Бесплатный фрагмент - Воздушный шар

Благодарности

Этот сборник посвящается Родителям, в любви и ласке меня растившим и воспитывавшим. Только с годами понимаешь, скольких переживаний и потраченных нервов я им стоил, и как много всего хорошего они в меня вложили. Сейчас всё чаще ловлю себя на мысли, насколько я становлюсь похожим на Отца. Милая Мама одарила меня уймой замечательных качеств. Жаль, что при жизни я не успел в полной мере высказать им свою безмерную любовь и выразить слепое обожание.

Очень надеюсь, что Папу и Маму порадовали бы мои вирши о былом: счастливом времени, когда они были живы и своими незаметным присутствием и ненавязчивой заботой придавали мне уверенность в собственных силах и неограниченных возможностях.

* * *

Прошедший 2021-ый оказался почти милостив: ушли только пятеро — значимые для меня, родные, любимые: светлая душа одноклассница Лариска, первый начальник Женька «Карась», «стритовый» приятель юности Оскар «Арэкс», товарищ и сверстник Отца неунывающий Дядя Ханафий, Елена Яновна, последний старший, мудрый и любимый Родственник.

Настоящей книжкой, как и всеми предыдущими, я отдаю дань светлой памяти друзьям и близким, очень рано покинувшим этот замечательный мир: младшему брату Борису, Косте «Малышу», Мишке «Нильсону», Борису «РА» Раскольникову, Андрею «Неману», Наталье Шоховой, Эдику «Родственнику», Валерию Василевскому, Игорю «Бамбине», Александру «Полковнику», Андрею Левину, Николаю «Куке», Володе «Бычману», Шуре «Помидору», Вовке «Осташке», Отцу Евгению, Косте «Моське», и многим, многим другим, к сожалению, здесь не упомянутым.

Появлением на свет Рассказки в значительной мере обязаны друзьям юности, молодости и всей «полифонической» жизни: Андрюшке «Крексу», Колюньке «Ленинскому Стипендиату», Мишке «Хиппи», Андрюхе «Брату», «Мальчику» Боре, Шурке «Портосу», Мишке «Рыбе», Толику «Федору», Виталику «Улыбчивому», Александру «Мастеру», Григорию Ивановичу, Сергуне Робертовичу, Сашку́ «Штейну», Вове́, Алёнушке Игоревне, Мишке «Алхимику», Андрею «Японисту», Олежке «Слонику», Гарику «Прайсу», Умному Петровичу, Сергею Анатольевичу, Игорю Алексеевичу, Танюльчику, братьям «Афоням», Диме «Космонавту», Карлену и Геворку, а также, далеким территориально, но близким душою Шуре, Лёньке и, конечно, обожаемым родственникам — «Братцу» Мише, Ирише Австрейх, Павлуше, Катерине, Олегу «Солу» и Матери Марии. Именно они и поныне воодушевляют меня на новые свершения.

Желаю долгих и плодотворных лет жизни горячо любимому редактору, а также суровым критикам и рецензентам Александру, Евгению «Джеффу» и мэтру Ильичу, чье постоянное содействие творчеству неоценимо.

Отзывы

Постоянные читатели, как обычно, радуют неожиданными, но приятными рассуждениями о моих графоманских потугах.

Заинтриговал. Сразу могу отметить, что много личного в герое: мысли, чувства, оценка поступков. Это приятно радует, простое жизнеописание действий обогащается образами участников и прежде всего человека, от имени которого ведется повествование. Личность, раскрывается, личность.

A F

Исполнение замечательное, сюжет простой и добрый, как любимый всеми Новый год!

Хорошая рассказка, не великая, но отличная и в тему.

«Старорежимные слова» читаются приятно, существенно разбавляют текст и радуют слух. А для молодого поколения — это просто находка.

А. Кропф

* * *

Заграничным поклонникам больше всего нравится возвращение в свою «совковую» молодость и пробуждаемые Рассказками собственные приятные воспоминания.

Мой дорогой писатель, не перестаю восхищаться Рассказками.

Хотя я и не был участником описываемых событий, очень приятно окунаться в наше прошлое.

Порадовал очень. Вспомнились собственные годы юности, проведенные в лагере «Спутник» в городе Анапа. Это отдельный рассказ.

Продолжай писать свои чудесные воспоминания. Спасибо тебе, удачи.

Твой зарубежный читатель.

Ш. Клейман, Israel

Класс! Нет слов! Великолепно, как всегда, чувствуется рука мастера, а не дилетанта. Ты описал все очень правильно и подробно. Могу я Рассказку выложить в мои группы? Думаю, что это будет отличная реклама, и ублажит мое личное не тщеславие, а желание развеселить и выдать новую информацию тысячам молодых, малознающих современных шалопаев, учившихся в Академиях, по сути обычных, но платных школах…

Ты настоящий талант, и я действительно горжусь знакомством с тобой!!!

Oscar Veretilny, USA

Эпизоды жизни, случившиеся в состоянии изрядного алкогольного опьянения, память аккуратно упаковывает в плотные конверты и рассортировывает на ответственное хранение по своим отдаленным уголкам совершенно неповрежденными. И когда они, наконец, всплывают из глубин подсознания, то предстают живьем, во всей нетронутой, девственной изначальной красоте.

Натали Дженкинс, Австралия

У завсегдатаев Гурзуфа ностальгия проявляется особенно остро.

Дорогой мой человек. Люблю тебя, уважаю и очень жалею, что тогда не была близка с вами ни душой, ни, как говорится, телом. А только хиханьками да хаханьками. А с каждым годом все дальше и дальше причал и пирс. Уже не допрыгнешь. Посылаю тебе свою улыбку и поцелуй. Крепкий-крепкий и сладкий, как массандровское красное сладкое.

Н. Волкова

«Про Гурзуф».

А кто бы мог подумать, что Эдик Мамин, Прибор, моя жена и я будем гулять по Монреалю, пить пиво в офигенном баре и вспоминать маленький посёлок городского типа, расположенный в 8 тысячах километров от нас?!

А выбора не было. Единственный «остров Свободы» на весь «Совок». Попробовал бы кто-нибудь вести себя так же даже в Алуште!

S. Rakhinsky, Canada

Мне нравится твой стиль, читаю и снова как сериал про Гурзуф смотрю.

Последний раз на аллее, наверное, в 91-м был, потом только на «стреле».

В СССР, Гурзуф, наверное, самое свободное место было!

Это чувство Свободы, на самом деле, присутствует внутри у всех Гурзуфских.

У меня потом обострялось и усиливалось на Гоа, в Тае, сейчас вот в Испании.

Игорь Юдин, Аликанте, Испания

Всегда с удовольствием читаю наши с тобой воспоминания!

Черт, жаль, что это время прошло, но как же классно, что оно было!

L. Dezent, Israel

* * *

Сверстники греют мне душу неистребимой тягой к чтению, неожиданными сравнениями и прагматичными пожеланиями

Прочитал! У меня есть в году один день, который называется «Come Back». Я покупаю портвейн, достаю катушечный магнитофон и откатываюсь лет на 40 назад. Вот такой же эффект был и от твоих рассказок.

Серега «Гурзуфер»

Прочитал на одном дыхании. Словно сам побывал, так красочно описано, правда. С каждой новой рассказкой читать становится все интереснее и интереснее. На мой взгляд читателя, хорошо бы где то в тексте или в конце обозначить кто на фото. Было бы нагляднее.

С. Виноградов

* * *

Отклики молодого поколения подтверждают, что ему не чужд интерес к событиям уже далекого прошлого — нашей «совковой» юности

Моя подруга в Коммунарке с ковидом наслаждается твоими книгами. Только этим и поддерживается!! Значит, девочкам нашего поколения тоже заходит. Тем более, вкус у неё литературный отменный!!! Спасибо!!!

Лена Лунева

Уверен — сегодня Вы себя чувствуете не хуже, чем 1.09.77! Люблю такие рассказы, в них есть Ваша чертовщинка, маскулинность, которые Вы не растеряли сквозь года. Просто стали пользоваться этими свойствами характера и тела по уму и более оптимально. После подобных вечеров с такой нагрузкой на ЖКТ и поджелудочную я с трудом могу вспомнить, что было накануне, и обычно память ограничивается общими и концептуальными мазками. А Вы пишете этот рассказ в дне сегодняшнем, а читаю я его в ноябре 2020 года. Удивительно! Очень рад, что у Вас такое здоровье (постучал по дереву) и такая феноменальная память. Спасибо Вам за Вас!

G D

* * *

Отзывы старинных приятелей порой ставят в тупик — непонятно, как их расценивать. То ли хвалят, то ли хают, но всё равно трогают.

Ловлю себя на том, что у меня постоянно меняются вкусы и интересы.

Например, вот уже год, как просто умираю от джазовых композиций. И это при том,

что раньше на дух его не переносил и подыхал от рока. Сейчас рок не впечатляет.

Да, я отдаю отчёт в том, что многие вещи гениальны и «штырят влёт».

Знаешь, твоими рассказами увлекался — запоем читал, вчитывался. Сейчас — читал как явление природы.

Меняются вкусы; быстро. Почему — не пойму!

Такие, брат дела.

Знаешь, только вчера вот вспомнил о твоём творчестве в очередной раз. Удачи тебе. И счастья в созидании.

С. А.

---

Друг мой, повторно прочитал отзывы в интернете о твоем, как они называют, творчестве. Прошу прощения за такое фривольное обзывание твоих литературных излияний. Я слишком категоричен, ты прости меня за это. Многие, даже очень многие, прониклись любовью к твоим воспоминаниям. Хотя глубоко в сердце все знают, что это про нас или нам бы хотелось, чтобы это было про нас. Ты выворачиваешь нам душу, хотя уже так поздно!

АПМ

* * *

И в завершение, уже по традиции — рецензия официального лица из окололитературных кругов

Интересный рассказ, легко читается, нет нагруженных синтаксических оборотов, что очень важно для читателя.

Очень интересный и захватывающий сюжет, столь далекого времени. Читая рассказ, это как фильм в потоке воображения, что очень круто, спасибо Вам.

Анастасия Игоревна Симакова

Специалист по книгоизданию «Литературное агентство Крупный шрифтЪ»

Авторское предостережение

Эту книгу, как и все предыдущие и последующие, я предваряю стандартным предостережением:

В тексте используются вымышленные имена героев, и автор не несет никакой ответственности за их совпадение с реальными персонажами и деяниями оных в любых интерьерах.

Опять же, знаменитое определение Уинстона Черчилля «Реальность — это галлюцинация, вызванная недостатком алкоголя в крови!» отлично вписывается в общую канву моих опусов.

Во всех предыдущих сборниках я гордо анонсировал:

«Все события, упомянутые в дневниковых записках, происходили при моем непосредственном участии, а фигуранты — друзья, знакомые и родственники. Поэтому присказка „Сам я огурец не видал, но конюх из соседней деревни рассказал, что их барин едал и говорил, что вкусно“ — не про эти рассказки. Правда, в некоторых из них автор слегка отступил от 100% -ой истинности, но, отнюдь, „не ради красного словца“, а оберегая особо ранимых и до сих пор „зашифрованных“ персонажей».

Чтобы окончательно «умыть руки», дополняю вышеприведенный абзац:

«Тождественность всех событий и их участников с действительностью — чистая случайность!»

Предисловие

Каждый раз при сдаче очередной книги в печать я упираюсь в одну и ту же проблему — обложка! Мало того, что с детства я совершенно не отличался на фронтах рисования и черчения, сам ещё и не всегда могу четко сформулировать собственные требования к дизайну, картинке или цветовой гамме. И с решением этой непосильной задачи помогают, честь им и хвала, талантливые дети друзей, а также приятельницы — художницы. Обычно просто отправляю им предисловие и прошу, исходя из его содержания, прислать творческое видение обложки, а потом выбираю, что больше понравилось. Название этому сборнику подарил один из полученных набросков, давший чувствительный толчок памяти и, на мой взгляд, отлично подходящий текстовому наполнению.

Не помню, чтобы я когда-нибудь грезил полетом на воздушном шаре, как любимые герои детских книжек Элли или Незнайка. Единственный подвернувшийся уже в сознательном возрасте шанс среди холмов Каппадокии не реализовался по запамятованным уже причинам, но я об этом особо не жалею.

Никогда не считал себя фантазером-мечтателем, но периодически, во время полетов «по волнам моей памяти», охватывает ощущение, что все описываемые события я наблюдаю откуда-то издалека и сверху, неторопливо проплывая, а иногда надолго застывая над местом действия. Причем, чаще всего не в одиночестве, а в компании невидимого юного собеседника, которому я терпеливо объясняю смысл происходящего, не всегда ему понятный, ввиду эпохальных перемен в жизни. Для умозрительных странствий по запечатленным в памяти местам и временным отрезкам воздушный шар представляется мне самым подходящим транспортным средством.

* * *

«У юности нет возраста!»

Пабло Пикассо

Хотя в сборнике представлены Рассказки из разных циклов, все они в той или иной мере наполнены воспоминаниями о друзьях. Я очень рано понял, что дружеское общение — главная ценность жизни. И те товарищи, что до сих пор окружают меня, никогда не давали повода усомниться в этой аксиоме. Вдобавок, большинство из них по сей день сохраняют молодецкий задор, яркий, юношеский блеск очей и ощущают себя лет на тридцать–тридцать пять, несмотря на подкравшийся пенсионный возраст.

Лет до 60-ти каждое утро я просыпался в отличном расположении духа и радостном предчувствии замечательного приключения, «что день грядущий мне готовит?». В расчет, конечно, не берется пробуждение с тяжкого многодневного похмелья, но даже тогда сквозь неприятно влажную, сумрачную и тревожную пелену пробивался интерес к чудесам неизведанным. Хотя признаю, что в ранней юности и задорной молодости предвкушение счастливого события или неожиданной встречи ощущалось в разы сильнее. Ближе к 70-ти юношеский пыл несколько остыл, но острота ощущений осталась прежней.

Судя по множеству положительных откликов, в основном, самых превосходных степеней, подавляющая часть приятелей разделяет мою ностальгию по быстро пролетевшей молодости и с удовольствием заново переживает события давно прошедших «совковых» лет. В условиях совершенно другой реальности мы жили, как хотели и могли, и стыдиться в прошлом нам абсолютно нечего.

Жизнеутверждающая цитата одного из любимых писателей и классиков русской литературы, датируемая 19-ым столетием: «Свободы хочется и денег. Сидеть бы на палубе, трескать вино и беседовать о литературе. А вечером — дамы», на мой взгляд — истина вне времени и пространства. Она пронзает века́, не утратив сиюминутной злободневности. Уверен, что близкие мне духом товарищи единогласно под ней подпишутся.

К сожалению, не все старинные приятели сохранили крепкую память, или же она с детства не отличалась объемом и глубиной. Зато именно редкие всполохи чужих воспоминаний извлекают неожиданные и совершенно позабытые эпизоды из дальних отсеков собственного мозга. В этом сборнике несколько опусов базируются на рассказах товарищей, слегка дополненных рассуждениями автора.

* * *

Стремительно меняющийся окружающий мир вносит существенные изменения во все области нашего восприятия. Знакомые молодые люди перестали взахлёб поглощать книги ввиду тотального отсутствия свободного времени или чего-то другого и, главное, пропала прежде любовно прививаемая родителями привычка к чтению. Зато появился и бурно прогрессирует новый вид подачи информации — аудиокниги, удобные для прослушивания и за рулем автомашины, и в наушниках в общественном транспорте.

Издатели мои упорно подталкивают создать аудиокнигу, оперируя низкой стоимостью изготовления и стремительно увеличивающимся спросом. Иду в ногу со временем! На записи Гурзуфских Рассказок я ловлю себя на мысли, что реально переношусь во времени и пространстве. При этом в голову помимо воли лезут целые абзацы из «Поисков жанра» Василия Аксенова, где он отлично передал атмосферу Крыма тех лет, мгновенно узнаваемы интонации и говор даже второстепенных персонажей, чего мне никак не удается добиться.

* * *

В период работы над этой книгой покинули наш замечательный мир далекий американский друг Оскар, последние годы восхищавший фантастическим жизнелюбием и неподвластным возрасту и болезням кобеляжем, и Мама ближайшего друга Елена Яновна, в течение сорока лет по-родственному опекавшая, журившая и наставлявшая «на путь истинный».

В проявлениях сентиментальности в течение всей жизни я особо замечен не был, но порой внезапно подступают слезы, когда неожиданно, на бегу, осознаешь, что уже не раздастся телефонный звонок Эдуардика: «Привет, родственничек! Ты как?!» и что больше никогда не услышишь родной голос Андрюшки «Немана». И хотя недавно старинный приятель Игорь вполне «оптимистично» перефразировал текст Розенбаума «Доживем! Чего уж там! Было б далеко!», уход значительной части близких в «долину духов» несколько меня подкосил.

Как же быстро утекает время! Ясное представление о минувших событиях приходит, когда текучка дней, шлифуя память, стирает всё малозначительное, оставляя в воспоминаниях только самое важное, что повлияло на нас и благодаря чему стало частью нашей жизни.

Из цикла: Друзья

К нам приехал, к нам приехал …!

С музыкантом и, в то время, ударником группы «Апрель», репетировавшей в здании соседнего Пищевого института, Колькой «Кукой» я познакомился весной 74-го года на излете второго семестра. Колька, весельчак и балагур, зашел в «Икар» послушать игру нашего факультетского ВИА «Децибел» и сразу предложил продолжить околомузыкальные дебаты у него дома, благо недалеко — в Покровском — Стрешнево. Три новые, еще не телефонизированные многоэтажки возвышались на Волоколамке в пяти трамвайных остановках от здания родного факультета.

С первой секунды светлоглазый шатен Кука завораживал чрезмерной, мягко говоря, величиной «орлиного» носа, унаследованном от грузинского Папы, передавшего младшему сыну и взрывной кавказский нрав. Старший Колькин брат, Александр Александрович, проходивший среди близких как Сандро, напротив, внешне походил на миниатюрную, тихую армянскую Маму, но веселостью и жизнелюбием не уступал младшенькому. Еще обучаясь в Московской Консерватории, Александр увлекся бегами и со временем стал завсегдатаем ипподрома. Как следствие, трудовую книжку по договоренности он положил в одну из Московских музыкальных школ, где объявлялся раз в месяц расписаться в ведомости. На дому Сандро активно занимался репетиторством с бестолковыми ученичками, но большую часть времени проводил на Беговой, где знал всех и вся. Регулярные выигрыши, в силу тесной дружбы с местными «жучками», выявили еще одно пристрастие — рестораны с цыганским хором. Основным местом обмывания успехов стал ресторан «Буревестник», «поплавок» — дебаркадер, пришвартованный напротив кинотеатра «Ударник».

Мы быстро подружились, и я заявлялся к Куке около четырех часов дня после окончания занятий, когда он сам еще не вернулся с работы. Дверь открывал радушный Сандро, быстренько выпроваживал очередное юное «дарование» и доставал колоду карт. Эпизодически звучавший вопрос «Фанэра есть?» означал, что Сашка сидит «на мели» — «лошадки давно не вывозили». После прояснения финансовой ситуации мы садились играть в «дурака» на «поход за водкой» в ближайший, через две трамвайные остановки, магазин, что составляло непременный компонент визита. Кука, как правило, объявлялся к моменту успешного возвращения из «похода» и немедленно присоединялся к «трапезе».

До того времени я вовсю употреблял портвейн, но, благодаря пропетой Сандро хвалебной оде «пользительным» 40-каградусным «эликсирам», в противовес болезням и бедам от пива, сухого и креплёного, немедленно перешел на «божью слезу», за что ему благодарен по «гроб жизни».

За следующей «кегельной» отправлялся Сандро, пока я помогал Кольке решать задачи повышенной сложности по физике и математике — он намеревался осенью сдавать экзамены в МЭИ. Предыдущий год Кука пропустил из-за чрезмерного увлечения рок-музыкой и, спасаясь от призыва, трудился на «ящике» неподалеку сменным лифтером. Два года трудового стажа давали существенное преимущество перед желторотыми выпускниками при поступлении в ВУЗ.

На середине второй бутылки Сандро перебирался из-за стола к старенькому пианино и с фантастическим драйвом и нарочитым кавказским акцентом исполнял одну из любимых песенок: «Обязательно я на рыженькой женюсь!», или вещицу схожей тематики типа «К своей хорошенькой жене пришел с упреком я» к общему восторгу слушателей. Как правило, к этому моменту аудитория удваивалась, а то и утраивалась за счет подтянувшихся приятелей, часто с подружками.

Из наших ровесников — Толик «Федор», Шура Клейман, Мишка «Годун», «Маня» и Виталик «Улыбчивый» регулярно проводили время в малогабаритных двухкомнатных хоромах. Что касается соратников Сандро по молодецким забавам, чаще других объявлялся рослый поджарый мужик свободной профессии с симпатичной врачихой. Думаю, что обоим на тот момент сравнялось лет по тридцать, но мне они казались уже запредельно старыми.

Надо отдать братьям должное: традиции кавказского гостеприимства соблюдались свято. Яичница с вариациями — колбасой, хлебом и сыром или помидорами — предлагалась каждому гостю в индивидуальной маленькой сковороде. Никогда не видел такого запаса яиц, как в их холодильнике, да и набор сковородок «на одного» встретил впервые.

Глава семейства в тот период преподавал электротехнические дисциплины в Университете Улан-Батора, а неработающая Мама большую часть дня воспитывала детей разведенного Сандро в квартире, оставленной им жене. Поэтому жилище на Соколе воспринималось как временно свободный «флэт» со всеми вытекающими.

* * *

Надвигались Ноябрьские праздники, и словами передовиц «Весь Советский народ готовился торжественно встретить 58-ю годовщину ВОСР». Погодка на улице стояла соответствующая — слякоть и мелкий снег с дождем. Вместе с Малышом и Нильсоном наудачу решили пройтись по центру, посмотреть на разукрашенную Москву. Традиционная поездка выходного дня в Ленинград пугала характерным для Северной столицы перманентным ненастьем.

За прогулку от «трубы» до «квадрата» мы не встретили ни одного знакомого и вымокли практически насквозь. Естественным убежищем послужил «Елисеевский», где, во-первых, согрелись и обсохли, а во-вторых, укупили две бутылочки белой — «чтобы мысль стройней пошла». И в полном соответствии с проверенной теорией Нильсона решительно раскатали первую из горлышка еще в торговом зале по пути к выходу. После чего незамедлительно решили ехать на Ленинградский вокзал. «Может всё-таки с погодой повезет!», — оптимистично выразил надежду Малыш.

На углу Горького и Пушкинской площади мы удачно заскочили в застрявший на остановке троллейбус запамятованного маршрута, следовавший к Трем Вокзалам. Малыш прислонился к оконному стеклу на задней площадке, а мы с Мишкой присели на крайнее сиденье лицом к нему. Внезапно рьяный гомофоб Нильсон стремглав сорвался с места и наскочил на крепкого мужичка среднего возраста с ярким вечерним макияжем. Завязавшаяся драка задержала отправление, и пока водитель совместно с другими пассажирами наводил порядок в салоне и оттаскивал Мишку от «голубца», в наше окно постучали. Сквозь запотевшее стекло светилась радостная улыбка «Федора», отчаянно машущего руками.

Оторвав Нильсона от двусмысленного пассажира, мы выкатились из троллейбуса. «Я так и знал, что где-нибудь на „стриту“ вас встречу! Айда к Куке! У него курултай!», — и Толик под усилившимся мокрым снежком стремительно рванул к остановке 12-го маршрута на другой стороне площади.

В квартире дым стоял коромыслом. Как ни странно, присутствовали и Колькины друзья и возрастные приятели Сандро, причем никто никому не мешал. Сам Сандро плотно утвердился за пианино и прерывал залихватское исполнение любимых шлягеров только вбрасыванием очередной наполненной в край рюмки. С нашим появлением в большой комнате стало совсем тесно, и мигом закончились напитки. Пока часть гуляющих перебиралась на кухню, нас с Толиком, как самых резвых, отправили пополнить запасы.

Время тяготело к одиннадцати вечера, и, хотя большинство центральных продуктовых магазинов в предпраздничные дни работали в удлиненном режиме, мы, чтобы наверняка, помчались в популярную шашлычную на первом этаже огромного, ныне снесенного дома напротив памятника Пушкину. В ней торговали алкогольными напитками с совсем невеликой наценкой до полуночи. Успели в самый аккурат, и даже обратно удалось вернуться на троллейбусе.

Во время нашего отсутствия Малыш за компанию с Нильсоном и Кукой активно применил «улетную узбечку», и, как следствие, его «укачало». «Однокосячники» не нашли ничего лучше, чем положить полностью одетую жертву азиатской травки в ванну с холодной водой — взбодриться. Мы удачно приехали к моменту пробуждения Малыша, у которого зуб на зуб не попадал и колотило так, что стакан с согревающей жидкостью Нильсон заливал ему прямо в рот, а Колька с Сандро придерживали «замерзавца» за плечи, уменьшая амплитуду колебаний.

Отогрев и завернув Малыша в мамин домашний халат, мы с новой силой продолжили бурное веселье под бравурное музыкальное сопровождение. В середине ночи я вышел на кухню и застал хмурого Федора за странным занятием. Распахнув холодильник настежь, с восклицанием «Что-то водка совершенно не цепляет!» он с размаху швырял яйца о когда-то светлую стену, теперь напоминающую картину абстракциониста. С трудом оторвав «совершенно как стеклышко» товарища от необычного развлечения, я препроводил его в коридор, где он стремительно оделся и убыл, продолжая бурчать о кристальной трезвости. Как выяснилось существенно позднее, Толик ушел в «пасхальных», купленных за валюту в «Березке», финских штиблетах братьев, причем в левом Кукином, а правом — Сандро, не обратив внимания на разницу в два размера.

* * *

Новогодний праздник я традиционно отметил дома с родителями, но уже днем первого января отправился поздравить Куку. Его Мама с самого ранья укатила к внукам, и дома я застал только братьев в состоянии некоторого недомогания. По привычке сели за карты. Дважды проигравший Сандро наотрез отказался ехать за «белой головкой», ссылаясь на нездоровье. Но предложил спуститься вниз, на первый этаж в «Овощи-Фрукты» за «Шампанским». Отправились вместе.

Магазин был открыт и совершенно пуст. Единственный продавец, мужчина лет сорока восточной наружности, в полуобморочном состоянии полулежал за кассой с обернутым вокруг головы полотенцем. Из ознакомительной беседы выяснилось, что это сам директор, а, исходя из имени-отчества — Тигран Петросович — армянин. «Ни одна сука на работу не вышла, и даже не удосужились предупредить!», — стонал директор, придерживая сползающее из-за отчаянной жестикуляции полотенце. Кука к месту процитировал известную музыкальную присказку «Без ансамбля, сам тля, один тля!», и мы сразу подружились. Тигран принес из глубин магазина коньяк, Сандро с чувством произнес короткий, но цветастый, тост, напиток быстро закончился. После этого, гостеприимный хозяин вынес из подсобки еще две бутылки, с туманным пояснением «для внутреннего употребления», и уступил нам по себестоимости. С того дня Сандро стал завсегдатаем магазина, да и Кука изредка забегал за помидорами к яичнице.

* * *

Хмурым февральским днем после занятий я по привычке заехал к Кольке. Третья пара второй смены заканчивалась около шести, и за окнами стояла зимняя темень. Кука в одиночестве решал задачи по математике, готовясь к вступительным экзаменам. С одной стороны, я настроился устроить небольшой «праздник жизни»: выдали стипендию, и деньги «жгли карманы»; с другой, не хотелось прерывать полезные и нужные занятия друга.

Шумное появление Сандро со товарищи нарушило благоговейную учебную тишину: «Ну! Кто с нами?! Поехали! Отметим царский выигрыш! Не все гранит грызть! Ещё успеете!». В тот вечер Сашку сопровождала пара его обычных клевретов: рослый молодец загадочных занятий и симпатичная врачиха.

Колька отказался наотрез, и я тоже решил остаться. Основным сдерживающим фактором являлось желание довезти хотя бы часть стипендии до дома. А, зная кураж Сандро, я предполагал масштабный разгул, участвовать в коем опасался. «Нет, так нет! Давай мы Тебя хоть к дому поближе подбросим. Все равно на такси поедем!», — радушно предложил Александр. «А вы куда путь держите? Мне на Автозаводскую!». «Ну вот, а мы на Новокузнецкую!». И я согласился.

По дороге Сандро всё-таки уговорил меня составить компанию «всего на пять минут!». Переехав Москву-реку и слегка покружив по Замоскворечью, машина затормозила напротив «поплавка» около кинотеатра «Ударник».

Звонкий разгуляй грянул с самого порога! Не успели мы спуститься по мосткам на палубу, как непонятно откуда высыпала разноцветная гурьба цыган, и яркая и привлекательная запевала с подносом, на котором одиноко высился наполненный до краев резной фужер на тонкой ножке, заголосила: «К нам приехал, к нам приехал Александр Александрович дорогой! Пей до дна! Пей до дна!». Сандро привычно махнул водку одним глотком и также привычно широким жестом шарахнул вдребезги фужер о настил. Под цыганское многоголосье, мы поднялись в ресторан.

Заняв любимый, как позже выяснилось, столик у окна с видом на башни Кремля, Сандро сделал богатый заказ. Хор ромал залип рядом и без пауз исполнял всю цыганскую классику, какую только можно представить. Когда в восторге от окружающей праздничной атмосферы «именинник» швырнул об пол очередной бокал и пустился в пляс, действительность в моей голове начала смешиваться с кадрами популярного в то время фильма. Дальше — смутно.

Информация про когда и как я возвращался в родные пенаты сознание не сохранило, осталась только смутная тревога от тщетных попыток застегнуть куртку при преодолении контроля на «Новокузнецкой: выскальзывающие из-под пальцев кнопки абсолютно не желали защелкиваться. Дома напряжение самоконтроля, наконец, отпустило: куртка, наполовину вывернутая наизнанку с местом «водораздела» на спине, легко соскользнула на пол. Проверка карманов принесла неожиданный сюрприз — стипендия осталась нетронутой.

* * *

В конце 70-х началось поголовное увлечение восточными единоборствами. Я еще в школьные, да и институтские годы отдал изрядную дань боксу, и потому новомодный спорт меня не зацепил. Кольку же не «миновала чаша сия», и он вместе с Федором и «Годуном» истово отдался новому пристрастию. Естественно, ударный вид спорта предполагал травмы при спарринге, и Кука не явился исключением.

Очередной раз заехав к другу в гости, я застал «лазарет на марше». Сандро шкандыбал по дому на костылях, а Колька передвигался как-то замедленно и боком. Я заподозрил «братоубийственный» конфликт, но объяснилось необычное ковыляние братьев прозаически. Старший после очередного богатого выигрыша на бегах, на радостях усугубил и скатился кубарем по крутым ступеням ипподрома, а Кука на тренировке таки пропустил удар в промежность, в результате которого правый «клубень» чувствительно увеличился в размерах и отдавал резкой болью при каждом шаге. Несмотря на увечья братовье продолжало шутить и веселиться. После моей отлучки в магазин и дальнейшего «лечения», Колька активно приглашал брата посетить Маевскую дискотеку неподалеку и потанцевать от души, что старшенький легко парировал: «Вначале давай покурим! Не жмотись! Вон, у тебя в правом кармане пачка выпирает, аж треники лопаются!». В этот момент раздался звонок у входных дверей и, к нашему с Колькой удивлению, появился «беговой» приятель Сандро и увез его вместе с костылями отмечать выигрыш — отчаянный игрок иногда умудрялся делать верные ставки даже из дома.

По воспоминаниям нашего приятеля Виталика «Улыбчивого» даже однократное посещение ипподрома вместе с Сандро оставило незабываемые воспоминания. Тот ни минуты не сидел на месте, постоянно исчезал из поля зрения и появлялся только перед забегами, чтобы указать «верную» лошадку. Как правило, прогнозы категорически не сбывались, билетики рвались и улетали «в мусор», и Виталик покинул бега без копейки в кармане.

* * *

В институтской группе с Федором училась замечательная студентка Ирина, совершенно околдовавшая Кольку. Ситуация усугублялась тем, что ее лучшая подружка «Сара» поддруживала с соседом Куки по лестничной площадке Андрюшкой «Пономарем», и Кука регулярно сталкивался с предметом потаенной страсти. Как водится, настоящее чувство вырвалось наружу, Колька сделал предложение, Ирина согласилась.

С помощью знакомого гостиничного пожарного инспектора удалось организовать свадьбу в элитном центровом «Интуристе». В огромном зале ресторана буквой «m» стояли накрытые столы, с трудом вместившие всех дорогих гостей: родственников молодых, многочисленных друзей и подруг, бывших одноклассников, сокурсников и музыкальных коллег.

Первой зачитали поздравительную телеграмму от Папы из Улан-Батора, затем пошли тосты от родни и друзей. С небольшим опозданием появился Федор и сразу, громко пояснив «Из вендиспансера!», достал из внутреннего кармана аптечный пузырек и добавил «Сейчас провокацию буду делать!», чем привел в ужас семью почетного гостя — пожарного, восседавшую по соседству.

Между мной и бывшим одноклассником жениха «Морозом» посадили подругу и сокурсницу невесты Лариску — «Чтоб пить не давала!». Тем не менее, «в салат лицом» уткнулись все трое синхронно, несмотря на то, что с другой стороны за мной следила и усиленно подкармливала бывшая жена Сандро. Друзья новобрачного, музыканты, устроили джем-сейшн, в котором, временно воспряв, я активно поучаствовал танцевальными па.

Понимая, что в неравной борьбе с алкоголем явно потерплю поражение, я заранее попросил маму лучшего друга, Тетю Тому, работающую в одном из ресторанов гостиницы, зайти за мной по окончании трудовой смены. Она застала меня уже в гардеробе при попытке получить свой плащик в обмен на расческу, упорно предъявляемую гардеробщику в качестве номерка. После недолгих совместных поисков пластмассовый жетончик все же был обнаружен в заднем кармане джинсов.

Несмотря на пылкую страсть и шумное свадебное гуляние, скрепившее два бьющихся в унисон сердца, прожили молодые в любви и согласии недолго. Кукин зашкаливающий кураж и множество дружеских развлечений, занимавших в шкале приоритетов куда более высокое место нежели тихая семейная жизнь, на корню подрубили скоротечный брак.

Последней каплей, переполнившей чашу Иркиного терпения, послужили Кукины физкультурные эскапады. В пылу надомных занятий карате, будучи слегка под хмельком, он ненароком вышиб любимой дверь в туалете!

Расставание не заставило себя ждать. Правда, Кука совершил отчаянную попытку спасти семью, и вместе с молодой заехал к нам в гости, памятуя страсть моей жены Галки к соединению узами брака всех, попадавших в орбиту ее общения, и потрясающее умение мирить рассорившиеся пары. Дамы затворились в комнате, чтобы пошушукаться, а мы с Колькой расположились на кухне, коротая время за употреблением веселящих напитков. Как выяснилось, наши супруги тоже вели доверительные беседы не «на сухую», поэтому, когда, наконец, они предстали пред нашими очами, определить «кто трезвее» не представлялось возможным. Но даже случившийся короткий любовный реюньон не смог предотвратить неизбежного развода.

* * *

Уже давно на Армянском кладбище подле Мамы упокоился отчаянный игрок и эпикуреец Сандро. И прошло больше пяти лет, как Колька покинул этот замечательный мир. Дважды в год мы собираемся возле его с Папой общего монумента на Алексеевском кладбище помянуть верного Друга, замечательного музыканта, весельчака и балагура. И, что примечательно, всегда хохочем и веселимся. Куке бы это наверняка понравилось.

---

Шашлыки на лоджии

Ближайший друг мой, в том числе территориально, Костя «Малыш» проживал с родителями в огромном семиэтажном «сталинском» доме — флагмане анклава «ЗиЛовской аристократии», возведенном в 1937 году по индивидуальному проекту. Высоченная арка делила здание почти пополам. По заслуживающим доверия слухам квартиры в этой многоподъездной громадине распределял лично Иван Лихачев. Квартал, образуемый четырьмя разноплановыми корпусами и тремя дворами, начинал Велозаводскую улицу и углом выходил на Новоостаповскую.

В 38-ом году сдали в эксплуатацию второй корпус в виде растянутой буквы «П», выходящий длинной перекладиной на Новоостаповскую. А в 40-ом начали заселять самое большое в анклаве строение, выполненное в форме буквы «Ш», боковой короткой стороной тоже смотрящее на Новоостаповскую. В самом начале войны какой-то особо внимательный и бдительный пилот обратил внимание, что сверху три здания четко читаются «ГПЗ», таким образом наводя вражескую авиацию на круглосуточно пашущий на оборону Первый подшипниковый завод, расположенный неподалеку. В результате, у третьего дома срочно снесли среднюю часть, а «шпиона и вредителя» архитектора немедленно расстреляли.

Начиная с печально известного 38-го, сотрудники НКВД существенно проредили жильцов первых двух корпусов. Костин Дед руководил охраной ЗиЛа, и его забрали одним из первых. Жилплощадь тут же уплотнили, а жене арестованного с двумя малолетними детьми оставили две смежные комнаты в прежде принадлежавшей им целиком отдельной четырехкомнатной квартире. К первой комнате примыкала просторная лоджия, площадью метров восемь.

Коммуналка досталась по наследству Отцу Малыша, и дополнительное помещение использовалось «в хвост и гриву»: в дальнем торце возвышался огромный шкаф с инструментами и верстак, а вдоль внешнего решетчатого ограждения на полу ровным рядом стояли узкие длинные ящики с домашним огородиком. При этом оставалось достаточно места для раскладушки на случай припозднившихся гостей или быстро собираемого самодельного стола на три персоны. Мы очень любили с высоты четвертого этажа наблюдать за необычными и веселыми событиями во дворе, обусловленными расположением с уличной стороны Костиного подъезда винного отдела нашего Гастронома. Чего только стоила отчаянная нецензурная жестикуляция Аркаши «Итальянца» Левинсона, обитателя соседнего двора, известного на весь район бетонным памятником неизвестным футболистам, после того, как из его авоськи последовательно и вдребезги об асфальт выскочили три бутылки водки.

В старых московских дворах все друг друга знали и чаще всего дружили. Приятельство с работниками Гастронома несло весьма ощутимую пользу. Костин Отец, дядя Толя, водил компанию с мясниками. Во-первых, на столе постоянно были блюда из отборной свинины и говядины, а во-вторых, всегда можно было заскочить к «работникам ножа и топора» с «заднего крыльца» за бодрящими напитками часа за два до открытия магазина, правда, эту жизненно важную «опцию» мы освоили существенно позже, «войдя в года».

* * *

Как-то жарким летом то ли 75-го, то ли 76-го, мы с Малышом в компании Мишки «Нильсона», «Во» с Варшавки и примкнувших девушек определялись, чем бы занять отличный солнечный денек. Выезд Костиных родителей на дачу подталкивал подрезвиться «на флэту», но уж очень «погоды стояли замечательные». И тут «Во» предложил объединить «приятное с приятным», а именно — пожарить шашлык на Костиной лоджии.

Сказано — сделано! Я сгонял в мясной отдел, где получил от друзей дяди Толи уже нарезанные, готовые для маринада куски вырезки. Там же, в подсобке прихватил несколько пустых дощатых ящиков из-под овощей в качестве дровишек. Малыш в старом детском железном корыте развел огонь, а Нильсон из толстой проволоки, обнаруженной в необъятном инструментальном шкафу, наломал подобие шампуров и даже умудрился закрутить у них один конец, как у настоящих.

Пока кулинар Малыш наскоро мариновал мясо в пиве с кефиром по Маминому рецепту, остальные влёгкую «разминались» портвейном под громкие звуки магнитофона. «Во» принес 350-ти метровую катушку с записями Джеймса Брауна, и хрипловато-рычащий голос короля фанка раздавался даже в дальних закоулках двора. Услышав через открытые окна знакомые композиции, «на огонек» заскочил сосед с пятого этажа Вовка «Трубач» в компании сокурсника по консерватории Марка-рижанина.

Элегантный, породистый Марк, не чванясь и по-быстрому хлобыстнул с Нильсоном стакан портвейна «за знакомство» и активно взялся помогать Косте у «мангала». Скоро белёсый дым и манящий аромат жарящегося мяса заструился с балкона, привлекая внимание «знатных людей» района, коротавших время «за сравнительным анализом вина» на скамейках у детской площадки. Два наиболее резвых шапочных знакомца неопределяемого возраста — «Пушистый», прозванный так за биллиардный шар головы, и «Малокровный», цветом лица напоминающий переспелый помидор — знаками предложили совершить взаимовыгодный обмен «пшеничного вина» на аппетитную закусь.

Но веселящих напитков мы запасли вволю и еще дважды сгоняли вниз за добавкой, по мере увеличения компании. Я вызвонил Андрюшку «Крекса», объявившегося с сокурсником «Рыбой». Ведомый загадочным шестым чувством нарисовался Борька «РА», сразу вступивший с «Во» в пространственные дебаты о современной трансформации негритянской музыки. Бурное веселье, подогреваемое фантастическим драйвом Брауна, постепенно перешло в танцы, хотя некоторые гости, наугощавшись до отвала, уже «давили ухо» в дальней комнате.

Приготовление шашлыков обошлось для участников без ожогов и травм, чего не скажешь об окружающей фауне и флоре. В родительской комнате над столом висела клетка с канарейками, регулярно обновляемыми из-за высокой смертности птичек. Пернатые певуньи категорически не переносили сладковатого запаха «дури», активно употребляемой большинством наших друзей. На этот раз, опасаясь за их самочувствие, клетку перенесли в дальнюю комнату, но это, увы, не помогло.

К общему сожалению, пострадал и огородик Костиной Мамы, не переживший Мишкиного внезапного непроизвольного «харчеметания», вызванного, по издевательскому выражению «Во», неумеренным обжорством и нездоровым пристрастием к шашлыку. Возможность отравления алкоголем даже не рассматривалась. Любовно выращиваемые патиссоны сразу пожелтели и увяли на корню. Об этом досадном происшествии мы сильно горевали, потому что самодельные маринованные овощи всегда служили отличной закуской.

* * *

На этих балконных «шашлыках» завязалась крепкая дружба с Марком, вылившаяся в его недельное проживание у Малыша до отъезда на родину после отчисления с курса. Но до этого мы успели несколько раз отметиться в снимаемой рижанином комнатке в Проточном переулке, районе «красных фонарей» старой Москвы. На втором этаже бывшего «дома свиданий» в его уютной небольшой «келье» у окна стояли только монашеская койка, стойка с аппаратурой и в углу возвышалась огромная кипа пластинок. Даже платяной шкаф не поместился, что вынуждало хозяина довольствоваться минимальным набором одежды. Зато кто только из звезд рок-, джаз- и поп-музыки тех лет не был представлен на хранящихся дисках: Smokie, Jan Akkerman, Ken Hensley, Grand Funk, Demis Roussos, Chicago, Blood, Sweat & Tears и т. д. и т. п. Кроме того, под кроватью пылился двухгодичный комплект журнала «Playboy» на английском языке. Уезжая в Ригу, Марк оставил все «ценности» Косте. И целых полгода, до возвращения нашего латышского друга в Москву для восстановления в консерватории, мы наслаждались фантастической коллекцией винила, проигрываемой на суперсовременной, по тому времени, японской вертушке AKAI. Эротический журнал засмотрели чуть не до дыр, а некоторые, особо яркие, карикатуры помнятся до сих пор.

Еще одним неожиданным «подарком» от Марка стала Елена, за которой он ухаживал в Москве. Во время квартирования у Малыша рижанин несколько раз приглашал девушку послушать музыку в располагающей, дружеской обстановке. Костя несколько удивился, когда Ленка вновь неожиданно объявилась, уже после отъезда Марка. Выяснилось, что ей очень понравилась наша компания, а в хозяина она просто втюрилась. Влюбчивость Малыша служила притчей во языцех, поэтому нет ничего удивительного, что он немедленно заселил Ленку к себе. Раз в неделю она уезжала проведать строгих родителей, проживавших совсем недалеко, на Коломенской. Глава семейства возглавлял конструкторское подразделение в одном из закрытых НИИ и за несколько лет до описываемых событий был «премирован» огромной четырехкомнатной квартирой с отдельным кабинетом. Мы с Мишкой «Нильсоном» и меняющимися дамами сердца очень полюбили праздновать всевозможные праздники на этом флэту, естественно, в период отсутствия Ленкиных «предков». Лафа продлилась почти год, до следующей счастливой встречи и новой любви Малыша.

---

Закрытая ночная дискотека
и прочие летние приключения

Июль 84-го года раскалил город до изнеможения, и мы с товарищем институтской поры Толиком «Федором» зачастили на третий пляж Серебряного Бора. Ввиду плодотворной деятельности на полях подшефного совхоза предыдущей осенью и ранней весной у меня скопилось изрядное количество отгулов, которые я активно использовал для всех видов отдыха.

Пройдясь по холодку известными лишь местным тропами от Толькиного дома через поселок «Сокол» к улице Алабяна, мы садились на троллейбус любого номера до проспекта Маршала Жукова, где пересаживались на 20-й или 26-й до круга. По периметру небольшой площади располагались мелкие заведения общепита, магазинчик, аптека и здание диспетчерской. Как правило, первым делом мы направлялись в открытую шашлычную, расставившую столики под зонтиками на углу Таманской улицы и продолжения 1-ой линии СерБора.

Обычно у нас «с собой было!». Дядя Коля, Толькин отец, председательствовал в комиссии своего НИИ по целевому расходованию спирта, и дома во всех шкафах и прочих укромных и не очень местах хранились трехлитровые банки «шила». Мы отливали не доверху в бутылочки из-под дефицитного болгарского кетчупа с плотно заворачивающейся крышкой, очень удобные в транспортировке, и брали парочку с собой.

В питательном заведении мы регулярно встречали бывшего однокурсника Вову «Каратиста», на тот момент бравого офицера ГРУ и обладателя серьезного пояса по любимому прикладному виду спорта. Очередной отпуск между командировками Володя проводил с женой и сынишкой в Серебряном Бору, прячась от летнего зноя в тени деревьев у озера. Когда под различными предлогами ему удавалось вырваться из лона семьи, Вова заскакивал по-быстрому «промочить горло» в ближайшую кафешку. Чудесным образом Вова нарисовывался в кафе в тот момент, когда, покончив с салатами, мы переходили к шашлыкам под крепкий напиток. Как ни странно, к неразбавленному спирту выпускник МАИ оказался нестойким и, слегка угостившись, обнажался по пояс, предъявляя накачанный торс, и принимался в необычном танце демонстрировать прочим посетителям отдельные «приемчики» к тихому ужасу обслуживающего персонала. Завершало «показательное выступление» появление Вовиного малолетнего сына, уводившего беспрекословно подчиняющегося папаню с привычным комментарием: «Что? Уже выпил „пшеничного“ вина? Мама сердится и зовет немедленно!».

Завершив трапезу мы прогуливались до Третьего пляжа, где часов до шести, а иногда и семи вечера плавали, загорали и всячески резвились. Недостатка в дружелюбных барышнях, с удовольствием составлявших нам компанию, в те денечки не наблюдалось. Нередко продолжение знакомства переносилось на Толькин гостеприимный «флэт», благо родители на все лето перебирались на дачу. Надзор за квартирой осуществляла Толькина сестра, проживавшая в соседнем подъезде. Но будучи всего двумя годами старше, она хорошо понимала насущные потребности «рабочих подростков» и опекой не донимала.

Оставленные губной помадой номер телефона и сердечко поцелуя мы неоднократно находили на зеркале в прихожей после поздней побудки, когда наших дисциплинированных подружек уже и след простыл. Мы, чаще всего, никуда не спешили, и новый день обычно повторял предыдущий.

* * *

Как-то вечером широкое застолье прервал телефонный звонок. Толик недолго с кем-то пообщался и с огорченным видом вернулся в «залу»: «С одним из наших друзей приключилась неприятность. Надо срочно помочь!». С демонстративной неохотой проводив случайных пассий до дверей, он преобразился: «Звонил Димка, зовет на ночную дискотеку в „Молодежке“! Погнали!».

С Дмитрием я встречался пару раз в «Олимпийской» пивной на Академической. Но слышал о нем немало историй от общего приятеля Андрюшки «Япониста»: «Веселились мы узкой компанией у Димки на флэту. За столом я начал «строить глазки» одной симпатичной особе, но, переусердствовав с напитками, быстро «выбыл из соревнований» и вырубился на кушетке в спальне, оставив остальных резвиться в гостиной. А очнулся в тот момент, когда Димка, не обнаружив вакантного спального места, осуществлял «таинство любви» с «моей» дамой практически на мне. Впоследствии, я обнаружил клочок бумаги с второпях нацарапанным женским почерком именем и телефоном в заднем кармане джинсов. По всей видимости, впихнутым туда во время действа. Всё-таки я ей понравился!».

* * *

Гостиница «Молодежная» входила в объединение «Спутник» под эгидой ЦК ВЛКСМ и находилась «чёрти-где» на Дмитровском шоссе. Её возвели к Олимпиаде -80 по последнему слову архитектурного дизайна и в то время использовали для приема иностранных молодежных групп, главным образом, из социалистического лагеря. Кроме того, в гостиницу краткосрочно заселяли для окончательной укомплектовки и прохождения инструктажа перед турпоездкой, опять же, в страны соцдемократии, группы передовой советской комсомолии.

Во время приема молодежных делегаций в период Олипиады-80 на базе гостиницы был создан Клуб Интернациональной Дружбы, основной целью которого было укрепление деловых и дружеских контактов с международными юношескими организациями и движениями. Вечерами в ресторане гостиницы устраивались развлекательные шоу-программы с участием известных артистов эстрады, музыкальных и балетной групп.

К Московскому Фестивалю Молодежи и Студентов 1985-го года начали готовиться загодя и в гостинице решили опробовать новое прогрессивное веяние — ночную дискотеку. Под это направление пригласили самого популярного на тот момент «диск-жокея Сергея» в дуэте с нашим Димкой. Обставили мероприятие с размахом: на втором этаже обустроили приличного размера зал с двумя рядами столиков по периметру с изрядным пространством в центре для танцев. В углу к барной стойке примыкала эстрада, откуда диск-жокей руководил процессом веселья. На тот момент притягательность неординарного события зашкаливала — единственная в столице закрытая ночная дискотека, да еще с живой легендой на сцене.

Музыкальное действо предназначалось исключительно для постояльцев «Молодежной», но, естественно, находилось немало желающих туда проникнуть. Вход в гостиницу осуществлялся по именным пропускам, и строгие «церберы» — швейцары отсекали всех посторонних. Кроме них, за установленным порядком зорко следили неприметные «люди в штатском», неотъемлемая составляющая любого заведения с присутствием иностранцев.

Невзирая на «надежно закрытую границу», существовали известные только посвященным методы и способы инфильтрации. Мы проникали внутрь по волшебному «сезаму» «В ресторан!», и через ресторан на втором этаже застекленной пристройки просачивались с помощью Димки в само здание отеля, а затем, в вожделенный зал. Прибывали мы к самому началу и занимали столик недалеко от входа, чтобы не пропустить появления симпатичных барышень.

Кто только не подсаживался к нашему «дастархану»: и стайка юных девчушек из Югославии и пара барышень постарше из Таганрога… После непродолжительных танцев и активного употребления напитков, попарно мы разбредались по номерам для дальнейших ласк и объятий. При этом следовало соблюдать максимальную осторожность, потому как «KGB is on my line!». Неразличимые в полумраке топтуны зорко блюли моральную чистоту гостий столицы и «на корню» пресекали нежелательные контакты. Опыт приходит со временем. Уже в третий визит выработалась безотказная, как нам казалось, стратегия — во время танца мы незаметно передвигались с партнершами в направлении выхода из зала и далее к лифту. А затем стремительно взлетали на этаж их проживания и запирались в номерах.

Практически сразу жаркий и ленивый июль установил распорядок дня, продлившийся почти до конца лета: утром — плотный завтрак и пляж в Серебряном Бору, вечером — дискотека и «романтические» встречи в «Молодежке».

Мне везло, и внимание «ребят в штатском» обходило стороной. А «Федора» они пару раз застукали в номерах у иностранок, но ему с боями удавалось улизнуть. В тот период он трудился начальником ночной смены гаража отеля «Континенталь» небезызвестного ЦМТ, и «телега» на службу пришлась бы весьма некстати.

* * *

«Федор» в силу повышенной активности, уверенности в собственных силах и неплохой физической подготовки обладал специфическим «modus operandi»: «Драться умел, любил и искал — всегда!». При этом о последствиях «товарищеского недоразумения» он никогда не задумывался, что, однако, неоднократно выходило ему боком.

Отец Толика страстно любил попариться и брал сына с собой с малолетства. Ничего удивительного, что тот перенял банное увлечение и свято уверовал в старинную присказку «баня парит, баня правит, баня все поправит!». «Федор» применял лечение веником от любого недомогания — похмелья, наглазника и даже «гусарского насморка». В каких только московских банях мы с ним не отметились. Однажды, гуляя по Красной Пресне, недалеко от станции метро «Улица 1905 года» напоролись на бывшего сокурсника, на тот момент старшего продавца магазина «Мясо» неподалеку. По счастливой случайности, служебный выход из его подсобки примыкал к заднему двору Краснопресненских Бань, где наш приятель состоял почетным гостем. И наступил «праздник жизни, именины сердца!»: мы обзавелись «собственными» банщиками и «личным» кабинетом в недрах заведения. Толик сразу залезал на верхний полок и мог находиться там часами, я же немного посидев внизу, быстренько ретировался в бассейн. Затем наступал черед закусок с напитками, мгновенно доставляемых расторопными служителями.

В период летней жары Толик умудрялся посещать «наши» бани через два дня на третий и допарился до микроинсульта. Но даже болезнь его не остановила. Прекратил замечательные банно-прачечные развлечения банальный бытовой конфликт. Возвратившись после очередного захода в парную в «свой» кабинет «Федор» вместе с нашим приятелем Виталиком «Улыбчивым» застали там двух подвыпивших парней, причем один из них рассекал по помещению в Толькиных сменных трусах. «Федор» не снёс такого унижения и на пару с Виталиком отделал незваных гостей до полусмерти. Даже вмешательство уважаемого старшего мясника не помогло снять вето на наши дальнейшие посещения.

Элитные музыкально-романтические развлечения прикрыл все тот же «Федор». Ранним августовским утром, ослабленный ночью любви и веселящими напитками, по выходу из гостиницы он потерял равновесие и вынужденно оперся о припаркованный автомобиль, отозвавшийся на прикосновение мощной сиреной. Мгновенно из ближайшего дома вылетели два разъяренных персонажа и без разговоров начали «окучивать» Толика в четыре руки. В минуты опасности тот умел мобилизоваться и дал нападавшим достойный отпор, отправивший одного в больницу. Как позже выяснилось, в микрорайоне участились ночные кражи из личного транспорта, и счастливые обладатели персональных авто решили поймать неуловимого воришку и организовали засаду с дежурством по графику. «Федор» просто оказался «не в то время и не в том месте». Когда, не без помощи всемогущего Толькиного дяди, его вечного «ангела-спасителя», ситуация прояснилась, фигурант несостоявшегося уголовного дела решил воздержаться от посещения так полюбившихся танцев с продолжением во избежание плачевных итогов.

* * *

Сейчас, по прошествии почти сорока лет, смены строя и кардинальных перемен в жизни, я радуюсь тому, что, в силу чрезвычайной активности и неуемного стремления «объять необъятное», мы с друзьями даже в «заколюченном» Союзе упорно преодолевали мощные «заградбарьеры» на пути к любому проявлению «западной свободы». И, цитируя любимого Довлатова — изрядно «царапнули земную кору».

Правильность поведения в молодые годы очередной раз подтвердило недавнее общение с Димкой, продолжающим плодотворную музыкальную карьеру, и по сей день сохранившим молодецкий задор и отчаянный кураж.

Из цикла: Наш Гурзуф

Вдохновившись моим «писательским» примером, некоторые «ветераны» Гурзуфа присылают свои вирши и байки о веселом отдыхе в замечательном Крымском поселке.

Из воспоминаний Володи «Графа» Воронцова

«Интернационал»

Тем летом я навестил Гурзуф дважды и второй раз — с будущей женой. Заезд отдыхающих со всех долов и весей огромного Советского Союза в 1985 году был, наверное, самым мощным и массовым. Августовский Гурзуф молодежь заполнила под завязку, и пьяная аллея выглядела многолюдной, как легендарный Вудсток.

В один из дней в «Чайнике» мы повстречали донецко — днепропетровских друзей и заколобродили вместе. Они привезли пластиковую канистру, литров на двадцать, куда сливались все наличествующие алкогольные напитки. Для удобства употребления забористого «коктейля» в канистру вставили резиновый шланг.