Часть I. Магелланы и Колумбы

***

Плен надвинулся ледяной.

Не желая в плену остаться,

Я, без всяких интерпретаций,

Равнодушно иду домой.


А Аттила и Одиссей

Шли за солнцем, и шли на Запад,

За разгадкой, куда закаты

Прячут диск его от людей?


А другие шли на Восток

(Хоббит Бильбо и Марко Поло),

Чтоб узнать механизм, которым

Возрождается солнце в срок.


Впереди леденящий свет.

Они в поисках приключений.

Притягательность ли побед?

Притягательность поражений?

Полярный исследователь Жан-Батист Шарко

«Пуркуа па?» Что за название для судна?

Носится с ним, как официант с грязной посудой!

Как попрошайка! Просто конфуз! Все ему мало!

За Антарктиду продал француз холст Фрагонара!


Ах, Антарктида! Так далека и непривычна.

А интерес державы пока так спорадичен!

Солнце твое неощутимо и непонятно,

Льды окружили, словно руины амфитеатра,


Словно ты раковина, внутри из перламутра,

Где монохромным цветом зари светится утро.

Но зимовать! Что за каприз! Хмурые лица.

Терпят, но «до положения риз» всем бы упиться.


Обморожения. До костей стерты колени…

Мясо пингвина даже вкусней, чем у тюленя…

…Доктор Шарко, годы прошли. Вы постарели.

«Пуркуа па?» не сберегли штормы да мели.


Кончилось лето. Он на боку. Вышел из строя.

Люди в жилетах больше не ждут, прыгают в море…

Что же вам делать? Ведь не спастись, даже случайно…

Клетку открыл и отпустил глупую чайку…

Криль — белый рачок

Когда же

Был последний закат?

Киты давно забыли,

Они наелись криля

И вертикально спят.


Когда же

Снова будет восход?

Суда пришли за крилем,

Все трюмы им набили,

И родина зовет.


Когда же

Солнце станет в зенит?

Голодные пингвины

За крилем подо льдины

Ныряют. Лед звенит.


По берегу иду налегке.

Вдруг стало очевидно,

Как много Антарктиды

Содержится в рачке!

***

Оплетен седыми мхами,

Марсианистого вида

Сувенирный этот камень

Из далекой Антарктиды.


Многогранный символ кормит

Романтическую душу.

Аплодируя покорно,

Буду терпеливо слушать,


Как рождаются потомки

Ледника с названьем Хелен,

Как плывут его обломки —

Леночки, Ленуськи, Ленки…


Может, я скала крутая,

Хоть и с симпатичным бюстом,

И проломит эту стену

Айсберг с мелодичным хрустом.


Почему закаменела

Непонятная обида?

Я ведь так цветка хотела,

А не камня с Антарктиды…

Ирония судьбы капитана Кука

В поведенье — беспорочен,

Здравомыслящий и точный,

Как весы монетного двора.

Недостаточно короне

Рынков сбыта и колоний.

Ты найдешь их, капитан. Пора.


Вкус галет привычней вафель,

«Мачта», «бейдевинд» и «гафель»

Зазвучали музыкою слов.

Пришивал он к карте мира

То проливы, то заливы,

То большие группы островов.


Всю Атлантику — навылет,

Хоть ревут сороковые,

Хоть в широтах южных — холода,

Лед с собор Святого Павла.

«Nec plus ultra», — написал он,

Не увидев землю из-за льда.


Льды и орхидеи. Шлюпки

И судов его скорлупки —

Все смотрелось хорошо при нем!

Завыванья мумба-юмба,

Слава «нового Колумба»

И весткоут с желтым галуном!


А в глазах его потомков

От него осталась только

Песня, как какой-то анекдот:

«Почему аборигены

Съели Кука», и, наверно,

Сэндвич — это просто бутерброд!

***

На иероглифике Китая

«Папа» — два скрещенных молотка

Перед схематичными очками.

А пока я нарисую «мама»,

Срочно поменяются местами

Правая и левая рука.


В голове сидит предположенье,

Что народ, придумавший инь-ян,

Может поразить воображенье

И другой таблицей умноженья,

И совсем другим происхожденьем —

От альтернативных обезьян.

Часть II. Ламарки и Бремы

***

Не бегать бы, остановиться,

Всезнайство-зазнайство убрать.

Пойти в зоопарк. Поучиться,

Как люди должны выживать.


Учиться упорству у Дятла —

Долбить и долбить свою цель.

Не ждать, что в траве где-то спрятан

Присыпанный листьями змей!


Не думать: «Сейчас от удара

Расколется дерево вдруг!»

Реален червяк. Хоть немало

Великих прожектов вокруг.


Змею рассмотреть без кокетства.

Она и без рук, и без ног,

Живя без родителей с детства,

Не ноет, что мир, мол, жесток.


Чтоб Львы научили охоте,

Должна быть вся морда в крови!

Ах, вы маникюр бережете

И нежные ручки свои!


На практике — нет бы по локоть,

От запаха крови мутит!

И чистенький Зайчик с морковкой

Теорию в классе твердит…

На берегу

Как приятно на пляже сидеть,

На текущую воду смотреть.

Я назвал бы рекой, только берег другой

Я не смог хорошо разглядеть.


«Отдыхаем?» — подходит Геккон.

Утекает вода за кордон.

Он язык распустил и меня проглотил,

И теперь отдыхаем вдвоем.


Да, нормальный предвидится день.

Разморило, и двигаться лень.

Так болтаем вдвоем, слово — я, слово — он,

Вдруг надвинулась смутная тень.


«Отдыхаем?» — Лисенок сказал,

И Геккон мой слегка задрожал.

Шевелился песок, пока Лис очень со-

Средоточенно пищу глотал.


Развалились на пляже втроем.

Лис для нас разглядел водоем.

Оказалось — река. Он ее берега

Видит лучше, чем я и Геккон.


«Отдыхаем?» Фантастика. К нам

Из воды вылезает Кайман.

Он во внутренний мир нас троих поместил,

В крокодилий сложив чемодан.


«С добрым утром!» — кричать я берусь,

Хотя в голосе слышится грусть.

«Кто пищит из нутра? Уже день и жара.

Я, пожалуй, пойду окунусь!»


«Караул!!!» — но бултых! — вчетвером,

Хотя мы протестуем втроем:

Большинство сухопутных!

И Лис, и Геккон, с сухопутным внутри Муравьем!

***

Был бы я ГОРНОСТАЕМ, был бы я ГОРНОСТАЕМ,

В шубе из горностая

Я бы ходил гулять.

Все бы вокруг пристали: «Дай поносить горностая!»

Всем, кроме разве ВОЛКА,

Мог бы я отказать!


Если бы ВОЛКОМ стал я, если бы ВОЛКОМ стал я,

Мог бы я силой грубой

Шубы со всех снимать.

Всех бы на место ставил, первого — ГОРНОСТАЯ,

Чтобы шикарной шубой

Нас перестал смущать!


Я бы раздел ЛИСИЦУ, БЕЛКУ, потом КУНИЦУ,

Хотя в беличьей шубе

Есть ли какой резон?

Слишком она простая, качеством — никакая,

Да и ее хватает

Лишь на один сезон!


Может, я буду БЕЛКОЙ с ветки на ветку бегать?

И воровато сверху

Шишки во всех кидать?

Тольке вот если шишка стукнет БОЛЬШОГО МИШКУ,

Сбесится косолапый,

Будет он так орать,

Что,


Хочется для спасенья ногу засунуть в стремя.