Бесплатный фрагмент - Введение в высшую психологию

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Пространное предисловие

Глава 1. Преждевременная книга

Русский или английский?

Писать на русском или на английском?

Естественно, мой русский лучше, и никакой редактор не сделает мой английский «материнским языком». Но дело не в этом. На каком языке психологи больше готовы читать о таких идеях?

Конечно, англоязычный профессиональный мир намного впереди, и, казалось бы, там и должны быть читатели у «Введения». Но предыдущие мои попытки обращения к этой аудитории не были удачны. Да и не только мои — редко когда свежие идеи прорастают на этой почве быстрее, чем через 50—100 лет после их появления. Американцы мало сензитивны к тому, что не стало технологией и в чем они не видят возможности для технологизации. Неважно, на каком языке это написано.

А тут разговор пойдет не просто не технологичный — антитехнологичный. Разговор о том, что технологичная психология бессильна. Покушение на святое. Нет, у английского текста в ближайшие десятилетия много читателей не будет.

А на русском? Может, лет сорок назад это и вызвало бы интерес какой-то группы. Но сегодня — после тридцати лет культурной деградации?.. Когда головы людей с дипломами озабочены одним — как добыть денег?!. Нет, и здесь нет читателей.

Сегодня нет. Но они появятся. В этом как раз сомнений нет. Только вот жить в эту пору… Впрочем, это как раз неважно.

Подобные размышления и привели к тому, что первое более-менее систематическое изложение этих идей я начал в форме писем (опыт Флоренского дразнил) правнуку. Тогда, в конце 2012-го года, когда замысел этой книги еще только забрезжил, я решил публиковать письма правнуку на странице Фейсбука (эта страница и сейчас есть — https://www.facebook.com/PsihologiaKakoyOnaBudet), собирать вопросы, давать на них ответы и так двигаться вперед. В общем — писать интерактивную книгу. Таким был замысел.

Только из этого ничего не вышло — какие-то читатели появлялись, но вопросов не было. Зато были написаны сами письма — 22 письма к правнуку. Которые в этой книге «разбавляют» текст. Прочтет эти письма правнук вряд ли раньше, чем лет через пятьдесят. Но, чтобы ему было что читать через пятьдесят лет, написать это нужно сейчас.

А язык? Конечно, тот, на котором текст получится лучше. Значит — на русском.

Перманентный кризис

Психологи не любят говорить, что чего-то не знают или не могут — снижается самооценка. И — доходы. Тем более неприятно признавать, что не знаешь и не можешь ничего. А это часто так и есть, особенно среди молодых.

Эта книга для тех, кто хочет знать о душе (психике; когда речь идет о человеке, я использую оба термина взаимозаменяемо, почти как синонимы) больше, чем ничего. И хочет понять, что с ней, с психикой, делать можно и нужно, а чего ненужно и нельзя. Чтобы не обманывать ни людей, ни себя. И стать, а точнее — становиться, настоящим психологом в той мере, в какой это возможно. В большой мере, хотя и не такой большой, как этого хочется в юности.

Кризис психологии длится столько, сколько существует она сама. Проявляется он в невозможности сделать то, что хочется, то, что от психологии ждут. Психология не решает и не может решить задач, которые она ставит перед собой и которые перед ней ставят другие.

Скажу мягче — решает. Но мало и плохо. И потому она мало полезна, а часто и бесполезна вовсе. Иначе и быть не может, потому что вопросы психологии задают бессмысленные, а задачи ставят нерешаемые. То, что от психологии хотят, сделать нельзя, а то, что психология может, мало кому нужно (особенно, если речь идет о долгосрочном, а не сиюминутном «нужно»). Потому что вопросы, на которые способна отвечать психология (правда, и на них не слишком точно), — вопросы второстепенные. А дела, которые может делать психология (правда, опять-таки не слишком хорошо), — дела малозначительные, мелкие, не главные дела.

Расширяются ли возможности психологии со временем по мере ее развития? Расширяются. Но опять-таки — несильно. И по большому счету за последние 100 лет расширились мало. Фрейд, бихевиористы заложили основы, гештальтисты их немного раздвинули. Что-то мы узнали о когнитивных процессах. Что-то — о психофизиологии. Что-то — о дифференциальной психологии личности. Многое остается только намеченным, угаданным, но неразвитым — Юнг, Выготский, трансперсональная психология… Стали ли мы лучше учить и лечить? Не очень. Стал ли человек счастливее? В лучшем случае — благополучнее. И не благодаря нам.

Количество психологов и текстов по психологии огромно. Но прирост психологического знания и умения решать психологические проблемы ничтожен. И не только решать серьезные проблемы мы не можем, но и ставить. Потому что не понимаем их природу. Простые жизненные задачки психологи иногда могут помочь решить. Но это всё: что-то серьезнее — нет.

Понимают ли сами психологи это положение? Самые умные догадываются. Но правду сказать абсолютное большинство боится. Я ничего не знаю, ничего не умею, никому ничего хорошего сделать не могу — чтобы сказать такое, пусть и только себе, нужна большая смелость. Сказать же это вслух значит оставить себя без заработка. Кто же на такое решится?

Причины кризиса?

Они в неправильном понимании природы психики и оттого в неправильной постановке задач психологии.

Например — в стремлении уподобить психологию естественным наукам, прежде всего, физике. Это невозможно: физика и психология изучают разное. Физика — неживое; психология — не просто живое, этим занимается биология, а очень сложное живое. Психологию можно пытаться превратить в подобие естественной науки (и пытаются, еще как пытаются, сколько она существует), но это делает ее наукой не о живой психике, а о самых закостенелых, самых мертвых, самых безжизненных ее «разделах».

Изменчивость, подвижность и в некотором смысле непредсказуемость психики все время выталкивает ее из прокрустова ложа естественнонаучности. Естественнонаучная психология похожа на ребенка, который пытается предсказать, как поведут себя родители: отругают или похвалят? Иногда ему это удается, но чаще — нет. Потому что поведение родителей определяется многими факторами, о большинстве из которых ребенок и не догадывается.

Систематизированное знание о психике возможно, но оно не может быть «физикоподобным». Иначе оно будет знанием только о «мертвой психике».

Попытки сделать невозможное

Проблема и с задачами. Далеко не всё, что хотят от психологии и что пытаются делать психологи, возможно. Более того — невозможного гораздо больше, чем возможного. Даже сравнительно простые, кажущиеся сравнительно простыми задачи могут оказаться неразрешимыми.

Например, профконсультант открывает пригодность юноши к одним профессиям и непригодность к другим, но при этом обнаруживает горячее желание заниматься как раз тем, чем по мнению «науки» юноша заниматься не может, и отвращение к тому, чем может. В такой ситуации ответ на «Кем мне быть?» невозможен. Но юноша ждет его, а родители юноши (школа, страховая компания) готовы за ответ платить.

Другой пример — очень часто психолог не может облегчить страдания. Но ждут от него именно этого. И он старается вовсю. Не думая ни о том, что страдания для этого человека неизбежны, ни что они этому человеку необходимы для развития, ни что облегчение страданий сегодня обернется большими страданиями завтра. Психотерапия часто загоняет проблему внутрь, а не решает, дает временное облегчение, которое сменяется ухудшением.

Значительная часть запросов к психологу связана со стремлением использовать другого человека в своих целях, подчинить своим желаниям — в общем, обойтись с человеком, как с неживой вещью, проманипулировать. Например — добиться от ребенка послушания.

Сделать то, что хочет клиент, иногда можно. Во всяком случае — отчасти. Но у такой помощи много негативных последствий, одни из которых проявляются не сразу, а другие кажутся заказчику и исполнителю несущественными, хотя это и не так, в чем со временем заказчику предстоит убедиться. Вот только два примера. Насилие и обман вызывают протест и сопротивление: люди меньше клюют на рекламу и меньше хотят быть винтиками в организационных машинах. Обучение-дрессура имеет поверхностный характер и не создает базу для дальнейшего образования, формирует «мертвое знание» — не способное к развитию и бесполезное.

В общем, если глушить зубную боль анальгином, дело кончится в лучшем случае флюсом и потерей зуба, а в худшем — заболеванием крови.

Как выходить из кризиса?

Первое — лучше понять, что такое психика и что с ней можно делать, а что нельзя.

Второе — делать максимум возможного, одновременно формируя в обществе запрос на это возможное. Это означает, прежде всего, отказ от стремления к технологичности в работе с живым. Она невозможна, а попытки ее навязать чреваты неприятностями.

Естественно, рост психологической культуры и формирование правильного общественного запроса потребует времени, возможно нескольких десятилетий. Но даже начать этот процесс не так-то просто, так как он требует ревизии не только психологического знания, но и всех наших представлений о мире. Такая ревизия — это третье (естественно, по порядку, а не по значимости; по значимости это первое, самое важное). Понятно, какое грандиозное сопротивление вызовают подобные ревизии. Но без нее нам не узнать ни о главных побудительных причинах психической жизни, ни о природе ее непредсказуемости.

Но кроме этой ревизии нужно и другое — радикальное расширение профессионального словаря. С нашим куцым профессиональном сленгом мы не можем ни говорить, ни думать о большей части того, что происходит в психике. Это четвертое.

Письмо 19. Почему психология пасует перед «Анной Карениной» (40 лет спустя)

Дорогой друг!

Эту тему я начинал, когда мне было 20 лет, и через 40 лет возвращаюсь к ней снова: почему психология в художественных произведениях так глубока, а научная — так поверхностна. Причем, чем научней — тем площе?

Мой первый, еще студенческий реферат был о соотношении научной и художественной психологии. Я показал его своему учителю, покойному Петру Яковлевичу Гальперину. Он покрыл реферат критическими ремарками и оставил на последней странице прекрасный вопрос, поиск ответа на который занял у меня не одно десятилетие: для чего изучать литературу в школе? Петр Яковлевич был учителем от бога. Но мои мысли не были созвучны ему. Увы… И вот прошло 40 лет.

Сейчас к этим мыслям меня вернула перечитанная «Анна Каренина». Вот уж где анализ, так анализ. Описание, так описание. Внутренние метания Левина, Каренина и даже Вронского переданы с изысканным мастерством. С изысканнейшим!

Нам бы так! «Нам» — то есть психологам.

Но не получается. Почему?

Ну, самый первый и быстрее всего приходящий в голову ответ — это про соотношение общего (типичного) и единичного (индивидуального). Наука изучает общие закономерности, а искусство оперирует с индивидуальной психикой. Индивидуального (личного опыта жизни, как минимум, хотя индивидуальное в психике — это не только опыт одной жизни) гораздо больше, чем типичного, и оно гораздо разнообразней. Поэтому психика в искусстве является куда более живой и куда более близкой к человеческой психике, чем теоретические построения университетских психологов.

Это, конечно, верное наблюдение. Но не исчерпывающее объяснение. И даже не уверен, что оно правильно отражает главное в проблеме. Внутренняя жизнь с ее метаниями, внезапными озарениями, влиянием чувств на мышление — всё это вполне типичные явления. И их можно описывать более-менее стандартизированным языком по более-менее определенным алгоритмам. Не делаем мы этого не в силу того, что это выходит за границы предмета общей и дифференциальной психологии, а из-за неразвитости языка и той, и другой. Нужно развивать.

Насколько в таком развитии языка есть смысл для профессионалов? Насколько это позволит им быть более эффективными в работе с людьми, эффективней решать свои профессиональные задачи? Безусловно, во многих ситуациях поможет. Ведь и убитый отказом Кити Левин, и страдающий от измены любимой жены Каренин — люди, переживающие кризис, по сути, готовые клиенты. Где они кружат мыслью? Где прячутся от себя? И что прячут? Как помочь им преодолеть кризис? Чтобы быть эффективным, психологу необходимо быть на том же уровне сложности, на каком протекает внутренняя жизнь толстовских персонажей.

В наше время таких психологов можно пересчитать по пальцам, причем вторая рука не понадобится. Теоретические схемы, с которыми оперируют психотерапевты, гораздо проще, и, конечно, гораздо проще и язык этих теоретических схем. Когда такой психолог начинает говорить с клиентом левинского уровня внутренней сложности, то клиент немедленно обнаруживает примитив своего терапевта и на этом работа заканчивается, не начавшись.

Так что потребность профессиональная налицо. Другое дело, что одним усложнением языка здесь не обойтись. Вместе с усложнением языка необходимо усложнение, внутреннее развитие его носителей — самих психологов.

Мои современники далеки от понимания этой необходимости. В частности — потому что очень довольны своим умом. Может быть, дорогой друг, твои будут менее нарциссичны.

Старая и новая психология, пока телеграфно

Начнем с определения предмета: что есть психика?

Ответ на этот вопрос требует развитого языка описания психики. Такой язык создается всю историю психологии, но пока процесс далек от завершения. Психология видит свой предмет в нескольких ракурсах, но и число этих ракурсов недостаточно, как минимум один и важнейший отсутствует, и рассмотрение предмета во многих ракурсах слишком схематично и поверхностно.

Здесь две задачи. Первая — развить то, что мы видим в одних ракурсах. Вторая — пополнить картину психического отсутствующим сегодня ракурсом.

После этого можно будет переопределить задачи психологии и начать прокладывать пути к их решениям, то есть разрабатывать методы.

Следующая таблица намечает такую программу.

Глава 2. Высшая психология: предмет, задачи, методы

Что такое высшая психология: феноменология высшей психики

Состояния сознания различаются своей информационной сложностью — количеством отражаемых сознанием элементов и связей между ними. Соответственно, можно говорить о низших, простых и высших, сложных состояниях сознания. В частности, состояния сознания с большой постоянной времени — продолжительные, длящиеся годами виды деятельности — обычно сложнее состояний с малой постоянной времени — краткосрочных операций или когнитивных и эмоциональных процессов.

Исторически психология занималась больше простыми, или низшими состояниями. Их проще изучать научными, лабораторными методами. В то же время, изучение этих кирпичиков психики, хотя и необходимо, но не позволяет видеть все здание в целом.

Психология личности сделала своим предметом более сложные психические образования, но при этом была вынуждена в значительной мере пожертвовать научностью ради практической полезности.

Но и предмет психологии личности — стилевые особенности деятельности, личностные свойства, бессознательные психоэнергетические образования, самосознание и т. д. — лишь изредка дотягивается до того, что составляет потолок психики — до самых информационно-сложных, информационно-насыщенных психических феноменов. Эти самые высокие феномены и составляют предмет высшей психологии.

К таким феноменам относятся, в частности:

— вдохновение и высшие формы творчества;

— интуиция и совесть — внерациональные механизмы получения знания о мире и правильном поведении;

— высшее эстетическое чувство;

— религиозное чувство;

— высшие формы альтруистической любви;

— мудрость, или надрасудочный интеллект;

— чувство судьбы.

Кроме того, к самым высоким феноменам относится совместная творческая деятельность больших групп творцов культуры, и в частности, совместная деятельность в интернет-сетях. В этих феноменах проявляет себя надиндивидуальное содержание психики, или, другими словами, коллективная психика человеческих сообществ

Понимание феноменов высшей психологии требует радикальной ревизии общефилософских (онтологических) представлений, на которых основана современная наука. Взгляд на мир как на самоорганизующуюся систему простейших материальных частиц, производящих по мере усложнения системы идеальные сущности, не позволяет понять явления высшей психологии. Впрочем — и невысшей тоже не позволяет. Об этом я уже говорил и буду повторять еще не раз.

Предмет и задачи высшей психологии

Центральная тема высшей психологии — духовное развитие в его зрелых стадиях. Слово «духовность» здесь используется в двух смыслах: 1) для обозначения самых высоких состояний сознания и 2) для обозначения сознательного стремления человека к более высоким состояниям. В той мере, в какой психическое развитие увеличивает сложность психических состояний, оно, как и вся психическая жизнь, является духовным развитием.

Предмет высшей психологии — развитие высшей психики (как индивидуальной, так и коллективной) — самых высоких психических состояний, качеств, процессов, и разработка методов, стимулирующих и ускоряющих его. Когда-то было модно говорить о высших психических функциях, имея в виду то, что отличает человека от животного. Но среди высшего есть самое высокое — то, что отличает высокого человека, полубога от низкого, полуживотного. Это самое высокое и составляет предмет высшей психологии.

Являясь по своей сути психологией развития, высшая психология отличается от того раздела современной психологии, который называют психологией развития и который изучает формированием «простой психики» в первые годы жизни. Высшая психология — психология всех стадий развития, от рождения до смерти..

Три главных вопроса определяют задачи высшей психологии:

— Как развитие высшей психики протекает естественно?

— Как ускорить естественное развития высшей психики?

— Как создавать искусственные формы высшей психики?

Задачи старые и новые

Теоретические задачи старой и новой психологии

Теоретические задачи современной психологии включают изучение:

— структуры психических процессов;

— связей психических свойств между собой и с другими переменными;

— нейрофизиологических коррелятов психических явлений.

Направление 3. Проблемы нейропсихологии в этой книги почти не затрагиваются. Здесь только нужно отметить, что в популярность нейропсихологических исследований питает физиологический редукционизм и однобокое понимание связи психического и нейрофизиологического.

Направление 1. Что касается первого направления, то оно в отношении структуры самых коротких процессов, длящихся не долее секунд, в значительной степени исчерпало себя — мы немало знаем о микроструктуре когнитивных процессов. Что же касается процессов, длящихся долее, то здесь ревизии требует сама постановка задачи: не найти универсальную структуру того или иного действия (такой универсальности часто нет вовсе), а изучать и конструировать стили выполнения этого действия. Причем, чем крупнее действие, тем больший акцент необходим на изучении стиля и меньший — на поиск универсальной, общей для всех людей структуры действия.

Направление 2. Если в отношении изучения структуры психических процессов ревизия постановки задачи требуется хотя и важная, но сохраняющая значимость самой задачи, то в отношении изучения связей психических свойств (а именно к этому направлению относится большинство академических исследований) необходимо понять, что сама постановка задачи здесь осмыслена мало.

Дело в том, что устойчивых психических свойств, то есть переменных, по которым можно сравнивать всех людей, немного и их значимость для решения любых прикладных задач преувеличена. В одних отношениях человек индивидуально уникален, в других — изменчив. Даже в таких казалось бы фундаментальных свойствах темперамента, как интроверсия-экстраверсия: сейчас он сидит за столом и пишет статью, как глубокий интроверт, через пять минут развлекает пришедших гостей анекдотом — чистый экстраверт. Текущее состояние человека теоретически можно описать набором выраженности некого множества свойств. Но состояния изменчивы, и это самое важное в них — то, что они изменчивы, динамичны. Самое важное — для психологии, стремящейся понимать и помогать человеку. Изучая психические свойства, не обращая внимания на их изменчивость, мы занимаемся работой, имитирующей познание, получаем как бы знание.

Теоретическая задача новой психологии качественно отличается от задач естественных наук. В частности, потому что психические системы никогда не являются закрытыми, всегда присутствует множество внешних сил, определяющих жизнь системы. Мы можем более-менее подробно представлять жизнь системы, но не можем ей управлять, не рискуя ее сломать. Вот это «более-менее представлять» и является главной теоретической задачей новой психологии. Происходит то-то и то-то под действием множества таких-то и таких-то сил.

Естественно, такая реформа понимания задач внесет принципиальные изменения в способы квалификации, сделав их менее «научными» (защита исследовательской работы) и более «художественными» (мы, квалифицированные психологи, считаем соискателя достаточно подготовленным, чтобы называться психологом-бакалавром).

Прикладные задачи старой и новой психологии

Сегодня главная прикладная задача, если сформулировать ее максимально широко, — это изменить человека (другого или себя) по желанию заказчика. Вылечить, научить, избавить от неприятных ощущений и т.д..

Другая прикладная задача — экспертная: предсказать будущее человека (например, его эффективность как сотрудника некоторой организации) или оценить его прошлое — каким он был в тот или иной момент своей жизни (особенно острый запрос на такие оценки у судов).

Общая проблема с этими прикладными задачами — низкая психологическая культура общества, заставляющая просить невозможного, а часто и вредного для объекта психологической работы. Например, экспертиза прошлого чаще всего может быть только предположительной, решения же судов на основании этой экспертизы отнюдь не предположительны. Законодатель, естественно, стремится различать общественно опасные действия по мотивам, которые стоят за ними. И это стремление можно было бы только приветствовать, если бы эти мотивы было можно реконструировать сколько-нибудь точно.

Точно так же, работодатель интересуется насколько хорошим винтиком в его производственной машине может быть тот или иной соискатель, а не тем, как переделать организацию, чтобы команда его людей работала с максимальной эффективностью. И поэтому он подбирает персонал, обладающий определенными знаниями-умениями, а не тех, кто способен быстро приобрести любые знания и умения.

Еще ярче психологическая безграмотность проявляется в заказах на изменение человека, пусть и путем манипулирования. Часто такие изменения невозможны вовсе — мы не можем сделать из карлика баскетболиста. Иногда они неэтичны (например, обман потребителя рекламодателем). Иногда же долгосрочные последствия достигнутого результата бьют по тому, кто к этому результату стремился. Например, жесткое воспитание оборачивается ненавистью выросшего воспитанника к постаревшему воспитателю. В общем, мы хотим, чтобы мир был таким, каким мы его хотим видеть, и не понимаем, что это либо невозможно, либо обернется против нас же.

Повышение психологической культуры общества — одна из важнейших задач новой психологии: требуйте от психологов возможного, а не невозможного. Вы же не просите автомеханика переделать вашу машину в вертолет.

А что возможно? Возможно помочь в развитии — индивиду, организации, обществу. Это то, что психология может и должна делать.

Что это значит — помочь в развитии?

Например, это значит найти социально приемлемые, безопасные формы для деструктивной деятельности (разрядки негативных эмоций). Держать такие эмоции внутри саморазрушительно, давать им прямой выход опасно (для окружающих, и для себя). Поиск же безопасных форм разрядки может представлять нетривиальную задачу, требующую от психолога немалой креативности.

Это значит помочь осознать до конца те травматические события, которые закапсулировались в подсознании и, как своего рода черные дыры, деформируют психическую жизнь.

Это значит раскрыть творческие каналы, и в первую очередь — канал творчества своей жизни, то есть умение слушать совесть.

Это значит превратить свое развитие из стихийного в сознательное.

Это значит помочь эффективнее, быстрее и полнее, осваивать жизненные инструменты: знания и умения.

Помочь в развитии человеку не значит только помочь другому человеку. Это и помочь в развитии себе. Более того, помочь себе — в первую очередь. Потому что, не будучи в состоянии поступательно развиваться сам, психолог немного может сделать для других. Чтобы помочь другому, нужно быть выше его.

Что значит помочь развитию организации?

Это значит помочь лучше определить идею организации и превратить ее сначала в философию организации, а потом в систему целей и планов по их достижению. Начиная с поиска партнеров и сотрудников.

Что значит помочь развитию общества?

Это прежде всего значит помочь обществу понять, осознать себя. С самопониманием у обществ дело обстоит еще хуже, чем у людей. А психологические травмы у многих обществ не менее тяжелые, чем у индивидов. И блокируют развитие они не меньше.

Письмо 18. Задачи психологии: сегодня и завтра

Дорогой друг!

Поговорим о задачах. Науки и профессии. Какие они есть сегодня и какими будут.

А. Задачи науки

Сегодня их три. Две теоретических задачи — искать связи. Третья — моделировать.

Первая задача — искать связи психических свойств: между собой и с факторами, влияющими на выраженность психических свойств.

Вторая задача — искать связи между психическими явлениями и физиологическими — электрическими и биохимическими процессами в мозге.

Третья задача — гомункулус, моделирование психики, создание искусственной психики.

На это тратятся бюджеты. Этим заняты психологи-ученые.

Сказать, что совсем нет результатов, нельзя. Какие-то результаты есть. Но, наверное, главный из них — понимание, что так много о психике не узнаешь.

А.1.«Корреляционная психология»

Здесь главная проблема в том, что сами свойства, связи между которыми мы разыскиваем, являются нашими ментальными конструктами, нашими способами видеть психику и в этом смысле характеризуют исследователя-психолога не меньше, чем объект его исследования. В результате оказывается, что мы не можем сколько-нибудь точно измерить вводимые нами свойства, потому что они по природе своей плохо измеряемы: в лучшем случае размыты, но нередко и внутренне противоречивы. Скажем, то, что с одной стороны кажется умным, с другой оказывается глупым, сила при взгляде с другой стороны оказывается слабостью, и так далее.

Как следствие, большинство обнаруживаемых нами корреляций едва переваливают за уровень статистической значимости. Другими словами, мы устанавливаем не столько сами связи, сколько факты, что нельзя утверждать их отсутствие.

Все дело в том, что, пытаясь упростить картину психического, мы определяем свойства как конгломераты самых разных психических явлений (эмпирических индикаторов), не сильно задумываясь о том, насколько в них проявляются одни и те же психические, ну скажем так, причины. В результате психология становится коллекцией слабых корреляционных связей.

Никакое знание не бывает лишним, но ощущения понимания психики знакомство с этой коллекцией не создает. Наше знание имеет форму «Похоже, что происходит примерно что-то такое, похожее на что-то вроде…". Образно говоря мы видим не психические физиономии, а какие-то силуэты в воздушных балахонах — призраки души.

Что придет на смену корреляционной психологии свойств? Прежде всего — иные языки описания психического. Языки, которые в отличие от одних прилагательных психологии свойств, будут включать в себя и существительные — описания психических вещей, состояний, событий и факторов, влияющих на события в психике. Но главное, эти языки будут глагольными — будут пригодны для описания процессов и, в частности, действий. И тем самым откроют нам возможность изучать психодинамику: что, под действием чего и как происходит в психике, что и как меняется.

Результатом такого сдвига исследовательской парадигмы станет совсем другая психология — психология с другими вопросами и, естественно, с другими ответами.

А.2 Психофизиология и нейропсихология

Здесь мы остаемся в плену старого убеждения, что психика — просто ощущение нами того, что происходит у нас в мозге. Хотим понять психику — нужно изучать мозг. Идея 19-го века, перекочевавшая в 21-й.

Идея эта правильна. Но только наполовину.

Потому что, с одной стороны, события в мозге и во всем организме сами отражают происходящее в психике. Но не это главное. Это-то мы еще как-то понимаем. Не понимаем сегодня совсем мы другое.

Мы не понимаем, что существуют психические реалии, которые нельзя осознавать, оставаясь в наших обычных состояниях сознания, а можно — только расширенным сознанием. На языке теории информации это значит, что сознание должно стать достаточно емким, вырваться за пределы магического числа 7 плюс-минус 2 и обрести способность вмещать более сложные объекты. Эти обычно неосознаваемые нами реалии формируют «область» психики, который можно назвать сверхсознанием.

Происходящее в психике определяется в первую очередь сверхсознанием. Отсюда идет главная, сущностная мотивация, формирующая жизнь индивида.

На языке физики это означает, что нам предстоит открыть надпсихические, но при этом вполне материальные реалии, которые управляют нейрофизиологической активностью мозга. Уже сегодня мы понимаем, что чтение смешной книги меняет состояние мозга, «заставляет» мозг смеяться. Но дело в том, что таких вещей, заставляющих мозг делать то-то и то-то, гораздо больше, чем мы можем себе представить сегодня. Миллионы тонких и до поры никак не осознаваемых нами воздействий бомбардируют мозг, заставляя его работать так, как он работает.

Знакомство с областью за-психического, над-психического полностью изменит наше понимание не только психики, но и мира в целом, включая, естественно, и понимание своего места в мире и своих задач. Сегодня мы хотим управлять миром, подчинять мир своей воле. Завтра же мы научимся анализировать состав и происхождение своей воли и начнем понимать, в какой степени моя воля моя, а в какой не только моя. А поняв это, поймем и когда надо подчинять мир своей воле, а когда свою волю — миру.

Это, естественно, скажется и на наших подходах к моделированию.

А.3. Моделирование

Психика многоярусна. И успешность (эффективность, результативность) процессов одного уровня сложности определяется умением корректировать их на более высоком уровне. Например, распознавание отдельных звуков речи само по себе очень неточно, скажем «а» и «о» или «м» и «н» часто неразличимы. Но подключение к распознавателю сначала синтаксических, а потом и семантических анализаторов (каждый из которых сам по себе состоит из нескольких уровней) позволяет приблизить точность распознавателя речи к 100 процентам.

Эта ситуация универсальна. Мы можем более или менее успешно моделировать отдельные психические функции, но мы не можем и не сможем смоделировать всего гомункулуса просто потому, что, поднимаясь ко все более и более высоким этажам психического, мы сравнительно быстро достигаем областей, сложность которых превышает наши способности познания. Субъективно соприкосновение с этими областями переживается как Всезнание. Реально же мы просто сталкиваемся с иной, более насыщенной, более концентрированной формой знания, которое по нашим меркам является внеязыковым и вообще внепонятийным.

Образно говоря, психика — это марионетка, подвешенная на ниточках к над-психическому. Мы не можем смоделировать поведение марионетки, не зная, что из себя представляет управляющий ей актер. Но мало того — марионетка вообще не может моделировать актера, а тем более — режиссера или автора пьесы.

Б. Задачи профессии, задачи прикладной психологии

Сегодня эти задачи объединяет стремление психолога заработать, то есть удовлетворить платежеспособный спрос. На практике это очень часто означает попытки манипулирования другими людьми. К этому добавляется говорение заказчику того, что он хочет слышать (и, естественно, то, что он готов понять).

Чем это плохо? Прежде всего, тем, что заказчик часто хочет невозможного, а психолог должен врать заказчику, чтобы не разочаровать. Но плохо и другое: манипулируя одними людьми в интересах других, мы мешаем естественному развитию тех, кем манипулируем. Мы создаем им неестественные мотивы и потребности, например, разные формы потребительства, мы мешаем их ориентировке в мире, мы деформируем их когнитивные и эмоциональные процессы. В общем, мы сбиваем их с «праведного пути». Хотя кавычки здесь излишни.

Почему так происходит? Прежде всего, потому что мы считаем свой объект, человека, его психику безжизненными. Мы работаем с психикой, как токарь с болванкой, которой нужно придать определенные свойства, а для этого — определенную форму. То, что наш объект живой, живущий своей собственной жизнью, законы которой могут не совпадать с нашими желаниями, — обо всём этом сегодня мы стараемся не думать. Нам бы нужно было растить дерево, а мы хотим работать с ним так, как будто его уже спилили.

Но «дерево», конечно, живо. И оно обычно сопротивляется нашим усилиям. Делая нашу работу не такой уж и эффективной. И хуже того — когда мы слишком сильно сгибаем дерево, оно может вдруг распрямиться и больно хлестнуть в ответ.

Многие психотерапевты естественным образом приближаются к пониманию ограниченности манипулятивных и директивных подходов. Но сегодня они чаще всего не имеют альтернативы, кроме того, чтобы пустить процесс на самотек.

Чтобы сделать следующий шаг, нужно лучше представлять себе существо психической жизни, жизни души. А именно — что психическая жизнь, с одной стороны, есть развитие психики, развитие сознания, а с другой — реализация индивидуальной идеи человека, замысла его жизни. Именно это понимание должно стать общим, чтобы психология смогла начать преодолевать свой вечный кризис.

Что изменится в будущем?

Прежде всего, прикладная психология будет вооружать не только психологов, но и обычных людей средствами работы с собой. Психологическое знание перестанет быть только инструментом заработка и будет становиться всё больше и больше инструментом саморазвития и самосовершенствования.

И второе — мы все больше будем превращаться из психологов-токарей в психологов-садоводов, а затем — и в психологов-педагогов. От «обработать по своему желанию» к «вырастить», а оттуда — к «помочь расти». Вот такой будет динамика развития психологии как профессии.

Психика — это совокупность разного рода идей, разных семян, каждое из которых прорастает, растёт и даёт свой плод. Этот плод — осознание жизни семени, ставшего плодом. Поэтому вся жизнь психики — это развитие. Развитие сознания, которое делает сознание всё более сложным и всё более ёмким, всё более полно и более адекватно отражающим мир.

В ходе этого процесса часто возникают ситуации, когда дальнейшее развитие затруднено, когда развитие останавливается. Субъективно такие ситуации переживаются как кризисы и чреваты психопатической симптоматикой. Задача психолога, неважно — работает ли он с другим человеком или с самим собой, помочь преодолеть кризис, запустить остановившийся было процесс развития.

Другая задача психологии будущего вырастет из понимания, что психика бывает не только индивидуальной, но и коллективной: и естественные большие группы, как, например, народы или даже цивилизации, и малые искусственные группы, как организации, сами являются субъектами психики и субъектами развития. Задачей психологии народов (ей предстоит возродиться, а точнее — просто наконец-то родиться) и задачей организационной психологии (ей предстоит преобразиться) станет помощь, соответственно, большим и малым сообществам в развитии.

Ну, и конечно, задачей психологии будущего останется популяризация психологического знания, задача роста психологической культуры. Только знание это, естественно, будет другим, более адекватным и более полным.

Методы высшей психологии — мудрость и любовь

Методологию высшей психологии еще только предстоит создать. Ясно, что лабораторные методы для изучения высших психических реалий малоэффективны. Нужны другие методы. В частности, методология высшей психологии включает в себя:

— Методы самонаблюдения, наблюдения, осмысления, в том числе, осмысления психологической практики.

— Методы анализа больших массивов социологических данных, собранных чаще всего не просто социологическим опросом, а массовым примением более сложных психологических инструментов (например, репертуарных решеток и их подобий), с последующим поиском в таких массивах латентных инвариантов, ответственных за межгрупповые различия. Пример (но только один из бесчисленного числа других возможных примеров) таких латентных инвариантов — факторные структуры, особенно популярные среди сегодняшних психологов.

— Методы психотехнического конструирования.

— Методы культурологического анализа, и прежде всего анализа самой разной по жанру литературы, включая такие жанры, как теологические или алхимические книги.

Два главных метода высшей психологии — осмысление для теоретических задач и любовная помощь в осмыслении для прикладных.

Насколько такие методы научны? Мало научны, если иметь в виду эксперимент естественных наук: всем показал и все согласились. Научны в том смысле, что дают знание.

Объективно ли это знание?

В смысле «не зависит от субъекта познания» — нет, не объективно. Знание зависит от уровня развития познающего: чем уровень выше, тем знание полнее и точнее.

Объективно оно в другом смысле: оно одинаково для людей, достигших высокого уровня своего развития — мудрецы видят мир одинаково и видят его таким, каков он есть.

Отсюда понятно, что главный, или даже единственный метод психологии — это развитие психолога. Добывание психологического знания идет через развитие и саморазвитие психолога. И более развитой психолог способен решать такие профессиональные задачи, которые для менее развитого неразрешимы.

Письмо 2. О методе

Дорогой друг!

Разобравшись, что из себя должен представлять предмет психологии, займемся вопросом о методе — как познавать душу.

Оказывается, что разработанные в других науках методы, такие как, например, эксперимент, дают в психологии не так уж много. Не то, что не дают ничего, но за пределами знания, получаемого таким методами, остается еще много иного знания о душе, включая и знание об очень важном, или даже о самом важном в душе.

Таким образом, получается, что этот научный инструментарий во многом только вспомогательный, в то время как главное знание приходится добывать иными способам. Что это за иные способы и почему возникла в них необходимость?

Начну со второго вопроса. Дело в том, что не так уж много из психологического знания отчуждаемо. Конечно, о многом можно написать в книге, но не каждый сможет, прочитав эту книгу, понять прочитанное.

Почему? Представь себе слепого от рождения, которого научили читать, и вот он читает описания разных цветов. Это описание будет ему либо совсем непонятно, либо он придумает (создаст внутри себя) некоторую реальность, с которой и будет сопоставлять прочитанное. Что-то вроде того, что красный — это обжигающий цвет, а зеленый — шелестящий цвет. Но конечно, его замещающая реальность будет мало общего иметь с той, о какой пишет автор, описывающий цвета.

Именно это происходит и со многими разделами знания о душе — они недоступны человеку, который не имеет необходимого личного психологического опыта. Можно сколько угодно рассказывать ребенку о красоте заката, но он, и видя закат, красоты его не почувствует.

Поэтому и оказывается, что важнейшим методом психологического познания является воспитание (и самовоспитание) самого психолога.

В чем состоит это воспитание?

Прежде всего — в расширении психологического опыта, а именно, опыта самоосознания, опыта знакомства со своей собственной душой.

Другое направление воспитания — расширение репертуара деятельности: поведенческой — занятий, познавательной — интеллектуальных действий, эмоциональной — переживаний. Это постоянная работа души: стремиться понять то, что не понимаешь, почувствовать то, что не чувствовал. Одно из направлений такого развития — эстетическое: жизнь в эстетической среде, среди произведений искусства: литературы, живописи, музыки…

Ну, и конечно, параллельно с расширением опыта знакомства со своей душой должно происходить и развитие психологических представлений-мнений-интерпретаций того нового, что психолог обнаруживает в себе.

В ходе этого знакомства с собой человек открывает в своей душе такое, что он уже не может назвать в полном смысле своим. Можно сказать, что человек выходит на границы, а потом и за границы своей индивидуальности.

С этого момента его самопознание становится в полном смысле познанием мира. Конечно, познавая свою душу, человек всегда в какой-то степени познает мир, так как между микромиром души и большим внешним макромиром существует подобие. То самое, о котором «Изумрудная скрижаль» говорит «Как наверху, так и внизу». Но в душе есть и такие «зоны», которые не подобны большому миру, а сами и есть этот большой мир.

Пока академическая психология об этих зонах не знает почти ничего. Но такое положение не вечно: психологическое знание, в том числе и академическое, развивается вместе с его носителями.

Итак, главный ключ к психологическому знанию — сам психолог. Хочешь узнать о душе больше — вырасти из себя лучшего психолога.

Глава 3. Что я сделал для науки

В моей области культурного производства смешно говорить о приоритете: всё известно много тысячелетий, и те, кому посчастливилось получить это знание, только переводят его на язык современников. Так что понятие «открытие» имеет здесь другое наполнение — что ты сумел открыть в сокровищнице знания, а не то, что ты придумал или вырвал у природы. Ниже о моих открытиях.

1. В онтологии и гносеологии

В онтологии — модель динамического многослойного Мира, различные слои которого взаимодействуют и взаимопревращаются друг в друга. Все слои материальны, но материя каждого слоя имеет свою тонкость. Науке сегодня более-менее известно строение материи только самых грубых миров.

Эта модель позволяет снять противоречия между материализмом и идеализмом. В одной фазе Мирового Процесса (Круговорота Духа) тонкие миры порождают грубые в соответствии со взглядами идеализма, в другой грубое «возгоняется» в тонкое, в соответствии с взглядами материализма. Мировой цикл состоит из множества меньших циклов, порождая Мировую Иерархию идей. Каждый из циклов реализует свою идею, которая воплощается в первой фазе цикла (от замысла до воплощения) и осмысляется во второй (от воплощения до осмысления).

Такая модель раскрывает относительность восприятия частей мира как вещей, или идей, или существ. Реально существуют лишь триады «вещь-существо-идея», которые люди интерпретируют или как вещи, или как идеи, или как существа в зависимости от культурной традиции интерпретации соответствующих триад. Таким образом, существа (боги), о которых говорят религии, часто хорошо известны нам не как таинственные, невидимые персонажи сказочных историй, а в своем ином качестве — как вещи (Бог = природа, мир), или как идеи (Бог = Идея Мира).

В гносеологии такое виденье Мира смещают акцент в понимании того, что есть знание, с информационного подхода (знание — это информация, текст, структура) на двухкомпонентный подход, где значимость информационного компонента знания не больше, чем у компонента эмпирического — личного опыта, без которого знание не существует.

2. В антропологии, теоретической психологии и философии психологии

Центральное понятие в антропологии — духовное развитие. Реализуя свою идею, вещь мира, которую мы называем человек, проходит через те же стадии, что и любая иная вещь мира, а именно — путь от замысла до осмысления. Это и есть цикл духовного развития человека, целью которого является преобразование души человека и ее слияние с более тонким миром, родившим в свое время замысел этой души.

Одной жизни в теле человека недостаточно для прохождения всего цикла духовного развития. Этим объясняется необходимость реинкарнаций. Но само понятие «реинкарнация» качественно отличается от наивных, мифических представлений о ней: например, человек не может родиться баобабом.

Была разработана шкала яркости психо-духовных состояний, которая может использоваться для измерения духовного роста (уровня духовного развития) индивидов и общества в целом. Этот инструмент предоставляет принципиально новые возможности для изучения истории и особенно — истории культуры.

Биполярная модель психики позволяет раскрыть роль человека как связующего звена между самым грубым из миров — вещественным, и некоторыми тонкими мирами. Человек располагает несколькими телами — для работы с разными мирами, из которых духовное тело, работающее с самым тонким из доступных человеку миров, пока только-только становится известным академической психологии. Осознание человеком своего духовного тела позволяет наблюдать сложное поле сил, действующих на человека и в значительной степени предопределяющих его судьбу и, что еще важнее, траекторию его духовного развития.

Систематизация феноменов, в которых высшие тела проявляют себя, привела к разработке программы новой психологии — психологии духовности, или высшей психологии со своим собственным предметом, но, что важнее, с собственными прикладными задачами, связанными с прикладными задачами существующей сегодня психологии, но помещающими их в иной контекст, далекий от традиционного. Эта книга, как и ее предшественница, написанная 25 лет назад «Психология духовности», о высшей психологии.

В составе высших психических тел есть «части», общие для всех членов сообщества. В совокупности, такие «части» образуют коллективную психику сообщества. Некоторые бессознательные компоненты коллективной психики были впервые замечены Юнгом и названы им архетипами. Среди таких архетипов выделяются две группы: конституциональные черты общей психики и программы развития сообщества. На осознаваемую часть коллективной психики первым обратил внимание Л.С.Выготский в своей культурно-исторической теории. Наука о коллективной психике — социопсихология.

3. В теологии: психотеология

Изучение священных текстов различных религиозных традиций с точки зрения духовного развития человека, позволяет обнаружить во всех Писаниях одно и то же скрытое содержание. Все они рассказывают о: а) цели, б) принципах и в) методах духовного развития. Цель и принципы духовного развития универсальны, не зависят от культуры. А вот методы духовного развития культурно-специфичны. Они определяются уже достигнутым состоянием духовного развития и культурно-детерминируемым содержанием психики. Этим объясняется разнообразие религий. Так возникает психотеология — наука, рассматривающая тексты Писаний как пособия по духовному развитию людей определенных культур и определенных уровней духовного развития.

4. В философии истории, метаистории и историософии

Была создана методология изучения духовного роста как современных обществ, так и обществ, существовавших в истории много веков назад. Теоретической основой этой методологии является феномен передачи творцом продукту своего творчества яркости своего духовного состояния. Таким образом, появляется возможность определять духовный рост людей, живших многие столетия назад, через яркость созданных ими вещей.

Применение этой методологии в экспедициях (всего — около 30) почти по всем значимым регионам культурной истории (от Мезоамерики до Японии) позволило реконструировать картину историю 4—5 последних тысячелетий как историю духовного развития человечества. Важнейшую роль в этой картине играют «Вспышки» — относительно короткие периоды, примерно раз в 500 лет, которые наполняют людей энергией созидания новых культур (метакультур, цивилизаций), взрывообразно увеличивая творческий потенциал их создателей.

Метакультуры живут около 2000 лет проходя через ряд стадий своего развития — от зарождения до угасания. Сегодня мы живем в эпоху появления новой Вспышки.

Эта реконструкция продолжила и во многом синтезировала линии метаисторической (историософской) мысли, берущие начало в работах Шпенглера, Льва Гумилева и Даниила Андреева.

5. В истории, культурологии, религиоведении

Анализ яркостей различных культур и религий раскрывает их роли в истории — каждая из них создает людей своего духовного роста, поднимая человечество на следующую ступень духовного развития. Это позволяет ввести понятие «ранг культуры (религии)» и рассматривать историю в целом как Пирамиду Истории, нижний ярус которой занимают множество культур (религий) нижнего ранга, а чем выше ярус, тем меньше на нем культур (религий, или квази-религий).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Ракурсы и ростки

Глава 4. Десять углов зрения на психику. Угол первый — ракурс свойств (распаханное поле)

Письмо 14. Смена перспективы и гибкость осмысления

Дорогой друг!

В профессиональной психологии это общая проблема едва ли не с момента ее существования: психолог разучивает некую теорию, некоторую концептуальную схему — набор понятий и систему взаимосвязей между ними, и далее смотрит на мир через эту концептуальную схему. Скажем, поклонник Айзенка видит людей точками на плоскости, где координатные оси — «интроверсия» и «невротизм»; разучивший теорию Кэттелла видит человека как точку в 16-мерном пространстве кэттелловских личностных черт; патопсихолог представляет человека как психиатрический диагноз или как профиль MMPI; а психоаналитик — как коллекцию комплексов и защит. Этот список можно продолжать довольно долго, так как способов представления психического существует много и много существует психологических теорий.

Сам предмет нашего изучения так сложен, что рассматривать его можно под разными углами, в разных ракурсах, через разные очки. И фокусироваться на разных аспектах этого сложного предмета. Так, один видит свойства личности, другой — субличности, третий — структуру деятельности, четвертый — характеристики когнитивных процессов, пятый — структуру сознательной и бессознательных частей личности, шестой — организацию смысловой сферы, седьмой — ценности, восьмой — мотивы, девятый — отношения и т. д. и т.п..

Такое разнообразие естественно и неизбежно. Более того, оно обречено со временем только расти. И в самом нём нет ничего плохого. Плохо другое. Плохо то, что каждый отдельный профессионал в своем видении психики жестко привязан к своей индивидуальной концептуальной схеме и, естественно, совершенно не гибок. Он не способен менять свое видение, переходить от одной системы координат к другой. Другими словами, он не может освободиться от своих концептуальных пут — из их раба стать их хозяином.

Психологи будущего будут в этом отношении гораздо пластичнее, гибче нас, современных психологов. Вооруженные многими концептуальными схемами, они будут способны гибко менять ракурс рассмотрения, переходя от одной схемы к другой. Например, видеть за свойствами личности проявления жизни и взаимодействия субличностей, стилевые особенности деятельности и манифестацию внутренних энергетических комплексов и более осознанных отношений человека. По реакциям человека они будут способны реконструировать его смысловую сферу, системы представлений и внутреннюю логику, разделяя в них ситуативную, определяемую текущим состоянием составляющую и составляющую надситуативно-устойчивую, личностную.

Сегодня в профессиональной психологии существует как бы несколько языков, из которых каждый психолог владеет одним, много — двумя языками или даже суб-языками. Психологи будущего должны стать полиглотами: вот он фрейдист, а вот — юнгианец, а теперь — экзистенциалист, а теперь — роджерсианец…

Письмо 3. О языках психологии

Дорогой друг!

Любое познание предполагает наличие языка, на котором описывается предмет познания. Чтобы познавать душу, нам нужен язык описания души. Сегодня в психологии таких языков есть несколько: язык свойств, язык пространств, язык процессов, язык персонажей, язык взаимодействий с миром, язык сознания… Все они описывают одну и ту же реальность души, но описывают ее как бы с разных сторон. Очень важно научиться переводить эти описания с одного языка на другой.

Начнем с самого простого (во всяком случае, он кажется таким на первый взгляд) и исторически одного из самых старых языков психологии — языка свойств. На этом языке описываются различия между людьми. Его привлекательность для психолога в том, что он позволяет всю сложность психики свести к небольшому набору чисел — выраженности у человека тех или иных свойств. Например, некоторые сводят всю человеческую вселенную к трем числам — показателям интроверсии (скажем, 20%), невротизма (предположим, 70%) и интеллекта (коэффициент интеллекта — 105). Но, вообще говоря, язык свойств богат. В естественных языках существуют тысячи слов, описывающих свойства людей, а потенциальное разнообразие фраз, описывающих свойства, практически бесконечно.

Естественным кажется желание расширить язык свойств, чтобы он описывал не только свойства индивидумов, но и свойства групп — различия между малыми и большими (такими как народы, например) группами людей. Здесь язык свойств сегодня почти не разработан.

Недостаток языка свойств (хотя в некотором смысле и продолжающий его достоинства) — это нивелирование, игнорирование изменчивости человека: навешивая на человека ярлык (например, «интроверт»), психолог как бы исключает возможность изменения человека в этом отношении. Однако абсолютное большинство свойств, фиксируемых естественным языком, изменчивы, например, добрый сегодня человек часто становится завтра злым.

Следующий язык психологии — язык пространств. Если язык свойств можно назвать языком прилагательных, то язык пространств — язык существительных. Этот язык описывает то, каким образом душа отражает мир, включая и себя саму. Такое отражение можно представить себе в виде огромного пространства, заполненного разными неоднородностями — от образов вещей мира до образов пережитых событий.

Так как психическое пространство отражает мир, в нем можно выделить три геометрических координаты, например, долготу, широту и высоту, и еще одну координату времени. Но эти четыре координаты, достаточные для физики, совершенно недостаточны для психологии. У пространства души координат много-много больше. Например, в нем есть (может быть) координата «красиво — некрасиво», координата «правильно — неправильно», координата «важно — неважно» и множество иных.

Психологическое пространство, его можно назвать также моделью мира, заполнено не только образами материальных вещей, но и вещами нематериальными — такими, как мысли. Свойства вещей в психологическом пространстве частично совпадают, но могут и очень значительно отличаться от свойств их прообразов во внешнем мире.

Всё это давно замечено психологами. Но кое-что сегодня психология еще только готовится понять. Дело в том, что психологическое пространство гораздо больше, чем освоенная человеком его часть. Человек знает только малую часть пространства души. И по мере своего духовного роста эту зону знаемого человек расширяет.

Тогда-то он и открывает, что его психологическое пространство не совсем его и даже почти совсем не его. Оно — часть огромного психологического пространства Души Мира, включающего в себя кроме закутка одного человека и множество подобных же закутков других людей, и общие зоны для больших групп людей, и множество других зон и областей.

Перед сделавшим это открытие человеком открывается возможность путешествий и исследования всего пространства Души Мира. Но такие странствия таят в себе множество опасностей для неподготовленного путешественника и требуют серьезных мер предосторожности. Мы еще будем не раз возвращаться к этой теме.

Работы Фрейда, разделившие понятия «психика» и «сознание», расширили язык пространства языком сознания как свойства освоенности тех или иных областей психического пространства.

Язык сознания описывает жизнь сознания, проникновение сознания в неосознаваемые области психики — осознавание, различные неосознаваемые явления (как подсознательные, так и сверхсознательные), а также их энергетические свойства, такие как влияние на мотивацию и иные стороны психической жизни. С точки зрения изучения психической жизни и особенно психического развития, категориальная система, связанная с сознанием и осознаванием, чрезвычайно значима.

В области подсознательного важнейшее значение играют блоки, примером которых являются знаменитые комплексы. Эти образования организуют вокруг себя психическую жизнь и проявляются в сознании в виде процессуальных стереотипов, например, непродуктивного повторения одних и тех же поведенческих схем, и таким образом препятствуют развитию. Развитие происходит через осознание человеком подобных блоков.

Следующий язык психологии — язык процессов, язык глаголов. Этот язык описывает динамику происходящего в психике. У каждого психического процесса есть своя постоянная времени — характерное для такого процесса время. Эти постоянные времени варьируются от сотых долей секунды (например, слуховые впечатления) до многих десятилетий (развитие личности) и еще больших временных отрезков.

Элементы когнитивных процессов и сами когнитивные процессы, операции, действия, деятельности, вся жизнь человека — все это примеры процессов. Что делается, как, почему и что является результатом действия — на эти вопросы отвечает процессуальное психологическое знание.

По мере того, как мы переходим от мелких процессов ко все более продолжительным, мы оказываемся во все менее известных для академической науки областях, где жизнь одного человека предстает как элемент огромных мировых процессов — процессов культурных, процессов исторических и еще более масштабных процессов. Включенность человека в эти надиндивидуальные процессы позволяет совершенно по-новому взглянуть на его психическую жизнь.

Элементами языка процессов являются дескрипторы состояний, которые позволяют описывать мгновенный срез процесса. Еще одной важной составной частью процессуального языка является пока мало освоенный психологией язык событий. Событие — это нарушение равномерности процесса, период его изменчивости. В принципе, процесс, который теоретически есть последовательность состояний, на практике обычно описывают, как последовательность (реже — как структуру) событий. Например, в каузометрии Кроника восприятие человеком своей жизни представлено в виде структуры событий жизни (событий связанных разными, например, причинно-следственными отношениями).

Не менее, чем язык свойств, исторически стар язык персонажей (или типажей). Изначально этот язык просто категоризовал человека как представителя некого типа, например, «скряга» или «рыцарь». Поэтому язык типажей был еще экономней, чем язык свойств: типаж, например тот же «рыцарь», в одном слове заменял целый набор слов-свойств: честный, храбрый, жертвенный, галантный и т.д.. Но позднее оказалось, что в каждом человеке живет не один, а несколько персонажей (множественных Я по Успенскому-Гурджиеву или субличностей по Ассаджоли). Кроме того, было замечено, что человек склонен играть в своей жизни разные роли. Эти открытия придали языку персонажей новые возможности — жизнь человека этот язык стал описывать как взаимодействие (драму, пьесу) различных действующих лиц. С этого момента язык персонажей стал превращаться в язык взаимодействий (интеракций).

Язык взаимодействий начинался в бихевиоризме с описаний взаимодействия человека со средой и в социальной психологии как средство описания взаимодействия между людьми. Однако со временем его область расширилась безмерно.

В общем виде, каждый субъект взаимодействия можно назвать идеей (в той или иной стадии ее реализации), и тогда все содержание психической жизни можно рассматривать как взаимодействия идей, формирующих психику. Взаимодействовать внутри психики могут впечатления, мысли, субличности… Процесс мышления, как и другие когнитивные процессы, тоже можно рассматривать, через призму взаимодействия. Аналогично, и процессы личностного развития можно рассматривать как осознанное взаимодействие представлений. Но еще интереснее оказалось рассматривать взаимодействие человека с идеями, которые для него являются как бы внешними, например, почерпнутой из книг информацией.

Расширение понятия среды с вещественного мира, воздействующего на человека через органы на чувств, на тонкие миры, которые воздействуют на человека информационно, позволяет представлять душу человека как часть Мировой Души, взаимодействующую с Ее другими частями.

С категориальной системой взаимодействия тесно связан пока что мало освоенный, но богатый и важный аппарат, доставшейся психологии в наследство от алхимии. Химия психического (только в этом смысле имеют смысл алхимические трактаты, а не в смысле химических превращений веществ, как их наивно интерпретировали профаны на протяжении многих веков), — это как раз и есть наука о взаимодействии различных составляющих психической жизни и плодах этого взаимодействия — рождении новых психических вещей, вершиной которых является золото, или философский камень — цель развития психики.

Таблица языков-ракурсов

Это письмо было написано почти 10 лет назад. И в нем оказался опущен очень важный аспект темы: перспективы развития психологии в том или другом подходе к ее изучению. Мы видим несколько полей, на которых психологи растят психологическое знание. Мы знаем, что уже выросло на этих полях: на одних урожай больше, на других — меньше. А что еще может там вырасти? Вот что важно.

Изучение этого вопроса довольно быстро приводит к пониманию, что одни парадигмы ничего принципиально нового вырастить не обещают. А на других полях мы можем собрать богатый урожай. Чтобы разобраться, что — где, где у психологии какие перспективы, я немного модифицировал категориальный аппарат, предложенный в этом письме — изменил некоторые названия и кое-что расширил.

В следующей таблице представлены 10 ракурсов, в которых мы видим психику и соответственно 10 полей, на которых мы растим психологическое знание. Одно из них распахано полностью, и нового урожая на нем ждать не приходится. Одно не пахано вовсе — целина, но как раз она-то и сулит самый богатый урожай. А еще восемь полей по уровню их возделанности занимают промежуточные положения и обещают урожаи от небольших до весьма богатых.

Распаханное поле: язык-ракурс свойств

Язык свойств («язык прилагательных») самый развитый в психологии. Его идея представить вселенную психики в виде точки в многомерном пространстве свойств, неизменных для данной психики.

Популярность подхода связана с тем, что он делает психологию наукоподобной и обеспечивает технологию массового производства наукоподобного знания. В самом деле, замерь два свойства на выборке испытуемых, обработай результаты, скажем, посчитай корреляцию — и вот тебе научная статья. Естественно, присоедини к своим корреляциям литературный обзор в качестве введения и спекуляции в качестве обсуждения. Всё. Так можно получать любые степени.

Процесс был поставлен на поток, заработал завод по производству психологического знания. И осталась только одна проблема — а насколько это знание ценно. Оказалось, хотя признается это медленно, не ценно. Совсем. Никому ни для чего не нужно. Кроме самих исследователей, конечно.

Почему? Потому что в живой и сверхподвижной психике очень мало постоянного. Очень мало и очень ненадежно мы можем узнать о психике, измерив ее несколькими линейками. И очень мало это нам даст как для понимания психики, так и для работы с ней.

Но сами языки были разработаны отменно. Это относится и к свойствам личности таким, как трехфакторная модель Айзенка или более современная большая пятерка, и к свойствам мотивации (модель Ш. Шварца).

Сами пространства свойств могут быть гораздо более сложными, чем просто евклидовы пространства. Но это не меняет общей сути подхода: мы получаем более-менее формализованное, но малополезное знание. Развивать этот подход дальше можно, но непонятно зачем — он не углубляет наше знание психики и не усиливает наши возможности в работе с ней.

Глава 5. Распахиваемое поле — 1. Глаголы и существительные (5 ракурсов)

Процессуально-деятельностный ракурс и язык

Если язык свойств — язык прилагательных, то процессуально-деятельностный язык — язык глаголов. При этом подходе (он развивался от бихевиористов до А. Н. Леонтьева) психика рассматривается как движение, как процесс. Соответственно, вопросы, которые здесь возникают:

— о структуре процесса — его составных частях и связях между ними;

— о наборе (репертуаре) действий, которые может совершить человек;

— о характере (стиле) деятельности человека — язык наречий, ответов на вопрос как;

— о том, какие задачи умеет решать человек (об умениях);

— о том, можно ли, а если можно, то как учить человека решать задачи (какие у человека есть способности);

— о том, что меняется в процессе, через какие состояния проходит психическое движение;

— о побудительных силах, движущих и направляющих процесс;

— о субъекте психической деятельности.

Вопросы эти разработаны неравномерно: в отношении одних процессов (например, восприятия) больше, в отношении других не разработаны вовсе; в отношении одних аспектов (например, структуры процессов) известно больше, в отношении других (стиля деятельности или ее субъекта) — меньше.

Здесь явно просматриваются и точки роста, и точки пересечений, где деятельно-процессуальная парадигма встречается с другими, прежде всего, с теми, которые смотрят на психику как на: а) взаимодействие, б) развитие, в) жизнь сознания и г) проявление субъектности (жизни Я).

Наиболее важный урожай, который ожидается на этом поле, — знание состояний сознания, меняемых психическим процессом и сменяющихся в психическом процессе: как мы воспринимаем собственную психическую жизнь в ее динамике.

Динамический ракурс и язык

В этом ракурсе интерес сосредоточен на побудительных причинах психических процессов. Динамический язык — это язык психических сил.

Динамический ракурс как бы продолжает процессуальный и мог бы даже рассматриваться как его часть. Но и вопросы, и ответы здесь свои, и прорывные открытия, которые нас здесь ожидают, тоже свои.

В отношении разных побудительных сил динамический ракурс разработан то больше, то меньше. Сравнительно много известно о мотивах — побудительных причинах длительных процессов — деятельностей, в частности, о таких мотивах, как ценности. Сравнительно много — о потребностях. Меньше — о целеполагании и планировании. Еще меньше о бессознательных движителях психического, особенно — о сверхсознательных. Очень неполно изучены внешние побудители деятельности. И совсем слабо, почти не изучены — такие, как карма и судьба.

Впрочем, это не удивительно — чтобы увидеть всю совокупность психических сил, нужно полнее видеть человека в мире: что он делает в мире и с кем взаимодействует. Такое виденье позволяет, в частности, сразу же заметить, что одним из важнейших типов движущих сил психической деятельности являются идеи. Идеи увлекают человека, покоряют человека, подчиняют его себе и заставляют работать над своим воплощением. Именно здесь развитие динамического подхода сулит исследователям особенно богатый урожай.

Другая точка роста динамического взгляда на психику — психологический аналог первого закона Ньютона. Психика инерционна: начавшийся процесс стремится продолжаться до завершения. Ученица Курта Левина, много сделавшего для становления динамического ракурса, Блюма Зейгарник назвала частный случай этого закона эффектом неоконченного действия. Незавершенное прошлое влияет на настоящее — индусы называют это кармой. В каких психических формах это осуществляется и что это вообще такое — завершенное и незавершенное прошлое — на эти вопросы предстоит ответить психологии будущего. И здесь тоже нас ждут богатые всходы.

Организмический ракурс и язык (потребности)

Как динамический ракурс может казаться частью процессуального, организмический может быть и, действительно, обычно в психологии является частью динамического: о потребностях психологи говорят исключительно как о разновидности мотивов. Но это не единственный и, возможно, не главный аспект темы.

Сам центральный вопрос организмический ракурс формулирует по-другому, не так, как динамический: не что движет психикой, психическими процессами, а что человеку как индивидуальному организму нужно?

Стремление получить это то, что нужно (удовлетворить потребность) может являться, а часто и является побудительной силой, но это далеко не единственная побудительная сила психической жизни. Человек живет в силовом поле, образованном самыми разными силами — от требований социального окружения и воздействия разных идей до внутренних побудителей, идущих от требований физического тела и из бессознательного психического.

Представления о потребностях разработаны в некоторых своих частях довольно подробно. Но не во всех: чем выше уровень потребности, тем менее она изучена. Наиболее очевидны физические потребности — еда, воздух, температура окружающей среды… Что касается чисто-психологических, то здесь понимания гораздо меньше. Что стоит за потребностью в любви — любить и быть любимым? Или — за потребностью в гармонии? Или — за потребностью в самореализации? В информации? В познании? Здесь множество вопросов, на которые психология не знает ответа и не может получить ответа, подтвержденного статистическими методами. Но что еще хуже, большинство из этих вопросов психология просто не задает.

Ответы на большую часть из них требуют более адекватного представления о месте и роли человека в мире, что соединяет организмический ракурс с психоэкологическим (интеракционным).

Здесь просто несколько примеров потребностей, о которых психологи вспоминают редко или не вспоминают вовсе:

— Потребность духовная: подняться над собой, пережить более высокие состояния. Ее частным случаем является эстетическая потребность, но не менее важен и другой частный случай — потребность в мудрости. Шварц не смог найти духовную потребность, потому что искал ее не там: искал среди оформленных культурой, осознаваемых ценностей, а потребность в духовном надкультурна и сверхсознательна. Потребность эта фундаментальная и в разных культурах она принимает разные формы. Иногда эти формы бывали религиозными. А иногда — и антирелигиозными, как у просветителей 18-го века и их наследников.

— Потребность закончить начатое. Потребность в самореализации, реализации идеи своей индивидуальной жизни — ее частный случай.

— Потребность в любовных связях с миром.

— Потребность в психологической безопасности. Она имеет сложную структуру и включает в свой состав, например, потребность в гармонии, потребность в позитивном самоотношении-самопринятии, потребность в освобождения от враждебности, многие потребности в психологической защите и т.д..

— Потребности в информации вообще и в определенных впечатлениях-ощущениях в частности.

Всё это разнообразие нуждается в изучении. И сулит нам немалый урожай на организмическом поле.

Ракурс и язык отражения

Если процессуально-деятельностный язык — язык глаголов, то язык отражения — язык существительных, психических образований. Психика отражает мир, включая и внутренний мир — сама себя саму, свою жизнь. Таким образом психику можно видеть как модель мира — мир, преобразованный психическим зеркалом, душой человека. Но отраженная психическим зеркалом вещь мира — это не просто образ вещи, а образ, неразрывно связанный с отношением человека к отражаемой вещи. Другими словами, отраженная психикой вещь мира включает в себя два компонента: когнитивный (образ вещи) и аттитюдный (отношение к вещи). Таким образом, модель мира объединяет в себе то, как человек видит мир (образ мира), и то, как он относится к тому, что видит, включая сюда, например, события своей жизни или свои стремления.

Модель мира образована сеткой идей, как они представлены в психике. Идеи связывают разнообразные части мира разнообразными отношениями. Мир — это хитро сплетенная сеть. Атомы, связанные в молекулы, ходы шахматиста, связанные в комбинацию, поступки, связанные в стратегию поведения, страны, связанные договорами, — всё это разные уровни Мировой Сети.

Эта макро-сеть в психике становится микро-сетью отраженного психикой мира. Воздействия Мира на человека несут человеку фрагменты знания о Мире, и Мир как бы отпечатывается в человеке. Но конечно, отпечатывается неполно — в виде маленьких копий большого Мира. Маленькие копии тоже сети, но очень сильно прореженные по сравнению с Мировой Сетью. Эти личные сети и вплетают человека в ткань мира.

В модели мира можно выделять разные составляющие, смотреть на нее разными глазами. Например, можно выделять пласт опыта и пласты знания — осмысления опыта: самый нижний — непосредственное осмысление опыта, над ним — осмысление осмысления, знание о знании, знание второго порядка, и так далее, поднимаясь к все более обобщающему и более абстрактному знанию. Такой подход роднит ракурс отражения с биографическим, ведь опыт человека сам по себе связан с историей его сначала приобретения, а потом осмысления.

Другая форма представления модели мира — в виде набора точек в семантическом пространстве свойств, которые человек использует для оценивания вещей мира. Третья — в виде графов, связывающих образы вещей мира отношениями и формирующих таким обазом представления.

Теоретически, в ракурсе отражения психику видит любой исследователь психики. Но мало-кто ограничивается им, так как модель мира огромна и ее трудно исследовать. Исследование растягивается на годы и практический смысл имеет не в профессиональной работе психологов (что-то сделать и что-то этим сделанным заработать), а в самоизучении — области, которой профессиональная психология заниматься по понятным причинам не любит.

Здесь в будущем возможны не столько прорывные открытия, сколько рост удельного веса этого аспекта-ракурса в системе наших представлений о психическом, особенно, когда мы ищем причины тех или иных психологических затруднений.

Биографический ракурс и язык

Отчасти этот ракурс близок к рефлективному и даже мог бы рассматриваться как его часть или разновидность. Подобно тому, как организмический может рассматриваться как часть динамического, а динамический — как часть процессуального. Но у биографического ракурса свой взгляд на психическое пространство. Этот взгляд превращает многомерное пространство модели мира в одномерное: психическое пространство трансформируется в заполняющую пространство свернутую «веревку» времени жизни. Для биографического ракурса реалии мира интересны не сами по себе, а тем, как они появились, сформировались. Здесь психика не столько образ в зеркале, отражающем мир, сколько история формирования этого образа — координата времени превалирует над всеми остальными размерностями психического пространства.

Этот подход развивают психотерапия и личностное консультирование: и там, и там необходимо видеть психику биографическими глазами — как последовательность событий, а лучше — как структуру событий, связанных теми или иными связями. Подход этот плодотворен в том смысле, что позволяет вскрывать энергетически заряженные узлы психики, стимулирующие, а чаще тормозящие развитие и ответственные за неприятные переживания и кризисы.

В плане развития психологии подход этот тоже многообещающий — сулит открытия, которые многим из сегодняшних психологов показались бы фантастическими.

Дело в том, что анализируя событийную ткань жизни и прослеживая происхождение тех или иных психологических проблем, мы очень часто сталкиваемся с непонятным, с «неоткудавзявшимся». Здесь-то как раз и есть точка роста биографического ракурса.

Часто психологи открывают очень личностно значимые образования — определенные вещи или события, вызывающие при прикосновении к ним сильнейшие эмоции. Но при этом эти вещи или события как будто никак не связаны с историей жизни человека, для которого они значимы. Например, ребенок, ничего не знающий и никогда не слышавший о змеях, увидев нарисованную змею, испытывает дикий ужас.

Более того, оказывается, что такие образования существеннейшим образом влияют на жизнь человека, деформируя его жизнедеятельность и личность. Иногда эти деформации становятся и психосоматическими. Психологи пытались, а иногда и сейчас пытаются отыскивать историю этих образований в младенчестве и даже во внутриутробном существовании, но эти попытки остаются малоуспешными.

Расширить круг поисков психологии мешает научная картина мира. Допустить, что эти значимые образования пришли от биологических предков психогенетика еще как-то может. Но предположить их происхождение в предыдущих реинкарнациях — это уже за пределами допустимого научными приличиями.

Тем не менее, такие допущения становятся неизбежными, когда мы распространяем биографический подход на понимание психики как процесса и рассматриваем такие феномены, как способности или талант. А когда мы обращаем внимание на феномен гениальности, то допущения превращаются в знание.

Почему человек хорошо делает и быстро учится одному, но не другому? На эти вопросы психогенетика отвечать и не пытается, а психология как целое и задавать боится. Тем более, ужас охватывает современных психологов, когда их спрашивают о природе музыкальности Моцарта.

Но страхи эти не могут быть вечными: вопросы будут поставлены и ответы на них потребуют ревизии уже не только психологических, но общефилософских — онтологических и антропологических — представлений.

Глава 6. Распахиваемое поле — 2. Ракурс субъектности и ракурс осознанности

Ракурс и язык субъектности

Это поле пока возделано мало, хотя интерес к нему у психологов был всегда. Что есть Я? Очень интересно. Очень, казалось бы, важно. Но как подступиться? Особенно — по-научному? Поэтому дальше, чем изучение образа Я, представлений о Я, отношения к Я, дело не пошло. Но кто видит свое Я? Кто изучает свое Я? Кто относится к себе? Все эти вопросы висят в воздухе.

Между тем, в более продвинутых и потому более маргинальных психологических школах кое-что было замечено. Прежде всего — что Я бывают разными, что в человеке живет очень много разных Я, которые сложным образом взаимодействуют друг с другом. Из записанных по психологическому ведомству школ здесь прежде всего нужно назвать психосинтез Ассаджоли. Из других, не прописанных в академической психологии, — учение Гурджиева-Успенского о множественных Я и о сущности.

Наиболее ассимилированным академической психологией стало учение о ролях, которые играет человек (Берн). Но в нем проблема субъектности (проблема Я) как бы старается остаться незамеченной. Человек играет разные роли (носит разные маски), но кто это — человек, спрашивать в академической среде неловко, чтобы не обнажить свое и собеседника непонимание казалось бы самого простого, но и самого главного вопроса.

То же самое происходит с понятием «отождествление» и с очень важным для него понятием «размер Я» (размер своей части мира). Психологи много говорят о том и другом, учатся и учат произвольно разотождествляться с собой, но кто разотождествляется (и отождествляется) и что стоит за словом «собой», спрашивать неприлично по той же причине. Не более прилично спрашивать, где находится Я, каковы его функции и т.д..

И уж совсем неуловимым для психологии оказалось понятие «сущность» Гурджиева-Успенского. Интуитивно понятно, что это не фикция, а реальность. Но что это такое? И чем отличается от других Я, в частности — от тех субличностей, которые образуют личность. Всё это вопросы, не только не осмыслены, но пока и не поставлены психологами.

25 лет назад в «Психологии духовности» я обозначил эту проблематику как точку роста всей психологии. Такой она остается и сегодня, прогресса за 25 лет здесь не было.

Рефлексия открывает нам следующую феноменологическую картину. Первое, что мы замечаем, что субъектность психики — это субъектность сознания: тот, кто осознает, оказывается как бы оконечностью оптоволокна откуда исходит пучок света сознания (см. рисунок).

Второе, что мы открываем, уже даже не просто наблюдая за собой, а пытаясь управлять сознанием, — это то, что сознание позволяет подняться по оптоволокну к его истоку. Для этого нужно поместить в центр сознания (сфокусировать на нем внимание) сам процесс осознания и его субъект (Я), а потом несколько раз повторить эту операцию. Вот я наблюдаю за собой. А теперь я наблюдаю за наблюдателем, который наблюдает за собой. А теперь я наблюдаю за наблюдателем, который наблюдает за наблюдателем, который наблюдает за собой. И так далее.

Таким образом можно подняться к своему «настоящему Я». Которое, правда, при встрече с ним теряет свою индивидуальность и оказывается частицей надличностного мира. Оказывается, что человек как бы вытекает из надличностного моря и становится индивидуальностью.

Третье открытие — разность разных множественных Я (субличностей). Одни из них оказываются просто ролевыми комплексами поведений-реакций, не связанных с Я. Скажем, я умею программировать и программирую. Процесс идет и идет плодотворно, но как бы без моего присутствия. Мой Я-программист делает свое дело, но меня при этом как бы и нет. Так же автономно, полуавтоматически могут действовать и мои другие Я — Я-покупатель, Я-брат, Я-гражданский активист и т.д..

Другие мои субличности (они-то и образуют сущность) тесно с Я связаны. Можно сказать, что Я их о-свои-ло. Процесс освоение двухстадийный: первая стадия — отождествление, второй — полная интериоризация. В результате Я как бы одевается в психический костюм. Сущность — это и есть Я в психическом костюме. Множественные Я, или субличности — роли, которые я играю, не сливаясь или во всяком случае не полностью сливаясь с маской.

Часто сущность оказывается куда инфантильней многих субличностей: ребенок играет взрослых, оставаясь ребенком. С виду он совсем взрослый, по паспорту ему пятьдесят, а внутри, сущностно — ребенок ребенком. Этот феномен подметил Достоевский (первый разговор князя Мышкина с генеральшей Епанчиной: «Вы совершенный ребенок во всем, во всем, во всем хорошем и во всем дурном, несмотря на то что вы в таких летах… — То, что вы про мое лицо сказали, то всё совершенная правда: я ребенок и знаю это… Ваш характер я считаю совершенно сходным с моим»).

Происходит это из-за того, что психологическое развитие было остановлено и базовые функции, на которых только и может быть построено всё психологическое здание, например, такие как эмоциональное реагирование или простейшие коммуникативные акты, так и остались несформированными. Это не останавливает дальнейшего строительства, но построенное без фундамента, «на песке», здание как бы повисает в воздухе. Почему оно не падает? Потому что из многих «свай», на которых оно стоит, в песок упираются только немногие, под остальными крепкий фундамент. Иначе мы наблюдаем тяжелые психические расстройства. Можно ли укрепить эти висящие сваи позднее? В какой-то степени иногда можно; иногда нельзя совсем. Но и когда это сделать можно, это очень непростая работаю А кроме того, сформированные с опозданием психические функции, как правило, укореняются в сущности не полностью: человек как бы получает костыль или, в лучшем случае, протез, но не настоящую ногу. Отращивать настоящую ему придется в следующей инкарнации.

Соответственно, поведение взрослых субличностей при инфантильной сущности оказывается бессубъектно: не Я это делает, а делается это само собой. Я же, если это не полностью автоматическое поведение, остается здесь просто актером: сущность-ребенок играет во взрослого, но не живет взрослой жизнью.

Это и есть главные открытия, которые обещает нам субъектный ракурс: а) понимание природы Я и характера связи Я с надпсихическим миром; б) понимание природы сущности, ее другости по отношению к природе субличностей и ее места в структуре психики.

Ракурс и язык осознанности

Слово «сознание» используют в двух значениях. Первое — часть психики, которая осознается или может быть осознана. Второе — психический процесс осознания: освещения части психики и восприятия внутренним глазом увиденного в свете осознания.

Значительную часть истории научной психологии слова «сознание» и «психика» были синонимами. Это сохранялось во многом и после работ Фрейда — психологи, и особенно, академические, всячески противились признанию того, что психика может быть и бессознательной.

Но, конечно, психика не тождественна сознанию: сознание — это то, как психика переживает, «отражает» себя, результат одного из психических действий, а именно действия восприятия себя. Так в психологию вошло понятие бессознательного.

По понятным причинам бессознательное изучено гораздо меньше, чем сознание, и здесь нас ждут многие открытия.

Но возможно самая важная точка роста при взгляде на психическое в ракурсе осознанности связана не с бессознательным, а с сознанием, с состояниями сознания. Здесь нам предстоит даже не заметить — не заметить этого нельзя, это само бросается в глаза — а понять важность различия между разными состояниями сознания в их информационной насыщенности, или когнитивной сложности, в общем, в том, как много мира отражает наше зеркало в данный момент.

Различия здесь огромны. Весь мир может сжаться до одной вожделеемой (или до одной ненавистной) вещи, до одного «Хочу!» (или «Ненавижу!!!»). А может включать в себя сложную человеческую ситуацию с множеством составляющих ее вещей и отношений между вещами. А может быть еще сложнее и включать в себя весь мир, хотя, конечно, не во всей полноте отношений между вещами мира.

Таким образом, состояния сознания различаются ёмкостью: высокие и яркие состояния обладают большой ёмкостью: яркий фонарь сознания светит сверху и освещает много психики; а емкость низких состояний мала: подвешенный низко тусклый фонарик выхватывает только крошечный кусочек психики. Так в многомерном, очень-очень много-многомерном пространстве психики появляется одно привилегированное измерение — высота (или яркость) состояния сознания.

Это важнейшая тема — психическое пространство не изотропно, в психике есть верх и низ. Ей посвящена следующая глава.

Понимание этих различий и их роли в психической жизни крайне важно для дальнейшего развития психологии. Но не менее важно и понимание устройства бессознательной психики.

Как я уже говорил, представление о том, что такое сознание, дает метафора оптоволокна, соединяющего Я с фонариком-глазом, освещающим и в то же время смотрящим на психику. Фонарик поднимается и опускается, выхватывая из огромной психики то один фрагмент, то другой (фокусируя внимание то на одном, то на другом). Поднимаясь, фонарик высвечивает своим лучом больше психики, опускаясь — меньше.

Но это не просто освещение. Под влиянием света сознания сама психика может меняться, например, болезненные воспоминания утрачивать свою болезненность. На этом свойстве сознания построена вся психотерапия. Оно же — центральное для понимания сути психического и духовного развития.

В психике есть области, легко доступные оптоволокну-фонарику осознания, а есть и менее доступные. Первые часто называют сознательной психикой или просто сознанием (если смещаются с процессуального на рефлективный ракурс). О вторых говорят как о бессознательном. При этом редко осознают, что бессознательное бывает двух видов: бывает проще (в смысле когнитивной психологии и теории информации — информационно проще), ниже сознания — подсознательным, а бывает и сложнее, выше — надсознательным (или сверхсознательным).

Примеры подсознательного — это регулятивные механизмы психики по отношению к физиологическим функциям тела, например, пищеварению или дыханию. Вообще говоря, опускаясь в подсознание, мы можем открывать внутри себя множество систем управления телом. Но это, с одной стороны, непросто, а с другой — небезопасно: необходимость в этом возникает нечасто. Физиологические системы хорошо работают и без нас, и мы немногим можем улучшить их работу. А вот ухудшить — легко. На этом, биологическом уровне психика не нужна и, собственно говоря, ее здесь еще и нет — есть только биологическая система регуляции-управления, присущая всем живым организмам. Психика появляется выше. Граница между биологическим и психическим нечеткая, размытая. Но условно ее можно провести между врожденными («безусловными») рефлексами и сформированными («условными»).

Далее эту линию усложнения продолжают навыки и поведенческие стереотипы — всё то, что человек, научившись этому, затем делает автоматически, не отдавая себе отчета. И наконец, последняя группа подсознательных образований — это вытесненные из сознания психические травмы — комплексы. Именно они являются тем, с чем борются психотерапевты, так как именно незалеченные травмы ответственны за психическое неблагополучие.

Но главные точки роста при взгляде на психику в ракурсе осознанности связаны с изучением не подсознания, а сверхсознания — той области психики, куда у обычного человека сознание никогда не поднимается, потому что оно не может стать настолько емким, чтобы вместить содержание сверхсознательного.

Здесь исследователю предстоит открыть и изучить два канала, проявляющих себя в хорошо известных, но никак не изученных явлениях — вдохновении и совести. Здесь же находится идея человека — программа его жизни, определяющая судьбу. Отсюда спускается вниз световод Я — центра психической субъектности и субъекта сознания. И здесь же присутствуют коллективные души тех социальных общностей, к которым принадлежит индивид — прежде всего, народов, но и человечества в целом, и сравнительно небольших социальных групп, таких как классы или партии.

Изучение коллективных душ позволяет открыть процесс их трансформации в культурную часть осознаваемой психики — часть, оформленную культурой, носителем которой является человек. Это отпечаток культуры (в самом широком понимании слова) включает язык, стилистические особенности поведения, мышления, стереотипов реагирования и т.д..

Глава 7. Вверх и вниз по психике (из «Света Жизни»)

Светящаяся паутина

Образ мира в психике человека — это сеть идей. Нити в этой сети горят, как нити в лампе накаливания, как горит в августовском солнце паутина. Освещает свою паутину человек сознанием. Все мысли человека о мире, все чувства, все осознаваемые дела, намерения и планы, воспоминания и предчувствия — все это нити, горящие в свете сознания. Яркость состояния сознания — это суммарный свет нитей в человеке-лампе. Формально это можно выразить так: яркость состояния сознания определяется его сложностью — количеством осознаваемых связей. В ярких состояниях человек воспринимает мир большим и сложным, в тусклых — маленьким и простым. Но обо всем этом нужно говорить подробно.

Чтобы просто обозначить проблему, представим такой квартет.

Разноцветные люди

Четыре человека. Первого, карлика, зовут Черный, второго, повыше, но все равно коротышку, — Синий, третьего, среднего роста, — Зеленый, а четвертого, самого высокого, — Желтый.

Черный — почти животное. Если он не лежит, как в коме, то месит глину или таскает тяжести. Весь его мир — он сам. Его главные враги — голод и холод. Изредка его трясет страх или он впадает в ярость. Но обычно он просто делает то, что велят. И верит всему, что слышит, например, что бог живет в церкви. Развлечения ему неизвестны. От Черного не исходит никакого свечения — его аура черна.

Синий — «кухарка»: убирает, стирает, готовит. Может написать поздравительную открытку. Все, к чему он стремится, — это благополучие его семьи. Заботится только о сегодняшнем дне. Обидчив, ревнив. Делает что принято; думает как научили, например что бог правит миром и наказывает за грехи. К новому относится и подозрительно (например, верит в теории заговоров), и сверхдоверчиво. Совсем не критичен. Любит футбол, триллеры, мыльные оперы. Его мечты — что-нибудь купить. Его игра — подкидной дурак. Свечение Синего — небо в глубокие сумерки.

Зеленый — служащий, обыватель. Звезд с неба не хватает, но работу свою знает. Его мир ограничен людьми, с которыми он знаком лично. Он понимает, что делает и почему. Строит планы на несколько лет и добивается намеченного. Любит и помечтать. Не прочь соригинальничать, только у него это плохо получается. Его кругозор за рамками профессии — из популярных брошюр. На слово верит редко — сравнивает услышанное с тем, что знает, оценивает авторитетность источника. Способен на нежность, сочувствие… Любит красивые вещи. Еще любит ток-шоу, познавательные передачи, всякие дискавери, добротные однодневные фильмы. Играет в покер. Свечение Зеленого — свет керосиновой лампы под абажуром цвета еловой хвои.

Желтый — высокий профессионал, мастер. Он решает крупные задачи, руководит большими коллективами. Работает уже не для знакомых, а для людей вообще — соотечественников, коллег… Планирует на десятилетия. У него сильная интуиция. Из игр его — игра на бирже. Знает свои недостатки. Житейски мудр. Знаком с последними научными достижениями. В прочитанном пытается понять, что имел в виду автор. Иногда яркое воображение уносит его далеко от земных реалий. Знает и светлую печаль, и грустную иронию, видит красоту обыденного — дерева, поля… Любит Гоголя, Моцарта. Читает Гегеля. Свечение Желтого — свет электрической лампочки.

Таких людей: Черного, Синего, Зеленого и Желтого — нет. В том смысле, что никто не светит постоянно, двадцать четыре часа в сутки одним цветом, не важно каким — черным, синим, зеленым или желтым. Каждый человек часть своей жизни похож на Черного, а часть — на Синего. Многие бывают похожи и на Зеленого, а некоторые — и на Желтого. Когда человек спит и не видит снов, он черный; когда ест — чаще всего синий; болтает с приятелем — зеленый; когда его озаряет — желтый. Люди все время меняют свои цвета, и у каждого свой спектр. Конечно, кроме чистых цветов в этом спектре есть и полутона — человек бывает и черно-синим, и бирюзовым — зелено-синим, и изумрудным — сине-зеленым, и лимонно-желтым… Жизнь — это непрерывная смена одних состояний сознания другими.

Шкала яркости-высоты состояний сознания

В «Свете Жизни» я ввел шкалу яркости — от 0 до 100 люм (люм — единица измерения психической яркости). На этой шкале участок Черного, или «черные» состояния, — от 0 (черный) до 10; участок Синего, «синие» состояния, — от 10 (черно-синий) до 30 (сине-зеленый); Зеленого — от 30 до 50 (зелено-желтый); Желтого — от 50 до 70 (желто-оранжевый. Чистым цветам соответствуют: 20 люм — синему, 40 — зеленому, 60 — желтому.

Таблицы яркости состояний сознания

Прослеживать изменения яркости состояний сознания можно по нескольким измерениям. В «Свете жизни» 10 таких измерений разбиты на 3 группы.

Динамика — как растет яркость состояний сознания от полузвериной примитивности к нашим потолкам — представлена в таблицах 1—3. В каждой таблице семь строк: группы состояний яркостью меньше 10 люм (состояния-0), группы состояний яркостью 10—19 люм (состояния-1) и так далее — до состояний-6 (60—69 люм).

Так как более яркие состояния соответствуют более высоким местам на социальной лестнице, для состояний 0–6 можно предложить в качестве псевдонимов не только цветовые названия, но и названия разных ступеней военной, научной или какой-либо еще иерархии.

Состояния-0: новобранец, детсадовец (5 лет), неквалифицированный рабочий, дворник.

Состояния-1: рядовой обученный, третьеклассник (10 лет), квалифицированный рабочий-станочник, дворовый.