16+
Величайший зануда на земле

Бесплатный фрагмент - Величайший зануда на земле

Скачать:

Объем: 324 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1

Кеша прятался от покупателей в крепости из воздушных шаров.

На возведение защитного сооружения он потратил не один месяц. Большую часть времени заняла разработка стратегии.

Отдел «Всё для праздника», младшим продавцом которого являлся Кеша, предоставлял своим сотрудникам не слишком широкие возможности для игры в прятки с клиентами. Стеллажи были завалены всё какой-то мелочёвкой, всякой ерундой: бумажные дудки, блёстки, свечки на торт, колпачки «С днём рождения!» и «Король вечеринки». Ну просто совершенно не из чего построить мало-мальски уединенное укрытие, в котором можно было бы хоть дух перевести.

Как Кеша завидовал коллегам из отдела «Лаки и краски»! Как завидовал! Какие потрясающие варианты открывались перед ними, какие могучие стены получились бы из десятилитровых жестяных бочонков! Ух, вот где Кеша разошелся бы. Если сумел бы поднять хоть один из этих бочонков, конечно — мускулатурой Иннокентий похвастаться не мог. Да, худощавое, если не сказать тщедушное, телосложение, а также его «уж слишком интеллигентное выражение лица» (по мнению директора магазина Хрюкина) не позволяли Кеше перевестись в более серьезный отдел — в те же «Лаки и краски», например.

«Понимаешь, голубчик», мялся директор в ответ на Кешины просьбы, «в строительных рядах я хочу видеть крепких, статных ребят, вроде Хью Джекмана или, скажем, Эдика Победоносцева, которые одним только своим видом вынуждают клиента купить новый перфоратор или, предположим, компрессор… На передовой мне нужны эдакие римские легионеры, аполлоны, натурщики… А ты, голуба моя, уж извини за прямоту, мог бы стать натурщиком разве что для картины под названием „Перепуганные заучки разбегаются из Александрийской библиотеки, захваченной войсками Юлия Цезаря“».

Из праздничных бумажек-однодневок сколько-нибудь надёжный домик не построишь. Кеша пробовал было натянуть между стеллажами бракованные надписи «Это девочк!», которые он обнаружил на складе, и прятаться за ними; однако директор магазина приказал всю композицию выбросить именно по причине недостающей буквы.

Потом была попытка соорудить убежище из маловостребованных одноразовых тарелочек, годами пылившихся в углу. На тарелочках были нарисованы какие-то склизкие улитки, напрочь отбивающие аппетит. Кеша часами выстраивал тарелочную пирамиду в дальнем углу зала, выверяя углы с присущим ему перфекционизмом — придирчивее египетских архитекторов. Удалось даже отболтаться от Хрюкина, заверив его, что пирамида — это такой тонкий маркетинговый ход, придуманный для ликвидации непопулярных товаров. Самое поразительное, что Кешино вранье в итоге оказалось пророческим: как раз накануне стартовал новый сериал о французском ресторане; покупатели, очарованные кухней Бургундии и Прованса, углядели в улиточных тарелках галльские мотивы и за несколько дней разобрали Кешину пирамиду до основания.

После этого фиаско Иннокентию пришла в голову спасительная идея. Проклиная свои слабые лёгкие и впалую грудь, Кеша надул не менее двух сотен воздушных шаров и связал их между собой в некое подобие пустотелой колонны. Хрюкин, увидев между стеллажами колыхающуюся громадину, воздел правую бровь, однако все же разрешил ее оставить — для привлечения клиентов; продажи в Кешином отделе в последнее время стали заметно хромать.

Да и откуда им взяться, продажам, если старший продавец отдела, Борис Иванович, отпугивал посетителей неимоверно подробными рассказами о своих проблемах с желудком, а младший продавец, Кеша Ламперт, целыми днями сидел в своем воздушном замке, словно какая-то принцесса, ожидающая появления рыцаря в сияющих доспехах. Для более комфортного времяпрепровождения Кеша даже барный стул из мебельного отдела не постеснялся внутрь своего сооружения затащить.

Как и полагается уважающим себя башням из рыцарских романов, эта тоже имела собственное имя. Кеша, со свойственным ему интеллектуальным пижонством, назвал ее «Эрмитаж», вдохновившись не всемирно известным петербургским музеем, а английским переводом этого слова.

Привычно пристроившись на высоком сиденье и слегка раздвинув синий и желтый шары, Кеша следил — нет, не за покупателями, до которых ему не было ровным счетом никакого дела. Он наблюдал за Майей.

Майе было двадцать шесть — столько же, сколько и Кеше. Она любила мартини с персиковым соком, яркую бижутерию, гороскопы и Эдика. А Кеша любил её. Давно и безответно.

В данный момент Майя вовсю флиртовала с клиентом, желающим приобрести полутораметровую искусственную ёлку по акции. Её методы всегда срабатывали безошибочно. Продажи отдела «Сезонные товары», который она представляла, били все рекорды.

— О, ну что вы, эта ёлка слишком маленькая для такого представительного мужчины, — щебетала Майя, облокотившись на стойку информации и накручивая на пальчик прядь длинных медных волос. Клиент, симпатичный парень в короткой авиаторской куртке с нашивками, безуспешно пытался не заглядывать в открывавшееся его взору роскошное декольте. Майя вечно расстегивала три верхних пуговицы форменной фиолетовой рубашки, чтобы все желающие могли рассмотреть её кулон в виде сердечка, пронзенного стрелой.

Кешу эта привычка раздражала по двум причинам: во-первых, если на рубашке есть пуговицы, они все должны быть аккуратно застегнуты — как у него самого, например; а во-вторых, Кеша просто-напросто сгорал от ревности.

— Знаете, я вот только посмотрела на вас и сразу поняла, что вам нужно. Самая высокая, самая большая, самая-самая красивая елочка на свете!

Майя распахнула зеленые глаза и сразу стала похожа на русалочку Ариэль из диснеевского мультика.

Парень в авиаторской куртке сглотнул и промямлил:

— Девушка, но я хотел по акции…

— Хотите знать мое личное мнение? — Майя доверительно понизила голос и наклонилась к парню поближе, почти прижавшись к его меховому воротнику. Качнулись длинные серьги. Клиент потянул носом, вбирая в себя сладкий аромат ее духов, который Кеша распознал бы и среди тысячи запахов. — Только это секрет, не скажете никому? А то меня уволят.

— Не скажу, — пискнул парень.

— Так вот, я считаю, что акции — для неудачников. — Майя тут же на секунду прикрыла пухлые коралловые губки ладошкой. — Но это между нами. А вы производите впечатление, м-м-м, преуспевающего мужчины! У вас наверняка большой загородной дом, признайтесь! Не опускайтесь до акции, зачем вам такая крошечная елочка? Возьмите мощное дерево, достойное вас.

На лице клиента отразилась внутренняя борьба: с одной стороны, он явно хотел сэкономить; но как признаться головокружительной девушке в собственной мелочности и скупости? Нельзя же вот так сразу, после того, как вас приняли за владельца загородного дома, заявить: «Полковник Кудасов нищий, господа!».

— Кхм… Ну я даже не знаю… А какую елку вы бы мне посоветовали? — нетвердым голосом поинтересовался парень, нервно застегивая и расстегивая молнию своей авиаторской куртки.

— Вот эту! — заявила Майя, указывая на самый пушистый экземпляр стоимостью примерно в половину месячного оклада продавца магазина «Домашний рай». — Вы будете отлично смотреться рядом с ней на новогодних фотографиях.

Паренек бросил взгляд на ценник и вытер мокрый лоб:

— Вот эта, да? Сколько-сколько она стоит?.. Что-то жарковато тут у вас…

— Вы правы. — Майя отбросила назад волосы. — Уфф, и правда жарко… — И подцепила указательным пальчиком четвертую пуговичку — словно нажала спусковой крючок пистолета.

— Выписывайте! — отчаянно воскликнул авиатор, видимо, осознав, что катапультироваться поздно. Какие уж тут прыжки с парашютом, когда раздался контрольный выстрел. Парень понимал, что погиб. — Где тут у вас кредит оформляют?!

— О, прямо возле кассы, — обворожительно улыбнулась Майя. — Сейчас оформлю вам накладную.

Покупатель поплелся навстречу своему финансовому краху, а Кеша заерзал на барном стуле. Приближался перерыв на обед, и пора было незаметно выбираться из воздушного замка. Но сначала следовало дождаться, чтобы Майя благополучно завершила продажу. Кроме того, никто не должен был видеть, как он скрывается от покупателей.

Однако Майя, как всегда, никак не могла найти ни бланков накладных, ни пишущей ручки на заваленном всякой всячиной столе. Пустые стержни, скрепки, сломанные карандаши, старые ценники, бумажки непонятного происхождения.

— Да где же… Погодите минутку… Нет, я их точно сюда положила, вот буквально минуту назад… Ой, это не накладные, фу, это обгрызенное яблоко… — Майя брезгливо поморщилась, умудряясь оставаясь привлекательной даже на фоне мелкого хлама. — О, смотрите-ка, а вот и ручка! — обрадовалась она. — Ай, нет, это трубочка от сока. Ладно, на компьютере лучше распечатаю… — Она обернулась к монитору, испещренному хаотично набросанными ярлыками всевозможных программ и документов, и наморщила гладкий лобик: — Где же тут бланки накладной, все время забываю… Сколько значков…

Воспользовавшись тем, что всё внимание Майи было приковано к экрану, Кеша тихонечко выполз из своего Эрмитажа и приготовился броситься любимой на выручку. Он знал, что нужен ей. Без его помощи — незаметной и своевременной — она не проживет и дня. Удивительно, но беспорядок, сопровождавший Майю во всем, совершенно не раздражал Кешу. Напротив — умилял. Майя такая беспомощная! А он — ее личный эльф.

Однако как только эльф достал из нагрудного кармашка шариковую ручку и пару пустых накладных, рядом с Майей вдруг материализовался широкоплечий красавец в форменной фиолетовой рубахе с небрежно закатанными рукавами. На темных кудрях поблескивали растаявшие снежинки, напоминая бриллианты в королевской короне.

— Жабчонок-жабулька, ну как ты тут без меня?

Красавец собственническим жестом положил руку Майе на плечо. Кешу, выглядывавшего из-за разноцветной воздушной колонны, передернуло.

И конечно же, именно в этот, самый неподходящий, момент в отдел «Всё для праздника» пожаловали покупатели.

За два года работы — а точнее, усердного увиливания от работы — Кеша составил собственную Энциклопедию поведения покупателей. Свои наблюдения он заносил в симпатичный блокнотик с пингвином на обложке, который всегда держал наготове в нагрудном кармане — вместе с шариковой ручкой, разумеется.

Мистер Чарльз Дарвин, пролистав этот блокнотик с пингвинчиком, наверняка пожал бы мистеру Ламперту руку. Кешины наблюдения были точны и полезны. Они помогали ему в точности рассчитать, в какой именно момент следует прятаться, а когда можно и безопасно погулять по отделу, имитируя бурную деятельность. Если Дарвин озаглавил один из фундаментальных своих трудов «Изменения животных и растений под влиянием одомашнения», то Кеша мог бы назвать свою Энциклопедию «Изменения покупателей под влиянием рекламных акций, расположения товаров на полках, времени года, политической ситуации в стране и творческих экзерсисов директора магазина „Домашний рай“».

В отличие от Майи, Эдика и большинства продавцов, руководствовавшихся при общении с клиентами интуицией, Кеша доверял только своим расчетам.

Словно суперагент, вычисляющий нужный проводок для обезвреживания бомбы, он внимательно присмотрелся к пожаловавшим в отдел покупателям.

Семейная пара, сорок-сорок пять лет. Одеты скромно, достаток небольшой. Такие не будут устраивать безумные девичники, отрывные мальчишники или затратные детские дни рождения с бумажными колпачками, одноразовой посудой и прочими товарами из Кешиного отдела. Наверняка им нужна…

Да, угадал, всего лишь открытка.

А это значит, у него есть — учитывая их возраст и отсутствие очков — ровным счетом четыре с половиной минуты. Через двести семьдесят секунд они обратятся к нему за помощью.

Кеша бросил короткий взгляд на часы — дедушкины, с картинкой в виде разведенного Дворцового моста. Нужно засечь время. Время для петербуржца имеет решающее значение. Время определяет его положение в пространстве: на какому берегу он окажется к половине второго ночи? Фактически в сезон навигации каждый житель города на Неве чувствует себя Золушкой.

Тем временем кудрявый красавец, рассматривая свое отражение в потухшем мониторе, лениво поинтересовался у Майи:

— Никто меня не искал? Хрюкин не спрашивал, где, мол, наш лучший продавец, сэр Эдуард Победоносцев?

— Всё чудесненько, мой милый, никто не понял, что тебя все утро не было. А я только что продала «Красу тайги» одному дурачку. — Майя прикоснулась губами к пальцам Эдика. Кешу едва не вывернуло. — Одной пуговички хватило.

— Чисто сработано, — одобрил кавалер, заинтересованный в новогодней премии.

— Как кастинг?

— Да никак, — помрачнел сэр Эдуард, к Кешиной радости. — Сказали, для каталога нижнего белья у меня загар недостаточно шоколадный. Не самый аппетитный, видите ли! — с обидой воскликнул он. — Да что им еще надо, убогим?

— Подумать только, какие привереды противные! — с возмущением поддержала приятеля Майя. — Аппетитнее тебя не сыскать на всём белом свете! Твой пресс — как плитка шоколада, так и хочется откусить квадратик, м-м-м!

— Спасибо, жабулька моя. Жаль, что ты всего лишь продавщица и твое мнение ничего ни для кого не значит! — вздохнул Эдик.

Зелёные глаза обиженно заблестели. Пушистые ресницы часто-часто заморгали.

Эдик, разумеется, ничего не заметил, очевидно, обдумывая, как бы половчее придать оттенок киндер-сюрприза своему идеальному телу.

Кеша в очередной раз посмотрел на часы с Дворцовым мостом, затем на покупателей. До взрыва клиентской активности оставалось чуть больше минуты. Пора было действовать.

Он бросился к Майе.

— Тебе чего, Лампа? — Голубые глаза окатили Кешу холодным презрением. — Ты зачем в наш отдел заявился, попугай мультяшный? Иди в свои праздничные бумажные бирюльки играйся.

— Майя, тебе случайно накладные не нужны? — старательно игнорируя конкурента, обратился Кеша к возлюбленной. — У меня тут пара лишних нашлась…

— Ой, Кешенька, как вовремя! — обрадовалась Майя и порывисто его обняла. — Вот умница какая! Эдик, посмотри, какая умничка этот Кеша! Как сердцем почувствовал! Может, и ручка у тебя найдётся, а, Кеш? Ты же такой прелестненький помощник!

— Конечно.

Кеша галантно протянул Майе новенькую шариковую ручку, досадуя, что любимая обращается с ним как с лялькой. Не слишком хороший сигнал. Навряд ли она видит в нем полноценного мужчину.

— Будьте добры! Молодой человек! — раздалось из-за спины.

Всё. Попался.

Покупатели размахивали открытками, всячески привлекая его внимание.

Проклятый Эдик! Вечно всё испортит.

Что ж, придется переходить к запасному плану эвакуации в комнату отдыха.

— Простите, меня ждут другие покупатели! — банально соврал Кеша. И, напоследок бросил Эдику, уже через плечо: — К твоему сведению, бирюльки — это деревянные игрушки, в крайнем случае их делали из соломы или спичек, но никак не из бумаги! Бумажные бирюльки — это нонсенс. Так же, как и шоколадный пресс, кстати. Да он же растает от температуры тела!

— Вот зануда, — хмыкнул Эдик ему в спину.

Глава 2

— Хочешь шоколадку? — предложила Неля.

— Бр-р, в жизни теперь не захочу, — поежился Кеша, доставая из шкафчика в комнате отдыха свою чашку с пингвинчиком — таким же, как и на блокноте. Пингвинчик имел вид весьма мрачный, даже мизантропический, что отчасти компенсировалось его бодрой красной шапкой. Чашку подарила ему Неля на прошлый Новый год. Она была единственным человеком, знавшим о существовании Кешиной Энциклопедии поведения покупателей. — Чайник горячий?

— Немного остыл. Ты слегка задержался.

— Да, задержался. Из-за одного тщеславного завсегдатая парикмахера, чей предел мечтаний — рекламировать мужские труселя.

— Шекспир вперемешку с уличным жаргоном. Понятно. Снова Эдик? — с сочувствием спросила Неля.

— Кто же еще…

Залив пакетик «Эрл Грея» кипятком, Кеша засек время на своих часах с Дворцовым мостом и с тяжелым вздохом опустился на стул. Взгляд его привычно уперся в поражающую воображение картину над Нелиной головой.

На холсте был неумело, но жизнерадостно изображен упитанный Купидон с довольно-таки вредным выражением лица, порхающий туда-сюда среди бабочек, стрекозок — и почему-то самолетов. Летающий младенец принадлежал кисти самого Хрюкина; директор лично нарисовал картину и подарил ее всему коллективу на прошлый день святого Валентина. Счастливый автор по несколько раз на дню наведывался в комнату отдыха, специально чтобы навестить своего Купидончика; так что снять необыкновенное полотно не представлялось возможным.

В остальном же интерьер комнаты отдыха магазина «Домашний рай» ничем не отличался от подобных офисных кухонь по всему миру. Тусклые стены депрессивного оттенка, который Кеша про себя называл «уставший фламинго в тумане». Пара шатких столиков. Искусственная роза, скучающая в пыльной вазочке на микроволновке.

Кеша, будучи не в силах вынести наглую и самодовольную ухмылку хрюкинского Купидона, опустил глаза на Нелю.

К счастью, сегодня кроме нее (и этого бесстыдника с луком и стрелами, разумеется) в комнате никого не было. Большинство сотрудников «Домашнего рая», пользуясь предновогодним помешательством покупателей, жертвовали своим обеденным перерывом ради дополнительных продаж. Фух, подумал Кеша, не нужно напрягаться и поддерживать фальшиво-оживленную беседу о том о сем с коллегами. Неля не в счет — с ней никакого лицемерия.

Младший продавец отдела «Кухонные аксессуары» Нелли Веснина была Кешиным товарищем по несчастью. Они оба ненавидели свою работу. И оба страдали от неразделенной любви. Он — к Майе. Она — к некому типу с дурацким именем Леопольд. Леопольд был соседом Нели по лестничной площадке и, судя по ее рассказам, — редкостным тупицей. А как еще назвать парня, который за целый год не понял, что за сокровище перед ним!

Неля, конечно, не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. На обложку женского, и уж тем более мужского журнала ее бы не взяли.

Возможно, кто-то — например, тот же пафосный Леопольд — глядя на Нелю, вспомнил бы выражение «серая мышка». Кеша, разумеется, даже в мыслях себе такого не позволял — его и самого какими только эпитетами и ярлыками не награждали на протяжении его двадцатишестилетней жизни: и заморыш (одноклассники в школе), и узник царизма (однокурсники в университете), и дохлятина (Эдик), и бедненький худенький бледненький Кисуля (мама). С другой стороны — а откуда возьмется здоровый загар и атлетическое телосложение у коренного петербуржца?

Неля, родившаяся на берегах Невы, тоже производила на окружающих унылое впечатление. Блеклые волосы цвета ноябрьской лужи забраны в жидкий хвостик. Светло-серые, немного испуганные глаза. Тонкие губы, тонкий носик. По сравнению с фигуристой, эффектной, полной жизни Майей, словно сошедшей с ярких полотен эпохи Ренессанса, Неля казалась карандашным наброском, эскизом. Когда она волновалась или читала, меж бровей у нее появлялась вертикальная морщинка — немного неровная, как будто дрогнула рука художника, рисовавшего это хрупкое личико.

При этом ее отличало редкое умение слушать — и еще более редкое умение не навязывать свое мнение. С Нелей можно было помолчать, не чувствуя неловкости. Хотя почему-то именно в ее присутствии Кеша начинал трещать без умолку.

Три минуты двадцать пять секунд. Ага! «Эрл Грей» к вашим услугам, сэр.

— Раз не хочешь шоколадку, — сказала Неля, открывая контейнер, заполненный прозрачно-зелеными самодельными конфетами, — тогда попробуй новинку.

По комнате разнесся аромат мяты.

— Это то, о чем я думаю? — предвкушая угощение, Кеша довольно потер руки.

— Если ты думаешь о поцелуях, — Неля смущенно опустила глаза, — тогда да.

— Значит, я угадал, — сказал Кеша, присматриваясь к изумрудным осколкам свежести в контейнере. — Это «поцелуйные леденцы». У тебя все-таки получилось.

— Благодаря тебе.

— Мне, мистеру Ш и миссис Би, конечно.

Поцелуйные леденцы, восхитительно таявшие во рту, стали квинтэссенцией совместного творчества Кеши и Нели. В необычных конфетках слились воедино два очень разных увлечения. Выпускник филфака помогал слушательнице кулинарных курсов с литературными рецептами.

Они ловили мимолетные упоминания различных блюд в пьесах Шекспира, которые Кеша знал вдоль и поперек, и в романах Джейн Остин, которыми зачитывалась Неля. А затем Кеша со свойственным ему педантизмом штудировал старинные английские издания, в частности, «Поваренную книгу миссис Битон», пытаясь раскрыть технологию приготовления загадочных деликатесов. Неля воплощала находки в жизнь, и в комнате отдыха, под пристальным взглядом рисованного Купидона, устраивалась дегустация новых — а точнее, очень, очень хорошо забытых старых — блюд. Это было почти что совместное ведение хозяйства — на продукты для кулинарных экспериментов они сбрасывались с каждой получки, называя это «Шекспир в ипотеку».

Многослойный филологический корж, испеченный на огне взаимной дружеской симпатии и увенчанный пышным, как взбитые сливки, кулинарным талантом — что может быть вкуснее?

На крышку контейнера Неля приклеила скотчем бумажку с цитатой из «Виндзорских насмешниц» в затейливой рамочке. Кеша, держа за щекой сразу три конфеты, продекламировал знакомые слова:

— «Пусть с неба вместо дождя сыплется картошка, пусть гром грянет песню о зеленых рукавах, пусть хлещет град из леденцов и метет сахарная метель, пусть разразится буря соблазнов и наслаждений — ничего не боюсь, потому что я нашел приют на твоей груди»… Вообще в оригинале, у Шекспира, они зовутся не просто леденцами, а kissing-comfits, «поцелуйными леденцами», и это мне нравится больше. Сочное такое слово. Эдакий «Тик-так» шестнадцатого века.

— Да, аксессуар номер один для современников Шекспира. С личной гигиеной у них, кажется, было не очень. А эти штучки здорово освежают дыхание. Если нужно срочно с кем-то поцеловаться — незаменимая вещь. Жаль, что не все это понимают.

Неля улыбнулась и тут же нахмурилась, настроение у нее менялось, как петербургская погода. На переносице обозначилась изогнутая морщинка.

— Очевидно, с Леопольдом всё по-прежнему плохо, — понял Кеша.

— Ну сам посуди: как можно проигнорировать уж настолько прозрачный намёк, Купидон его побери? — воскликнула Неля. «Купидонные» междометия были их общей с Кешей шуткой. — Если девушка угощает молодого человека «поцелуйными леденцами» — что он должен сделать, скажи?

— Полагаю, любой нормальный парень должен воспользоваться ситуацией и попробовать поцеловать девушку, под предлогом проверки эффективности конфет.

Кеша говорил невнятно, поскольку в этот момент засовывал в рот целую горсть сосулек.

Неля вздохнула:

— Вот именно.

— Неужели он не попытался тебя поцеловать после такого сказочного угощения?

Неля грустно посмотрела в полупустой контейнер:

— И в голову не пришло, судя по всему.

— Зябликово яйцо! — возмутился Кеша, запивая последние конфеты чаем. Сочетание бергамота с мятой было по-настоящему изысканным. Кажется, в леденцы Неля еще добавила апельсиновые нотки.

— Что, прости? Какое еще яйцо?

— Просто самое настоящее яйцо зяблика.

— Зяблика?

— Именно. Терций так обзывает Патрокла, потому что зяблик очень маленький и глупый, а его яйцо и того глупее… Впрочем, неважно. Ну-с, что у нас еще сегодня в меню? Леденцы только аппетит разожгли.

— Сверься с цитатой, и узнаешь! — заинтриговала Неля.

— Хм-м, давай посмотрим… — Кеша любил головоломки. — Картошка, какие-то зеленые рукава, сахарная метель, соблазны и наслаждения… Может, сахарную вату принесла?

— Еще подумай! — Неле было явно весело. Серые глаза искрились.

— Так, ну зеленые рукава — это явно не про нас … — Кеша бросил короткий взгляд на Нелину форменную рубашку. Фиолетовый цвет просто убивал эту невзрачную девушку. Хотя, например, в сочетании с медными волосами и зелеными глазами Майи тот же ядовитый оттенок смотрелся просто великолепно. — Что еще? Соблазны и наслаждения — нет, в нашем случае никаких соблазнов и наслаждений. Соблазны, равно как и наслаждения, совершенно точно исключены… Всё, понял. Картошка, клянусь Купидоном!

— Угадали, о Иннокентий Сообразительный! — Неля с шуточным поклоном преподнесла Кеше еще один контейнер. — И поскольку этот отрывок из «Насмешниц» буквально источает сладость, я приготовила батат, а не простой картофель, — говорила Неля, открывая крышку и отрезая Кеше кусочек чего-то божественно-янтарного. — Помнишь, ты пару месяцев назад перевел мне рецепт сладкого сливово-картофельного пирога елизаветинских времен?

— О, да это просто… Просто… О, Купидон! — У образованного, до крайности начитанного Кеши не нашлось ни одного подходящего слова для выражения охватившего его восторга. Вкусовые сосочки во рту мгновенно почувствовали себя избранниками небес, баловнями судьбы, обладателями безлимитных абонементов 24/7 в рай. — Но где тут сливы? Вкус их чувствую, но не вижу. — Кеша с интересом вглядывался в сочную, золотистую начинку.

— Решила взять желтые сливы, — кивнула Неля. — Для красоты.

— Восхитительно, — высказался наконец Кеша. — Можно еще кусочек? Кстати, а ты знаешь, что в шестнадцатом веке картошка считалась афродизиаком? Так что не случайно она стоит в одной связке с соблазнами и наслаждениями разными неприличными.

Кеша смутился, поскольку на такие темы у них с Нелей не принято было разговаривать.

— Да-да, — рассеянно отозвалась Неля. — Слушай, Кеша, к слову о соблазнах и наслаждениях. Я тут хотела тебе кое в чем признаться…

— Насчет Леопольда? — обреченно уточнил Кеша. Он просто ненавидел этого мямлю. Но делать нечего — пакт есть пакт: Неля выслушивала его нытье по поводу Майи, значит, он должен терпеть ее жалобы на этого мерзкого типа.

Единственное, за что он уважал Леопольда — это за его отменный вкус в одежде. Судя по всему, парень закупался в тех же магазинах, что и сам Кеша. Он не раз слышал от Нели: «Ну надо же, я встретила сегодня Леопольда в точно таких же брюках!».

— Можно и так сказать… — Неля почему-то занервничала. Морщинка на переносице изогнулась. — Вот когда ты заговорил про исключенные соблазны…

Внезапно распахнулась дверь и в комнату отдыха вальяжно, как к себе домой, вошел Эдик.

— Ну, что тут у вас? — надменно спросил конкурент, едва не толкнув сидящего Кешу бедром и засовываясь в холодильник за своим обезжиренным творогом. Кисломолочные продукты он терпеть не мог, но ел каждый день — для здоровья, за которым очень следил. — Сборище лузеров? Собрание неудачников? Двое из ларца одинаковы с кислого лица? — Он бросил презрительный взгляд на пустые контейнеры. — А, понятно. Опять лопаете всякие дряни из своих дряхлых книжек.

— Вовсе не дряни, — обиделся Кеша. — А очень вкусно и необычно. И Шекспир никогда не станет дряхлым!

— И Джейн Остин тоже! — пискнула Неля.

— Ясно, я попал в самый разгар очередного заседания клуба ботаников, — сморщил римский нос Эдик, картинно прислонившись к холодильнику и вяло ковыряясь в неаппетитном, сухом и жестком на вид твороге. — Эй, книголюбы, к завтрашнему увольнению готовы?

— Не будет никакого увольнения, это просто слухи, — запротестовал со своего стула Кеша. Он чувствовал себя очень неуверенно, поскольку смотрел сейчас на Эдика в буквальном смысле снизу вверх.

— А мне вот достоверно известно от Люськи, секретарши Хрюкина, которая от меня без ума, что наша Розовая Хрюшка готовит рейтинг продавцов для последующего сокращения. — Эдик выглядел довольным. — Черный список огласят завтра на корпоративе. Готовьтесь к вылету со своими продажами, милые мои убожества!

— А секретарша случайно тебе не сказала, что меньше надо на кастингах пропадать? — неумело защищался Кеша. — Может, ты и сам внизу этого пресловутого рейтинга окажешься!

— С моими изумительными продажами? Ха! Это тебе надо меньше в своей колонне из шариков высиживать, — припечатал его Эдик, бросил пустую коробочку рядом с микроволновкой и был таков.

— Проклятый и изнеженный козел, — вынес свой вердикт Кеша, как только дверь за Эдиком захлопнулась. Он и не знал, что его тайное убежище перестало быть тайным и вовсю обсуждается за пределами их с Нелей клуба. Чтобы скрыть свое беспокойство, Кеша встал и начал прогуливаться туда-сюда между столиками.

— Кеша, что за выражения, — нахмурилась Неля.

— Что хорошо для сэра Уильяма, сгодится и для меня.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Кеша машинально выбросил в ведро Эдиков мусор и ладонью протер пыль с вазочки.

— И все же…

— Ладно, пусть будет не козлом, а зябликовым яйцом, согласен, — пошел на компромисс Кеша, яростно намыливая руки. Пыль с вазочки и Эдиковы бактерии подлежали немедленному и безжалостному уничтожению! Он попытался отвлечься от нехороших мыслей: — А что ты хотела мне сказать перед тем, как он зашел? В чем признание?

— Признание? — Неля замялась.

— Ну что-то насчет Леопольда.

Теперь Кеша принялся смывать пену с рук максимально горячей водой. Ни одному мерзкому, самовлюбленному Эдиковому микробу не будет позволено пробиться сквозь его иммунную систему!

— Да? Насчет Леопольда? Признание? Ах да, признание. Насчет Леопольда. Да.

Неля никак не могла защелкнуть крышки на пустых контейнерах. Наконец побросала в свою сумку всё по отдельности. Сколько крошек от конфет и пирогов просыплется на дно! — тут же подумалось Кеше. В пустыне песка меньше.

Усилием воли Кеша сдержал свой порыв тут же прополоскать под краном Нелину сумку. Вместо этого он покрепче ухватился за пингвинчика в красной шапке и вопросительно уставился на подругу.

— Ну, собственно, это не совсем признание, я преувеличила, — в итоге выдавила она. — Просто вспомнила, что купила ему отличный подарок на Новый год.

— Леопольду? Вы же не настолько близки, — удивился Кеша. — Что за подарок?

— Ах, я тебе потом расскажу. А ты, кстати, подготовился к Тайному Санте?

Эту новогоднюю игру коллектив «Домашнего рая» перенял из бесчисленного множества американских сериалов. Каждый сотрудник тянул бумажку с именем своего коллеги — и затем покупал ему сувенир на сумму, сравнимую со стоимостью обеда в кафе. Деньги небольшие, а в итоге никто не оставался без подарка.

— О да, — Кешино лицо просветлело. — Правда, пришлось потратить чуть больше, чем я планировал, но ей точно понравится…

— Ей? Тебе же достался Борис Иванович, — подозрительно уточнила Неля.

Кеше было стыдновато, но он все же объяснил:

— Пришлось немного подсуетиться — честно говоря, совсем не немного, сплел целую сеть — но все же удалось обменять его у коллег…

— Только не говори, что на Майю!

— …на Майю, — завершил предложение Кеша. — Купил ей серьги ручной работы в виде бабочек, усыпанных разноцветными камешками.

— Ручная работа? Камешки? Ну ты даешь, — вздохнула Неля.

— Мы же все-таки живем вместе, — напомнил Кеша.

— Она всего лишь снимает у тебя комнату! И то ни разу не заплатила… — Неля казалась весьма раздраженной, что было для нее нехарактерно. Видно, Леопольд совсем ее довел своей недогадливостью. — Ладно, пойду обратно в зал. Попробую продать хоть пару поварешек. Хотя кто будет есть суп в Новый год?

Она безнадежно махнула тонкой ручкой. Почему-то у Нели никак не получалось применить свои кулинарные таланты в жестокой сфере продаж кухонных аксессуаров — предметов, прямо скажем, не первой необходимости. Флиртовать с клиентами она не умела, клиентки смотрели сквозь нее — из-за ее тихого голоса и привычки всеми силами избегать зрительного контакта с посторонними людьми. Хотя она, например, одна из всего коллектива знала, для чего нужно отверстие в центре особой ложки для спагетти — оказывается, чтобы отмерить одну порцию этих самых спагетти.

— Нель, — окликнул ее Кеша.

— Да? — повернулась она уже в дверях.

— Боишься завтрашнего корпоратива?

— Нет, с чего бы это?.. А тебе страшно?

— Вовсе нет. Нет, вовсе не страшно. Нет, не страшно, конечно, нет. Нечего мне бояться. Не страшно, клянусь Купидоном, совершенно не страшно.

Глава 3

На самом деле, Кеше было страшно до дрожи в коленках. Он трясся всю ночь, выискивая в интернете симптомы панической атаки и прочих малопривлекательных болезней и ставя себе один диагноз ужаснее другого. Он кутался в свое Одеяло Депрессии — на самом деле, связанный из разноцветных квадратиков плед, которым мамуля укрывала его в детстве, когда ему было грустно, — и нервничал.

Состояние его усугублялось еще и тем, что Майя не пришла домой ночевать. Видимо, осталась у Эдика. Позвонить ей он не решался.

Майя с Кешей жили вместе целых три счастливых месяца.

Началось с того, что в конце сентября ее выставили из прежней съемной квартиры. «Господи, что за злая ведьма эта хозяйка», — жаловалась Майя, «каких-то пара грязных тарелок в раковине, пара крошек на столе — а у нее уже истерика! Ну не мыла я пол ни разу, ну и что, все равно ведь будет грязным! Ну ванну не драила — да какая ей разница, я же в этой ванне моюсь, а не она! Еще смеет называть меня грязнулей, ведьма! Да разве у грязнули зеркала украшены гирляндами и сердечками? Разве грязнуля разрисует скучные однотонные обои милыми цветочками?».

Сперва Эдик подсуетился. Нашел у каких-то знакомых свободную жилплощадь. Однако адрес квартиры этот джентльмен держал в секрете до тех пор, пока Майя не заплатит ему «агентский сбор», на который, как Эдик искренне полагал, он имеет полное право.

Вот тут-то и наступил Кешин звездный час. Родители его в этом году задумали зимовать на даче — и Кеша вдруг осознал, что он может предложить свободную комнату Майе, спасти ее! А там — кто знает, что из этого выйдет… Мама очень не хотела пускать малознакомую, да еще и очевидно легкомысленную девушку в свою спальню, но папа постановил: «Надо разрешить, а то твой бедненький Кисуля весь век в девках проходит».

Плату Кеша назначил Майе чисто символическую — но и этих денег до сих пор не увидел. Впрочем, обсуждать с ней финансы — а точнее, их отсутствие — он, конечно же, стеснялся. Истинные петербуржцы избегают разговоров на подобные неловкие темы.

Остальные аспекты их совместной жизни также обернулись разочарованием. Ни намека на сближение! Кеша боялся проявить свои чувства, а Майя относилась к нему как некому бесполому существу, волшебному слуге вроде Конька-Горбунка, к которому можно обратиться с любой невообразимой просьбой, вплоть до «сбегай мне в круглосуточный магазин за прокладками». И Кеша, пылая от стыда, бежал в ночь, добывал проклятые шуршащие упаковочки.

Иногда к ним после работы заваливался Эдик, съедал всю наготовленную Кешей еду и расхаживал, гордясь своим античным торсом, в одном полотенце по квартире — той самой квартире, где Кеша сказал свое первое «агу». Бывало и наоборот — Майя уходила на ночь к своему кавалеру. В первый раз, когда она не явилась домой, Кеша весь извелся, изволновался и дрожащим голоском позвонил ей на мобильный с невинным вопросом «У тебя все в порядке?». Майя ужасно разозлилась и выдала ему по телефону гневную отповедь, начинавшуюся словами: «Тебе-то какое дело?! Ты мне не мать!».

Но все эти мелкие неурядицы перечеркивались великолепной возможностью наблюдать за этой потрясающей женщиной в быту. Она была красива всегда: и сразу после пробуждения, с небрежным узлом на голове; и вечером, когда сосредоточенно красила ногти на кухне. В квартире теперь пахло по-другому: духами, лаком для волос, пеной для ванны. Запахи яркие, сладкие, экзотические — в отличие от сдержанных маминых. Звуки тоже изменились: мама любила радио с классическим репертуаром, а Майя постоянно смотрела примитивные ток-шоу.

Нет, Кеше никак нельзя потерять эту работу: ведь тогда у него не будет зарплаты, он не сможет больше отправлять родителям деньги от имени Майи за аренду комнаты, все раскроется, будет огромный скандал, папа выгонит его любимую прямо на мороз… Кроме того, как бросить ее одну в магазине? Кто вовремя поднесет ей шариковую ручку?

В общем, восемь рабочих часов перед корпоративом прошли как в тумане. Невыспавшийся Кеша слонялся, словно сомнамбула, по отделу, не решаясь спрятаться в свой воздушный замок, переставший быть тайным, и то и дело натыкался на покупателей — или, того хуже, своего старшего коллегу.

— А у меня, Кешенька, с самого утра желудок крутит, — завел свою обычную песню Борис Иванович Тетерин. Рядом с ним несмело попискивал покупатель, желающий приобрести три сотни бумажных скатертей — кажется, для того, чтобы соорудить из них доселе невиданного воздушного змея. Однако Борис Иванович тут же позабыл о выгодном клиенте, заприметив на горизонте своего младшего товарища.

В Кеше Борис Иванович видел родственную душу, поскольку Кешин прапрапрадедушка владел аптекой «Лампертъ» на Петроградской стороне. Да и сам прапраправнук знаменитого в дореволюционные времена фармацевта был типичным ипохондриком (не далее как две недели назад побежал к окулисту после попадания градинки в глаз), а потому, в свои двадцать шесть лет, неплохо разбирался в лекарствах.

— Прямо как в стиральной машине крутит, сударь ты мой, как в стиральной машине «Витязь», — бубнил Борис Иванович, отмахиваясь от робкого покупателя. — Вот не знаю только, почему крутит. То ли от нервов — боюсь я собрания сегодняшнего, как бы мне еще годик-то до пенсии продержаться, — то ли от моих помидорчиков соленых, хотя это вряд ли. Открыл вчера баночку — прелесть, сплошные витамины. Ну, если не считать серую плесень сверху и каких-то странных жучков, плавали в рассоле кверху лапками, негодяйчики. Зато свои помидорчики-то, натуральные, из моей теплички, не чета пластмассовым магазинным… — Рассуждениям Бориса Ивановича, казалось, не было конца. Однако в итоге он все же добрался до ключевого вопроса: — Так что посоветуешь принять от живота, сударь ты мой?

— Не знаю, Борис Иваныч, правда, не знаю, что вам посоветовать, клянусь памятью покойного прапрапрадедушки, — с мукой в голосе отвечал Кеша. Не до того ему было сейчас. — Сходите вы уже к врачу.

— Может, уголька мне принять? А, сударь ты мой, одобряешь уголек?

— Ну, примите, — без энтузиазма кивал Кеша, глядя на гигантскую, ядовито-зеленую надпись «Распродажа» над кучкой выцветших товаров для пикника. Что-то в отделе «Сезонных товаров» сегодня было пусто. Эдик изредка попадался на глаза — то на фоне красного остролиста селфи сделает, то в блестящем елочном шарике себя рассматривает. Но где же Майя?

— Как-то неуверенно ты соглашаешься, сударь мой! — обеспокоился Борис Иванович, поглаживая свой пухлый живот. Покупатель громко и протяжно вздохнул. — Вот что бы твой почтенный предок сказал по поводу моего случая, как думаешь? Одобрил бы твой прапрапрадедушка уголек?

— Знаете, Борис Иванович, — Кеша ужасно устал от этого зануды, — мой почтенный предок, как мне прабабушка рассказывала, был тот еще жук, прямо как из вашего рассола. Расфасовывал обыкновенный сахар по фирменным пакетикам и продавал под видом чудо-средства, избавляющего от вечной петербургской тоски.

— Я понял, почему ты отшучиваешься и юлишь, Иннокентий! — Борис Иванович внезапно помрачнел и схватился за лысину. — Ты, сударь, подозреваешь у меня неизлечимую болезнь желудка! Позволь рассказать тебе дополнительные симптомы для постановки точного диагноза. Во-первых, самое важное: мой стул, его цвет и консистенция…

— Да боже ж ты мой! — не выдержал покупатель, оглушив своим тонким дискантом обоих продавцов. — Это что тут у вас за магазин такой? Не «Домашний рай», а «Домашний ад» вам надо называться! Пытки какие-то устроили! Стул свой еще будут при мне обсуждать! А я ведь даже не в мебельном отделе! Дайте мне уже мои скатерти и я пойду. И если вам интересно мое мнение, — ткнул он пальцем в Бориса Ивановича, — я лично уверен, что живот у вас крутит по двум причинам сразу: и из-за ваших плесневелых самодельных овощей, и из-за вашей интуиции, которая совершенно верно подсказывает вам, что вас наверняка на вашем собрании уволят! И никакие угли и прадедушки не помогут!

Однако именно своему прапрапрадедушке Якову Эммануиловичу Ламперту, прославившемуся на весь Петербург не только своими фармацевтическими достижениями, но еще и скандальными амурными похождениями, Кеша спустя несколько часов возносил молитвы, пристраивая подарок для Майи под сверкающую елку в конференц-зале, где вот-вот должно было начаться роковое собрание. Мда, маленький темно-зеленый футлярчик казался каким-то жалким на фоне целой горы ярких коробок, коробочек и коробищ.

Кеша вздохнул, заправил поглубже в черные брюки свою тщательно отглаженную праздничную рубашку болотного цвета (мамуля когда-то сказала, что ему к лицу все оттенки зеленого, и с тех пор Кешин гардероб стал напоминать лес весенней порой), и огляделся по сторонам.

Обстановка в конференц-зале производила впечатление весьма наэлектризованной. И не только из-за чрезмерного количества электрогирлянд, опутавших елку наподобие рыбацкой сети. Нет, дело было в другом. Народ дрожащей стайкой сбился в дальнем углу и шептался. Никто даже не смотрел в сторону аппетитного фуршетного стола, накрытого всякой новогодней всячиной.

Кеша, не терпевший толпу, уселся на стул в другом углу, подальше от нервозных коллег, и попытался отвлечься от всеобщей паранойи, разглядывая картины директора, развешанные по стенам.

По этой коллекции можно было проследить развитие Хрюкина как художника. От самого раннего, робкого пейзажа «Во поле береза стояла» (под деревом сидел глуповатый заяц не совсем правдоподобного размера, почти достававший кончиками ушей до облаков, и ползала божья коровка с крапинками размером с хорошее яблоко, которая в честном поединке не на жизнь, а на смерть имела все шансы победить вышеуказанного зайца) — до уже зрелой его работы «Китайские мотивы», наполненной таким разнообразием деталей (тут и драконы, и золотые Будды, и дешевые джинсы, и красные флаги, и мопсы, и иероглифы, конечно), что у зрителя со слабым вестибулярным аппаратом начинала кружиться голова.

— Если меня уволят, поеду в Англию.

Нелин голос вернул Кешу в состояние равновесия. Подруга — в сереньком, каком-то старушечьем платьице, со своим неизменным хвостиком — по-птичьи присела на краешек соседнего стула и продолжила:

— Хотя — нет, не поеду, реальная Англия наверняка окажется гораздо хуже моей мечты. Испорчу всё только. Мечтать будет не о чем… Вот что: уволят — буду сидеть дома под одеялком, есть «свинок в одеялках» и смотреть «Дневник Бриджит Джонс». Ту часть, где она валяется на кровати, завернувшись в одеялко.

— У меня дома есть Одеяло Депрессии. Мамуля связала из разноцветных квадратиков. Могу одолжить, — предложил Кеша.

— О мой Купидон, это то что надо! — обрадовалась Неля. — Значит, договорились: увольняют меня — приносишь Одеяло Депрессии. Увольняют тебя — я приношу целый противень английских «свинок»… Кстати, а ты что будешь делать, если тебя уволят? Научишься танцевать танго? Напишешь книгу? Заведешь собаку?

Шутливый разговор с Нелей помогал снять напряжение.

— Ха! Скажешь тоже. Танго — никогда, собаку — тем более. А вот про книгу мне идея понравилась. — Кеша достал из нагрудного кармана свой блокнотик с пингвинчиком и помахал им в воздухе. — Тут наберется целый справочник полезных советов для продавцов-невидимок. Уверен, не я один такой стеснительный, где-то в этой вселенной купли-продажи есть мои братья по разуму… И мамуля всегда мечтала, чтобы я стал писателем…

Кеша с тоской посмотрел на хрюкинскую интерпретацию знаменитой картины Кустодиева «Купчиха за чаем», где на месте главной героини был изображен сам директор «Домашнего рая», ничуть не уступавший купчихе в дородности и изяществе. На автопортрете полная шейка Григория Петровича была украшена неизменным платочком, кокетливо повязанным на правый бок; розовая рубашка с парой-тройкой стразиков оттеняла щечки-яблочки. А сколько вкусняшек было навалено на столе щедрой рукой мастера! Ни в одной купеческой лавке не найдешь такого изобилия. Не говоря уже про самый современный хромированный электрочайник — куда там Кустодиеву с его устаревшим самоваром!

— Я бы твою книжку с удовольствием почитала, — ободряюще кивнула Неля. Поправила белый кружевной воротничок — такие Кеша видел на маминых школьных фотографиях. — Кстати, тебе нравится мое платье? Нашла в мамином шкафу. Винтаж.

— Да, очень мило, — рассеянно отозвался Кеша, высматривая в наряженной толпе Майю. — Для платья семидесятых годов. Леопольд будет в восторге. Если он любит неяркие вещи, конечно.

— Да? — Неля вдруг погрустнела. — Значит, тебе не нравится… Не очень-то я умею одеваться… Просто подумала, к серым глазам оно неплохо подойдет. Надо было послушаться бабушку, она сказала, что я в нем похожа на мокрую синичку-московку…

— Прости, Нель, на самом деле тебе очень идет, — запоздало осознал свою бестактность Кеша. — Да, и к глазам отлично. И по фигурке, так сказать. — Он смутился. Весь его словарный запас куда-то растерялся. — Так Леопольд тебя в нем видел?

— Слушай, Кеш, насчет Леопольда… Я все же должна тебе сказать… — Неля снова залепетала что-то непонятное, как тогда, в комнате отдыха.

Однако Кеша почти ее не слушал.

Он наконец увидел Майю! Рыжеволосая богиня, в своей роскошной лисьей шубе, влетела в конференц-зал, на долю секунду опередив Хрюкина, который только крякнул, получив ароматными кудрями по носу. Под шубой у Майи что-то шевелилось и шумно дышало. Позвольте… Позвольте, это же не…

— Голубчики мои, прошу минуточку внимания! — зазвучал мягкий голос директора из всех динамиков.

Хрюкин — в персиковой рубашечке с закатанными рукавами, оголяющими сдобные запястья, в прелестном шейном платочке с персиковыми же крапинками, взял микрофон, встал на подиум рядом с елкой и широкими приглашающими жестами собирал вокруг себя всех сотрудников.

— Вот так, станьте, дети, станьте в круг, станьте в круг, станьте в круг… Хорошо, птички вы мои невелички. Все здесь? Господин Ламперт, я тут, возле елки, а не на голове нашей очаровательной Майи Колокольчиковой, что ты ее гипнотизируешь — кстати, изумительные духи, моя дорогая, и прелестная прическа у тебя сегодня… Итак, объявляю собрание открытым! И для начала, милые вы мои пупсики, я немного испорчу вам новогоднее настроение…

В конференц-зале установилась звенящая тишина.

Внезапно Майина шуба громко, с подвизгиванием, чихнула.

Не может быть! Она притащила на работу собаку!

Глава 4

— Вот, голубчики, вот именно об этом я и говорю, — обиженно сказал Хрюкин, прервавшись на полуслове. — Даже собрание провести не даете. Буквально на лету срезаете. Кто это чихнул?

Майя испуганно запахнула шубу и вжала голову в плечи. Кеша, до конца не осознав, что делает, бросился на амбразуру:

— Это я, Григорий Петрович! Я чихнул.

И тут же ощутил на себе жаркий груз осуждающих взглядов. Словно на него направили тысячи лазеров одновременно. Впрочем, был среди этих взглядов один сочувствующий — от Нели. И главное — один благодарный. От спасенной принцессы.

— Плохо, Иннокентий, плохо! Разве можно чихать, когда директор выступает! Да еще так громко! — погрозил ему пухлым пальчиком Хрюкин. Если бы у Кеши был панцирь, как у улитки, он бы втянул сейчас в него всю голову вместе с рожками. — Будь здоров, голубчик, потому что здоровье тебе — да и всем вам, птички мои — в ближайшее же время очень понадобится.

Директор сделал драматическую паузу.

— «Домашний рай», милые мои, в последние месяцы опустел и даже, можно сказать, захирел. Да, голубчики, именно захирел. Хм, между прочим, отличная идея для моей следующей картины — «Захиревший рай». Прямо так и вижу: голые ветки, грустные голодные птицы тут и там, надкусанные яблоки — нет, «Эппл» на меня в суд подаст… Ладно, вместо яблок — пустые грязные чашки из-под амброзии… Нужно будет на каждой меленько так надписать: «Амброзия», чтобы никто не подумал, что это чашки из-под кофе или, скажем, банального чая…

Сотрудники, меньше всего сейчас ожидавшие услышать сумбурные размышления об искусстве, с недоумением переглядывались.

— Григорий Петрович, — кашлянула на заднем плане секретарша Люся, разумная дама средних лет, державшая все дела магазина под контролем и не дававшая своему шефу окончательно уйти в астрал — или в Царство Небесное. Она единственная здесь выглядела профессионально: строгий темно-серый костюм, корректная блузка, классические лодочки.

— Да, Люсенька, вижу, вы хотите мне напомнить: как же так, Григорий Петрович, ведь ваше творчество считают позитивным! — взмахнул рукой Хрюкин. — А я отвечу, голубчики: как тут оставаться позитивным в таких обстоятельствах? Серьезные убытки терпит наш магазин. Серьезнейшие! И это в морозном декабре — самом горячем месяце в плане продаж! — Вот теперь директору удалось добиться стопроцентного внимания со стороны подчиненных. Каким-то загадочным образом ему все же удалось переключиться с рассуждений о живописи на тему собрания. — Клиенты, птенцы вы мои ленивые, недовольны. Сплошные жалобы на качество обслуживания. Встречают покупателей — если вообще встречают — не радостные ангелы, а какие-то мрачные лягушки… Да, лягушки! — внезапно полное лицо Хрюкино озарилось детской улыбкой. — Их обязательно нужно тоже изобразить на моей картине… Так, о чем это я?

— О качестве обслуживания, Григорий Петрович, — мягко подсказала Люся из-за плеча.

— Да, качество обслуживания в последние месяцы просто из рук вон плохое. Безобразно, голуби мои, относитесь к покупателям — а значит, и ко мне! Как вам не стыдно, дети мои, как не стыдно! Я ведь только-только нашел себя, погрузился в искусство, растворился, можно сказать, в масляных красках, нашел свой личный рай — а вы, голубчики, грубо швыряете меня с небес на землю, заставляете заниматься всякими скучными топ-менеджерскими делами. И это после того, как я самолично украсил вам гирляндами новогоднюю елку! — Хрюкин в ажитации дернул за торчащую лампочку, едва не свернув при этом дерево. — Где еще вы возьмете такого директора, который вам своими ручками и картины напишет, и елку нарядит? А, голубчики? Ну где? Вот то-то и оно, что таких как я, больше нигде нет!

— Григорий Петрович, мы вас ценим и любим! — выкрикнул из толпы Эдик. Вот подлиза.

— Да уж, вижу я, как вы меня любите — хотите, чтобы я разорился и жил в нищете, словно я какой-то начинающий художник-самоучка. Нет, мои милые, вдохновения под забором не найдешь! Голодный мастер не напишет вам гениальный «Захиревший рай»! Я должен получать калории и витамины, чтобы мой мозг мог создавать великие полотна. Передо мной должна стоять чашка, полная горячего шоколада — а лучше глинтвейна, — чтобы я сумел достоверно изобразить пустую грязную чашку из-под амброзии. Вы хоть представляете, как тяжело выписывать мелкие буковки?!

— Григорий Петрович, пора переходить к рейтингу, — шепнула Люся.

— Я к нему и перехожу, голубушка. — Хрюкин вытащил из нагрудного кармашка еще один персиковый платочек, точную копию шейной косыночки, и вытер мокрый лоб. — Одним словом, голубчики мои, во имя Искусства, я должен спасти наш магазин от банкротства. Я и так уже уволил всех начальников отделов — слишком много расходов, а толку от них никакого — а теперь пора уменьшать и количество самих отделов. Займемся этим по итогам следующего квартала. Например, убыточный «Все для праздника» объединится с гораздо более успешными «Сезонными товарами», «Кухонные аксессуары» вольются в мощную «Мебель для кухни» и так далее. Сами понимаете, дети мои, что эти структурные изменения за собой потянут.

— Сокращение, — зашелестело по рядам.

— Именно. — Хрюкин обернулся к Люсе и та передала ему какую-то распечатку. — По итогам следующего квартала, голубчики, я пересмотрю наше штатное расписание. Часть сотрудников придется уволить. Чтобы ко мне не было претензий, чтобы вы не врывались ко мне в кабинет с истериками и обвинениями в несправедливости, выбивая меня из творческой колеи, — вот вам открытый рейтинг всех продавцов магазина. Список, голуби мои, строго объективный, формировался по данным продаж за последний квартал. Я вывешу документ на доске для объявлений — здесь, рядом с елкой. Можете смотреть, делать выводы. У вас есть три месяца, чтобы перепрыгнуть из нижних строчек рейтинга в верхние, лягушатки мои… Да, Люсенька, обязательно запиши слово «лягушки» — для моей райской картины, а то я забуду… В общем, подводя итог: с Новым годом вас, милые голубчики, с новым стимулом для успешной работы! А теперь — разбираем подарки! Чур, я первый!

В полной тишине Хрюкин бросился к горе подарков и принялся рыться в ней, отыскивая новогодний сюрприз для себя. Наконец нашел розовую коробочку и нетерпеливо разорвал обертку.

— Не может быть! Кисти! И краски! Именно те, что я давно присмотрел в магазине! — Директор весело захлопал в ладоши. — Спасибо, голубчик Санта!

Он подхватил коробку под мышку, послал ошарашенным сотрудникам воздушный поцелуй и был таков.

Коллектив медленно отходил от шока. Все топтались на своих местах, одновременно страстно желая и страшась взглянуть на рейтинг.

— А я не боюсь никаких списков — уверен, я на первом месте! — надменно объявил Эдик и решительными шагами направился к доске объявлений. — Ага! Точно! Победоносцев Эдуард — первое место! Получите, неудачники! Выкусите! Ха-ха! Жабулька, иди сюда, не трусь! — крикнул он Майе. — Ты на втором! Молодец! Горжусь тобой, жабка моя ненаглядная.

— Да? Правда на втором? — Майя, по-прежнему закутанная в шубку, подбежала к доске. — Боже, какое счастье! За это надо выпить. А потом получишь свой подарок!

— Что? Ты мой Тайный Санта? — немного скривился Эдик. — И что ты там приготовила?

— Узнаешь, любимый! Сначала — немного винца для хорошего настроения!

— Ладно, жабка, иди наливай — мне сухого, я слежу за фигурой. И тебе, кстати, не помешает пару кило сбросить, так что не налегай на закуски… А я должен пока от себя презент подарить.

Он подошел к Неле, неожиданно обхватил ее за узкие плечики и смачно поцеловал прямо в губы.

— Вот. Я вытащил бумажку с твоим именем. Ты ведь Нелли Веснина?

— Э-э, да! — еле слышно пролепетала Неля.

— Короче, это твой подарок на Новый год — поцелуй принца. Должен предупредить: акция единоразовая. Повторов не будет. А то замечтаешься еще. Не благодари! — Эдик развернулся и направился к фуршетному столику, где уже хлопотала Майя.

— Да я, в общем-то, и не собиралась, — пробормотала Неля, брезгливо вытирая губы. Она повернулась к Кеше, последние десять минут изображавшему из себя скульптуру «Растерянный продавец». — И как твоя Майя с ним каждый день целуется? Не понимаю. Он же жутко слюнявый.

Имя возлюбленной вывело Кешу из состояния ступора, в котором он находился после того, как принял на себя вину за громкий чих. Улитка высунула голову из домика и решила подползти поближе к рейтингу — узнать свою судьбу.

— Вот и я не понимаю, — согласился он с подругой. — Прямо противно было смотреть, как он тебя пытается проглотить. Я был готов врезать ему, так противно.

— Врезать? — Нелины брови изумленно поднялись. — Из-за меня?

— Ну не только из-за тебя, конечно, — поправился Кеша. — Из-за того, что он Майю обижает постоянно, называет ее жабкой и жабулькой. Да она же принцесса! Сам он жаба, Купидон его побери. Еще и квакнуть посмел, что ей пару килограмм, видите ли, ей надо сбросить. Халтурщик и разбойник из навозной кучи! — перешел он на излюбленные шекспировские ругательства. — Она само совершенство! Ее фигура достойна венка сонетов!

— Ясно. — Брови Нели вернулись на обычное место. — А что же не врезал разбойнику?

— Что ты! — ужаснулся Кеша. — И снова привлечь к себе всеобщее внимание? Мне этого инцидента с чиханием до конца следующего квартала хватит.

— Ладно, пойдем посмотрим рейтинг, — вздохнула Неля. — Может, все не так плохо. А потом поищешь в этой куче свой подарок. Наверняка тебе достанется что-то получше скользких губищ Эдика.

Пробившись сквозь толпу коллег, друзья с надеждой принялись изучать распечатку. В первых рядах — Победоносцев, Колокольчикова… В середине — фамилии здоровяков из стабильных отделов «Инструменты» и «Сантехника»… Ближе к концу — Тетерин Борис Иванович…

— О мой Купидон. Похоже, все именно так плохо, как мы и ожидали. — Кеша показал на две нижних строчки. Веснина и Ламперт. Худшие продавцы магазина «Домашний рай». — Пора готовиться к увольнению.

Неля, прибитая к нему течением толпы, постаралась улыбнуться. От нее пахло мятой с апельсиновыми нотками.

— Не расстраивайся. У нас есть еще три месяца.

— Да что можно изменить за три месяца? — воскликнул Кеша. — Я не могу стать лучшим продавцом, не могу стать Эдиком за жалких девяносто дней! Я не умею общаться с покупателями. Не умею! И никогда не научусь! Я вообще не знаю, как разговаривать с людьми! Я не люблю и боюсь людей, Неля! Понимаешь?

— Понимаю, Кеша. — В серых глазах читалось искреннее желание помочь. — Для начала тебе нужно успокоиться. Давай поищем твой подарок.

С тяжелым сердцем Кеша начал перебирать праздничные коробки и пакеты под елкой. Кружка Эсмарха для Бориса Ивановича — вот обрадуется… Кешин футлярчик с сережками для Майи — скорее бы она его открыла, интересно, понравится ей или нет… А, вот какой-то плоский предмет с белым бантиком и табличкой «Для Иннокентия Ламперта». Кеша развернул упаковку…

— Что?! «Как стать душой компании?» — прочитал название Кеша неправдоподобно высоким голосом. — Дарить такое мне, выпускнику филологического факультета? Это издевательство! В жизни меня так не оскорбляли! Не знаешь, кто мой Тайный Санта? — агрессивно спросил он у Нели, оглядываясь по сторонам. — Кто придумал всучить мне эту низкопробную книжонку, Купидон ее побери?

— Не знаю, — Неля слегка отстранилась, глядя на него с испугом. — Почему ты так разозлился? Даже полистать ее не хочешь?

— Разумеется, нет! Я, слава Государственному университету, привык к книгам другого уровня! Дешевка, бульварная психология. Добрые советы для идиотов. Подумать только! Этот так называемый Тайный Санта еще бы сборник анекдотов мне вручил!

Внезапно Кешины излияния прервал пронзительный визг.

Все обернулись к фуршетному столу.

Визжала собака.

Та самая собака, которую Кеша заметил у Майи за пазухой в начале собрания и при которую совсем позабыл в связи с последними драматическими событиями: маленькая, кудрявая, рыжая, похожая на плюшевую игрушку.

Эдик держал ее на вытянутых руках и орал, перекрикивая собачий визг:

— Ты что, совсем рехнулась, Майя? Да это худший подарок в мире!

Глава 5

Кеша включил свет в прихожей и обессиленно рухнул на табуретку.

Слишком насыщенный день сегодня выдался. Слишком насыщенный для его слабенькой нервной системы.

Ох, что это?

Кажется, сердце закололо! Нестерпимая боль в левой части груди. Неужели это он? Неужели так выглядит инфаркт?

А что, вполне может быть. Кеша недавно где-то вычитал, что сердечно-сосудистые болезни сильно помолодели.

Как расстроится мамуля! И Неля, наверное, тоже расстроится. А Майя — что Майя без него будет делать? Где она станет жить? Кто будет кормить ее полноценным домашним ужином, кто будет гладить ее вещи и убираться у нее в комнате?

Нет, надо держаться. Уходить в мир иной — особенно если иной мир хоть немного соответствует хрюкинским представлениям о рае — никак нельзя. Для начала нужно постараться вызвать скорую помощь.

Кеша медленно потянулся к верхнему левому кармашку куртки, где обычно держал телефон — и вдруг ощутил под пуховиком что-то твердое и плоское.

Секундочку. Погодите секунду.

Он расстегнул молнию. Всё понятно. Никакой это не инфаркт. В грудь ему упиралась острым краем дурацкая книжонка, которую он впопыхах засунул во внутренний широкий карман куртки, когда спасался бегством с корпоратива — впечатлительный Кеша, не желая видеть, как Эдик при всех ругает Майю, поспешно оделся и ушел, даже не попрощавшись с Нелей.

Кеша вытащил книжку из-за пазухи и раздраженно бросил на комод.

На мгновение ему даже стало жаль, что это все-таки не сердечный приступ. Теперь придется жить дальше и решать множество проблем.

Чувствуя себя древним стариком, Кеша с кряхтением нагнулся, расшнуровал ботинки и аккуратно поставил их на коврик возле двери. Куртку пристроил на плечики в шкаф — все вешалки всегда висели у него на равном расстоянии друг от друга.

Шаркая тапками, поплелся в ванную. После душа надел хвойно-зеленую фланелевую пижаму, застегнул ее на все пуговицы. Потащился на кухню. Есть не хотелось, поэтому заварил себе «Эрл Грей» — три минуты двадцать пять секунд. Поправил скатерть, сползшую на полтора сантиметра. Оттер с телевизионного пульта какое-то микропятнышко. Расправил кухонное полотенце. Подвинул бонсай, причудливый самшит, стоявший на подоконнике, на четыре миллиметра вправо. Полистал мамин справочник по биологии — главу про уход за карликовыми деревьями, где подробно рассказывалось про регулярную подрезку корней и ветвей японского «растения в подносе». Взял Шекспира — и сразу отложил в сторону. Настроение было какое-то нешекспировское.

Без Майи в доме было темно, тихо и депрессивно.

Придет она сегодня или не придет?

Кеша поставил локти на кухонный стол и обхватил руками голову. Эта неопределенность убивала его, мучительно и верно. Нет, инфаркт определенно был бы выходом из положения.

Он вздохнул, вымыл чашку и решил ложиться спать, стараясь не думать о Майе и о том, что они с Эдиком сейчас делают. Страстно мирятся после бурной ссоры? Тьфу, противно.

Но прежде следовало разобраться с книжонкой.

Взяв в руки «Душу компании», Кеша, обуреваемый сомнениями, остановился посреди прихожей.

С одной стороны, все книги хранились у него в комнате. Целую стену занимал советский книжный стеллаж, в котором издания были расставлены по категориям: «Учебная литература», «Справочная литература», «Детская литература», «Русские писатели до XIX века», «Зарубежные писатели XX века» и так далее. Эдакий филиал самой бюрократизированной библиотеки в мире на дому. Кеша еще в детстве сделал цветные наклейки на каждую книгу — в соответствии с категориями. В последние месяцы его коллекция пополнилась новым цветом — фиолетовым, обозначавшим принадлежность экземпляра к разделу «Кулинарные книги на английском языке».

Глупую «Душу компании» невозможно было причислить ни к одной уже существующей категории — даже к развлекательной «Чтение в отпуске». Заводить новый раздел вроде «Дурацкие бесполезные дешевки» не хотелось. Тем более не хотелось ставить эту бездарщину к Книгам. Стыдно было. Что скажет сэр Уильям? Что скажет господин Гончаров? Что скажет миссис Браун, наконец?

С другой стороны, выбросить книжку рука не поднималась. Это то же самое, что выбросить хлеб. Невозможно.

Кеша в замешательстве начал перелистывать тонкие серые страницы — с крупными, как для первоклассников, буквами. «Найди забавное в случайном»… «Развей в себе остроумие абсурда»… «Смени прическу»… Бред. Хуже, чем в Майиных журнальчиках, которые она разбрасывала по всему дому.

С обложки ему улыбался лакированный парень в полурасстегнутой рубашке, открывающей интересный ракурс на его мощную грудь и шею, украшенную деревянными гавайскими бусами с акульим клыком вместо кулона. Всем своим видом парень демонстрировал, что уж у него-то проблем с общением просто нет. Он словно говорил, лениво растягивая слова: «Хей, брат, как дела? Бери доску и пойдем ловить волну, а после выпьем в пляжном баре и подцепим загорелых калифорнийских девчонок».

Кеша взглянул на себя в зеркало. На фоне скучной коридорной мебели отражался отнюдь не красавец-серфер. Отутюженная фланелевая пижама, теплые тапки с собачьими мордочками (мамуля подарила на позапрошлый Новый год). Стрижка с боковым пробором — такие можно увидеть в фильмах пятидесятых годов. Нахмуренные брови, темные грустные глаза. Опущенные книзу уголки губ, словно он на что-то обижен — на саму жизнь, очевидно. Сутулая спина, хилое телосложение, совершенно не авантюрный вид. Эдик прав — типичный ботаник. Такому парню загорелая калифорнийская девчонка спокойно доверит свой багаж в аэропорту — но никак не номер телефона.

Вдруг прямо над Кешиным ухом истошно заверещал звонок. Кто-то с неистовством медведя-шатуна принялся ломиться в дверь.

— Это я! Открой! Кеша! Ну же!

Кеша ахнул и бросился отпирать замки.

Майя ввалилась в прихожую с таким грохотом, будто была не милой принцессой, а двухметровым гвардейцем.

— Не могла… ик… не могла проклятые ключи найти… — забормотала она, пихая Кеше под нос свою расшитую бисером сумку и дыша на него вином. — Вот сам посмотри — разве там можно что-нибудь найти?

Кеша послушно раскрыл сумку и тут же от неожиданности выронил ее на пол. Из сумки выкатились помады без колпачком, несколько флакончиков духов, потрепанный паспорт, монеты, прокладки, какие-то безымянные таблетки без упаковки, Кешина ручка, купоны на прошлогоднюю июльскую распродажу нижнего белья — и рыжий щенок.

Щенок моментально сделал лужу на коврике для ботинок.

— Майя! Майя! — схватился за голову Кеша. — Что это? Кто это? Почему он здесь?

— Познакомься, — сделала театральный жест Майя, смахнув рукавом лисьей шубы фотографию Кешиных родителей с комода. — Это худший в мире подарок на Новый год.

— Ты же его Эдику подарила!

— Подарила, — кивнула Майя. Медные пряди закрыли лицо. — А он мне его вернул. Дрянь какая этот Эдик! — неожиданно крикнула она, напугав до смерти щенка, который незамедлительно сделал еще одну маленькую лужицу и заскулил.

— Как же теперь быть?

— Не знаю, не знаю я! — начала всхлипывать Майя. Прекрасные зеленые глаза наполнились слезами. По щекам потекла тушь. — Не знаю… ик… Спаси меня, Кеша!

— Конечно, Майечка, конечно, спасу! — засуетился он. Это шанс, которого он ждал всю жизнь! — Сейчас мы все решим. Давай сначала снимем шубку — вот так… Молодец… Теперь сапожки…

Пока Кеша стаскивал с Майи обувь, щенок продолжал скулить, сводя его с ума.

— Может, он голодный? — догадался Кеша.

— Я очень голодная! — капризно сказала Майя. — Что у тебя есть поесть? И вообще, включи ящик, сидишь как в пещере!

Спустя несколько минут Майя, в шикарном серебристом платье и тяжелом разноцветном ожерелье, с аппетитом уничтожала приготовленный Кешей омлет (три яйца, помидоры, сосиски, зелень), а щенок, довольно урча, налегал на отварную говядину, которую Кеша вытащил из супа и нарезал на мелкие кусочки. Пока на кухне царил мир и покой, Кеша быстренько простирнул коврик и вымыл пол в прихожей. Затем побежал обратно к Майе и сделал ей чашку горячего крепкого чая (заваривать три минуты двадцать пять секунд). Щенок тем временем привалился к батарее и заснул. Похоже, у него тоже выдался тяжелый день.

— Майя, собаку нужно вернуть обратно, — рассудил Кеша, усаживаясь на стул напротив возлюбленной и непроизвольно посматривая в ее соблазнительное декольте. Девушка беспокойно крошила кекс с изюмом — кекс она любила, а изюм терпеть не могла и всегда его выковыривала.

Слегка протрезвевшая Майя насыпала себе в ротик вкусных крошек (несколько попали и в декольте, заставив Кешу еще раз заглянуть в этот Бермудский треугольник), отхлебнула чай и покачала головой.

— Нет, Кешенька. Не получится. Я ее у какой-то бабульки на улице купила.

— Как? Не в питомнике? — ужаснулся Кеша. — Значит, у собаки нет ветеринарного свидетельства?

— Видно же, что песик абсолютно здоровый! — тряхнула кудрями Майя. — Беспородный, но здоровый!

Щенок и правда мирно сопел, подергивая во сне лапками.

— Майя, но это же безответственный поступок, — не удержался Кеша. Кажется, впервые он решился сказать ей что-то критическое. — Купить животное на улице, с рук, неизвестно у кого, без всяких документов… Подарить человеку, который совершенно этого не ожидал…

— Ты тоже считаешь, что я плохо поступила? — У Майи снова задрожали пухлые губки. — Ну, раз уж ты, Кешенька, так говоришь… Значит, Эдик правильно меня отругал. Я виновата перед ним.

— Подожди, подожди, почему виновата? — Кеша не ожидал такого поворота в разговоре.

— Мне и впрямь не следовало дарить ему собачку!

— Ну вообще-то, ты же сделала это искренне, из лучших побуждений… Из каких именно, кстати? — уточнил Кеша.

— Я хотела намекнуть ему, что нам пора пожениться и завести ребеночка!

Кеша едва не свалился со стула.

— Пожениться?! Ребеночка?!

— Знаю, знаю, я поторопилась! — захныкала Майя. — Ему еще надо карьеру сначала построить, прежде чем жениться. Он такой талантливый, Кешенька, столько денег может зарабатывать, рекламируя нижнее белье…

Кеша немного оклемался и наконец сообразил, как перестать защищать Эдика:

— В любом случае, он должен был вести себя корректно. Не следовало кричать на тебя при всех, портить тебе праздник… — Он пригляделся к ее ушкам, еле заметным под пышной прической. — Кстати, ты получила свой подарок от Тайного Санты?

— Получила, — уныло сказала Майя, думая о чем-то своем и продолжая крошить кекс. — Такие милые сережки, бабочки, как раз в моем вкусе, очень дорогие.

— Где же они? — полюбопытствовал Кеша. — В сумке я их вроде не видел.

— Ну, когда Эдик швырнул в меня песиком, я ему предложила забрать мой подарок, чтобы он не сердился.

— Зачем ему женские сережки?!

— Он сказал, маме своей подарит на Новый год, сэкономит на покупке. Хоть какая-то от меня польза будет…

Майя вскочила, вытряхнула из декольте крошки и взбила волосы.

— Поеду к нему.

— К кому? — Кеша знал ответ.

— К Эдику.

— Зачем?

— Я должна вымолить у него прощение за неудачный подарок! Я сделала глупость и теперь буду стоять перед ним на коленях!

— Майя, Майя, не надо…

— Надо, Кеша. Ты меня убедил.

— Но он же грубо повел себя с тобой…

— Я сама заслужила!

— Но как же щенок?

— Ах, не знаю, делай с ним что хочешь!

— Но…

— Кешка, отстань от меня, ради Бога! Ты видишь, я спешу! Я могу потерять счастье всей моей жизни!

— Но мы же завтра с утра собирались поехать к моим родителям на дачу, встретить с ними Новый год. Они хотели с тобой познакомиться…

— Боже, Кеша, я просто так согласилась к ним поехать, чтобы от тебя отвязаться! А на самом деле хочу с Эдиком встречать Новый год, а не с твоими доставучими родителями! Если все получится, останусь у него до первого января.

— Майя, подожди…

— Нет, какой же ты все-таки зануда! Величайший зануда на земле. Неудивительно, что у тебя нет девушки и худшие продажи в магазине!

Дверь за Майей захлопнулось. Словно торнадо пронеслось по тихой Кешиной квартире, разрушив его самооценку, мысли и планы.

Величайший зануда на земле.

Это он, Иннокентий Ламперт.

Величайший зануда и больше никто.

Жизнь в лице милой Майи раздавила его огромным сапогом.

Прежнего Кеши не стало.

Взгляд его упал на убогую книжонку, которая все еще валялась на комоде.

Кеша взял ее трясущейся рукой.

Терять было нечего.

Глава 6

Второго января покупателей было мало.

Те, что добрели до «Домашнего рая», явно не горели желанием приставать к продавцам. Они вяло, как в замедленной съемке, перемещались по магазину, повиснув на тележках; надолго застывали у стеллажей и тупо рассматривали яркие ценники, пытаясь унять плясавшие в глазах цифры. «Эффектом кареты-тыквы» называл это явление Кеша в своем блокнотике: в последние перед Новым годом дни покупатели, сверкая очами и размахивая купюрами, набрасывались на самые завалящие товары, словно голодные псы; однако как только кремлевские куранты били двенадцать — клиенты превращались в сонных скупых тюленей. Январь всегда был самым унылым с точки зрения продаж месяцем — хуже отпускного июля.

Всегда — но только не в этот раз. Только не для нового, готового к неудержимому общению Иннокентия Ламперта.

Кеша собирался отработать на покупателях первый из серии любопытных приемчиков, почерпнутых из «Души компании». А именно — обратить внимание собеседника на какую-нибудь забавную мелочь и тут же обыграть ситуацию.

Над этой задачей Кеша работал все выходные, пока его родители вместе со своими гостями впустую теряли время, запивая оливье шампанским и пуская бессмысленные фейерверки. Тренировался он на песике. Щенка пришлось взять с собой на дачу, поскольку Майя явно не собиралась за ним возвращаться. Пока что Кеша назвал рыжего дворняжку Меркуцио, в честь лучшего друга Ромео. Однако вид у щенка был такой наивный, такой нешекспировский, что уже через пару часов помпезное итальянское имя пришлось сократить до простенького Меркушки.

— Итак, Меркушка, что нам с тобой советует справочник «Как стать душой компании?» — лекторским тоном говорил Кеша, закрывшись с книжкой и песиком в ванной, подальше от любопытных ушей. Щенок с большим интересом наклонил голову набок, приготовившись к захватывающим открытиям из области примитивной психологии. — Справочник, дорогой мой Меркушка, в лице этого широкоплечего молодого человека с акульим клыком на шее предлагает нам с тобой обратить свой взор на любой случайный предмет из окружающей обстановки и найти в нем нечто смешное. Необходимо тут же, так сказать, не отходя от кассы, на пустом месте позабавить собеседника. Ну что, ты готов к первому испытанию?

Щенок гавкнул, демонстрируя полную готовность к тому, чтобы его позабавили на пустом месте.

Кеша огляделся по сторонам. Родительский загородный дом, хоть и назывался «дачей», на самом деле обеспечивал своим обитателям полный спектр городских удобств. Паровое отопление, энергосберегающие лампы, водопровод. Современный ремонт в мягких сливочных и песочных оттенках. Тяжелые бархатные портьеры. Свою старую двухкомнатную квартиру в безликой петербургской многоэтажке родители не очень любили и всю душу всегда вкладывали в дачу, увлеченно планируя долгими зимами, чем они займутся здесь в предстоящий сезон. Поэтому, как только папа-профессор вышел на пенсию и смог сократить количество своих лекций в университете до минимума, они тут же переехали загород. Освободив тем самым Кеше плацдарм для любовных завоеваний.

Пока, правда, его амурные притязания в отношении Майи нельзя было назвать результативными — вероятнее всего, она о них даже и не подозревала, — но теперь все изменится. Главное — следовать советам Акульего Клыка.

Попеременно потрогав пушистое бежевое полотенце, мыльницу, туалетную бумагу, Кеша в задумчивости покрутил ручку крана над раковиной и стал размышлять вслух:

— Не так-то это просто, друг мой Меркушка, не так-то просто… Что смешного, например, в туалетной бумаге? Ну совершенно ничего.

Меркушка высунул язык и широко зевнул, соглашаясь с Кешей и одновременно недоумевая, как голливудским сценаристам удается закрутить сюжет сотен комедий вокруг такого скучного предмета.

Кеша уселся на край ванны.

— Возьмем, к примеру, мочалку. Мочалка, мочалка, мочалка… Мокрая мочалка. Мыльная мочалка. Крашеная мочалка. Мда. Ничего смешного. Да и что смешного может быть в символе гигиены, в этом почти священном предмете? Меня с детства приучили, что чистота важнее всего. Поэтому и домашних животных, Меркушка, у меня никогда не было, ведь от них одна грязь. Не так ли, друг мой? А? Кто в коридоре лужу сделал? Кто? Кто сделал лужу? — Кеша принялся чесать у Меркушки за торчащим ушком, от удовольствия щенок зажмурился и активно застучал хвостиком. — Кто такой грязнулька? Кто? Что за хороший песик?

На самом деле, Меркушка уже не был таким грязнулькой, поскольку в последний день уходящего года Кеша успел его как следует накупать и отнести к ветеринару, где песику сделали прививки и выяснили его примерный возраст — пять месяцев. Значит, родился Меркушка в одном месяце с Кешей. На вопрос, здоров ли щенок, ветеринар, юморной такой дяденька, сообщил, что Меркушку можно в космос посылать — хоть даже и на Марс, в составе миссии Илона Маска.

Однако сейчас Кеша никак не мог одолжить Меркушку мистеру Маску — компаньон был нужен ему самому, для реализации плана колонизации недоступной планеты по имени Майя.

— Так, ладно, на чем мы остановились? — вернулся к теме лекции Кеша. — Мочалка. Чистота. Туалетная бумага. Гигиена. Знаешь ли ты, милый мой Меркушка, что во времена, скажем, Шекспира, мытье считалось грехом? Королева Испании Изабелла Кастильская за всю свою жизнь принимала ванну всего два раза: при рождении и в день свадьбы. Вот так-то. — Щенок вздохнул, завидуя королеве — мыться с шампунем Меркушке не слишком понравилось. — А от Людовика Четырнадцатого, знаменитого Короля-Солнце, пахло так сильно, что придворные чуть не падали в обморок. Собственно, и духи-то во Франции придумали ради того, чтобы замаскировать все эти отвратительные запахи… Поэтому каждый раз, когда я чувствую аромат женских духов, думаю: а что они скрывают? Не люблю, когда девушка душится. Неля вот не душится — я тебя потом с ней познакомлю… — Вдруг Кеша спохватился. — Хотя что это я несу? Майины духи я просто обожаю. Ей очень идет. Ну ты-то, Меркушка, знаешь, какие у нее волшебные духи — ты же сидел у нее за пазухой, прижавшись к ее груди, счастливчик!

Взъерошив свою доисторическую стрижку, Кеша представил себе соблазнительные Майины формы и, вдохновившись видением, усилил мозговой штурм. Его осенила отличная идея. Он бросил мочалку на край ванны и схватил в руки папины ножницы для бороды:

— Смотри, Меркушка, кажется, я придумал кое-что забавное о случайном предмете! Внимание, сосредоточься! — Щенок, которому явно наскучила лекция о поиске смешного в окружающих вещах, заинтересовался мамиными тапочками с помпончиками, которые он под шумок решил попробовать на вкус. — Представь себе средневековую Швецию. — Меркушка чихнул — помпончики щекотали нос. — Представь себе выборы на пост городского мэра. У каждого кандидата была окладистая борода. Претендентов сажали вокруг круглого стола, на который они выкладывали свои бороды. Затем специальный человек бросал в центр стола вошь. И на чью бороду заползет вошка — тот и получал заветное кресло мэра! Ну, забавно ведь? Насекомые — вершители судеб! Ха-ха! Вошки-политики! Цирк!

Кеша так насмешил себя, что упустил момент, когда Меркушка добрался до мочалки, за одно мгновение растерзал ее и тут же, без перехода, подрался с рулоном туалетной бумаги. При этом в битве победил рулон: щенок так запутался в бумаге, такой накрутил вокруг себя кокон, что Кеше пришлось временно отложить свои комедийные изыскания и вплотную заняться освобождением песика.

— Кисуля, сыночек! — послышался обеспокоенный мамин голос из-за двери. — Кисулечка, у тебя все в порядке? Ты целый вечер там провел.

— Мамуля, все хорошо! — немного раздраженно крикнул Кеша, разматывая Меркушкины задние лапы. Меркушка нисколько не помогал, извивался и лизал Кеше руки. — У меня дела.

— Какие могут быть дела в ванной? — не поняла мама. — Кисулечка, у тебя животик болит?

— Ничего у меня не болит!

— Ах, я знаю! У тебя разыгралась аллергия на собаку! Вот и животик закрутило! Веня! — заголосила мамуля на весь дом. — Венечка! Вениамин Кириллыч! У Кисулечки аллергия! Неси скорее таблеточки! Вениамин, где же ты?

— Мамуля, перестань, нет у меня никакой аллергии! — Кеша наконец спас Меркушку из белого плена, затолкал обрывки бумаги в ведро, повесил на стойку новый рулон, погрозил щенку пальцем и открыл дверь.

Мамуля, сжав руки, стояла в коридоре с несчастным лицом. Оливково-зеленое элегантное платье без лишних украшений и классическое темное каре делало ее похожей на ведущую концерта в Филармонии, которая вынуждена объявить уважаемым зрителям, что симфонический оркестр сегодня выступит в неполном составе по причине эпидемии кишечного гриппа.

— Так я и знала, так и знала, что прямо в Новый год что-нибудь случится! Ах, бедненький мой Кисулечка!

— Полина, что происходит? — В коридор вошел папа, как всегда, спокойный и рассудительный. — Какими еще таблетками ты хочешь его опять накормить?

— У Кисули аллергия на эту дворнягу! — воскликнула мамуля, обхватив Кешино лицо суховатыми ладонями и заставив его как можно шире разинуть рот, чтобы посмотреть, не опухло ли горло.

— Разве? Я никаких симптомов не вижу, — пожал плечами папа. Выглядел он сегодня нарядно — бордовая жилетка, забавная «бабочка» в горошек вместо обычного галстука, в манжетах белой рубашки — запонки с гербом университета.

Они с мамой были совсем разными — он солидный и ухоженный, с абсолютно трезвым отношением к жизни, она — худенькая и ранимая, всегда готовая к худшему. Кеша пошел в нее.

Мамуля всплеснула руками.

— Вот какой ты невнимательный, Вениамин Кириллыч! Совсем не любишь нашего сыночка! Да у него живот весь вечер крутит!

— Мамуля, я же говорю, ничего у меня не крутит! — попытался остановить этот поток Кеша.

— А почему ты весь вечер в ванной просидел? Все, шампанского тебе нельзя! Еще не хватало, при такой аллергии-то! — не слушала его мамуля.

— Полина! — гаркнул басом папа. — Полина Андреевна!

— А? — немного пришла в себя мама.

— Значит, так. Мы сейчас все, вместе с Меркушкой, который представляется мне отличным псом и симпатягой, вернемся за новогодний стол — до полуночи всего семь минут, и я налью Иннокентию не только шампанского, но и нормального шотландского виски.

— Но, Веня!..

— Да, виски, — рубанул воздух ладонью папа. — Нет у него никакой аллергии, пусть парень отметит праздник.

— А что же он, в таком случае, делал столько времени в ванной, если у него нет аллергии? А, Вениамин Кириллыч?

— Да мало ли что он там делал, Полина Андреевна! — Папа подмигнул Кеше. — Может, с девушкой нежностями обменивался по телефону. Парню двадцать шесть лет! Да, Иннокентий?

— Ну, до девушки пока не дошло, но я над этим работаю, — согласился Кеша.

— Вот за это сейчас и выпьем, — подвел итог папа и повел свою семью обратно за стол.

Кеша никогда не верил в волшебную силу тостов, но тут очень на нее понадеялся.

Диспозиция в полупустом магазине сложилась просто идеальная: прямо по курсу скучающая Майя, которую он увидел впервые после той ссоры в прихожей; справа, возле стенда с открытками, покупатель.

Пора действовать. Сразить двух зайцев одним комедийным карате-приемчиком: вызвать Майино восхищение своим напористым обаянием и сделать первую — великолепную и стремительную — продажу в этом году.

Даже не взглянув в сторону своего Эрмитажа, Кеша взъерошил волосы и решительной походкой направился к покупателю:

— Добрый день, с Новым годом! Позвольте предложить вам помощь в выборе поздравительной открытки! — Такого бодрого, доброжелательного, солнечного тона в отделе «Все для праздника» еще не слышали.

— А? — Покупатель, полный мужчина средних лет с одутловатым лицом, уставился на Кешу осоловевшими глазками.

Пытаясь не растерять настрой, Кеша повторил:

— Позвольте предложить вам помощь в выборе.

— Ну предлагайте, — с некоторым сомнением согласился покупатель.

«Найти забавное в случайном предмете», — повторил про себя Кеша и взял первую попавшуюся открытку:

— Что ж, вы удивитесь, но вот именно эту карточку я бы вам не рекомендовал. Вы только вдумайтесь в текст поздравления: «Желаю счастливого Нового года!».

— Ну и что? — непонимающе нахмурился покупатель.

— Это же цирк! Вы этой открыткой пожелаете адресату счастья лишь на один день — первое января! Потому что словосочетание «Новый год» написано с заглавной буквы, то есть здесь имеется в виду сам праздник, а не весь год в целом. — Кеша заторопился, чувствуя, что у него не очень-то получается растолковать смешную надпись покупателю. С Меркушкой все было значительно проще. — Понимаете, вот если бы тут было сказано «Желаю счастливого нового года» — «нового» с маленькой буквы «н» — то вы бы тем самым пожелали человеку триста шестьдесят пять счастливых дней, а то и триста шестьдесят шесть, если наступающий год — високосный…

— А? — Покупатель почесал пузо под свитером.

Всё Кешино красноречие разбилось об это безразличное «А?». Да и Майя, судя по всему, была занята исключительно своим телефоном и никакого внимания на Кешу не обращала.

Ладно, ничего страшного, еще одна попытка. Вряд ли Акулий Клык сдался бы вот так сразу. Он наверняка попробовал бы поймать следующую волну.

— Итак, с этой открыткой мы разобрались, посмотрим еще одну, — храбро продолжил Кеша, стараясь не смотреть на кислую физиономию покупателя. — Вот тут вы точно рассмеетесь. Какие-то глупые стишата, начинающиеся с безграмотной фразы «Поднимем тост, друзья…». Ведь всем известно, что тост произносят, а поднимают бокалы!

Покупатель издал некий звук, похожий на фырканье разъяренного лесного кабана перед нападением. Выражение его полного лица с обвисшими щеками никак нельзя было назвать веселым. Веселье и те эмоции, которые он сейчас испытывал, находились на диаметрально противоположных концах спектра.

Кеша дрожащей рукой поставил раскритикованную карточку обратно на стенд и быстренько закруглился:

— Одним словом, я посоветовал бы вам взять в подарок стилистически выдержанную, правильную с точки зрения русского языка открытку с лаконичной надписью «С Новым годом!».

— У меня голова сейчас лопнет от всего, что вы мне тут наговорили, — пробурчал покупатель, тяжело отдуваясь. — Я теперь вообще раздумал брать открытку.

— Как же… Как же так? — жалобно мяукнул Кеша.

— Наставят умников на каждом углу, выбрать спокойно не дадут, — как бы сторону сказал покупатель. И затем, обращаясь уже непосредственно к Кеше: — Где тут у вас коньяк армянский?

— А? — вякнул Кеша. Как назло, вот теперь Майя отвлеклась от своего телефона и с интересом за ними наблюдала.

— Коньяк, говорю, где?

— Коньяка у нас нет…

— Черт, ну и магазин — коньяка нет, зануды какие-то привязываются… Тьфу на вас!

Покупатель, грохоча телегой, отправился восвояси, а Кеша, едва сдерживая слезы унижения, бросился в свое укрытие. Какой провал! Великолепное и стремительное фиаско!

Спрятавшись среди воздушных шаров, он вытащил блокнотик с пингвинчиком и нацарапал: «Остроумный подход к продажам: результат отрицательный. Желаемый эффект не достигнут. Покупатель не приемлет высмеивание товаров. К ассортименту магазина следует относиться с уважением».

Глава 7

Кеша зализывал раны несколько дней. Отсиживался в своем Эрмитаже и настраивался на продолжение эксперимента по изменению своей скучной, надоевшей всем личности. Отступать было некуда.

С Майей он почти не виделся. Дома она не появлялась — похоже, вымаливание прощения у Эдика несколько затянулось, — а на работе ей и вовсе было не до своего недотепистого соседа: отдел «Сезонные товары» срочно начал готовиться к весне, которая по календарю должна была начаться еще только через два месяца, а фактически — и того позже. Однако покупателя следовало брать тепленьким, предвосхищая его желания.

Майя с Эдиком крутились как заведенные: нераспроданные светящиеся олени всем стадом перекочевали на склад, уступив место деловитым садовым гномам с носами картошкой; пыльные пластиковые ели попрятались в коробки, освободив полки для множества нарядных пакетиков с семенами маргариток, петуний, колокольчиков; беззаботные хлопушки, осознав свою бесполезность в хозяйстве, ретировались — наступало время настоящих трудяг: граблей и лопат.

Отдел же «Все для праздника» зимой и летом напоминал тихое болото. Ассортимент здесь всегда оставался неизменным. Поэтому ничто не мешало Кеше отрабатывать на покупателях вычитанные приемчики.

Пора было переходить к следующему совету, поскольку первый — находить смешное в случайных предметах — показал свою полную несостоятельность. Кеша предпринял еще пару жалких попыток отыскать нечто забавное в окружающей обстановке, но на этот раз не в ассортименте магазина, а в самих покупателях — их одежде и внешности — но это им понравилось еще меньше. Дело дошло даже до жалобы директору.

Искать смешное в Хрюкине, примчавшемся из своего кабинета специально для громогласного выговора младшему продавцу отдела «Все для праздника», Кеша благоразумно не стал. Хотя вот тут-то было где разгуляться даже начинающему, неопытному балагуру: Хрюкин прибежал прямо в своем «священном фартуке», заляпанном красками; бирюзовая шейная косыночка с летающими свинками повязана на лоб, на манер миленькой пиратской банданы. Жалобщики оторвали директора от творчества: он как раз воплощал в жизнь свой «Захиревший рай», грандиозное полотно размером полтора на два метра.

Обеды с Нелей — вот что помогало окончательно не упасть духом. Маленькие оазисы спокойствия и хорошего настроения посреди моря нестабильности.

— Та-даа! — спела Неля, открывая контейнер с пирогом. — Привет от Джейн Остин.

Прежде чем наброситься на аппетитное содержимое, Кеша прочитал цитату, как всегда, наклеенную на крышку:

— «Хороший яблочный пирог — залог нашего домашнего счастья». Полностью поддерживаю мисс Остин. — Кеша достал чашку с пингвином, залил кипятком пакетик «Эрл Грея» и засек время. — Какой из восьми — или девяти, я уж не помню точно — рецептов ты выбрала?

— Да, было непросто остановиться на чем-то одном, — кивнула Неля. — Сколько вариантов ты отыскал!

— Яблочный пирог вполне может посоревноваться с Юнионом Джеком и меховыми шапками гвардейцев за звание символа Британии, — согласился Кеша. — Погоди, я сам попробую угадать. — Он схватил сочный румяный треугольник и откусил порядочный кусок. — Гм-гм. Что тут у нас? Яблоки, разумеется. Нежные, тают во рту, как джем — их явно как следует проварили с сахаром перед сборкой собственно пирога… — Кеша рассуждал со знанием дела — последние три месяца он много готовил, правда, в основном простую советскую еду типа котлет и пюре: Майе же нужно было чем-то питаться! — Так, корица, это сразу чувствуется. Лимонная цедра… Суховатое рубленое тесто, три тончайших коржа… Что-то это мне напоминает… Конечно! Три коржа — это было только у Сары Перри! Верно?

— Вы совершенно правы, сэр Ламперт, — шутливо присела в книксене Неля. Впрочем, на придворную даму она была совсем не похожа — все тот же мышиный хвостик, омерзительная фиолетовая рубашка, дешевые черные брючки. — Вкусно получилось?

— О Купидон! Изысканно! Я даже про свой «Эрл Грей» чуть не забыл, — спохватился Кеша и поспешно выбросил пакетик. Слишком крепкий чай вреден для сердца. — Давно пора было бы поменять дедушкины часы на современные, с таймером, но я не хочу — привык к этому циферблату, к Дворцовому мосту… Не люблю эксперименты. Ох как не люблю, особенно в последнее время! Как они меня расстраивают, Неля, эти эксперименты, ты не представляешь! Кроме разве что кулинарных — эти вот, наоборот, радуют. — И Кеша взял еще кусочек восхитительного пирога, в котором англичане запрятали свое солнце.

— Слушай, я все хотела спросить… — Неля сделала себе кофе и присела напротив, под ужасной картиной с Купидоном. — А то мы с тобой не виделись после корпоратива, смены не совпадали… Ты хоть полистал ту книжку? Или сразу выбросил? Вообще-то на тебя это было бы не похоже.

Да, Неля его хорошо знала.

— Не выбросил. Более того, — Кеша заговорщецки понизил голос, — я по ней теперь живу.

— В каком смысле?

— В прямом. Это моя новая настольная книга. Библия, можно сказать. Путеводитель по жизни. Полярная звезда, маяк, справочник, называй как угодно. — Кеша чистой рукой взъерошил волосы — кажется, у него появилась новая привычка. — Я, Неля, решил полностью измениться.

— Может, не надо полностью? — с сомнением спросила Неля.

— Я отвратительный. Надо.

— Никакой ты не отвратительный.

— А вот и отвратительный.

— А вот и нет! — Неля, разволновавшись, даже отложила в сторону недоеденный пирог. — Твой Тайный Санта — кто бы он ни был… А ты, кстати, узнал, кто это?

— Думаю, это Хрюкин, больше некому.

— Допустим, Хрюкин — неважно. Так вот, я уверена, что твой Тайный Санта всего лишь хотел тебе намекнуть, что достаточно будет просто скорректировать свое поведение с покупателями. Перестать от них прятаться, вот и всё. Не нужно становиться новым Эдиком!

— Неля, милая Неля! — горько рассмеялся Кеша. Однако горечь не помешала ему угоститься еще одним кусочком яблочного пирога. — Конечно, нужно! Посуди сама: продажи мои на нуле, любимая девушка мечтает завести ребенка от другого… — Вдруг Кеша подскочил на стуле и расплылся в искренней улыбке. — Ой, к слову о ребенке: я же забыл тебе рассказать самое главное!

— Что? — подозрительно спросила Неля. Между бровей появилась знакомая морщинка.

— У меня же теперь есть собака! Самая настоящая собака, представляешь?

— Как? Откуда? — поразилась Неля. Кеша ведь не раз жаловался ей на соседских домашних животных, от которых, по его же собственным словам, спасу не было: шум, шерсть, шорох. — Хотя погоди-ка… Уж не та ли эта собака, которую я видела на корпоративе?

— Она самая, — подтвердил Кеша, у которого на душе сразу потеплело, как только он вспомнил про Меркушку. — Только это он, а не она. Это пес. Беспородный, но пес.

— Вроде этот пес предназначался Эдику.

— Отныне все, предназначенное Эдику, будет доставаться мне! — торжественно провозгласил Кеша.

— Самоуверенное заявление, — подняла тонкие бровки Неля. — А ты и вправду уже изменился.

— Я еще только в начале пути, — сбросил маску бравады Кеша. — На самом деле, Эдик от песика отказался, вот Майя мне его и скинула. При этом обозвала величайшим занудой на земле.

— Кого, песика?

— Меня, Неля, меня. — Кеша вздохнул. — Песик-то как раз совсем не занудный. Он просто чудесный. Оптимист такой. Я его назвал Меркушкой. В честь Меркуцио.

— Что ж, поздравляю с прибавлением! — улыбнулась Неля. Личико ее осветилось. Серые глаза повеселели. — Может, песик сделает твою жизнь чуть-чуть менее упорядоченной — иногда это на пользу… Но только чуть-чуть. А что же твоя рыжая Джульетта? Извинилась за резкость?

— Э-э…

— Ясно. Значит, не извинилась.

— Она, наверное, не заметила, что обидела меня, так что ничего страшного, — с рыцарским пылом принялся защищать возлюбленную Кеша. — Ты же знаешь, какая она! Вспыльчивая и отходчивая. Скажет и забудет. Она же не виновата, что я все близко к сердцу принимаю. Это мои проблемы. Вот поэтому-то мне и надо модернизировать свой характер. Тюнинговать, как говорят автомобилисты. — Неля подняла одну бровь — так она делала только в исключительных случаях. — Нет, ну правда, ты должна меня понять! Представь, ты бы услышала подобное от Леопольда… Как у вас с ним, кстати? Закрутилось что-нибудь в новогоднюю ночь?

— М-м, пока не очень. — Неля отвела взгляд. — Мы вдвоем с бабушкой отмечали. Я думала, он мне хотя бы позвонит, поздравит… Но нет.

— Прости, я тоже забыл тебе позвонить — тренировался шутить по книжке и с Меркушкой возился, — заодно покаялся Кеша. — Папа еще рюмку виски налил — так мне потом плохо всю ночь было, мамуля меня отпаивала лекарствами…

Неля махнула рукой.

— В общем, я тоже кое-что решила в своей жизни поменять — записалась на курсы — ты не поверишь — танго!

— Да ну? — Теперь уже нахмурился Кеша. Не мог он себе представить блеклую Нелю в этом страстном танце.

— Ну да. Бабуля посоветовала. Может, танго придаст мне смелости — тогда я смогу признаться Леопольду в своих чувствах.

— Тряпка этот Леопольд, — в который раз осудил его Кеша. — Не может сделать первый шаг! Зябликово яйцо, и все тут.

— Ладно, не будем про меня. — Неля встала, взяла обе чашки и принялась их тщательно намыливать в раковине. — Ты говорил, что тренировался шутить по книжке. Покажи, что получается.

— Честно говоря, у меня только с Меркушкой шутить получается, — признался Кеша, снова ероша волосы. — Наверное, я что-то делаю неправильно.

— Давай, не стесняйся, покажи! Это же я, Неля.

И правда, с ней можно было не бояться сесть в лужу.

— Задание такое — нужно найти что-нибудь смешное в случайном предмете. Например… — Кеша обвел взглядом комнату отдыха, — …например, возьмем эту замечательную во всех смыслах картину.

Он поднялся из-за стола и встал в позу профессионального экскурсовода — спина прямая, взгляд строгий, рука ладонью вверх показывает на произведение искусства. Неля бросила в раковину контейнер, который только начала намыливать, выключила воду и с улыбкой стала наблюдать за ним.

— Что мы здесь видим, дамы и господа? Мы видим на этом, с позволения сказать, полотне перекормленного мальчишку с крыльями. Вы наверняка хотите спросить меня, вашего гида в мире живописи: отчего у нашего героя такое вредное выражение лица?

— Да, почему? — спросила Неля, хихикнув.

— Ответ очень прост, дамы и господа. Этот избалованный юноша еще со времен Древнего Рима привык быть в центре всеобщего внимания. Ему и только ему должна быть посвящена картина! А вы посмотрите, сколько вокруг него порхает разной лишней живности, не говоря уже про чуждые ему самолеты с жареным арахисом и томатным соком на борту! Возмутительно. Конечно, наш герой недоволен. Он не хочет делить свой холст с жареным арахисом и лиловыми бабочками.

— О боже, неужели он воспользуется своим луком и стрелами для устранения конкурентов? — с преувеличенным ужасом ахнула Неля, симпатично приоткрыв ротик.

— Вы совершенно правы, дамы и господа! — Кеша чувствовал прилив вдохновения. — И — первый выстрел! Купидошка метит в эту ярко-красную бабочку размером с фазана! О нет, он промахнулся! Стрела летит мимо… Мимо толстой бабочки… Мимо стрекозы, похожей на японского дракона… Мимо самолета, напоминающего кубинскую сигару… — Кеша, воодушевленной восторженной реакцией Нели, чертил в воздухе полет воображаемой стрелы. — И-и-и… — Он описал широкую дугу, целясь в магнитик в виде сердечка на холодильнике… — Бамс! В яблочко! — Кешина рука приземлилась на Нелину маленькую грудь.

— Ай! — вскрикнула Неля от неожиданности и шлепнула его мыльной рукой по пальцам.

— Ой! Прости! Я случайно! Я хотел… То есть… Я не хотел… Я…

— Вот ты где, сударь ты мой! — вдруг загундосил кто-то прямо у него над ухом. Борис Иванович, черт бы его побрал. До крайности не вовремя! — А я тебя, Кешенька, повсюду ищу. Скажи-ка, сударь мой разлюбезный, ответь как потомок аптекаря: какую смесь лучше всего залить в кружку Эсмарха для быстрого эффекта? А то я тут открыл баночку соленых грибочков на Новый год — сам собирал, вкуснятина! Лесные витамины, сударь ты мой, натуральные лесные витамины! Но что-то вот кишечник после них нестабильный… Позволь все-таки рассказать тебе о консистенции моего стула…

Неля, позабыв контейнер, чашку и даже сумку, тихо выскользнула за дверь.

Глава 8

Акулий Клык насмешливо улыбался, глядя с обложки на растерянного Кешу. Его явно забавляло Кешино смущение, в котором тот пребывал с самого обеда. «Неловкость? Брось, братишка! Это всего лишь грудь. Скромная, ничем не примечательная, да еще и прикрытая рубашкой. Ты же не хочешь сказать, что впервые в жизни потрогал женскую грудь? А, приятель?».

Кеша отбросил книжку в сторону и со стоном упал на кровать. Нет, ну где это видано: современный двадцатишестилетний мужчина, и ни разу не был близок с женщиной. Это просто неприлично. Стыдно и смешно. Да во времена Шекспира к этому возрасту у него было бы уже шесть-семь детей как минимум. Что Шекспир! Многие Кешины одноклассники уже женились, и не по одному разу. А он всё сидит в своей башне, ждет чего-то.

Точнее, кого-то.

Конечно, во всем виновата его безответная любовь. Семь с половиной лет назад, в июне, он впервые увидел Майю. Белая ночь, красное кружевное платье, копна рыжих волос. Длинные серьги из синих перьев щекотали ее круглые плечи.

Он возвращался с «Алых парусов», праздника выпускников, и столкнулся с ней у парадной. «Если верить гороскопу, на этой неделе я познакомлюсь со своим суженым. Это случайно не вы?» — спросила она, глядя на него своими зелеными, как весенний Волхов, глазами. «Э-э», — промямлил Кеша, ошарашенный как внешним видом этой медноволосой богини, так и ее абсурдным вопросом. Понятно, что Акулий Клык нашелся бы, что ответить — но в Кешиной голове, тяжелой после бессонной ночи на Дворцовой набережной, вместо мыслей болталась какая-то шелуха.

Богиня рассмеялась, потрепала его по рукаву и, пока они ждали лифта, рассказала свою незатейливую историю: она приехала из маленького городка, затерянного среди новгородских лесов, только что поступила в какой-то заштатный экономический вуз, устроилась на полставки в «Домашний рай» и сняла квартирку в этой парадной. В общем, все неплохо, но все же главная ее жизненная цель — удачно выйти замуж… К счастью, гороскоп пообещал, что эта проблема в ближайшие дни разрешится.

На седьмом этаже она вышла из лифта, цокая острыми шпильками красных босоножек; оставляя кровоточащие следы в Кешином сердце.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Скачать: