Бесплатный фрагмент - Всё не так, как надо

«Дом без хозяина — сирота»

русская поговорка.

Медвежья услуга

«Все русские сказки начинаются примерно одинаково: „Жили-были…“ или „В некотором царстве, в некотором государстве…“ Я тоже не буду нарушать традицию, так как я русский человек по духу и по облику, как говорится „… до мозга костей“, а уж, сколько кровей во мне намешано, не знаю. Но думаю, что не больше, чем в любом другом русском. Знаю, что предки мои с севера России, поэтому не исключаю наличие угро-финской крови. (Слава богу, что никакой африканской…) Но небольшие вливания полезны (А. С. Пушкин, например, великий русский поэт). Нашествие Батыево на Русь только усилило русский дух, как впрочем, и любое другое нашествие… Знаем из истории, что не страшны русскому народу внешние враги, а разрушает Россию всякий раз враг внутренний. И каждый раз появляется он в новом обличье, с новой идеей преобразования родины-матушки. Но печётся-то он каждый раз не о Родине… Я не о шпионах иностранных и не о предателях, а о дураках. Дураки на руководящих постах…»

Владимир Афанасьевич перестал писать и замер, уставившись в окно. Обдумывая продолжение фразы, он и не заметил очень тихо подошедшего деда, разглядывающего из-за его плеча начало его рукописи, оттого от неожиданности сильно вздрогнул, даже испугался, услышав вдруг покашливание над самым ухом.

— Чего это ты тут пишешь? Я думал письмо кому-то, может, думаю, о сыне вспомнил, а тут про сказки что-то.

Дед сдвинул очки на лоб и в упор посмотрел на внука.

Да, у сорокалетнего Владимира Афанасьевича был жив дед Владимир Афанасьевич. И был он, как говорится, «живее всех живых…» В свои девяносто с небольшим был крепок и морально и физически, а именно: маразмом не страдал, альцгеймером и паркинсоном тоже. Жаловался изредка на боли в суставах, которые и лечил сам мазями собственного приготовления.

С дедом были они полными тёзками. Дед говорил, что у них в семье по мужской линии всегда так было. Если отец Афанасий, то сын Владимир, а если отец Владимир, то уж сын обязательно Афанасий, и никогда эта традиция не нарушалась. «Так наши пра-пра-… прадеды решили, так тому и бывать… чтобы не нарушалась преемственность поколений». В семье могло быть несколько детей, но первенец на протяжении многих поколений был всегда мужского пола и был он или Владимир, или Афанасий. Отчего так происходило, Владимир Афанасьевич не знал, да и от деда так толком ничего и не добился. «Ну, с научной-то точки зрения это как-то должно объясняться…» говорил он деду. «С нау-учной? Не знаю, наукам не обучался. На роду у нас так написано, вот и всё моё объяснение».

Только вот последний Владимир Афанасьевич преемственность нарушил, назвал сына Эдуардом, в угоду своей жене, которая считала себя в то время женщиной современной, от деревенской родни мужа старалась держаться подальше, увлекалась всем иностранным, считала себя «голубых кровей…» якобы какая-то её прабабка, точно так и не установлено, принадлежала к дворянскому роду. Она всегда говорила об этом вскользь, вроде «к слову пришлось…» но если её спрашивали о родстве, ловко уводила разговор в сторону, мол «рассказывать долго и не интересно, и не сейчас, а как-нибудь при случае…» Сама была учительницей английского языка из семьи учителей. С Владимиром Афанасьевичем она познакомилась на последнем курсе Педагогического института. Он в то время оканчивал исторический факультет того же института и собирался поступать в аспирантуру. Но женитьба и быстрое рождение Эдички изменили его планы. Нужно было зарабатывать, кормить семью, поднимать ребёнка. Так что об аспирантуре пришлось забыть. Да и брак оказался непродолжительным. А потом Элла Ивановна с Эдичкой и вовсе покинула Россию, отбыла на постоянное жительство в святую землю, так как сумела отследить своих предков по материнской линии. «Ну и кровей же в ней намешано…» узнав о таком её поступке, сказал тогда дед. «По паспорту вроде русская… о дворянской крови толковала, мол мы ей не ровня, а поди ж ты как всё вышло… А всё ты — нарушитель традиции… Назвал бы сына Афоней, да не был бы таким мягкотелым, глядишь всё и было бы по-другому. И в кого ты у нас такой слабохарактерный…»

Родителей Владимира Афанасьевича в живых уже не было, из близких родственников остался один дед, к которому он и приехал из города после развода с Эллой. Десять лет в браке, и после развода прошло лет десять.

— Что мне о нём вспоминать… Нужен был бы ему, так давно уж и повстречались бы, а они обо мне и не думают. Ты же меня знаешь, я в помощи не отказал бы. Значит, не нуждаются они. Ему сейчас лет двадцать, может, женат давно. И чего это ты вдруг о нём вспомнил?

— Да так… Один ты всё. Школа, дом и больше никуда.

Владимир прекрасно понял, о чём думал дед: о грустном…

— Так что это за сказки?

— Решил я, дед, книгу написать…

— О чём же?

— На, прочти и поймёшь.

Дед сдвинул очки на нос и начал читать.

— Немного ещё написал-то, но идею твою я понял. Никого не удивишь, дураки в земле нашей не переводились ещё ни разу. Не новая тема. Ну, если от скуки надумал, то пиши, бумага, она всё стерпит. Развлекайся. Не забудь дров натаскать и в подпол за картошкой слазать. И капусты квашеной можно достать, кончается. Да, забыл совсем, утром, ты спал ещё, Валентина Никифоровна приходила. Чего ты ей там пообещал… Обещал, так иди.

— Ты, дед, мне, как Золушке поручений надавал. Когда книгу-то писать?

— Дурью майся в свободное от работы время.

Владимир закрыл тетрадь, убрал на столе и принялся за хозяйство. «Книгу буду писать по ночам, когда не мешает никто», подумал он.

В погребе, поглощённый мыслями о книге, он машинально набрал пакет картошки и повернулся к бочке с квашеной капустой. «Умеет дед квасить капусту, тут ему равных нет», подумал Владимир Афанасьевич. «Здесь у него салатная с клюквой и яблоками, а в соседней бочке с тмином. Какую брать?»

— Дед, ау-у…

— Чего тебе, заблудился там что ли?

— Принимай картошку. Из какой бочки капусту брать?

Голова деда появилась в отверстии люка. Он протянул руку и подхватил пакет с картошкой.

— Из обеих бери. И грибков прихвати, раз уж залез. Сейчас я тебе банку под грибы подам.

«Что я буду делать без деда?» размышлял Владимир. «Ни капусту квасить не умею, ни грибы солить. У деда дар или богатый жизненный опыт… и огурцы у него хороши, крепенькие, хрустят при надкусывании. Просто спец по части солений…» И тут краем глаза или боковым зрением Владимир заметил какое-то движение в углу погреба рядом с кадушкой с мочёной брусникой. «Что это там? Крыса что ли… этого ещё не хватало», и он направился к кадушке, прихватив первую попавшуюся под руку деревяшку. За кадушкой никого не было, но на песчаном полу обнаружились следы. Владимир наклонился и направил на следы свет фонарика. «Похожи на отпечатки подошв сапог, только очень маленьких, сантиметров по восемь… И чьи же это следы?»

— Вовка, ты где там? Держи банку.

— Дед, тут странное что-то…

— Ну, чё опять?

— Здесь следы чудные, как от сапог, только уж очень маленькие.

— Клади грибы и вылезай. Наверху всё обсудим, — сказал дед, а про себя подумал: «Спасибо, Афоня, что не оставляешь меня и мой дом. Многим я тебе обязан. Только стареешь ты видно тоже, бдительность не та, раз заметили тебя. Рано Вовку с тобой знакомить… а я и не буду, забудет, на книгу свою отвлечётся».

Владимир вылез из люка, закрыл крышку.

— Ступай к Валентине Никифоровне, заждалась уже, наверное.

— А что ты о следах думаешь?

— Показалось тебе…

— Дед, ты не видел. Четкие следы.

— Значит хозяин приходил.

— Ой, ты опять за своё. Вот только этого не надо… Наслушался я ещё в детстве сказок твоих.

— Не хочешь мою версию услышать… Так ступай по своим делам. Мне тут тоже разговоры разводить некогда. Буду картошку варить.

* * *

Когда Владимир вернулся домой, у деда был готов обед.

— Вовремя поспел. Молодец. Ну, и чего там?

Владимир ухмыльнулся и задал вопрос:

— И чего это ты мне не сказал, что помощь уже оказал? Напортачил и помалкивает…

— А чего не так?

— Деревня ты, дед, отсталая. Разве так с пластиковыми лыжами обращаются… хорошо ещё, что не просмолил… Ну, твоя версия произошедшего, слушаю.

— Валентина часов в восемь утра прибежала, говорит, что ты обещал зайти и помочь разобраться с мазями для новых лыж её внучка.

— Да, я обещал, но мы на конкретное время не договаривались.

— Форс, этот как его, мажорный, произошёл. Ну, такая ситуация, как помнишь в фильме. Недавно с тобой смотрели, и ты тогда мне ещё про эти обстоятельства объяснял.

— Понятно. Поконкретней, дедуля.

— У Илюхи оказывается в десять утра, именно сегодня в субботу, соревнования на первенство школы. Он хоть и шестиклассник, ты же знаешь, любому старшекласснику фору даст. Потому что, как только ходить научился, сразу на лыжи встал. А вопрос у него был: «Какой мазью лыжи намазать? Лыжи новые, не спортить бы». До этого у него деревянные были, так он про них всё знал. Я пошёл. Делов-то, лыжи намазать… Выбрал мазь по температуре и намазал.

— Всю лыжину?

— А как же… и носки. А потом, как положено пробкой растёр. Часиков в двенадцать смотрю, Валя в магазин идёт. Вышел и спросил об Илюшке. Она и сообщила, что последним он пришёл. Все в недоумении были. Учитель физкультуры лыжи осмотрел и сказал, что с мазью что-то не то.

— Да, дед, не то. Ты, когда мазал, хоть читал, для чего она?

— Там мелко написано… а температура крупно проставлена. Не мог я ошибиться. Сегодня минус десять градусов.

— Дед, ты хоть слышал, что для лыж, кроме мазей скольжения, есть и мази удержания, и мажут их только под колодку, чтобы лыжа обратно не проскальзывала. А мазями скольжения пластиковые лыжи вообще не мажут, они итак хорошо скользят.

— Откуда я мог знать, я на лыжах лет пятьдесят не катался, и вблизи их столько же лет не видел. Раньше-то мазали.

— Вот и не лез бы. Ты мазью удержания лыжи намазал, они и не скользили… Бедный Илья весь взмок… понять не может, что происходит, лыжи не едут… И обидно ему, что последним пришёл. И как такая услуга, дед, называется?

— Медвежья, вроде…

— А ещё, не в обиду тебе будь сказано, заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт. Мази ты от души наложил… Я соскребать устал.

Ветер в трубе

Домик, в котором жили оба Владимира, дед и внук, был старым, но крепким, построенным в шестидесятые годы прошлого века, сложенным из крупных брёвен на ленточном фундаменте. Посреди дома русская печь, которая и делила дом на две части: большая комната, в которой жил внук и комнатка поменьше для деда. В большой комнате внутренняя стена была кирпичной стеной печки, а с другой стороны в комнатке деда у печи была лежанка и топилась печь из комнаты деда. Перед комнатой деда была небольшая кухня, в полу которой был люк в хорошо оборудованный подпол. Вход в дом был со стороны кухни через маленькую прихожую, перегороженную для устройства туалетной комнаты. Раньше до приезда внука все удобства у деда были во дворе, а теперь стараниями внука в доме был тёплый туалет. Канализация была устроена правильная, не какая-нибудь выгребная яма прямо под домом, всё выводилось в старый, давно заброшенный колодец, в котором, как говорил дед, никогда воды не было. «Кто-то, когда-то пытался вырыть колодец, но так до воды и не докопался…» Позже, в дом провели водопровод, так что нужда в колодце отпала. Был у избушки и второй этаж — мансарда, но зимой ею никто не пользовался, тем более, что попасть туда можно было только по лестнице, находящейся на веранде, а дверь на веранду для меньшей потери тепла зимой очень плотно закрывалась, а со стороны веранды была ещё одна дверь. Всё было рассчитано на холодные снежные зимы севера России, на зимы Вологодской области.

Деду не спалось, он переворачивался с боку на бок, стараясь занять удобное для сна положение, но сон не шёл. «Сильно натоплено, душно. Вовка перестарался», подумал он. «У него комната просторней, не то, что моя. В ней воздуху больше. Спит себе и сны смотрит, а я мучаюсь…» Но дело было совсем не в этом, и в глубине души Владимир Афанасьевич понимал причину своей бессонницы. Мысли одолевали. Думал он о том, что всё старое хорошо знакомое уходит, и многого не вернуть. А новое стремительно и с разрушающей силой буквально врывается в его жизнь. Так было всегда: новое приходило на смену старому, такова жизнь. Но пугала стремительность… И нет способа защититься от этих преобразований. Приспосабливаться? Но он стар и не успевает… «Что будет с нашим родом, древним, как сама жизнь? Похоже, приходит ему конец… В самом начале времён «маленький народец» заключил союз с людьми, всё было обговорено и записано. И ни разу договор не нарушался ни с той, ни с другой стороны. Только людей становилось больше, а «народец» угасал… Вовка что-нибудь про естественный отбор наплёл бы… типа выживают сильнейшие. А может и так. Ведь «малый народец» и заключал договор, чтобы выжить, и тогда их мало было…

А, всё равно не сплю, посоветуюсь со Старшим. Давно не общались…»

Дед пристроил подушку к самой спинке кровати, занял полусидящее положение и довольно громким шёпотом, направленным в сторону печки позвал:

— Афанасий, Афанасий… спишь что ли?

Дед прислушался и вдруг рассердился.

— Как в подполе под ногами шастать, так ты тут как тут… А когда надо, не дозовёшься. И наследил ты… Хватит спать, зима длинная, отоспишься ещё. Разговор есть.

Дед приложил руку к уху и прислушался. И тут от печки донеслось:

— А-у-у-у…

Могло показаться, что где-то в трубе завывает ветер, но дед знал, что это не так.

— Следы не мои, Федины.

— А чего он их не заметает?

— Не успел. Вовка шустрый больно, быстро среагировал. А там, где Федя сейчас живёт, подпола нет, и заметать ничего не надо. Он же безродный, по чужим людям свой век доживает. Там шкаф только этот железный — морозильный, и чтобы продукты достать, ждать надо ночи, когда спят все или когда дома никого нет. Не разгуляешься… Мы только по напёрстку рябиновой накатили, и тут вам приспичило за соленьями. В кои-то веки расслабиться решили и то мешают… тьфу на вас.

— Так уж и по напёрстку… сказочки не рассказывай, — проворчал дед. — Спишь вон, не докричаться. Да мне не жалко, не моё дело. Откликнулся… Вот и молодец. А теперь побеседуем. Роду нашему приходит конец.

— Ой!

— Испужался?

— Н-е-ет. Ты переродишься… Вовка ещё может…

— Из Вовки хорошего хозяина не выйдет, голова у него другим забита и традицию он нарушил… Пусть человеком остаётся. А мне зачем перерождаться? Двух хозяев в одном доме не бывает. Ты у нас на здоровье не жалуешься, и уходить тебе естественным образом рано. Ведь тебе только двести лет с небольшим, человеческий возраст не в зачёт. Молодой ещё. А мне начертано человеком помереть. Я о будущем думаю…

— Эх! — вздохнули у печки, — вокруг итак одни люди, потомки вторых, третьих и далее детей в семье. Чистых родов днём с огнём не сыскать. Вымирает наш народец. В гости даже сходить не к кому…

— Так и я о том же.

— Так, я не понял, ты о народце в целом печёшься или о своём роде?

— Я обо всём пекусь, но род хотелось бы сохранить. Вот позвал тебя для совета.

— А как насчёт Эдика?

— Отрезанный ломоть. Тоже человеком помрёт.

— Мы же его совсем не знаем. Вот тут подумать надо… Ты думай, а я спать…

Тут дверь в комнату деда приоткрылась, и показалось заспанное лицо внука.

— Дед, ты с кем здесь разговариваешь?

— Приснилось тебе.

— Нет. Я твой голос отчётливо слышал.

— Сам с собой… со скуки. Да и душно. Перетопил ты.

— Это верно. Пойду, воды выпью.

— Спокойной ночи.

— А-у-у-у, — раздалось вдруг в комнате.

— Что это? — испуганно спросил Вовка.

— Ветер в трубе воет. Метель на улице.

— Странно всё это.

— У-у-у-у… — раздалось снова, но уже более правдоподобно.

Вовка закрыл дверь и пошёл за водой.

«Ну, Афоня, артист…» подумал дед и усмехнулся. «Как был клоуном, так и остался, не может без спецэффектов… ещё тот шутник. Да, скучно ему».

Польза интернета

В воскресенье вечером Владимир Афанасьевич, сидя за столом перед раскрытым ноутбуком, изредка брал ручку и что-то записывал в тетрадь. Полностью поглощённый своей работой он не обращал внимания на деда, устроившегося на диване с телевизионным пультом в руках. Дед переключал каналы и что-то бормотал себе под нос.

— Что это ты там бормочешь? — наконец спросил Владимир Афанасьевич. — Что, ничего интересного?

— Интересного много… только не для меня. Где старые передачи? «В мире животных», например…

— Вспомнил тоже… а если животными интересуешься, то там на одном из каналов должен быть «рейтинг Баженова».

— Это которого… которого уж за нос куснул?

— Да, — не отрывая взгляда от экрана компьютера, ответил Владимир.

— Вот и нашёл бы деду.

— Погоди, сейчас поищу.

— Ты всё книгу свою пишешь?

— Нет. К классному часу готовлюсь. Хочу детям всё о зимних видах спорта рассказать, а в частности о лыжах. Зима ведь на дворе.

— Ага. Понятно, чтобы знали какой мазью лыжи мазать.

— И это тоже.

— А в Израиле снег есть?

— Нет. А чего это ты интересуешься?

— Выходит Эдик давно снега не видел, — задумчиво сказал дед. — И помнит ли он вообще о снеге…

Владимир оторвался от экрана компьютера и уставился на деда.

— Чего это на тебя нашло? Столько лет о правнуке не вспоминал…

— Интересно было бы посмотреть, что из него получилось. У тебя адрес-то его есть?

— Зачем тебе? В гости собрался? Так не приглашали.

— А всё же?

— Записан где-то. Элла место жительства, то есть город проживания не меняла, замуж вышла и в квартиру мужа переехала, а Эдик вроде бы на Красном море живёт в Эйлайте.

— Ишь, оказывается, сколько ты про них знаешь… Откуда же сведения?

— Через интернет. Совершенно случайно Эллу в контакте обнаружил и не удержался, написал.

— А чего молчал?

— Дед, не ты ли всё время твердил, что Эдик — отрезанный ломоть… слышать о них не хотел. Я даже и не знаю, что тебе говорить, а что не говорить… Хочешь, могу фото Эдика показать.

— А что… можно и поглядеть.

— Сейчас, — сказал Владимир, — покажу. Ну, вот. — И он развернул экран к деду, уже надвинувшему очки на нос.

Сказать, что старший Владимир Афанасьевич испытал шок, это ничего не сказать. С экрана на него глядел его сын Афанасий! Те же глаза, нос, даже цвет волос. Парень стоял на берегу моря, в каком-то облегающем фигуру комбинезоне, с непонятным предметом в руках, похожим на палку. Дед молча рассматривал правнука, и чем дольше он вглядывался в фотографию, тем сильнее в нём крепла уверенность, что перед ним свой. «Наш, наш… перворождённый…» думал дед. Он вспомнил, что и, когда Эдик был мал, окружающие в один голос утверждали, что он копия своего отца. Но это забылось, и теперь дед был сражён наповал. В этом молодом человеке безошибочно угадывалась их порода, характер, воля. Вовка внук никогда не выглядел так, а вот сын Афанасий именно таким и был по виду — истинным перворождённым, и не только по виду… потому и погиб, спасая горняков в шахте.

— Чего молчишь-то, дед?

— А в чём это он одет?

— А это костюм для дайвинга, а в руках ружьё для подводной охоты.

— Для чего костюм?

— Для подводного плавания. Он инструктор по подводному плаванию.

Владимир видел, что дед взволнован. «Стареет…» подумал он.

— Мне бы это фото… — каким-то не своим слегка охрипшим голосом сказал дед.

— Даже и не знаю… а могу на бумагу скинуть, только будет черно-белое. Сейчас, только принтер подключу.

Дед направился к телевизору, там, в тумбочке, на которой он стоял, хранился старый альбом с чёрно-белыми фотографиями. Дед достал альбом, уселся на диван и стал перелистывать страницы. Он искал фотографию сына. «Вот и она. Афанасий в шахтёрской каске, и ракурс тот же. Просто копия…» подумал дед.

— Вот держи. Готово, — сказал Владимир.

Дед положил оба изображения на диван и долго глядел на них, стараясь найти отличия, но не находил.

— Ведь он вылитый твой отец, Вовка. Смотри.

— Да уж… Яблоко от яблоньки не далеко упало… Не было бы компьютера, интернета, как бы ты правнука увидел?

— Да. Польза есть, тут и спорить неча… — задумчиво ответил дед.

— Сейчас я тебе Баженова найду, смотри. А мне надо ещё позаниматься.

Дед смотрел передачу о животных, но мысли его были далеко: «Наш, но имя не подходит… Эдик, Эдик, Эдуард… не Афанасий…»

— Вовка, а что это за имя такое Эдуард, откуда оно?

— Не помню, когда-то Элла говорила, да я забыл. Можно в интернете посмотреть.

— Так посмотри.

— Вот нашёл. Имя древнегерманское и английское. Означает: «Страж богатства, достатка, счастья» или «Священный страж». Всё? Больше ничего поискать не надо?

— Не надо.

Дед был сражён. «Это как же так вышло, что глупая, с его точки зрения, капризная и избалованная женщина выбрала для сына именно то имя, имя, говорящее о его прямом предназначении. Страж домашнего очага. Видно всё предначертано и судьбу не поменять…»

Только как лозунг…

Утром потеплело, поэтому дед, после ухода Вовки на работу, решил прогуляться по посёлку, и не просто прогуляться, а дойти до почты, где у него было небольшое дельце и не одно, а целых два: во-первых, нужно было получить пенсию, а во-вторых, он хотел купить почтовый конверт.

У окошка была небольшая очередь, а группа пенсионеров расположилась в ожидании на стульях ближе к входу. Все свои, за пенсией, поэтому, поздоровавшись, дед решил полушутливо спросить:

— Чего-то вас тут много набежало… Не иначе пенсию повысили?

— Шутишь, Владимир Афанасьевич? — сказала Мария Ивановна из ближайшей трёхэтажки. — Всё пытаются повысить, а не удаётся… Только возраст пенсионный удалось повысить.

— Не удивительно, — поддержал разговор Пётр Кузьмич, ближайший сосед Владимира Афанасьевича. — Как что повысить, так это им на раз… цены, налоги. Это они научились. Стоит только предложить и сразу лес рук, все «за» голосуют, а вот, чтобы с деньгами расстаться… это надо подумать. И читать не умеют…

— Как это? — спросила пухленькая приятельница Марии Ивановны.

— Может и умеют, но доходит до них прочитанное долго, потому и читают несколько раз: «первое чтение», «второе…» а потом и вовсе отложат.

— Если такие тугодумы, чего они там вообще делают… — сказала приятельница Марии Ивановны. «Так это же Катя с молокозавода» пригляделся дед. «Красавица была, а теперь узнаю с трудом… Да, время летит, мы не молодеем».

— Ты голосовать ходила, вот за таких и проголосовала…

— Нет, не ходила и не пойду. От моего голоса ничего не зависит, без нас всё решено, кого им надо того и пропихивают.

— А чего далеко ходить… — поддержала подругу Мария Ивановна. — Вот прошлая зима была тёплой, а до батарей было не дотронуться. Шпарили по полной… Я их и отключила, душно. И обидно мне стало, что зря деньги за обогрев плачу. Пошла в администрацию, пусть, думаю, помогут или градус снизить, или отопление из моей квитанции на время исключить. Обратилась к первому попавшемуся мне чиновнику. Он послушал и говорит:

— Мы тут помочь не можем, мы градусы не снижаем, это в теплосеть.

— Я там уже была, бесполезно. Я у вас спрашиваю, кто здесь может помочь, защитить мои права?

— Мы права не защищаем, мы услуги оказываем.

— Чаво? — возмутился Кузьмич. — Это что, бордель что ли… там услуги оказывают, а в администрации слуги народа и волю народа должны сполнять… Защита прав это и есть их обязанность.

— Сейчас… так сразу и бросятся… На бумаге это всё только хорошо прописано. Если сам президент основной закон страны нарушает, то им и сам бог велел.

— Тише ты, Маша, — одёрнула подругу Катя. — Разошлась…

— Чего ты, здесь же все свои.

Все замолчали. А потом к Марии Ивановне пододвинулся Сергей Павлович, бывший учитель истории на пенсии. Они с женой тоже были здесь. Когда Вовка вернулся к деду, дед обратился к Сергею Павловичу по поводу трудоустройства внука. Сергей Павлович ещё преподавал и похлопотал о Вовке. Того взяли учителем-организатором, а когда Сергей Павлович ушёл на пенсию Вовка занял его место.

— Мария Ивановна, собственно я с вами согласен. Но хотелось бы узнать, о каком законе вы говорите.

Все знали, что Мария Ивановна имела юридическое образование и при советской власти много лет работала секретарём в суде. Мария Ивановна снизила громкость и уже более спокойно продолжила:

— В одной из статей конституции, в главе четвёртой говорится, что президент — гарант конституции.

— Точно.

— А в другой статье говорится: «Все равны перед законом».

— И это есть.

— Всё-то вы знаете… Так значит вам должно быть известно, что первый указ нынешнего президента противоречил конституции.

— Это о предшественнике… что он неподсуден?

— Именно. Есть ещё статья, в которой говорится, что указы и распоряжения президента не должны противоречить конституции.

— Все равны, но есть более равные… — усмехнулся Кузьмич. — Ну, уж если речь зашла о конституции, то я тоже всем напомню третью статью: «Единственным источником власти в России является российский народ». Ну и как вам это… чувствуете свою власть…

Все замолчали. Дед сидел, положив обе руки на ручку тросточки. «Почти век на этом свете живу, а всё так же… Бесправен народ, и некому его права и свободы защитить, вроде бы это обязанность государства… на бумаге. Законы не работают, жулья полно… Как это раньше говорили: „Закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло“. А ведь это я их спровоцировал…»

— «Высшей ценностью являются права и свободы граждан. Защита прав и свобод — обязанность государства» — вторая статья конституции. Красиво звучит, как лозунг, — неожиданно для всех сказала Полина Константиновна жена Сергея Павловича. Потом, осмотрев всех, и видимо ожидая реакции на свою реплику, вздохнув добавила: — Видимо, только как лозунг и воспринимается…

Повисла тишина, все сидели в задумчивости.

— А что это мы всё сидим и сидим? Что это очередь не двигается? — спросил дед.

— Танюха сегодня одна, напарница заболела. Не справляется. А ещё пиво это… Вон смотрите, мужики у стойки в третий пакет банки запихивают, — сказала Катя.

— С каких пор пиво на почте продают? — возмутилась Полина Константиновна.

— Я читал про это новшество, — ответил Кузьмич. — Это, чтобы в глубинке российской качественный алкоголь пили, а не суррогат. И рентабельность «Почты России» поднять. Купить что ли…

— Тьфу, это и есть суррогат. Никакое это не пиво. Химия одна, — возмутился дед. — Что удумали, вот это забота…

— Скоро здесь все местные алкаши ошиваться будут. Что же это получается, пенсионер приходит за пенсией, а тут сборище маргиналов, того и гляди по башке дадут и пенсию отнимут… — сказала Полина Константиновна.

— А я думаю, — сказала Катя, — это чтобы не шибко устойчивые к алкоголю пенсионеры мужского пола, сразу всё, что получили, государству возвернули.

— Если так дальше дело пойдёт, — сказал Сергей Павлович, — мы с Полиной пенсию на карту банковскую оформим. Правда, в ближайших к нам магазинчиках всё только за наличные. Это-то и останавливало. Универмаги крупные только в центре, до них ещё дойти надо…

— Как всегда всё для народа… — съязвил Пётр Кузьмич.

— Слушай, Пётр, — обратился дед к Кузьмичу, — плюнь ты на это пойло химическое. Приходи ко мне, рябиновой настойкой угощу собственноручного приготовления. Посидим, побалакаем. Опять же у меня капустка, огурчики, грибки солёные…

— По этому делу ты мастер. А повод какой? Праздники закончились.

— А у меня правнучек отыскался. Придёшь?

— Приду.

Наконец, Татьяна закончила с пивом и приступила к выдаче пенсий.

— Владимир Афанасьевич, иди, получай, — сказала Мария Ивановна. — Устал, наверное, ждать-то. Ты тут самый старший из нас, думаю, никто возражать не станет.

— Я возражаю, — ответил дед. — Мне спешить некуда. Очерёдность надо соблюдать. Пришёл последним, последним и получу.

— Как знаешь…

Тут дед хитрил, дело было не в очерёдности. Он хотел купить почтовый конверт, но не обычный, а всех ставить об этом в известность у него желания не было.

Оставшись в одиночестве, он получил пенсию и спросил:

— Танюша, не подскажешь, сколько марок нужно наклеить на конверт…

— Дед, на конверте уже есть марка.

— Мне в другую страну отправить надо, в святую землю…

— В Израиль что ли…

— Туда.

Татьяна протянула конверт, марки. Дед расплатился и отправился домой.

На всякого мудреца довольно простоты

Пётр Кузьмич в гости пришёл, только не в этот день, и не во вторник, а в среду.

— Афанасьевич, открывай, — крикнул он с крыльца. — Это я… званый гость.

— Чего-то долго ты шёл…

— А что всю рябиновую уже выпили? Не беда… У меня вон что есть. — И достал из кармана небольшую плоскую бутылочку.

— Коньяк, пять звёздочек. Двести пятьдесят грамм.

— Заходи. Только у меня под коньяк закуски нет. Капуста, да огурцы. Хотя… погоди.

Дед подошёл к холодильнику, открыл и начал доставать на стол миски.

— Тут грибы, огурцы, квашеная капуста… А вот и картошка с тушёнкой. Сейчас разогрею… Вот нашёл. — Дед достал маленький лимон.

— Завалялся. Помню ведь, что Вовка лимоны приносил…

— Да ты не суетись, я не голодный.

— Голодный не голодный, а ты мой гость. Сейчас картошки разогрею, лимон нарежу… — и дед ушёл на кухню.

Пётр Кузьмич расположился на диване, взял в руки пульт.

— Владимир Афанасьевич, у тебя телик просто так работает или ты смотрел чего?

— Рейтинг Баженова… — откликнулся дед с кухни.

— Чего?

— Про животных.

— А можно я пощёлкаю, поищу чего…

— Да щёлкай сколь хошь…

Через несколько минут дед принёс разогретую картошку и нарезанный лимон. Доставая тарелки, вилки и рюмки, он поинтересовался:

— Ну, рассказывай… как жизнь?

— Всё так же… бьёт ключом, а иногда по голове…

— Ой, самое главное чуть не забыл… Рябиновую-то. Сейчас мы это исправим.

— А не много ли нам будет?

— Мы с тобой, насколько я помню, особо непьющие, меру знаем. Начнём с рябиновой по пол рюмочки, а потом коньячком побалуемся. Я ведь помню, что градус только повышать можно… разве я не прав?

— Прав. Скажи-ка лучше, что это ты про правнука говорил?

— Вовка в интернете отыскал. Вот смотри.

— Вовкин сынок значит… похож, можно сказать вылитый… Ну, тогда за это и выпьем.

— Выпьем.

— Хороша настойка. Прав ты, пиво пойло… не настоящее. Говорят, кто чешского попробует, тот наше бутылочное пить не будет.

Кузьмич замолчал. Пережёвывая капусту и уставившись в телевизор, он о чём-то думал. И думы эти были видно не радостными. Дед это понял по выражению его лица.

— Ну, и чем же тебя в этот раз по голове шандарахнуло? Вижу, вижу, расстроен ты чем-то.

— Расстроен не то слово. В понедельник сижу, телик включил, только хотел коньячку для здоровья принять, и тут сестра из города пожаловала, да не одна, а с дочкой. Беда, видишь ли, у них… Короче, племянница денег в кредит набрала, а выплатить не может. Про коллекторов слышал?

— Слыхал.

— Так вот звонили ей уже и напугали.

— А на что кредит?

— Не поверишь. В Турцию на отдых ездила. Дура дурой… мол все отдыхают и ей надо. В отца покойного видно, там вся семейка дурак на дураке и дураком погоняет. Ну, я им всё высказал, что о них думаю… Они и уехали несолоно хлебавши. Только я всю ночь не спал, о сестре думал. Она-то ведь ни сном, ни духом… и родня самая близкая. В общем, утром собрался и в город. У меня в банке вклад был… Выплатили мы весь долг, теперь у меня ничего нет за душой. Успокаивает только, что не я один такой: в России таких, у которых ничего за душой, ой-ё-ёй сколько… И куда ни сунешься, всё не так…

— А как?

— Будто не знаешь… как надо.

— Ну и не жалей. Говорят, что деньги с собой в гроб не возьмёшь…

— Не возьмёшь. Но я мог тоже за границу съездить. И не в какую-нибудь Турцию… Курица не птица, Турция не заграница.

— Так чего ждал, не ехал? А потому, что не нужно это тебе. Я ведь прав?

— По большому счёту… прав. Да и сестра обещала деньги со временем отдать.

— Ну и горевать нечего. На всякого мудреца довольно простоты.

— А что это ты имеешь в виду?

— Может и не глупа твоя племянница…

— Кассиром работает.

— Вот видишь. Тут она всё понимает, её не обманешь, а в другой области, банковской, не смыслит ничего. Тут её и обмануть могут. Смысл в том, что и мудреца можно обмануть.

— Понял… мудреца могут, а дуру и подавно… Давай ещё по рюмочке.

— Ты пей, а я пас… Я свою норму уже перевыполнил.

И тут зазвонил мобильный телефон. Дед надел очки.

— И кому это я понадобился… Вовке конечно же… кому я ещё нужен… Алё, слушаю… Хорошо слышу… Не понял… Чего? Лыжи? Имеются. В бане на антресолях… всё там, и палки бамбуковые. Нет, ботинок нет. Я же их на валенки надевал… А в чём дело?

Дед несколько минут слушал, а потом сказал в трубку:

— Понял я всё. Только сам не заплутай. — И выглянув в окно добавил — Метёт шибко, собак бы надо… Ну, успехов.

И, обращаясь уже к Кузьмичу, сказал:

— Вот как бывает… ждешь внука с работы, а у него неприятности: детишки из дому ушли в школу, а там и не появились. И как выяснилось, в поход ушли в лес, к озеру, на зубров поглядеть. Родители волнуются, темнеет уже, метель… Вот учителя и желающие помочь собрались их поискать… Вовка-то думал, что у нас лыжи на ходу, вот и позвонил.

— А как он теперь без лыж-то…

— Даст кто-то. Вот такие дела… не просто это с детями-то работать, неслухи они…

— Может и мне пойти на поиски… У меня лыжи охотничьи, в сугробах не провалятся и Гаврика могу взять. Он только обрадуется, давно в лесу не был.

— Не придумывай, Пётр. Вы с Гавриком пенсионеры давно, так что сиди ты ровно… силы уже не те. Спасибо за благие намерения.

— Да знаю я эту поговорку: благими намерениями выстлана дорога в ад.

— А вот и не знаешь, намерениями-то в ад… только там продолжение имеется: а благими поступками в рай.

Куда делась палка сырокопчёной колбасы

«В девяностые годы двадцатого века в Вологодской области был проведён эксперимент по выживанию зубров в северных районах России. В Кирилловском районе в лес выпустили двух коров и бычка. Зубры выжили и обнаружились в Усть-Кубинском районе. В настоящее время это стадо примерно в тридцать голов. Зубры никогда не выходят к людям и держатся от них подальше. Боятся людей, но не боятся транспорта и не раз выходили на дороги к проезжающим машинам. С обнаружением стада у егерей работы прибавилось. В зимнее время они привозят в лес сено и комбикорма, которые очень нравятся зубрам. (Из беседы по краеведению).

Среда — обычный рабочий день. Владимир как всегда отправился в школу. Ничего не предвещало предстоящих проблем. Всё шло как обычно: звонок, урок… Классы были не полными, но ничего не поделаешь, зима, простудные заболевания. В восьмом классе Владимир Афанасьевич обратил внимание на отсутствие близнецов, ребят в принципе не хилых, закалённых и с удовольствием принимавших участие во всех школьных спортивных мероприятиях. «И этих грипп доконал…» подумал он и вспомнил, что у братьев есть ещё две сестры дошкольного возраста, тоже близняшки. Родители близнецов переселились к ним из Череповца. «Череповецкий феномен близнецов… и никто так и не объяснил, почему их там так много рождается… там даже в детских садах есть группы для близнецов», вспомнил Владимир. В шестом классе, кроме прочих отсутствовал Илья, признанный школьный чемпион по бегу на лыжах, за всё время лишь недавно пришедший последним из-за недоразумения с лыжной мазью. «Вчера был абсолютно здоров, всё пытал меня, можно ли углубившись в лес повстречать зубров. И чего они ему дались… Значит всё-таки грипп, только при гриппе заболевают сразу, в одночасье, резко поднимается температура… У таких крепких ребят, как Илья или близнецы от перепада температур или лёгкого переохлаждения сопли не потекут. Эпидемию ещё не объявляли, но, похоже, уже началась…» Больше никакие необычные мысли Владимира не посещали, а после пятого урока в школу пришла бабушка Артёма, одноклассника Ильи, и сразу же началась кутерьма. А заявилась бабушка в школу до окончания уроков лишь потому, что не сиделось ей дома после обнаружения пропажи, не терпелось узнать у внука, куда делась из холодильника целая палка сырокопчёной колбасы, порядочный кусок сыра и три банки свиной тушёнки. Каково же было её изумление от того, что Артёма в школе не обнаружилось… Изумление тотчас сменилось тревогой за внука. На ноги был поднят весь педагогический коллектив. Стали звонить родителям отсутствующих детей и выяснять, кто действительно болен, а кто прогуливает. Расстроенные и взволнованные родители прогульщиков появились в школе. Как выяснилось, у всех не хватало продуктов в холодильниках.

Картина вырисовывалась следующая: в восьмом классе по неизвестным причинам отсутствовали близнецы: Сашка с Серёжкой и их дружок Игнат, парень не очень спортивный, но крепкий. В шестом классе не хватало Ильи и Артёма, мальчика не спортивного, часто болеющего, но не глупого и в учёбе успешного. И, наконец, чего никто не ожидал, в пятом классе пропали Стёпа и Дима, два неразлучных приятеля, и в отличие от других ребят продукты у этих двоих из дома не пропали. Опросили восьмиклассников, но толку не добились. Те или действительно не знали, куда отправились ребята, или не хотели их выдавать. Только после обращения к шестиклассникам к завучу подошла соседка Артёма по парте и сказала, что Артём собирался поискать в лесу зубров, но не уточнял когда и говорил ей это по секрету, как другу, который никому ничего…

— Да, парни собрались далеко и надолго… — высказался учитель физкультуры. — И чего это им вдруг на зубров захотелось посмотреть…

— А это, наверное, из-за меня, — сказала с нескрываемым волнением в голосе Инна Владимировна, учитель биологии, девушка лет двадцати семи.

— Я на классном часу рассказывала о нашем крае, о том, как завезли зубров и как они прижились, как их подкармливают зимой… Я и подумать не могла о том, что такое может случиться.

Вот тут-то Владимир Афанасьевич ещё раз вспомнил о вчерашнем разговоре с Ильёй. «Что же я ему ответил… что в лес далеко давно не заходил и зубры вроде не в нашем районе живут… На что Илья сказал, что и первоначально их в одном районе запустили, а объявились они в другом, и никто им не запретит по всей Вологодской гулять… Да, именно так».

Погода портилась, начиналась метель. Решено было идти на поиски. А тут ещё появился отец Игната, опытный охотник, но без ружья, так как кроме охотничьих лыж ничего дома не нашёл: ни ружья, ни палатки, ни другого охотничьего снаряжения.

О происшествии сообщили в район, в МЧС. Погода портилась, быстро темнело и поисковиков пообещали прислать рано утром.

— Что будем делать? — спросил собравшихся директор школы.

— Искать надо, Фёдор Борисович, — сказал отец Игната. — За ночь, да даже за вечер, может много чего случиться…

— Да уж… не сносить мне тогда головы, попробуй докажи, что ни при чём… Сидеть и бездействовать нельзя. Я на своём снегоходе по дороге… о чём я говорю дороги-то заметены, но снегоход проедет. Короче, я к озеру по занесённой дороге, а вы через лес. Олег Павлович, если не ошибаюсь, Владимир Афанасьевич и ты, Коля, — обратился он к учителю физкультуры, — берёте каждый по снегоходу и через лес. Насчёт снегоходов я в администрации договорился. А остальные на лыжах, но далеко в лес не углубляйтесь, чтоб самим не потеряться. Штаб по поискам здесь, в школе. Наталья Ивановна, — обратился директор к завучу. — Телефоны ребят так и не отвечают?

— Вне зоны действия. Это-то как раз и понятно, откуда в лесу вышки?

— Периодически проверяйте, вдруг на связь выйдут… Я поехал.

Владимир с Колей и Олегом Павловичем пошли за снегоходами.

— Одно радует, что продуктов у них много… — сказал Коля, — с голоду не помрут.

— Похоже, подготовились основательно. Как я понял, близнецы и Илья ребята крепкие… Игната я не раз с собой в лес брал, он много о лесе знает. Не должны пропасть… но всякое бывает. Поторопимся, стемнеет скоро, — сказал Олег Павлович.

Поход

Накануне между двумя неразлучными друзьями Стёпой и Димкой происходил следующий разговор:

— Дим, ты живых зубров видел?

— Нет.

— Говорят, они в наших лесах обитают.

— Слышал. Ну и что?

— Эх, поглядеть бы на них… а знаешь, ведь можно поглядеть. Я после уроков в туалет зашёл, а ты меня ещё потом найти долго не мог.

— Я туда заглядывал, но там только Илья с Артёмом о чём-то трепались.

— Я знаю о чём. Я в шкафу для инвентаря сидел, думал, ты заглянешь, а я тебя напугаю… пошутить хотел.

— Ну и шутки у тебя… не от большого ума.

— Зато я знаю, куда Илья с Тёмой завтра вместо школы пойдут.

— Куда же?

— В лес зубров смотреть. Давай с ними. Напросимся…

— Не возьмут. Илья разозлится, что подслушивали.

— Тогда сами пойдём, за ними. Они же на лыжах пойдут, по их следам и двинем, а потом, когда нагоним, просто скажем, что решили прогуляться.

— Нагонишь ты Илюху, как же… только если его Тёма тормозить начнёт.

— В общем, завтра физкультуры нет, но ты, Дима, выходи в школу с лыжами, на всякий случай. Они в половине девятого за школой договорились встретиться. Мы им фору дадим до леса, а потом за ними.

* * *

Утро выдалось хорошее, солнечное и мороз небольшой, градусов десять. Илья с Тёмой встретились, как и договаривались, за школой, а потом направились к окраине посёлка, за которой почти сразу начинался лес. Здесь их уже ждали близнецы и Игнат. Близнецы с небольшими рюкзачками, а Игнат с палаткой и ружьём в чехле.

— Ты чего это с ружьём? — спросил удивленный Артём.

— Так в лес же идём, там зверья полно. Для самозащиты. Там рыси, волки…

— Ну и влетит же тебе от отца за ружьё.

— А нам всем итак влетит… А с ружьём спокойнее, может отец после разборок и похвалит ещё, что всё продумал, как взрослый.

— А ты стрелять-то умеешь?

— Стрелял, и не раз.

— Ну, пошли. До озера километров тридцать, я по карте смотрел. Можно по лесной дороге, но зубры, скорее всего, в глубине леса обитают.

— Дорога крюк делает, — сказал один из близнецов. — Мы вначале на неё выйдем, а потом напрямик по лесу. Палатку по очереди нести будем я, Сергей и Игнат. А ты Илья лыжню прокладывай.

Первые пять километров прошли бодро. Впереди Илья, за ним остальные. Потом Тёма начал отставать и Илья, легко скользивший на своих лыжах по насту, сбавил темп. «За сколько же мы при таком темпе дойдём?» подумал он «Часов за пять, если без происшествий, главное, что засветло…» Часа через два Игнат скомандовал:

— Привал. Перекусим и дальше, а то некоторые, — он посмотрел на Тёму, — совсем из сил выбились.

Илья посмотрел на друга. «Да, выглядит он неважно, дышит с трудом…» Ребята расположились прямо на заснеженной дороге, достали припасы, термосы. «Молодцы», подумал Илья. «Про чай никто не забыл». Перекусили. Илья заметил, что Тёма почти не ел, но зато много пил. «Что-то с ним не то…»

А Артём ещё с утра почувствовал, что заболевает: першило горло, а потом стало больно глотать. Но как он мог не пойти… когда ещё представится такой случай… скорее всего больше никогда. Ребята пойдут без него, а потом получат по полной от родителей и не скоро соберутся куда-нибудь опять. «Обойдётся», подумал он, «температуры нет, значит ничего страшного».

— Скоро дорога повернёт направо в обход озера, — сказал один из близнецов. — А мы повернём налево и пройдём через лес.

* * *

Между тем арьергард, о котором даже не подозревал отряд, весьма успешно продвигался вперёд, правда скорость была не та, и расстояние между ними увеличивалось всё больше и больше. Стёпа с Димой начали уставать, но признаваться в этом не хотели и упорно шли по хорошо проложенной лыжне.

— Хорошо идём, — сказал Стёпа. — Лыжня видна, без проблем… Скоро их догоним.

— А может, вообще повернём обратно?

— Это почему же?

— Боюсь, до темноты не догоним, а что ночью в лесу будем делать? И обедать пора. Ты что-нибудь пожевать захватил?

— Как всегда, мать в школу что-то положила. Я не смотрел. Давай о еде думать пока не будем, а поднажмём… Который час?

Дима достал телефон.

— Начало третьего. Смотри, Стёпа, антенны нет… значит и связи. Если что случится, мы и позвонить никуда не сможем.

— Давай до трёх идти. Если не догоним, то сделаем привал и подумаем. А повернуть всегда успеем… нас лыжня выведет, не заблудимся.

И ребята припустили вперёд. Погода между тем начала портиться, небо заволокли тучи, пошёл мелкий снег. Дорога пошла вверх, и когда ребята преодолели подъём, увидели, что она поворачивает вправо, но следов от лыж на ней нет.

— Всё, приехали, — сказал Дима. — Привал.

— Смотри, — сказал Стёпа. — Они в лес свернули.

Следы от лыж были ещё видны, но их уже заносило снегом.

— В лес не пойдём. Снег лыжню занесёт. Заблудимся.

Стёпа по сравнению с Димой был всегда настроен более оптимистично, но и он понимал, что в лес им соваться не стоит.

— Не догнали… зато хорошо прогулялись. Сейчас я с этого пригорка прокачусь и повернём.

Дима ничего не успел ответить. Стёпа оттолкнулся и укатил с пригорка в сторону уходящей вправо дороги. Дима только успел заметить, что траектория движения Стёпы пересекалась с растущим у обочины деревом.

— Сворачивай, — крикнул он.

Всё произошло быстро. Стёпа тоже заметил дерево, отклонился вправо и всё-таки не успел, носок левой лыжи задел ствол. Стёпа упал, но сразу сел на снег.

— Ты живой там?

— Живой. Только лыжам конец. Носок отломился…

Стёпа поднялся, засунул ноги в ремешки лыж и стал подниматься к Диме. Палки он держал почему-то в одной руке.

— Я похоже палец на руке сломал, — сказал он поднявшись. — Смотри.

Стёпа снял варежку, и Дима увидел неестественно вывернутый большой палец левой руки.

— Это вывих. Больно?

— Очень.

— Вечно ты суетишься… и чего я тебя слушаю… Темнеет уже и метель начинается. А нам до дома не рукой подать, а идти и идти…

— Пойдём, — хмуро сказал Стёпа.

Ребята направились обратно: впереди Дима, сзади на сломанных лыжах Стёпа. Вскоре Стёпа отстал, и Дима был вынужден остановиться.

— Ну, теперь мы и до ночи не дойдём…

— А давай, я без лыж пойду.

Стёпа скинул лыжи и сразу же провалился в снег по колено. Дима повесил Стёпин рюкзачок на другое плечо, взял под мышку его лыжи и поехал вперёд. Стёпа последовал за ним, опираясь здоровой рукой на лыжные палки, а больную выставив вперёд, стараясь ничего ею не задевать. Любое прикосновение к пальцу вызывало боль. Палец посинел и распух. Идти по снегу оказалось непросто, сил тратилось намного больше. Снег попадал в валенки, порывы усилившегося ветра затрудняли движение, снег слепил глаза. Пройдя метров двести, Стёпа превратился в снеговика и, совсем выбившись из сил, уселся на наст. Метель завывала, стемнело. Хотелось пить. Стёпа взял пригоршню снега и стал медленно его сосать. «Вот дураки мы, воды даже не взяли… где Димка-то? Ничего не видно», подумал он.