Бесплатный фрагмент - Вчерашний герой

Предисловие

Прежде всего, я хочу сказать огромное спасибо всем тем, кто открыл мою книгу. Мне бы хотелось, чтобы прочитанное оставило положительный отпечаток в вашем сознании. Я достаточно долго вынашивал идею, выложил от себя очень много личного, да и просто, в конце концов, старался сделать достойный и качественный роман.

Я сразу хочу предупредить, что в моей книге будет затронуто немалое количество исторических событий и процессов. Я считаю важным сделать оговорку, что я, автор, родился в 2001 году, и поэтому я не могу стопроцентно отвечать за все вышеизложенное. Мое произведение носит исключительно художественный характер и не претендует на какую-либо историческую достоверность. Также при написании своего рассказа я не ставил перед собой цель превознести те или иные социальные группы или же, наоборот, оскорбить их. Все, что по сюжету будут говорить мои персонажи (рассказчик тоже представляет собой вымышленного героя), является их сугубо личным мнением.

В мае 2021 года, когда я закончил написание книги, мне исполнилось двадцать лет. Разумеется, из-за этого у меня вряд ли получилось точно изобразить жизнь взрослых людей. Опять же, я и не ставил перед собой такую цель. Мой рассказ носит, я повторяю, исключительно художественный характер.

Впрочем, с некоторыми явлениями, с которыми предстоит столкнуться моим героям, я сталкивался и сам. У меня, несмотря на столь юный возраст, имеется некоторый жизненный опыт, и я сделал для себя большое количество различных выводов.

Я надеюсь на то, что вы, дорогие читатели, меня поняли.

Я искренне и от всей души желаю вам приятного чтения.

Глава 1

Понедельник. 13 апреля 1998 года

Эдвард Алимурадов, готовящийся в июне отметить свой юбилей, в эту ночь почти не спал. В последние годы он вообще мало спал, а даже если ему и удавалось заснуть, то ему виделось нечто ужасное.

Эдвард не был доволен своей жизнью. Он постоянно корил себя за то, что не выстроил свою судьбу так, как он того хотел. В глубине души он осознавал, что это невозможно, так как той страны, в которой он мысленно строил свою идиллию, не было уже семь лет. Но он все равно не мог простить себе то, что он не достиг ни одной цели, которую поставил себе достичь к тридцати годам.

В пять утра зазвонил телефон. Работа инспектором ГУВД приучила Эдварда к звонкам в любое время.

— Я слушаю, — сказал он, до последнего изображая, что этот вызов не разбудил его.

— Майор Алимурадов, начальник ГУВД приказывает вам явиться в семь утра в его кабинет, — сказал секретарь на другом конце провода.

— Конечно, — сказал Эдвард и начал спешно собираться.

Эдвард привык таким вызовам. Ему не был знаком нормированный рабочий день. Свою службу в органах внутренних дел он считал искуплением за все грехи, которые он совершил в жизни. Сложно сказать, в чем именно он видел свои «грехи», но в то же время он не считал себя потерянным человеком.

Перед выходом Эдвард решил помыться. В зеркале ванной комнаты он увидел потрепанного жизнью мужчину ростом чуть ниже среднего с голубыми печальными глазами. Прямой нос и извечная ухмылка на лице. Волосы на голове были темно-каштановыми, а кожа была белой. Ощущался переменный успех в борьбе с лишним весом. Эдварда нельзя было назвать толстым, но до почетного звания стройняшки ему было далеко.

С самого утра перед Эдвардом стояла дилемма: надевать ли ему форму майора милиции. Ему она не нравилась. Он не считал себя её достойным. Коррупция не была редкостью в те годы, но Эдвард все свои в принципе незначительные и немногочисленные злоупотребления полномочиями переносил крайне болезненно. Он понимал, что надо как-то сводить концы с концами, но в то же время был бесконечно зол на себя за то, что не в силах что-то изменить.

Как обычно, Эдвард решил пойти на службу в гражданской одежде и перед выходом из квартиры несколько минут смотрел на фотографию, на которой он стоял с Дашей, своей студенческой любовью, на бале студентов где-то в конце восьмидесятых. Эдвард считал, что если бы не проваленные экзамены в аспирантуру и дальнейшая служба в военно-морском флоте, то они бы были вместе. Эдвард всегда накрывал эту фотографию полотенцем или прятал в шкаф, когда в его комнате бывали другие женщины, а бывали они в ней достаточно часто. Женщины были такие, что их бы вряд ли смутило сие изображение. Вероятно, времяпрепровождение Эдварда с этими дамами было бы не таким приятным, если бы во время общения с ними он смотрел на то, каким он был раньше. Впрочем, даже не видя эту фотографию, Эдвард все равно не испытывал сильного удовольствия от общества этих барышень.

Доставшаяся Эдварду от покойной бабушки квартира хоть и находилась в престижном районе Москвы, на Озерковской набережной, однако уютной её язык не поворачивался назвать. Чувствовалось, что хозяин относится к своей собственности так же, как и как себе, — пренебрежительно. Вроде бы все чистенько и аккуратненько, но абсолютно мрачно и безжизненно. В квартире было две комнаты. Одна из них, в которой жили бабушка и дедушка, была законсервирована и превращена в своего рода мемориал. Эдвард бывал там редко. Комната главного героя представляла собой жалкое зрелище: старая убитая мебель, потерявшие цвет стены и деревянные окна, от которых постоянно дуло.

Заработная плата сотрудника МВД, который периодически похаживает налево, а иногда и вовсе приводит это «лево» к себе в дом, достаточно скромная. Из-за этой скромной зарплаты скромным был и быт. Завтракал Эдвард кашами, обедал жареной картошкой, а ужинал, если вообще ужинал, вареными макаронами с сосисками. На электричестве он тоже экономил. В доме обычно горела одна лампочка только в той комнате, где находился Эдвард.

Накинув на себя старый плащик, Эдвард отправился на службу. Сев в свою любимую доставшуюся от дедушки белую «Волгу», одна из дверей которой была серой, он поехал на Петровку.

Чтобы пореже оставаться наедине со своими мыслями, Эдвард включил недавно вышедший «Гранатовый альбом» группы «Сплин» и невольно начал думал о том, что последние несколько лет он только и делает, что жует свой Орбит без сахара и вспоминает всех тех, кого… Вспоминать можно было много кого, список пополнялся каждые выходные, да только смысла в этом не было никакого. Сексом без любви невозможно сдвинуть камень на сердце.

Прибыв к зданию, он вышел из машины и подошел к КПП.

— Здравия желаю, товарищ майор! — сказал дежурный. Эта фраза сержанта на проходной всегда тешила остатки гордости майора Алимурадова, когда он заходил внутрь ГУВД.

Идя по мрачным коридорам главка, Эдвард встретил своего старого друга Володю, с которым они когда-то вместе служили во флоте. На плечах Владимира Вячеславовича Радищева красовались полковничьи погоны, которыми он дорожил. Еще бы — мало кто может похвастаться таким высоким званием в тридцать четыре года, к тому же Володе в скором времени должны были сшить штаны с лампасами. Должность начальника недавно образованного отдела по борьбе с экономическими преступлениями и противодействию коррупции предполагала наличие генеральского чина. Долговязый, конопатый, с ярко-рыжими волосами и неприятными чертами лица. Червяк — вот идеальное описание внешности для этого человека.

— Дружище, как ты поживешь? Почему ты здесь так рано? Не надоело ли тебе горбатиться на старика? — поинтересовался Володя.

— Здравствуй. Потихоньку. Меня вызвали. На старика горбатиться не надоело. Он единственный человек в этом здании, для которого закон и порядок — это не пустые звуки, — твердо ответил Эдвард. Ему не нравилось, что Владимир пренебрежительно к нему относился.

— Ну, как знаешь. У любого генерала в заместителях есть полковник. Я не знаю человека надежнее, чем ты. Смешно, что ты до сих пор веришь, что мы здесь с тобой не ради денег. Просто у каждого из нас свои потребности. Если ты увеличишь свои запросы, ты не будешь больше мальчиком на побегушках, благо мальчик ты уже большой. Тридцать годиков вот-вот стукнет, — со злой иронией в голосе произнес Владимир.

Радищев был очень едким человеком. Единственное, что он ценил в людях, это деньги и звезды на погонах. И первого, и второго у Эдварда было меньше, чем у него, поэтому Володя относился к нему как к человеку второго сорта.

— Я сам знаю, как мне жить. Я не могу понять, как ты спишь по ночам, совершая такие поступки. Чистая совесть для меня дороже денег, — ответил Эдвард. Володя был одним из самых опасных людей как на Петровке, так и во всей Москве. Возглавляемый им ОБЭПиПК по большому счету представлял собой преступную группировку, которая отличалась от других лишь тем, что у её членов были удостоверения сотрудников МВД.

— Сплю я совершенно спокойно. По документам я чист, значит, волноваться не о чем. Прекрати говорить глупости. Чистая совесть?! Ты не живешь на заплату. И не жил. Ты знал, куда идешь, — Владимир не относился всерьёз к присяге на верность народу и закону.

— Своими действиями я не ломаю чужие судьбы, — Эдвард до последнего пытался поддерживать баланс своей кармы положительным.

— Ой, судьбы он не ломает. Ну, конечно. Ладно, герой, бывай. Я бы обиделся на твои замечания, но на дураков не обижаются, — детская наивность Эдварда вызывала смех у полковника Радищева.

Владимир скептически относился к Эдварду и не считал его мнение хоть сколько-нибудь значимым.

Итак, поднявшись по лестнице на последний этаж, в без десяти семь Эдвард постучался в кабинет Кравчука, который не любил опоздания.

— Войдите, — послышался грозный голос.

— Здравствуйте, Анатолий Иванович, — сказал Эдвард, войдя в кабинет.

Кравчук производил впечатление типичного крупного начальника. Строгий костюм, громкий властный голос, чуточка лишнего веса для солидности, лысина и, само собой, пышные усы. Куда же без них?

Кабинет Кравчука, кстати, был выполнен в лучших традициях советского дизайна. Высокий потолок, тяжелая и громоздкая мебель, деревянные стены, которые украшали портреты Президента РФ Ельцина Бориса Николаевича и Председателя ВЧК при СНК РСФСР Феликса Эдмундовича Дзержинского. Изображение последнего он не хотел снимать со стены из принципа. Кравчуку нравилось провоцировать в людях чувство ностальгии по СССР.

— А, Эдвард, это ты. Привет, садись, для тебя есть одно важное поручение, — вальяжно произнес Кравчук.

— Какое? — спросил Эдвард.

— Помнишь «Интернациональный инвестиционный центр»? Шарашкина контора, которая лапошила особенно доверчивых граждан, — Кравчук резко негативно относился к таким заведениям. Впрочем, что самое забавное, о советских райкомах, которые тоже просто так стригли деньги с людей за то, что они состояли в КПСС, он вспоминал исключительно с любовью и трепетом.

— Конечно, помню. Неприятные ребята, — Эдвард тоже на дух не переносил такие конторы. Ему было жалко пострадавших.

— Не спорю. В общем, поезжай в Даниловский ОВД. Я взял ситуацию под свой личный контроль, поэтому тебе нужно разобраться поконкретнее, что там случилось, и доложить мне. Дело возбуждено давно, а прокуратура и суд до сих не ознакомились с материалами дела. Что-то не так, — Кравчук не первый десяток лет служил в МВД, и поэтому буквально наизусть знал все уголовно-процессуальное законодательство.

— Вас понял. Разрешите приступить к исполнению? — спросил Эдвард.

— Приступайте, майор, — ответил Кравчук.

«Интернациональный инвестиционный центр» был типичной фирмой по отъему денег у населения. Людям обещали сверхдоходы от вложений, а в реальности вкладчиков пускали по миру. В девяностые таких заведений было много, особенно в Москве. Законодательство не было совершенным, да и правоохранители часто получали определенные проценты от вложений несостоявшихся инвесторов.

Прибыв на место, Эдвард показал своё удостоверение дежурному. Обычно работники МВД очень напряженно реагировали на корочку Эдварда. Дело было в том, что появление инспектора из главка означало то, что Кравчуку что-то не нравится. Этот случай тоже не был исключением.

— Здравия желаю, товарищ майор! — нервно произнес дежурный, став по стойке смирно. Он хотел было отдать честь, да только фуражки под рукой не оказалось.

— Могу ли я поговорить с начальником следственного отдела? — с улыбкой спросил Эдвард.

— Конечно же, можете. Кирилл Викторович сейчас на втором этаже в 205 кабинете. Вам нужно будет подняться вверх по лестнице и повернуть налево, — дежурный соблюдал субординацию и был максимально вежлив в общении с таким важным гостем.

— Вольно, — сказал Эдвард.

С советских времен здание изменилось слабо. Страна переживала коллапс. Коридоры и кабинеты были еще мрачнее, чем на Петровке. На нормальный ремонт денег не было. Да что уж на ремонт? Некоторые сотрудники все еще ходили в форме времен СССР, потому что на новые комплекты обмундирования тоже не было ресурсов.

Подойдя к кабинету, Эдвард встретил невысокого мужчину примерно своего возраста, одетого в дорогой костюм. У него были полудетские черты лица, курносый нос, аккуратно зализанные каштановые волосы и средней длинны усы. Он посмотрел на Эдварда с хищной улыбкой.

— Привет, майор. Я знал, что Иваныч отправит именно тебя. Я много наслышан о твоих подвигах как на службе, так и в свободное от неё время, — театрально произнес незнакомец. Его голубые глаза смеялись.

— Кто ты? Откуда ты меня знаешь? — изумленно поинтересовался Эдвард.

— Дружище, в участке у всех стен есть уши. Это в твоих же интересах. Давай поговорим на улице. Я буду ждать тебя там. Меня, кстати, Женя зовут, — незнакомец протянул Эдварду свою маленькую руку.

— Очень приятно. А меня Эдвард, — майор милиции пожал руку Евгению.

— Представляться было необязательно. Я и так знал твое имя, — этот проходимец сильно впечатлил главного героя своей наглостью.

— Откуда? — тревожно спросил Эдвард.

— Я же сказал. Все подробности на улице. Не задерживайся тут надолго. У меня есть дела. — Майор не переставал удивляться наглости этого франта.

Эдвард был удивлен как фамильярности этого человека, так и его внешнему виду. В ОВД сложно встретить настолько нарядного мужчину. Впрочем, его замешательство не длилось долго. Он постучал в дверь, на которой было написано: «Начальник следственного отдела ОВД „Даниловский“ подполковник юстиции Дягилев Кирилл Викторович».

— Войдите, — послышался голос.

— Здравствуйте. Майор милиции Эдвард Анатольевич Алимурадов. Инспектор Главного управления внутренних дел. Меня отправил к вам Анатолий Иванович разобраться, почему дело «Инвестиционного центра» так медленно расследуется, — за семь лет службы Эдвард научился эффектно представляться.

— Ох, здравствуйте-здравствуйте, Эдвард Анатольевич. Неожиданно вас здесь видеть. У нас сейчас очень высокая нагрузка. Преступность в районе растет, да и у всех этих «брокеров» хорошие адвокаты. Они разваливают дело. У нас тут чрезвычайная ситуация, — тщетно оправдывался начальник следственного отдела. По тому, как он выглядел, можно было понять, что лично у него все хорошо: холеный и хорошо откормленный мужчина средних лет не был похож на изморенного борьбой с преступностью стража порядка.

— Послушайте, пожалуйста, мы же здесь не маленькие дети. Неужели вы думаете, что я не догадываюсь, что происходит? Вы понимаете, что люди, народ, на верность которому мы с вами давали присягу, страдает. Многие остались без квартир, чтобы отдать деньги этим жуликам, — желание восстановить справедливость было одним из основных у Эдварда.

— Я знаю. Мы делаем все возможное, — Кирилл Викторович вспотел холодным потом.

— Будьте любезны, ознакомьте меня с материалами дела, — уверенно произнес майор милиции.

— Конечно, — опустошенно ответил начальник следственного отдела.

Эдвард сел за стол и начал внимательно изучать дело и обнаружил очень большое количество процессуальных нарушений. Целый час проверяя документы, он понял, что начальник следственного отдела заодно с мошенниками. Кирилл Викторович все это время сидел за своим столом со стеклянными глазами.

— Эта пародия на уголовное дело будет сегодня же лежать на столе у Анатолия Ивановича. А вами же в скором времени займется служба безопасности. Неужели вы верили в то, что вам все так легко сойдет с рук? — майор из главка начал отчитывать провинившегося милиционера.

— Мне нечего сказать в своё оправдание, — продажный мент сдался. Он понял, что скоро с его плеч полетят погоны, а вслед за ними, видимо, и его голова.

Забрав с собой дело, Эдвард удалился из кабинета, в котором сидел начальник в предынфарктном состоянии, и вышел на улицу. Недалеко от его машины стоял Евгений и докуривал сигарету.

— Хотелось бы мне посмотреть, как ты струнишь этого бедолагу. Тебе надо было стать воспитателем в детском саду, ей-богу, — Евгений закурил новую сигарету, — ты же должен понимать, что на месте этого лохотрон-центра откроется новый, точно такой же.

— Нет. Этого не будет. Откуда тебе это знать? Откуда ты меня знаешь? — возмущенно спросил Эдвард.

— Так. Спокойнее. Я работаю менеджером по привлечению клиентов в этом центре. Почему не работаЛ, а работаЮ? Потому что, как я уже сказал, скоро на этом месте откроется новый, точно такой же центр. Стопудово даже вывеска не поменяется. Теперь следующий твой вопрос. Откуда я тебя знаю? Пока много говорить не буду. Скажу лишь одно. Если бы ты не ходил по борделям, то такие, как я, о тебе бы не знали. У стен есть уши везде, — Евгений был хорошо знаком с городским криминалом.

— Умеешь ты обескураживать. Что ты делал в кабинете начальника? Что мне мешает арестовать тебя прямо сейчас? — Эдвард сжал руки в кулаки.

— Послушай, я не враг тебе. Кравчук использует тебя как пешку. Он уберет подполковника Дягилева, посадит нового болванчика, который пересажает всех горе-брокеров, а на их место назначит тех, кто кладет ему больше в карман. Что тебе мешает арестовать меня? У меня есть компромат на тебя. Решишь потопить меня, ляжешь на дно вместе со мной, — спокойно ответил Евгений.

— Анатолий Иванович честный человек. Я знаю его не первый год. Если ты такой всемогущий, то что тебе мешает «потопить» меня прямо сейчас? — Эдвард впервые столкнулся с таким хамством в свой адрес.

— Ты хороший. Я не «топлю» хороших людей. Мне, кстати, про тебя много рассказывал твой лучший друг по имени Володя. Вот его-то я как раз не могу назвать хорошим парнем. Напротив, он просто какой-то червяк. — Эдвард понял, что разговаривает с достаточно серьёзным человеком, который лично знаком с большим количеством крупных шишек.

— Он не мой лучший друг. Наоборот, я чувствую, что он презирает меня, хотя именно благодаря мне его не отправили на корм карасям, когда мы служили во флоте. Не понимаю, почему он стал таким. Видимо, деньги и власть делают с людьми страшные вещи, — Эдвард разочаровывало то, что в этом мире основное мерило успеха — это деньги.

— Говорю для самых умных: твоим лучшим другом я его назвал с сарказмом. Он гадкий. И очень опасный. Держись от него подальше, — Женя побаивался всемогущего полковника Радищева.

— Да я в курсе. В наши дни каждый второй такой. Тяжелые сейчас времена, не то что при Союзе. Никому нельзя доверять, — Эдвард до последнего считал, что Союз можно было спасти, и что если бы страна осталось единой, то людям бы жилось лучше.

— Послушай, при Союзе было ничуть не лучше, чем сейчас, а местами даже и хуже. Люди были лицемернее. Когда-нибудь ты это поймешь, — Евгений отлично разбирался в политике и в общественных настроениях того времени.

— Эх, не знаю. Лично мне, наверное, было бы лучше. Я бы преподавал. Занимался бы любимым делом, наукой. Не было бы всего этого мрака. Я бы женился на любимой женщине, а не мотался бы по каким-то… — Эдвард тяжело вздохнул и посмотрел в пол.

— А что тебе мешает жениться на ней сейчас? — Евгений не знал всех тонкостей этой «трогательной» истории любви.

— Сложно сказать. Она не принимает меня как милиционера. Говорит, что это низкоинтеллектуальная работа. Говорит, что мне тоже нужно кандидатом наук стать. Я вот и пишу диссертацию в свободное время. У неё родители богатые. Квартиры сдают. А я… Мне жрать хочется, извини за прямолинейность. Когда я из флота вернулся, я не был готов три года лапу сосать в аспирантуре. Деньги были очень нужны. Вот и пристроил меня Володя. Каким бы он человеком ни был, спасибо ему за это, — поведал Эдвард.

— Послушай, если бы у неё действительно были к тебе какие-то чувства, она бы приняла тебя таким, какой ты есть. Любимый человек поможет тебе стать идеальным, а не будет вот так издеваться над тобой. Но такие бывают только в глупом и несмешном кино и сказках, поэтому не забивай себе голову. Женщины редко заслуживают того, чтобы их любили, — Женя и сам за свою жизнь успел испытать очень много боли.

— Эх, не знаю, не знаю. Сложно все. Сложно. Очень сложно. Так все достало. Это дело о мошенниках. Я хочу быть полезным. Хочу сделать этот суровый мир хоть чуточку лучше. Мне хочется верить, что хоть кто-то тоже этого хочет. Все-таки Кравчук не создает впечатления лжеца и обманщика, — Эдвард не хотел видеть мир в серых тонах.

— Талантливый лжец и обманщик как раз таки и не должен впечатления лжеца и обманщика. Вот я, к примеру. Ты же сразу косо посмотрел на меня. У меня все на лице написано, — Женя печально потушил окурок о ближайшую помойку, — я занимаюсь каким-то дерьмом, потому что я посредственный актер, а жрать мне, как и тебе, тоже хочется.

— В каком это смысле «дерьмом»? — спросил Эдвард.

— Да в прямом. Вот, возьми мою визитку. Заинтересуешься в моих «услугах» или просто захочется поболтать — позвони мне, — Евгений протянул свою визитку.

— Спасибо. Я подумаю. — Эдвард взял её.

Женя ушел вдаль, а Эдвард, сев в машину, внимательно изучил визитку Евгения Воронцова. Там было что-то написано про «Интернациональный инвестиционный центр», модельное агентство и торговлю антиквариатом. Эдвард сразу все понял, но при этом ему еще сильнее захотелось повидаться с Евгением еще раз. Почему-то он не учуял в нем плохого человека.

Эдвард вернулся в главк и снова оказался в кабинете Кравчука.

— Анатолий Иванович, дело расследовалось с нарушениями. Предлагаю привлечь начальника следственного отдела Дягилева и его людей к ответственности. На мой взгляд, они причастны к преступному сговору с этими «брокерами», — начал отчитываться Эдвард.

— Правильно мыслишь, сынок, — усмехнулся Кравчук, — поделом им. Ты молодец! — похвалил он Эдварда.

— Спасибо, — улыбнулся майор.

— Если бы не такие люди, как мы с тобой, Россия давно бы уже развалилась на части и превратилась бы в Московское княжество. Так держать, — гордо сказал Кравчук.

— Я всего лишь выполняю свой долг, — с гордостью ответил Эдвард.

— Мало кто готов просто выполнять свой долг. Запомни это. Мы живем в непростое время. Ладно, иди, поработай с документами и можешь быть свободен, — Кравчуку нравилось играть на патриотических чувствах Эдварда.

Эдвард составил отчет о проведении выездной проверки. Хотя и на юридическом факультете Московского экстерного гуманитарного университета, который Эдвард окончил несколько лет назад, сложно получить хороший багаж знаний, благодаря хорошему уму он с легкостью выучил все необходимое законодательство и неплохо справлялся с бумажной работой.

Дома Эдвард чувствовал себя не так разбито как раньше. Во-первых, он был искренне уверен, что как-то помог правосудию, а во-вторых, у него из головы не выходила встреча с Женей. Он был удивлен тому факту, что в этом мире есть еще один разочарованный жизнью человек, который готов пойти на сделку со своими принципами. Хотя они находились по разные стороны баррикад, у них было много общего. Эдвард чувствовал это.

Глава 2

Пятница. 17 апреля 1998 года

Конец рабочей недели. Я бы соврал, если бы написал, что эта рабочая неделя для Эдварда выдалась такой же, как все остальные. Нет. Ни в коем случае.

Во-первых, ему абсолютно неожиданно для себя самого захотелось надеть форму. Как я уже писал ранее, Эдвард обычно ходил в гражданском, но в этот день он, видимо, решил внести хоть какое-то разнообразие в свой внешний вид.

Форма российского милиционера девяностых годов не представляла собой что-то особенное. Это вам не мундиры эпохи Наполеоновских войн. Обычные серые брюки, немного мешковатые, со стрелками и тонкой красной полоской на швах по бокам. Стандартная синяя форменная рубашка, тоже слегка мешковатая, но при этом довольно удобная. На галстуке гордо красовалась эмблема МВД в виде двуглавого орла. Китель Эдвард надевать не стал, — его все-таки стоит носить по особому поводу, — а вместо него он надел обычную куртку с погонами на молнии. Шинель носить в апреле довольно жарко, поэтому Эдвард накинул на себя форменный плащ. И, разумеется, вишенкой на торте была фуражка. Куда же без нее?

Во-вторых, Эдварду очень хотелось позвонить тому загадочному незнакомцу, с которым он пересекся в ОВД. Ему было интересно, откуда Евгений столько о нем знает.

Несмотря на то, что Эдвард и Женя были фактически по разные стороны баррикад, Эдвард все равно чувствовал в нем «своего» человека. Его не смущал его вид деятельности. Он был уверен, что внутри они одинаковые. Оба ранены жизнью. Оба цинично смотрят на многие вещи. Оба выживают, как могут, в это тяжелое время.

Ну, и в-третьих, у Эдварда сегодня было предварительное рассмотрение его кандидатской диссертации. И рассматривал ее не абы кто, а кандидат культурологических наук Лещева Дарья Юрьевна. Если кто забыл, эта та самая Даша, фотография с которой была у Эдварда в комнате. Он искренне верил, что если он тоже станет кандидатом наук, то она исключит его имя из списка «просто друзей». Попавший в МВД по случайности Эдвард не терял надежды вернуться в научный мир, где в студенческие годы он делал большие успехи. Он был аспирантом НИИ культурологии.

Даша была откровенно странным человеком. В сентябре 1998 года ей должно было стукнуть тридцать два года, а она до сих пор жила с родителями и, судя по всему, была девственницей. Сказать, что она жила наукой, было бы достаточно некорректно. В аспирантуру, как и в институт, ее, как говорится, запихнули родители, оба профессора и доктора наук. Если бы не они, то она бы, скорее всего, просто-напросто сидела бы дома, читала фантастику и смотрела детективные сериалы.

Эдвард этого то ли не понимал, то ли, что более вероятно, не хотел понимать. Ему казалось, что замкнутой и необщительной Даша была только с ним, и что если он сделает что-то выдающееся, то она откроет ему свою «волшебную» душу. Он был уверен, что общих тем у них нет не из-за ее ограниченности, а из-за того, что это у него мало времени читать научные журналы и посещать конференции, чтобы быть с ней на одной волне.

Мысли о предстоящей встрече с Дашей перебили Эдварду аппетит. Он решил не завтракать. Взяв с собой портфель с проектом кандидатской диссертации, Эдвард поехал на работу.

Как обычно, рабочий день начался с беседы с Кравчуком, который находился в каком-то особенно приподнятом настроении.

— Привет, Эдвард. Вижу, ты наконец-то решил надеть форму. Вот при Союзе ты бы у меня так каждый день ходил. — Кравчук любил форму. Он считал, что она дисциплинирует.

— Доброе утро, Анатолий Иванович. Нужно же хоть иногда напоминать себе, что я служу в милиции. Что я должен сделать сегодня? — спросил Эдвард. Каждый день не был похож на предыдущий. Задания от Кравчука всегда отличались оригинальностью.

— Так… Хороший вопрос, — задумчиво произнес Кравчук. — Тебе сегодня будет нужно поговорить с человеком, который не нуждается в представлении: с начальником отдела по борьбе с экономическими преступлениями и противодействую коррупции.

— Анатолий Иванович, при всем уважении, только не он! — нервно сказал Эдвард. Ему было противно разговаривать с Володей Радищевым. Кому будет приятно беседовать с каким-то неприятным противным червяком?

— Отставить! — приказал Кравчук. — Я знаю, как ты к нему относишься. Но этот разговор именно в его компетенции. В общем, ты же помнишь, что у нас в Москве последние несколько лет процветает работорговля? Можешь не отвечать. Я знаю, что ты помнишь. Я подозреваю, что в этом замешаны наши недобросовестные сотрудники. А вот это как раз по части Владимира Вячеславовича. Мне нужен отчет о том, как товарищи из ОБЭПиПК выполняют свои задачи.

— Я понял. — Эдвард был за всеобщее равноправие. Сама мысль о том, что можно купить чью-то жизнь, вызывала у него искреннее отвращение.

— Если вы поняли, майор, то немедленно приступайте к выполнению, — шутливо откомандовал Кравчук.

— Есть, приступить к выполнению! — с улыбкой ответил Эдвард, отдал честь и строевым шагом вышел из кабинета.

Попав на второй этаж, Эдвард постучался в кабинет, на двери которого красовалась солидная надпись: «Начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями и противодействию коррупции по г. Москве, полковник милиции Радищев Владимир Вячеславович».

Эдвард постучался. Ответа не последовало. Спустя некоторое время Эдвард опять постучался. Ответ снова не было. Но вдруг Эдвард услышал шаги в коридоре, а потом, оглянувшись, увидел очень худого и высокого мужчину с ярко-рыжими волосами в дорогом костюме. Это и был Владимир.

— Какие милые люди! — усмехнулся Володя. — Зачем ты пожаловал такой нарядный? Сто лет я тебя в форме не видел. Она тебе, к слову, маловата стала. Кушать надо меньше. — Владимир решил похлопать Эдварда по щеке.

В ответ Эдвард схватил руку Володи, да с такой силой, что у него что-то хрустнуло.

— И тебе доброе утро. В следующий раз я тебе сломаю руку за такое. И плевать я хотел на твое звание. Один офицер не имеет права унижать другого. Мы товарищи. — Майору милиции было противно пресмыкаться перед каким-то червяком из-за того, что у этого червяка было больше звездочек на погонах. В принципе он это и не делал.

— Ай, отпусти, я же по-дружески! — Володя был слабым и трусливым человеком и сдавал позиции при первых же признаках опасности.

— У меня к тебе серьезный разговор. Нужно поговорить про работорговлю. Твои ребята плохо выполняют работу, — грозно сказал Эдвард.

— Давай не в коридоре. Пошли ко мне в кабинет. — Володя проводил Эдварда в свой кабинет и посадил в кресло. — Чай, кофе будешь?

— Нет, спасибо. Можешь просто налить воды, — ответил майор милиции.

Кабинет Володи был диаметральной противоположностью кабинета Кравчука. Новенькая мебель, покрашенные в светло-зеленый цвет стены и новомодный для тех времен компьютер.

— Вот, держи, — Володя протянул стакан с водой.

— Как там поживает твой сын? — из вежливости спросил Эдвард.

— Делает успехи. Спасибо, что спросил. Ваня, слава богу, наконец-то научился ходить. У него же синдром… Ну, он «солнечный ребенок». Ему забота нужна. — Хотя на службе Володя и проявлял свои худшие качества, дома он был совершенно другим. Он очень любил своего сына, проводил с ним много времени и был без всяких преувеличений хорошим отцом. Даже на его рабочем столе стояла фотография, где он играет со своим чадом. — Сейчас с женой второго ребенка сделать пытаемся. Молю Бога, чтобы он здоровым родился. — У такого червяка, как Радищев, плохая генетика и слабая потенция. Вряд ли у него что-то получится.

— У меня пока дети не намечаются. А хочется, если честно. Впрочем, не будем о грустном. Все хорошее нужно ждать. И если ты будешь ждать это искренне, всей душой, то Вселенная сделает все, чтобы твое желание сбылось. — Эдвард мечтал о крепкой и дружной семье, которой у него никогда не было.

— Я согласен. Только не Вселенная, а Бог. Молиться надо. Господь вознаграждает праведных. — Из уст Володи эти слова звучали откровенно смешно. Его религиозность не была настоящей. Своей набожностью он пытался оправдаться в своих поступках. Видать, зачатки совести у него все-таки прослеживались.

— Уж тебя-то он точно наградил. Ты же у нас самый святой человек, — посмеялся Эдвард. — Никто не заставит меня уверовать. Даже если этот Бог и существует, то он не заслуживает того, чтобы в него верили.

Владимир дипломатично промолчал, сел за свой стол и приготовился к работе с документами.

— Эдвард, дружище, давай отбросим полемику и поговорим о деле. У меня сегодня много задач. — Начальник ОБЭПиПК был занятым человеком.

— Без проблем. Только последний вопрос. Ты же знаком с Евгением? Маленький такой и с усами. Говорит, «дерьмом» всяким занимается. Тебя упомянул, — спросил Эдвард.

— Я понял, о ком ты. Напускает на себя мистику, а на самом деле вполне обычный жулик. Только обороты у него высокие, — скептически охарактеризовал Женю Володя. — Он под моей крышей. Пока он отстегивает мне бабки, мои ребята прикрывают ему его жопу.

— Не знаешь ли ты, откуда он? Откуда он знает все про меня? — Эдварду хотелось побольше разузнать об этом маленьком нахаленке Евгении.

— Он не делился со мной подробностями своей жизни. Мне и не интересно. У меня в списке контактов много придурков вроде него. Меня в свое время познакомил с ним один из моих оперов. Он сообщил мне, что Женя платежеспособный и что он охотно идет на контакт. Так и оказалось. Я ему про тебя рассказал. Поведал ему, что есть тут в ГУВД один умник, который живет, — нет, все-таки «жизнью» я это назвать не могу, корректнее будет сказать, «существует на зарплату»… — с презрением в голосе сказал Володя.

— Я тебя понял. Теперь давай обсудим борьбу с работорговлей. — Эдварду хотелось раздавить Владимира за его грубость. И сил бы ему на это хватило. Но он сдержал себя и решил перевести разговор на деловой лад.

— А что обсуждать? Если старик реально хочет прибрать к рукам весь этот бизнес, то его убьют. Да и чем его не устраивает сегодняшняя система? Ему платят долю за торговлю таджиками, узбеками, киргизами, казахами. — Володя был расистом. В этом нет ничего удивительного. Все жалкие люди любят самоутверждаться за счет других.

— Они тоже люди. Мы с ними Великую Отечественную войну выиграли, — перебил Эдвард.

— Тебе правда есть дело до войны пятидесятилетней давности? Лучше скажи спасибо, Алимурадов, что мои люди до сих пор не закатали в землю твоих соотечественников, которые держат овощебазы, — посмеялся Володя. — С твоими умственными способностями тебе бы лучше работалось с ними.

Эдвард промолчал, хотя ему очень сильно хотелось ему врезать.

— Так вот. И что этому твоему Кравчуку надо? То, что он решил отправить тебя угрожать мне, глупо даже с его стороны. Мои ребята как работали, так и будут работать. Экономике нужна дешевая рабочая сила. Что можно изменить? Заменить этих чурок молдаванами? Их мало. Неграми? Они тупые и нормальной речи не понимают. Хохлами? Они не будут жить в подвалах и батрачить за еду, а если вдруг сбегут, то будет вообще кошмар. Им будет легко слиться с толпой. Вьетнамцами? Неплохой вариант. Но они дохляки. Им будет сложно поднять что-то тяжелее палочек для их дрянной еды, — продолжил Радищев.

— Дрянной тут только твой язык. Я не собираюсь больше это слушать. Я сделаю все, чтобы все, кто причастен к этому, получили свое. — Главный герой встал с дивана и начал подходить к двери.

— Дружище, постой. Ты не понимаешь, что это опасная игра. Не играй в нее, — предупредил Володя.

Эдвард вышел из кабинета и громко хлопнул дверью. После общения с Владимиром ему всегда хотелось хорошенько помыться.

В разговоре с Кравчуком Эдвард сказал, что ОБЭПиПК будет упорнее противостоять работорговле.

— Люди полковника Радищева будут пуще прежнего бороться с торговцами людьми, — начал отчитываться Эдвард.

— Ясно. Будут ли приняты особые меры? — спросил Кравчук.

— Об этом он не говорил. Вряд ли. Снять бы его по-хорошему с этой должности. — Не место продажным червякам в таком высоком кресле.

— Была бы моя воля — уволил бы этого мерзавца. Однако, к сожалению, у Радищева слишком обширные связи. Мы с тобой хоть и боремся за правое дело, но мы не бессмертны, — ответил Кравчук.

Эдвард печально вздохнул и пожал плечами.

— Ладно. Разберемся. Иди к себе в кабинет и составь мне отчет о работорговле. Я должен оценить обстановку. Как закончишь — оставь у меня на столе. Закончишь быстро — я отпущу тебя пораньше. — Кравчук редко отпускал Эдварда рано. Он часто работал сверхурочно, но иногда бывали и исключения.

Кабинет Эдварда наглядно отражал душевное состояние его владельца. Серые голые стены, скрипучий пол, маленькие окна с полусломанными жалюзи. На рабочем столе главного героя давно царил бардак. Закончившиеся ручки валялись вперемешку с новыми. Половина документов на столе потеряла свою актуальность. Эдварду было все равно. Он знал, что в его кабинет никто, кроме уборщицы, не заходит.

Масштабы работорговли действительно впечатляли. Особенно много предложений купить чью-то жизнь было на Черкизовском рынке. Оно и не удивительно. Преимущественно на Черкизоне собирались «бизнесмены» из Средней Азии и Закавказья. Количество рабов настолько сильно впечатлило Эдварда, что он понял: в деле замешаны многие влиятельные люди. На минуту он даже подумал, что Володя был прав насчет того, что Кравчук причастен ко всему этому, но вера в непогрешимость его начальника все еще преобладала над сомнениями.

Доделав отчет, Эдвард оставил его на столе Кравчука и поехал в научный институт культурологии на предварительное рассмотрение его диссертации.

Здание института как внутри, так и снаружи остро нуждалось в реставрации. Чувствовалось, что в свое время при строительстве не поскупились на красивый фасад и качественную отделку помещений. Но всему нужно обновление. Фасады потрескались, стены необходимо было подкрасить, мебели бы не повредила починка, а полы стоило бы переложить.

По коридору шла молодая и симпатичная девушка. Она была одета недорого, но со вкусом, у нее были мягкие черты лица, светло-коричневые волосы и карие глаза. По ней чувствовалось, что она очень добрая. Добрых людей видно сразу. Она была достаточно высокой и крупной, Эдвард был чуть ниже нее. Если что, рост Эдварда был в районе ста семидесяти четырех сантиметров.

Барышня явно была в этом месте впервые и что-то искала. Она посмотрела на статного милиционера, как будто бы она его давно знает. Эдвард тоже решил не глупить и улыбнулся ей, помахав рукой. Возможно, если бы они оба не торопились куда-то, то между ними бы и завязался диалог. Но, к сожалению, нет. Как-нибудь в другой раз. Если этот другой раз вообще когда-нибудь будет.

Кабинет Дарьи Юрьевны выглядел ухоженно, но абсолютно безжизненно. Все было выполнено в холодных тонах. Даже растения на окне были бесчувственными — кактусы.

— Можно войти? — Эдвард постучался в дверь.

— Конечно, войдите, — ответила Даша.

— Привет. Давно не виделись. Как ты? — с трепетом в голосе спросил Эдвард.

— Ничего особенного. Ты прошлые ошибки в диссертации исправил? — раздраженно спросила Даша.

Дашу нельзя было назвать красавицей. Она была болезненно худой и невысокого роста. У нее была смуглая кожа, а глаза с эпикантусом. Свое давали знать гены мамы, которая имела корейские корни. Раньше у Даши были длинные волосы, но потом она начала отдавать предпочтение каре.

— Да, я учел все твои замечания. Кстати, я вижу, ты подстриглась. Тебе очень идет, — неуверенно попытался сделать комплимент Эдвард.

— Зачем ты форму надел? — с нескрываемым презрением поинтересовалась Даша.

— Ну, так получилось… Тебе не нравится? — с горечью спросил Эдвард.

— Да. На улице полно ментов, а тут один ко мне в кабинет наведался, — усмехнулась Даша. — Снимай свое пальто и фуражку, садись. Посмотрим, что ты накалякал.

Даша начала изучать текст. Ей не нравилась тема «Вестернизация российского общества в период реформ Петра I». Во-первых, она считала ее до боли банальной. Во-вторых, ей не нравился посыл Эдварда о том, что действия Петра Первого вели к потерям многих вековых национальных традиций, а упоминания о крестьянских восстаниях и вовсе приводили ее в бешенство.

— Эдвард, что ты пишешь? Какое восстание Кондратия Булавина? Какое тебе дело до этих беглых крестьян? Надо все переделывать. Без обид, но научный совет единогласно проголосует против присуждения тебе степени кандидата. — В диссертациях не должно быть оригинальных мыслей, иначе тяжелодумные деды ничего не поймут. По крайней мере, так было в Институте культурологии.

— Ты правда так думаешь? Значит, и впрямь придется переделывать. — Эдварду не нравилось, что ученый совет строго-настрого запретил ему проводить авторское исследование.

— Затронь какие-нибудь положительные моменты. Не зря же Петра «Великим» прозвали. — Даша, несмотря на свой возраст, душой была со старым поколением, а не с новым.

— Конечно. Я все сделаю, — смиренно сказал Эдвард.

Даша выделила в тексте все нюансы, которые стоит переделать.

Эдвард начал собираться. Ему общество Даши было одновременно и приятным, и неприятным. Ему было приятно быть рядом с ней, но ему было неприятно терпеть ее отношение к себе.

— Кстати, ты же помнишь Сергея Иванова? — спросил Эдвард.

— Конечно же, помню. Он сейчас в Лондоне работает, — ответила Даша.

— Не хочешь ли ты завтра со мной сходить на организованную им выставку в Третьяковке? Там будут картины Джока Стюарта. Помнишь, мы еще в студенческие годы восхищались его «Вчерашним героем». Можно будет посмотреть на него вживую. — Эдварду хотелось видеться с Дашей как можно чаще.

Историческая справка. Джок Стюарт — это один из известнейших живописцев 20-го века. Написанная им в 1954 году картина «Вчерашний герой» является одним из величайших творений нашей эпохи, символизирующее мощь британской монархии и силу непобедимого английского духа. Раз в пятнадцать-двадцать лет Британский музей выставляет эту картину в другой стране, чтобы напомнить о таланте этого великого художника. На создание данного шедевра Джока вдохновила встреча с носящим награды за боевые заслуги сослуживцем, который в сорок пятом году был на первых заголовках газет, а через девять лет, в пятьдесят четвертом, стал обычным бродягой. Сам Стюарт прошел достаточно тяжелый жизненный путь. В молодости он состоял в лейбористской партии, а в старости перешел в консервативную. Изменение политических взглядов сильно отразилось на его творчестве. Также большую роль в его личностном становлении сыграло участие добровольцем во Второй мировой войне на стороне британских военно-воздушных сил. Стюарт покинул наш мир 14 февраля 1987 года.

— Ты шутишь? Чтобы я, кандидат наук, до доктора рукой подать, вышла в свет с каким-то капитаном… — К огромному для Эдварда сожалению, Даша не воспринимала его службу всерьез.

— Майором, — раздраженно перебил Эдвард.

— Ну, майором. Какая разница? В общем, чтобы уважаемый человек появился в приличном обществе с милиционером. Вас же все презирают. Ты прекрасно знаешь, какая у вас репутация. — Даша не считала людьми всех тех, кто не имел отношения к миру науки.

— Я же не такой. Я честно работаю. — Безусловно, это было не совсем так. Но по сравнению с тем, чем промышлял тот же самый Володя Радищев, действия Эдварда были не более чем детскими шалостями.

— Опять ты за свое. Вот когда выбьешься в люди, тогда я, может быть, и подумаю, а так… — Даша хотела продолжить поливать Эдварда грязью.

— Можешь не продолжать. Я тебя услышал. Я защищусь уже этим летом, — сказал Эдвард, чтобы прекратить нескончаемый шквал критики в свой адрес.

— Правильно мыслишь. Слушай, у меня еще много работы. Если ты больше ничего не хочешь мне сказать, то… — Дарья решила вежливо прогнать назойливого милиционера.

— Скажу лишь одно. Приятного тебе вечера и хороших выходных, — с натянутой улыбкой пожелал Эдвард.

— Спасибо. Тебе того же, — саркастично произнесла Даша. — Не забывай про диссертацию. Уже второго мая у нас будет предзащита. Только попробуй подвести меня. Приходи к часу.

Общение с Дашей тяжело давалось Эдварду. Он и так часто чувствовал себя никчемным, а от ее комментариев это чувство буквально пронизывало все тело и душу.

Дорога от института до дома занимала приличное время, но в этот день она показалась Эдварду просто бесконечной. Различные мысли не давали ему сосредоточиться. Огни вечернего города смотрели на него с осуждением. Угрюмые прохожие толкались на тротуаре, бабушки торговали цветами и картошкой в переходах, троллейбусные провода загораживали уходящее солнце.

Придя домой, Эдвард хотел было позвонить Евгению, тому самому загадочному незнакомцу, но он передумал. Был поздний час, да и настроения не было от слова совсем. Не досмотрев до середины какой-то дурацкий сериал, Эдвард лег спать, а перед сном он вспоминал свои ранние годы службы в органах внутренних дел. Об этих воспоминаниях вам будет поведано в следующей главе.

Глава 3

Флешбэк 1

Не все в жизни складывается так, как вы это планируете. Иногда то, что получается у вас лучше всего, не нравится вам. Вам хочется заняться чем-то другим, но судьба все равно направляет вас туда, куда вам предначертано.

Эдвард со своим культурологическим образованием видел себя преподавателем ВУЗа или научным сотрудником, а на худой конец — школьным учителем. Но в аспирантуру с первого раза поступить у него не получилось, поэтому на карьере в науке был поставлен крест, а доходы педагога общеобразовательного учреждения в начале девяностых годов были настолько маленькими, что можно было сразу идти работать грузчиком.

Короче говоря, Эдвард Анатольевич подался в милиционеры. Доходы пообещали нормальные, да и эпоха началась такая, что без оберега ходить по улицам было опасно. Один из лучших оберегов — это удостоверение офицера МВД.

Я более чем уверен, что коротко, сжато и со смыслом историю своей жизни сможет рассказать только тот, кто эту жизнь прожил. Поэтому эту часть линии повествования я передаю главному герою. Эдвард справится с этим, я уверен.

* * *

«Июль девяносто первого года. Я вернулся домой после трех лет, отданных военно-морскому флоту. Врать не буду: я жалею, что потратил столько своего драгоценного времени на службу своей ныне покойной советской Родине, о которой я расскажу вам в другой раз. Сегодня речь пойдет о том, как я прошел свой нелегкий путь от лейтенанта до майора милиции.

Итак, я дома. Бабушки нет в живых. Поступать в аспирантуру нет смысла. Там не платят денег, а существовать мне все-таки как-то надо. Поломавшись несколько дней, я позвонил Володе, с которым мы вместе служили во флоте. Он демобилизовался на два года раньше меня. У меня остался номер его телефона. После срочной службы он планировал устроиться в милицию. Так и оказалось.

— Алло, — поприветствовал меня знакомый голос.

— Владимир Радищев? — спросил я.

— Он самый. Я слушаю, — ответил Володя.

— Это Эдвард. Помнишь меня? Мы служили вместе. — Я боялся, что он забыл про меня.

— А ты-то как думаешь? Рад тебя слышать, друг. Как ты? — в голосе Владимира не были слышны дружеские нотки. Он понимал, что люди редко звонят и пишут друг другу просто так.

— Пока не очень. Работу ищу. — Я сказал все, как есть.

— Есть у меня для тебя одно предложение. Помнишь, я собирался работать в милиции? У меня все получилось. Приезжай завтра в час дня в ГУВД, что на Петровке, дом тридцать восемь. Я тебя встречу. — На тот момент я знал Петровку только по сериалу «Место встречи изменить нельзя». К сожалению или к счастью, в свои на тот момент двадцать три года я ни разу не бывал в зданиях МВД.

Как мы и договаривались, Володя встретил меня у входа и велел мне молча идти за ним, а дежурные тем временем отдавали ему честь. На его плечах, насколько я помню, красовались майорские погоны.

— Володь, откуда у тебя такие звездочки. Тебе всего лишь двадцать семь, служишь ты всего два года, а уже майор. — Я был удивлен такой стремительной карьере. Во флоте я не припомню таких молодых людей с таким высоким званием. — Я буду твоим подчиненным?

— Ты мне подчиняться не будешь, — сказал Володя. — Тот, с кем я тебя познакомлю, все тебе организует.

— И кто же это? — спросил я.

— Иди за мной — и все узнаешь. Всему свое время, — сказал Володя.

Владимир вел меня по мрачным коридорам с высокими потолками. Мне было не по себе от этого места. Оно очень сильно отличалось от моего любимого научного института. Впрочем, честно признаюсь, за три года во флоте я успел напрочь отвыкнуть от уюта.

— В этом кабинете сидит человек, который изменит твою жизнь. Будь максимально тактичен. — Володя подвел меня к двери с табличкой: «Заместитель начальника ГУВД по г. Москве генерал-майор милиции Кравчук Анатолий Иванович».

— Разрешите войти, — постучался Володя.

— Войдите, — послышался властный голос.

Мы вошли в кабинет, который был похож на павильон для фильма или сериала про нашу доблестную милицию: деревянная мебель, портреты лидеров страны и карта Союза на стене.

— Это и есть твой флотский товарищ? — Кравчук скептически на меня посмотрел. — Он вместо каши ел вареники. — На тот момент я был не в такой хорошей физической форме, как сейчас. — Пятьдесят приседаний.

— Извините, что? — вежливо спросил я.

— Немедленно приступить к исполнению! — Кравчук ударил рукой по столу. Я выполнил его приказ. Я сильно вспотел, но справился.

— Шестьдесят отжиманий, — отдал команду Анатолий Иванович. Мне удалось выполнить всего сорок с лишним повторов. После этого я замертво упал на пол.

— Встать! — крикнул Кравчук. Я с трудом поднялся на ноги. — Ты любишь эту страну? Ты готов умереть за нее? — в его голосе чувствовалась серьезность. Не было того лицемерия, которым занимались типичные политработники.

— Да, — смущенно ответил я.

— Ты серьезно? Не слышу уверенности! Ответь еще раз! — настойчиво потребовал Кравчук.

— Да! — повторил я уверенным голосом. Я понял, что это человек, которому небезразлично будущее нашей Родины.

— Ты будешь работать вместе со мной. Скоро Россию постигнут тяжелые времена. Нам всем придется нелегко. Ты готов? — поинтересовался он.

— Всегда готов! — воодушевленно сказал я.

— Майор Радищев, проводите этого молодого человека в отдел кадров. — Кравчук указал нам на дверь. — Вы можете быть свободны.

Пройдя несколько формальных процедур вроде диспансеризации и психологического тестирования, я был произведен в лейтенанты тогда еще советской милиции. Кравчук сделал меня своей правой рукой. Я выполнял все его мелкие поручения. Мы хорошо сработались. Он честный человек. И ценит то же самое в других людях.

Уже через две недели с момента моей присяги случился всем вам известный Августовский путч. Народ был на стороне Ельцина. Народная милиция тоже была на стороне Ельцина. Я занимался тем, что проверял, как рядовые стражи порядка выполняют свою работу по защите населения в период волнений. Если бы мы только знали, к чему этот вечно пьяный ублюдок приведет нашу страну. Если бы мне было известно, что представляет собой это подобие человека, то я бы самолично прикончил его и всю его шайку. Хотя, если быть честным, коммунист Янаев, председатель ГКЧП, со своими трясущимися руками тоже не самый хороший вариант в качестве руководителя страны. Возможно, если бы армия встала на сторону путчистов, на сторону ГКЧП, то сейчас была бы гражданская война. В эти годы мало кто хотел жить при коммунистах.

Весь девяносто второй год царила неразбериха. Многие не понимали, что Союз распался. Я сам был в шоке от происходящего.

Тем временем моя служба в МВД шла хорошо. Уже к девяносто третьему году я был повышен до звания старшего лейтенанта. Обстановка в стране оставалась напряженной. Было двоевластие. Президент Ельцин действовал по-своему, а Верховный совет (парламент) по-своему. Законодательство позволяло. Конституция была советской. Она не предполагала капиталистического уклада в обществе.

Когда в конце сентября девяносто третьего в Москве начались беспорядки в связи с указом Ельцина о роспуске Верховного совета, Кравчук, который недавно возглавил милицию города, вызвал меня к себе.

— Эдвард, скоро город заполыхает огнем. Возможно, тебе тоже придется отправиться в это пекло. — Кравчук с досадой посмотрел на портрет Ельцина, который висел в его кабинете. — Борис Николаевич, что же вы делаете?

— Анатолий Иванович, может быть, милиции перейти на сторону Руцкого, вице-президента, и Хасбулатова, председателя Верховного совета? — наивно спросил я. Я искренне верил, что эти двое были нормальными политиками. Позднее выяснилось, что Хасбулатов — это просто недалекий мужик, а Александр Руцкой — мразь похлеще Ельцина. Он стал губернатором Курской области два года назад, в девяносто шестом, и вместо внятной социальной политики и помощи многочисленным малоимущим он строит какую-то арку, которую в народе прозвали «Сашкиной калиткой». Пилит и без того хиленький бюджет региона. Страшно представить, что было бы, если бы он оказался президентом.

— Пойми, сынок, Ельцин — это меньшее из двух зол, — ответил Кравчук. — Посмотри, что за нечисть защищает Верховный совет. Баркашов и его «Русское национальное единство»: у них флаг со свастикой. Они фашисты! Или Макашов с Ачаловым — тоже мне, бравые вояки. Хех, паркетные генералы. Они ведь не воевали в Афганистане, вместо этого в тылу отсиделись, а сейчас свои ордена и медальки «за порядок в тумбочках» напялили. Клоуны дешевые! — Понятно, что Кравчук выступал за действующую власть. Ему было нужно семью кормить. Но ситуация была действительно неоднозначной. Да, защитники Верховного совета были не самыми хорошими людьми, но Ельцина, Грачева, министра обороны, и Ерина, министра внутренних дел, я тоже не могу назвать святыми.

Когда в октябре девяносто третьего года в Москве начались бои, а впоследствии и полноценный штурм Верховного совета, я был наблюдателем. Я следил, чтобы милиция соблюдала законы. Понятно, что во время войны законы молчат, и что никто эти законы не соблюдал. Все выживали, как могли. Впрочем, формальности никто не отменял. Центральный аппарат МВД требовал от нас отчеты. Не люблю вспоминать эти дни. Было много крови и горя. Самое обидное — это то, что многие люди не понимали, что происходит, а особо одаренные и вовсе фотографировались на фоне сгоревшего после танковых выстрелов здания Верховного совета, в котором погибли десятки людей.

С Владимиром я общался мало. Мы работали в разных зданиях: я в главке, а он в одном из ОВД в центре Москвы. В девяносто четвертом мы случайно пересеклись на Петровке.

— Володя, привет, я давно хочу спросить у тебя, почему Кравчук с такими распростертыми объятиями взял меня, — поинтересовался я.

— Ты же культуролог по образованию, верно? — неожиданно ответил вопросом на вопрос теперь уже подполковник Радищев.

— Верно, — посмеявшись, ответил я. — К чему это ты?

— Знаешь, кто такие янычары? — спросил Володя.

— А как же? Разумеется, знаю. Султаны Османской империи собирали самых умных и сильных мальчиков из числа своих подданных-христиан, обращали их в Ислам и брали к себе на службу чиновниками высоких рангов или элитными солдатами. — Я всегда любил историю.

— Совершенно верно! — улыбнулся Володя. — Ты не знал, что такое МВД до того, как я привел тебя в систему, ты умен, ты можешь быть очень преданным, ты можешь качественно выполнять работу. — Радищев начал перечислять мои заслуги. — И у тебя нет обратной дороги…

— Я тебя понял. — Мне понравилась эта аллегория. Он все так грамотно сформулировал, что у меня не осталось больше вопросов. — Кстати, почему у тебя так быстро появляются новые звездочки на погонах? — этот вопрос интересует меня до сих пор.

— Так задумал автор. Дурачок он, видимо, — заявил Володя.

— Ты о чем? Какой автор? — изумленно спросил я.

— Вон, там, наверху. — Володя показал пальцем в небо. — Сидит себе на облаке, да придумывает что-то. «Как ножом по гордости — расписание судьбы…» — Радищев явно придуривался.

— Я не понял. — Я действительно остался без ответа на свой вопрос. Я не люблю абстрактные формулировки.

— Значит, потом поймешь. Жизнь такая. Раньше, лет десять назад, флаг-триколор был под запретом, а сейчас он развевается над Кремлем. — Володя начал собираться.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Его увиливание меня раздражало.

— Товарищ старший лейтенант, не суйте нос не в свое дело! — Владимир резко сменил тон с дружеского на враждебный. — Я тебе дал работу — вот и радуйся, а в мои дела не лезь! — после этих слов Радищев резко удалился.

Мне до сих пор неприятно после этого разговора. Не зря все-таки автор называет Володю червяком. Он и есть самый настоящий червяк!

Также в девяносто четвертом я поступил в МЭГУ — Московский экстерный гуманитарный университет на юридический факультет. По закону у старших чинов МВД должно быть высшее юридическое образование. Кравчук сказал мне, что звание майора не за горами. Как оказалось, он был прав.

В марте девяносто пятого убили Влада Листьева. Если кто-то из вас не знает, то это был один из самых популярных журналистов нашей страны. Видимо, любовь к свободомыслию и привела его в могилу. Жалко его до сих пор. Хороший был человек. Очень хороший, светлый. В начале девяносто пятого года его назначили директором государственного канала ОРТ. Влад был против коррупции, за что, судя по всему, и поплатился. Не знаю, кто заказал его: Березовский или кто-то из Госдумы. Убийство было спланировано очень тщательно. Мне до сих пор грустно от того, что мне не удалось поймать убийц. Я начал собирать улики, но Кравчук остановил меня. Он сказал мне, что Бог рано или поздно покарает всех этих мерзавцев. Если не в этой жизни, то в следующей.

Я не верю в Бога, поэтому в каре свыше я сильно сомневаюсь. Я собрался увольняться из МВД, но Анатолий Иванович представил меня к досрочному званию капитана, и я остался. И да, у каждого есть своя цена. Даже у меня. Сегодня я жалею, что мне не хватило решимости написать заявление об увольнении по собственному желанию. На тот момент я не был настолько значительным компонентом системы, и вряд ли кто-то обратил бы много внимания на мой уход.

Летом того же года я закончил МЭГУ и поступил в аспирантуру института культурологии, но об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз. Сегодня же я продолжу разговор о своей службе в органах.

В девяносто шестом году каких-то по-настоящему интересных событий на службе не было. Я делал то, что должен был делать.

В конце девяносто седьмого года через Москву должна была пройти крупная партия героина. Мне удалось собрать улики и вычислить местонахождение товара. Группа захвата повязала торговцев смертью. Конечно, я не знаю, куда дели «товар». И знать не хочу. У меня есть предположения, но лучше я промолчу. За такие «заслуги» мне присвоили внеочередное звание майора милиции. После этого эпизода мне захотелось закончить мою карьеру, и я снова решил подать заявление об увольнении. Начальник отдела кадров не позволил мне это сделать, непрозрачно намекнув на то, что я уже слишком много знаю, и что просто так меня из МВД никто не отпустит.

В этом году, в девяносто восьмом, ничего примечательного не было, да и вряд ли предвидится. Служба. Служу закону. Служу народу. Иногда злоупотребляю полномочиями. Иногда обманываю других. Иногда обманываю себя. Хорошо это или плохо, но жизнь продолжается.

Поначалу, когда я был лейтенантом, Кравчук платил мне сто долларов в месяц, потом, когда меня произвели в капитаны, двести, а сейчас, когда я майор, триста. Зарплата неплохая, но около тридцати процентов полученных средств я отправляю своим родственникам, которые живут в Белгородской области, чтобы хоть как-то скрасить их нелегкую жизнь. Я не заслуживаю этих денег. Они грязные. Я знаю это. Да, в итоге я живу не так хорошо, как мог бы, но зато моя совесть… Я не могу сказать, что она чиста. Она не до конца испачкана.

На личном фронте велись тупые и бессмысленные войны, обе из которых, что изначально было вполне ожидаемо, закончились для меня поражениями.

Сначала, в девяносто первом, я сдуру познакомился с девушкой-барменшей. Извините за прямоту, но после трех лет в каюте мне очень хотелось женщину. Любую. Она все время ходила на тусовки. Я отдыхал с ней душой после тяжелых служебных будней. Если что, мы не жили вместе. Просто иногда встречались. Она любила баловаться амфетамином. В одну из ночей девяносто третьего у нее был передоз. К сожалению, никого рядом не было. Она умерла. Я бы сказал, что мне ее жалко, но я, скрепя сердце, не буду это говорить. Я много раз повторял ей, что не надо принимать эту гадость. Она меня не послушала. Это результат ее выбора. Больше мне сказать нечего.

Потом, в конце девяносто третьего, я встречался с женщиной. Она была старше меня. Я не буду говорить, на сколько. Она была замужем. Ее муж работал дипломатом. Оба вышли из обеспеченных семей. Эта дама была полной идиоткой, но я, опять же, просто расслаблялся с ней, пока ее тупенький муженек был на работе. В начале девяносто пятого она сказала мне, что она на третьем месяце беременности. Я знаю, что вы сейчас подумали: она ждала ребенка от меня. Но нет: от своего мужа. Я умею предохраняться. Мне не нужны дети от нелюбимых женщин. В общем, мне стало противно проводить время с барышней, в животе которой есть ни в чем не повинный ребенок. Больше я с ней не пересекался. И не планирую.

Летом девяносто пятого года у меня начались нормальные отношения. Наконец-то. Однако продлились они относительно недолго. Но об этом я расскажу уже в следующий раз. Мне нужно приберечь силы перед завтрашним днем, на который у меня особые планы.

На самом деле, лучше бы у меня этих особых планов не было…»

* * *

Теперь вы знаете, как прошли ранние годы службы в МВД у Эдварда. Я считаю, что благодаря прочитанному тексту у вас теперь есть более целостные представления о его характере и о его личности.

Глава 4

Суббота. 18 апреля 1998 года

Что в этом мире может быть лучше, чем утро субботы? Лично мне на ум ничего не приходит. В это чудное мгновение перед вами открывается безмерное количество возможностей. Хочешь сходить прогуляться, подышать воздухом? — Пожалуйста! Есть желание отведать духовной пищи, сходив в музей или театр — да ради бога! Душа просит полежать на диване и почитать книгу — тебе ничего не мешает.

У Эдварда на все вышеперечисленное был слегка иной взгляд. Денег у него было в обрез, но зато было желание провести каждый день с пользой для своего духовного и физического развития, посему обычно всю субботу и воскресенье он проводил в библиотеке, работая над своей злополучной диссертацией, или в боксерском клубе. По его мнению, сотрудник МВД априори должен быть в хорошей форме.

Впрочем, не все так гладко. Иногда, как я уже писал ранее, Эдвард периодически похаживал налево. И в этот день он решил отправиться в поход. Откопав в ящике стола газету с обведенным в кружочек объявлением о милой молодой девушке, готовой поиграть в эротическую игру, Эдвард набрал номер.

— Алё, здравствуйте, — прозвучал кокетливый женский голос.

— Сможете ли вы принять меня сегодня в одиннадцать тридцать утра?

— Да, конечно, Ферганская улица, дом 11, корпус 1, третий подъезд, номер домофона 119. Кодовое слово — «трах-тибидох». Имейте при себе десять долларов. — Спустя несколько секунд девушка поняла, что это один из её старых клиентов. Голос Эдварда невозможно спутать с чьим-то еще. Этот высокий тембр и проблемы с дикцией нельзя забыть. — Погоди! Я тебя помню. Ты уже был у меня несколько раз. Два или три, не помню уже. Короче, купи мне Ред Булла и пачку сигарет. — Какая женщина — такие и предпочтения.

— Романтично, — посмеялся Эдвард.

— Чего-чего? — переспросили на другом конце провода.

— Ничего. Я все куплю, — ответил Эдвард.

Ехать к проститутке на машине — это самоубийство. Окна в квартирах «фей» всегда смотрят на подъезд, поэтому вероятность того, что номер твоего автомобиля будет записан жрицей любви, очень высока. Это может привести к самым различным проблемам.

Прихватив с собой портфель с наработками для диссертации, Эдвард отправился в путь. Ездить на метро в девяностые было небезопасно, но нашего героя это не волновало. У него было два козыря в рукаве: отличная физическая форма и ксива милиционера.

Никто не знал, куда ехал Эдвард. Это всем было безразлично. Но он все равно сгорал от стыда. Ему казалось, что все знают, куда и с какими целями он едет. Молодой человек в сером пальто на остановке, мужичок в трениках, который сидит в вагоне метро, идущие через дорогу мама с дочкой — все они считали, что Алимурадов заслуживает осуждения. Дураку понятно, что это не так. Но Эдвард все равно думал иначе.

Стоя на кассе с Ред Буллом и пачкой сигарет, Эдвард буквально рвался на части от чувства неловкости и неудобства. Кассирша не понимала, почему покупатель был таким нервным. Такой набор продуктов покупал каждый второй посетитель магазина. Район Выхино — это вам не Рублёвка.

Добравшись до заветного подъезда, Эдвард позвонил в домофон.

— Трах-тибидох, — сказал Эдвард и печально вздохнул.

— Поднимайся на четвертый этаж, я тебя встречу, — ответила проститутка.

Дом выглядел убито как снаружи, так и внутри. На лестнице тусовалась группа нехороших людей. Понятно, что эти пьяницы ничего не могли противопоставить Эдварду, но все равно один их вид вызывал чувство тревоги.

На четвертом этаже его встретила высокая и слегка полноватая молоденькая молдаванка с покрашенными в блондинистый цвет волосами. Она улыбалась во весь рот желтыми зубами.

— Алик, зайка, как же давно мы не виделись! Проходи быстрее! — радостно поприветствовала Эдварда эта девица.

Говорить свое настоящее имя жрице любви будет только идиот. Эдвард таковым не был. Клиент и проститутка зашли в квартиру.

Квартира представляла собой миленькую однушечку. На кухню «фея» Эдварда не пускала. Все-таки даже проститутка имеет право на личное пространство. Комната была довольно уютной. Два шкафа: в одном хранилось постельное белье, а другой был с полкой для телевизора. Любимым каналом Маши, — так, к слову, звали этому даму, — был «Детский мир». По ее мнению, мультфильмы помогают расслабиться и отвлечься от дурных мыслей. Рабочим местом и по совместительству местом для сна для этой прекрасной девушки служил разложенный в комнате диван.

— Ты все так же хороша. Похудела заметно. — Эдварду хотелось поддерживать иллюзию взаимной симпатии. — Вот тебе Ред Булл и сигареты. — Главный герой достал из карманов своего плаща две эти замечательные вещи.

— Ой, спасибо. — Маша взяла в руки два своих любимых предмета. — Тяжко мне сейчас. Клиентов мало, капец. — Молдаванка любила прибедняться. У нее вечно было всего мало: и денег, и салфеток, и презервативов.

— Скоро в стране будет большой кризис, — констатировал Эдвард.

— Да ну, не люблю политику и ничего не мыслю в ней. Я лучше мультик посмотрю, чем новости. Хоть что-то хорошее увижу.

— Что верно, то верно. Сейчас лучше смотреть мультики, — согласился Эдвард.

— Так, ладно, раздевайся. Курить будешь? — Пока Эдвард снимал штаны и рубашку, Маша открыла подаренную ей пачку сигарет и начала искать свою зажигалку.

— Извини, я не курю. — Эдвард не курил из принципа. Таким образом, он пытался обособиться от «нехороших» людей.

— Ну, как хочешь. Вот тебе полотенце, иди мыться, не забудь положить денежку на табуретку, — «фея» протянула клиенту полотенце. — Кстати, как там твоя Даша? — Маша закурила сигарету.

— Я ее по-прежнему люблю и ничего не могу с собой сделать. Настанет время, и я буду заниматься сексом только с ней, — с досадой произнес Эдвард и положил деньги на табуретку.

— Эх, опять ты за свое. Если ты любишь человека, то тебе в голову не придет трахаться с кем-то еще, а даже если и придет (все мы не без греха!), то сразу же уйдет, — с нескрываемым раздражением сказала Маша. — И еще. Не оставляй на мне никаких засосов, а то меня парень убьет.

— Парень? — удивился Эдвард. Ему был непонятен выбор ее молодого человека. — Он в курсе, чем ты занимаешься?

— Да не. Я ему сказала, что маникюром занимаюсь. Смотри, как я себе все красиво накрасила. — Маша и правда хорошо следила за своими ногтями. — Даже если он и узнает, то что? Это моя работа. И я не собираюсь ее менять. Мне все нравится. Если ему что-то не понравится, то я его нахер пошлю. Не надо с мужиками церемониться. — Молдаванка понимала, что если не один, то другой. Возможно, такой подход к отношениям — это профдеформация, а возможно — просто такой характер.

— Правильный у тебя настрой. Мне бы такой. — Эдварду нравилось легкое отношение к жизни у людей. Ему хотелось подражать им. Но у него не получалось.

— Вот и я тебе об этом. Не дала Даша — даст Саша. Не дала Саша — всегда можно прийти в госте к Маше на Ферганскую. — «Фея» умела ободрить. Это было частью ее сложной работы. — Давай, иди, мойся уже, герой-любовник.

Эдварду сильно запали слова Маши. Для многих людей эти прописные истины, наверное, очевидны. Для Эдварда это тоже не было открытием Америки. Скорее всего, дело в том, что рассуждать о жизни со стороны очень легко, а за своей собственной судьбой следить гораздо труднее.

— Белый, глупый кот, опять ты кровать обоссал. — Далее пошла какая-то непонятная ругань на молдавском. — Алик, иди в душ, а я пока постельное белье поменяю.

Белым звали черного кота, который жил вместе с девушкой. Он был обделен заботой и вниманием. Поначалу Эдварду было безумно жалко Машу из-за того, что в родной Молдавии она развелась с мужем и сделала аборт, но потом, увидев, как она обращается со своим питомцем, он понял, что этому ребенку повезло, что он не родился. С такой мамой хорошей жизни не было бы.

Я не буду писать о том, что было дальше. Скорее всего, мой рассказ читают зрелые люди, которые понимают, чем заканчиваются те или иные ситуации. От себя добавлю только одно: секс с проституткой — это не секс. Это пародия на секс. И чтобы получить от такого соития хоть грамм удовольствия, нужно быть либо абсолютно пришибленным на всю голову, либо просто не знать, что такое занятие любовью с любимым человеком. Эдвард не относился ни к первой категории людей, ни ко второй.

— Капец, ты долгий, это невозможно. Когда первый клиент долгий, то потом весь день работать тяжело. Ты мне мою дырочку натираешь! — отметила Маша после чересчур длительного соития. И да, Эдварду было важно быть у «феи» первым за день. Он всегда посещал девушек утром. — В следующий раз приходи под вечер. Раньше я тебя принимать не буду.

— Я подумаю. — Каждый новый поход вызывал у Эдварда все больше и больше отвращения. — Дай мне, пожалуйста, полотенце. Я хочу помыться. — После того, что было, Эдвард чувствовал себя грязным во всех смыслах этого слова.

— Вот, держи. — Молдаванка протянула полотенце. — Только ты быстрее мойся. Ко мне уже следующий скоро приедет.

Помывшись и одевшись, клиент направился к выходу.

— Ну, я пойду. — Эдвард грустно посмотрел на Машу. — Эх, жалко же мне тебя. Ты такая хорошая и на такой ужасной работе.

— Алик, я же сто раз тебе говорила, что меня все устраивает. Это лучше, чем сидеть в родных Сороках и убирать говно за курицами, — посмеялась Маша. — Мне вот больше тебя жалко. Ты ведь умеешь хорошо трахаться, а бабу себе нормальную найти не в состоянии.

— Я никогда не испытываю жалость к себе, — заметил Эдвард.

— И зря. — Маша открыла дверь. — Ладно, в следующий раз поговорим.

— Ну, давай, удачи тебе, береги себя. — Эдвард обулся и вышел за порог. — Пора мне уже завязывать со всем этим делом. Неправильно это.

— Дело твое, — сказала Маша. — Но лучше, конечно, не забывай про меня. — Ей не хотелось терять клиента.

— Пока, — ответил Эдвард, крепко обнял девушку и вышел на улицу.

Главный герой отправился в библиотеку Института культурологии работать над диссертацией. На душе было пусто. По дороге в библиотеку Эдвард проклинал все, на чем стоит мир. Пустой человек заражает тебя своей пустотой. От проститутки нормальному человеку невозможно зарядиться положительными эмоциями.

Библиотеку тоже нельзя назвать местом, которое способно обеспечить душевный подъем. В девяностые годы в России не было денег даже на самое важное — на ремонт дорог и на зарплаты врачам. Что уж говорить про какую-то никому не нужную библиотеку? Очевидно, что все вокруг выглядело очень грустно. Серые, потрепанные стены. Подранный линолеум на полу. Тусклое освещение. Что касается людей, то их было мало, и лучезарностью они не отличались. Угрюмый сторож — отставной военный, который может знать тебя несколько лет и ни разу не поздороваться. Безликая библиотекарша, молча выдающая книги по запросу. Очкастые ботаники, которым небезразличны тексты законов Ману, реформ Солона и жития Сергия Радонежского.

Рабочее настроение у Эдварда отсутствовало от слова совсем. Его не устраивало то, что Даша требовала от него превратить его оригинальное исследование в банальщину. Было ясно, что выбор у него отсутствовал. Либо копирка старых работ, либо оригинальная диссертация, которую ему не дадут защитить. Как говорится, попробуй быть непохожим на других — и тебя предадут анафеме.

На то, чтобы окончательно превратить авторское исследование в типовую каракулю, Эдварду потребовалось потратить три или четыре часа. В этом было нечто крайне символичное. Даша не принимала Эдварда таким, какой он есть. Точно так же она относилась и к его диссертации.

Эдвард пошел домой. Перед тем как войти в квартиру, он решил посидеть на крыше. Это было одно из немногих мест, где ему было комфортно. Любуясь закатом с крыши девятиэтажного дома, Эдвард как будто бы заряжался энергией и вновь обретал желание жить дальше. «Хорошо это или плохо, но жизнь продолжается», — вот его любимый девиз.

Оказавшись у себя в комнате, Эдвард взял визитку, которую ему оставил Женя. Ему было очень интересно поговорить с этим человеком еще раз. Его любопытство подогревали два события: почему Володя рассказал Евгению про него и почему Женя решил познакомиться с Эдвардом лично.

Первый звонок не увенчался успехом. Никто не поднял трубку. Спустя десять минут Эдвард решил позвонить еще раз. К счастью, вторая попытка увенчалась успехом.

— Я слушаю вас, — деловито сказал Женя. Он всегда был готов к рабочим предложениям.

— Привет, это Эдвард Алимурадов. Мы разговаривали с тобой рядом с Даниловским ОВД, — поздоровался главный герой.

— Помню-помню. Я уж думал, ты забыл про меня. Как ты? Я как раз вспоминал про тебя, — отметил Евгений.

— Да так, как обычно. Живу… — в голосе Эдварда была слышна боль.

— Догадываюсь я, как ты живешь. Не общайся с людьми, которые тебя не любят, и ты будешь не жить, а наслаждаться жизнью. — Женя любил философствовать.

— Я общаюсь с теми, с кем считаю нужным. — Эдвард считал нужными не тех людей.

— Значит, тебе нужно пересмотреть свои нужды. Так жить нельзя. Не думай, что я просто цитирую дешевую желтую прессу. Мне в свое время тоже пришлось пережить много горя. Да и сейчас не все гладко, — сказал Женя.

— Люди сами виноваты в своих бедах, — безапелляционно заявил Эдвард.

— Не всегда. Иногда виновниками ошибок выступает неопытность, а иногда просто плохое окружение. — Мнение Евгения было немного иным.

— Извини, но я не согласен с тобой. За все ошибки в этой жизни стоит злиться только на одного человека — на себя, понимаешь, только на себя, — сказал Эдвард с нескрываемой горечью в голосе. — Если бы не моя глупость, то я бы провел три года не в этом поганом морском флоте, а в аспирантуре. Был бы уже доцентом. Даша бы ко мне по-другому относилась. — Эдварду хотелось быть хоть кому-то нужным.

— Мы же с тобой уже обсуждали эту особу. Забудь про нее. Она садистка. Ей нравится смотреть на то, как ты мучаешься. Будь ты хоть почетным академиком всех академий мира, она бы все равно нашла, к чему придраться. — Женя хорошо разбирался в людях. Он чувствовал, что эта Даша и гроша ломанного не стоит.

— Нет, она не такая. Мне кажется, что она просто хочет проверить, люблю ли я ее. — Эдвард был совершенно один в этой жизни, но ему до последнего не хотелось в это верить.

— Знаешь, что? Во-первых, так любовь не проверяют. Если бы у нее были к тебе хоть какие-нибудь чувства, она бы уже давно была рядом с тобой. Во-вторых, если бы ты ее любил, то ты бы не спал с другими женщинами. В этом плане у тебя дурная репутация. — Евгений много знал.

— А что еще мне остается делать? Где ты найдешь праведников? Сейчас почти что каждая малолетка гуляет напропалую, а у меня, между прочим, скоро четвертый десяток пойдет. — Мужчины поймут Эдварда.

— Прости, но я сейчас услышал какую-то глупость. Ты умнее. И с твоим высказыванием про то, что за ошибки стоит злиться только на себя, я не согласен. Злиться на себя не стоит. То, что было, не исправить. Так или иначе, жизнь продолжится. Нужно просто учитывать негативный опыт и стараться не повторять его. Вот если дважды, а то и трижды наступишь на одни и те же грабли — вот тогда точно стоит злиться на себя. А так… Ты просто учишься. На самом деле мы учимся всю свою жизнь, — ободрил Женя.

— Я тебя услышал. Доля истины в твоих словах есть, — согласился Эдвард.

— Так, ладно, хватит лирики. Жду тебя завтра в 14:30 в клубе «Третий путь», что на Пятницкой улице, дом четыре. Есть несколько рабочих предложений, — сказал Евгений.

— Конечно, без проблем. До завтра? — спросил Эдвард.

— До завтра, — ответил Женя и положил трубку.

Вот так прошла суббота Эдварда. Немного грустно, немного патетично. Сложно судить, с пользой или нет. Единственным толковым действием был звонок Евгению. Что еще сказать? Остается лишь догадываться, какие «рабочие предложения» будут озвучены им на следующий день.

Глава 5

Воскресенье. 19 апреля 1998 года

Чем старше становятся люди, тем реже им хочется общаться просто так, ради дружбы. Эдвард прекрасно понимал это. Он осознавал, что рабочее предложение Евгения так или иначе связано с его должностным положением в МВД. Он был морально готов к чему угодно. Ему часто поступали интересные предложения. На каждое из них он отвечал решительным отказом. Скорее всего, именно поэтому Эдвард был на таком хорошем счету у Кравчука.

Не вижу смысла подробно описывать то, как прошло утро Эдварда. Все как обычно. Душ и кусок черного хлеба на завтрак: из-за слабой вестибулярки Эдварда часто тошнило по утрам, а поесть чего-нибудь в дорогу было нужно. Одеться он решил поскромнее: джинсы и старенькая рубашечка с футболкой под низом. Надев свой любимый плащик, он вышел на улицу и сел в машину. Дорога не была долгой. Во-первых, путь к месту назначения был коротким, а во-вторых, не было пробок. Начало дня было очень хорошим. Несмотря на всеобщую разруху и неприветливость, свойственную Москве конца девяностых, все вокруг выглядело миленько: солнышко по-прежнему светило своими лучиками, а по ярко-голубому небу плыли белые облака.

Добравшись до пункта назначения, Эдвард начал искать парковочное место. Найдя его, он поставил свою машину, которая сильно выделялось своей ущербностью на фоне дорогих иномарок. Эдвард сразу понял, что в обществе обеспеченных «яппи» и «новых русских» он тоже будет выделяться своей… ну, вы поняли, чем. Хотя не все так плохо. На эту ситуацию можно посмотреть под другим углом. Да, Эдвард и его колымага выглядели дешево и потрепанно, но у них у обоих была добрая душа и большое сердце, а у этих белых воротничков и их «крутых тачек» внутри была ледышка.

Проблемы начались с самого начала. Охранник не захотел впускать внутрь элитного клуба мужчину, который своим внешним видом и повадками не тянул на обеспеченного гражданина. Также немалую роль играла неславянская внешность.

— Так! Я не могу пустить вас внутрь! В этом заведении один коктейль стоит дороже, чем все, что на вас надето. Прошу вас по-хорошему, уходите. — Охранник был готов вызвать подмогу.

— Еще никогда пословица «Встречают по одежке» не была так актуальна. Меня сюда пригласил Евгений. Вы должны знать его. Такой, невысокий, с усами. — В голосе Эдварда чувствовалась обида.

— Вы про Воронцова? Он приходил час назад и занял VIP-столик. Подождите, пожалуйста, я сейчас схожу и уточню у него, приглашал ли он вас. — Поняв, что это знакомый одного из постоянных гостей, охранник резко стал вести себя гораздо вежливее.

Пока охранник искал Женю, Эдвард стоял и думал о том, что в деньгах нет ничего хорошего. Когда они есть у человека, они начинают дурманить его. Тратя свои денежные средства направо и налево, человек забывает, что окружающие любят не его, а его кошелек, а если уж быть совсем точным, то даже не кошелек, а его содержимое.

— Эдвард Анатольевич, разрешите мне провести вас к Евгению Васильевичу. — Охранник неожиданно стал настоящей лапочкой. — Позвольте мне отнести ваше пальто в гардероб.

— Спасибо, конечно, — сказал Эдвард с презрительной усмешкой.

Интерьер был выполнен по высшему разряду. Теплый и слегка приглушенный свет освещал свежий евроремонт. Мебель и сервировка были итальянскими. Полы были мраморными, а стены и потолки покрывало сусальное золото.

Евгений сидел за столом с двумя девицами. Одну звали Евой. Миниатюрная и язвительная рыжая девушка с большими карими глазами. Она работала в модельном агентстве, услугами которого господин Воронцов и сам периодически пользовался, и любила говорить про людей гадости за спиной. Другую звали Нютой. Непримечательная брюнетка, размер бюста которой был прямо противоположен размеру ее мозга. Если что, у нее был пятый размер груди. Она работала маркетологом в компании своего отца и редко могла связать больше двух слов. Сам Евгений курил сигару и чувствовал себя победителем своей жизни.

— Эдвард, рад тебя видеть. Присаживайся… — начал Женя, как вдруг увидел на Эдварде нечто ужасное. — Постой, что это на тебе? Футболка под рубашкой? Тебе не стыдно? — Евгений посмотрел на него как на прокаженного.

— И я рад тебя видеть, — саркастично сказал Эдвард. — Не вижу в этом ничего плохого. Мне так удобнее. Рубашку реже стирать приходится. Я не такой богатый, чтобы постоянно стирать вещи. — Эдвард посмотрел в глаза каждой из Жениных спутниц и сразу понял, что они из себя представляют.

— Так жить нельзя. Бедность — это не порок, но большая глупость. У тебя сейчас два варианта. Либо ты идешь в мужскую комнату, снимаешь там это безобразие и относишь в гардероб, либо едешь обратно домой. Третьего не дано. — Ноток юмора в голосе Евгения слышно не было.

— Хех, пожалуй, я выберу первый вариант. Не думай, что я подчиняюсь тебе. Мне просто любопытно узнать, что мне хочет предложить человек, который удовлетворяет свои комплексы об продажных женщин. — Эдвард за словом в карман не полезет.

Пока Эдвард пошел снимать футболку, Ева начала поливать его грязью.

— Жень, ты что? Зачем ты его сюда позвал? Это же тот самый абрек, который периодически ходит в салоны моей подруги. Сначала он несет адский бред про какую-то Дашу, а потом наяривает девушку по сорок минут. Многим он действует на нервы. — Ева сама в свое время работала в салоне, но благодаря высокому уровню профессионализма и незаурядной внешности перешла в модельное агентство.

— Я знаю, что он непростой. Для своего уже немолодого возраста он очень дурной. Я не перестаю удивляться двум вещам: почему он еще жив и почему на его плечах майорские погоны. Когда полковник Радищев рассказывал мне про него, у меня в голове нарисовался совершенно другой образ. Думал, предо мной предстанет какой-то фрик, а на самом де… — По неизвестным причинам Евгений положительно относился к Эдварду.

— Так оно и есть! — перебила Ева. — Он и есть самый настоящий фрик!

— Нет. Он не фрик. Просто он один во всех смыслах этого слова. И на самом деле если ему помочь, то нормальный мужик будет. — У Жени Эдвард не вызывал никакой неприязни.

— Ты все усложняешь. Хачики все придурочные. Поэтому я с ними и не работаю. — Опыт Евы научил ее многому.

— Да какой он хач? Может, у него и есть восточные гены, но по мироощущению Эдвард абсолютно наш человек, — ответил Женя.

Тем временем Эдвард уже без футболки под рубашкой снова подошел к столику.

— Ну что? Теперь поговорим? — поинтересовался Эдвард.

— Разумеется. Дамы, не хотите ли вы сделать перекур? — предложил Женя, намекнув, что ему нужно поговорить с главным героем тет-а-тет.

— Конечно, — ответили обе дамы и отошли. Они понимали, что между Евгением и Эдвардом скоро состоится серьезный разговор.

— Эдвард, присаживайся. Ты голоден? Хочешь, я закажу что-нибудь? — спросил Женя.

— Я не люблю быть нахлебником. Мне не по карману здешние блюда. — Эдвард не любил вспоминать, что доходы у него небольшие.

— Да ладно тебе. Я угощаю. Если ты примешь мое рабочее предложение, то у тебя будет столько денег, что потом ты меня угощать будешь. — Женя протянул меню. — Вот, держи, ни в чем себя не ограничивай.

Эдвард начал внимательно листать меню. Большинство названий были для него абсолютно не знакомы, а от увиденных ценников глаза самопроизвольно вылезали из орбит.

— Закажи мне свиных ребрышек и литр воды. Не хочу травиться чем-то более мудреным. — Эдвард был простым человеком.

— Разве тебе можно есть свинину? — удивленно спросил Женя.

— Конечно, можно. Я не мусульманин. И никогда им не был, если ты к этому. — Эдвард был убежденным атеистом.

— Почему вообще ты выбрал такую скучную еду? Здесь есть более благородная кухня. — Евгений любил полакомиться чем-нибудь экзотичным.

— Жень, мне все время хочется чего-нибудь мясного и сытного. А со своей зарплатой я давлюсь сосисками и макаронами. — Скудное питание всегда быстро наскучивает. — Салатом из дебильных листьев не наешься. А морепродукты я на дух не переношу, — сказал Эдвард.

— И зачем тебе столько воды? — спросил Женя. — Это же вредно для почек.

— Когда я пью воду, я расслабляюсь. Не спрашивай, как и почему. — У каждого из нас свои особенности.

— Хорошо. Официант! Подойдите, пожалуйста! — властно крикнул Женя.

Практически сразу же подошел худой и высокий молодой человек в бабочке и белой рубашке.

— Я к вашим услугам, — сказал официант.

— Будьте любезны, подайте моему другу свиных ребрышек и литр воды.

— Конечно. — Официант удалился.

— Давай меньше слов и больше дела. Что за предложение? — поинтересовался Эдвард.

— Я скажу. Но сначала ты мне скажи: ты умеешь держать язык за зубами? — Хоть эта фраза и звучала шутливо, Евгений не выглядел комично.

— А ты-то как думаешь? Я не первый год в милиции работаю, — ответил Эдвард.

— Знаешь «Вчерашнего героя»? Знаю, что ты знаешь. Ты же культуролог по первому образованию. И ты наверняка знаешь, что он сейчас выставлен в Третьяковке. Мистер Первез, мой деловой партнер из Пакистана, хотел бы провести одну небольшую манипуляцию, — начал Евгений.

— Это исключено. «Вчерашний герой» — это высокое искусство. Я лучше умру, чем позволю себе надругаться на этой картиной, — решительно сказал Эдвард.

— Тише, успокойся. Никто ничего не собирается с ней делать. Она будет в целостности и сохранности. Я обещаю. Сегодня ночью картина пропадет из галереи. Ясное дело, что Кравчук доверит поиски именно тебе. В какой-то момент в Третьяковку поступит анонимное письмо с требованием выкупа. После того, как это произойдет, я сообщу тебе местонахождение вымогателей. Ты их арестуешь и вернешь картину. Тебе орден, а мне денежки от мистера Первеза, — продолжил Женя.

— Странное предложение. Я не понимаю, в чем заключается выгода для этого Первеза. Откуда ты будешь знать, где находятся похитители? Что конкретно мне предстоит сделать? — Эдвард был в недоумении. План Евгения действительно звучал странно.

— Тебе нужно будет затянуть следствие. Привлечь как можно меньше внимания к этому делу. Не трогать продажных работников этой галереи. Докладывать мне о ходе расследования. Я нанял похитителей. Они шантажируют Первеза. Обещают слить телефонный разговор, где он заказал убить наследника британского престола — принца Роберта во время его визита в Санкт-Петербург два года назад, в девяносто шестом году. — Эта встреча становилась все интереснее и интереснее.

— Что ему дала бы смерть принца Роберта? Честно признаюсь, мне этот человек импонирует. — Симпатия Эдварда к Роберту строилась исключительно на его антипатии к его бывшей супруге — принцессе Камилле.

Историческая справка. Принц Роберт и принцесса Камилла поженились в 1980 году. В 1983 году в семье родился сын Льюис. Супруги не были верны друг другу. Пока принц Роберт скрашивал свой досуг с герцогиней Шарлоттой, Камиллу неоднократно замечали в обществе богатейших выходцев из Египта и Пакистана. С 1992 года супруги проживали раздельно. В 1995 году Роберт и Камилла официально развелись. В 1996 году Камилла начала встречаться с Ибрагимом ад-Дури, который собирался сделать ей предложение руки и сердца. В этом же году влюбленная пара погибла в ДТП во французском городе Марсель. Многие журналисты и общественные деятели полагают, что этот несчастный случай был организован британскими спецслужбами, которые не желали того, чтобы принцесса Камилла выходила замуж за мусульманина.

— Такого события желал ныне покойный друг мистера Первеза из Египта — Ибрагим ад-Дури, пока он был жив. Ибрагим ад-Дури хотел жениться на Камилле и стать отчимом будущего наследника престола — сына принца Роберта. Камилла приняла бы Ислам. Надеюсь, ты понимаешь, что в случае смерти Роберта титул принца Уэльского перешел бы к его сыну — Льюису, который, скорее всего, тоже стал бы мусульманином, — Евгений поведал Эдварду план пакистанца.

— Мерзкие люди. Что Первез, что ад-Дури. Врать не буду, это тошнотное задание. И Камилла эта — падаль. Спала с Робертом ради титула принцессы, а потом спала с этим арабом за деньги. Мне бы очень хотелось оказаться на месте офицера МИ-6, который организовал эту смертельную аварию в Марселе. — Сложно объяснить, почему, но личность Камиллы вызывала у Эдварда искреннюю ненависть.

— Поосторожнее с высказываниями. Роберт тоже не белый и пушистый. Уважающие себя мужчины не бросают своих детей после развода. Он позволил себе это сделать. А уж то, что он закрыл глаза на то, что его единственный сын веселился на яхте с каким-то негодяем по имени Ибрагим ад-Дури, говорит о его посредственных волевых качествах. Про Камиллу я не буду говорить ничего плохого. Во-первых, она женщина, а во-вторых, она умерла. Некрасиво говорить плохо про мертвых. — Женя был очень дипломатичным и сдержанным человеком.

— Возможно, я погорячился. Если так подумать, то ничего общественно-опасного в этом задании нет. Картина останется целой, а преступники отправятся в тюрьму. Будь моя воля, я бы отправил туда и этого Первеза, но ничего. Может, в другой раз посажу его. — Эдвард любил вершить правосудие.

— Совершенно верно! Зная, какой ты моралист, я бы не стал предлагать тебе откровенный криминал, — посмеялся Женя.

Пока герои обсуждали детали сделки, официант принес Эдварду еду.

— Прошу вас, свиные ребрышки и вода, — сказал молодой человек.

— Спасибо вам! — с искренней благодарностью ответил Эдвард. Ему редко доводилось вкусно поесть.

Резко прервав разговор, Эдвард накинулся на еду. Он очень проголодался.

— Тебе нужно уволиться из органов и найти более прибыльную работу. Начнешь питаться нормально, в конце концов, — усмехнулся Женя.

Эдвард ничего не ответил. Он был увлечен обгладыванием сочных и аппетитных ребрышек. Только полностью очистив ребра от мяса и выпив всю воду, Эдвард снова включился в разговор с Евгением.

— Есть ли у тебя какие-нибудь вопросы? — спросил Женя.

— Есть. Где ты видишь меня вне органов? — поинтересовался Эдвард.

— Много где. Ты хороший человек с большим потенциалом. Когда-нибудь мы вместе с тобой будем делать большие дела, — вдохновенно сказал Женя.

— Например? — удивленно спросил Эдвард.

— Придет время — узнаешь. Всему свое время, — ответил Евгений.

— Расскажи мне, пожалуйста, что-нибудь о себе. Судя по всему, тебе Володя много наговорил про меня. Я тоже хочу знать, кто ты. — Любопытство Эдварда было логичным. Редко когда в жизни можно встретить человека, который уже все о тебе знает и который почему-то практически сразу же начинает считать тебя своим закадычным другом.

— Что конкретно ты хотел бы про меня узнать? — Женя многое мог о себе рассказать.

— Сколько тебе лет? Откуда ты? Откуда у тебя деньги? — Эдвард решил начать с самого простого.

— Мне двадцать восемь. Я родился в Москве в семье потомственных дипломатов. Некоторое время я жил во Франции. Впоследствии я был вынужден вернуться в «нашу необъятную». Я совершил много глупых вещей. Больше, чем ты. Гораздо. — У каждого из нас есть скелеты в шкафу, но у Евгения там было целое кладбище.

— Например? — поинтересовался Эдвард.

— Во Франции у меня была жена. Она была старше меня на 22 года. Я посчитал, что она мне изменяет. Как потом выяснилось, мой довод оказался ложным. Но было уже поздно. Я решил изменить ей превентивно. Она застукала меня в постели с ее дочерью. В скором времени мы развелись. Теперь я снова в России. — Евгений пожал плечами и улыбнулся. Он мало кому рассказывал эту историю. Ему за нее было очень стыдно.

— Что ты делал во Франции? Не жалеешь ли ты, что не остался там? — удивился Эдвард.

— Я служил во Франции. — Этот франт становился все загадочнее и загадочнее.

— Не припомню советских военных объектов в этой стране, — отметил главный герой.

— Я не в советской армии служил. Все подробности потом. Терпеть не могу это вспоминать. В России скоро все будет лучше, чем сейчас. Бандиты постепенно слабеют. А Франция… Ее атакуют арабы. Через двадцать лет они будут устраивать массовые протесты из-за того, что президент не ходит в мечеть по пятницам, а еще через двадцать лет они изберут своего президента. Скоро они станут большинством. И это не расизм. Это суровая правда. — Евгений прагматично смотрел на мир.

— Давай честно. Я для тебя тоже «чурка»? — прямо спросил Эдвард.

— Именно ты — нет. Ты уважаешь традиции страны, в которой живешь, — сказал Женя.

— Ну, спасибо. Меня русские бабушка с дедушкой воспитали. Родители развелись, когда мне было три года. Мама вышла замуж второй раз. Русской семье не нужен нерусский ребенок — вот и отдала она меня на воспитание своей матери и своему отцу. А папа… Папа вернулся к себе на родину после того, как закончил обучение в Москве. Хоть он и учился на экономиста, сейчас он мулла в мечети. «Святоша» рассказывает людям, как правильно жить, а сам бросил своего ребенка фактически на произвол. Вообще я по залету появился на свет. Это именно бабушка отговорила маму делать аборт. Я ей безмерно благодарен за это. Если бы не она, то меня бы не было. — У Эдварда была трагическая судьба. Жизнь больно побила его.

— Эх, печальная у тебя история. А как я живу? Я хочу есть на завтрак сыр Камамбер с круассаном, запивая все это добро натуральным персиковым соком. Хочу жить в уютной квартире. Хочу носить итальянский пиджак. Других способов исполнить свои желания, кроме как заниматься всяким, как я уже говорил, дерьмом, я пока не вижу. Но это пока. Скоро все изменится. — Жене хотелось от жизни чего-то другого. Он сам не знал, чего именно. В этом и было одно из главных его сходств с Эдвардом.

В этот момент девушки вернулись после перекура.

— Жень, нам скучно. Давай-ка ты нас развлечешь. Пойдем, потанцуем, — завлекала Ева.

— Эдвард, я не могу отказать этим волшебницам. Мне было очень приятно с тобой пообщаться. Мы услышали друг друга. Если что случится — смело звони. — Евгений резко сменил настрой с грустно-задумчивого на радостно-задорный.

— Мне тоже было приятно провести с тобой время. Удачи тебе. Береги себя. — И да, фраза «Береги себя» так нравилась Эдварду, что говорил он ее практически каждому встречному.

После этого Эдвард какое-то время походил по клубу, где он был безо всяких преувеличений белой вороной. Все богатые и успешные, а он… Он такой, какой он есть.

Вернувшись домой, Эдвард занялся домашними делами. Гладил, стирал, готовил еду. По-хорошему, этим стоило бы заниматься жене. Но ее у него, к сожалению, не было. Краем глаза он смотрел телевизор, по которому крутили сериал «Улицы разбитых фонарей». Эдварду нравилось видеть на экране образы честных и неподкупных милиционеров. Он винил себя за то, что сам не относился к их числу.

Глава 6

Понедельник. 20 апреля 1998 года

В полпятого утра раздался звонок. Эдвард, экстренно покинувший мир своих сновидений, побежал снимать телефон.

— Майор Алимурадов, вас ждет Анатолий Иванович. Немедленно выдвигайтесь в ГУВД, — тревожно сказал секретарь Кравчука — лейтенант Голубев. По его голосу можно было понять, что случилось нечто непоправимое. — Наденьте парадную форму. Приедет телевидение.

— Что случилось?! — спросонья поинтересовался Эдвард.

— Вы что, новости не смотрите?! Несколько часов назад «Вчерашний герой» пропал. Вся милиция города стоит на ушах. — Голубев сделал паузу. — Прибудьте как можно быстрее. Дело срочное.

— Да, конечно. — Эдвард сказал это настолько спокойно, что человек на другом конце провода этому явно немного удивился. Естественно, разве можно представить себе, что кража шедевра мировой культуры была предварительно согласована с законопослушным майором милиции?

Эдвард, сытно поев, отправился в ГУВД. Настроение у него было приподнятое. Наконец-то интересное дело. Все-таки расследовать кражу картины куда любопытнее, особенно когда ты заранее знаешь, кто преступник. Вид восходящего солнца давал особое чувство. Чувство того, что эта серая жизнь скоро озарится ярким светом.

Дом номер тридцать восемь, что на Петровке, штурмовали журналисты российских и зарубежных изданий. Машину Эдварда пропустили только после того, как сержантом был увиден офицер в форме за рулем.

Внутри здания был настоящий балаган. Среди бегающих и кричащих людей через одного можно было встретить начальника ОВД или его заместителя. В этом океане тревоги и паники Эдвард был островком спокойствия. О том, чем закончится эта история, знало всего несколько человек, один из которых неожиданно подошел к Эдварду сзади и похлопал его по плечу.

— Дружище, настал твой звездный час. Я знал, что вы с Женькой хорошо поладите, — сказал Володя. Форма была ему не к лицу. По задумке ее должен носить статный и благородный мужчина, а не какой-то рыжий и тощий червяк.

— Сделаю вид, что я этого не услышал. Мои выходные проходят в кругу порядочных людей. — Эдвард понял, что «пропажа» «Вчерашнего героя» была согласована Женей с полковником Радищевым, но решил на всякий случай сыграть под дурачка: старайся казаться незначительным — может, противник пожалеет на тебя стрелу.

— Самые порядочные люди — это граждане Молдовы, живущие на Ферганской улице, с которыми ты проводишь свое свободное время, да, Эдвард? — Владимир уже собирался опять пойти по своим делам, как вдруг ему захотелось ужалить побольнее. — Эх, какой же ты смешной. Галстук поправь, тебе же перед камерой выступать. — После вышесказанного у Володи возникло желание поскорее смыться, что он вскоре и сделал. Фингал под глазом не входил в его планы.

Эдварду было не впервой выслушивать гадости в свой адрес, поэтому он в очередной раз проглотил обиду и пошел в кабинет к Кравчуку, у дверей которого его встретил Голубев.

— Эдвард Анатольевич, проходите быстрее. ОРТ уже почти настроили аппаратуру, — испуганно произнес лейтенант. Секретарь Кравчука был безликим во всех отношениях человечком. Единственное, что у него хорошо получалось, это прислуживать хозяину. Внешне он был совершенно обыкновенным и ничем не примечательным мужчиной средних лет. Единственной его особой приметой были очки.

Войдя в кабинет, Эдвард увидел сидящего за столом в парадном кителе генерал-полковника милиции Кравчука и целую орду съемочной группы, которая готовилась взять интервью у стражей порядка.

— Присаживайтесь, товарищ майор. Мечтали ли вы в детстве, чтобы вас показали по телевизору? — шутливо поинтересовался Кравчук.

— Врать не буду — мне всегда хотелось, чтобы как можно больше людей знали, какой я… — «Хороший» захотелось сказать Эдварду, но он вместо этого сделал паузу. Ему не хотелось демонстрировать незрелость своей личности перед таким большим количеством людей.

— Вот и отлично, — посмеялся Кравчук, — присаживайся на диван, сынок, и продумай, что ты скажешь уважаемым телевизионщикам.

Тем временем съемочная группа настроила камеру, и Кравчук начал свою речь.

— От имени всей милиции города я заявляю, что каждый сотрудник МВД сделает все, чтобы найти «Вчерашнего героя». Я выделю на поиски своих лучших людей. Мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы картина вернулась на свое место. На кону произведение искусства. На кону честь мундира. На кону честь России. Почетную обязанность возглавить расследование я передам своему лучшему сотруднику — Эдварду Анатольевичу Алимурадову. — Кравчук сказал все это максимально пафосно, чтобы и российский, и британский обыватель поверил в то, что ему действительно небезразлично это злодеяние.

— Золотые слова, Анатолий Иванович, — льстил режиссер. — Давайте теперь передадим слово вашему, как вы сказали, лучшему сотруднику.

Спустя несколько минут все камеры переключились на Эдварда, который морально приготовился к выступлению.

— Сперва я хочу сказать, что эта кража ужаснула меня даже не столько как офицера милиции, сколько как культуролога, кем я являюсь по первому образованию. Я не могу представить себе, насколько гнилая душа должна быть у человека, который позволил себе покуситься на этот, не побоюсь этого слова, шедевр. За семь лет службы в органах внутренних дел я увидел много страшных вещей, но эта напугала меня сильнее всего. Я не успокоюсь, пока преступники не понесут заслуженное наказание. — Каждое слово Эдвард произносил эмоционально, с надрывом, местами переигрывая. Ему было стыдно за то, что он фактически находился в сговоре с похитителями.

— Мне жаль, что меня не видят мои бабушка с дедушкой, они бы мной гордились. Я надеюсь, что Дарья поймет, что я заслуживаю того, чтобы меня любили. Мне хочется верить, что мои родители вспомнят о том, что я существую, — захотелось дополнить Эдварду. Но он прекрасно понимал, что говорить такое публике некорректно, поэтому он решил оставить эти слова при себе.

— Вы были настолько эффектны, что мне тоже захотелось, чтобы эти негодяи горели в аду, — сказал режиссер.

— Если вы услышали от нас все необходимое, то не могли бы вы, пожалуйста, покинуть мой кабинет? Мне нужно обсудить с коллегой детали расследования. — Кравчук посмотрел на часы и понял, что время не ждет. Нужно было заняться поисками как можно быстрее.

— Как пожелаете, Анатолий Иванович. Мы вас более не отвлекаем. Пойдемте, ребята! — съемочная группа вышла из кабинета, забрав с собой свое оборудование.

— Не вижу смысла тянуть резину. Поезжай в Третьяковку и узнай поконкретнее, что за херня там произошла, — спокойно сказал Кравчук, обращаясь к главному герою. — Лично у тебя ко мне какие-то вопросы есть?

— Почему вы доверили это расследование именно мне? — поинтересовался Эдвард.

— Во-первых, я не могу представить себе более надежного и преданного человека, чем ты. Во-вторых, о тебе замолвил слово Владимир Вячеславович, — с улыбкой Джоконды ответил Кравчук.

— Я думал, вы с Радищевым ненавидите друг друга, — удивился Эдвард.

— Послушай, Эдвард, мы все взрослые люди, которые занимаются взрослыми вещами. Люблю я кого или ненавижу — это мое личное дело. Он привел мне несколько весомых доводов, почему я должен доверить поиски именно тебе. — У Анатолия Ивановича был уже не тот возраст, чтобы делить все на черное и белое.

— И каких же, если не секрет? — Эдвард догадывался, что загадочный мистер Первез через ничуть не менее загадочного Евгения Васильевича Воронцова согласовал пропажу «Вчерашнего героя» с верхушкой городской милиции.

— Секрет, мой друг, — сказал со смехом Кравчук. — Приступайте к заданию, товарищ майор. Если вам удастся найти этот шедевр, то я представлю вас к внеочередному званию подполковника.

Эдвард отправился в Третьяковскую галерею. Все здание было оцеплено милицией и закрыто для посещения. Майора из главка встретили как давно ожидаемого героя. У входа в галерею Эдварда ждал посол Соединенного Королевства лорд Оливер Чаффни — импозантный мужчина солидного возраста и старший следователь Генеральной прокуратуры Марина Земцова — принципиальная женщина, которая по возрасту была чуть старше главного героя, за спиной которой было несколько успешно раскрытых резонансных преступлений. Она хорошо знала Эдварда и уважала его.

— Добрый день, Эдвард Анатольевич, — поприветствовал майора милиции англичанин на чистейшем русском, который он знал в совершенстве.

— И вам добрый день, господин посол, — поздоровался Эдвард.

— Товарищ майор, нам стоит перестать встречаться таким образом, — пошутила Марина. — Рада тебя видеть, Эдик.

— И я рад тебя видеть, Марина. Это наша работа. Когда нам еще видеться? — ответил Эдвард.

— Господа, может быть, пройдем внутрь? — Лорду Чаффни было холодно. Он плохо переносил российский климат. Пальто, пиджак с жилеткой под низом и шерстяные брюки — и все равно этому достопочтенному английскому джентльмену никак не удавалось согреться.

Эдвард, посол и следователь вошли в кабинет директора Третьяковской галереи, которого как обычно не было на месте. Пожилой человек постоянно находился на больничном. Сам кабинет выглядел очень достойно: мраморные стены, высокий потолок и старинная люстра.

— Это просто ужасно, нельзя было везти «Вчерашнего героя» в эту страну. Я говорил об этом с директором Британского музея. Россия — это страна победившего криминала, — возмущался лорд Чаффни. — Простите за прямоту, но я до сих пор в шоке от случившегося.

— Спокойнее, господин посол. Анатолий Иванович сказал, что наши ребята сделают все, чтобы вернуть эту картину. Все будет под моим личным контролем, — успокаивал Эдвард.