Бесплатный фрагмент - Второй шанс

Мы начинаем бой

Сегодняшний улов не радовал. Да и уловом эту мелочь назвать нельзя. Погода весь день стояла отвратительная, моросил мерзкий нудный дождь, и хмурые редкие прохожие, спеша по своим делам, в упор не замечали убогого безногого нищего в видавшем виды кресле-каталке, одиноко мокнущего под дырявым жестяным навесом у газетного киоска. Приехавший за мной, Вован брезгливо заглянул мою в баночку для подаяний, высыпал всё себе в барсетку и, матерясь, закатил меня в фургон Газели. Верёва был уже там.

— Что, тоже ничего? — проскрипел он надсаженным горлом, прикладываясь к мутной от древности пластиковой бутылке.

— Дай хлебнуть, — протянул я руку. — В горле першит.

— Держи.

Я приложился к горлышку и сделал глоток. Вода была слегка затхлой, тёплой и противной.

— Из лужи набирал, что ли? — вернул я ему бутылку.

— Нет. Я, что, совсем конченый, что ли? Из бочки, что под водосточной трубой. Хлещет, как из крана.

— Невелика разница.

— Много ты понимаешь! Дождевая вода самая полезная. Говорят, ею, даже, от рака лечат.

— Ага, от рака! Некоторые и мочу пьют.

— А ты, Стаф, не смейся! Это, между прочим, уринотерапией называется. Наука!

— Нашёл науку! Грамотей!

— А то! — Верёва приосанился и выпятил вперёд подбородок, заросший неряшливой клочковатой бородёнкой. — Я интеллигентный человек. У меня, между прочим, незаконченное высшее образование.

Я посмотрел на товарища и усмехнулся. Как бы он ни пыжился, а интеллигент из него ещё тот. Зато, на потёртой афганке красуется медаль «За отвагу». Между прочим, родная, заслуженная. Это не мои левые «За 10 лет безупречной службы» и «70 лет Советской армии», висящие так, для проформы, чтобы лучше подавали. Не то, чтобы я воевал хуже. Скорее, у меня в части штабники были пожаднее. Всё себе, да корешам своим наградные листы выписывали. А мы — так, быдло бессловесное, которое под пули гнать не жалко.

Газель остановилась возле гастронома, и в салон, стуча костылями, тяжело взобрался Гаркуша. Мы вопросительно уставились на него, но он отрицательно покачал головой. Тоже никакого улова. А он — самый удачливый из нас. С его вечно несчастной рожей, ему подают всегда больше всех. Ну и погодка! Всем подгадила. Гаркуша уселся на лавку, тянущуюся вдоль борта, и поморщился, массируя культю.

— Вот, гадина! — проговорил он сквозь зубы. — Сколько лет прошло, а, до сих пор, на погоду ноет.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Мои не ноют.

— Это, кому, как, — философски заметил Верёва. — Я, например, свою руку до сих пор чувствую. То болит, то чешется. Хотя, чему там чесаться?

Верёве в Афгане правую руку по самое плечо оторвало. Как кровью не истёк ещё? Говорит, что повезло. Мне, вон, ноги миной оттяпало по самые колени, и то, еле в госпиталь успели доставить. Хотя, мне всё чаще кажется, что, лучше бы не успели. Привезли бы домой в запаянном цинке, похоронили бы, и не было бы всех этих лет беспомощности, унижений и падения в неотвратимую пропасть пьянства. Остался бы в памяти родных и близких молодым и красивым героем-афганцем, а не безногим бомжом, пропившим всё, от семьи до квартиры. Да и Верёве, лучше бы, погибнуть в расцвете сил и лет, чем влачить такое жалкое существование. Только, он по жизни оптимист, поэтому, вряд ли с этим согласится.

Газель колесила по району и, по мере движения, наш фургон заполнялся все больше. Вован не церемонился и, чтобы не делать лишнего рейса, набивал салон до отказа. Ну и ладно, лишь бы быстрее попасть в шалман. За день продрогли все, а там — тёплое помещение, горячая пища и водка. Палёнка, правда, ещё та, но я привык уже. Даже, забыл уже, какая она, настоящая, на вкус. Другие, тоже, не привередничали. Пили все за милую душу и не морщились. И, хоть бы кто траванулся. Смотрящие, конечно, такую бурду не употребляют. У них, если водка, то фирменная. А то и вискарь с коньяком. Тоже не палёные. Ну, им положено. Они начальство, как-никак.

В гробу я видел такое начальство! Захребетники. На нас наживаются. Смотрящих, у нас, четверо. Вован, Гробик, Амбал и Зубило. Обычные братки, которые в девяностых пальцы ломали и утюги на животы ставили, а, сейчас, перекрасились и стали заниматься более респектабельным бизнесом. То есть, нищих крышевать. А, что, дело не пыльное. С утра людей развести и расставить по точкам, в течение дня кататься по городу, присматривая за тем, чтобы нас никто не обижал, а вечером забрать нас и собрать дневную выручку. Для удобства нас всех, даже, поселили вместе. Длинный дощатый, насквозь щелястый барак с трубами голландских печей в углах комнат, до отказа забитых топчанами, на которых мы спим. Для колясочников, правда, комнаты попросторнее. Но, это не из соображений гуманизма, а, для того, чтобы мы к своему топчану подъехать могли. В самом деле, не смотрящим же нас таскать!

А нам и деваться некуда. Были бы ноги, сам бы прокормился. Бутылки бы собирал, банки из-под пива. Говорят, их принимают. Да и в подвалах жить можно. Зимой — тепло, летом — прохладно. Живут же другие. А без ног никуда. Когда-то я наивный был. Пробовал возле церкви побираться. Вот, только, мне быстро объяснили, что в этом бизнесе на себя никто не работает. Все под кем-то ходят. Спасибо, что кости не переломали. Зато, в шалман пристроили. Теперь я в тепле и с гарантированным куском хлеба. Правда, бьют, если мало соберу. Но, к этому можно привыкнуть. Сегодня, надеюсь, бить не буду. Судя по унылым рожам, никто план не выполнил. Не всех же наказывать!

Наконец, Газель остановилась возле шалмана, огороженного ветхим покосившимся штакетником. Приехали. Толпа в салоне оживилась в предвкушении отдыха и загомонила. Все, кто мог ходить, выгрузились наружу сами, а меня и ещё двоих колясочников Вован выкатил и махнул рукой, типа, дальше сами. Я заехал в свою комнату, в которой, кроме меня, жило ещё пять человек и, достав свои миску, кружку и ложку, отправился вслед за остальными в общую столовую.

А там, уже, вовсю шла раздача пищи. Оно и верно. Пока я со своей каталкой развернусь туда-сюда, ходячие доходяги уже штурмуют стол, за которым Гробик, орудуя здоровенным половником, разливает из большой алюминиевой кастрюли баланду в подставленную посуду. Жиденький чай из титана каждый наливал себе самостоятельно и тут же спешил к дощатым столам, чтобы насытиться после длинного рабочего дня. Я, тоже, дождавшись своей очереди, получил свою порцию, поставил миску на колени и подкатил к, уже начавшему питаться, Верёве.

— Присмотри за баландой, — попросил я его. — За чаем скатаюсь.

— Угу, — не отрываясь от еды, махнул головой товарищ.

Очередь к титану была небольшой, всего два человека, поэтому долго ждать не пришлось. Наконец, я вернулся к столу и активно заработал ложкой. Баланда была так себе. Жижа на куриных бульонных кубиках с разваренной перловкой и небольшим количеством рыбных консервов. Но, как говорится, спасибо и на этом. Зато, регулярно, два раза в день, утром и вечером. Верёва уже поел и, отодвинув пустую миску, принялся за чай. Народ, в большинстве своём, тоже успел справиться со своей порцией, и, сейчас, с надеждой поглядывал на дверь. Две спитые, одутловатые бабёнки сцепились между собой, и, ещё долго, визгливо поливали друг друга последними словами. Появившегося со стопкой из трёх картонных коробок с водкой в руках Зубилу встретили с воодушевлением. Бабы, тоже, перестали выяснять отношения и притихли, с вожделением взирая на смотрящего. Крупный, мускулистый Зубило прошёлся вдоль столов, выставляя бутылки с мутной жидкостью, заткнутые пробкой из свёрнутой газеты и, повернувшись, подошёл к столу раздачи.

— Не много ли? — проворчал Гробик, брезгливо глядя, как народ радостно разливает водку по кружкам. — Они, сегодня, и на половину не заработали.

— В самый раз, — Зубило бросил опустевшие коробки в угол. — Погода мерзкая. Не хватало, ещё, чтобы они все завтра с простудой свалились.

— Да, если и свалятся. Тебе, что, этих бомжей жалко, что ли?

— Если сдохнут, ты будешь вместо них милостыню просить?

— Да что с ними сделается? Их никакая холера не берёт. Вон, спирт бадяжный хлещут, и, хоть бы что. Ты бы от одной рюмки загнулся.

— Нет. Пусть пьют. Завтра все должны на своих местах стоять и милостыню просить. Спирт, всё равно, Вован за копейки китайский берёт, а у нас, в последнее время народу больше убывает, чем прибывает. Четверо за эту неделю от старости померли, двоих на улице какие-то отморозки забили, а ещё трое, вообще, сбежали. Как в воду канули. А пополнение — всего двое. А прошлая неделя? Так, скоро, совсем без работников останемся.

— Что, в городе бомжи кончились?

— Ты, Гробик, здесь на хозяйстве сидишь, и не знаешь, что и как. Нам не каждый бомж подойдёт.

— Фейс контроль?

— Не смейся. Бомжи, как ни странно, народ свободолюбивый. Им милее грязный угол в подвале, чем мягкая кровать, но жизнь по определённым правилам. Они, даже, в ночлежках не задерживаются. Так, помоются, поедят, и, опять, на вольные хлеба. И у нас они только и будут думать, как сбежать. И нам придётся усилить охрану, постоянно контролировать их на точках, а, потом, высунув язык, бегать по городу, постоянно разыскивая сбежавших и возвращая обратно. И, пока мы будем искать одного, сбегут двое. Нам это надо? Поэтому, мы и берём калек всяких, которые на вольных хлебах не выживут и прекрасно это понимают.

— Ладно. Пускай бухают. Где наши?

— Вован выручку бригадиру повёз, а Амбал в комнате зависает. Ждёт.

— Чего?

— Вован на обратном пути обещал вискаря привезти.

— А, что, водка кончилась?

— Нет. Финляндии ещё бутылок пять.

— И, нахрена, тогда, вискарь этот? Как вы, вообще, его пьёте? Самогон галимый!

— Не знаю. Мне нравится.

— Ладно, пошли, тоже, отдыхать. Тут, всё, вроде. Рыло!

— Ну? — поднялся из-за дальнего стола бугай с сальной шевелюрой и родимым пятном на половину лица.

— Чтобы порядок навели. И, если буровить будут, бухла не дам больше.

— Сделаю. Пескарь, Хромой, дежурные по столовой.

— А чё Пескарь, сразу? — возмутился плюгавенький мужичок с жидкой козлиной бородёнкой.

— Потому что я так сказал!

Если бы действие происходило в сороковых годах, в каком-то из немецких концлагерей, то Рыло вполне можно было бы назвать капо. Были, тогда, такие. С администрацией сотрудничали и за это находились на привилегированном положении. Но, мы не в сороковых, и не в концлагере, поэтому, Рыло у нас, просто, старший. Что, впрочем, его привилегированного положения не отменяет.

— Слыхал? — Верёва выбил из помятой пачки «Полёт» сигарету, сунул её в рот и чиркнул одноразовой зажигалкой. — Переживают.

— За что? — я допил остатки чая и налил себе в кружку водку. — За порядок, что ли?

— Нет, за нас. Вон, как сокрушаются, что нас меньше становится.

— За выручку они переживают! Сейчас, Вован, наверное, от бригадира такой втык получает, что план сегодня не выполнен. Это, их бизнес, между прочим.

— А ты, Стаф, обратил внимание, кто пропал?

— Абрек, Сёма и Грешник.

— Ничего странного не заметил?

— Ну, Грешник не мог сбежать. Он же после инсульта на всю правую сторону парализован. Но, он исчез. Как?

— А, ещё?

— Не знаю.

— Все трое — ветераны. Повоевали ребята, как и мы с тобой.

— Точно! Сёма — афганец. А Грешник с Абреком — первая чеченская. И, что?

— Не знаю. Но, в прошлом месяце, тоже, именно, вояки пропали. Помнишь, Айдар — Югославия, Курок и Серёга — Чечня, Зураб — Афган.

— Совпадение.

— Или, нет?

— Кому-то мы понадобились, вдруг? Но, зачем? Что мы можем, доходяги каличные?

— Поживём — увидим. Но, чувствую, что ответ на этот вопрос мы скоро узнаем.

— Не думаю, что это нас порадует. Вряд ли для чего-то хорошего кому-то понадобились бывшие вояки. Нас, уже, даже на органы не пустишь.

Давно была выпита вся водка, и последние алкаши расползлись по топчанам, чтобы провалиться в тяжёлый хмельной сон без сновидений. А мне никак не получалось уснуть. Я лежал на спине и бездумно смотрел вверх, туда, где в темноте не было видно потолка. Разговор с Верёвой никак не шёл из головы, и я всё пытался понять, что стоит за исчезновением парней. Вот, оно мне надо? Злился на себя, но ничего не мог поделать. Слишком странно всё это было. И, почему я никогда не рассматривал этот вопрос с такой стороны? До этого, как-то равнодушно воспринималась новость о том, что кто-то, вдруг, пропал. Мало ли? Ушли куда-то. В этот шалман попасть было сравнительно просто. Но выйти отсюда — нереально. Вован со товарищи всё равно отыщет и назад вернёт. А эти смогли. Так и не нашли их.

Или, кто-то им помог? Скорее всего. Без чужой помощи такое провернуть невозможно. Но, зачем? Что можно взять с опустившегося на самое дно бомжа? Тем более, с такого, как Грешник, пускающий слюни, со скрюченной правой рукой, и волочащий почти непослушную ногу? До этого, я воспринимал свою жизнь, как что-то само собой разумеющееся. Но, сейчас, всё убожество моего существования предстало передо мной во всей красе. И мне, вдруг, стало нестерпимо стыдно и больно. Действительно, лучше бы я погиб там, в Афгане. Неожиданно, я поймал себя на том, что бездумно пялюсь на какое-то свечение в дальнем углу.

Свечение становилось всё ярче, освещая комнату так, как обычно бывает при полнолунии. В самой середине, вдруг, появилось тёмное пятно, которое, разрастаясь, стало превращаться в силуэт человека. Я икнул от испуга, мимоходом подумав, что палёная водка до добра не доводит, и начал усиленно моргать, пытаясь прогнать наваждение. Наваждение, однако, никуда не пропало, а, приобретя объёмную форму, шагнуло в комнату и направилось прямиком ко мне. А, вот, тут меня реально проняло. За свою жизнь бояться мне часто приходилось. И, казалось, что испугать меня не так и просто. Но, в этот момент, каждая волосинка на моём теле встала дыбом.

И, хоть бы кто проснулся! Храпят, как ни в чём не бывало. Никакой бдительности. Так и передушить всех — раз плюнуть. Или, выпить всю жизненную силу. Не знаю, что там призраки делают с живыми людьми. Что-то мне в голову всякая ерунда лезет. От страха, наверное. Это со мной бывает. Помню, когда нас в Афгане миномётным огнём накрыло, я лежал и, рассматривая подошву ботинок Серёги, лежавшего передо мной, и думал о том, что ему давно нужно каблуки подбить. Тут, взрывы, осколки с визгом разлетаются, дышать от пыли и пороховой гари нечем, а я о каблуках озаботился.

Силуэт подошёл к моему топчану и присел с краю, от чего доски неприятно скрипнули. Получается, он вполне осязаем, раз вес имеет. И, вес немаленький. Минимум, как у взрослого мужика. Я, даже, дышать перестал. Пытался вспомнить «Отче наш», но, кроме «Иже еси на небеси» ничего в голову не лезло. Голова, вообще, была пустой, словно воздушный шарик. Только и мог, что беззвучно разевать рот, словно рыба, и хлопать глазами. Силуэт наклонился ко мне так, чтобы я смог рассмотреть его лицо, и я для себя решил, что моя крыша съехала окончательно и бесповоротно. Передо мной, улыбаясь белоснежной улыбкой, сидел Грешник собственной персоной.

Были бы у меня ноги, я бы их опять на отсечение отдал, что ещё совсем недавно, он щеголял гнилыми жёлтыми пеньками, криво торчащими из воспалённых дёсен а, сейчас, ровные белоснежные зубы и идеальный прикус. Не говоря уже о том, что Грешник не был парализован. Не иначе, галлюцинация. Точно, пора в психбольницу на принудительное лечение электрическим током.

— Что уставился, Стаф? — усмехнулся глюк, явно наслаждаясь моим состоянием. — Не узнал?

— Уззнал, — наконец, вернулась мне способность говорить. — Я, что, с ума сошёл?

— Нет. Всё нормально. Ты в трезвом уме. Относительно, конечно, учитывая, что вы вечером обязательную дозу пойла приняли. Но, я тебе не снюсь, не кажусь, и с твоими мозгами всё в порядке.

— Тогда, что ты хочешь? — страх, потихоньку, проходил. — Зачем ходишь по ночам, живых людей пугаешь?

Действительно, если его кто-то убил где-нибудь, пусть бы уже лежал себе тихо и мирно, как приличным покойникам полагается. Чего по ночам бродить?

— Так, ты меня в призраки записал? — развеселился Грешник.

— А куда мне тебя записывать, если ты, сначала, пропал, а, потом, совершенно здоровый из пятна света в углу выходишь? Не в Гуддини, же.

— Живой я. Живой и, как видишь, здоровый. Можешь потрогать.

— Вот ещё! Ты не Христос, а я не Фома неверующий. И ориентация у меня нормальная, чтобы мужиков лапать. Ладно. Верю на слово. Но, что-то, ты слишком здоровенький. Куда твой паралич делся?

— Хочешь, так же?

— Так же, это, как? Если из света появляться, то, мне это неинтересно. И ноги у меня не отрастут. Я не лягушка и не ящерица. От зубов бы, как у тебя, не отказался бы, так, в нашем мире бесплатно ничего не бывает. Чем расплачиваться то?

— Не надоело побираться, на упырей работая?

— А, что делать? Я, больше, ни на что не годен.

— А воевать?

— Мне? С пулемётом на кресле-каталке БТР изображать? Враги, точно, со смеху поумирают.

— Ноги не проблема.

— Не в террористы ли ты меня, мил человек, вербуешь?

— Нет, Стаф. Это, вообще, не в этом мире.

— За границей, что ли?

— Типа того. Нормальных людей от тварей защищать. Как тебе?

— Что-то, на сказку похоже.

— Не веришь?

— Ни капли.

— Почему?

— Ну, во-первых, как ты меня отсюда умыкнуть собираешься? Вы, в своё время, из города слиняли. Оттуда можно, ещё. А здесь, Вован быстро мозги вышибет. И Гробик добавит. Во-вторых, какие из нас вояки? Сам посмотри. Кому мы нужны такие?

— Это не твои проблемы. От тебя требуется, только, предварительное согласие. Кстати, в соседней комнате, сейчас, Зураб с Верёвой на ту же тему трёт.

— Мутишь ты, что-то, Грешник.

— Короче, Стаф, времени у меня мало. Понимаю, что, вот так, с ходу, трудно решиться. Давай, так. Ты подумай, прикинь, что к чему. С Верёвой, тем же, посоветуйся. А, завтра, в это же время, мы за вами придём. Если согласитесь — заберём, если нет — неволить не станем.

Грешник поднялся и лёгкой походочкой, словно и не был никогда парализованным, ушёл в пятно света. Свечение стало уменьшаться, пока совсем не погасло.

С утра Вован развёз нас по точкам. Я сидел у газетного киоска, привычно канючил вслед спешащим мимо прохожим, кланялся на звон упавшей в банку монетки и думал. Что это было ночью? Может, решил бы, что это приснилось, если бы не задумчивый и потерянный вид Верёвы, рассеянно ковыряющего ложкой в миске с баландой. Поговорить с ним не получилось, и я отложил это дело до вечера. А, сейчас, пытался разобраться во всем произошедшем сам. Цветущий вид Грешника, конечно, удивил. Хотя, есть, наверное, клиники, в которых и не таких парализованных на ноги ставят. Медицина, сейчас, ого, как вперёд ушла. Вот, только, стоит такое лечение деньжищ не меряно.

Откуда Грешник столько денег взял? Если, он подпольный миллионер, почему, тогда, побирался, пока не сбежал? Те же зубы, тоже, не бесплатно ему ставили. Стоматологические услуги дорогие, нынче. У Зураба позвоночник осколком перебит был. Он ниже пояса вообще ничего не чувствовал. Там, если, даже, можно что-то сделать, то, это будет, наверное, подороже, чем паралич Грешника. А, он в то же время к Верёве приходил. Приходил! Остальные ребята, если допустить, что они там же, где и эти, тоже, раньше, здоровьем похвастать не могли. Где такие спонсоры водятся, которые на нищих калек тратят свои капиталы?

Даже, если учесть, что лечат не просто так. Тогда, за что? Какие услуги за такое счастье нужно оказать? Грешник про войну упоминал. Типа, за хороших против плохих. И, где-то, за границей. Тоже, куча вопросов, кстати. Что это за война такая? И, кто решил, что эти — хорошие, а те — плохие. Почему не наоборот? Кто знает, может, дашь согласие, и окажешься где-нибудь в Сирии за рулём джихад-мобиля. Там ноги не нужны особо. Всё равно одноразовый. Палкой на педаль газа нажал, поехал и взорвался во славу всевышнего. Что-то, мне такая перспектива не нравится. Хоть и надоело это моё существование хуже горькой редьки, но и умирать, пока, желания нет.

В баночку звякнула ещё одна монета. Я поднял глаза и увидел симпатичную девушку, как раз, закрывающую свою сумочку. Привычно кланяясь в ответ, случайно поймал её, полный брезгливого сочувствия, взгляд и внутренне содрогнулся, представив себя со стороны. До чего я докатился! Сколько мне ещё осталось? Два года? Три? Пять? А, потом, Гробик с Зубилом вытащат моё тело на ближайшую свалку и бросят среди мусорных пакетов и картофельных очисток. Дальше, кто-то наткнётся на него, сообщит, куда следует, и похоронят меня, как неопознанный труп в общей могиле на самом дальнем участке городского кладбища. Все так заканчивают. Наверное, лучше, уж, с Грешником. Там, хоть, шанс есть. Ноги новые, мне, конечно, не пришьют, но, хоть содержание будет достойное. Вон, Грешник, даже, поправился. Свеженький, как огурчик.

День тянулся, словно год, и каждый взгляд случайных прохожих, словно бичом, стегал меня по оголённым нервам. Моё занятие, вдруг, стало мне противным и постыдным, и я понял, что это мой последний день в таком качестве. Хоть в джихад-мобиль, только не на улицу с протянутой рукой. Еле дождался, когда из-за угла вырулила Газель, и Вован, забрав мою дневную выручку, закатил меня в фургон. Верёва слабо улыбнулся мне, кивнул и задумчиво приложился к пластиковой бутылке с водой. Похоже, для него, тоже, сегодняшний день не прошёл даром. Вон, какой загруженный.

— Позже поговорим, — тихо произнёс он, видя, что я пытаюсь ему что-то сказать.

Вообще-то, он прав. Сейчас, не время для таких разговоров. Лишние уши в виде нескольких наших «коллег», которых забрали с точки раньше меня, не способствовали доверительной беседе. Тут можно, только, о всякой ерунде трепаться. Это, потом, когда, после ужина все разбиваются на группы по интересам и, под бутылку пойла, которое по недоразумению водкой называют, начинают разговаривать за жизнь, тихая беседа двух калек не вызовет подозрений. А поговорить, не терпелось. Еле дождался, когда закончился ужин. Баланда в горло не лезла, чай показался особенно безвкусным, а подсохший хлеб горчил и царапал дёсна. Наконец, когда Зубило, раздав бутылки, удалился вместе с Гробиком, мы налили себе и посмотрели друг другу в глаза.

— Приходили ночью? — спросил меня Верёва.

— Приходили.

— Кто?

— Грешник. А, к тебе — Зураб?

— Да. И, что думаешь?

— Странно всё это.

— Что именно?

— Зураб на своих ногах приходил?

— Да. На чьих же, ещё?

— Он же ниже пояса ничего не чувствовал! Грешник, тоже, здоровый и бодрый. Где же такие чудо-доктора водятся? И, на чьи деньги они лечат? Потом, Грешник сказал, что надо будет воевать. Это, конечно, не проблема, но, на что мы годны? Ты — однорукий, я — безногий.

— Ну, их же, вылечили.

— А тебе, типа, новую руку пришьют? И мне ноги новые? Будут лучше прежних? Ты, сам-то, веришь в это?

— Такого не бывает.

— Зачем, ему, тогда, такие солдаты?

— Так, что? Отказываемся?

— Не знаю, как ты, а я соглашусь.

— Не понял. Ты же сказал, что странно всё.

— Странно, но, думаю, хуже не будет. Сегодня я на себя, как со стороны посмотрел, и понял, что скатился на самое дно. Стыдно стало, хоть стреляйся.

— Я тоже так думаю. Значит, соглашаемся?

— Соглашаемся.

Не зря говорят, что хуже всего ждать и догонять. Все давно уснули, а я весь извертелся, дожидаясь свечения в углу. То и дело закрадывалась предательская мыслишка, что Грешник не придёт и всё напрасно. Даже, обидно было. Как ни странно, последние сомнения уже улетучились, и мне не терпелось встретиться с неизвестным, может и пугающим, но новым отрезком своей жизни. Может, он и будет коротким, как пламя зажжённой спички, но, надеюсь, что это будет что-то новое, не такое постыдное, как сейчас. И, тем не менее, угол осветился неожиданно, когда я отвлёкся на какой-то звук за окном. Грешник проявился, вышел в комнату и подошёл ко мне. На этот раз присаживаться он не стал, а, просто наклонился и посмотрел мне в глаза.

— Ну? — поинтересовался он. — Твоё решение?

— Да, — коротко ответил я.

— Вот и отлично. Влезай в свою каталку, и вперёд.

Спал я, как и другие, одетым, поэтому, много времени сесть, передвинуться к краю топчана и, отжавшись на руках, перемахнуть на сиденье, не заняло.

— Узнаю армейскую выучку, — засмеялся Грешник, взявшись за ручки кресла. — Поехали.

— Тише ты! — шикнул я. — Что гогочешь, как ненормальный. Всех перебудишь.

— Пока я тут, никто не проснётся, не бойся. Глаза закрой, а то, по первому разу неприятно переходить.

При приближении к свету, и вправду, глаза начало резать, и я послушно сомкнул веки. Внезапно, возникло ощущение, что я резко провалился в пропасть, в животе ухнуло, и желудок подскочил к самому горлу. Впрочем, неприятное ощущение быстро прошло. Я открыл глаза и присвистнул от удивления. Мы находились в самом центре большого круглого зала, от пола до потолка отделанного каким-то белым глянцевым материалом, а над головой висела крупноячеистая овальная решётка, в которой, время от времени, потрескивали электрические заряды. Рядом со мной стоял Зураб, придерживая под локоток обалдевшего Верёву, а, неподалёку, с интересом смотрела на нас группка людей в серых комбинезонах. Только сейчас, я обратил внимание, что Грешник был в такой же одежде. Да и Зураб, тоже. Видимо, это у них что-то вроде униформы.

— Превосходно! — отделился от группы невысокий мужичок средних лет, пухленький и живой, словно шарик ртути. — Оба согласились?

— Как видишь, — Грешник похлопал ладонью по ручке моего кресла.

— Хорошо, хорошо, — мужичок по-хозяйски осмотрел нас, пощупал культю Верёвы, потом, мои обрубки, и довольно потёр руки. — Отличный материал. Нужно, ещё, осмотреть места ампутации, но, думаю, ничего там страшного не будет. Давайте обоих в медблок вашей базы.

Вся группа, словно дожидаясь только этих слов, набросилась на нас с Верёвой и потащила куда-то в сторону открывшейся в стене двери.

— Погодите! — возмутился я, уже, в спину удаляющемуся мужичку. — Что может быть страшного? О чём это он? И, вообще, мы где?

— Всё объясню, Стаф, не волнуйся, — Грешник шёл рядом, придерживая меня за плечо.

— Такое впечатление, что меня сюда на опыты привезли, — ворчал я.

— У меня, тоже, такое было, когда я попал сюда. Но, как видишь, ничего страшного со мной не произошло. Расслабься.

По короткому коридору проскочили в небольшой тамбур, из которого вышли в просторный зал, заставленный непонятными кабинками. Я бы, с уверенностью обозвал их микроавтобусами, будь у них колёса. А так, скорее кабинки-переростки с колеса обозрения. Нас затащили внутрь одной из них. Всё ещё ничего не понимая, я почувствовал, как пол вздрогнул, и кабинка поднялась. А, потом, мы помчались куда-то по туннелям. Всё-таки, транспорт. Наверное, какое-то суперсовременное секретное метро. Странно. В нашем городе никогда метро не было. Или было? Может, мы всю жизнь жили и не знали, что под нами есть особой важности секретный объект?

Кабинка, наконец, замедлила движение и остановилась. И, опять коридор, потом, второй, тамбур и мы попадаем в комнату, заполненную приборами непонятного назначения, возле которых, два человека в таких же серых комбинезонах изучали мерцающую прямо в воздухе синусоиду. О голограммах я слышал и, даже, видел когда-то в фантастических фильмах, но, так, вживую — впервые. Когда мы вошли, они смахнули, тут же растаявшую, синусоиду и засуетились. Один из них, с лохматой рыжей шевелюрой и с непонятным прибором на весь лоб, что-то нажал на подковообразном пульте, и у двух, из множества продолговатых коконов, стоящих вдоль дальней стены, поднялись крышки.

— Милости просим, господа, — предложил нам он. — Вам помочь?

— Что это за новости? — обернулся я к Грешнику. — Сразу в гроб? Может, поговорим, для начала?

— Это не гроб, — возмутился рыжий. — Это медицинская капсула.

— Зачем?

— Для проведения всего комплекса мероприятий.

— Каких ещё мероприятий? — возмутился Верёва.

— Для начала, необходимо определить степень повреждения организма.

— Что тут определять? — изумился я. — И так видно, что ног не хватает.

— Визуально — да. Но все, кто прибывает из вашего мира, страдают сильнейшими расстройствами в работе жизненно важных органов. Тяжелейшая интоксикация — в первую очередь. Потом — устанавливаем степень поражения организма и определяем схему лечения. Ну и, само лечение, естественно.

— Короче, будешь, как новенький, — ободряюще подмигнул мне Грешник. — Полезай в капсулу.

— Э-э, нет! — я протестующе выставил перед собой руки. — Пока мне не объяснят, где мы находимся, как сюда попали за такой короткий сорок, и для чего мы тут, никаких медицинских модулей! Я правильно говорю, Верёва?

— Точно так, — кивнул головой мой товарищ.

— Поверь, Стаф, лучше я всё объясню тебе после медицинских процедур.

— Почему? — что-то, всё происходящее стало меня напрягать. — Я, конечно, даже на джихад-мобиль был согласен, но не лабораторной, же, мышью!

— Потому что, когда ты оценишь результаты местной медицины, разговор получится более предметным. Ну, не капризничай, полезай.

— Пытать не будете? — скорее для проформы поинтересовался я.

— Не будут, — заверил меня Грешник.

Толпящиеся вокруг меня люди в комбинезонах шустро меня раздели, быстро осмотрели культи ног, одобрительно кивнули, разом навалились и, коротко хекнув, подняли с кресла и уложили на узкое длинное ложе. Краем глаза я успел заметить, как голый Верёва неуклюже забирается в соседнюю капсулу. Крышка медленно и неотвратимо, словно надгробная плита, задвинулась, отрезая меня от остального мира. Ощущения, скажу, неприятные. Где-то сбоку что-то зажурчало, и я почувствовал, что в капсулу стала поступать вода.

— Эй! — забился я в панике. — Вы, что, меня утопить захотели? Мы так не договаривались!

Внезапно, накатила слабость, в глазах всё поплыло, и я провалился в непроглядную темноту.

Сознание вернулось резко, рывком, словно я и не отключался. Даже, в ушах ещё стояло журчание наполняющей капсулу воды. Задержав дыхание, я попытался вскочить, ударился головой о крышку и опять упал на своё ложе. Боль в ушибленной макушке отрезвила, и я, уже спокойнее, осмотрелся. Воды не было. В капсуле, вообще, было сухо, и, только, в воздухе витал, какой-то странный, еле уловимый, химический запах. Где-то снаружи, приглушённые стенкой капсулы, послышались голоса, и крышка поднялась, впуская внутрь приглушённый мягкий свет. Потом, наверху показалась голова Грешника.

— Ну, чего разлёгся? — хмыкнул он. — Вылезай.

Да, пора бы уже, пока, опять, топить не стали, как котёнка. Я опёрся о края капсулы и, перемахнув через бортик, приземлился на ноги. Получилось неплохо. Я, даже, немного погордился. Столько лет прошло, а форму не растерял, несмотря на крайне нездоровый образ жизни. Стоп! На ноги? У меня же не было ног! Не веря себе, я посмотрел вниз и увидел вместо своих безобразных культей хорошие такие конечности. Спортивные, с накачанными икрами. Даже, ноготки пострижены. Осталось педикюр навести. Опять мне в голову всякая ерунда лезет! Но, это невозможно! Выходит, меня, всё-таки, утопили, и всё это плод моего умирающего разума. Говорят, такое бывает, когда мозг умирает от кислородного голодания и выдаёт всякие предсмертные картинки.

— Стаф! — окликнул меня Грешник. — Что стоишь, как пыльным мешком прибитый?

— Но, такого не бывает! Не научились ещё конечности выращивать!

Рядом Верёва выдавал многоэтажные маты, сгибая и разгибая новоприобретённую руку. Похоже, он тоже не ожидал такого поворота. Человек шесть во главе с рыжим обступили нас полукругом и посмеивались, глядя на нашу реакцию.

— Не бывает, — согласился рыжий. — И у нас не научились.

— Тогда, что это такое?

— Бионический протез. Полностью заменяет утраченную конечность с сохранением всех тактильных ощущений.

— И, как они отстёгиваются? — нагнулся я, пытаясь рассмотреть место стыка там, где раньше культя заканчивалась.

— Зачем?

— Ну, протезы, обычно, отстёгивают, когда спать, например, ложатся.

— Ах, это? — рыжий рассмеялся, словно видел перед собой дитя несмышленое. — Эти — не отстёгиваются. Они сращены с вашим скелетом и подключены к вашей нервной системе. Относитесь к ним, как к родным. Они, кстати, даже, лучше.

— Чем, интересно?

— Кости из титана позволяют вам прыгать без вреда для себя с десятиметровой высоты. Кстати, для сохранения этой функции, мы, ещё, и позвоночник укрепили вам титановыми нитями. Ну и, как бонус, синтетические мышцы гораздо сильнее и не нуждаются в отдыхе. То есть, бежать вы сможете быстро и долго.

— Это, типа, я киборгом стал? — вспомнился мне американский фильм.

— Что-то, вроде этого.

— А я, типа, своей рукой могу стены ломать? — влез в разговор Верёва, всё ещё любующийся своей конечностью. — Как в кино про суперсолдат!

— Ну, стены ломать я бы поостерёгся, если вы не хотите повредить искусственную плоть, покрывающую кисть. Но силой вы обзавелись, тоже, неординарной.

— И позвоночник укрепили?

— Нет. Не потребовалось.

— А, жаль.

— Зачем вам это?

— Не знаю. На всякий случай.

— А, как это вы так быстро всё нам тут провернули? — вернулась ко мне моя подозрительность. — И, вообще, кто вы такой?

— Ах, да! — рыжий всплеснул руками. — Разрешите представиться. Григорьев Алексей Леонидович. Профессор медицины в области трансплантологии и биомеханики.

— То есть, мы не в Израиле? Или, утечка мозгов?

— Не в Израиле, — откровенно веселился Григорьев. — Никакой утечки мозгов.

— То есть, на Родине? А обещали за кордон.

— Ну, об этом вам ваш товарищ расскажет, — рыжий кивнул на Грешника. — Его специально к вам приставили, чтобы ввести в курс дела.

— Вы ещё на один вопрос не ответили.

— На какой?

— Как вы так быстро нас переделали?

— Ну, не думаю, что четыре дня, это быстро?

— Четыре дня? — это мы хором с Верёвой спросили.

— Да. Вы, одевайтесь, пока. Вон, ваши комбинезоны лежат. Так, вот, поначалу, нам пришлось основательно почистить ваш организм. Потом, занялись протезами и, попутно, понадобилось серьёзно заняться вашими внутренними органами. Там всё, и желудок, и почки, и печень, и сердце, да, всё, короче, в крайне плачевном состоянии. Как вы ещё живыми были с такими поражениями? Но, сейчас, всё в порядке. Организмы, как у младенцев.

— А топить зачем надо было?

— Топить?

— Ну, я, прежде, чем вырубиться, слышал, как в капсулу вода заливается.

— Так, это не вода. Раствор специальный. Создаёт внутри капсулы нулевую гравитацию, играет роль сплошного датчика на теле и способствует ускоренной регенерации организма. Всё, хватит лекций. Грешник, забирайте своих друзей и ведите к себе. У меня ещё дел полно.

Комната, в которую нас привёл Грешник, была большой, но, достаточно уютной. Единственно, окна отсутствовали, как класс. Хотя, после своего побега из шалмана, я их, тут, вообще не видел. Развешенные по стенам кремового оттенка эстампы, пушистый ковёр на полу цвета морёного дерева, диванчики, кресла, журнальные столики, расставленные группками, стойка бара и полки за ней, уставленные разнокалиберными бутылками. И, судя по всему, не пустыми. Внезапно, я поймал себя на том, что воспринимаю такое количество явно элитного алкоголя вполне спокойно.

— Не удивляйся, — заметил мою реакцию Грешник. — Вас, попутно, ещё и от алкоголизма вылечили.

— И, что? — излечиться совершенно, почему-то, не хотелось. Должны же быть в жизни маленькие радости? — Теперь, ни капли?

— Почему? — Грешник плюхнулся на диван. — Наливай, да пей. Только большой потребности ты, уже, не будешь испытывать. Так, немного, для поднятия настроения.

— Круто! — Верёва прошёл за стойку и, выбрав пузатую бутылку, набулькал из неё себе в бокал. — Хенесси. Давно хотел попробовать.

В принципе, тут, очень, даже, неплохо. Самое главное, приятно опять чувствовать себя человеком, а не отбросом общества, на которого люди смотрят с брезгливостью.

— Что за пойло? — я, даже, на расстоянии почувствовал приятный аромат.

— Пойло! — Верёва взобрался с ногами в кресло и сделал глоток. — Ты выражения выбирай! Это коньяк французский!

— Ого! А, ну-ка, что там ещё есть? — я, тоже, подошёл к полкам и принялся разглядывать этикетки. — Вот, это что? Виски? Хочу виски.

Виски оказался не такого божественного вкуса, как я представлял, читая в своё время иностранную беллетристику. Самогон самогоном. Но, чтобы не показаться смешным, я сделал глоток и, со знающим видом кивнул. Типа, оценил.

— Ну, рассказывай, где мы и что от нас нужно? — я повернулся к Грешнику и ещё раз отхлебнул из бокала. Ну и гадость, честно говоря!

— Да ты сядь, не мельтеши, — Грешник похлопал по обивке дивана рядом с собой.

— Я постою, — им не понять, какое это наслаждение, ощущать свои ноги и иметь возможность ходить и, даже, прыгать. — Насидеться, ещё, успею. Ну, я слушаю.

— Как вы думаете, где вы находитесь?

— Как это где? Где-то в России.

— Почти верно.

— Почти?

— Да. Это Россия, но, другая.

— Что ты гонишь? — возмутился Верёва. — Может, хватит мозги пудрить? Говори уже нормально.

— Я и говорю нормально. Это — параллельный мир. Копия нашего с незначительными отличиями.

— Не верится, что-то, — усомнился я.

— Фантастика, — поддержал меня Верёва.

— У меня была точно такая же реакция, — согласился Грешник. — Но, поверьте, это правда. И, более того, сейчас на дворе две тысячи двести восемнадцатый год.

— Это, как? — не понял я. — Мы в будущем?

— Именно.

— Как я понял, с этим будущим что-то не так, — Верёва допил из бокала и опять пошёл к барной стойке. — Иначе, зачем бы мы тут понадобились?

— Ты прав. Жизнь человека двадцать третьего века уже не такая безоблачная, как в двадцать первом.

— Да уж, — проворчал я. — Не слишком безоблачной она была у меня и в нашем времени.

— Это частности. По-крайней мере, тебе не приходилось годами жить под землёй, передвигаясь по поверхности только перебежками.

— Ого! — Верёва, даже, бокал со своим Хенесси в сторону отставил. — А, что случилось? Ядерная война?

— Нет. Инопланетяне.

— Слушай, Грешник, мне кажется, или ты нас, сейчас, разводишь? На ха-ха пробило? Остальные пацаны, небось, сейчас в соседней комнате в щёлочку подсматривают и от смеха давятся?

— Увы. Это правда. А пацаны, сейчас, на полигоне. Скоро придут на обед.

— Что за полигон?

— Нормальный такой тренировочный полигон. Отрабатываем там различные схемы боя, тренируемся. Да, завтра, вы и сами всё увидите.

— Так, — выставил я перед собой ладонь. — Рассказывай по порядку.

— Это я и пытаюсь сделать. Вы же сами мешаете.

— Хорошо. Молчим, как рыба об лёд. Говори.

Они появились тридцать два года назад. Планетарная оборона банально прохлопала вхождение кораблей пришельцев в солнечную систему, и среагировала только тогда, когда они, уже, пересекли орбиту Сатурна и устремились прямиком к Земле. Первоначально, их, вообще, приняли за рой необычно крупных астероидов, настолько мало они походили на звездолёты. Да и, за два с половиной века космической эры землянам ещё никогда не доводилось встречаться с внеземным разумом. Планетарная оборона была рассчитана на предотвращение столкновения Земли с особо крупными небесными телами. Об инопланетном вторжении, тогда, никто, даже, и не думал. Попытки установить с ними связь не увенчались успехом. Корабли хранили мрачное молчание и неуклонно двигались к своей цели. В районе орбиты Марса крейсера планетарной обороны попытались остановить их силой, но были сметены волной плазмы, выпущенной в ответ на ракетный залп.

Огромные, длиной в несколько сотен километров, бесформенные, в уродливых наростах, они вышли на орбиту планеты и выпустили из своих недр армады дисковидных аппаратов до полутора километров в радиусе, которые вошли в плотные слои атмосферы и зависли над самыми крупными городами Земли. Люди выходили на улицу, собирались на площадях и перекрёстках и со страхом смотрели вверх, не понимая, чего ожидать от них. Всё случилось одновременно и быстро. Гравитационные удары из подошв летающих дисков в считанные секунды превратили города в поля мелкого щебня, перемешанного с человеческими останками.

Это была война. Ещё не понимая, что происходит, силы обороны Земной Федерации попытались сбить летающие диски, но все ракеты просто пропадали, не долетая до цели. Разве, только те, что были с ядерными боеголовками, отметились небольшими вспышками, которые тут же были поглощены неизвестным излучением. Даже, радиоактивный фон не повысился. А, потом, дисковидные объекты приземлились и вросли в землю миллионами щупалец разной толщины. Щупальца вибрировали, от чего вся почва вокруг вспучилась, словно морской прибой. Из-за вибрации приблизиться к объектам было невозможно, а боевые флаеры, направленные в эти районы, стали падать на землю по причине необъяснимого отказа работы антигравов.

Спустя месяц вокруг дисков выросли стены высотой до тридцати метров, превратив территории, где они стояли в подобие неприступных крепостей или, как выразился кто-то, в инопланетные базы. За стенами далеко были слышны лязгающие звуки и противное, проникающее прямо в мозг, жужжание. Все войска были брошены на блокировку этих баз, но, кроме бесполезного созерцания неприступных стен издалека, ничего больше сделать не удалось. Неизвестное излучение всё так же поглощало все, выпущенные ракеты, а боевые роботы глохли в полукилометре до цели, так и оставаясь стоять бесполезными островками металла и пластика, потому что вытащить их оттуда не представлялось возможным.

Спустя полгода, когда войска уже расположились довольно комфортно и приготовились зимовать, из-за стен, вдруг, показались прямоугольные платформы, на которых громоздилось что-то футуристическое, и ударили по гарнизонам плазмоидами и чем-то лучевым. Войска бежали, в надежде спастись и, только отдельные подразделения отважились на сопротивление. Впрочем, продержались они не долго. Человек, из вершины эволюционной пирамиды превратился в изгоя, вынужденного прятаться и передвигаться перебежками, постоянно пугливо оглядываясь. С этого момента начался закат человеческой цивилизации. Люди зарывались, как можно глубже под землю, используя старинные бункеры, давно заброшенные шахты и древние заглубленные военные объекты. Благо, пришельцы по каким-то причинам под землю не лезли.

Постепенно, такие поселения разрастались, прирастая новыми выработками и превращаясь в резервации, а люди, не имея возможности перемещаться по воздуху и по земле, научились пробивать подземные ходы на большие расстояния. А поверхность земли заняли пришельцы, создавая всё новые и новые базы. Вокруг этих баз на расстоянии от полутора до ста пятидесяти километров стали вырастать добывающие станции, активно качающие из недр планеты полезные ископаемые. Все достижения науки и военной техники оказались бессильными перед агрессором. Технологически, пришельцы превосходили людей так, как современный человек превосходил средневекового рыцаря. Пытливый человеческий ум, никак не желающий смириться с поражением, искал новые способы борьбы, но всё было тщетно. Отдельные партизанские вылазки, чаще всего, заканчивающиеся гибелью смельчаков, погоды не делали.

И, когда казалось, что гибель цивилизации неминуема, появилась надежда. Как всегда, на помощь пришёл случай. У директора музея военной истории, который эвакуировали на одну из баз, оборудованную в бывшем алмазном карьере на территории Якутии, сдали нервы. Схватив первый попавшийся экспонат, он выскочил из укрытия и стал стрелять по барражировавшей неподалёку платформе. И, на удивление всех, кто бросился спасать профессора, платформа задымила и рухнула, еле перевалив через гребень отвала. Это происшествие наделало много шума.

Сначала, эту базу плотно обложили пришельцы, пытаясь добраться за людей и расквитаться за повреждённую технику. А, потом, подземными тоннелями туда прибыли представители штаба Сопротивления, который был организован сразу после вторжения. Первым делом они хотели выяснить, каким оружием удалось, наконец, сбить платформу. Каково же было их изумление, когда оказалось, что профессор стрелял из автомата АК-74 производства начала двадцать первого века.

Это был шок. Армия Земной Федерации давно перешла на лучевое и импульсное оружие, окончательно позабыв про огнестрельные системы. А тут — такой результат! Главное, появилась возможность противостоять пришельцам! А, значит, впереди забрезжила надежда скинуть однажды ненавистного агрессора. А такая надежда дорогого стоит. Наладить заново производство автоматов и прочего оружия прошлого века, в принципе, никакой сложности не создавало. Технология примитивная. Научить целиться и стрелять — тоже.

Нашлось немало энтузиастов-патриотов, готовых воевать с пришельцами. Но, воевать профессионально — банально не хватало знаний и опыта. Привыкли уже, что роботы и роботизированные системы идут в бой, а человек сидит в укрытии за монитором. Да и последняя война на земле лет сто назад была, после чего и образовалась Земная Федерация. Войска были так, для порядка, ну, или по традиции, выполняя, по сути, чисто церемониальные функции. Поэтому, подразделения добровольцев с Калашниковыми наперевес несли огромные потери, только случайно нанося небольшой ущерб противнику.

Штаб Сопротивления сделал запрос в институт истории и археологии. Требовалось найти методические пособия и учебники по тактике и стратегии, выпущенные в период двадцатого — двадцать первого века. И, вот там, в институте, начальнику кафедры практических исследований, пришла в голову гениальная идея задействовать межпространственный перфоратор, при помощи которого историки проверяли спорные моменты в прошлом, или дополняли общую картину истории человечества. Правда, перфоратор работал только в отношении параллельной реальности, но исторические потоки обоих измерений в целом совпадали. Отдельные нюансы — не в счёт.

Начальник кафедры предложил переместить из параллельной реальности двадцатого — двадцать первого века специалистов, разбирающихся в военном деле и умеющих воевать. Правда, существовала одна проблема. Учёные никогда не воздействовали физически на параллельную реальность. Не привозили оттуда образцы и, тем более, никогда не забирали оттуда людей. Как это отзовётся на состояние всего пространственно-временного континуума — никто не знал. Поэтому, решили поискать таких людей среди тех, кто находится на самом дне жизни. Там их называли людьми без определённого места жительства. Или, проще: бомжи.

Исчезновение из реальности людей этой категории сводит реакцию на пространственно-временной континуум почти к нулю, так как никакого влияния на исторический процесс такие индивидуумы оказать, вряд ли, могли. А то, что у них, практически, напрочь изношенный организм, не беда. Уровень медицины позволял восстановить их со стопроцентной гарантией. Заброшенный в начало двадцать первого века агент долго ходил по улицам города, заглядывая в подворотни и подвалы, пока, в надземном переходе не наткнулся на одноногого инвалида с медалью на пиджаке, играющего на гармошке.

Инвалид оказался не военным и, даже, не был инвалидом а, просто, умело подгибал ногу, выставляя напоказ фальшивую культю, сделанную из засунутого в штанину свёрнутого в рулон одеяла. Но, за бутылку, он подсказал, где найти настоящего афганца, окончательно спившегося и утратившего человеческий облик. Его, правда, выдернули из реальности без согласия. Впрочем, когда он вылез из медицинской капсулы живым и здоровым, был совершенно не в претензии. Дальше, уже, он помогал отыскивать ветеранов, бомжующих и побирающихся на улицах. Постепенно, собрался неплохой отряд численностью до восьми отделений. Во взвода и роты решили, пока, не объединять, так как на этом этапе все действия производились, в основном малыми группами. Как раз отделение. А, сейчас, и мы с Верёвой влились в эту, как шутливо назвал Грешник, ЧВК.

Наш отряд обосновался в двух помещениях казарменного типа, санитарным блоком, столовой, кают-компанией, где мы, как раз, и пили коньяк с виски, и ещё несколькими помещениями, куда мы не заглянули. Мужики пришли к вечеру, когда мы, изнывая от безделья, слонялись по базе, не зная, куда приткнуться. Грешник, проведя нам экскурсию, умчался на полигон. Нас, кстати, не взял с собой. Сказал, что сначала с нами должен пообщаться командир отряда.

Ребята ввалились в казарму шумной толпой, разгорячённые и шумные. Старые знакомые по шалману сразу подошли к нам, и мы обнялись. Вот, честно, такое чувство, что мы вместе где-то воевали. Сёма, Грешник, Абрек, Айдар, Курок, Серёга, Зураб — словно мы только вышли из боя и скоро опять в огонь. Как, назад в Афган вернулся. Потом, Айдар повёл нас по коридору и пригласил в неприметную дверь в самом конце. Это был кабинет. Небольшой, такой, в котором только и помещались письменный стол с лежащим на нём ноутбуком и стопкой бумаг с краю, несколько стульев, шкаф и узкая кровать, напоминающая солдатскую. Из-за стола поднялся высокий мужчина средних лет с седым ёжиком волос на голове.

— Ну, молодое пополнение, — развёл он руки в стороны, словно собирался обнять. — Добро пожаловать.

— Не такое уж и молодое, — проворчал Верёва.

— Ладно, не обижайся, — мужчина коротко хохотнул и протянул медаль «За отвагу». — На, кстати, держи. Твоя?

— Моя, — Верёва забрал медаль и спрятал в нагрудный карман комбинезона.

— А тебе, — повернулся мужчина ко мне. — Вернуть?

— Нет, — отмахнулся я. — Это не мои. Левые.

— Ну и ладушки. Познакомимся? Я — бывший майор ГРУ, а, сейчас, командир нашего подразделения Тула.

— Просто Тула? — переспросил я.

— Да. Все имена, звания и прочие заслуги остались там, в той реальности. А здесь мы решили сохранить только наши позывные.

— Логично. Я, тогда, Стаф, а он — Верёва.

— Не в качестве похвальбы, а для того, чтобы вы знали, кто вами командует: вся жизнь в командировках по ближнему и дальнему зарубежью. На Родине ни дня не служил. С этим ясно?

— Ясно.

— Тогда, ваши воинские специальности?

— Пехота. Стрелки, — ответил я за обоих.

— Где принимали участие в боевых действиях.

— Оба в Афгане. Я — Кундуз, а Верёва — Герат. А зачем тебе это?

— Подразделение у нас небольшое, но универсальное. Мы должны выполнять любые задачи в любых условиях. По сути — спецназ. Поэтому, я должен знать, куда вас пристроить и на что натаскивать. Завтра, ещё, посмотрю вас на полигоне. Придётся вам вспомнить молодость.

— Вспомним, — усмехнулся Верёва. — Главное, у меня, опять, рука есть. А, что, за двести лет ничего круче ноутбука наши потомки придумать не смогли?

— Это, ты к чему? — не понял Тула и посмотрел на свой стол. — Ах, ты об этом? Я, просто, попросил наших кураторов перетащить его сюда. Их электроника слишком замороченная. Этот мне привычнее.

— А, что? — удивился я, — Так можно?

— Почему нет? В кают-компании были?

— Были.

— Думаете, наши потомки до сих пор ром с текилой хлещут? Или коньяк? Всё из нашей реальности.

— А они что пьют?

— Там, химия какая-то. У нас многие, даже, попробовать не решились. Впрочем, они на нас, тоже, как на ненормальных смотрят. Так же не понимают, как можно виски или водку пить.

— Проблема поколений, — глубокомысленно изрёк Верёва.

— Ты, ещё, отцы и дети, скажи, — расхохотался Тула. — Ладно, идите, отдыхайте. С ребятами познакомьтесь. Завтра вам нелегко придётся.

— Впервой, что ли? — хмыкнул я. — Чай, не салабоны.

— Все так говорят. А, потом, на полигоне сдыхают.

— Ничего, втянемся.

— А куда вы денетесь?

Коллектив подобрался неплохой. Все были ветераны боевых действий. По ним, вообще, хоть географию изучай. Сирия, Мозамбик, Никарагуа, Ангола, Афганистан, Чечня, Югославия… Весь мир, короче. Мужики, воевавшие в дальнем зарубежье, выделялись разительно. Скупые, точные движения, немногословность и взгляд, словно тебя в прицел рассматривают.

— Волкодавы, — шепнул Курок, поймав мой взгляд. — Профи высочайшего класса. Вон, тот, слева, видишь?

— Вижу.

— Малюта. В Никарагуа в одиночку амеровских советников из плена вытащил, отряд повстанцев вырезал и, потом, двое суток, через джунгли, спасённых тащил, отбиваясь от погони. Его, даже, каким-то американским орденом наградили.

— Сам сказал?

— Что ты! Он за всё время и десяти слов, наверное, не произнёс. Молчун, каких поискать.

— Кто же догонял, если он всех вырезал? — усомнился я.

— Другие. Там этих повстанцев, что грязи! В каждой деревне свой отряд.

— А, чего спился-то?

— Не знаю. Как все, может. Затосковал, когда за бортом оказался никому не нужен.

— Тоже, инвалид?

— Наверное. Мы об этом не говорим. У нас прошлое — табу. Только можно говорить, кто и где воевал. Это, даже, для дела полезно. Делимся опытом.

— Слушай, нас, что, готовят для того, чтобы мы пришельцев всех с земли прогнали? Не маловато ли нас для этого?

— Ну, нас не так уж и мало. Таких баз, знаешь, сколько по всей Земле! В каждой резервации своя. Хотя, наверное, меньше, чем хотелось. А, насчёт победы над агрессором, рано об этом говорить. По сути, об этих инопланетянах, вообще, ничего неизвестно. Пока, программа минимум: добыть, хоть какие-то сведения. Понять, хотя бы, с чем дело имеем. Наработать тактику методом проб и ошибок. А там — видно будет, куда дальше двигаться.

— О чём речь? — присел рядом Абрек.

— Да вот, думаем, как нам этих пришельцев извести.

— А, что тут думать? Дустом их, и все дела!

— Кстати! — посетила идея Верёву. — А химией не пробовали? Ну, там, ипритом, зарином, заманом.

— Во-первых, — усмехнулся Курок, — химическое оружие, как и сама технология, уничтожены лет сто назад полностью. А, во-вторых, если, даже, воссоздать его, нет средств доставки. Слышал же, что ни одна ракета близко подлететь не может. Если этих пришельцев ядерным оружием не проймёшь, что им какой-то там зарин?

— Жаль, — взгрустнул я. — А, то, в нашем времени много всякой гадости изобрели. Было бы здорово, раз, и всё.

— Будь уверен, и после нашего времени много чего придумали. Только, не работает всё это. Только стрелковка.

— И мы на острие удара?

— Естественно! И не только на острие! Мы и будем весь этот удар. Не конкретно, мы, а все, кто прибыл из нашего времени. Воевать придётся в совершенно незнакомых условиях. Чего ожидать от противника — одному Богу известно. И никакой поддержки, ни авиации, ни артиллерии. И резерва нет, чтобы, если что, на помощь прислать. У нас, конечно, боевой опыт есть. Но, воевали мы давно и все навыки восстанавливать приходится. Одно хорошо — обстрелянные мы все. То есть, в критической ситуации не запаникуем. И не такое бывало. Но, противник у нас непонятный и, от этого, опасный, как никогда. Поэтому, каждый выход, как в последний раз. А ты: что дальше? Надо, ещё, постараться выжить. А мясорубка, чувствую, знатная будет. И, если мы нащупаем успешную тактику, способную противостоять пришельцам, нам, ещё, придётся из местных жителей готовить армию. Обучать, натаскивать. Они, правда, после того, как по шапке получили, не особо горят желанием. Но, если понадобится, кто же из спрашивать будет? Не только же нам Землю освобождать! Пусть и потомки постараются, раз допустили такое.

— Я прямо, после твоих слов себя, как в американском боевике почувствовал, — засмеялся я.

— Ну да! — подхватил Верёва. — Осталось захватить их космический корабль, и на их орбитальную базу. Ох, сокрушим мы им всё там! Отберём у них бластеры и выжжем всё. Они ещё пожалеют, что сюда сунулись.

— Смотри, новобранцы раздухарились! — рассмеялся невысокий чернявый мужичок с хищным взглядом и движениями опытного диверсанта. — Правильно, что не теряете чувства юмора. Я, например, когда узнал, кем будет наш противник, даже, растерялся. А вы — молодцом.

— Наверное, это от того, что мы до конца ещё не поверили во всё это, — Верёва обвёл взглядом помещение.

— А, придётся! Я, кстати, Франк. Спецназ РВСН. Противодиверсионная группа.

Весь последний месяц мы пропадали на полигоне. Даже обедали там. Занятная, кстати, вещь, этот полигон. Если бы в нашем времени мы на таком тренировались, Афган бы взяли месяца за три, наверное. И Чечню, тоже. Огромное помещение, в котором, благодаря визуальным эффектам имитируется любой тип местности, любой пейзаж и погодные условия. Не знаю, как они это делают, но горы, кусты, деревья и реки получаются до невозможности реальными. Ох, и набегались мы. Как говорил мой командир роты в учебке: сопка ваша — сопка наша.

Ещё и виртуальный противник больно плазмой стреляет. Не увернулся — получи. У меня, уже, всё тело в ожогах. У Верёвы — тоже. Хорошо, ещё, без летального исхода. У остальных легче. Они уже приноровились. Да и у многих, изначально, неплохая подготовка была, не чета нашей. В основном десантура, да спецназ. С Чеченской, ещё, несколько омоновцев были. Мы, кстати, последние из нашего мира. Пока, больше никого не будут брать. Так что, нам, можно сказать, повезло. Это, конечно, если не загадывать на будущее. Я, например, на свои ноги нарадоваться не могу. Бегаю с наслаждением. Да и Верёва постоянно на свою руку любуется.

Сегодня мы с Верёвой сдавали своеобразный экзамен. Завтра у нас первый боевой выход, и придётся столкнуться, уже, не с виртуальным, а с реальным противником. Так что, Тула решил окончательно убедиться в том, что мы готовы. В прочем, как тут можно быть уверенным, если мы с противником ещё ни разу не сталкивались? Накувыркались мы на полигоне за весь день от души! Тула, наверное, всю свою фантазию применил, не давая нам даже присесть ни на минуту. А фантазия у него на всю катушку работает. Мало нам не показалось.

Вечером, после того, как Тула провёл с нами разбор боя, мы приняли душ, переоделись в повседневные комбинезоны и поели в столовой, настало время отдыха. Кают-компания гостеприимно распахнула свои двери, и мы, привычно выбрав напитки по вкусу, разместились на диванчиках, разбившись на группы по интересам. Особой тяги к спиртному, кстати, ни у кого не наблюдалось. Так, немного для настроения, и всё. Даже не скажешь, что все вокруг в своё время были хроническими алкоголиками. Как тут не подивиться такому развитию медицины?

— Завтра первый боевой выход, — мне, почему-то, стало не по себе. — Вот, там и посмотрим, что для нас пришельцы приготовили.

— О чём грустим? — присел рядом с нами Тула и махнул мне рукой. — Сиди. Не в армии. Тем более, что обстановка неформальная.

— Думаем, с чем нам предстоит завтра столкнуться, — пояснил Верёва.

— С очень серьёзным противником. Но, мы готовы противостоять достойно. По крайней мере, мы лучше, чем местные вояки.

— Как, хоть, они выглядят, инопланетяне эти?

— А, вот, этого никто не знает. Всё это время мы воюем с роботами. А пришельцы ещё не показывались ни разу.

— А, как так получилось, что потомки наши, имея продвинутое вооружение и технику, не смогли дать пришельцам отпор. А мы, со своим, по современным меркам, допотопным оружием их бить сможем?

— Этого, до конца, ни я, ни наши кураторы, не поняли. Но, думаю, дело в инерционности и косности мышления пришельцев.

— Это, как? — удивился Курок.

— Понимаешь, все техногенные цивилизации, просто, должны развиваться по одним законам. От простого — к сложному, от примитива — к совершенству. И обратного хода на этом пути нет. Невозможно, имея автомат, поменять его на лук, понимаешь? Но, у каждого оружия есть свои преимущества. Тот же лук изготовить, при должном умении, гораздо проще, а стреляет он бесшумно и, при наличии необходимых навыков, достаточно убойно.

— Ну, на автомат, тоже, глушак навернуть можно, — не согласился я.

— Можно, конечно. Но это — дополнительная доработка, без которой бесшумной стрельбы не получится. Так и тут. Если, уж, наши потомки отказались от огнестрела, как неудобного, шумного и неэкономичного оружия и перешли на более совершенное импульсное и лучевое, то, что говорить про пришельцев, которые обогнали наших кураторов, больше¸ наверное, чем они нас. Естественно, что весь наш огнестрел для них, что для нас каменный топор. Смертельно, конечно, но несерьёзно. Вот бронирование их техники и ориентировано не на огнестрельное оружие. Например, если говорить примитивно, зеркало спокойно отразит луч мощнейшего лазера, но никогда не остановит автоматную пулю. Как-то так. В этом слабость новых технологий. Они слишком уязвимы для грубой силы. А мы, как раз, и являемся этой самой грубой силой. По крайней мере, пока.

— Что значит, пока? — даже отставил свой стакан с виски Верёва.

— Пришельцы, рано или поздно, поймут, что их защита не работает, и будут искать меры противодействия. Думаю, скоро следует ожидать чего-то нового.

— Что ещё можно придумать? — возмутился Курок. — Итак, каких только гадостей не напридумывали. Вон, сколько их мы на полигоне покрошили.

— Ага, — рассмеялся Тула. — Уж, в этом пришельцам не откажешь. Ну и фантазия наших кураторов.

— Это, как, фантазия? — не понял я.

— А так. Чем больше ситуаций отрабатываем, тем с меньшими неожиданностями столкнёмся.

— То есть, все эти монстры, с которыми мы бились на полигоне, могут и не существовать вовсе?

— Конечно! Нашим потомкам и платформ за глаза хватило, чтобы поглубже в землю зарыться и не отсвечивать. Мы не знаем, с чем завтра столкнёмся. Почти каждый выход что-то новое. Но задачу свою мы должны выполнить.

— А БТРы? — поинтересовался я. — Зачем они нужны? Против инопланетных технологий они, вообще не пляшут.

— Это, просто поддержка огнём на первом этапе. Ну и, если повезёт, средство доставки нас в район операций. Естественно, что долго они не продержатся. Но, хоть какое-то средство усиления. У потомков одни флаеры и глайдеры. Они же по земле давно ездить разучились. А падать мне, как-то, не хочется. По низу, оно, надёжнее будет. Кстати, такое впечатление, что наши радиопереговоры пришельцы тоже не прослушивают.

— Это, почему?

— Наверное, они, уже, давно забыли, что такое радио, а связь у них основана на других принципах.

— Да уж. И не знаешь, что лучше — прогресс или наша отсталость.

— Зато, какая у нас экипировка!

Экипировка, действительно, была, что надо. Как вспомню, в чём мы в Афгане воевали, так вздрогну. Допотопные стальные каски времён Великой Отечественной войны, неудобные бронежилеты, тяжёлые ватные бушлаты и берцы, совершенно неприспособленные для горной местности и долго не живущие. А, уж, ощущения попавшего под коленку или локоть острого камешка в разгар боя, вообще, не передать.

А тут, лёгкие и прочные полевые комбинезоны с терморегуляцией, на которые по настоянию Тулы нанесён пиксельный камуфляж, композитная броня, почти ничего не весящая и не сковывающая движения, прочные полусапожки с умной застёжкой, охватывающей лодыжку так, что обувь на ноге не чувствуется, а в подошвах заложено ещё немало различных примочек, тактический шлем-сфера с гарнитурой внутреннего радиообмена и необходимой информацией, выводимой на лицевой щиток. Короче, в такой экипировке воевать можно.

Я шёл вдоль бетонки третьим в колонне, контролируя стволом автомата правый сектор. Следом — Верёва, так же, как и я, удерживал левый. В середине колонны Самоделкин с маленького, размером с планшет, пульта, управлял дроном, непрерывно жужжащим где-то наверху. Справа и слева, скрытые за холмами, двигались ещё две колонны, а сзади, в километре, нас страховала резервная группа на БТРах. Картина маслом: подразделение на боевых. Не знаю, перетащили ли наши потомки эти машины из нашей реальности, или смогли воссоздать технологию уже тут, но это были новенькие БТР-90.

— Противник на одиннадцать часов! — сообщил Самоделкин. — Восемь платформ!

Радужный, переливающийся плазмоид сверкнул в небе, дрон испарился, буквально, на глазах, и наш оператор, разочарованно чертыхнувшись, закинул пульт в чехол на бедре.

— Всё. Сбили наши глаза.

— К бою! — скомандовал командир моего отделения Чёрт.

Мы рассыпались на боевые двойки, автоматически выбирая укрытия. Теперь, сами. Только, общая координация по рации. Платформы вынырнули над чередой холмов спереди и с ходу атаковали нас роем плазмоидов. И всё завертелось, как в каком-то сумасшедшем калейдоскопе. Прикрывая друг друга, мы с Верёвой крутились, словно корабельная зенитная установка. От попадания пуль плазмоиды взрывались, но, тут же, на их месте возникали всё новые и новые.

Сзади, из-за наших спин потянулись трассы выстрелов 30 миллиметровых автоматических пушек, установленных в башнях БТР-90, и шесть платформ вспухли, утонув в облаке раскалённых газов. Две оставшиеся резко спикировали к земле, выровнялись на высоте пяти-шести метров и застыли, приподняв вверх передние части.

— Ложись! — заорал Верёва и нырнул в первое попавшееся углубление в земле.

Мне, в принципе, и напоминать не стоило. Чисто на автомате я рухнул в промоину и уткнулся лицом в пыль. Надо мной с надрывным гудением пронёсся гравитационный удар такой мощности, что меня вдавило в землю с огромной силой. Такое ощущение, что на спину бетонную плиту уложили. Отплёвываясь, я поднял голову и оглянулся. БТРы разметало, и они валялись бесформенными кучами. Похоже, остались мы без поддержки брони. Как там, пацаны? Сильно побились? Медицина, конечно, у потомков, хорошая, только, всё равно больно, когда переломы множественные.

Ну, раз брони нет, придётся самим. Я побежал по склону, стараясь укрыться за кронами небольшой группки деревьев, растущих на склоне. Верёва рванул за мной, и мы, прыгнув в овраг, ударили в два ствола по правой, надвигающейся на нас, платформе. Платформа дёрнулась, задымила и рухнула неподалёку, разбрасывая по земле остатки каких-то деталей и механизмов. Неподалёку рухнула вторая, подбитая кем-то из отделения. Откуда-то слева раздалась частая стрельба, и в небо потянулись трассера. Я присел на одно колено и огляделся.

— Что там? — опустился рядом Верёва.

— Сам не пойму. Мужики с кем-то сцепились.

— Пошли, поможем?

— Не спеши. По рации команды не было. У нас своё направление. Смотри. Вон там, что?

— Ого!

Действительно, ого! В метре над землёй, огибая складки местности, на нас надвигались два разлапистых механизма, похожих на металлических крабов, диаметром метров в двадцать, выжигающих впереди себя всё подряд ослепительно белыми лучами, расходящимися конусом из широко расставленных клешней. Нам о таких не рассказывали.

— Твой правый, мой левый! — проорал Верёва, вскидывая автомат. — Давай, пока они нас не поджарили!

— Не дождётся, — я присел на одно колено и, вложив ВОГ в подствольник, запулил гранатой по «крабу».

Разрыв гранаты в районе левой клешни совсем не понравился механизму. Он резко сдал назад, а луч заметался из стороны в сторону и замигал. После второго ВОГа «краб» завис в воздухе, и после нескольких очередей из автомата задымил и рухнул. Рядом, пользуясь моим опытом, покончил со своей целью Верёва.

И, снова, шоссе. На удивление идеальное покрытие упругого материала, который сохранил свои достоинства после того, как люди его забросили тридцать два года назад. Нашим бы асфальтовым и бетонным дорогам такое. Бронетранспортёры, кстати, уцелели после гравитационного удара. И бойцы — тоже. Двоих, конечно, пришлось отправить на базу с переломами, но остальные отделались ушибами и ссадинами. Машины поставили на колёса, и они снова были готовы к бою.

Как ни странно, никто не помешал нам проехать на БТРах несколько километров. Дальше решили не рисковать. Вперёд, сначала, вышел разведывательный дозор, состоящий из Стива, Гарпии и Кляксы. Все бойцы, имеющие боевой опыт горячих точек дальнего зарубежья, опытные и хладнокровные. Мне с ними, даже, рядом находиться неуютно было. Словно, в одной клетке с хищными зверями.

Спустя полчаса, выдвинулись тремя колоннами и мы, оставив резерв в прикрытии. Всё было по схеме, неоднократно отработанной на полигоне. Только, пока, дрон не спешили выпускать. У Самоделкина последний остался, да и заранее сообщать о себе противнику не хотелось. Понадеялись на разведчиков. Так внимания меньше привлечём. Тула, с отделением управления, двигался позади колонн, осуществляя общее руководство операцией. Платформа появилась неожиданно, откуда-то сбоку, и её, по сути, прохлопали все. Тихо, совершенно без звука, она возникла над лесом, растущим метрах в ста от шоссе, и, словно облачко, проплыла в стороне.

Мы бросились в укрытия, словно тараканы на кухне при включённом свете, отчаянно понимая, что не успеваем, но она, не обратив на нас внимания, просто удалилась.

— Твою мать! — раздался в гарнитуре голос Тулы. — Почему она не атаковала?

— Может, потому что одна была? — кто ответил, я так и не понял.

— Раньше, пришельцев это не останавливало.

— Может, у неё дела поважнее были, чем каких-то людишек по полю гонять? — предположил, кажется, Курок.

— Сбивать её надо было, — подосадовал в эфире Грешник. — Сейчас, сообщит своим, что мы на маршруте.

— Ладно, проехали, — Тула снова был собран и сосредоточен. — Впредь, повнимательней. Как бы то ни было, она могла сообщить о нас на базу. Значит, следует ожидать массированной атаки. Разведка, как там у вас?

— Наблюдаем цель — строение впереди на дистанции трёхсот метров. Назначение неизвестно. Визуально — нагромождение переплетающихся труб вокруг куба на массивном основании. Постараемся подойти ближе и рассмотреть более детально.

— Не суйтесь. Займите позиции для наблюдения. Операторы дронов! Запускайте птичек.

Самоделкин отбежал в сторону, достал из ранца беспилотник и, покопавшись в пульте, поднял его в воздух. Четырёхвинтовой аппарат, жужжа, немного повисел над нами и полетел вперёд. На лицевой панели сразу появилось изображение, передающееся сверху. Картинку немного потряхивало и мне подумалось, что, хотя бы, тут можно было использовать достижения наших потомков, вместо того, чтобы таскать с собой этот, пусть и современный нам, но морально устаревший в этой реальности, аппарат. Всё равно, ведь, собьют. Как ни странно, дрон спокойно долетел до инопланетного строения и завис над ним. Мы рассматривали большой, со стороной около десяти метров, куб здания с закруглёнными прямоугольниками небольших окон под самой крышей и входным люком, в переплетении слегка заиндевевших труб, массивную подушку фундамента и ощущали всю его чужеродность, даже на таком расстоянии.

— Не реагирует, — опять послышался в гарнитуре голос Тулы.

— Может, оно заброшенное? — предположил, кажется, Франк.

— Строение работает в автоматическом режиме, — раздался в гарнитуре голос Кныша, назначенного старшим над всеми тремя отделениями. — Первая и третья группы — охватить объект полукольцами, взять под полный контроль. Резерв — на БТРах подтянуться на сто метров к объекту и занять круговую оборону. Вторая группа — штурм. Операторы — удерживать дроны над объектом.

Нам — штурмовать. Ещё раз, всмотревшись в изображение, я бросился занимать место в строю. Чёрт, убедившись, что отделение готово, махнул рукой, и мы побежали по полю, разворачиваясь цепью. Объект, действительно, совершенно не реагировал на наше появление. Мы добежали до массивного основания, Верёва, активизировав подбрасывающие элементы в подошвах ботинок, подпрыгнул, уцепился за выступающую часть изгибающейся петли, подтянулся, взобрался наверх, подал мне руку и вытянул меня следом. Рядом карабкался Грешник в связке с Зурабом, дальше лезли Сёма с Айдаром, а остальных не было видно. Только, в эфире раздавалось чьё-то сдавленное сипение и азартный мат Курка, да над нашими головами противно жужжали три дрона.

Строение оказалось чем-то технологическим и необитаемым. Правда, место для оператора, или как там называют инопланетянина, который время от времени, всё же, посещает его, было предусмотрено. Судя по стулу, выгнутому на манер ложемента, и выгнутому волнообразному пульту с сеткой сенсорных переключателей, анатомия у пришельцев, если и отличается от нашей, то не кардинально.

Пульт был выключен, но по стенам метались огоньки. Причём, никакой привязки к каким-нибудь лампочкам, неоновым трубкам или иным световодам не наблюдалась. Огоньки просто метались по пластиковым поверхностям, подчиняясь своему алгоритму, и рисовали сложные геометрические рисунки. В левом верхнем углу пульсировало фиолетовое пятно, а в воздухе стоял еле слышный писк.

— Мы внутри, — доложил по рации Чёрт. — Что дальше?

— Займите оборону и ждите, — отозвался Тула. — Сейчас приведём специалиста.

— Какого ещё специалиста?

— Ждите, я сказал! И обеспечить безопасность его работы любой ценой!

— Есть. Отделение, занять оборону!

Я огляделся по сторонам и выбрал позицию в переплетении труб. Еле слышимый писк, вдруг, сменился низким гулом, а в окнах строения полыхнуло красным.

— Ну, всё, — раздался в эфире голос Чёрта. — Это, кажется, сигнал тревоги. Ждём гостей.

— Главное, чтобы специалист наш успел, — проворчал, кажется, Абрек.

— Успеет, — ответил Зураб. — Вон, БТР мчится.

С моей стороны бронетранспортёра видно не было, но радовало только то, что ждать, долго, не пришлось. «Крабы» показались над горизонтом, словно десять дредноутов времён Русско-японской войны, и с ходу ударили лучами по занявшим оборону в поле боевым машинам. Один БТР сразу озарился ослепительно голубым пламенем и прямо на глазах оседал, превращаясь в оплавленный кусок металла. Зато, остальные машины встретили «Крабов» дружным огнём автоматических пушек, сразу сбив четыре механизма и серьёзно повредив два.

Тут же вспыхнул ещё один бронетранспортёр. Не завидую я ребятам. Им там несладко приходится. Дальше наблюдать было некогда, потому что из-за угла появился потомок в серебристом комбинезоне с небольшим предметом, похожим на чемоданчик, в руках. Сопровождающий его Франк кивнул мне и, предупредительно открыв входной люк, пропустил его в помещение. С моей стороны над дорогой появились семь платформ, выпустивших в нашу сторону рой плазмоидов. Вот, тут стало совсем не до специалиста.

Сколько длилось всё это, я не знаю. Вокруг нас дымили рухнувшие «Крабы» и платформы, оплывали в луже расплавленного металла бронетранспортёры, а в эфире какофония матов, проклятий и хрипов буквально оглушала. Наконец, я почувствовал хлопок по плечу, обернулся и увидел Франка. Боец показал мне пальцами Окей и кивнул на выходящего из помещения потомка.

— Второе отделение прикрывает отход специалиста, — скомандовал по радиосвязи Тула. — Первое и третье — оттягиваем противника на себя.

— Сворачиваемся, — прозвучал в эфире голос Чёрта. — Прикрывать потомка, как маму родную!

Я пропустил вперёд серебристую фигуру, сбил плазмоид, потом, дождавшись, когда мимо проскочит Франк, сбил ещё одного и последовал за ними. Специалист оказался довольно неуклюжим, поэтому, мы с Франком спустили его с основания на руках и потащили вдоль дороги, стараясь укрываться за кронами деревьев и в гуще кустарников. Зураб, Грешник, Верёва и Серёга взяли нас в кольцо и прикрывали огнём.

Один из плазмоидов, прорвавшись сквозь плотный заслон автоматных очередей, ударил Серёгу в спину, тут же разорвавшись обжигающими брызгами. Серёга упал на землю, мучительно выгнувшись. Подскочивший Зураб схватил его за транспортировочноё кольцо и потащил по траве, что-то выкрикивая и, удерживая автомат в одной руке, пытался стрелять. Чёрт вместе с остальным отделением догнал нас, и стало полегче. Потомок оказался хлипким и, вскоре, выдохся, поэтому, нам пришлось его тащить, подхватив с двух сторон под локти.

Ближайший шлюз аварийного входа оказался недалеко, и я, даже, удивился, почему мы не вышли в рейд тут. Когда мы добрались до него, то все, буквально, валились с ног. Первым в полутёмный зев тоннеля втолкнули специалиста, вторым — Серёгу, а, потом, и сами вломились внутрь, лихорадочно задраивая за собой тяжёлый бронированный люк. Тут и повалились на пол, выложенный потрескавшимся пластиком, срывая с себя шлемы и жадно хватая ртами затхлый воздух. Похоже, этим ходом если и пользовались, то очень редко.

Первым зашевелился и сел, опершись спиной о стену, как ни странно, потомок. Только сейчас мне удалось рассмотреть его поближе. Молодой, лет двадцати, парень с острым носиком и ярко синими глазами.

— Ну, ты силён! — прохрипел надсаженным горлом Грешник. — Там, наверху, когда ты скис, я боялся, что концы отдашь. А тут, раньше всех очухался.

— Правильно, — хохотнул Клякса¸ тоже стараясь принять сидячее положение. — Он же последний отрезок пути на ваших руках проехал. Вот и отдохнул.

— Мне, просто, надо наши координаты сбросить, — смутившись и покраснев, словно красна девица, пролепетал потомок. — Чтобы за нами транспортёр прислали. Не пешком же идти.

— А, вот за это — огромное спасибо! — оживился Чёрт. — А то, как подумаю, что нам по этим тоннелям ещё идти, аж плохо делается. Как там Серёга?

— Дышит, — отозвался Сёма. — В глубокой отключке, но дышит. Я ему коктейль вколол. До базы должен дотянуть, а там — подлатают. Медицина хорошая. Да, потомок?

— Меня Славиком зовут, — опять смутился парень. — Нормальная у нас медицина. Если до базы дотянет, на ноги быстро поставят. А мёртвых воскрешать не научились.

— Сплюнь! — оборвал его Чёрт. — Никаких мёртвых!

— Это я, так, в общем смысле.

— И в общем не надо.

— Вовремя нам на тактическую карту отметка об этом входе поступила, — подал голос Айдар. — Я уже думал, что не уйдём.

— Ага, — Зураб, поморщившись, приподнялся на локте и тоже опёрся спиной о стенку. — А я сразу и не врубился. Думаю, что это за красная точка на лицевом щитке загорелась? Неполадки в системе, что ли? Тут, командир в траве завозился, а точка, как раз, с его отметкой совпала.

— Как там остальные? — поинтересовался я, почувствовав, что могу разговаривать более-менее нормальным голосом.

— Так же ушли, — ответил потомок. — Всем на тактические шлемы засечки ближайших выходов скинули. Но им проще. Тут основная охота за нами была.

— Это из-за тебя, что ли? — сыграл я в мистера очевидность.

— Скорее, из-за того, что я там прихватил.

— А что там, кстати?

— Если приблизительно, то, аналог основного процессора этой станции.

— Станции?

— Да. Это периферическая геологоразведывательная станция ближней инопланетной базы. Изучают состав земной коры в данном квадрате. Если найдут что-нибудь стоящее, новую добывающую базу поставят.

— А, почему аналог? — поинтересовался Зураб. — Почему бы не сказать просто: основной процессор?

— Потому, что это не совсем процессор. Это, скорее, ближе к мозгу. Гибрид органики с электроники.

— Гибрид? Это, чьи-то мозги в компьютер засунули? — Верёва, даже, забыл, что устал.

— Нет. Органическая часть мозга выращена искусственно. Но, как, мы не знаем. До того, чтобы мозг выращивать, не доросли. Уровень развития науки пришельцев гораздо выше нашего. Кстати, по сети передали, что первое и третье отделение тоже вышли через аварийные входы.

— Как они? — оживился Чёрт.

— Есть потери.

— Кто?

— Не знаю. Сказали, что трое погибли. Прибудем на базу, узнаем.

В лицо сразу полыхнуло раскалённым ветром Афгана. Словно, не было всех этих лет, и я снова на точке выхода со своим отделением жду вертушку, чтобы добраться до базы, а радист сообщает, что группу прикрытия вытащить так и не удалось. До сих пор перед глазами Серёга Глоба, Игорь Вершинов, Артур Голицин и Сакен Абдуразаков, как живые стоят. И фамилии их в памяти навечно отпечатались. Ночью разбуди — назову всех их без запинки.

— Я не пойму одного, — сквозь воспоминания пробился ко мне голос Гарпии. — Как я понял, пришельцев интересуют наши полезные ископаемые. Так?

— Так, — кивнул головой Славик.

— И они их активно добывают.

— Да.

— Как же, тогда, всё соотносится? За нами под землю они не суются, а за полезными ископаемыми — пожалуйста? Не понимаю. Полезные ископаемые не на поверхности валяются. За ними же лезть надо, копать.

— Они не лезут. Там технология интересная. Какие-то разнонаправленные гравитационные волны сложной конфигурации, благодаря которым нужные руды сами выходят наружу.

— Ещё скажи, что сами обогащаются и в вагонетки складываются, — засмеялся Зураб.

— Не знаю, что такое вагонетки, но у них на базах весь цикл переработки. Кстати, вот и наш транспортёр.

Отделения прикрытия потеряли троих. Я этих ребят и не знал, толком. Так, пересекались в кают-компании, да, может, на полигоне несколько раз. Но, всё равно, ощущение потери было острым. Я налил себе на два пальца «Джек Дэниелс», мимоходом отметив про себя, что это уже четвёртая порция. Странно, но пьяным, даже просто выпившим себя не ощущал. Сказывалось, наверное, напряжение сегодняшнего дня и результат боевого выхода.

— Ты чего такой смурной? — плюхнулся рядом на диванчик Зураб.

— Тихо ты! — попытался я увернуться от выплеснувшегося из стакана виски. — Расплескал же!

— Тоже мне беда! Налей ещё. Тут этого вискаря немерено.

— Это не повод проливать его на штаны.

— Ладно тебе! Что загрустил?

— Да так… Наш сегодняшний боевой выход из головы не идёт. Да и пацанов жалко.

— Можно подумать, это первые потери на твоей памяти.

— Не первые. Но, всё же, жалко.

— Жалко, — Зураб привстал, потянулся за банкой «Карлсбада», с вкусным шипением открыл её и жадно приложился. — Пить захотелось. Всем жалко. Только, погибли они тут, как мужики, прикрывая отход. А там бы, загнулись в каком-нибудь клоповнике грязные и вонючие. И похоронили бы их в безымянной могиле, как тысячи бомжей до них и после. Достойно умереть — это тоже привилегия, доступная не каждому.

— Может быть. Я, как-то, с такой стороны этот вопрос не рассматривал.

— А ты рассмотри. Не так страшно в следующий раз будет.

— Можно подумать, тебе не страшно.

— Страшно. Но, привычно страшно. Как в Баграме когда-то.

— Когда-то. Мне в какой-то момент показалось, что я из Афгана никуда и не уезжал.

— Смеёшься? Если бы у духов было такое вооружение, нам бы пришлось не по афганским горам скакать, а по рязанским лесам от них прятаться. Как, кстати, в других резервациях?

— Так же, примерно. Тула говорит, что в Московской крупное сражение было. До сотни платформ одних пожгли.

— Думаю, сказки это. Тут десять, пока приземлишь, весь извертишься, как угорь на сковородке. Или, у них наших больше?

— Да нет. Наших больше не может быть. У них квота по перемещению не больше нашей. Учёные ограничения ввели. Боятся, что слишком большое количество повлияет на пространственно-временной континуум. Мы там, конечно, люди все конченные были. Но, мало ли что? Слышал, что они, уже, местных обучать стали. Может, их обкатывали?

— О чём разговор, пацаны? — присел на соседнее кресло Айдар.

— Да так, — отмахнулся Зураб. — Треплемся ни о чём.

— Может, прогуляемся?

— Куда? — не понял я.

— На проспект. Сегодня у потомков праздник какой-то. То ли день исхода под землю, то ли день ещё чего-то. Не знаю. Но гуляния обещают быть с размахом. Насколько это возможно, конечно. Некоторые давно свалили. Гарпия с Кляксой, точно, уже там.

— Что за проспект? — честно говоря, новость для меня была неожиданной.

— Обычный проспект, только под землёй, как и всё это. Центральная улица нашей резервации.

— А нам, разве, можно выходить за пределы базы?

— Почему нет? Мы же здесь не в концлагере живём.

— А, раньше, почему не выходили?

— Почему не выходили? Выходили. Только, редко. Там, в резервации, в обычные дни особо и делать нечего. Скука. Не умеют потомки веселиться. Ни, тебе, ресторанов, ни баров, ни футбола. Разве, кафешки скучные. Не погудишь и не подерёшься. Чисто поесть. Вот, у кого бабы завелись, те часто бегают.

— Бабы? Шутишь?

— Нисколько.

— И, что потомки? Не против?

— С чего бы им против быть? Мы такие же, как и они. Одна голова, две ноги, две руки, набор хромосом тот же. Ничего запретного. А шашни крутить с кем-то из нас, или нет — их бабы сами решают. Кто же им запретит? Тем более, что мы покрепче современных мужиков будем. Хлипкие они здесь все.

— И у многих здесь романы закрутились?

— Смотря, что романом называть. Губан, вон, с четвёртого отделения, семьёй обзавёлся. В резервации живёт, а сюда, только, на службу приходит. Ещё есть ребята. У кого, так, месяц, два, и разбежались. А кто и одним разом довольствуется. У нас тут монахов нет. Да и в резервации не монашки живут. Жаль, только, такие, как сегодня, народные гуляния не часто бывают. В будние-то дни не особо получается девочку снять. Они тут все занятые. У них делу время, а потехе час не на словах. Так, что, давай, не упускай момент. Пошли, развеемся.

Честно говоря, идти не особо хотелось. В ушах, ещё, звук автоматных очередей стоит, а в глазах — оплавленные БТРы. Какая тут гулянка? Только слова о том, что праздники в этом мире редкость, не позволили мне отказаться. Ладно, прогуляюсь. В конце концов, если невмоготу станет, всегда можно назад вернуться. Никто удерживать не станет. Да и интересно стало посмотреть на жизнь потомков в их естественной среде обитания, как сказал бы известный ведущий из передачи «В мире животных».

— Уговорил. Только, мне и надеть на праздник нечего. У меня, кроме этой повседневки и боевой экипировки и нет ничего.

— Можно подумать, что у нас от смокингов шкафы ломятся, — засмеялся Зураб. — Вот так и пойдём. Думаешь, там все женщины в кринолинах и с декольте? Может, раньше они все расфуфыренные ходили. А, как только, под землю спустились, проще жить стали.

— Почему? Тяга к прекрасному кончилась, или, все практичными стали?

— Ни то и ни другое. Представляешь, сколько человек, практически, одномоментно под землю спустилось? Тут же, каждый квадратный сантиметр на счету. Поэтому, производят только необходимое. Нет возможности индустрию мод тут разворачивать. А комбинезоны — это, как раз, и есть то, что нужно в таких условиях. Удобно, практично и без изысков. Так, что, ты, считай, по последней моде одет.

— Тогда, я готов.

— Погоди, — Айдар потянулся к бару. — Надо с собой выпивку прихватить. Там мы ничего купить не сможем. Одна химия.

Хорошо, что в комбинезонах карманы удобные. Полулитровые плоские бутылки коньяка садятся туда, как родные. И, даже, при ходьбе не мешают. В общем, экипировались мы качественно. По коридору прошли к выходному шлюзу, где отметились на выходном сервере и вышли, наконец, со своей базы. На стоянке мы выбрали четырёхместный гравитранпортёр, и Айдар назвал бортовому компьютеру пункт назначения.

— Ну, за праздник! — провозгласил он, когда кабинка сдвинулась с места, и с хрустом свернул пробку с горлышка своей бутылки коньяка.

Ну, как сказать? Видал я праздники и повеселее. Огромная полость, бывшая, наверное, когда-то, горной выработкой, а сейчас ставшая центральным проспектом подземного города — резервации, оборудованная транспортная сеть на десятиметровой высоте, сплошная стена домов справа и слева, широкая лента пешеходной части, разбитая на сеть скверов и сквериков и стоянки транспорта, где то и дело садились или взмывали вверх гравитранспортёры. Какой-то основной программы праздника я не заметил. Толпы людей в унылых блеклых комбинезонах просто беспорядочно передвигались по дорожкам между карликовых деревьев и густого кустарника, закручиваясь водоворотами возле торговых автоматов, где набирались веселящей химией, и собирающихся группами вокруг чего-то, видимого только им. Возле одной из таких групп я остановился, пытаясь рассмотреть, что их так заинтересовало.

— Ты чего? — оглянулся Зураб, успевший пройти немного вперёд.

— Интересно, что они там собрались?

— Смотрят, как люди танцуют.

— Танцуют? Без музыки?

— Почему без музыки? Под музыку, конечно.

— И, где она?

— А ты в толпу зайди.

Было бы предложено. Тем более, что любопытство заело. Я ввинтился в толпу и тут же присел от неожиданности. Музыка, обрушившаяся на меня внезапно, оглушила. Правда, мягко говоря, она на такое высокое звание не тянула. Истерическое гудение большого гонга, в который, словно, кто-то колотил гигантским молотом, стальной лязг металлопрокатного цеха, завывание исполинской бензопилы, стократно усиленный вой не меньше сотни волков и, над всем этим, скрип железа по стеклу. Большого такого железа по огромному такому стеклу. В зубах заныло, в позвоночник словно раскалённый штырь воткнули, а в животе кишки съёжились, словно захотели стать меньше и незаметней. А молодёжи нравилось. Вон, как выплясывают. Хотя, танцами все эти судорожные телодвижения назвать было трудно. Я рывком вывалился из толпы, и звуки разом пропали.

— Нравится? — поинтересовался Зураб, делая порядочный глоток коньяка прямо из горлышка.

— Такое впечатление, что они попали под напряжение, — ответил я, тоже прикладываясь к бутылке. — Вон, как их корчит.

— Наши прабабушки, наверное, сказали бы то же самое, побывав на нашей дискотеке, — заметил Айдар. — Молодёжная субкультура.

— Да и музыка у них специфичная. Даже, хорошо, что тут её не слышно. Кстати, почему?

— Акустический колпак. Обязателен на массовых гуляниях. Без него прослушивание музыки в общественных местах запрещено. Уважение, так сказать, к личному пространству и вкусам каждого гражданина.

— Вот и хорошо, — я приложился к коньяку и с интересом посмотрел на проходившую мимо девушку.

— Ты не спеши, — проследил за моим взглядом Айдар. — Не лезь на рожон кавалерийским наскоком.

— Почему? Сам же говори л, что они тут не прочь.

— Не всё так просто. Тут, как бы это помягче сказать, два лагеря, что ли? Одни женщины очень даже за и не против создать с кем-нибудь из нас крепкую семью или, хотя бы, закрутить роман. А другие — категорически против каких-либо отношений с нами. Вот так нарвёшься на такую, и привлекут за приставания. С этим здесь строго. Права женщин защищены от и до. Достаточно просто голословного обвинения в домогательстве, чтобы тебя в каталажку закатали.

— На нас это тоже распространяется?

— А, как ты хотел, если мы живём в этом обществе?

— Слушай, а почему такая резкая разница в предпочтениях?

— То, что нас набирали с самых низов общества, ни для кого не секрет. Поэтому, есть женщины, которым это категорически не нравится. Брезгуют. А другим на это наплевать. Для них главное, что мы крепкие, мужественные, более решительные и покрупнее их современников. А, что было в прошлом, в прошлом и осталось.

То, что покрупнее, это точно. Все мужчины, снующие по проспекту, до нашего роста не дотягивали. Да и, вообще, выглядели хлипкими и изнеженными. И, ещё, все были бледными, как покойники. Ну, с этим понятно. Под землёй живут. Хотя, освещение тут максимально приближено к натуральному солнечному. Я, лично, никакой разницы не заметил. Даже, времена суток соблюдаются. Наверное, всё же, ультрафиолета не хватает.

— И, как же мне отличить одних от других?

— Увидишь. Те, кому ты понравишься, дадут знать. Вот, тогда не теряйся.

— Так просто?

— Конечно! К чему сложности? В этом мире женщины и мужчины совершенно во всём на равных. Нет наших реверансов с цветами и прочими ухаживаниями. О! Вон автомат с пончиками. Пошли, перекусим сладенького.

— Так, у меня и денег нет.

— Это тебе так кажется. Думаешь, ты бесплатно на потомков горбатишься?

— А, как ещё?

— Обижаешь, батенька. Любой труд должен быть оплачен соответственно. Тем более, наш, с риском для жизни. У тебя на счету уже лежит кругленькая сумма.

— Почему же мне кредитную карточку не дали? Или, что там у них вместо неё?

— Ничего. Автомат просканирует твою сетчатку глаза и снимет у тебя со счёта сколько надо. Удобно.

Неожиданно. Сколько, оказывается, я не знаю про местные реалии! Впрочем, сам виноват. Радость от обретения ног, азарт новой жизни, подготовка к первому боевому выходу… Я же, толком, и не общался ни с кем, кроме собратьев по шалману. А, стоило, посмотреть вокруг повнимательней, да задуматься над некоторыми вопросами. Глядишь, и не было бы сейчас целого вечера откровений и открытий. Но, в целом, я, даже, почувствовал себя лучше. Как-никак, оказывается, я — полноценный гражданин общества со всеми полагающимися правами и свободами.

Правда, и обязанности с ответственностью никто не отменял. Никаких привилегий. Но, это, как раз, правильно. Главное, что я в любой момент во внеслужебное время могу выйти с базы, прогуляться в сквере на том же проспекте, купить себе пончики, или ещё что-нибудь, познакомиться с девушкой. Да и, просто, ощущение свободы пьянило.

— И, какая валюта нынче в ходу? — поинтересовался я. — Доллары, фунты, марки, песо?

— Монеты. Просто, монеты.

Невысокая колонка торгового автомата, добросовестно прожужжав сканером, выдала три порции пончиков в пластиковой упаковке. Я взял одну¸ посмотрел, как вскрывает её Айдар, и так же нажал большими и указательными пальцами на края. Упаковка тут же открылась, пахнув на меня ароматом ванили. Я достал горячее сдобное колечко, присыпанное сахарной пудрой, и откусил кусочек.

— Ну, как? — поинтересовался Айдар.

— Вкусно. Только, привкус какой-то специфический. Лёгкий такой, еле уловимый. Но, он есть.

— А как же, — расхохотался мой товарищ. — Это же синтезированный продукт.

— Как это?

— Очень просто. Никто их не печёт. Автомат их создаёт из молекулярного набора в картридже, согласно загруженной в него программе.

— Не знал, — кушать пончик расхотелось, и я огляделся по сторонам, прикидывая, куда можно его выкинуть.

— Чего испугался? Не бойся. Все ингредиенты, как настоящие. Ешь. Не отравишься.

— Как-то непривычно химией питаться.

— Наши потомки все так едят. И ничего. Живые.

— Смотри, Верёва с Грешником! — хлопнул меня по плечу Зураб. — Эй! Верёва!

Друзья, действительно, прогуливались неподалёку и, услышав Зураба, сразу направились к нам через толпу.

— Гуляете? — отсалютовал нам бутылкой виски Грешник.

— Да вот, Стафа к химической еде приучаем, — хохотнул Айдар. — А он упирается.

— К какой это химической? — Верёва умудрился успеть залезть в мою упаковку, выудить пончик и надкусить его.

— Ненастоящий пончик. Наши потомки свою еду синтезируют из молекул, — пояснил я.

— Да? А, вроде, ничего. Ты что, Стаф, скуксился? Когда мы бичевали, что, еда лучше была?

— По крайней мере, натуральная.

— Ещё скажи, что китайские бич-пакеты тоже натуральные были. Там же сплошная химия! А колбаса из туалетной бумаги? И не молекулы там, а всякие добавки, которые по здоровью не хуже кувалды бьют. А здесь, наверное, всё-таки, безвредная еда. Не будут же потомки сами себя травить. Тем более, что наука у них далеко ушла.

В принципе, Верёва прав. В той жизни мы жрали что попадётся и не смотрели, из чего это сделано. Шутка ещё такая была, что даже курить не так вредно, как сосиски кушать. Про жизнь бомжом и вспоминать нечего. Там, бывало, и из мусорки объедки доставались. И ел, как миленький. Голод не тётка, как говорится. А тут, привередничать начал. Пончики-то ничего. Вкусные.

— Думаешь, на базе натуральным кормят? — доверительно сообщил Зураб. — Та же химия.

— Да ты что?!

— А то! Где ты поля под землёй видел?

— Есть, немного, — не согласился Айдар. — Мне рассказывали. Правда, там, скорее всего, семенной фонд выращивают, чтобы сажать, когда пришельцев прогоним. Но, есть.

— Ты прикинь, — Верёва дожевал свой пончик и приложился к бутылке виски. — Тут девчонку можно снять, оказывается!

— Да я уже в курсе. Только, как это сделать и не попасть под обвинения в домогательстве — ума не приложу.

— Не волнуйся, — засмеялся Айдар. — Главное, делай мужественный вид. Если понравишься кому-то, тебе они дадут знать. Пошли, вон туда прогуляемся.

— А что там? — почти одновременно спросили мы с Верёвой.

— Кафе. Посидим, осмотримся.

— Ну, пошли, — согласился я. — Если там ещё и кормят чем-нибудь порядочным, то я с удовольствием.

Кафе оказалось довольно большим и представляло собой россыпь отдельно стоящих на газоне столиков в окружении гравиподушек, выполняющих роль стульев, и небольшой будочки, в недра которой постоянно заезжали с одной стороны и выезжали, нагруженные подносами, с другой, боты-официанты. Необычно было смотреть, как посетители парят в воздухе вокруг столиков, развалившись в непринуждённых позах. Некоторые, вообще, возлежали, на манер римских патрициев. Мы заняли один из столиков, и я, упруго качнувшись на невидимом сиденье, по достоинству оценил такой способ отдыха. Вот что, оказывается, сулит победа над гравитацитей. Это, тебе, и транспорт, и мягкая мебель, и много чего ещё.

— Странно, — пробормотал я. — Почему у нас нет гравиподушек?

— Потомки посчитали, что нам привычнее будет мебель из нашего времени, — пояснил Зураб, услышав мои слова.

Грешник уверенно, с видом бывалого посетителя, нажал что-то в круглом выступе в центре столешницы. Перед каждым из нас развернулась голограмма. Это было меню. Только, я такое меню за свою жизнь и не видал ни разу. Рядом с названиями в воздухе качались и сами блюда в натуральную величину, а, коснувшись каждого, можно было ощутить аромат.

— Ну? — поинтересовался Грешник. — Что-нибудь прельщает? Нет? Тогда листайте. Там, ещё, много всего.

Он махнул рукой, и содержание его меню изменилось. Когда-то, когда я, ещё, был нормальным человеком, а не бомжом, случилось мне попасть в один из ресторанов. Половина названий блюд в меню оказалось незнакомым, спрашивать официанта я постеснялся и, в итоге, чтобы не рисковать, заказал простой и понятный бифштекс с яйцом. А тут, сразу видно, что за блюдо и из чего сделано. Удобно.

— Я буду вот это, — оживился Верёва и прочитал по слогам. — Чапфайна.

— Не боишься? — поинтересовался я у него. — Вдруг, гадость?

— А чего бояться. Ты понюхай. Чувствуешь, печенью пахнет? Я печень люблю. А ты что будешь?

— Плов по-турецки, — решил я долго не перебирать. — В Афгане мне местный плов очень нравился. У нас его готовить не умеют. Где ни пробовал — рисовая каша с мясом. Может, потомки научились.

— А я буду борщ, — сделал свой выбор Зураб.

— Суп-харчо, — определился Айдар.

— Отлично, — кивнул головой Грешник. — Мне — пасту карбонаре. Сейчас принесут.

— Так, мы ещё заказ не сделали, — удивился Верёва.

— А что ты, тогда, сейчас называл? Не заказ, случайно? Всё фиксируется.

Если не знать, что еда искусственная, то блюда были приготовлены мастерски. По крайней мере, плов был божественным. Именно таким, какой я помнил со времён Афгана. Судя по довольным физиономиям товарищей, их блюда оказались не хуже. Мы, сыто откинувшись на спинки гравиподушек, лениво потягивали прихваченный с собой алкоголь. Хорошо ещё, что тут не запрещают приносить с собой спиртное. Хотя, наверное, на их химию, которой они, тут, любят расслабляться, это не относится. Или относится?

Странно, но, хоть мы и выпили, в среднем, уже по бутылке, опьянения, как такового, не наступало. Просто лёгкая эйфория. Я и раньше замечал такое после переноса сюда, но, тогда, мы не пили столько. Так, бокальчик перед сном в качестве релакса после интенсивных занятий на полигоне. Или потомки что-то в наших организмах подкрутили, или с алкоголем что-то сделали. Но, так, наверное, лучше. Нет той тяги к выпивке, сравнимой с жаждой путника в пустыне, преследуемой меня последние несколько лет моего бездомного существования.

— Пойду, закинусь местной химией, — словно прочитал мои мысли Айдар. — Что-то, меня наше пойло не вставляет.

— Ты будешь эту гадость пить? — удивился Зураб.

— Да. А что тут такого?

— Гадость же!

— Дело привычки, — Айдар легко соскочил с гравиподушки и, потянувшись, направился к стоящей неподалёку колонке торгового аппарата.

— Что, действительно гадость? — поинтересовался я.

— Ну, как тебе сказать? Кисло-терпкий вкус и гнилостный запах. Но, потомки от этого балдеют. Ты попробуй ради эксперимента. Может, понравится.

— Если гнилью воняет, то не буду. Мне гнили в прошлой жизни хватило.

— А Айдару нравится, — засмеялся Грешник.

— Во, смотри! — встрепенулся Зураб. — Кажется, нашему другу сегодня фартит!

Мы оглянулись и увидели, как Айдар любезничает с девушкой из потомков. Девушка была, хоть и миниатюрной, ростом едва по плечу нашему товарищу, но симпатичная и с изящной фигуркой. Тут, как я заметил, все потомки очень, даже, ничего. Уродливых физиономий и явных крокодилов я не видел, хоть тут и была довольно внушительная толпа. Как мне объяснил кто-то из старожилов базы, потомки в своё время серьёзно поколдовали над геномом, создав расу, в которой некрасивых просто не бывает. Айдар, словно почувствовал, что на него смотрят, оглянулся, помахал нам рукой и, подхватив девушку под руку, скрылся в толпе.

— Ну, вот! — разочарованно вздохнул Верёва. — Похоже, минус один в нашей компании.

— Минус два, — уточнил Грешник. — Я тоже вас скоро покину.

— Куда собрался? — удивился Зураб.

— Ждут меня, — Грешник потянулся и улыбнулся довольно, словно кот, наевшийся сметаны. — Сильно ждут. Скажем так, отмечу праздник в узком кругу. Очень узком.

— Везёт же некоторым, — буркнул Верёва. — А нам опять на базу, смотреть на надоевшие рожи. Как же женской ласки не хватает!

— По Кристинке соскучился? — хохотнул Зураб.

— Иди ты! — возмутился Верёва под наше общее ржание.

И было с чего посмеяться. Эту Кристинку мы все помнили. Опухшая от пьянства, беззубая, вечно оборванная и грязная женщина неопределённого возраста с седыми космами и постоянными синяками под глазами, была легкодоступна любому, кто решился бы на обладание её сомнительными женскими прелестями.

— Нашли, кого вспомнить, — Верёва, даже, покраснел от возмущения. — Да я в голодный год на неё не соблазнюсь, будь она, хоть, последней бабой на планете!

— Ладно, не обижайся, — примирительно хлопнул его по плечу Зураб. — Не со зла я. Просто, ты таким расстроенным выглядел, что захотелось немного встряхнуть. И, получилось! Ничего. И тебе повезёт.

— Да уж, повезёт. Что-то мне этот праздник не нравится. Надоело. Может, на базу?

— Да. Наверное, пора.

Мы лежали в кустах, наблюдая за, сновавшей туда-сюда, инопланетной сторожевой кракозяброй. По-другому эту летающую конструкцию, состоящую из переплетения штырей с насаженными на них полусферами, и назвать нельзя. Ничего другого к ней не подходило, так как никаких знакомых аналогов из моей жизни я к ней подобрать так и не смог. Однако, несмотря на всю свою несуразность, дело своё она знала туго. Завозившуюся в густой траве семейку полевых мышей кракозябра выжгла, не напрягаясь, одним импульсом. Поэтому, мы и лежим, сейчас, в трёхстах метрах, не шевелясь и стараясь даже дышать через раз.

Впрочем, нам и отсюда всё хорошо видно. Спасибо потомкам за тактические шлемы. Лицевой щиток старательно приближал панораму, давая возможность рассмотреть во всех подробностях не только саму кракозябру, но и добывающую станцию которую она охраняла. На этот раз, нам не нужно было добывать кибернетические мозги. Задача перед нами была поставлена предельно ясно и недвусмысленна: станцию нужно взорвать. Не знаю, что толку от этого. Не хотят же, в конце концов, наши кураторы вот так, вручную, уничтожать их все? Их сотни тысяч, а, при необходимости, пришельцы ещё наклепают. Такое занятие сродни войне с ветряными мельницами.

Скорее всего, это, что-то, вроде разведки боем. Мы должны вскрыть систему противодиверсионной обороны, чтобы, потом, суметь на неё адекватно среагировать. Что-то, мне это занятие совсем не нравится. Не люблю быть в роли подопытного кролика. Или, наживки. Мы-то, совсем не знаем, чего ожидать после того, как на этой станции рванёт десять килограмм пластида. Чувствую, скакать нам по местности, сверкая пятками и, не факт, что успеем добежать до ближайшего шлюза. Поджарят нас своими лучами.

Заложить-то взрывчатку не проблема. Уверен на все сто, что сейчас Клякса уже выцеливает эту кракозябру в оптику своей СВУ вон с тех высоких деревьев. Снимет на раз. И эти триста метров мы преодолеем одним броском. А забросить на территорию станции заряд при помощи электромагнитной катапульты — вообще раз плюнуть. Вот, что потом будет — это вопрос.

— Готовность номер один, — раздался в эфире голос Чёрта. — Атака после выстрела снайпера.

Ох, как не хочется! Но, деваться некуда. Как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. Выстрела слышно не было. Зато удар пули по корпусу кракозябры прозвучал громко. Она вздрогнула, заискрила и, попытавшись набрать высоту, вдруг, с грохотом рухнула на землю и взорвалась.

— Пошёл! — крикнул я, скорее, для себя, и рванул вперёд.

Рядом бежал Верёва, что-то приговаривая скороговоркой и шумно пыхтя, как бешенный носорог. Чуть подальше мчался Зураб, левее — Айдар, там — Грешник, Клякса, Франк и все остальные ребята. Чёрт, на правах командира, ещё и пытался на бегу нами командовать, размахивая автоматом. Спасибо потомкам, синтетические мышцы работали безупречно, поэтому, добежал до цели, даже, не запыхавшись. Остальные, тоже, успели заскочить в мёртвую зону за полсекунды до того, как сработала система внутренней безопасности станции. Почти все успели. Только споткнувшийся Абрек слегка замешкался и был разрезан пополам стационарной лучевой пушкой, выдвинувшейся из стены на турели.

Стив и Гарпия сбросили со спин фермы электромагнитной катапульты, Клякса вставил в ложе подбрасывателя взрывное устройство и, взведя ударный взрыватель, нажал на кнопку. Катапульта коротко свистнула, и снаряд по крутой параболе полетел через забор.

— А, теперь, ходу! — скомандовал Чёрт. — Катапульту оставьте пришельцам на сувениры.

Мог бы не напоминать. Так изначально и задумывалось. Не хватало ещё, скакать от инопланетных роботов с катапультой на плечах. И так бы задницу унести. На щитке шлема загорелись две точки ближайших аварийных шлюзов. Это хорошо, что два. Запасной вариант ещё никому не помешал. Клякса присел на одно колено, сбил короткой очередью радужный шар, выплывающий из-за забора, и мы рванули назад. Кстати, радужный шар — что-то новенькое. С такими боевыми ботами мы ещё не встречались. Одно радует: из стрелковки на раз снимается. И тут грохнуло. А не слабо так взрываются десять килограмм пластида. По ушам ощутимо ударило, земля под ногами просела и двинулась из стороны в сторону.

Чудом удержавшись на ногах, я оглянулся и увидел, как станция схлопывается внутрь, скрываясь в огненном шаре, разрастающимся из самого центра. Ещё успел подумать, что в таком аду ни одна система безопасности не выживет, и волновался я напрасно, как откуда-то из-за облака вынырнул серебристый диск, раздался хлопок, а потом что-то с грохотом ударило в землю метрах в двухстах впереди. Сквозь оседающую пыль я разглядел большой угольно чёрный цилиндр, который с треском распался на две половины, и из него вылетел рой белесых червей, отвратительных на вид и, явно, опасных.

А, вот тут началось. Предчувствие меня не обмануло. Этот рой ринулся на нас, жужжа так, что под кожей начался зуд, а зубы заломило. Стив, неожиданно, заорал, задымился и упал на землю, покрываясь волдырями.

— СВЧ-облучение! — крикнул Гарпия, и полоснул по рою очередью от бедра.

Что такое СВЧ, я, примерно, представлял. Печи такие в наше время в ходу были. Тот же пирожок положи на три минуты, и он будет горячим, словно, только из духовки. Вещь удобная и, наверное, хорошая. Однако, в роли пирожка оказался сейчас я, и мне не это совсем улыбалось. Вон, Стив заживо сварился. Даже глаза побелели, как у рыбы в ухе. Я тоже выстрелил в рой и, даже, сумел сбить парочку червяков. Только, всё это, как слону дробина. Пытаться убить из автоматов сбившиеся в кучу дроны величиной с ноготь — всё равно, что расстреливать из рогатки тучу гнуса. На этот раз, похоже, попали по крупному.

Взвыл и задымил Курок, покатившись по земле и обильно покрываясь волдырями. Вот засада! Как же не хочется вот так, за здорово живёшь, ласты склеить! Я глянул на лицевой щиток и в отчаянии заскрипел зубами. Ни до одного из аварийных шлюзов не добраться. Рой не даст. Как раз, завис так, что отрезает путь, как к первому, так и ко второму. От злости, я выпустил остатки магазина в этих проклятых червяков. Туча расступилась, пропуская пули, и опять сомкнулась, угрожающе жужжа. Бесполезно.

— Без паники! — крикнул Чёрт, выкатывая под самый рой два шарика размером с теннисный мяч.

Шарики подпрыгнули и беззвучно раскрылись, словно бутоны тюльпанов. Весь рой, внезапно, застыл в воздухе и, вдруг, осыпался на землю этакими уродливыми градинами.

— Вперёд! — Чёрт толкнул меня в спину, схватил Верёву за рукав и швырнул следом.

Такой толчок был, как раз, вовремя. Я реально завис, видя, как командир разделался с роем. Остальным напоминание не потребовалось, и они сами рванули вперёд.

— Чем ты их? — прохрипел Зураб, поравнявшись с Чёртом.

— Гранаты. Генераторы электромагнитного излучения. Взял на всякий случай. Хотел, как-нибудь, на платформу забросить и посмотреть, что будет.

— А, что раньше молчал?

— Забыл. Только сейчас вспомнил. Давайте к правому шлюзу. Он — ближе.

— Шары! — крикнул Зураб и выпустил очередь. — Откуда они взялись?

Действительно, радужные шары появились неожиданно, словно таились за ближайшим кустом. Их было около десятка, и они могли доставить нам немало проблем.

— Нам бы до лесопосадки добраться, — проворчал Чёрт. — Там бы проще было.

Ну да. Среди деревьев шары чувствуют себя менее уютно, чем на открытой местности. Но, до них ещё добраться надо.

— Сюда! — крикнул Верёва, прыгая в овраг.

Овраг был глубоким, извилистым и сплошь заросшим кустарником. Мы прыгнули вниз и принялись продираться через заросли. Идти было тяжело, зато шары приотстали, не так интенсивно маневрируя. Импульс с резким свистом пролетел над моим плечом, вырвав с корнем колючий куст прямо по курсу. Я присел, развернувшись на пятке, и выстрелил в шар, слишком близко подобравшийся сзади. Не попал, но он, шарахнувшись в сторону, напоролся на чахлое деревце и, зарябив, взорвался. Даже горячей волной обдало.

Чёрт с Грешником заняли позиции за оплывшим склоном и принялись методично обстреливать шары, прикрывая нас. Мы юркнули за поворот и тоже вскинули автоматы. Каждая секунда была на счету. Вот-вот появятся вездесущие платформы, и нас, тогда, могут серьёзно зажать. Шары продержались ещё три минуты. Когда последний взорвался, поймав очередь из автомата Айдара, мы опять рванули к такой желанной точке аварийного шлюза. Я споткнулся о выступающий из земли корень и чуть не пропахал носом землю. Похоже, даже синтетические мышцы могут уставать. А лёгкие — тем более. Они, ведь, у меня свои, родные, а не химия какая-то.

Овраг закончился метров через сто. Первым наверх выбрался Чёрт и, выматерившись сквозь зубы, спрыгнул назад.

— Что там? — задыхаясь, подскочил к нему Зураб.

— Крабы. Аж пять штук.

Словно в подтверждение его слов, несколько лучей со свистом ударили в дальний откос. Земля там вспучилась, и в нашу сторону полетели ошмётки дёрна вперемежку с кусками глины. Запахло горелым, и я, высунувшись на секунду, увидел, как крабы сплошным лучом выжигают всё на своём пути. Зураб, подтянувшись на свисающих корнях, вскарабкался на правый склон, откатился от края и открыл огонь, отвлекая противника на себя. Я зарядил ВОГ в подствольник, запрыгнув на торчащий из левого склона камень, выстрелил гранатой в ближайшего краба и сразу спрыгнул. Вовремя. На уровне, где секунду назад была моя голова, пронеслись сразу два луча. Вот бы ходил без головы! Краем глаза успел заметить, что краб, в которого я попал, опасно накренился и задымил. Грохот падения услышал уже на дне.

Зураб всё так же долбил по своей, видимой только ему цели, и ему приходилось несладко. Пора бы помочь ему. Айдар с разбегу выскочил с торца оврага и, закатившись за валун, подключился к бою. Я опять заскочил на камень и, оттолкнувшись от него ногой, выкатился на поверхность. Лесопосадка — вот она, метров тридцать. Проклятые крабы! Однако, мы их уже проредили. Осталось только два. Три на земле догорают неопрятными грудами. Надо добивать, а то, вон там, на горизонте, уже показались четыре платформы. И это может быть только первая волна. Просто повезло, что эта станция стояла слишком далеко от инопланетной базы. Или, не повезло, а банальный расчёт? Наверное, всё-таки, расчёт. Была бы станция ближе, шансов у нас бы не было.

Чёрт вколотил злую очередь в одного из двух оставшихся крабов, и тот рухнул. Второго добил Верёва. Вовремя. Оставшиеся тридцать метров бежали так, как не бегали никогда. Вламывались в лесопосадку на морально-боевых, и сразу расползлись по кустам в густом подлеске, не имея сил, даже, стоять на ногах. Несколько плазмоидов запоздало разорвались в верхушках деревьев, и платформы, потеряв нас из виду, нерешительно зависли. Я, почти физически ощущал, как они сейчас сканируют местность. Ну, пусть сканируют. А нам просто необходимо отдышаться после этого сумасшедшего кросса.

Очередь справа прозвучала совершенно неожиданно. Я оглянулся и увидел, как Чёрт, присев за деревом, бьёт из автомата по одной из платформ. И, как у него сил хватает! Двужильный, что ли?

— Что разлеглись? — проорал он. — Ждёте, когда ещё налетят?

В принципе, он прав. Избавляться от них необходимо. Пока они висят, нам до аварийного шлюза не добраться. А, если промедлить, скоро налетит всяких гадостей столько, что не отобьёмся. У пришельцев в запасе много ещё чего есть. Закряхтев, словно столетний старик, я перевернулся на живот и, собрав все свои силы в кулак, присел, опираясь о пенёк. Автомат показался тяжёлым, как будто целиком отлитым из свинца. Первая очередь прошла мимо, но со второй я попал в правый борт платформы, от чего она дёрнулась немного назад и, сманеврировав, опустилась ниже и ответила мне роем плазмоидов. Куда и усталость делась! Пришлось повертеться, сбивая их на подлёте. Сбил почти все. Один, всё-таки, сумел прорваться. Пенёк мой разлетелся в дымящуюся труху, а мне пришлось срочно откатываться в обнаруженную тут же промоину.

И, всё-таки, я что-то в ней повредил. Там, на верхней части, что-то искрило, её саму повело влево, потом, вправо, и, наконец, поймав ещё одну очередь от кого-то из ребят, она рухнула. Зато, соседняя, опустившись почти к самой земле, сдала немного назад и приподняла передний край.

— Сейчас сейсмический удар будет! — крикнул Зураб.

— А так? — Чёрт ударил длинной очередью в любезно подставленное нам днище.

Ну да. Сейсмоудар, конечно, штука мощная. Что-то вроде крупного калибра у пришельцев. Однако, в этот момент вся конструкция находится в самой уязвимой позиции. Главное, успеть выстрелить. Чёрт успел. Платформа, так и не ударив, упала на землю. Треск расщепленного лучом дерева, запах горелой древесины отвлёк меня. Что там с Чёртом? Живой. Ползёт на четвереньках, мотая головой. Контузило, похоже. Кто-то, кажется, Айдар, запулил из подствольника, и ещё одна платформа с треском обрушилась вниз.

— Чёрту помоги! — крикнул мне Грешник. — Отходите к шлюзу! Мы, сейчас, последнюю добьём и догоним!

Я поднялся на ноги и бросился к своему командиру. Действительно, контужен. Ползёт вперёд, ничего не видя перед собой. Врезался в дерево и завалился на бок, всё так же механически перебирая конечности. Потом, поднялся опять на четвереньки, и пополз в другую сторону. Я подскочил к нему, опрокинул на спину и, вцепившись в транспортировочное кольцо, потащил к шлюзу. Сзади раздался грохот падающей последней платформы и топот догоняющих товарищей. Зураб подхватил Чёрта, и вдвоём тащить стало легче. Вот и шлюз. Бронированная дверь с тяжёлым вздохом открылась, и мы ввалились в спасительное подземелье. Последнее, что я увидел, перед тем, как толстенная створка встала на место, была целая армада из десятка платформ в сопровождении не менее шести крабов, наплывающая на лесопосадку. Но это меня, уже, не волновало. Мы в домике, как говорили мы когда-то в детстве.

Нас шестеро, да ещё и семь командиров отделений из других подразделений. В кабинете Тулы было не провернуться. Но никто не жаловался. Причина, по которой мы все сейчас здесь собрались, была очень важной. Тула проводил разбор нашей вылазки. Командирам это было нужно, потому что, завтра-послезавтра они так же, как и мы, пойдут совершать диверсии на крупных объектах пришельцев. А нам — непосредственным участникам, узнать, как это выглядело со стороны, и какие ошибки мы допустили. Видеорегистраторы, вмонтированные в наши тактические шлемы, всё исправно записали. Открылась дверь, и к нам протиснулся Чёрт.

— Тебя, что, уже выпустили из медблока? — удивился Айдар.

— Да. Быстро на ноги поставили. Да и делов-то, контузию вылечить. Это не ранение.

— Тихо! — шикнул на них кто-то из командиров отделений.

— Сегодня, силами группы Чёрта, мы провели первую диверсию на крупном объекте инопланетян, — начал Тула. — До этого мы довольствовались небольшими вылазками с целью сбора информации, и не знали, что может предпринять система безопасности пришельцев при атаке на крупные и важные объекты.

— Теперь знаем? — спросил кто-то.

— Примерно. У пришельцев богатая фантазия. Но основные этапы обороны мы выяснили.

— Ценой троих человек?

— Могло быть и больше. Мы не знали, чего ожидать. Именно поэтому выбрали именно эту добывающую станцию. Она одна находится на отшибе, далеко от основных баз. Район, в котором она работает, пришельцы только начали осваивать, и базу пока не поставили. Итак, что мы имеем? Первое, это сторожевые дроны, активно патрулирующие на расстоянии двухсот метров от ограждения станции. В данном случае, дрон был один, но, на остальных объектах их должно быть больше. По крайней мере, не меньше четырёх — по одному на каждую сторону. Тут, группа Чёрта сработала хорошо. Дрон снял снайпер. На будущее, для решения этого вопроса в подразделении должно быть не менее двух хороших стрелков, соответственно вооружённых.

— Это, что, четырёх снайперов с собой таскать? — возмутились в толпе.

— А что вас напрягает? Придётся, конечно, потаскаться части ваших людей с СВУ вместо АК-12. Да, СВУ тяжелее. Но не намного. 5,9 килограмма против 3,5 у Калашникова — не Бог весть, какая разница. Потаскают. Не кисейные барышни. Зато, длина почти одинаковая. Всего на четыре сантиметра длиннее. Зато, винтовочный патрон 7,62 миллиметра гораздо мощнее стандартного 5,45. А это, в купе с возможностью более точного выстрела — гарантированное поражение целей. Причём не только сторожевых дронов.

— Но, от плазмоидов винтовкой не очень отобьёшься! — не согласился кто-то. — Некогда целиться. Тут очередями надо.

— Согласен. Поэтому мы и не будем вооружать винтовками всех. Основная часть группы так и останется с АК-12. Думаю, с этим всё. Дальше: автоматические лучевые пушки, выдвигающиеся из стены на турели. Сегодня группе удалось заскочить в мёртвую зону до того, как они вышли в боевое положение. И то, не вся группа. Одного человека умудрились потерять.

— Он споткнулся, — мрачно ответил Чёрт.

— Вот именно. Всего секунда потеряна, и человек погиб. А, после этого случая, пришельцы перенастроят систему, и у нас не будет, даже, того времени, которое было у группы сегодня.

— Что же, тогда, делать?

— Здесь необходим комплекс мероприятий. Думаю, пары роботизированных БРДМ хватит, чтобы лучевые пушки встали в боевое положение и стали работать. Здесь, опять карты в руки снайперам. Ну, а потом, спринт до ограды. Выяснилось, что у станций есть внутренние охранные боты. Этакие радужные шары около метра в диаметре. Хорошая новость. Они легко уничтожаются автоматическим оружием. И, похоже, нестабильные. По крайней мере, один из них аннигилировался от контакта с деревом. Так, Стаф?

— Да. Он шарахнулся от моей очереди, влетел в ветки и взорвался.

— Неприятным открытием стал диск, вынырнувший из-за облака, — одобрительно кивнув мне, продолжил Тула. — Логично предположить, что такие диски барражируют в стратосфере, над всей планетой, снижаясь в местах потенциальной опасности. Этакая, своеобразная система быстрого реагирования, предназначенная сковать противника до прибытия основных сил. Их оружие — боевые микродроны, сбрасываемые ими в цилиндрических контейнерах. Эти микродроны почти неуязвимы для стрелкового оружия, благодаря своим маленьким размерам, но крайне опасны. Сбиваясь в рой, они облучают противника волнами СВЧ, и он, буквально варится заживо. От этих дронов погибли двое. Так, Чёрт?

— Так и было. Повезло, что случайно прихватил гранаты ЭМИ. Ими, только, и отбились.

— Поздно ты их применил. Вспомнил бы ты про них раньше, не потерял бы своих людей. Вывод: теперь, на каждый боевой выход у бойцов должно быть не менее одной такой гранаты. Это приказ. Всем ясно?

— Поняли, — вразнобой загудели командиры. — Ясно.

— А дальше система действовала по привычной схеме. Крабы и платформы… Ничего оригинального. Эти боевые единицы, скорее всего, являются стандартными системами для ведения боевых действий. Ну, с ними мы умеем бороться. Надо сказать, что на этом этапе группа Чёрта сломалась. Запаниковали, заметались, хотя, ничего необычного не было. Действовали бы хладнокровно, быстрее бы справились. Повезло, что станция была далеко от основной базы, и пришельцам понадобилось время, чтобы перебросить к ней большие силы. Но, я допускаю, что это, просто, моральная усталость. Перенервничали. Всё-таки, первых такой выход. Да и страшная смерть товарищей от СВЧ облучения выбила из колеи. Наши кураторы уже приняли меры по усилению у всех нас морально-психологического барьера. Думаю, таких ошибок больше мы не будем совершать.

А Тула нас умыл. Положа руку на сердце, он прав. Запаниковали мы, засуетились. А могли бы рассредоточиться и методично повыбивать все эти платформы и крабы. Век живи, как говорится, век учись. Эти червяки с СВЧ, действительно, заставили нас запаниковать и наделать ошибок.

Странно, но вся операция заняла не больше двух часов. Мы, даже, к обеду успели. А, казалось, весь день наверху прокувыркались. Вообще, я давно заметил, что в бою время ведёт себя своенравно. Бывает, что час пролетает, как одна минута, а, бывает, что минута вечность длится. Сегодня нас кормили солянкой на первое и картофельным пюре с котлетой на второе. Солянка была выше всяких похвал, а, вот, котлета оказалась синтезированной, как честно предупредила меню-раскладка. Странное послевкусие я заметил сразу. Хотя, другие ели с удовольствием. Наверное, просто, самовнушение. Может, в солянке половина ингредиентов — синтетика галимая. А я не знаю, и ем за милую душу. Надо поменьше заглядывать в раскладку. Тогда и знать не буду, а, следовательно, и кушать не привередничая.

После обеда все отправились на полигон, а мы, как вышедшие из боя, оказались предоставлены самим себе. Не сговариваясь, сразу направились в кают-компанию, и, не чокаясь, помянули ребят. Абрека и Курка было жаль. Конечно, жаль всех наших, кто погибает, но с этими двумя я не один год в шалмане вместе провёл. Как бы, друзьями были. И, вот, сейчас их нет. Курок, вообще, заживо сварился. Врагу такой смерти не пожелаешь. Хотя, пришельцев я бы с удовольствием поджарил. Хоть из огнемёта, хоть на сковородке.

Навалилась апатия, говорить ни с кем не хотелось, а сидеть и тупо пялиться в пустоту, прихлёбывая коньяк, тоже желания не было. Кто-то из наших подался в видеозал смотреть какой-то новый голофильм. А мне, вдруг, захотелось выйти куда-нибудь и, просто, побыть в одиночестве. Почему бы и нет, кстати? Я поднялся с кресла, взял из бара плоскую бутылочку «Хенесси» с таинственной аббревиатурой VSOP, и вышел из кают-компании. На выходном сервере отметился без проблем и сразу свернул на стоянку. Маленький двухместный глайдер, чем-то неуловимо напоминающий «Яву» из моей молодости, нашелся в самом углу. Вот, то, что мне надо. Я оседлал его и, дождавшись зелёного огонька на приборной панели, произнёс: «Центральный проспект». Почему именно туда? Да, всё до банальности просто. Это единственный адрес, который я знаю в этом мире.

Глайдер ожил, заурчал антигравитационной установкой, выплыл из парковочного тоннеля и, поднявшись вверх, полетел вперёд по транспортной сети, оборудованной под самым потолком. Там, внизу, проносились жилые дома, скверы, торговые автоматы, какие-то офисные помещения, а тут — только сводчатый потолок, источники искусственного солнечного света, светофоры на пересечениях тоннелей и встречные гравитранспортёры. Изредка попадались и глайдеры, типа моего. Вообще, поток был небольшим. Да и людей внизу почти не было. В принципе, всё правильно. Разгар рабочего дня. Все при деле. Праздношатающихся тут не бывает. Делу, как говорится, время, а потехе — час.

Глайдер выскочил на просторный проспект и, так как конкретной точки я не назвал, приземлился на ближайшей стоянке. Я огляделся и, пожав плечами, спустился на землю. Мне, по большому счёту, всё равно, где вылезать. Вся поверхность проспекта — сплошной сквер с дорожками и скамейками. То, что надо. Можно расслабиться, нежась под лучами искусственного освещения и любуясь на зелёную траву и карликовые деревья. В воздухе ненавязчиво раздавался щебет птиц, однако, пернатых я так и не заметил. Наверное, просто запись. Зато, если не смотреть наверх, создаётся почти полное ощущение того, что ты на поверхности. Даже, лёгкий ветерок с ароматом свежескошенной травы обдувает лицо.

Я присел на скамейку и откинулся на спинку, ощущая, как она подстраивается под меня. Подумалось, что, наверное, если я захочу поспать, она и форму кровати примет. Или нет? Спать не хотелось, и я решил с экспериментами повременить. Хотелось просто посидеть, наслаждаясь ласковым ветерком и птичьим гомоном. Как давно я не отдыхал вот так? Очень давно. Да, наверное, никогда. В детстве всегда находилось занятие поинтереснее. То на самокате покататься, то в войнушку поиграть со сверстниками. Молодость — тоже не до этого. Вечера под гитару и дешёвый портвейн, дискотеки, драки один на один или двор на двор. Даже, на свиданиях больше интересовали поцелуи и возможность половчее залезть под юбку очередной подруги или в вырез блузки. Афган — вообще не туда. Не до романтики там было. После Афгана, вообще весь романтизм полетел в тартарары. Куда там безногому калеке травой любоваться и птичек слушать?

Нет! Было. Точно, было! Правда, не днём, но, кто сказал, что летние ночи не такие романтичные? Мне, тогда, было, где-то, лет пятнадцать или шестнадцать. Её звали Алина. Её привела к нам в класс завуч Валентина Петровна прямо посреди урока. Кажется, это была химия. Или, физика. Не суть важно.

— Ребята, познакомьтесь, — объявила она. — Это Алина Хохлова. Её папу перевели в наш город, и она будет учиться вместе с вами. Проходи, Алиночка. Вон, возле Стасика садись. Рядом с ним свободное место.

Алина несмело, явно смущаясь под обстрелом двадцати трёх пар глаз, прошла по проходу и присела возле меня.

— Привет, — тихо сказала она. — Я — Алина.

— Привет, — я повернулся к ней и тут же утонул в глубине её синих, словно высокогорные озёра, глазах.

Да. Это была любовь с первого взгляда. Я влюбился. И влюбился именно в глаза. Уже, потом, я разглядел и симпатичное личико, и ладную фигурку, и стройные ножки. Но, самое главное, это два синих горных озера, заглядывающие, казалось, в самую душу. Она проучилась у нас всего четверть, а, потом, её отца, полковника, перевели в другой город, и она уехала. Больше мы не виделись, но один вечер у нас был. Душная летняя ночь, темное небо, усыпанное звёздами, далёкий лай бродячей собаки, и её рука, так доверчиво лежащая в моей ладони. Я свернул пробку и автоматически сделал глоток коньяка. Было! И как я мог это забыть?

Ярко жёлтый глайдер, мощный, не чета тому, который меня доставил сюда, с надписью «Полиция» по борту, приземлился метрах в десяти от меня прямо на дорожку. Я, ещё, подумал, что, если мой напоминает «Яву», то этот — явный «Цундап», или, вообще, «Харлей». Фигура в мешковатом тёмно-синем комбинезоне спрыгнула с него и направилась ко мне, на ходу отстёгивая магнитную застёжку шлема. А, ведь, это женщина, удивился я, увидев, как освобождённые от шлема рыжие волосы расплескались, словно радуясь ветерку. Женщина — полицейский. Или полицейская? Как правильно? Опять, не о том думаю. Интересно, что надо полиции от меня? Вроде, ничего не нарушал. А, симпатичная. Хотя, они тут все симпатичные.

— Старший инспектор Чеботарёва, — представилась девушка.

— Очень приятно, — улыбнулся я. — И что нужно старшему инспектору от простого вояки, только недавно вышедшему из боя?

— Я не знаю, откуда вы там вышли, но, сейчас, вы нарушаете общественный порядок по пункту семь дробь одиннадцать, часть восемь Уложения о взаимодействии граждан в условиях резервации.

— А, если не так официально? Что-то я ничего не понял.

— Распитие веселящих напитков в общественном месте. И не думайте, что я не знаю, что у вас в руках. Это алкогольный напиток под названием «Коньяк», который пьют все, кто пришёл к нам из прошлого. И он подпадает под категорию веселящего. Приложение номер шесть к уложению.

— Ого! Серьёзно. Даже не знал.

— Незнание закона не освобождает от ответственности.

— А, совсем недавно в этом же месте пили все. И наши и ваши напитки.

— Наверное, это было на празднике. В праздничное время распитие дозволяется. Но, сейчас, будний день и, вместо того, чтобы заниматься общественно полезным трудом на благо резервации, вы прохлаждаетесь и предаётесь пороку.

Я посмотрел на девушку и невольно улыбнулся. Она была совсем молоденькой. Не больше двадцати лет. Но, при этом, старалась казаться старше и строже, чем была на самом деле. Тщательно очерченные бровки уморительно хмурились, а серые глаза пытались глядеть на меня строго и с мудрым прищуром.

— Что же делать, если у меня именно сейчас выдалось свободное время? — развёл я руками, от чего из бутылки выплеснулось немного коньяка. — Начало дня выдалось слишком тяжелым, вот и решил отдохнуть в тишине наедине с природой.

— Уберите это, — поморщилась Чистякова, втянув носом аромат пролившегося коньяка. Не знаю. Как по мне, так пахнет божественно. — Вообще-то, такое правонарушение карается двадцатью часами общественных работ. Но, учитывая то, что вы совершили его в первый раз, а, до этого, ни разу не попадали в поле зрения правоохранительных органов, я ограничусь устным внушением.

— Откуда вы знаете, что это у меня в первый раз?

— Мой жетон просканировал вашу сетчатку и выдал, что с точки зрения закона вы абсолютно чисты. Были. А с этого момента, в полиции на вас заведено досье. Так что, больше не попадайтесь.

— Не буду, — я заткнул бутылку пробкой и засунул её в карман.

Сидеть в сквере категорически расхотелось. Не всё тут, оказывается, так радужно. Вон, на заметку органам уже попал. Теперь, ходи, бойся, думай, где ещё накосячишь. Так, оглянуться не успеешь, как на уборке общественных туалетов окажешься. И никакие заслуги не помогут. Похоже, потомки воспринимают, как само собой разумеющееся, что мы воюем с пришельцами. Наверное, считают, что это мы расплачиваемся с ними за излечение и достойный уровень жизни. Хотя, в принципе, они правы. Нам дали новую жизнь и новые возможности, позволили забыть неприглядное прошлое. Так сказать, второй шанс. Равноценный обмен. Да, за свои ноги я им по гроб благодарен! Инспектор Чистякова, бросив на меня очередной строгий взгляд, развернулась и направилась к своему глайдеру и, вдруг, остановилась и повернулась ко мне.

— Что, действительно тяжёлое утро было? — уже другим, совсем неофициальным тоном поинтересовалась она.

— Да. С пришельцами сцепились. Троих потеряли.

— Там, наверху, страшно?

— Страшно.

— И, как вы тогда?

— Как-как? Обычно. Боишься, но идёшь. Мы же солдаты. Это наша работа.

— Два года назад наши мужчины пытались воевать наверху. Много, тогда, погибло. В нашей резервации из четырёхсот человек назад, только, двенадцать вернулось. Остальные там остались.

— Бывает. Ладно, пойду я.

— Подожди. Я в шесть часов вечера сменяюсь. Если хочешь, можешь подождать меня в том кафе. — Чистякова кивнула на россыпь столиков неподалёку.

— Подожду, — действительно, почему бы и нет?

— Меня Эгидой зовут.

— А я — Стаф.

— Я знаю, — щёлкнула она пальцем по своему жетону и задорно засмеялась.

Глайдер поднялся под свод и помчал меня назад на базу. Интересный поворот. Думал ли я, отправляясь в рейд утром, что после обеда состоится такое необычное знакомство? Нет, конечно! Я думал о том, как бы выжить. Даже, тогда, когда незаметно выскользнул из кают-компании с бутылкой коньяка в кармане, не ожидал, чем обернётся мой поход на природу. Вот так и не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Приземлившись на стоянке возле базы, я зашёл внутрь и сразу направился в кают-компанию. Чёрт сидел на высоком стуле возле барной стойки и смешивал в шейкере какой-то сложный коктейль.

— Куда пропал? — мельком взглянул он на меня.

— На проспект мотался.

— Что ты там забыл в будний день, да ещё и в рабочее время? Там ловить нечего.

— Я заметил. Слушай, Чёрт, если я часам к шести уйду из базы и вернусь поздно, ничего не будет?

— Ого! — командир отставил шейкер в сторону и посмотрел на меня так, словно увидел впервые. — Выходит, всё-таки, есть что ловить? Поймал кого? Колись!

— Поймал, не поймал, какая разница? Ты мне скажи: если я слиняю, на ночь глядя, кипеша не будет?

— Ты же не военнослужащий срочной службы. И не на казарменном положении. Главное, чтобы ты в девять ноль-ноль в строю стоял. А там, личное время используй на своё усмотрение. Не забудь коммуникатор взять. Если поступит вводная, я тебя вызову.

— Коммуникатор? — я наморщил лоб. — Ах, да! Хорошо. Возьму.

Я и совсем забыл, что в первый день, вместе с комплектом повседневной, боевой и тренировочной формы получил узкий браслет со светящимися виртуальными кнопками. Показался он мне слишком легкомысленным, даже, женским, и, несмотря на то, что многие парни щеголяли в таких же, я забросил его подальше в свой шкафчик. Да и, зачем он мне, если я постоянно на базе? А наверху, на поверхности, есть гарнитура радиообмена, встроенная в тактический шлем-сферу. А, сейчас, выходит, понадобился. Ещё бы, научиться, как им пользоваться.

Вот, честное слово, волновался, словно юнец перед первым свиданием. Несмотря на то, что мылся после возвращения из рейда, снова сходил в душ и намывался там минут пятнадцать. Потом, тщательно скоблил бритвой подбородок и щёки, обновил причёску с помощью парикмахерского бота. Этот бот — отдельная история. Никак не доверяю бездушной машине, лазерным лучом подстригающей волосы. Сажусь, всегда, с чувством, что он мне уши отхватит. Но, важность момента пересилила страх. Внутренне съёжившись, я с ужасом смотрел, как вокруг головы мелькает тонкий, словно струна, красноватый луч. Однако, причёска получилась безупречной. Бот своё дело знал туго.