Бесплатный фрагмент - Всемирная философия в кратком изложении

Введение

В России и за рубежом имеется большое количество монографий, учебников и учебных пособий по истории философии и ее современном состоянии, где дается подробное изложение многообразных школ и направлений мировой философии. Читателям часто бывает очень трудно освоить все это многообразие и составить целостное представление о развитии мировой философской мысли. Другая крайность — это чрезвычайно краткое и поверхностное изложение предлагаемого материала.

В нашей работе акцент сделан не на детальное описание различных философских учений, а на логику развития философской мысли, начиная от ее возникновения до современного состояния включительно. В учебном пособии дается содержательная характеристика основных философских школ и их наиболее авторитетных представителей, показан вклад этих философов в развитие мировой философской мысли. Это, по мнению автора, должно дать целостное представление о духовном развитии человеческого общества в области философии и ее связи с наукой и религией.

В рамках целостной концепции становления и развития мировой философии к изданию подготовлены следующие книги:

Кн. 1. Становление философии: Восток и Запад.

Кн. 2. Классическая западная философия (от Средневековья до немецкой классической философии).

Кн. 3. Неклассическая западная философия XIX — XX вв.

Кн. 4. Предмет и специфика философии, ее основные проблемы.

Кн. 5. Русская философия: история и современность.

В третьей книге учебного пособия рассматриваются основные направления неклассической западной философии. Классическая философия западной Европы характеризуется «следующими особенностями:

• Признание предмета философии и ее специфики.

• Уверенность в естественной упорядоченности мира, которому присущи объективные причинно-следственные связи и закономерности.

• Вера в идеалы научной рациональности, которая характеризуется строгой логичностью, доказательностью, ориентацией на возможность достижения истинного знания.

• Убеждение в наличии прогресса в развития общества и возможности его усовершенствования на началах разума и справедливости.

• Стремление к целостности, монистичности и завершенности философских систем».

На рубеже XIX — XX веков происходит переход от традиционной классической философии к так называемой «неклассической». Главное отличие всех ее школ и направлений — острая критика основных принципов и положений классической философии. Главными причинами появления неклассической философии является, во-первых, глобальный кризис западного общества, который вызвал разочарование в возможностях научно-технического прогресса и неверие в упорядоченность и объективную закономерность существующего мироустройства. Во-вторых, достижения научного знания в различных областях привело к тому, что философы все большее внимание стали уделять естествознанию, успехи которого породили надежду на то, что все подлинное (позитивное) знание может быть получено лишь как результат отдельных частных наук и их синтетического объединения. Повышение интереса к естественнонаучному знанию сопровождалось резкой критикой классической философии.

Неклассическая философия отвергает восприятие окружающего мира как целостной системы, критикует диалектику Гегеля и саму идею развития. Основная идея неклассической философии состоит в том, что окружающий мир есть разрозненный хаос, не имеет целостности, внутренних закономерностей и законов развития. Характерной особенностью подавляющих направлений неклассической философии является эклектика — механическое соединение противоположных исходных принципов в рамках своих систем: рациональных и иррациональных, научных и не научных, когнитивных и ценностных параметров знания. От поисков всеобщих принципов, предельных сущностей и универсалий, представители этой философии переходят к самоценности индивидуального, уникального, единичного. Для многих направлений неклассической философии характерен иррационализм, представители которого полагают, что разум не в состоянии охватить все разнообразие мира и акцентируют внимание на внерациональные формы духовного проявления человека.

В качестве реакции на рационализм философской системы Гегеля с её претензией полного овладения абсолютной истины, явились попытки выйти за пределы рациональности как таковой. Тезису рационалистов о разумности мира иррационалисты противопоставили противоположный: мир неразумен, человеком управляет не разум, а воля, слепая вера, инстинкт, интуиция, страх и отчаяние. Первым против рационализма выступил А. Шопенгауэр. Мир, по Шопенгауэру, существует двояко: в качестве воли и представления. Но именно воля представляет собой «внутреннее содержание, существо мира», она не только начало, но и единственная сила, имеющая субстанциальный характер. Воля — это абсолютное начало всего бытия, некая космическая сила, создающая и мир, и человека. Эта сила бессмысленна, как бессмысленна и сама жизнь человека, обреченного на старость, болезни, страдания и смерть.

Другой представитель иррационализма Ф. Ницше полагает, что мир — это хаос, не укладывающийся в рамки каких-либо законов. Как и Шопенгауэр, он говорит о мировой воле — основе всего сущего. Но это уже не воля к жизни, а воля к власти, которая обнаруживается даже у самых примитивных организмов. Философия Ницше противоречива и парадоксальна. С одной стороны, он отмежевывается от субъективно-идеалистических положений в духе Д. Беркли и заявляет: «внешний мир не есть создание наших органов». С другой стороны, это, по существу, материалистическое положение он сочетает с многократно повторяемыми утверждениями, что мир, в котором мы живем, есть не что иное как продукт нашей фантазии, наших инстинктов.

Труды Ницше представляют собой собрание отдельных афоризмов, высказываний, проповедей. Историческая заслуга Ницше как философа состоит не в создании новой оригинальной философской системы, а в проблематизации основных положений классической философии. Ницше поставил своей целью разрушить все прежние философские системы. Выступая против рационализма и классических философских традиций, он не прибегает к аргументам, он не доказывает, а изрекает, полагая, что любая философия есть исповедь своего сочинителя. Философия в понимании Ф. Ницше, не имеет своего предмета, поскольку она определяется каждым философствующим индивидом самостоятельно. Отрицание предмета философии и ее специфики нашло своих сторонников и у некоторых других представителей неклассической философии. Так, например, известный испанский философ Х. Ортега-и-Гассет, вслед за Ницше, повторяет, что бытие философии есть то, что создает философ, его философствование. В отличие от ученого, стремящегося к познанию материального мира, «философ, — полагает Ортега-и-Гассет, — не знает, каков предмет философии». Но возникает вопрос, если мыслитель не знает каков предмет философии, то почему он называет себя философом?

Отрицание предмета философии — это путь деградации и самоликвидации философии. Поэтому подавляющее большинство представителей неклассической философии, не отрицают ее предмета, но, в отличие от классической философии, в качестве его берут либо человеческое бытие, либо различные стороны его проявления. Так для философской антропологии основной задачей философии является создание «синтетической» концепции человека, для экзистенциализма в качестве предмета философии выступает Dasein, истолкованное как человеческое бытие, сущность которого заключена в его экзистенции. В феноменологии Э. Гуссерля основным понятием философии является «чистое сознание», которое несводимо к человеческому, но не мыслимо без эмпирического восприятия внешнего мира. При этом сущность предметов, обнаруженных философом при анализе сознания, истолковывается Гуссерлем как нечто более важное и даже первичное по сравнению с их реальным существованием. Предметы внешнего мира заменяются у него «образами мира» в сознании, а феноменология претендует на их объективное описание как бы изнутри самого сознания. Герменевтика связана с идеями интерпретации и понимания текста, а основную проблему ее философы видят в исследовании языка. В рамках неклассической философии происходит переоценка роли языка в жизни общества. На смену анализа субъект-объектных представлений приходит исследование отношений между языком и обществом, выдвигая на первый план коммуникативную роль и функции языка. Переход от классической философии к неклассической, как уже отмечалось, привел многих представителей западной метафизики к отрицанию предмета философии как науки о всеобщем. Так, согласно позитивизму, одному из основных и самых влиятельных направлений философии XIX — XX вв., философия как особая наука о сущности бытия, претендующая на содержательное исследование реальности, не имеет право на существование. Позитивизм — это «антифилософское направление в философии», стирающее качественную грань между наукой и философией, отрицающее фундаментальные проблемы классической метафизики. Но отрицание философии, если оно обосновывается философскими аргументами, оказывается на деле теоретическим обоснованием новой системы философских воззрений. Задачей новой (позитивной) философии, согласно О. Конту, является обобщение и синтез результатов частных наук.

Для представителей неклассической философии характерна утрата веры в идеалы научной рациональности, возможности достижения объективной истины, причем не только в философии, но и в самой науке. Это особенно наглядно проявляется даже в такой научно ориентированной философии как постпозитивизм. Родоначальник постпозитивизма К. Поппер заявляет, что все научные теории являются гипотезами и ни одну из них нельзя считать истинной. Согласно Т. Куну, научные идеи, которые будут положены в основание будущей парадигмы, появляются в результате озарения, просветления, иррационального акта веры. На этом основании он отрицает преемственность в развитии научного знания. Для П. Фейерабенда мифология, шаманство и религия ничем не хуже и не лучше науки, так как все они дают возможность человеку самовыражаться.

В интересной концепции «личностного знания» М. Полани проводится мысль, что полученная через органы чувств информация, значительно богаче той, что передается через сознание и «человек знает больше, чем может сказать». Он подчеркивает, что в познании очень важными являются мотивы личного опыта, переживания, веры в науку, заинтересованность ученого, а также элементы периферического или «неявного» знания: предчувствие, догадки, страстность, телесные навыки и умения. В то же время он пишет, что поскольку в истории науки закладываются личные особенности ученого, то нельзя говорить, что новое знание более совершенно, чем отвергнутое. Другими словами, Полани отрицает прогресс в развитии науки и объективность научного знания.

Представители экзистенциализма отрицают рациональный характер классической философии и наличие прогресса в развитии общества. Они считают, что жизнь иррациональна, мир бессмысленен и не постижим научными методами. Наиболее надежным способом его познания признается интуиция, «экзистенциальное постижение» в условиях «пограничной ситуации». Задача человека заключается не в том, чтобы изменить мир, а в том, чтобы изменить свое отношение к нему. В философии прагматизма смысл жизни человека видится в том, чтобы наилучшим образом устроится в мире, а задача философии — помочь ему в этом. Истина есть то, что лучше, выгоднее всего. Истинны те идеи, концепции и теории, которые успешно работают в жизненно важных обстоятельствах и ведут к достижению прагматических целей.

Самым непримиримым противником классической философии является постмодернизм, который выражает глубокое разочарование в итогах всего предшествующего развития, утраты веры в человека и гуманизм, разум и прогресс, во все прежние идеалы и ценности. Основные принципы постмодернизма — это тотальная критика традиционных ценностей рационализма, негативное отношение к научному познанию, признанию материальности мира и законов исторического развития, отказ от истины и беспредельный релятивизм. В отличие от неклассической философии, удерживавшей в себе определенные черты классики, представители постмодернизма полностью отвергает все достижения последней. Они превратили философию в дискурс, то есть в пустой разговор обо всем и ни о чём. В силу присущего им нигилизма они не обогатили философию новыми конструктивными концепциями, а, напротив, разрушили её. Но абсолютное отрицание достижений прошлого ничего не дает для приращения философского знания. Но все это не значит, что в работах представителей неклассической философии нет никаких позитивных достижений. Редкий философ бывает «стопроцентным» иррационалистом. Даже философский постмодернизм, который несет в себе печать полного разочарования в идеалах и ценностях рационализма, отражает некоторые реальные черты массового сознания в постиндустриальном обществе. Поэтому нельзя согласиться с мнением некоторых авторов, что, отказавшись от традиционной философской проблематики, «западная философия, по сути, перестала быть философией».

Во-первых, обойти традиционную проблематику не удается ни одному направлению неклассической философии, поскольку все они так или иначе используют понятия и принципы классической философии, в том числе основных ее разделов: онтологии, гносеологии и аксиологии. «Онтология, гносеология и аксиология являются основными философскими дисциплинами, предметом которых является всеобщее. Признак всеобщности позволяет отличить философию от других „вспомогательных“ дисциплин, которые являются частно-всеобщими. Эти философские дисциплины включают в свое содержание один или несколько фрагментов всеобщего философского знания и частные знания, направленные на обоснование и конкретизацию этих фрагментов».

Во-вторых, рассматривая состояние современной западной философии необходимо учитывать специфику философских проблем, затрагивающих предельные основания бытия, природу человека и общества, вопросы истины и заблуждения, добра и зла, прекрасного и безобразного, смысла жизни и т. д. Эти философские вопросы являются вечными, они возникают в различных цивилизациях и решаются на все более глубоком уровне, поскольку каждая историческая эпоха открывает новые горизонты в познании мира и человека и формирует новый взгляд на фундаментальные человеческие ценности. Кроме того, эти философские вопросы не только фундаментальны, но и многогранны, поэтому не удивительно, что представители многих философских школ и направлений, исследуя различные аспекты философских проблем, нередко абсолютизируя те или иные их стороны, и приходят к различным, а порой и противоположным выводам. Нельзя считать, что все выводы и точки зрения равноценны. Одни ближе к истине, другие дальше от нее, а то являются и совершенно ложными. Но эти даже взаимоисключающие выводы, дополняя друг друга, в конечном итоге способствуют более полному познанию мира. Многие западные философы, акцентируя свое внимание на каком-либо одном типе философских проблем, исследуют лишь некоторые интересные и важные аспекты действительности, совершенно не претендуя на ее целостный охват. Это вполне понятно и оправдано, если конечно не принимать во внимание претензии на то, что именно их философия определяет лицо современной эпохи.

В-третьих, необходимо учитывать, что в рамках неклассической философии получены очень важные результаты, касающиеся различных сторон жизни человека и общества. Например, центральной проблемой неопозитивизма является проблема логического анализа языка науки. В этой сфере получены важные результаты, касающиеся теории логического синтаксиста и семантики, вероятностной логики, структуры теории, типов объяснения и т. д. Общепризнано, что овладение этой философией способствует развитию высокой логической культуры, умению аргументировано обосновывать свою и критиковать чужую позицию, использовать разнообразные семантические возможности языка. В экзистенциализме на первый план выходит проблема человека, эта философия рассматривалась современниками как выражение протеста против угнетения личности, против абсурдной жизни западного общества. И хотя к концу XX в. экзистенциализм утратил свое былое влияние, но многие идеи его представителей вошли в золотой фонд духовной культуры человечества.

Герменевтика объектом своего исследования сделала понимание, объяснения, интуицию, анализ и интерпретацию текстов. Все эти вопросы имеют большое значение в таких гуманитарных науках и сферах деятельности, как история и семиотика, логика и гносеология языка, философская и литературная критика, переводческая деятельность. Можно сказать, что философская герменевтика рассматривает сквозь призму понимания весь объем человеческих взаимоотношений. Философия психоанализа сделала акцент на выявлении роли бессознательного в психике человека и общества. З. Фрейду и его последователям удалось создать интересное целостное, хотя и внутренне противоречивое, философски ориентированное психоаналитическое учение, которое оказало заметное влияние на западную культуру XX столетия.

Оценивая влияние на общественное сознание той или иной философской школы, необходимо учитывать важную роль социально-политических и других факторов. Ярким примером раскрученной философии является постмодернизм, представителей которого на Западе величают не иначе как выдающихся и величайших философов современности. Современное западное общество при всем своем внешнем демократизме управляется финансовыми и политическими элитами, использующими средства массовой информации в собственных интересах. Для хозяев рынка постмодернистская философия очень выгодна. Она формирует человека полностью лояльного, послушного существующей экономики и политической системе. Успех А. Шопенгауэра, впрочем, как и Ф. Ницше, в огромной степени связан с тем, что он был хорошим писателем, блестящим стилистом, автором броских афоризмов и притч. Афористический стиль его письма оказал значительное влияние на многих известных мыслителей. В статье «Об университетской философии» Шопенгауэр доходчиво объясняет, почему в университетах Европы не преподается научная философия.

Наконец, было бы совершенно неправильно представлять, что вся западная философия XIX — XX вв. встала на позиции неклассической философии. Ярким примером разработки проблем традиционной метафизики является философия «научного материализма», сформировавшаяся в конце 50-х годов XX века и получившая широкое распространение в англоязычных странах (Австралия, Англия, Канада, США). Развитие философии «научного материализма» было стимулирова­но теми громадными успехами, которые достигнуты в объяснении чело­века в конкретных науках. Многие ученые на Западе высказывают мне­ние о том, что исследования в области психологии, зоопсихологии, нейрофизиологии, психолингвистики, кибернетики, антропологии и дру­гих науках дали несравненно больше подтверждаемых знаний о челове­ке, чем философия за все время ее существования. Возникла объектив­ная потребность в философско-теоретическом осмыслении этого знания. Этой потребности не отвечали спекулятивные и умозрительные концеп­ции, сформулированные в рамках фрейдизма, неотомизма, феноменоло­гии, экзистенциализма и тому подобных, тяготеющих к иррационализму учений. Успех могли иметь только сциентистские теории, совместимые с монизмом и строгим физическим детерминизмом. Эта программа и бы­ла реализована представителями «научного материализма». Стремясь обосновать концепцию материалистического монизма, научные материалисты ссылаются на Демокрита, Ламетри, Гольбаха как на своих идейных предшественников и прямо объявляют себя сторонниками традиций классического материализма. Они решительно критикуют идеализм и особенно дуализм, постулирующий существование сознания как особой, отличной от телесной сущности. Центральным тезисом и исходной методологической установкой научных материалистов является утверждение, что весь существующий мир состоит исключительно из материальных сущностей и, следовательно, человек с его психикой в принципе не отличается от остальной природы.

Кроме того, на Западе есть немало мыслителей, критикующих крайности неклассической метафизики и отстаивающих общепризнанные ценности классической философии. Выступая на XX Всемирном философском конгрессе (Бостон, 1998) один из наиболее авторитетных философов США Дж. Силбер подчеркивал, что философия вносит бесценный вклад в университетское образование, давая студентам понимание принципов научного мышления и логической аргументации, а так же обучая основам нравственности. «Кто бы мог подумать, — продолжает он, — что, вопреки традиционному представлению о разуме как опоре философии, столь блистательно развитому Платоном и многими другими выдающимися философами, убедительно опровергавшими релятивизм, многие современные философы откажутся от поиска истины и, дискредитируя и опровергая практическую ценность логического рассуждения, бросятся в объятия различных форм релятивизма и нигилизма» (Силбер Дж. Философия и будущее образования // Вестник РФО. 2001, №2. С. 65).

Глава 1. Философия позитивизма

Позитивизм — одно из наиболее влиятельных течений западной философии XIX — XX вв. Он прошел три основных этапа в своем развитии. Первый этап связан с учением О. Конта и его последователей. Второй этап — эмпириокритицизм Э. Маха и Р. Авенариуса. Третий этап — неопозитивизм (логический позитивизм «Венского кружка» и лингвистический позитивизм Дж. Мура и Л. Витгенштейна).

Позитивизм как философская доктрина возникает в 30-е годы XIX века. Это по сути «антифилософское направление» в философии. Теоретической основой позитивизма было разочарование в возможнос­тях умозрительной философии, претендовавшей на роль «науки наук». Большие успехи в развитии естественных наук (математики, астроно­мии, физики, химии, биологии) породили надежду на то, что все подлинное (пози­тивное) знание может быть получено лишь как результат отдельных частных наук и их синтетического объединения. Наука не нуждается в какой-либо стоящей над ней философии, она «сама по себе философия», но это не исключает суще­ствования некоторой общей науки, осуществляющей синтез научного знания, за которой можно сохранить старое название «философии». Таким образом, в позитивизме стирается качественная грань между наукой и философией, поскольку последняя сводится к общим выводам из естественных и общественных наук.

1.1. Позитивизм О. Конта

Основателем позитивизма был французский мыслитель Огюст Конт (1798—1857), который в течение пяти лет был личным секретарем со­циалиста-утописта Сен-Симона. Разойдясь затем со своим учителем и его школой, Конт в 1826 году организовал цикл лекций для небольшой аудитории ученых и литераторов. Записи этих лекций разрослись в дальнейшем в шеститомное произведение Конта «Курс позитивной фило­софии» (опубликован в 1830—1842 гг.), а также в сочинение «Дух позитивной философии» (1844).

Конт объявил всю «старую» философию от древних греков до Гегеля ненужной, неспособной претендовать на изучение действительности, поскольку утверждения о субстанциальной сущности вещей не могут носить научного характера. Отбрасывая онтологию, он вовсе не предлагал упразднить философию как таковую. Называя свою философию позитивной (positiv — положительный), Конт отвергает как идеализм, так и материализм. За образец философии, считает он, надо взять эмпирическую науку, которая нейтральна по отношению к основному вопросу философии. По убеждению Конта, создание его «Курса» означало коренной переворот во всех науках, во всем мировоззрении, а свою философию он считал не одним из направлений философской мысли, а новой эрой в истории человечества. Конечной целью философской системы Конта было «социальное преобразование», он стремился к преодолению «со­циальной анархии», причиной которой была, по его мнению, «умствен­ная анархия» — это пагубное наследив «революционного духа». Современное общество, по его мнению, находится в состоянии глубокого морального кризиса, причину которого Конт усматривал в наличии плюрализма мнений: «наша опаснейшая болезнь состоит в глубоком разногласии умов относительно всех основных вопросов жизни». В ми­ровоззрении должен быть наведен порядок путем создания строгой научной системы. Конт выдвинул задачу превращения обществоведения в «позитивную» науку, он надеялся, что идеи позитивной социологии приведут общество к моральному порядку, поскольку именно духовная стабилизация пред­шествует стабилизации социальной.

Центральное место в философии Конта занимает «открытый» им «великий основной закон трех стадий». Это была оригинальная ин­терпретация Контом учения Сен-Симона о стадиях развития человечес­кого общества. Для Конта эти стадии суть три эпохи разных состоя­ний человеческого духа. Конт мыслил позитивизм как завершение эво­люции человеческой мысли, шедшей от «теологической стадии» к «ме­тафизической», а от нее к научной. На первой стадии действительность ставится в зависимость от божественных су­ществ, здесь безраздельно господствует религиозное миросозерцание. На второй стадии на смену религиозным представлениям приходят умо­зрительные спекуляции философов о «сущности» и «причинах», лежащих за явлениями. Третья стадия — это стадия позитивного знания, здесь наступает разочарование в философии, и люди обращаются к наукам.

Теологическая стадия, по Конту, соответствует детскому пери­оду человека, и человечества, метафизическая — переходному возрасту, позитивная стадия означает высшее, вполне зрелое состояние челове­ческого ума. Конт читал, что принципу трех стадий подчинены не только история человеческого общества, но история культуры, исто­рия познания, история становления и развития отдельных наук. Прог­ресс общества, согласно Конту, коренится в духовном совершенство­вании человека. Все изменения, происходящие в области производства, политики и морали — продукт развития и накопления знаний. Наука — главный стимул и причина общественного развития.

Конт подверг критике априоризм и спекулятивный характер геге­левской системы, он был вдохновителем идеи научности философии. Позитивизм Конта предполагает отказ от поисков первопричин, каких-либо субстанциальных начал и вообще сверхчувственных сущностей. Эти поиски философов позитивис­ты характеризовали как бесплодную «метафизику» и противопоставляли ей стремление к построению системы «положительного» знания, опира­ющегося исключительно на «факты». Задача науки состоит в описании и упорядочении ощущений и переживаний субъекта, наука отвечает не на вопрос «почему», а на вопрос «как», поскольку она призвана не «объяснять», а описывать данные опыта. Мы познаем только «поверхность» действительности, только «явления» или «факты опыта», а не объекты «сами по себе», не их внутреннюю сущность или происхождение, считает Конт. Ограничив научное позна­ние только областью явлений, Конт пришел к выводу, что в науке объяснение принципиально невозможно.

Однако накопление сырого фактического материала еще не обра­зует науки. Конт говорит, что наука должна открывать законы, но под законами он понимал лишь формулировку наблюдаемых функциональ­ных отношений, «неизменные отношения последовательности и подобия». Этому тезису позитивизм остался верен на протяжении всей своей дальнейшей истории, тем самым подрывая авторитет научного знания и отказывая ему в возможности познания скрытых глубин действитель­ности. Видя задачу науки в описании и упорядочении ощущений и пере­живаний субъекта и объявляя «метафизикой» всякую теорию, признаю­щую существование и познаваемость объективной реальности, Конт тем самым встает на позицию субъективного идеализма. Наука, по существу, субъективна, поскольку природа ее социальна, а центром философских исследований является человек.

Описывать, по Конту, значит отчасти, и объяснять и, следова­тельно, в какой-то мере и предсказывать будущее течение событий. Отсюда вытекает его знаменитая формула: «Знать, чтобы предвидеть, и предвидеть, чтобы мочь», которая весьма импонировала философски неискушенным ученым XIX века, создавала иллюзию «научности» пози­тивизма. Позитивную оценку ученых получила и разработанная Контом «классификация основных позитивных наук», она была наиболее рациональной из всех классификаций, существо­вавших в истории науки до XIX в. Принцип классификации линейный. Конт расположил науки в направлении от общего, более легко изуча­емого и точного знания, к знанию частному, более трудному и сложно­му для исследования, а потому и менее точному. Все науки разделя­ются им на теоретические и прикладные, а теоретические, в свою очередь, делятся на абстрактные или общие, и конкретные или частные. Абстрактные теоретические науки и составляют принципиаль­ный ряд наук Конта: математика, астрономия, физика, химия, физиоло­гия, «социальная физика» или социология. В дальнейшем Конт добавляет к своей схеме седьмую науку — «позитивную мораль», иног­да называемую им «антропологией».

Конт считал своей большой заслугой создание «социальной физики» или социологии, он был автором последнего термина. Социальную физику он подразделяет на «социальную статику» и «социальную динамику». Социальная статика изучает структуру общества, взаимодействие различных его сторон: индивида, семьи и общества в целом. Социальная динамика изучает механизмы функционирования и развития общества. Поддерживая идею прогрессивного развития общества, Конт говорит о влиянии биологических и астрономических законов, климата и расового состава населения, о разделении властей, видах религии, о войнах, о средневековом искусстве, об историческом развитии промышленности и т. д. По его мнению, прогресс состоит как в постоянном улучшении материальной жизни людей, так и в совершенствовании их интеллектуальных и моральных качеств. Но основное влияние на развитие общества оказывает «интеллектуальная эволюция», которая направляет весь ход человеческой истории. В обществе будущего, по Конту, неизбежно доминирование центральной власти. Он категорически заявлял о недопустимости власти народа.

Последователем Конта и первым крупным позитивистом в Англии был Джон Стюарт Милль (1806—1873). Он переписывался с Контом, а за­тем опубликовал несколько статей на общую тему: «Огюст Конт и по­зитивизм», где определил позитивизм как «общее достояние века». Главное философское произведение Милля — «Система логики» (1843). Как и Конт, Милль считал, что все знание проистекает из опы­та, а его предметом являются наши ощущения. Но ощущения не раскрывают внутренней природы вещей. Обосновывая это положение, Милль ссылается на качественное различие между причиной и следствием: «восточный ветер не похож на ощущение холода, ожог не похож на пары кипящей воды. Почему же материя должна походить на наши ощущения?». Материя — это неизвест­ная причина или «постоянная возможность вызывания впечатлений», а сознание — «постоянная возможность переживаний». Отсюда задача на­уки понимается как индуктивное упорядочение единичных явлений для получения законов природы. Последние суть относительно простые до­пущения на базе предшествующих индукций, из которых (допущений) можно затем «дедуктивным путем вывести все существующие во Вселен­ной единообразия».

В центре внимания интересов Милля были логические исследова­ния, он внес определенный вклад в разработку технических средств логической науки, детально изучив приемы индуктивного исследования. Ряд его идей сыграл позитивную роль в семиотике и логической се­мантике. Милль стремился устранить из логики метафизическую пробле­матику и высказывался в том духе, что логика должна быть нейтраль­ной почвой, на которой могут встретиться и подать друг другу руки материалисты и идеалисты. Но фактически Милль сделал ее в ряде мо­ментов орудием философии позитивизма. Сама логика, с точки зрения Милля, это грамматика оперирования чувственными переживаниями, она выступает у него как главное содержание философского знания, как «наука самой науки».

Разделяя ряд философских и логических установок Конта, Милль отвергал его социально-политическую доктрину (в частности, мысль об усилении роли государства), усматривая в ней систему духовного и политического деспотизма, игнорирующую человеческую свободу. В эссе «О свободе» он прославлял идеалы либерализма и настаивал на полном невмешательстве государства в частную жизнь граждан. Милль считал, что государство должно предоставлять максимальные возможности для развития экономической инициативы предпринимателей.

В своей этической системе утилитаризма Милль выступал против «крайности» узкоутилитарного подхода к поступкам, ввел деление удовольствий на низкие и высокие. Помимо эгоизма как всеобщего принципа, он вводит в свою систему принцип альтруизма, ведущий к достижению «наиболь­шей суммы общего счастья». В своих поздних эссе Милль позитивно оценивает религию, счи­тая, что в век скепсиса религия полезна и необходима для реализа­ции моральных целей, она может воспитывать, развивать культуру не­образованных масс и создавать нравственное общественное мнение. В истории позитивизма Милль сыграл роль основоположника фи­лософской традиции позитивизма в Англии XIX века.

Главным же пред­ставителем английского позитивизма второй половины XIX века был Герберт Спенсер (1820—1903). В 1860 г. он опубликовал проспект многотомного издания «Синтетическая философия». В период с 1855 по 1896 г. Спенсер написал: «Основные начала» «Основания биологии», «Основания психологии», «Основания социологии», «Основания этики». Отправным пунктом философии Г. Спенсера была попытка примирить науку с религией, он пытался религиозную веру оправдать выво­дами науки, опираясь на принцип агностицизма. Базой для примирения науки и религии должен послужить тот факт, что «формы бытия… аб­солютно непознаваемы в их сущности». Согласно Спенсеру, история религии показывает, что всякая религия покоится на признании абсо­лютной непостижимости той высшей силы, которая лежит в основе мира. Но и наука неизбежно приходит к выводу, что «под всякими вещами скрывается непроницаемая тайна», что реальность, лежащая в основе всех явлений, навсегда остается неизвестной. Признание того, что ни религия, ни наука не в состоянии дать ответ на коренной вопрос бытия, позволяет, по мнению Спенсера, устранить конфликт между ними. Спенсер утверждал, что развитие науки сталкивает уче­ных с неразрешимыми тайнами и тем самым подводит к религии. «Тайна — последний шаг науки и первый шаг религии». Сила, движение и ма­терия — это всего лишь символы неведомых реальностей. Наука позна­ет только чувственно воспринимаемые явления, но останавливается на пороге сущности. Отрицая способность философии дать ответ на поставленные ею вопросы, Спенсер передавал ее функции религии. Философию он понимал в характерном для позитивизма духе, как мак­симально обобщенное научное знание. Философия, по Спенсеру, в от­личие от науки, которая представляет собой лишь отчасти обобщенное знание, есть «вполне объединенное знание», высший теоретический синтез.

Большое место в учении Спенсера занимает идея эволюционного развития, которую он рассматривал как высший закон всего существу­ющего. Спенсер сводил понятие эволюции к непрерывному перераспре­делению телесных частиц и их движения, протекающего в направлении к соединению (интеграции) их самих и рассеянию (дезинтеграции) движения, что приводит к равновесию. Под это механическое понима­ние эволюции Спенсер пытался подвести все явления — от неоргани­ческих до социальных и нравственных. Идея эволюции была распростра­нена им на области биологии, психологии, социологии и этики. Глав­ной наукой, изучающей законы, действующие в этих областях, Спенсер считал биологию. Распространение им на общество принципа «борьбы за существование» создало основу для учения социального дарвиниз­ма. Согласно этой концепции, люди должны считать моральным всякий поступок, всякое поведение, которое способствует их личному выжи­ванию. Нравственность — это биологическое счастье людей: правила морали определяются борьбой за существование. Таким образом, нрав­ственность, по Спенсеру, связана с пользой, которая и есть источ­ник наслаждения.

Спенсер был одним из основателей теории равновесия. Центральным пунктом его социальной концепции было понятие общества как своего рода «организма», стремящегося к равновесию. Классовое строение общества и воз­никновение в его рамках различных институтов Спенсер истолковывал по аналогии с живым организмом, для которого характерно разделение функций между органами. Он считал, что революционные выступления ведут не к прогрессивной перестройке общества, а к всеобщей анар­хии. Борьба классов нарушает «естественную» тенденцию общества к внутреннему равновесию, она означает социальную «болезнь», несет с собой «признаки разложения». Как нельзя из плохого материала по­строить хороший дом посредством особого способа постройки, так не­возможно, говорил он, из низкой породы людей создать хорошее об­щество посредством особого рода социального устройства. Поэтому учения социалистов нереальны, гибельны и абсурдны.

Философия Спенсера впитала в себя в обобщенном виде многое из методов частных наук середины XIX века и указала на важную про­блему — достижения синтеза знаний; она внесла идею историзма в эт­нографию, психологию, историю религий. Ученые многих стран увидели в позитивизме Спенсера форму научного мировоззрения, опирающегося на достижения современного им естествознания, поэтому идеи Спенсе­ра пользовались большой популярностью в конце XIX века. Философия Спенсера явилась завершением первой формы позитивизма и оказала значительней влияние на дальнейшее развитие философии позитивизма.

1.2. Философия эмпириокритицизма

В конце XIX века позитивизм в своей первой «классической», форме переживает кризис, вызванный: во-первых, прогрессом естест­веннонаучного знания, обесценившим многие из тех «синтетических обобщений», которые рассматривались самим позитивизмом как вечное и неоспоримое приобретение науки; во-вторых, коренной ломкой поня­тий и принципов классической физики, а также интенсивным развитием психологических исследований. Позитивизм оказался не в состоянии адекватно осознать сущность новых открытий в науке, и это вновь ос­тро поставило вопрос о роли философии в системе наук.

Вторая историческая разновидность позитивизма — эмпириокрити­цизм — возникает в 70 — 80-е годы XIX века. Появившись в Австрии и Швейцарии и быстро распространившись в Германии, России и ряде дру­гих стран, эмпириокритицизм явился важным связывающим звеном между позитивизмом XIX века и неопозитивизмом. Основоположники эмпирио­критицизма Рихард Авенариус (1843—1896) и Эрнст Мах (1838—1916) были не только философами, но и учеными. Э. Мах был одним из круп­нейших физиков своего времени, автором ряда работ по механике, аку­стике и оптике, а научные интересы Р. Авенариуса лежали в области психофизиологии.

Название «эмпириокритицизм», изобретенное Авенариусом, озна­чает «критику опыта». В двухтомном труде «Критика чистого опыта» он выдвинул положение о том, что задача философии состоит именно в «очищении» опыта от всего того, что может быть истолковано как при­знание объективности, т.е. от понятий материи (субстанции), необ­ходимости, причинности, как якобы незаконно привнесенных в опыт, принципиально недоказуемых опытом. Под опытом Авенариус, как и все позитивисты, понимал не что иное, как человеческие ощущения. «Чис­тый опыт» Авенариуса — это содержание человеческого сознания, «очищенное» от объективной действительности как его источника, от ценностных и антропоморфических представлений.

Центральной частью всей философии Авенариуса является его теория «принципиальной координации». Авенариус формулирует тезис о «принципиальной координации» Я и окружающей среды, причем Я оказывается «центральным членом» этой координации, а составные части среды выступают в качестве «противочленов». Другими словами, в этой теории Авенариус при­знает как существование «Я», т.е. субъекта, некоего наблюдателя, — это центральный член координации, — так и существование той среды, в которой живет субъект, т.е. «не — Я», — это противочлен. Пытаясь пред­ставить эмпириокритицизм как философию, лишенную «крайностей» материализма и идеализма, Авенариус проводит мысль о том, что эта фило­софия направлена не только против материалистов, признающих сущест­вование природы до появления человека, но и против субъективных идеалистов, признающих существование субъекта до возникновения природы. Он говорит, что «Я» и «не — Я», т.е. человек и сре­да, находятся в принципиальной координации, то есть в неразрывной связи друг о другом. Но это означает, что не существует субъекта без объекта, как и объекта без субъекта.

Философская позиция Авенариуса противоречит как «наивному реализму» всякого здравомыслящего человека, убежденного в существо­вании до, вне и независимо от него внешнего мира, так и очевидным фактам естествознания. Естествознание говорит, что Земля существо­вала до человека и вообще до появления какого бы то ни было живого существа на ней. Это положение Авенариус не может отрицать. Но как же тогда быть с неразрывностью «Я» и «не — Я», если «не — Я» (т. е. Земля, среда) существовала и тогда, когда «Я», т.е. субъекта, цен­трального члена координации, еще не было? Пытаясь спасти свою сис­тему и устранить это противоречие, Авенариус вводит понятие «потен­циального центрального члена». По Авенариусу, человек, это центральный член координации», даже тогда, когда он еще не родился, все же «не равен нулю»; он уже существует потенциально, в возмож­ности, и тем самым обусловливает существование всего мира, т.е. «не — Я», среды.

Авенариус разрабатывал свою теорию одновременно с Махом и не­зависимо от него, но теории Авенариуса и Маха настолько совпадают, что понятия «эмпириокритицизм» и «махизм» часто употребляются как тождественные. Продолжая линию позитивизма, Э. Мах выступил с претензией очистить естественнонаучное мышление от «метафизики» с ее мнимыми проблемами, Он заявил, что стоит на почве опыта и что его эмпири­ческая точка зрения «совершенно исключает все метафизические вопро­сы». Сводя философию к «психологии познания», Мах вслед за И. Кантом утверждает, что познанию доступна не сущность вещей, а лишь их яв­ления. Но в отличие от Канта Мах отрицает существование «вещей в себе», объективной реальности.

В основе всех явлений, по Маху, лежат факты чувственного ми­ра, ощущения. Мах настаивает на том, что «не тела вызывают ощущения, а к о м п л е к с ы элементов (комплексы ощущений) образуют тела». Ощущения — это не символы вещей, скорее «вещь» есть мысленный символ для комплекса ощущений, обладающего относительной устойчи­востью; не вещи (тела), а цвета, звуки, давление, пространство, время (то, что мы обычно называем ощущениями) суть настоящие эле­менты мира. С точки зрения. Маха, атом, молекула, масса и т. п. — все это не объективные реальности, а лишь символы для экономного описания ощущений. Научные понятия, формулы, законы и объяснения лишены объективного содержания. Мах утверждает, например, что «в природе нет причины и нет следствия», ибо «причина и следствие суть создание нашего мышления». Точно также и законы природы по­рождаются нашей психологической потребностью и не выражают никаких объективных связей между вещами; законы природы — это продукты че­ловеческого духа, не имеющие смысла помимо человека.

Но сведение всех вещей, связей и отношений объективного мира к комплексам ощущений неизбежно ведет к признанию всего мира моим ощущением, т.е. к солипсизму. Стремясь избежать солипсизма, Мах объявил, что «физическое и психическое содержит общие элементы и, следовательно, между ними вовсе нет той резкой противоположности, которую обыкновенно принимают». Эти элементы (ощущения) по своей природе не физические и не психические, не объективны и не субъективны — они «нейтральны». Выдвигая учение о нейтральности «элементов», Мах претендует на преодоление «метафизики» материализ­ма и идеализма.

В работе «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин раскрыва­ет сущность махистской теории «нейтральных элементов». Она состоит в том, что все существующее объявляется ощущением; ощущения называ­ются элементами; элементы делятся на физические (то, что не зависит от нервной системы человека) и психические (то, что от нее зависит); связь физических и психических элементов объявляется не существую­щей отдельно одна от другой; лишь временно разрешается отвлечься от той или другой связи; «новая» теория объявляется лишенной «односторонности». Следовательно, и здесь, как и у Авенариуса, физическое не может существовать без психического, объект не может существовать без субъекта. В то же время, обсуждая проблемы физики, Мах в целом ряде случаев признает, что есть физические элементы, лежащие вне границы «психических элементов», т.е. вне ощущений, вне субъекта, и тем самым переходит на позиции материализма.

Одним из важных аспектов «очищения опыта» у Авенариуса был «принцип наименьшей меры сил». Мах развил его в «принцип экономии мышления» и объявил его главной характеристикой познания. Из прин­ципа «экономия мышления» выводится положение об описании как идеа­ле науки. В развитой науке, согласно Маху, объяснительная часть является излишней, метафизической и в целях «экономии мышления» должна быть удалена. С позиций «экономии мышления» Мах предпринял критический анализ ньютоновских понятий массы, абсолютного прост­ранства и времени. Отказавшись от представлений об абсолютном пространстве, времени и движении классической механики, он попытался построить эту науку на основе постулата, согласно которому движения тел могут быть определены лишь относительно других тел. «Принцип относительности Маха» сыграл важную роль в развитии теоретической механики. Эти идеи Маха были использованы в дальнейшем А. Эйнштейном для построения новой физики и дали ему основание назвать Маха предшественником общей теории относительно­сти. Однако установленная Махом физическая относительность прост­ранства и времени сопровождалась отрицанием их объективности, что привело Маха к выводу, что пространство и время — это «упорядочен­ные системы рядов ощущений», т.е. чисто субъективные образования.

Субъективно-идеалистическая философия Маха вызвала резкую оп­позицию со стороны большинства ученых, но в условиях методологи­ческого кризиса многим стало казаться, что субъективистская и реля­тивистская философия Маха успешно решает те трудности, с которыми встречались ученые и которые не смог преодолеть механический мате­риализм. В это время идеи Маха входят в моду и рекламируются как философия современного естествознания.

1.3. Философия неопозитивизма

Третий этап в развитии позитивизма представляет неопозити­визм, сложившийся в 20-х годах XX века почти одновременно в Авст­рии, Англии и Польше и распространившийся затем во многих странах мира. Неопозитивизм — это одно из основных направлений западной философии XX века. Теоретической основой его возникновения явились кризисные явления в разработке технических основ и методов естест­вознания, прежде всего физики и математики. Положения теории отно­сительности и квантовой механики, открытие логико-математических парадоксов, разработка неевклидовых геометрий — все это вызвало к жизни огромное количество новых вопросов, связанных с обоснованием науки, выявлением структуры научных теорий и их связи с опытом, ин­терпретации всей системы научного знания. Неопозитивизм взялся дать ответы на эти вопросы. Он получил широкое распространение среди на­учной и технической интеллигенции. Среди его представителей можно найти физиков и математиков, биологов и психологов, социологов и языковедов. Не упуская из внимания естествознание и физику, неопо­зитивисты перенесли центр своих изысканий на проблемы логики, ма­тематики и языкознания.

В отличие от классического позитивизма, для которого философия была своеобразной синтетической наукой, неопозитивизм лишь ориентирует на науку, отказывая ей в праве самой быть наукой. Фило­софия понимается чисто функционалистски, т.е. не как онтологичес­кая теория или даже определенное учение, а как аналитическая дея­тельность по отысканию языковых выражений. Философская деятельность протекает не наряду с научным исследованием, т.е. самостоятельно, но представляет собой скорее составную часть, «душу» самого научно­го исследования, ту сторону научного анализа, благодаря которой ученый осознает свои собственные действия. В связи с этим всякий анализ значения основных научных понятий и высказываний автомати­чески объявляется философским, а исследователь, действительно по­нимающий смысл каждого своего шага и результатов своей деятельно­сти, является одновременно и философом. Философия оказывается, та­ким образом, не самостоятельной наукой наряду с другими науками, а только аспектом самой научной деятельности. Классическую формулировку такого понимания философии дал Л. Витгенштейн: «Цель философии — логическое прояснение мыслей. Философия не теория, а деятельность». По Р. Карнапу, «задачей философии является семиотический анализ». Б. Рассел объявил сутью философии логику.

Философия неопозитивизма, не будучи наукой, сохраняет свою научность за счет того, что она выступает в качестве необходимого аспекта самой научной деятельности, выступает методом логического анализа языка науки. Анализ языковых выражений рассматривается здесь как метод философ­ского исследования, поэтому неопозитивизм называют аналитической философией. Вся история позитивизма XX века представляет собой непре­станные модификации основных положений, сформулированных первона­чально Венским кружком, попытки привести их в соответствие с дан­ными науки. Поэтому неопозитивизм отличается крайней сложностью и многочисленностью вариантов решения отдельных проблем. В эволюции неопозитивизма можно выделить несколько стадий: 1 — логический ато­мизм (Б. Рассел, ранний Л. Витгенштейн); 2 — логический позитивизм («Венский» кружок); 3 — семантический пози­тивизм; 4 — лингвистический позитивизм, или философия обыденного языка (Дж. Мур, поздний Л. Витгенштейн). Мы рассмотрим две основных разно­видности неопозитивизма: логический позитивизм и лингви­стический позитивизм, поскольку логический атомизм можно рассматри­вать в качестве подготовительного этапа логического позитивизма, а семантический позитивизм — как переходную форму между логическим и лингвистическим позитивизмом.

1.3.1 Логический позитивизм и его принципы

Основателем логического позитивизма был австрийский философ и физик Мориц Шлик (1882—1936), организатор и руководитель так на­зываемого «Венского кружка», продолжившего традиции Э. Маха, а так­же его участники: философ Бертран Рассел (1872—1970), социолог Отто Нейрат (1882—1945), логик Рудольф Карнап (1891—1970), математик Курт Гёдель (1906—1978) и ряд других философов. Душой кружка был Людвиг Витгенштейн (1889—1951), вскоре переехавший в Англию. Его «Логико-философский трактат» с предисловием Б. Рассела, наравне с работами Джоржа Мура (1873—1958), положил начало неопозитивистского движе­ния в Великобритании. Наиболее видным представителем неопозитивиз­ма в Германии был Ганс Рейхенбах, в Праге — Филип Франк, в Польше — представители так называемой «Львовско-варшавской школы» Ян Лукасевич, Альфред Тарский и другие. После захвата Австрии немецкими фашистами в 1938 «Венский кружок» распался, и большинство его участников перебрались в Англию и США.

Логический позитивизм возник на базе логического атомизма, для авторов которого — Б. Рассела и Л. Витгенштейна — образцом фило­софских рассуждений служила логика и математика. Основное назначе­ние философии они усматривали в логическом анализе языка науки, целью которого было отражение в элементарных (атомарных) предложе­ниях простых (атомарных) фактов. Считалось, что при таком подходе можно отобразить онтологическую структуру действительности. Рассел пишет: «Причина, по которой я называю свою доктрину логическим атомизмом, состоит в том, что атомы, которые я хочу получить как конечный результат анализа, являются логическими, а не физическими».

Используя средства логического анализа и аппарат математи­ческой логики, логические позитивисты в отличие от логических ато­мистов пытались более последовательно реализовать программу пози­тивистского эмпиризма. Они стремились создать беспредпосылочную философию и поэтому отказались от всяких онтологических утвержде­ний, в том числе и от онтологических предпосылок логического ато­мизма. Характерной чертой новой позитивистской программы стала критика философии и очищение ее от псевдо­проблем. По мнению логических позитивистов, вся прошлая философия от­мечена пороком «психологизма» с его интроспекционистской методоло­гией и антропоцентрическим взглядом на человека как уникальное явление во Вселенной. Но, как писал Р. Карнап, в результате деятель­ности Коперника человек потерял свое отличительное свойство цен­тральной фигуры во Вселенной; в результате деятельности Дарвина он был лишен качества особого сверхживотного существования; в резуль­тате деятельности Маркса факторы, посредством которых история мо­жет быть каузально познана, были смещены из сферы идей в сферу ма­териальных событий; в результате деятельности Ницше происхождение морали было лишено нимба; в результате деятельности Фрейда факто­ры, посредством которых идеи и действия могут быть каузально объ­яснены, помещены в темные глубины, в человеческую преисподнюю. Се­годня высказываются предположения, подчеркивает Карнап, что психо­логия, которой до этого был придан ореол величественности как тео­рии о духовных событиях, низведена до статуса части физики.

В становлении и развитии неопозитивизма очень большую роль сыграл Рассел. Объявив, что «все подлинно философские проблемы сводятся к проблемам логики», он сосредоточил свои усилия на анализе логической структуры научного знания. Идея Рассела о сведении философии к логическому анализу пришла к нему в результате исследований основ математики и математической логики. В математике XIX века были деланы поразительные открытия, результаты которых пришли в противоречие с тем, что кажется интуитивно достоверным. Со времен Евклида все были убеждены в том, что из данной точки к данной прямой можно провести только одну параллельную линию. Лобачевский показал, что это не так. Все думали, что целое больше части. А Кантор показал, что в случае бесконечного множества это положение не работает. Сами математики не успевали осмыслить свои открытия. Они пользовались новыми методами, потому что те давали хорошие результаты, но не всегда задумывались об их логическом обосновании. Например, исчисление бесконечно малых блестяще себя оправдывало, но, что такое «бесконечно малая величина», никто толком сказать не мог.

Во второй половине XIX века была осознана необходимость уточнить фундаментальные понятия математики и прояснить ее логические основания. Была разработана «алгебра логики», первая форма математической, или символической логики. В свою очередь методы символической логики были применены к анализу основ математики. В результате были предприняты попытки строгой формализации арифметики и геометрии. Все это породило надежду на то, что вообще все научное знание можно формализовать аналогичным образом. Пытаясь решить эту проблему, Рассел столкнулся с парадоксами, которые были известны еще древним. Например, парадокс «лжец» состоит в следующем: «Эпименид-критянин говорит, что все критяне лгут. Но так как он сам критянин, то, следовательно, и он лжет. Значит, критяне говорят правду. Второй вариант парадокса: «Все, что я говорю — ложь, но я говорю, что я лгу, значит, я говорю правду, а если я говорю правду, то значит я лгу».

Рассел пытался найти решение этого и других аналогичных парадоксов, создав теорию типов, которая устанавливала определенные правила и ограничения пользования терминами. Он так разъясняет суть этой теории на примере парадокса «лжец»: «Лжец говорит: «Все что я утверждаю ложно». Фактически это утверждение, которое он делает, относится ко всей совокупности его утверждений, и парадокс возникает потому, что данное утверждение включается в эту совокупность». Если бы это утверждение стояло особняком, то парадокса не было бы. Мы знали бы, что в случае его истинности все, что лжец утверждает, ложно. Но когда мы включаем само это утверждение в ту совокупность утверждений, к которой оно относиться, о которой оно говорит, или которую характеризует, только тогда и возникает парадокс. Этого, полагает Рассел, делать нельзя».

В своей фундаментальной работе (написанной вместе с Уайтхедом) «Principia Mathematica» Рассел стремится разработать такую логику и такой язык, которые не только полностью исключали бы возможность парадокса, но отвечали бы требованиям самой строгой точности. Основная идея Рассела состояла в том, что в правильном языке предложение не может ничего говорить о самом себе, вернее, о своей истинности. Однако наш обычный язык такую возможность допускает, и в этом его недостаток. Поэтому необходимы ограничения в правилах пользования языком. Разрабатывая свою концепцию, Рассел приходит к выводу, что наряду с предложениями, которые могут быть истинными или ложными, есть и такие предложения, которые не могут быть ни истинными, ни ложными. Такие предложения являются бессмысленными. Эта идея получила дальнейшее развитие у представителей «Венского кружка». Витгенштейн считал заслугой Рассела доказательство того, что «кажущаяся логическая форма предложения не обязана быть его действительной логической формой… Большинство предложений и вопросов по поводу философских проблем, не ложны, а бессмысленны». Согласно М. Шлику, проблема сознания — одна из центральных проблем традиционной философии — является псевдопроблемой. Сама категория «сознания» есть не что иное, как досужее «изобретение философов». Философское утверждение о реальности сознания анало­гично теологическому утверждению о реальности бога, поскольку оно не может быть удостоверено никакими достоверными фактами.

Новое понимание предмета философии и критика прежнего его понимания с наибольшей отчетливостью были сформулированы Р. Карнапом в статье «Преодоление метафизики логическим анализом языка науки», где он питался доказать невозможность философии в традиционном ее значении, т.е. науки, основной вопрос которой есть вопрос о взаи­моотношении бытия и мышления, объекта и субъекта. Карнап считает, что основной вопрос философии — это псевдовопрос, поскольку ответы на него лишены научного смысла и не поддаются квалификации как истинные или ложные. Дело, по Карнапу, в том, что философские пред­ложения либо составлены из псевдопонятий («мировой дух», «субстан­ция», «вещь в себе» и т.д.), либо входящие в них термины соединены в предложения по правилам, несовместимым с грамматикой и логикой. Такие предложения будут не истинными и не ложными, но лишенными научного смысла, подобно предложению «сапоги-всмятку в современ­ных условиях шьют на машинах».

В доказательстве бессмысленности метафизических положений логические позитивисты усматривают одну из своих главных заслуг. Они разработали критерии, якобы дающие возможность надежно разли­чать бессмысленные метафизические высказывания и осмысленные науч­ные положения. Если их «рабочим» методом был логический анализ, то критерием и одновременно принципом, разграничивающим метафизичес­кие и научные высказывания, объявлялась верификация. Суть логического анализа, который неопозитивисты рассматри­вали в качестве основной философской процедуры, заключался в сле­дующем. Вся наука складывается из предложений двух типов: логико-математических (аналитических, тавтологических) и эмпирических (фактических). Так, предложение как «2 x 2= 4» тавтологично, так как сводится к предложению «4 = 4». Таково же предложение «Всё холос­тяки неженаты», поскольку мы можем заменить слово «холостяк» его словарным значением, получив: «Все неженатые люди — неженаты». Предложения этого типа служат как бы логическим каркасом научной теории. Их критерий — законы формальной логики. Напротив, предло­жения «В этой комнате 4 стула» или «Все холостяки эксцентричны» относятся к эмпирическим, поскольку они могут быть проверены под­счетом стульев в комнате или путем наблюдения за привычками холос­тяков. Все остальные предложения или ошибочны, будучи построены в нарушении правил синтаксиса и логики, или же (если они не сводимы ни к тавтологии, ни к некоторому акту опыта) «метафизичны», т.е. научно неосмысленны, абсурдны.

Отличие эмпирических предложений от «метафизических» логи­ческий позитивизм осуществляет на основе предложенного М. Шликом «принципа верификации», который играет в неопозитивизме решающую роль. Он оказывается од­новременно критерием истинности предложения и принципом «демарка­ции» (разграничения) эмпирических (научных) и (метафизических) предложений. Принцип верификации — это проверка предложений с целью установления их научной осмысленности, а затем их истинности или ложности на основе сравнения с опытными данными. Согласно принципу верификации, критерием истинности суждения является его соответствие чувственному опыту субъекта. В случае, если суждение не поддается сопоставлению с опытом, оно считается и не истинным, и не ложным, но лишенным научного смысла, т.е. вненаучным, бессмысленным.

Таким образом, логический анализ и верификация — таковы от­личительные особенности логического позитивизма. Может сложиться впечатление, что логический позитивизм — это довольно простое, яс­ное и вполне убедительное учение: если ты хочешь говорить со смыс­лом и претендовать на научность, то изволь пользоваться только та­кими предложениями, которые, с одной стороны, непротиворечивы, а с другой — могут быть проверены на опыте. Представители неопозити­визма неоднократно пытались убедить читателей в независимости принципа верификации от каких-либо философских предпосылок. Однако на деле он неотъемлем от субъективно-идеалистической позиции в фи­лософии и неизбежно ведет к солипсизму. Возражая против этого, Рас­сел пишет: «Гипотеза, что звездное небо существовало во все време­на, и гипотеза, что оно существует только тогда, когда я его вижу, совершенно тождественны во всех тех следствиях, которые я могу проверить». Но как тогда быть, например, с таким предложением: «Существует независимо от существования субъекта реальность»? Оно ведь не поддается верификации, поскольку требует для своей провер­ки субъекта там, где его, по содержанию предложения, не должно быть. Как и все прочие философские предложения, оно не верифициру­ется, а значит не истинно и не ложно, а «лишено научного смысла». Согласно принципу верификации нельзя проверить предложение: «Я переживу свою телесную смерть». Псевдопроблемой является и вопрос о существовании бога. Неопозитивизм отрицает не истинность предло­жения «Бог существует», а его принадлежность к числу предложений науки.

Принцип верификации оказался неприменимым и к самой науке. С точки зрения этого принципа не имеют, например, научного смысла утверждения о существовании потенциальной энергии или о физических свойствах сверхзвезд, поскольку большая гравитация внутри них не позволяет им излучать электромагнитные волны или какие-либо другие сигналы. Между тем эти утверждения имеют научный смысл в современ­ной физике и космологии. Более того, поскольку каждое предложение о факте, спустя мгновенно после его совершения, автоматически пре­вращается в предложение о прошлом факте, то практически вся наука оказывается под сомнением, поскольку предложения о фактах прошлого не поддаются верификации.

Для выхода из создавшихся трудностей предлагались различные варианты. Наиболее интересное «лекарство» от субъективности пред­ложил Р. Карнап. По его мнению, базисом науки должны быть не ощуще­ния и не предложения об ощущениях в момент их фиксации, но уже за­фиксированное и как бы «омертвленное» предложение. Такие предложе­ния Карнап назвал «протокольными предложениями». Форма протоколь­ных предложений такова: «такой-то человек там-то видел то-то». Карнап полагал, что ссылка на разных лиц в самих протоколах спаса­ет от субъективизма и не препятствует обмену протоколами между людь­ми. Однако и здесь, если придерживаться строго правил верификации, обмен между учеными принципиально невозможен. Протокол: «Он гово­рит: «Это дерево зеленое» означает для ученого «Я» не сообщение о свойствах дерева, но лишь констатацию действия третьего лица, произносящего звуки Э — Т — 0 … Считать же, что эти звуки означа­ют биологический факт, строго логических оснований нет.

Таким образом, верификация, задуманная в качестве защиты на­учных положений от «метафизического тумана», в действительности поставила под сомнение само существование научных теорий. Принцип верификации, по верному замечанию К. Поппера, вместе «с метафизикой уничтожает также и естествознание, законы которого логически не сводимы к элементарным опытным высказываниям». В конце концов, ока­залось, что сам принцип верификации не верифицируем. Он явно не тавтология, но он и не опытное предложение. Следовательно, он — «метафизика», научно неосмысленное предложение, подлежащее устра­нению из научного языка и «научной философии», каковою объявил себе логический позитивизм.

Наряду с принципом верификации важное место в логическом по­зитивизме занимает конвенционализм, т.е. методологический принцип, согласно которому многие утверждения науки являются результатом соглашения между учеными. В философском отношении конвенционализм формировался как способ преодоления материалистических и идеалисти­ческих крайностей в решении основного вопроса философии. В конвенционализме нашел отражение тот факт, что научные теории не являются непосредственными обобще­ниями опытных данных, и в этом смысле конвенциональные элементы неустранимы из научного знания. Но это совсем не означает, что снимается вопрос об их истинности и каждый ученый волен строить свою логическую систему произвольным образом.

Ввиду трудностей применения принципа верификации и в стрем­лении избежать солипсизма Р. Карнап, О. Нейрат, Ф. Франк и другие нео­позитивисты большое внимание уделили принципу физикализма. В физикализме получила выражение идея объединения («унификации») всех наук на основе универсального языка, в роли которого выступал язык математической физики, а также стремление превратить язык в глав­ный объект философских исследований. Так Нейрат в своих работах настойчиво проводил мысль о том, что главной задачей логического позитивизма является «энциклопедическая интеграция» научного зна­ния, связывая эту задачу с идеей Лейбница о создании искусственно­го языка, с помощью которого можно было бы строить все рассуждения по способу, каким выполняются вычислительные операции.

Согласно Карнапу, науки различаются между собой не природой исследуемых объектов, а различными языками. Эти языки в принципе «транслируемы» на язык физики — наиболее универсального языка науки. Карнап характеризовал физикализм как требование замены предложений различных наук предложениями, в которых фигурировали бы лишь тер­мины, употребляемые в физике. Возможность перевода предложения на физикалистский язык Карнап рассматривал как критерий их научной осмысленности. Речь шла не об объединении всех природных и общест­венных явлений на основе физических процессов и не о сведении их к физическим процессам, а лишь о замене терминологий различных наук терминологией одной науки. Такой подход он пробовал провести в от­ношении всех наук без исключения, в том числе и в отношении психо­логии и социологии.

Физикализм пережил полосу расцвета в начале 30-х годов в ра­ботах неопозитивистов Венского кружка, а затем началось его быстрое падение, поскольку он оказался неспособным ни обеспечить унифика­цию научного знания, ни раскрыть перспективы взаимозависимости и единства различных областей научного познания. Ведь даже в преде­лах самой физики невозможно создать единый язык, поскольку, напри­мер, язык механики недостаточен для выражения электромагнитных, атомных или термодинамических явлений. Можно сделать вывод, что неопозитивисты в новом варианте повторили ошибку тех философов ХVII века, которые пытались уложить все науки в прокрустово ложе совре­менной им механики.

1.3.2. Лингвистический позитивизм

Философия лингвистического позитивизма является не только вторым основным этапом развития неопозитивизма, но и второй основ­ной его разновидностью. Она получила наибольшее распространение в Англии, США и других странах Запада в 30—60 годы XX века. В отли­чие от логического позитивизма лингвистический позитивизм интересуется не языком науки, а свойствами реально функционирующего обы­денного языка. Впервые метод философского анализа естественного языка был разработан Дж. Муром, который практиковал лингвистический анализ. Философское обоснование лингвистического анализа обыденного языка было осуществлено Л. Витгенштейном в главном произведении позднего периода — «Философских исследованиях».

Философская эволюция Л. Витгенштейна — одного из крупнейших и влиятельных представителей западной философии XX века — сложна и противоречива. В начальный период своей деятельности в «Логико-фи­лософском трактате» Витгенштейн разрабатывает программу создания универсального идеального языка науки. В «Философских исследова­ниях» он признает ошибочность своей прежней концепции, называет несостоятельными любые претензии философии на общефилософские по­ложения. Разочаровавшись в идеале научного языка, он обратился к анализу эмпирического употребления естественного языка. «Поздний» Витгенштейн утверждает, что если философы хотят сделать что-нибудь полезное, то это возможно не на пути бесплодных поисков необходимой логической структуры языка, а на основе изучения его конкретных функций, того, как язык «работает» в различных случаях. Он сделал упор на прагматический аспект изучения повседневного языка.

Центральной проблемой для Витгенштейна остается проблема природы философии. Но главным для него является теперь не столько доказательство бессмысленности философских проблем, сколько выяв­ление их источника. Этот источник усматривается в неправильном употреблении языка, в нарушении его логики. Философские проблемы возникают тогда, когда появляется языковая путаница, когда мы нарушаем правила употребления слов, смешиваются различные языковые игры. Языковые игры — это отдача приказов, задавание вопросов и ответы на них, рассказ истории или шутки, описание опыта, выдвижение гипотез, предположения, приветствия и т. д. Для Витгенштейна высшим критерием осмысленности предложений оказывается обычный язык, обычное разговорное употребление слов. Любые отступления от такого повседневного опыта словоупотребления объявляются недопустимым, поскольку они являются источником философской путаницы. Отсюда вытекает и терапевтическая функция лингвистической философии: уберечь человека от подобной языковой путаницы. «Нормальная» работа языка не порождает никаких философских проблем, появление послед­них — верный симптом неадекватного использования языка, утвержда­ет Витгенштейн.

Лингвистическая философия причину философских заблуждений видит в самой «логике» языка, его «глубинной грамматике», порожда­ющей парадоксальные предложения на которое обра­тил внимание Мур. Например: «Идет дождь, но я в это не верю». Философские заблуждения устраняются путем прояснения и детального описания естественных способов употребления слов и выражений, включения слов в органически присущие им контексты человеческой коммуника­ции. В отличие от логических позитивистов, сторонники лингвисти­ческой философии не призывали к «усовершенствованию» естественного языка по образцу формализованных логических языков или языков нау­ки. Они разработали сугубо «терапевтическую» интерпретацию целей и задач философии. Философствование — это не теоретическая, а нега­тивно-критическая деятельность; цель ее заключается в овладении многообразными «терапевтическими» методами, благодаря которым про­ясняется реально функционирующий язык и устраняются философские и иные неверные обобщения, оцениваемые как своего рода заболевания.

Витгенштейн стремиться переориентировать мышление философов с поисков общего и существенного на поиск всевозможных различий. В этом смысле сам текст «Философских исследований» есть своеобразная тренировка такой способности различения, осуществляемая на большом количестве примеров. Подавляющая часть этого труда заполнена постановкой вопросов, относящихся преимущественно к таким проблемам: возможен ли личный язык, т.е. система знаков, относящихся к внутренним состояниям и переживаниям человека, понятных ему, но совершенно непонятных другим людям? (Анализу личного языка посвящены параграфы 243—280). Можем ли мы утверждать, что все люди имеют одинаковые ощущения? Может ли кто-либо понять слово «боль», если он никогда ее не испытывал? Каким образом мы можем предвидеть будущие события? и т. д. Последователи Витгенштейна с энтузиазмом принялись исследовать все эти и многие другие поставленные им проблемы.

Несмотря на значительные различия во взглядах представителей лингвистической философии, всех их объединяет понимание философии как критико-аналитической деятельности. Вслед за Витгенштейном все они считают, что философские проблемы возникают в результате нару­шения норм использования обыденного языка, злоупотребления повседневным языком. Средством же прояснения деятельности языка служит анализ речевой практики. Лингвистические философы убеждены, что их анализ языка не имеет ничего общего с «метафизическими» положениями предыдущих философских направлений. Действительно, классический позитивизм претендовал на то, что он является «единственно научной философией». Вслед за этим логический позитивизм, хотя и отказался от идеи фило­софии как научной теории, все же считал себя научной философией, аспектом научной деятельности. Лингвистический же позитивизм отка­зывает философии и в этом, хотя и претендует на статус метафилософии, т.е. на роль своеобразного судьи в отношении других философс­ких концепций. Философия рассматривается им в качестве своеобразной «критической техники».

Широкое распространение философии неопозитивизма в кругах западной научной и технической интеллигенции объясняется тем, что неопозитивизм, занимаясь философским анализом новейших достижений естествознания и математики, выдавал себя за единственно возможную научную философию. Он научил философию говорить на привычном для ученых языке о близких им проблемах. Среди позитивистов было нема­ло крупных ученых, давших ценные результаты в различных областях научного исследования. В частности, ценными были такие достижения позитивистов, как учение Конта о всеобщей классификации наук, логи­ческие исследования Милля, критика Махом ограниченности классичес­кой механики, достижения Винера в области кибернетики, Гёделя в области математики.

Заслугой неопозитивизма является разработка средств логичес­кого анализа языка науки, аппарата символической логики, постанов­ка проблемы смысла и значения и многое другое. Все это способство­вало признанию и широкому распространению философии неопозитивизма во многих странах англосаксонского мира, причем в таких странах, как Великобритания, Австрия и Новая Зеландия, имеет место абсолют­ное ее преобладание во всех сферах философской науки. В Англии, например, знакомство с аналитической философией считается полезным не только для философов-специалистов, но и для тех людей, которые собираются посвятить свою жизнь административной или политической карьере, бизнесу, юридической практике, богословию. Овладение ана­литической философией способствует развитию высокой логической культуры, умению аргументировано обосновывать свою и критиковать чужую позицию, использовать разнообразные семантические возможности языка. Однако попытка позитивизма создать подлинно научную философию, устранив из науки философско-мировоззренческую пробле­матику, потерпела полную неудачу и привела к появлению различных течений постпозитивизма.

ЛИТЕРАТУРА

1. Авенариус Р. О предмете психологии. М., 2003.

2. Авенариус Р. Философия как мышление о мире сообразно принципу наименьшей меры сил. М., 2007.

3. Антология мировой философии. В 4-х т. Т. 3. М., 1971.

4. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 2017.

5. Витгенштейн Л. Философские исследования. М., 2011.

6. Грязнов А. Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштейнианства. М. 1991.

7. Ерахтин А. В. Современная западная философия. Ч.1. От позитивизма к постпозитивизму. Иваново, 1994.

8. Зотов А. Ф., Мельвиль Ю. К. Западная философия XX века. М., 1998.

9. Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971.

10. Конт О. Курс положительной философии в шести томах. Т.1. СПб., 1990.

11. Конт О. Дух позитивной философии. Ростов н/Д., 2003.

12. Крафт В. Венский кружок. М., 2003.

13. Ленин В. И. ПСС. Т.18.

14. Мах Э. Познание и заблуждение. М., 2003.

15. Мах Э. Анализ ощущений и отношения физического к психическому. М., 2005.

16. Милль Дж. Система логики силлогистической и индуктивной. М., 2011.

17. Рассел Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999.

18. Рассел Б. История западной философии. Т. 1—2. М., 1993.

19. Сокулер З. А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX века. Долгопрудный, 1994.

Вопросы для повторения

1. Какие основные этапы прошел позитивизм в своем развитии?

2. Как позитивисты относились к философии и к ее основному вопросу?

3. Что представляет собой закон «трех стадий» Конта?

4. Чем, согласно Конту, должна заниматься наука?

5. Как понимает Милль предмет логики и ее отношение к материализму и идеализму?

6. Какую роль играет в учении Спенсера идея эволюции?

7. Что Мах понимает под «элементами мира»?

8. В чем смысл теории «принципиальной координации» Авенариуса?

9. Что явилось основной причиной возникновения неопозитивизма?

10. Как неопозитивисты понимают предмет философии?

11. В чем состоит отличие логического позитивизма от логического атомизма?

12. Кто входил в состав «Венского кружка»?

13. Какую роль в неопозитивизме играет «принцип верификации»?

14. Что такое «конвенционализм» и «физикализм» в логическом позитивизме?

15. В чем состоит отличие лингвистического позитивизма от логического?

16. Какова эволюция взглядов Витгенштейна на предмет философии?

Глава 2. Философия постпозитивизма

Начиная с конца 50-х — начала 60-х годов XX века влияние позитивизма в западной философии стало резко падать. Позитивизм, в принципе отвергавший мировоззренческую проблематику, был неспо­собен удовлетворить запросы эпохи научно-технической революции. Встали проблемы морально-этического плана, связанные с ответствен­ностью ученого за использование продуктов его деятельности. Фило­софский анализ науки поставил ряд таких проблем, которые не стави­лись в рамках позитивистской традиции мышления. В частности, фило­софское осмысление научно-технической революции поставило вопрос о закономерностях развития научного познания, но логический позити­визм, как известно, ограничивал методологическую проблематику ана­лизом готового, ставшего знания.

Кризис неопозитивизма привел к возникновению в западной фи­лософии целого спектра концепций научного знания, которые принято означать термином «постпозитивизм». Постпозитивизм — это чрезвычайно неоднородное, «пестрое» течение в западной фило­софии. Возникнув из критики неопозитивизма, оно отражает, прежде всего, разные направления этой критики. В одних постпозитивистских концепциях значительное внимание уделяется исследованию проблем проверки и обоснования уже имеющегося знания, а развитие науки рассматривается как результат этих процессов; в других — внимание концентрируется на проблемах влияния вненаучных (социологических, политических, личностных и др.) факторов на развитие науки. При этом следствия, к которым приводит авторов их способ анализа раз­вития науки, настолько различны, что какая-либо классификация постпозитивистских концепций по их результатам чрезвычайно затрудни­тельна. Их можно объединить лишь по подходам, способам анализа, выделив при этом два основных течения в постпозитивизме: крити­ческий рационализм и историко-социологическое направление.

Критическим рационализмом называют течение, сформировавшее­ся под прямым влиянием эпистемологических идей К. Поппера. Его учение выросло из попытки фундаментального пересмотра решений ос­новных неопозитивистских проблем, но оно сохранило известное род­ство с неопозитивизмом. Идейная связь последователей Поппера (к которым прежде всего следует отнести И. Лакатоса, Дж. Агасси, Д. Уоткинса) с неопозитивизмом уже не столь отчетлива, но она все же существует, выражаясь прежде всего в общем подходе к наибо­лее фундаментальным проблемам гносеологии и методологии. Для кри­тических рационалистов, например, столь же характерен сциентизм (т.е. сведение всего познания к научному познанию), как и для нео­позитивистов.

Неопозитивистские принципы оказали значительное влияние и на формирование гносеологических воззрений другого крыла постпозити­визма, называемого историко-социологическим. Его представители Т. Кун, С. Тулмин, П. Фейерабенд и другие резко выступают против рациона­лизма в философии науки, характерного как для неопозитивизма, так и для Поппера и его последователей, критикуют их «рациоманию», иг­норирование наиболее интересных, «интригующих» моментов развития науки, находящихся в социально-психологической, историко-культур­ной, индивидуально-личностной сферах. Научные интересы постпозити­вистов историко-социологической школы сосредоточены главным образом на проблемах развития науки. Они пытаются рассматривать историю на­уки в социокультурном контексте при учете личностно-психологических факторов развития знания. С критическим рационализмом их объе­диняет учение Поппера, являющееся для всех них отправной точкой их концепций

2.1. Карл Поппер

Основателем концепции критического рационализма является ан­глийский философ и социолог Карл Раймунд Поппер (1902—1994). Он познакомился с деятельностью Венского кружка еще, будучи студентом Венского университета. В 1935 голу Поппер опубликовал книгу «Логи­ка научного исследования», где дал развернутую критику основных принципов неопозитивизма. Поппер один из первых на Западе обратил внимание на гносеологические и методологические изъяны концепций логических позитивистов, считавших, что теоретическое содержание науки может быть сведено к его якобы совершенно самостоятельному и ни от чего не зависящему основанию — к эмпирическому знанию, к чистому опыту. Поппер возражает против этого. Наблюдение, с его точки зрения, уже предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Кроме того, любая развитая теория формируется не для реальных, а для идеальных объектов. Иными словами, теория строится на базе предпосылок, прямо противоположных опыту. Как же в таких случаях она может вытекать из опыта?

Согласно Попперу, опыт не может дать достоверного знания об истинности научных положений, но может с достоверностью судить об их ложности. Он обратил внимание на то, что даже очень большое число подтверждающих факторов в отношении того или иного утвержде­ния делают его лишь весьма вероятным, но все-таки не твердо досто­верным. При этом достаточно одного опровергающего факта для того, чтобы это индуктивное обобщение было отброшено. Поппер не отрицает необходимости опытной проверки научной теории, но он приходит к убеждению, что «не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации. Это значит, что мы не должны требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и навсегда в положительном смысле, но обязаны требовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смысле: эмпирическая система должна допускать опровержение опытом». Любая теория является некоторым запрещением, но чем больше она запрещает, тем она лучше, ибо тем более она рискует быть опровергнутой. Каждая теория уязвима для критики, в противном случае она не может рассматриваться в качестве научной. Таким образом, для Поппера все теории являются гипотезами, у них всегда есть определенная мера погрешности. Позиция признания принципиальной погрешности научной теории получила отражение в принципе фаллибилизма, согласно которому любое научное знание принципиально не является окончательным, а есть лишь промежуточная интерпретация истины. Принцип фальсификации Поппера означает, что проверка научной ос­мысленности, а затем и истинности научных теорий должна осуществ­ляться не через их подтверждение, а преимущественно (или даже ис­ключительно) через их опровержение. Фальсификация — это принципиальная опровержимость любого утверждения, относи­мого к науке, она является методом демаркации, т.е. отделения на­учного знания от ненаучного, и составляет одну из основных задач философии.

Особое место в гносеологических воззрениях Поппера занимает так называемая «теория роста научного знания», которая сплотила вокруг Поппера наиболее талантливых его учеников. Эта теория явля­ется одной из первых попыток применения принципа развития в запад­ной методологии науки. Согласно Попперу, научные закономерности в принципе невозможно открыть посредством наблюдений, поскольку любые наблюдения порождены нашей заинтересованностью. Трудности приспосо­бления к хаосу внешнего мира заставляют нас искать закономерности, видеть регулярности даже там, где их нет. Кроме того, всякому на­блюдению всегда должна предшествовать некоторая проблема, точка зрения или интерес, т.е. нечто теоретическое. Разум бессилен на­вязывать свои законы природе, но он подходит к ней все с новыми предположениями, действуя методом проб и ошибок. Любая теория рано или поздно отвергается природой и заменяется новой, поэтому ни од­ну из них нельзя считать истиной. Приступая к исследованию природы, подчеркивает Поппер, нужно пытаться склонить природу к неприятию гипотезы, обнаружить ее ложность как можно раньше. Таким образом, рост научного знания состоит в выдвижении смелых гипотез и осуще­ствлении их опровержений, в результате чего решаются все более глубокие научные проблемы.

Свое представление о росте научного знания Поппер интерпре­тировал в терминах эволюционной теории. Он полагал, что вся тради­ционная методология науки придерживалась ламаркистских воззрений на рост научного знания, свою же концепцию Поппер уподобляет дар­виновской теории развития. Он уподобляет знание биологическому ор­ганизму, проблемные решения — мутациям, происходящим внутри него, а процесс элиминации ошибок — естественному отбору, устраняющему ошибочные мутации. Научное знание, по Попперу, возникает как сред­ство приспособления к окружающей среде, и его дальнейшая эволюция подчиняется тем же самым закономерностям, что и биологическая. Но, поскольку знание закрепляется в языке, биологическая эволюция пере­ходит в когнитивную. Эволюция видов переходит в эволюцию знания. Но принцип этой эволюции, а именно метод проб и ошибок, целиком со­храняется. Поппер писал, что от амебы до Эйнштейна рост научного знания является тем же самым: «основное различие между Эйнштейном и амебой… заключается в том, что Эйнштейн сознательно стремиться к устранению ошибок. Он пытается уничтожить свои собственные теории: он подвергает свои теории сознательной критике и для этого стремиться формулировать их по возможности четко, а не расплывчато. Амеба же не может критиковать свои ожидания или гипотезы; она не может их критиковать потому, что не может посмотреть на свои гипотезы со стороны: они часть ее». Таким образом, для обоснования своих логико-методологических концепций Поппер использовал идеи неодарвинизма: рост научного знания рассматривается им как частный случай общих мировых эволюционных процессов.

Целью науки, пишет Поппер, является не просто истина, но ло­гически невероятная истина, истина, имеющая большую объяснительную силу. Мы заинтересованы в смелых предположениях, даже таких, кото­рые вскоре могут оказаться ложными, ибо только с их помощью мы мо­жем надеяться открыть интересную и существенную истину. Истина объ­ективна, она признается существующей и достижимой, однако без воз­можности ее распознать. Теория может быть истиной, говорит Поппер, даже если никто не верит в нее, и, если даже у нас нет оснований для ее принятия или веры в ее истинность. Истина как скрытая туманом горная вершина, которую, если даже ее и достигнешь, невозможно от­личить от других, «неосновных» вершин. Лишь в некоторых случаях мы с достоверностью можем установить, что истина нами не найдена, что мы заблуждаемся, когда, например, теория противоречива или актуаль­но фальсифицируема.

Центральное место в философии Поппера занимает онтологичес­кая концепция «трех миров». Опираясь на принцип философского плюра­лизма, Поппер постулирует существование трех типов реальностей или трех миров. Первым миром является физический мир, или мир физичес­ких состояний; второй мир есть мир состояний сознания, или психи­ческий мир; третьим миром является мир научного знания; мир «объ­ективных содержаний мышления». Одной из главных философских проблем, по мнению Поппера, яв­ляется отношение между мирами. Эти отношения таковы, что генети­чески все миры связаны между собой и представляют разные уровни эмерджентности. Физический мир существовал всегда, а мир сознания возник как естественный продукт эволюции первого мира. Третий мир возникает как результат взаимодействия первого и второго миров, как побочный продукт человеческой деятельности, связанной с реше­нием проблем биологического выживания в первом мире. Предпосылкой его возникновения является появление языка, который, закрепляя зна­ния, превращает его в «объективный дух», способный существовать независимо как от физического мира, так и от мира сознания. Эта идея независимости, или автономности «третьего мира», является цен­тральной в попперовской концепции.

Каковы же существуют аргументы в пользу автономности «мира — 3»? Поппер связывает объективное существование его объектов с фактом материа­лизации продуктов человеческого интеллекта в виде книг, скульптур, других продуктов человеческой культуры. Но основной аргумент в пользу автономности объектов «мира-3» состоит в том, что теории и идеи, художественные стили развиваются по своим собственным зако­нам и порождают такие следствия, которые их создатели были не в состоянии предвидеть и предсказать. И хотя первоисточником объективного знания является человеческое субъективное знание, но большая его часть возникла независимо от целей и интересов ученых путем имманентного развития. Поппер считает, что вся традиционная гносеология понимает познание именно в субъективном смысле, тогда как прогресс в эпис­темологии и методологии возможен, только если понимать познание в объективном смысле, как существующий независимо от субъекта. Ведь закрепляясь в языке, научные идеи и теории приобретают автономное существование и перестают принадлежать субъекту, существуют неза­висимо от него.

Таким образом, начав с отождествления объективности знания с его интерсубъективной проверяемостью в духе позитивистской тра­диции, Поппер кончает отождествлением объективности знания с его полной независимостью от познающего субъекта, что роднит его тео­рию с объективным идеализмом Платона и Гегеля, явно противоречащим основным установкам позитивизма. Вместе с тем попперовская теория отличается от философии объективного идеализма в трактовке проис­хождения третьего мира и его функций в познании. Если у Платона и Гегеля объективный дух предшествует природе и человеческому созна­нию, то у Поппера он возникает как результат взаимодействия физи­ческого мира и мира сознания.

В области социальной философии Поппер выступил с резкой кри­тикой марксизма и историзма. Он опубликовал сначала небольшую ра­боту «Нищета историзма», а затем в двухтомном сочинении «Открытое общество и его враги» дал наиболее полное изложение своей социаль­ной теории. Первый том озаглавлен «Чары Платона» и посвящен крити­ке философии Платона, которого Поппер считает основоположником по­литической философии «тоталитаризма». Платон, по его выражению, «первый политический идеолог, мысливший в терминах классов и приду­мавший концентрационные лагеря». Название второго тома говорит са­мо за себя: «Ложные пророки. Гегель, Маркс и последствия».

Поппер критикует марксизм, прежде всего потому, что истори­ческий материализм, созданный К. Марксом, исходит из возможности научного познания объективных законов исторического развития чело­веческого общества. По мнению Поппера, в истории нет никаких общих законов: можно говорить только об общей интерпретации событий. А в этих интерпретациях уже заложена определенная точка зрения. Стремление найти и сформулировать общие законы истории Поппер называет «историцизмом». Он считает это ложной установкой. История не имеет смысла, поэтому ход истории прогнозировать нельзя. Он пишет: «единой истории человечества нет, а есть лишь бесконечное множество историй, связанных с разными аспектами человеческой жизни, и среди них — история политической власти», которую обычно возводят в ранг мировой истории.

Для Поппера история сводится к решениям отдельных людей и их действиям на основе этих решений. Ссылаясь на увеличение роли науки в современном мире, Поппер делает вывод, что ход человечес­кой истории будет определяться именно научными открытиями, а пос­кольку заранее их предугадать невозможно, то в принципе невозможно и предсказание будущих исторических событий. Распространение марк­сизма, по мнению Поппера, было следствием того, что марксисты «вы­думали» классовую борьбу и «навязали» ее людям. Обвиняя марксизм в «методологическом коллективизме», Поппер объясняет его роковым влиянием идей Платона и Гегеля. Государство, класс, объективная идея или дух, возводятся «методологическим коллективизмом» в оп­ределяющую силу общественного развития, а индивид, отдельный чело­век «превращается в средство» для достижения некоей предустанов­ленной цели истории. «Критикуя марксизм, я до некоторой степени критиковал и самого себя, поскольку в ранней молодости был марк­систом и даже коммунистом», — пишет Поппер в предисловии к перво­му тому книги «Открытое общество и его враги», изданном на русском языке в 1992 году.

В отличие от логических позитивистов, которые резко противопоставляли науку философии, Поппер, по крайней мере, в своих более поздних работах с большим уважением говорит о метафизике и признает ее большое влияние на развитие науки. Он подчеркивает, что почти все фундаментальные научные теории выросли из метафизических идей. А.Л.Никифоров пишет: «Освободив метафизику от обвинения в бессмысленности, признав законность философских проблем, Поппер способствовал возрождению интереса к философии среди философов науки — интереса, который почти угас за время господства логического позитивизма».

2.2. И. Лакатос и Т. Кун

Одним из наиболее ярких представителей «критического рационализма» был венгерский философ и методолог науки Имре Лакатос (1922—1974). Он осудил неопозитивистскую установку на чистую логику, логику без истории и начинал свои методологические исследования с изучения истории математики. Лакатос считает, что судить об эффективности методологических установок и концепций в целом можно, только опираясь на реальную историю науки. Методология должна быть «своего рода рационально реконструированной историей».

И. Лакатос стремится обосновать положение, что наука разви­вается не как монотонное возрастание количества, несомненно, обосно­ванного знания, но только через непрерывное улучшение догадок при помощи размышления и критики, при «помощи логики доказательств и опровержений». Считая, как и Поппер, что критика является движущей силой развития науки, он не ограничивает позитивную функцию крити­ки очищением науки от заблуждений, а видит ее в усовершенствовании гипотез. В своей концепции Лакатос, пожалуй, впервые в западной философии науки пытался преодолеть метафизическую раздвоенность актов открытия и обоснования нового знания и представить процесс научного познания как единый, где поиски доказательства приводят к открытию, а открытия указывают пути доказательства.

В конце 60-х годов Лакатос разработал универсальную концеп­цию развития науки, основанную на идее конкурирующих научно-иссле­довательских программ. Исходным пунктом здесь является не установление фальсифицируемой гипотезы, а выдвижение исследовательской программы, под которой понимается теория, способная защитить себя в ситуациях столкновения с противоречащими ей эмпирическими данными. «Зрелая наука состоит из исследовательских программ, которыми предсказываются не только ранее неизвестные факты, но, что особенно важно, предвосхищаются также новые вспомогательные теории; зрелая наука, в отличие от скучной последовательности проб и ошибок, обладает «эвристической силой». В исследовательской программе он выделяет ядро, т.е. основные принципы и законы (в ньютоновской механике — это три закона динамики и закон всемирного тяготения) и защитные пояса, которым ядро окружает себя в случаях эмпирических затруднений. Исследовательская программа включает в себя правила двух типов: негативная и позитивная эвристика. Лакатос пишет: «Программа складывается из методологических правил, часть из них — это правила, указывающие каких путей исследования, надо избегать (отрицательная эвристика), другая часть — это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (положительная эвристика). Позитивная и негативные эвристики пересекаются. Это предполагает постоянный поиск и прилаживания новых теоретических конструкций, их включенность в эту систему.

Лакатос полагает, что теория никогда не фальсифицируется, а только замещается другой лучшей теорией. Суть в том, что исследовательская программа может быть либо прогрессирующей, либо регрессирующей. Поэтому Лакатос в развитии исследовательских программ выделяет две основные стадии — прогрессивную и вырожденную. На прогрессивной стадии, «положительная эвристика» способна стимулировать выдвижение вспомогательных гипотез, расширяющих эмпирическое и теоретическое содержание программы. Однако в дальнейшем, достигнув «пункта насы­щения», развитие исследовательской программы резко замедляется. Возрастает число несовместимых фактов, появляются внутренние проти­воречия, парадоксы и т. д. Тем не менее, наличие такого рода симпто­мов еще не может служить объективным основанием для отказа от ис­следовательской программы. Такое основание, по мнению Лакатоса, появляется только с момента возникновения соперничающей исследова­тельской программы, которая объяснила бы эмпирический успех своей предшественницы и вытеснила бы ее дальнейшим проявлением эвристи­ческой мощи, способности теоретически предсказывать неизвестные ранее факты в период своего роста. Главной ценностью любой программы является способность наращивать знания и предсказывать новые факты. Незначительные аномалии никогда не влияют на сохранность программы. Богатую развитую программу всегда можно защитить от любого несоответствия с эмпирическими данными. С другой стороны, эти несоответствия дают возможность существовать конкурирующим программам. Конкуренция программ — важный фактор развития науки, прогресса научного знания.

В своей концепции Лакатос предпринял попытку соединить логи­ку науки с ее историей, что было большим шагом вперед от неопози­тивистов и Поппера. Методология исследовательских программ должна была стать по ее замыслу, рациональной реконструкцией реального развития науки. Методологическая программа Лакатоса восстанавлива­ет в значительной степени гносеологический статус опыта и эмпири­ческого знания как источника знаний о мире и эвристическую функцию индукции требованием введения в любую методологию «индуктивного принципа». Но Лакатосу в конечном итоге не удалось в должной мере решить проблему эмпирического обоснования знания, как и проблему соотношения логики и истории науки. Ведь когда реконструируется история, методолог подходит к множеству исторических фактов с оп­ределенной идеей их отбора и выравнивания в единую линию развития, которая и будет считаться рациональной линией, а все отклонения от нее будут рассматриваться как нерациональные. Отобранные таким образом исторические факты философски осмысливаются и представля­ются в качестве методологии науки: но каково здесь влияние реаль­ной истории? Почему в качестве рациональной выбрана именно эта линия развития? Получить ответы на эти вопросы от Лакатоса не уда­ется, поэтому предлагаемый им метод рациональной реконструкции со­держит в себе опасность фальсификации реальной истории науки в уго­ду методологической концепции. Как продуктивное средство историко-научных исследований методология Лакатоса оказалась применимой лишь к некоторым периодам развития теоретической науки.

Историко-социологическое направление постпозитивизма более тяготеющее к истории науки, нежели к методологии, ярче всего представлено американским историком и философом Томасом Куном (1922—1996). Концепция исторической динамики научного знания Куна, выраженная в книге «Структура научных революций», сформировалась в полемике с логическим эмпиризмом и критическим рационализмом. Т. Кун предло­жил отказаться от господствовавшего в неопозитивистской и попперианской философии образа науки как системы знаний, изменение и раз­витие которой подчинено канонам методологии и логики. История нау­ки показывает, что на протяжении своего развития «наука включала в себя элементы концепций, совершенно несовместимых с теми, кото­рые она содержит в настоящее время». Поэтому любая канонизация ка­ких-либо научных методов или способов развития науки бессмысленна и вредна, так как реальной научной практикой движут не общие зако­ны, а временные, меняющиеся и локальные традиции. Описание появле­ния, жизни и гибели этих традиций и становится задачей Куна.

Основной единицей методологического анализа Куна является научная традиция, называемая парадигмой. Парадигма — это принятые всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу. «Вводя этот термин, — пишет Кун, — я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактической практики научных исследований — примеры, которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование, — все в совокупности дают нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования». Парадигма на долгие годы определяет круг проблем, привлекающих внимание ученых, ее содержание отражено в учебниках, в фундаментальных трудах крупнейших ученых, а основные ее идеи проникают в массовое сознание. К парадигмам в истории науки Кун причислял физику Аристотеля, геоцентрическую систему Птолемея, механику и оптику Ньютона, электродинамику Максвелла, теорию относительности Эйнштейна, теорию атома Бора и т. д. Носителем парадигмы выступает научное сообщество, все ученые, которые работают в рамках данной парадигмы.

Понятие научного сообщества является основным для понимания специфики концепции Куна, ее совершенно иной ориентированности, нежели концепции Поппера и Лакатоса. Если они считают науку авто­номной, способной к имманентному развитию в силу внутренне необхо­димого развертывания ее содержания, без выявления субъекта ее раз­вития, то у Куна наука развивается научным сообществом в рамках принятой парадигмы. Этим определяется новый подход к историко-методологическому анализу. Коль скоро сообщество ученых выступает как важнейший фактор ее развития, анализ должен быть не только логико-методологическим, но учитывать социальные, психологические, ценностные и другие «субъективные» факторы. Кун исходит из того, что понять все вопросы, связанные с возникновением, расцветом и упадком парадигмы, невозможно с позиций какой-то вневременной ра­циональности. Их можно понять, только вживаясь в ту конкретно-ис­торическую научную ситуацию, в которой парадигма существовала. От­сюда — основным методом исследования является ситуационный анализ, а способом постижения — понимание.

Кун предложил модель историко-научного процесса как чередова­ния эпизодов конкурентной борьбы между различными научными сообще­ствами; наиболее важными типами таких эпизодов является «нормальная наука» (период безраздельного господства парадигмы) и «научная ре­волюция» (период распада парадигмы, конкуренции между альтернатив­ными парадигмами и, наконец, победа одной из них, т.е. переход к новому периоду «нормальной науки»).

В чем же состоит деятельность ученого в рамках нормальной науки? Цель нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых явлений. Ученые в руслах нормальной науки не ставят себе цели создания научных теорий. Но нормальная наука способна успешно развиваться. Кун полагал, что традиция является не тормозом, а напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний. Сила традиции как раз в том и состоит, что мы постепенно воспроизводим одни и те же действия, один и тот же способ поведения при различных обстоятельствах. Поэтому и признание той или иной теоретической концепции означает постоянные попытки осмыслить с ее точки зрения все новые и новые явления, реализуя при этом стандартные способы анализа и объяснения.

Таким образом, нормальная наука очень быстро развивается, накапливая огромную информацию и опыт решения задач. И развивается она при этом не вопреки традиции, а именно в силу своей традиционности. Но как же тогда происходит изменение и развитие самих традиций, как возникают новые парадигмы? По мнению Куна, ученый, действуя по заданным правилам, непреднамеренно наталкивается на такие факты и явления, которые требуют изменения самих этих правил, поскольку существующая парадигма утрачивает способность решать научные проблемы. Когда таких аномалий накапливается достаточно много, прекращается нормальное течение науки и наступает состояние кризиса, которое разрешается научной революцией, приводящей к ломке старой и созданию новой научной теории — парадигмы.

Периоды научных революций — периоды выбора парадигмы. Но осу­ществить рациональный выбор трудно, потому что сторонники противо­борствующих парадигм всегда преследуют разные цели, ставят разные проблемы, принимают разные философские предпосылки. Выбор между конкурирующими парадигмами невозможен, так как любые две парадигмы представляют различные взгляды на исследуемую область. Поэтому переход к новой парадигме осуществляется не в результате переубеждения ее противников, а чаще всего потому, что противники умирают, а новое поколение уже привыкает к ней. Кун указывал на не­соизмеримость, и даже несопоставимость новых и старых парадигм, пе­реход к новым парадигмам он изображал как полный разрыв с прежним знанием, т.е. исключался момент преемственности в эволюции науки. Прогресс, по Куну, понятие, имеющее смысл только для «нормальной науки», он характеризуется все возрастающей детализацией и систе­матизацией знания, а его критерием выступает количество решенных проблем. Таким образом, принципиально новым для постпозитивизма является куновская трактовка научных открытий, рассматривающая открытия не как изолированные одномоментные события, а как доволь­но длительные эпизоды в развитии науки, связанные с переходом от одной парадигмы к другой.

Заслуга Куна состоит в том, что он нашел новый подход к раскрытию природы науки и ее прогресса. В отличие от Поппера, который считает, что развитие науки можно объяснить исходя только из логических правил, Кун вносит в эту проблему «человеческий» фактор, привлекая к ее решению новые, социальные и психологические мотивы. Другими словами, переход к новой парадигме — процесс не только когнитивный, но и социальный, и психологический. У Куна в значительной мере исчезает та грань между наукой и философией, которая была так важна для логического позитивизма. В его методологии метафизика является предварительным условием научного исследования, она явно включена в научные теории и неявно присутствует во всех научных результатах. «Едва ли любое эффективное исследование может быть начато прежде, чем научное сообщество решит, что располагает обоснованными ответами на вопросы, подобные следующим: каковы фундаментальные единицы, из которых состоит Вселенная? Как они взаимодействуют друг с другом и с органами чувств? Какие методы могут быть использованы для их решения?». Ясно, что ответы на вопросы подобного рода дает философия, которая предшествует любому научному исследованию.

Признанная всеми новизна концепции Куна заключалась в том, что смена парадигм в развитии науки не является детерминированной однозначно, т.е. не носит линейного характера. Согласно Куну, логика развития науки содержит в себе закономерность, но закономерность эта «выбрана» случаем из целого ряда других, не менее закономерных возможностей. Причем выбор принципов, которые составят основу будущей парадигмы, осуществляются учеными не столько под давлением эмпирических фактов, сколько в результате внезапного озарения, просветления, иррационального акта веры. «После этого события ученые говорят о „пелене, спавшей с глаз“, или об „озарении“, которое освещает ранее запутанную головоломку, тем самым приспосабливая ее компоненты к тому, чтобы увидеть их в новом ракурсе, впервые позволяющем достигнуть ее решения. Бывает и так, что соответствующее озарение приходит во время сна».

Естественно, что такое объяснение смены парадигм и отрицание преемственности в развитии науки не получило поддержки в научном сообществе и породило множество дискуссий. Острой критике подверглись как выдвинутое Куном понятие «нормальной науки», так и его интерпретация научных революций. В критике понимания Куном «нормальной науки» выделяются три направления. Во-первых, это полное отрицание существования такого явления как «нормальная наука» в научной деятельности. Этой точки зрения придерживался британский философ, один из ближайших учеников и последователей Поппера, Дж. Уоткинс. Он полагает, что наука не сдвинулась бы с места, если бы основной формой деятельности ученых была «нормальная наука», из нее не могла бы вырасти революция.

Второе направление в критике «нормальной науки» представлено Поппером. Он, в отличие от Уоткинса, не отрицает существования в науке периода «нормального исследования», но полагает, что между «нормальной наукой» и научной революцией нет такой существенной разницы, на которую указывает Кун. По его мнению, «нормальная наука» Куна не только не является нормальной, но и представляет опасность для самого существования науки. «Нормальный» ученый в представлении Куна вызывает у Поппера чувство жалости: его плохо обучали, он не привык к критическому мышлению, из него сделали догматика. Поппер полагает, что хотя ученый и работает в рамках какой-то теории, при желании он может выйти из этих рамок. Правда при этом он окажется в других рамках, но они будут лучше и шире.

Третье направление критики признает, что нормальное исследование существует, но оно не является основным для науки в целом. Американский ученый С. Тулмин, например, полагает, что научные революции случаются в науке не так уж редко, и наука вообще не развивается лишь путем накопления знаний. Научные революции совсем не являются «драматическими» перерывами в «нормальном» непрерывном функционировании науки. Для Тулмина революция менее революционна, а «нормальная наука» — менее кумулятивна, чем у Куна.

Не меньшее возражение вызвало понимание Куном научных революций. Наиболее активным оппонентом в этом направлении выступает Лакатос. По его мнению, научные революции не играют слишком уж существенной роли потому, что в науке почти никогда не бывает периодов безраздельного господства какой-либо одной «программы», а сосуществуют и соперничают различные программы, теории и идеи. Одни из них на некоторое время становятся доминирующими, другие оттесняются на задний план, третьи — перерабатываются и реконструируются. Поэтому если революции и происходят, то это не слишком уж «сотрясает основы» науки: многие ученые продолжают заниматься своим делом, даже не обратив особого внимания на совершившийся переворот.

2.3. Пол Фейерабенд

Пол Карл Фейерабенд (1924—1994) — американский философ и методолог науки, один из наиболее видных представителей постпозитивизма. Он получил разноплановое образование. В Венском университете он изучал историю математики и астрономии, в Веймаре — драматургию, в Лондоне и Копенгагене — философию. Картина развития науки, созданная Фейерабендом, представляет со­бой своеобразный синтез учения Куна с идеей конкурентной борьбы и фальсирицируемости теорий Поппера. В то же время некоторые моменты его концепции обнаруживают его близость воззрениям Лакатоса. В книге «Против метода. Очерк анархической теории познания» (1975) Фейерабенд синтезировал, продолжил и довел до крайности многие идеи Поппера, Лакатоса и Куна. Агностицизм и плюрализм, от которых не мог освободиться ни один из названных философов и мето­дологов науки, преобразован Фейерабендом в принцип гносеологичес­кого произвола. Он не просто отмечает, как Лакатос или Кун, ограни­ченную применимость методологических правил, Фейерабенд категорически от­вергает всякую методологию.

Во-первых, говорит он, любая система правил несовместима с реальной научной практикой: «Всякая методология — даже наиболее очевидная — имеет свои пределы». Даже такое правило, как требование непротиво­речивости — постоянно нарушается. Во-вторых, нарушение методологи­ческих правил выступает не только фактором реальной науки, но и абсолютно необходимым фактором роста знания. Всякая методология, подавляя творческое человеческое начало, сдерживает развитие науки, движущая сила которого — не метод, а человек с его способностями, стремлениями, волей. В силу этого всякая методология антигуманна и создание ее — дело не только совершенно бесперспективное для фило­софа, но и вредное для науки. Исследования, совершающиеся по строго заданному стандарту, способны повторить, воспроизводить, но не способны создавать нечто подлинно новое. Вместо жестких стандартов и ригористических пред­писаний науке нужна антология научных поисков, достижений и ошибок, она может давать эвристические рекомендации. Необходимо признать плюрализм авторитетов и полную методологическую свободу.

Фейерабенд считает, что познание осуществляется стихийно, в хаотическом переплетении всех форм сознания и деятельности. Четкое разделение науки и не науки невозможно и не нужно. Человеческий разум не может функционировать в отрыве от других психических способностей. Он пользуется и материалами интуиции, и воображения, и даже чувства юмора. Именно эти иррациональные действия оживляют и революционизируют научное познание. Необходимо сознательно отстранить разум на время из процесса познания и создать своеобразный хаос в мыслительной деятельности. Этот хаос является потенциалом для оригинальных решений. Без хаоса нет познания, без частого отказа от разума нет прогресса.

Рост знания, по Фейерабенду, происходит в результате проли­ферации (размножения) теорий, которые являются несоизмеримыми (де­дуктивно не связанными, использующими разные методы и разные поня­тия). «Пролиферация, — пишет он, — означает, что нет необходимости подавлять даже самые диковинные продукты человеческой фантазии». Фейерабенд отстаивает позицию теоретического и методологического плюрализма: существует множество равноправных типов знания, и дан­ное обстоятельство способствует росту знания и развитию личности. Самые плодотворные периоды развития науки — периоды борьбы альтер­натив. Их истоки коренятся в различии мировоззренческих и социаль­ных позиций ученых; знание не только теоретически, но и идеологи­чески нагружено. Познание «не является постепенным приближением к истине, а скорее представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых (быть может, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, сказка или миф являются частями одной совокупности, побуждающими друг друга к более тщательной разработке; благодаря этому процессу конкуренции все они вносят свой вклад в развитие нашего сознания».

Таким образом, единицей методологического анализа Фейерабенда является группа альтернатив. Альтернативами называются теории, относящиеся к одной эмпирической области, такие, что каждая из них имеет хотя бы одно эмпирически проверяемое следствие, несовмести­мое со следствиями другой. Альтернативные теории суть полностью различные способы видения мира, совершенно несоизмеримые. Познание — это только постоянно увеличивающийся океан альтернатив, каждая из которых принуждает другие уточнить свои точки зрения, все они вместе вносят свой вклад в развитие мощи нашего мышления. Альтернативы предохраняют науку от догматизма и застоя, позволяют дать различные теоретические истолкования одним и тем же экспериментальным результатам, способствуют развитию творческих способностей ученых. У Фейерабенда наука представляет собой ничем не ограниченное множество замкнутых в себе теорий, между которыми не может быть никакой связи и никакой преемственности.

«Анархическая эпистемология» Фейарабенда отрицает возмож­ность универсального метода познания, так как всякое развитие зна­ния предполагает отказ от старых методов, а, следовательно, метод невозможно совместить с творческим мышлением. Но при всем своем негативном отношении к рационализирующей и нормативной функции ме­тодологии, Фейерабенд все-же разработал гносеологическую концепцию по стандарту критического рационализма. Хотя во всех его работах подчеркивается, сколь бесполезны методологические нормы и как па­губно методологии влияли бы на науку, если бы ученые им следовали, тем не менее, Фейерабенд считает, что нельзя представлять развитие науки воле случая, поскольку мы хотим создавать и разви­вать ее в соответствии в теми идеями, которые считаем разумными.

«Анархизм» Фейерабенда есть своеобразная попытка внести гу­манистические мотивы в теорию познания. «Принцип гуманизма» провоз­глашается им в качестве высшего критерия, определяющего смысл всех сфер общественного сознания, гуманизм понимается как свобода твор­чества, самовыражения человека, не зависимо от реального мира. Для Фейерабенда мифология, шаманство и религия ничем не хуже и не лучше науки, так как они тоже дают человеку возможность самовыражения. Фейерабенд считает, что разделение науки и не науки не только искусственно, но и вредно для развития познания. Да, наука дала нам телефон и телевизор, автомобиль и атомную бомбу. Миф этого сделать не смог. Но говорит ли это о превосходстве науки над мифом? Нет, считает Фейерабенд: «Первобытные племена имели более разнообразные классификации животных и растений, чем современные научные зоология и ботаника, им были известны лекарства, эффективность которых изумляет медиков… у них были средства влияния на соплеменников, которые наука длительное время считала несуществующими (колдовство), они решали сложные проблемы такими способами, которые до сих пор все еще не вполне понятны (сооружение пирамид, путешествия полинезийцев) … Во все времена человек смотрел на свое окружение широко раскрытыми глазами и старался понять его своим пытливым умом; во все времена он совершал удивительные открытия, из которых мы всегда можем почерпнуть интересные идеи».

Фейерабенд отрицает границу между философией и наукой, между наукой, религией и мифом. При этом он отказывается от понятия объективности и истинности знания и подчеркивает относительность критериев рациональности в познании и деятельности. Согласно Фейерабенду, в деятельности ученых важна не истина, а «развитие индивидуальных способностей», не познание и его подлинная рациональность, а ничем не стесненное «абсолютно» свободное поведение. «Идея жесткого метода или жесткой теории рациональности покоится на слишком наивном представлении о человеке и его социальном окружении. Если иметь в виду обширный исторический материал и не стремиться очистить его… до степени ясности, точности, «объективности, «истинности», то выясняется, что существует, лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах исторического развития, — допустимо все».