есть те, кто чистосердечно довольствуются достигнутым, не прекращая расти, но и не стремясь к заоблачным высотам. Ставя недосягаемый потолок, неизбежно разочарование. Поэтому я немного перефразирую свой ответ. Если я и попаду в Лувр, то, скорее, как восхищенный зритель, а не, как обретший славу.

Тактично обойдя ученицу, Дамьен удалился из класса.

— Мужчина без эго — тестостерон на ветер, — подумала Сильви и пришла к выводу, что бывший муж был не так уж и плох.

Черный список

— Почти пришли, еще пара кварталов и мы на месте.

— Почему мы не могли зайти в одну из сотен кофеен, мимо которых проходили? — жаловалась Кейт, разгневанная тем, что надела новую, еще не разношенную пару обуви.

— Это особенное место, лучшего кофе ты в жизни не пила!

— Надо было сказать об этом пару мозолей назад, но я не пью кофе.

— Не пьешь кофе?!

— Не пью кофе.

— Как это? Тебе же не семнадцать? Ха-ха-ха… То есть… Тебе же не семнадцать?!

— Мне двадцать восемь.

— Значит, ты старше меня на два года. Ну ничего, для меня это не проблема. Для тебя это не проблема?

— Не проблема, — выдавив последнюю каплю вежливости, произнесла она.

Если Кейт что-то и не нравилось в мужчинах, так это непреодолимое желание болтать и переспрашивать. Свидание еще не началось, а она заведомо знала, что это свайп влево.

На первом курсе колледжа у Кейт был первый опыт неудачного преждевременного отсеивания ухажера. Вдохновившись опытом Барни Стинсона из культового сериала «Как я встретил вашу маму», она воспользовалась «Правом на отказ». Оно заключалось в том, что в первые пять минут свидания, любой из партнеров может отказать другому, встретившись с каким-либо триггером, противоречащим приятному времяпрепровождению. Например, увидела грязные ботинки — прощаешься. Услышала надоедливое чавканье — аналогично. В теории — идеальная схема! Ключевое слово — «теория». На практике все было намного плачевнее. Встретившись в кампусе с Дэвидом Кинклом, она сразу поняла, что совершает ошибку. Этот парень за две минуты умудрился выпалить две расистские шутки и несколько раз дотронуться к тем местам Кейт, которые не успел потрогать никто за всю ее пуританскую жизнь. Внутренний Барни прошептал: «Пора!» — и сильная духом, девственно чистая Кейт распрощалась с обидчиком. Закончилось дело самыми грязными сплетнями в ее адрес, которым, конечно же, все поверили, ведь: «В тихом омуте…».

С тех пор она не сбегала со свиданий, а филигранно отправляла неподходящих мужчин в черный список.

— Вот мы и пришли, добро пожаловать в «Лист и боб», — произнес Лиам, открывая дверь.

От кофейни несло авангардом: красные стены и пол в шашечку играли злую шутку со зрением, вельветовые диваны отдавали стариной, стойка для заказов вместе с кофемашиной были вручную выкрашены в белый цвет. Создавалось ощущение, будто они открыли дверь в кофейню, а попали в Твин Пикс.

— Давай сядем у окна, — настояла не желающая смотреть все свидание на пестрые интерьеры Кэтрин.

— Хорошо, я возьму себе кофе, а тебе… Чай?

— Да, спасибо.

— Заказал, скоро принесут, а пока расскажи о себе. Чем ты занимаешься?

— Я комик.

— Комик? Звучит как-то несерьезно.

— Сказал детский аниматор…

— Я режиссер-постановщик! Это временная подработка. Знаешь, как трудно пробиться юному таланту в Нью-Йорке? Весь Бродвей кишит крысами, готовыми на все ради карьеры, я не могу так. Я творец.

— Чай, — сказал внезапно появившийся на горизонте официант, — Ваш капучино.

В голове Кейт проскользнула интереснейшая задумка. А что если сменить отработанную годами тактику? Прекратить тратить свое время на бессмысленные поддакивания и, возможно, собрать уникальный свежий материал для следующего открытого микрофона.

— Надо начать раздражать тех, кто раздражает меня. Выводить их из себя, чтобы они сбежали первыми, — про себя сформулировала Кейт, — Эдакая «маскировка сучкой». Над названием я еще поразмышляю…

— О чем задумалась? — прервал молчание Лиам.

— Как ты относишься к фиктивным бракам? — не успев ничего придумать, сказала она то, что когда-то ей говорил один из старейшин черного списка.

— Не знаю, зачем ты спрашиваешь? — пробормотал обескураженный ухажер.

— Вообще-то я из Австралии, — тут она поняла, что бруклинский акцент ее выдает и неумело перешла на тот, что слышала лишь в кино, — Мнье ваабще-то льехко дается амьериканское произношьение, поэтому я снова перейду на знакомый тебе английский.

— Вау, круто! У меня еще никогда не было австралийки…

— Ты так и не ответил. Женишься на мне? Мне нужна грин-карта, учебная виза давно закончилась, я здесь… Как бы сказать… Нелегально.

— Мне нравятся плохие девочки, — во второй раз ловко обошел он основной вопрос.

— Ответь, — потребовала забывшая о манерах и увлеченная своим спектаклем одного актера Кейт.

— Знаешь, я обычно не рассказываю об этом на первом свидании, но моя семья очень состоятельна по американским меркам. У нас есть две квартиры в Бруклине и дом в Хэмптонс. С таким имуществом я завидный жених не только среди иммигранток.

Кейт безудержно смеялась про себя, ведь у ее семьи были: две квартиры в Бруклине, три на Манхэттене, дом и конюшня в Ист-Хэмптон. Смех сменился жутким презрением и это прослеживалось в ее надменном взгляде.

Самопровозглашенный завидный жених, похоже, не поддавался на провокации, приведшие саму Кейт в ужас, когда она услышала их впервые несколько лет назад.

Его звали Джошуа О’Коннел. Сам факт того, как он каждый раз произносил свое имя, говорил о неусмиримом эго, но юная и падкая на внешность Кэтрин не сложила два плюс два. На первом и последнем свидании они гуляли по ботаническому саду, каждый раз, когда спутник забегал вперед, возвращался он с бутоном какого-то находящегося на грани попадания в Красную Книгу цветка. Это злило, но в то же время прельщало Кейт. Незаконно сорвав очередное растение, он встал на одно колено и предложил руку и сердце. Будущая звезда комедии рассказывала эту историю на своем первом открытом микрофоне и описала произошедшее после именно так:

— Я вылетела из ботанического сада, как пробка из бутылки Шардоне при виде недотраханных подружек средних лет, готовых перемыть кости мужьям и помериться сроками воздержания. Сукин сын догнал меня и прошептал три заветных слова. Есть идеи? — в этот момент гости зала выкрикивали свои варианты, — Нет-нет. Тоже нет. Сукин сын сказал: «Мне нужна грин-карта».

На этом моменте все вопили, умоляя о продолжении.

— Я сказала: «Знаешь, Джошуа, есть же другие способы получить ее. Ты слышал о лотерее?». Он ответил: «Слышал, но не совсем понимаю, что нужно делать». Я пояснила: «Тебе нужно вернуться на родину». Джошуа переспросил: «И тогда я выиграю в лотерею?». После этого вопроса желание пошутить съедало меня изнутри, я уже не могла оставить эту затею и выдала: «Возвращайся сюда вечером и посмотри наверх». Он ушел, а я начала воплощать свой план в реальность. Эта идея пришла ко мне, стоя рядом с кинотеатром, я подошла к кассиру, заплатила ему двадцать баксов и попросила поменять местами названия фильмов на вывеске. Когда Джошуа вернулся, я стояла в стороне, натянув капюшон на лицо. Он растерянно взглянул вверх, а черные буквы на белых строчках лаконично гласили: «Проваливай», «Смывайся», «Мусорщик».

Еще с минуту Кейт упивалась воспоминаниями, но их прервал завидный ухажер из реального времени:

— Ты ведь сказала, что ты комик? Расскажи шутку! — попросил он, закончив реплику довольной ухмылкой.

— Тук-тук…

— О, люблю такое! Кто там?

— Лауреат премии «Оскар» за лучший фильм в 1945 году

— Кто?

— «Потерянный уикэнд», Лиам. Очередной потерянный уикэнд…

Проницательность

Хочу хоть раз не сквозь, а внутрь

Иному человеку в душу заглянуть.

Все правды его жизни разглядеть,

Как кубик Рубика рукой перевернуть.

Хочу прозреть и темень находить

В тех людях, что казались непорочными.

Блудить по той тропе я боле не хочу —

Не скрепит скотч заведомо непрочное.

28.10.2018

Ссоры

— Дорогой, поверни налево.

— Нам нужно ехать прямо.

— Мне нужно налево.

— Зачем?

— Заскочить в магазин.

— Так бы сразу и сказала, — ответил на секунду порабощенный мужчина, — Там пробка. Мы и к полуночи домой не вернемся.

Женщина кинула на него свой коронный умерщвляющий взгляд, и через минуту оба уже стояли в десятикилометровой пробке. Настроение поднимала музыка с обожаемой обоими радиостанции.

— Это ведь наша песня? — припомнил сентиментальный возлюбленный.

— Вот эта? Никогда ее не слышала.

— Ну как же. Мы впервые под нее поцеловались.

— Мы целовались в полной тишине у двери моей квартиры, когда ты меня провожал с третьего свидания.

— Ну как же… Мы сидели в машине. Играла эта песня, и мы поцеловались… А-а…

— Поверить не могу. Ты перепутал меня с этой потаскухой бывшей?

— Она не такая.

— Я потратила на тебя ПЯТЬ лет своей жизни, а ты все еще защищаешь ее? Интересно, когда мы расстанемся, ты также будешь меня защищать перед новой потаскухой?

— У тебя все потаскухи? — выговорив последнее слово, он понял, что ступил на тонкий лед, который вот-вот расколется прямо под ногами, — Мы не расстанемся.

— Видимо, не будешь.

— Что не буду?

— Защищать! Ты меня вообще слушаешь?!

Следующие полтора часа они провели в тишине. Даже радио выключили, на всякий случай.

— Я пойду одна, — схватив тележку с парковки, выдавила из себя женщина.

— Как скажешь.

Ряды в супермаркете казались ей подиумом, а проходящие мимо мужчины — кандидатами на роль нового беспроблемного и сопереживающего партнера. Что отделяло ее от нового знакомства? Пожалуй, ничего. Она воображала, как приведет парня, разглядывавшего срок годности торта, знакомиться с мамой. Тот, что выбирал шуруповерт, понравился бы папе. Ну а джентльмен, стоявший перед полкой с тампонами — безоговорочный победитель.

Ей сразу вспомнился случай из первого года их отношений.

Когда они прошли стадию походов по-маленькому без включенного напора воды в раковине, женщина решила рискнуть и попросить о помощи.

— Дорогой, сходи за тампонами. Уж очень живот болит, встать не могу.

— Давай я схожу за каким-нибудь обезболивающим?

— И мертвая яйцеклетка испарится, как по волшебству? Ты можешь взять то, что я прошу?

— Я никогда не покупал… Я не знаю, как… Как выбирать?

В тот день он так и не согласился. Остальные четыре года просить она не осмеливалась. Каждый раз ее останавливало это единственное воспоминание, по щелчку всплывающее в сознании в определенный день каждого месяца.

До нового цикла оставалось две недели, но она все равно решила пристроиться поближе к победителю, притвориться заинтересованной в покупке, а заодно похвастаться своей бесперебойно работающей репродуктивной системой.

— Извините, уж очень неловко об этом спрашивать. Вы не знаете, какие лучше взять? — спросил незнакомец.

— Кому выбираете?

— Дочке. У нее это впервые. У меня тоже… Ха-ха. Я имею в виду, что ни разу не покупал.

— Такой же, как все, — подумала она, и удалилась из отдела помощи кровоточащим маткам.

Толкая тележку мимо ряда с детским питанием, в голове всплыла очередная ссора из прошлого.

— У меня задержка уже на пять дней. Неужели ты меня так плохо знаешь? Подобного не было. Никогда!

— Знаешь, разбирайся сама. Я не готов. Мы встречаемся всего четыре месяца. Я дам деньги на аборт.

В тот же день, когда дверь за ним захлопнулась, она почувствовала характерную боль внизу живота. Виноватый возлюбленный вернулся через пару часов с букетом цветов и довольной ухмылкой неотца.

Женщина свернула в святыню холостячек и замужних, мамочек и бездетных, молодых и постарше. Шардоне переплетались с Пино Грижио, розовое с белым, а красное восседало на самой длинной полке. Сегодняшнее настроение намекало на розового француза, выбор был предрешен. Взглянув на этикетку, она увидела рисунок до боли знакомого средневекового замка. Но так было не всегда. Впервые с этим вином ее познакомил ожидавший ее в машине мужчина.

На первую годовщину он сам приготовил пиццу и ее любимый салат. В бокалах слегка искрило розе, а по телевизору шел «Дневник Бриджит Джонс», который он терпеть не мог, но включил ради нее. Лучший вечер их отношений и всей ее жизни.

Сметая все на своем пути, воодушевленная романтизмом воспоминаний женщина добежала до полки с мукой. Переоценив свои навыки, она свернула в раздел заморозки и взяла ту пиццу, которую оставалось лишь разогреть. Возлюбленная дотолкала тележку до овощей. На лету она запаковала спелое авокадо, в уме просчитала выгоду покупки черри, а не розовых томатов, и побежала к выходу.

Уже на кассе она осознала, что забыла айсберг. В сознании пролетел флешбек.

Однажды они пришли в этот же супермаркет. Раскладывая продукты на ленту перед кассиром, женщина вспомнила, что не взяла тыкву для пирога.

— Дорогой, вернись за тыквой, — попросила она.

— Очередь уже почти подошла. А что, если нас успеют рассчитать?

— Тогда собери продукты обратно в тележку и подожди меня рядом.

— Но это не логично.

В тот день им не удалось насладиться пирогом.

Разъяренная воспоминаниями женщина вернулась в овощной и с силой схватила злосчастный айсберг. На кассе она прихватила пачку сигарет. Два месяца попыток бросить вредную привычку пошли насмарку.

— Что купила? — поинтересовался успевший успокоиться возлюбленный.

— Ничего!

Укладывая пакеты в багажник, он заметил вывалившуюся пачку Мальборо.

— Так и знал, что ты сорвешься.

— А-А-А!!!

Кукловоды

Не выношу я лицемеров,

Ведь в этом мире полном лжи,

Помимо меж людьми барьеров,

Судьбы бывают непростые виражи.

И когда вперемешку с невзгодами,

Эти люди хоронят добро.

Они, становясь кукловодами,

Заставляют нас прятать нутро.

Ведь эти дураки обижены судьбою.

Им неизвестны счастье и добро.

На теле общества они подобны гною

И в их душе навечно правит зло.

2014

Профессионализм

Перед отелем толпились преданные фанатки, среди персонала ходили слухи о новых звездных постояльцах. Ассистент, бронировавший номера для всей команды не был обделен чувством юмора, поэтому снял номера на имена Брэда и Анджелины, не уточняя фамилий. Каковым же было удивление горничных, когда под вспышки фотоаппаратов папарацци через вращающуюся дверь вошли два никому не известных тинейджера.

Брэд Сойер и Анджелина Брукс снялись в новой романтической комедии, производством которой занимался популярный стриминговый сервис, пытавшийся захватить аудиторию подростков.

Несмотря на непопулярность среди бумеров, оба актера имели под полмиллиона подписчиков в Инстаграме, примерно одна сотая от этого количества и стояла перед ограждением у отеля. Кто-то из них искренне любил кумиров, кто-то ждал подписи постера, чтобы через пару лет втридорога продать его на ибэй, кто-то даже присутствовал там только ради того, чтоб убедиться в том, что Анджелина — живая юная леди с плохой кожей и неидеальным овалом лица. Анджелина прошла мимо всех категорий, подарив первым приятные воспоминания, вторым пару сотен долларов в случае успеха картины, а третьим безграничную зависть, когда те осознали, что она оставалась красавицей и без фильтров.

— Как же меня все это достало, — признался Брэд, заходя в свой номер.

— Ха-ха-ха! Первый полный метр и ты уже скучаешь по тихой жизни в Огайо? — шутливо спросил его агент.

— Я люблю внимание. Мне не нравится, когда оно достается этой выскочке Анджелине.

— Тебя ведь обучали поведению на пресс-конференциях и премьерах. Ты не должен показывать ничего кроме искреннего восхищения Анджелиной, чтобы подстегивать положительно влияющие на рейтинги слухи о вашем романе.

— Глупые слухи… Я бы никогда не был с такой, как она.

— Ты ведь понимаешь, что тебе придется проворачивать этот трюк почти с каждой главной актрисой или актером в будущем? Никому не нужна вражда, хотя она тоже отлично продается, но наша компания не хочет ассоциироваться с любыми конфликтами.

— Я не порчу репутацию компании. На публике смотрю на нее с искрой в глазах, поддельность которой пока что никто не просек. Ты ведь понимаешь, о чем я, Майкл?

— Брэд… Ты молод. Вливайся в поток сейчас, или не сумеешь никогда. Профессионализм — умение оставить чувства, когда от тебя требуется только качественная рабочая сила.

Уходя, Майкл приподнял свою старомодную шляпу, так он всегда прощался, когда не хотел проронить больше ни слова.

Брэд схватил свой телефон и принялся читать комментарии под каждым постом о предстоящей премьере: на странице компании, затем Анджелины, а потом и на своей. На то, чтобы прочитать все, ему понадобился целый час, они бесконечно обновлялись, но в какой-то момент Брэду надоело читать хвалебные отзывы о своей смазливой мордашке и о том, какие бы у них с Анджелиной были красивые дети.

Он немного полежал, глядя в потолок. Встал с кровати, налил себе чашку дорогого чая, который ничем не отличался от того, который заваривала ему из пакетиков мама в Огайо. На мгновение Брэда захлестнула ностальгия о беззаботном детстве. Спустя пару минут, ему захотелось чего-то сладкого, но, как учил тренер, в такие моменты надо снять футболку, восхититься прогрессом своего тела, и тогда тяга к вредному растворится в потоке мыслей.

— Грех таким не поделиться, — сказал Брэд, изучая свои кубики в зеркале, и пошел в сторону балкона.