…Как скок воробьенка,
как возглас ребенка,
как дождь из-под солнца,
что каплей уронится,
как ночь, что с любимым,
как матери имя,
тайком шоколадка, —
век женщины краткий…
***
А дождь все же брызнул —
вполне по прогнозу…
Как многое в жизни,
что пишется прозой,
как многое рядом,
чего ты не хочешь,
и просишь: «не надо…»,
и так, между прочим,
наводишь порядок,
бежишь от сумбура,
меняешь наряды…
Надеешься… Дура…
Неправильное
«Гнать, держать, смотреть и видеть,
Дышать, слышать, ненавидеть,
И зависеть, и вертеть,
И обидеть, и терпеть…»
Накопилось раздраженье,
Напряженье — от спряженья.
От — униженно «стелить».
От — желания «отбрить».
От неправедных уколов.
От неправильных глаголов…
***
А что, если изъять из обращения
глаголы эти, что в прошедшем времени:
«любила», «верила», «надеялась», «могла»?
Что, если выбраться из этого угла,
очерченного рамками утраченных
возможностей? И то, что было «начерно»,
вдруг сделать стОящим и очень настоящим?
Захлопнуть, наконец, Пандоры черный ящик:
«завидовала», «мучила», «врала» —
их больше нет. Расправим-ка крыла,
помашем прошлому на дальнем берегу:
«люблю», «надеюсь», «верю» и «могу»…
***
Мы просто гуляли:
ходили, стояли…
Мы просто смотрели
на пляску капели…
И листья желтели,
и пели метели…
И в пух тополяжий
был город наряжен…
***
Прощайте. Вам — всего хорошего:
За наше прерванное прошлое,
нестоящее настоящее,
в осенней желтизне стоящее.
Как виновата перед вами я
во многих недо-расставаниях
и в недо-взглядах, недо-возгласах
и в том, что гладила вам волосы…
Такой вполне банальный случай…
Прощайте же; так, право, — лучше.
Пока душа не разворошена —
Прощайте. Вам — всего хорошего…
Романс
Тане
Синий вечер июня. Любви годовщина.
(«от любви до любви» наши женские даты…)
Помню Ваше плечо, мой любимый мужчина,
И шаги Ваши — там, в переулках Арбата.
«Не гони лошадей», — пел непризнанный гений.
Вы в гитарный футляр положили монеты.
Нам спешить — не за чем. И следить — ночь ли? день ли? —
Нам не надо. Такое безумное лето!..
Нас крылами обнимет вокзал Белорусский,
Нам Суворов кивнет с пьедестала надменно…
Только — Боже ты мой! — отчего же так грустно?
Годовщина любви?
Ностальгия, наверно!..
Диалог на три затяжки
Он: (затягивается сигаретой)
Она: А что случалось до меня?
Кого вам обнимать хотелось?
И чье тогда служило тело
Причиной вашего огня?
Он: (затягивается сигаретой)
Она: А что вы говорили той?
А розы — тоже ей дарили?
Три желтых? Или — Черных? Или —
те розы были — мне, потом?
Он: Ну, что случается, когда
отхлынет вешняя вода?
Коряги, мухи, грязь да ил…
А розы… Я их всем дарил….
(затягивается сигаретой)
Вчера она нашла его письмо…
1. …Вчера она нашла его письмо.
Написанное на бумаге. Ручкой.
Он ей кричал, что выдержать не смог
ее молчанья долгого. Всё — потому что
отныне смысл лишь в том, что есть — ОНА!
Пусть даже ничего пока не значит
он для нее. Пускай! Естественно,
он не торопит. Ждет. И нет задачи
важней…
2. …Она нашла его письмо.
Нет, даже не письмо — посланье в блоге,
— и городу, и миру… Так весом
он был и в теме, и в подходах, в слоге.
Отныне смысл лишь в том, что одинок
всяк сущий в мире. Параллельны слишком
орбиты судеб… Комментарий в блог:
«Давно ль у вас в галактике без вспышек?»
3. … Она сама расправила постель.
Поежилась под зябким одеялом…
И недолюбленные всех мастей
У изголовья в этот миг стояли…
***
Простите Золушку — за имя,
За неизысканность манер…
Вам, право, стоит быть терпимей-.
Ведь вы мудрее, кавалер!
Пускай кружит свой вальс, дуреха,
Глаза распахнуты — на вас…
Не говорите ей, что плохо
Она танцует этот вальс.
А утром, с первыми лучами,
Шепните ей под бой часов:
Ах, все, что снится нам ночами,
кончается в конце концов.
Благодарите сны, малышка!
Она не спросит ни о чем…
Ее сундук с тяжелой крышкой
Хранит хрустальный башмачок.
***
Я хочу задать смешной вопрос —
хотя знаю, что получу смешной ответ.
И я задаю его, несмотря на предчувствия:
«У тебя есть любимая женщина?»
Ты хитро прищуриваешься,
завариваешь крепкий чай,
затягиваешься сигаретой,
молчишь…
А потом спрашиваешь:
«А как ты думаешь?»
А я — я знаю, как я ХОЧУ думать.
И поэтому не отвечаю.
А если и думаю — так про то,
что ты задаешь
ОЧЕНЬ СМЕШНЫЕ ВОПРОСЫ.
На ТВОЕМ месте
Я БЫ МЕНЯ ПОЦЕЛОВАЛА!
***
Сначала устала — была одна.
Потом устала — работа трудна.
Потом устала — была не вольна…
Потом устала — была больна.
Потом устала — Ему не нужна.
Совсем устала.
И ее — НЕ СТАЛО…
***
Цепочка тайн твоих отныне-
во мне. И жизнь моя теперь —
кольцо сомнений, и потерь,
кольцо греховное уныний,
нанизанные друг на друга…
Жизнь — без начала и конца…
И — свет любимого лица
в средине замкнутого круга…
***
Уголек в костре кокетлив —
вспыхивает девушкой…
Постелю на землю ветви —
не до форсу, где уж там…
Привалюсь к сосне шершавой —
скрипнет ствол пружинистый.
Может, ты присядешь справа?
Или слева? Вынес ты
из костра в руках бездонных
искры-звезды-точечки…
Мы катаем на ладонях
клубеньки картошечьи…
***
Ну, что у нас сегодня? Водевиль?
Комедия нелепых положений?
Где глицерин — для слёз, где для сожженья —
афиш обрывки, мебельный утиль?
Ну, что у нас? Трагедия опять?
Где чашка с чаем (это чаша с ядом)?
Колье (стекляшки) где-то было рядом…
Так… брови удивленно приподнять…
Ну, что в репертуаре? Погасил
помощник режиссера свет в гримерной.
Где рампа — там любая роль бесспорна.
А вот себя опять сыграть нет сил…
Жестокий романс
Плеснуло красным — как ожгло…
Бокал твой дернулся на ножке
неубедительной и зло
задел лежащий рядом нож.. Кем
был ты так сильно раздражен,
чем раздасадован до нерва?
Я режу персик тем ножом:
вот отвалился ломтик первый,
вот рядом лег еще кольцом…
А винное пятно (цвет сердца)
вдруг глянуло твоим лицом
с промокшего враз полотенца…
Набросок
А был ли мальчик? Тот смешной задира,
с которым я песочницу делила?
И лишь любви моей шальная сила
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.