Вебсик

Глава 1. Старая рукопись

Я сидел за терминалом в кабинете, пытаясь противостоять нараставшему валу деловой переписки. Завтра будет год с того дня, как мы с Пусем переступили порог этого дома, коренным образом изменившего нашу жизнь. Бурное начало постепенно сменилось относительным штилем, который нарушали усердно насаждаемые извне мелкие неожиданности. Вот сейчас, к примеру, зачем, скажите мне, Межконтинентальная академия предлагает ехать снова выступать с докладом на конференцию? Никуда не поеду, но сижу, ломаю голову, как ответить так, чтобы они осознали мои весомые причины этого не делать…

Известность принесла нам много сложностей. Вот, например, только вчера пришлось выпроваживать инфразвуком группу «фантиков», которые поднялись до нас по серпантину и перед силовым барьером начали тянуть какие-то свои мантры. Ладно бы они, но с ними стал с другой стороны выть со скамейки Пусь. Получалось у них, конечно, складно, только мы с Владой этого долго не выдержали…

Затея с лечением пострадавших тогда у нас почти провалилась. Нет, не по нашей вине. Дело в том, что мы вовремя не сообразили, что для первого этапа лечения по технологии Вебсика нужно состояние, которое Володя Лещенко определил как «душа отлетела, но лапой держится за тело». У нас из всех пациентов, свезенных в санаторий Космофлота, данному критерию близко соответствовали только Саша-большой и Саша-маленький из ребячьей компании Влады. Остальных, помню, директор санатория в сердцах охарактеризовал «безголовыми курицами»: они в первую же ночь все разбежались, и, как никто из них не сломал себе в горах шею, мне до сих пор не ясно. Нам тогда тоже пришлось принимать активное участие в ночных поисках, а Ростиславу — поднимать по тревоге спасателей и освещать район поисков световыми бомбами. Тогда-то я и вспомнил высказывание Влады про двенадцать детей — у нас было двенадцать больших и совершенно беспомощных пациентов… Хотя, нет худа без добра, анализируя по карте их рассредоточение, Марта обнаружила, что беглецы распределялись по периметру некоего правильного четырехугольника. Этим вопросом занялись близнецы, и Ростислав его сразу засекретил своим распоряжением. Массовые побеги в санатории повторялись каждую ночь, и уже через неделю всех ходячих вернули на теплый юг, где они вели себя сонно и спокойно. Мы стойко выдержали потом набег психиатров всех рангов, пытавшихся силой своего индивидуального и коллективного разума объяснить данный феномен — выдвинули, по предложению Влады, своего официального представителя в виде Юли Лещенко, которая с коллегами работала так же успешно, как и со своими биомехами…

Мы с Сашей Ивиным и Вебсиком занялись исцелением двух лежачих. Их состояние, по оценке Ивина, было тяжелым, но стабильным. Наши пациенты-мальчишки все еще находились в состоянии «пассивного кокона», их энергетика нарастала, но жутко медленно. Мы пытались ускорить раскачку процесса регулярными перемещениями из палатки на полянке в дом и обратно.

Славе Ивин провел первые трансплантации, в частности, вернул глаз. Приборы показывали, что мозг наращивает активность, а нам оставалось только ждать и надеяться. С месяц назад Вебсик посоветовал начать его поднимать с постели, делали мы это несколько раз в день втроем — мы с Мартой поднимали и держали его тело вертикально, а Влада двигала-сгибала-разгибала его еще безжизненные руки-ноги. Сперва Ивин сделал для нас специальный тренажер, но Вебсик его забраковал: тут важны были наши, живые биотоки. Фантастика, но уже через две недели Слава мог сам несколько минут простоять на своих ногах! Как же мы потом отметили это достижение!!! У нас все собрались, Саша тогда впервые Валентину с Витькой с собой взял. Вечером между лапами тигра в нашей спальне трое замертво спали — Пусь, Джека и Витька.

Влада с помощью своего маленького разведчика методично готовила исследование башен. К ним она не пыталась соваться без полной уверенности в успехе. Не без влияния своего приобретенного деда она была зачислена в институт биокибернетики и ускоренными темпами одолевала сложный и объемный курс. Володя и Юля, следившие за этим процессом более пристально, чем я, при случае не стеснялись высказывать свои восторги ее способностями. Да я и сам в них уверовал, когда меня однажды утром разбудила огромная бенгальская тигрица, утробно мурлыкнула и пододвинула лапой столик с утренним кофе… Это была ее первая курсовая работа. В отличие от Володиных творений, наши псы-собакисы «оживление» своего тигра восприняли совершенно спокойно и так же продолжали спать на нем ночами.

— Опять бодают? — заглянула в кабинет Влада.

Я грустно кивнул головой. Они решительно подошла, повернула меня вместе с креслом к себе и устроилась на коленях. Я притворился, что изучаю ее лоб.

— Ты чего? — спросила она.

— Морщины на лбу — это трещины от знаний, — сообщил я ей. — У тебя их нет. Значит, не все выучила.

Она улыбнулась и чмокнула меня в нос.

— А знаешь, как интересно, хотя и сложно, — мечтательно произнесла она. — Я только сейчас начала догадываться, что такое наш Вебсик.

Я вопросительно поднял бровь. Тему «что такое Вебсик» мы с ней за этот год не раз жевали. Что, что-то новенькое?

— Это отражение, — продолжила Влада свою мысль. — Отражение информационно-энергетического существа в наших цифровых технологиях.

— Философия, — заметил я. — Ковыряние в носу, а он реален и помогает нам. Отражение в зеркале нам может помочь?

— Конечно, — последовал ответ. — Твое отражение поможет тебе увидеть прыщ, который ты сам не собираешься лечить, а мне некогда.

Я засмеялся.

— Учти, что не всякий прыщ удостоен чести вскочить на мне, как и не всякая наша информационная технология достойна Вебсика. И не всякий человек — его Круга. Тут все избирательно.

— А ты знаешь, что мы с Володей и Юлей провели серию тестов маленького разведчика, из которых следует, что структура его мозга динамична и адаптивна к ситуации? Думаем, что и режим супермозга ему по силам, — переменила она тему нашего «душевного трепа».

Этого они мне не говорили. Но, если это и в самом деле так, то малыш сделает переворот во многих сферах. Но вот кто его самого-то сделал?

— Я уже год пытаюсь найти, какой андроид слепил этого малыша, — пробормотал я. — И никаких концов пока.

Володя при содействии Ростислава Петровича перевез в свою лабораторию шасси и остатки головной части большого разведчика и ковырял их там, время от времени появляясь у нас и пытаясь поймать резонанс башен на разные серии сигналов. Я понимал, что с тем же успехом можно было искать иголку в стогу сена, но мой друг упорно продолжал свои попытки. А динамичность структуры мозга этого малыша — ну, в природе тоже эволюция и изменения, только они растянуты во времени, сам принцип естественен.

Когда близнецы под гипнозом дали полную картину того, как ими в детстве был найден этот малыш и осуществлен перехват управления на большом разведчике, мы с Володей поняли, что Вебсик вмешался в их попытки не сразу, а лишь тогда, когда разведчик попытался диктовать детям свою волю. Вебсик это сразу пресек и перевел управление на себя — так он защищал детей. Я боялся, что Влада рискует попасть под влияние малыша, но тут ситуация была совершенно иной. По всем признакам это была очень дружественная человеку машина. Меня такое состояние дел несколько успокоило, я представил Владе и ребятам полную свободу действий. Думаю, что Вебсик не упускал их из виду.

Трудно поверить, но живя в одном доме, мы с Владой порой днем виделись только в столовой. Дом тщательно соблюдал тут традиции совместной трапезы и поодиночке никого не кормил. Вот и сейчас мы с ней инстинктивно ждали гонга на ужин, но его пока не было.

— У тебя вечер как? — спросил я.

— Свободен, — сладко потянулась Влада. — И я хочу быть с тобой. Да, — вспомнила она, — с Луны прислали приглашение на памятную церемонию, они там мемориал открывают, мои родители тоже в него попали.

— Я бы слетал, — сказал я. По нашему молчаливому согласию, стереофото Эльзы и Смита в тонкой деревянной рамке висело у нас в спальне. Я его сам повесил, сделав копию со снимка у Марты. Влада тогда ничего не сказала, но поцеловала меня особенно тепло. — Когда открывают?

— Через месяц. И у меня как раз каникулы между сессиями.

— Подтверди согласие, хорошо? Думаю, что тут ничего не перевернется за неделю нашего отсутствия, и все нас поймут правильно. Пуся тоже оформи, он еще на Луне не был. Джеку не берем — ждет потомство.

— А Дебби?

Дебби — это ее тигр, точнее — тигрица, та самая бенгальская, ныне уже биомех. Ну, Володя же со своими летает. А Влада с тигром у ноги — да вся Луна в нее влюбится.

— Если есть там место, то бери. Приставать побоятся. Парад-алле только отрепетируйте, а то споткнешься об ее хвост на трапе… Или верхом на ней выезжай, тоже красиво. Но не забудь перепрограммировать, там же сила тяжести меньше, а то вон она тут как у тебя скачет…

Влада оценила мою практичность.

— Нет, она пойдет рядом, а на ней поедет Пусь. А ты сам на Луне был?

— Был, конечно. Порт Тихо, кажется. Уже не помню. Деловая поездка была. Я больше по орбитальным городам помотался в свое время.

Гонг на ужин — это повод прижать к себе любимую крепко-крепко перед тем, как отпустить на потребление калорий… Ух, раздавлю!

В столовой с Мартой уже сидел гость — Ростислав Петрович. Хотя формально он был нашим начальником в СБ, но сам он, как мы уже поняли, иерархические отношения не особо любил. Для Марты он уже стал родным человеком. Владу, как мы тоже заметили, он вообще баловал, хотя всячески старался это скрыть. Вот и сейчас — с деловым видом передает ей дорогущий нейротестер, я вчера такой смотрел по сети — жутко сложная и редкая штука.

— Мы через месяц улетаем на Луну с официальным визитом, — сообщил я, усаживаясь за стол.

— Мемориал открывают, — кивнул Ростислав. — Это надо.

Пусь под столом поскреб лапой мою ногу.

— Ты тоже едешь, — сказал я ему. — Вместе с тигром.

Глаз Ростислава посмотрел на меня, потом на Владу, но комментария не прозвучало. Нет, дед нашелся отличный. Покладистый дед. Всем бы такого!

Но, оказалось, меня тоже ждал подарок.

— Это тебе, — коротко сказал Ростислав Петрович, двигая в мою сторону по столу коричневую кожаную папку с тиснением эмблемы СБ. С такими папками на доклады к высокому начальству ходят. Я поблагодарил и открыл подарок. Внутри в малом архивном контейнере для бумаг была пачка листков. Я поднес прозрачную обложку к глазам. Боже, что это?!

— Она самая, — довольно кивнул мне Ростислав Петрович. — Рукопись деда доцента Кобелевича.

— Нашли в россыпи архивов фирмы Меера? — поинтересовался я.

— Точно, — удивился Ростислав Петрович. — А откуда тебе это известно? Ее буквально несколько дней назад нашли.

— А мне об этом год назад сказали Ион с Зетом, когда мы с ними были в очередной вылазке на нашем «закартинном» море, — ответил я. — И даже рассказали ее сюжет. А по возвращении никто из них ничего не знал и не помнил.

— И то, что есть, и то, что будет, — в глубоком раздумье произнес Ростислав. Было видно, что моя информация его сильно заинтересовала. Наконец, он мне сказал каким-то глухим голосом:

— Обнаружили рукопись именно близнецы. Уверяют, что случайно, но теперь я думаю, что они были запрограммированы ее найти.

— Кем, интересно?

— Не «кем» или «чем», а «где». Там, на вашем море. Там, где наш Вебсик осуществляет свои блестящие информационные поиски и исцеления. Это тоже там. Думаю, что это его мир. Он просто показан привычными нам символами.

Сами понимаете, что после такого вступления правило «когда я ем, я глух и нем» за нашим ужином не соблюдалось…

После ужина мы все перешли в кабинет. Марта с Ростиславом Петровичем устроились в креслах перед камином (дом его уютно осветил имитацией пламени), Влада с собаками забралась на диван, а я сел в кресло за столом и осторожно извлек первый листок рукописи. Почерк был разборчивым, и я начал сразу читать вслух.

«Поздним вечером почтовая карета остановилась на развилке двух дорог.

— По левой дороге дальше прямо идите, господин, — махнул рукой возница. — Отсюда с час ходу до деревни и замка. Все время прямо, не сворачивая…. Нно! Пшли!

Карета загрохотала дальше, а я пошел по протоптанной копытами тропке левой дороги. Глубокие колеи показывали, что тут возили грузы. Прямо по пути начинали подниматься сизые склоны далеких гор, в придорожных кустах что-то шуршало. Светила полная луна, и дорогу было хорошо видно. Я перехватил поудобнее свой фанерный чемодан, в котором, помимо моего белья и пары книг, лежал сверток от магистра ложи для передачи владельцу замка и рекомендательная записка к нему. На полпути мне встретился всадник на богато убранной лошади. Он осветил меня фонарем. Я молча поклонился.

— Куда путь держим? — осведомился всадник.

— К деревне, Ваша светлость, — на всякий случай, как бы невзначай, отодвигаясь в тень, ответствовал я. — Назначен сюда учителем.

— На моей памяти, учитель — это тот, кто за собой связку книг еле тащит, а вы, как понимаю, налегке. — Всадник спрыгнул на землю. Он оказался молодым человеком почти одного со мной роста. Держался он очень просто.

— Будем знакомы, учитель. Барон Фраймер.

Это был сам владелец замка, к которому я ехал. Я с поклоном пожал протянутую мне руку условным жестом, как мастеру, и назвал себя.

— Имею поручение к Вашей светлости, — сказал я, складывая пальцами условный знак.

Барон попросил мой чемодан и ловко приторочил его к седлу.

— Держитесь за седло с другой стороны, и быстро добежим. Вы, как вижу, бегать умеете.

Когда он это смог разглядеть во мне, не знаю. Я подумал, может, сразу попросить его помочь забрать при оказии из гостиницы при городской таверне пару оставшихся там ящиков с книгами, но барон меня опередил.

— А за вашими книгами в таверну я завтра пошлю человека, — продолжил он, словно читая мои мысли. — Ну, побежали?

Чувствовалось, что умное животное было привычно к такому способу передвижения с человеком. Я быстро нашел ритм и стал получать удовольствие от того, как летит под ноги земля, как тело само рвется вперед и не падает… Барон бежал с другой стороны. Промелькнули заросшие изгороди маленькой деревни, и дорога начала подниматься. Вскоре мы стояли у моста к замку. Его охраняла огромная белая собака.

— Свои, Шенди, — сказал барон. От бега он совсем не запыхался. Пес послушно отошел в сторону и открыл нам путь. Мне вернули чемодан и провели по железному настилу моста, затем по небольшому, чисто выметенному внутреннему двору к башне, в которой барон открыл малозаметную боковую дверь. За ней был спуск вниз, освещаемый странными трубчатыми светильниками. Я нигде таких не видел раньше. Таким холодным светом зимой луна светит.

— Нам сюда, — сказал барон.

Я кинул взгляд назад. Кроме нас и белого пса у ворот никого заметно не было. Лошадь никто не спешил забирать, она так и стояла, опустив к земле голову. Вслед за хозяином я начал спускаться. Мы пришли в комнату с низким потолком и большим диваном. Там же стоял низкий стол, заставленный закрытой полотенцем посудой. Барон откинул полотенце, взял один из котелков и протянул мне вместе с вилкой.

— Подкрепитесь сперва с дороги. Вести могут подождать».

Я остановил чтение. Сначала читал медленно, привыкая к почерку и старому написанию, а потом все быстрее. Ростислав, Марта и Влада меня слушали с большим вниманием.

— Влада, а ты не помнишь в нашей башне в замке такую малозаметную боковую дверь и такой ход вниз на ней? — спросил я.

Влада покачала головой. Нет.

— Ну, это ни о чем не говорит, — сказал Ростислав Петрович. — Если она есть, то может быть хорошо замаскирована. Вполне возможно, что ею команда Меера пользовалась, зачем им все на виду держать? Наводка есть, надо искать.

— Пока я не вижу подтверждения, что это именно наша башня, где у нас тут мост? — с этими словами я взял в руки следующий листок и продолжил чтение.

«Еда была очень вкусной и сытной. Когда я отодвинул опустевшую посуду, хозяин с улыбкой заметил:

— Вот вы, мой дорогой, за десять минут проглотили то, чем тибетские монахи могут питаться месяц. А еда, знаете ли, отбивает просветление, что и сказывается на европейцах.

Мне спорить не хотелось, жутко захотелось спать, но я крепился.

— Вот, выпейте вот это, — протянул мне бокал барон.

В нем оказалась бесцветная и необычайно вкусная жидкость, мгновенно прогнавшая сон.

— Что это? — спросил я, ставя бокал на стол.

— Вода, дорогой мой, обыкновенная вода. Сок первоистоков. — Барон опустошил свой бокал. — Теперь, рассказывайте, с чем вас ко мне послали братья?

Я открыл свой чемодан и передал ему посылку и записку. Он внимательно прочел записку, потом провел по ней пальцами, словно принимая скрытый текст, хмыкнул и при мне развернул посылку. В ней оказалась вырезанная из блестящего черного камня фигурка — пирамида на шестигранном основании. Барон крепко сжал ее руками и закрыл глаза. Свет сразу потускнел. Он сидел долго, потом быстро вновь завернул фигурку в прежнюю упаковку и протянул мне. Я только успел заметить, что она стала совсем прозрачной.

— Сейчас вам дадут лошадь, отвезите это магистру с моим глубоким почтением, — попросил он. — А потом возвращайтесь сюда учительствовать. Заодно заберете свои книги из таверны. Я вас уже встретить не смогу. Вот деньги на дорогу, — он пошарил в кармане и достал несколько серебряных монет.

Я не придал его словам о встрече особого значения, сделал то, о чем меня просили. А когда вернулся, то узнал, что молодой барон со своей белой собакой были раздавлены упавшим на них мостом во время ремонта его подъемного механизма. Глубокая печаль вошла в мое сердце.

Похороны были скромными. А когда ставили памятную доску на стену замка, то не могли установить дату рождения молодого человека, и некоторое время на ней значилась только дата смерти. Несколько позже я посетил его могилу и вдруг увидел обе даты жизни, но не поверил своим глазам — между ними было 450 лет».

— Ну, не особо верящие в чудеса историки могут сразу сказать, что если он был последним в своем роду, то могли указать дату начала рода и дату его завершения, — сказал я, осторожно разнимая пинцетом следующие листки рукописи.

— Библейский Ной вообще, по преданию, шестьсот лет до потопа жил и триста лет после, — вставила Марта. — И проверить это тоже никто не может. А современная наука определяет энергетический предел человека в 1200 лет. Да и мы с вами не по 60—70 лет уже живем.

— Мам, а, может, он из нашего времени, или из будущего вообще?

На Владин вопрос никто не ответил. Я тем временем расцепил слипшиеся листки и был готов продолжить чтение, благо совсем немного там оставалось разбирать…

«Думаю, что не один я видел начальную дату, поскольку все разговоры о почившем господине в деревне и маленькой пивной, где по субботам собиралось все взрослое мужское население, прекратились. На годовщину только один я посетил его могилку в углу крепостного двора, больше никто не пришел. А я видел-то его всего раз в жизни!

В скорбной задумчивости перед таинством нашего бренного бытия я обошел кругом башню, а, когда повернул назад, то почти сразу увидел ту самую потайную дверь. С сильно бъющимся сердцем я приоткрыл, а потом и совсем открыл ее. Над ведущим вниз ходом так же светились странные трубчатые фонари. Я перекрестился и решил все-таки спуститься. На полпути вниз дверь за мной сама собой закрылась, но свет не погас, и это прибавило смелости. В той комнате с низким потолком и диваном, где я тогда был, на столе никаких кушаний не было, а лежала стопка фолиантов в кожаных переплетах, один из них был открыт. Я посмотрел на страницу — она была испещерена непонятными мне рельефными значками, с правой стороны по краю тянулась темная, отливавшая металлом полоса. Помимо книг на столе лежала плоская дощечка с прорезью в боку, покрытая сверху матовым стеклом. Оно было окантовано голубой рамкой, очень красивой. И стояло зеркало на высокой витой ножке, в котором я увидел свою небритую уже пару дней и испуганную физиономию. Я все это еще потрогал, чтобы убедиться, что мне не мерещится.

Из комнаты вели две арки. За одной из них я обнаружил огромную деревянную кровать с атласными перинами и богатыми покрывалами с вышитыми на них гербами. Около нее на маленьком низком столике стоял подсвечник с тремя витыми свечами, они не горели, а свет шел откуда-то с потолка. Потолок тут был пирамидальный, сходящийся в центре четырьмя своими гранями. Вторая арка мне показалась интереснее — за ней был большой круглый зал со сводом, но едва я просунул в нее голову, как на меня обрушился сильнейший удар, и я потерял сознание, проваливаясь в какой-то колодец…

Очнулся я под потолком свода зала от ощущения яркого света. Внизу у стены я с удивлением заметил свое скорченное тело и шесть фигур с ритуальными фартуками и большими деревянными циркулями, ножки которых они аккуратно устанавливали на вершины нарисованного внизу шестиугольника. Внутри него находилась ярко светящаяся трехгранная прозрачная пирамида. С тихим пением фигуры начали медленно смыкать вытянутые руки, в которых были зажаты головки циркулей, перемещаясь вовнутрь шестиугольника. Как только они сомкнулись над вершиной пирамиды, все они исчезли. Пирамида исчезла тоже, от нее я видел только нарисованный на полу контур.

Зрелище настолько поглотило меня, что я не заметил еще одну фигуру, которая склонилась над моим скрюченным телом и надевала на мою голову изогнутую проволоку, кучка таких проволок лежала тут же. Потом фигура легко потащила меня и положила в центр рисунка на полу.

— Мы не возьмем тебя, шепчущий, — зазвучало в моей голове, — ты вернешься обратно в мир…

Селяне нашли меня у стены башни с разбитой головой, но еще живого, через день. Я полностью потерял слух и речь, но постепенно обнаружил, что могу писать и через это общаться с миром. Всевышнему было угодно не покинуть меня своей милостию, он дал мне жену и приработок, но детей у нас нет. Я постарался записать по памяти случившееся со мной, но показать кому-либо не могу, ибо боюсь, что сочтут невменяемым. Я уже не так молод, но это письмо я попрошу прочесть только через двести лет после окончания моего земного пути…»

— Если у него не было детей, то как он мог быть дедом Кобелевича? — прервала наступившее после чтения молчание Влада.

— Вопрос о потомстве резонный, — усмехнулся Ростислав. Влада при этом немного смутилась, хотя смутить ее было вообще крайне сложно. — Но дед у Кобелевича был, и этот исторический факт легко доказывается существованием самого приват-доцента. Его потомок же был в компании нашего Меера. Даже два потомка.

— А кто это? — поинтересовался я. — Неужели сами братья?

Ростислав довольно кивнул.

— Они вполне могли носить славную фамилию своего предка, но предпочли сценический псевдоним бабки, провинциальной и малоизвестной актрисы, которая бежала из России со своим мужем во время мировой войны в начале двадцатого века.

— Жалко… — тихо пробормотал я.

Но Ростислав услышал и вопросительно взглянул на меня.

— Андроидами они выглядели бы интереснее, — пояснил я.

— Они и стали андроидами, — вмешался в нашу беседу голос Вебсика. — Озвученное Юрием сообщение подтверждает это.

Мы непонимающе переглянулись.

— Отдав свои разумы, они все стали андроидами, — пояснил Вебсик.

— А те шестеро с циркулями, что это? — спросил я.

— Мой экспресс-анализ текста показывает, что там была одна фигура — барона Фраймера. Остальное — оптические или психические иллюзии этого учителя, — сообщил Вебсик. — Вы знаете, что такое возможно.

— Вебсик, — вдруг спросила Марта. — Если на Славу надеть обруч, то его можно будет услышать?

— Он будет «шепчущим», — согласился Вебсик. — Вы можете его не понять. Не рекомендую, но пробовать можете.

Через пару дней, заполучив очередное «окно» в своих занятиях, Влада решила предпринять попытку осмотреть старый замок и его башню, используя маленького разведчика. Накануне к нам прилетели Володя с Юлей. Ростислав Петрович у нас задержался, явно проявляя интерес к предстоящей вылазке. Вебсик о ней тоже знал, но уклонился от приглашения принять участие. Наиболее часто с ним последнее время общались только Марта и Ивин по поводу лечения Славы и наших ребят. Мы с Владой регулярно посещали «море», но никакой информации нам там не поступало. Видимо, не пришло время. Но у меня было стойкое ощущение, что затянувшееся затишье скоро кончится.

В той самой комнате, в которой год назад мы аврально монтировали оборудование для контроля над «шарахами», за несколько месяцев был подготовлен пост оператора «разведчика» и его помощников — второго пилота и штурмана. Честно говорю, тут мы постарались! Смотрелось — почти как командный мостик на звездолете. Перед самим оператором находился настоящий «звездолетный» обзорный экран, я, было, его сам нашел и почти вытащил с космосклада по своим полуофициальным каналам, как некогда информаторий, но мою инициативу обнаружил и пресек Ростислав. Пришлось писать официальную заявку. В итоге, мы его получили пару месяцев назад на законных основаниях. Антураж вышел вполне внушительный: консоль оператора по бокам завершали мониторы текущей телеметрии и компактные консоли штурмана и второго пилота. Перед каждым был трехмерный экран малого обзора. У стены стояли полукругом гостевые кресла для наблюдателей. Словом, готовились мы основательно, и сейчас, по сути, была первая практическая обкатка комплекса.

Мы, четверо, заняли гостевые места, а Влада с близнецами — места экипажа. Пусь хотел было залезть на колени к Владе, но я решительно забрал его к себе. Марты с нами не было. Как я понимаю, идея, подсказанная старой рукописью, ее захватила, и она всерьез пыталась установить связь с мужем через обручи и мыслеречь. В этом ей согласился помогать Ивин, а обручи откуда-то от башен время от времени притаскивали Пусь и Джека. В гостиной уже образовалась горка этих обручей. Как понимаю, подобрать из них подходящий для Славы было непросто.

Разведчик пополз к замку. Его малые размеры (он был раз в двадцать меньше прототипа) сильно замедляли и усложняли движение, и картинка давалась с низкой позиции, что было непривычно. Неприметный бордюр выглядел внушительной стеной.

— Может, сбегать, поднести его поближе? — спросил я Владу.

— Можно, — прозвучал ее голос из подголовника кресла, — но не «сбегать», он сам справится. Ион, давай!

Ион, занявший место второго пилота, поднял машину в воздух и вскоре опустил ее почти у стены башни замка. Я этой возможности за малышом не знал.

— Мы вообще думаем, что машинка по конструкции намного опережает свое время, — заговорил Ион. — И по материалам тоже.

— Значительный прогресс по сравнению с большим разведчиком, — согласился Володя.

— Возможно, что она вовсе ничего не опережает, потому что время его разработчиков, если это общие разумы Меера, может течь быстрее, чем наше, или они развиваются быстрее нас, — сказал я. — Если они андроиды, то это вполне возможно. Исключить, что его создали разумы Меера, мы не можем. Подтвердить, впрочем, тоже, как и объяснить, почему такой замечательный аппарат пять или шесть лет назад попал в руки детям и спокойно простоял в классном шкафу, ожидая своей участи и не пытаясь выбраться.

— И с чего это он вдруг завелся у меня, — вставил Володя.

— Интересно, что бы с ним было, если б он из классного шкафа попал не тебе в руки, а на свалку? — изрек я.

— Это была бы совершенно другая история, — улыбнулся Ростислав Петрович. — Посмотрите лучше на экран, ничего не замечаете?

Влада вела машину на некотором расстоянии от стены башни замка так, чтобы вся ее поверхность, пусть снизу вверх, но была видна. Поверхность была сильно щербатой. И, только присмотревшись, я начал различать на ней какие-то черточки. Как мне показалось, они складывались в некий орнамент. Уловить его я что-то никак не мог, видимо, мои мысли не давали сосредоточиться.

Одна стена кончилась, потянулась другая, такая же щербатая. Машина доползла до ее конца, повернула обратно, и тут при косом освещении я явно увидел портрет человека.

— Стоп, — скомандовала Влада. — Фиксируем.

На второй половине большого экрана компьютер вывел тонкий профиль молодого человека со строгими глазами, над которыми вразлет расходились прямые густые брови. Его лицо, нос с небольшой горбинкой, решительно сжатые губы говорили о прямой и упрямой натуре.

— Вот ты каков, барон Фраймер, — сказал Ростислав. — Да, это точно, твой замок…

— Вы видели другие портреты? — спросил я.

— Один портрет сохранился, — кивнул Ростислав. — Правда, гравюра. У меня хорошая память на лица. Но сравнить не помешает…

— В замке Фраймера, по описанию в рукописи, был подъемный мост. Он же его и придавил. А в нашем нет никаких следов моста и его механизма, если уж на то дело пошло — усомнился я.

— Ты родился скептиком, Юра, — проворчал Ростислав. — А искать способны только романтики. Даже старые.

Зет в это время что-то лихорадочно набирал на своей «штурманской» консоли.

— Вот, смотрите, — известил он. — Оценка случайности для данного изображения ниже уровня математического доверия. Надо сменить ракурс. Ион, подними разведчик на уровень глаз среднего роста.

На уровне глаз нам была видна только выщербленная стена, без каких либо намеков на рисунок.

— Так что это красиво, но — мираж.

— А это тоже мираж? — показала Влада куда-то вниз экрана.

Там на каменной кладке стены был четко виден тонкий контур двери. Только войти в нее мог лилипут. Мы заспорили. Ростислав Петрович был уверен, что наш замок и есть замок барона Фраймера. Я в этом сильно сомневался. «Портрет» и «дверь», конечно, аргументы важные, но мы кроме каменной кладки на месте «двери» ничего не обнаружили. Даже никаких пустот.

Обследовали весь двор. Ничего примечательного. И никакой памятной плиты на стене об этом бароне, конечно.

В башню замка вел обычный вход. Перед ним была небольшая площадка с несколькими сильно выщербленными ступенями, в проеме еще болталась на одной петле створка тяжелой двери. В самой башне было темно, и разведчик зажег свои прожекторы. Перед нами поплыла панорама унылых стен, поднимающиеся вверх ступеньки узкой лестницы. Плит пола под слоем пыли и грязи видно не было.

— Взлететь нельзя, — сказал Ион. — Всю пыль только поднимем.

— Ехать тоже, — отозвалась Влада. — В пыли утонем. Тогда — шагаем.

Выдвинулись бортовые манипуляторы, и машина на них шустро направилась к центру помещения.

— Не так быстро, — сказал Зет. — Помедленнее…

Он что-то пытался настроить на своем экране. Наконец, ему это удалось. Зет повернулся к нам.

— Вот, смотрите, такая иллюзия, что мы внутри какой-то объемной фигуры, а снаружи ее не видно.

Действительно, на его экране изображение внутренностей башни передавалось словно через прозрачную тончайшую пленку, натянутую на невидимые грани некоей пирамиды. На всех других экранах такого эффекта не было.

— Что ты там накрутил-то? — подошел к брату Ион.

Вместо ответа Зет показал на панель телеметрии. Влада мне как-то говорила, что маленький разведчик практически не имел специальных датчиков, он сам был одним универсальным датчиком. Телеметрия его движения показывала чуть заметные «всплески», будто пересекались какие-то силовые линии, а в ряде мест машина сильно замедляла ход. Но я могу покляться, что он двигался только вперед с одной скоростью!

— Такое впечатление, что тут время тянется неравномерно, — пробормотал Зет.

— А почему другие экраны ничего не показывают? Ты изменил чувствительность? — спросила его Влада.

Зет кивнул.

— Изначально чувствительность задана порогом естественного фона, — пояснил Ион, изучая пульт брата. — А Зет задал порог чуть ли не астрала. Вот и мерещится.

«Зет прав», — вмешался вдруг голос Вебсика. Его мыслеречь прозвучала так громко и неожиданно, что я вздрогнул. — «Воздействие слабое. Сила в слабости».

Я посмотрел на товарищей и понял, что они слышали то же самое.

— Если и дальше повышать чувствительность машины, то воздействие станет сильным, — с явным беспокойством произнес Ростислав Петрович и попросил:

— Вебсик, раз твое присутствие обнаружено, то помоги понять, насколько это опасно?

— Удар «шарахи» на короткое время многократно повышает чувствительный барьер человека, и он не может сопротивляться. Гибнет структура памяти. Тут — аналогично. Угроза оператору, который ментально связан с датчиком. Риск не оправдан, — ответил Вебсик.

— Но мы же в детстве тут бегали, — растерянно произнес Ион.

— + Вы были защищены, — коротко ответил Вебсик.

— Я так понимаю, — вставила Влада, — что дело не в защите, а в том, как мы связаны с разведчиком помимо пульта управления?

— Разведчик — это мобильный датчик, — пояснил Вебсик. — Пульт — фильтр и транслятор его сигналов на ваш уровень. Вы связаны с пультом и, через его неверные настройки, можете получить удар. Я изменил пульт для безопасности.

Признаюсь, что угроз со стороны нами же собранного пульта управления никто не ожидал. Мы решили не рисковать и повернули машину обратно к выходу. Было ясно, что башня старого замка хранит новые загадки.

В кожаной папке с рукописью деда Кобелевича добавилось два документа — портрет предполагаемого барона и контур двери. Больше мы тогда ничего не нашли.

Глава 2. Лунная командировка

Приближался срок отлета на Луну. Мы с Владой прошли медицинский контроль и теперь приучали Пуся пользоваться мудреной полетной атрибутикой — на орбите и челноке «Земля — Луна» столбиков и кустиков для выгула не предполагалось. Нам прислали специальный собачий бокс, и Пусе на полянке у палатки с двумя нашими больными через обруч мною была прочитана целая лекция. Джека, сразу понявшая, что ее это дело не касается, демонстративно нас игнорировала.

«Вот, смотри, — формулировал я псу задачу, побрызгав в нужное место бокса специальным раствором, выданным мне для дрессировки. — Чуешь, чем пахнет?»

«Ффы, — морщился пес. — Даже приблудная кобелина такого не оставит…»

«Чуй, давай, — сердился я. — И запоминай, что тут тебе делать надо!»

«Ты не сердись на маленьких, — ответствовал Пусь. — А такую вонь перешибить я не могу…»

Уже второй день он каждый раз вылезал из бокса и поднимал ногу рядом с ним.

— Ну, как успехи? — поинтересовалась подошедшая к нам Влада.

— Ммм, — грустно махнул рукой я. — Никак. Прыскаю вот. Уже второй день…

— От тебя уже пахнет, — принюхалась она.

«А я про что! — обрадовался Пусь. — Совсем меня запутал запахами!»

— Если хочешь ехать с нами, то делай, что тебе говорят! — рассердился я.

— Погоди, — Влада стащила с меня обруч и надела на себя. — Отдохни пока на травке.

Я послушно растянулся на траве, а она, обняв Пуся, начала с ним свой тет-а-тет.

Через некоторое время пес послушно отправился в бокс, и Влада его похвалила.

— А мне, чтобы меня похвалили, тоже в бокс отправиться? — поинтересовался я.

Она сердито взглянула на меня:

— Не мешай.

Короче, рефлекс они выработали и закрепили. Ура древнему Павлову и современным интерфейсам. К полному возмущению Джеки, Пусь теперь отказался ходить гулять в дождик, и этот бокс занял почетное место в доме. А после того, как мы получили на Пуся летный комбинезон с фирменными цветами «СБ», готовность к перелету была полной. С тигрицей было все много проще. Ее основательно пропылесосили и обработали антистатиком. Провожали нас на подмосковный космовокзал близнецы и Володя с Юлей. Операторы региональной хроники, конечно, попросили попозировать. С собой мы везли три венка, один из них был «От Славы и Марты Серегиных памяти Смита и Эльзы Рейс», два других от нас с Владой и Ростислава Петровича.

Летели мы, чтобы избежать перегрузок, на космоплане, который поднимал пассажирский отсек до стратосферы, а потом тот уже сам стартовал до нужного спутника. Так было, конечно, дольше, чем другими способами доставки, но спокойнее. И невесомости там всего часа три, можно пережить. Объяснить Пусе, что такое невесомость, мы на Земле так и не смогли. Боялись, что она его напугает, но лохматый все три часа продрых у Влады на руках.

«Орбитальный-11» был сравнительно небольшим, но уютным сооружением, на котором любили устраивать всякие конференции, и именно на нем я раньше бывал чаще всего. Тут даже знакомые были, боцман Димыч, например.

— Я тебя поздравляю! — завопил он, завидев меня на пассажирской палубе. — Двое детей — это круто!

Я тупо уставился на него.

— Что ты так? — не унимался шумный Димыч, тиская меня в своих медвежьих объятиях. — Боцман все знает! В реестре пассажиров так и записано — «доктор Кивин с супругой и двумя детьми»! От боцмана ничего не скроешь!

Вот оно что! Я заметил, что Влада с Пусем и Дебби уже подошли к нам. Пусь Димыча помнил по его земным визитам к нам и поскреб лапой его ногу, обращая на себя внимание.

— Пуся! Друг! — отпустил меня Димыч, наклоняясь потрепать цверга, но тут его взгляд наткнулся на нашу бенгальскую «кису», которая сидела рядом, совсем натурально постукивая по полу кончиком хвоста и приподнимая в «улыбке» верхнюю губу.

— Ыык… — произнес Димыч, замирая на месте.

— Это моя жена Влада с двумя нашими детьми по реестру, боцман, — вежливо сообщил ему я и представил его самого. — А это, Влада, боцман Дмитрий Дмитриевич, для друзей — Димыч, хозяин нашей палубы.

Димыч хотел было галантно поцеловать Владе руку, но тут наша «киса» ему тоже протянула свою лапу и ослепительно улыбнулась, показывая мощные и, как я знал, вовсе не бутафорские клыки. Димыч поспешил откланяться.

— Вы так мне всех друзей распугаете, — задумчиво произнес я, смотря на его удаляющуюся спину. — Может, Дебби какой бантик или что-то еще надеть. Серьезно выглядит девочка у нас.

— Ну и хорошо, — возразила Влада. — От несерьезности толку никакого.

Меньше чем через час мы уже устраивались в лунном челноке. Летели с переменным ускорением, которое давало комфортную силу тяжести, за время полета снижавшуюся до лунной — это совсем недавно тут появилось, я раньше такого не встречал. Думаю, что мне повезло, — с нами летела группа стажеров из Владиного института, и она с Дебби оказались в центре внимания. А мы с Пусем хорошо выспались. Но за несколько часов до Луны мой коммуникатор вдруг проснулся. Вызывал Зет.

— Привет, — сказал я ему. — Что, не спится?

— Влада с собой маленького разведчика взяла, что ли? — сразу спросил он.

— Нет, я такого не помню, а баул мы вместе паковали. Проверить смогу только после посадки — он в багажном отсеке. Могу у нее самой спросить, она — рядом.

— Спроси, только не привлекая стороннего внимания.

На мой вопрос Влада отрицательно покачала головой. Она его не брала. Теперь мы уже слушали Зета вместе.

Для маленького разведчика в той комнате нашего дома, откуда осуществлялось управление им, была заведена специальная полка. Зет зачем-то туда заглянул и увидел, что она пуста.

Я скреб голову, пытаясь нагнать хоть какие-то мысли. Влада в задумчивости морщила нос и машинально расчесывала его кончик. Пусь и Дебби уселись напротив и сверлили нас взглядами, выражая готовность оказать любую поддержку.

— Я его точно дезактивировала, — сказала Влада.

Зет на экранчике коммуникатора кивнул.

— Дом подтверждает, что разведчик дезактивирован, но на полке его нет.

Я начал прикидывать график предстоящих мероприятий, чтобы выбрать возможный момент для досрочного возвращения. Получалось, что только через два дня.

— Вебсика попроси помочь поискать, — посоветовал я Зету. — Вдвоем с Ионом для усиления просьбы.

— Уже, — кивнул Зет. — Он и сообщил, что в доме его точно нет. И команд на его активацию дом не получал.

Я задумался.

— Вижу только одно объяснение. Но, фантастическое. Маленький разведчик существует, пока Влада на Земле. Если ее нет, он пропадает. Слушай, Влада, а ты никогда раньше о нем не думала?

Влада озадаченно посмотрела на меня.

— Ну, знаешь, это уж совсем невероятно. Когда мы в детстве стали кататься на большом разведчике, то я часто мечтала иметь такого же маленького, очень умного и послушного, чтобы я его могла укладывать спать в кукольном домике… И была так рада, когда ребята вдруг мне показали, а потом отдали в класс этого малыша… Они уехали в долину, а я часто ходила в класс к маме, чтобы просто поиграть с ним. И мечтала о том, что у меня будет такой славный друг, который везде пролезет и все узнает… Это же детство.

— Вот видишь, дорогая, как детство становится большим, — улыбнулся я. — Оно порой вырастает в большое взрослое детство.

Меня вдруг посетила неожиданная мысль. Надо будет проверить.

— Ион, Зет, поищите в своих досье, кто из компании Меера имел хобби моделиста. Может, железнодорожного моделиста, который макеты делал. И поройте старые модельные каталоги их времен, поищите там ту стену и камнедробилку из Соловья.

Зет отключился. А глаза у Влады стали почти круглыми, как у ее тигрицы и Пуся.

— Ты хочешь сказать, что там были модели?

— Не знаю, модели ли, но что-то в их натуральную величину.

— А почему они тогда исчезли?

— А почему исчез твой разведчик?