Бесплатный фрагмент - Вне привычного

Том 1

Синяя Борода

В то время и в том месте, все мужчины были воинственными, и все мужчины носили бороды.

В обычае было есть недожаренное мясо с кровью, женщины в отваге не уступали мужчинам и гордились теми, кто убил много врагов или добыл много зверей. Поэтов не знали вообще, хотя сама поэтичность порой расцветала в неожиданно изысканных и причудливых формах.

Никто не жалел птиц и зверей потому, что их водилось очень много и очень разных. Дома украшали чучелами огромных зверей у входа, шкурами на полу и распростершими крылья птицами над головой.

Среди проявлений поэтичности, искусство остановить мгновение жизни слыло самым почитаемым, а среди многих мастеров выделялся один, и в тех местах не знали лучшего.

Из глубин веков в семьях мастеров предавался секрет бальзамирования, которое делало нетленным плоть, сохраняло его формы и приданную позу.

Знаменитый мастер превосходил остальных во всем. У него было много богатых заказчиков. Его фигуры, особенно птицы, получались завораживающе красивыми в невыразимо гордых позах и казались в этом застывшем движении более живыми, чем само живое. Многие восхищенно утверждали, что это уже не птицы, а больше похоже на ангелов. Может быть потому, что во всем преобладал небесный цвет драгоценного индигокармина. И борода мастера часто оказывалась местами стойко выкрашенной в него из-за привычки в задумчивости за нее держаться.

Такой цвет бороды испугал бы любую женщину, если бы не ироничные слухи о привычках мастера. И вокруг него всегда висел притягательный ореол суровой таинственности.

Никто и не подумал бы порицать его за очередное появление новой красавицы жены. Так же как никто и не думал усомниться в том, что он ее любит не меньше, чем любил всех предыдущих. Это было очевидно и несомненно.

Да и не любить ее, казалось, было просто невозможно. Прекрасная, трогательно непосредственная, в то же время она не раз демонстрировала неожиданную рассудительность. Юноши не могли отвести от нее глаз, ей улыбались незнакомые дети, а домашние звери льнули к ее ногам.

Дома у них всегда царили достаток и благополучие. Она любила вышивать, выращивать цветы и ездить верхом по соседнему лесу.

И только однажды случился непонятный разговор, когда муж показывал комнаты их уютного и просторного дома, где, подчас, в беспорядке находилось много разных, порой незнакомых, вещей. Но перед одной из дверей, самой дальней, он остановился, так и не открыв ее. Он внимательно и тревожно посмотрел в ее бездонные глаза.

— Никогда, — тихо прошептал он, — никогда!.. — сказал он громче, — Никогда-никогда даже не пытайся открыть эту дверь!

Она еще шире открыла глаза и чуть склонила голову, так, что длинные локоны скользнули по ее лицу.

— Но почему?

Он растеряно, с почти испуганной нежностью смотрел на нее, и глубокая складка пролегла через лоб.

— Иначе мы расстанемся… навсегда.

Она упрямо тряхнула головой и ласково сжала его руку.

— Ты в чем-то не доверяешь мне?

— О, нет, дело в другом! Люди болтают, будто я гений, но никто не догадывается какой я злодей. Потому, что сделал нечто настолько ужасное, что это никто не должен видеть…

— Господи, да что же это может быть такое?! Там что-то из твоих бальзамированных фигур?

— Да…

— Но поверь, я смогу понять…

Он с изумлением и большим сомнением посмотрел на нее.

— Если ты способна понять такое, то уже я не смогу понять тебя саму!

Она глубоко задумалась.

— Нет, — она снова решительно тряхнула своими локонами, — ты не злодей! Это совершенно невозможно, я же ясно вижу!

— Да, я не злодей, но то что я сделал — творение злодея. Прошу тебя, не будем испытывать судьбу! Давай больше никогда не станем говорить об этом!

— Хорошо…

И она действительно выбросила эти мысли из головы. И любопытство не мучило ее потому, что все слишком ладно было в доме, и она любила своего мужа.

Незаметно прошел год, но они оставались без оглядки нежны и ласковы друг с другом. Она видела, что он и дня не хочет прожить без нее, и сама жалела о каждой минуте, когда ему приходилось отлучаться и не чувствовала его рядом, в доме. «Так не бывает» — скажет любой, но так было.

Рано или поздно настает день, когда что-то должно измениться. Что-то неуловимое нависает в воздухе. С утра мастер сказал, что сегодня у него очень важная встреча. Это прозвучало трогательно потому, что он каждой встрече придавал большое значение. Но что-то ощущалось не так, и когда она поднесла чашку с ароматным напитком к губам, ее рука дрогнула, выронила ее, и тонкий фарфор разбрызнулся мельчайшими осколками. Он бросился к ней и, как только убедился, что ничего страшного не произошло, особенно нежно поцеловал на прощание и чуть более поспешно, чем обычно, вышел.

В этот день на столе она увидела оставленный раскрытым ларец с наспех разбросанными какими-то важными бумагами, а на бархатном дне лежал простой бронзовый ключ. Она достала его, повертела в руках, недоумевая, куда бы он мог подходить, и вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она похолодела. Она сжала губы, а ноги сами понесли ее к запретной двери.

Ключ не хотел проворачиваться. Она облегченно вздохнула. Потом сделала последнее усилие, и раздался громкий щелчок. Из приоткрывшейся двери терпко пахнуло бальзамирующей смолой. Там было совершенно темно. Тотчас она принесла подсвечник с зажженными свечами.

Приготовившись увидеть ужасное, она вошла. Трепещущее пламя выхватило небольшие силуэты, стоящие вдоль стен. Они не показались страшными. Присмотрелась к одному. Это была необыкновенно прекрасная обнаженная девушка. Все остальные не уступали ей в красоте и чудесной выразительности остановленного мгновения.

И вдруг в голове застучало, что эти фигуры когда-то были живыми людьми. Подсвечник выпал из ее рук, забрызгав горячим воском толстый ковер, и она услышала свой крик в наступившем полумраке.

Когда он вернулся, она уже пришла в себя. Только глаза могли бы выдать ее.

Она не собиралась убегать и сидела, ожидая своей участи, готовясь умереть потому, что не могла себе представить жизнь иначе, чем так, как жила до этого. Ей было не занимать отваги, но оставалась она не поэтому, а потому, что по-прежнему любила его, несмотря на то, что узнала. Такое открытие казалось удивительным и непонятным, но так было.

И он пришел, наконец, шумный, бодрый и довольный, и хотел по обыкновению поделиться радостью. Но стоило взглянуть на нее, как им овладело беспокойство.

— Что с тобой, любимая?

— Сегодня я зашла в ту комнату…

Несколько секунд нарушалась привычная структура окружающего мира. Его руки безвольно опустились, лицо осунулось.

— Я говорил тебе, что я — злодей… — прошептал он, и это прозвучало нелепо.

— Нет, ты — не злодей… — тенью эха отозвалась она, чувствуя, как разум перестает следовать рассудку.

— Я не боюсь ни людской ненависти, ни смерти. Но я сам уже не в состоянии переступить через это и вынести это… Теперь мы не можем оставаться вместе, и нам остается только попрощаться…

Он шагнул к ней с распростертыми объятиями, с таким отчаянием на лице, что она протестующе отпрянула.

— Постой! Это не так! Всегда есть слово, то единственно правильное слово, которое подходит именно к этой ситуации. Нужно только найти его!

Он остановился и удивленно посмотрел на нее.

— Почему ты так уверена в этой глупости?

— Но ведь ты слушаешь меня? Значит, я пока говорю верно!

— Да… я слушаю…

— Ты ведь сам хочешь, чтобы я нашла эти слова и освободила тебя от того, через что ты не можешь переступить!

— Да… хочу…

— Тогда расскажи, как это было в первый раз?

— Я не смогу это рассказать… Да и зачем?

— Разве нам есть теперь, что терять? Но остается надежда, что я сумею помочь…

Он недоверчиво посмотрел на нее, тяжело задумался и сдался надежде.

— Хорошо, слушай…

Он женился на чудесной девушке и немало прожил с ней в безмятежном счастье. Но почему-то всегда наступает утро, когда еще вчера такой милый образ уже не волнует и не радует. У кого-то на следующую же ночь, у кого-то через несколько лет, но однажды чары рассеиваются, и оказывается, что это была лишь иллюзия, а взамен остается пустота и чужое лицо рядом.

Это оказалось так неожиданно и так горько, что они не могли поверить. Они еще улыбались друг другу, но казалось, что смотрят из разных миров. И когда они признались в этом, то с ужасом поняли, что самое прекрасное, что у них было, теперь позади.

Она заплакала, и он крепко обнял ее на прощание, безуспешно пытаясь воскресить свою любовь. Это было чрезмерно мучительно, он чувствовал, как не хватает сил преодолеть рвущийся протест, который заслонял все на этом свете. Когда он с трудом разжал наконец объятия, она была мертва и скользнула бесплотной тенью к его ногам. Он не помнил, что было потом, только то, что он пытался воссоздать ее образ в застывшем мгновении жизни.

— Вот и ты теперь не сможешь жить со мной. Разреши мне обнять тебя на прощание… — слеза скатилась по его бледней щеке, а невидящие глаза застыли в смертельной печали.

Пока он говорил, она пережила это так, как будто сама была той первой женщиной. Только не случилось с ней обессиливающего разочарования утраченной любви, и, значит, не было причин прощаться.

— Конечно, обними меня, любимый, только вовсе не на прощание!

В его глазах появилась осмысленность и удивление. Он стоял, не в силах понять и поверить.

— Нет, потому, что я по-прежнему люблю и не уйду от тебя… Может быть, когда-нибудь мы уже не будем так нежны друг к другу, но чужими мы теперь не станем никогда.

Когда любишь «по-настоящему», то любишь все недостатки, и все поступки. Если кто спросит, что такое любовь, то эта сказка будет наилучшим ответом.

Бычачья любовь

С нами поехала для ознакомления на местности новая сотрудница — молодая симпатичная киргизка с удивительным именем Искра, скромная, неискушенно-непорочная, как ребенок. Однажды, когда я опять вернулся с гор живым, на этот раз с остроконечной вершины Искра, на которую не удавалось забраться из-за всякий раз начинающегося сильного снегопада, то, ворвавшись в понедельник в родной отдел, первым делом радостно-возбужденно объявил с порога, что, наконец-то в выходные залез на Искру. Воцарилось шоковое безмолвие, потрясшее бедную девушку до густого румянца на лунообразном лице. Опомнившись, я попытался исправить положение, пообещав вскоре показать фотки и еще более увязая в двусмысленности, пока шеф со свойственным ему грубоватым юмором не призвал перейти от насилия над разумом к насилию над работой.

Мы должны были заехать на племенную станцию за главным компонентом взрывчатки для очередного испытания нашего буровзрывного комбайна, который вот уже неделю дожидался, одиноко жарясь под палящим солнцем на карьере, совсем рядом со входом в многоярусную пещеру «Именинница». Он оставался там без присмотра, и мы совершенно не беспокоились за сохранность этого бронированного чудовища.

Этот зверь вгрызался семью бурами в скалу, сплевывал в дырки смесь солярки и кислорода и выстреливал во все скважины длинными электрическими искрами. Взрывы дробили породу, оставляя за комбайном глубоко развороченную полосу. Искромет — мое изделие. Я добился 20-сантиметрового факела довольно нетривиальным способом, на зависть конкурентам из соседнего отдела. Вообще вся электроника, включая радиоуправление и автоматический режим, были на моей совести.

В раскаленном салоне уазика уже минут двадцать не шутили, и потные лица только кивали наподобие систем балансировки стволов у современных танков, когда машина покачивалась на ухабах, и только Искра чуть улыбалась каким-то своим мыслям всегда смущенной улыбкой.

— Хоть бы у Жени опять колесо отвалилось, — с жалкой надеждой ощерил усы Виктор, — щас бы прогуляться…

В прошлый раз колесо катилось впереди нашего уазика, резво подпрыгивая, но удивительно ровно и целеустремленно, далеко по прямой как луч дороге. Хорошо, что в выходные здесь не ездили карьерные КрАЗы.

Стас с надеждой отвинтил колпачок дюаровского термоса. Его красная морда просияла тихой радостью.

— Есть еще немного!

Он перевернул сосуд между коленками, и из горла, окруженные паром, брызнули струйки жидкого кислорода, с шипением разбиваясь на полу, отскакивая и разлетаясь красивыми трассами. Облако райской прохлады пахнуло на наши лица.

— Анатолий Акимович, а давайте устроим экскурсию Николаю по племстанции? — сказал Стас интригующе.

Наш шеф, внешне похожий на благородного американского президента времен войн с индейцами, проблематично поднял бровь.

— Экскурсию?! — он фыркнул, — Я еще не забыл Марджопину жопу! — изрек он, с укором скосившись на меня.

Он не желал прощать путешествие на дальневосточную гору, в районе Магадана под названием Марджот, на которую, во время командировки, я уломал его сопровождать меня в самый разгар весеннего паводка.

— Вот вы ему и отмстите! — хохотнул Стас, снисходительно посматривая на меня.

Искра, отведя глаза, тихо потупилась, все еще не привыкнув к свободолюбивой выездной лексике. А ведь сколько раз уж ее отечески наставляли, что оторванных от дома и условностей мужчин, охваченных свободой, нужно прощать в мелочах и следует потакать их природной радости от соприкосновения с более естественной для них средой обитания. Хорошо хоть, что не курили. Курить рядом с жидким кислородом катастрофически возбранялось. Ну, да Искра итак очень даже хорошо умела не перечить мужчинам.

Или так посвежело от кислорода или мы уже привыкли, но путь перестал был томительным, и внезапно мы приехали. Мужики взяли по сосуду дюара в каждую руку, включая водителя Женю, который с особой опаской относился ко всему такому.

У ворот нас узнали в лицо, заулыбались и пронзительно взвизгнули автоматической железной дверью.

Это оказалось слишком для утонченного слуха шефа, у него повело лицо, но маску гордого представительства науки почти не нарушило.

— Тебе масленку подарить, Михалыч? — спросил он, саркастически блеснув зубом.

Стас неуклюже протиснулся, скрежетнув дюарами по железу и шеф, бессильно закатив глаза, прошел следом.

— Какую масленку! — Михалыч вяло отмахнулся, дожевывая, подался было от столика с миской крупно нарезанного лука рядом с залапаным стопарем, — Это ж сигнализация такая, если кто входить будет! А то забудешься на жаре…

— Ага, — кивнул шеф, — начальство у себя?

— Токо приехало.

Мы пошли по узкой, затененной густыми кронами вязов дорожке к одному из корпусов.

Чтобы не цеплять за кусты, каждый прижимал круглые сосуды перед собой, и те, свисая, позванивали при ходьбе. Походка при этом становилась пингвиньей, а внешнее впечатление многозначительным, учитывая, что направлялись мы в криптохранилище племенной станции. Замыкала нас нерешительно и даже как-то потеряно щуплая Искра.

Настежь распахнутая дверь приняла нас по очереди, шеф уверено зашагал по прохладному полумраку коридоров и, наконец, распахнул нам кабинет с огромной, чеканенной местным механизатором ломом, табличкой.

Хозяин в белом халате поднялся с грациозностью джина из бутылки из-за огромного стола и радушно просиял ровными рядами золотых зубов.

У шефа был всего один золотой зуб напоказ, но куда больше интеллекта, и он проявил свою мягкую, но изощренную дипломатичность, навесив несколько остроумно забавных фраз сразу на оба уха завстанцией и, точно выждав момент последействия, когда золотая пасть замкнулась тонкой похабной улыбочкой, без обиняков предложил залить нам термосы.

Однако гостеприимство требовало, и это висело в воздухе, не позволяя вот так сразу перейти к презренным делам.

— А смотри какую лисуху я вчера стрельнул прям на наших горках! — похвастался зав, гордо вытаскивая из ящика стола неказистую шкурку, — А ты, Акимыч, не охотник? Съездили бы. Тут чуть дальше по ущелкам и козла снять можно!

— О, нет! — шеф с болезненной улыбкой махнул рукой, — Я вот давно хочу найти гнездо орла, посмотреть, — он мечтательно, с ностальгической откровенностью приоткрыл свою душу, а мы стояли позади полукругом, поставив сосуды у ног.

— Оооо… тут орлы не водятся! — зав сердито шмыгнул носом и вдруг просиял:

— А пойдемте, покажу хозяйство!

— Да ты уже показывал!

— А я бы еще посмотрел! — жизнерадостно встрял Стас, — вот, у нас люди еще не видели!

Мы вошли в удивительно тихий компрессорный цех, где нам предстояло заливать кислород, но зав повел дальше. Его халат развевался и хлопал по лодыжкам.

— Кислород, азот, — он небрежно покрутил на ходу рукой, — гоним из воздуха, если кто еще не знает. Азот используем для сохранения спермы, ну а кислород отливаем Акимычу! — оглянувшись, он весело сверкнул золотом.

Мы едва поспевали за его стремительными шагами, но Искра не отставала, озираясь широко распахнутыми глазищами.

Мы вошли в просторную комнату со стеклянными шкафами как в больнице и странным каркасом из окрашенных белой эмалью металлических труб посредине.

— Вот место взятия! — зав резко остановился и оказался окруженным нами.

— Что-то совсем пусто сегодня! — заметил шеф, пожевав губу.

— Так вчера зарплату выдали, — зав беспечно махнул рукой. — Все равно завтра выходные, а к понедельнику деньги у них опять кончатся.

Водитель Женя сглотнул, беспокойно переступил и заложил руки за спину в позе покорного пациента буйного отделения. Шеф поднял бровь.

— Нет, Женя, — мягко, но решительно сказал он, — эта работа, право, не для вас!

— Хм, — Женя вызывающе, но обаятельно улыбнулся, — Что вы, Анатолий Акимович, вашей зарплаты хватает значительно дольше!

Зав понимающе кивнул и снова открыл рот.

— Так. Значит, основной технологический процесс извлечения спермы производителей проходит прямо здесь и прямо тут, — он показал пальцем на эмалированную стойку. Между прочим, за одну дозу за рубежом платят три тысячи долларов. А этой дозы хватает на качественное оплодотворение до десяти коров. По сравнению с естественным способом выигрыш, сами понимаете. Кроме того, дозы в азоте можно хранить и перевозить сколько угодно.

— А шкуры зачем тут валяются? — спросил Стас, тыкая пальцем в кучу, возвышающуюся рядом с трубной стойкой.

— А ты сам никогда не сдавал? — уставился на него зав, не мигая, и умело маскируя насмешку, — Есть такие анализы. Он перевел взгляд на остальных, но я с Виктором скромно промолчали.

— Я?! Нет! — содрогнулся Стас.

— Тогда можешь и не понять. В больнице, когда сдают такие анализы, предлагают смотреть всякие возбуждающие картинки, — он взглянул на Искру и остался доволен, — Сотрудницы поначалу, когда сюда устраиваются, стесняются и брезгуют. Это глупо. Вот ваша сотрудница понимает, что это глупо. К этому быстро привыкают.

Я мельком взглянул на Искру. Было ясно, что она просто находится в пассивном оцепенении.

— Сначала производителя готовят, обмывают теплой водой с дезинфицирующими добавками. Тут должна быть полная стерильность. Бык все понимает и настраивается. На каркас надевают коровью шкуру, производителя подводят сзади, а оператоша сидит уже там, внутри каркаса, готовая к взятию. Все отработано и технологично.

— Так зачем столько шкур? — настаивал Стас.

— Они же разные! — зав значительно промолчал. — Тут блондинки, брюнетки, рыженькие…

— А-а — понимающе протянул Стас, — но неужели бычару так просто обмануть?

— Нет, производитель знает, что это не корова, а станок. С живой коровой там целое поведение разыгрывается, а здесь — просто рефлекс. Но рефлекс, если точно знаешь, как его возбудить, — очень сильная штука! — зав назидательно поднял палец, — Одного производителя больше заводят черные шкуры, другого светлые. Все это записывается. Если при этом его еще подготовить обмыванием, то результат гарантирован. Это называется отработанная технология.

— Вот так человеком упрощается даже бычачья любовь! — поморщился шеф, в гордом достоинстве возвышаясь над людскими нелепостями, и по обыкновению став похожим на американского президента.

— Какая любовь? — недоуменно пожал плечами зав, — За рубежом доноры не только быки. Есть и люди. Тут все сводится к рефлексу.

— Да, — неожиданно согласился молчаливый обычно Виктор, — Можно подобрать идеальных родителей, можно создать идеальные условия. У каждого рефлекс срабатывает или на блондинку, или на рыженькую, а ему кажется, что это — любовь.

— О-о-о! — просиял шеф, плотоядно улыбнувшись, — да что там говорить! У человека, конечно, сложнее, чем у быка, он норовит, кроме любви еще и пользу заиметь, чтобы рыженькая ему и носки стирала и борщ варила.

— Любовь есть! — вдруг скромно молвила Искра с горячей убежденностью, которую подчеркнул неуловимый акцент, и под заинтригованными взглядами залилась румянцем.

С потяжелевшими дюарами мы проковыляли по узкой аллее, под визг закрывающихся ворот ввалились в уазик, и Женя бодро вырулил на карьеровскую трассу. Солнце так прожарило салон, что даже выплескивание кислорода не помогало.

Лихо взлетев на уступ карьера по серпантину, как и положено машине, окрашенной в армейский зелено-коричневый цвет, уазик замер как вкопанный, чуть ли не нависая над обрывом.

Мы повыскакивали под освежающие струи горного ветерка, на ходу сбрасывая футболки. Предупрежденная о таких особенностях командировки Искра, тоже стянула прилипшее к потному телу платье, оставшись в купальнике.

— Так, а наши причиндалы? — строго вопросил шеф и нахмурился.

— Забыли из-за жары в мастерскую заехать, елки! — Стас почесал репу на затылке, — Да щас мы с Женей смотаемся…

— Нет уж, теперь я сам! — шеф сердито хлопнул дверцей, и уазик укатил вниз.

Народ, припекаемый солнцем, утомленно переглянулся.

— Может на озеро успеем? — предложил Виктор.

— Да ну это болото, — отверг Стас, — Я всего неделю назад на Иссык-Куле был!

— А в пещере местной вы не бывали? — вопросил я с надеждой.

— Не люблю по норам лазить, — опять поморщился Стас и, подняв камень, метнул его вниз с уступа.

— Там красиво! — возразил я.

— И страшно, наверное, — поежилась Искра, — А пить мы взяли?

Виктор извлек из сумки и галантно протянул стеклянную бутылку. Искра припала к горлышку совсем по-детски, и Виктор добродушно улыбнулся.

Стас опять метнул камень. Тот как в замедленной съемке красиво ушел вниз, плавно отскочил от лоснящегося на солнце валуна и улетел за следующий уступ. Подоспел звук от удара и сухо отразился откуда-то сзади.

Вслед за Искрой мы прикончили лимонад, и Виктор замахнулся пустой бутылкой.

— Стой! — заорал я.

— М? — Виктор удивленно уставился на меня, — Экология?

— На фига просто так разбивать?! Давайте покидаем в цель!

— О! — Стас воспрянул, обретя смысл.

Кидание камней — обычное развлечение там, где они валяются под ногами в бесконечных количествах. Пацан, не умеющий кидать камни, просто не мыслится как пацан.

Я сбежал с крутого уступа, отошел подальше, выбрал подходящий остроконечный валун и установил на него бутылку. Хотя расстояние до бросающих было метров пятьдесят, но кидать вниз намного удобнее. Я поспешно вернулся, и мы начали выбирать метательные камни, что немаловажно.

— Давай, Николай, ты первый бросай три раза подряд! — заявил Стас снисходительно, — даю тебе фору.

Я понимающе усмехнулся: попасть на таком расстоянии бывает очень даже не просто, выбрал самый круглый снаряд, плавно размахнулся и метнул.

Камень поднялся в небо, не торопясь описал пологую дугу, траектория и цель соединялись все в большей вероятности пока бутылка не разлетелась широким фонтаном сверкнувших осколков.

— Ни фига себе!.. — проговорил Стас ошеломленно, и ненужные больше камни просыпались у него из рук.

Искра в восторге захлопала в ладоши.

Я и раньше замечал, что первый бросок у меня почему-то получается неизмеримо более удачным, чем последующие, чему еще раз получил подтверждение.

— Случайность! — скромно заявил я, в пароксизме самокритики. И глубоко задумался, как это часто со мной бывает в подобных ситуациях.

— Это не случайность! — с легким акцентом, который всегда у нее появлялся, когда она волновалась, сказала Искра.

— Да, и любовь бывает! — грубовато поддразнил ее уязвленный Стас.

Искра молча посмотрела на него скромным, никогда не перечащим мужчине взглядом и смущенно опустила глаза.

«Конечно, не случайность, Искра» — мысленно согласился я, — «Ведь камень обязательно упал бы куда-то, просто на том месте оказалась бутылка, но могло быть что-то другое. Не важно, что именно».

Отец Сергий

Настоятель женского монастыря отец Сергий бережно отсчитал триста рубликов Прасковьи Абрамовне и та, вне себя от счастья, побежала тратить нежданное в миру. Сахару, морковки и винца сухого, — шептала она, легко сбегая по крутым ступенькам и едва увернувшись от растопыренной пятерни монастырского блаженного по кличке Байкал, который опять не словчился ухватить ее за тонкую ножку. И хорошо, что не словчился, быть бы беде. А не его ли она отхаживала, когда тот тонул в ручье на заднем дворе, не в силах одолеть хмельной головой отяжелевший колпак с бубенчиками.

— Тварь неблагодарная! — обернувшись выдохнула Прасковья и высокой грудью налетела на долговязого привратника.

Тот как должное принял редкий дар божий в целомудренные объятия и вдохнул в себя воздух, чтобы чесночный дух не отвратил нежные ноздри. Прасковья забилась, в отчаянии молотя прижатыми руками и въехала-таки привратнику в подол его рясы, на грех попав прямо по массивному кресту, свисающему уж слишком низко.

Крепкие ручищи разжались, метнувшись вниз. Прасковья выскользнула, громко всхлипнув, сама сдернула наезженный засов с калитки и выбежала в мир, прижимая к губам сковырнутую кожицу на кулачке, в котором так и сжимала драгоценные рублики.

А рань была задубенная, даже собаки еще не вышли метить поутру углы и заборы, и лавки откроются лишь когда телеги заскрипят, везя свежее пиво из далекой околицы.

Прасковья нерешительно замедлилась, зябко поежилась, и когда засвиристел, затрясся в ее кармашке новенький нокия, с надеждой выхватила его и, откинув длинный локон, прижала к розовому ушку.

— Прасковушка, — прогудел добрый голос отца Сергия, — ты прихвати и мне чего скоромного.

— Ах, ладно, — Прасковья с досадою всплеснув руками, бросила в кармашек свое разочарование и подумалось ей с жалостью к себе, бедной овечке, что так мало бы ей нужно для счастья тихого, а и того не достается.

А в это время батюшка, схоронясь от глаз нескромных, обнажил из-под черной накидки свой потрепанный многодюймовый мониторчик и разогрел его для начала окаянным форумом безбожных хулителей.

— Ах, ну что за сукины дети! — не сдержась, воскликнул он баском, в сердцах хлопнув по холеному бедру, когда зачел то, чем ответили на его нравоправое мудромыслие.

Задумался отец Сергий недолго, осуровел миссией своей беззаветной, потыкал пальцем, творя слово гневное, невзирая на ошибки, подумал чуть с поднятой рукой и нажал-таки на кнопочку, проглотившую все куда-то. Потом вздохнул просветленно, узрев, что слово его опять стало последним и как бы окончательным. Чуть поморщился на свою подпись «Серый Волк» неуместно нелепую, но уж такие тут были правила.

Потом терпеливо дождался батюшка совсем иного форума, с другой крайности святого фронта, который грузился куда как медленнее. И хоть была это совсем уж другая крайность, но и здесь куролесили дети сукины, так же обидно задевающие. И даже шпильки похожи были, только мыслью другой отравленные. А водились тут всякие тантрики-мантрики-эзотерики и другие разные мракобесники, правду святую наперекосяк переиначивающие. И когда уже длань возмездия коснулась заветной отправной кнопочки, вдруг по полю синему побежали буковки со словом давно примелькавшим и ненавистным: error.

— Митька! — отец Сергий кликнул зычно так, что гул прокатился даже по далеким кельям.

Где ж этот сорванец оголтелый опять бегает? Может и ему выдать нокию? Но и минутки не минуло как в дверях, прытью молодой распахнутых, появилась голова взъерошенная.

— Звали батюшка?

— Поди сюда… Глянь, опять слово это гадкое…

Митька подошел, скривился в улыбочке своей презрительной, какую отец Сергий больше всего в этом дите недолюбливал, и покачал головой нравоучительно.

— Да стой ты!.. воскликнул батюшка запоздало, встрепенясь отчаянно, когда детский пальчик вдавил кнопку, все гасящую.

— Тут больше ничего другого не сделаешь, — посочувствовал Митька безжалостно, пожимая плечиками, — Опять, батюшка, ничего не записывали?

— Опять… — понурился отец Сергий виновато, — экую мысль загубил…

— Я же говорил вам, сначала в ворде набирайте… и комп совсем уж дохлый. Давайте новое железо купим, чего мучаетесь постоянно?

— А во сколько… железо это обойдется?

— Да всего баксов за пятьсот можно нормальный комп заиметь!

— Ох, ничего себе… — батюшка осекся, потом хмыкнул многозначительно, — подумать надо. Ладно, беги уж…

Делать нечего, действительно, к чему такие мучения, лишающие душевного спокойствия. И направился отец Сергий в монастырскую особую келью, где строгими рядами, как в арсенале части воинской, висели короба со щелями, на ремнях подвешенные. Какие на храм божий подать воспрашать предназначенные, какие на другие дела благоугодные. Посмотрел он внимательно. Только четырех коробов на месте не было. Безобразие. Разговелись совсем уж. Тут не только на комп не хватит, а и плоть не прокормишь всех дармоедов здесь приютившихся.

А Прасковья Абрамовна, коря себя, что впопыхах в такую рань выскочила, вспомнила про ночную лавку неподалеку и, от прохлады охватив себя ручками, заторопилась за угол. А оттуда навстречу уже первые собаки несутся радостно, прямо из-под ярких лучей встающего солнца. И как бы шумнее стало на улице. Еще бы! Такой крик неподалеку раздался, прямо из той самой лавки.

— Да пошла ты! Все! Больше здесь не работаешь!

Приостановилась Прасковья удивленно и даже про утреннюю свежесть забыла. Дверь лавки распахнулась, что-то там возилось еще некоторое время, а потом вылетела маленькая гибкая фигурка и еле на ногах устояла, пробежав несколько шагов прямо к Прасковье Абрамовне. Та вскинула руки и поддержала совсем еще девчонку с растрепавшимися длинными волосами.

— О, господи! Что же это происходит?

Девчонка рот раскрыла, чтобы отдышаться, потом глазами сверкнула от возмущения.

— Что происходит?!.. То происходит, что этот ублюдок меня выставил! Всего лишь за то, что не желала я делать то, что он от меня требовал!

— Ты правильно поступила, — вздохнула Прасковья тяжко, но с добротой материнской.

— Правильно?! А как я теперь жить буду?!

— А с кем ты живешь здесь?

Девчонка насупилась, задумавшись, посмотрела на незнакомку исподлобья, и, увидев строгое платье, чуть было не замкнулась в неуверенности, но несправедливость так рвалась наружу, что, выдохнув, она призналась:

— Да парень обманул. Приехала к нему сюда и вот, осталась… Теперь вы спросите, где мои родители?

— Теперь не спрошу. И мы с тобой примерно одного возраста, так что лучше на «ты».

— Одного возраста? — девчонка удивленно подняла глаза и чуть наклонила голову, — а ведь наверное! Ты такая строгая, что я подумала…

— Я не строгая, — улыбнулась Прасковья, — я из монастыря.

— Классно! — она даже глаза выпучила.

И тут опять засвиристело в кармашке и Прасковья, выдернув аппаратик, к уху его вскинула.

— Да лавки еще не открылись, батюшка!.. Да, конечно, никуда не буду… Да ладно уж, батюшка! — она опустила руку и улыбнулась девчонке ободряюще.

— Давай хоть познакомимся? Меня Прасковья зовут.

— А я — Алина. Неплохо у вас там, наверное, в монастыре, да?

Прасковья только улыбнулась.

— А что тебя твой батюшка за покупками послал?

— Я сама пошла, а он беспокоится!

— Классно! Пошли, купишь здесь все, что надо!

Схватила Алина Прасковью за руку и потащила к лавке. Застучала в закрытое стекло своим маленьким кулачком. Там мелькнула тень и раздалось глухо:

— Пошла отсюда!

— Да покупатель к тебе, козел!

И стекло отворилось.

— О, такого покупателя я с радостью обслужу, — ухмыльнулась морда широкая, — А вы, девушка, случайно работу не ищете? А то место у меня освободилось!

— Не про тебя эта девушка, козел! — заорала из-за спины Алина.

Купила Прасковья Абрамовна все, что хотела и задумалась, на Алину глядя.

— А не хотела бы ты пойти со мной, попробовать жить по-другому?

— Ты серьезно?!

— Конечно, серьезно! Я же вижу, что тебе не претит это.

— О, я бы с радостью!

И пошли они вместе, держась под руки.

Свернул в тугую трубочку Отец Сергий ровно пятьсот баксиков. Мыслью был он уже на новой высоте технической, и слово его оттуда грозило разить гласом оглушающим и даже собственное потрясало воображение. Ник сменить следует соответственно. Не Серый Волк, а уже Матерый Волчара — куда приличественнее. Старую же тачку, лохмут, железо эдакое, Митьке отдать справедливо будет. Смышленый пострелец ведь, а с годами мудрости наберется у своего батюшки и вот, преемник достойный сподвижнится в мире святую правду блюсти.

Такою вот добротой переполненный, отец Сергий хотел было Митьку кликнуть, как робко постучались в дверь скромной кельи дубовую с затейливым орнаментом. И вот заходят Прасковья с Алиной, уже ставшие подружками.

Видит Алина батюшку импозантного, локтем к компьютерному столику привалившегося, с глазами умом и добротой сияющими. Поздоровалась она тихо, но складно. Пока Прасковья уложила рядом сверток с выспрошенным скоромным, представилась. И Прасковья Абрамовна со всей ответственностью поддержала просьбу нехитрую.

А батюшке вдруг неудобно стало от запаха колбаски своей любимой чесночно-вяленой. И руку было поднял, чтобы поправить волосы свои густые и непослушные, но сам на себя осердился. Чего это он, задышал так неровно вдруг?!

— А в хоре ты петь не откажешься? — строго спросил он, подняв брови выразительно.

— Я хорошо пою, батюшка.

— Хм… а на кухонке нашей все мы по очереди…

— Я готовить умею много чего вкусного!

— М да… а живем мы скромно и тихо…

— Вот и я хотела бы так же.

— Хм… Ну, что ж, Прасковушка, искупать, переодеть бы надо сестру новую… и с богом…

— Спасибо, батюшка, — Алина улыбнулась чуть заметно, к двери поворачиваясь, и в глазах ее блеснула искорка, или это показалось только в странном волнении.

Оставшись один, отец Сергий прикрыл взор в молитве долгой самобичующей, пока не обрел привычное спокойствие.

А Алина с Прасковьей совсем сдружились и, как близняшки, обе в платья строгие одетые, весело болтали, сидя на постели в келье их теперь общей. Конечно, разговор у подружек был женский и интерес молодой. Стала Алина выспрашивать, а так ли тут все святость блюдут, и если да, то как природе противятся?

Давно отвыкла Прасковья молвить слово хитрое и прямо призналась, что позванивает ей изредка парень из недалека, когда жена его отлучается.

— Для того и монастырь, — вздохнула Прасковья назидательно, — чтоб праведности учиться. А как нам не грешить? Ведь ни ликом не святы, ни волей не крепки. Так всю жизнь и учимся страстям противиться. Эти-то грешки и замаливаем… Один только у нас здесь святой человек есть, — и выдержала эффектную паузу.

— Это кто же? — воскликнула Алина с нетерпением трепетным.

— Батюшка наш, отец Сергий. Святой он человек, — почти прошептала Прасковья с гордостью.

— Вот так безупречен?! Да неужели же ни разу, ни разу, ни капельки?..

— Ни разу! — вымолвила Прасковья Абрамовна с пламенем убежденности во взгляде торжествующем.

А железо не пятьсот, а в целых шестьсот двадцать баксиков вылилось. Это Митька какого-то апгрейту навыпрашивал. Но отец Сергий пребывал намного выше мирской мелочи. Он уже с других монастырей настоятелями списался по быстрой почте, и порешили они свой источник веры ваять: кольцо святых сайтов необыкновенное. А Митька уж как обрадовался такому доверию: ведь кроме него некому ваять-то.

Насмотреться не мог отец Сергий на чудо свое новое и мышку то и дело за попку подымал, а она оттуда лучиком ярко-красным деловито брызгала. Ох, и придумают же! теперь и коврика никакого для нее не надобно!

Забыл он про весь мир окружающий, пока в дверь дубовую не постучали осторожно. Вскинул он голову, слегка удивленно и пригласил войти баском раскатистым.

Смутился он слегка, узрев сестру новую: так к лицу ей шло платье строгое.

— Тебе чего…? — хотел он добавить: «дитя мое», но язык не послушался, и вышло грубовато как-то.

— Я за советом, батюшка. Не помешала вам?

— Не помешала. Говори, что надумала.

— Вот, хочу исправить жизнь свою бессмысленную, — улыбнулась Алина с печальной откровенностью, — найти правду истинную. Не наивно ли звучит такое?

— Желание твое очень похвально и вовсе оно не наивное.

— Спасибо вам. Я слышала, что нет здесь никого более достойного и праведного, чем вы, батюшка.

— Что ты! — воскликнул отец Сергий чуть не со смехом, но с невольной благодарностью, — Вот, сестра Евгения очень в науках церковных продвинута! Правда, пьет она больше потребного, — дополнил он чуть досадливо, — Или же брат Алексей из соседнего монастыря. Очень умом светел и какой необузданной энергией переполнен! Вот только несколько слабоват к женщинам…

— Вот видите… А большой ли это грех: любить ближнего?

— Напротив! Сказано: «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов.»

— Вот и я так же думаю! — расцвела радостью Алина, — Ведь сказано еще: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.»

Признаться, ей только вчера случайно запомнилось это в книжке, которую листала, скучая в лавке, и даже не знала она, к чему сказанное относится.

— Воистину! — воскликнул отец Сергий, — Так сказано в первом послании Иоанна!

И беседовали они еще долго, наслаждаясь взаимным пониманием и возрастающим доверием. Но все когда-то кончается. Показалось, что время как один миг промелькнуло и вот Алина уже благодарит и прощается.

Выпросила она позволение завтра опять прийти мудрость почерпнуть и вот, уже нет ее в келье, не журчит голос тихий, но приятный в мелодичности, нет ее наивной, но возвышенной беззаботности. А отец Сергий все сидит, не сдвигаясь, и смотрит куда-то вдаль сквозь стены кельи скромные, вышитой парчой обитые.

Кто бы знал, что бывают женщины молодые, но такой интуицией мудрые, перед которой во многом пасует мудрость опыта прожитого и знаний в книгах почерпнутых.

Только когда громко кукукнуло и на экране замигало новое средство святого общения, Митькой установленное, батюшка встрепенулся, в мир возвращаясь, торопливо ухватил мышь за попку и заинтриговано открыл послание от инкогнито: «Ты еще не был на www.sex.ru?!!»

Ну, что это еще за происки лукавого?!! Как же они его номер такой длинный прознали, безбожники? Или… это бес насмехается, учуяв слабость им проявленную…

— Митька!!!

А в девичьей келье подружки опять разговаривали.

— Вот не знала, что в монастырях такие чудеса случаются! — с колкой усмешкою заметила Прасковья Абрамовна, поглядывая с невольным уважением на подружку свою, невинно на кровати сидящую.

— Уж полгода как спор шел, кого же с собой батюшка возьмет в путешествие столь ответственное и значительное! И кого же?

— И кого же? — переспросила Алина, кротко ресницами хлопая.

— А сестру нашу новую! И в хоре ее голос звонкий первым солирует. И как только на кухонке ее черед выпадает, так дело для нее тотчас неотложное и приятное находится!

— Ох, Прасковья, неужели подружке завидуешь?

— Ну, что ты! Я радуюсь! Так скучно, до духоты, здесь жизнь застаивалась, а ты появилась… только немного страшно иногда становится.

— А что же страшного?

— Как подумаю, чем все может кончиться…

— Все новое — в чем-то страшным кажется, — вздохнула Алина, глянув на подругу с пониманием, но назидательно.

— Так-то так, — в ответ глянула Прасковья с сочувствием, — но батюшка наш — воистину святой человек. Новым увлечь его можно, но против веры своей он не уступит ни капельки. Не слепая я…

Посмотрела Алина на Прасковью Абрамовну внимательно и не увидела ни тени зависти или другого чувства недоброго. Улыбнулась она подружке своей родной, и бросились они друг другу в объятия.

— А вот завтра будет у нас тет-а-тет решающий, — прошептала Алина твердо и искренне.

Вскоре день отзвенел монастырским колоколом, а вечером хор пролил чудесные песни, души трогающие, и теплый ветер разнес их по свету. А как хорошо гулять было во дворике, где цветы высокие ароматом тонким опьяняли и людей, и больших ночных бабочек, которые в полумраке как эльфы сказочные парили над белыми венчиками, хоботки длинные в нектар погружая. Изредка голоса пронзительные, гортанные кошек, от любви с ума сходящих, вздрагивать прогуливающихся сестер заставляли. Петухи уже засыпали в курятнике, притомясь днем хлопотным, но дело свое сполна сделавши. Тишина все более разливалась благостным бархатом. И только в просторном хозяйственном загончике бараны бодались со стуком, то между собою, то просто в неистовстве по забору крепкому лбами, рогами увитыми, бацали.

И ночь прошла неспокойная, снами неуловимыми волнующая. Больше же всех в своей келье батюшка мучился, напрасно к молитвам уповая, что бессильны оказались вернуть спокойствие утраченное. А утро, не обещая ничего значительного, минуло буднично, заставляя сестер не выспавшихся зевать в хлопотах скучных.

После обеда, ничем не примечательного, после недолгого отдыха, Алина походкой своей плавной, стремительно к келье отца Сергия направилась, поеживаясь от взглядов колких, сестрами, невзначай проходивших, бросаемых.

Не стучалась она в дверь дубовую. Уж который раз в час этот сюда заходила, не спрашиваясь. И теперь батюшка встретил ее улыбкой, радость не скрывающей от ставшего привычным общения. Ему понравилось, когда Алина в приветствии молча взяла его руку в свою ладошку маленькую и улыбнулась глазами как другу верному. Подошла она близко, и глаза опустила в странном волнении, только блуждала улыбка на губах неуверенно.

— Как спалось нынче, батюшка?

— Не спокойно… Спасибо, Алинушка…

— Я в такой растерянности… — подняла она глаза свои бездонные, в которых безвозвратно тонул отец Сергий, ничего поделать не в силах.

— Что тревожит тебя, Алинушка?

— Вы мне снились нынче, батюшка…

Мир качнулся от слов незатейливых, но сумел отец Сергий удержать разум покидающий и не ответил тем же сестре, так в опоре нуждающейся.

— Ну, так что же тут такого тревожного? — вымолвил он с отеческой ласкою, — Я наставник твой духовный и давно уже мы…

— Вы же сами видите, батюшка! — прошептала Алина с болью страстною, — Видите, что с нами давно уже делается!

Она сжала его руку своей ладонью дрожащею, и в глазах ее блеснула слезинка непрошеная. Но, тряхнув головой так, что волосы длинные разлетелись широкими волнами, улыбнулась и с отчаянным откровением бросила:

— Мы же любим друг друга, батюшка!

И тут же в объятия к нему кинулась, в грудь лицом уткнувшись. Вдохнул отец Сергий запах ее волос, с ума сводящий, сомкнул веки накрепко и стиснул челюсти. Так прошло мгновение вечности, когда миры гибнут и новые рождаются. И когда снова взглянули они в глаза друг другу, то такая любовь и доверчивость на отца Сергия обрушилась, что всего остального не осталось во вселенной. И Алина, дернув на строгом платье завязочку, обнажила чудесные плечики и груди восхитительные.

Она предстала с такою беззащитной нежностью, что дыхание у отца Сергия перехватило, и он опомнился. Да как же может он втоптать в грех душу невинную? Но и обиду нанести смертельно болезненную по той же причине был он не в состоянии. Думал он вовсе не о своей душе, а о спасении этого ангела.

Метнулся к столику, на котором, рядом с новым компом, стоял фоторезак большой, старый, да ладный, в обрезке бумаг им используемый, сунул мизинец под гильотинку острую и хлопнул сверху другой ладонью со всего своего отчаяния.

Болью огненной отдалось почему-то где-то в шее и под ложечкой. Кровь не сразу брызнула, но вскоре струилась обильно, болью пульсируя.

Алина тихо ахнула:

— Что же вы, батюшка, такое наделали!

Подскочила к кровати, покрывало сдернула и одним движением полоску тонкой простыни оборвала длинную. Быстро и правильно усмирила кровь и обвязала рану. Умела, ко всему, она еще и врачевать неплохо.

— Нужно ехать в микрохирургию ближайшую! Палец приживить еще можно!

Но замотал упрямой головой отец Сергий. Хриплым баском вымолвил:

— Пусть это будет мне назиданием до конца жизни грешной. А нам сейчас молиться нужно истово.

Прасковья Абрамовна давно уж томилась под дверью дубовой, сомнениями непоправимости событий разрываемая. Звуки странные доносились изредка оттуда дубом толстым искаженные. Потом затихло все. И когда нестерпимо стало ожидание, и ощущение творящейся неизбежности участило дыхание, рванула она ручку медную и вошла в келью решительно.

Кровать была вся перевернута, а простынь усеяна кровавыми пятнами. Батюшка же и Алина молились оба сосредоточено, на полу рядком коленями вставши.

Увидала Алина подругу, посмотрела вызывающе и вдруг засмеялась неудержимо, звонко и захлебываясь.

Женщина с неба

В офисе становилось невыносимо. Интернет был жестко ограничен из соображений безопасности, почта контролировалась, CD-приводы и USB-гнезда повытаскивали из всех компов, чтобы никто не смог копировать нафиг никому не нужную корпоративную информацию. Иногда курсор сам собой ходил по монитору вслед за бдительными действиями удаленного админа. Хоть бы платили нормально.

Сергей невозмутимо выслушал шефа, удовлетворенный запасом прочности своей психологической брони и пообещал сделать все, что можно. Вернувшись к устройству для перекачки его мозгов в программный код, увидел на мониторе сообщение всего о двух ошибках в результате компиляции. Но почему-то даже это опечалило его, и вдруг возникло сильнейшее предчувствие, что так жизнь продолжаться не может.

К концу работы как всегда хотелось домой и сегодня все продолжало происходить по давно приевшемуся порядку. Сергей отшагал несколько остановок, не желая делить жаркий летний воздух с потными пассажирами.

Вот его дом, окруженный грязными киосками, ободранная штукатурка, пара пьяных рабочих вяло что-то мажущих с краю, изнывающие на жаре деревья с обвисшей листвой вдоль потрескавшегося тротуара, которые уже не надеялись ни на дождь, ни на воду в арыке.

В детстве Сергей любил лето. Даже не потому, что были каникулы. Просто летом все росло и радовалось, было навалом фруктов, по вечерам с друзьями они ползали с фонариками среди высокой травы и гонялись за жуками и бабочками. За пойманных насекомых в сельхозинституте расплачивались конфетами.

Сергей свернул к подъездам. Навстречу шла молодая соседка с подружками, все круто прикинутые. Конечно, они занимали всю ширину дорожки и не собирались расступаться. Сергея обдало легким смущением, и он остановился, чтобы стихия сама обогнула его.

— Привет, — снисходительно процедила соседка, чуть скривив в усмешке губки. На него пахнуло смесью духов и пива, кто-то, проходя, чуть пихнул его бедром, и позади раздалось нервное ржанье. И было в этом смехе такое, что Сергей понял — им, в общем-то, хреново, несмотря на то, что их папики отстегивали сколько надо. Что они мечтают, чтобы жизнь изменилась, чтобы появилось нечто, хотя бы чуть интереснее обычного пофигиста, и чтобы оно увело в новый мир.

Стало немного обидно, что сам он, в принципе, был неплохим парнем, но доказать это любой из этих девчонок практически не может, не выглядя придурком. И он давно понял, что от собственных способностей мало что зависит, а все больше определяет какой-то непонятный вселенский расклад удачи. Поэтому он сам стал умеренным пофигистом. Осталось только острое чувство несправедливости, что в его мире все возвышенное выглядит нелепым и неуместным.

Из уличной жары он нырнул в пахнущий плесенью подъезд, ослеп в полумраке и уткнулся в податливое колышущееся тело.

— Господи, Сер-р-рж! — вместе с сиплым голосом невыносимо запахло луком.

— Ох! Извините, Тамара Николаевна…

— Да ладно. Вечно тут меня бодают… Дома надоест — выхожу. Так вот вечно туда — сюда.

Все знали, что одним из любимых дел этой давно пребывающей в одиночестве дамы был ненавязчивый визуальный учет корреспонденции соседей. Просто чтобы хоть как-то чувствовать, кто чем живет.

Думая об этом, Сергей споткнулся о первую ступеньку, но вовремя скоординировался и неторопливо зашагал на второй этаж.

С тех пор как он развелся с женой после семи лет пустого сосуществования, оставил ей квартиру и переехал к матери, ему в жизни больше не везло. Но, казалось, что не везло не только ему, но и всем окружающим. У всех было что-то не так. Постоянно созревали дурацкие проблемы. А весь остальной, благополучный мир, похоже, только с брезгливой иронией посматривал на это.

По вечерам женщины боялись выходить из дому. Они настойчиво утверждали, что в полной темноте из непроходимых зарослей сирени им является совершенно голый мужчина, шурша газеткой у бедер. Мужья как-то даже устроили облаву, уговорив хорошенькую Татьяну Анатольевну побыть приманкой, но дикий человек оказался хитрее.

Сергей знал многих, кто пытался заработать, делая что-то своими руками. Он сам пытался бизнесменить. Но все подобные начинания кончались глухим крахом, и поэтому никто больше ничего не хотел. Люди в этом небольшом городе изо всех сил старались не быть лохами, и те, у кого еще что-то оставалось светлое в душе, никогда это никому не показывали. Красота изредка проявлялась во внешнем: ну, случался иногда прекрасный закат, веселый летний ливень с радугой или белая точка военного самолета чертила в утренней голубизне длинные узоры, когда воякам удавалось достать горючку, чтобы совсем не разучиться летать.

Сергей не жаловался, вообще не пытался облечь в колкие слова убогие понятия окружающей жизни. Он считал, что если тебе так повезло, что ты родился на помойке, то у тебя есть, по крайней мере, два выхода. Или найти место, где жизнь не так грязна или по мере возможности избавиться от грязи хотя бы вокруг себя. Ему в какой-то мере удавалось реализовать обе эти возможности. Он не поддерживал отношений с грязными людьми, и поэтому у него не было настоящих друзей. И ему повезло, что рядом с городом были высокие, по-настоящему красивые горы, куда можно было уйти и забыть о городе, что часто и делал Сергей с такими же экстремалами.

Сунув ключ в расшатанный замок, Сергей начал подбирать нужный наклон, думая, что надо бы сменить, наконец-то это барахло, но сначала придется найти где-то замок точно такого же типа, чтобы подошел к уже сделанным в двери дыркам.

И тут на его плечо легла тяжелая, влажная ладонь и в шею пахнуло горячим смрадом. Мелькнула мысль о диком человеке, который сейчас начнет просить на флакон обезболивающего. Как всегда, в подобных случаях Сергей не мог сразу сообразить, как лучше поступить. Вот потом, при мысленном разборе ситуации он легко находил верное и эффективное решение.

Он чуть передернул плечом, сбрасывая лапу, независимо повернулся, хмуро поднимая глаза и оцепенел. Сначала показалось, что на него скалится безгубыми костями раздавленное грузовиком лицо, но оно было огромно в ореоле слипшейся оранжевой шерсти, клыки торчали вниз до жуткого бородавчатого подбородка, и оно сверлило его злобным фасеточным взглядом. От него исходила подавляющая аура несомненного правдоподобия, и мир потеснился, принимая в себя такую невозможную реальность. Но холодеющее сознание не успевало, и когда, прямо из ничем не прикрытого полупрозрачного туловища с голубовато-желтыми внутренностями, протянулись несколько лоснящихся гибких макаронин, дрожащих как у алкоголика, Сергей смог только подумать, а что будет, если сейчас выйдет мама. Потом что-то укололо его в бок, и он одеревенел, привалившись спиной к двери. Длинный раздвоенный язык красной молнией щелкнул по лицу, до краев наполнив мерзким чувством, все нелепо задергалось вокруг, меняя очертания. Его мощно повлекло куда-то, от чего сжались внутренности и перехватило горло. Вокруг бормотали и шуршали голоса, стало нестерпимо томительно и душно так, что в пору было смириться со смертью. Всколыхнулось последнее, отчаянное озарение мысли, и он умер.

Потом он очнулся и вспомнил все, еще не успев открыть глаза. Но это было далеко и давно. Он открыл глаза и вместо белой постели в больничной палате увидел беспорядочно мелькающие цветные пятна и полосы. Мучительно долго все увиденное собиралось в образы, и этот процесс походил на безумие. Потом он понял, что смотрит на мерцающую рябь воды прямо у его лица.

Он лежал на боку, на каком-то упругом темно-зеленом матраце. Чуть пошевелившись, он сообразил, что этот матрац плавает в воде. Он плюнул и некоторое время смотрел, как расходится пятно.

Сергей осторожно, чтобы не свалиться в воду, привстал. Матрац оказался огромным листом кувшинки, местами запачканным птичьим пометом. Совсем рядом над водой распустил прекрасные лепестки белый цветок, величиной с большой кочан капусты. Сергей скосил взгляд и убедился, что он по-прежнему не лягушка. Лист видимо распирали какие-то газы, и он легко выдерживал вес Сергея.

В голове было пусто. Мысли как бы испуганно попрятались, не находя достаточной опоры в реальности.

Он находился почти в самом центре тихого, сказочно прекрасного озера, на поверхности которого плавали такие же листья. Не близкий берег резко очерчивался полосой неправдоподобно золотистого песка, за которым протянулся ровный ковер зелени до стены густого леса, чуть призрачного в солнечной дымке.

С левого края леса в небо упиралась грандиозная цепь снежных гор. Куда же его занесло?

Он поднял глаза к голубому далекому небу с веселыми барашками облаков и, уже готовый к любым чудесам, все же обомлел, увидев летящего дракона. На таком расстоянии отчетливо различались три головы на длинных шеях, великолепные перепончатые крылья и позорно короткий поросячий хвост. Его психика подвергалась серьезному испытанию, но удивительная четкость восприятия и ясность в голове не давали никакого повода сомневаться в увиденном… Все же в качестве традиционной окончательной проверки Сергей с размаху врезал себе по лбу ладонью. Нет, так сниться не может.

Этот его жест вызвал чей-то хрустальный веселый смех позади. Такого чистого и приятного смеха Сергей никогда в жизни не слышал. Он осторожно привстал еще больше и повернулся в другую сторону.

Девушка показалась ему довольно странной. Она стояла на четвереньках на соседнем матраце и смеялась так, как будто ей было больно. Одетая в белое полупрозрачное платье сказочной принцессы, с невесомыми, как струи дыма, локонами волос, она удивляла необычными чертами бледного лица. Несмотря на смех, это лицо казалось мало выразительным, может быть, из-за маленького носа и рта, и только огромные глаза казались живыми, и они приковывали все внимание. Какая-то совершенно незнакомая раса. Возможно, ее занесло сюда так же, как и его.

Ее длинные ноги были босыми. Принцесса на четвереньках не вызывала рыцарских чувств.

— Привет! — кивнул он. Она перестала смеяться и просто улыбалась. Вот он, языковый барьер. Неужели ей пофиг, что она оказалась на середине озера?

— Чего уставилась? — добродушно спросил Сергей, — Сидим тут на листочках как дураки…

— Это чтобы ты сразу не убежал, — неожиданно опрокинула языковый барьер принцесса непривычным, непередаваемо певучим голосом и, смело встав во весь рост, изящно покрутила пальчиком вокруг листа, на котором сидел Сергей. Тот порозовел от неловкости за свою грубость. Склонность краснеть всегда отравляла ему жизнь.

Другая раса и отличное знание его языка. Так, похоже — она здесь хозяйка положения. Сергей вдруг осознал свою зависимость именно от этого существа. Ну, понятно, значит — инопланетяне. А он тут для какого-то эксперимента.

— Что все это значит? -спросил он наконец.

— Ты у меня в гостях. Ты мне нужен. И здорово, что не теряешь голову.

Это точно не было телепатией. Она просто отлично знала язык и, выходит, знала и соответствующую культуру. Вот же, повезло — это произошло с ним. Или не повезло?

— Это какой-то эксперимент?

— Можно и так сказать… — она не договорила потому, что лист под Сергеем сильно качнулся, он взмахнул руками и чуть не свалился в воду.

— А это еще что!? — крикнул он, разглядев большое хвостатое тело, промелькнувшее в воде, — Тут акулы водятся?

Девушка снова весело и не обидно рассмеялась, — Акулы не водятся, зато навалом русалок. Есть еще водяной, но он такой болван!

Лексикон у нее достаточно свободный. После очередного рывка листа из-под ног, раздался слабый хлопок, и у края весело запузырился выходящий воздух. Лист стал убедительно проседать.

— Что ты теперь будешь делать?! — с живейшим интересом увлеченного исследователя воскликнула девушка, и Сергей остро ощутил несправедливость ситуации. Он затравленно огляделся. Вода намочила штаны, и тут, некстати, подступил давнишний, еще земной, голод, потому как ужин так и остался на Земле не съеденным. А голодный он был склонен к поспешным решениям.

— Умная крыса будет искать выход из лабиринта! — довольно зло крикнул он, рванул рубашку, быстро избавился от ботинок и брюк и, тоскливо прицелившись, перевалился через край листа. Прохладная вода приняла его тело, и он неторопливо поплыл к ближайшему берегу мимо листа с серьезно озадаченной исследовательницей.

— Куда же ты? — в ее голосе послышалось отчаяние.

— Крыса вырвалась на свободу! — выкрикнул он между размашистыми гребками.

— Пожалуйста, не надо! — ее голос чуть обломился.

Черт… Может она не умеет плавать? Сергей выдохнул в воду ругательство и повернул назад. Он схватился за край ее листа. По внешнему виду девушки ему трудно было определить, насколько искренни были ее переживания, но в глазах стояли слезы, и он смутился.

— Прости, — он помолчал, — что с тобой?

— Я не сдержалась… — она смахнула рукой слезы, — но стало так обидно, когда ты покинул меня. Ты не понимаешь…

— Да, я ничего не понимаю. И я хочу есть. А когда я голоден, я плохо соображаю.

— О, я накормлю тебя, залезай!

Сергей как ледокол подмял под себя лист, но вползти на него никак не удавалось. Лист неожиданно вывернулся, встал вертикально и мягко хлопнул его по голове. Вынырнув, он обалдело уставился на девушку. Та стояла в забрызганном и обвисшем платье прямо на поверхности воды, отряхиваясь руками. Сергей рывком вспрыгнул на лист и, поправив сползшие от рывка из воды трусы, уселся на скрещенные ноги, вызывая состояние полного самоконтроля. Первое, что он осознал на посвежевшую от купания голову — что застрял здесь далеко не на пять минут, но это ему чем-то очень нравится. Однако, он был готов не поддаваться никакой жалости. Девушка шагнула к нему и грациозно опустилась на колени, оказавшись вровень с ним. Они выжидающе посмотрели друг другу в глаза, и Сергей вдруг понял, как легко можно в них утонуть.

— Ты такой неуклюжий…

— Я есть хочу…

— Вот… — она сложила тонкие ладони и поднесла к нему. Они были полны густой алой жидкости. Сергей наклонился и понюхал. Аппетитно пахло ароматной свежестью. Видимо он уколол ее своей отросшей за день щетиной — она слегка вздрогнула. Несколько капель пролилось на мокрое платье, растекаясь широкими пятнами. Он осторожно взял ее руки в свои, изумляясь гибкости длинных пальцев, и, пригубив, жадно выпил все несколькими глотками. Пикантный, солоноватый напиток вливался в жилы горячей бодрящей струей.

— Чьей кровью ты меня напоила?

— Своей, — она улыбалась одними глазами.

— Вот уж не поймешь, когда ты шутишь!

— Поверь, я желаю тебе только добра, — в ее взгляде Сергею показалась чуть фанатичная искренность. Он растерялся.

— Если бы ты согласился погостить у меня немного… Это так важно.

— Но ты мне еще ничего не рассказала… Как тебя зовут?

— О.., назови меня сам, как тебе нравится, Сережа! — предложила она.

Рядом громко булькнуло, всплеснулось как от вынырнувшего бочонка, и раздался скрипучий голос.

— Тоже мне, Сер-р-режа! — передразнил он, — Разве ж настоящего мужика так зовут?

Сергей повернулся и увидел одутловатого старикана в огромных красных трусах в горошек, бревном покачивающегося на спине. Круглый живот целиком торчал над водой, а выцветшая зеленая борода далеко расплылась вокруг губастой и щекастой морды, моргающей маленькими глазками из-под косматых бровей.

— Не будь дураком, назови ее Авдотьей! — посоветовал старикан.

— Это и есть тот болван — водяной, — с улыбкой вздохнула девушка, — Если будет слишком надоедать, просто надавай ему по шее!

— Не слушай бабу, своим умом жить надо! — в сердцах прикрикнул водяной.

Вокруг поверхность воды закипела от множества всплывающих хвостатых тел. Стало шумно.

— Опять сбежал!

— Да опять ее учуял, извращенец!

— Эй, а ну давай на дно!

Суетливые русалки, сверкая чешуей, бесцеремонно подхватили вяло отбивающегося старикана и потащили в глубину. Лист сильно закачался. Чтобы удержаться Сергей низко наклонился, ухватившись руками за скользкие края так, что его рука оказалась на бедре девушки. Прямо перед его лицом вынырнула русалка, призывно подмигнула обоими глазами, извернулась и, смачно влепив ему кончиком хвоста в лоб, ушла в глубину.

— Ой! — жалобно вскрикнула снова облитая девушка.

Сергей запоздало выпрямился.

— Как оживленно здесь! — сказал он, потирая лоб, — А на берег попасть реально? Ты, естественно, пойдешь по волнам, а я как-нибудь своим ходом.

— Да, лучше выбираться отсюда, Сережа! — девушка встала, брезгливо поправила замоченное, в красных пятнах и ставшее почти совсем прозрачным платье и взяла его за руку. Лист моментально ушел из-под ног с резким ощущением падения в бездну. Как он сидел на скрещенных ногах, так и оказался в воздухе, невесомый, а девушка явно забавлялась, поворачивая его из стороны в сторону, как воздушный шарик. «А как же инерционная масса?» — возникла протестующая мысль. Он вытянул ноги, чтобы выглядеть приличнее.

— Тешишься своим могуществом? — смог, наконец, он произнести хоть что-то.

— Даю привыкнуть. Хорошо, теперь — сам! — девушка осторожно поставила его на воду.

Устоять оказалось почти невозможно. Малейшее усилие сбивало с ног невесомое тело на ужасно скользкой воде. Давящаяся смехом девушка все же помогла ему прочувствовать новые законы равновесия и сделать первые шаги. Но от всего этого начало выворачивать желудок.

— Сережа, ты чего стал такой бледный?

— Сейчас меня стошнит, — признался он, едва шевеля губами.

Она наклонилась к его шее и слегка прикусила. Как ни странно, это сразу помогло.

— Спасибо, доктор! — выдохнул он и мелкими шажками засеменил к берегу.

— Держись за меня!

Но просто держаться за руку оказалось недостаточно. Иногда он соскальзывал и проворачивался на ее руке как пропеллер. Тогда девушка подхватила его и быстро понесла в горизонтальном положении.

— Господи! Почему бы нам просто не взлететь? — изнывал Сергей, подрыгивая ногами, — Ты же наверняка летать умеешь? А? Умеешь ведь?

— Не брыкайся, мне неудобно! Уже выходим.

Наконец он был поставлен на песок и с удовольствием вдавил его обретенной тяжестью.

— И долго ты тренировалась, пока не научилась так здорово ходить по воде?

— Я всегда любила танцевать на воде. Это как у вас кататься на льду.

— О, покажи мне когда-нибудь!

— Конечно, если ты погостишь у меня!

— Хорошо, особенно если ты прояснишь мне про все это. Какой чудесный пляж и солнце! — его настроение стремительно улучшалось, и он уже точно не хотел, чтобы этот рай вдруг закрылся для него. Он прыгнул на золотящиеся россыпи неземного песка и, перевернувшись на спину, в упоении раскинул руки, прикрыв глаза от яркого солнца.

— Если честно, то я заранее почти на все согласен, — тихо проговорил он, — мне здесь нравится.

— Прекрасно. Тогда, может быть, сразу и начнем?

— Что начнем? — Сергей сфокусировал один глаз.

— Делать жизнь, — она неопределенно повела рукой, явно волнуясь.

— Что!? — он удивленно привстал на локтях.

— Я, конечно, предпочла бы, чтобы ты ничего не знал, тогда бы все получилось более непринужденно, — она принялась стягивать нелепое мокрое платье с кровавыми пятнами.

— Вот так сразу!? — ошеломленно замотал головой Сергей, не в силах отвести взгляд.

Если ее лицо не особенно привлекало внимание, то фигурка у нее была просто фантастической. Примерно так рисуют в мультфильмах прекрасных инопланетянок.

Она озадачено посмотрела на него, с неожиданной сноровкой выжимая воду из платья на песок.

— А…, базовая реакция! — она покачала головой, — Ты не правильно понял, потому, что не выслушал объяснения. Пойдем, тут недалеко есть подходящее место, где мне проще будет все рассказать.

Она забросила платье на плечо и, не оглядываясь, направилась к лесу. Обалдеть.

«Выкинь из головы, казел!» — приказал себе Сергей.

Привычным усилием воли он переключил эмоциональный настрой, резко поднялся и стряхнул прилипший песок. Как только он ступил на траву, босые ступни начали накалываться на что-то. Он сразу не смог вспомнить, когда в последний раз ходил босиком по траве. Девушка шла свободно и не оборачивалась.

— Постой! — крикнул он вслед, — Я, кажется, придумал для тебя имя!

Она остановилась, поджидая, пока он, выгибаясь и шипя от уколов, не приблизился. Они пошли рядом.

— Как ты здесь так спокойно ходишь босиком?

— Привыкла.

— Можно я буду звать тебя Аделией де Педро дона Лолита…

— Ого…, кажется, это ты попробовал пошутить! Может быть сможешь выговорить мое настоящее, — она пропела слово, не оставившее в голове ничего, кроме переливчатого звона. С четвертой попытки он уловил звукосочетание и, еще немного помучившись, они сошлись на компромиссном — Бьянзли.

Они подошли к опушке леса, состоящего из невысоких, но мощных деревьев с бочкообразными стволами, покрытыми крупной чешуей как гигантские ананасы. Их прямые пальмообразные ветви густо переплетались наверху, из них выглядывали разноцветные плоды и с веток на ветки прыгали какие-то мелкие мохнатые твари. Громко орали птицы, иногда заглушаемые короткими звериными вскриками. Рай до приторности.

Бъянзли приподняла руку, что-то блеснуло с ее пальцев, и впереди воздух загустел переливающимся маревом.

— Пойдем! — она шагнула вперед и исчезла.

Сергей чуть помедлил, коротко выдохнул и нырнул в неизвестность.

Лес пропал. В нежно-розовых сумерках, как в куполообразной палатке, неизвестно на чем с кошачьей непринужденностью расположилась Бьянзли, уже в тонкой матово лоснящейся черной коже, плотно обтягивающий ее.

— Привет! — она улыбнулась, — Это — мой дом!

Сергей невольно озирался, привыкая. По всей розовой глубине мерцали чуть заметные искорки и блики, никак не собирающиеся во что-то для него осмысленное, а вместо шума леса в бархатистой тишине едва слышались, казалось бы, хаотические звуки, самые разные и неожиданные. Все это явно как-то воздействовало на настроение, настраивая на домашний уют.

— Нравится?

— Непривычно…

— Садись!

Сергей обернулся, примериваясь.

— Просто садись куда хочешь, не бойся!

После секундного колебания Сергей преодолел естественный протест организма и канул спиной назад. Он был принят мягкими объятиями чего-то.

— Мой дом вне хронотопа этой планеты, и сколько бы мы ни разговаривали, на планете не пройдет и мгновения.

Это сообщение само по себе выбивало из равновесия. Чтобы как-то оставаться самим собой он спросил:

— Это ничего, что я тут в мокрых трусах?

— Ах, да, сама-то я переоделась, — она на секунду замялась, — но, знаешь, одежду тебе лучше выберем в зависимости от результатов нашего разговора.

Как-то слишком дипломатично…

— Если хочешь общаться со мной в таком виде — пожалуйста, — пожал плечами Сергей, — Скажи только, — он помолчал вспоминая, — что это за жуткая тварь была, ну, еще там, у моей квартиры?

— На Земле? А как это выглядело?

— Ты не знаешь? Это было очень мерзко. Такое полупрозрачное тело с щупальцами, клыками и рыжей шерстью вокруг морды… Язык длинный как у хамелеона. Меня, гад, лизнул, бррр… Намного приятнее было бы видеть тебя вместо него.

— Кто-то из наблюдателей околоземной системы разума или даже био-синтетический организм — биосинт. Это из-за всяких формальностей, связанных с перемещением неадаптированных разумных существ. Прости за неприятные переживания, — она мило пожала плечами, — Я, конечно, могла бы начать являться тебе во сне, — она интригующе округлила глаза, — или устроить переписку через ваш интернет, но по некоторым причинам все это не подходило. Кстати, я ведь даже не знаю, где находится эта твоя Земля.

— Да ну!.. Очень оптимистично! Хоть какой-то код центурии или чего там ты же знаешь?

— Ты когда лазишь по инету, разве знаешь где расположен тот или иной сайт?

— Хм. Ну, очень надеюсь, ты не потеряла адрес моей Земли…

Она ласково улыбнулась как ребенку, — не переживай, Сережа, как тебя вытащили, так и вернут.

— Ох, не хотелось бы, чтобы прямо так же…

Она наклонилась, обдав его тонкой свежестью своих волос, и провела рукой в пространстве между ними. Там повисла небольшая серебристая поверхность с двумя розовыми шарами на ней, размером с яблоко.

Сейчас будет объяснять космологию, — приготовился Сергей.

Она взяла один и поднесла ко рту на мгновение.

— Попробуй, это должно тебе понравится.

Сергей повертел свой шар, не понимая, что нужно делать.

— Просто всосись в него с боку, — она неторопливо снова коснулась губами своего шара.

Сергей попробовал. Это было так, как если бы часть оболочки вдруг становилась податливой как жвачка и легко прорывалась, отдавая порцию ароматного сока. Казалось, что он содержит не один какой-то вкус, а множество и хотелось с жадностью выпить его как можно больше.

— Классно как…, мне нравится, — Сергей довольно улыбнулся, крутя в руках уменьшившийся шарик.

Бьянзли стала серьезной.

— Я не смогу тебе объяснить так, чтобы ты все до конца понял потому, что тут очень важна твоя неискушенность в этих вопросах. В общем, здесь предполагается, как я надеюсь, — она многозначительно посмотрела на него, — моя постановка жизни… Ох, я волнуюсь… — она коротко вздохнула, — понимаешь, только ты и я на этой планете… Зачем это нужно? Скажу только, что от этого зависит моя жизнь.

— Круто, — только и вымолвил напрягшийся Сергей. Пауза затягивалась.

— А эти все сказочные существа?

— Все на этой части планете заранее подготовлено, и эти существа — тоже. Это — биосинты, живые структуры с жестко заданным стилем поведения. Некоторые вполне добродушны, а другие очень даже наоборот. Они синтезированы уже во взрослом состоянии, но воображают, что всю жизнь жили здесь. Это — их родной дом. Но птицы и звери в лесу — настоящие природные.

— А что с ними будет потом?

— Они так и останутся жить здесь.

— Но если есть агрессивные существа, значит, кто-то может и погибнуть?

— Да, может.

— Хм, как реалистично… Целая планета предназначена для какой-то твоей постановки. При этом могут погибнуть некоторые ее невинные персонажи. Правильно?

— Внешне правильно. Но это не то же самое как ваша охота на диких зверей на Земле, которая нужна только для удовольствия. У нас это — необходимость. Иначе наша раса исчезнет. Наше становление требует очень много усилий. Вот у вас дети развиваются годами, хотя у более простых животных все намного быстрее. Прости, я не могу объяснить тебе подробнее.

— Да, действительно… Ты тоже прости, за мои глупые для тебя замечания…

— О, Сережа, сам ты ведь не из породы охотников и тебе действительно кажется это несправедливым.

— Мы, конечно, тоже можем попасть в чьи-то когти?

— Не беспокойся за себя. Ты будешь под контролем аварийного извлекателя.

— Надеюсь и ты тоже?

— А вот мне уж как повезет…

— Жестоко как… — Сергей видел, что Бьянзли далеко не так спокойна, как пытается выглядеть. Стоило только взглянуть в ее огромные глаза. А это он себе позволял не часто, ощущая каждый раз непонятное волнение. Он не готов был тонуть в этом неземном обаянии как глупый пацан.

— Природа не знает такого понятия как жестокость. Любой вид жизни имеет право на существование, право на свой шанс доказать свои преимущества. Каким бы ужасным он тебе ни казался. С его точки зрения ужасным кажешься ты. Кто окажется на финише и с кем в балансе жизни, созданном творчески мной, решит то, что со мной будет…

— Что-то вроде наших вылазок на выживание… Сколько времени все это продлится?

— Не больше девяти дней.

Сергей прикинул. Девять дней заботы об этой странной женщине. Разве он не мечтал с детства о подобном приключении?

— В принципе я согласен, но, знаешь, Бьянзли, если я не выйду на работу, меня просто уволят, а найти другую у нас — очень непросто.

Слегка возмутилась совесть, но Сергей одним волевым пинком загнал ее обратно в дебри подсознания.

— О, твое материальное благополучие больше не будет тебя заботить.

— И еще мама. Она с ума может сойти от беспокойства за такой срок.

— Маме ты сейчас напишешь записку.

— И ее передаст та симпатяга с клыками?

— Сережа, — Бьянзли иронически улыбнулась, — с этой проблемой мы справимся сами, — она чуть приподняла руку, и маленькая зеленая искра слетела с нее, оставив в воздухе светлый лоскут с неровными краями и короткую палочку.

— Вот, пиши прямо на этом.

Сергей покрутил в пальцах палочку, как ребенок измазался светящейся краской и начал писать багрово полыхающими буквами: «Мама! Извини за беспокойство, но мне пришлось срочно поехать в другой город начет новой хорошей работы. Так что, если позвонит шеф, предложи ему поискать другого козла в свой загон. Буду через пару недель. Не волнуйся, Сергей.»

— Готово, — сказал он и лоскут исчез, — что это у тебя сверкает каждый раз на руке?

Бьянзли показала тонкое золотистое кольцо на среднем пальце.

— По-вашему терминал пользователя. Для связи с инфосетью моей системы разума. С ним я могу очень многое.

— Волшебное колечко?

Она улыбнулась, потом вздохнула.

— Вот только я сниму его перед тем как начать жизнь здесь.

— Чтобы без поддавков, — понимающе кивнул Сергей.

— Точно.

— Слушай, ты так хорошо говоришь на моем языке! Долго пришлось изучать наш мир?

— С этим особых проблем не возникает. С мозгом кое-что делается, — она неопределенно помахала пальчиками, — организуется примерно то, что помогает детям так быстро все воспринимать. Что-то вроде критического периода развития.

— Какая-то хирургическая операция?

— Только ничего нигде не разрезается! — она усмехнулась, — Через внепространство имплантируются нервные ткани в период их созревания. И у нас все происходит гораздо эффективнее, чем в природе у детей.

— Да, как нам далеко до вас…

— Совсем не так далеко, как тебе кажется. А твоим миром я давно заинтересовалась. И именно твоей страной. Там есть необычно отзывчивые люди, готовые изменить свой мир.

— Скорее изменить своему миру, — цинично возразил Сергей, — потому, что наш мир давно изменил нам.

— Наверное, не мир вам изменил, а вы там все еще кусаться не перестали. Знаешь, более цивилизованные страны у вас погрязли в обобщающей культуре настольлько, что самобытное творчество там стало уделом очень немногих. Зато теперь ты увидел и другой мир.

— Да, я уже почти счастлив.

— Дайка мне свою руку.

Она надела на его средний палец точно такое же кольцо, что было на ней.

— Здорово! — он с интересом рассматривал свою новую техническую игрушку, — И как же им пользоваться?

— В сущности — это самое обыкновенное металлическое кольцо. Все дело в том, что на нем сфокусирован следящий канал связи, и он будет везде сопровождать тебя. Сейчас он работает как извлекатель при смертельно опасной ситуации. А как его активизировать придумай сам. Хочешь, сделаем, что нужно будет потереть его, как в сказке.

— Забавно, пусть так и будет, — он улыбнулся.

— Это кольцо останется тебе как сувенир.

— О, Бьянзли, классно!

— Но пока ты здесь и вне этого дома, оно будет работать только как извлекатель. Если, к примеру, тебя съедят, ты окажешься в моем доме и будешь реконструирован даже если от тебя ничего не останется. Теперь давай тебя оденем. Ты мне доверяешь?

— Вполне. А ты будешь в этой своей второй коже?

— Да. Тебе нравится?

— Очень.

— Это действительно как вторая кожа. У нее много функций. Хочешь такую же?

— Можно попробовать.

Бьянзли бросила ему на колени что-то черное и небольшое, похожее на лягушачью шкурку. Сергей недоверчиво приподнял ее двумя пальцами.

— Я точно смогу это натянуть на себя?

Бьянзли взяла у него кожу.

— Встань!

Сергей поднялся, чувствуя себя как новобранец перед комиссией. В дальнейшем аналогия стала еще более полной.

— Сними свои мокрые трусы.

— Бьянзли…

— Ты хочешь, чтобы они торчали под костюмом и ограничивали его функции?

Сергей молча сорвал свои трусы и не успел выпрямиться как она одним движением продела его голову в эластичное отверстие. Удивительный материал как живой скользнул вдоль его тела, покрывая до самых пяток.

— И как я выгляжу? — поинтересовался он, хотя уже чувствовал себя очень комфортно.

— Тебе идет. Здесь даже есть кармашки, смотри, — она показала, как нужно надавить пальцем на бедро сбоку, чтобы кожа в этом месте раскрывалась кармашком.

— Положи туда, — она протянула ему маленькую серебристую упаковку, — это если сильно проголодаешься.

Сергей почувствовал, что он и Бьянзли стали одной командой.

— Итак, что мы будем там делать?

— Мы будем просто жить, Сережа, эти девять дней, которые, конечно, пролетят как одно мгновение…

Она сняла свое кольцо и повесила его над головой прямо в воздухе.

— Вот, теперь я смогу попасть домой только с тобой.

Что-то изменилось в ее голосе.

— Тебе страшно?

— Немного…

— Это действительно так тебе нужно?

Она только улыбнулась ему и взяла за руку.

— Ну, все, выводи меня отсюда.

Он шагнул наугад, и заходящее солнце над лесом заставило его прищуриться. Он оглянулся. Дом все еще обозначался слабым маревом.

— Так и будет виден, — сказала Бьянзли, — а по ночам он слегка светится.

— Куда мы пойдем?

— В лесу стоит наш домик.

Они вошли в лес, и Сергей с удовольствием отметил, что обтянутые черной кожей ступни уже не чувствуют колючек.

Лес чем-то он напоминал большой веселый обезьянник. Из-под ног что-то суетливо расползалось в цветущей траве, перед лицом летали бабочки с повадками назойливых мух, крики вокруг напоминали склочный визг на базаре, и душноватый воздух был наполнен запахами спелых плодов. Цепкий кустарник с фиолетовыми бананоподобными плодами безуспешно пытался царапать черную кожу.

— Эти морковки можно есть? — Сергей показал на плоды.

— Эти можно.

— Мать твою!! — он в ужасе отпрянул, когда из-под ног, взорвавшись алыми крыльями, вылетела очень большая птица и, жутко ухая, пролетела низко между стволов прочь.

— Мать… мать… мать… — вперемежку с хохочущим зловещим уханьем повторило лесное эхо или какой-то пересмешник.

— Прости, Бьянзли, — раскаялся Сергей, — вырвалось. Знаешь, целыми днями все за компьютером, а тут сразу такое…

— Не надо сдерживаться, Сережа, — серьезно посоветовала его новая подружка, — мы не должны чувствовать скованность между нами и тогда все будет правильно.

— Ты мудрая женщина!

Она беззаботно рассмеялась.

Вскоре они начали подниматься на холм. Лес на склоне поредел и перешел в кустарник. На самом верху за почерневшим дощатым забором стоял очень живописно смотрящийся над лесом вполне земной бревенчатый домик из сказки про бабу-ягу, только без куриных ног.

Бьянзли чуть отстала, раздвигая ветки кустов. Сергей протянул ей руку, и они вместе преодолели резкий подъем к старой калитке. Знакомая большая сердитая птица монументально сидела на ней, уставившись немигающими ядовито-желтыми глазищами. Сергей узнал ее по ярко-красной кромке перьев и потянулся вниз за чем-нибудь потяжелее, но пришлось ограничиться увесистым комом земли с корнями. Однако, это чучело неожиданно ловко подпрыгнуло, поджимая лапы, как через скакалку, и пучок травы с землей пролетел под ней. Громкое уханье вскоре затихло за деревьями.

— Замечательное место, — сказал Сергей, осматриваясь, — мне нравится.

Он толкнул калитку и та, натужно заскрипев, отвалилась вовнутрь.

— Все это нужно будет починить, — решил Сергей.

Они вошли в домик. В небольшой прихожей было совершенно пусто. Пол оказался просто засыпан крупным песком. Сюда выходили двери двух комнат. Одна оказалась кладовкой, заваленной разнообразным хламом, в другой находилась печь, выложенная из камня рядом с окном без стекол, большой грубый стол со скамьей и дверь в третью комнату. Сергей открыл ее и увидел широкую, ничем не покрытую деревянную кровать, два низеньких табурета и… он раскрыл глаза в изумлении, увидев висящие на единственном гвоздике меч, топор, арбалет с полным колчаном стрел, щит и даже копье.

До сих пор он не очень задумывался о самой сути предстоящей им здесь жизни. Но этот арсенал и кровать наводили на конкретные мысли о возможном будущем.

— Бьянзли! — позвал он, — Это все оружие мне будет нужно?

Она вошла, положила ему руки на плечо и улыбнулась.

— Ну, я не знаю, Сережа! Это все я на всякий случай приготовила…

Он взглянул в ее глаза и поверил, что она действительно не больше него представляет возможное будущее и, похоже, заранее ничего не планировала. Он решил, что ну и пусть все происходит так, как само повернется.

Окно в этой комнате оказалось заделанным железными прутьями, а на толстой двери висел надежный засов. А еще в углу, прямо около кровати, зияла дыра со свежей землей вокруг, размером в человеческую голову. Из черного хода тянуло сыростью и глубиной.

— А вот этого не было раньше… — удивилась Бьянзли.

Сергей присел и заглянул в дыру. Ход расширялся и затем уходил куда-то в сторону.

— Завалим в первую очередь, — решил Сергей, — что это может быть?

— Не знаю. Звери, которые могут рыть такие ходы, здесь не водятся. Но, возможно, это какие-то коренные обитатели. Планету я сама выбирала. По внешнему виду. Понравилось, ткнула пальцем и все. Ничего детально здесь не обследовалось…

— Ясно. А кто вообще здесь настроен против нас? Тот трехголовый, что в небе над озером пролетел, например?

— Никто из них заранее именно против нас не настроен.

— Короче, кому как в голову придет плюс непредвиденная опасность прямо под ногами.

— Пока ты здесь разбираешься, я схожу наберу фруктов к ужину?

— Ну нет, теперь я тебя одну не пущу. Подожди немного, сейчас вместе пойдем.

— Что же мне теперь и не выйти одной из дома?

— Бьянзли! — Сергей улыбнулся, но его голос стал тверже, — Раз уж только я защищен по-настоящему, то я сделаю все, чтобы ты выжила, несмотря на непредусмотренные обстоятельства. И мы будем очень бдительны, начнем тренироваться, чтобы тебя было не так просто съесть, как ленивого поросенка. Мы будем бегать, отжиматься!

— Сережа, но это не главное для меня!

— А что главнее?

— Эта постановка вовсе не для того, чтобы научиться выживать в суровых условиях! И.. я не могу сказать тебе больше…

Сергей задумался.

— Кажется, я и сам начинаю понимать, — тихо сказал он, выразительно посмотрев на нее, — но все равно, Бьянзли, пойми, я еще не освоился, и у меня нет уверенности за тебя, так что будь умницей, слушайся мужчину! — он потянулся к мечу.

Она только весело, совсем по земному, всплеснула руками и запрыгнула на кровать, грациозно как черная пантера.

Как только Сергей попробовал снять меч, весь ворох железа сорвался с хилого гвоздика и рухнул ему на ноги. Сергей взвыл и запрыгал, шипя от боли.

— Ох, Сережа! — Бьянзли вскочила, — Прости, я даже не смогла повесить это нормально…

— Ничего, — он пришел в себя, — вбивать гвозди — не женское дело. Может быть, ты и дом сама построила?

— Дом — нет! — Бьянзли рассмеялась, — Его скопировали с какой-то вашей заброшенной избушки.

Выбрав кинжал и топорик, Сергей сдвинул ногой остальное к стене. Подумав немного, он снял ремень с колчана и обернул его несколько раз вокруг правой ноги выше икры и просунул туда кинжал. Более широкий ремень он снял с ножен меча и застегнул на поясе для топорика.

— Пожалуй, я готов. Пойдем?

— В кладовке должна быть корзинка для фруктов.

Она нашлась в самом низу кучи всякого хлама. Завалялась там также алюминиевая армейская фляга, которую Сергей пристегнул к поясу просто потому, что так будет правильнее.

Две черные, матово отсвечивающие фигуры почти одного роста, одна из которых была удивительно изящной и тонкой, вышли из старинной избушки, щурясь в розовых лучах заходящего солнца. Невесомые волосы Бьянзли были подхвачены как дым вечерним бризом и короной взметнулись от бледного лица, сделав ее похожей на ведьму.

Они спустились с холма, по пути расчищая тропу от нависающих веток кустарника. Потемневший лес чуть притих, и приятный ветерок выдувал между ананасовых стволов дневную духоту.

Прямо из-под холма вытекал прозрачный ручей. Сергей опустился на согнутых руках, припал губами к воде и напился.

— Известковая. Похоже на пещерную воду, — определил он, — но неплохо.

Бьянзли встала на четвереньки, но так пить было для нее слишком непривычно, и она только макала нос в воду.

— Черпай рукой, — посоветовал Сергей, — мы теперь должны уметь пить как звери.

Вот это ей отлично удалось.

Она уже вставала, как из-под камня, откуда вытекал ручей, вытянулись по воде розовые струи.

— Смотри, Сережа!

— Знаешь, ведь это кровь… — он нахмурился и вздохнул, — выходит, я отгадал. Прямо под нашим домом пещеры, и там сейчас пируют какие-то твари. Думаю, что здесь в лесу есть где-нибудь еще выходы. А воду отсюда пить больше не будем. Нужно найти другой источник подальше.

— С водой проблемы нет. В этом лесу много ручьев.

Они пошли вглубь леса, и теперь уже Бьянзли держала Сергея за руку. Ей стало не по себе. Сергей остановился и повернулся к ней.

— Слушай, Бьянзли, может быть, вернемся за твоим кольцом и сначала наведем здесь порядок?

— Я уже повесила кольцо и теперь поздно, — она явно трусила, но с наивной надеждой посмотрела на него, — давай как-нибудь отобьемся?

Сергей посмотрел в ее глаза и понял, что будет защищать эту женщину от всего на свете.

— Я постараюсь, — он ласково улыбнулся ей и чуть сжал ее руку.

Лиловые бананы оказались кисловаты, а вот ярко-красные груши, свисающие прямо с лиановых лоз, были превосходны. Их мякоть по вкусу напоминала хурму, но сок был густым и содержал ароматное масло. Они набрали их полную корзину.

Чистый, широкий ручей протекал недалеко, вдоль холма, и там Сергей промыл и наполнил флягу.

Вечерние сумерки постепенно сгущались в лесу, но так приятно было бродить здесь с этой женщиной. Сергей болтал какие-то глупости, стараясь отвлечь ее от страхов, и это вполне удавалось, — им было опять весело. Он совсем разошелся, вытащил топорик из-за пояса и размахивал им, горланя подходящий мотивчик. Его приводило в восторг то, что Бьянзли удачно подпевала ему своим удивительным голосом. На пике этого своего восторга он метнул свой томагавк, неожиданно удачно всадив в ствол ближайшего дерева. Когда он выдернул топор из древесины, оттуда обильно потек сок. Сергей попробовал. Это была приятная, слегка сладковатая жидкость. Он тут же вылил воду из фляги и нацедил в нее древесного сока. Нужно было возвращаться, чтобы успеть до темноты заделать дыру в комнате.

Верхний край солнца над деревьями был виден уже только с верхушки холма.

— Бьянзли, сколько у нас здесь земных часов в сутках?

— Двадцать один и одиннадцать минут.

Сергей немного подумал. Его часы показывали три часа ночи. Он поставил их на десять.

— Буду по утрам переводить на два часа сорок девять минут вперед, — решил он, — хотя вряд ли нам здесь потребуется знать время точнее, чем видно по солнцу.

Они вошли в домик, и Сергей поставил корзину на стол.

— Я пойду срублю дерево, а ты нарви травы, чтобы не спать прямо на досках.

Сергей вытащил из груды амуниции настоящий боевой топор. Прихватив еще и кастрюлю, он спустился к подножию холма, и выбрал дерево, подходящее по толщине для того, чтобы заткнуть дыру.

Рубить деревья было не очень привычным делом. Он выдохнул и широким замахом с чавкающим звуком всадил лезвие в податливую древесину. Сделав глубокую зарубку, он подставил кастрюлю и заполнил ее соком до краев.

На деле срубить ананасовое дерево оказалось гораздо легче, чем он предполагал. Разрубив ствол еще на две части, он поволок тяжеленный обрубок к домику. Отдыхать приходилось каждые несколько метров, и он дышал как лошадь на скачках. Но пот ощущался только на открытых частях тела. Под костюмом было вполне комфортно, и это здорово помогало.

Сергей затащил бревно в спальню и увидел, что на кровати едва помещается целый стог травы, накрытой сверку несколькими кусками материи. Бьянзли яростно утрамбовывала ее, прыгая на четвереньках и перекатываясь. Зрелище было очень увлекательным, но в комнате становилось все темнее и нужно было спешить.

Сергей расширил дыру и впихнул в нее бревно, рассчитывая, что торчащая чешуя не позволит уже вытащить его никакой силе. Бревно ухнуло вниз и плотно застряло в изгибе хода. Сюда могло поместиться еще одно.

— Ты вспотел! — воскликнула Бьянзли, — спрыгнув с кровати, — как ты вообще затащил это на холм?

— Да, я слегка не в форме, — признал Сергей, — Но, думаю, второе бревно мне дастся легче.

— Я помогу тебе!

— О, Бьянзли! Таскать бревна!? Доверься, я вполне с этим справлюсь сам.

— Пойдем! Запомни, мы здесь — на равных.

Очень непривычно было слышать такое от женщины.

Сергей так и не понял, то ли ему действительно помогла смешно упирающаяся длинными ногами Бьянзли, то ли ее присутствие так стимулировало или же организм начал приспосабливаться к такой работе, но это бревно, действительно, далось гораздо легче. Скорее всего, подействовали все три фактора.

Они вышли наружу. На светлом еще небе начали появляться первые звезды.

— Костер сейчас бы разжечь, — размечтался Сергей, — у нас спички есть?

— Представь себе, я тоже только сейчас вспомнила про это, — Бьянзли огорченно вздохнула, — такое и не предусмотреть! У нас нет ничего, чем можно добыть огонь…

— А ночью хоть светло? Луна здесь какая-нибудь есть?

— Мне предлагали закружить здесь несколько лун, это было бы так романтично, но, знаешь, чем легче дается постановка, тем менее эффективен результат, и я решила…

— Понятно, — Сергей задумался, перебирая известные способы добывания огня, хотя помнил, что в детской игре «как разжечь костер на необитаемом острове» нет достаточно действенного способа. Внезапно у него появилась слабая надежда.

— Бьянзли, а на случай травм или болезней ты тоже ничего не предусмотрела?

— А вот и предусмотрела! — она гордо тряхнула облаком своих волос, — В кладовке есть целый мешок ваших лекарств. Я, конечно, не разбираюсь в них, поэтому просто набрала то, что в аптеке было.

Она вытащила волоком из избушки действительно не маленький мешок, и Сергей нетерпеливо принялся выкладывать содержимое.

— Так, рыльца кукурузные, шесть пакетов, — комментировал он.

— Я подумала, что их нужно много, раз пакеты такие большие…

— Горшок подкладной — совершенно необходимая нам вещь!

— Вот видишь! — она гордо улыбнулась.

— Три коробки хвойного экстракта! Надо будет высыпать его русалкам в озеро… Так, клизмы, соски, фталазол… — он быстро выгребал все пока не нашел марганцовку, флакон глицерина и бутылочку с борным спиртом.

— Ну вот, Бьянзли, кажется, теперь у нас будет костер.

— А зачем лекарства?

— Знаешь, я когда-то был мальчишкой.

— Я почти уверена в этом.

— А у нас практически не бывает мальчишки, который бы не прошел период увлечения пиротехникой. У меня же этот период не прошел, а трансформировался в мою первую профессию. Короче, я знаю, как с помощью лекарств разжечь костер. Осталось только набрать дров.

С сухим кустарником проблем не возникло. Мало того, Сергей обнаружил, что некоторые виды кустов были со смолистой древесиной.

Из мелких веточек Сергей сложил шалашик, насыпал кучку марганцовки у его основания, смочил ватку борным спиртом и подвинул ее под ветки. Затем накапал глицерина на марганцовку.

Бьянзли присела рядом и с любопытством наклонилась, чтобы лучше рассмотреть. Над кучкой завился дымок, начало потрескивать, искрить и, внезапно, все загорелось. Бьянзли с восторгом посмотрела на Сергея. Ему удалось удивить инопланетянку!

— Как здорово, Сережа! Но какие же страшные лекарства у вас на Земле, ими даже огонь можно добыть!

— О, не только огонь, — засмеялся Сергей, гордый за себя и за земную медицину, — у нас тут есть компоненты для неплохой взрывчатки! — и он начал подкладывать в огонь более крупные ветки. Отблески огня заиграли на матовых костюмах переливчатыми бликами.

— Слушай, что-то в лесу совсем тихо стало, — заметил Сергей.

— Здесь птицы и большинство зверей засыпают после заката.

— А у нас ночью кузнечики громко стрекочут, — вдруг вспомнил Сергей.

— Я знаю, — Бьянзли ласково улыбнулась ему. Они помолчали.

— Бьянзли, пока еще что-то видно, давай сбегаем к ручью, умоемся после таскания бревен?

— Хорошая идея, — согласилась она, и две длинные черные тени метнулись от костра вниз по склону.

Глаза скоро привыкли к лесному мраку, и Сергей заметил, что инопланетные костюмы мерцают призрачным светом. Их фантастические силуэты мелькали между стволов и следом раздавались сердитые разбуженные крики. Он чуть было не попал в темноте в ручей, но Бьянзли схватила Сергея за руку, и они остановились. Она повисла у него на шее, порывисто дыша.

— Давно я так не бегала!

— Устала? — Сергей осторожно придерживал ее, пытаясь разглядеть лицо.

— Сейчас искупаемся, и все будет отлично! — она отстранилась, светящийся силуэт ее костюма описал дугу, уменьшаясь в размерах, упал на траву и раздался легкий всплеск.

— О-о-о! Как хорошо!

Сергей зашел в ручей. Тот был неглубоким и довольно холодным.

— Эй! — крикнула Бьянзли, — костюм-то сними!

Сергей безуспешно попробовал сделать это.

— Я вроде как не умею…

Она встала, подошла и просунула пальцы между его шеей и второй кожей, — теперь просто снимаешь и…

— Ясно, спасибо! — Сергей без проблем освободился от костюма и лег в воду на песчаное дно. От холода невольно перехватило дыхание. Рядом счастливо повизгивала Бьянзли.

— Слушай, почему вода здесь такая холодная?

— Горная.

После такого купания казалось, что по всему телу идет приятная волна горячего покалывания.

— Теперь будем сохнуть? — спросил Сергей.

— Надевай костюм, он сам тебя высушит.

Сергей поднял свой мерцающий лоскут, нащупал отверстие и продел через голову. Ничего не происходило.

— Бьянзли! Поверь, у меня на самом деле не получается уговорить эту шкуру! Может я такой тупой…

Она подошла, сняла лоскут с его шеи.

— Ты пытаешься надеть его верх ногами!

— А где у него ноги!?

— Не переживай, научишься! — она одела его в кожу и потом нежно коснулась губами подбородка, — Это чтобы у тебя не возник комплекс неполноценности!

Домой они возвращались, почти на ощупь в темноте, обнявшись. Сергей чувствовал под своей ладонью ее тонкую талию и мышцы бедра, играющие с каждым шагом. Он был мужчиной, и это его волновало. Но рядом была вовсе не обычная земная девчонка. Отношения с ней не могли быть простыми. И он не желал становиться беззащитным, поддавшись ее обаянию.

С дровами повезло: загорались легко, горели долго и от них исходил дымок — как благовоние! Костер горел ровно и ярко. Сергей добавил немного новых веток. Небо совсем потемнело, только длинные ряды ползущих в сторону заката облаков еще отсвечивали медно красным светом. Пламя красиво окрашивалось по краям в интенсивно красный цвет, чему не находилось химического объяснения. От яркого света непроницаемо сгущалась темнота вокруг.

Сергей вынес корзину с фруктами, арбалет и скамейку, и они уселись на нее около костра.

Воздух все еще оставался теплым, но без духоты. Сергей взглянул на небо, густо усыпанное звездами, многие из которых были непривычно крупными. Рядом сидела, прижавшись к нему плечом, инопланетянка, с которой он едва познакомился, но уже доверившая ему свою жизнь. Отблески костра делали ее лицо нереально-фантастичным, а ее бездонные глаза вмещали все звездное небо. Он подумал, что эту картину запомнит на всю жизнь.

Он заставил себя не увлекаться и переключился на более ироничное настроение, выбрал в корзинке и протянул ей плод. Она хотела было взять, но он чуть отвел руку. Она скосила на него глаз и снова потянулась, но плод опять вовремя отпрянул. Третью попытку Сергей позорно прозевал, настолько стремительно ее пальцы выдернули фрукт из его руки, так, что Сергей обомлел:

— О… да ты хищница, Бьянзли!

Она улыбнулась, впившись зубами в мякоть и заурчала как зверь.

— Кажется, это наш последний перекус перед сном?

Они съели несколько плодов и просто сидели, наслаждаясь чудесным вечером.

По лесу прокатился не очень далекий протяжный вой. Подхваченный то ли эхом, то ли другими тварями, он превратился в такой жуткий и завораживающий стон, какого Сергей не мог представить в мире звуков.

— Это василиск, — тихо сказала Бьянзли, когда все смолкло.

— Нифиг… ужас какой! — ошарашенный Сергей нащупал внизу арбалет и поднял его с земли.

— Какой он хоть из себя?

— Размером чуть больше тебя. В него, наверняка, трудно будет попасть стрелой — он очень подвижен. В морду лучше не глядеть — это нечто-то ужасное. Мне было не по себе даже когда видела пространственную копию.

— Зачем же было устраивать здесь такое?

— Весь этот набор придумала не я. Его рассчитывали специально для меня, — вздохнула Бьянзли.

— Какие у него повадки? Может он сейчас напасть?

— Пока горит костер, — нет.

Сергей со второй попытки натянул тугую тетиву, вложил стрелу и прицелился в дверь избушки. Раздался короткий резкий визг, и приоткрытая дверь захлопнулась.

— Силища! — восхитился Сергей и, подойдя, попытался вытащить стрелу, но наконечник вошел в дерево на две трети и даже не шевелился.

Немного успокоенный таким эффектом, Сергей вернулся к Бьянзли. Она прижалась к нему, он обнял ее сзади, и они молча сидели, пока где-то рядом не раздался новый душераздирающий стон, от которого застыла кровь. Все остатки храбрости растаяли.

— Пойдем в дом, Бьянзли, — Сергей встал, — здесь уже больше не комфортно. К тому же я давно не охотился на василисков…

Он собрал пучок заранее подготовленных смолистых веток и зажег от костра пару из них.

Они вошли в дом. Сергей воткнул горящие ветки в стену между бревен.

— Слушай, — Сергей замялся, потом усмехнулся пикантности ситуации, — я думаю, что твоя инопланетная физиология не настолько сильно отличается от моей, чтобы перед сном не возникла необходимость…

— А там, в темноте, нас ждут, — закончила Бьянзли.

— Не будем делать из этого проблемы, я-то неуязвимый, пошли, постою рядом с факелом.

Никаких особых сложностей, действительно, не возникло. Скоординированность даже без слов оказалась вполне соотвестствующей уровню их взаимного понимания.

Сергей задвинул засов и поджег несколько веток на стене.

— Ты боишься темноты?

— Нет, — Бьянзли сидела на кровати, поджав под себя ноги. Ее огромные глаза смотрели на него с каким-то любопытством.

Опять интерес исследователя? Сергей задумчиво разложил оружие. И что от него ждут сейчас? Только не надо домысливать то, чего нет на самом деле.

Он забрался на кровать и демонстративно уселся перед ней в той же позе. Она молча смотрела на него, только глаза чуть сузились. Может быть, это была какая-то медитация?

— Почему ты выбрала именно меня?

— Вот так захотела, Сережа, — помолчав, сказала она тихо, — когда понаблюдала за тобой, почувствовала твою душу мне сразу все понравилось, и я поняла, что могу тебе простить даже серьезные промахи.

Сергей задумался на пару секуунд, причем тут его возможные промахи.

— А вообще у нас есть душа?

— У вас для этого совершенно неподходящее понятие. Сейчас у тебя может возникнуть не правильное представление… Поверь на слово: я знала, как выбирать.

Перед Сергеем находилось, в принципе, совершенно чужое, неземное существо, но так доверчиво отдавшее свою судьбу в его руки, что он готов защищать ее от всего на свете. Осознание этого немного ошеломляло.

— Тебе, наверное, сейчас не до разговоров?

Она согласно кивнула.

— Знаешь, у вас есть такие короткие смешные рассказы — анекдоты, — она улыбнулась, — расскажи какой-нибудь!

Он фыркнул от неожиданности. На миг показалось, что перед ним скучающая земная девушка.

— Анекдот?..

Она улыбнулась, а он совершенно не знал, что рассказать и включил опрометчивую фантазию.

— Значит так. Однажды на вершину полезли два альпиниста. Ну это такие люди, Бьянзли, которые выбирают самые непролазные пути, чтобы точно проверить, все еще любит ли их судьба.

— Я знаю! — она улыбнулась.

— И один говорит другому, сглотнув: «Джон, если у тебя подогрелась на животе наша последняя котлета, то не подходящее ли это место, чтобы съесть ее?». «Знаешь, Дик, я забил ее в стену, когда закончились крючья».

Бьянзли только сверкнула глазами, коротко вздохнула и, как большая кошка, блестя черными точеными боками, переместилась к нему, обняла сзади и положила голову на его плечо. Сергея переполнила волна нежности, и он даже не сделал попытки сопротивляться этому.

— Бьянзли, — проговорил он тихо, — мне почему-то ужасно жалко тебя… Я буду защищать тебя, как только смогу…

Она улыбнулась в полумраке, и ее тонкие пальцы коснулись его головы, ласково скользнули по шее. И это было похоже на то, как мать благодарит своего сына, который пообещал вступиться за нее.

— Послушай, я не хочу, чтобы у меня была эта подстраховка! — он начал снимать кольцо.

— Не надо, Сережа! — воскликнула Бьянзли, — Это не я придумала такие правила и ничего с этим нельзя сделать. Если ты снимешь кольцо — на этом все и закончится.

Он молча сжал ее руку.

— Пора спать, — прошептала она.

Они легли рядом, обнявшись. Он, ни о чем больше не думая, зарылся носом в ее пахнущие тонкиой незнакомой свежестью волосы и нежно гладил ее голову.

Последние события ярко представали перед ним, как это бывает, когда болен и с высокой температурой. Все, что случилось, начинало казаться далеким и не реальным.

Никто не ломился в дверь. Они заснули.

Оба проснулись от холода почти в полной темноте. Только густо усыпанное крупными звездами небо светило из окна примерно с яркостью земной луны. Что-то тихо возилось прямо за дверью. Несмотря на холод, после сытных плодов хотелось пить.

— Хочешь древесного сока? — прошептал Сергей.

— Да.

— Он налил в кружку из кастрюли. Потом напился сам и вернулся на кровать. Бьянзли закутала его и себя материей, и прижалась к нему всем телом.

Они уже засыпали, когда раздался ужасающий стон. Снаружи на дверь навалилось тяжелое тело, и дерево затрещало, раздираемое когтями. Бьянзли изо всех сил стиснула Сергея. Она шумно и горячо дышала ему в затылок.

Потом за дверью все затихло, но вскоре в самой комнате явственно раздалось нетерпеливое звериное дыхание. Замирая от ужаса, Сергей повернул голову и увидел рядом два оранжево светящихся глаза. Он с трудом сглотнул, совершенно растерявшись, а потом вдруг сообразил, что глаза выглядывают через железную решетку окна.

Сергей медленно вытянул руку, загораясь яростью за свой страх и нащупал арбалет. Как только он его поднял, глаза исчезли.

Весь остаток ночи василиск то скребся в дверь, то стонал так невыносимо, что к этому невозможно было привыкнуть, то шумно дышал в окно.

Наконец чуть посветлело, закричали проснувшиеся птицы, и кошмар закончился.

Сергей и Бьянзли заснули и отсыпались, пока солнце не протянуло к ним лучи через окно вместе с душным ароматом лесных плодов.

Сергей проснулся первым. Бьянзли лежала на спине как ребенок, чуть приоткрыв губы. Некоторое время он смотрел на нее, потом ему пришла в голову банальная мысль незаметно ее поцеловать. Осторожно приблизившись, он коснулся губами ее удивительно нежной щеки. Бьянзли вздохнула и что-то прошептала на незнакомом языке.

Сергей улыбнулся, перевел часы на два часа девять минут вперед и попытался слезть с кровати, не разбудив ее. Но она открыла глаза, увидела его и протянула руки. Они обнялись, без слов поздравляя друг друга с началом нового дня. Он почувствовал сильное влечение и в безотчетном порыве очень нежно поцеловал ее. От этого все слегка поплыло, и он с волнением пытался представить, что сейчас будет. Может быть, их костюмы достаточно интеллектуальны и станут проницаемы для возбужденной плоти? Но этого не случилось. Бьянзли просто счастливо улыбалась, почему-то ласково почесывая его за ухом, а потом непринужденно освободилась и встала.

Засов на двери не поддавался. С трудом сдвинув его топором, Сергей вышел и тихо присвистнул. Дверь оказалась процарапанной чуть ли наполовину. Еще одна такая ночь, и василиск может выйти победителем.

Во дворе под пеплом слабо дымились еще горячие угли. Низко над травой летели к лесу редкими стаями большие голубые бабочки, похожие на колибри. В чистом прохладном воздухе сквозь приторный аромат пробивался еле заметный смолистый запах, как в еловом лесу. Утреннее солнце светило спокойно и ласково.

Сергей настрогал кинжалом тонких щепок и, убрав пепел, принялся раздувать огонь. Вскоре щепки густо задымили и вспыхнули.

Внезапно сзади раздалось странное фырчание. Сергей хотел обернуться, но на его плечи навалилась неожиданная тяжесть. Он резко вывернулся и чуть было не всадил кинжал в Бьянзли… Он побледнел, отбросил оружие и, схватив ее за плечи, хорошенько встряхнул. Бьянзли только растерянно и виновато молчала. Он обнял ее.

— Не вовремя пошутила, Сережа, прости, вспомнилось как ты меня вчера дразнил у костра…

— Ладно, будем считать проверкой на готовность… Не выспалась?

— Еще не привыкла к такому… Пойдем умываться? — она клюнула его в подбородок и, повернувшись к солнцу, соблазнительно потянулась, зажмурившись.

— Совсем как кошка! — не удержался Сергей, — Говорю же — хищница! Пойдем умываться. Есть хочешь?

— Я и вчерашними фруктами сыта буду, это ты вот — хищник, привык есть мясо.

— И что, совсем мясо не ешь?

— Живое не ела еще ни разу в жизни, только синтетическое.

— А грибы в твоем лесу водятся?

— Ты их ни за что не найдешь, но я помогу. Еще можно русалок попросить рыбы наловить…

— Отлично, тогда берем корзину.

Они спустились в лес. Здесь трава еще не высохла от росы. Было довольно скользко. Пока они шли к дальнему ручью, где купались ночью, их несколько раз забрасывали огрызками утреннего завтрака с верхних ветвей. Но когда один из переспелых плодов разбился прямо о макушку Сергея, он поднял корягу и метнул ее вверх. Это было ошибкой. В верхнем мире будто только и ждали со скуки, когда же он обратит на них внимание. Под взрыв радостного визга на них обрушилась плотная лавина фруктов.

— Бежим! — заорал Сергей. Но Бьянзли уже опережала его, и ее черное гибкое тело мелькало за ближайшими деревьями.

Он догнал ее только у ручья. Очень неплохая прыть для такого нежного существа!

— На обратном пути будет что собрать! — возбужденно прокричала она, — Мы сможем навялить эти фрукты на солнце!

Сергей наклонился, чтобы смыть с волос фруктовую мякоть.

— Бьянзли, признайся, ты обучалась домоводству на Земле? Откуда такая хозяйственность?

— Не обучалась! Просто это же очевидно!

Они умылись.

— Надо же, привык по утрам зубы чистить, и теперь кажется, что чего-то не хватает.

— Открой рот! — Бьянзли достала из своего кармашка что-то, положила ему в рот и со смехом захлопнула его челюсть, надавив на макушку и подбородок.

— Глотать не надо!.. Так, теперь выплюнь!

Сергей выпустил изо рта целый столб радужных шариков. Запахло свежестью.

— И?

— Больше тебе никогда в жизни не потребуется чистить зубы. Симбиотические бактерии будут следить за порядком.

— Как здорово! Спасибо, Бьянзли! Ты знаешь, на Земле с зубами почти у всех проблема. Слушай, если эти бактерии будут жить у меня во рту то, получается, я могу их и другому передать?

— И как ты это собираешься делать?

— Конечно же, поцелуем.

— Ну… это должен быть очень долгий и очень интимный поцелуй.

— Тогда жаль, — разочаровано вздохнул Сергей, — врачебной практики не получится.

— Давай грибы искать! Они у ручьев растут.

Вскоре она подозвала его к замшелому стволу, наклонившемуся над водой. К его основанию прилип большой лилово-красный шар, размером с футбольный мяч.

— Нормальный грибочек, — оценил Сергей, — его одного нам хватит. Он отщипнул кусок и понюхал. Здесь неожиданностей не было: гриб пах привычной, качественной грибной свежестью.

Когда они проходили под местом фруктометания, все было уже тихо. Видимо завтрак окончился.

— Они что, строго по часам живут? — удивился Сергей.

— Здесь времен года нет, и день всегда имеет одну и ту же продолжительность. Проснулись, не спеша покушали. И так каждый день.

Выбрав наименее разбитые плоды, они быстро заполнили корзину, которую Сергей поставил себе на голову для экзотики и вообще так оказалось очень удобно ее нести. Бьянзли шла перед ним. Она проткнула гриб сухим прутом насквозь и несла его на плече как узелок.

О, она знала все женские повадки или они были у нее врожденные. Как бы невзначай все ее движения были естественно грациозны, она напевала симпатичный инопланетный мотивчик своим удивительным голосом с диапазоном от звонкого птичьего свиста до баса с милой хрипотцой.

Сергей плохо еще чувствовал ее внутренний мир, но внешними качествами она легко его очаровывала. И в обаянии ей не откажешь. «Нет, старик, ты же не ловишься на блесну» — сказал он себе вполне уверенно. «А ты слушай не ее голос, а как она поет» — возразил какой-то новый Сергей, который родился этой ночью. И у старого Сергея не осталось ни единого шанса быть безучастным. Поэтому, чтобы противостоять такой несправедливости, он такой шанс сотворил сам.

— Бьянзли, а можно каверзный вопрос, в духе интервью наглого журналиста?

Она слегка напряглась, как обычная земная девчонка, и мелодия растаяла в воздухе.

— Оставляю за собой право не отвечать.

— О, не волнуйся, я не буду спрашивать, сколько тебе лет — любой твой ответ в диапазоне от 15 до 1000 лет ничего мне не скажет.

— Почему же не спросить? Мне около восьмидесяти ваших лет. У нас очень долгое развитие.

— О! — старый Сергей торжествовал. Но новый Сергей тоже торжествовал: при таком возрасте и такая внешность!

— Не можешь поверить? — Она улыбнулась через плечо, — Щенячий возраст у нас. Так что за вопрос ты хотел мне задать?

— Уважаемая Бьянзли…

Она споткнулась, остановилась и повернулась к нему с явным вызовом. Сергей оказался прямо перед ней и невольно всмотрелся в ее лицо. Ей было не больше двадцати. Она была своеобразно, бесспорно прекрасна и со снисходительным вызовом смотрела на него.

— Сорри, Бьянзли, моя очередь была неудачно пошутить. Итак, мой вопрос, можно?..

— Попробуй, но смотри, ты же знаешь, какая я быстрая.

— Да. Во сколько лет у тебя был первый сексуальный опыт?

На несколько напряженных секунд природа выключила шумы леса.

— Точно не помню, — наконец ответила Бьянзли, — но достаточно рано, примерно в двадцать.

Сергей старался не показывать некоторое раздражающее разочарование.

— Рано — с нашей точки зрения, Сережа. А теперь я пойду сзади, — она с улыбкой плавно обошла его. Они зашагали дальше.

— Я спросил не потому, что навеяло, когда я шел сзади, — начал было оправдываться Сергей

— Просто теперь моя очередь задать нескромный вопрос.

Сергей даже обрадовался.

— Отвечу, чего бы мне это не стоило.

— Я не буду спрашивать о твоем первом сексуальном опыте…

— А почему же? Он у меня был в детском садике, в пять лет.

— Что??

— Не можешь поверить? Все очень просто. У нас каждый день был тихий час, и нас раскладывали всех в одной комнате. С обеих сторон от меня лежали девочки. Точно не помню, как начался этот интерес, кажется, сначала в игре они были мамами, а я — их ребенком, мне делали уколы и мерили температурку, но затем нашим обычным занятием стало взаимное обследование, и мы старались доставить друг другу чисто тактильное удовольствие. Потом это само прошло.

— Совсем как бывает в звериной стае.

— Ну, не знаю. Ты еще не забыла свой вопрос?

— Пожалуйста, вот он. Тебя когда-нибудь бросала любимая девушка?

Как банально… Сергей разочарованно вздохнул.

— Ну… Было так, что я не мог добиться взаимности с самого начала, но чтобы мы любили друг друга, и меня вдруг бросили в это время, еще не случалось… Ага, ну конечно, я понял.

— Что понял?

— Ты хочешь знать, что со мной будет в случае, если ты меня приручишь, но через несколько дней нам придется расставаться.

— Не угадал.

— А у меня есть право на уточняющий вопрос?

— Нет, мы уже пришли.

Сергей в первый раз растопил печь во второй комнате. Бьянзли нарезала гриб крупными ломтями, сварила его и, затем, недолго тушила с жирной мякотью фруктов. Соль Бьянзли не забыла на Земле, и блюдо получилось очень вкусным. Где она научилась готовить? Они сидели за столом на скамье, и Сергей незаметно наблюдал как ест инопланетянка. Просто ему было это интересно. Он не нашел в этом ничего необычного.

После завтрака Бьянзли принялась нанизывать плоды на тонкую веревку, чтобы высушить их. А Сергей задумался, как избежать повторения прошлой ночи. Он встал перед разодранной дверью. Укрепить ее здесь было невозможно. Похоже, вся проблема была в василиске. Он не даст уснуть в любом случае. Тогда он придумал конструкцию ловушки.

Он выбрал самую прочную и длинную доску, прибитую поперек забора, которая должна послужить пружиной и отодрал ее. Топором он вырубил небольшой отверстие в стене сбоку от двери в спальню, притащил копье, просунул в отверстие и привязал к доске древко так, чтобы наконечник оказался в месте, где может находиться царапающий дверь василиск. Прочной веревкой он обвязал доску там, где крепилось копье, и, натянув с помощью блока насколько хватило сил, отогнул доску, привязав натянутый конец веревки к палке у забора. Стоило только сбросить петлю с верхушки палки, как эта мощная пружина сработает. Это нужно было проверить.

Длинную тонкую веревку Сергей протянул от петли через верхнюю доску забора через верхнюю полосу железной решетки на окне их спальни.

Бьянзли уже развесила фрукты в тени и с пониманием наблюдала за приготовлениями.

— Дерни из спальни, — попросил Сергей, — а я посмотрю, как это сработает.

Он вошел в переднюю. Кончик копья еле заметно торчал из глубины отверстия, затем с мощным хлопающим звуком метнулся к двери и закачался там.

Бьянзли вышла из спальни.

— Если только не промажет, то этого точно будет достаточно. Но хорошо бы вырыть еще ловчую яму под дверью.

— Он ее почует. Или сами попадемся.

— Ладно, будем надеяться, все получится. Он вышел и отвязал копье, чтобы не мешало.

— Пойдем на озеро? — предложил он, — может быть, рыбы перепадет.

— Ох, как только я там появляюсь, этот болван как-то узнает про это и начинает приставать.

— Водяной, что ли?

— Ну да.

— Попробуем извлечь из этого пользу. Кажется, он главный у русалок? Тогда ты приманишь его, и мы договоримся.

Сергей закинул арбалет за спину, а Бьянзли захватила корзинку.

В лесу становилось душно, и перспектива купания в озере радовала.

Деревья расступились, отрывая озеро и вздымающиеся сбоку горы. Сверкающие ледники и синие небо отражались в воде.

— Ты сможешь найти мой дом? — спросила Бьянзли.

Сергей посмотрел по сторонам и без особого труда разглядел характерное марево.

— Вон он! — он махнул рукой.

Они подошли к берегу, проваливаясь по щиколотку в уже горячем песке.

— Искупаемся? — предложил Сергей.

— Я не умею плавать, — Бьянзли улыбнулась, пожимая плечами.

— Я тебя буду учить! — обрадовался Сергей, — сейчас разведаю, как тут у берега. А можно костюм не снимать?

— Можно, но ты не почувствуешь воду.

— Я перед русалками не могу голым…

— Тогда сними до пояса и снизу — до бедер!

Получилось что-то вроде широких интригующих плавок. Если бы он в таких вышел на земной пляж — то это могло бы положить начало новой моде.

Берег полого снижался, и метров через десять Сергей по грудь оказался в воде.

— Бьянзли! Ничего не бойся, можешь заходить смело! — он нырнул, открыл глаза, но кроме мальков и редких стеблей водорослей ничего особенного не увидел. Он поплыл под водой к берегу и вынырнул.

Бьянзли стояла спиной к озеру и держала на прицеле колченогого водяного. В отличие от Сергея она была вообще без костюма. Картинка была потрясающая — прелестная амазонка и сказочное чудище.

— Ну, стрельни, стрельни! — гнусавил тот, мелкими шажками подступая к ней и путаясь при этом в зеленой бородище, — Не балуй с етим-то, Авдотья! Вона, глянь, твой гусь из воды выбрался, оглянись!

Сергей, проходя мимо насмерть стоящей Бьянзли, осторожно отвел в сторону арбалет.

— Привет, дедуля! — он доброжелательно махнул рукой, — Что же ты мою старушку так пугаешь? У меня к тебе дело есть, поговорим?

— А-а… лапоть ты, а не мужик! — водяной досадливо сплюнул под ноги.

— Обижаешь, дедуля, я живу, никому не мешаю.

— Ну и не мешай! — водяной яростно закинул бороду за плечо, открывая ужасающие подробности своей анатомии, с неожиданной силой отшвырнул Сергея в сторону, и снова двинул к Бьянзли.

Ошеломленный Сергей поднялся с песка и, не задумываясь, влепил пинком под зад водяному. Раздался булькающий звук, и чудовище медленно как танк развернулось. Низко пригнув голову, водяной завопил «у-у-у» и начал набирать скорость. Сергей, помня его силу, отпрыгнул в сторону в последний момент, и изо всех сил рубанул сцепленными руками тому по шее. У истребителя заглох мотор и он, вспоров носом песок, так и остался на месте посадки.

— Вот, теперь рыбы не будет, — Сергей, уныло смотрел на тупо мычавшее тело, — ну и силища же у него. Если бы он меня схватил…

Поверхность озера у берега вскипела и показалось множество русалочьи голов. Стало шумно.

— Точно, здесь он!

— Что он там делает в песке?

— Опять около нее вертится!

— Бабник чертов!

— Уже не вертится, отвертелся!

— Я видела, это парень его так!

— Жалко мы не видели!

— Надоел, пусть здесь тухнет!

— Да поплыли, девочки!

— Эй, парень!

— Что засмотрелся на девочек?

— Подтолкни к нам дядюшку!

— Здорово ты его!

— Тащи прямо за бороду!

— А вы не кусаетесь? — спросил Сергей.

— Ой, он нас боится!

Сергей перевернул водяного, уперся и с трудом поволок его за ноги. Тот вяло моргал одним глазом и мычал. У берега он столкнул тело в воду, и оно как пробка закачалось на воде.

— Спасибо, парень!

— Больше он не полезет!

— Он уважает, когда его так!

— Щас бородой привяжем к коряге!

Русалки подхватили старикана, как-то умудрились стравить из него балластный газ, пахнувший довольно неприятно, и скрылись в пучине. Сергей брезгливо поморщился.

— Эх, забыл у них рыбы попросить! — он повернулся к Бьянзли, — Пойдем купаться, только арбалет оставь на берегу!

Она медленно приходила в себя и, наконец, улыбнувшись ему, ступила в воду.

— Я жутко испугалась! — призналась она.

— О, видела бы себя со стороны! Ты, оказывается, вполне способна постоять за себя!

Они зашли поглубже, и Сергей взялся за обещанное обучение. Они барахтались в воде, смеялись, забыв обо всем на свете. Сергей не помнил, чтобы ему было когда-нибудь так хорошо.

Но это продолжалось не очень долго. Внезапно они оказались в центре широкого круга всплывших русалок. Те ухмылялись, хитро подмигивали, еле сдерживаясь от смеха. Вот же попались.

— Как дядюшка, девочки? — улыбаясь всему хороводу, спросил Сергей.

— Рвется к тебе! Еле держим!

— Мало ты ему!

— Поиграй с нами тоже!

— Скажи, кто из нас самая красивая?

— Да, скажи!!!

— И кто лучше поет!

— О, да!!!

Русалки принялись извиваться вокруг, выпрыгивать высоко в воздух, блестя чешуей и, демонстрируя свою грацию. Одновременно они хором завыли так, что Сергею захотелось нырнуть поглубже.

— Стойте! — заорал он, — Я же никого из вас не слышу! Хотите, чтобы все было по-честному?

— Конечно, по-честному!

— Отлично. Поем по очереди. Сегодня слушаем только пять певиц, завтра — следующих, а потом устроим турнир из лучших. Все согласны!

— Да! Каждый день будем петь!

— Классно!

— Тогда посчитайтесь, кто будет петь первыми.

Русалки ненадолго исчезли под водой и появились снова, выбрав пять претенденток.

— А пока они поют, принесите мне, пожалуйста, несколько рыбин за то, что я вас слушаю.

— Тащите ему охулей!

— Нет, мурянок!

— Тихо! Я петь буду! — нетерпеливая русалка замахнулась на подруг и затянула тонким голосом плаксивую мелодию.

Сергей честно прослушал пять песен и сделал выбор. Счастливая русалка бросилась к нему целоваться, измусолила щеки и, оцарапав чешуей, уплыла.

На берег из озера стали вылетать большие рыбины. Они били хвостами, метались и многие выпрыгивали обратно в озеро.

— О, хватит, хватит! — закричал Сергей, — Спасибо, девочки! Продолжим завтра в это же время!

Над озером опять повисла безмятежная тишина.

— Как дети, — улыбнулся Сергей.

— Обманчивое впечатление. Они бывают достаточно непредсказуемыми в таких больших стаях! — сказала Бьянзли, — Если бы что было не так, нас могли и на дно утащить.

Они вышли на берег, положили несколько рыбин в корзину и выпустили остальных в воду.

Бьянзли оделась, подняла арбалет и улыбнулась Сергею.

— Жадные мы все-таки, — определил он, взвесив корзину в руке, и поставил снова на песок, — Слушай, у тебя волосы от воды совсем спутались. Давай поправлю.

Она подошла и ласково уткнулась лицом ему в грудь. Он вдохнул уже знакомый запах и нежно обнял ее, и тут с резким хлопком выстрелил арбалет и Бьянзли, вздрогнув от отдачи, слабо вскрикнула. Они посмотрели в сторону озера, куда улетела стрела. Все обошлось.

Он принялся перебирать струи ее локонов, потом придумал заплести несколько косичек, пока она не подняла голову.

— Ладно, пусть высохнут, тогда сами распутаются. Они у меня такие. Пойдем домой.

— Пойдем домой, — повторил он потому, что ему это понравилось, и улыбнулся.

С рыбы сквозь корзину все еще капала вода, и довольно тяжелую и неудобную ношу пришлось нести в руке. Сергей кренился то в одну, то в другую строну, время от времени меняя руки. Бьянзли следовала позади с арбалетом в руках. Это очень шло ей, и Сергей то и дело оглядывался.

— Бьянзли, сколько ваши люди живут на свете?

— Каждый решает сам. Реальная продолжительность жизни ничем не ограничена.

— Круто… А когда обычно кончается щенячий возраст?

— Это зависит от постановок, которые удается успешно осуществить. Диапазон довольно широк: от тридцати до двухсот лет.

— Я так понял, постановки — это что-то вроде обучения?

— Это становление какого-то типа жизненного опыта. Перед таким становлением в мозгу организуются новые структуры, готовые специализироваться именно в этом опыте. И постановка — не просто абстрактное обучение, а сама жизнь.

— И поэтому у нас с тобой все это сейчас всерьез?

— Это моя и твоя настоящая жизнь.

— Получается, я — не просто временный персонаж в этой игре? — сказал неожиданно для себя Сергей и сразу пожалел об этом.

— Кто может заранее знать, что в жизни будет постоянным, а что временным? — Бьянзли вздохнула.

Сергей немного осмелел.

— А у тебя уже была подобная постановка с кем-нибудь?

— Нет, постановки в принципе не могут повторяться. Новые структуры мозга уже не удалишь безнаказанно. Жизнь не перепишешь заново и не отрепетируешь. В каждой жизни — только один шанс.

Сергей задумался, вспоминая.

— В смысле в другой жизни буден новый шанс?

— Конечно, но это будешь уже не ты.

— А душа будет моя? Помню, ты что-то такое интересное говорила про душу.

— А ты помнишь, что мы договорились не загружать тебя этой темой? В религиозном смысле души, конечно, нет.

Дальше они шли, держа корзину с двух сторон. Арбалет Сергей повесил себе за спину. Можно было никуда не спешить и просто наслаждаться текущими мгновениями.

У ручья, вытекающего из-под холма, они остановились, чтобы разделать рыбу. Бьянзли помогала со сноровкой лаборанта-биолога.

— Ты готова в первый раз в жизни попробовать мясо? — спросил Сергей.

— Вполне. Я даже читала на ваших сайтах как готовить уху и вялить рыбу.

— Так вот откуда у тебя кулинарные познания!

Они пошли в домик, и Сергей растопил печь. Бьянзли поставила на огонь кастрюлю с холодной водой и положила туда рыбу.

— Полей мне, — она протянула испачканные в рыбе руки над полом.

Сергей лил воду на ее тонкие, гибкие пальцы, и ему не верилось, что это реальность, а не какой-то компьютерный фильм.

— У тебя удивительные пальцы, — сказал он, — ни у одной земной женщины таких нет.

Она чуть грустно улыбнулась ему.

— Не хотелось бы, чтобы ты судил обо мне по внешнему виду!

— Знаешь, это ведь не просто какая-то неживая красота, как на картинках, — он немного помолчал, пытаясь найти слова, и, главное, сказать все достаточно нейтральным тоном — Я думаю, что если тебя просто сфотографировать, то это может оказаться не так уж и красиво. Именно то, как живут твои пальцы, твое лицо, твой голос — передает мне впечатление о красоте. И это красота скорее не тела, а твоя внутренняя красота.

— О, тогда спасибо, Сережа!

Он улыбнулся.

— Это не комплимент, а констатация факта!

Сергей вышел, чтобы принести еще дров и в изумлении замер у порога: за изгородью неслышно крался трехголовый дракон, сложив крылья вдоль тела по системе японского зонтика. Его морды на длинных шеях тянулись по запаху, идущему из корзины с рыбой, оставленной у потухшего костра.

Пугаться уже не оставалось времени. Сергей тенью вернулся за арбалетом и, оставив меч у входа, с диким гиком выпрыгнул наружу.

Драконьи морды отпрянули от близкой уже корзины, его огромное холеное тело все вздрогнуло при окрике и сконфужено поднялось во весь рост, пряча неказистый поросячий хвостик за необъятными бедрами. Головы чуть подслеповато осмотрелись и узрели причину переполоха.

— Тьфу ты, — вполголоса проворчала средняя с наглыми маленькими глазками и снова потянулась к корзине.

— Але! — крикнул Сергей, поднимая арбалет и поражаясь собственной наглости.

Голова напряженно замерла, уставившись на него немигающими глазками. Две другие переглянулись.

— Что за дела, братан? — пробасила левая.

— Чужой рыбки захотелось? — участливо спросил Сергей.

— Почему это чужой? — удивилась средняя, — А дань кто платить будет?

— Так ты что, моя крыша, что ли? — изумился Сергей

— Не поняли, — прогудела правая.

— Ты убери-ка свою стрелялку, — посоветовала средняя, — только разок и успеешь-то пульнуть, а нас тут много.

Сергей протянул руку и извлек на свет меч.

Правая голова громко икнула и отпрянула.

— Крутой, что ли? — осведомилась средняя с наглой ухмылкой.

У порога появилась Бьянзли с боевым топором в тонких руках.

Дракон опустил заднюю часть на траву и поерзал, устраиваясь поудобнее.

— Делиться надо, братан, — вздохнула левая голова участливо, — зачем тебе лишние враги?

— И сколько ты хочешь?

— Каждому по рыбке, все по-честному, — быстро прикинула средняя.

— Их всего четыре.

— Ну, нам по одной и одна тебе. Мало что ли?

— У тебя желудок один, а нас двое, ты не заметил?

— Желудок-то один, а отделений в нем — четыре! — с неожиданной осведомленностью проинформировала правая ученая голова.

— И вообще, нас не колышет, — зашипела боевая средняя.

— Да, старик, твои проблемы, — решила закончить разводить дело левая, — рыбы-то можно было и побольше притащить. Мы видели, как она тебе даром досталась.

Некоторое время стороны молча изучали друг друга.

— Слушай, — нарушил напряженное ожидание Сергей, — а мясо ты любое ешь?

— Мясо? — глупо переспросила средняя и облизнулась.

— Базара нет, братан, любое, но не испорченное, — согласилась левая.

— Если я вам вместо рыбы завтра василиска, убитого дам? Тогда мы нормально разъедемся?

— Ты, василиска?! — удивилась средняя, а правая в ужасе прикрыла глаза косматыми бровями.

— Ну, сегодня ночью или он меня съест или я его уделаю.

— А нам что с того будет если он тебя? — фыркнула средняя.

— Мяса-то сколько, — прикинула левая. Молчаливая правая открыла один глаз, облизнулась и открыла второй.

— Ладно, старик, мы в тебя верим, — согласилась левая, — кто не рискует тот не пирует.

Дракон с усилием привстал и подрыгал затекшей задней лапой.

— Давай, до завтра! Добренькой тебе охоты!

Дракон начал было разворачивать круп, но, вспомнив про позорный хвостик, предпочел неуклюже сдать назад, чуть не повалив изгородь при этом.

Сергей проводил его взглядом.

— А он сильно комплексует! — засмеялся он.

Бьянзли коротким махом вогнала топор в деревянную стену.

— Ах, Сережка! — она с облегчением обняла его, положив подбородок на плечо.

Сергей уже не пытался оставаться беспристрастным. Он смирился с тем, что ему было очень хорошо с этой женщиной. Он улыбнулся.

— М-м? — спросила она тихо, подняла голову, посмотрела ему в глаза и тоже улыбнулась.

— Это я над своей глупостью, Бьянзли, — он ногой отпихнул меч в сторону, отбросил арбалет и позволил себе утонуть в ее глазах. Он осторожно поцеловал ее. Он не мог поверить в то, что происходит. Его руки гладили ее волосы, и хотелось, чтобы именно это мгновение остановилось навечно.

Из соседней комнаты сильно запахло ухой.

— Закипела! — очнулся Сергей, — Нужно уменьшить огонь.

Потом Бьянзли принесла подвяленных фруктов, и они ели уху. Было немного непривычно без хлеба, но уха оказалась настолько вкусной, что больше ничего не нужно было.

— Иду мыть посуду! — заявила Бьянзли.

— Я тоже!

Заходящее солнце уже заливало холм красными лучами, и облака, собираясь в длинные полосы, потянулись к закату.

Они подошли было к ближнему роднику, но вода там, как и прошлым вечером, оказалось мутной, и розовые струи тянулись из-под скалы.

— Опять кого-то задрали, — проговорил Сергей, — пошли к ручью.

Бьянзли притихла. К ней возвращались ее страхи. Она чувствовала, что им не удастся избежать этой новой неизвестной опасности.

У ручья Сергей бросил посуду на траву и, вырвав комок корней с мокрой грязью, принялся за мытье. Бьянзли сначала с интересом наблюдала за ним, а потом начала делать то же самое. Этот метод оказался достаточно эффективным.

— Давай умоемся, чтобы больше не возвращаться, — предложил Сергей, — сегодня у нас предстоит большая ночная охота.

Бьянзли коротко вздохнула и с нескрываемым страхом просмотрела на него.

— Да не бойся ты так! — воскликнул Сергей, — Живем один раз, нужно радоваться!

Он порывисто схватил ее, но оступился на мокрой траве, и они повалились прямо в ручей. Она с диким визгом вцепилась в него, и они, подняв тучу брызг, окунулись в ледяную воду.

Бьянзли непостижимым образом оказалась на верху и оседлала его. Вода сомкнулась над его лицом. Сергей рывком вскочил и, поддерживая друг друга, они выбрались на берег. Дрожа от холода, они обнялись, пытаясь согреться.

— Борр! Надо что-то делать! — запрыгал Сергей вместе с Бьянзли, — Давай танцевать! — они взялись за руки и принялись подскакивать в диком танце. Стало жарко. Тогда они стали просто танцевать, обнявшись. По лицу Бьянзли стекали капли воды с мокрых волос, и Сергей размазывал их носом и щеками.

— Пойдем, пора уже, — наконец вздохнул он.

Приготовления не заняли много времени. Сергей приладил копье, положил меч у кровати, установил арбалет на табурете так, чтобы он был направлен в окно и воткнул рядом кинжал.

Солнце скрылось за деревьями, когда они устроились у костра на своей скамейке.

Волосы у Бьянзли подсохли и как облако накрыли ее плечи. Сергей перебирал их пальцами, и они болтали ни о чем, чтобы отвлечься от предстоящего.

Потом Бьянзли начала тихо напевать, и Сергей слушал.

Он почти забыл обо всем под это пение, когда по лесу раскатился эхом василисковый стон и началась ночь.

— Пойдем, — вздохнул Сергей и поднялся.

Они зашли в спальню, задвинули засов и вместе натянули пружину копья.

Ложиться не хотелось, и они уселись на кровать в ожидании. Стояла особенная тишина, и теперь здесь, в прыгающем полумраке неровно горящих лучин, дневная самоуверенность казалась глупым бахвальством, а все приготовления недостаточными.

Ничего не происходило, и они начали уставать от напряжения.

— Давай попробуем заснуть, — предложил Сергей, — эта тварь нас сама разбудит.

Они легли, обнявшись, но заснуть не удавалось. Сергей принялся ее целовать, но чувствовал только ее напряжение и страх. Он что-то тихо шептал ей и успокаивал, потом они просто лежали, пока рой мыслей, окончательно потеряв связь с реальностью, незаметно стал сновидением.

Сергей проснулся в полной тишине и не мог понять, что же его разбудило. Бьянзли лежала рядом на спине с закрытыми глазами. Длинная смолистая ветка еще не догорела до конца. Он посмотрел в окно и увидел только звездное небо.

Сверху громко затрещали доски. По потолку пробежало что-то тяжелое. Вниз медленно осыпалась пыль. Про чердак Сергей не подумал. Там продолжалась какая-то возня.

Похолодев, он соскочил с кровати и поджег еще несколько веток. Волна страха быстро отступала перед непосредственной опасностью. Сергей готовился к тому, что в любой момент зверь проломит перекрытие. Он примерялся к тому, чтобы успеть в этот момент подставить меч под летящее сверху тело и добить его ударами кинжала.

Казалось, что тварь танцует наверху. Доски на потолке прогибались по кругу, и это длилось довольно долго.

Бьянзли сидела на кровати, спиной к стене, поджав под себя ноги и заворожено смотрела на потолок. Ожидание становилось невыносимым, и Сергей желал, чтобы скорее все произошло.

— Эй!!! — заорал он во все горло так, что Бьянзли закрыла уши ладонями.

Танец наверху прекратился, и василиск заплакал так ужасно и надрывно, что у Сергея разом отпала охота кричать еще. На минуту все стихло. Потом раздался оглушительный грохот, и дверь подпрыгнула вместе с косяком.

— Ничего себе… — прошептал Сергей, ясно поняв свою беспомощность в единоборстве с такой силой. Почти в панике он подошел к свисающей у окна веревке и замер, пытаясь угадать момент.

Следующий сокрушительный удар расщепил процарапанную доску в двери, и в черном отверстии загорелся на мгновение оранжевый глаз. Сергей чуть было не дернул веревку. Он бы опоздал: глаз мгновенно отпрянул.

Тут в щель просунулись огромные черные когти и молниеносно вырвали большой кусок дерева. Зверь отпрянул, и Сергей опять не успел среагировать.

— Черт! Он слишком быстрый! — заорал Сергей.

Бьянзли медленно как во сне встала с кровати и подошла к двери. И тут же в дыре показалась мертвящая морда с совершенно невообразимой жуткой усмешкой, и уши заложил парализующий стон. Бьянзли как бестелесный туман опустилась без чувств на пол перед самой дверью, и морда в дьявольском усилии потянулась к ней. Страшные когти вырвали новый кусок древесины. Опомнившийся Сергей рванул веревку, и изумленный вой перекрыл все в этом мире.

Схватив арбалет, дрожащий от перевозбуждения Сергей подскочил к дыре. С той стороны в темноте что-то молча неистово царапало камни. Сергей выстрелил во мрак, огласившийся коротким хриплым воплем.

Распалив пучок веток, Сергей бросил его в отверстие. Рассыпавшиеся огни осветили силуэт огромного зверя с копьем, торчащим в боку, которое тот держал в зубах, но, видимо из-за невыносимой боли, не смел тревожить. Сергей снова зарядил арбалет, прицелился и в последнее мгновение заметил черную кровь, струящуюся из пасти и затравленный взгляд ненавидящих глаз. Коротко взвизгнув, стрела пробила грудь. Василиск перекусил копье, взвился к потолку, упал и заметался на полу. Потом все стихло.

Сергей наклонился к Бьянзли, осторожно поднял ее и положил на кровать. Она открыла глаза и болезненно посмотрела на него.

— Все в порядке, Бьян, — тихо проговорил он, нежно гладя ее голову.

— Извини, Сережа, я не выдержала этого…

— Все теперь будет хорошо. Лежи спокойно, я сейчас.

— Ты куда?!

— Там ветки горят на полу, нужно погасить. Не бойся.

Он легко открыл разболтанный засов, обошел тушу зверя и открыл наружную дверь. Ухватившись за задние лапы, он с трудом выволок его из домика и затащил в кусты.

В домике он счистил лопатой окровавленный песок и выбросил наружу все еще горящие ветки. Он посмотрел в небо, сияющее густой звездой россыпью и глубоко вздохнул свежий воздух. Только теперь он осознал, что победил зверя. Постояв минуту, он вернулся и лег рядом с Бьянзли.

— Его больше нет в нашем доме, — сказал он.

Она прижалась к нему. Они еще долго не могли уснуть.

Их разбудила странная возня у дверей. Солнце заливало лучами комнату из окна. Сергей приподнялся на кровати, посмотрел и в изумлении вздрогнул. Кошмар никак не кончался. Прямо из двери на него смотрела огромная злобно кривящаяся морда.

— Да чтоб вас всех!!! — заорал в отчаянии Сергей, скатился на пол и подхватил меч.

— Стой!!! — в ужасе взвизгнула морда, рванулась назад изо всех сил и, с грохотом вырвав дверь с петель, унесла ее наружу. Сергей выскочил следом, разглядел в чем дело и вздохнул с облегчением.

У дома, усевшись прямо на слегка дымящуюся золу, возился с выдранной дверью знакомый дракон. Дверь была одета на правую голову. Упираясь в нее задними лапами и балансируя распахнутыми крыльями, дракон натужно пытался высвободиться, но мешали широко торчащие уши. Внезапно он взвизгнул как пожарная машина всеми глотками и резво вскочил с места, дико вращаясь и ловя себя за дымящийся поросячий хвост всеми пастями.

— Да стой ты! — заорал Сергей, — все тут порушишь сейчас!

Дракон в изнеможении остановился, задыхаясь.

— Не дергайся, я сейчас сниму с тебя эту чертову дверь! Положи ее на землю.

С помощью топорика и лома Сергей расширил дыру, и правая голова, наконец, освободилась.

— Извини, братан, — смущенно проговорила левая голова, — дура это любопытная опять попалась.

«Интересно» — мелькнула мысль, — «У него что, у каждой головы свой пол?»

Правая голова крепко обиделась, остервенело сплюнула и отвернулась.

— Да ладно. Все равно дверь испорчена. Вон кусты видишь?

— Ну?

— Забирай обещанную свежатину.

— Да я уже учуял. Ты крут, уважаю. Надо же, как умял его.

— Ну, вот, все довольны, я рад.

Из дома вышла Бьянзли.

— Все в порядке, Сережа?

— Доброго утречка! — подобострастно прогнусавила левая голова, — Все в порядке. Если что, заходите ко мне, я там, в норе за лесом под горой живу.

— Так ты в пещере живешь? — спросил Сергей.

— В норе, братан. Сам своими рылами копал.

— А про пещерных тварей ничего не знаешь?

— Про пещерных? — головы помрачнели и встревожено переглянулись, — Хоть ты и крут, братан, не советую на них тянуть. Все у них не такое. Я только раз видел, как они кабана поймали… А твоя хибара на самом-то пещерном месте стоит… Ладно, пойду я, прощай!

Дракон легко выдернул из кустов тушу василиска и, решив показать прыть, начал разгоняться с холма, чтобы взлететь прямо перед лесом. Но зацепился задней лапой за забор. Крылья оглушительно хлопнули как раскрывшийся гигантский зонтик, и все сооружение рухнуло вниз, пропав из поля зрения.

— Блин! — глухо донеслось оттуда вместе с затихающим разноголосым переругиванием.

Когда они с Бьянзли пришли в себя от хохота облегчения, Сергей задумался. Этот мир уже не казался ему безмятежным райским курортом. А прошло только две ночи. Будет ли удача и дальше на их стороне?

Еще он подумал о том, как изменилось его отношение к этой женщине. Он вспомнил, как она стояла с арбалетом перед водяным, как она выходила с топором, когда появился дракон, как она встала перед дверью, чтобы отвлечь на себя внимание василиска. В критических ситуациях в ней появлялась какая-то высшая сила. Она отчаянно боролась за свою постановку, стремясь к этой своей цели самосовершенствования. Эта женщина заслуживала победы. И он будет помогать ей, как только может.

Сергей повернулся к Бьянзли.

— Слышала про пещерных? Вот так. Будем переселяться.

— Все-таки дом защищал нас.

— А еще василиски здесь водятся? Или что-то такое же жутко агрессивное?

— Нет.

— Тогда все логично. Дом свою роль сыграл, теперь он — главная опасность. Я сделаю хижину в лесу, подальше отсюда, около нашего ручья. И время терять не будем.

Они позавтракали остатками ухи, согрели свежего древесного сока вместо чая и начали собираться.

Сергей сбил доски с забора и снял перекрытия с потолка. Бьянзли помогала ему перетаскивать вещи. Они отдыхали и вновь начинали носить все, что только было можно. Даже кровать тащили через лес вдвоем.

Солнце стояло еще довольно высоко, когда однокомнатная хижина была уже готова. Досок хватило даже застелить пол. Получилось достаточно крепко и уютно. Рядом протекал чудесный ручей.

Оба были усталые и грязные от пыли. Очень хотелось есть.

— Вот где я похудею, — сказал Сергей, сильно втянул живот и потрогал через него выступающий позвоночник.

— Ого! — сказала Бьянзли и с интересом проделала тоже самое, — Если очень голоден, то попробуй свой концентрат в кармашке!

— Я совсем про него забыл! — Сергей достал серебристую упаковку по повертел с разных сторон. Не было ни малейшей зацепки чтобы разгадать этот ребус.

— Просто откуси кусочек, упаковка съедобная, а края опять срастутся.

Сергей попробовал, и рот наполнился каким-то космическим питанием в виде густой пасты с очень необычным, но приятным вкусом. Бьянзли наклонила голову и тоже откусила немного. После пары кусков есть больше не хотелось.

— Пойдем купаться на озеро? — предложил Сергей, — Отдохнем там и, опять же, договор с русалками у нас.

Они сполоснули лица и руки, захватили с собой вяленых фруктов, чтобы жевать по дороге и направились к озеру, не забыв корзинку.

Выйдя из леса, они нерешительно остановились. У берега деловито бродил водяной.

— Опять его упустили, — вздохнула Бьянзли, — теперь не даст искупаться.

— Да он нас не догонит. Пойдем посмотрим. Может быть, русалки подоспеют, уволокут его.

Подойдя ближе, они увидели странную картину. Песочный пляж пестрел от мусора странных форм, а водяной ходил с длинной палкой и, натыкая на острие все, что мог, отправлял в большой мешок. Сам он был чумаз, грязен, хмур и сосредоточен. Мельком взглянув на подошедших, он ничего не сказал. Над водой у берега уныло выглядывали русалочьи мордашки.

— Привет, дедуля! — уважительно начал Сергей, — Может помочь надо?

Тот только зыркнул и с силой насадил какой-то переливающийся перламутром предмет. От предмета на мгновение разошлось зловещее сияние, и он съежился.

— Да что тут вообще произошло?

Водяной остановился и медленно развернулся.

— Тоже мне, помощнички! — гнусаво передразнил он, — Пикник тут был! На обочине-то!

Брови у Сергея поползли вверх. Водяной шагнул дальше. Перед ним лежал круглый пузатый предмет, похожий на бублик, чуть потрескивая голубыми искрами. Сергей вспомнил.

— Стой, дедуля! — заорал он, — Не надо в эту штуковину тыкать!

Водяной только зло хрюкнул и всадил штырь в бок бублика. Сергей бросился на Бьянзли и повалил ее на землю. Полыхнуло на весь пляж, и туча песка окатила их. Сергей поднял голову. На месте водяного горело чучело, а русалки дружными взмахами хвостов поливали его озерной водой. Чучело зашипело, потухло, зашевелилось, с трудом встало накорячки и, разогнувшись, протерло глаза бородой. Потом водяной отыскал свою палку и поднял мешок. По слаженности действий русалок стало ясно, что такое происходит уже не в первый раз.

— Помощнички! — прогнусавил он, шагая к следующему предмету.

— Бьянзли! — Сергей чуть ли не рывком поднял ее, — Быстро отсюда!

Они убегали со всех ног вдоль берега, не оборачиваясь на хлопки и озаряющие день вспышки, пока в изнеможении не попадали на песок.

Отдышавшись, они поползли к воде. Отмыть песок из волос оказалось совсем не просто, особенно Бьянзли.

— Корзину бросили, жаль, — сказал Сергей.

— Потом заберем.

— Вот не везет! Теперь без рыбы останемся.

Они помолчали.

— Пойдем, хоть поплаваем, — предложил Сергей, — закрепим то, что ты освоила.

Они зашли в воду, и вскоре хорошее настроение вернулось к ним. Бьянзли быстро прочувствовала как надо держаться на воде, и они принялись играть как дети, ныряя и гоняясь друг за другом. Потом в игре незаметно появились новые участники, и Сергей вместо Бьянзли чуть было не ухватился за большой сколький хвост. Он выскочил на поверхность и увидел эйфорически возбужденную русалку. Ее подруги как заведенные торпеды молча описывали вокруг широкие круги.

— Привет! — крикнул Сергей.

— Тихо! — прошипела ближайшая, — дядюшка услышит! Опять заставит тушить его!

— Значит сегодня не поем?

— Поем! — русалки остановили хоровод и опасно приблизились, — Вот сейчас мы вас оттащим отсюда подальше и будем петь.

— О, девочки, — возразил Сергей, — может быть, мы сами по берегу доберемся?

— Нет, так дольше будет!

Перед ними появилось два плавающих листа.

— Залазьте!

Сергей помог Бьянзли и сам забрался на другой лист. Листы как глиссеры с захватывающей дух скоростью заскользили по воде, оставляя позади лучи волн.

Бьянзли взвизгивала на поворотах, когда они огибали попадающиеся кувшинки.

Они свернули в красивую лагуну, в устье небольшой горной реки. Прямо отсюда начиналось ущелье, поросшее густым синеватым лесом. Сергей, державшийся за край листа одной рукой, почувствовал, что вода здесь была почти ледяная. В другой руке он сжимал огромную сорванную по пути лилию, за которой тянулся длинный стебель.

Они остановились.

— Брр-р! — русалки фыркали от холода, — Девочки! Быстрее, замерзаем! Мы же холоднокровные!

Сергей оборвал стебель до приемлемой длины и, дотянувшись до листа Бьянзли, с многозначительной улыбкой передал ей цветок.

Она поднесла его к лицу, на мгновение совсем закрывшись им.

— Пою! — объявила русалка и очень четко, очень правильно сбацала довольно веселенький мотивчик. Едва дав ей допеть, вступила следующая. А на лист перед Сергеем в это время падали крупные речные рыбины. Конкурс получился не очень праздничным, и к его концу русалки стали совсем вялыми.

Как только Сергей выбрал победительницу, они, засыпая на ходу и не прощаясь, потянулись в теплые воды.

Сергей и Бьянзли остались покачиваться на листах метрах в двадцати от берега.

Сергей выпустил лишнюю рыбу, лег на лист, свесив руки и ноги в воду, и, подгребя к Бьянзли, взял ее на буксир. Но она точно так же улеглась на свой лист, и они вместе довольно быстро доплыли до берега.

Здесь не было песчаного пляжа. Сергей вытащил на траву оба листа и вернулся в воду. Завывая от холода, он погрузился по шею и смыл рыбью слизь с костюма.

Проблема с переноской рыбы решилась просто. Сергей разрезал кинжалом свой лист поперек как резиновый надувник. Между стенками оказалась пустота, куда он и сложил рыбу. Лист Бьянзли он тоже решил взять с собой в качестве матраца.

Это место было не слишком далеко от их опушки, но солнце уже касалось верхушек деревьев. Они, не спеша, пошли вдоль берега.

— Он зачистил-таки пляж! — заметил Сергей, когда они проходили мимо. Оставался только песок, широко рассыпанный по траве вокруг, и несколько широких воронок. Корзинка валялась там, где они ее оставили, и Сергей тут же переложил в нее завернутую рыбу и кинжал, а ремешок смотал с голени и привязал его к корешку матраца. По высокой траве его легко можно было тащить за собой, испытывая на прочность. Корзинку с завернутой рыбой Сергей поставил на голову и придерживал одной рукой, а другой держал ремешок. Бьянзли несла в руках большой цветок.

Прыгающий на кочках лист вызвал интерес у жителей деревьев и множество мохнатых и глазастых голов свисало вниз, покачиваясь на хвостах. Одна обезьянка свалилась прямо на лист и не спешила убегать, а только ухватилась за край и, обнажив от новых впечатлений довольно внушительные зубки, эйфорично дергалась всем телом на каждом ухабе. Сергей так и повез ее как на санках, почти не почувствовав веса.

Несколько обезьянок попытались тоже заскочить на лист, но первая правообладательница визгом и угрожающими жестами отгоняла их.

— Садись рядом! — смеясь предложил Сергей Бьянзли.

— Не выдержит и не станет у нас такого удобного матраца!

— Бьянзли, а у вас есть домашние животные? — Сергею пришла в голову довольно скользкая мысль о том, что он с высоты цивилизации Бьянзли сам должен восприниматься как такое же примитивное животное, только говорить умеет.

— Да, многие любят воспитывать самых разных животных, и они живут с ними как родные.

— Как полноправные родные? — удивился Сергей, — У нас к кошкам и собакам, все-таки, относятся как к низшим существам. Конечно, о них заботятся, но не считают ровней себе, в общем, с ними не особенно считаются даже если очень привязываются к ним.

— Это несправедливо, — опечалилась Бьянзли, — они же нисколько не менее сознательны, а даже более ярко и полно любят жизнь и во многом не менее способны. У нас домашних животных воспитывают как детей с рождения так, что возникает достаточно хорошее взаимопонимание, несмотря на самые различные возможности, определяемые телом, из-за чего они могут то, чего не можем мы.

— Вот здорово! — впечатлился перспективами Сергей, — Если так можно воспитать зверей, то и у такого дикаря как я есть какой-то шанс? — он с иронической улыбкой посмотрел на идущую рядом Бьянзли.

— У тебя гораздо меньше шансов потому, как ты уже слишком взрослый, — возразила она, мило ему улыбнувшись в ответ, отчего у Сергея повеляло противным холодком на душе и его лицо невольно вытянулось.

— Трудности в том, что у зверей критические периоды развития гораздо короче, чем у людей, — поясняла Бьянзли, — но у нас есть устройства, точно определяющие, когда начинаются этапы, важнейшие для специализации к чему-то и когда они завершаются. Поэтому мы можем обучать очень эффективно. А у тебя почти все области мозга завершили развитие. Все новые представления и развитие понимания теперь основывается только на уже имеющемся.

— Как жаль, что все так безнадежно со мной, — вздохнул он печально, — но все равно я постараюсь быть как можно полезнее! Уж здесь-то я вполне соотвествую окружающему не хуже русалок и дракона с поросячим хвостиком.

— Да, я очень тебе благодарна! — Бьянзли пошла совсем рядом, с изумительной нежностью прижавшись к нему, пока очередная кочка не разлучила их.

— Счастливо уживаться можно с кем угодно, — вдруг сказала она после недолгого молчания, — если быть нужным друг другу даже не в каком-то полезном практическом плане, а именно как близкие по взаимному решению. Ведь можно посчитать близким даже неодушевленный предмет, и тот станет дорогим и незаменимым носителем перенесенного на него отношения.

— Это как это?

Бьянзли улыбнулась:

— Мы пришли. Мы еще поговорим об этом!..

— Обещаешь?

— Да!

Лес наполнялся вечерними сумерками. Они пошли к своему дому. Обезьянка взвилась по веткам наверх и пропала там.

Бьянзли поставила свой огромный как кочан капусты цветок в свободную кастрюльку с водой. Нужно было до темноты успеть приготовить еду. Из больших камней Сергей соорудил примитивную печку, и земная медицина опять безотказно помогла разжечь костер.

Бьянзли нацедила свежего древесного сока, и они напились.

Недалеко у ручья она нашла грибной шар, и на ужин у них была тушеная во фруктовой мякоти рыба с грибами.

Они нарвали много травы на свою кровать и сверху положили упругий лист. Потом пошли умываться к ручью и, раздевшись, принялись со смехом окатывать друг друга ледяной водой, от которой захватывало дыхание. Воздух в лесу был теплым и ласковым и такой контраст с водой был очень приятен. Стало совсем темно и только точки светящихся носекомых и линии слабо флуоресцирующих растений слабо вырисовывали контуры этого сказочного леса.

Они постояли еще немного около еще тлеющей печки, чтобы высохла кожа, вошли в хижину и закрыли дверь.

Эта ночь была достаточно длинной, чтобы они смогли сказать много слов, и стать совсем уже привычно близкими. Заснув лишь под утро, обнимая друг друга, они спали пока по крыше не застучали огрызки от завтрака верхних жителей. Потом уже на самой крыше кто-то визгливо начал выяснять отношения.

Сергей принялся водить пальцем по коже Бьянзли, едва касаясь ее. Она лежала на спине с закрытыми глазами, но не спала, и он чувствовал, что ей было приятно. Он наклонился и легко поцеловал ее. Она улыбнулась и открыла глаза.

— Привет! — сказал он, — Вот, еще один день мы прожили вместе. Сколько осталось?

— Теперь это не имеет значения, — она счастливо улыбнулась и ласково потерлась носом о его плечо, — моя постановка успешно завершена.

Как-то неожиданно и несерьезно. Сергей привстал.

— Не понял. Все, что ли? — его настроение завяло, — Мы уже расстаемся?

Она обняла его и прижала к себе.

— Ну, Сережка… это же не игра. Мне совсем не хочется с тобой расставаться!

Он помолчал, приходя в себя, возникла прагматичная мысль, что тут не следует быть навязчивым и демонстрировать свою зависимость. А то, что Бьянзли стала ему очень небезразлична, давно не было для него новостью. Но что он мог сделать, толком не понимая происхоядщего? Оставалось просто положиться на то, что будет и в крайнем случае не устраивать смертельную трагедию. Не мальчик уже.

Они встали и натянули свои черные кожи. Бьянзли тоже была задумчивой. Сергей в очередной раз переставил часы на два часа сорок девять минут вперед. Было уже за полдень.

— Бьян, может мне на охоту сходить? Не одной же рыбой питаться будем! Или уже нужно собираться?..

— Давай сначала выйдем, на мир посмотрим! — она потащила его за руку из хижины.

Они умылись в ручье и напились сока.

Что-то было не так. В лесу наступила непонятная тишина. Сергей застыл, прислушиваясь. Но то, что он ощутил, слышалось не ушами, а всем телом, будто рядом неслышно упал огромный стальной лист. И это вновь повторилось еще более явственно.

— Ты чувствуешь, Бьянзли?

— Инфразвук. И очень мощный. Не знаю, что это может быть…

Сергей вытащил арбалет и зарядил его.

— Еще какая-то напасть… — проговорил он.

Некоторое время ничего не происходило.

Вдруг Бьянзли испуганно прижалась плечом к Сергею: по траве, низко стелясь, перемещалось странное существо серо-белесого цвета. Непонятно было, за счет чего оно движется, гладкое, веретенообразное тело почти не касалось травы. Кошмарное создание была в половину человеческого роста высотой и в длину раза в три больше.

Аморфное тело разом вздулось и опало, издав неслышный звук, от которого у Сергея затрепетали все органы внутри. В этом существе чувствовалась несоразмерная мощь и непредсказуемость.

— Сережа, — с ужасом прошептала Бьянзли, — что же ты не стреляешь?!

— Тихо… Пошли отсюда, Бьян, — он крепко сжал ее руку.

Из-за деревьев выплыла еще одна тварь.

Сергей медленно потянул Бьянзли назад, они тихо пробирались среди кустов и деревьев.

— Куда мы пойдем?

— Не знаю, Бьян, здесь нельзя оставаться, — он потянул ее дальше.

Позади раздался тихий прерывистый свист и по спине прошел озноб. Совсем близко из кустов выплыли два чудовища. Мерзко свереща, твари начали обходить их. Сергей не мог сообразить, куда лучше стрелять. Ни глаз, ни других видимых органов не было. Сергей прицелился в бок. Стрела вошла в тело как в дым и с силой ударила в дерево с другой стороны. Сергей схватил Бьянзли за руку, и они побежали изо всех сил. Что-то сбило его с ног. Он кувыркнулся и больно ударился спиной о ствол. В то же мгновение он увидел, как длинное тело с хлопком раскрылось и поглотило Бьянзли. Сбоку громко застрекотало. Сергей метнулся в сторону, но в ушах заложило, все замелькало, и вокруг заклубился серый туман.

Сергей заорал как в подушку. Руки вязли в чем-то упруго-неподатливом, вдохнуть не удавалось. Удушье нарастало, накатила тошнота, и вскоре все провалилось.

Через мгновение он обнаружил, что дышит без затруднений совершенно свежим и чистым воздухом. Вокруг тихо переливались знакомые хаотические звуки, успокаивая, отрезвляя, и паника отступила. Сергей вскочил, все поняв. Он был в доме Бьянзли, гарантирующем его безопасность. Сработал извлекатель.

Сдерживая ярость и приступ горя, Сергей нашел взглядом кольцо, оставленное Бьянзли в воздухе. Он протянул руку и коснулся теплого металла. Кольцо висело неподвижно как припаянное. Тогда он вспомнил про свое кольцо и принялся тереть его. Ничего не происходило.

— Эй!!! — заорал он в пустоту.

Некоторое время ничего не происходило. Потом розовый свет всколыхнулся, перед ним возникла Бьянзли и удивленно захлопала своими глазищами. Нет, это была не Бьянзли, хотя похожая и в том же черном костюме.

— Ты можешь помочь? Пожалуйста, быстрее! — крикнул Сергей.

— Что случилось? — спросила она, не открывая рта, — Ты включен в постановку?

— Нужно спасти Бьянзли! Она еще живая в…

— Спокойно! — девушка излучала силу и невозмутимость, — В локальном пространстве время не зависимо, и можно говорить не торопясь.

Сергей глубоко вдохнул и немного помолчал.

— Сделай что-нибудь! — попросил он, — Ее постановка уже завершена, и почему бы не оказать помощь…

— Ты видишь ее кольцо?

— Конечно, вижу.

— Ее постановка окончится, когда она оденет его.

— То есть ей никто не станет помогать?

— Почему же? Как участник ты вправе ей помочь.

— О, господи! Ну а ваши правила позволяют подсказать, как я могу ей помочь?

— Успокойся… У тебя кольцо на руке. Ты его только что активировал и вызвал исключительную ситуацию, которую приходится улаживать мне. Мысленно ты, конечно, не можешь им управлять. И вообще все ограничено твоими возможностями восприятия. Интерфейс получается самый примитивный. Ты говоришь вслух, и если это будет понятно интеллекту канала связи, то он выполнит команду. Будь осторожен.

— Не понял. Что я должен делать?

Девушка терпеливо вздохнула.

— Сначала, активируешь канал. Я не знаю, каким именно условным действием.

— О, я знаю, спасибо, и дальше командую голосом?

— Да.

— А как потом дезактивировать канал?

— Он сам это сделает по смыслу команды. Пробуй, пока я здесь.

Сергей потер кольцо.

— Бутылку пива, пожалуйста.

Он ожидал появления длинного меню с подпунктами, дотошно конкретизирующими заказ, но перед ним в воздухе возникла чуть запотевшая бутылка хорошего пива.

— Очень обнадеживает, — обрадовался Сергей, — а откуда оно знает, какое мне нужно было пиво и в какой бутылке?

— Все, что ты сам не уточнил, подбирается, исходя из наиболее вероятных предположений. Конечно же, этот предмет был принесен оттуда, откуда ты сам прибыл, используя местную базу знаний. Я еще тебе нужна?

— Один вопрос! Я могу переместиться с помощью этого кольца на свою планету?

— Да.

— И затем оттуда сюда?

— Конечно.

— Пожалуй, тогда все. Спасибо!

— Желаю удачи! — девушка исчезла.

Сначала Сергей подумал о ручном гранатомете, потом задумался. Он, в принципе, должен внезапно появиться около твари в момент, когда она схватила Бьянзли, оглушить ее, вскрыть, схватить Бьянзли и вернуться сюда.

У него есть время, чтобы все продумать и подготовиться, но только пока он находится здесь в локальном хронотопе. Он открыл пиво кинжалом и выпил половину. Затем потер кольцо.

— Жареную курицу, пожалуйста!

Постепенно он обрел нужную рассудительность.

— Мне нужен поток воды сверху, чтобы вымыть руки.

Перед ним возник фрагмент небольшого горного водопада. Воздух наполнился приятным шумом и свежестью водяных брызг. Вода просто возникала сверху из ниоткуда и пропадала снизу в никуда. Позади потока виднелась замшелая скала. Обалдеть. Сергей протянул руки к воде, и холодные брызги полетели ему в лицо. Теперь нужно немного отдохнуть и морально приготовиться. Он умылся и снова потер кольцо.

— Я могу получить информацию?

— Да, — раздался мягкий голос с небольшим акцентом, — Кроме того, вы можете получить помощь, ораниченную в разумных пределах и частью потенциала потребления вашего партнера по постановке. Нужно конкретизировать детально?

— Пока нет, спасибо.

Сергей задумался. Так, лучше сейчас не забираться в эти дебри, хотя это страшно интересно.

— А вы кто?

— Контекст данного канала в системе единого разума.

— Вы — живое существо?

— В принципиальном плане — да. Мои структуры не локализованы в одном месте. Я биосинт, и я — часть общего разума.

— Можно попросить вас организовать спасательную операцию на этой планете?

— К сожалению, напрямую вмешиваться в постановку могут только ее участники.

— Тогда мне нужно портативное оружие, парализующее все движущееся, с радиусом действия около двадцати метров.

Перед ним рядом с бутылкой появился причудливый предмет, размером и формой напоминающий компьютерную мышь. Сергей очень осторожно взял штуковину и повертел в руках. Она была теплой и бока, казалось, чуть заметно дышали.

— Требуются пояснения? — раздался услужливый мягкий голос.

— Да, как это работает?

— Это внепространственный индуктор хаотичных электрических импульсов не повреждающей амплитуды. Приводит к общему торможению любых, даже защищенных, биологических систем и сбою электронных систем.

— Хм, что значит даже защищенных?

— Не имеет значения, как будет защищен объект потому, что импульсы индуцируются внепространственно прямо в нем самом.

— Надо же… Как им пользоваться?

— При сжимании боков, начиная с определенного усилия, появится белый луч визуального наведения. Более сильное сжатие вызовет индукцию в объекте, и луч наведения станет красным. Дальнейшее усилие сместит цвет луча наведения выше по спектру и увеличит силу воздействия. Ширина луча регулируется усилием снизу. Луч появляется из пятна на кончике шокера.

— И насколько хватит заряда?

— Энергия поступает по внепространственному каналу и ничем не ограничена.

— А как приводить в чувство парализованного?

— Это зависит от особенностей физиологии. Но, как правило, достаточно рецептивной стимуляции.

— Пощечины, что ли?

— Пощечина вполне может эффективно подействовать на существ большинства типов, согласился голос.

— Ну, спасибо.

Сергей в нетерпении проверил кинжал на ноге. Он сосредоточился, мысленно проигрывая возможные сценарии событий. Вряд ли у него будет второй шанс.

Он потер кольцо.

— Есть ли возможность проследить мое прежнее местонахождение в тот момент, когда меня перенес сюда извлекатель?

— Да.

— Переправьте меня туда, но на три метра дальше в любую сторону.

— Это невозможно. Запрещены любые прямые воздействия в районе постановки.

Сергей замер в минутном ступоре. И что теперь делать? Неужели он не обойдет эти тупые ограничения? От опушки до места довольно далеко. Даже если бы у него был мотоцикл… А с мотоциклом, пожалуй, есть шанс, что Бьянзли еще не задохнется. Вот только он никогда не ездил на нем… Мотоцикл — это его товарищ по горам Борис.

— Могу я переправить сюда человека с моей планеты?

Молчание. Сергей потер кольцо и повторил вопрос.

— Можно, в случае его добровольного согласия.

— Мне нужен телефон, соединенный с телефонной сетью моего города.

Перед ним возникла крутая модель из какого-то земного офиса. Его провода, сигнальный и сетевой, уходили в никуда. Тут же раздался звонок. Сергей с изумлением поднял трубку.

— Алло?

— Иван Игнатьевич? Приветствую, дорогой…

— Я не Иван…

— Слушаю! — раздался в трубке усталый властный голос.

— Не узнал, что ли? Хе-хе…

Сергей осторожно положил трубку, поняв, что подключился параллельно. Он потер кольцо.

— Пожалуйста, мне нужен другой телефон…

Появился еще один телефон. Он позвонил домой, но никто не брал трубку.

Сергей хотел уже звонить к Борису, но вдруг понял, что не помнит его номер. Он вообще никогда не запоминал телефонные номера…

Он заказал бумагу и ручку, затем позвонил в справочную и, после недолгих уговоров, заполучил то, что надо. Телефон каким-то образом оказался в режиме громкой связи. Сергей не стал разбираться и оставил все как есть.

Борис поднял трубку сразу.

— Привет, — сказал Сергей, — Как жизнь?

— Серега, блин! Ты куда пропал?

Зазвонил крутой телефон, и Сергей вытащил его шнур из разъема. Он так и остался торчать из ниоткуда. Что если закоротить его здесь? Ну и помучаются же ремонтники…

— Слушай, Борис. У меня, в общем-то, все в порядке, так что не волнуйся. Но мне очень нужна твоя помощь в одном приключении.

— На гору собрался что ли? Напарник нужен? — чуть напряженно спросил Борис.

— Нет. Ты все равно не поверишь, пока сам не увидишь. Расслабься, ты знаешь меня, я бы тебя на кислятину не пригласил бы. Поверь, тебе понравится. Как у тебя со временем?

— А на сколько рассчитывать?

— До конца дня справимся.

— А-а… — несколько разочаровано протянул Борис, — ну это без проблем.

— А как твоя тачка? На ходу?

— Старушка в полном порядке.

— Ну, отлично. Приготовься, я сейчас тебя заберу через пару минут.

— О кей.

Сергей потер кольцо.

— Мне нужен тот человек, с которым я сейчас разговаривал. Он согласен.

— Невозможно локализовать собеседника по земным телефонным линиям. Но вы можете показать его.

Справа от водопада возникло что-то вроде широкого круглого тоннеля, на другом конце которого он увидел свой город с большой высоты.

— Направляйте пальцем, куда нужно перемещаться.

Сергей ткнул пальцем и это место начало быстро приближаться. Показался и вырос в размерах дом, где сейчас находился Борис и Сергей «влетел» сквозь стену. Впечатление было ошеломляющее. Борис сидел в халате, в своем отделе за огромным столом, в окружении включенных приборов. Перед ним трагически зияли потроха вывернутого на изнанку коструктива. Он тоскливо смотрел на простыню электронной схемы, прикрепленной к стене, но его мысли были уже заняты другим.

— Это он, — негромко сказал Сергей, — давайте его сюда.

Тоннель исчез.

Не прошло и минуты как рядом возникло лежащее навзничь тело, запутавшееся в халате. Сергей с живейшим сочувствием вспомнил собственное появление.

Борис вздрогнул, зашевелился и замер с открытыми глазами. Перед его взглядом не было ничего кроме розового мерцающего тумана. Вдруг он тихо и жалобно застонал.

— Борька!.. — позвал Сергей.

Тот неуклюже и испугано обернулся, наморщил лоб, укладывая в голове увиденное и понемногу трезвея.

— А… Сергей… что за чертовщина?!

— Боря, все в порядке, не переживай. Я же обещал, что ты равнодушным не останешься. Извини, что вытащил тебя таким способом.

Борис сморщил лицо, с глубоким изумлением уставившись на водопад, перевел взгляд на телефоны, увидел недопитое пиво, висящее в воздухе. Он затряс головой.

— Так ты здесь банкуешь? Кто бы мог подумать… А этого гада зачем ты на меня наслал? Лучше бы кобру в постель засунул.

— Извини, Боря, но я эту тварь не выбирал. Так у них тут заведено. Около Земли вот такие симпатяги подобные поручения выполняют.

Борис вяло погрозил пальцем.

— Ну, тебе многое придется объяснить!..

— Конечно! А к вечеру будешь дома. Помоги мне только.

Борис поднялся и поправил халат. Потом подобрался и ловко ухватил бутылку с пивом, ища глазами, куда бы присесть.

— Откидывайся назад, оно само тебя подхватит.

Борис весь напрягся, зачем-то задержал дыхание и, как аквалангист, ухнул спиной.

Сергей ухмыльнулся, подумав, что сам он выглядел, наверное, не менее забавно.

— Что делать-то надо? — Борис с удовольствием глотнул пива.

— Давай так. Гносеологические объяснения потом, а пока расскажу только то, что нужно для дела. Короче. Мы сейчас нигде.

— Ха, да я так и подумал, — Борис в два мощных глотка почти опустошил бутылку. Сразу стало видно, насколько благотворно напиток подействовал на него.

— Это место вне пространства и здесь время всей остальной вселенной как бы остановилось. А нужно нам спасти женщину.

Борис поперхнулся последним глотком, прокашлялся и весело заехал Сергею по плечу.

— Ну, конечно! — заорал он, — Женщину! У тебя или горы, или женщины! — и он с сожалением посмотрел на пустую бутылку.

— Боря, не тормози, пожалуйста! — Сергей незаметно потер кольцо, — Две бутылки пива!

Борис ошарашено помолчал, потом взял новую бутылку.

— Дайка твой ножичек! — попросил он, показывая на кинжал на ноге, — Тут у тебя такая техника! На фига только я тебе еще нужен?

— Ты вникай! В той остановившейся вселенной, я даже сказать не могу в какой галактике, эту женщину только что сцапала очень странная тварь. Как только мы там появимся в реале, пойдет отсчет времени пока она не задохнулась в мешке этой твари. Вот поэтому и нужна твоя тачка. Задача: мы появляемся там, как только можно быстро едем до места, глушим тварей и освобождаем ее. Вот так.

— Ну и дела…

Борис помолчал, вскрывая бутылку кинжалом, — Значит даже не одна тварь, а несколько. И как мы их будем глушить?

Сергей молча показал на шокер.

— Какой-нибудь кварковый взрыватель планет?

— Абсолютно безотказный парализатор. У тебя будет такой же.

Борис хлопнул себя по карманам халата и извлек сигареты.

— Можно?

— Да травись на здоровье, — поморщился Сергей.

Борис закурил.

— А ты классно выглядишь в этом прикиде. Только вот щетиной оброс.

Сергей невольно потрогал подбородок. Он и забыл про бритье. Как же Бьянзли терпела такой ужас?

— Жрать хочешь? — озаботился Сергей.

— Не откажусь.

Сергей опустил голову к кольцу.

— Мне нужен набор для бритья с зеркалом, жареная курица, еще один парализатор и еще один костюм как на мне.

Пока Борис ел, Сергей побрился.

Довольный Борис откинулся в невидимом кресле, подняв жирные растопыренные пальцы над коленями.

— Руки вымой в водопаде.

— Это, что, настоящий водопад? — Борис подошел и вывернул голову, пытаясь разглядеть, откуда низвергается вода.

— Конечно. Реальный фрагмент с какой-то планеты.

— А камень сверху не свалится?

— А ты каску одень.

— Ага, я тебя поймал! — Борис радостно заржал, отмывая руки, — Говоришь, время во всей вселенной остановилось? А водичка-то течет!

Сергей озадачился.

— Мне сказали, что остановилось. А ты хорошо вообще разбираешься в пространственно временной синхронизации?

— Ладно. Покажи, как игрушкой пользоваться.

Сергей взял в руки упругое тело парализатора, навел в сторону и сжал бока. Брызнул яркий сноп света, который послушно сузился, после того как Сергей надавил на низ. Несмотря на чистый воздух, луч был виден так же ясно как в сильно запыленном помещении. Он объяснил Борису то, что знал сам.

— Давай, Боря, скидывай свой мирный халатик, будем комплектовать коммандос.

Даже в черной коже кучерявый Борис скорее походил не на коммандос, а на известного французского актера комедийных фильмов. Но он начал серьезно проникаться предстоящим. Сергей не раз бывал с ним в горах и не сомневался в нем.

Борис потренировался с шокером, потом подробно расспросил куда нужно будет ехать.

— Кажется, осталось только пригнать твою тачку.

— Это что, опять с той симпатягой встречаться?!

— Неодушевленные предметы можно достать напрямую.

Борисова техника возникла в розовом тумане, нагретая земным солнцем, и на мгновение наполнила воздух горячим резиновым духом. Почти сразу произошла регенерация, и в воздухе опять осталась только свежесть от водопада.

— Я ботинки надену, — решил Борис, — и тебе советую.

Сергей подумал и заказал им обоим горные ботинки.

Его охватило предстартовое волнение. Он решительно потянул вторую бутылку из рук Бориса.

— Потом, Боря. Поехали!

— Скажи, старик, она очень красивая?.. О, понимаю!

Борис уселся на мотоцикл, убрал подножку, включил стартер и газанул.

— Открывай ворота, что ли!

Сергей потер кольцо.

— Мы выходим.

— Нет. Сначала передайте извлекатель своему товарищу.

— Ах, да. Боря, ну-ка надень это колечко! — он протянул ему свое кольцо, — Это твоя гарантия абсолютной безопасности. Если что — ты просто очнешься здесь, и тебя переправят на Землю.

Борис, не кокетничая, продел в кольцо свой толстый мизинец. Сергей уселся позади, и мотоцикл вылетел в лес, с треском ломая сухие пальмовые листья. Из-за деревьев блеснуло озеро.

— Боря, туда! — Сергей махнул рукой, и они помчались, уворачиваясь от деревьев.

Мотоцикл высоко подскакивал, взлетая на кочках, Сергей судорожно вцепился в поручень одной рукой, держа шокер в другой.

Сбоку промелькнула длинная белесая тень.

— Стой! Вот оно, Борька!

Мотоцикл круто вывернул, глубоко вгрызаясь колесами в почву, и с ревом рванул к чудовищу, которое и не подумало скрываться. Развернув лоснящееся рыло, оно обдало землян мерзким скрежетом. Мотоцикл занесло, и тут же широкий красный луч накрыл длинное тело.

Сергей вырвал ногу из-под упавшего мотоцикла и подбежал к чуть подрагивающему вздутому боку, на ходу выхватывая кинжал. Преодолевая отвращение, он всадил клинок в податливые ткани и тут же содрогнулся от мощного толчка. Перед ним что-то распахнулось, раздался предостерегающий вопль Бориса, и Сергей потерял сознание.

Он очнулся от второй крепкой пощечины, замычал и раскрыл глаза, морщась от боли в голове.

— Извини, старик, тебя тоже пришлось зацепить!

Перед ним стоял Борис.

— Что было?! — Сергей вскочил.

— Ты ткнул ее ножом, и вся эта штуковина распахнулась на тебя, как ворота. Ну, я ее лучом снова успокоил. Извини, луч аж позеленел. Небольшой передоз.

— Блин! Значит, оно очнулось от боли. Пока я режу, нужно светить на рыло!

Сергей снова начал вспарывать брюхо, но ткани сразу же стягивались следом. От этого зрелища дурнота подкатывала к горлу. Тут луч от шокера в руке Бориса резко сузился, когда тот нервно сжал его и тут же, лопнув как пузырь, распахнулась сиреневая полость. Там одиноко блестела кастрюля.

— Нет ничего! — Сергей прислушался. В лесу все еще стояла неестественная тишина. Никаких звуков от тварей тоже не было. Вероятно, они вернулись к себе в пещеру. Сергей подавил приближающееся отчаяние. Нужно пролезть в их пещеру.

— Поехали, Борис!

Они вскочили на мотоцикл и через несколько секунд, взлетев на холм, остановились у разобранного домика. Прямо в том месте, где он разделался с василиском, в полу зияла огромная дыра.

— Они все выползли оттуда, Борис! А я про фонарь забыл!

— А того, что в руке тебе мало, растяпа?

— Елки, а ведь точно! Быстрее!

— А веревка, каски?

Сергей схватил в кладовке веревку и сполз в дыру, заклиниваясь коленями и локтями. Колодец был не глубже трех метров, и он быстро спустился на дно.

— Давай!

Через несколько секунд Борис был рядом. Они посветили шокерами в даль. Ход наклонно шел вниз. Здесь стены были уже скальными и вскоре они проникли в узкую невысокую щель, покрытую иглами белых кристаллов. Сергей почти бежал, с треском обдирая о свой костюм все, что за него цеплялось. Сбоку, за массивной гирляндой колонн открылся зев широкого бокового хода.

— Куда двинем? — Борис крутил головой, выбирая путь.

Сергей замер, пытаясь разобраться. Им нужно в сторону того родника, где эти твари разделывают добычу.

— Пошли сюда! — Сергей нырнул в боковой лаз. Борис превентивно засверкал красным лучом шокера.

— Ах, гады! — бешено рычал Сергей, кося уже позеленевшим лучом во все стороны, пока не затихли отвратительные звуки.

Борис вышел через короткий проход в зал и с содроганием увидел сплошную белесую массу, занимающую все пространство. Сергей был почти уверен, что Бьянзли не может быть здесь внутри одной из тварей. Полости у чудовищ были явно не желудками, а только багажниками для переноски. Просто так держать в них Бьянзли они вряд ли стали бы.

Они осмотрелись и, как не спешили, заметили, насколько великолепен был этот зал. В высокий свод повсюду вливались фигурные колонны, опоясанные кружевными натечными гирляндами, переплетенными сверкающими как снег тонкими веточками с друзами шаровых игольчатых образований. Все это ослепительно искрилось в ярком белом свете.

Среди изгибов и складок они нашли несколько ходов в нужном направлении. Два из них были достаточно широки. Сергей только хотел войти в один из них как оттуда высунулось острое рыло и молниеносно боднуло его в живот. С глухим стоном Сергей повалился на спину. Борис от неожиданности оступился и чуть не выронил свой шокер. Чудовище истошно взвизгнув, с неожиданной быстротой подскочило к барахтающемуся Сергею. Синий луч выхватил длинное тело и оно, не допрыгнув, мягко шлепнулось на камни. Борис наклонился и протянул руку.

— Идти можешь?

— Вот же гадость… — просипел Сергей, — поднимаясь на ноги, — посвети, я свой парализатор уронил.

Они нашли шокер около лежащих тел. Сергей проверил его, на синей мощности осветив ход, куда собирался пролезть.

— Слушай, старик, — Борис встал рядом, — а сам-то ты защищен как я?

— Не бери в голову.

— Так, так. Стой, я пойду первым, — он рывком протиснулся между Сергеем и стенкой.

— Быстрее, Боря! — взмолился Сергей, и они побежали.

— Пар изо рта! — крикнул, слегка задыхаясь от бега, Борис, — стопроцентная влажность!

Стены были здесь сырыми, сверху капало.

— Значит, правильно идем!

— Здесь колодец! Давай обвяжусь, подстрахуешь!

Сергей наклонился. Градусов семьдесят с трещинами и выступами.

— Некогда, пройдем и без веревки, — он быстро полез вниз. Шокер сильно мешал, но он спустился без особого напряжения, и затем подсвечивал Борису, пока тот спускался.

— Дальше я первый, — Борис зашлепал по воде, пригибаясь в низком проходе и шипя, когда цеплялся головой о растущие сверху кристаллы. Внезапно он замер, освещая что-то впереди. Потом медленно повернулся к Сергею.

— Что увидел?

— Стой… Не ходи туда…

— Какого черта?!

— Старик, мы опоздали… — он опустил глаза и сжал челюсти, — поверь, там уже делать совершенно нечего.

У Сергея ноги стали ватными. Потом он замычал и, оттолкнув Бориса, пошел к небольшому озерцу, в которое затекала вода из прохода.

— Вот козел! — раздался его голос, — Как ты мог так перепутать?

Рядом с озерцом на каменном полу лежало тело русалки с закинутой за спину головой. Борис подошел.

— Это не она?

— Это русалка! — Сергей вздохнул. — Даже до них добрались, гады.

— Прости, старик, кто же знал… — Борис сокрушенно поскреб щеку.

— Что теперь делать? Где-то же она должна быть. А мы как раз там, где они добычу разделывают.

— У меня такое впечатление, что они не едят мяса, — вдруг сказал Борис, — Видишь, она хорошо промыта и уже немало здесь лежит. Они не голодные. Их в зале столько было, что фиг всех мясом прокормишь.

— Может быть…

Они поднялись наверх. И только теперь увидели лаз на стене прямо над колодцем. Они забрались в него. Это была просторная и широкая галерея с довольно ровными стенами, явно искусственного происхождения. Они побежали, гулко топая по гладкому полу.

Неожиданно за поворотом оказался длинный зал с низкими сводами. Они остановились, изумленно осматриваясь. Вокруг стояли каменные фигуры различных животных в натуральную величину. Они были выполнены динамично и правдоподобно во всех мельчайших деталях. А среди них настороженно замерли несколько небольших, раза в два-три меньше обычных, белесых тел. В их поведении было что-то новое. Они явно боялись, неподвижно замерев и только тихо верещали.

Держа наготове шокер, Сергей двинулся вперед, и в зале поднялась паника. Со всех сторон захлопал инфразвук, и вся мелочь бросилась в противоположный конец зала. Земляне побежали за ними.

Внезапно Борис остановился.

— Смотри!

В глубине зала среди скопища тварей виднелся продолговатый камень, частично обработанный в виде женской фигуры. Раньше он был основанием колонны, и верхняя часть сталактита еще свисала над каменной головой.

— Какая фигурка! Теперь-то я не ошибаюсь, предположив, что это они копируют твою женщину?

— Да…

Два красных луча заплясали по залу, наводя умиротворение.

Сергей полез, шагая через вздутые пружинящие тела. Он добрался до скульптуры, наклонился и тихо вскрикнул.

— Бьян!

Борис подошел и увидел лежащую среди чудовищ бледную женщину с закрытыми глазами. Он наклонился и пощупал пульс на ее шее.

— Все в порядке. Она просто вырубилась.

Сергей осторожно взял Бьянзли на руки и понес, удивляясь ее почти невесомому телу. Выходя в галерею, он споткнулся и Бьянзли открыла глаза.

— Сережа… — прошептала она и снова на мгновение закрыла глаза.

— Потом поговорим, Бьян, — тихо сказал Сергей, — Ты можешь идти?

— Не знаю.

Сергей осторожно поставил ее. Она вполне уверенно держалась на ногах. Они немного постояли обнявшись. Бьянзли наклонила голову к его уху.

— Кто это?

— Давай я вас познакомлю по земному обычаю, — прошептал он и жестом подозвал друга. Тот подошел, улыбаясь, но по его виду нельзя было сказать, что он восхищен красотой женщины, стоящей перед ним.

— Бьянзли, знакомься, это — Борис. Я его позвал с Земли на помощь. Борис, это — инопланетянка…

Его прервал мощный хлопок инфразвука, и Борис едва успел влет остановить огромную тушу. Не меняя мужественного выражения лица под романтическими кудряшками, он галантно кивнул:

— Очень приятно!.. Я несомненно поцеловал бы вашу ручку, мадам, но вот…

«Вот гад, уже клеится…» — подумал Сергей, — Давайте выбираться!

Сергей и Бьянзли так и пошли дальше в обнимку. Борис сначала шел позади, потом перед спуском к колодцу опередил их.

Он заглянул вниз и тут же отшатнулся.

— На тебе! — зеленый луч сверкнул по рылу, показавшемуся снизу. Оттуда раздался мягкий шлепок упавшего тела.

Борис слез к колодцу и хотел было галантно помочь Бьянзли, но та спокойно и ловко спустилась сама. Однако в последний момент она все же приняла его руку с улыбкой.

— Восхищен вашей ловкостью! — заметил Борис.

К колодцу выходило несколько ходов.

— Кажется мы вышли оттуда, — Борис неуверенно махнул рукой на одну из дыр.

Сергей, уже собравшийся было пройти в одну из них, остановился.

— Ну вот. Я теперь уже не уверен.

Они пошли в предложенную Борисом дыру, но очень скоро стало ясно, что это не тот путь. Они вернулись и нырнули в другую. Эта попытка оказалась удачной.

Набив несколько дополнительных шишек и царапин на головах о низкие своды, они вышли к земляной норе, ведущей наверх. Сергей положил шокер в карман и вылез. Потом сверху сбросил веревку.

Дневной свет ослеплял. Во дворе было мирно, только разобранный домик наводил на грустные мысли. Кошмар остался позади.

Они все изводились в пещерной грязи, но Бьянзли обняла Сергея и прижалась к нему.

Борис добродушно ухмыльнулся, сунул в зубы сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Где тут у вас умыться можно? — спросил он.

— Мы построили хижину у лесного ручья, — сказал Сергей, — поехали туда, там и умоемся.

Борис залез на мотоцикл, завел его и, отталкиваясь ногами, развернул к лесу.

— Поехали?

Но Бьянзли явно трусила. Этот ужасающий грохочущий земной механизм не вызывал никакого доверия.

Сергей усадил ее за Борисом, сам прилип сзади, и они с дикими воплями канули вниз с холма.

— А неплохо устроились! — одобрил Борис, умиротворенно сидя в позе лотоса на уже обмякшем листе кувшинки и доедая тушеную рыбу, — Спасибо вам, — он с сожалением отложил посудину, — и мне слегка перепало: с работы и прямо в сказку!

— Что ты, Борька! — возмутился Сергей, — Это совсем не та идиллия, что думаешь! Ты же видишь, что тут творится!

— Ага, вижу, что не идиллия! — он заржал, усевшись на скамейке как на коне, вытянув вперед ноги с надкушенной грушей в руке.

Подошла Бьянзли, менявшая у ручья воду для своего цветка.

— Ты ему, конечно, передал свое кольцо? — спросила она.

— Да, у вас тут жеские правила.

— Тогда поздравляю тебя с твоей постановкой! — она притянула его к себе и торжественно поцеловала.

— Да? И теперь мне можно в ваш первый класс? — он так и остался в ее объятиях.

Бьянзли засмеялась, поймала его руку и откусила его грушу.

— Ты, конечно, не был подготовлен, но все же… — она снова потянулась к его груше, и Сергей попытался перекинуть ее в другую руку, но Бьянзли молниеносно перехватила ее в полете и завладела безраздельно.

— Теперь цепочка удлинилась, — продолжала она, — я доверилась тебе и зависела от тебя, а ты доверился своему другу. Теперь только он может провести нас в мой дом.

— Да уж, какая тут подготовка! — заметил Борис, закуривая, — Мне пришлось так быстро во все это въехать, что я уже ничему не удивляюсь. Даже жалко… Ну, а потом, хоть иногда, можно будет сюда заглядывать?

— Только тебя будет провожать все тот же неловкий парень с длинным языком, — поддел Сергей.

Борис брезгливо передернул плечами.

— Эта образина итак теперь будет являться мне во всех кошмарах, — он выпустил великолепную очередь колец табачного дыма.

— Мы будем тебя пускать через черный ход! — заверила Бьянзли.

— Ты слишком хорошо говоришь для инопланетянки, — заметил Борис и посмотрел на часы, — Сколько же мне осталось? Часа три до конца работы. Какова будет заключительная часть развлекательной программы?

— Куда торопишься? — спросил Сергей, выбирая из корзины новую грушу, которая тут же оказалась у Бьянзли.

— Я дома на контроле, — грустно признался Борис, пожимая плечами.

— Вот, попробуй, — Бьянзли протянула ему фрукт.

Он смело отексил сразу половину, начал беззаботно жевать и застыл, медленно постигая новые ощущения.

— Это нирвана!.. — признал он, — Мне даже открылась какая-то высшая истина! Скажите, это тот самый запретный плод из Эдема? — он потянулся к корзине за следующим.

— Смотри, после третьего на Землю уже не захочешь! — честно предупредил Сергей.

Рядом громко затрещали деревья.

— Доброго здравия всем вам, братаны и дама! — раскатился гулкий хоровой бас.

Борис ошарашено пригнулся и сжал дымящую сигарету в оскаленных зубах, готовый проглотить ее если надо будет.

— Мать твою… — тихо выговорил он, сводя колени и из позы лотоса естественно переходя в спринтерскую стойку.

— Привет, трехголовый! — добродушно отозвался Сергей, — Чего-то надо или просто так?

Борис мелкими галсами подкрадывался к своему шокеру.

— Старик, ты особенно не блефуй с ним, — утробным шепотом провещал он.

Дракон неуклюже протиснулся между стволами, почему-то выбрав самое узкое место, и присел рядом прямо в ручей, надежно спрятав в воду поросячий хвостик. В передней лапе он держал за ноги большую птицу, безжизненно распахнувшую крылья с красными перьями.

— Отблагодарить вот зашел, — сказала левая голова. Дракон бросил на траву большую птицу, и ее мертвая голова сурово уставилась на сидящих, — добром за добро.

— Ой, спасибо! — искренне обрадовался Сергей, — А то рыбу не могу уже видеть! Так что заходи вечером, если будет рыба — всю тебе отдам.

— Вот и чудненько, братаны, — левая голова попеременно смотрела то на Сергея, то на Бориса, — а отсюда лучше уходите куда подальше. Пещерные и здесь рыскают. Я парочку раздавил, когда на меня налетели. Но дико сильные они.

— Знаем уже, — покачал головой Сергей.

— А птица эта из породы бронзовых орлов, — встряла правая ученая голова, — перья — как стальные, может пригодиться для стрел.

— Ну, пошли мы, — дракон поднялся и, как собака, с шумом отряхнул воду с задней части мощным вращательным движением. Он попятился и вписался в то же самое узкое место между стволами.

Борис оттер лицо от брызг, глубоко затянулся и восстановил позу лотоса вместе со своим душевным равновесием. И это соответственно привело его к философическому настрою. Он придал лицу возвышенные черты, выдохнул дым в виде ядерного гриба и изрек:

— Этот мир не перестает удивлять. Могу ли я быть удостоен разговора об его устройстве, Бьянзли? Два дикаря охотно бы вняли мудрым речам женщины с неба об этих сказочных как сон чудесах.

— Ты не дикарь, Боря, и не сон это, хоть ущипни себя. Но что я могу сказать так, чтобы сразу все становилось ясно?..

— Старик, ты понял?

— Ну, да… вроде того, что мы, все же, дикари… — Сергей с улыбкой посмотрел на Бьянзли, — Но я уже начинаю понимать, что эта культура настолько высока, что они не кичатся мудростью даже перед домашними животными.

— А вдруг мы вне рамок их гуманизма? — Борис стряхнул пепел с жалкого бычка, добродушно поглядывая на Бьянзли.

— Извини, Боря, но хотя многое тебе кажется грандиозным, уверяю, духовно мы мало от вас отличаемся. А, кроме того, я ведь знаю, — она лукаво погрозила пальчиком, — как у вас в обычае бывает ставить человека в неловкое положение. Признайся, разве твоя жена никогда не ловила тебя подобным образом? Ты ей говоришь, к примеру: «Скушай мороженое, дорогая!» а она: «Ты что, хочешь, чтобы у меня заболело горло?».

Борис потер нос. Больше всего его смутило, что известен печальный факт существования его жены.

— Прости дикаря, женщина с неба, — он нервно втянул в себя остаток заряда сигареты и щелчком послал фильтр в кусты.

— Ты с огнем осторожнее, — заметил Сергей, — эти кусты воспламеняются как свечки!

Борис поднял руки и побежал за куст искать бычок. Бьянзли рассмеялась.

Борис выглянул из кустов:

— Помню какое-то интересное озеро недалеко отсюда. Предлагаю следующим номером сводить меня на пляж.

— Подходит, — согласился Сергей, — заводись!

Бьянзли уже почти не боялась мотоцикла и даже правильно вела себя на виражах. Они вылетели из леса и, высоко подскакивая на кочках, устремились к озеру. Борис юзом заехал на песок и остановился. Сергей соскочил и поддержал Бьянзли.

Борис озирался, не слезая с мотоцикла.

— Какое озеро! — восхищался он, — Лес, солнце, облака! — Мне это будет сниться унылыми ночами! А горы здесь просто обалденные! Старик, может мы как-нибудь…

Облака действительно стали очень необычными. Огромные пушистые небесные звери сливались в веселой голубизне и превращались в еще больших облачных монстров.

— Вечером дождь будет, — предупредила Бьянзли.

— Поскучайте здесь немного, я объеду озеро кругом, а? — сказал Борис, нетерпеливо газуя.

— Парализатор с тобой? — спросил Сергей, — Нигде там не купайся, опасно!

Мотоцикл взревел и, выбрасывая из-под колес струи песка, умчался.

Сергей повернулся к Бьянзли.

— Подождем его, а потом вместе пойдем купаться?

Они уселись на травяной кочке у самой воды.

— Спасибо тебе, Сережа!

— Да что ты, — он ласково поцеловал ее.

Борис вдалеке трещал не громче рвущихся штанов присевшего штангиста. В мир у озера возвращалась тишина, только лес тихо шумел издалека.

— Что мы теперь будем делать? — прямо спросил Сергей.

— Жить дальше, — улыбнулась Бьянзли, — я начну готовиться к следующей постановке.

— Ты же говорила, что такое — раз в жизнь!

— Теперь на новом уровне и совсем другая тема!..

— Ну, что же, желаю успеха.

Бьянзли толкнула его плечом.

— Ты что, прощаешься?

Сергей расширил глаза и, обняв ее за плечи, зарылся носом в волосы.

— Тебе ко многому нужно привыкнуть и многое понять, — сказала она, нежно почесывая его за ухом, — а это невозможно так сразу. Тебе нужно вернуться на Землю, но мы будем встречаться так часто как захотим. У тебя будет кольцо.

— Оно у Бориса.

— У тебя будет свое. Борис теперь тоже причастен и наверняка захочет этим воспользоваться.

— А много таких причастных на Земле?

— Довольно много. Но взамен они дают обязательство не оказывать заметного влияния на Земную жизнь, да им и не до этого становится!

Они замолчали и сидели, обнявшись. Сергею хотелось, чтобы это длилось как можно дольше.

Издали послышался мотоциклетный треск. Борис возвращался с той же стороны, куда поехал. Что-то с ним было не так. Он резко остановился, швырнул под ноги сидящим большую охапку спутавшихся водорослей и, поставив мотоцикл, удрученно опустился прямо на песок. Бьянзли взглянула на водоросли и расхохоталась. Сергей привстал.

— Что стряслось?

На скуле Бориса зрел кровоподтек, щека была в длинных царапинах. Борис что-то невнятно прошипел. Потом подумал немного и взял себя в руки.

— Опять мне досталось совершенно незаслуженно… Еду, любуюсь редким видом, всему миру только добра желаю. Там дальше пляж заканчивается, берег пошел обрывистый, и еду я уже по мягкой траве между деревьями. Засмотрелся я на озеро. Там цветы эти растут огромные, как у вас в хижине видел. И только краем глаза вдруг заметил впереди что-то натянутое поперек пути, как уже лечу через руль мордой в землю. Хорошо, что не быстро ехал. Поворачиваюсь, так обидно стало, какой-то сказочный старикан, смотрю, вот эту пакость, — Борис ткнул носком ботинка в водоросли, — бороду свою зеленую, очень резво с деревьев сматывает. Сгоряча хотел сначала его голыми руками, тем более, что словом он меня крыл просто невозможно обидно и, между прочим, еще орал, что какой-то Авдотье от него тоже достанется.

— Это он про меня! — всхлипнула Бьянзли, вздрагивая от беззвучного смеха.

Борис удивленно посмотрел на нее.

— Очень хотел я его уделать крепко, но, чувствую, что-то не в дугу, треснулся я основательно. Тогда просто достал шокер и вломил ему дозу. Стою, не знаю куда злость слить. Вспомнил, что в инструментах у меня нож есть, ну и срезал ему зеленую паклю на фиг чтобы больше ловушки не устраивал. Теперь с козлиной бородкой будет ходить. Объясните мне, что это за тварь и чего ей от меня нужно было?

— Борис, что ты наделал?! — Сергей, давясь от смеха, приподнял двумя пальцами зеленый ворох, — Ты же водяного оскальпировал! Он эту бороду тысячу лет отращивал!

— Слишком сильно он меня уделал, — Борис ласково потрогал свои царапины.

— Вообще у этого дедка здесь самоотверженная экологическая миссия. Я его даже зауважал. Но повадки, конечно, отвратительные. Он, наверное, тебя со мной перепутал, — сочувственно вздохнул Сергей, — Я его однажды от Бьянзли отвадил довольно грубо.

— Да и фиг с ним, — махнул рукой Борис, — так почему в этом озере купаться опасно? Сейчас бы очень не помешало…

— Ты уже с этой опасностью справился, — заверил Сергей, — так что пойдем купаться, пока водяной не очнулся.

Они минимизировали костюмы до бикини и ринулись в воду. Случайные взгляды Бориса невольно задерживались на фигуре Бьянзли.

Они купались, даже не выходя на пляж, под все более мрачнеющим небом, пока их не обнаружили русалки, потребовавшие продолжения конкурса. Борис пришел в эйфорический восторг. Он тут же принялся командовать, очаровал их всех и дошел до того, что устроил гонки на русалках, которые он же и выиграл. Потом передал им бороду водяного с раскаянной просьбой не держать зла.

Все небо покрылось плотными облаками. Борис, в который уже раз, взглянул на часы.

— Ну, что, прощаться, пора, — наконец решился он, — через полчаса мне нужно бы появиться дома, чтобы потом не отменять мамины заявки на поиск моего тела.

— Поехали ко мне, — заявила Бьянзли, — в моем доме у тебя будет еще сколько угодно времени.

Они уселись на мотоцикл, с пробуксовкой вырвались на траву и, быстро уменьшаясь, помчались к лесу.

С пляжа вслед дохнул порыв ветра с озера, гоня запах рыбы и свежести, подхватил сухую мелочь с берега и закружил высокими воронками. Упали первые большие капли.

Борис подкатил к колеблющимся между стволами теням и осторожно въехал в розовые сумерки. Мотор заглох, и стал слышен шум водопада и настойчивый телефонный звонок.

Бьянзли слезла с сидения и, с одобрением посмотрев на водопад, протянула руку к его струям.

Сергей взял трубку.

— Алло?

— Добрый вечер! Сергея можно? — раздался очень уверенный и приятный женский голос.

— Да я вроде бы и есть Сергей, — удивленно ответил Сергей, досадуя на режим громкого связи.

— Привет! Ты что, прячешься от меня?

Борис привычно уселся в пустоту с невероятно многозначительной мордой. Бьянзли продела палец в свое висящее в воздухе кольцо, сняла его, подошла сзади к Сергею и положила подбородок ему на плечо.

— На фига мне прятаться? — удивился Сергей.

— Ты что, опять пил? Как-то странно говоришь… Ладно, я сейчас приеду!

— А ты уверена, что правильный номер набрала?

— Ты кое-что забыл, малыш. Щас приеду и напомню.

— Давай, — равнодушно разрешил Сергей и повесил трубку.

— Зачем же ты ее послал куда-то, старик? — удивился Борис.

— Не знаю. Она мне почему-то не понравилась.

— Кушать хотите, мальчики? — спросила Бьянзли и принялась колдовать.

На образовавшейся серебристой поверхности начали появляться совершенно незнакомые, интригующие предметы.

Любознательный Борис принялся крутить в руках какую-то розовую клизму, а Сергей, увидев знакомый шар, подхватил его и присосался с невозмутимым видом. Клизма не выдавливалась, и Борис с азартом подключил инженерный уровень своего интеллекта.

— Это будет вроде моего прощального банкета, — он грустно покачал головой, оставив попытки разгадать инопланетный дружественный интерфейс, обеспокоено посмотрел на часы, сказал «ах да» и слегка хлопнул себя по лбу.

Бьянзли подсказала Борису, что делать с грушей и он признал, что был без шансов самому разобраться. Некоторое время все его внимание поглощал вкус еды.

— Вот как после такого питаться Земле?

— Тебе не хотелось бы сделать жене какой-нибудь подарок? — предложила ему Бьянзли.

— Ммм… Не хотелось бы, — решил Борис.

— Кольцо останется у тебя. Когда надумаешь снова окунуться в наш мир, нужно будет просто потереть его. Так что теперь ты сам сможешь делать почти любые подарки.

Борис молчал некоторое время, переваривая такой десерт.

— Так просто?

— Да. У кольца очень много функций. Сам все постепенно освоишь. Кое-что очень не сразу. Можешь не бояться, пока кто-нибудь будет рядом, кольцо не активизируется. Если что-то в твоем поведении начнет противоречить некоторым обязательным правилам, тебе подскажут, как избежать неприятностей. Смотри, не теряй!

— Что ты… Вот уж не ожидал… Спасибо! Ну, раз все не настолько безвозвратно, то самое время мне отсюда валить.

— Без проблем, — махнула рукой Бьянзли, — просто садись на свою тачку и… домой. Только точнее пожелай куда нужно переместиться.

Борис поднялся и хлопнул Сергея по плечу.

— Оставляю за старшего. Береги Бьянзли, если что — сразу меня вызывай. Пока.

— Пока. Еще встретимся на Земле. Я позвоню, — пообещал Сергей.

— Ага…

Зазвонил телефон.

— Тебя, наверное, — улыбнулась Бьянзли.

— Алло?

— Где ты, гад, прячешься!??

— Да здесь я…

В трубке раздались всхлипывания. Сергей тяжело вздохнул.

— Слушай, не реви… Знаешь что, у меня в башке сегодня фигня какая-то, не помню… задиктуй мне свой телефон, я позвоню, как только смогу.

— Врешь…

— Точно позвоню.

Пока Сергей записывал телефон на бумажке с номером Бориса, вокруг сгущалось нездоровое молчание.

Сергей положил трубку и поднял глаза.

— Боря, прощальная просьба. Не вздумай отказать, — он протянул ему бумажку, — когда приедешь… ну, скажем, в районе завтра, пожалуйста, позвони, утешь ее, ты же теперь все можешь!

— Ну, старик…

— Разве это превышает твои коммуникативные способности? Человеку реально плохо, почему не помочь, раз она о нас споткнулась.

— Хорошо, разберусь, — Борис небрежно взял бумажку, подошел к своей одежде и нерешительно почесал загривок, — А как бы переодеться?

Бьянзли усмехнулась и огородила его переливчатым туманом. Оттуда тут же раздались чертыханья, и Сергей поспешил на помощь. Потом появился уже земной Борис, застегивая рабочий халат.

— Ну, пока, Бьянзли, может быть, еще встретимся, — он сел в седло, — Извините, сейчас нагазую тут… — он поднял руку с кольцом ко рту и проговорил место.

— Пока! Все будет в порядке, — Бьянзли помахала рукой.

Мотоцикл, взревев, исчез.

— А теперь ты, — сказала Бьянзли, и ее глаза расширились.

— В смысле тоже валить? — зачем-то переспросил потухший Сергей.

— Устраивай свои дела там и быстрее возвращайся! Завтрашнего дня тебе хватит? — она обняла его, потом взяла его руку и одела на палец кольцо связи.

Человекообразные

Утро было туманное, но не слишком. Изгадив под собой ветку, большая сытая ворона неуклюже слетела вниз и, еле успев помахать веерами растопыренных перьев, тяжело уселась на край мусорного бака.

Она с большим неодобрением уставилась на не выспавшегося ментяру, который рядом прикуривал дрожащей зажигалкой. Тот сразу заметил это, стопорщил усы и, прошипев: «ну точно, как теща», стал торопливо расстегивать кобуру. Охреневшая от ужаса ворона успела кануть за железный борт.

— Как эти китаезные хлопушки уже надоели! — воскликнул невдалеке шатающийся на ветру дедок, раздраженно выковыривая звук из уха грязным пальцем.

А прямо за стеной дома, в ухоженной квартире, очнулась ото сна простая, не по годам полная Марфена и первым делом скосила глаза на прижавшегося к стенке мужа Василия, во сне страстно обнявшего свою подушку тонкими волосатыми руками. Марфена любила прямой и недвусмысленный секс и давно подметила лучшее время для него — поутру, когда у мужчины, видимо, проходят контрольную поверку его системы. Она даже назвала это явление с присущей женщине романтикой «утренним петушком». Петушок у Василия был своенравным. Марфена игриво пихнула тело мужа коленом, тот еще в сонном бессознании отвалился от стены, оказавшись на спине и распахнул глаза. Но теперь, когда освободившееся при раскрытии век натяжение кожи перестало удерживать петушок, Марфену постигло разочарование. Мимолетная философская мысль о не сложившемся счастье диалектически оформилась в твердое убеждение, что на завтрак у Василия будет овсянка.

От соседей донесся горестный звук упавшего навзничь предмета. Это Дмитрий Федорович, человек увлеченный своим здоровьем, забодал невзначай гладильную доску, когда на четвереньках совершал свою ежеутреннюю прогулку. По его убеждениям именно так ходили когда-то его предки, что обеспечивало им отсутствие остеохондроза. Аккуратные зарубки на косяке двери неопровержимо свидетельствовали, что спросонья его рост от пола до кончика носа был намного более мужественным и с этим не хотелось расставаться как можно дольше. Мягко ступая четырьмя конечностями, он носом отворил дверь в туалет и привычно высоко задрал нижнюю лапу. На низеньком столике в кухне, кроме диетически приготовленого педигрипала в мисочке его ждал разнообразный набор оздоравливающих препаратов и на десерт — стакан целебной янтарной жидкости, выработанной его же благодарным организмом.

Поодаль, уже в районе соседнего подъезда, профессиональный магистр всекосмического электричества Коровин с трудом выходил из нирваны. Женщины давно ему уже были не нужны вследствие полной самодостаточности. Удовлетворение он черпал из самого себя, безотказно потакая физиологическим капризам своей плоти, выплескивающей ему в чакры древнюю энергию. Он поднялся, подошел к окну и попытался открыть форточку. Но избыточное давление воздуха, образованное за счет кучи преющих носков, нешуточно препятствовало этому. Чтобы окончательно вернуться в зону действия земной реальности, Коровин приложился к трехлитровой банке с еще позавчерашней заваркой побегов чайного куста обыкновенного, на ходу трансформируя мерзкий вкус напитка в аромат столетнего амонтильядо. Пикантность трансформации была в том, что она воспринималась только им самим.

Ну, за кем бы на этот раз понаблюдать чтобы развлечься, — пессимистически озадачился третийный терминал Вселенской Гармонии, фокусирующийся всепроникающими нейтринными пучками центральной звезды местной планетарной системы.

Когда Солнце перевалило очередной чертов меридиан, придуманный этими чертовыми людишками, и вынуждено было брызнуть лучами на немытые окна заспанного города, с солнечной высоты ничем не отличающегося от муравейника, большим черным пятном разлившегося среди заснеженных лесистых просторов, в семье совсем другого матерого колдуна из кухни уже пахло свежесваренным кофе. Неудержимо разгораясь ненавистью при виде осточертевших пережаренных оладий, Анатолий вдруг с ужасом осознал конец. Неужели ради этого шесть лет назад он блеском астрального юмора и эзотерической энергией страсти вскружил голову этой женщине? Так. Ненависть немедленно убрать. Он передернул бровью, обволакивая сознание уверенной силой умиротворения. В душной кухне можно было бы и форточку открыть, но разве же эта догадается? Анатолий с наслаждением вдохнул еле заметный, с детства привычный аромат дымящейся внизу помойки и с недоумением воззрился на восходящее солнце. Погода… погода должна быть по сезону, а эта ду… глупая женщина со своими причудами опять наколдовала мерзкую слякоть. «О господи, да что же это я…» — Анатолий опять передернул бровью, чувствуя, что этот жест грозит стать нервным тиком. — «Нужно думать о хорошем! Ведь было же у нас что-то хорошее…».

Он вспомнил как они встретились в первый раз, как начали жить вместе, переполненные радостным ожиданием столь многого друг от друга, как наслаждались своими способностями, волшебным ощущением почти божественной силы и реальностью планов осчастливить всех людей. Почему-то сейчас говорить об этом вслух было уже неудобно. А так и оставшееся неосчастливленным человечество погрязало в своих пороках и, безусловно, само заслуживало той участи, в которой пребывало.

Все же нужно что-то менять…

— Аленушка, — услышал он свой голос и не придумал, что сказать дальше. Она насторожено подняла глаза над чашкой, из которой пригубливала мелкими глоточками. «Неужели сейчас приласкает?» — подумалось с почти безрадостным безразличием, — «Когда же это было последний раз? Неужели ради этого осчастливила она его своим выбором среди многих других?». Пауза зависла, и Алена сделала очередной горький глоточек. «Или опять предложит сходить к надоевшим Егоровым, чтобы, как и в другие пустые выходные дни, бренчать на осточертевшей гитаре песенки, которые нравятся только ему одному, и каждую из них запивать из быстро пустеющей бутылки…". Но почему ее опять все это беспокоит? Не лучше ли принимать Все Как Есть?

— Привет, шнурки, — пробасил сын-второклассник, заглянув на кухню. Он никогда не был голоден настолько, чтобы прельститься убого-непритязательным завтраком и питался по наитию своего организма, который лучше родителей знал, что и когда ему нужно.

— Ты ошибаешься, Рыжик, — рискнул пошутить Анатолий, — мы — предки, а ты -зародыш.

— Вы — шнурки, — процедил Рыжик и чуть было не сплюнул на ковер, но вовремя вспомнил вчерашний подзатыльник. Он вовсе не был рыжей масти, и окрас его всегда угрожающе вздыбленных волос был скорее пегим. Агрессивная независимость и энергия сына нравились Анатолию. Таким и должен быть сын колдуна, призванный не только унаследовать, но и приумножить способности своего шнур… предка. Анатолий даже не безосновательно побаивался его после нескольких случаев вулканических чирьев, возникших на его седалище и необъяснимо совпавших по времени с проведенными педагогическими экзекуциями.

— Я новую игру знаю, — компромиссно снизошел Рыжик.

Ну конечно, у его дружка из соседней квартиры случилась ангина, и играть стало не с кем. Анатолий решил Принять Как Есть то, что его сын невольно пришел ему на помощь в попытке хоть как-то изменить серую обыденность. Другими же словами, просто опофигело отдался течению бытия.

— Играем в новую игру! — радостно объявил Анатолий.

Алена отставила чашку, вытерла платочком сопельку сыну и устало улыбнулась. Тот немедленно убежал за реквизитом.

— Вот! — он забрался на стул, закрывшись от всего света локтями, попыхтел с карандашом над листком бумаги и тщательно завернул его верх, оставив видным только нижнюю часть своего рисунка.

— Теперь ты дорисовывай, па! Но не все, маме оставь!

Анатолий взглянул на две вертикальные черточки, выглядывающие из таинственной завернутости и привычно напряг ясновидение. Ну, конечно, там голова человечка, а две полоски — его шея. Нужно пририсовать туловище где-то до пупка, оставив остальное жене.

Алена, в свою очередь, посмотрела на три черточки, выглядывающие из-под завернутости и напрягла свое ясновидение. «Ну, до чего может еще додуматься этот…» — удовлетворенно усмехнулась она и небрежно дорисовала свою часть.

Анатолий торжественно развернул коллективное творение и тихо офигел. Вдоль его позвоночника проложили тропу суетливые мурашики.

— Р… Рыжик, кто научил тебя рисовать Это? — выговорил он, стараясь не смотреть на жену и нервно комкая листок.

Рыжик потускнел, своим ясновидением остро предчувствуя очередную педагогическую репрессию.

— Танька… — шмыгнул он новой сопелькой.

«Так. С этой акселерирующей чертовкой его сын больше не водится. Хотя…» — Анатолий живо представил то, во что переходило нарисованное им туловище над плечами и то, во что оно превращалось внизу и заразительно расхохотался.

— Слушай, как ты могла подумать, что я нарисовал такое? — наконец спросил он жену, — ну, я же не такой примитивный, а?

— Да уж, раньше мы друг друга лучше отгадывали, — укоризненно заметила Алена.

— Хм. Действительно. Помнишь, как у нас все чудесно совпадало?

— Как не помнить…

— Давай попробуем, — Анатолий слегка задумался над пришедшей в голову идеей, — но сделаем это по Рыжиковой методике. Сначала ты напишешь что-нибудь, завернешь, а мне оставишь только последнюю строчку.

«Ну, вот, хоть какое-то занятие» — подумалось Алене, и она взяла немедленно принесенный счастливо избегнувшим расправы сыном листок, нагло выдранный из новой тетради.

— Нет! — заорал Рыжик, — Я вас знаю! Ты, ма, сейчас про любовь напишешь, а па сразу рассечет! Я щас скажу тебе, про что писать на ушко! — и он горячо зашептал мамочке. Та кивнула и на пару минут закрылась локтями, снисходительно улыбаясь.

Выкуривший на балконе сигарету Анатолий уселся за стол и, придвинув листок, с улыбкой чуть сдвинул завернутый край, чтобы лучше открыть последнюю строку. Бдительный Рыжик, не разобравшись и прекрасно сознавая свое превосходство в настоящий момент, смачно оттянул батяню по загривку своей маленькой ладошкой.

— Чо подглядываем?

Анатолий поморщился, сосредоточившись, легко понял, о чем идет речь и витиевато продолжил незатейливую мысль. — А теперь, снова ма! — потребовал Рыжик. Процесс продолжался, пока не закончилась страница.

Рыжик выхватил листок, развернул его, нерешительно потоптался и заискивающе сунул Анатолию.

— Па, сам читай вслух, а?

Анатолий взглянул и досадливо поморщился. Какая-то непонятная слабость и безразличие начали опустошать его мысли. «Вот, опять некто энергию отсасывает… вместо того чтобы самому набираться…» — неприязненно промелькнуло в голове. Кто бы мог подумать, что этот пацан предложит писать про какие-то кактусы. А он воспринял колючки на свой счет.

— Раньше бы ты зарядила кончик фразы пониманием для меня, — как-то машинально упрекнул он. Алена хмыкнула и молча отобрала листок.

Анатолий подумал, что раньше даже при таком результате они, несомненно, нашли бы многочисленные и чудесные подтверждения своего необыкновенного взаимопонимания. Но сейчас это было уже ни к чему. Ну что ж, если нет прежнего понимания, он косо глянул не жену, не пора ли подумать о…

— Бери свою гитару и пойдем к Егоровым, — вздохнула Алена, чисто по-женски предугадав направление мыслей мужа и поспешив отвлечь этого большого ребенка.

Анатолий передернул бровью и достал новую сигарету.

— Можно я пока пойду на улицу? — чуть не хныча, попросил Рыжик, — Чтобы энергию не отсасывать…

— Ну уж нет! — грозно фыркнул Анатолий, вспомнив Танькины уроки.

Домой они вернулись поздно вечером, с висящим на руках полусонным Рыжиком.

Этой ночью Алена увидела первый из своих удивительно реалистичных и совсем не в ее обычном стиле снов, будто нашептанных кем-то. Она знала все о снах или думала, что знает, нисколько не засомневалась в важности и значительности виденного и, когда проснулась ужас наполнил ее душу самыми безжалостными предчувствиями. «Что же это со мной такая фигня творится?..» — растеряно подумалось, уединившись в туалете и машинально сматывая на руку мягкую бумагу из рулона.

Она ясно вспоминала все подробности.

Заснув сразу, как провалившись, она вдруг осознала себя в каком-то стремительно спускающимся фантастическом аппарате, что для ее снов было категорически не свойственно. Гравикомпенсацию отключили, и на крутых виражах стало захватывать дух. Алена никак не могла прийти в себя, с волнением жадно всматриваясь сквозь невидимые стенки капсулы в стремительно приближающиеся детали пейзажа. Удивительнее всего было то, что она четко знала, зачем здесь появилась. Вместе с ней была маленькая девочка — ее дочь!? и был Он. И эта деталь ее сна никак от нее не зависела… хотя непостижимым образом временами она оказалась способна понимать даже то, о чем Он думал.

Наглый гид-водитель в двух словах снисходительно прояснил местные особенности, даже не приземляясь, спихнул ногой вниз несколько ящиков через распахнувшийся люк, и, едва дождавшись, когда они спрыгнут, взмыл вверх. Восходящим потоком всколыхнуло траву, взметнуло Аленино платье и Его волосы, Алина радостно запрыгала, взвизгнула и замахала ручонками вслед стремительно улетающему призрачному силуэту. Они ошеломленно озирались, еще не до конца осознав, что начинается их новая жизнь, прямо здесь, на большой поляне, густо заросшей кудрявой пушистой травой, на планете Вечное Лето системы Альдебарана. Алина же моментально приняла Все Как Есть, и уже с визгом гонялась за огромной ленивой бабочкой, крылья которой переливались как два компакт диска. — Мам, а бабочки не кусаются? — закричала она, смело схватив трепещущуюся тварь за одно крыло, пока второе как веером обдувало ее лицо.

— Нет! — ответил Он вместо мамы, — Она сама страшно боится, как бы ты ее не укусила!

Он знал, что еще пара часов и огромный красный Альдебаран закатится за сплошную стену джунглей. Надо успеть повесить гамаки. Алинин — на верхние ветви, чтобы не добрались любопытные хрюкопухи и их — пониже. Алена все еще нерешительно стояла, привыкая к зелено-голубому, как морская вода небу, теплому ветерку, несущему незнакомые запахи, абсолютно неземным выкрикам птиц в лесу. Он успокаивающе улыбнулся и нежно поцеловал ее.

— Мама!!! Смотри, какая тут речка! Можно я искупаюсь?

Алена, наконец, очнулась, приняла эту реальность или ту игру, в которую ей предстояло играть в этой реальности, коротко сжала Ему руку и пошла к Алинке.

Несколькими пинками Он разбил первый ящик. Так. Куча женской одежды и косметики. Он это сюда не клал. Неужели его любимая собирается ходить здесь на танцы? Тут же в пакетах лежала какая-то еда на первое время, куча разных нужных и ненужных вещей, аптечка и кухонная посуда. Гамаков нет. Но есть Большая Красная Кнопка. Гамаки, конечно, нашлись только в последнем ящике. Он навалил на них разбросанные вещи, впрягся и потащил все это к джунглям, задумавшись по дороге, а что же действительно нужно для счастья, ведь именно за ответом на этот вопрос они сюда и прибыли. И Алена издалека непонятным образом сопереживала этим размышлениям… Конечно, это же ее сон! Но все равно это было очень необычно. Детям не нужно почти ничего, — они постоянно находятся в этом состоянии и даже не замечают этого. Хорошо бы научиться возвращать эту детскую беззаботность и непосредственность, которая затмевается первыми половыми и последующими проблемами. Наверное, можно этому научиться, но чистое детское счастье — это не совсем то, чего бы он хотел. Никакие деньги или власть не могут сами по себе принести ощущение счастья. Его причиной является что-то другое. Раньше он много раз замечал, что когда удавалось сделать что-то выдающееся и необычное, то приходило волнующее ощущение счастливой гордости, даже если он не собирался делиться с этим ни с кем. Напротив, часто, демонстрируя кому-нибудь свое достижение, он натыкался на завистливую критику, убивающую ощущение счастья. Значит, главное — просто делать что-то значительное, достигать каких-то высот? Что-то не так… Хотелось бы делать это для кого-то… А вот любовь, пожалуй, совмещает в себе оба способа: и детское непосредственное счастье быть рядом с тем, кого любишь и возбуждающую радость от всех достижений в любви, открытий нового. Но любовь бывает так непостоянна… Алена погрустнела, почувствовав себя виноватой, но тут же встряхнулась: нет уж, если оказалась здесь в этом приключении, то оттянется вволю!

Алена подбежала, возбужденная и предвкушающая все предстоящие удовольствия. Ей явно здесь начинало нравиться.

— Где мой купальник?! Тебе помочь? — она, засмеявшись, ухватилась рядом с ним и изо всех сил потянула, смешно пробуксовывая по скользкой траве длинными ногами.

— Аленка! А я тогда зачем? — крикнул он, — Иди купаться с Алиной, разведайте самые лучшие места!

Они остановились и Алена, схватив первый попавшийся купальник, тут же переоделась.

— Не сгорю? — она, сощурившись, взглянула на огромный, почти не слепящий диск Альдебарана.

— Даже не поджаришься, здесь очень мягкий ультрафиолет.

Они как сговорились не упоминать о прошлом. Что бы ни случилось раньше, здесь пусть будет их мир…

Наконец Он дотянул груду вещей до деревьев. Упругая трава позади даже не примялась. Снял ботинки и разделся, оставшись в плавках. Потом выбрал два раскидистых дерева, стоящих рядом на подходящем расстоянии и без особых проблем привязал на высоте вытянутых рук сначала Алинин гамак, затем другой, побольше, у самой травы. А сюда уже бежали его женщины! Не совсем то слово — бежали. Слишком большую рыбу тащила Алина в своих детских ручках, а ее мамочка прыгала вокруг сама как ребенок. — Это я ее поймала! — визжала Алина.

Наконец ее ручки не выдержали, рыба выскользнула и шлепнулась на траву. Такой крупной, блестевшей ярким перламутром чешуи он еще никогда не видел.

— Она сама захотела со мной играть! — Алина присела и стала гладить насмерть уставшую рыбину. Алена тоже присела, разглядывая добычу. На ней еще не высохли капельки воды, на плечах раскинулись мокрые волосы. Он с трудом отвел глаза.

— Какая красивая рыба! — восхитилась Алена, — моя дочь — лучший рыболов! — она внезапно толкнула его, он свалился на спину, но тут же перевернулся и вскочил на ноги.

— А ты знаешь, Алина, что рыбы не любят жить без воды? — спросил Он, — и даже совсем не могут. Надо придумать, что с ней делать.

Алина оказалась слишком сообразительной.

— Мы же не будем ее кушать!? — закричала она так, что сразу стало ясно: на этот раз рыбы на ужин не будет. — Нет, конечно! — улыбнулся Он, поднимая рыбину. Было в ней килограммов пять. Как же ребенок дотащил это скользкое чудо? — Давай отнесем ее обратно пока живая. Покажи, где ты ее поймала?

— Она сама ко мне приплыла! — Алина побежала вперед к речке. Вода была удивительно прозрачной и прохладной. Он ступил на довольно глубокое дно и выпустил рыбу. Та плюхнулась боком, безжизненно всплыла, ее начало плавно относить течением, но скоро хвост вздрогнул, еще раз и, наконец, рыба, показав свою спину, ушла под берег, заросший низко свисающими кустами с темными ягодами, похожими на ежевику. Ягоды оказались очень приятными и необычными на вкус. Алена тоже попробовала: слишком вкусно, чтобы удержаться и не сорвать еще!

— А рыбка поплыла к своим деткам? — спросила Алина, по бегемотному высовывая из воды только свою голову.

— Нет, — зачем-то возразил Он, — к своей подружке, чтобы рассказать, как с тобой познакомилась!

Конечно же, Алина полезла под куст, надеясь подсмотреть как беседуют рыбы-подруги.

— Пойду, раздобуду что-нибудь на ужин, — сказал Он, — не перекупай ребенка!

Он обнял и поцеловал Алену, все еще не до конца веря и привыкая, что они вместе. Потом слегка шлепнул ее по упругому заду и выскочил на берег, едва успев увернуться от ее почти молниеносного ответа.

— На охоту? — спросила она, слегка нахмурив лоб, но смиряясь с неизбежными атрибутами бытия.

— Ну да.

— А как же боевая окраска? Давай я тебя разрисую своей косметикой!

— Вечером, если охота будет удачной, то в нашем племени будут пляски. И тут уже без раскраски никак!

В куче вещей у деревьев Он наконец нашел чехол со скорчером, осторожно вытащил его и осмотрел. Все было в порядке. Обувшись и, нацепив маленький рюкзачок с поясом прямо на голое тело, он пристегнул оружие и быстро пошел в лес.

Алена проснулась…

В кровати она была одна, как обычно проспав пробуждение семьи. Анатолий уже собирался уходить на работу, ведь колдунам тоже приходится зарабатывать деньги, мелькнув в проеме двери, махнул ей рукой, и входная дверь громко щелкнула замком. Нужно было прожить еще один день.

В комнате Рыжика было подозрительно тихо. Алена торопливо встала босыми ногами на коврик. Рыжик старательно что-то творил, склонившись над своим столом, и Алена крадучись прошла в туалет, закрылась, а через минуту ее сон разом и без предупреждения встал перед глазами. Механически наматывая бумагу на руку, она… Она почувствовала, что так может и с ума сойти. Что-то очень важное и странное творилось в этом мире…

Ах, если бы она знала, насколько опаздывает ее предчувствие! В мире давно уже творились совершенно никуда не годные беспорядки на самом его представительном уровне, и судьба самой Земли зависела от прихоти неких фантастических для людей сущностей, совершенно безответственно к этой судьбе относящихся. Беззаботное существо по прозвищу Алалотмель совершала свое обычное развлекательное путешествие. Родной мир давно ничем не удивлял ее и не радовал. Привычное не может восприниматься как чудо. Алалотмель была что ни наесть настоящей феей, и для нее это было привычным и надоедливо обыденным: феи не живут среди чудес. Черт! она бы даже согласилась воплотиться во что-нибудь примитивно-волосатое, но умеющее радоваться самым неприхотливым моментам своего существования. Прикусив с досадой губки по поводу невольно вырвавшегося мысленно ругательства, она тут же чисто по-девичьи начисто позабыла это, заметив совершенно новый и, значит еще полный незнакомого для нее мир. Нетерпеливо пролетев верхние слои атмосферы, и достигнув величественно клубящегося густого облачного покрова, она чуть не ошпарилась от головокружительной скорости и, хлопая себя по горячим бокам, затормозила, пробежав в игривом танце по ослепительно сияющим белым верхушкам облаков.

Она включила всезнающий режим восприятия и тут же брезгливо поморщилась: человекообразные… Они расплодились здесь как тараканы. Главным продуктом их метаболизма являлись так называемые идеи. Такие же тупые и самонадеянные, как и сами человекообразные. Кое кто из высших считал это самобытной ценностью, несмотря на удивительную разношерстность и взаимоисключаемость этих идей. И еще эти их «моральные и этические переживания» в самой своей примитивной форме. Это так же некоторыми ценилось и исподтишка использовалось на манер своеобразной порно-продукции, позволяющей пожить чужими страстями, щекочущими погрязших в вечности и всепонимании, у котрых давно атрофировались собственные способности. Алалотмель передернула прекрасными плечиками от омерзения. Как это отвратительно! О Боже, почему Ты это терпишь?? Она вдруг замерла, прислушиваясь к возникшей в глубине ее души новой и восхитительной мысли. Да, почему бы и нет? Она вдохнет в этот мир самую высшую, самую чистую и прекрасную Любовь! Она перевернет весь этот порочный мир и наполнит души пребывающих здесь тварей волшебным сиянием божественной Любви…

Как всегда, быстро и без остатка загоревшись очередной захватывающей целью, она с наслаждением открыла сердце этому миру.

Алалотмель опустилась в первый подвернувшийся лес, окружающий какое-то большое людское поселение, бесследно пробежав по свежевыпавшему снегу, стала среди зимней тишины рядом с давно поваленным стволом с черными следами от костра отдыхающих и воздела лицо к серому небу. Снежные хлопья бесшумно опускались оттуда, приятно лаская лицо феи. Она принялась творить свою магию, вплетая нити света в клубящуюся мглу порока, сопровождающего мысли и дела человекообразных и совершенно не подозревая о некотором неравнодушии к этому миру сущности куда более крутой, чем она сама. Чисто реликтовом неравнодушии, проистекавшем из простой причины своего собственного происхождения от тех самых порочных тварей, которых она решила возвысить.

Зам самого Творца, воплощенный в эенергомассе метагаллактически внушительного тела, … сопел в неудобно маленькие дырочки своего носа. Какая-то там Алалотмель чудит в заповеднике Земля, колыбели самого Зама, серьезно озаботившись недоступными ее пониманию жизненными задачами аборигенов. Ох уж эти инициативы низов. Решила вот взять и возвысить их духовность! Как будто бы так сложно всех этих людишек вышвырнуть на любой уровень развития их духовности если бы это понадобилось. А может действительно устроить там апокалипсис? Зам Творца полторы микросекунды обдумывал этот вариант урегулирования конфликта, но легкие решения были не в его натуре. Он вздохнул и почесал Волосы Вероники на своей метагалактической репе. Нет, во-первых, он не может прерывать поток щедро оплачиваемых самобытных нетленок во вселенскую видеотеку, во-вторых как-никак несколько миллиардов душ неспроста инкарнированы в проживотные телесные структуры для набора того специфического опыта, который можно приобрести только в условиях приземленного существования. А витая в бестелесной ипостаси никогда не придумаешь таких интересных вещиц, забавных ситуаций и.. он с удовольствием вспомнил несколько триллионов страстных любовных сцен, смоделированных неутомимыми людишками. Надо признать, что сотворение жизни было гениальной находкой, без которой все тут просто бы сдохли от тоски. Все-таки следствием закона природы, на котором особенно настаивал Творец, ну, который гласит, что из ничего не возникает что-то, является и то, что невозможно было разом сотворить это бесконечное разнообразие душевных качеств. А теперь нескончаемый поток искр божиьх, которые они называют душами, трудятся там как пчелы, совершенствуя свои качества и производя стабильный энергопоток любви всех видов на любой вкус. Те, кто нагрузился этим добром под завязку возвращаются в божественное лоно, а свежие искры посылаются им взамен. А эта Алалотмель взялась просто так остановить эту грандиозную по замыслу божественную электростанцию. Уж не воображает ли она, что искры божьи нуждаются в каком-то еще совершенствовании и они недостаточно доброкачественны как частицы бога? Ведь должна же по статусу понимать положение вещей… Может ее саму воплотить там в какое-нибудь прелестное девичье тельце? Зам Творца раздвинул созвездие Близнецов в доброй улыбке. Да и ведь среди людишек, ведомых естественными позывами животной мотивации, всегда было много таких нетерпеливых, которые торопятся обратно, ленятся честно отработать свое и норовят свалить в самоволку еще при жизни…

Ну вот и чудненько, сейчас мы ее пристроим… как там у нас с лимитом неугасимой любви?.. Хм, всего несколько проявлений на столетие? Да уж, вот где еще не наработаны ресурсы. Вот пусть и нарабатывает.

Алена всегда знала, что она не такая как другие. Среди обыденности ее существования внезапно и страстно прорывались волнующие возвышенные чувства, ей так мешало это тело с его земными и подчас гадкими желаниями. Она искала светлой и вечной любви, истово веря, что во Вселенной нет чувства более светлого и сильного. Но как найти такую любовь среди множества людей?! Не простым же перебором?! Ее влекло то к одному, то к другому. Она быстро загоралась, видя признаки светлых чувств у очередного мужчины, но вскоре разочарование постигало ее или, увидев еще более заманчивые качества в другом, перепархивала на этот цветок. Вскоре ее уже ужасала перспектива нескончаемо менять мужчин, так и найдя того, кто мог бы поселить в ее сердце желание верности и вечную любовь. Может быть, она просмотрела такого впопыхах? Может быть, это просто глупые отголоски девичьих мечтаний и пора смириться, просто крепче врасти в благополучный семейный быт, хлебнув до конца все его радости и горести? Кто бы мог подумать, что найти истинную любовь — такая трудная работа и как много при этом нужно передумать, пережить, страдать и искать?! Или ее ошибка в том, что она ищет готовую любовь, вместо того, чтобы самой взрастить этот цветок? Но это не менее трудная задача: нужно найти благодатную отзывчивую душу, способную питать такой цветок и нужно еще уметь выращивать его! Конечно, готовый цветок она не найдет, кто же свой отдаст? Но как-то наивно все это…

Приготовившийся было уже релаксироваться во флуктуирующий вакуум Зам. Творца, напоследок с наслаждением затянулся сигаретой, ферментированной отжившей свое цивилизацией, которая красиво осветилась ярким огоньком сверхновой и подкрутил спираль Туманности Андромеды. Несметное количество освобожденных искр божьих потянулись в божественное лоно. С «экологическими» проблемами там, как и со всеми другими было покончено, и никто об этом не жалел. Он бросил мимолетный взгляд на Землю, задержался и добродушно усмехнулся. Суматошная Алалотмель обрела вполне земное тело и желания. Главное — с каким изяществом им решена проблема! Хотя волны магии феи успели всколыхнуть сознание этого мира и в Земной Америке в одной из церквей 720 прихожан, пожелавших быть осчастливленными, истово доверились наставникам, протянувшим им руки помощи с красивыми пилюльками верного и быстрого яда. Они одновременно доверчиво приняли яд и очарованные манящей вечностью оставили свои ненужные тела, унесясь в обещанную волшебную сверхреальность. Правда, очнувшись от тел, группа искр божьих сразу поняла, что натворила, и рой растерянных самовольщиков был водворен обратно, в новые воплощения, но уже с более низким уровнем инициативы, чтобы дать возможность отработать проступок самолишения себя жизни. Но это была мелочь. Так же, как и надуманные проблемы с экологией, которая на Земле постоянно менялась неузнаваемо: каменноугольная жизнь в атмосфере почти чистого углекислого газа сменялась кислородной, кислородная вполне могла перейти в угарно-смоговую, но жизнь всегда приспосабливалась к любым условиям. А вот нетленки людишек век от века становились все забавнее и забористее. В их сюжет привносила неожиданный смак окружающая реальность, а не высокоэнергетические грезы. Ничего в этом мире не было задумано напрасно. И высший продукт, производимый здесь, — любовь, тоже взращивался на местных плантациях болью, смятениями и поисками. А что касается потока не совсем чистой энергии оттуда, то любое сырье, естественно, нуждается в фильтрации.

Алене опять снился странный сон. Было ощущение, что это и не сон вовсе. Иногда бывает такое, что во сне как бы просыпаешься и некоторое время живешь так, сознавая все как в реальности. Алалотмель… Алена… что-то болезненно напоминало ей это имя, созвучное с ее собственным. Она вошла в ванную. И там сразу увидела Большое Полотенце. Она сразу узнала его и вздрогнула. Теплые, но грустные воспоминания о том времени, когда ее воспринимали с бесконечной любовью как фею, как богиню, закружили ее память. Она была феей… когда-то, так давно… Она остро знала, что Это сейчас опять произойдет и замерла в предчувствии. Вошел Он, ласково улыбнулся, и она снова стала феей. Она не хотела сейчас думать ни о чем другом. Просто с легким вздохом обняла его и очень нежно поцеловала.

— Сейчас мы искупаем ласковую, любимую девочку! — тихо сказал он, и этот воскресший вновь голос заставил затрепетать ее.

Приоткрыв ее халатик и обнажив плечи, он осторожно отвел локоны длинных волос и коснулся ее шеи нежными губами. Сводящая с ума волна разлилась по телу, с каждым легким прикосновением погружая в волшебный мир долгожданной, почти забытой истинной близости. Халатик упал к ногам, и она запрокинула голову, удерживаемая его рукой чуть выше талии. Он наклонился к ее восхитительным грудям и, чуть приоткрыв губы, бесконечно осторожно поцеловал набухший сосок.

Потом он перенес ее в ванну и, улыбаясь так, как будто хотел приоткрыть ей волшебное таинство, мягкой губкой принялся неторопливо намыливать ее груди, отчего захотелось закрыть глаза и дышать чуть приоткрытым ртом, ее чудесный животик, ее лоно, где он задержался чуть дольше, слегка проникая вглубь чувствительными пальцами… Она снова перенеслась в их новый мир Вечного Лета и увидела его, уходящего на первую охоту, чтобы накормить ее и дочь. Он опять по обыкновению думал о всяких своих ниоткуда возникающих проблемах.

Вот, опять этот странный эффект! Когда, наконец, получаешь то, о чем столько мечтал, вот оно пришло, но… праздника почему-то нет: все встает на свои обыденные места. А ведь казалось, что с ума сойдешь от счастья. Он шел, с шумом рассекая ногами густую упругую траву, спину ласково пекло багровое светило, такое огромное, что казалось лежит прямо на плечах. Перед ним — совершенно незнакомый, удивительный лес, его ждет любимая женщина с дочкой, а у него нет волнующего ощущения сказочно прекрасной сбывшейся мечты. Может быть потому, что он знал, что никогда не будет вместе с Аленой в родном мире, к которому они не просто привыкли, а были созданы им: от привычек и манер до представлений о красоте. И это опустошающей тяжестью давило изнутри, лишая беззаботной радости непосредственного восприятия.

На Земле дикий лес всегда многоярусный. Между деревьями растут кусты, которые и делают лес непролазным. Здесь же, казалось, увлеченно поработал гениальный кинорежесер из детской сказки. Темно-зеленые стволы раздавались гигантскими зонтиками над головой, а могучие ветви прорастали одна в другую, сплетаясь в непроницаемый зеленый покров. Высокая трава, пряно пахучая и достающая почти до колен, густо вздымалась, напитанная неземной жизненной силой. Огромные соцветия самых немыслимых форм вызывающе выглядывали среди нее. Что-то кричало и свистело наверху, недоступное ни взгляду, ни оружию.

Он остановился, выжидая, чтобы зверье, если оно здесь есть, спокойно занялось своими делами и позабыло о его присутствии. А может они и не способны воспринимать его, раз никогда не видели? Говорят, что когда испанские каравеллы подошли к берегам Америки, туземцы в упор их не замечали потому, что никогда не видели подобных форм. А птицы и звери необитаемых островов совсем не боятся людей.

Ничего не происходило, только по шершавым стволам суетливо сновали вереницы фиолетовых жуков, и недалеко раскачивал в шизофреническом экстазе свою паутину пятнистый как десантник в защитном костюме здоровенный паук.

Что-то горестно вздохнуло невдалеке. Медленно сняв скорчер, Он осторожно раздвинул ветви молодого дерева. Кажется, повезло! На поляне, на высоком бугре взрытой земли, около свежей норы сидел жирный хрюкопух, время от времени комично вздыхая. Он презрительно смотрел ему прямо в глаза, выражая свое отношение по поводу такого вот умения подкрадываться. Потом чуть склонил голову и принялся неожиданно проворно чесать передней лапой ухо. Жест получился оскорбительно уязвляющим, и Он, опустив скорчер, оглушительно крикнул. Хрюкопух коротко подпрыгнул, замер в остолбенении, и под ним позорно разошлась темная лужа. Ну, разве можно стрелять в такого труса?

Еще через час, когда уже начинало темнеть, и пора было бы возвращаться ни с чем, темной тенью наискось побежало что-то похожее на зайца. Он, не раздумывая, выстрелил. Взметнулась куча листьев прямо перед зверьком, заяц подскочил очень высоко и тут же второй выстрел снес ему голову.

Однажды отец решил начать воспитание его мужественности с того, что послал в курятник забить курицу к обеду. Он поймал ее и сразу понял, что не способен отрубить голову топором. Но совершенно не было возможности не выполнить задание, и тогда он заволок курицу в свою лабораторию. Там налил на ватку эфира, и через минуту та спала как убитая. Под этим наркозом он уже смог провести необходимую хирургическую операцию. Но все мясо провоняло эфиром и его пришлось выбросить. Отец был — само презрение. Когда неминуемо подошло время прикончить следующую курицу, он вынужден был использовать другой способ. Натолкал в пластмассовую трубку взрывчатки, вставил самодельный взрыватель, обмотал трубку вокруг шеи петуха, поджег шнур и, бросил это все в огород. Взрывом отсекло птичью голову, но перья разлетелись по всему огороду и их пришлось собрать все до единого. И все же, воспитание мужчины принесло результаты. Теперь Он без содрогания подошел к тушке. Это очень походило на огромных памирских зайцев, которых как-то его друг добыл на охоте. Он ободрал шкуру и повесил ее сушиться на дерево, стараясь запомнить место, а мясо засунул в пластиковый пакет и спрятал в рюкзак. Выходя из леса, Он вдруг заметил необычное дерево, низкие ветви которого провисали под тяжестью бутылкообразных плодов ярко оранжевого цвета. Еще один подарок детского режиссера? Ну что же, если они ядовитые, то есть Большая Красная Кнопка. Он беззаботно сорвал одну бутылку, вцепился зубами в бок, и его окатило брызнувшим соком. Это и была самая настоящая бутылка. То, что попало в рот, оказалось восхитительного вкуса. А запах пряным облаком разнесся вокруг. И тут фиолетовые жуки на ближайшем стволе прекратили свое движение и все разом развернулись в его сторону. Похоже, они были не равнодушны к этому соку и не дураки, чтобы упускать такую возможность. Затрещали, раскрываясь, сотни панцирей, выбрасывая крылья, и стая с неторопливой тяжестью и деловитым гулом полетела прямо на него. Может быть, у них еще и жала есть?! Он рванул к речке, хорошо, что она была уже недалеко и, в панике пролетев все расстояние, почти не касаясь травы ногами, на ходу отбрасывая скорчер и рюкзак, сходу ушел в воду. Торопливо отмывшись, Он приподнял голову из воды, удовлетворился тем, как растерянно кружатся жуки, и только тогда выбрался из речки. Огромное светило, похожее на нарисованный ребенком коричневой пастелью купол, только на треть выглядывало из-за леса. Он подобрал рюкзак и оружие и побежал к стоянке.

Здесь стало по-домашнему уютно. Напоказ аккуратно развешанные и разложенные вещи, Алинка, с чем-то увлеченно возящаяся в траве. Алена же явно не находила себе места. Она подняла глаза, увидела его и радостно бросилась навстречу. И он понял, как безумно соскучился даже за это короткое время. Они обнялись нежно, как будто он вернулся издалека, и молча стояли так, пока не привыкли к тому, что снова вместе.

— Ты чего весь мокрый?

Он начал торопливо рассказывать с шутливой иронией, все еще обнимая ее, потянул за собой.

— Смотри, — она, улыбаясь, показала на дочь.

Алинка успела приручить парочку наглых и невероятно прожорливых хрюкопухов, сделала им гнездышко из вещей и травы и вовсю скармливала остатки запасов еды. Вокруг валялись порванные пачки от чипсов и печенья.

Остаток вечера терять было нельзя, Он набрал сухих веток, вырыл небольшую яму, посолил мясо, густо развел глину и, толстым слоем обмазав тушку, положил в яму. Алена с многообещающей улыбкой составляла на небольшом мониторе проигрывателя музыкальный сборник на сегодня из неисчерпаемого архива записей. Вскоре в пронзительные звуки вечернего леса вплелись не менее пронзительные звуки музыки.

Он разложил над ямой ветки и поджег костер. Пока огонь разгорался, сбегал к бутылочному дереву и нарвал полный рюкзак плодов. Обратно бежал уже на яркий мерцающий свет костра.

В сгустившемся полумраке Алинка прыгала около горящих веток, а Алена ухитрялась разрисовывать ее яркой помадой и тенями. Они весело визжали и бесились, забыв обо всем на свете. Он сбросил рюкзак, подошел, и тут же первые яркие полосы легли не его лицо. Он тоже вымазал пальцы в краске и провел по телу Алены. Они танцевали, пили из бутылочных плодов, отгрызая узкие горлышки и стараясь не пролить ни капли, чтобы не привлечь жуков. Альдебаран давно уже скрылся, и в черно-синем небе горели самые яркие звезды. Наконец, Алинка устала до изнеможения и бросилась в объятия к мамочке. Он дал догореть последней порции веток и разбросал золу, а вместо костра включил лампу. Извлек палками из ямы спекшийся ком, разбил твердую корку и в ноздри ударил аромат печеного мяса. Алинка заскулила от предвкушения. Алена недоверчиво подошла, еще не зная, что со всем этим делать, но запах оказался сильнее. Обжигаясь, они начали выковыривать податливые куски и есть их. Некоторое время ритуал жадного поглощения происходил в сосредоточенном молчании под очередную мелодию. Наконец Алена подняла глаза и довольно улыбнулась. Алинка вскоре тоже наелась до отвала и сонно уселась на траву. — Мам, жарко! Я хочу мороженого!.. она замолчала, задумавшись, вероятно вспоминая все хорошее, что оставила на Земле. И заметно погрустнела, — Мам, я мороженого хочу! — повторила она совсем тихо. Ребенок уже чуть не плакал.

— Ну, здесь же нет мороженого, — Алена ласково погладила ее по голове и притянула к себе. Раздались отчетливые всхлипывания. — Все, — решил Он, вставая, — возвращаемся домой. Когда-нибудь еще сюда вернемся. Алинка, попрощайся со своими зверьками. Как их зовут? А вот искупаться уже не успеем.

— А кто их кормить будет? — подозрительно спросила Алина, широко раскрыв свои глазища. — Никто, теперь придется им поголодать.

— Я не хочу домой!

— Дома мороженое.

— Я уже не хочу мороженого!

— Ну, ладно, — сказала Алена, — сейчас мы посоветуемся и, может быть, останемся здесь.

— Ура! — Алинка вскочила, чтобы проведать своих сморенных обжорством зверей. Потом они сходили на речку чтобы умыться на ночь. На небе вылезло сразу две луны, и фонарик не понадобился. Он достал Алинкин спальник. Алена сводила ее за круг света.

— Залазь!

Алина послушно, засыпая на ходу, влезла в спальник, — А можно я возьму с собой пушистиков?

— Нет, им будет не удобно! — Он поднял спальник с Алиной на гамак и притушил светильник, — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, приятных снов, цветных, радужных, — произнесла она тихой скороговоркой и закрыла глаза, — Мам!

Алена подошла и поцеловала ее на прощание.

А потом она подошла к Нему и взяла за руку. Они ступили в лунный полумрак. Вдруг сильно забилось сердце и его охватило волнение как школьника на первом свидании. Алена сжала его руку и придвинулась ближе. Его буквально разрывала любовь. Пройдя всего несколько шагов, они одновременно остановились. В голове все еще звучала последняя мелодия. Они бесконечно нежно обнялись, все вокруг перестало существовать, и он почувствовал, как Алена слегка дрожит. Подчинившись мелодии и тому, что владело ими, они начали медленно танцевать, целуя друг друга. Алена плавно повернулась ко нему спиной и положила голову на плечо, прильнув губами к его шее. Его ладони поднялись снизу по ее животу и охватили нежные груди. Она не могла не чувствовать горячую твердую плоть, пульсирующую от напряжения. Медленный танец сводился в основном к движениям бедер, он опустил одну руку, нежно проведя кистью снизу, почувствовал влагу и вошел в нее. Алена застонала, и они впились в губы друг другу. Они продолжали этот танец, и каждое движение сводило с ума. Потом она обессилила, и он осторожно опустил ее на траву. Они пришли в себя от холодных струй внезапного ливня. Некоторое время ошеломленно продолжали лежать, крепко обнявшись, потом вскочили и побежали к гамакам. Что-то настойчиво толкнуло ее в бок, и Алена проснулась.

— Вставать давно пора! — раздался несколько суетливый голос Анатолия, — Ты чего это так зарумянилась? Заболела что ли?

Алена некоторое время ничего не могла сказать, только смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Она — фея… Но этого никто здесь не знает…

Дверь с шумом распахнулась.

— Привет, шнурки!

Как обычно, она осталась одна дома. Еще Рыжик, но от этого не возникало ощущения, что она не одна, даже когда он с разгона бодал ее головой. Больно же! Что за странные развлечения у сына? Она вспомнила свои развлечения и закусила губы.

Сегодня все валилось из рук. Уложила спать отчаянно брыкающегося Рыжика после почти удачной попытки обеденного кормления. И прилегла сама, остро ощущая, что сейчас опять провалится в тот манящий мир… Так и случилось.

Они влетели из стены ливня под зонтики деревьев. Там было сухо. Широкие листья, днем жадно собирающие ленивые кванты большого Альдебарана, сейчас работали как надежная черепица. Но даже если бы протекло, то непромокаемые интеллектуальные спальники просто бы раздули бы свои капюшоны над входом. Притушенный светильник над Алинкиным гамаком высвечивал два больших пушистых комка, устроившихся на спальнике. Похоже, они признали свою хозяйку.

Мокрые, они торопливо забрались в широченный спальник. Он мельком взглянул на часы. Половина двадцать шестого. Еще даже не полночь. Ужасно неудобны альдебараннские часы с их 26,5 земными часами в сутках. Люди, живущие в пещерах без видимой смены времени суток, уже на вторую неделю перестраиваются на 48 часовой ритм. Интересно, с какой 48 часовой планеты прилетели наши предки?

Он привстал, раскачивая гамак, потянулся и выключил светильник.

Согреваясь, они неистово сжали друг друга в объятиях, Алена обхватила его ногами, стараясь слиться в одно целое, и он снова оказался в ней. Они лежали, замерев, позабыв про все, переполненные нежностью, остро впитывая благодарное осознание того, что были вместе.

Земную жизнь он потерял вместе со своей любимой и теперь в этой подаренной ему дополнительной жизни смертельно не хотел отпускать ее. Он зарылся в ее волосы и только ласково чуть покусывал кончик ее уха и его пальцы сами по себе выписывали сумасшедшие узоры на ее спине.

Они долго еще так лежали, то засыпая, то вновь просыпаясь, но не в силах отпустить друг друга. Потом она повернулась на бок, согнула ноги, и его тело точно повторило ее изгибы. Он обнял ее, охватив ладонью грудь. Вскоре оба крепко заснули. Заснули во сне?!

Она распахнула глаза, вскочила, мотнула головой, прогоняя наваждение, так, что длинные волосы взметнулись над ней. Сейчас она была похожа на ведьму, а не на фею. Нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума! В соседней комнате раздался оглушительный грохот и жалобный вскрик. Алена вбежала к Рыжику. Вслед за грохотом через время, необходимое для осознания несправедливости случившегося, последовало безутешное рыдание. Пред высоким шкафом стоял стул, на стуле — табурет, на табурете — перевернутый ночной горшок из самого раннего детства. Что было на горшке оставалось непонятным потому, что оно свалилось вместе с Рыжиком и, в отличие от него, видимо куда-то закатилось. Алена упала на колени и тщательно ощупала мокрую от слез взъерошенную голову. Да разве с ним когда-нибудь что-нибудь случалось?! Хоть бы синяк получил в назидание!

— Ты что доставал там??

— Пластили-и-и-н…

— Я же не разрешила тебе играть с ним! Опять весь пол будет в лепешках!?

Плач стих под давлением вины.

День продолжался как обычно. Если не считать того, что она начала видеть сны уже наяву, что приводило в смятение. Потом поняла, что это касалось только того, что проходило без ее участия. Она оказалась способной заглядывать в мир Вечного Лета когда того желала и не могла сдержать себя, чтобы не подсматривать, что же Он там делает.

Там было еще темно, но в этой сереющей темноте уже угадывался рассвет. Алена спала на спине рядом. Это казалось необычным — смотреть на себя спящую, но это быстро прошло, и она слилась в восприятии.

Он, чуть привстав, долго вглядывался в бесконечно родные контуры на фоне белого спальника. Наклонился и почти неощутимо поцеловал ее. Хотя рядом с ней было так хорошо и уютно, но он раскрыл свою сторону спальника и осторожно сполз на траву. Лун на небе не было, но уже можно было различать предметы. Он пробежался к речке, искупался, потом нашел мешочек с посадочным материалом, лопату и, выбрав неподалеку подходящее место, принялся возделывать огород. Когда Альдебаран тускло выглянул из-за цепочки снежных гор по другую сторону от леса, он уже рассадил по грядкам несколько видов овощей, рекомендованных для Вечного Лета инструктором (в лице некоей странной, но довольно добродушной сущности) и поливал их из пластмассовых мешков речной водой. Сегодня же нужно начинать строить хижину. Ему позволялось свалить здесь четыре дерева.

Он вернулся к гамакам. В этот момент Алинка уже вылезла из спальника и, схватив под мышки обоих зверьков, спрыгнула вниз, но из-за лишней тяжести промазала и повалилась на упругую траву. Звери с громким фырканьем двумя белыми молниями полетели в разные стороны и только две трассы вздыбленной травы целую секунду указывали направление.

А потом произошло такое, что Алена не смогла уловить и понять. Только остатки воспоминаний о том, что все было совсем иначе, что кто-то вдруг подменил одну ее жизнь на другую, иногда возникали как отблески возможного, но нереализованного варианта ее судьбы. Не так давно она родила сына. Протест против такой подмены возмущенно сжимал тисками голову, но она ведь давно хотела еще ребенка, так зачем же протестовать, когда это стало реальностью? …Он протянул пухленькую, розовую ручонку и коснулся ее губ. И только на миг Алена увидела промелькнувшее в его невинно открытых глазенках понимание. Она прижала теплую, чуть влажную ладошку к своим губам.

Так хотелось переложить свои проблемы на чужие плечи, не терзаться выбором, просто отдохнуть от всего, и чтобы тебя любили… А тут этот маленький человечек… Посвятить свою жизнь и свою любовь только ему и отгородиться от всего мира? Но она же фея!.. и есть тот, кто знает это и помнит, и будет любить, чтобы ни случилось… Вот, оказывается, как сходят с ума…

А все началось закручиваться в тугую историю гораздо раньше, в продолжении всекосмических инсинуаций и коллизий после превышения власти Замом Творца, пусть и в отношении ничтожно более мелкой сущности, но все же… Ведь есть же прекрасное правило, так наглядно сформулированное этими подчас очень даже шустрыми людишками: не нужно порождать сущностей без необходимости. Бритвой Оккама называется. Может быть, имелись в виду какие-то другие сущности, но вот эта была явно лишней с точки зрения Зама Творца: некое воплощение попранной справедливости, так называемый Дракон Времени. Никто толком не знал, что это за такое образование и в чем заключается его истинная сущность и предназначение. Слишком редко он обретал власть над причинностью и перекраивал ее на одному ему понятный лад. Для чего требовалось вмешательство вне всей существующей вселенной. На этот раз кара коснулась самого Зам Творца.

«Е-мае!..» — ошалело осознал свое новое положение и состояние бывший Зам. Имея огромную потенциальную продвинутость в духовном плане, он без труда в ключевые моменты мог предаваться свободному осознанию. — «Куда занесло…» — он хотел было привычно почесать Волосы Вероники, но детская ручка лишь скользнула по мягкому родничку на темени. «Ну и… очень хорошо. Если они там такие умные, то пусть сами попробуют покрутиться на его очень даже непростом посту. А он на славу отдохнет здесь и порезвится!» и, полностью расслабившись, с мстительным удовольствием обмочился. Потом ему стало нестерпимо скучно в этом человеческом коконе и, приложив незначительное усилие, он вышел из тельца и незримой тенью мелькнул в райские кущи ближайшей планеты эльфов. А в теле осталась первоначальная душа, которая с трудом принялась оправляться от чудовищно потеснившей ее сущности.

Анатолий прекрасно понимал, что с женой творится что-то странное. Случалось, он просыпался от недвусмысленных движений ее спящего тела, а однажды, увидев выражение ее лица в таткой момент, не мог уже подавить в себе бешено рвущейся наружу ревности. И этот ребенок, которого она предпочитала всему на свете, явно как-то был связан со всем этим. И вот он опять позорно психанул, презирая себя за то, что не может сдержаться. Выкурив на балконе которую уже сигарету, всмятку раздавил бычок, втерев его в белую стену, о чем Алена, несомненно, неприменет высказаться, когда заметит пятно. «Рвать нада врагов! да рвать!» Ревность просто душила его. Но это была не ревность от любви, а оттого, что он может потерять исконно принадлежащее ему. И он остро ощущал, что этот в общем-то некстати родившийся ребенок — сейчас его главный враг… Он глубоко вздохнул, пытаясь остановить поток неуправляемой ярости. Где же его хваленое самообладание? Вспомнилась его последняя драка, еще в студенчестве и тогда ему крепко перепало, надолго охладив необузданную агрессивность и самоуверенность. Это глупое слово «любовь»… надо же? Все с ума посходили с этой любовью! Да, пусть он — эгоист и не способен на большее, чем загореться недолгой страстью. Но и она — такая же! Они — ну просто идеально подходящая пара, что еще нужно?!

Алена сменила пеленки, с легким беспокойством посматривая на сына. Ей было показалось нечто демоническое в нем, но, наверное, только показалось…

— Аленушка…

Она чуть вздрогнула и подняла голову. В первый момент она даже не узнала своего мужа, так он осунулся. В его глазах горела несвойственная ему печаль.

— Давай поговорим…

То ли услышав голос отца, то ли почувствовав момент, ребенок вдруг замолчал, и Алена осторожно уложила его в кроватку.

— Мы так давно ни о чем не говорили… — тихо заметила она, — вдруг мы уже разучились разговаривать?

Анатолий вздохнул и немного помолчал, всматриваясь в усталое лицо жены, а она опустила глаза, то ли боясь, то ли не желая встретиться взглядами.

— Я же не слепой… я вижу, что с тобой происходит… Ты любишь Его?

Алена вскинула широко раскрытые глаза.

— Кого?!

— Ты во сне встречаешься с ним. Мы оба давно это знаем… Я столько раз пытался…

— О чем ты?! — она в отчаянии готова была вспылить.

— Аленушка… я люблю тебя…

— Любишь?..

— То, что с тобой происходит — всего лишь привязка, энергетическая зависимость, — он снисходительно-брезгливо поморщился, — мы столько раз с тобой говорили об этом, помнишь?

Ребенок заворочался, и Алена поспешила чуть покачать его, чтобы успокоился и.. ничего не ответила.

— Человек только открывает окно к любви. И чем он более подготовлен, тем лучше он может это сделать. А разве я подготовлен хуже, чем Он?..

Алена продолжала молчать, хмуро опустив голову.

— Аленушка, милая… давай попробуем… Я постараюсь открыть тебе такую любовь, о которой не мог бы мечтать… этот…

Она с интересом посмотрела на него, и ей остро захотелось, чтобы действительно так произошло. Она так устала, что не могла больше ни о чем думать.

— Давай… — прошептали ее губы.

Горло чуть сжалось и слезы подступили к глазам, мешая отстраненно и с высоты духовного понимания принимать Все Как Есть. Она резко отвернулась, посмотрев на ребенка. Тот молча лежал с широко раскрытыми глазами. Все же… что-то было в нем демоническое.

Опять эта странная тварь беззастенчиво навалилась на Него, без стука ворвавшись в разум ребенка. Одно ее присутствие сняло блоки со связанного с телом духа, и он осознал себя, вспомнив немало из своего прошлого.

— Ты наступил мне на ногу! — проворчал Он.

— Пардон… — бывший Зам слегка сместился в тесном пространстве детской психики, — а ты давно здесь?

— Изначально.

— Хм. Неразговорчивый, значит. Как ты сидишь тут в этой духоте без энергии? Ребенок вопит, сделай что-нибудь!

— Не умею я… не продвинутый.

— Ну, это легко! — Зам. показал, как это делать, и Он с интересом попробовал. Получилось!

— А ты кто? — спросил Он чуть более дружелюбно.

— Я-то?.. как бы это попроще… ну, вроде как бывший Зам Главного Зама самого Творца.

— Ой-ой-ой!

— Не иронизируй. У тебя хоть и здоровые потенции, но ты еще слишком мало понимаешь.

— Говоришь как-то слишком обычно для твоего высокого положения…

— Могу и не обычно, только тебе не понравится… Как договоримся, напару будем тело одухотворять?

— А ребенок шизиком не станет? Что ты сам предлагаешь?

— Шизиком не станет… Ладно, давай познакомимся, что ли… Как тебя занесло в это дитя сумасбродной женщины?

Он чуть замялся, но разве мысли скроешь? А они общались мыслями.

— Я любил ее больше жизни…

— Хм, — в свою очередь иронично, как показалось Ему, среагировал Зам, — Если бы я был помоложе, то с хохотом сказал бы, что это не так уж и сложно потому, что жизнь не слишком ценна.

— А теперь ты стал гораздо умнее?

Зам оказался выше мелочных обид.

— А теперь я скажу, что каждое проявление жизни уникально и образует свою неповторимый изюм личного опыта. И это бережно хранится в нашей хм… в инфотеке Творца. А твоя… Зам оценивающе обратил внимание на него, — твоя, надо сказать, мне нравится.

— Спасибо…

— Да не инкапсулируйся ты… И про любовь твою ничего плохого сказать не могу. Такие жемчужины действительно редко встречаются.

— Да ладно тебе… мы что, так и будем здесь сидеть как две кошки в темном мешке?

— Ох, пардон еще раз, я перехватил твои каналы восприятия. Хочешь взглянуть, что там в мире творится?

— Не очень. Плакать уже надоело.

— Он уже не плачет. Мамочка с папочкой новую игру затеяли, а ребенок сейчас уснет.

— Игру?

— Ну… слушай, действительно, тоскливо тут сидеть, если полностью не ребенок. Как танкисты в подбитом танке. Давай, пока наше тело спит, порезвимся на воле. Там и поговорим.

— Я же не умею…

— А что тут уметь? Смотри!

И когда чуть утих восторг и вихрь новых впечатлений, Он только и сказал: — Блин! Как классно!

— Нет, и не уговаривай! — отмахнулся Зам, на лету сожрав зазевавшуюся птичку и выплюнув облако радужных перышек. Он был воплощен в экзотического дракончика, водящегося на этой волнующей обилием форм жизни планете. Рядом задумчиво сидела сиреневая обезьяна с огромными печальными глазами.

— Но почему? — нетерпеливо воскликнула обезьяна.

— Уж поверь, тебе эти энергетические игрушки в жизни не нужны.

— А вот один продвинутый знакомый утверждал, что без этого мы не поднимем голову из животного состояния.

Пойманным на лету перышком дракончик прочистил острые зубы.

— Ты что думаешь, что так сложно было наделить вас такими способностями? И что бы получилось? Зачем вообще эта «жизнь» нужна была бы?

— Да, зачем?

— Вы получаете уникальную личную информацию, сталкиваясь с противостоящей вам реальностью, свой личный жизненный опыт. Только в условиях борьбы, не смейся, в конечном счете, за выживание, вы порождаете энергетическую гамму отношений между сущностями… хм… я ведь не собирался тебе ничего рассказывать…

— Но продвинутый говорил, что вся информация уже как бы витает в воздухе, — не желала остановиться обезьяна.

— Знаешь… у меня, конечно, до фига терпения и доброжелательности… — проговорил дракон, и это сильно смахивало на мантру, — повторяю: а зачем бы тогда все это нужно было? Если все уже итак готово? Да ты сам прикинь, старик, — дракон положил тяжелую лапу на плечо собеседнику, — ваши продвинутые проповедуют кто во что горазд, спорят между собой и каждый уверен, что знает истину. Но сначала нужно полностью оборвать пуповину!

— И что я должен, просто как обезьяна жить-поживать?

— А я тебе подскажу маленькую хитрость.

— Давай!

— Ты не бери так близко к сердцу свою жизнь.

— Быть пофигистом?

— Нет! Ты когда-нибудь играл в спортивные игры не на выигрыш, а для удовольствия?

— Да, я теннис люблю!

— А партнер играет на выигрыш и… проигрывает! Он переживает, психует, а ты — получаешь удовольствие. Так вот жизнь — это такая чудесная игра, в которой нет горестей и радостей, которые должны доставать тебя, кроме решения интересных проблем. Ты принимаешь ее дары, играя в свое удовольствие. Ты не делаешь глупостей и опрометчивых поступков. Наоборот! Ты свободен от стартового стресса, неоправданных ожиданий и тому подобных вещей, которые только загоняют тебя в могилу раньше времени. И твоя душа, свободная от этих глупых, ненужных переживаний, воспринимает все чудо жизни гораздо ярче и сочнее, а проблемы решает эффективно, повышая твой потенциал. Даже неудачи и физическую боль ты должен воспринимать как игру, и ты будешь свободен от многих зависимостей.

— Я буду не от мира сего…

— Да нет же!..

— Я понял тебя, не волнуйся… Это интересно, я подумаю.

— Ты не подумай, а попробуй и только тогда поймешь!

— Кстати.. про игру.. — обезьяна чуть презрительно усмехнулась, — перышки от птички не могут вот так красиво облачком выплюнуться.. Это ты сотворил для эффекта?..

— Ну.. — дракон осклабился, поглядывая с интересом, — да!

— И еще ты выбрал себе эффектную внешность, а меня нарядил фиолетовой обезьяной… Ты не задумывался, что не мало склонен к позерству?..

— Да и пофиг!.. — огрызнулся дракон, — Мне это нравится и все… Между прочим, совсем недавно я загасил целую галактику, хотя никто этого даже оценить не смог.. оттуда свет до вас еще пару тысяч лет лететь будет! Но попало мне вовсе не за это, а за какую-то глуповатую фею.

— О чем это ты?.. А у нас ты как оказался? — Обезьяна недоуменно уставилась на дракона.

— Ну, как бы это попроще, короче, облажался я… Меня сюда сослали.

— А-а… вот как. Ну ты не расстраивайся, воспринимай все как игру, ладно?

— Во гад, поддел! Ну, без обид… А что твоя женщина — фея, ты хоть знаешь?

Обезьяна насторожено взглянула на дракона.

— В смысле?

— В прямом!

— Я итак ее считал…

— Хо-хо. А мне феи всегда нравились, знаешь ли, слабость. Не навестить ли?

— Кончай, ты…

Дракон больно сжал когтями обезьянье плечо.

— Ревнуешь? А ну примени то, что тебе только что сказал насчет игры! Знаешь, сам не знаю почему, но ты мне нравишься. Я хочу тебе предложить самую интересную игру в твоей жизни.

— Только давай не называть это игрой. Я хочу жить взаправду.

— Запарил! — не выдержал Зам Творца, — Уже пятый ментальный мир начисто переделываем!

Терпеливо вздохнув, Он примирительно улыбнулся.

— Сам же предложил! Куда торопиться? Я только сейчас понял, что там не должно быть всяких чудес и волшебства. Это делает мир не реальным.

— Да он же итак не реальный!

— Куда, блин, подевалась твоя проницательность и понимание? Этот мир должен быть как реальный! Даже дети, когда играют, делают это всерьез, иначе просто неинтересно!

— Ну, и что ты хочешь идиллию на необитаемом острове с набедренными повязками и плясками у костра?

— Пляски у костра — это неплохо! — оценил Он, — Пусть это будет другая планета и, как бы, фантастическое будущее.

— Ну, пусть. А нафиг тебе фантастическое? Я могу устроить настоящее, — Зам самодовольно осклабился.

— Да ты что? Не шутишь? И где ты можешь устроить?

— Есть, например, приятное местечко в системе Альдебарана.

— Здорово! А как Алену будешь переправлять?

— Так же, как и тебя — в виде псевдосущности. Она будет думать, что это — сон.

— Слушай… давай у нас там будет дочь, скажем, лет пяти!

— Хм! У какого-то ребенка будут ну очень странные сны! — ухмыльнулся Зам.

Анатолий, казалось бы, смирился с тем, что происходит с его женой, и это стало у них запретной темой. Их взаимное соглашение «попробовать жить по-новому» явно не срабатывало, но иллюзия его соблюдения пока что устраивала обоих.

Алена с нетерпением ждала очередного сна, а наяву подсматривала что там происходит в их мире.

Он подходил к гамакам, возвращаясь со своих грядок. В этот момент Алинка уже вылезла из спальника и, схватив под мышки обоих зверьков, спрыгнула вниз, но из-за лишней тяжести промазала и повалилась прямо на спящую мамочку. Звери с громким фырканьем двумя белыми молниями полетели в разные стороны и только две трассы вздыбленной травы целую секунду указывали направление. Алена взвизгнула и вскочила, но, поняв в чем дело, обняла дочь и, достав из кармашка спальника расческу, занялась ее волосами.

Среди груды разного хлама он раскопал небольшие запасы сохранившихся продуктов, нашел подходящую кастрюльку и горелку. Алена подошла и запустила пальцы в его волосы. Вставая, он повернулся, захватил ее чуть выше колен и поднял. В испуге она обхватила его, засмеялась и потянула к нему лицо. Они по-звериному потерлись носами. Алинка схватила кастрюльку и, не говоря ничего, побежала к речке.

— Это что у нас будет? — спросила Алена у Него.

— А ты очень голодная?

— Совсем нет.

— Выспалась?

— Не очень! Но уже не хочу. Он давно привык к ее подобным противоречивым высказываниям и даже научился извлекать из них смысл.

— Ладно, тогда главное блюдо будет на обед, а сейчас — горячий шоколад.

— У нас еще зайчатина осталась.

Он опустил ее на траву.

Подошла Алинка, таща перед собой кастрюлю с водой.

— Алинен! — строго позвала Алена, — Пойдем умываться!

— Я уже умылась, мам!

— Пойдем, посмотрим!

Он отлил немного воды и поставил кастрюлю на горелку.

Сухие сливки, немного сахару и много ломанного шоколада развести в закипевшей воде. Взболтать. Все. Этот напиток, принятый с утра, способен реанимировать тело и душу как бы тяжело им не пришлось. Но Алинка присосалась к древесной бутылке и проигнорировала горячий напиток. И пока взрослые маленькими глотками пили шоколад, она очень по-деловому нанизала кусок зайчатины на прутик и принялась разогревать его на пламени горелки. Интересно, кто ее этому научил?

— Аленка, сейчас я буду нашу хижину строить!

— О, мы тоже! — Алина вскочила, дожевывая мясо, — Мы будем помогать!

Они углубились в лес, и Он выбрал подходящее дерево. — Алинка, держи! — он протянул ей скорчер, — Смотри, когда несильно нажимаешь сюда, то впереди появляется маленький красный зайчик, — он пальцем показал на яркую точку от луча, — Видишь?

— Да!

Алена с беспокойством наблюдала за ними.

— Наводи этот зайчик прямо на самый низ вон того дерева. Не торопись, пусть он очень плавно крадется, а не скачет! Хорошо. Теперь нажми сильнее.

На стволе точка вспыхнула чуть ярче и погасла.

— Так. Потренировались, отлично, а теперь все будет уже не понарошку!

Он подключил мощный одиночный заряд и встал позади Алины, подстраховывая ее. Но она очень уверенно навела луч точно на середину основания ствола. Щепки широким веером разлетелись от дерева в сторону, противоположную от них и мощный гул от удара прокатился по земле.

— Бежим!!! — он схватил их обеих за руки и потащил за деревья.

Но ствол начал падать удачно, — по направлению от удара. Зонтичная крона долго цеплялась за ветки других деревьев, но тяжесть взяла свое, и вскоре дерево замерло среди покрытой щепками травы. Алинка была в восторге. Алена возбужденно дышала.

— Ни черта себе! — наконец, высказалась она, — Это было не опасно?

— Зато красиво.

— Ладно, тогда следующее валю я, — решительно заявила она.

— Не сразу! Сначала надо использовать этот ствол. А это уже моя работа.

— Тогда мы пошли рвать мое лучшее платье на занавесочки!

И тут со стороны стоянки раздался подозрительный шум. Прилетело что-то очень большое. Но этого никак не должно было случиться. Они пошли взглянуть.

Когда выходили к стоянке, Алинка бежала впереди, и они вдруг увидели рыжего мальчишку примерно ее возраста, бесцеремонно рассматривающего разбросанные вещи. В руках у него было маленькое ведерко и лопатка.

Общительная Алинка сразу подошла к нему.

— Тебя как зовут? — довольно бесцеремонно спросил он.

— Солнечный Зайчик! — с вызовом заявила она.

Мальчишка по-взрослому презрительно сплюнул на траву, — Да не как мамка зовет, а как по-настоящему?

— Рыжик! — раздался из-за деревьев пронзительный женский голос, — Ну-ка не лазь там!

Алена ускорила шаг и подошла к Алинке. Мальчишка увидел ее и с независимым достоинством ретирующегося кота начал отходить. Сначала из-за деревьев показалась не женщина, а мужик в шортах и футболке с довольным и холеным лицом, на поясе у которого болтался какой-то несерьезный пугач.

Что за фигня? Зам уверял, что никого больше на планету не допустит. Хотя здесь, как оказалось, давно процветал туристический рай для посвященной элиты в стиле Людей в Черном, но место-время были жестко забронированы и выкуплены. С этим здесь очень строго. Мужик плотоядно оглядел Алену, и только потом увидел направленный на него скорчер. Его слегка проняло. Позади него появилась высокая блондинка в легком платье с ничего не выражающим лицом.

— Привет, соседи! — он радушно улыбнулся, — Приношу извинения за маленький сюрприз. Друг, ты лучше не шути так с этой штуковиной! — он, делано поморщившись, выразительно покрутил рукой.

— Жду объяснений, — просто сказал Он, не опуская ствол.

— О, господи! — мужик закатил глаза, — Тебе что, не меньше чем вся планета нужна? Скучно одним тут не будет?

— Короче, подмазал знакомого на базе? — ухмыльнулся Он, — Понятно. Это, конечно и дешевле и ждать не надо.

— Слушай, мы же нормальные цивилизованные люди. Ну, я понимаю, уважаю и все такое. Что ты хочешь, чтобы теперь я тут паясничал перед тобой? — он, добродушно улыбаясь, подошел совсем близко, — Нормально поладим, вместе на охоту ходить будем, — он весело подмигнул, — подругами будем меняться как радушные соседи!

Он чуть склонил голову к Алене, — Слышала? Ты хочешь меняться?

Она молча посмотрела на Него, как будто увидела что-то новое.

— Да все в порядке, — мужик протянул руку, — ну, здорово, сосед!

— Ты знаешь мои права. Я сейчас могу разнести тебя на перышки, а в реставрационных центрах ну такие неумехи попадаются, что нос потом на заднице обнаружишь.

Мужик медленно опустил свою руку и благоразумно отошел назад.

— Что, на Кнопку давить будешь? — ухмыльнулся он, обернувшись.

— Значит так, — Он тяжело вздохнул, — давить не буду, но чтобы, блин, тебя тут и близко не ощущалось! При встрече — сразу на перышки, — Он не целясь врезал зарядом по стволу рядом с мужиком, все равно для хижины пригодится. Эффект оказался намного круче, чем ожидалось. Все подпрыгнули от неожиданности, а мужик схватился за щеку. Одна из щепок оставила длинную царапину.

— Ну ты и кекс! Зря ты это сделал… Знаешь во что тебе это дерево обойдется? — Ладно. Я понял, — мужик успокаивающе поднял руки, — пока. Уж постараемся не попадаться.

Они не торопясь отошли. Было как-то паршиво. Неужели даже здесь не получается скрыться от такого? Жаль, и Алинка не прочь, вроде бы, была познакомиться с мальчишкой, удивительно напоминающего земного сына Алены. Были бы они нормальными людьми, другое дело, а таких Он не выносил. Но нормальные люди так вот не лезут. Он посмотрел на Алену и запоздало сообразил, что лучше было бы сразу — на перышки. И взглядом пообещал исправить ошибку, при первой же возможности.

— Пойдемте, по лесу погуляем, — предложил Он.

— А я еще пушистиков не кормила! — вдруг вспомнила Алинка.

— Да они испугались и к своей мамке убежали! Вот она их успокоит, покормит и тогда снова к тебе отпустит.

— А Рыжик тоже плохой?

— Нет, он еще пока просто маленькая обезьянка, папу копирует, — объяснил Он серьезно почему-то как для взрослой.

— Алинка, — Алена ласково погладила ее, — хочешь познакомиться с сиреневыми людьми? Они тут недалеко вниз по речке живут.

— Да! Ура! А почему они сиреневые?

— Ну, под этим большим солнышком люди сиреневыми получаются, — Алена вопросительно посмотрела на Него, — сходим прямо сейчас? Все равно знакомиться надо.

Пожалуй, это было как раз то, что нужно. Паршивое настроение неохотно улеглось.

Они засобирались, Алена надела свое так и не порванное на зановесочки лучшее платье и превратилась в сказочную фею, а Он никак не мог найти коммуникаторы. Алинка же выбирала подарки для сиреневых друзей. Наконец, коммуникаторы нашлись — совсем не заметные светлые бугорки за ушами, осталось адаптировать их. Теперь можно было переговариваться на очень большом расстоянии непосредственно обмениваясь вербальными символами мозга. Короче, язык уже не имел значения. Он бросил в рюкзак аптечку, несколько красиво переливающихся игрушек, захваченных на базе специально для контактов с аборигенами, гроздь древесных бутылок, коробку плиток шоколада и Алинкины подарки.

— Пошли? — Он весело осмотрел свою компанию, и они повернули к речке, которая, начиналась где-то в горах и скрывалась в лесу. До аборигенского селения было меньше пяти километров по прямой, но неизвестно насколько легко будет идти по лесу вдоль реки.

Деревья у воды росли намного гуще, и они пошли чуть в стороне от берега. Алинка начала собирать букет из всех попадающихся цветов подряд, но вскоре ей стали встречаться такие шикарные и красивые, что она азартно выкинула уже собранные и стала более разборчивой.

В мягком полумраке леса было так приятно идти, дыша необыкновенной свежестью, впитывая икрящиеся звуки, что Ему захотелось тоже стать аборигеном. Его аборигенша шла рядом плавно и гордо как волшебница, ее платье, задевая за высокую траву, стелилось за ней точно невесомый шлейф. Ему все не верилось, что посчастливилось идти рядом с этим существом. Она наслаждалась лесом, улыбаясь разглядывала все вокруг и тоже изредка поглядывала на него. Казалось их соединяло это настроение, и они незримо держатся за руки. Алинкина энергия оставалась неисчерпаемой, она подбегала к каждому интересующему ее предмету и носилась вокруг.

— Мой комми жужжит! — вдруг сообщила она и остановилась, прислушиваясь.

Да, рядом было что-то обладающее очень примитивным, но довольно мощным разумом. Они остановились, и Он попробовал определить направление. Но это была простая однофазная модель, с возможностью как у первых фашистских локаторных установок. Он сделал знак своим спутницам подождать и зашагал вперед. Сила отзвука увеличивалась, потом начала стихать. Он вернулся в место максимума и зашагал влево. Это оказалось верное направление и скоро неясный сигнал начал приобретать рельефный характер усердно трудящегося животного. Прямо перед ним раскорячилось гигантское бутылочное дерево, но кроме множества бутылок с него свисали окруженные роящимся туманом лесных пчел соты. Аромат дикого меда разносился вокруг, и Он понял, что чувствуют медведи, видя такое, и почему они даже не боятся быть искусанными.

Недолго думая, он принялся мысленно подпевать рабочему ритму этого единого организма, стараясь следовать всем его изменениям. Он вообразил себя его частичкой и, когда показалось, что его вклад стал неотличим от фона, полетел помогать пчелиной семье. Коммуникаторы тем и хороши, что позволяют навязать свою ментальность другим организмам. Он, конечно, не знал, что именно запускает у этих пчел рефлекс боевого поведения, но так захотелось угостить своих женщин медом. Его подпустили как своего, и охранники, сидевшие плотным кольцом на верхушке ближайших сот все так же слегка подрагивая крыльями, деловито топтались на месте. Он радостно гудел, принеся большую порцию меда в родной улей, протянул руки и осторожно начал отламывать нижний край сот. Тот неохотно поддался, и трещина пошла по вощине гораздо выше чем предполагалось. Огромный кусок сот оказался в его руках, измазанных вытекшим медом и он, гудя отлет, попятился назад.

Алена, конечно, подслушивала, но наверняка не поняла смысл общения с пчелиным организмом, поэтому, увидев, что все в порядке, облегченно расслабилась. Алинка увидела соты, учуяла сильный цветочный запах и завизжала от предвкушения. Алена достала большой пакет, и они положили добычу в него. Алинка откусила кусочек и, зажмурившись от сильных впечатлений, жевала. Они тоже попробовали. Обалдеть — не то слово.

Отмыв руки в речке и положив пакет с сотами в рюкзак, они пошли дальше. Мед явно оказывал сильное тонизирующее действие. Во-первых, стало достаточно неудобно идти потому, что он с изумлением почувствовал сильнейшее влечение и, похоже, это было обоюдным. Но, кроме того, стало очень легко, тело почти не ощущалось. Он с беспокойством посмотрел на Алинку. Она просто летала как маленькая ведьма. Нужно быть осторожнее с этим медом.

Они посмотрели друг на друга и поняли, что если прямо сейчас чего-то не придумать, то запросто можно наделать глупостей. Как вот в такой эйфории появиться перед аборигенами?

— Побежали! — заорал Он, Алена обрадовано кивнула, и они рванули догонять Алинку. Он вообще не ощущал тяжести рюкзака, Алена стремительно плыла как в невесомости рядом. Алинка обернулась, завизжала и, приняв новую игру, включила форсаж. Если за ними следили аборигенские охотники, то скоро в их стойбище объявят боевую тревогу и тотальную мобилизацию против троих сумасшедших белых приведений.

Хорошая физическая стимуляция — лучшее средство протрезвления. Вскоре заряд тоника начал иссякать. Вначале стал неудобным рюкзак. Алена уменьшила темп, хватая ртом воздух, они перешли на шаг. Алинка, сделав большой круг, как подбитый истребитель, на последних каплях горючего, бросилась к Алене и, обхватила ее руками. Они повалились в траву отдыхать, Он сбросил рюкзак и упал рядом. Они надолго скрылись среди высоких пахучих цветов от любых возможных наблюдателей.

Порывшись, Он вытащил три бутылки. Алена торопливо откусила горлышко, и ароматная струйка потекла по подбородку. Он наклонился к ней и тщательно слизал, пока жуки не учуяли. Они наелись шоколаду и пошли купаться. После отдыха Алинка стала жаловаться, что у нее устали ножки. Он подхватил ее и посадил себе за спину на рюкзак. Алинка вскрикнула от неожиданности и стала искать, за что же держаться, а так как рогов у него пока не было, то схватилась просто за голову. Но очень быстро такой способ путешествия ей очень понравился, она уже вообще не держалась и даже хулиганила, хватаясь за ветки, под которыми они проходили.

Вскоре начали попадаться свежие тропы, обглоданные кости среди травы и другой мусор местной цивилизации. Он ссадил Алинку на траву. В любой момент могла показаться деревня, и все-таки это случилось неожиданно. Просто они вышли из-за очередного поворота реки, густо заросшей кустарником, перед ними расступился лес, и они увидели огромную поляну с живописно стоящими коническими хижинами и лениво шевелящимися группками сиренево-оливковых тел. Справа раздался громкий вскрик и несколько женщин, полоскавших что-то в реке, разом бросились в воду с проворством испуганных крокодилов. Неплохое начало.

Наконец их заметили у хижин и поднялся переполох. Эти люди жили беззаботно как дети, и встреча оказалась полной неожиданностью. Никаких дозоров и разведки. Неверное, им тут все доставалось слишком даром. Вид пришельцев привел их в замешательство. Непонятно только как турбазе удалось сохранить первозданную невинность этого народа.

У самой большой хижины появилось нечто очень значительное, разодетое в пушистый мех, несмотря на жару, и с большой разлапистой веткой на голове, с которой к ушам свисали бутылки.

С двух сторон начали смешно подкрадываться поджарые фигуры, держащие у рта длинные трубки. Это казалось совсем не страшным.

— Привет! — заорал Он, помахав руками над головой и улыбаясь как клоун. Слова, подкрепленные коммуникатором, должна была услышать вся деревня и, самое главное, ощутить дружеское расположение. Охотники с явным облегчением слегка опустили свои трубки. Алинка прижалась к маме и жадно разглядывала сиреневое чудо. Кожа у этих людей была очень красивого оливкового отлива. На них свисали только травяные повязки, и разной длины узкие дощечки болтались между ног.

— Мы принесли вам подарки! — Он снял рюкзак и достал какую-то нестерпимо блестящую штуковину. В глазах охотников загорелось любопытство, они отшвырнули трубки и потянули руки. Но мохнатое чучело оказалось гораздо проворнее. Умудряясь не терять достоинства, оно подскочило и внушительно пискнуло на охотников. Дощечка, свисающая у его ног, была намного длиннее других.

— Я лидер. Я очень люблю подарки и тех, кто их дарит, — вплелся смысл среди чужих звуков звонкой речи.

Лидер с опаской прикоснулся пальцем к торжественно протянутому подарку. Так как ничего при этом не произошло, а сияние от предмета было просто завораживающим, то он почти вырвал его из рук. Но лидер есть лидер, его не купишь малым. Вспомнив, что слово подарки было во множественном числе, он требовательно поднял голову и перевел взгляд на Алену, вероятно намечая ее следующим подарком.

Вокруг собиралось все племя. Дети таращили глаза, женщины выглядывали из-за спин мужчин. Улыбаясь, Он покачал головой, намекая на ошибку, потом показал на кнопку в подаренной вещице и осторожно нажал ее. Прямо перед лидером возникла призывно танцующая обнаженная сиреневая фигурка. Казалось, в ней не было ничего особо привлекательного, но режиссеры на базе знали свое дело. У лидера отвисла челюсть. В несколько секунд он осознал опасную бесценность подарка, поспешно ткнул пальцем в кнопку, интуитивно освоив интерфейс, и женщина растаяла. Лидер строго обвел взглядом разом присмиревшее племя.

— Каменное Яйцо! — гордо заявил он и стало ясно, что это его главное имя.

— Есть еще, что подарить народу? — спросил он.

— Конечно, навалом! — Он радушно вывалил содержимое рюкзака, — Каждый подарок предназначен только одному человеку. Но его никто не слушал потому, что все племя вдруг уставилось на пакет с сотами. Каменное Яйцо мельком бросил взгляд туда же, и, увидев, весь затрясся.

— Как много Восторга Дикого Слона!.. — подстрочник коммуникатора нашел наиболее близкую аналогию, и если бы не комми никто бы не услышал этого почти беззвучного страстного шепота, — Это тоже подарок народу? — его широкая рожа сменила цвет на фиолетовый.

— Конечно!

— О-о-о! — Яйцо наклонился, забыв про достоинство, и его дощечка легла на землю, — Народ никогда не забудет такого дара!

Было ясно, что собственно народу вряд ли что перепадет, но не лезть же со своим уставом…

— А что это за восторг такой, мам? — прокричала страшно заинтригованная Алинка.

Лидер поднялся и в изумлении уставился на нее, — Ты не знаешь???

— Мы только попробовали немножко! — объяснила Алинка.

Яйцо внимательно оглядел пришельцев и понял, что они ни фига не понимают. Его цвет медленно возвращался к нормальному сиренево-оливковому. Он снисходительно осклабился.

— Восторг Дикого Слона — это сила жизни, которую можно добыть только смертью. Как вы смогли добыть его?

— Ну, я немного умею уговаривать пчел, — похвастался Он, смущаясь, так как начинал осознавать эпохальность своего поступка. Яйцо повернулся к толпе и нетерпеливым жестом подозвал охотника. Тот суетливо подбежал и Яйцо вытащил у него из-за пояса кожаный мешочек. Там лежала стопка маленьких стрелок. Он осторожно вытянул одну. На конце торчала тонкая иголка сантиметров полтора длиной с маленьким прозрачным пузыречком на конце.

— Это жало с ядом пчелы-охранника Восторга Дикого Слона, — пояснил назидательно Яйцо. Его укус смертелен. Раз в год мы выбираем самого неудачливого охотника, надеваем на него травяную одежду, чтобы он не сдох сразу, и он отправляется добывать Восторг Дикого Слона. У него есть всего несколько секунд, чтобы оторвать маленький кусочек, и он бежит назад, но падает и умирает. Когда пчелы отлетают от него мы собираем все жала, воткнутые в него для стрел и тот кусочек Восторга Дикого Слона. Теперь ты понял?

— Да, но… — решительно прервал Он неловкую паузу, — мы должны, наконец, вручить подарки пока они не протухли. Ты, Каменное Яйцо, как лидер, следи, чтобы никто из твоего народа не был пропущен. Вызывай сюда по одному. — Подарки не могут вручаться людям, имя которых ты еще не знаешь, — попытался изменить процедуру Яйцо.

— Вот мы и будем сначала с каждым знакомиться, а потом дарить ему. Вот эти две феи будут дарить. Одна — детям, другая — взрослым.

— А сами они не подарки? — на всякий случай осведомился яйцо, не желающий упускать даже малейший шанс, хотя уже понимал, что здесь ему не обломится.

— Подарки, но не тебе, а мне! Подзывай первого!

Естественно началось строгое соблюдение иерархии в стае, но тут вмешалась Алена и настояла, чтобы после каждого уважаемого мужчины шел ребенок или женщина.

— Бьющий Копытом В Землю! — представлялся очередной претендент, гордо раздувая лоснящуюся грудину.

— Солнечный Зайчик, — скромно называлась Алена, с улыбкой вручая интригующую игрушку. И тот застывал, заворожено разглядывая чудо, пока следующий нетерпеливо не сталкивал его в сторону.

— Визг Радости! — кричал чумазый мальчишка.

— Солнечный Зайчик! — звонко отвечала Алинка, одаривая его.

Когда закончилась утомительная процедура и у ног осталась небольшая кучка лишних игрушек, аптечка и пакет с медом, Он подошел к Яйцу и, не зная насколько это позволяется этикетом, доверительно похлопал его по пушистому плечу.

— Яйцо, — дружески обратился Он, протягивая мед, и тот не обиделся, — А вот это я передаю тебе, чтобы ты мог правильно и справедливо распорядиться.

Минуты две у лидера в голове проходил лихорадочный вычислительный процесс и, наконец, был выдан результат.

— Племя не забудет этого дара! Племя готово выполнить любую твою просьбу. Особенно, — он сделал точно отвешенную паузу, — если ты согласишься добывать для нас Восторг Дикого Слона.

Толпа затаила дыхание от чудовищной мудрости своего вождя, сулящей изменить весь уклад жизнь.

— Да пожалуйста, мне не жалко, — Он пожал плечами, и толпа взревела от восторга.

И тут Алена очень решительно подошла к Яйцу — Особенно, — она отмерила не менее эффектную паузу, — если племя поможет нам построить хижину на краю леса!

Яйцо недоверчиво посмотрел на Него, — Подарок имеет право говорить слова?

— Еще как! Должен тебя предупредить по-дружески, Яйцо, что она — гораздо главнее меня.

Яйцо слегка полиловел, — И ты согласен с такой мелкой просьбой?

— Да, нам вполне этого хватит.

Яйцо просто не знал куда деть себя от радости.

— Объявляю праздник! — заорал он. Толпа оглушительно взревела и посыпалась в разные стороны, во-первых, надежно прятать свои подарки и, во-вторых, каждый знал свои давно четко определенные обязанности в подготовке праздников. Яйцо одним профессиональным движением сгреб всю лежащую у ног кучу и поволок добычу в свою резиденцию. Удалось спасти только аптечку, отпихнув ее ногой в сторону.

Пришельцы остались одни. У Него в руках все еще была охотничья стрелка с жалом. Подняв аптечку, он достал капсулу иммуноактиватора с широким спектром протофагоцитов и выжал яд из пузырька. Через некоторое время те из них, что смогут справиться с токсинами, размножатся, образуя мощный клон антител. Ему не хотелось слишком рисковать при следующем общении с пчелами. Бросив аптечку в пустой рюкзак с пристегнутым к его поясу скорчером, одел его. Потом они принялись разгуливать по деревне, с любопытством разглядывая быт аборигенов. Входы у хижин ничем не закрывались. Зачем? Вся коммуна была на виду у лидера. Сам он подозрительно долго пропадал в глубине своего терема. Ненароком проходя мимо, удалось взглянуть и понять, в чем дело. Оказалось, Яйцо все пытался ухватить включенную танцующую красавицу, но его лапы всякий раз проскальзывали мимо, что заводило его сверх всякой меры.

Они деликатно отошли и Алена обняла Его, чтобы хоть как-то отвлечь от желания громко расхохотаться. Вскоре Яйцо стал задумчивым и вот он уже просто одухотворенно созерцал танец, постигнув, наконец, истинное предназначение искусства.

Интересно, что аборигенам и в голову не приходило расспросить, откуда появились пришельцы. Они восприняли их появление непосредственно, как школьники смотрят на появление нового ученика. И только потом, между делом, выясняются разные обстоятельства.

— Мам, — Алинка дипломатично потерлась носом о мамино платье, — можно я немного поиграю с Визгом Радости?

— Только не убегайте никуда, — наконец разрешила Алена.

На время приготовлений делать было нечего кроме как гулять по окресностям. Вскоре они оказались у речки и уселись на великолепном пляже чистого тончайшего песка.

— Аленка, ты назначаешься главным международным дипломатом по связям с аборигенами! Это надо же: пара слов и проблема хижины решена.

Она хитро улыбнулась, — А ты назначаешься главным добытчиком Восторга Дикого Слона. Мне кажется, что нам он пригодился бы сегодня вечером!

От одних этих слов у Него поехала крыша. Он притянул ее к себе, и они так нежно поцеловались, как будто уже вкусили этого восторга.

Алена огляделась, чтобы убедиться, что никто не может их видеть.

— Разденься, а то так и не загоришь здесь, — лукаво посоветовала она.

Совет в любом случае был дельным и через несколько секунд, оставшись в плавках, он разлегся на теплом песке.

Ждать пришлось недолго, крики в деревне стали громче, Алина подняла голову, потом потянулась как кошка и встала. — Пойдем?

Слегка хотелось есть. Оставалось надеяться только на праздничное угощение туземцев. Но кто знает, какие у них обычаи? Может сначала танцы, а потом еда.

Они подошли к резиденции лидера. Рядом, прямо на земле оказались расстелены травяные циновки и на них в полном беспорядке на широких листьях были разложены какие-то блюда. Аборигены суетились вокруг, женщины хлопали по рукам нетерпеливых мужчин и безжалостными пинками отгоняли детей.

Лидер на этот раз был выряжен в новые шкуры и на его голове болтались несколько подаренных блестящих вещиц. Он заметил пришельцев из своей берлоги и сделал суетливое движение нашкодившего мальчишки, что-то пряча и кулаке. Его губы были измазаны шоколадом.

— Яйцо! — строго сказал Он с многообещающей улыбкой, — разве я не говорил тебе, что это можно есть только с гостями? Иначе сильно заболит живот.

Лидер вначале укоризненно посмотрел на него, типа, что ты мне мужик на уши…, но потом слегка задумался и, видимо решив, что, в принципе, все может здесь оказаться правдой, нехотя порылся в своих залежах и протянул плитку шоколада.

— Сейчас начнется праздник, — предупредил он, — никуда больше не пропадайте. Вы должны будете первыми попробовать все блюда. Подбежали Алинка с Визгом Радости.

— Смотрите, что мне подарили! — закричала она и раскрыла свои ладони, сложенные лодочкой.

Алена взглянула и взвизгнула от неожиданности. Такой же мохнатый паучара тряс свою паутину около первого бутылочного дерева. Только этот был намного пестрее раскрашен.

— Мам, не бойся! — Алинка запрыгала от нетерпения, — он очень хороший!

Визг Радости гордо смотрел на презентацию своего подарка.

— Кто у вас будет главным дегустатором? — спросил лидер. Алинка обрадовано выскочила вперед, но Он показал ей на блюдо, где слегка шевелилось что-то не совсем дожаренное. Этого оказалось достаточно.

— Ну, тогда я, конечно, — пожимая плечами, Он прикинул, что сейчас способен съесть все, что угодно.

Ритуал был почти так же отвратительно прост как на некоторых банкетах. Как только Он прожевывал кусочек с какого-либо листа, «открывал его для народа» — как выразился лидер, то вся свора, толкаясь, налетала и опустошала начисто. Он мудро поступил, начав с шевелящегося блюда. Во-первых, пока голодный не так противно, а потом, пусть они налопаются всего самого невкусного. Похрустев поджаристыми крылышками больших кузнечиков, и отметив их очень даже приятный вкус, Он перешел к печеной рыбе. На листе лежало около десятка и, подумав, что рыба уж точно то, что нужно, сразу для пробы прихватил экземпляр покрупнее. Отщипнув аппетитный кусочек, Он беззаботно передал ее Алене. Никто не возражал, вот и прекрасно. Вареные речные моллюски с травяными пряностями оказались тоже очень на уровне и, воспользовавшись тем, что Он был ближе всех к блюду, увел несколько из-под протянувшихся лап. В конце концов никто в обиде не остался. Лидер выдержал необходимую паузу, пока аборигены хором выражали свое полное удовлетворение посредством отрыжки, затем стал очень торжественным и распорядился внести десерт. Две женщины вынырнули из его дворца, неся большую доску. На ней были разложены аккуратно дозированные кусочки Восторга Дикого Слона. Трепетный гул восхищения прокатился по рядам. И, когда оказалось, что это блюдо уже не нужно открывать народу, Он вздохнул с облегчением.

Они с Аленой посмотрели друг другу в глаза, как делали всегда, когда необходимо было срочно без слов обсудить ситуацию. Итак, народ готовился к танцам под кайфом. Как это может их задеть? Похоже на этой планете сама природа способствует определенной мотивации, хотя, с другой стороны, если бы не подарили мед, то и не было бы такого праздника.

В это время раздача закончилась. Пришельцы от своих порций отказались, что не вызвало ни у кого ни малейшего осуждения. Лидер произнес несколько проникновенных слов, которые комми, слегка поперхнувшись, передал как «ну, понеслось, что ли», и все племя синхронно проглотило свои дозы. На некоторое время тишина позволяла слышать, как ползают тараканы под шкурами у лидера. Потом туземный оркестр из мальчишек начал бить палками по выдолбленным доскам и, иногда, друг по другу, что вплетало в ритмичные звуки очень даже музыкальные вопли. У мужчин дощечки начали изменять угол, как стрелки спидометров, а женщины протяжно вздохнули.

— Пусть сами бесятся, — прошептала Алена, слегка нервничая.

— Ага, — кивнул Он, — чтобы отвлечь детей нужно показать им новую игрушку.

Он подошел к лидеру и похлопал его по плечу. Тот распахнул масляные глаза, но, когда увидел Его, улыбка слегка скисла. Он бесцеремонно вытащил из прически лидера подарочный гипераккустический плэйер.

— Смотри, Яйцо, это гораздо лучше ваших барабанов! — Он отжал максимальную громкость и ткнул в кнопку. Это была копия сборника, составленного Аленой для диких плясок у первого костра. Вполне подходящая к моменту, что подтвердилось немедленно. Сначала все обалдели, открывая глаза и включаясь в новую реальность. Потом их тела начали подергиваться, и кто-то первый, поняв, что это означает, отпустил тело во власть ритму. Вскоре все племя скакало и извивалось, полностью сменив мотивационную направленность. Тоник начал отрабатываться вполне приемлемым путем. Вот тогда подключились и гости.

Продолжительности сборника хватило на почти полную нейтрализацию эйфорина. Аборигены начинали валится от изнеможения. Лидер попытался было реанимировать традиционную направленность программы, подзадоривая одуревших соплеменников, а потом даже нагло предложил Алене, как выразился комми, эксклюзивный танец, но сам оказался не на высоте, и, укоризненно посмотрев на свою болтающуюся дощечку, признал, что пора отдохнуть.

Он взглянул на часы. Двадцать часов. До заката остается примерно три часа. — Яйцо, — сказал Он с неподдельной печалью, — нам пора сваливать. Скоро темнеет, а еще через лес нужно идти.

— Разве вы не будете гостями у народа три ночи по обычаю? — страшно удивился лидер.

— Прости, друг, у нас там наши вещи совсем без присмотра и хижины еще нет. Да и нужно бы еще Восторга набрать для вас.

— Понятно. Тогда так. Дай людям отдохнуть немного, а я скажу моим лучшим строителям пойти с тобой. Они переночуют на траве, а утром построят тебе хижину.

— Ну, Яйцо, — Он только развел руками, — я благодарен тебе за такое гостеприимство.

— Да ладно уж, — скромно отмахнулся лидер, — потом договоримся о периодичности добычи Восторга Дикого Слона.

Им дали не только строителей, но усилили взвод еще и парой лучших плевателей отравленными стрелками. С полным правом захватив оставшуюся груду жареных кузнечиков, строители, громко хохоча над своими примитивными шутками и, как пацаны, давая друг другу подножки, последовали за ними.

Обратная дорога походила на шумное возвращение с пикника большой компании. Время пролетело незаметно, и вот они вышли на опушку у стоянки. Долго Он просто ничего не понимал и только хлопал глазами. Гамаки грустно свисали изрезанными веревками, спальники были характерно вспороты выстрелами широколучевого деструктора, а вещи раскиданы и втоптаны в траву. Значит, этот кретин решил всерьез поиграть в охоту на людей.

— Да он псих какой-то, — только и вымолвила Алена.

Толпа притихла, сразу почувствовав, что стоянка пришельцев явно не так должна бы выглядеть. Алинка бегала и собирала в траве разбросанные вещи. Рядом валялась припорошенная копотью Большая Красная Кнопка. Повредить ее невозможно, но этот псих, похоже, стрелял пока заряд не кончился.

Алена повернулась к Нему, их взгляды встретились, они помолчали, и он еле заметно покачал головой, не соглашаясь.

— Только не убивай его! — тихо попросила Алена, но уже через секунду: — Если можно…

Меткий Плевок подошел ближе и бесхитростно выдал:

— Он очень плохой охотник. Не умеет прятать следы. Он пошел туда, — и коротко махнул рукой вдоль леса, — Если хочешь я и Ослинные Уши принесем его голову.

Строители зашумели, комментируя обстановку и, видимо, не считая проблему слишком серьезной.

— Мы пойдем вместе. Я тоже плохой охотник, поэтому мне нужно показать следы, но с ним я буду разбираться сам.

Они быстро натаскали дров и к удивлению аборигенов, не понимающих как на тропе войны можно так привлекать врага, разожгли костер. Уже темнело, но все же удалось запастись плодами бутылочного дерева. Их сока было достаточно, чтобы не испытывать голода. Недолго думая, Он решил, что если этот болван задумал поиграть в войну, то вряд ли ушел далеко отсюда и ждет с нетерпением ответного хода. И вряд ли он прячется рядом. У него ведь еще и подруга с мальчишкой. Возможно, он даже некоторое время и сидел в засаде, пока не надоело.

Алена подошла и положила руки на его плечи. Они традиционно потерлись носами.

— Слушай, — тихо сказала она, — ну его! Зачем тебе играть в эти игрушки?

— У нас теперь нет спальников и нужных вещей, — возразил он, грустно улыбаясь, — я верну их.

Они поцеловались.

— Все будет нормально, — сказал он уверенно.

Она сжала его руку и повернулась к Алинке.

Скоро костер пропал за извилистой границей леса. Охотники как шакалы быстро и уверенно стелились вдоль опушки. Становилось темно. Довольно скоро послышались голоса. Они вообще не прятались. Их кострище пылал как в аду у чертей. Так и лес можно спалить. Они вошли в лес и обошли стоянку. С противоположной стороны было достаточно кустов, где можно было спрятаться.

Сам вояка ходил кругами, держа свой деструктор в руке и готовый палить не задумываясь. Видно было, что ему уже страшно надоело это напряжение, но другого выхода у него не было. Иногда он что-то раздраженно выкрикивал мальчишке или своей подруге. У всех было отвратительное настроение, — сразу заметно. Но возражать никто не смел. Пока этот тип в таком состоянии говорить с ним было опасно. А убивать его не хотелось. Так они лежали и ждали. Потом подползли еще ближе. Даже если бы здесь не было кустов, то из-за костра их невозможно было увидеть.

Наконец мужик психанул, пнул какую-то штуковину и уселся на стул (обалдеть, чего только пикникисты не тащат с собой!).

— Так и знал, что у него задница гнилая! — раздраженно прорычал он, достал сигарету и закурил, — Завтра я его сам достану.

— Давай уже спать ложиться, — плаксиво сказала женщина.

— Ну, ложись! Кто мешает?

— Чо психуешь? Он уже свалил давно отсюда! Ты же его без вещей оставил!

— А-а! — мужик зло махнул рукой, — запросто! Тюфяк какой-то. Вот не везет, погулял, называется! И тебя не надо было брать!

Женщина обижено промолчала. Мужик посидел немного, потом отошел недалеко, чуть дальше мерцающего круга света, громко отлил на траву и завалился прямо поверх своего спальника. У них у каждого был свой спальник. В правой руке он так и держал свой пистолетик, а в левой — Красную Кнопку. Он был точно какой-то ненормальный.

Только после этого его подруга посмела уложить мальчишку и затихла сама.

Оставленный костер быстро догорал, и вскоре только вылезшие луны освещали стоянку.

Мужик довольно сильно захрапел, но, видимо это уже давно никому не мешало.

— Слушай, Меткий Плевок, — сказал Он, — давай сделаем так. Мы подкрадемся к нему. Видишь в одной руке у него широкая штуковина, а в другой — вроде короткой палки? Эта палка стреляет сильнее ваших стрелок. Как только я схвачу его руку с широкой штуковиной, так ты должен будешь схватить его руку с палкой и не отпускать. И смотри, чтобы палка ни на кого не показывала своим концом. А ты, Ослиные Уши, подойди к женщине и не пускай ее к нам.

— О, я ему так прижму жилы, что палка просто вывалится! — похвастался Меткий Плевок и они осторожно привстали.

Не спеша, Он подошел к захлебывающемуся храпом мужику, наклонился, прижал его палец к кнопке и надавил. Кнопка громко испуганно ойкнула и начала ритмично мигать. Меткий Плевок уже вывернул деструктор из руки мужика и держал ее, согнув под болезненным углом. Мужик что-то пытался выкрикнуть, но от испуга подавился собственной слюной и натужно закашлялся.

Кнопка мелодично тренькнула, на том конце что-то завозилось и заспанный голос недовольно произнес:

— Какая помощь вам требуется?

— Немедленная эвакуация для реставрации тела, — проорал Он.

— Мать… Что там случилось?

— Хватит базарить, — прикрикнул Он.

— Ладно, не психуй, ждите… Кнопка погасла.

Женщина уже вылезла из спальника, мальчишка таращил глаза в азартном восторге.

— Счастливого возвращения, друг, — негромко сказал Он и махнул рукой охотникам.

Они просто отошли немного в лес и стали ждать. Через несколько секунд с неба свалились спасатели. Их огромный бот бесшумно всколыхнул траву, оттуда посыпались резвые черные фигуры и моментально уложили всю группу. Это у них строго. Эвакуация осуществлялась по единственному отрепетированному до полного автоматизма сценарию, эффективно и без расспросов. Оставалось вернуться за законной добычей.

Противно было брать что-либо здесь. Он захватил только два спальника. Даже если этот тип триллиардер, вернуться сюда ему уже будет практически невозможно. Первым делом после эвакуации разберутся с тем как он сюда пролез. Вот она, военная добыча. Нужно иметь определенный склад характера, чтобы спокойно брать ее, хоть он не убивал детей и не насиловал женщин.

Они вернулись на стоянку. Никто не спал, и Алинка вовсю пользовалась этим положением. Она вскочила и побежала навстречу. — Скальпов нет! — сразу громко заявил Он и бросил спальники на землю. Ждавшие возвращения с весомой победой аборигены были явно разочарованы.

Алена оказалась рядом и они, обнявшись, пошли к костру. Там на прутиках в золе пеклись какие-то толстые корни.

— Есть хочешь? — спросила она.

— А ты накормишь?

— Нам показали, как здесь найти съедобные корни.

Он нежно провел рукой по ее щеке, запустил пальцы в волосы и, чуть повернув ее голову, коснулся горячих губ своими губами. Каждый раз, когда он целовал ее, возникало легкое ощущение, как в лифте, который уходит вниз и на мгновение возникает невесомость. И это пронизывало их обоих одновременно.

Сытые аборигены, наевшиеся жареных кузнечиков, ушли спать на заготовленные невдалеке травяные снопики, оставив пришельцев наедине. Те же уселись на траву и Алинка, пристроившись с другой стороны от Алены, положила голову ей на колени, занимая Его любимое место. Он вытянул один из прутиков и сдул золу с корня. По цвету тот был похож на печеную картошку, а по форме — на большую морковь. Запах оказался слегка сладковатый и приятный.

— Отправил его? — спросила Алена.

— Да. Его же рукой, пока он храпел. Он разломил мягкий корень и откусил. Оказалось вкусно.

— Вы пробовали?

— Еще нет.

— Держи, тогда я еще достану.

Они наелись и выцедили по древесной бутылке. Алинка изо всех сил старалась удержать глаза открытыми и клевала носом. Он вытащил из изодранных спальников домовых и заменил ими те, что были подключены к чужим спальникам. Они быстро скорректировали всю микрофлору и задали привычные запахи, любимую температуру и жесткость. Безвольную Алинку пришлось укладывать вручную, не купая, что ее, конечно, очень устраивало. Потом они, не спеша, пошли к речке. Восходы лун здесь были здесь на редкость постоянны и два ярких диска, один раза в два больше другого, горели над головами в высоте. — Знаешь, перед тем как ты вернулся, я посмотрела на нашу Кнопку и…

— Она позеленела?! — не удержался Он.

— Да…

Они остановились у самой речки, взволнованные моментом. Он крепче обнял ее.

— Как быстро…

— Может быть, мы не будем спешить, здесь так хорошо было!..

— Но там будет еще интереснее!

— Но труднее… — Конечно, Аленка, давай побудем здесь еще немного.

Они разделись, вошли в воду и стояли, обнявшись, по колено в черном зеркале воды, отражающей луны и их чуть мерцающие рябью силуэты. Кусты по берегу казались фантастическими фигурами. А в бесконечной дали неба за нами молча наблюдали все видавшие звезды. Теплый ветерок ласкал их. Было удивительно хорошо.

— Я знаю, что ты хочешь сейчас сказать, — прошептала она с улыбкой.

— Что же, милая?

— Что ты так любишь меня, что у тебя никогда не хватит слов передать это. Что ты хочешь раствориться во мне навсегда и…

— Аленка…, да, ты уже давно знаешь это… Но я люблю тебя еще и за то, что тебе никогда не придет в голову считать это моей слабостью.

— Разве это можно считать слабостью?

— Да, есть люди, которые теряют интерес к тому, кто признается им в своей любви, даже если перед этим они сами ее испытывали.

— Они сами себя наказывают.

— И часто даже понимают это, но ничего не могут сделать, — такое заложено в них. Умных это опечаливает, глупые же думают, что теперь они крепко держат верх, лидируют, короче. Но ведь их любили совсем не за эту черту. И любовь не может долго выдержать такое.

— Да бог с ними… Он коснулся ее чуть приоткрытых губ нежно как ветер.

Они подошли к Алинкиному спальнику, лежащему просто на траве. Алена наклонилась посмотреть. Та почему-то не спала, а ведь просто валилась от усталости.

— Мам!

— Что?

— А пушистики больше не придут?

— Здесь столько охотников, им страшно.

— А мне давно сказку не рассказывали… Алена улыбнулась, вздохнула и посмотрела не Него. Он присел рядом.

— Про что ты хочешь?

— Про все! — Ну, слушай. Однажды у маленького бегемотика был день рождения…

Алинка заснула после того, как дослушала счастливый финал. Тогда они раздули спальник в небольшую палатку. Он сел на пружинящее дно и едва успел спрятать одежду, как Алена оседлала его и, прижавшись, спрятала лицо у него за ухом, накрыв своими густыми волосами. Он потянулся и слегка притушил свет от стен. Мягкий полумрак окружил их. Ее ноги были согнуты в коленях так, что ступни оказались прижаты к нему, а колени — перед его плечами. Они остро почувствовали притягательную необычность таких объятий и с нарастающим восторгом приготовились подарить друг другу как можно больше радости.

Голод разбудил его. Давно такого не было! Он осторожно натянул шорты и вылез сбоку наружу. Над горами начало светлеть небо. Воздух был все таким же теплым. Аборигены беспечно спали вразброс под деревьями. Было удивительно тихо. Здесь даже птицы любили поспать. Кажется, только у Него была привычка вставать рано. И, конечно, кому как не ему сейчас придется готовить еду на всех? Он осмотрел то, что осталось от вещей и нашел две кастрюли. Чтобы всех накормить, нужно сварить чего-нибудь побольше. Он, прихватив кастрюли и нож, пошел к речке. Если уж Алинка голыми руками поймала рыбу, то почему бы ему не попробовать? Проходя мимо грядок, оставшихся незамеченными воякой, он увидел первые ростки. Всхожесть была великолепной, а скорость роста уступала разве что земному бамбуку.

Вскоре он нашел достаточно прямую и удобную ветку, сделал из нее копье с остро заточенным концом и, присев над излучиной, принялся вглядываться в прозрачную глубину. Но там по дну стелились вдоль течения только длинные ленты водорослей и на них сидели большие красные улитки. Тоже еда, но хотелось угостить всех рыбой, которая здесь явно не ждала никого в гости и совсем не подготовилась к встрече. Он знал, что сверху рыбьи спины должно быть трудно разглядеть из-за маскирующей окраски, но вода была настолько прозрачна, что видно было буквально все. С рыбой нужно терпение. Через некоторое время он начал замечать мальков, а по ним определил, где могут обитать и более взрослые. Оказывается, они любили места около берега с сильно нависающими над водой пучками травы. Там они даже иногда выскакивали, чтобы схватить в воздухе пролетающих мошек. Первое обиталище он просто распугал, неудачно тыкая копьем. Но потом научился делать коррекцию на преломление водой и, наконец, проткнул бок одной немаленькой рыбине.

Когда в кастрюле махали хвостами уже три рыбины, а Альдебаран на треть вылез из-за цепи гор, к нему подошли двое аборигенов. Они весело заржали, увидев его способ ловли. Меткий Плевок просто лег на траву, свесившись над водой, выждал момент и не особенно быстрым движением прямо руками вытащил рыбу. А за ней — следующую. Когда в кастрюле хвосты уже стояли вертикально и больше не помещалось, Он попросил пощадить оставшихся.

Целый час Он потрошил добычу, а аборигены со скептическим недоумением наблюдали за этой странной работой, сидя на берегу и болтая ногами в воде.

Подошли проснувшиеся Алинка с мамочкой. Увидев, что Он наделал с бедненькими рыбками, Алинка застыла на месте, глубоко задумавшись, но взрослеющий здравый смысл и голод пересилили протест. Алена со смехом взлохматила ее волосы и та, вздохнув, полезла в воду, тут же принявшись пастись свисающими ягодами.

Пока Он и несколько аборигенов возились с костром, закрепляли в камнях кастрюли и заворачивали рыбу в листья, чтобы запечь в золе, Алена с Алиной вернулись с утреннего купания. Проходя мимо, Алена пустила Алинку вперед и до последней секунды шла, ничем не выдавая намерений, сосредоточенно разглядывая что-то впереди. Но, оказавшись рядом, стремительно обвила Его шею, и хищно впилась губами в шею. Ослиные Уши чуть не уселся в костер от неожиданности. Так же внезапно она спрятала свою обворожительную улыбку и пошла дальше, будто ничего не случилось.

Без особых церемоний, как только малейшие сомнения насчет готовности еды развеялись, все набросились на рыбу. Он думал, что Алинка станет капризничать, раз видела, как поступили с бедными рыбками, но она ела не меньше других. Голод — лучший учитель. Совесть несколько пожурила Его за то, что он довел своих женщин до такого необузданного аппетита. Поэтому он предложил двум охотникам сходить в лес, пока остальные займутся строительством. Не успел Он как следует подготовиться к предстоящему делу, как строители уже позвали принимать объект. Такая скорость сильно настораживала. Гордые своей работой туземцы махали руками, подзывая, и взрослые пришельцы (фиг их знает почему они так часто ходят, обнявшись!) зашли за первые деревья. Вместо новой уютной хижины стояло нечто, напоминающее шалаш вождя русской революции. А надежды-то были хотя бы на уровень резиденции лидера.

— Длинные Лапы, — не сумев скрыть разочарование, спросил Он, — тебе не кажется, что эта хижина маловата для двоих?

— Маловата?! — главный архитектор икнул от удивления, демонстративно вполз в кроличью дырку и там интенсивно покрутил бедрами.

— Да я здесь свободно пляшу! — раздался его звенящий от возбуждения голос, и крыша начала подпрыгивать под ударами его головы.

— Да мы все можем там свободно плясать! — горячо заверил Ленивый Зад, и еще три строителя стремительно юркнули в дырку. Шалаш угрожающе затрясся. Воодушевленный поддержкой, Длинные Лапы сиганул слишком резво и проломил головой боковую стенку. В обратном движении его подбородок уперся в прутья, и он застрял, хлопая глазами.

Алена звонко рассмеялась, а Он вздохнул. Ну, что ж, придется хижину возводить самим. Туземцев, видимо, можно использовать только для грубой работы. А шалаш пусть стоит здесь для гостей.

Счастливо улыбаясь, Он поблагодарил зодчих и тут же заявил, что его мужская гордость заставляет тоже попробовать построить дом. Они сильно удивились, вылезли из шалаша и встали полукругом в сторонке, чтобы посмотреть, как это будет происходить. Теперь рабочих рук было достаточно, и Он решил свалить еще пару деревьев. Долго не выбирая, он стянул с плеча скорчер и всадил заряд в основание ближайшего подходящего ствола. А все-таки, надо немного думать над возможными последствиями. Эффект оказался катастрофическим. Оказывается, не только хрюкопухи здесь имеют специфический рефлекс на неожиданность. Ствол еще только валился кроной к лесу, а у всей группы аборигенов, оцепеневших с бледно сиреневыми лицами, под набедренными дощечками блестела мокрая трава. Он совершенно случайно заметил это, повернув голову. Назревал самый настоящий международный конфликт, и нужно было что-то немедленно делать.

— Аленка! — громко воскликнул Он, — быстренько идите с Алинкой на стоянку, нужно убрать все вещи там, где у нас будет хижина!

Алена сразу почувствовала напряженную важность момента, и они быстро ушли. Он деловито приспустил шорты и широкой струей оросил перед собой траву.

— Ну, вот, магический ритуал мы совершили, теперь за дело, ребята!

Но аборигены переживали еще минуты две, потом, некоторое время с пониманием обсуждали ритуал мокрых луж, все более оживляясь и, наконец, окончательно стали сами собой. Они обдирали длинные полосы эластичной коры на веревки, Он сшибал ветви малыми зарядами, что теперь уже приводило в восторг туземцев. Все заготовки собирали на опушке. Получилось огромное количество материала. Алинка весело играла с Визгом Радости, который прибежал из деревни, а Алена начала плести из длинной травы циновку для двери. Он посматривал и радостно удивлялся, откуда она знает, как это делать?

Основой хижины стали те два дерева, на которых висели гамаки. Вертикально поставили три голых ствола вокруг живых деревьев, для чего нескольким туземцам пришлось лезть на верхние ветки и заготовленными веревками подтягивать верхушки. Там они эти верхушки и привязали к веткам. Стены выкладывали более толстыми ветками, переплетая их как корзину более тонкими и связывая все корой. Аборигены восторженно внимали новому методу строительства. И довольно скоро все было закончено. Крыши не было, — ее заменял низкий ветвистый зонтик с широкими живыми листьями. Со стороны это выглядело очень живописно. К этому времени Алена сплела огромную циновку, и повесила ее вместо двери. Правда, окон не было, но свет проникал отовсюду через отверстия корзинной оплетки. Так что рвать свое лучшее платье на зановесочки, Алена пока не стала. Хижина внутри оказалась уютна и необычна! И она приятно пахла свежим соком дерева. Радуясь как дети, Он и Алена принялись вселяться, перетаскивая свои вещи.

Скоро вернулись охотники. Побросав добычу на траву, они несколько раз в несказанном изумлении обошли хижину, переводя восхищенные взгляды на скромно ухмыляющегося Длинные Лапы. А когда осмотрели все, начали оживленно хвастаться уже своими подвигами.

Мясо решили жарить над углями. Ослиные Уши, недолго думая, вылил на него сок из пары древесных бутылок. Мало того, немало он плеснул и на собственное тело. Раскрыв глаза от удивления, Он отошел на всякий случай подальше. Ослиные Уши безмятежно уложил ветки с мясом на каменные подпорки над углями и ароматный дым заполнил все вокруг.

Первые жуки — разведчики просто облетели его несколько раз и умчались за подмогой. Вскоре из леса как клубы тяжелого искрящегося тумана выползла живая туча и, низко стелясь над травой, накатила на сумасшедшего охотника. Тот на некоторое время исчез в этом облаке, потом оно все осело на нем. Ослиные Уши просто стоял и довольно скалился. Жуки начали осыпаться, и вся трава под ним скоро оказалась в лениво копошащихся толстячках. Тогда аборигены принялись собирать их и заворачивать в листья. Это оказался их деликатес: жуки, фаршированные пряным соком. Алена все не могла привыкнуть к этой особенности местной кулинарии и старалась не смотреть. Зато Алинка помогала Визгу Радости собирать красивую добычу.

Такой вкусный шашлык они не ели раньше. Сок придал ему изумительный аромат. Наелись до отвала. И туземцы засобирались в деревню. Все были довольны и счастливы, а Меткий Плевок настолько обнаглел, что, видимо подражая Ему, на прощание поцеловал Алену. Та моментально превратилась в строгую фею и с покровительственной улыбкой помахала им вслед рукой.

Бывает так, как только гости уйдут на некоторое время наступает какая-то пустота, чего-то не хватает. Значит — гости были не в тягость! Но и минуты не прошло, как на опушку выскочил Визг Радости, который отбился от стада, и большим кругом вернулся назад, чтобы еще поиграть с Алинкой. Они немедленно принялись делать домик из веточек с шикарным гнездом внутри для пушистиков потому, что ждали их возвращения с минуты на минуту.

Неплохо было бы немного отдохнуть, тем более, что после скоростного строительства это было не лишне. И так хотелось пообжить новый дом! Он сложил спальник у внутреннего дерева, прислонив к стволу дерева, потянул за собой Алену, и она улеглась рядом, положив голову ему на грудь и обняв руками. Он ласково перебирал ее волосы, тихо мыча какую-то мелодию, а она закрыла глаза с легкой улыбкой. Так они и заснули.

С громким хлопком распахнулась плетенка на двери и в хижину влетела возбужденная Алинка, таща своего упирающегося друга.

— Мама! Визг Радости оцарапал себе руку! У него кровь!

У Визга Радости на сиреневом лице явственно проступала гордость раненого мужчины. Алена встала и осмотрела ранку. Царапина была довольно глубока, но кровь уже остановилась.

— Чем это? — Я ему показывала, как пользоваться нашим ножиком… — виновато потупилась Алинка.

— Ничего страшного, — решила Алена и достала из аптечки баллончик с биоаэрозолем.

Как только Визг Радости увидел непонятное орудие лечения, он пофиолетовел и отступил на шаг, выдернув свою руку из Алинкиной ладошки.

— Это совсем не больно! — Алена улыбнулась, снисходительно думая, что все мужчины одинаковые: раны их не пугают, а вот то, что с ними будет делать кто-то… — Зато сразу можно будет играть!

Алинка, сдвинула брови и поджала губки, превратившись в строгую старшую сестру.

— Ну, Визгунчик, не бойся! Мне уже пшикали этим, совсем не больно! — она снова взяла его за руку и тот отдался неизбежному.

Алена сжала края ранки и мелкими дозами скрепила ее, а потом обработала всю поверхность. Пленка моментально адаптировалсь к коже, становясь ее частью и надежно закрывая царапину.

Визг Радости недоверчиво потрогал это место, а Алинка просто светилась снисходительным удовлетворением. Они убежали, тут же забыв про случившееся.

Алена вышли из хижины, и Он последовал за ней. Альдебаран был еще высоко на бархатном небе и багровел огромный, нереальный, как нарисованный. Далекие горные ледники отбрасывали алые блики. — Сыграем?

Алена достала ракетки для игры в е-теннис, которые не были изломаны только потому, что вояка не посчитал их достаточно нужными вещами или в этом заключался его черный юмор: пусть поиграют на развалинах. Они встали так, что Альдебаран светил на них сбоку, Алена подбросила электронный мяч и, мощно закрутив, послала в него. Именно мяч должен был обеспечивать идеальность законов отражения и сцепления, которые могли регулироваться специальными настраиваемыми опциями.

Алена играла классно, гораздо лучше него, бурно переживая за все, что происходило в игре. Он наслаждался ее настроением и веселым смехом. Потом они сходили к реке и смыли усталость.

— Погуляем в лесу? — предложил Он.

— И, может быть, найдем немного меду к вечеру? — улыбнулась она.

— Алинен! — крикнула Алена, — Пойдете с нами гулять в лес?

Сначала Алинка обрадовалась, потом, подумав, сказала: — Ага, мы уйдем, пушистики вернуться, а нас нет?!

— Они подождут вас!

— Они обидятся, мам, и уйдут! Лучше мы с Визгунчиком здесь поиграем.

Под вечер притихли звериные и птичьи звуки, оранжевые лучи широкими лентами проникали между редких толстых стволов, наполняя лес фантастическими оттенками. Всюду попадались крупные вкусные ягоды, которые не так были заметны в полумраке, когда лучи не могли пробиться сквозь листву. Они не спеша брели и собирали их в пакет, выдергивали съедобные корни из удивительно податливой почвы к ужину. Алена пообещала сделать обалденное блюдо.

Мед они нашли, довольно долго побродив по лесу с максимальной чувствительностью комми. За ближайшими деревьями громко гудела большая семья. Он снял рюкзачок. Теперь-то он знал, что это за твари, и неприятный холодок гулял по спине. Но нужно было сохранять спокойное состояние мыслей, чтобы все получилось, и он включил пофигизм на максимум. Засунул в карман противоядие, не зная, стоит ли его принять заранее. Аборигены говорили, что есть несколько секунд до шока, значит вводить нужно в вену. Алена остро почувствовала серьезность ситуации и сильно сжала его руку.

— Ну к черту! Пойдем отсюда!..

— Мы же обещали народу, — сказал он спокойно, — вот я и наберу для них тоже.

— Стоит ли это такого риска, чтобы на этом все и кончилось?

— Аленка, но из этого и состоит наша жизнь здесь.

— Осторожнее, блин! Нет, подожди! — она прижалась к нему, — Давай постоим, тебе нужно настроиться.

Он хорошо помнил свои мысли в прошлый раз и начал подпевать пчелам заранее. На этом дереве соты свисали еще более огромными сосульками и пчел было больше. Он походил вокруг, все более вживаясь в образ, пока не захотелось на самом деле слетать за нектаром и принести его побольше в своем брюшке. Пчелы не обращали внимание на еще одного рядового рабочего. Он подошел совсем близко к огромной сосульке и, деловито имитируя слив взятка, принялся прихваченным ножом резать у середины. Жадность сгубила очень многих. Он тихо по пчелиному радовался и вот уже кусок килограммов на пять отделился, облегчая ветку. Та резко качнулась вверх, и все охранники с воем взлетели. Он застыл и, чисто инстинктивно уловив изменения в ритме семьи, вписался в него. Над головой черными трассами носилась разъяренная смерть, и так продолжалось несколько бесконечных минут. Потом охранники, так и не обнаружив врага, стали усаживаться на место. Он стоял, пока ритм снова не стал прежним и только тогда начал не спеша отходить.

Алена, конечно, все видела из-за деревьев. Он подошел и победно улыбнулся. Она молча смотрела на него.

— Замри! На тебе одна тварь сидит!.. — она медленно сняла кроссовок, прицелилась и со всей силы влепила ему по спине.

— Попала?

— Да! — она нашла тельце в траве.

— У нее нет жала! — сказал он.

— Похоже это трутень хотел спариться с удачливой пчелкой, — заржала Алена.

Потом помогла ему засунуть соты в пакет. Руки липли в меду, а речки поблизости не было. Они принялись оттирать их травой.

— Не хочу, чтобы ты еще это проделывал!

Он не спорил.

Алинка, одна дома, со скучающим видом смотрела голографическую сказку с большими объемными картинками, жившими в воздухе перед ней.

— А где твой Визгунчик? — спросила Алена.

— Ему наругают, если он не вернется ко сну, и он убежал домой. Но обещал прийти завтра.

Красный диск уже скрылся за лесом, но было еще довольно светло. На небольшом костре Алена приготовила обещанное блюдо из тушеных корней, ягод и остатков шашлыка. Тут были и местные пряные травы, которые ей успели показать туземцы. Все давно проголодались, но и блюдо получилось праздничным. Они съели больше половины, оставив остальное на утро.

— Маам!!!!! — страшно возбужденная Алинка запрыгала на своем месте, показывая пальцем на что-то за их спинами. Они обернулись и обмерли.

Вдоль опушки в сторону реки, из-за поворота леса, неторопливо выходило стадо огромных розовых животных. Они были крупнее слонов. Они вообще не походили на слонов и шли невдалеке, абсолютно все игнорируя. Передвигались они совершенно бесшумно, как призраки, плывущие над травой. Вот, наверное, откуда комми взял аналогию при переводе Восторга Дикого Слона. Рядом шли их малыши. Он заметил у некоторых животных почти коровье вымя, только вот размерами раз в пять больше. У других же свисали такие достопримечательности, что аборигенское название меда казалось уже полностью оправданным. У этих гигантов не было рогов, но они им и не нужны были.

— Молоко! — Он, вскочив, поднял пустую кастрюлю. Глаза у Алены стали огромными.

— Тебе что, пчел мало? — Алена вскочила — Они же тебя просто затопчут!

— Аленка, я же сначала посмотрю, познакомлюсь. Не переживай, все будет в порядке. И у меня ведь есть комми.

Он уверенно улыбнулся, и пока она не нашла, что сказать пошел к стаду. Первые животные уже подошли к речке и остановились, опустив огромные головы к воде. Молодняк терся о бока мамаш, некоторые сосали вымя. Он для них не существовал даже когда оказался совсем рядом и протянул руку к голове совсем еще маленького сосущего теленка, чтобы посмотреть реакцию родителя. Но среагировала вовсе не мамаша, а сам теленок. Он тут же перестал сосать и потянулся к руке. Такой любопытный? Он дал ему понюхать кулак, что тот проделал очень тщательно и потянулся нюхать выше. Он немного отступил, и теленок шагнул за ним. Это было уже интересно, и он осторожно попятился, так и держа кулак перед любопытной мордой. Теленок шел как на привязи. Мало того, корова, увидев, что теленок отходит от нее, последовала за ним, пытаясь тычками морды и необычным для ее габаритов мелодичным урчанием привлечь его. Но теленок ни за что не хотел упускать возможности изучить этот странный новый предмет.

Алена сначала заворожено смотрела на это представление, потом сама загорелась азартом, сообразила, что надо делать и, прихватив неиспользованные веревки из эластичной коры, пошла чуть в стороне. Он приманил теленка к дереву, невдалеке от хижины и, играя с ним, понемногу привязал его ногу к дереву самой длинной веревкой.

Потом отошел и, когда веревка натянулась, теленок слегка споткнулся, удивленно посмотрел на свою ногу и лизнул веревку. Корова подошла к нему, и тот спокойно принялся сосать вымя. Алинка прыгала вокруг, рвала пучки травы и смело совала корове прямо в огромную морду. Та отворачивалась сначала, потом осторожно взяла траву и Алинка, радостно взвизгнув, принялась торопливо рвать новую порцию.

Он принес воды в самой большой кастрюле и корова, проливая большую часть, вылакала все. Ну, прямо как в сказке.

Он никогда не доил корову, но вскоре экспериментально обнаружил как это делать и, наконец, удалось попробовать сладковатое молоко с густым незнакомым, но приятным запахом. Алинка ни за что бы не стала бы пить коровье, но это — было совсем другое дело! Она пригубила и раскрыла глазища. Ей понравилось.

Становилось темно, А Алинка все возилась с животными и если бы они не были такими толстокожими пофигистами, то насмерть надоела бы им. Алена с трудом уговорила ее пойти спать, убеждая, что теленку тоже отдохнуть пора.

Что-то есть невыразимо приятное и радостное в ежевечернем купании всей семьей в теплой чистой речной воде перед сном. Они плескались, пока не стало совсем темно, но взошли луны и Алинка не захотела никуда уходить, пока они совсем не поднялись над лесом.

В хижине стоял густой полумрак. Светильник оказался испорчен. Свет лун скупо проникал сквозь отверстия. Алинка боялась темноты, и Он переключил спальники в режимы палаток в разных углах хижины, и включил внутри свет от стенок. Алинка заснула в своем домике только к концу вечерней сказки.

Алена с улыбкой вздохнула и счастливо посмотрела на Него. Он взял ее руку, и они вышли из хижины, чтобы снова оказаться под глубиной звездного неба, уловить в ласковом ночном воздухе аромат ночных цветов, и увидеть в глазах друг друга волшебные искры лунного света.

Было уютно и хорошо вместе. Но этого стало мало, и они, чуть волнуясь, вошли в хижину и забрались в свой домик. Стены мягко освещали, не более, чем как пара свечей. Он закрыл вход и повернулся к Алене. Она стояла на четвереньках как большая грациозная кошка и, томно прищурившись, улыбалась, держа в зубах кусок сот. Когда она успела? Он потянулся к ней, наклонил голову и осторожно ухватил зубами свою половину. Их губы соединились, лифт улетел вниз.

Они замерли, чуть выпрямляясь, медленно, наслаждаясь каждым мгновением, обвивая друг друга руками. Он не понимал, зачем еще нужен мед, если он итак безумно любит ее. Они откусили зубами соты, но губы оставались вместе даже когда они жевали, и этот долгий, сводящий с ума, поцелуй длился пока мед оставался во рту.

Они с такой нежностью смотрели друг другу в глаза, что, как это бывало раньше, казалось, — они становятся одним существом.

Он открыл ее чудесные груди и поцеловал их. Как только он поднял голову, она приникла лицом к его груди, и ее волосы рассыпались по его телу.

Мед завладевал чувствами, и все начинало ощущаться ярче. Каждое прикосновение к ее телу разливалось как круги на воде и звенело хрустальными звуками, и он так же остро чувствовал это. Ее брови чуть выгнулись. Он выбрал самый сложный, извилистый и нежный путь по ее телу. Она дышала порывисто, чуть приоткрыв ротик, и пальцы вцепились в податливый пол. Он принялся губами ласкать ее груди. Она обхватила его голову, уже почти не в силах сдерживаться. В этом момент казалось, что их тела живут и действуют уже сами по себе, подчиняясь горячему зову, а их души слились в одну, переполненные неземной любовью и нежностью.

Он осторожно посадил ее на колени лицом к себе, послушную как во сне и поэтому кажущуюся невесомой. Она придвинулась ближе, направив к себе его плоть. В то мгновение, когда они соприкоснулись, весь мир закружился. Они переждали это мгновение. Она чуть привстала, подаваясь вперед и они с изумлением, не отрываясь, наблюдали как погружается в нее его тело. Горячие потоки охватывали их и, когда она с невольным вздохом села полностью и выгнулась, они крепко прижались друг к другу, отдаваясь удивительному свету, пылающему в них. Их любовь и нежность достигла невозможных, больше чем вселенная размеров. Он знал, что мед только немного помог этому.

И это продолжалось бесконечно. Любое их движение порождало новый взрыв и новую вселенную. Она кусала его уши, он зарывался в ее волосы, пока совершенно фантастический по силе Большой Взрыв не завладел ими обоими. Он унес их в небытие, и только любовь царила над этим местом. А потом был свет и ее ангельски прекрасное лицо, и божественные глаза смотрели на него со вселенской любовью. Они лежали, обнявшись, иногда нежно целуя друг друга и боясь отпустить даже на мгновение. Потом Алена ненадолго заснула в воцарившимся спокойствии и Он, кажется, тоже.

Эта ночь казалась самой главной в жизни, она не отпускала их. И даже под утро он проснулся от сна, где они любили друг друга. Они спали долго, и на этот раз он не встал раньше ее.

Кто-то скребся в спальник-палатку. Алена привстала.

— Мам!

— Мы встаем, Алинка, подожди!

Алена улыбнулась, тряхнула головой, разбрасывая волосы, наклонилась и коснулась Его губ. Пошарила в кармашке на боку спальника, тряхнула коробочку себе на ладонь, засунула ему в рот подушечку адаптогена, съела сама другую и лениво потянулась к одежде. Потом выползла наружу и он следом, бодая ее головой.

В хижине слегка пахло животноводческой фермой. Ну, конечно, корова близко, да еще такая огромная. Дверь была распахнута прямо навстречу встающему Альдебарану. Рядом с бледно-розовой от утренних лучей Алисой стоял оливково-сиреневый Визг Радости и улыбался во весь рот.

— Привет детям от взрослых, — сказал Он, — Что за переполох? На нас не падает астероид? Или случилось что-то похуже?

— Наша коровка хочет пить! — закричала Алинка, — Она идет к речке, потом вспоминает про маленького и возвращается, потом снова идет к речке и опять вспоминает и … — Все ясно, Алинен, — сказала Алена, обнимая ее.

— А можно я буду звать ее Бармаглотиком?

Он посмотрел на дверь и зажмурился. Или Альдебаран стал ярче светить или он все слишком остро воспринимает. Он пошел проведать бармаглотскую семейку. Дети, конечно, побежали за ним.

Вся трава вокруг была съедена. И ужас! За ночь даже обычная корова наделала бы немало лепешек, что говорить про этого гиганта! Он отвязал веревку от дерева и пошел к речке. Казалось, что за ночь теленок заметно подрос.

Живая розовая гора ринулась в реку, упала на подогнутые толстенные лапы и принялась оглушительно жадно лакать. Пока этот внушительный процесс продолжался, он привязал теленка поближе к воде. Корова вылезла из воды, подошла к теленку и начала облизывать его как кошка.

И тут Визг Радости подскочил к ней сзади, ловко подпрыгнул, вцепившись за хвост, и залетел ей на спину. Видимо, такое было для туземцев привычно. От неожиданности Он распахнул глаза и ждал, что же будет дальше. А дальше Алина попробовала сделать то же самое, но, стукнувшись о крутой зад коровы, смешно как мячик отскочила, упав на траву.

Подбежала Алена, но Алинка вовсе не заплакала, а тут же вскочила и, с завистью смотря на своего друга, начала нетерпеливо придумывать как оказаться рядом. Корова никак не реагироала, и Он просто подсадил Алинку. Та взвизгнула и вцепилась в мальчишку, чтобы удержаться на гладкой розовой шкуре.

Но Визг Радости, потеряв свое преимущество в воздухе, спрыгнул вниз. Алинка немедленно последовала за ним, и Он еле успел ее подхватить. Тогда Визг Радости нырнул под корову и аппетитно присосался к вымени.

— Алинка! — воскликнула Алена, — Вот этого ты делать не будешь!

— Ну почему, мам?!

— Алина, что с тобой? — она присела и посмотрела в глаза дочери, — Если ты так теряешь голову, я не смогу больше разрешить тебе играть с Визгом Радости!

Алинка внимательно выслушала, подумала и вздохнула.

— Мам, я не буду больше терять голову! — сказала она, и Алена рассмеялась.

Все пошли к хижине. Он разжег небольшой костер, чтобы разогреть вчерашнее блюдо и зашел в хижину за кастрюлей. Рядом лежала Кнопка и переливалась волнами зеленого света. Алена подошла сзади, сразу поняла и обняла его сзади.

— Может быть пора? — неуверенно прошептала Алена.

— Когда-нибудь все равно нужно это сделать… а потом мы вернемся сюда.

— Когда-нибудь, — прошептала она еле слышно. И они поняли, что сейчас сделают это. Она повернулась к двери.

— Алина!

Она прибежала только на второй раз.

— Что мам?

Позади нее появилась ее аборигенская взъерошенная тень.

— Слушай, Визг Радости, — сказал Он очень внушительно, — я тебе сейчас дам подарок для народа, который мы обещали. Ты сразу побежишь домой, не оглядываясь. Потому, что сейчас здесь будет очень страшно. Ты понял?

— А что будет?!

— Если ты увидишь это, то тут же сдохнешь! — Он вытаращил глаза, подражая мимике лидера, — Ты понял, что нужно делать?

Видно было, что понял и даже готов слинять, не дождавшись подарка. Поэтому Он быстро достал тяжелый сверток с медом и протянул ему, — Давай, беги прямо сейчас! Передай Каменному Яйцу, что мы еще вернемся!

Визг Радости схватил сверток, но тот оказался неожиданно тяжелым и выпал из рук. Его снарядили рюкзачком, и он моментально исчез.

— Алинен, — Алиса прижала ее к себе, — мы уходим в другое место. Ты помнишь, я тебе говорила?

— Да, мам. А я уже не увижу Визгунчика?

— Мы постараемся вернуться сюда. Мы все хотим сюда вернуться.

— А Бармаглотик так и будет стоять около привязанного маленького?

— Мы вернемся так быстро, что никто ничего и не заметит.

«А если не вернемся, то за нами все здесь приберут, как будто ничего и не было.» — подумал Он и стало немного страшно.

Он наклонился и, не раздумывая больше, прижал палец к кнопке. Та вздрогнула под рукой, удивленно присвистнула, потом многообещающе вздохнула, и три широких зеленых луча ласково коснулись каждого из них.

Обескураживающее ощущение вне тела постепенно обретало формы, и мир начинал восприниматься нестерпимо отчетливо до убеждения, что ты знаешь все об окружающем. Но ты не задумываешься, что именно знаешь, просто не успеваешь, да это и не важно: ты просто ЗНАЕШЬ истину. Но, может быть, потому потом ничего не вспоминается из этих знаний, что самих знаний нет, а есть только абсолютная уверенность. Кажется, что сознание охватывает все разом. Необычайная свобода и легкость. Трудно останавить внимания на чем-то отдельном — это не нужно и вовсе не до того. Важна приближающаяся ЦЕЛЬ, еще не осознанная, но манящая, и кажется, что вся жизнь была подчинена этой цели и вот сейчас ее можно будет понять полностью.

— Если твоя любовь основана на привычках, на рефлексах влечения, стимулируется окружением и определенными формами любимой, то это не любовь, а физиологическая мотивация! — презрительно изрек Зам, — А вот если вы оба на самом деле приняли друг друга навечно, то, как бы ни менялось окружение, как бы ни менялся облик любимой или ситуация, это отношение сохранится.

— Кто-то проходил такое испытание?

— А ты чувствуешь, что не сможешь?

— Я… не знаю. Кажется, я смогу. А она — не знаю…

— Случалось немало тех, кто проходил. Ты передумал?

— Cлишком это искусственно! Чуть ли не примитивно! Ну, что значит, «приняли друг друга навечно»?!

— А для того и испытание, чтобы все стало очевидно, старик. Готов? Поехали!..

Он не сразу решился открыть глаза и принюхался.

Ну и где эта нашатырная или как там ее, блин, аммиачная атмосфера!? Он с шумом втянул воздух с невероятной смесью множества запахов, и где-то в подсознании стало отчетливо ясно, что делается вокруг — как страничку книги прочитал.

Открыл глаза, и голова чуть закружилась: он оказался слишком высоко над травой. В землю упирались его мощные лапы. Широкие копытообразные когти глубоко вминали траву в податливую землю.

Что за фигня? Где чешуйчатый панцирь, как договорились? И это вовсе не холодная аммиачная планета. Трава, лес рядом. Это… да он же просто остался на Вечном Лете! Но кем стал? Он нервно хлестнул себя длинным и тяжелым хвостом по боку. Рядом раздалось тактичное мычание, удивительно понятное по смыслу: «ну и долго так стоять будем?». Он повернул тяжелую голову и обомлел. Рядом в ленивом ожидании толпилось стадо Альдебаранских диких слонов. На него чуть искоса, с затаенной наглостью посматривал рыжий самец, — главный конкурент за лидерство в этой стае. А он был их вожаком. Что это за сюрприз Зам устроил такой?! Где Алена и Алинка?!

Конкурент презрительно фыркнул и, неторопливо повернувшись к стаду, негромко промычал что-то явно превышающее рамки его положения. Придется опять приструнить наглеца… о господи, о чем это он думает?!

Он присмотрелся к коровам. Оказалось, что он всех их неплохо знает. И был уверен, что Алены с дочерью среди них нет. Во всяком случае, они вели себя самым естественным образом: отрешенно стояли, полуоткрыв пасти со свисающей между зубов недожеванной травой. Он смутился совсем еще свежими непрошеными воспоминаниями, но тут же одернул себя.

И тут в голову ударило: они остались на стоянке. Алинка — привязана к дереву, а Алена — рядом… Он торопливо пошел по едва виднеющимся в траве следам. Ему даже не нужны были эти следы. Он совершенно точно знал путь, откуда пришло стадо.

Позади раздалось недоуменное мычание, но он только нетерпеливо отмахнулся хвостом, и продолжил путь.

Довольно скоро он вышел из-за поворота леса, увидел стоянку и издалека корову с теленком. Она явно была ошеломлена и мотала головой, озираясь и жалобно мыча. Он с трудом побежал.

Со стороны это было чудовищное зрелище. Почва расползалась как кисель под исполинской тяжестью и гулкие удары лап о землю эхом отражались от стены леса.

Он сходу перескочил речку и, тяжело дыша, остановился перед коровой. Та в ужасе присела, уставившись на него растопыренными по сторонам глазами. Теленок отбежал на всю веревку и беспомощно забился, пробуксовывая лапами. Он успокаивающе промычал, подошел к дереву, подцепил с земли копытом веревку и, накрутив пару витков, порвал как паутинку. Интересно, почему Она сама не сделала это? Эх, женщины…

— Не бойся, это я, — он повернулся к корове.

— О, господи! — в отчаянном облегчении промычала она в ответ.

— Не совсем то, что предполагалось… Алина!

Теленок удивленно смотрел на них, явно понимая, что к нему обращаются.

— Это ужасно! — промычала корова, рассматривая гигантские подробности его тела. Он покраснел бы, если бы мог, хотя во всех отношениях чувствовал себя очень естественно.

Она тоже чувствовала естественность такого положения, и только остатки человеческого восприятия давали знать. Алинка же раньше видела диких слонов, и ей даже в голову не пришло воспринимать Его как-то иначе, чем просто одним из таких диких слонов.

— Они идут! — в панике промычала Алена.

Из-за изгиба леса бесшумно выплывало стадо, бредущее по следам вожака. Сбоку плелся рыжий конкурент, так и не сумевший убедить не следовать за ополоумевшим лидером.

— Не бойся. Им все пофиг. Пусть пасутся рядом, если хотят.

Она смотрела на него в задумчивом протесте.

— Знаешь, я к такому совсем не готова… Он тоже внимательно оглядел ее, прислушиваясь к своим ощущениям. С точки зрения диких слонов это была самка так себе. С трудом способная родить теленка, с маленьким выменем, которого едва хватит для нормального питания. К тому же нервная какая-то, не способная вдумчиво пребывать в неторопливой гармонии с окружающим, не спеша и тщательно доводя пережеванную траву в полуоткрытой пасти в ферментированное состояние, только и дающее полноценное питание. Дико-слоновьего влечения она не вызывала. Но это была его Аленка в коконе коровьей туши. Он закрыл глаза.

— Ален, скажи что-нибудь… — М-ммм-мммм-мм… Человеческий разум протестовал, а дикослоновий разобрал: «Я не хочу так…».

— Нам нужно привыкнуть.

— Зачем?

— Чтобы понять главное…

— Я уже поняла…

— Не спеши, милая, позволь нам хоть немного разобраться…

— Мммм-мам! Где ты? — если бы теленок мог плакать, это уже случилось бы.

— Вот как я скажу ребенку, где я?!

Подошло стадо и неторопливо разбрелось вокруг. Рыжий дикий слон подковылял к Алене и, играючи, боднул ее в бедро. Та в панике отшатнулась, и рыжий удивленно похлопал мохнатыми веками. Кажется, такое кокетство завело его, и он проявил напористость.

— Эй, ты! Отвали от нее! — зверея от ярости, протрубил Он.

Рыжий изумленно повернулся и целую минуту размышлял.

— Это моя самка! Ты сам мне ее оставил!

Кажется, он нарушал какой-то закон стаи, но сейчас ему было наплевать.

К ним повернулось несколько голов, и легкое любопытство мелькнуло в их глазах.

— Слушай, я не хочу быть больше лидером! Теперь ты — лидер. Это твое стадо и все коровы тоже твои. Кроме этой. А теперь уведи их отсюда!

— Тогда я сейчас сломаю тебя! — победно промычал рыжий и напыжился, готовясь.

— Это я тебя сломаю, дурак! — взревел Он с такой силой, что несколько коров сбросили горячие лепешки на траву.

Стадо в замешательстве топталось, глядя на них.

Он инстинктивно правильно опустил голову и двинулся на рыжего.

— Вали отсюда со своим стадом!

У рыжего в последний момент не хватило духу, и он отпрянул. Стадо удовлетворенно вздохнуло и радостно подалось к победившему лидеру.

— А ну валите отсюда все за ним! — заорал Он и двинул на стадо. Слонихи неуклюже разбежались, а слоны испугано попятились. — Пойдем отсюда! — замычала Алена и быстро направилась к лесу. Теленок последовал за ней. Он догнал их, поминутно оглядываясь. Никто не решился увязаться с ними.

За первыми деревьями они остановились. Он чуть ли не физически ощущал ее состояние, ее смятение, лихорадочные поиски того, что соединяло их еще недавно, поиски потерянной драгоценности и разочарование оттого, что эта драгоценность, может быть, всего лишь стекляшка, которая перестает сиять, чуть только изменилось освещение.

— Послушай, на самом деле все гораздо проще… Нужно принять Все Как Есть, а не придумывать проблемы. Мы вместе, что еще нужно? И на остальное можно смотреть с улыбкой. Поэтому мы и решили попробовать… Тебе разве самой не интересно?

— Я не могу так… На тебя страшно смотреть!

Он чувствовал, что любые слова сейчас неуместны, что сейчас вообще все стало неуместным. Она теряла надежду на то, что может иметь что-то более глубокое, чем комфорт, когда все вокруг хорошо. И осталась бесконечно одинокой в душе. А ведь она — фея. Похоже, феи могут оставаться собой только в своем феерическом мире. Какое разочарование…

А она снова отчетливо вспомнила, почему в тот роковой раз ушла от него, стоило только измениться обстоятельствам. Как сейчас, когда непонятный протест поглотил все ее чувства… Может быть, она устала. Может быть, она вообще не способна.

— Не могу, прости… Я хочу, чтобы все было привычно и хорошо. Я не хочу видеть тебя таким! Я не хочу нежности дикого слона!

— КУ-КУ!!!

Опять комп на ночь не выключила! — Алена вскочила с кровати и в темноте подошла к компьютеру. Развернула окно сообщения: «Аленка, зайди на сайт». И адрес. Незнакомый ник, реклама, конечно. Хотела стереть, но что-то ее остановило. Кто же так может называть ее?

Она скосила глаза на Анатолия. Тот чуть посапывал в полумраке, приоткрыв рот, как ребенок, которому кто-то рассказывает интересную сказку.

Она кликнула по ссылке.

Странный сайт. На весь экран просто несколько сточек: «Алена, я не могу общаться с тобой по аське, это очень трудно для меня. Удается только медленно набирать текст, используя непосредственно машинные коды. Ужасно. А письма на низком уровне я не научился еще посылать. Ты очень хорошо знала меня. Мы встречались в твоих снах… Помнишь Вечное Лето…»

Алена похолодела. В висках сильно застучало, и она заставила себя дочитать до конца: «… сейчас я — твой сын. И это — единственный способ, которым я могу тебе что-то сказать, пока не подрос: (».

Она тупо смотрела на грустный смайлик, которым заканчивалась последняя строчка.

— Что там у нас, Аленушка?

Горячая ладонь легла на ее плечо, и голова Анатолия чуть коснулась ее щеки. Бесконечно тягучие мгновения они оба всматривались в экран, и Алена не способна была даже шевельнуться.

Ладонь на ее плече потяжелела. Наконец Анатолий отстранился, разорвав круг ставшей невыносимой близости.

— И что, ты это действительно видела вчера во сне?

Сознание Алены сжалось в мирок маленькой напуганной девочки, опять уличаемой в чем-то нехорошем.

— Нет… — не моргнув, соврала она, слегка поежившись от прохлады, но не решаясь накинуть на себя что-нибудь.

— А ведь тебе действительно что-то снится… Твой несчастный ловер?

— Не говори так!.. он умер, ты знаешь.

— Ага… ушел из жизни, где не смог тебя достать, чтобы доставать после смерти? — с неожиданной злостью прошипел Анатолий, — А вот щас отпингуем шутника.

Он со второй попытки правильно набрал строку, запустил трассер и удивленно застыл.

— Это ж просто мой сервак, черт!.. Как эта тварь так все замаскировала?

Он вскочил и принялся торопливо одеваться.

— Куда ты?

— Должен же я разобраться, пока сеть не накрылась! Там же явно троян завелся!

Громко захныкал проснувшийся ребенок, и Алена взяла его на руки. Он сразу потянулся к груди. Движения Анатолия замедлились, и он с неприязненным интересом уставился на них. Алена в невольном смущении отстранила ребенка. Как она теперь будет кормить Его? Все казалось нереальным.

— Что же ты не кормишь? — с деланным спокойствием спросил Анатолий, резко застегивая молнию на ширинке.

Алена посмотрела на качающуюся спросонья головку ребенка и приложила его к груди. Тот невинно зачмокал.

Анатолий резко повернулся, толчком бедра распахнул дверь и вылетел из комнаты. Хлопнула входная дверь, и звуки его ботинок простучали вниз по ступенькам.

Алена отняла грудь, надела халат и вновь взяла ребенка. Он кривил ротик, не раскрывая глаз, готовый закричать. Она дала ему набухший сосок, и с каждым движением жадных губ волны томительной неги разливались по ее телу.

— Господи, это какое-то сумасшествие… — прошептала она, вспоминая прошлый сон, где она опять жила вдвоем с Ним в джунглях райской планеты неподалеку от веселого племени оливково-сиреневых аборигенов. Теперь она уже не думала, что это — только плод ее воображения.

Традиционное утреннее молчание в выходной день протекало за ленивым поглощением недожаренных оладий. Рыжик не выносил оладий. Он подбрасывал вверх «вкусные и питательные» подушечки сухого завтрака и ловил их ртом. Это не пресекалось. Когда еще как не в детстве учиться ловкости.

«Примерно шестьдесят процентов попаданий» — мысленно констатировал Анатолий.

— Нашел трояна? — осмелилась поинтересоваться Алена.

Анатолий чуть помедлил, дожевывая кусок.

— Не было трояна. Сервак абсолютно стерильный.

— Вообще ничего не нашел?

— Или я уже не на уровне и просто не могу угнаться за прогрессом или это ну очень крутой хак.

— Пап!

Алена строго посмотрела на сына.

— Ты опять перебиваешь, когда родители разговаривают?

— Ага, как только мне захотелось вам сказать, вы тоже начали говорить!

— Ладно, зародыш, — улыбнулся Анатольий, — Что ты хочешь?

— Па, а когда вы разводиться будете?

— Что?! Кто тебе сказал, что мы разводиться будем?

— Танька говорит, что шнурки всегда разводятся. Так жить скучно, а когда разведетесь, па будет приходить в гости всегда с подарками, и все будут радоваться!

— Опять Танька?! — посуровел защитник семьи.

— Да не только Танька, па, Мишке тоже везет — шнурки разводятся, а мне не везет…

Рыжик обижено насупился.

Анатолий примирительно потрепал сына по взъерошенным волосам.

— Ну, понимаешь, это же не такое простое дело, взял и развелся…

Стук отброшенного Аленой ножа прервал его объяснения.

— Так, — со зловещей ухмылкой Алена крошила оладий пальцами на стол, — а в чем тут дело? Сделай сыну такой подарок!

— Аленушка, ну зачем ты так…

И была ночь, и опять был Сон.

Он стоял в короткой футболке и улыбался, едва загоревший под огромным багровым солнцем, занимающим половину бездонного зеленого неба и окутывающим ласковым теплом со всех сторон сразу.

На этот раз она не обняла его сразу же.

— Я думала, что это — сон, — сказала она тихо в смущении, — как ты это делаешь?

— Это и есть сон. Только наш общий.

Они неловко помолчали.

— А ты знаешь, что ты — фея? — спросила Он вполне серьезно, — Мне кое-кто авторитетно сообщил.

Алена удивленно взглянула на него.

— Совсем не хочется шутить… — прошептала она. Какое-то дежавю вдруг запросилось наружу. На мгновение показалось, что она может вспомнить как это: любить кого-то вне зависимости от всего, это не удавалось ухватить, но это точно жило где-то глубоко в ней. Любовь феи.

Она растеряно присела на Алинкин спальник, розовеющий у ног среди высокой травы, и тот послушно оформился в удобное кресло-качалку. Казалось, что она жила здесь всегда.

Алена виновато, с бессильной нежностью посмотрела на Него. Он подошел, ласково коснулся ее волос, запустил пальцы в длинные шелковые локоны, и принялся, не спеша, перебирать их. Она так любила это.

— Помнишь нашу первую ночь здесь? — спросил он.

— Конечно!.. Мы плясали у костра, дико разрисованные, и потом музыка долго еще звучала у нас в головах…

— И когда на небе взошли луны, мы уложили Алинку спать и пошли к реке…

— Мы отошли совсем недалеко, — засмеялась она, — обнялись и стали танцевать… а музыка играла у нас в головах…

Она посмотрела на их хижину с огромным темно зеленым зонтиком листвы над ней и с ровным кругом вытоптанной травы, скользнула взглядом по валяющимся ракеткам е-тенниса, небрежно брошенных после игры, увидела чуть дымящийся еще со вчерашнего вечера костер, кастрюлю с молоком дикой слонихи, матово белевшего на самом донышке, гроздь непочатых плодов бутылочного дерева и жуткий скорчер, висящий на раскрытой двери, которую когда-то она так старательно сплела из коры. Чуть дальше знакомый лес высоченными стволами с плоскими зонтичными кронами подпирал собою небо.

— А где наша дочь? — спросила она.

— Они с Визгом Радости побежали играть к своим пушистикам. Ты такая задумчивая сегодня…

Она слегка нахмурилась.

— Это неправильно… И Рыжик… я чувствую себя такой виноватой… Он — как будто и не мой сын…

— Здесь он — сын того воинственного пикникиста, который вломился в наш мир…

— Я не знаю, что будет дальше, — вздохнула она, помолчав, — а ты знаешь?

— Ну, ясно, что я могу жить только здесь… Он улыбнулся, — Вчера вот Каменное Яйцо сказал, что у его Народа кончился Восторг Дикого Слона. Нужно сходить к пчелам.

— С тех пор как это перестало быть для них смертельно опасным, когда ты начал добывать Восторг, они слишком увлекаются им.

— Все неудержимо стремятся к удовольствию, даже если оно призрачное, — он нежно прижал толстые пряди к ее щекам.

— А нам здесь и не нужен был этот дикий мед, — тихо прошептала она, — все было и без него так хорошо…

— Этот мир сам — все лишь наше призрачное удовольствие…

— Почему же, когда я узнала, что мы на самом деле здесь вдвоем, то стало так грустно?

Он вздохнул и, помедлив, тихо сказал.

— Наверное, призрачное счастье — это не то, что на самом деле нужно. А нужно только настоящее… Не стимулированное извне, а собственное, не зависимое от условий.

Она застыла в задумчивости. Но почему?! Какая разница?! По-детски беззащитный протест сжал ее грудь. Где оно, настоящее? Алена нетерпеливо дернула плечами и проснулась.

Лампа едва освещала лежащего рядом с открытыми глазами Анатолия. Тот повернул к ней голову.

— На этот раз ты спала спокойно, — заметил он.

Она привстала на локте.

— А ты всегда за мной так наблюдаешь?

— Я уже привык. Дело в том, что я просыпался каждый раз, когда ты довольно беспокойно переживала…

— О, господи… — она склонила голову, потом долго всматривалась в него и, наконец, всхлипнув, прижалась к его груди.

— Чесноком воняет, — недовольно проворчал Он.

— Что ты гонишь? — возмутился Зам, — Как тут вонять может?

— Не знаю, у меня всегда в тесноте такое ощущение…

— Тебе развлечься бы надо, — сочувственно заметил Зам, освобождая побольше пространства.

— А ты-то чего тут отбываешь со мной? Что тебя держит?

— А то же, что и тебя. Знаешь ли, если тебе вышло воплотиться в ограничивающую форму, то особенно не повыступаешь, кем бы ты ни был. Другое дело, что во многом для меня это — пустая формальность.

— Тут же явно какая-то ошибка, в одном теле — двое…

— Ха, еще и не такое бывает! Ну что, пойдем развлечемся? Угощаю, я добрый. В свой-то мир ты меня ни разу не позвал…

— Потому, что ты к феям неравнодушен.

— Злопамятный какой.

— Да нет, шучу. Рушится мой мир. Не получается там счастья.

— Надоело?

— Нет, другое. Не трогает по-настоящему то, что не настоящее. Там все может быть в десять раз ярче и красивей, но это как на красивую картинку смотреть. Не жизнь, а просто призрачная мечта, хоть даже и осязаемая. В принципе какая разница, что к зрительности красивой картинки добавились еще и осязание, и другие чувства?

— И все же, чем это от жизни так отличается в худшую сторону?

— Помнишь, мы побывали в каком-то экзотическом месте? Там все было такое интересное и удивительно красивое. Но совершенно не такое, к чему я привык. Все воспринималось несерьезно, как игра. Не доставало. Даже тебе там быстро осточертело.

— Ну, естественно, — Зам потянулся в своем демоническом величии, — Мне, в общем-то, по фене вся эта красота. Я во вселенной и не такое видел. Меня это не трогает. Важно не то, что сейчас происходит, а то, зачем это и к чему приведет.

— Вот-вот, не трогает, ни каким боком не касается. И вся эта сказка ни к чему не приведет, когда дойдет пусть до самого счастливого конца.

— Но в том мире ты же был не один, — Зам безжалостно ухмыльнулся.

— Оказывается этого недостаточно… Я же вижу, что она хоть и не осознает почему, но понимает, что это не жизнь. Наверное, нужно, чтобы все вокруг соответствовало тому, к чему ты всю жизнь приспосабливался и что для тебя небезразлично. Нужны проблемы и цели их решения. А без этого наступает апатия и пустота. Ведь даже когда в другое место переезжаешь, которое достаточно сильно отличается от того, где ты жил, тебя начинает ломать. А может быть, дело в чем-то другом. Не знаю.

— Привязка к собственному телу и его реакциям.

— Да я и есть — мое тело… Только сейчас у меня появляется какой-то бестелесный опыт, но это уже какой-то другой я получаюсь.

— А тоже может вылисться в интеерсное, вот я знаешь до чего дошел. Тебе нужно отвлечься. Ты не против, надеюсь?

— Ну и куда мы на этот раз?

— Да… явно ты сейчас не способен радоваться ничему, а лишь переживать свое дурацкое состояние. Будем лечить по методу доктора Фрейда. Хочешь увидеть ее прошлое? То, что между воплощением феи и тобой?

— Как это?

— Поехали…

Парень-ингуш, жизнерадостный и, как показал случай на дискотеке, отважный, разительно отличался от других студентов. Он смотрел на мир с еле заметной чуть удивленной улыбкой, с каким-то неуловимым превосходством и снисхождением, как будто сам был здесь всего лишь на экскурсии. На той самой дискотеке они и познакомились. Танцевал он классно! Он был такой деликатный и всепонимающий! Раньше Алена испытывала явную неприязнь к кавказцам и когда подружки сказали, что Бог (так сократили его имя сокурсники) — ингуш, удивилась: ни его лицо, ни манеры никак не выдавали этого.

На пары иностранного нужно было ходить в соседнее двухэтажное здание — старое и обветшалое, какими-то претензиями в архитектуре, напоминающее старинный замок. Воздух здесь даже в жаркие предлетние дни веял прохладой, рождавшейся из неведомых глубин запутанных коридоров. После иссушающе нудного матанализа, во время которого можно было выживать, только играя исподтишка с соседом в одну из молчаливых игр или с сосредоточенным вниманием прижав руку с наушником плеера к голове, прогуляться через тенистый парк к инфаку было в кайф. Никто не спешил, и весь курс растянулся вдоль аллеи, останавливаясь у киосков, покупая пиво и запасаясь газетами от предстоящей скуки.

— Вчера химики зачет сдавали и преподы в инфаке в отрубе! — болтала рядом подружка, — Им сто-о-олько спирта налили! Говорят, что со всех лабораторий всякие спиртовые растворы вместе смешали, включая фенолфталиновый индикатор! Через часок преподов три скорых помощи увезли, по одному осторожно выводя из туалета! Зачет анулировать не посмели, но теперь даренный спирт сначала щелочью проверяют.

Алена слушала вполуха, с волнением думая о том, что ответить, если Бог с ней заговорит. Он шел где-то позади и его смех изредка слышался среди других голосов. Она сама себя не узнавала, но это ей нравилось.

Она первой открыла тяжелую дверь, сквозняк пахнул сыростью из полумрака. Вместе с подружкой они поднялись по глубоко истертым каменным ступеням. Вторая дверь, легкая и нелепая, громко хлопнула, спружинив, и они вышли в короткий пролет коридора.

— А-а-а!!! — взвизгнула подружка и присела, накрывшись сумкой.

Над головой, чуть не касаясь волос, пролетело что-то большое, не похожее на птицу. Из обоих изгибов коридора навстречу остолбеневшим подругам понеслись стремительные тени.

— Опять мыши! — радостно крикнул кто-то позади. Парни принялись подпрыгивать, пытаясь поймать верткие твари. Алена одна стояла заворожено, не закрывая лицо как другие девушки, и мыши пролетали мимо одна за другой, широко распахнув крылья, иногда слегка касаясь волос.

— О, блин! — раздался победный вскрик. Алена обернулась. Бог радостно скалился с интересом рассматривая мышь в своих руках. Он поднял сияющие глаза и увидел Алену.

— Смотри, какая прикольная!

Она невольно отшатнулась, столкнувшись взглядом со злобными бусинками над ужасающе клыкастой мордой хищника.

Бог с некоторым сожалением убрал руку.

— Не бойся их, они безобидные!

— Какой ужас… Тебе не противно?

Последняя мышь из стаи улетела за поворот коридора, шум крыльев и пронзительный писк стихли.

— Вчера из-за жары здесь скопились комары, — объяснял очкарик с биофака со смешной дикцией, — а где комары, там и мыши. Наверное, гроза будет.

Алена с Богом пошли рядом. Бог незаметным движением отшвырнул прочь мерзко посвистывающее существо.

— Я знаю такое, — он вдруг немного посерьезнел, — что мне уже ничего не противно.

Алена озадачено промолчала, пытаясь вообразить, что же это может быть, вероятно связанное с нечеловеческой жестокостью в трагических ситуациях кавказской специфики.

Он мельком взглянул не нее и рассмеялся.

— Нет, не то, что ты думаешь!.. Вообще я не мусульманин. Меня даже многие родственники за своего не считают.

Она улыбнулась в ответ, ощущая приятную близость к этому необычному парню.

Они вошли в аудиторию и как-то само-собой уселись рядом. Подружка, внезапно лишившись насиженного места, поджала губки, и вызывающе бросила сумку на стул поодаль.

Смотри! — Бог неторопливо разжал кулак и Алена, готовая увидеть любую гадость, невольно залюбовалась странной звездой из тусклого серого металла в мельчайших затейливых узорах.

— Что это?

Хлопнула дверь, и внезапная тишина возвестила о начале пары.

У препода на одутловатом смертельно бледном лице четко вырисовывались темные круги вокруг воспаленных глаз.

Он неудачно присел на край стула, чуть не опрокинувшись, судорожно удержался обоими руками о край стола и с трудом выправил координацию.

— В четверг зачет, — гнусной хрипотцой выговорил он и некоторое время молчал, казалось, забыв на чем остановился.

— Так вот. Убедительно… — он шмыгнул, — повторяю, прошу очччень убедительно к нему подготовиться! Учитывая, что теперь все уже знают, как идентифицировать отраву.

А потом началась лекция временных форм английского языка. Хриплые с трудом рубленные фразы проплывали как бы мимо нее.

«Наверное, вот так и говорили пьяные портовые грузчики в Англии, блин», — подумала она, с внезапным раздражением взглянув на препода.

Так, а ведь «блин» — не ее слово, тем более неуместное для мысленной фразы. Откуда она его подцепила? Господи, ну, конечно же: так говорит Бог! Ты что, западаешь, девочка?..

Алена украдкой скосила взгляд и опять увидела блеск удивившей ее звезды на его ладони, чем-то напоминающей какие-то древние магические амулеты.

Алена сердито тряхнула головой. С английским у нее упрямо нелады. Как же она теперь cдаст зачет этой мстительной твари?

Ее тронули под локоть. Бог с еле заметной улыбочкой протянул записку: «Знаю, что ты хочешь без проблем сдать зачет».

Она широко раскрыла глаза и чуть наклонила голову. Потом быстро написала: «Нехорошо подсматривать чужие мысли!».

«Мне можно!».

«Потому, что Бог?».

«Бог — есть любовь, между прочим!».

«О-о-о-о…».

«Так хочешь?».

«Всенепременно, но как?».

«Доверься мне, заблудшая…».

— Вот хэв ай толд нау-у-у-у?

Она сразу не поняла, что означает этот неприятный окрик над ее головой и испугано вскинула голову. Препод выжидательно фокусировался на нее. Его щека под левым глазом чуть заметно подергивалась и это гипнотизировало до оцепенения. С шумом поднялся Бог:

— Сэр, вы спросили: «Что я сейчас сказал», сэр.

Он выдал это так искренне невинно, что препод восемнадцать долгих секунд просто наслаждался возникшей вокруг полной тишиной, потом согласно кивнул.

— Ладно, группа, сегодня мы все, видимо очень невнимательные, — он остервенело потер дергающуюся щеку, — И не в форме, — он с тоской взглянул на часы, — я оставляю вас наедине с вашей совестью! — он зашуршал к двери, не в силах поднимать подошвы над полом, — В четверг я буду беспощаден, — ему почти удалось не задеть косяк двери, но в последний момент, все же, крепко зацепил плечом и зашипел от боли уже где-то в коридоре.

Нетерпеливо выждав несколько мгновений, группа радостно взвыла, и все вскочили с мест.

— Итак, милорд? — требовательно спросила Алена.

— Вы доверитесь мне, леди? — осклабился Бог.

— Я доверяюсь не вам, а вашей чести, — Алена потупила глазки.

— Тогда вперед!

Они почти выбежали в разогретый солнцем мир, глотнули воздуха, пахнущего цветущими каштанами. Бедная забытая подружка шла, поджав губки, далеко впереди.

— Мой кадиллак чуть дальше, — Бог махнул рукой.

— Философию кидаем? — деловито осведомилась Алена.

— Для разнообразия предложу тебе сегодня совсем другую философию, — таинственно подмигнул Бог.

Они уселись в старенькую мазду.

— Пристегиваться?

— Лохи пристегиваются, — махнул рукой Бог, — моя судьба в моих руках!

Вскоре они лихо подкатили к воротам частного домика.

— Как интересно! — Алена позволила принять ее ручку и помочь выбраться, — Ты здесь живешь?

— Нет, что ты! Здесь собираются интересные люди.

— О, господи, — Алена неуверенно приотстала, — Баптисты, что ли?

Бог звонко рассмеялся.

Нет, так баптисты не смеются. В обставленной под старину или в самом деле старинной комнате чем-то сладковато-вкусно пахло. Алена с интересом обвела взглядом необычные предметы.

С дивана вскочил лохматый тип хиповатого вида.

— Новообращенная? — вкрадчиво осведомился он неожиданно красивым голосом.

— Да ладно тебе прикалываться! — отмахнулся Бог, — Алена, это — Саша-гуру.

Они изобразили галантное взаимоприветствие, сразу после чего Саша-гуру сменил маску на озабоченную.

— А у нас проблемс.

— Да ну?

— К Людочке муж из Германии на днях прикатывает, вроде как раскаявшийся.

— И?

— Она хочет с ним уехать, но местная карма не пускает… Ну, опрометчиво изменяла ему.

— Чем мы способны помочь? Зациклим по сердечным чакрам?

— Неестественное вмешательство…

— На то и искусство, чтобы выглядело все естественно!

— Я так и думал, покорно вздохнул Саша-гуру, — даже приготовил орудие, — он махнул рукой на промятый диван, на котором лежало ружье.

— Полагаешь добыть голубей? — засомневался Бог.

— Самое верное средство.

Алена начала ощущать себя лишней. — Может быть я — в другой раз? — виновато спросила она.

— Нет, что ты! — Бог наградил ее своей неотразимой улыбкой, — Это как раз то, что нужно! Мы сейчас будем творить счастливую судьбу нашей Людочке. Ты же всегда хотела чего-нибудь по-настоящему необычного? А потом сама научишься делать свою судьбу, в том числе и с зачетами.

Да, Алена всю жизнь страстно хотела чего-нибудь необычного, и Бог видел ее насквозь. Она улыбнулась в ответ.

— Подождешь меня здесь или поедешь со мной?

— С тобой, конечно!

Бог взял ружье, и они вышли.

— Едем на мелькомбинат, — пояснил Бог, когда они бесцеремонно и лихо обгоняли законопослушных лохов, — Там голубей полно и там они — никому не нужное зло. А это, — он кивнул на ружье, лежащее на заднем сидении, — хорошо пристрелянная воздушка. Нам нужно добыть штук десять тушек для процесса.

— Птичек жалко, — вздохнула Алена, с удивлением прислушиваясь к себе и не находя соответствующей жалости.

— Тебе никогда не хотелось побыть амазонкой? Как ты относишься к богине Артемиде?

— Которая богиня-охотница?

Бог скосил на нее одобрительно оценивающий взгляд.

— Тебе бы очень пошел ее смелый наряд и лук в руках!

— И чтобы рядом по лесу брела молодая косуля!

— Да!

Коротко взвизгнули тормоза и их резко качнуло вперед.

— Ка-а-азел!!! — заорал Бог кому-то в открытое окно и опять рванул вперед.

Размечтавшись, Алена даже забылась, и пришла в себя, когда они уже выехали из города и остановились у последнего киоска, где Бог прикупил флакон спиртного.

Недалеко, у заросшей деревьями речки, стояли неопрятные колонны мелькомбината. Радом пристроился домик, огороженный ветхим забором. Дорога, посыпанная щебнем, проросла травой с веселыми цветочками. Из-за забора крепко пахнуло свежим навозом. Сморщив нос, Бог с брезгливой улыбкой взглянул на Алену:

— Природа!

Может быть, пока ехали у него были и более романтические планы насчет того момента, когда они окажутся в этом уединенном месте, но сейчас он, захватив флакон, потянулся за ружьем, вылез и обошел, чтобы принять Алену, но та поторопилась выбраться сама, примяв густую, невысокую траву. Ветер сменил направление и запах пропал.

— Тут нет никого?

— Это не нам, — улыбнулся Бог, чуть приподняв бутылку, — Один дядька бдит здесь!

— Что-то голубей не видно за забором!

— Там они все. Ленивые и тупые.

Они пошли не спеша.

— Вроде недолго ехали, а засиделись, — подивилась Алена, чувствуя некоторую неловкость в движениях.

— Место такое, — значительно глянул на нее Бог, — отдаем некий должок в виде энергии за наши намерения…

Какой еще должок? Алена потянулась, разминая тело, нисколько не стесняясь, счастливая оттого, что вместо пары по философии оказалась вне города.

— Дай-ка, — попросила она, взяла неожиданно тяжеловатое ружье и принялась по пути разглядывать его.

— Ты стреляла раньше?

— Давно уже, — она усмехнулась и, навела прицел на разбитый фонарь над распахнутой калиткой в широких деревянных створах комбинатского забора.

— Эй, не балуй! — осадил ее хриплый окрик.

Алена удивленно осмотрелась и увидела поодаль неказистого лысоватого мужичка, с густо отросшей бородой.

— Чего, опять за горлицами? — как-то плотоядно хохотнул он, подбираясь ближе.

— Привет, Димон! — вопросительной интонацией уважил Бог и протянул бутылку.

— Ну, чо, пойдем тогда и разольем на троицу! К моим огурчикам.

— Сорри, Димон, — Бог болезненно улыбнулся, — такая охота всегда выпадает нежданно. Нужно поспешить.

— Ладно тогда, бывайте счастливо! — мужик с плохо скрытым разочарованием некоторое время смотрел вслед.

За забором открывался вид как в американском фильме о послеатомном будущем. Зияли дыры окон и дверей среди крошащихся кирпичных стен, ржавели какие-то огромные железяки и зарастали кустарником открытые места.

— Димыч тут иногда готовит муку для одной пекарни. Они прошли насквозь большущее здание, пересекли двор и Алена увидела голубей. Здесь действительно оставались следы недавней деятельности. Повадками эти голуби не были похожи на городских. Они подпустили метров на десять и перелетели подальше.

— Ну, амазонка, давай, покажи класс! — Бог вынул из кармана горсть маленьких стрелок.

— Ой, я такие пульки не видела!

— Они намного сильнее и точнее бьют.

Алена взяла одну, переломила ружье и вставила стрелку треугольным металлическим кончиком так, что торчал только красный пластмассовый отражатель. Недолго целясь, она выстрелила и голубя отбросило, взметнув вырванные перья.

— Молодец, надо же! — восхитился Бог и чмокнул ее в щечку, — а ну еще!

Вдохновленная Алена улыбнулась с хищной радостью в глазах, и ее второй выстрел оказался не менее удачным, хотя птицы обеспокоено суетились и не стояли на месте.

— Может хватит? — спросила она.

— Нужно штук десять. Ты классно стреляешь! Давай теперь я.

— Нет, я! — она по-детски упрямо мотнула головой и снова вскинула ствол.

Голуби, наконец, почуяли опасность, но стая всего лишь перелетела в другое место рядом. Даже не приближаясь, Алена легко сбивала одну птицу за другой.

— Хватит! — Бог взял у нее ружье, и они пошли собирать добычу. И вот тогда, когда Алена вблизи разглядела перебитую шейку одной из жертв, сначала где-то в глубине шевельнулась жалость, потом она прорвалась и ужасом наполнила ее душу.

Алена оцепенело стояла, не в силах отвести взгляд от маленькой белой косточки с просочившейся кровью, торчащей из вывернутой под жутким углом шеи. А Бог с любопытством наблюдал за ней.

— Господи, — выдохнула она.

Теперь она не была амазонкой и не было радостного возбуждения. Да ей же просто хотелось показать себя Артемидой перед Богом!..

— Птичку жалко? — напомнил он с сочувствующей улыбкой.

— Знаешь… я ведь котят больных домой таскала… И не выносила, когда живую рыбу разделывали.

Она чувствовала, что явно не на высоте, но ничего не могла с собой поделать.

— Прими это вроде первого урока новой философии, — тихо и медленно сказал Бог.

Она с надеждой посмотрела на него.

— Люди едят мясо, но ханжески начинают причитать, когда видят, как перед этим животное забивают и разделывают. Нужно быть выше этой тупости. Ты понимаешь?

Она чуть кивнула головой.

— Да, мы хищники и в этом нет ничего плохого. Только полный урод стыдится самого себя. Понимаешь?

— Да…

— Ну, а если понимать еще выше, то нет ничего плохого даже и в нашей собственной смерти, не говоря про этих пташек.

Теперь она точно не понимала.

— Аленушка! — Бог ласково ей улыбнулся, — Ты — чудесная девушка, я тебе точно говорю! Ты умница и все скоро поймешь!

Еще недавно она чувствовала себя глупой девочкой и хотелось без оглядки довериться ему. Но наваждение медленно сходило, и ей показался примитивно унизительным полученный «урок». Какого черта? Бог поблек и от него осталась одна кличка…

Она, конечно, доиграет до конца это приключение, чтобы не выглядело глупым кокетством. Почему бы и не доиграть?

— Ладно, мы, кажется, куда-то спешили, Бог, — усмехнулась она и, присев, принялась небрежно бросать в пакет добычу.

Они сели в машину.

— О, как нагрелась, прямо сауна! — воскликнул он, стаскивая с себя футболку. С безупречной естественностью Бог положил руку ей на плечо:

— Тебе помочь?

— Ноу.

Чуть опешив под ее взглядом, рассмеялся:

— Сорри. Все будет прекрасно, вот увидишь!

Всю дорогу они молчали.

Около таинственного домика стояла очень даже представительная тачка.

— О, Толян подъехал, — искренне обрадовался Бог.

— Кто это?

— Очень продвинутый человек. У него есть чему поучиться. Сегодня, может быть, поработаем вместе.

Он натянул футболку, выгнулся чтобы взять ружье и пакет и вылез, даже не пытаясь успеть подать руку. Алена уже стояла, на легком ветру поправляя длинные волосы.

В комнате стало оживленнее. На диване сидела незнакомая девушка и высокий парень, перебирающий струны гитары. Он поднял глаза, они встретились взглядами, и тихая музыка замолкла.

— Алена, это Анатолий! — Бог подвел ее к дивану.

— Очень приятно, — чуть растеряно сказал парень.

— Взаимно! — Алена улыбнулась, — Лестные слова о вас я только что слышала!

— Да? — Анатолий тоже улыбнулся, — А мне и слов не надо: я прекрасно вижу, что за удивительная девушка передо мной.

— Ну, конечно, ну конечно! — Бог нервно хохотнул, — Анатолий у нас, безусловно, человек Видящий и от него невозможно скрыть правду! Ты в этом еще не раз убедишься.

— Не пугай так, Алену! — с нестрашной угрозой повел бровью Анатолий.

— А это, знакомься, — Бог чуть потянул Алену в сторону, — это наша несравненная Людочка, ради которой мы и добыли голубятину.

— Время не ждет! — раздался позади красивый баритон Саши-гуру, — Пора и средство готовить.

— Что за средство? — заинтересовалась Алена.

— В дремучем невежестве средневековья оно называлось приворотным, — с ироническим скепсисом пояснил Анатолий, поднимаясь и откладывая гитару, — Если все сделать правильно и дать съесть тому, кого желаешь, то оно способствует неизбежному установлению сильнейшей связи.

— О, я бы не отказалась от такого! — засмеялась Алена, игриво поворачиваясь к Богу.

— Значит, сделаем и для тебя! Польщенному Богу вернулась его уверенность и он, подняв пакет и подхватив Алену под ручку, повел на кухню.

— Процесс требует стерильности, точности и священнодействия огнем!

Он вынул из шкафчика аптечку, разложил салфетку на столе и поставил флакончик со спиртом.

— А курочек ощипывать опять мне? — капризно пропела вошедшая Людочка.

— Я помогу! — пообещала Алена.

Тушки бросили в тазик и ошпарили из закипевшего чайника. Клубы пара разнесли по комнате удушливую вонь.

— Да они, наверное, ни разу в жизни не купались! — воскликнула Алена, смешно морща носик.

— Какие противные! — проворчал Саша-Гуру, — брезгливо скосившись на первую облысевшую тушку. Непропорционально маленькое, синюшное тельце жестко брякнулось в глубокую тарелку.

— А ведь их едят некоторые гурманы! — продолжал комментировать Саша-гуру.

— Меня не заставить! — заявила Людочка, ловко выдирая перышки целыми прядями.

— Да откройте же окно! — взмолилась Алена. Бог мгновенно выполнил ее волю, и свежий воздух ворвался в комнату.

— Так, теперь нужно выбрать самую подходящую печень, — Саша-гуру принялся сноровисто вспарывать тушки. Анатолий с омерзением прищурившись вглядывался в них.

— Вот! — он уверенно ткнул пальцем.

— Итак, кто у нас пожелал владеть роковым перстом судьбы? — Саша-Гуру с садисткой ухмылкой открыл флакончик, достал ватку, иголку и блюдце.

— Ну, я, — выдохнула Людочка, заметно побледнев.

— Садись!

— Я боюсь! — взвизгнула она, — Ты же, гад, кольнешь очень больно!

— Ну, что ты, родная!.. — Саша-гуру счастливо сверкнул золотым зубом, — Я буду нежным и ласковым!

Людочка присела на краешек стула, уткнув голову в локоть, глубоко спрятала нос и трогательно напряглась. Саша-гуру взял ее руку, и она вздрогнула. Он погладил ее ладошку, не спеша смазал спиртом, и неожиданно вонзил иголку в подушечку указательного пальца.

— Ой!!! — Людочка подпрыгнула, — Ну, что стоишь! Дави ее! Она сейчас перестанет идти, а я больше не дам тебе!

Саша-гуру ухмыльнулся и без труда сцедил несколько капелек.

Людочка, пошатываясь, встала со стула, сжимая ватку в кулаке.

— Всю энергию у меня забрал, вампир чертов!

— Ты не передумала? — спросил Бог, гладя на Алену.

— Нет! Но я сама!

— Ого! — Саша-гуру уважительно придвинул ей другое блюдечко и протянул свежую ватку.

Алена протерла иголку, палец и с жесткой улыбочкой кольнула себя.

— Первый раз вижу такую женщину! — тихо восхитился Анатолий.

— Такой вот простой процесс? — Алена улыбнулась, поглядывая на две медных кофеварки с длинными деревянными ручками, стоящими на газовой плитке, на еле заметном огне.

— Это тебе не химия! — Бог небрежно сполз вдоль стены на корточки и, умастившись с удобством, вытряхнул сигарету из пачки, но не закурил, — Самое главное сейчас делает Анатолий.

И действительно, то ли от жары, то ли от напряжения, лоб Анатолия покрылся потом, что придавало ему вид хирурга, выполняющего сложную и ответвленную операцию. Алена даже залюбовалась. Людочка заботливо вытерла пот платком, и Алена, удивляясь самой себе, досадливо поджала губки.

Сильный порыв ветра хлопнул распахнутой створкой окна, и стекло угрожающе задребезжало.

— Смотрите-ка, что делается! — воскликнула Людочка, выглядывая наружу.

— Ребята, ну что вы! Контролируйте энергию, а то мы тут еще цунами устроим между делом! — воскликнул Бог с тревогой.

Это было здорово, происходящее все больше нравилось Алене.

Только сейчас все заметили, как потемнело в комнате. Небо заволокло плотными облаками и новый порыв швырнул в комнату пыль и мелкий мусор.

— Фу, гадость!.. — Людочка отпрянула и брезгливо вытерла лицо.

— Черт, сейчас задует, закройте, — нетерпеливо прикрикнул Анатолий, заслоняя собой плиту. Одна из конфорок тут же погасла, и Саша-гуру суетливо принялся жужжать пьезоподжигалкой.

— Да ты закрой лучше окно, я сам зажгу! — Анатолий отобрал у него длинную штуковину.

За окном мощно пророкотал гром. «Классно, вот сейчас ударит!» — подумала с восторгом Алена. Ей с детства очень нравилась гроза и сейчас она пожелала мощного ливня. Чем ураганнее, тем лучше!

Дверца окна хлопнула с такой силой, что осыпалась осколками. С мощным потоком заметно посвежевшего воздуха, от которого перехватывало дыхание, в комнату влетело что-то большое и, громко хлопая, принялось метаться среди стен.

Людочка панически завизжала.

— Черт! — крикнул Анатолий, повернув голову, — Выгоните его отсюда!

Саша-гуру смешно замахал руками, отгоняя обезумевшую тварь.

— Что это??? — истерически визжала Людочка, пригибаясь и закрывая голову.

— Голубя занесло, естественно! — Бог схватил полотенце и с воинственными воплями принялся хлестать им воздух.

Птица, наконец, вылетела, умудрившись свалить по пути со стены набор половников, которые загрохотали по полу и по натянутым нервам. Вскоре все стихло, кроме ветра, со зловещим глухим звуком гудящего сквозь выбитое окно, пока Бог не сбегал наружу и не закрыл еще и внешние створки.

— Пронесло! — беззаботно сообщил он, возвращаясь, — Мы все контролируем, но сейчас офигенная дождина хлынет!

— Будем надеяться, что пронесло! — осторожно кивнул Анатолий, — Как раз все готово!

Он переставил кофеварки на деревянную разделочную доску.

— Это всегда у вас так, когда зелье варите? — не шутя спросила Алена.

— Так называемая синхронность, — пояснил Саша-Гуру, — мы тут голубей разделали и вот пожалуйста!

— Можно назвать и синхронностью, — многозначительно протянул Анатолий, — но в данном случае это — наведенная синхронность. Она возникла в результате энергетической работы.

— А у нас сегодня на инфаке утром мыши летучие летали! — вспомнила Алена.

Анатолий строго посмотрел на Бога, Тот невинно раскрыл глаза:

— Чо?

— Нужно следить за собой, вот что!

— Да я вроде бы…

— Тут такое дело, Аленушка, — чуть мягче пояснил Анатолий, — если с нами поведешься, то вокруг и не такие чудеса начнут приключаться. Так что еще подумай! Видишь, погоду испортили…

Как специально за окном громыхнул гром, и застучали первые крупные капли.

Алена восхищенно подняла брови и улыбнулась:

— С чудесами жить интереснее!

— Ну, конечно, ну конечно, — закивал Бог, — вот такие мы эффектные. А вообще погода это — самое простое колдовство.

— И где же мой порошочек? — требовательно осведомилась Людочка.

— В левой кружке.

Анатолий поставил два чистых блюдца и вытряхнул содержимое кофеварок.

— Не перепутайте только! — усмехнулся он, — а то не избежать дешевых драм!

— В любую еду можно добавлять? — Людочка бережно ссыпала свою дозу в числый листок бумаги и принялась тщательно заворачивать.

— Ага, — Анатолий расслабленно опустился на табурет, привалившись спиной к стенке, — достаточно одной крошечки.

— Кстати, кушать хочется, — констатировал он кротко.

За окном поливали тугие струи ливня, навевая сонный уют.

— Еще бы, столько энергии выплеснул! — засуетилась Людочка, хлопая дверцами шкафчиков и холодильника — Сейчас что-нибудь приготовим!

— У нас ни фига нет, сорри, — зевнул Саша-гуру, — а в магазин под таким дождиком…

— А это! — Алена увидела пакет с творогом, — Пара яиц и мука найдется?

— Ну, такое-то, конечно, найдется, — Саша -гуру с надеждой взглянул на нее, — Ты нам что-нибудь сотворишь?

— Ну, я еще не волшебница, — улыбнулась Алена, выбирая подходящую миску, — но голодных накормить таланта хватит!

Уже минут через пять первые сырники жарились в смеси растительного и сливочного масла, распространяя чудесный аромат.

— Я сейчас с ума сойду! — признался Анатолий, глубоко вдыхая, — Как вдохновляет… Где моя гитара?

Он порывисто выскочил из комнаты и тут же вернулся с инструментом.

— А я кофе сварю! — пропела Людочка.

Бог и Саша-гуру уселись за стол, предвкушая еду и музыку.

Алене показалось, что удивительным образом потрескивание масла в сковородке сочетаются с негромкими мелодичными аккордами. Она обжаривала сырники, вовремя переворачивая, как только зарумянится корочка, и с легкой улыбкой слушала как бесхитростно поет Анатолий.

На правах главного повара она сама разложила сырники каждому на тарелочки, уселась за стол и надкусила горячую хрустящую корочку.

— Господи! — проговорил Анатолий с набитым ртом, — Ну что еще для счастья нужно человеку, когда есть такие чудесные сырники? — Он пожевал и благодарно посмотрел на Алену, — И когда есть такие вот чудесные девушки…

«Неужели уже действует?» — с интересом подумала Алена.

Она прислушалась к себе… Что-то в душе происходило, чему она не могла дать определение. А разум уже стремился к этому… Возникло почти утраченное воспоминание: ей — 13 лет, и ее повели к какому-то непонятному доктору. Необычным было то, что этот доктор в белом халате ничего не писал и ни о чем ее не спрашивал. Он долго смотрел на нее, и, повторив несколько раз простые фразы, которые она не запомнила, встал и вышел. Потом в кабинет с ним вошла ее бабушка, и, услышав обрывок разговора и последнюю фразу разговора — «Она у вас не поддается гипнозу», — посмотрела во встревоженные глаза бабушки… Врач, взяв ее за руку, спросил, улыбаясь: «Что ты сейчас хотела бы сделать?» И она ответила как-то невпопад — «Танцевать под музыку»… Все это всплыло в памяти само собой. Приглушенный временем голос бабушки позвал ее — «Пойдем, милая». Алена пошла к дверям, открыла их, и, споткнувшись о стену дождя в дверном проеме, остановилась. Визгливый голос Людочки вернул ее в настоящее время: «Какую музыку ты любишь?». И тускнеющее прошлое ответило за нее банальное: «Музыку дождя».

— Аленушка! — позвал Анатолий.

Они почему-то все смотрели на нее. Алена вопросительно подняла бровь и с невинной улыбкой подошла к столу.

— Правда, классно, когда хлещет такой дождина? — спросил Анатолий, тоже чуть улыбаясь, и непонятные искорки в его глазах настораживали.

— Да, мне очень нравится.

— Это ведь и твоя работа! Ты очень захотела урагана!

«Откуда он знает!?» — подумала Алена.

— Эх!.. — Анатолий разом допил из своей кружки и снова посмотрел на нее, — Да, я знаю, что не ошибся, говоря, что ты — удивительная и необычная девушка, только не посчитай за комплимент… и, уж конечно, это не действие щепотки свежеприготовленного зелья, что оказалась в моем сырнике!..

Алена в смятении покраснела. Он же не мог подсмотреть, пока играл на гитаре, мечтательно прикрыв глаза!

Бог в изумлении выпучил глаза, а Людочка насмешливо хмыкнула.

— Господи, Алена, прости, я не хотел смущать тебя, — с искренним участием проговорил Анатолий.

— Да нет, все в порядке, Алена, махнула рукой и чуть натянуто рассмеялась, — я просто хотела попробовать это средство в деле. И никак не ожидала, что меня сразу поймают за руку! Глупо получилось…

— Ну, тебя предупреждали, с кем дело имеешь! — осклабился Бог.

— Значит, научный эксперимент, — протянул Анатолий с едва заметным разочарованием, — вот только на меня самого это не подействует, к моему искреннему сожалению. Во-первых — средство заряжено моей же энергетикой, во-вторых — специфика моих занятий в настоящее время не позволяет допускать вольностей в отношении с женщинами. Это не то, что монашеский обет, а просто необходимая фаза развития, — он слишком театрально улыбнулся, — Но сырники у тебя, Аленушка, просто изумительные! Это куда действенней любого приворота!

Он еще не подозревал, как осточертеют ему эти сырники за восемь лет совместной жизни. Еще не существовало своенравного «зародыша» Рыжика. И Анатолий не мог предположить, что окажется способен на черную ревность.

Алена почему-то почувствовала себя немного обиженной, хотя ничем не выдала этого. Остаток времени в этой компании прошел как-то незаметно. Предложение Бога «поработать» не вызвало энтузиазма. Все были чуть веселее, чем того заслуживали шутки, попытки Анатолия спеть тоже не выправили висящей в воздухе неправильности. Что-то неуловимо изменилось и оставалось просто переждать этот дождь.

Бог повез ее домой, тактично помалкивая и куря в салоне дамскую легкую сигарету, которую он выпросил у Людочки на дорожку, в виду неожиданно иссякнувшего собственного источника.

Что-то необычное осталось в душе у Алены. Она явно заинтересовалась.

— Слушай, а что можно почитать по магии для начала?

— О-о… у меня навалом книг! — оживился Бог, — Считай, что повезло. Если хочешь, дам почитать.

— Сегодня для меня, пожалуй, многовато событий будет! — вздохнула Алена, Ты не мог бы принести завтра на лекции?

— Конечно, — пожал плечами Бог, — но лучше, если бы я тебе сначала кое-то рассказал, чтобы ввести в эти дебри. Тут очень просто встать не на тут тропинку и уже не вернуться.

— Спасибо, но правда, сегодня я уже никакая!

— Ладно, — Бог глубоко затянулся и резко отстрелил бычок в окно, — Торопиться некуда, — он весело взглянул на нее, — Знаешь ли, у нас вся вечность впереди!

Утром в новостях сообщили, что вчерашний ураган убил четверых прохожих в городе. Двое погибли под упавшими деревьями, одного убило током сорванной троллейбусной электропроводки, а на одного свалось бетонное перекрытие становки. Это было страшно — осознавать, что ты пожелала ураган, который убил людей…

Она посмотрела его профиль в инете и споткнулась об уверенный до наглости взгляд. Нет. Не то. А что «то»? И менее красивые подруги уже замуж повыскакивали, а у нее так и не случилось ничего стоящего. Все заканчивалось тошнотворно быстрым разочарованием. Анатолий — интересный человек. Но какой-то слишком таинственный и закрытый. Ведь есть же где-то именно тот парень, с которым она была бы счастливой! Она это точно знала. Как его найти? Рассчитывать только на удачу? Тогда действительно, стоит всерьез заняться магией!

Шизофрения какая-то. Она сама себя не узнавала. Наверное, переколбасилась с этой мистикой. Особенно давили на психику ночные медитации после чтения Блаватской, Кастанеды и неисчислимого количества современных трактовок. Бог чуть ли не подобострастно, по-максимуму выполнил обещание и завалил книгами и даже ксерокопиями, но она держала с ним дистанцию. Может быть, зря. Она всерьез начала опасаться за свой разум. Или так и должно быть? Но любая мысль вдруг начинала самостоятельную жизнь и доводила до изнеможения.

Алена сидела перед зеркалом и пыталась сосредоточиться. Ее усталое изображение с укором смотрело на нее. «Блин, опять кожа сохнет!» — с досадой подумала она, заметив легкое шелушение на щеках. Она никак не могла найти причину: то ли вода плохая под краном, то ли витаминов не хватает, то ли энергетика утекает, но изредка это портило ей настроение, хотя никто ничего не замечал.

Надо сказать, не во всем магия находила отклик в ее душе. Вроде она все выполняла как требует теория. Поначалу многое прочитанное вызывало нечто вроде ускользающего дежавю и даже радости от того, что и сама думала примерно так же. Но обещанное не спешило проявляться, хотя сложность в понимании требуемого не была чрезмерной. Представления не были даже вообще сколько-то для нее сложными, а, скорее, были непритязательными и даже в чем-то неприятно простоватыми. Любить себя перед зеркалом она немного научилась, хотя казалось это несколько странным и отдавало нарциссизмом или даже лейсбийством.

Да, она понимала глубинный смысл упражнения, но обоснования казались ей, все же, неоправданно поверхностными. Ауру Алена увидела почти сразу, приловчившись чуть скосить взгляд мимо, как бы глядя внутрь, расслаблено и бездумно.

Потом оказалось, что любой предмет, на который она так смотрела на белом фоне, имеет точно такую же ауру. Свойство зрения? Или она видит не то? Но в книжке было четко написано, что ауру видит почти любой человек сразу, если знает, как смотреть. А она уже знала нехитрые правила.

Управление погодой? Бог утверждал, что это — самое простое. Чертова погода итак была который день лучше не пожелаешь. Поэтому Алена страстно возжелала резкое похолодание и осеннюю суровость в стиле Э. По. Она на самом деле этого захотела. Это для нее было очень важно — хоть какой-то успех. Желание было уже четыре дня назад как «отпущено». Почему вот у Анатолия так классно и эффектно все получалось? Неужели она не способна? Очень обидно!

Алена вздохнула и пристально всмотрелась в свое изображение, стараясь не сморгнуть. В какой-то момент оно вдруг начало бледнеть и заостряться. Это превращение становилось страшным и Алена, не удержавшись, моргнула. Все немедленно прекратилось.

Пока она находилась вот уже неделю в странном, полусонном состоянии, она успела наделать глупости. Тут, вероятно, верх взял подсознательный страх не найти подходящего мужа, а широкие рамки дозволенного, трактуемые многими гуру и необъяснимая безрассудность, вдруг взяли верх над разумом и решили за нее поместить объявление в знакомства. Чтобы не пускать на волю слепого случая. Почти сразу повалили довольно противные письма. Но одно их них было какое-то не обычное.

Надоело! Алена резко вскочила со стула и зашла в комнату младшего брата. Как всегда, все разбросано. Только на маленьком стеллаже с тренировочным оружием — относительный порядок. Рапира, две шпаги, одна из которых с отломанным кончиком, и две сабли. Ручку одной брат сделал сам. Пистолетные ему не нравились, а классическая лишала преимущества. Поэтому он сделал ее слепком со своей собственной руки на еще эластичной эпоксидке. Он специализировался на саблях, перейдя последовательно от рапиры и шпаги. Алене тоже больше нравилась сабля. Гарда у нее защищала руку лучше, чем смешная чашечка рапиры, а шпага была тяжеловата и неуклюжа.

Как-то брат снял футболку и Алена ахнула. Все его мускулистое тело, особенно плечи до локтей, было покрыто короткими вздутыми шрамиками.

— Что это у тебя?!

— Ну, после ударов… А что ты хочешь? Закрыта только грудь, а хлещут везде!

Ему явно было приятно порисоваться перед впечатленной сестрой.

— Ты научишь меня?

Он рассмеялся, но не обидно, а скорее довольно.

— А что, у нас есть одна очень крутая герла! Трудно пробить! Давай и из тебя такую сделаем.

Но всерьез занятий не получилось. Чего-то не хватало.

Алена взмахнула клинком несколько раз, со свистом рассекая воздух, и сделала глубокий выпад с переводом.

Звонок в дверь. Она удивилась, потом вспомнила, ругнула себя, что умудрилась такое забыть, разволновалась и как была с саблей в руках, побежала открывать.

Там стоял высокий парень с букетом и смущенно улыбался.

— Добрый день! Это я… — он улыбнулся еще шире, увидев саблю.

— Стоп, дальше не смотри! Там кое-что про меня, довольно неприятные моменты, — чуть смущенно пробормотал Зам и Он очнулся на мгновение, но, не послушавшись, вновь погрузился в течение прошлого. Ну надо же! Зам-то оказывается был среди простых грешников, воплощенный в довольно тщедушное тельце!

Неделю назад он понял, что пора умирать. Не от безысходности, а как естественное завершение дел, как ощущение полноты достигнутого и спокойной удовлетворенности. Он знал, что прожил правильно. Неизъяснимая уверенность освещала глубину мыслей о прошлом, и кончик каждой из этих мыслей готов был разматываться нескончаемыми нитями, ветвясь далеко за границу обыденного понимания.

За кошку, привычно лежащую у него на коленях, он не беспокоился. Есть кому позаботиться. Горя он никому не причинит своей смертью. Он и сейчас для всех — лишь грусть воспоминаний о прошлом.

Страха не было. Возбуждения перед новым — тоже. Что-то невыразимое, непонятное внутри подталкивало сделать последний правильный шаг. Он улыбнулся, легко вздохнул и умер.

Отсавленная жизнь слетела невесомым покрывалом. Он вспомнил все. И понял, что этим завершилось вся череда воплощений, что он сделал самые последние штрихи в неизмеримо долгом пути, совсем не похожем на путь многих и многих. Обычно искры Божьи, послушные зову своих страстей и Предначертанному Порядку их воплощения, стряхнув мирские заботы, летели в заветный Сонм, Божественное Лоно, чтобы бездумно слиться в общей инфотеке почерпнутой мудрости. Он во многом не был похож на всех и почерпнутое им, на удивление и радость другим, было во многом не меньшее, чем весь совокупный всплеск Сонма. Это радовало потому, что расширяло мудрость, дополняло ее множественностью отношений. И сейчас светлая и горячая волна ликования приветствовала его, захватывающей нетерпеливостью ожидания, длившегося века. И он занял Свое Место, усмехнувшись реликтовой, чисто человеческой мысли о том, что это как бы место заместителя Общей Гармонии Мироздания.

Таких как он больше не было. Были совсем другие, и в том Ином они превосходили его, а он превосходил их в Своем. Весь же узор бесконечной вселенской мудрости не удавалось охватить никому в отдельности.

Он разлился в своей сущности по нескольким галактикам, с поистине божественной силой, ясностью и глубиной, наслаждаясь разом всем многообразием сущего от звездных систем, кружащихся в общей воронке взаимного сцепления, проткнутой множеством черных дыр, до Базовых Основ, определяющих индивидуальное Лицо Гармонии.

Некая иррациональность в мотивации, неотъемлемо сопутствующая ему, то, что делает людей непредсказуемыми и пугающими, и то, что привносит в удушающую равномерность новое разнообразие, в развитие новые пути и возможности, как нельзя была характерна для него. Чтобы прочувствовать силу, и поддавшись этой иррациональной мотивации, он сжал в ладонях спираль галактики, принуждая множество миров к новой судьбе. Миллионы звезд дестабилизировались, вспыхнув в поразительно красивом зареве, и фотонные поля волнующей рябью разошлись кругами по всей вселенной, чтобы всколыхнуть зеркало вселенского пруда и внести в него разнообразие. Сонм Божественного Лона ответил всплеском живого интереса, проникаясь в происходящие изменения.

А он вдруг, в полном несоответствии с грандиозностью происходящего, вспомнил о только что оставленной жизни, одной из длинной вереницы ничтожных воплощений, приведших к соответствию Гармонии. Фотонная волна достигнет той планеты всего через семь тысяч лет. Жалость, так не вяжущаяся с его новым пониманием, чисто человеческий отзвук забытого, удивила его. Возможно, такие мелочные частные проявления каких-то остатков его человеческой сущности, не пойдут на пользу в его Деле. Он нахмурился, потом расслабленно улыбнулся. Он не может не доверять самому себе. Опасаться нечего, если сам состоишь в Гармонии, отработанной невообразимым потоком прошлого опыта.

Любопытство вышло на первый план, и его восприятие оказалось рядом с только что оставленной планетой. Он, безусловно, может позволить себе маленькие частности.

— Витя? — зачем-то спросила Алена.

— Ага! — парень все так же улыбался. Он что, вечно такой или просто одеревенел?

— Красиво вы меня встречаете! — он кивнул на саблю.

Алена пожала плечами, чуть подняла правую бровь и улыбнулась одними глазами.

— Заходи, Витя! — сказала она, и, не дождавшись вручения букета, повернулась и пошла в комнату. Позади раздался щелчок закрывающейся двери и звуки сбрасываемых ботинок. Алена швырнула саблю на диван и вздохнула. Она уже поняла, что это не то. А, может быть, она просто привередливая дура, сама не понимающая, что ей самой нужно.

— Одевай тапочки!

— Алена!?

— Да? — она повернулась и чуть насмешливо посмотрела на парня, теребящего букет.

— Я понимаю, что главное мнение человек формирует в первые же пару секунд знакомства… И тут я уже пролетаю.

— И?

— Но также я знаю, что когда люди узнают друг друга ближе, то это мнение заменяется совсем другим…

— Ты философ?

— Сейчас нет!.. — он протянул ей букет, — Они пить хотят, — он все так же улыбался, но это не раздражало, — как все раненые… И я, кстати, тоже хочу!

— А ты тоже раненый? — она взяла букет и понесла ставить в вазу.

— Во всяком случае, должен признаться, что очень приятно удивлен.

— Да? — она довольно рассмеялась из кухни и, вернувшись, поставила вазу на стол, — сейчас напою всех раненых! Присаживайся!

Заместитель Творца вздохнул с еще не забытой грустью по еще не забытой привычке, и ментальная энергия Гармонии, в ничтожной части перейдя в энергию экологического равновесия, краем задела разводы циклонов и антициклонов в атмосфере Земли, скомкав прогнозы синоптиков по всей планете. Где-то внезапно пролились дожди, а где-то в пустыню отошли сотни гектаров плодородных земель. Один из внезапных ливней как раз и случился в городе, где колдуны в избушке варили приворотное средство.

Заму захотелось сотворить прощальный подарок. Он имел такое право. Ностальгическое чувство благодарности роду человеческому, такому еще нескладному и непосредственному, сфокусировалось в одной из заветных целей этих милых человекообразных. Хотя они подчас безрассудно убивали друг друга, ослепленные младенческой наивностью и страстями, они не менее часто бывали неудержимо возвышенными в своих романтических порывах. Буквально каждый мечтал найти того единственного, кто идеально подходил бы ему.

Зам улыбнулся. Он сам мечтал. Но теперь понимал, что так не бывает. Все просто и сложно потому, что смотреть нужно совсем в другом месте. Начиная от примитивной комплементарности по запаху тела, необходим комфорт общения и взаимодополняемости, соответствие личным эталонам идеальности, которые были лишь масками, скрывающими подлинные свойства личности. Сложнейший процесс сближения до полного духовного родства был зыбок и слишком подвержен случайности. Так думали философы, а на самом деле для полного духовного единства ничего этого не было нужно. Иногда просто вынужденное совместное преодоление смертельной опасности сближало навсегда. Достаточно было просто взять и принять другого человека в свою жизнь как самого себя.

Что ж, он сумеет осчастливить поистине божественным подарком хотя бы двоих избранных. А больше и не нужно. Все-таки, у каждого здесь своя задачка в Божественной Электростанции энергии чувств. Зам охватил понимаем всю земную ноосферу и выбрал Одного. Тот во многом напоминал его самого в прошлой жизни. Пусть так. А теперь нужно привести свой замысел в соответствие с Гармонией мира и вплести канву этого замысла во все сопутствующие причинно-следственные зависимости. Зам протянул свои ментальные вектора в прошлое. Как Гармония была всегда, так и Зам, воплощая эту Гармонию, был всегда, и момент его истинного рождения значения не имеет. В результате оказалось, что не в столь далеком прошлом он уже позаботился обо всем, вживив некую Алалотмель — Светящийся Цветок Любви, фею, как нельзя лучше подходящую для замысла, в одно из родившихся человеческих существ. Правда, за это его ждала неминуемая расплата, компенсирующая содеянное пропорционально силе внесенного возмущения. Но разве может опасаться расплаты тот, кто в столь полной мере соответствует Гармонии?

Он вновь сфокусировался на сумеречном бытие Земли, на местечке, где жила воплощенная Алалотмель. Та ловко подмешивала золу в тесто, чтобы скормить это погрязшему в фантазиях самозванцу. Рядом пребывали такие же безудержные мечтатели, во многом не способные отделить свои фантазии от реальности и не имеющие для этого ни сил, ни умения. Они страстно грезили о Силе без труда и забот и верили, что в формате своего тела способны понять Гармонию и влиять на причинность. Но тела неотделимы от причинности, на которую вообще невозможно повлиять Здесь и Сейчас. Самозванец же случайно заметил уловку с тестом и без зазрения совести не преминул эффектно использовать это, еще более укрепив мнение о себе. Это было очень неправильно. Это было предательством тех, кто мечтал истово и искренне. Зам смачно сплюнул, и атмосферу прорезал огненный хвост болида, повалившего лес в безлюдной заснеженной тайге за век до событий.

— О кошках мы еще не говорили? — иронически заметила Алена, пригубив из запотевшего стакана.

— У меня их две, — оживился Витя, — Прикинь, месяц назад жуткая история приключилась.

— Расскажи! Люблю истории!

— В общем, весна, пробуждение, градусы тепла в то утро — как в Эфиопии! Я иду, улыбаюсь миру, дышу воздухом, чудесно свежим после ночного дождика. Сквозь ветки берез — небо празднично-синее. Народ гулять вырвался из клеток квартир. Иду не спеша, без рывков потому как на плечах — мои два зверя: черный как ночь и рыжий в темно-коричневых пятнах. Одно пятно у него прямо на мордочке, которая из-за этого вышла хитрая как у пирата. Девчонки на роликах катаются, на лавочке старикан белой бородой выделяется, парочка колоритная навстречу в обнимку, причем в одной руке мужик держит банку с пивом, а другой придерживает ее зад, наверное, чтобы не отвалился.

Алена закашлялась, хлебнув неудачно из стакана.

— Тебе постучать по спинке?

— Да, нет, обойдется! Давай дальше!

— Ну, два мента, довольные таким приятным дежурством, совсем расслабились, один по привычке дубинку в руках гнет, как бы намекает. Девушка навстречу идет, классная такая, волосы длинные как у ведьмы, кстати, как у тебя, лицо слегка неправильное, но очень приятное, на котов моих глянула, глаза шире стали такими же бездонными, как ее удивление. Короче, таинственная незнакомка.

Витя отпил из своего стакана и усмехнулся какой-то своей мысли. Улыбка его была приятна чем-то неуловимым, и как бы задерживалась в памяти, напоминая характерное последействие видео на мониторе не слишком шустрого компа.

— Я, значит, демонстрируя непринужденность, протягиваю руку к ветке, на ходу срываю пучок прошлогодних кленовых пропеллеров, щелчком выстреливаю их, и так красиво эти вертолетики закружились вокруг. Мои звери насторожились, задрали головы. Рыжий не выдержал, замахал лапами и чуть не навернулся с плеча, но удержался когтями. Я зашипел, конечно, все-таки на мне была только футболка.

И тут впереди выскакивает такая вертлявая смесь болонки и ротвейлера, с кудрявой шерстью на груди, и задница — как у мальвиновского Артамона, с голым пузом и ушами чуть ли не до плеч. Размерами это чудо было куда больше болонки, но меньше ротвейлера. Рывки псины жестко ограничивались радиусом поводка, натянутого от упитанной и взъерошенной дамочки.

— Бе-е-егги! Мо-о-от! — говорю предупредительно. Коты переглянулись, черный, самый неуправляемый гад, спинку выгнул, а пятнистый поднял лапу и что-то принялся нервно выкусывать из-под растопыренных когтей. Знаешь, это так походило на непристойный жест!

Ка-а-ак то-о-о-олько глаза псины споткнулись о котов, абсолютно не раздумывая, эта тварь взмывает необыкновенно высоко в воздух, и прямо захлебывается мерзким лаем. Но импульс оказался явно недостаточным для выхода с орбиты поводка, а дамочка с отрепетированным проворством успела его натянуть, противопоставив свою массу. Псина зафиксировалась в воздухе прямо перед моей мордой и шипящими котами, пытаясь дотянуться. Наконец, гравитация спохватилась, но и в падении сумасшедшая тварь не оставила надежды и молотила лапами. Я в чисто автоматической защите влет пнул псину. Визг на весь свет и от собаки, и от дамы!!! И душераздирающее МЯУ — прямо в уши и по нервам. Бегги, который пятнистый, зараза, во время пинка в панике мазнул лапами и располосовал мне кожу на лице, а черный Мот канул за спину. Связка псины и дамы унеслась прочь, и даже непонятно было: успевает ли дама подставлять ноги или ее подбрасывает натяжением поводка.

Бегги и Мот уселись рядышком, у ног, и начали остервенело вылизываться, как после боя. И тут та самая незнакомочка подходит ко мне, от смеха чуть не плачет, но и сострадание явно в глазах написано.

— Господи, я все видела! — и носовым платочком попробует подтереть мне кровь, так приятно духами пахнуло, — Надо же, как глубоко!

— Спасибо, — говорю, — такого еще никогда не было! Очень жутко выглядит?

Она пожала плечиками, улыбается, — ну, оригинально, конечно! Особенно если вы опять их на плечи посадите!

Присела и виноватого Бегги погладила. Тот аж глаза закатил.

Короче, она мне котяр до дома сопроводила.

— А что дальше? — лукаво поинтересовалась Алена.

— Не сложилось.

Они помолчали, и Витя вдруг засобирался.

— Не пропадай, раз познакомились! — Алена оптимистично улыбнулась на прощание, оставив, как уже делала это не раз, чудесное воспоминание о себе в еще одной отзывчивой душе.

— Я позвоню, если скажешь телефон, — с невинной непосредственностью предложил Витя. Глаза его говорили больше, чем улыбка.

— Двадцать шесть, тридцать девять, семьдесят восемь. Запомнишь такой сумасшедший набор цифр?

— Конечно, — очень легкий номер: сначала два по тринадцать, потом три по тринадцать, и еще умножить на два. В общем, тут роковых аж 10 раз по тринадцать!

— Классно! Мне даже в голову это не приходило! — восхитилась Алена.

— Счастливо! — польщенный Витя задумчиво кивнул, повернулся и, больше ни разу не оглянувшись, в два прыжка слетел вниз по лестнице.

Алена постояла немного у двери, все еще под впечатлением. В комнате раздался какой-то грохот, она вздрогнула и вбежала посмотреть. Непонятно почему, сабля свалилась с дивана на пол, прокатившись круглой гардой по ковру. А клинок так и остался лежать кончиком на диване, как будто саблю специально так положили.

Это знак или случайность? Может быть она стала склонна в любом пустяке видеть знак? А с другой стороны, бывают ли вообще случайности?

Зам сделал свое дело, Зам может уйти. Пока… Довольный совершенным, как художник, положивший последний мазок на шедевр, он тут же оставил эту планету, легко освободившись от чувства сопричастности и родства.

Наведенное в памяти течение прошлого поблекло как прозрачная рябь. Оставшись в звенящем одиночестве, Он продолжал смотреть уже свое прошлое…

Алена подняла саблю, оглядела комнату, стол, и вспомнила вдруг про то необычное письмо среди множества пустых, тупых, нелепых и просто неприятных. Она опять швырнула саблю на диван, открыла это письмо, снова прочла, и во внезапном порыве отправила ответ.

На следующий день пришло письмо от Него. Он писал искренне и необычно. Что-то в Алене отзывалось на его слова, что-то в самой глубине. Они принялись переписываться, отдавшись новому для обоих развлечению, с нетерпением ожидая ответов друг друга.

— Ты пробуждаешь во мне что-то древнее и женственное, — радостно удивлялась она.

В жизни появлялось не только новое, но и важное, что не поддавалось объяснению и пониманию. Они ничего не спрашивали друг о друге. Алена не знала, как он выглядит, как он живет, что делает. Они просто эпистолярно общались, это было очень приятно и с каждым днем становилось все большей необходимостью.

Иногда заходил Витя, но это было совершенно другое. Они подружились, иногда сидели в кафешке, рассказывали свои истории, но и не более. Изредка Алена заходила в избушку колдунов, где все настойчивее становилось внимание Анатолия. Тот оставался наиболее надежным и обеспеченным кандидатом в мужья. А нетерпение в этом плане все больше овладевало Аленой.

Письма же были совсем другим, сказочным миром, никак не связанным с такими прагматическими вещами как замужество. Это была необъяснимая близость душ, не выражающаяся ни в чем конкретно. И непонятно было, что же с этим делать.

Однажды они поговори по телефону, и Алена чуть ли не потеряла голову от желания увидеть его, но он явно не стремился к этому, боясь уничтожить ту необыкновенно желанную близость, которая установилась между ними.

Анатолий ловко обыграл ситуацию, когда Алене пришлось принять окончательное решение и она согласилась выйти за него замуж. Но в то же время она не смогла отказать себе в уже почти навязчивой идее сделать из сказки реальность. Она встретилась с Ним несколько раз. Это было необычно и приятно, и в реальности также Алена не разочаровалась, но тень неумолимой разлуки омрачала отношения, и боль от этого, нарастая, становилась невыносимой.

Все разрешилось с замужеством. События новой жизни замелькали и оттеснили старое. Анатолий оказался необычайно ревнивым: не только встречи, но и переписка стали невозможными. Да и велико было желание наладить эту новую жизнь. Осталось слишком много, что постоянно вспоминалось, вызывая раздражение от бессилия. Магия не помогала. Помогло то, что она случайно узнала про Его смерть.

Вскоре родился Рыжик. И странная сказка из когда-то яркой и волнующей стала просто далеким печальным воспоминанием.

Зам, в незначительной своей части Последнего Дара Земли, вплетался в структуру Гармонии, которая в настоящее время проливалась грибным дождем на странный городок глупых человекообразных, даже не пытаясь выполнить столь противоречивые желания людишек предназначенным для этого Даром. Да разве это возможно, если сами они толком не знали, чего же они желают. Это несоответствие, рвало ткань Гармонии и вылилось в расплату — в отторжение Зама, который загремел в еще одно, на этот раз нестандартное, воплощение. А Он вдруг остался один в безвременье. С тех пор Алену больше не тревожили ни странные сны, ни компьютерные вторжения. Все потекло как обычно, будто ничего и не было. Только однажды они еще раз о нем упомянули в разговоре.

Анатолий налил пива в стакан, и пена резво поднялась белой шапкой, грозя пролиться, но край ногтя притормозил ее.

— Видеть не могу, как ты это делаешь, — поморщилась Алена, — купаешь грязные ногти.

— Кажется, улеглось окончательно, и он умер второй раз, — Анатолий невозмутимо поднял стакан к глазам, любуясь на просвет.

— Почему ты такой…

— Мерзавец? Хочешь пива?

— Давай…

— Мам-пап! — Рыжик влетел в комнату и распахнутой дверью крепко треснул Анатолия по колену.

— Шшшш… блин! Ты можешь поосторожнее?!

— Да тише вы, ребенка разбудите!

— Ой… па, больно? А мы решили, что по сто рублей хватит!

— Чего-о?

— Ну, я же не смогу быть со всеми если тоже не принесу деньги!

За дверью всхлипывал ребенок. Зам давил на все кнопки физиологии потому, что ему надоело ощущения переполненного мочевого пузыря, а просто разрешиться с детской непосредственностью он не мог, — таким уж был чистоплотным.

— Докричались! — Алена встала, так и не притронувшись к своему пиву.

Охота на Кудина

Никогда еще не стучали так нагло и настойчиво. Время было непростое, бандитское. Кудин похолодел, отложив в сторону газету с недочитанным бюллетенем коменданта города, подался к окну, заходя сбоку вдоль стенки и двумя пальцами слегка отвел занавеску, пытаясь незамеченным разглядеть в наступающих сумерках хоть какие-нибудь признаки вторженца.

Он ничего не разглядел среди отблесков на стекле, досадливо спихнул ногой кошку, дремавшую на тапочках и, погрузив в них ступни, отважно направился к высокой калитке. Ожесточение в предчувствии возможной неприятности заставило его грозно передернуть засовом и решительно распахнуть дверь. Одинокий фонарь издали высветил потрепанную, но довольную морду.

— Сашуля!!! Привет!

Это был Валька Котов, а проще Кот, сосед, пропавший неделю назад, возможно по пьянке, которого на этот раз и не искали. Без тени обычного заискивания в отчаянной надежде разжалобить на флакон эликсира забвения, он ухмылялся уверенно и радостно, из него так и перла сенсация, и он хлопнул по плечу Кудина.

— Пошли, Сашуля, родной, сейчас у меня афигеешь, обещаю!

— Ты знаешь, что тебя давно ищут? — строго соврал Кудин, — И потом, я же просил тебя, когда ты меня уважаешь не приходить выпившим.

Кот обиженно остепенился, хотя глаза все еще блестели, и Кудин понял, что на этот раз он не пьян.

— Сашок, дело серьезное, только не психуй и не считай меня идиотом. Короче, я угнал НЛО.

Кудин оценивающе посмотрел на него и печально покачал головой.

— Это ты не психуй… Все будет хорошо. Пойдем, я тебя домой провожу.

— Ага! Ты мне не веришь даже тогда, когда я готов все показать? Неужели инстинкт ничего не подсказывает?

Давние и нескончаемые разговоры об инопланетянах, которые навязывал Кот Кудину, сводились к тому, что Кот приводил все новые доказательства назойливого вмешательства в жизнь Земли, а Кудин не желал занимать какую-либо определенную позицию пока сам не увидит.

— Валек, давай так. Ты покажешь, если это недалеко, но если там, куда ты меня приведешь не обнаружу ничего особенного, то ты воспримешь это спокойно, не будешь объяснять почему оно испарилось, и четко обещаешь позволить тебя проводить домой. Ок?

— Я же говорю пойдем. Это вот, рядом, на стройке.

— Ты обещаешь железно?

— Да гадом буду, Сашок! — Кот смотрел с совершенно необыкновенной для него уверенностью. Он или совсем спятил, или у него в самом деле что-то было интригующее.

Рядом за забором давно уже возводились грандиозные корпуса фармацевтического завода. Еще в пору закладки они стали объектом атак «зеленых», основные работы были приостановлены и деньги, конвертированные в бетон, с каждым месяцем покрывались все большим сроком давности и кустистой порослью.

На стройку как дурак идти не хотелось. Не понимая зачем он это делает, Кудин заправил пятки в подмятые задники тапочек чтобы не слетали и пошел вслед за Котом. Они пробрались в сумерках через погнутую арматуру и проникли в здание.

— На крыше, — ткнул Кот пальцем вверх, слегка запыхавшись, — Ты сейчас точно афигеешь. Как я в первый раз.

— Еще на крышу переться?!

Кот обеспокоенно обернулся, и прожектор через оконце, как через амбразуру, рельефно исказил его лицо.

— Да почти пришли уже!

— Фиг с тобой, пошли быстрее…

Когда они выбирались на крышу ветер смел им в лицо пыль. Кудин прошипел скабрезность, сплюнул хрустящую грязь и… взглянув поодаль от Кота, офигел. Серебристая с тусклыми отблесками большая тарелка брюхато зависла, не касаясь крыши, на фоне малиновых сумеречных облаков, потрясающе незыблемо и бесспорно.

— Огни я погасил, — негромкой хрипотцой деловито пояснял Валек, — А эти дурни обычно их не гасят. Чего ты там стоишь? Это теперь — моя тачка, пошли.

— Какие дурни?.. — зпошипел Кудин отказавшими голосовыми связками и сделал несколько паралитических шагов к тарелке.

В этот момент в небе расцвела очень яркая точка, стремительно выросла в шар и тот заскакал вокруг дикими зигзагами, выхватывая сбивающие с толка тени.

— Саня быстро сюда!! — выдохнул Кот одним воплем и, с неожиданной силой потащил Кудина к тарелке. Что-то там подхватило их, в темноте Кудина толкнули так, что он влетел лицом во что-то мягкое, сразу же плотно охватившее его тело, не давая дышать. В предельном усилии он вывернулся и увидел, как сквозь вереницы обезумевших огней крыша заводского корпуса резко ушла вниз и внезапно слепящий сноп нестерпимого света заставил Кудина зажмурить глаза. Он вспомнил, что давно уже порывался сходить в туалет и все откладывал, а сейчас прижало так, что он сцепил ноги накрепко и прищурился, переживая острый позыв.

— Оторвались! — возбужденно сказал Кот, — Ты чего глаза закрыл? Страшно?

Кудин распахнул глаза.

— В туалет надо!

— Ой погоди! Щас оторвемся…

Внизу медленно поворачивалась голубеющая Земля, надвигаясь залитым солнцем серпом, а само Солнце заходило за спину, ослепляя даже сквозь темнеющую в лучах стенку космического аппарата. Кудина мягко, но надежно сжимала незримая удерживающая сила.

— Ладно, развернись лицом где сидишь, вытаскивай и засовывай, там само разберется.

— Черт!.. — Кудин не мог больше терпеть и был готов на все так, что торопливо сделал как было сказано и в самом деле нормально облегчился.

— Все? А теперь держи бластер! — Кот, полулежал в очень крутой позе, погруженный в невообразимо непонятное кресло, и небрежно протягивал ему какую-то игрушку, — Я забыл тебя обезопасить, когда за тобой зашел, а зря. Быстро они меня вынюхали.

— Кто они? — Кудин очень осторожно взял совершенно несерьезную, но довольно занятную игрушку.

— Только, не активируй случайно, а то еще шарахнешь здесь! Сейчас я покажу как с ним обращаться надо. Короче…

Кудин осторожно положил штуковинку рядом с собой на упруго-бархатистую поверхность. Он вдруг сменил свое отношение к соседу.

— Слушай, Валентин, ты прям крутым террористом заделался! С кем хоть воюешь? Или вся галактика теперь против и сейчас нас прикончат?!..

— Дураки они, сам увидишь! — заржал Кот, — Казалось бы, техника и все такое, но такие лопухи, что слов нет…

Удивительным было то, что Кудин растерялся не настолько, как могла бы обескуражить его сбивающая с толку ситуация. Возможно, он еще не вполне осознал грандиозность происходящего.

А между тем Земля, поворачиваясь, резво уменьшаясь. Они по спирали стремительно уходили в космос.

— Я все тебе расскажу, — пообещал Кот, сосредоточенно всматриваясь в три светящиеся точки, выползающие из-за земного диска. Вокруг них запульсировал зеленый кружок, и рядом заструились столбики непонятных значков.

— Могу их сейчас замочить, но все равно другие полезут. Думаешь зачем я за тобой заскочил? — Кот сделал какое-то движение перед собой, вращение Земли резко ускорилось и точки скрылись за горизонтом.

— Если честно… я пока не совсем с ними тут разобрался. Те, которые за нами сейчас гонятся — настоящие зверюги, отморозки. Если ты их первым не пришьешь, то они пришьют тебя. Разговоры с ними вести бесполезны, — Кот сделал еще одно таинственное движение и космос вокруг, радужно вспыхнув, резко изменился: Земля и Солнце вообще исчезли.

— Но есть и другие, — как не в чем не бывало продолжал он, — они мне помогали. Так что мы не одни против всех!

Кудин в прострации всматривался в громадное оранжевое светило, возникшее среди совершенно чужой картины звезд и закрытую спиралями облаков планету, вырастающую прямо перед ними. Он обеспокоено осознал близость новых событий, вздохнул, мобилизуясь, деловито сунул бластер в задний карман джинсов, и так как игрушка была необычайно легкой и малой, больше не обращал на нее внимания. Он остро осознавал, что его жизнь безвовзратно меняется и нужно было узнать побольше.

— Что за место? Вот так сходили на крышу…

— Санек, а я ведь на крыше точно жизнь твою драгоценную спас. И здесь не раз бывал. Та неделя, что я для вас пропал получилась очень плотная. Так что не беспокойся. Здесь за мной почему-то не охотятся. Спокойное и приятное место. Относительно, конечно.

— Слушай, мы с такой скоростью приближаемся… ты хоть тормознуть успеешь?

— Ха!.. Да я теперь все могу! — глаза у Кота горели таким самоупоением, что по спине у Кудина пошли мурашки.

Планета выгнулась туманными краями и поглотила их. Голубовато-зеленые клубы облаков гигантскими дугами уходили к самой поверхности как трассы пороховых ракет. Все это резко приблизилось, поворачиваясь и уходя вверх, пока вдруг движение не остановилось, и они не оказались на лысой поверхности темно-зеленого бугра, окруженного кустистым лесом. Внезапная неподвижность привела к тошнотворной иллюзии все еще движущегося фона.

— Черт! — выдохнул с облегчением Кудин, — Такие виражи, а инерции никакой не ощущается! Антигравитация?

— Вроде бы нет. Я спрашивал на каком принципе эта штука двигается, но толком не понял. Тебе это сильно важно сейчас?

— У кого это ты спрашивал?

— Узнаешь скоро. Ты для того здесь и нужен чтобы разобраться. У меня мозгов не хватило.

— Значит, ты все-таки планировал меня сюда затащить!

— Сашок! Мы сколько с тобой говорили про космос, и ты мне никогда не верил! Я просто должен был тебе доказать. Слишком долго объяснять. Пойдем сам пообщаешься с кем надо и все устаканится, — Кот привычно-легко выбрался со своего места и, подойдя к очерченному пунктиром треугольнику, просунул руку сквозь борт тарелки, чтобы выйти, но заметив потуги Кудина, вернулся и показал ему как освобождаться из объятий кресла, — Нас уже встречают!

Из-за оранжевых туч показалась быстро вырастающая бликующая точка.

— Пошли к ним!

— Да я же в тапочках, — растерялся Кудин, борясь с внезапным головокружением от избытка впечатлений, — и вдруг там бациллы какие-нибудь…

— Фигней не парься, я выходил уже, — Кот схватил его за руку и протащил сквозь борт тарелки.

Едва упругая сила опустила их в густую траву, как ноги у Кудина подкосились из-за все еще остаточного чувства быстрого движения и полной невероятности окружающего. Густой запах приторно разлился в голове, весь мир гулко забубнил в заложенных ушах, расплылся слезами и, посерев с нестерпимой болью, исчез.

— Да что с тобой Саня?.. я думал ты мужик покрепче.

Кот с натугой поддержал падающее тело и неуклюже опустил его на траву. Бледное лицо пугающе осунулось.

Рядом полыхнуло светом и из севшей тарелки выбежали три невысокие инопланетяшки в серебристых костюмах. Точнее — инопланетянки.

Кудин очнулся в тарелке гораздо просторнее, чем у Кота и во всех мелочах создавалось впечатление совершенно иной конструкции. Самоощущение было еще остаточно паршивое, хотя нигде конкретно не болело.

Обзор заслонила виноватая морда Кота.

— Прости, Сань, оказывается, ты реально не адаптированный был. Меня-то, специально подготавливали, я и не знал даже. Сейчас тебя посадим в кресло.

Интерьер тарелки повернулся, и перед Кудиным возникли три настолько удивительных существа, что новый приступ расфокусировки пришлось давить со сжатыми челюстями. При этом, несмотря на необычность, инстинктом он безошибочно распознал пол, не говоря о выпуклостях на грудях.

«Дурдом какой-то…» — с непонятной обидой подумалось Кудину. И тут же он получил заряд достоверности происходящего: «Все будет хорошо» — ясно и ошеломляюще близко прозвучала в голове чужая мысль, и его обдало теплом чужого доверия. Это тоже поразило его: какое-то совершенно чужое, но такое убедительное доверие.

— Сашок, все будет хорошо, — синхронно повторил Кот, — они сейчас тебя подстроят. Ты только расслабься, я проходил через это, не переживай!

Инопланетянки чуть заметно шевельнулись, в том числе и ментальным облаком совершенно непонятных образов, что при внешней их невозмутимости им было распознано как буря чувств, это чем-то острым зацепило Кудина и захватило так, что он заинтересовался и вслушался. Было такое общее ощущение, что они обнаружили в нем нечто даже для них поразительное и взволновались сулящей выгодой, как если ботаник открывает новый дичайший вид орхидеи.

Они нацелили глазищи на него: «Если хочешь, мы испытаем тебя и, возможно, нам всем повезет», — без обиняков предложили ему выгодное дельце и при этом в руках одной из них появился таинственно мерцающий овал. Еще от них исходила легкая паника вот-вот упускаемой колоссальной выгоды.

Как испытают? В чем повезет? Какой смысл разбираться, если он все равно ни черта ничего не понимает здесь.

«Хочу, блин!» — решительно козырнул Кудин, чуть порозовев за вырвавшийся мыслеобраз, и мимолетно осознав, что именно женский шарм способен так обезоруживающе быстро подкупить его душу.

Кот заботливо утопил его в кресле и снисходительно похлопал по плечу как пацана, который решается в первый раз испытать нечто ранее не представимое.

Та инопланетяночка, что была занята овалом, крутя его в руках, безжалостно посмотрела на него, и, ворвавшись в разум, предупредила, что вот прямо сейчас они узнают все друг о друге, нужно взять себя в пальцы, раздуть ноздри, проглотить боль. Возникло ощущение, что при этом она зажала какой-то сосуд паники в его мозгу потому как он почти равнодушно смог отдаться неизвестному.

Овал мягко брызнул светом или так показалось, заслонил все внешнее, и лавина обнаженных в своей искренности образов, подобная наркотическому бреду, прорвалась в восприятие, сломив стыд и запоздалое раскаяние.

Как это часто случалось с Кудиным, результат оказался не таким удивительным как его ожидание: поначалу он не ощутил ничего особенного, хотя, несомненно, что-то непоправимое произошло с ним, как ощущение девственницы после дефлорации. Все вокруг воспринималось теперь совсем по-другому, приобретая новый вполне определенный смысл там, где еще недавно он ничего даже не замечал.

«Теперь вместе!» — инопланетянки явно готовились к чему-то не менее опасному чем ва-банк в рулетку. Кудин вздыбленными на загривке волосами ощущал возникшую напряженность. Его душа как-то правильно резонировала зову трех таких теперь понимаемых хоть и женских душ, и он наполнился радостной уверенностью, что все больше соответствует каким-то вселенским требованиям и его цена стремительно возрастает. С легким щелчком за ушами его внесли в неуничтожимые информационные реестры галактики, и он четко осознал, что теперь является связующим представителем планеты Земля и что это теперь разнеслось по галактике и дальше…

«Теперь и на тебя будут охотиться фиды, и сейчас у них для этого самый подходящий момент, пока ты не адаптировался к новому опыту и можешь его лишь осознавать, а не действовать автоматически.» — озабочено отозвались его новые верные подружки.

Кудина здорово пробрало, и он опять приготовился убегать.

— Это те самые, Сашок, что за нами гнались, — пояснил Кот, явно в курсе текущих забот Кудина, — Ничего, отобьемся, я уже кое-что умею!

— Стоп! нет, я так не играю! — что-то взбрыкнуло в Кудине, порывающемся выбраться из кресла, — Отстегни меня! — тут он вдруг и сам сообразил, как это делается и освободился. Теперь все, на что он смотрел в тарелке приобретало откуда-то понятный ему смыл.

— Ваш гипноз, конечно, кое-что дает, но как-то все слишком медленно в мозгах проявляется, — он лихорадочно искал как восстановить грубо прерванный им ментальный контакт с инопланетянками, которые как одна в трех лицах продолжали внешне безжизненно глазеть на него. И они очень даже отзывчиво послали ему шквал эмоций в ответ на его мысли. Да и безжизненность эта все больше таяла в понимании тех нюансов мимики, смысла которых он просто не замечал раньше.

— Валентин, проясни по-нашему, попроще, что происходит?

— Ну, если только самую суть… — Кот многозначительно мелодично перещелкнул активатором своего бластера, — времени нифига нет!

И впрямь, Кудин всей шкурой ощутил шквальную напористость надвигающейся опасности.

— Во-первых, Сань, тут у них в галактике совсем не такой технопарк как мы раньше думали, но драйв — какой нам не снился. Хуже звездных войн, хотя, конечно, никаких императоров зла и всей такой фигни. Короче, есть две основные противоборствующие силы: фиды и геды. Названия придумал я, — без лишнего бахвальства, но радостно пояснил Кот.

— Они не зло и не добро, а просто совершенно разный принцип организации. Фиды — это сокращенное Фанатичные индивидуалы, а геды — Галактическое единство. Что за этим кроется потом поймешь, но если коротко, то фидов консолидируют общие идеалы, которым они фанатически преданы, а гедов — межличностная организация системы ценностей, — что-то вроде телепатии.

Есть у них тут и что-то вроде галактического ООН, а наша Земля как раз созрела, чтобы больше не аборигенить, а четко выбрать какой-то из их путей дальнейшего развития: фидовский или гедовский. Требуется всего лишь найти человека, который бы в себе нес достаточно пропорционально культуру Земли, что определяется у них как-то вполне научно, и тогда он как бы воплощает собой мнение всей нафиг планеты. Так вот, — Кот озарился победной ухмылкой, — тут в этом деле я четко сработал, и ты как раз оказался таким как надо, — Кот потер дулом бластера свой кончик носа.

— Ничесе… — Кудин раскрыл глаза, — да я сегодня может за гедов, а завтра за фидов болеть стану! А что ты мне тогда про зверье-отморозков заливал?..

— Времени не было тебе ситуацию расписывать! Санек, все не так просто. А с тобой прокола не может быть потому, что тут все по-науке рассчитывается: Средневзвешенная Социальная Система Реакций. Это опять я в слова все заключил. Короче — СССР. У тебя СССР — достаточно средневзвешанная.

— Не ну я всегда знал, что особенный… — задумался Кудин, — но чтобы настолько!..

— Да нифига ты не особенный! — одернул его Кот, заржав, — наоборот — идеально среднестатистический. Но тут опять же не просто в статистике дело.

«Особенный! Да, елки! Это такая редкость — сразу найти представителя» — с энтузиазмом загалдел в голове хор мыслей возбужденных инопланетянок, и Кудин вдруг смущенно понял, что его просто обожают — как драгоценную вещь, обладание которой сулит много тревог и опасностей, но и должно принести какие-то желанные выгоды. И это обожание исходило из трех душ по-разному: из каждой — своим шармом.

Среди этого ему особенно льстило и подкупало то, чем прямо светилась внешне непримечательная, но милая и добрая блондиночка слева. Это предпочтение Кудина было немедленно прочувствовано, блондинка обрела победную живость в лице и в мысленном споре с поникшими подружками утвердила свои исключительные права на Кудина.

Тот досадливо смутился и попытался поумерить свои мысли.

— И теперь не цари земли, а ты, Саня, будешь диктовать какие условия для дальнейшего развития Земли должны быть созданы, — Кот эффектно воздел руки и азартно шлепнул себя по ляжкам, — точнее, эти условия из тебя тоже вытащат научно, но это же и есть ты, воплощающей большинство Земли.

— А зачем ажиотаж, если итак во мне уже есть некий выбор? Просто нужно узнать и пусть кому не повезло отвалит, — спросил Кудин и тут же оказался озарен вселенским пониманием, насколько все взаимосвязано и какая грандиозная борьба разгорается вокруг него в галактике. Но, главное, что грело и успокоило — уверенность, что ни одна сторона не посмеет причинить ему вред. А пока силы были почти равны, и никто не уступал внепространства другому для решающего прорыва к Кудину.

— Сань, ты бластер-то осваивай, шутки в сторону! — нахмурился Кот деловито, — чего задумался? Если здесь не наши появятся ты сразу почуешь. А я пока, пожалуй, успею рассказать, как все началось, чтобы это у тебя в мозгах как надо срезонировало.

Кудин послушно вытащил из кармана штуковинку и с удовлетворением отметил, что вполне понимает, как с ней обращаться. Он потыкал ногтем в узор, и мелодия пропела о полной активации. Направив игрушечный стволик на дерево за прозрачной стенкой, Кудин негромко сказал: «Шмякс» и Кот как от затрещины вжался в подстилку:

— Эй! Ты после активации так не шути, да еще в тачке! Нахрен все разнесет!

— Понял… ладно, — Кудин дезактивировал эйфорически вибрирующую от предвкушения энергетического плевка страшненькую игрушку и Кот расслабился.

— В общем, со мной это приключилось банально — в газетах уже о таком писали. Я был на охоте в наших пригорках и тут сверху меня ослепило. А было уже под вечер, и я как раз влет сбил перепелку.

«Не заливай, мазила…» — насмешливо поправила одна из инопланетянок.

— Ну… при таком свете я мог и не разобрать. Это не важно. Рядом села ихняя тарелка и оттуда появляется вон та средненькая, сейчас я уже легко их различаю. Я обалдел, конечно, стою и не шевелюсь даже. Она меня охмурила доверием и говорит: «Хочешь с нами полетать?». Сань, ты же знаешь, я об этом всю жизнь мечтал, а тут как заклинило. Но они прямо в душу лезли. Дальше ты уже легко представляешь, как они меня перенастроили.

Короче, очень быстро я освоился, научился многому на этой вот планете и согласился им помочь искать СССР. Но время поджимало, и чтобы не опередили нужно было делать все быстро, а я еще много недопонимал. Тогда решили, что я буду иметь вполне надежный шанс не попасться фидам если проведу всю операцию на ихней тарелке. Надо тебе сказать про фидов, что при всей их гениальности у них с проницательностью похуже, раз они такие индивидуалы, зато с локацией круто, они довольно быстро меня обнаружили, и ты сам видел, как мне пришлось завершать операцию. Когда я… Ой, кажется время вышло…

Инопланетянки вдруг хором вскочили и все вокруг всколыхнулось лихорадочными мыслеобразами опасности.

К Кудину подступила предстартовая икота, он в панике только со второй попытки пропищал активатором бластера, не зная куда палить.

— Эй! Кончай размахивать оружием! — Кот с ужасом двумя пальцами отвел руку Кудина в сторону.

«Им почти удалось!..» — испуганно озирались инопланетянки, став еще живее и выразительнее. Но самое удивительно-приятное было то, что в мыслях, волнами окутывающих сознание Кудина, они за себя не боялись абсолютно. Страх потерять драгоценного Кудина несоизмеримо преобладал над самосохранением. Это было такое необычное ощущение!..

— Мы сидим тут как заложники! — драгоценный Кудин в нетерпении от бездействий и нового ощущения своей значимости порывался было принять командование, но от него отрезвляюще отмахнулись, тогда он вскочил и принялся ходить вдоль прозрачных стен, поскуливая в растерянности, — Давайте же свалим отсюда на тарелке, переждем где-нибудь?!

«Тогда и геды нам не помогут, а пока что баланс сил перетягивается то фидами, то гедами и мы можем как-то этим воспользоваться».

— Ну и приключение! Сижу тут как крыса в стеклянной банке. Вроде на другую планету попал, а даже выйти не могу, — он тщетно попытался вглядеться в туманно далекую перспективу, открывающеюся с вершины бугра, на котором они находились.

— Саня, не психуй, тут решают не нервы, а точный расклад момента. Ты же, блин, представитель! И не отвлекайся, мы должны быть готовы к отражению внезапного прорыва… ох!.. — он перегнулся пополам как от дикой боли.

Бластер мягко шлепнулся у его ног. Через мгновение то же произошло с одной из инопланетянок. Но та, что имела исключительные права на Кудина взмахнула руками и накрыла его вместе с собой радужным маревом, неузнаваемо исказившим все вокруг. Она напрягалась изо всех сил так, что зажмурилась со стиснутыми зубами, запульсировала, и Кудин отчетливо чувствовал эти дикие рывки и еще то, как этому мешает цепкая и торжествующая близкую победу вражеская сила. Нужно было срочно помочь, и он даже почти знал, как это сделать. Отчаянно напружинившись, он вложил в эту попытку все и выбросился подальше, туда, где нет преследования, где бескрайний простор и голубая свобода — все это вместилось в его отчаянную мыслекоманду. Он чувствовал, как что-то рвется точно нити растягиваемой жвачки и, сжимаясь в точку, остается недосягаемо далеко позади.

Его ослепило бездонное синее небо и захватывающий дух простор горных цепей. Он и его инопланетянка стояли вобнимку в цирке обширного ледника, окруженного суровыми снежными гребнями гор. Ноги в домашних тапочках по щиколотку зарылись в ноздреватый тающий снег, пахнуло суровой свежестью.

Серебристый костюм инопланетянки отбрасывал невыносимо яркие блики.

Она сделала неуклюжий шаг и, поскользнувшись смешно как ребенок шмякнулась на снег, попыталась встать, но тут же провалилась между камнями по плечи. Кудин испуганно рывком поставил ее почти невесомое тело опять вертикально, и снег, набившись в тапочки мерзкой слякотью, обдал его пронзительным холодом.

— Куда это мы попали?

«Не знаю, это ты нас сюда вынес».

— А.., точно… — Кудин округлил глаза, — Зато мы, вроде бы, оторвались от этих фидов?

«Мы оторвались от всего на свете».

— Отлично. Переждем немного и осторожненько вернемся. Здесь, бесспорно, чудесные места, красотища…, но я сейчас в тапочках… не готов.

«Мы сами не можем вернуться. Ты оборвал все мои связи с гедами, и я не могу воспользоваться никакими их техническими возможностями».

— Блин… прости, ну некогда было соображать, у тебя уже срывалась защита… Надеюсь нас скоро отыщут?

«Да, ты прав… еще немного и фиды завладели бы тобой… Но нас вряд ли так быстро отыщут… И не известно кто скорее…».

— Тебе не холодно в этой блестящей пленке?

«Нет, не беспокойся обо мне. А вот твоя одежда не защищает, я чувствую…».

— Да фигня, и не такое… — Кудин озирался по сторонам, прикидывая что можно сделать. Хорошо, что у него был богатый опыт пребывания в таких местах.

— В горах я хорошо ориентируюсь, но здесь нам, точнее мне в этой одежде, долго не протянуть. Нужно уходить вниз. Чертовы тапочки… — он с завистью посмотрел на серебристый костюм инопланетянки, и она тут же провела пальцем вдоль своего тела, распахивая пленку.

«Да, возьми мой костюм!» — она принялась стягивать его с себя и, оступившись, опять провалилась, уже наполовину обнаженная и покрывшись капельками мгновенно тающего не ее горячем теле снега.

— Нет, ты что?! — Кудин вытащил ее из снега под мышки, стараясь не смотреть на необыкновенно симпатичные груди, и помог встать, — Ну-ка быстро опять все застегни! Я что-нибудь обязательно придумаю!..

Она полностью ему подчинилась.

Все попытки закрепить тапочки, используя спортивный костюм, натянутый на подошвы, почти убили оптимизм. Нужно просто идти как есть.

Чуть померк свет, Кудин поднял голову и обомлел от увиденного: стремительно и грациозно огибая горб лоснящегося на солнце ледника, прямо к ним воздушным брасом летел гигантский двухголовый дракон с полураскрытыми пастями, каждая из которых уже тянулась к выбранной жертве.

Инопланетянка тихо вскрикнула и это был первый звук, который Кудин услышал от нее за все время. Резко дернув за руку, он швырнул ее вниз по крутому склону и скользнул сам следом. Дракон промахнулся, глубоко зачерпнув снег пастями и выбив зуб о камень у одной из голов. Взревев и плюнув окровавленным снегом, он громоподобно хлопнул кожистым крылом по склону, оттолкнулся и, взметнув фонтан снежных комьев, заложил крутой вираж для разворота. Комья, быстро набирая налипающий снег, покатились вниз, но вскоре увязли.

Им очень повезло с чудесным сочетанием еще податливого, но уже начавшего твердеть снега и с тем, что из склона не торчали скалы.

Стремительно скользя, они вылетели на пологое, забитое старым снегом поле ледника и поднялись на ноги.

Излучая телепатический ужас не только за Кудина, но уже и за себя, инопланетянка превратилась в обыкновенную смертельно напуганную девушку. Сзади нагонял дракон и она с жалобным визгом побежала прочь, но тут же поскользнулась и проехала на животе, оставляя длинную трассу.

Кудин вдруг вспомнил, лихорадочно вытащил мокрый бластер из кармана, молясь, что инопланетную технику водой не испортить, нащелкал ногтем активацию и, плавно отслеживая полет дракона стволом обоими руками, наконец увидел какова эта штуковина в действии. Куски дракона веером взметнулись вокруг и широкой полосой устлали ледниковый снег, утыкав его ярко-фиолетовыми пятнами. Мгновением позже с вершин цирка горной цепи позади летевшего дракона как сдуло вековые снежные настилы, обнажив крошащиеся скалы, и лавины камей со снегом бурлящими клубами опали вниз. Наконец все остановилось и стихло.

— Ни хрена се… — оценил Кудин случившееся. Потом очень осторожно дезактивировал бластер, разглядел пульсирующий зеленым индикатор заряда, чуть сдвинувшийся от максимума и, наконец, понял, как пользоваться дозатором. Почти счастливо вздохнув и немного успокоившись, он уважительно засунул бластер в карман. Холод вернул его к реальности.

Упав, девушка так и осталась лежать лицом вниз, пока не подошел Кудин. Он наклонился и, отведя сноп густых, светлых как старый снег ледника волос, увидел широко раскрытые глаза полные детского ужаса. Губы дрогнули, приоткрылись и издали слабый непонятный звук. Похоже, что она все больше отходила от объединяющей коллективности и понемногу обретала самодостаточную индивидуальность.

«Что со мной?.. Что-то со мной происходит здесь…»

— Все уже хорошо! Не переживай, любой бы испугался… Поднимайся, будем выживать дальше пока нас не найдут.

«Я никогда ничего не боялась, ведь в этом нет смысла. А здесь появился смысл бояться…».

Кудин удовлетворенно отметил, что раз у нее случилось столь сильное эмоциональное потрясение от испуга, то наверняка и другие эмоции возможны. Это делало ее куда более человечной, а ее слабость вызывала желание заботы о ней.

— Разве у вас нет никаких опасностей?

«Там не было смерти, когда все вместе — как один, а здесь есть…»

— Да, потом расскажешь… когда время будет. Нужно выбираться отсюда. Когда солнце сядет, сразу станет очень холодно.

День в самом деле быстро завершался, небо все более темнело. Огромная надтреснутая луна, зримо поворачиваясь выплывала из-за гребня и небо сразу стало чернеть в контрасте ее света, а за ней начали вылазить более мелкие луны.

Кудин придерживал инопланетянку в слишком скользком костюме. Ее волосы так и остались распущены длинными локонами, похожими в серебристом свете луны на языки пламени, уносимые ветром. Иногда они, легкие как дым, касались Кудина по щеке это было так приятно, что даже холод ощущался меньше.

Снег быстро твердел, и тапочки покрылись коркой льда, почти уже не мешая. Носки под ледяной коркой высохли изнутри от тепла во время ходьбы. Стало почти комфортно, если бы не холод, пронизывающий с каждым порывом ветра.

Чуть более темные полосы снега намекали о трещинах, и Кудин выбирал путь, всматриваясь перед собой. Они перепрыгивали такие места вместе, держась за руки и молча торопились дальше. Хорошо, что трещины здесь не были широкими.

Впереди показались торосы ледопада, бугристый склон стал более крутым и опасным.

Инопланетянка часто соскальзывала в критических местах и, если бы не ее малый вес, они бы уже не раз могли улететь вниз в обнимку.

«Я устала хочу пить… Но тебе так холодно… что нужно продолжать идти…» — порывисто дыша, она наклонилась и, отколов пластину фирна, принялась сосать.

Легкий холодный ветер пробирал Кудина насквозь, от дрожи болели мышцы живота, хотелось есть, но больше всего — пить.

— Как тебя зовут?

Она ответила ускользающим от понимания образом.

— А словами это сказать можно?

«Никто еще не пробовал».

— Нужно пройти ледопад пока луна светит! — он снова взял ее под руку и чуть ли не насильно потянул за собой.

Край ледника обрывался перед склоном суровым провалом, заплетенным густым ледяным узором и пришлось довольно долго спускаться вдоль, пока не нашлось достаточно надежного снежного моста.

Кудин лег на живот и пополз по шершавому фирну через широкую трещину. Он выполз на скалы и, протянув руку, подстраховал девушку.

Из-за ледяных глыб, громоздящихся ниже, послышался необычный гул. Он резко перешел в скребущий оглушительный визг, и в глубине сумерек взмыла туча светящихся огоньков среди сплошной массы неясно трепещущих на фоне уже покрытого звездами неба тел.

«Драконы» — поток страха и доверия к нему захлестнул Кудина.

Они осторожно встали на самый край фирна, уходящего в черную бездну и Кудин притянул инопланетянку к себе. Лежа на спине и, упираясь ногами в ледяные наросты нависающего края ледника, он принялся сползать вниз по склону вместе с позади испуганно цеплявшейся за него девушкой.

Казалось, что от невыносимого драконьего гула вибрирует вся толща ледника, даже забылся холод, на который уходили все силы. Но, может быть, стало теплее потому, что здесь не было пронизывающего ветра.

«Они нас заметили…».

И будто в ответ на это тяжелая туша ухнула совсем рядом, хлопнув крыльями о скалу и обрушив снежный мост в бездну. Девушка тихо вскрикнула и прижалась к Кудину. Дракон возился где-то совсем рядом. Снежная крошка, насыпавшаяся Кудину за шиворот как ни странно придала ему отчаянной бодрости. Когда драконьи глаза, светящиеся зернистыми переливами лазурных бликов, начали приближаться сверху, он выстрелил уменьшенной дозой, и все вокруг потонуло в яростном вопле уцелевшей головы. О том, что происходило на верху Кудин даже думать не хотел. На этом атака и закончилась. Вскоре гул драконьей стаи стих.

— Чем же они здесь питаются? Никакого корма не хватит чтобы столько туш прокормить… — он осторожно высунул голову, но в темноте уже ничего невозможно было разглядеть.

Они выбрались на скалы, ледяной порыв безжалостно забрал у него остаток сил, и Кудин понял, что скоро ему придет конец. Стало уже невмоготу напрягать до боли мышцы чтобы хоть как-то противостоять холоду. Идти быстро в заледеневших тапочках, чтобы согреться вдоль такой скалы, да еще рядом с трещиной из-за темноты было практически невозможно.

«Тебе очень плохо…».

Кудин только сжал челюсти: утверждать обратное он уже не мог.

«Нужно быстрее найти место где мы можем переночевать. Мы сможем поместится оба в моем костюме».

Оп-па, оказывается так было можно! Но он даже не возмутился, что она только сейчас об этом сказала.

Двигаясь порывисто чтобы согреться, Кудин пошел вперед, подстраховывая девушку одной рукой, и вскоре они выбрались в небольшой кулуар с осыпью. Обломки сверху завалили широкую трещину в скале, образовав козырек, и вряд ли можно было найти что-то лучше для ночлега.

Здесь порывы ветра не доставали, и Кудин даже разогрелся, растаскивая крупные камни и утаптывая настил из щебня. Почти сразу вернулась жажда, но от снега, который Кудин то и дело сосал, становилось только горько во рту.

Его штаны внизу покрылись ледяной чешуей и, как носки, стали изнутри сухими.

Инопланетянка помогала ему устраивать площадку неожиданно эффективно так, что иногда Кудину казалось, что у него есть еще одна пара рук. Такое телепатическое взаимодействие было непривычно, но очень ему понравилось.

Вскоре, засыпав площадку сверху мелким щебнем с моренной пылью, они закончили устройство ночлега. Кудин отряхнул руки, вытер их о штаны, остановился в нерешительности.

«Быстро снимай свою ледяную одежду и залезай ко мне в костюм!»

Она раскрылась, тихо повизгивая от холода, обе свои ноги просунула в левую штанину и убрала руку из правого рукава. Кудин неуклюжими рывками принялся срывать с себя одежду, потом залез ногой в пустую штанину к инопланетянке, просунул руку в рукав, она прижалась к нему, закрывая костюм. Ему показалось, что он попал в печку, а инопланетянка сдавленно запищала от холода.

Кудин отстранился насколько это было возможно от невыносимой сейчас для него жары и с болью начал оттаивать.

«Как я тебе сочувствую! Я и не предполагала, что будет так больно!»

— Это ничего. Со мной и не такое приключалось, — вяло солгал Кудин и тут же раскаялся, понимая, что скрыть ничего не может, но понадеялся, что его этот порыв будет понят и прощен. С легким беспокойством он начал расслабляться, отдаваясь окутывающей его горячей слабости от голода и жажды. Он понимал, что поутру они будут истощены, вот такое и в самом деле уже было не раз.

Чернеющие зубья гребня, упирающиеся в глубокое звездное небо, уже не казались грозными и беспощадными свидетелями его скорой смерти. Невероятно гигиантская луна с почти надвое раскалывающей ее трещиной светила из-за скал чуть ли не по-домашнему, а свежий ветерок, залетающий в кулуар, ласкал лицо, не закрытое капюшоном костюма. Тело прогрелось и с непривычки томно ломило, но боль быстро утихала, заменяясь комфортом. И он уже не отстранялся от ее тела. Вот только жажда отвлекала… Они пососали сколько могли затвердевшего снега.

— Если мы завтра не добудем еды, то скоро сдохнем. Что-то у меня нет особой надежды, что нас отсюда вытащат. Придется робинзонить, скорее всего.

«Нас точно ищут и фиды и геды. Качество развития твоей Земли — достаточно редкое явление».

— А вот мы с тобой… интересно, что еще за напасти нас здесь ожидают?

«Это зависит от того, что ты вообразил, когда перемещал нас сюда. Система должна была максимально возможно учесть твои пожелания в тот момент. Попробуй вспомнить свои ощущения, тогда я смогу представить, что нас здесь ожидает».

— Ну… я, во-первых, остро переживал наше приключение и…

«Воспроизведи это мысленно, как один тот образ, пусти меня туда».

Кудин без особого труда вспомнил тот момент и с болезненной зримостью пережил его заново.

«Да. Теперь понятно… Нас ждут здесь необыкновенные и разнообразные приключения… Вот именно так: чудесно-необыкновенные, романтические приключения тебя и меня… Это система, конечно, должна была обеспечить максимально. Вот только твой героический оптимизм и блестящие победы зависят только от тебя. Так что постарайся быть на высоте… когда мы проснемся завтра».

Кудина немало пробрало как со стороны его совести, так и от осознания ответственности за будущее. Конечно же, он воспринимал не эти слова и фразы, а смысл, возникающий в его голове, окрашенный сопутствующими впечатлениями и всеми мысленными нюансами, что давало точную и целостную картину, которую словами возможно передать только отчасти.

И еще было удивительное ощущение полного безропотного приятия инопланетянкой, созданной им судьбы и своей роли в ней, так что ее тело совсем рядом начало заметно кружить голову. Конечно же, эти мысли были тут же с должным пониманием восприняты. Кудин предпринял жалкую попытку отвлечься.

Они устроились на отсеянном ими от камней моренном песке почти как на пляже.

— Проснемся, если этой ночью не съедят драконы, выковырив отсюда, — сказал он, — правда они так грохочут, что мы точно успеем проснуться… если только я вообще смогу заснуть.

«Сейчас я тебе помогу» — она повернулась к нему, уткнулась носом ему в шею и от спокойных набегающих волн ее мыслей медленно разлился комфорт, который затемнил собой жажду и голод.

— Хорошо как… — Кудин почувствовал нежную благодарность к инопланетянке за такое исцеление, — Как же тебя зовут? Повтори еще раз.

«Меня голосом не зовут, но ты попробуй если хочешь. Только учти, что аналогии этого образа для тебя не доступны, они слишком специфичны, поэтому ты уловишь только их случайные отклики у себя».

Кудин быстро и сам это понял.

— Если бы я был индейцем, — неожиданно вырвалось у него, — то назвал бы тебя Серебряное Облачко, из-за твоих чудесных волос и невероятно мягкого характера.

Инопланетянка ответила благодарным ментальным порывом.

«Мне нравится, но я не облачко…».

— Тогда что-нибудь как в наших космических сериалах, все-таки ты же инопланетянка. Ну… тогда вот: Илон — это чем-то похоже на то, как ты мысленно назвалась.

На самом деле он в далеком детстве сотворил стишок про женщину с таким именем и был довольно долго неравнодушен к нему. Почему вдруг такое вспомнилось?.. Но и эти его мысли были восприняты тепло его неземной подругой.

«Хорошо, буду откликаться!».

— Илон, Илонка… скажи, неужели все то, что я пожелал при перемещении, воплотили в эту планету?

«Из множества планет вселенной подобрали наиболее подходящую».

— Вселенной?.. Сколько же планет вами изучено настолько хорошо?

«Все планеты во вселенной входят в банк данных единого разума».

— Ничего се… — Кудин задумался, пытаясь вообразить это, — не может быть…

«Это уже есть».

— Неужели я когда-нибудь смогу разобраться в вашей жизни?.. Ты поможешь?..

«Я для этого и существую — помогать тебе…».

— Как это? Обязанность такая?..

«Гораздо более глубокая обязанность, чем ты думаешь…».

Слова, которыми они обменивались, начинали терять строгий смысл. Ее носик так и оставался у него на шее, а нежность, которую Кудин испытал при исцелении, вызывала радостный отклик у инопланетянки, что эхом усилило чувства Кудина, отразилось и, в свою очередь — опять у инопланетянки. Такая сильнейшая эмапатия стремительно погружала Кудина во все большее вожделение и никакие разумные доводы уже не могли его сдерживать.

Кудин проснулся с закрытыми глазами, вспомнил все и прислушался к себе. Он удивился, что спал так крепко на редкость в неудобных условиях и что он не чувствует себя разбитым как это должно было бы быть в высокогорье после секса. Рядом он ощущал всем телом свою Илон. С типично мужским, наивным торжеством он подумал об этом и открыл глаза.

Уже давно ярко светило солнце. Но еще ярче, и это, видимо разбудило его, над зубцами гребня апокалиптически сияла одна из лун так, что от этого проникающего света ломило глаза. Яркость эта стала постепенно спадать и в то же время диск заметно расширился, все более напоминая вспышку взрыва. Эта мысль отрезвила Кудина, и он в изумлении наблюдал как оболочка газов, расширяясь, стала прозрачной и вновь открыла планету, порванную на три неровных куска, которые с тягучей медлительностью смыкались взаимным притяжением, продолжая разрушаться друг о друга.

Кудин повернул голову к Илон. Та смотрела на разваливающийся спутник неподвижно и не моргая. Он вместе с ней досмотрел космическую трагедию, потом прижал ее к себе, и она замерла, уткнувшись носом в его щеку. Новый день сурового горного мира сулил неожиданные проблемы. Ах да, будет много приключений, вспомнил Кудин свое же полуосознанное пожелание. Что же делать?..

Он вообразил, как они находят на морене около талой воды надежное укрытие, он дооборудует его каменными обломками чтобы ни одна тварь не могла пролезть и… где-то нужно добыть еду. Придется подбить дракона. И они будут жить с Илон пока их не обнаружат.

— Пора вставать, Илон, нам еще спускаться с ледника. Мы проспали почти весь здешний день, а еще нужно еду добыть.

Он осторожно поднял ее густые светлые пряди, все еще поражаясь их гибкой невесомости, и выбрался из костюма. От слабости его зашатало и слегка закружилась голова. Вот — реакция. Встав босыми ногами на тапочки, он натянул высохшую, но холодную как лед одежду и помог подняться Илон. Пока в горах светит солнце можно ходить хоть раздетым.

«Смотри…»

Метрах в пятидесяти, на заснеженном склоне около скал, лежала беспорядочно разбросанная груда костей среди малиновых пятен крови, обрывки перепончатых крыльев и оторванную драконью голову. Видимо — тот, у которого он вчера отстрелил одну из голов. Несмотря на голод есть такое не хотелось.

— Мясо, — не очень уверенно, показал Кудин.

«Не хочу есть дракона.»

Значит не так уж мы и голодны. Кудин нащупал бластер в кармане, увидел, что его заряд опять стоит на максимуме, улыбнулся Илон и, обняв ее за плечи, повел вниз.

Они обошли невообразимо красивые в пронизывающих лучах торосы ледопада сбоку вдоль скал, и напились из ледниковых ручьев. Это сразу восстановило силы и настроение.

Зрелище, которое открылось за большим моренным бугром, ошеломило его. За широкой гладью синего озера в отвесном скальном массиве виднелся гигантский вход тоннеля, обрамленный выбитыми в камне фигурами драконов.

Похоже, это была очень старинная работа: потемневшие и во многих местах сколотые фигуры давно бы исчезли под действием эрозии если бы не размеры, позволяющие отчетливо видеть их даже на таком расстоянии.

— Здесь есть какая-то цивилизация… Это понятно было еще по взорвавшейся луне…

«Если только этот взрыв не был последним достижением этой цивилизации…».

— Что-то мне подсказывает, что заварушка еще не кончилась. Какое красивое место!..

Они подошли к самому берегу. Прозрачная ледяная вода омывала торчащие иглы скал и моренный щебень между ними. Кудин присел и опять напился, черпая пригоршнями.

«Я чувствую здесь пространственно-временное мезр» — неразборчивый образ, ассоциировавшийся с вербальным «мезр», намекал на какое-то глобально-космическое явление, — «Это место нужно обследовать, но звезда скоро опять скроется за горами».

Кудин озабоченно посмотрел на подбирающееся к краю высокого гребня солнце.

— Нужно идти дальше. Здесь мы, наверное, нормальную еду не добудем.

«А смотри, там, около валуна на берегу…»

Около обломка скалы, острым зубом торчавшего из берега, что-то медленно шевелилось. Кудин пригнулся в охотничьем порыве и, активируя бластер на ходу, начал подкрадываться к добыче.

«Осторожно, Саша!» — уловил он сильнейшую тревогу, но это только несказанно обрадовало его и придало безрассудной отваги.

Желтоватое, мелко подрагивающее тело виднелось между валунов. Кудин подобрал камень и бросил его чтобы вынудить животное вылезти на открытое место. Довольно точно описав дугу, камень пропал без звука. Кудин замер размышляя.

«Саша!!!»

Он успел увидеть толстую радужную струю, ударившую в него с необычайной силой. С этого момента он ничего не понимал. Бластера в руке уже не было. Что-то огромное наползло сверху, вздыбилось и залило его нестерпимо вонючей жидкостью. В голове начало тускнеть.

«Слушай меня! Не засыпай!» — эти приказы только и поддерживали сознание, не давали забыть все и расслабиться.

Через бесконечно долгое время что-то начало трещать, рваться, раскачивать его, причиняя болезненное беспокойство. Толстый матовый пласт отошел, открыв внешний мир и Кудин захлебнулся густым свежим воздухом. Это отрезвило его довольно быстро. Жадно дыша, он попытался встать.

«Подожди, я еще не оборвала эту дрянь с тебя, которой ты опутан».

Кудин с омерзением принялся помогать Илон. Отвердевшие радужные струи упруго пружинили и отставали со звуком рвущейся материи.

— Что это было?

«Похоже на длинного и толстого червяка. Он законсервировал тебя и уполз в тоннель в скале».

На уровне своего живота Кудин обнаружил кладку огромных яиц и, когда окончательно освободился, хотел было размозжить их камнем.

«А разве это теперь не наша добыча?».

Кудин замер в нерешительности с обломком в руке.

— Ты будешь их есть?

«Вряд ли мы найдем что-то лучше».

— Гадость какая-то. Вдруг они ядовитые?

Илон наклонилась и понюхала яйца.

«Нет».

Кудин подобрал выроненный бластер и протянул его Илон:

— Если опять вылезет, прибей эту тварь! А я смою с себя эту вонь… А потом мы попробуем запечь яйца.

«Искупаться в озере?! Это же очень холодно!»

— Ну а где же еще? Я не могу ходить с этой мерзостью… — он решительно подошел к воде, напрягая мышцы чтобы противодействовать холоду, ступил в воду и остервенело принялся оттирать ноги, но через несколько секунд вылез, морщась от боли.

— Голени быстро стягивает холодом! Нужно радикальней адаптироваться…

С этими словами Кудин, не снимая одежду, плашмя упал в воду и, заорав, нырнул. Илон вскрикнула, восприняв сильнейший поток ощущений.

Слизь легко поддавалась судорожным усилиям, и Кудин выскочил на камни, ощущая, как кожа начинает гореть иголочками. Отжав одежду, он в лихорадочно натянул на себя штаны, а яйца сложил в футболку.

— Побежали, Илон! У скалы что-то растет, может найдем хворост!

Они спустились к узкому выходу из ущелья и здесь среди стелящегося кустарника стали попадаться сухие сучья. Солнце уже зашло за высокий гребень и сразу стало холодно. Под нависающей скалой нашлось отличное место с относительно ровной площадкой, и Кудину показалось, что началась полоса везения. С этого места было удобно наблюдать и верхушку тоннеля, и выход из ущелья.

Кудин собрал кучей хворост и на минимуме поджег его. Едкий дым разнес неземные запахи по площадке и сменился прожорливым пламенем. Корявые ветки быстро сгорали и от яркого света, казалось, вокруг сгустились багровые сумерки.

— Смотри, они, кажется, светятся! — Кудин склонился над яйцами, лежащими поодаль в полумраке, — Может быть они радиоактивные?

«Нет. Это обычная люминесценция».

Она взяла в руки яйцо и, проткнув скорлупу ногтем, к ужасу Кудина выпила содержимое.

— Как ты можешь! Давай я хоть испеку их!

«Очень неплохо. Советую сделать то же самое».

— Ну уж нет! — Кудин нагреб палкой кучку золы над несколькими яйцами и уселся рядом на камень, тупо уставившись на языки пламени в костре.

Илон успела выпить еще два яйца, когда раздался знакомый жуткий гул.

— Опять драконы! — Кудин вскочил чтобы разметать костер.

«Наоборот, больше огня! Они нас и так заметят, а огонь, может отпугнет их!»

Кудин свалил в кучу весь запас дров, и пламя осталось далеко в глубине, только дым повалил сильнее.

Над возвышением морены стало заметным движение нескончаемой стаи гигантских теней. Они вылетали из одного места — из тоннеля и, разлетаясь широким веером, устремлялись в высокогорье.

— Где же они там помещаются?! Даже если это — местные «летучие мыши», то какой же должна быть пещера, чтобы их вместить?!

«Там не пещера, а мезр! И мне завтра обязательно нужно будет его обследовать».

Пламя выбралось на поверхность дров, начало вылизывать ветви и разгорелось с такой силой, что от жары пришлось отойти подальше. Одной рукой Кудин держал бластер, а другой поспешно собирал новые ветки, посматривая на небо.

Первый дракон появился настолько неожиданно, что Кудин успел заметить только две рубиново светящиеся трассы глаз, стремительно приблизившихся из темноты около скальной стены. С оглушающе-пронзительным ревом распахнулись во все небо крылья и совершенно автоматически рука сама нашла цель. Пучок энергии ослепительным зигзагом перечеркнул налетающий кошмар, и искореженная туша сбила с ног Кудина. Горячие капли попали ему в лицо. Он вскочил, не обращая внимания на боль, и лихорадочно нащупал выроненный бластер.

«Еще два сзади вдоль скалы!»

Он вжался меж валунов и луч бластера судорожно прочертил широкую дугу, отражаясь от скал шквальными снопами пламени. Оглушающие пронзительные вопли, от которых все стыло внутри, смешались с гулкими ударами обрушившихся камней. Потом все стихло, только пламя плясало до неба.

Больше драконы здесь не появлялись. Видимо твари были достаточно разумны или их уже хорошо выдрессировали. Пламя догорающего костра позволило видеть, что стая далеко облетала площадку с костром.

Кудин некоторое время напряженно всматривался в небо, пока стая совсем не поредела, и последние драконы не скрылись вдали над ледопадом. Затем он отер лицо рукавом и бросил в костер заготовленные ветки.

Острый приступ голода заставил вспомнить про яйца. Кудин веткой выкатил их из золы и, не дожидаясь, когда они остынут, схватил одно, перебрасывая из ладони в ладонь. Из лопнувшей скорлупы аппетитно пахло. Он с удовольствием съел одно и в полном восторге, обжигаясь, прикончил второе пока не вознамерился поделиться деликатесом с Илон. Он поднялся, разыскивая ее взглядом.

— Илон!! — тревожный крик отразился далеким эхом.

«Я здесь».

За границей света, около скальной стены слабо шевелилась туша дракона. Илон что-то делала рядом.

— Осторожно, Илон! — Кудин подобрал лежащий у ног бластер и приблизился к ней.

Она стояла неподвижно перед безжизненно лежащими головами со светящимися глубоким рубиновым светом глазами. Иногда жуткие когти на крыльях глубоко впивались в землю, судорожно напрягались и снова ослабевали.

Кудина поразила ужасающе хищная форма бронированных морд. Задняя часть туловища была изуродована бластером.

— Он не цапнет тебя внезапно?

Дракон вздрогнул всем телом от голоса и судорожно сжал когти.

«Нет, я сейчас, Саша еще немного. Ты подожди меня у костра, а то замерзнешь».

Она уже не замечала Кудина, сосредоточенно застыв с широко открытыми невидящими глазами. Так продолжалось довольно долго и казалось, что она впитывает жизненную силу дракона. И в самом деле кончилось тем, что когда-то могучее тело в последнем порыве жизни заскребло когтями, бессильно задрожало и застыло.

Илон повернула к Кудину невинное лицо и в далеких отсветах пламени оно показалось ему таинственным и сакраментально прекрасным. Это была очень даже необыкновенная женщина и близко не похожая на земных. Мало того, обычные земные женщины теперь казались Кудину блеклыми мартышками в сравнении с непостижимыми способностями Илон. Он был головокружительно впечатлен.

— Что ты делала?

«Изучала его. Ты хочешь предложить еду?»

— Как раз собирался это сделать, — Кудин пришел в легкую панику, пытаясь замаскировать свои чувства и мысли, но как нарочно они предательски выплывали в сознании.

«Как смешно ты пытаешься спрятаться! Не бойся меня, Саша!»

— Хорошо… и раз уже ты так все у меня в мыслях ощущаешь, то вот…!

Кудин с непередаваемым облегчением дал полную волю своим чувствам и воображению. В первый раз он уловил что-то вроде смущенной улыбки на обычно бесстрастном лице Илон.

«Ты так мне льстишь!..» — она близко подошла к нему, и опять телепатическая обратная связь лавинообразно сблизила и раздула их взаимную эмпатию, напоминая прошлую ночь и суля следующую. Лишь насущная реальность заставила вернуться в этот мир.

«Тебе холодно! Нужно еще есть!»

— Раз мы остаемся здесь пережидать ночь, попробую убрать подальше эти туши, — Кудин повел Илон к костру, — А ты пока съешь яйца.

Кудин, упираясь до предела, растаскивал драконьи тела, вцепившись в ледяные и твердые как сталь задние лапы. Ему казалось до смешного нереальным то, что он делал. Останавливаясь чтобы передохнуть, он смотрел на чужие звезды, тускло блестящую разрушенную луну, а перед глазами вставали, подробные как галлюцинации, разинутые драконьи пасти с яростно горящими глазами.

«Кажется, уходя не закрыл калитку…» — вдруг вспомнил он, — «опять со двора бомжы все потырят…", но тут же отбросил эти мысли чтобы оттащить последний фрагмент раздробленного крыла.

Тщательно отмыв руки у ручья и напившись, он подсел к почти прогоревшему костру. Илон протянула ему очищенное яйцо, и Кудин съел его, подрагивая под порывами ледяного ветра.

Потом она пустила его к себе в костюм, и они улеглись в моренном песке, обнявшись.

Опыт жизни Кудина почти ни с чем не пересекался из того, казалось, нескончаемого разнообразия неожиданных оттенков общения, которые давала любовь с Илон. Он стремительно изменялся сам. Это пугало его непредсказуемостью и тем, что он не успевал оценить и даже просто осмыслить эти изменения.

— Илон, что тебе от меня нужно? — спросил Кудин после того как вполне исчерпал возможности выражения своей нежности и постепенно им овладела задумчивость, порождаемая волной впечатлений.

«Мне нужен ты».

— Для чего?.. Я понимаю, что тебе приходится умело играть со мной в любовь…

«Моя специализация в системе единого разума конформна (сложнейший многоуровневый образ) твоим целеобразующим установкам в доступной тебе проекции Земного общества. Поэтому у тебя и был определен статус представителя Земли».

— Может быть на десятый раз я и пойму, что ты хотела сказать…

«Через нас с тобой образуется связь между Землей и единым разумом. Но это не профессия и не обязанность, а естественная связь моей и твоей систем ценностей, что и формирует наше взаимопонимание. Это та наша судьба, к которой мы готовились всю жизнь».

— Нам обязательно нужно будет об этом поговорить, когда выберемся отсюда…

«Сейчас мне очень трудно и необычно без связи с единым разумом. Я превратилась в бессильного звереныша, но очень важно, что мы вместе и, несмотря на все, во многих случаях оказываемся глубоко совместимы».

Илон повернулась к нему и минуту ласково подержала свои горячие ладони на его щеках. Кудин довольно долго лежал с открытыми глазами. Одна луна зашла, обломки другой заволакивали облака.

Он начал было забываться, и сумбурный сон почти овладел им, но что-то мешало. И это что-то нарастало. Кудин с усилием пришел в себя и понял, что в костюме становится очень жарко. Илон тяжело дышала и изредка тихо постанывала.

— Ты что, заболела? Эй! Илон! — он тряхнул ее пылающее плечо и поразился неожиданной жесткости ее кожи.

«Нет, Саша… Так должно быть… я сейчас выйду».

— Куда ты выйдешь?!

«Я выйду из костюма. Ты ничего не бойся. Ты же понимаешь, что я все делаю так как нужно. Завтра все увидишь и поймешь, а сейчас мне трудно тебе объяснять — нужно сосредоточиться…»

Илон торопливо вылезла из костюма и отошла в сторону, пропав в темноте.

— Илон! Я тебе сейчас помогу!

«Нет, Саша! Не выходи и постарайся заснуть — завтра может быть очень трудный день».

Это было передано так решительно и уверенно, что Кудин остался лежать в костюме, и вскоре усталость взяла верх, а совесть сдалась, позволив забыться.

Сквозь сомкнутые веки назойливо слепило солнце, припекая лицо. Он проснулся резко, все вспомнив и, разом выскочив из инопланетного костюма, принялся лихорадочно одеваться, одновременно озираясь по сторонам в поисках Илон. Ее нигде не было. Кудин оглянулся и похолодел: привалившись к скале, совсем рядом полузакрыв глаза пленкой сыто дремал небольшой дракон, уложив обе головы на протянутые когтистые лапы. Вокруг валялись обломки свежеобглоданных костей.

Эти кости ужаснули Кудина подозрениями, и он оцепенел. Потом всколыхнувшаяся ярость вернула его в реальность. Он вытащил из кармана бластер и перевел ограничитель мощности на максимум.

«Это я, Саша, не стреляй!»

Кудин в изумлении раскрыл глаза и застыл на месте.

«Я перестроилась в дракона. Так нужно», — дракон шире открыл глаза и одна из голов, приподнявшись, посмотрела на Кудина.

«Не бойся, это — я Илон», — вторая голова тоже поднялась, и дракон уселся, распахнув веером кожистые крылья.

— Подними лапу!

Дракон поднял лапу. Кудин в отчаянии подошел ближе.

— Зачем ты это сделала?!

«Мне нужно обследовать мезр в тоннеле. В другой мир я могу сейчас явиться только, став его сильным обитателем».

— Тоннель ведет в другой мир?

«Мезр соединяет два мира, расположенных в разных местах вселенной. Драконы перелетают из того мира в этот и не возвращаются. Это большая редкость — устойчивый мезр. И он зачем-то интенсивно используется. Возможно для преброски драконьих стад фермерами на продажу в другой мир.

— Почему же ты меня не предупредила, что превращаешься в дракона?

«Ты бы не смог заснуть».

— А эти кости?..

«Убитого дракона… Мне нужно было расти. Пришлось усвоить много мяса за короткий срок».

— Господи, Илон!.. — Кудин судорожно сжал руки.

«Не переживай так, Саша. У нас с тобой все в порядке. Я обследую мезр, и мы выберемся отсюда. Подозреваю, что это из-за близкого мезра нас до сих пор не обнаружили. Так что другого выхода просто нет».

Кудин стоял перед драконом в растерянности, не зная, что делать.

— Как ты на меня двумя головами смотришь? Тебя сейчас два?

«Нервная система драконов эффективнее человеческой. Главный мозг расположен в грудном утолщении позвоночника, а в головах осуществляется первичное стереовосприятие, а еще есть общий глаз между шеями. Поджарь себе мясо в костре и пойдем».

Кудин был достаточно потрясен и, сознавая неизбежность, только стиснул челюсти. Он подошел к недоеденной Илон туше, лежащей поодаль, отрубил лучом бластера кусок мяса и разжег костер.

— А тебе обязательно нужно забираться в тот мир чтобы исследовать этот мезр?

«Я должна собрать достаточно признаков того мира, чтобы его можно было потом идентифицировать».

Мясо шипело над огнем на конце ветки, разнося одуряющий аромат.

— Ты предполагаешь, что про этот мезр у вас еще ничего не известно?

«Скорее всего. Внепространственная разведка его невозможна: он как бы ускользает при таком наблюдении между соединенными им мирами».

За гребнем сверкнуло что-то грандиозное, облака в той стороне исчезли, но в далекой полосе неба появилась и медленно расползалась серая мгла. Под ногами зло тряхнуло землю. Вскоре с гребня одним невидимым порывом сдуло снежные карнизы и с запоздалым грохотом далекого взрыва выбросило белое облако с кусками снежных пластов в сторону озера.

Кудин вскочил, напряженно прикидывая долетят ли куски.

— Ничего себе… — выдохнул он, немного успокоившись и наблюдая как медленно падают в районе озера, оставляя белые трассы в воздухе, снежные глыбы, — Там война какая-то всерьез идет… атомную бомбу взорвали, наверное.

«Радиоактивность не изменилась. Это не атомная бомба, а что-то посильнее».

— Интересно было бы посмотреть, что происходит на этой планете.

«Во вселенной происходит очень много интересного. И я тебе буду все это показывать!».

Из-за гребня один за другим вылетели серебристые диски и, мелькнув высоко над мореной, скрылись за противоположным гребнем.

Кудин проводил их взглядом, ощутил, что его уже это не цепляет так сильно и осторожно попробовал кусок мяса зубами.

— Соли нет, жалко, но вполне… Ты как-то странно на меня смотришь, Илон со звериной жадностью. Или это нормальный взгляд дракона?

«Приходится преодолевать позывы драконьей физиологии. Когда я была в виде земной женщины я и мыслила почти как женщина и у меня были ее вполне искренние желания».

— Кто же ты на самом деле? — Кудин перестал жевать в сильнейшем замешательстве.

«По-твоему я — один из неисчислимого множества терминалов единого разума. Моя самостоятельная личность в отрыве от общего сознания единого разума ничтожна и, конечно, конкретизируется в зависимости от того какую физиологическую форму я принимаю. Но вместе с тобой я обретаю огромную значимость».

— Значит сейчас ты и в самом деле — дракон?»

«По большей части. Система ценностей, память прошлого и автоматизмы остались прежними. Они и составляют мою сущность. Но я все переосмысливаю и контролирую… если бы ты знал, как мне хочется сейчас тебя разодрать на куски!» — дракон сделал нетерпеливое движение и коготь пропорол землю.

— Эй!.. может быть мне уйти подальше?

«Не бойся, Саша. Я легко контролирую свои порывы.»

Кудин отложил недоеденный шашлык и отер губы кулаком.

— Давай, Илон, сходим быстрее в твой мезр, и ты сбросишь с себя эту шкуру… Знаешь, если бы я не привык к тебе так, то и не знаю, что бы я сейчас думал.

«Тебе туда ходить не следует. Мы действительно общались достаточно, твоя модель детально и прочно сидит у меня в памяти, и ты всегда со мной, но мы очень много потеряем если ты раньше времени уйдешь в мир остаточного разума».

— Типа сдохну, что ли?

Кудин некоторое время обдумывал новое для него понятие, казалось бы, дающее вексель на некое потустороннее существование, но оставив разбирательство на будущее, поднялся на ноги.

«Одень мой костюм», — дракон отошел от скалы, развернул крылья и потянулся, ошеломив Кудина гигантским размахом и ужасным видом разверзнутых пастей. Коротко разбежавшись, он с великолепной грацией взмыл в небо.

Кудин проводил его взглядом и подошел к костюму, блестевшему небольшой серебристой лужей в траве. Не верилось, что в нем помещались двое.

Забравшись в костюм, Кудин почувствовал себя более уверенно и, чтобы преодолеть нарастающее одиночество, решил, все же, прогуляться к мерзу.

Костюм в деле был великолепен, только досадно скользил на льду, и Кудин надел поверх опостылевшие тапочки. Напившись ледяной воды у ручья, он направился к моренному затору.

Не доходя до ближайших валунов, он заметил знакомое движение червяков-яйценосов и мерзкие воспоминания заполнили его. Он перевел регулятор мощности бластера на максимум и высвободил энергию. Впереди протяжно ахнуло, в лицо толкнуло жаром и сквозь сомкнувшиеся веки ворвался яркий свет. Через мгновенье его обдало упругой горячей волной воздуха, и он открыл глаза.

Из поднявшегося густого облака водяного пара длинными дымовыми трассами уходили вдаль крупные обломки, падая где-то за озером, которое больше, чем на половину выплеснулось на противоположную сторону и теперь высокой волной возвращалось в свое ложе. Ветер медленно сносил паровую завесу в сторону, обнажая оплавленные просевшие камни. И на них откуда-то выползали азартно взбодрившиеся черви.

Кудин принялся палить максимумом, переводя ствол слева направо и ощутил нестерпимый жар от плавящейся породы. Лицо горело от жара и только костюм спасал его. Он опыстил ствол и выждал, когда станет видно впереди. От озера не осталось ничего. Густое марево горячего воздуха поднималось от малиново светящегося расплава. Восстановившуюся тишину больше ничего не нарушало.

Кудин благоразумно, по всем правилам игры за жизнь, сделал большой крюк в сторону, взбираясь на затор. Вход в тоннель казался заманчиво близок.

Он уже не раз должен был бы выдать себя мощнейшими разрядами бластера, но, похоже, никому здесь не было до этого дела. В последнее время он только и совершал, что опрометчивые, безрассудные поступки, все казалось ненастоящим, игровым квестом. Вот и теперь заглянуть в открывшийся перед ним вход уже ничего не стоило.

С бластером на малой мощности, чтобы не завалить самого себя обломками, он медленно зашел в проем. С легким протяжным звоном что-то тонкое и невидимое порвалось пред ним, и Кудин оцепенел в страхе, ожидая немедленного возмездия, но ничего не произошло, только уши слегка сдавило как в самолете, и он решился двинуться дальше.

Темнота не успела поглотить его как впереди показался новый свет. Кудин в волнении пошел быстрее, понимая, что это выход в другой мир.

Вздохи, порывы, далекие резкие звуки эхом доносились с наружи. Тяжелый запах гнили заставлял задерживать дыхание и у Кудина в голове возник вопрос: а как же уравнивались атмосферные давления планет если все проходило через тоннель беспрепятственно.

Он вышел из огромной арки в другой мир и все его рассуждения оказались сметены жестокой картиной. Прямо перед ним суетливая и свирепая тварь, густо обросшая кинжальными наростами, толчками вгрызалась в поверженную тушу бочкообразного монстра. Черная кровь буквально стелилась по смятой траве.

Да что за миры все какие-то зверские, где жизнь ничего не стоит! Или он не понимает что-то важное? Он остро ощутил свое здесь одиночество и никчемность.

Кудин начал пробираться вдоль скалистой стены в обход, раздвигая влажные длинные стебли.

В зеленом полумраке под низко нависающими желто-бурыми вечными испарениями видимость быстро терялась и вдалеке все сливалось в неразличимые разводы. То и дело вокруг возникали локальные смерчи и, ввинчиваясь в небо, исчезли.

Тварь пожирала добычу с оглушительным хрюканьем, постоянно вырывая окровавленную лоснящуюся морду чтобы остервенело оглянуться. Она заметила Кудина и впилась в него мертвящим взглядом. Он тоже стал ее добычей. Она молниеносно подалась вбок и слилась с высокой травой, сменив расцветку шкуры. На чуть дрожащих кинжальных выростах выступили крупные вязкие натеки.

Кудин в панике вскинул бластер, и луч с протяжным треском распорол мглу. Тварь только начинала выполнять смертельный бросок и ее изуродованное тело вскинулось вверх и распласталось, смяв разлапистый куст. Кудин наблюдал, не опуская бластера, как тело медленно меняет окраску, проходя всю цветовую гамму и наросты складываются, превращаясь в длинную чешую.

Но больше всего Кудина озадачило то, что при выстреле луч бластера кончился раньше, чем был отпущен спуск. Подняв руку, он выстрелил в небо. Луч тускло вспыхнул и медленно погас как свет фонарика с разряженными батарейками. Заряд кончился, зеленый индикатор мерцал точкой внизу, но чем-то он понемногу подпитывался. Если выждать, то его, быть может и хватит еще на нехилый выстрел. Привнесенная память, стимулированная при первой встрече с инопланетянами, ничего толкового не подсказывала. Временно он остался беззащитным. Нужно было осторожно уходить пока не поздно и на той стороне затаиться, ожидая Илон.

Размытая стена кустарника невдалеке раздвинулась и там показалось что-то пока еще не различимое в деталях. Кудин хотел было забежать под арку, но оттуда один за другим с резким свистом вылетели несколько дискообразных летательных аппаратов и веером взмыли под облака. Из одного из них со стрекотом вылетела огненная трасса, и столбы ярких вспышек встали там, где уже становилось явственным гигантское паукообразное создание. Диски, зависнув, опустились и ближайший отрезал путь Кудину под арку.

Из дисков высыпали люди в черных костюмах и рассредоточились цепью вокруг. Кудин уже привык, что за ним постоянно кто-то охотится. Заряду в бластере могло накопиться только на один полноценный выстрел и не было никакого смысла сопротивляться. Кроме того, рост окружающих его людей показался ему до смешного маленьким. Поэтому Кудин просто стоял и наблюдал, все еще сжимая бластер в опущенной руке.

Где-то вдалеке из туманной мглы послышался знакомый нарастающий гул драконьей стаи. Черные фигуры засуетились, и не успел Кудин злорадно ухмыльнуться как его опоясало яростной болью, и мир в глазах потемнел. Он безвольно стек на траву, не в силах даже стонать и краем сознания заметил, как к нему подлетел один из дисков. Множество рук деловито перекатывали его по земле к трапу как бревно, не в силах удерживать на весу.

Когда задраился люк, боль прошла, сменившись горячим ознобом и необыкновенной легкостью.

Неожиданно ускорение прижало Кудина к полу и в ставших вдруг прозрачными стенах диска он увидел выросшую арку, сгустившаяся темень тоннеля поглотила их на мгновение, и дно моренного озера тускло заблестело внизу застывающей лавой.

Диск резко ушел вверх сквозь толстый слой низких облаков, и Кудин больше уже ничего не мог видеть кроме верхушек горных гребней.

Рядом с ним никого не было. Он сидел на полу как трофейное животное и на него совершенно не обращали внимание те, кто сидел в маленьких креслах вдоль периметра диска. На таком кресле он, конечно, не уместился бы.

Раздался негромкий звук и на стене диска начали мигать оранжевые круги. В том месте Кудин различил быстро увеличивающиеся пятна. Но ему уже все стало пофиг. Не было даже отчаяния, что он все потерял, пусть все катится как получится.

Резкий вираж жестко бросил его вбок, и снисходительно подумалось, что этой посудине технически далеко до тарелки, в которой он летал. Похоже, он в плену у фидов, которых Кот называл тупоголовыми лохами. А может быть это какая-то местная цивилизация.

Что-то вспыхнуло призрачно-зеленым снаружи, человечки в креслах зачирикали, и Кудин с изумлением понял, что идет воздушный бой. Пятна, которые очерчивались оранжевым, оказались вражескими дисками, совершающими невероятные стремительные маневры.

Эскорт диска, в котором был Кудин, разлетелся веером и включился в адскую карусель. Там сверкали зеленые вспышки, вспучивались белые облака и пронзали пространство нити лучевых ударов. В голову пришло, что так воевать могут только камикадзе или в голливудских Звездных войнах. Вся эта картина взаимного истребления быстро удалялась и осталась над клубящимися верхушками облачного покрова.

Кудин чувствовал себя физически вполне хорошо и удивился своей безучастности. Это его даже как-то оскорбляло. В самом деле, он сидит, упуская, может быть, единственный шанс, вместо того чтобы внезапно устроить хороший переполох в этом детском саду. Что могут поделать десяток коротышек, недотягивающих и полутора метров? Но, видимо, они все делали наверняка. По крайней мере так было до сих пор. Хотя, может быть, его нерешительность тоже ими психологически учитывается, и они просто блефуют?

Который раз уже на него оглядывался один из них. А теперь в режиме свободного полета без виражей и других неприятностей, он вылез из кресла и прямиком подошел к Кудину. В протянутой руке он держал бластер Кудина.

Сначала Кудин похолодел, наскоро прощаясь с жизнью, потому, что непосредственность и простота действий этих существ сулили что угодно. Но потом он с изумлением понял, что ему возвращают его оружие. К тому же инопланетянин изображал на лице что-то вроде приветливого оскала.

Кудин приняв бластер, взглянул на индикатор и приятно удивился полному заряду. Нет, он, конечно, не станет тут же палить из него. Кудин демонстративно сунул его в специальный отсек серебристого костюма. После этого он даже попытался встать, но стукнулся головой о невидимый потолок диска. Тогда он присел, свернув ноги по-азиатски, а инопланетянин, потешаясь над его неуклюжестью, уселся рядом, совсем как шкодящий гопник, и театрально сорвал черный капюшон со своей головы. Опять женщина.

Кудину явно везло на внимание инопланетянок. Но простота и прямолинейность общения этой не знала границ. Хотя надо было признать, что данное существо, несмотря на очень своеобразные черты лица, не казалось уродом, а скорее привлекало логичностью и определенным совершенством формы, но зачем лезть сразу целоваться и еще как-то своеобразно демонстрировать абсолютное доверие в коммуникабельности?

Кудин не понимал почему она так тщательно его обнюхивает, но терпел все, не зная, будет ли лучше если он не станет поддерживать это. Теплилась счастливая надежда, что, может быть, это Илон так маскируется…

Пока Кудин вживался в ситуацию диск вышел в космос. Размышления были прерваны видом приближающейся луны. Поворачивающийся край открыл глубокий извилистый раскол, и Кудин сразу узнал его. Скорость полета была удивительная: луна быстро вырастала, дополняясь подробностями. Края разлома разошлись, охватывая половину мира, но полет в самый центр луны продолжался.

Инопланетянка отстранилась от его лица и теперь просто беспечно сидела рядом, обив своей тонкой длинной ручонкой его шею. И ощущение, что это — Илон стало сильнее.

Сначала показалось, что внизу разлилось море раскаленной магмы. Но сплошной поток света по мере приближения распадался на отдельные разноцветные источники. Диск, головокружительно маневрируя, проносился между исполинскими сложнейшими сооружениями, рассмотреть которые было немыслимо. Это зрелище захватывало и подавляло одновременно, пока чуть ли не суеверный трепет не охватил Кудина.

Все кончилось внезапно. Они влетели в огромное ярко освещенное помещение, где кроме зеркально блестевшего пола и нескольких дисков на нем ничего не было.

Инопланетяне принялись беспечно выбираться из кресел — как с пикника вернулись. Подружка Кудина тоже вскочила и принялась радостно как ребенок вертеться около него, явно счастливо заигрывая. Кудин, растерявшись, осторожно поднялся и, все же, ощутимо треснулся головой в потолок. Диск там в этом месте на секунду помутнел, а Кудин зашипел от боли и неожиданно для себя смачно выругался. Он позволял себе такое в одиночестве.

Именно это и произвело сильнейшее действие. Инопланетянка взвизгнула и отскочила от него, другие же шарахнулись к стенам и напряженно застыли, излучая раскрытыми глазищами гадливый ужас.

Что еще за ханжеская фигня, однако, Кудин покраснел, вспоминая свое ругательство, а инопланетяне сверкнули на него тусклыми огоньками ручных бластеров и Кудина опять подкосила боль. Но он, видимо, уже привык к этому воздействию и сразу покорился, поэтому боль не сильно его ломала, а только сомкнула в обездвиженный кокон.

Открылся люк и в диск вбежали двое в красных костюмах. Они быстро разложили и собрали предмет, похожий на палку с полусферой посередине. Кудина привязали мягкими прозрачными ремнями за руки и ноги к палке, она воспарила сама по себе, натягивая ремни и повлекла его к выходу низко над полом как когда-то переносили крупную добычу дикие охотники.

Слетев вниз, палка поплыла в зале в сопровождении инопланетян. Его подружка слегка оттаяла и суетливо бежала совсем рядом. Унизительное шествие под оживленное чириканье, казалось, продолжалось бесконечно пока зал не сменился довольно тесной комнаткой, состоящей из сложнейших конструкций, рассмотреть которые Кудину так и не удалось.

Здесь почему-то аппетитно пахло свежежаренными бифштексами, и Кудин ошалел от мысли, что, может быть, его сейчас накормят. Но его втащили на креслообразный держатель и сверху одели по самые брови огромное сооружение, рассчитанное с большим запасом на любой размер и форму головы, ушей и рогов. Ремни надежно опутали тело, зато парализующая боль исчезла.

В голове появились посторонние, непослушные мысли. Ничего определенного он не мог уловить и ускользающий смысл быстро утомлял. Наконец что-то наладилось и с четкостью почти такой же как это было у Илон Кудин воспринял вопрос.

«Откуда у тебя костюм терминала единого разума?»

— Ну, это долго объяснять…

«Попробуй представить все без слов, образами, одним воспоминанием.»

Кудин не мог остановить ворвавшееся воспоминание и ощутил себя предателем. Все впечатления ярко и зримо врезались в его память и теперь всплыли сами почти без предупреждения. Чирикание в комнате надолго прекратилось.