Бесплатный фрагмент - Весна, окно и капитан

1

Я помню, как впервые увидела Капитана.

Случилось это в первый день лета. Грузовик с нашими пожитками подкатил к подъезду пятиэтажки, в которой мои родители купили квартиру для своего ненаглядного чада, то бишь для меня. Мы с моим благоверным на его шикарном возлюбленном авто припарковались неподалеку от грузовика. Какое-то время я уныло наблюдала сквозь выдраенное до блеска лобовое стекло, как рабочие таскают в наше новое жилище коробки с еще ни разу не пользованной мебелью — прямиком с прилавка гипермаркета. Новая квартира, новая мебель, новая жизнь… По крайней мере так решили мои родители. «Да только проблемы прежние», — горько усмехнулась я про себя.

— Чего сидишь? — вывел меня из ступора колючий голос мужа. — Давай иди принимай апартаменты.

Прихватив единственную дорогую мне в жизни вещь — затасканный еще с детских лет этюдник, я послушно выбралась из машины. Посмотрела по сторонам и мгновенно возненавидела все вокруг. И этот дом, которому предстояло стать нашим домом, и людей, которым надлежало стать нашими соседями: галдящих детей в песочнице; ухмыляющихся, пошло глазеющих на меня из беседки пацанов и их нахальных подружек; старушек, треплющихся на лавочке у подъезда и бросающих на нас шпионские взгляды. Господи, что я тут делаю? И все же я заставила себя поднять голову и взглянуть вверх на окна третьего этажа, где нас ждала наша новая квартира. В этот момент я и увидела его.

Признаться, первое впечатление оказалось странным. Молодой человек, на вид лет двадцати, стоял в амбразуре окна второго этажа, как раз под нашими окнами. Сразу же бросилась в глаза его странная одежка: матросская фуражка, вязаный серый свитер да намотанный на шею толстый красно-зеленый шарф (как будто на дворе не лето). Руки сего нелепого персонажа сжимали и слегка покачивали приделанный к подоконнику корабельный штурвал. Он не видел меня. Его широко раскрытые, по-детски наивные глаза были устремлены куда-то вдаль. Я даже невольно обернулась, чтобы проверить, действительно ли у меня за спиной возвышаются похожие одна на другую многоэтажки, или там простирается бескрайнее море?.. Но больше всего меня поразил его взгляд — взгляд мечтателя. «Так мечтать могут только дети, — подумала я. — Или сумасшедшие…» На его взрослом лице сияли такие чистота и неиспорченность, что вспомнились ангелы с фресок эпохи Возрождения. Мне даже захотелось остановить мгновение, распахнуть этюдник, взять краски и запечатлеть этот восторженный образ.

— Эй, Капитан! — вдруг прокатился по двору мальчишеский крик. — Лови!

Что-то просвистело в воздухе, раздался удар о стекло, и перед мечтательным лицом расползлась кроваво-красная клякса. Парень в окне вздрогнул, словно пробудившись от сладкого сна. Он растерянно уставился на пятно. Это оказался перезревший помидор. Восторг на его лице сменился обидой. Он уже собирался скрыться в полумраке своей комнаты, как вдруг случайно посмотрел вниз. Наши взгляды встретились. Я прочла в его глазах столько печали и тоски, что мне захотелось развернуться и проучить так жестоко обошедшихся с ним мальчишек. И я бы, клянусь, это сделала! Да только в следующий миг дверь подъезда с грохотом распахнулась, и на пороге возникла воинственного вида женщина в бардовом халате и с полотенцем в руках.

— Я вам покажу, маленькие негодяи! — вскричала она, взмахнув своим махровым оружием. — Поймаю — уши оборву!

И, несмотря на тучное телосложение, женщина резво рванула через двор. Впрочем, помидоровые стрелки в силу возраста и страха оказались намного проворнее и мгновенно растворились в лабиринте домов. Победоносно закинув полотенце на плечо и поправив слегка растрепавшиеся собранные в клубок на затылке темные волосы, женщина триумфально направилась обратно к подъезду.

— Ну что за дети! — пожаловалась женщина, когда, поравнявшись со мной, перехватила мой полный сочувствия взгляд. — Никак не оставят моего бедного сыночка в покое.

— За что они его так? — спросила я, скорее из уважения, нежели из любопытства.

Женщина не ответила. Лишь, махнув рукой, назидательно покачала головой:

— Во всем родители виноваты! Воспитывать надо правильно, чтобы дети нормальными росли!

Посмотрев на окна своей квартиры, женщина заметила восторженный взгляд сына — тот все еще не сводил с меня глаз. Она тут же подозрительно осмотрела меня с головы до ног.

— Я вас тут раньше не видела, — отметила она. — В гости к кому или как?

— Или как, — я попыталась улыбнуться, с трудом скрывая досаду. — Похоже, я тут насовсем.

Это прозвучало как слова обреченного, сосланного на пожизненную каторгу.

— А! Так это вы в квартиру Прохоровых заселяетесь? — моя собеседница обратила внимание на грузовик с вещами. При этом взгляд ее почему-то стал еще настороженнее. Женщина покачала головой, глядя то на меня, то на свои окна. И тут она увидела припаркованную у подъезда легковую машину и воскликнула: — Муж?

Я тоже посмотрела на сидящего за рулем супруга, любующегося отражением своего дорогого костюма в зеркале заднего вида и одновременно болтающего по мобильнику. Я заставила себя не думать о том, с кем он возможно говорит…

— Муж, — ответила я.

Новость о моем замужестве почему-то успокоила мою новую соседку. «Она что, ревнует?» — мелькнула у меня абсурдная мысль. Я едва не улыбнулась.

— Новые соседи, значит? — голос женщины неожиданно зазвучал мягко и приветливо. — Ну, будем знакомы. Меня Тамарой Алексеевной зовут.

— Людмила.

— Вот и хорошо, Людочка. Надеюсь, мы подружимся. Не то, что с этими хамами, Прохоровыми…

Женщина наконец скрылась в подъезде, напоследок погрозив полотенцем выглядывающим из-за угла мальчишкам.

— Это ж какое нужно иметь терпение — столько лет ходить за полоумным сыном.

Я оглянулась. Говорила одна из сидящих на лавочке у подъезда старушек — сухонькая госпожа лет семидесяти со взглядом угрюмого Штирлица.

— Словно наседка за цыпленком, — продолжала она. Причем говорила в сторону одной из своих пожилых подружек, хотя обращаясь явно ко мне. — Таким женщинам памятники нужно ставить! Ей ведь давно говорили, мол, сдай ты его в какой-нибудь дурдом. А она нет! Как же, говорит, я его брошу? Это ведь сын! Родненький!

— Да, Тамара — просто святая женщина! — покачала головой другая. — Эх, чувствую, доведет он ее до могилы…

— А что с ним? — поинтересовалась я.

— С Витенькой-то? — воскликнула третья старушка. — Болен! Дурная наследственность.

Все три явно обрадовались тому, что нашлись посторонние уши, в которые можно влить местные сплетни, и наперебой принялись рассказывать:

— Папаша-алкоголик бросил его еще в детстве… Наградил целым букетом патологий!.. Тамарка молодая была, глупая. Не смогла до свадьбы распознать, какой это гад… Вот с самого рождения с сыночком и мучается… У паренька организм настолько слаб, что он за порог выйти не может… Слабый этот… Как его? Мунитет!.. Тамара говорит, коль выйдет на улицу, так сразу все — кранты… Тут же подхватит какую-нибудь заразу…

— Но в школу-то он ходил? — удивилась я.

— Нет, конечно! Сама Тамара как могла учила. Брала учебники у знакомых: письмо, литература, математика… Все сама, все сама.

«Это же надо, с самого детства прожить, ни разу не выходя из собственной квартиры!» — поразилась я.

— Да уж… Тамара — святая женщина! — подытожила угрюмый Штирлиц.

Я снова взглянула на окно второго этажа. Парень в матросской фуражке все так же неотрывно смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Мне даже стало как-то не по себе от этого неприкрытого детского любопытства, и я отвела глаза.

Грузчики между тем отправили наверх оставшуюся мебель и теперь толкались у грузовика, ожидая расчета. Это вынудило мужа оторваться от зеркала и телефона и выбраться-таки из машины. Оказавшись на улице, он окинул округу презрительным взглядом (еще похлеще моего), достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и вынул пару купюр. Вместе с деньгами из бумажника вдруг выскользнула маленькая фотография. Муж сделал отчаянную попытку поймать ее на лету, да только ветер подхватил фото и швырнул прямо к моим ногам. С фотографии на меня уставилась голубоглазая белокурая девица.

— Вы, кажется, что-то обронили? — холодно сказала я склонившемуся у моих ног супругу. А в следующий миг лицо девушки пронзил мой каблук.

Нужно было видеть его глаза в этот момент! Признаться, я не на шутку испугалась. Не станет же он меня бить? Прямо здесь, при всех! Убрав с лица блондинки ногу и поправив на плече этюдник, я гордо направилась в подъезд, стараясь не думать о том, что меня ждет в нашей новой квартире и тем более ближайшим вечером. Уходя, я мимолетом взглянула на окно второго этажа и встретилась все с тем же восторженным взглядом.

«Жалею тут всяких местных чокнутых, как будто своих проблем мало, — зло подумала я. — Кто бы меня пожалел!..»

Муж за моей спиной поднял фотографию, бережно разгладил и сунул обратно в бумажник. Потом хрустнул костяшками пальцев и направился следом за мной.

2

С тех пор я часто видела Капитана стоящим в окне со штурвалом в руках. «Интересно, каково это, всю жизнь провести вот так?» — размышляла я, разглядывая его одинокий образ. Ведь вся его связь с внешним миром — это единственное окно! Он не ходил в школу, не бывал в музеях и кинотеатрах, не знает давки в автобусах и скорости мчащегося автомобиля. Он ни разу не видел рек и лесов, и даже родной город известен ему одним-единственным клочком ограниченного стенами высотных домов пространства. Праздники, похороны, митинги, пикники, соревнования — все это долгие годы проплывало мимо него, мимо его окна, мимо его жизни. Неудивительно, отчего у него такой мечтательный взгляд. Ведь все, что у него осталось — собственная фантазия. И наверняка в ней, держась за штурвал, он представляет, что сам правит своей судьбой.

И все же постепенно я перестала задумываться об этом. Выходя из дома, я уже не оглядывалась на окно второго этажа. Привыкла. Как привыкли до этого сотни других людей, каждый день проходящих под любопытным взглядом Капитана. И, скорее всего, он так и остался бы для меня лишь местной достопримечательностью — этаким дворовым юродивым, не произойди однажды этот случай…

Как-то вечером я возвращалась с работы домой и уже подходила к подъезду, как вдруг откуда-то сверху раздался торопливый стук. Я вскинула голову и увидела Капитана, мечущегося в окне, словно испуганная рыбешка в аквариуме. Он тарабанил по стеклу и явно жестами пытался что-то объяснить.

— Открой окно, — крикнула я ему.

Он не понял. Тогда я стала знаками изображать, как открывается рама.

— Открой!

Капитан, похоже, сообразил и на мгновение замер. В глазах его мелькнули растерянность и даже ужас. Видимо, мать строго-настрого запрещала ему это делать. Но он все-таки собрался с духом, дернул шпингалет и распахнул окошко.

— Что случилось? — спросила я.

— Мама!.. Мама!.. — запинаясь, жалобно прокричал он. — Пожалуйста!.. Мама!..

— Подожди, я сейчас поднимусь.

Я мигом вспорхнула вверх по лестнице, на бегу вынимая телефон, хотя пока еще не знала, куда звонить: в скорую или в полицию. Очутившись на площадке второго этажа, я постучала в дверь. К моему удивлению никто не открыл. «Что за шутки?» — рассердилась я, продолжая настойчиво тарабанить. Никого! Приложив ухо к холодному металлу двери, я услышала доносящиеся из квартиры стоны и какое-то невнятное всхлипывание. «Нужно ломать дверь!» — решила я. Да только прежде, чем убежать за помощью, случайно дернула за дверную ручку. К моему удивлению, дверь распахнулась. Не заперто!? И сразу же передо мной возникло испуганное лицо Капитана. Лишь потом я поняла, почему он не открыл — ведь ему нельзя выходить на улицу! Ему наверняка даже прикасаться к входной двери запрещалось!

— Мама! — повторил Капитан и исчез в комнате.

Я поспешила следом.

— Тамара Алексеевна! — вскрикнула я, увидев на полу распростертое тело соседки. И метнула в ее сына свирепый взгляд: — Ну что же ты стоишь? Скорую хоть вызвал?

Не дожидаясь ответа, я сама быстро набрала на своем телефоне номер и сунула мобильник Капитану. Сама же принялась нащупывать у соседки пульс. Жива! Тут заметила, что Капитан стоит, растерянно вертя в руках телефон, из которого доносятся требовательные: «Алло! Говорите! Кто звонит?»

— Ты хотя бы на это способен?

Отобрав мобильник, я сама быстро продиктовала диспетчеру адрес. «Ну и придурок, — зло думала я, сидя у тела корчащейся от боли соседки и глядя на сидящего напротив ерзающего на стуле Капитана. — Тоже мне ангелочек эпохи Возрождения… Псих!»

Приехала скорая. Когда врачи выносили на носилках Тамару Алексеевну, я вдруг вспомнила недавно услышанную от старушек фразу: «Эх, доведет он ее до могилы…»

Лишь позже по различным слухам мне более-менее удалось воссоздать картину того, что произошло незадолго до моего появления. Оказалось, виной всему стала врач, которая явилась по вызову из местной поликлиники.

— Вы кто? — распахнув дверь, удивилась Тамара Алексеевна, увидев на пороге молоденькую девушку.

— Врач, — ответила та. — Вы же вызывали?

— Да. Но не вас!

— В поликлинике мне сказали… — смутившись, начала девушка.

— Где постоянный лечащий врач моего ребенка? — перебила Тамара Алексеевна. — Я спрашиваю, где тетя Рая?

— Раиса Петровна приболела… — воскликнула девушка, и тут же торопливо добавила: — Но вы не беспокойтесь. Я — профессиональный педиатр!

Она с готовностью переступила порог квартиры и сняла с плеча сумку.

— Ну, где больной?

Тамара Алексеевна насупилась, но все-таки проводила ее в свою комнату. Затем туда же привела Капитана.

— О… — опешила врач. — Это и есть… хм… ваш ребенок?

Конечно, в местной поликлинике прекрасно знали, что за «ребенок» живет с Тамарой Алексеевной и давно уже ничему не удивлялись. Да только новую сотрудницу предупредить забыли. Впрочем, врач пожала плечами: мало ли у кого какие причуды, и принялась выкладывать на стол свои медицинские принадлежности.

— Можно у вас попросить стакан воды? — мимоходом спросила она у Капитана.

Тот было привстал, но мать тут же усадила его на место.

— Не утруждайся, сынок. Я сама.

И ушла на кухню.

— И еще, включите, пожалуйста, настольную лампу, — добавила врач.

Капитан растерянно уставился на висящий около розетки шнур.

— Лампа сломана? — врач подняла на него удивленные глаза.

Капитан мотнул головой, мол, целая, но так и не притронулся к шнуру, лишь продолжал его подозрительно рассматривать. И тут в глазах у него мелькнул озорной огонек. Он неуверенно протянул руку, словно собирался совершить какой-то запретный проступок, осторожно взял в руки шнур и уже почти поднес вилку к розетке, как вдруг вздрогнул от раздавшегося позади звона разбитого стекла. Капитан тут же отбросил злополучный шнур так, словно в руках у него оказалась ядовитая змея. Врач от неожиданности вжалась в спинку стула, уставившись на стоявшую в дверях женщину.

— Что вы делаете! — испуганно вскричала Тамара Алексеевна. — Ему нельзя!

У ее ног среди осколков выроненного стакана растекалась лужа воды.

— Можно вас на пару слов?! — строго сказала Тамара Алексеевна перепуганной девушке.

Та с опаской вышла в прихожую.

— Простите меня великодушно за то, что я на вас накричала, — неожиданно ласково заговорила Тамара Алексеевна. — Поймите меня, ведь я мать!.. Я просто очень испугалась. Дело в том, что я не позволяю своему ребенку прикасаться к электроприборам.

— Почему? — удивилась врач.

— Как? Вас разве не предупредили о том, что мой сын… так сказать… не совсем здоров? Нет?.. В детстве он пережил тяжелую психическую травму. Да еще этот его папаша ненормальный… Ой, вы только не бойтесь! Он вовсе не буйный, вполне даже смирный… И все-таки лучше быть с ним поосторожнее.

— Ну хорошо. Буду иметь в виду, — пожала плечами врач, и хотела было вернуться в комнату, но Тамара Алексеевна удержала ее.

— Пожалуйста, прежде чем вернетесь туда, вымойте руки.

— Я ведь уже мыла.

— Да, но вы только что прикасались к дверной ручке, а у мальчика сильно ослаблен иммунитет. Я так боюсь, что он чем-нибудь заразиться! Видите, я даже уступила вам свою комнату, чтобы вы не входили в его апартаменты в своей грязной одежде.

Тамара Алексеевна приоткрыла дверь в другую комнату. Врач успела разглядеть заклеенные изолентой розетки и стену, увешанную черно-белыми рисунками, а также приколоченный к подоконнику штурвал. Она догадалась, что это — комната «ребенка». Большего девушка увидеть не успела — Тамара Алексеевна поспешно прикрыла дверь.

— Вы только поймите меня правильно, — продолжала она, — я ведь только ради него стараюсь…

И вдруг глаза ее расширились от ужаса:

— Ой! Там же стекло на полу! Нужно срочно убрать! Еще порежется…

И, схватившись за сердце, Тамара Алексеевна умчалась в комнату наводить порядок.

Врач тоже вернулась к пациенту, не забыв заглянуть в ванную и еще раз вымыть руки. Капитан все так же неподвижно сидел на стуле, испуганно поглядывая то на собирающую осколки мать, то на все еще перепуганную девушку.

— Что ж, давай посмотрим твое горлышко, — немного успокоившись, сказала врач и поднесла чайную ложку к разинутой пасти Капитана, причем с такой опаской, словно тот вот-вот откусит ей пальцы. — Скажи «а-а»!..

Она посмотрела горло. Затем попросила пациента оголить спину и грудь, для чего потребовалось размотать шарф и снять свитер. Послушала стетоскопом. Еще раз посмотрела горло…

— Вы знаете, Тамара Алексеевна, — наконец заключила девушка. — По-моему, ваш сын здоров.

— Что значит «здоров»? — опешила та. — У него же ангина!

— Нет у него никакой ангины. Горло нормальное, да и других симптомов не вижу. Думаю, дело в том…

— Да мне плевать, что вы там думаете! — всплеснула руками Тамара Алексеевна. — Что ж я, не знаю своего сына? Я же вижу, что он болен!

— Вообще-то я здесь врач, а не вы! — рассердилась девушка.

— Вы что, препираться со мной сюда пришли? — руки Тамары Алексеевны угрожающе уперлись в бока. — Так вы будете назначать лечение или нет?

— Как же я могу лечить здорового человека? — в отчаянии вскричала врач.

— Да как же здорового, когда нездорового!

— Но…

— Значит так, — холодно перебила Тамара Алексеевна. — Я требую, чтобы вы добросовестно выполнили свои обязанности. А если вы отказываетесь это делать, то… то… — ее взгляд метнулся к телефону. — Я сейчас же звоню Семену Степановичу — вашему главврачу. Он мой хороший знакомый. И я разузнаю, кто в поликлинике следит за компетентностью набираемого персонала!

— Но чего вы от меня-то хотите? — девушка уже едва не плакала.

— Просто выпишете все необходимое для лечения ангины, и все!

Врач нервно села, вынула дрожащей рукой из портфеля бланк, быстро черкнула на нем несколько слов и протянула Тамаре Алексеевне.

— Ну вот. Так бы и сразу, — мгновенно смягчилась та и, заметив, что девушка быстро собирает свои медицинские принадлежности, с улыбкой воскликнула: — Как? Уже уходите? Может, чайку?

Но врач, не говоря ни слова, поспешно направилась к выходу. И все же на пороге она не выдержала и обернулась.

— Знаете что?.. — вскричала она срывающимся от негодования голосом. — Вы можете звонить кому хотите. Хоть главврачу, хоть самому министру здравоохранения! Пусть меня лучше уволят, но я вам все-таки скажу… Если ваш сын и болен психически, это еще не значит, что нужно травить его организм, пичкая ненужными таблетками. Вы же, сами того не понимая, губите собственного ребенка! Пусть даже и из самых лучших побуждений!

— Да как вы смеете! — затряслась от гнева Тамара Алексеевна. — Он болен! Болен!..

— И еще, — перебила ее врач. — Уж не знаю, насколько действительно нездоров ваш сын… Но, по-моему, не настолько, как вы пытаетесь это представить. Советую вам перестать ходить за ним, словно за деткой малой. Он не ребенок! Ведь на вид ему уже лет двадцать и, как я успела заметить, он вполне нормально соображает. И я бы на вашем месте задумалась, как он будет жить, когда останется один, без вашей опеки. Всего хорошего!

И врач, хлопнув дверью, покинула квартиру.

— Понабирают врачами недоучек! — закричала ей вслед пораженная Тамара Алексеевна. Ответом ей был лишь удаляющийся стук каблуков. — Небось, с двойки на тройку в своем медучилище перебивалась да лекции прогуливала, а теперь учить меня вздумала! Я своего ребенка с пеленок выходила! От смерти спасла! И я всегда знаю, что для него лучше!.. Гублю его жизнь… А кто его растил, когда отец-алкашина к какой-то шалаве умотал, а? Кто на него лучшие годы жизни истратил, а? Кто ночей не спал, а?..

За девушкой давно уже захлопнулась дверь подъезда, а Тамара Алексеевна все ходила по квартире, причитая и хватаясь за сердце.

— Ну, мам… Мама, ну не плачь, — пытался успокоить ее Капитан.

— А ты?.. Ты тоже думаешь, что я тебя гублю, да? Тоже думаешь, что издеваюсь? Думаешь, правы были те подруги, что советовали: «Отдай ты его в какой-нибудь приют для душевнобольных…» А я отвечала: «Нет! Как же я его отдам? Ведь он же мой, родненький!..» Зря? Зря все это было?.. Думаешь…

Тамара Алексеевна вдруг умолкла и прижалась спиной к стене, хватая ртом воздух.

— Мама? Мама, что с тобой?!..

Но та вдруг молча осела на пол. Она жестами пыталась показать сыну, что ей необходимы лежащие в шкафу таблетки. Но Капитан, видимо, не понял. Хотя, даже если б и понял, все равно вряд ли бы решился туда заглянуть. Ведь мама строго-настрого запрещала ему прикасаться к шкафу! Позвать соседей он тоже не решился, ведь для этого пришлось бы открыть входную дверь. Он было метнулся к телефону, да только пользоваться им не умел — звонила всегда только мать. Все что он мог: лишь беспомощно стоять, глядя на конвульсии матери. Когда же он сообразил, что если что-то срочно не предпринять, его мать умрет, он устремился к единственному месту, в котором всю жизнь находил спасение — к окну. Там его и увидела я.

3

Все время, пока в квартире находились врачи скорой помощи, Капитан неподвижно просидел в углу. Я даже подумала, не помер ли он от ужаса и отчаяния. Когда же его мать погрузили на носилки, чтобы увезти в больницу, он вздрогнул. Точно не помер. Мертвецы не вздрагивают! Врачи с носилками направились к двери. Капитан было побрел следом, но на середине коридора замер, словно напоровшись на невидимую стену. Видимо, у них в квартире существовала какая-то негласная черта, переступить которую он не смел.

Мне вдруг стало не по себе, когда я поняла, что, кроме него и меня, в квартире никого больше нет.

— Ты как, в порядке? — спросила я.