Бесплатный фрагмент - Вампир в наследство

Все персонажи вымышлены, а совпадения случайны…

Просьба не повторять описанные в романе трюки :)

Пролог

Смоленская губерния, 1814 год

Полная луна стояла над покрытым имеем лесом. Ее серебристый свет падал на протоптанные жителями Ольховки тропки между домами, узкие вереницы собачьих следов, корявых снеговиков, слепленных ребятами в ноябрьскую оттепель… Стояли рождественские морозы, и редкий крестьянин осмеливался покинуть свою избу. Где-то в лесу заунывно выли хищники. Отчаянная девица, выскочила из дома на перекресток и, прильнув к земле, прислушалась. Интересно, услышала ли она звон бубенцов, сулящий скорое замужество, но вскоре она сорвалась с места и кинулась обратно в избу.

В рождественский сочельник во всех домах горел свет. Семьи собрались на праздничный ужин. Во всех, кроме одной, стоявшей на самом краю деревни, у кладбища в густом лесу. Там жила деревенская знахарка Аграфена Федотовна. Жилище молодой мудрой женщины старались обходить стороной. И только когда в дом приходила беда, Аграфена оказывалась первым человеком, к которому бежали за помощью. Первой, после батюшки, конечно же.

Черноволосая женщина лет сорока, в роскошном платке, расшитом громадными алыми цветами, сидела за столом. Тусклый свет свечи вычерчивал в темноте ее круглое розовощекое лицо и руки с полными пальцами. Напротив нее сидел совсем еще молодой улан, князь, бледный как смерть, с черными как две пропасти глазами.

— Князь, вас же убили! Дюжину дней назад! — в очередной раз повторила Аграфена, бледная как полотно. — Изыдите!

Она перекрестилась, плюнула через плечо, отмахнулась от него вязанкой чеснока, но он не исчезал.

— Изыди, нечистая сила! — прошипела женщина, испуганно глядя по сторонам и пытаясь припомнить, куда же она поставила осиновый кол. — Изыди! Не трожь мою дочь, забудь путь в эту избу. Сгинь! Сгинь, проклятая нечисть! И из села проваливай! Не то убью вас, барин!

— Аграфена Федотовна, — убитым голосом молвил князь, — вы единственный человек во всей округе, кто способен помочь мне. Да, меня убили! Но я не умер! За что мне это проклятье?

— Грешник вы, князь, оттого Бог не берет вас ни в рай, ни в ад! — снова перекрестившись, фыркнула Аграфена и посмотрела на икону в красном углу избы, откуда уныло с иконы на нее глядела Богоматерь. — Уходи. И деревню свою оставь!

— Мудрая женщина, подскажите, что мне с этим делать? Каждый раз, когда полная Луна восходит над Ольховкой, я просыпаюсь, меня тянет прочь из склепа, меня мучает жажда, жажда крови! Меня зовет убивать. Но я не хочу. Помогите мне, Аграфена Федотовна, пока я не уничтожил свою Ольховку. Всех моих сто двадцать пять душ!

— Упырь, значит, — ухмыльнулась знахарка, — только странный какой-то, на которого не действуют наши христианские заговоры. Чеснок, наверняка, жрете еще горстями. Страшный вы упырь, князь. Кол бы вам осиновый в сердце вколоть, да чует мое сердце, что и это вас не успокоит. Прогнала б я вас, да Ольховку спасать надо. Вернетесь вы и за собой всех крепостных уведете в свое царство упыриное. Зараза дьявольская! И кто вас так умудрился-то? Неужто тот румынский граф заезжий-то, что сбежал словно крыса паршивая? Но зачем ему? Человек, вроде бы, приличный.

Знахарка поставила напротив князя зеркало. Как она и ожидала, там отражалось все, кроме барина. Упырь. Вскоре две свечки были поставлены по краям зеркала, а пред князем женщина положила чистый лист бумаги и поставила чернильницу с пером.

— Вам не понравится мое заклятье, но вы обязаны его записать, не дрогнув. Вы должны сделать все, что я вам скажу. Я видела ваше будущее. Оно у вас есть. Но я не могу описать его. В нем много вещей, которых я не знаю, в нем столько всего, чего я боюсь и не понимаю. Мне показали картинки. Непонятные моему разуму. Я видела вас среди живых, с той, которую вы любите. Но так будет, только если вы сейчас пожертвуете самым дорогим.

— Я согласен на что угодно, дорогая моя Аграфена Федотовна. Я хочу жить! И любить людей!

Женщина хитро посмотрела на упыря. Он готов был отдать все, что у него было, ей, крепостной крестьянке, чью мать приобрел пару десятков лет назад его отец. Такова жизнь. В один момент князь и его крепостной могут поменяться местами. И тот, кто носит титул, будет молить о спасении у того, кто пахал на него.

— Тогда ваш друг должен заколотить в твой гроб тринадцать серебряных гвоздей, повесить на него серебряную цепь с замком. Тоже серебряным. И ключ забрать себе. В качестве реликвии.

— Но как граф Андрей узнает об этом?

— А вы ему письмо напишите, от таинственного доброжелателя! — улыбнулась Аграфена. — Ладно, у нас мало времени, князь Дмитрий. Слушайте дальше. Потом. Он должен уехать. Подальше отсюда. В Сибирь. Чтоб его никто не нашел.

— В ссылку? За то, что был секундантом? Его судят?

— Нет, что вы, князь, — развела руками знахарка, — уехать, пока не расследовали вашу дуэль с румынским графом, уехать, чтобы спасти её! Вашу Оленьку! Он должен забрать княжну Ольгу с собой, он должен жениться на ней!

— Нет! — вскрикнул князь Дмитрий.

Он не хотел видеть свою возлюбленную ни с кем другим, кроме себя. Из-за нее он и принял вызов румынского графа. Из-за нее погиб. И теперь отдать ее, самое дорогое в его жизни, лучшему другу. Просто так. Жестоко. Отдать самое дорогое. Именно так сказала сельская ведьма.

— Да! — перечила ему Аграфена. — Мне было видение. Страшное. Ужасное. Представьте, князь Дмитрий, снежную целину, которой нет ни конца, ни края. И в этом безлюдном поле сидит ваша Оленька. Без титула. Обычная девушка. Просто Оленька. Она одета в широкие штаны и рубаху. Она каторжанка, ссыльная. Ноги ее в кандалах к деревяшке прикованы. Она стоит на коленях, в слезах вся, ревет, смотрит в небо звездное да вас, князь, оплакивает. Рядом с ней ваша румынка проклятущая. И в руке у нее — револьвер.

Князь, онемев от ужаса, слушал каждое слово крепостной крестьянки. Ему представлялась жуткая сцена. И если бы у него в груди билось сердце, кто знает, пережило бы оно такую весть о любимой невесте.

— Вы сами сказали, что готовы отдать все за жизнь! Сейчас вы мертвы, князь. Граф Андрей жив. Отпустите с ним возлюбленную! Чтобы злой рок не нашел ее. Иначе она станет такой же, как вы. Вы будете хищниками. Вы станете пить чужую кровь. И однажды ее найдут и сошлют в Сибирь. Где она встретит то, что явилось мне во сне. Вы не найдете ничего, кроме смерти! У вас не останется никаких чувств, кроме чувства жажды. Если любите, отпустите. Дайте ей полюбить, продолжить род… Только в этом случае ваша суженая найдет вас и освободит от проклятья. Помогите княжне Ольге скрыться от проклятья, что наложили на вас. Она любит. Она вернется. Когда придет время. Когда она сможет вернуть и тебя, и Ольховку. Когда она станет сильной женщиной, которую вы полюбите еще больше. Она за вас отдаст всё самое дорогое! Она не побоится смерти. И вы начнете жить заново. Как человек, а не как упырь. Вас заколдовали, на вас висит приворот. Вы стали рабом своей ошибки. Неопределенности. Вы не знали, кого любили. Потому и погибли. А теперь пишите завещание…

Глава 1
Снежная королева
и ее королевство

Ты такая нежная королева снежная

Распустила волосы по белым по плечам

Распустила волосы. но не слышно голоса,

Поцелуям заняты губы у тебя, губы у тебя.

Тимур Агасиев

Златоуст, 2014 год

Узкая горная дорога извивалась змеей вокруг острых камней, исписанных многочисленными именами побывавших здесь туристов. Васи, Пети и Алёнки. Машки, Саньки и Катьки. Иры, Андрюхи и Вованы забрались на отвесные скалы с баллончиками, чтобы отметиться: да, они в этом месте перешли из Европы в Азию или обратно. Почувствовали ли они при этом нечто особенное? Нашли ли портал из одного континента в другой? Скорее всего, да. Иначе бы не стали увековечивать себя корявыми надписями на камнях. На серую, с двойной белой полосой дорогу взирали с высоты, пробившиеся сквозь скалы худощавые березы, маленькие, но сильные сосны. Слабый ветер, очутившийся между горных хребтов, ласково смахивал снег с веток деревьев. Отчаянная рысь бежала, ловко минуя сугробы, вдоль трассы в поисках выброшенной людьми на обочину пищи. Она мечтала об одном: перевернулась бы где-нибудь на вираже фура с колбасой. Но вдруг животное резко остановилось у обочины и замерло, словно статуя.

Бешеной бурей пронесшаяся черная иномарка с закрепленным на верхних реях сноубордом подняла столб искристого снега с обочин и, со скрипом тормозов войдя в поворот, через секунду скрылась за ним. Засыпающий водитель фуры «Гипермаркет МОЙ» встрепенулся, когда низковатая для гонок на российских бездорогах машина, подрезала его и умчалась прочь. Но мечта рыси снова не сбылась. Фура не перевернулась. Печально. Совсем зимой проголодаться можно.

— Эх, Наташка-Уреньга, безбашенная девчонка, — проворчал дальнобойщик то ли себе под нос, то ли желая обсудить водителя черной иномарки со своим сменщиком.

Но тот беспробудно спал после ночного путешествия через уральский хребет в обнимку с резиновой полутораметровой Барби в фуфайке.

О Наташке по прозвищу Уреньга, приписанному ей в честь самого опасного перевала на трассе, не знал только начинающий дальнобойщик. Как выглядела эта бестия, никто не видел. На сайте дальнобойщиков водители выложили около тысячи фотороботов безумной девицы. Все были наслышаны о старинном черном Скайлайне со сноубордом на крыше. Машина со сшитым яркой розовой проволокой задним бампером молнией летала по самым опасным горным дорогам по ночам. За рулем сидела невысокая блондинка с длинным хвостом, по слухам, звали ее именно Натальей и было ей около двадцати лет. Но кто она, откуда, и зачем девчонке бросать вызов смерти чуть ли не каждую ночь — никто из проезжих сказать не мог. Потому биография Наташки обросла самыми невероятными подробностями вплоть до абсурда, что она внебрачная дочка Шумахера и одной из челябинских поклонниц Формулы-1. Среди дальнобойщиков ходили легенды, будто женщина на гоночной машине и вовсе призрак гонщицы, покровительница водителей, которая не дает им заскучать и уснуть. Но почему девушка? Девушкам обычно свойственно приходить на соревнования по дрифту, и с замиранием в сердце смотреть, как парни поворачивают боком, поднимая столбы пыли, брызг или даже снега. Нет, Наталья была не единственной женщиной в этом спорте. Но единственной, кто оттачивал свое мастерство на горной дороге. Высок риск сорваться, развернуться, врезаться во встречный транспорт, влететь в острые скальные стены. И еще этот чёртов сноуборд на крыше зачем-то таскала за собой странная девица. Скольких ловили, о скольких писали в Сети, но неуловимая Наталья бессменно оставалась призраком горных дорог на Урале. Многочисленные карикатуры и фотороботы с сайта дальнобойщиков ушли и в социальную сеть. Но они все были настолько разными, что вызывали по тысяче противоречивых комментариев «Не похожа! У нее сиськи больше». Догнать сложно, заляпанные грязью номера не распознать на записях видеорегистраторов.

Правдоискатели удивлялись, как только в местном ГИБДД не поймали комету за хвост и не лишили Наташку прав для ее же благополучия. Ловили, говорили знающие, но бесполезно всё это. Запишут безумную гонку по горным перевалам на камеру, пришлют, дескать, «письмо счастья», а через пару дней является к ним в управление худенькая блондинка, метр-шестьдесят ростом, смотрит на всех скучающим взглядом да обжалование протягивает, где говорится, что девушка она приличная, по ночам спит, так сильно на работе выматывается. Но машина ж её. Вроде бы, соглашается девочка, да потом показывает на распечатке скриншота наклейку с бампера или крыла, которой у нее на машине отродясь не было, и ссылается на атаку клонами. Глядят на эту жалостную картину и снимают с неё штраф в пять тысяч. И так постоянно. Один полицейский умудрился заснять на камеру визит Натальи с письмом счастья, но в Сети ему никто не поверил: дальнобойщикам «сиськи побольше» подавай. Так почему ж не возьмут с поличным. Пытались, не раз пытались, только после того, как одна патрульная Лада Калина на первом же вираже вписалась в скалу, в златоустовском ГИБДД решили не ловить призрака. Вот так почти безнаказанно и жила уральская гонщица, каждые несколько дней меняя наклейки на бортах машины да ссылаясь на таинственного неуловимого подражателя с поддельными номерами и точно таким же как у нее сноубордом.

Черный Скайлайн резко завернул налево с трассы в деревню. Дальнобойщики могли перекреститься. А рысь опечалилась, оставшись без колбасы и свежего мяса. Опасность миновала. Непредсказуемая? Нет, вполне предсказуемая. А для девушки началась вторая серия экстремального шоу — дрифт по деревне, за которой находился уютный уральский горнолыжный курорт «Снежное королевство». Как только в горах выпадал снег, жители деревни прекрасно знали, что на курорт начиналось целое паломничество туристов из близлежащих городов. Но черный Скайлайн, прозванный тут в шутку Черной Молнией, знали все. Как в средневековых городах все жители закрывали окна и двери, когда в них ступал кто-то опасный и чужой, так и жители этой деревни ретировались подальше от дороги, когда слышали характерный визг тормозов. И только любители фотографии стремились поймать в объектив виртуозно входящую в поворот машину и вздымающийся за ней столб снега, стоя на пороге продуктового магазина «В гостях у йети», который построили в самом повороте.

— И чего она сюда ездит, как на работу? — ворчали местные. — Вроде и трассы там, говорят, так себе, короткие да пологие, а цены для детей миллионеров.

— На работу и ездит, — ходили слухи.

Наталья Воронова и, действительно, работала в горнолыжном курорте «Снежное королевство». Но не инструктором по сноуборду, как думали многие в деревне. И не каскадером-фрирайдером, как считали в шутку дальнобойщики. Она была заурядным бухгалтером, хотя и устроилась на работу специально туда, где можно было приобрести корпоративные скидки на скипасы по зимним выходным. Да-да, на эти невзрачные пластиковые карточки, за которые туристы отстёгивали в «Королевстве» круглые суммы, Наталья не платила ни копейки, она могла весь сезон жить на курорте и оттачивать мастерство катания на любимой доске. Нельзя сказать, что Воронова родилась в бедной семье и не могла себе просто позволить купить билет на подъемник. Но родители совсем не поддерживали ее опасных увлечений, а зарплаты девушки пока хватало только на бензин и постоянный тюнинг.

Вся череда безумных увлечений девушки началась, когда отправленная матерью записываться в секцию балета восьмилетняя Наталья специально ошиблась дверью и записалась в кружок стрельбы из лука. Потом вместо равнинных лыж в десять лет девчонка записалась в секцию катания на горных. И тоже совершенно случайно. Отцу удалось-таки устроить ее в коллектив бальных исторических танцев, но терпения Натальи хватило на одно занятие, где разучивали нудный полонез. Хождения с мальчиками за ручку из угла в угол настолько разочаровали девочку, что уже через неделю, она скакала в коллективе брейк-данса. Но родители не сдавались, пытаясь хоть как-то оградить дочь от опасности и вырастить из нее утонченную натуру, королеву. Королева и получилась: заснеженных дорог да горнолыжных трасс. Единственное, что смогли привить девушке родители — любовь к творчеству Лермонтова. И то, потому что Печорин — такая душка.

— Ты, как и твоя мать, должна выучиться на бухгалтера! — заявил отец, когда Наталья закончила школу.

А та, хоть и птица свободного полета, но знала место мужчины в доме. Он хозяин, он глава семьи. Его мнение важнее ее свободы. Она будет летать, расправив крылья. Но она вернется к своему хозяину.

— О-кей! — скривившись от недовольства, выдавила она, представляя себя скучным счетоводом в захудалом офисе.

И тут же вспомнила, что бухгалтеры нужны везде.

Родители и не думали, что она отдаст документы на экономический факультет. Слишком самостоятельной выросла их дочка. Это дикая рысь родилась и выросла в горах. И она не могла без гор, опасных, но нерушимых. И покорность Вороновой отцу немного не вписывалась в ее взрывной образ. Любительница бешеных скоростей, отчаянных полетов и свободы в семье была самой обыкновенной унылой занудой: спокойной и рассудительной. Отец спорил с матерью, что дочь вернется из университета с распиской о сдаче документов либо на факультет журналистики, либо физкультуры… но Наталья послушно подчинилась воле родителей. Недолго отец праздновал победу, потому что дочь в тот же вечер заявила:

— Я знаю, папа, что значит для вас с мамой «наследственный бухгалтер». Я оправдаю ваши ожидания. Не опозорю ваш род. Но вы не убьете во мне рысь. Позвольте мне в свободное время заниматься тем, что мне нравится… И работать я буду по специальности, но там, где мне хочется!

Дрифт да сноуборд, а еще стрельба из травматического пистолета, — одно увлечение опасней другого. Девушка компенсировала ими те скучные моменты в ее бурной жизни, когда ей приходилось учиться писать проводки, вводить в компьютер тысячи строк похожей информации и воевать с не совсем дружелюбной «Один-эской». Днем она, одетая в наглаженную белую блузку и юбку-карандаш, выполняла всю однотипную работу, зато вечерами она становилась собой, расправляла крылья и вволю давала выход своей бурной энергии. Никто б и не подумал, что бестия ростом в метр с кепкой в рыжей шапочке с кошачьими ушками, в спортивной куртке и черных кожаных штанах — та самая скучная картинка-блондинка в туфлях на высокой шпильке из офиса. Отец больше не перечил, хотя и твердил постоянно, что благородным девицам не по статусу искать неприятности на все части тела. Нет, он вовсе не боялся, что если он запретит дочери заниматься экстримом, она не станет бухгалтером. Наталья все равно выучилась бы, из принципа, потому что она упрямая. И из уважения к отцу. Ей надо было когда-то успокоиться, усмирить ту бурю, что рвалась наружу из ее души и сердца.

Отец знал, что недалек тот момент, когда Наталье придется успокоиться. Иначе она сгорит дотла. И этот день настал за месяц до Нового 2015 года.

Андрей Воронов, пятидесятилетний интеллигент, заводской главный бухгалтер, сидел в кресле-качалке напротив телевизора и наблюдал за захватывающей игрой в хоккей любимой команды с известным московским клубом. Когда хлопнула дверь в прихожей, он вздрогнул, но не обернулся. Заставил его встать яркий свет, который включили в гостиной.

— Наталья? — приподняв очки-половинки, отец посмотрел на дочь, которая совсем не свойственно для своей натуры, робко топталась в дверях и, словно хотела сказать многое, но с чего начать — не знала. — Что случилось, дорогая?

— Заходи, — не глядя на отца, сказала девушка.

Она отошла от двери и явила взору отца высокого крепыша в потертой кожаной куртке.

Андрей окинул подозрительным взглядом нежданного гостя. Обычный парень, ничем не примечательный. Таких на улицах Златоуста, особенно в рабочих районах, можно встретить на каждом углу. И лица не запомнить, обделенного не только мало-мальским обаянием, но и интеллектом. От парня тянуло никотином так, будто он только что перед подъездом выкурил пачку самых дешевых сигарет.

— Папа, это Костя, — сдавленно сказала дочь, не спуская с отца умоляющего взгляда.

— Приятно познакомиться, — Андрей протянул парню крепкую мужскую руку и пожал его серо-бурую рабочую ладонь. — Проходите, располагайтесь, Константин.

Хотя на лице отца явно читалось другое — он пребывал в недоумении, как подобное существо с немытыми руками, в старых трениках с белыми лампасами, небритое и прокуренное, посмело переступить порог его квартиры! Квартиры, доставшейся Андрею от отца, тоже главного бухгалтера, того же самого завода. Словно его дочь привела ему его же крепостного и заявила: «Папа, это граф!» Нет, не такого короля отец представлял для своей снежной королевы.

Медвежьей походкой Костя вошел в комнату и плюхнулся в первое попавшееся ему кресло. И рядом с ним тут же ласковой рысью устроилась на качалке Наталья.

— Папа, — девушка улыбнулась, глядя на озадаченного отца, — лучше сядь, нам надо обсудить очень важный вопрос.

— Я… кажется, догадываюсь, о чем пойдет разговор! — попытался начать отец, глядя на странного гостя.

Он совсем не подходил для темы разговора. Точнее, отец ожидал видеть на месте Константина кого-нибудь другого.

— Ну, папаша, не томи, я человек занятой и длинных прелюдий не люблю! — сразу стоило догадаться, что суровые уральские мужики предпочитают дело разговору, они привыкли действовать, брать всё, что они любят, нахрапом, а если оно не дается… лучше бы отдалось.

— Папа, я хотела познакомить тебя с Костей, потому что…

— Потому что мы решили пожениться! — угрюмо изрек парень. — Ты со мной так не мямлила, а была более боевой, Наташка.

— Ну да, — поджал губы отец, — от тебя я именно этого и ожидал, правда, не с обычным парнем, а с чемпионом по фрирайду.

Андрей слишком самоуверенно решил за дочь: если она однажды и приведет домой своего избранника, то это будет какой-нибудь бугай-сноубордист, румяный, упитанный, но такой же безголовый, как и Наталья. А если бы дочь не выбрала сноубордиста, то наверняка остановилась бы на романтичном байкере из Екатеринбурга, приезжавшим на три дня уходящего лета на рок-фестиваль. Или, может быть, оказался бы мил его дочери велосипедист или паркурщик. Либо хозяин яхт-клуба на Тургояке: такой татуированный блондин с длинной косой: по нему сходили с ума тысячи девчонок, но красавчик до сих пор был одинок. Но… никак не простой работяга с завода, от которого воняло пивом и сигаретами. Обычный мужик. Да, он и кран дома починит, и мебель соберет, и автомеханик не понадобится. Но что она в нем нашла? Он ей совсем не подходит! Или просто испугалась отказать? Или Наталья придумала какую-то интригу с участием этого, совсем не подходящего ей парня.

— Но мы любим друг друга! — выдал заезженную многими фразу Костя. — Если вы против, я увезу свою женщину силой.

— Женщину?! — разъярился отец, он давно искал слово, за которое мог бы зацепиться, и оно само выплыло. — Ты сказал, что сделал из моей дочери женщину?

— Еще чего! — возмутился Костя, нахально улыбаясь. — Если бы она ею не была, я б ее и брать-то не стал.

Возможно, этот мужик гораздо умнее, чем Андрей предполагал. Он говорил двусмысленно, заставляя отца задавать лишние вопросы, разводить словесную перепалку. Но отец понял, что пора остановиться, а не поддаваться на подколы нахального работяги. Такого не пригласишь за стол выпить за первое знакомство. Он явился, чтобы поставить родителей перед фактом.

— Папа… это правда, и мы пришли просить моей руки, — голос Натальи после всего только что сказанного звучал наивно и как-то совсем по-детски, словно она собиралась выйти не за сурового мужика, а за дистрофичного анимешника.

— А если я скажу «нет»? — улыбнулся Андрей, и тут же поймал хищный взгляд Константина. — Сбежишь из дома. Или он тебя похитит?

— Чё, отказываете? — ухмыльнулся Костя и нахально хихикнул. — Ну, будем тогда не расписавшись жить.

— Ну что вы, — успокоил молодых отец. — Прежде, чем благословить вас на брак, есть у нас в семье одно важное дело. Наталья, милая, мама меня поймет, не смотри на меня так, словно я руками разломал твою лыжину на две части. Константин, дорогой! — отец смотрел то на дочь, то на жениха, от одного вида которого мурашки бежали по коже. — Думаете, я так просто отдам вам свою дочь? Нет! И мать я познакомлю с будущим мужем моей дочери. Когда пойму, что это он.

Парень нахмурился и сжал кулаки, он хотел было брякнуть что-то хамское, но Андрей его опередил:

— Дорогой Константин, вам придется немного подождать, пока графиня Воронова не получит свое приданое. Вы в это время сможет проявить себя как настоящий мужчина.

— В смысле, папа?! Что за бред! — встрепенулась Наталья.

— Пока ты не получишь приданое, о замужестве и думать забудь! — уверенно заявил отец, хищником глядя на прокуренного жениха.

Тот даже вжался плечами в твердую спинку кресла, получив такой отпор собственному нахальству.

— У моей дочери есть миллионное наследство, да будет вам известно, Константин! — разошелся отец. — И я не отдам его в руки первого встречного!

— Я не первый встречный, я настоящий челябинский мужик, зачем-то переехавший в Златоуст! Да я метеориты голыми руками ловил! — подался вперед Костя, в его глазах пылал огонь ярости, кулаки сжались, и он как бы желал забодать несговорчивого папашу.

— Вот и докажете, Константин! — парировал отец. — Поедете с Натальей за в Смоленск. Ей понадобится защита, мужское плечо, на которое можно опереться. А когда вернетесь, и свадьбу справим.

— А можно покороче, а, папаша?

— Можно! — смело заявил отец.

— Нууууу… — протянул Костя.

— Уходите и забудьте о моей дочери.

— Нет, чувак, так не пойдет. Лучше я смотаюсь за миллионами. Хоть кредит брать не придется на бэху и хоромы.

Андрей обреченно вздохнул. Не такого мужа он представлял в жизни Натальи. Но этой бестии перечить невозможно: пока дочь сама не поймет, как ошибается, она не бросит этого странного человека, способного запросто поднять на нее руку. И где она только его отыскала? А путешествие за наследством — лучший способ проверить порядочность и искренность чувств работяги Кости.

Тем же вечером, когда любимый жених был провожен до дома, дочь пришла к отцу. Он никогда не был таким странным как сегодня. Может, потому, что Наталья никогда не говорила о своем будущем.

— Наташа, — сказал отец, не вставая из кресла, он спиной чувствовал, что дочь стояла неподалеку. Ходики отсчитывали секунду за секундой. — Давным-давно, когда ты была маленькой, мы рассказывали тебе сказку о графине, которую благородный рыцарь увез за горы, чтобы спрятать от чудовища…

— Папа, расскажи, что ты задумал, откуда ты взял это громадное наследство? Или тебе просто не понравился мой сильный Костя?

— Оно у нас уже двести лет как есть, доченька, — чуть слышно сказал Воронов. — И оно оставлено именно тебе. Ты последняя в роду графов Вороновых, кто носит эту фамилию. Когда ты станешь Попковой, как Константин… лишишься завещанных тебе богатств.

— Пафосно и странно, — пожала плечами Наталья, садясь рядом с отцом и выключая телевизор.

Комната тут же погрузилась во тьму, которую нарушали только редкие огни зажженных напротив окон и фонарей.

— Я и сам считаю, что это странно. Но друг моего далекого предка оставил завещание именно с такой формулировкой. Сначала я хотел тебе подарить его на совершеннолетие. Но решил дать тебе доучиться, повзрослеть. Теперь вижу, что больше нельзя ждать. Как только ты станешь Попковой, ты лишишься фамильного особняка в Ольховке. Тогда пусть он станет вам с Костей приданым.

— А где та Ольховка?

— В Смоленской губернии, — поджав губы, отец протянул старинный скрепленный восковой печатью двухсотлетней давности листок и серебряный ключ на красной атласной ленте.

Для получения такого наследства бесполезен любой нотариус. И если родовое поместье графов Вороновых не разрушили во время Великой Отечественной и не оприходовали большевики, сделав там дом культуры или театр, только тогда у Натальи оставался шанс получить разрешение на приватизацию дворянского гнезда. Она бережно развернула листок, и перед ней предстал рукописный текст, выцветший со временем, написанный на старославянском языке вычурными буквами с завитушками. Сквозь века к ней обращался некто князь Дмитрий Ольховский, двадцати пяти лет от роду, улан Смоленского полка, участник Отечественной войны 1812 года.

Дорогой наследник графа Воронова! При жизни граф был моим лучшим другом. А так как у меня нет ни братьев, ни детей, то сим документом я удостоверяю, что мое родовое имение в Смоленской губернии (и всё, что в нем находится) и сто двадцать пять душ крепостных крестьян, сорок лошадей, пять коров, три быка и пахотные угодья переходят в Ваше единоличное владение с момента прочтения этого документа и обретения Ключа.

Не предполагал князь Ольховский, что через двести лет между завещателем и получателем появится целая пропасть, которую предстояло заполнить бюрократическими бумагами. Сто двадцать пять душ крепостных уже давно умерли, а их потомки уже совсем не крепостные крестьяне. И разъехались, наверняка, из этой Ольховки в большие города.

— Жалко, — вздохнула Наталья, — князь даже GPS-координат не оставил. Интересно, а в гугл-картах деревня эта найдется? А есть фотки из Инстаграммы?

— Учти, дочь, — поднялся из кресла отец, — пока ты не оформишь этот особняк, я не дам тебе благословления на брак с Константином. И у матери не проси. От деревни осталось одно название. И особняк. Хочешь фотки в Инстаграмму — сделай их сама. Хочешь, чтобы все находили Ольховку в Гугле — опубликуй там ее координаты.

Это означало одно — побойся Бога. Кого-кого, а умника на небесах Наталья чтила со всей искренностью, и замуж даже за очень сильно любимого мужчину без благословления отца не собиралась. Но как мудр оказался Андрей Воронов, когда сказал Косте про миллионы. Этот парень мог запросто растоптать все жизненные принципы Натальи, но ничего не проверяет человека лучше, чем внезапно свалившееся на его голову многомиллионное наследство!

Но самое главное перед тем, как отправиться невесть куда непонятно зачем — написать статус в социальной сети: «Мне привалило наследство графа Ольховского. Особняк и крепостные крестьяне, 125 штук! Завтра отправляюсь за кладом!» И всенепременно выложить на стену фотографию со смартфона: старинное письмо и серебряный ключ. Чтобы никто не подумал, будто Наталья Воронова ударилась головой на трассе и начала фантазировать.

***

Смоленск, конец 1814 года

Особняк князя Дудинского располагался в самом центре Смоленска и считался любимым местом для балов дворянского сословия всей губернии. Не прошло и двух лет, как отгремели бои Отечественной войны на этих землях, а замерзшие до кончиков ушей французы с позором бежали в Европу. Итог войны был предрешен, но армия билась в предсмертных конвульсиях. Я вместе со своим другом и сослуживцем графом Андреем Вороновым вынужден был завершить свой боевой путь в Лейпциге и вернуться домой. Судьбе было угодно, чтобы я получил боевое ранение именно там, где Наполеон был разгромлен в пух и прах. Мы с Вороновым прошли и Бородинское поле, и вышли оттуда живыми и невредимыми. А тут произошла попросту нелепость, и я сильно повредил бедро. Воронова командировали сопровождать меня до родового поместья, где мы и задержались до самого нового года. 1814.

К концу декабря я уже ходил, не прихрамывая на левую ногу, и мог даже вальсировать с дамами. Потому мы с графом Андреем с радостью приняли приглашения от старого князя Дудинского, собравшего весь свет губернии в своем особняке. Мы думали еще, не отправиться ли нам в Петербург, к сестре Воронова, и не сходить ли там в какой-нибудь из салонов. Но потом началась метель, и новогодний бал у Дудинского стал единственной возможностью хорошо отметить Новый год в светской компании.

Честно признаться, после войны мне не очень-то и хотелось ходить по балам. Я с нетерпением ждал весны, когда смогу, наконец, уехать обратно в Европу. К ней, странной молчаливой девушке Дэйкиэне из румынского замка, которую встретил прошлой весной в лесу рядом с одной из деревень. Ее красоту невозможно передать словами. Она была изящна как грациозная хищница, ее длинные черные волосы, заплетенные в косы, обрамляли смуглое курносое личико с большими карими глазами. Ее бархатные ресницы, алые губы, аккуратная грудь, под кружевной блузкой… Скромная, но в то же время, как мне показалось, дерзкая. С ней не сравнится ни одна дворянская дочка из Российской Империи. Дэйкиэна. Она не крестьянка. Крестьянки не носят бархатных платьев, расшитых золотом, и плащей с отделкой из волчьего меха. И лицо у нее благородное. Я ее никогда не смогу пригласить на тур вальса, но не это в жизни главное. Эта женщина живая, в отличие от юных княгинь да графинь, которых мне сегодня предстояло увидеть. От девушек, выученных и воспитанных по одной схеме, которые разговаривали заученными фразами, и для которых жизнь была давно расписана по часам до самой смерти.

— Дмитрий, — окликнул меня друг, — ты слишком много думаешь об этой австрийке.

— Румынке, — поправил его я. — Австрийки страшнее самой Бабы Яги, на них бы я и не посмотрел вовсе. Потому что она лучшая, mon ami.

Не пойму, почему, но граф Андрей слишком настороженно отнесся к моим рассказам о Дэйкиэне, о том, как мы гуляли по лесу и поднялись в гору, и я проводил ее до входа в замок. Дальше она меня не пустила. А на следующий день наш отряд должен был покинуть деревню, рядом с которой жила графиня Дэйкиэна. Я ей обещал, что вернусь на обратном пути, но пуля-дура рассудила иначе, и ехал я домой в карете через Варшаву и Минск, всей душой стремясь очутиться где-то под Бухарестом.

— Она тебя околдовала, — только и твердил Андрей, как я начинал живописать свою дражайшую Дэйкиэну.

Я ничего не брал из ее рук, ничего не пил и ни к чему не прикасался. Я только смотрел в ее бездонные влюбленные глаза. Но она даже не позволила поцеловать ее и убежала, не оглядываясь. После той встречи я понял, что искал эту девушку всю жизнь. Искал не там, на балах вроде того, что сейчас проводил Дудинский. И встречал только мёртвых кукол.

Мы с графом Андреем, как и нынче, приезжали на карете и, заплатив кучеру полагающееся ему жалование, торопились в особняк, где уже начинали собираться гости, звучала прекрасная музыка. О, Иван Дудинский отличался отменным вкусом и приглашал всегда самые лучшие оркестры в свое собрание. Так и в канун 1815 года у него играли приглашенные московские скрипачи. Музыка была ненавязчивой, а просто создавала чудесную атмосферу праздника. Особенно я любил Моцарта. И в этом мои вкусы совпадали с князем Дудинским. Мы с Андреем, взяв по бокалу вина, решили уйти подальше от входа, где на меня, статного улана, да еще и при орденах, уже начали заглядываться какие-то дворянские куколки-дочурки. Друг мой, как ни странно, страдал от неприметности и невзрачности, был он невысокого росту и немного лысоват уже в свои двадцать пять. Потому, несмотря на не меньшие заслуги на службе, девушки в первую очередь смотрели именно в мою сторону. Да, от гордости не умру, в сторону высокого широкоплечего молодца с густой русой челкой и, как обо мне писали в своих альбомах дамы, огромными серыми глазами, в которых можно утонуть, словно в омуте, девушки смотрели с большой надеждой на скорое замужество. Я бы такой вакханалии эпитетов в рассказе о себе, точно бы, не позволил.

Мы с графом Андреем предпочитали некоторую игру с юными дамами. Являясь оба отменными танцорами, мы не стремились знакомиться во время танцев, что считалось для родителей прекрасных девушек лучшим способом отдать их красавиц замуж за именитых женихов. Не сказать, чтобы я совсем не хотел жениться. Мне не хотелось жениться на глупышках, которые только и умели, что писать ерунду в альбомах, играть заученные этюды на рояле и надоедать болтовней на французском. Мне было бы скучно сидеть вечерами в гостиной и восторгаться, что моя жена выучила еще одно стихотворение французского поэта. Хотя, многие дворяне были от этого на вершине блаженства. Конечно, меня, как истинного дворянина, с ранних лет мучили сим гнусавым и противным моему духу языком, я по привычке вставлял обращения на нем, но чтобы выдавать целые монологи и хвастаться перед остальными своим словарным запасом, извольте, лучше выскажусь прямо и на русском, могу и прямо, и грубо, лишь бы точно. А французский с ужасным русским акцентом я не переносил. Я искал себе в жены живую женщину, активную, а не шарманку с набором стихотворений и заученных мелодий в памяти. Потому, наверное, мне и приглянулась румынка, что она, не понимая от меня ни слова, не верещала без умолку, обсуждая недавние балы и наряды ее подруг. С ней было тепло и уютно. Она просто шла рядом и улыбалась, собирала полевые цветы, разговаривала с птицами да мелкими зверьками. Этакая матушка-природа. И я хотел бы всю жизнь провести с такой женщиной.

Но есть и среди русского дворянства необычные девушки. И с одной из них меня познакомил князь Шолохов, невысокий поджарый мужчина с густой золотистой бородой, деликатный и немногословный. Он подошел к нам с графом Андреем сразу, как музыканты начали исполнять свой первый вальс на этом балу, а нетерпеливая публика уже бросилась в пляс. Кто-то аплодировал, кто-то не обращал внимания и продолжал свои светские беседы. В зале стояла приятная прохлада, когда просто хотелось расслабиться и ничего не делать, слушать чудесную музыку и наслаждаться каждым аккордом. Но князь Шолохов нарушил мое единение с прекрасным. Рядом с ним стояло совсем еще юное создание, не испорченное светскими традициями. Такое же простое и в то же время элегантное, как и сам князь. С живой улыбкой на лице и чуть заметным розовым румянцем. Ей не было и шестнадцати, она была худа и нескладна — тощие ручки в несуразных белых перчатках, изящное голубое платье на белой ленте, завязанной под лопатками в роскошный бант, невообразимые золотые локоны, спадающие на обнаженные плечи… И чудесный фиалковый запах ее таких же ненавязчивых как и она сама духов. Ее милому овальному личику передались по наследству суховатые черты князя Шолохова, сделав девушку еще более привлекательной в моих глазах. Настолько привлекательной, что ее обаяние могло запросто затмить красоту Дэйкиэны. Она стояла и ёжилась от холода. Это мне в камзоле прохлада была приятна, а девушка, если ее никто не пригласит танцевать, просто простынет здесь. Маленькая, мне до плеча, тоненькая как соломинка. Она настолько юна и беззащитна, что может сломаться на сильном ветру. Ее надо брать к себе и защищать, пока ее не испортили и не воспитали очередную куклу для светских нудных бесед.

— Извольте пригласить вас, — граф Андрей, оказавшийся не намного выше прекрасной мамзель, проявил инициативу и поклонился перед дочкой князя Шолохова.

Но ее широко распахнутые синие глаза восторженно смотрели прямиком на меня. И она словно не слышала приглашения от моего друга. Знала бы она, что в румынском замке меня уже ждет прекрасная Дэйкиэна. Нет, наверное, уже не ждет. Просто раньше я не знал княжны Шолоховой. Которая была ближе и понятней странной румынки.

— Ольга! — одернул девушку отец. — Граф Воронов изволит пригласить вас на танец.

— Oui, — как всегда по-французски, выдала девушка, покорно кивнув, и вот еще одна пара выпорхнула на паркет и закружилась под приятную на слух австрийскую музыку.

— Она прекрасна, князь? — пихнул меня в бок князь Шолохов, с великим достоинством глядя на танцующую пару. — Я бы хотел видеть ее вместе с вами.

И я бы хотел. Мне не нужна глупая кукла, знающая только французский словарь и движения вальса, мазурки или полонеза. Мне нужна самая лучшая из женщин. И мне кажется, что князь Шолохов воспитал именно ту мечту, которая мне нужна.

Меня словно околдовали, когда княжна Ольга попала в мои объятья. Маленькая и хрупкая, которую мне хотелось защищать, которую я боялся сломать или задавить, она сделала со мной нечто невообразимое. То «oui» было единственным ее французским словом. Она во всех подробностях выспрашивала меня во время танца о героических походах русской армии, и только изредка вставляла услышанное в воспоминаниях от отца.

— Я первый раз на балу, — покраснев и спрятав взгляд, вдруг сказала она, — потому и несу всякую ерунду. Вам, должно быть, не интересно говорить с женщиной о войне и интересней, когда вам рассказывают прекрасные стихи.

— Отчего же, — совсем отрешившись от эмоций, заявил я, вдыхая прекрасный фиалковый аромат ее духов, — мне куда скучнее обсуждать прочитанные вами любовные романы, ваши стихи из альбома и имеющиеся у вас платья. Война мне намного ближе. И мне интересней общаться с живым человеком, а не слушать чьи-то стихи в вашем воспроизведении.

— И вы, получается, не ведете альбом? — ее лицо вытянулось от удивления.

Наивная девочка. Она еще совсем девочка, которая кроме альбомов и рассказов отца ничего в жизни не знает. У меня совсем нет времени записывать свои мысли и переживания. Прожитое на то и прожитое, что его не надо доставать из закромов. Надо жить дальше, будущим, а не прошлым. Женщины склонны к воспоминаниям. Даже сильные женщины.

— А ваш отец, Оленька, ведет альбом?

— Нет, — покачала она головой.

— Вот и я не веду. Потому что предпочитаю жить, а не переживать, мон шэр.

И тут она, немного смутившись, тихо-тихо спросила:

— А если я напишу в своем альбоме про вас и нарисую ваш портрет, вы очень сильно расстроитесь? А еще я пишу стихи. Но отец считает это зазорным для барышни. Ведь барышня не может писать лучше лорда Байрона. Вы прочитаете мое стихотворение про вас?

Отчего же? Думаю, это будет не первая запись в альбоме, посвященная мне. Да, первая в стихах собственного сочинения. Отцу не нравилось, что дочка занимается творчеством. Надо поскорее забирать ее от отца, пока он не превратил ее в зануду. Пусть пишет стихи мне. Свои. Которые никто, кроме меня, читать не будет.

Я не отвечал ей. Предпочел танец, почувствовать движение, полёт, её. Нет, какие-то воспоминания все еще были с Дэйкиэной, хотя большая часть моей души была рада этому воздушному танцу с Оленькой Шолоховой. Мои большие сильные руки аккуратно держали ее крошечные холодные ладошки, тоненькая и изящная, она словно вела меня. Хотя я был прекрасным танцором. Ее гибкая фигурка завораживала, ее очаровательное припудренное личико не могло не влюбить в себя. Я даже на момент представил, что в моем особняке будет висеть ее портрет, рядом с моим. А вокруг — портреты наших пятерых детей. Князей Ольховских. И нам было бы хорошо. Я бы отучил ее от глупого занятия писать в альбом. Я б воспитал ее для себя и сделал лучше любой Дэйкиэны. За ней не надо ехать в Румынию. Она есть. Здесь и сейчас. И отец доверил ее мне.

— Ну так? — она все еще ждала ответ.

— А зачем вы напишете про меня? — мне не хотелось давать однозначного ответа. Мне интересней было заставить ее задуматься над необходимостью записи воспоминаний как таковых.

— Потому что я влюбилась! — в этот момент прозвучал финальный аккорд, и она улетела к своему отцу. Оставив меня столбом стоять посреди залы, ошеломленного.

Она влюбилась. А я? Наверное, полюбил.

Глава 2
Лучше на дорогу смотри, шофер

Ветер за кабиною носится с пылью

Слева поворот осторожней шофер

Как-нибудь дотянет последние мили

Твой надежный друг и товарищ мотор

Г. Никитинский

Трасса М5,где-то в Оренбуржье, 2014 год

Черный гоночный Ниссан Скайлайн стрелой мчался на запад. Непривычное направление. Обычно Наталья летала на машине в «Снежное королевство», в противоположную сторону. Девушка ни на минуту не задумывалась о мыслях дальнобойщиков на ее счет. Пускай гадают, что ей понадобилось в Башкортостане, если не дальше. Будет новая популярная тема для обсуждения на их форуме. Рядом с Натальей на пассажирском сиденье вальяжно развалился бугай в скрученной в баранку черной вязаной шапочке. Открыв окно, он сбрасывал пепел с сигарет, вышвыривал окурки и упаковки от съеденных бутербродов.

— Не бросай ничего на дорогу! — ругалась девушка. — По-жа-луй-ста!

— Что ты как маленькая, а? — уныло твердил Костя. — Никому ничего не будет от этой х… реновой бумажонки.

— Я могу рассказать, как однажды мне в лобовуху чуть бутылка от пива не прилетела.

— Ты меня за козла не держи, ладно? Я на трассе только алюминевые банки кидаю. Не нравится, дай порулить, а то мне скучно.

— Только через мой труп, — стиснув зубы, процедила девушка.

Она и сама не понимала, что нашла в Косте. Она и не любила-то его толком. И встречалась с ним из принципа, чисто чтобы показать подругам, что и у нее, занятой и неугомонной, тоже есть любимый мужчина. И выбор у нее неожиданный. Наталья и встретила-то его нелепо. В интернете на сайте знакомств, когда ее бросил один местный велосипедист, девушка написала от отчаяния, что выйдет за первого встречного. Пришлось держать слово перед этим первым встречным, оказавшимся на шесть лет ее старше, каким бы несносным и неотесанным он не был. Послать его подальше девушка струхнула. Конечно, Воронова в глубине души представляла своего избранника высоким блондином с густыми прямыми волосами, голубоглазого, с серьезным и в то же время любящим, заботливым взглядом. Он, несомненно, обращался к девушке с галантной улыбкой, водил ее везде под руку, и относился к ней с уважением, которого достойна королева. Принц, в общем. И златоустовский работяга, поймавший Наталью на слове, вряд ли этому принцу годился хотя бы дворники. Никто не понимал этого увлечения Натальи. Велосипедист Петька решил, что с Костей она просто ходит мимо его дома, чтобы позлить бывшего, а подруги попросту подумали, что и в любви Наталье захотелось чего-то остренького и напористого, раз выбрала себе этого отмороженного. Не сказать, чтобы все работяги с завода были невоспитанными и хамоватыми. Да и сам Костя, суровый на вид, порой вел себя словно добрый великан Шрек. И Наталье понадобился именно этот экземпляр, суровый и угрюмый. Присутствие Кости в машине — это расплата Вороновой за то, что она слишком опрометчиво разбрасывалась словами. И девушка стоически терпела последствия собственной глупости, с трудом удерживая Попкова на относительно почтительном расстоянии от ее тела. И втайне она надеялась, что этот парень не выдержит поездки за наследством.

Наталья гнала. Гнала без устали. Несмотря на правила дорожного движения и возможно развешенные скрытые камеры. Две с лишним тысячи километров дороги ей предстояло терпеть Костю. Если гнать и не спать, за полтора суток можно добраться до Ольховки. Это невозможно, рано или поздно придется остановиться в мотеле, но Наталья пока предпочитала не думать об этом. Главное купить жениху отдельный номер и не пускать его в свой. Пожалуй, именно из таких мужчин как Костя, упертых фантазеров, которые почему-то считают девушку рядом с собой исключительно своей собственностью, получаются рогатые мужья, думала Воронова. Сначала женщины выходят за них, кто на спор, кто как за последний шанс, а потом все равно продолжают поиски Их, Принцев. Таких! Особенных! Голубоглазых блондинов во фраках! С белым Мерседесом! Или хотя бы с серой Приорой. С одной стороны Наталье было жалко Костю. С другой она понимала, что будь парень немного менее самоуверенным, он разглядел бы, что никакой любви между ними нет и быть не может. И его животное влечение в скором времени поутихло бы. Но Костя словно банный лист привязался, поставил себе цель хотя бы на одну ночь заполучить вожделенную женщину. Он смотрел на Наталью исключительно как на трофей, труднодоступный и очень дорогой. Трофей, который приведет его к Кладу. И Клад предстоит открыть вполне себе реальным серебряным ключиком. Он хотел всего самого лучшего: и Наталью, и ее особняк в Ольховке, и машину собирался купить немного себе не по статусу. Комплексы… И эти комплексы настолько затмили разум Попкова, что он не замечал, насколько скучно с ним его девушке.

— Гони помедленней, мне пиво выбросить надо!

— С чего это ты озаботился скоростью? — холодно поинтересовалась Наталья.

— Ну как, а то в чью-нибудь лобовуху попаду.

— А ты сразу в фуру меть! — девушка ответила на его прикол своей шуткой. — Про меня дальнобой уже легенды рассказывает, теперь и про тебя начнет.

Так и ехали бы они еще сутки, словно кошка с собакой в одной переноске. Или Наталья бы вышвырнула тошнотворного жениха на какой-нибудь парковке для фур. Но что-то держало их вместе. Девушку — страх остаться одной на дороге. Парня — лишиться внезапного гипотетического наследства. Но жизнь преподнесла им первую проверку на прочность.

Ничего не сулило неприятностей, когда добрая душа Наталья остановилась рядом с мигавшей аварийной сигнализацией красной малолитражкой. Невысокая брюнетка в норковом полушубке, ёжилась рядом с машиной, дуя на замерзшие руки. Девчонка готова была рыдать, ведь ее пучеглазый Матиз отказал посреди бескрайней степи Оренбуржья. Короткий зимний день уже заканчивался: тусклое оранжевое солнце, окруженное радужным ореолом морозного сияния, висело совсем низко над горизонтом. Еще час-другой, и степь погрузится в непроглядную тьму, мороз окрепнет, и девушка имеет все шансы заледенеть здесь на трассе. Как не остановиться, как не постараться помочь.

Но только Наталья, широкая русская душа, выскочила из машины, девушка мигом отогрелась и запрыгнула за заднее сиденье Матиза, зато с водительского места поломанной малолитражки вывалился парнишка, худой и помятый. От него воняло табаком едва ли не сильнее, чем от Кости. Внезапный персонаж сплюнул под ноги, перекинул биту через плечо. Чувство опасности тут же приказало Наталье прыгать обратно в салон, но дрожащие пальцы предательски не попадали на кнопку закрытия замка. Зато Костя, завидев неприятность, взял аккуратно припрятанную им в начале путешествия за пассажирским сиденьем биту, и вылез из машины.

— Ыть! — сглотнул разбойник с дороги и попятился…

Видать, никак не ожидал он увидеть в остановившейся машине мужчину.

— Чё, кишка тонка? — рявкнул Костя и тоже сплюнул окурок под ноги. — Тачка сломалась, да? И моментально починилась, ага?

— С…с…свечи с…с…сдохли, — заикаясь, мямлил неудавшийся разбойник, с ужасом глядя на более увесистую, чем его собственная, биту.

— Это ты сдох, х… сос поганый, а не свечи твои долбанные, — огрызнулся Константин, — только попробуй мою бабу тронуть, разможжу об трассу, сопляк. Сел, поехал…

Он одарил разбойника таким пугающим взглядом, что тот поспешил поскорее ретироваться в машину подельницы. А Костя… как только он залез обратно в салон, Наталья дала по газам. Ехали она дальше молча. Почти час у девушки тряслись руки. Она понимала, что теперь должна своему парню. Надо ж было так наивно остановиться и разжалобиться. Не раз друзья предупреждали ее о подобных инсценировках на трассе. Стоило ей отъехать от родного дома почти на тысячу километров, и она попалась в топорно расставленную ловушку. Надо признаться самой себе, что если бы не Костя и его зловещий взгляд да многоэтажный мат, осталась бы Наталья без денег, документов, а возможно и еще без чего-нибудь дорогого ее душе и сердцу. Она крепко сжала в кулак ключ, который повесила себе на шею. Главное — не лишиться старинного наследства.

Самара встретила путешественников ночной иллюминацией и красивейшими подсветками по всему городу. Как жаль, страдала Наталья, что она не увидит этот город днем. Зато Константин начал ненавязчиво предлагать остановиться в какой-нибудь гостинице.

— Не забывай, ты мне теперь должна, дорогая, — не переставал намекать он.

— Учти, — наконец, холодно ответила девушка, — честь свою отдам только в конце нашего путешествия, как бы ты ни старался… и только после благословления.

— Ты что, фригидная? — возмутился парень.

— Хотя нет, — кокетничала Воронова, — могу и раньше, если Константин Попков покорит мое сердце своими интеллигентными манерами и прекратит курить и материться.

— Совсем сдурела, а? Нежная, королева снежная… — напористо спросил он. — Да до тебя мне девки на первом же свидании отдавались. А ты со своей честью задрала! Графиня, блин! Сразу бы так и сказала. А то: выйду за первого встречного, бла-бла-блааа… Если бы не твой дом, спал бы я сейчас дома с девкой. Да вот… бэха нужна. Девки на семерку смотреть отказываются.

— О, спасибо за откровенность, дорогой! — Наталье уже начала нравиться эта перепалка, она прекрасно понимала, что большинство высказываний Кости — напускное, не спит он ни с кем, да и девчонки за ним в очередь не стоят и никогда не стояли, не побежал бы он тогда первым встречным по объявлению. — Я тут все думаю, зачем ты мне нужен? И я поняла — отпугивать всяких козлов на трассе!

— Причем, бесплатно! — добавил Попков.

— Отчего же? — улыбнулась Воронова. — Тебе часть моего наследства перепадет. Не за этим ли мы поехали через всю страну?

Костя затянулся и пустил дымом в потолок:

— А я тебя хочу! Взять! А то вдруг ты тут меня дразнишь, а сама ни ага, у?

— Все со мной в порядке, — уверила Воронова, — хотелку на склоне не отбила в отличие от копчика, можешь не переживать. Но пока я не получу наследство, и думать о расплате за свои телохранительские замашки забудь. Я графиня непонятно в каком поколении, и я не забываю обо всем хорошем, что мне сделали. Я расплачусь по счетам, когда услуги будут оказаны полностью. А пока я веду двойную запись: по дебету да кредиту.

— Паришь ты мозг отменно, бухгалтер.

— Давай расписку составлю, — тут же нашлась девушка.

Что-что, а бухгалтерская работа научила Наталью все протоколировать и документировать. И если жених согласился потерпеть с доступом к ее телу, то она позволит ему находиться рядом в предвкушении безумной ночи, неудержимой страсти. Да она и на его постоянную тягу к курению глаза закроет, если только… если он будет ценить ее. Хотя, последнее совсем маловероятно. Но Воронова-таки вырвала листок из блокнота и написала свои условия — только после того, как закончится их путешествие за наследством и Константин сделает Наталье предложение, она разрешит ему то, о чем он вожделенно мечтает с самого начала их поездки в Ольховку. Поджав губы, он вынужден был подписать документ. Хотя, это и противоречило всем его взглядам на жизнь.

У Кости до Натальи было три девушки. Все странные. С первой, Лилей, он познакомился в одиннадцатом классе. Она была старше его на пару лет, но, как и Костя, обожала проводить ночи напролет на дискотеках в клубе «Пантера», что в центре города. Девушку заводили динамичные танцы, она научила этому и Костю. Тот тратил все деньги, что зарабатывал на погрузке в супермаркете «Покупочка» после уроков, лишь бы вновь оказаться рядом с Лилей, студенткой технологического колледжа, на одной вечеринке. В Новый год, когда Косте заплатили на работе премию, он потратил все деньги на кальян, свой и Лилин. А после девушка сполна отблагодарила его за подарок. В том же клубе. Но наутро следующего года Костя проснулся один. Осталась только смятая простыня, на которой совсем недавно спала Лиля. И едва различимый терпкий запах ее духов. Всё. Он звонил ей, но телефон отключили. Он приходил еще несколько раз в клуб «Пантера», но и там девушка не появлялась. Друзья помогли ему найти ее адрес. Зря. Стоя у подъезда Лилиного дома, он увидел, как его любимая шла к себе в квартиру в обнимку с жирным толстосумом и обсуждала с ним предстоящую поездку на Бали. Досада поглотила Константина с головой. Он даже попытался отвлечься и начать учиться. Но значительные пробелы в знаниях давали о себе знать. Приходилось зубрить до головной боли. И, получив заслуженную пятерку за выученное наизусть стихотворение Фета, Костя бросил все попытки стать отличником: слишком это тяжело, лучше работать на погрузке в «Покупочке», чем запоминать стишки.

Ника появилась в его жизни внезапно, дуновением весеннего ветерка. Как он мог не замечать прелестную рыжую одноклассницу, Костя и сам не понимал. Их роман начался за неделю до выпускного. И снова он тратил деньги на клубы да дискотеки, они с Никой сидели по ресторанам и ездили загорать на Тургояк. Веселая одноклассница напрочь вычеркнула из памяти меркантильную Лильку. И Попков понял, что они с Никой созданы друг для друга. Разлучила их повестка в военкомат. Костя отправился служить Отчизне, а его любимая обещала писать и не забывать. Но ровно через месяц, когда парень забрел на ее страницу Вконтакте, он увидел новые фотографии, где Ника, не стесняясь, обнималась на пляже с дежурным водной станции на Тургояке, потом целовалась с каким-то лысым, танцевала на столе, демонстрируя честной публике свои черные стринги. Противно. Тошно. Ужасно. Смотреть эти фотографии, не скрытые от чужих глаз, и вместе с тем читать ее ласковые письма, где она клянется в любви и вспоминает те прекрасные дни, когда они с Костей были вместе. Нет, он такого не хотел! Ему нужна была девушка, которая любит его, а не всех подряд. Он вернулся из армии холоднее льда. И даже не посмотрел на Нику, приехавшую на вокзал с букетом желтых тюльпанов. Он, не здороваясь, прошел мимо и направился прямиком к родителям, которые тоже приехали его встречать.

На третий раз Костя во что бы то ни стало решил не ошибиться! Он устроился на завод разнорабочим, а заодно поступил на заочный в университет, чтобы подучиться по специальности. Металлургу с дипломом троечника из колледжа совсем не много светит на работе. Лизу он встретил на работе. Девушка постоянно строила ему глазки на проходной, когда проверяла пропуск. Она не тусовщица, понял Костя, простая, работящая, ей можно довериться. Девушка, вроде, приличная, одевается аккуратно и скромно, дискотеки да клубы ее не интересуют, и на пляж едет с неохотой. Все, где его предыдущие две девушки проявили потребительское отношение к нему, не интересовало Лизу. Маленькая брюнетка очень понравилась Косте. Она увлекалась кинематографом и готова была сутками не вылезать из кинотеатра и смотреть фильмы, а потом обсуждать их. А еще она любила покататься на стареньком отцовском велосипеде и забраться на гору и любоваться красотой раскинувшихся в долине пейзажей. Он быстро впустил Лизу в сердце и через несколько месяцев решил, что может снимать для них двоих квартиру. И девушка обрадовалась, когда влюбленный Попков пригласил ее жить с ним. И вот тут начались приключения. Киноманка совсем не умела готовить и потребляла только попкорн да кока-колу, и еще полуфабрикаты разогревать умела. На Новый год она отчаянно коллекционировала крышки от любимого напитка, чтобы заполучить бесплатного медвежонка по акции. А Косте хотелось мяса — парного, приготовленного в духовке, ароматного. Утку с яблоками, например, или сёмгу. Да и сапожки у девушки внезапно прохудились к началу осени. А в начале зимы теплый пуховик вдруг стал не модным, и ей потребовалась шуба. Норковая. Белая. Если у Попкова не хватало заработка на норку, Лизонька, так уж и быть, соглашалась на нутрию в кредит, но никак не на грубый мутон с пенсионерским фасоном. Метаморфоза Лизы произошла мгновенно. Оказывается, и она не умела радоваться простым вещам, и не умела любить. И Костя прогнал ее. Было жалко, но прогнал. Потому что не смог терпеть ее желаний быть столбовою дворянкою. Дворянкою, которая работала самой обыкновенной вахтершей на заводе.

Разочарование в девушках достигло своего апогея, когда Костя познакомился с еще одной барышней, которая при первой же встрече предложила съездить в Турцию и провести там отпуск. Попкова вдруг осенило, что после этого романа он больше не увидит девушку, и еще лет восемнадцать будет расплачиваться за романтическое путешествие. Если не больше.

Толстый защитный панцирь покрывал теперь его душу. Девушкам нужны развлечения, секс и деньги. Это аксиома. И Костя решил измениться. От следующей своей пассии он стал требовать соответствия сформировавшемуся шаблону. Она обязана прогнуться. Ведь ей только этого и надо. Других девушек нет. Куда ни глянь в анкеты и профили в Сети — все они бедные и несчастные, обиженные и оскорбленные, погладишь их, словно брошенных котят. Но когда котята всегда с благодарностью относятся к их спасителю, приласкавшему и согревшему их душу и тело, девушки, не согреваются, а пригреваются, свешивают ножки и начинают требовать от парня быть постоянным генератором энергии, не отдавая ничего взамен. Это Попков успел понять за двадцать восемь лет своей жизни. И следующей девушкой Кости стала Наталья Воронова. Снежная королева. Графиня с наследством. Она не такая как все — это Костя понял сразу. У нее есть все, что пытались высосать из него предыдущие пассии. Ее красная горнолыжная куртка, в которой она ездила на работу, явно не собиралась износиться в ближайшее время или замениться на модную норковую шубку. Ее старый Ниссан, пускай и побитый да исцарапанный, настолько нравился девушке, что она не продаст его ни за какие коврижки и не обменяет на кредитный Ягуар. Она гоняет по склонам на сноуборде, но сама находит деньги и на доску, и на подъемник. Она танцует в клубе, но кроме танца ей ничто там не интересно. Она наверняка и готовить умеет. Идеальная женщина. Человек в себе. Независимый. Резкий. Свободный. Это не кошка. Это настоящая дикая рысь. Своенравная и сильная. Немного не такой он видел свою девушку. Не представлял он, что любимая будет ходить постоянно в брюках да кедах, а макияж можно различить только после продолжительной лекции по наложению десяти разных кремов на разные части лица. Хотя, Наталье румяна были совершенно ни к чему. Ее алые после постоянных катаний по горе зимой и скалалазаний летом щеки совсем не нуждались в них, как и для губ кроме блеска да бальзама ничего не требовалось. Но Костя все равно страховался. Проверял Наталью. Подстрекал ее проявить свою гнилую сущность, зазывал в постель, ждал, что она отдастся ему и тем самым подпишется под аксиомой — все девушки одинаковы и нужно им одно и то же, просто выглядят по-разному.

Нет, Воронова особенная. Графиня в седьмом поколении, однако. Такая же дерзкая и уверенная, как и он. Неприступная. Самоуверенная. Твёрдая. Она ему нравится. И он сделает все, лишь бы помочь ей получить наследство и вернуться домой. Бэха! Ха-ха! Она не обращает внимания на этот дурацкий штамп. Она не берет всерьез его мечту о «машине как у губернатора». Чудесная женщина. И, подписывая пакт о ночном ненападении, Костя раз и навсегда решил — это будет его последняя девушка и единственная жена. Он в состоянии покорить Королеву и стать ее Королем.

Стоя у окна в одиночном номере и глядя на огни ночной Самары, Наталья тоже думала о Нем. О Косте, которого она только считала мужчиной мечты и изо всех сил стремилась полюбить. Другого не дано. Ей не интересны безбашенные сноубордисты и татуированные сёрфингисты, ей скучны мальчики с гитарой и любители хип-хопа, ей не нужны те, кто любит машину больше человека. Ей нужен мужчина. Хозяин. А Костя словно специально вел себя так, чтобы ей было противно общаться с ним, подстрекал бросить его. Но стоило попасть в нелепую ситуацию, именно Костя пришел к ней на помощь. Как настоящий мужчина. Да, в его роду никогда не было графов, князей да хотя бы казаков уральских, он самый обычный рабочий, со своей правдой жизни, с мечтой о самоутверждении. Простой. Грубый. Прямолинейный. Не он первый, не он последний, кто хочет кататься на машине «как у губернатора». Нужно как-нибудь уничтожить его потребительские мечты.

Наталья зашторила окно и легла на жесткую постель. Ничего большего дешевый мотель, за который по-джентльменски расплатился Костя, предоставить не мог. У нее в бумажнике была припрятана карточка из французского банка, переданная ее отцу в приложение к наследному особняку их дальними родственниками, после революции обосновавшимися в Париже. На карте за десятки лет накопилось немало евро. Но зачем их необдуманно тратить и не давать мужчине проявить себя? Пускай Наталья спит сейчас в номере за четыреста рублей, но этот номер проплатил ей мужчина, который считал ее своей. Подложив под голову плотную ватную подушку, девушка задремала. Ей снился голубой особняк в еловом лесу, покрытом инеем. Она шла по протоптанной дороге к высокой белой арке над входом. А там… там ждал ее Он, ее принц — высокий блондин в синем мундире с серебристыми эполетами. Он протягивал ей руку и широко улыбался. Он смотрел на нее как на сокровище. Он обожал ее, хотя она не сказала ни слова. Он жил в Ольховке. Ольховке ее снов и мечтаний. И она увидит особняк уже послезавтра. Правда, без прекрасного принца в мундире. Стоит только добраться до крошечной деревеньки к юго-западу от Смоленска. В этой деревне нет места Косте. Ему никогда не стать принцем из ее снов. Он брюнет. И черты лица у него не княжеские. Он крепостной, и этим все сказано. Что же с ним делать? Он ей нужен. Как спутник. Как охранник. Как защитник. Без него она теперь побоится выезжать на трассу. Но как быть дальше? Мужчина в синем мундире существовать не может, решила для себя Воронова. Это хозяин особняка. Он живет там, в далеком 1814 году. Он оставил ей наследство. Ей и ее будущему мужу, суровому уральскому мужику. Потому что лучше суровый мужик, чем туповатый тусовщик. Для чего? Чтобы она распорядилась домом через две сотни лет. Как? Гениальные идеи устроили штурм на разум девушки: можно открыть гостиницу! Нет! Базу отдыха! И организовать какие-нибудь развлечения, например, катание на снегоходах или собачьих упряжках. Да! Точно! Купить пару самоедов и организовать питомник! Некоторых щенков продавать, некоторых оставить в контактном зоопарке для фотографирования с туристами. А в этом бизнес-плане для Кости найдется прекрасное место. Он будет ее менеджером. Уж чему-чему, а этому нехитрому искусству она научит. Он поступит в какой-нибудь смоленский вуз на заочное и выучится. Он нужен! Он надежен!

— Нет, он тебе не нужен, — спокойно ответил прекрасный улан, смотревший Наталье в глаза, — отпусти его, зачем ты его держишь при себе? Ты его не любишь, ты его используешь.

— Мне не на кого положиться! Мне нужен мужчина! Защитник. Поддержка. Гора. Я не могу без гор.

— У тебя есть я. Отпусти его.

— Нет! — вскрикнула Наталья. — Мне нужен реальный мужчина!

Она подскочила. Она сидела на кровати, обхватив колени. На тумбочке верещал будильник в мобильном телефоне. Семь утра. Пора вставать и в путь.

— Я не отпущу Костю, — прошептала Воронова себе под нос, — он настоящий, в отличие от принца из снов.

Хотя, она честно признавала, что улан ей куда более мил. Девушка достала планшет и открыла страницу Вконтакте. Прошли сутки. Статус устарел. Надо менять: «Мне снится блондин. Секс-символ наполеоновской эпохи. Я люблю Костю. Но может же мне присниться Бред Питт в костюме улана, да? Нельзя ревновать ко сновидениям.»

Май, 1814 года, Смоленская губерния

Улан Ольховский. Княжна Шолохова вывела эту прекрасную фамилию наверху чистой страницы. Она обмакнула перо в чернила и легким движением руки изобразила его профиль. Люблю! Мечтаю! Хочу снова увидеть! Эти слова на русском и французском вихрем окружали ее рисунок. Как жаль, что они с папенькой живут в Брянске, и только весной планируют посетить Смоленскую губернию. Зато отец поедет не куда попало, а в дом к Ольховскому.

Дни тянулись долго. Страницы альбома заканчивались стремительно. Рисунки становились цветными, а хаотично брошенные фразы влюбленной княжны превратились в весьма складные и недурные стихи на французском. Никто, даже ее няня, фрау Линхен, маленькая старушка, рассказывавшая ей по вечерам поучительные истории из своей молодости, не должен был видеть ее мечтаний. Потому что князь Дмитрий — всецело ее. Ольгин! Княжна закрывала глаза и вспоминала рассказы няни о прогулках по уютной Вене или цветущему Парижу. Они с князем обязательно поедут в Европу путешествовать, и тоже пройдутся по мостовым Праги, зайдут в небольшой баварский ресторан, отправятся по морю в дождливый Лондон…

Сердце билось как ошалелое, когда княжна Ольга и ее отец стояли в гостиной Ольховского. Одинокий. Высокий. Статный. Надежный как скала. Открытый взгляд его синих глаз. Он видел многое. Пережил немало за свои двадцать пять лет, и ей, шестнадцатилетней княжне, будет с ним легко и уютно. Как жаль, что пока они с отцом говорили о скучнейших вещах, связанных с имениями да крепостными крестьянами. Княжна Ольга прекрасно знала, зачем приехал отец. И все эти разговоры, скорее, просто должное, о чем следовало всенепременно переговорить с князем. И этот крепостной Фёдор, которого отец передавал князю, был только предлогом.

— Да ты влюбилась как безумная, — твердила графине Ольге Линхен, когда девушка крутилась перед зеркалом и поправляла золотые локоны.

— Это так сильно заметно… — обреченно вздохнула она и подошла к открытому окну.

Теплый майский воздух и аромат недавно распустившихся цветков черемухи, наполнили ее грудь. Девушка готова была любить, и она знала, что ей ответят взаимностью. Пускай князь Ольховский ни на шаг не отпускает своего друга Воронова, но в душе-то он мечтает остаться с ней наедине и увидеть те три альбома, что она, Ольга Шолохова изрисовала за почти полгода, прошедшие с новогоднего бала у Дудинского. Она никогда не подойдет. Князь Дмитрий явится сам, когда Воронов и ее отец отправятся куда-нибудь еще. Или их отправить? — вдруг подумалось княжне Ольге. Лишь бы освободить князя от скучных разговоров про крепостных крестьян.

А наутро она получила записку. От графа Воронова: «Я люблю вас, Ольга». Как жаль, вздохнула княжна Шолохова, но ей не нравились унылые лысоватые графы.

— Князь Дмитрий! — она позвала его, одиноко спускавшегося по лестнице, ведущей из особняка.

Он устало оглянулся и застыл, любуясь красивой девушкой, сидевшей в окне второго этажа.

— Князь Дмитрий! Идемте ко мне смотреть альбомы! Я нарисовала ваш портрет!

Он оглянулся, он смотрел ей прямо в глаза. Печальный. Уставший. Отрешенный. Ее сердце билось как ошалелое. А вдруг откажет? А вдруг у него уже есть невеста? Завидные женихи недолго остаются одинокими.

— Князь Дмитрий, ну давайте же.

— Спускайтесь в сад, — холодно ответил он.

Но она, одержимая любовью, не слышала холодка в его голосе. Она сорвалась с места, похватала все альбомы и, не глядя ни на что вокруг, бросилась в сад. Где они сидели в белой беседке и долго разговаривали и смотрели ее картинки и записи. Он вежливо улыбался и даже хвалил ее стихи. Спокойный такой. В его душе нет того огня, что разгорелся у Ольги. Но она подпалит его чувства. Она видела, с каким самозабвением он листал страницы ее альбомов. Уверенно, но в то же время, улыбаясь уголками губ. Как делал ее отец, когда Ольга демонстрировала ему свои зарисовки и стихи. Не женское дело плести рифмы. Но князя Дмитрия сей факт совсем не смущал.

— О, княжна, да вы не только поэт, но и художник! — это к их компании присоединился граф Воронов.

Ольга обреченно вздохнула. Этот скучный граф был ей настолько неинтересен, что она готова была убежать куда подальше. Единственное достоинство Воронова заключалось в том, что он хотя бы умел танцевать. Но маленький невзрачный человек, которого впору назвать сушеным мухомором, совсем не представлялся княжне Ольге в качестве спутника ее жизни. Он был даже немного ниже ее ростом.

— Мон ами, — стараясь более сдержанно после получения признания графа Андрея высказаться, княжна Ольга поджала губы, — спасибо за похвалу.

— А вы не хотели бы нарисовать меня и написать обо мне?

Ольга бы нарисовала и написала, но вряд ли это понравится скучному другу князя. Андрей Воронов представлялся ей исключительно сидящим на поляне с огромными поганками.

— Князь Дмитрий, вы не против? — она решила попросить разрешения у своего будущего, как она для себя решила, мужа.

— Отчего же? — пожал плечами князь. — Мне и самому интересно посмотреть, что вы напишете о моем друге. Мне очень льстит ваше мнение о моей дражайшей персоне, и я уверен, что вы высокого мнения и о графе Андрее.

Как жаль, что ее рисунки могут разочаровать любимого. Ведь сердцу не прикажешь и не заставишь писать восторженные оды нелюбимому человеку.

Глава 3
Заброшенная Ольховка и ее ведьма

А я вовсе не колдунья,

Я любила и люблю.

Это мне судьба послала

Грешную любовь мою.

Надежда Кадышева

Смоленская область, декабрь 2014

Деревня Ольховка Смоленской области. Население на 2007 год — ноль человек. Это все, о чем писалось про дворянское гнездо, перепавшее Наталье Вороновой в наследство, в Википедии. Хорошо еще, что любознательные следопыты загрузили GPS-координаты деревни в Интернет. А то ездила бы девушка со своим суровым спутником по Смоленским бездорожьям не один день в поисках указателя на родовое поместье князя Ольховского. А от указателя у обочины осталась только ржавая труба да покосившаяся от времени совершенно ненужная жестянка, бывшая лет двадцать назад синей. Слово «Ольховка» исчезло с ее лица чуть ли не раньше, чем открошилась краска с фона. «О… хов… а» — единственные буквы, которые можно было разобрать на древнем указателе. Может, это и не Ольховка. Но Наталья привыкла ко всему относиться с оптимизмом и остановила машину у сугроба. Дальше — сплошная бездорога. Только кто-то проехал несколько дней назад на дешевых шинах за тот лес, где по данным из Википедии и должна была находиться деревня.

— Пойдем, что ли, — обратилась девушка к Косте.

— Холодно! — поежился тот. — Да и машину я бы тут не оставлял… иномарку-то…

— Пятнадцатилетняя японская помойка, — отмахнулсь девушка, — нужна только безумному дрифтеру вроде меня. Идем скорее, и не замерзнем.

— А сноуборд, который ты за собой как талисман таскаешь?

— Фи, да тут катать негде!

Ее фирменные кеды были вовсе не приспособлены на преодоление сугробов, как и кроссовки Попкова. Потому спустя метров двадцать молодые люди решили — попробовать бы пробраться в Ольховку на машине, а то еще немного, и их обувь окажется полна снега. Ненавистные Наталье валенки — вот какая обувь пришлась бы впору для штурма смоленских сугробов. Хотя, и ее алые ботинки для сноубординга сойдут. Или снегоход. Но он стоил слишком дорого: что в прокате, что в продаже. Но и Ниссан вполне успешно проложил стальным днищем путь через поле и лес прямо до небольшого разваленного поселения, ютившегося в окружении елового леса.

Черные покосившиеся от старости пара десятков домов, уныло встретили первых за непонятно какой срок гостей. От заборов, огораживающих заброшенные хибары, осталось по несколько сгнивших палок. В одном из огородов до сих пор стоял скелет пугала в грязных лохмотьях. Над пустой безжизненной Ольховкой только пролетали черные вороны и звучно каркали, нарушая кладбищенскую тишину. Далее дорога вела через старое заброшенное кладбище вверх, на холмы, коих виднелось ровно три штуки. На одном стояло три скучающих сосны, высоких, стройных, но абсолютно слабых, с несколькими немощными ветками на самом верху. Зато соседний холм был усажен кустарниками, и по самой середине склона была проложена аллея, ведущая к двухэтажному особняку с выцветшими голубыми стенами, белыми колоннами и украшениями вокруг окон. К особняку, который Наталья не раз видела во снах.

— Так вот какое это имение, — у Вороновой захватило дух, и она стояла и заворожено смотрела вдаль на большой дом, который никак не мог сравниться даже с современными дачными поселками.

— Нехило! — оценил будущую собственность своей девушки Попков. — Да тут не только на бэху хватит.

— Костя, — сухо ответила Воронова, — я тебе уже тысячу раз говорила, что не буду продавать ни имение, ни Ольховку. Это мое решение.

— А нахрена тебе эти руины? Деньги лишние? Налоги платить решила?

— Запомни раз и навсегда, Костя, — она одарила парня хищным взглядом, — я никогда не продам свою недвижимость, тем более, место мне нравится, — она обвела взглядом лежавшую посреди леса деревню и особняк, в том числе и третий холм, покрытый лесом, — и я знаю, что с ним буду делать.

— Продадим, и дело с концом! — не унимался Костя. — Купим себе по машине, квартиру в центре Челябинска или даже Екатеринбурга, тебе шубу вместо этой тупой красной перепердейки, мне дубленку, а остатки прокутим на Мальдивах! Чего напрягаться-то! Бабла за этот дом нам до конца жизни хватит.

— Это не обсуждается, — не сдавалась Наталья, — я открою здесь свой бизнес. Недвижимость должна всегда приносить прибыль, а не убытки, запомни это.

— Да дура ты долбанутая! — фыркнул Попков. — Халява ей привалила, а она еще работать думает!

Девушка отошла от него.

— Зачем ты сюда приехал? Только честно. — Она немного помолчала, потом сама ответила. — Тебе нужны мои деньги. Но ты меня не убьешь, пока этот дом не мой. А пока оформляются документы, я придумаю, как обезопасить себя. Костя, ты зачем мне про своих бывших рассказывал? Хорошим прикидывался? Давай будем честными, ладно?

— Точно, долбанутая! Не дала! Еще раз не дала! Ты меня обламываться сюда взяла, да? А я повелся как дурак привороженный.

— Нет, я думала, что в тебе есть хоть что-то человеческое, и ты захочешь открыть дело и зарабатывать деньги.

— Ау, клиенты? Вы слышали? — издевался Попков, хихикая. — Тут одна дура из Златоуста приехала. Да-да, с Урала, ага, из деревни! Она открывает ларек вино-водочный в особняке князя Ольховского! Будет княжеский погребок распродавать! Ну да, по две штуки за бутылку вина двухсотлетней давности! Эй, клиенты, вы чё, не сечете, у нее тут бизнес! Она свой особняк окупить желает! Бугагашечки!

— Понятно, — вздохнула девушка, с грустью глядя на спутника, — я отвезу тебя сегодня в Смоленск, посажу на поезд, и всё. Я ошибалась, когда думала, что ты надежней скалы.

— О, да, графиня Воронова решила умереть в лесу одна! — не останавливался Костя. — Волки, вы слышали эту новость?

Он взял первую попавшуюся палку у ближайшего к нему забора и стал пробираться по улице, ведущей к холму, где двести лет стоял пустым особняк князя.

А в голове Натальи мигом родился целый бизнес-план по возрождению Ольховки. Достаточно оформить документы в собственность на основании завещания князя. Смешно и наивно полагать, что участок ей просто так отдадут вместе с особняком на холме, но несколько взяток могли бы изменить дело. Отец неспроста выдал французскую карту и сказал: «Даже не задумывайся, денег хватит на всё!». Будь Костя не рабочим, а бухгалтером или чиновничьим сыном, он с легкостью взялся бы ей помочь и нашел бы нужные связи. А потом… потом Воронова бы развернулась, она бы взяла ссуду под развитие бизнеса, из особняка сделала бы администрацию с несколькими жилыми комнатами для себя и семьи. Построила бы базу отдыха, на лысой горе срубила бы больные сосны, поставила бы подъемник и организовала горнолыжную трассу, маленькую, несерьезную, но вполне пригодную для детей и начинающих. Перед особняком можно было бы залить каток. А вместо разрушенных крестьянских хибар не сложно возвести современные коттеджи, и разводить там самоедов, организовать прокат снегоходов да лыж, а на речке легко устроить рыбалку из проруби. Этот маленький оазис в лесу мог бы приносить большие прибыли! А если построить несколько уютных отелей, то некоторые москвичи и питерцы всерьез бы задумались — стоит ли ехать в Альпы? Оазис жил бы, в него стремились бы как двести лет назад, при князе Ольховском. Вряд ли князь Дмитрий хотел видеть свое родовое гнездо разрушенным и запущенным, распроданным на дачные участки. Не для того он оставлял завещание другу Воронову, чтобы особняк превратился в археологическую ценность.

— Я не умру! Я сделаю из Ольховки курорт! — крикнула Наталья что есть мочи и побежала к холму, с которого на въезжавших в деревню созерцал старый особняк.

— Дурищща! Идиотка!

— Не запрещай мне мечтать, Костя!

Она пробежала еще немного и остановилась как вкопанная. Один дом, который, может, издали и выглядел разрушенным и заброшенным, все же был обжит. Именно к нему вели следы от колес. Там же была припаркована и повидавшая немало на своем веку белая десятка. А к порогу вела цепочка округлых следов от валенок.

— Чё за нафиг? — Попков подошел к Наталье сзади и сплюнул выкуренную сигарету под ноги.

— Мы тут… не одни, — немея, произнесла девушка.

— Ну вот, и хозяин у особняка есть, а ты тут бизнес строить удумала, — протянул парень, — пойдем, оформим все по-быстрому, продадим да свалим подальше, пока эти не очухались, что у них дом спёрли, а…

Но Воронова не шелохнулась. Тут жил кто-то из местных. Их надо расспросить, все узнать! Как же она могла просто так развернуться и уехать в город к нотариусам, не поговорив с тем, кто обитает тут, возможно, не один десяток лет. Вероятно, это просто древняя старушка или дедушка, которые доживают свой век в родной деревне. Хотя, нет, откуда тогда десятка? Их дети, внуки и правнуки, давным-давно, наверное, уехали в город и забыли о существовании предков. А тут вдруг внезапно приехали проведать.

Но девушка ошиблась. Незнакомец, обитавший в Ольховке, показался сам. То была женщина лет тридцати, высокая, крепкая, в красивом полушубке из овчины, отделанном песцовыми хвостиками, и в длинной драповой юбке. Красавица словно сошла с картин Васнецова и совсем не вписывалась в атмосферу двадцать первого века. Даже Костя Попков, открыл рот, увидев это роскошное создание с длинной русой косой, перехваченной, правда, обычной бархатной резинкой.

— Здравствуйте! — сдавленно, вымолвила Наталья, глядя в румяное круглое лицо незнакомки.

— Вы… видимо… заблудились? — мягким голосом спросила женщина, подойдя к припаркованной десятке. — Эта дорога никуда не ведет уже лет десять как.

Выложить все как на духу, показать завещание князя, попросить о помощи — глупее мысли не может быть. Но что сказать, чем они с Костей тут занимались. Наталья посмотрела на носки своих синих кед на искусственном меху, которые уже начали нещадно пропускать и холод, и снег. Но творение знаменитого иностранца для сноубордистов всего мира, очевидно, не могло подсказать девушке, что делать дальше, как ответить этой русской сказочной красавице. Она и одета-то как-то не по погоде — в тонкую спортивную куртку, вязаную белую шапочку, джинсы и пресловутые кеды. Вовсе не графиня, явившаяся за наследством, а дурочка на побитой иномарке, ищущая неприятностей на свои нижние девяносто.

— Она как раз по адресу! — ляпнул вдруг Костя. — Графиня Воронова явилась за наследством и думает получить за вон те развалины свой миллион долларов! И меня приволокла! И бизнес строить удумала! Объясните ей, что зря все это.

А ведь обитательница домика и не обратила сперва внимания на высокого парня в кожаной куртке и невзрачной черной шапочке. Но, что куда более странно, женщина совершенно спокойно восприняла все сказанное им, словно она уже не первый год ждала прибытия Натальи. Ее лицо даже озарила лучезарная улыбка.

— Правда? — на полном серьезе спросила женщина.

— А чё, не видно по дуре? — усмехнулся Костя и сунул руки в карманы, чтобы выглядеть, как он считал, повнушительней. — Городская. Даже валенок у нее нет.

— У вас тоже нет валенок, — парировала женщина. — И мне кажется, девушка подавлена, но отнюдь не глупа.

— Вы чё, созвонились и сговорились?

— Я ее не знаю, Кость, — выдала Наталья, удивленно глядя на собеседницу.

Да и женщина из домика тоже первый раз видела и ее, и ее парня.

— Молодой человек, вы слишком несерьезно относитесь к наследству князя Ольховского. Если вам было поручено сопроводить эту девушку до Ольховки и обеспечить ей безопасность, вы справились, и можете быть свободны. Считайте, что это спасибо от крепостных князя Дмитрия.

— Сумасшедшая, охренела, да? Это моя невеста! — возмутился Костя.

Он схватил Наталью за руку и потянул прочь от ненормальной женщины. Он орал, что они с Вороновой уезжают, и явятся сюда только с геодезистом, чтобы обозначить границы участка, а в следующий раз приедут в Ольховку только с покупателями имущества.

— Не смей распоряжаться моим особняком! — воскликнула Воронова, вырывая руку из его крепкой хватки.

— Молодой человек, — женщина вдруг очутилась между ссорящимися Натальей и Костей, — пойдемте в хату, откормлю, обогрею, всё расскажу. А потом ступайте с Богом. Графиня — не ваша невеста. Она еще не родилась, а уже была помолвлена.

От этих слов Воронова вздрогнула. А где любовь? Она должна теперь выйти за старика, который пророчил ее в жены, пока она не появилась на свет. Сразу надо было догадаться, что это графско-княжеское наследство имеет не одного скелета в шкафу. Ей придется смириться и жить с престарелым мужем в Богом забытой Ольховке. И ни тебе гор, дрифта и сноуборда. Только покорение старшим и неравный брак. Кошмар! Неужели отец обо всем знал, когда отправлял ее сюда? А эта баба, крепостная крестьянка, как она себя называет, просто сваха. Ох, лучше уж меркантильный козёл вроде Кости, чем муж, которого она увидит первый раз при венчании.

— Не бойся, дорогая, — улыбнулась женщина. — Все не так страшно. Ну не пара этот человек тебе, али не видишь?

— Ты нас знаешь всего пять минут, сука! — огрызнулся Костя. — А уже мою невесту против меня настраиваешь.

— Успокойтесь, молодой человек, станьте добрее, внимательнее к людям. Все люди разные. Особенные. Из чувствовать надо и понимать. Глядишь, и не будут говорить, что вы кому-то не пара, — эта чудесная женщина словно не слышала дурных слов в свой адрес, а воспринимала только то, что ей самой хотелось.

— Детский сад, нет, дурдом «Ромашка»! — не переставал Костя. — Всё! Я в город! Вернусь с санитарами и полицией!

— Скатертью дорожка! — улыбнулась женщина уголками губ и перекрестила уходящего прочь парня, а потом тихо, чтобы слышала только Наталья, добавила. — По этой дороге хорошо, если раз в три дня одна машина проедет. А до нормальной трассы двадцать километров по лесу. Так что… если он не глупец, вернется через пару часов да чай у нас попросит. Иначе же… говорю я, места не обитаемые, волки тут голодные…

— Жестоко, — прижав ладонь ко рту, выговорила Наталья.

— Значит, вернется, пойдем, чай ему приготовим. Успокойся. Пусть сам поймет свою ошибку.

Два километра костылял Костя по колее от машины своей девушки. Бывшей девушки. Он окончательно и, кажется, бесповоротно решил, что с искательницей приключений жить совсем не намерен. Пускай у нее есть машина и хорошая одежда, пусть на карточке ее французских родственников лежит круглая сумма, а в Смоленской области имеется особняк. Но она еще хуже тусовщиц, лентяек и потребительниц. Ему нужна простая и неприхотливая, которая будет ждать его у теплого домашнего очага с готовым обедом. Вот такая, как эта бабища с десяткой из Ольховки. Только не сумасшедшая. Наталья для него слишком сложна и запутана. Она до безумия увлеклась своим наследством и думать забыла обо всяких отношениях. Возможно, отец ее этого и хотел. А он, Костя Попков, сам дурак, что взял отпуск и поехал через всю страну приватизировать непонятно чей особняк. Теперь он сам расплачивается за свои ошибки и тащится один через лес. Причем, уже за полдень и скоро начнет темнеть, холодать, а до областного центра тридцать с лишним километров. Пешком идти — не вариант. А ехать… на чем ехать? Если единственный, кто гуляет по дороге — колючий зимний ветер. Ближайшая остановка, которую они с Натальей проезжали — в десятке километров от поворота на Ольховку. А когда там будет следующая деревня, остается только гадать. Неуютно будет в лесу ночью. И холодно. Придется, всё-таки, наступить гордости и наглости на горло и вернуться в Ольховку, решил Костя, когда солнце начало клониться к горизонту. Пока светло, он добежал до полуразрушенного домика и вошел в теплые сени.

А за столом сидели две красивые женщины: одна — его бывшая девушка Наталья, в вязаном сером свитере и шарфе вокруг шеи, а вторая — местная жительница в белой блузке и ватном жилете. Но самым главным сейчас для него были не они, а горшок, полный пирожков и горячий самовар на столе. Схватить бы все это и съесть мигом, чтобы согреться.

— А где санитары да полицейские? — изобразив искреннее удивление на лице, спросила хозяйка. — Неужели по дороге их волки растерзали.

— Замерзли они, да и я еле живой добрался, — нашелся, как ответить на ее издевку Костя.

— Так присаживайся, откушай, гостем будешь, Константин Иванович. Да, будем знакомы, меня Анной звать, Петровной Ольховской.

— Спасибо, — кивнул Костя.

Мороз выбил из него все хамство и наглость. Он готов был стать самим ангелом, лишь бы ему позволили откусить от пирожка и запить горячим чаем. Но великодушная Анна предлагала все просто так, от чистого сердца, такому Косте, каким он был. Стоило парню откусить от вкусного пирожка и распробовать на языке вкус горячей картошки с луком, как хозяйка очутилась пред ним и строго сказала:

— Но учтите, Константин Иванович, если вы меня еще раз сукой назовете, сутки голодом ходить будете. И каждый раз, как сквернословить вздумаете да мысли гнусные озвучите, я на счетчик вас поставлю. И заморю. Глазом не моргну.

Загнанным волком он посмотрел на Анну Петровну снизу вверх. Ее пышную фигуру не способна была скрыть даже ватная телогрейка. Пышная женщина. Большая душа. Тёплая и добрая. Но строгая.

— Угу, — промямлил в ответ Костя, засовывая в рот очередную горячую картошину.

Наталья охнула от напора деревенской женщины. Как она легко укротила Костю. И без обид и сквернословия! Есть чему поучиться у этой славной женщину. Воронова и не подозревала, что работягу достаточно вот так, с плеча осадить, и он станет тише воды ниже травы.

Легенды за многие годы обрастают лишними подробностями. Сказанное пятьдесят, сто, двести лет назад, становится странным и наивным. Слова «твоя прабабка велела…» выглядят как подозрительная небылица. Так и в роду знахарок, бывших крепостных Ольховских, передавался из одного поколения в другое по женской линии странный наказ. Будто надо сторожить поместье князя, потому что в начале девятнадцатого века престарелая знахарка заговорила особняк, спрятала его от чужих глаз и наложила заклятье на потомков Вороновых. Они должны были вернуться в Смоленскую губернию, чтобы разобраться с наследством своего друга, улана Дмитрия Ольховского. И ключи от особняка тоже передавались от матери-знахарки к ее дочери. Долгие годы род колдуньи жил в деревне. А потом потихоньку все перебрались кто в Смоленск, кто в Москву, кто в Польшу. А в 1998 году последняя жительница Ольховки, шестнадцатилетняя Анна Петровна, уехала в город учиться на кулинара. Потом она вышла замуж, развестись успела. Но наказу она следовала беспрекословно. Летом женщина выращивала в Ольховке овощи, а зимой приезжала, чтобы проведать свой дом. Следующей весной она планировала нанять строителей, чтобы они отремонтировали старый дом деревенских знахарок. Да и участок, прилегающий к этому дому, уже лет двадцать как был приватизирован на имя ее матери. Когда проводили перепись, конечно же, в доме никого не обнаружилось, и знахарки Ольховские значились в данных статистики как жители областного центра.

И все же наказ передавался не зря. Графы Вороновы тоже всерьез отнеслись к завещанию, оставленному много лет назад. И теперь графиня со знахаркой встретились. Но в эту историю оказался вовлечен еще один человек, Костя Попков. Очевидно, прибыл он сюда не случайно, поняла Анна. И она прекрасно знала, откуда он такой взялся. Потому что во всей этой истории за двести лет не произошло еще ничего случайного. Колдуньи из Ольховки не позволили. Будто Бог на небесах следил за князем Ольховским и разыгрывал с ним какую-то занятную пьесу. Как по нотам.

Социальная сеть. Отличное место для колдуньи. Анна Ольховская и не подозревала, какой инструмент для ведьмы создали программисты. Она бы и не догадалась, если бы темной зимней ночью 2009 года она, раздосадованная предательством любимого мужа, не отправилась на прогулку по этой сети. Он только говорил, что любил. Десять лет рассказывал сказки, дарил цветы и на руках носил. Но он не стремился расставаться ни с одной из своих бывших. И Анну этот паршивец Ванька собирался оставить своей лучшей подругой после развода. Только для колдуньи из Ольховки отношения с мужчиной развивались всегда только в одном направлении. Нет дружбы после развода. Всё. Мосты сожжены. Но досада об утраченных впустую десяти годах жизни терзала Анну настолько сильно, что ей очень хотелось отомстить Ваньке. Этот кучерявый красавчик не ценил ее борщей да блинов с пирожками, нравились ему Иннка да Маринка, с которыми он гулял еще до свадьбы с Ольховской. И от этого на душе у ведьмы кошки скребли. Еще больше обидно ей было от досады, какой же слепой и тупой она жила все эти десять лет, когда любила изо всей души и отдавала себя Ваньке без остатка.

Она и о предательстве-то узнала через Интернет, когда случайно увидела перепост фотографии с Иннкой в ночном клубе, где та весьма недвусмысленно целовалась с Иваном. Иннка. Кто она? Всего лишь танцовщица из клуба, которая снимала штаны перед мужиками каждый вечер. Да, она стройная, похожа на фотомодель с глянцевой обложки мужского журнала. Не то, что Анна с ее пятидесятым размером — дородная бабища, о которой когда-то Некрасов сложил стихотворение про коней на скаку да избу горящую. Но Петровну совсем не смущало, что если она и станет фотомоделью, то исключительно для журнала «Колхозница». Ее смущало другое — как человек мог лгать ей столько лет? Неужели Анна была нужна ему только как кухарка? От досады Анна отправилась на страницу соперницы, откуда она узнала столько нового о своем муже, что сама диву далась. Всё. Развод и девичья фамилия. Ольховская — звучит гордо, не то, что Шарашкина. Но наследственная ведьма решила оставить напоследок Ваньке Шарашкину знатный подарок, о котором он не подозревал и не догадывался.

Повариха Анна распечатала его фотографию и прокляла по всем правилам, как ее учила родная бабка. Проткнула глаза и сердце красной ниткой да прочитала черные слова. И завещала ведьма Шарашкину страдать от одиночества, пока она не возлюбит кого другого. Вожделенно следила Анна за страницей бывшего и радовалась, когда понимала: одинок он как последний осенний лист. Ни одна, даже бывшая, в его сторону больше не смотрела. Но Ольховская молчала о своем колдовстве. Она чувствовала себя царицей, способной управлять чужими судьбами. Но на душе у женщины кошки скребли. Перед Богом за подлость было стыдно. Молилась она каждый день, пытаясь выпросить у Бога прощения, но легче Ольховской не становилось. Прийти к Ваньке и рассказать обо всем советовал ей батюшка. Но этого Анне хотелось меньше всего. И она решила действовать по-своему. Как ведьма.

Идея проклятий да приворотов через Интернет понравилась Анне, и решила она открыть свой бизнес. Не беда, что образование у нее поварское, книг по менеджменту да бухучету немало продают, и читать она умеет. И закон на ее стороне и позволяет зарегистрировать частное предприятие в подвальной квартирке в центре Смоленска. Главное — реклама и несколько удачных сеансов самой белой магии. И пошел к Анне неисчерпаемый поток клиенток, наделенных «венцами безбрачия». Не открывала ведьма своего секрета, только имя спрашивала да возраст, проводила некий ритуал для отвода глаз и отпускала клиентку. А сама открывала ноутбук и искала тех, на кого приворот изготовить, тех, кого прогнать из сердца вон. Только на проклятья у Ольховской было табу. Своего ей хватало. Бога боялась. Себе — еще ладно, вымолит она со временем у Господа прощения, докажет умнику на небесах, что Шарашкин козел непроходимый и подлец конченый. А другим — ни в коем случае, только добро нести да со здоровьем помогать. Ни за какие деньги она не проклинала. Ни за рубли, ни за доллары, ни даже за фунты стерлингов.

Да через год в Крыму случился у колдуньи небольшой курортный роман. Она совсем голову потеряла от сибирского бизнесмена, который и думать забыл о смоленской ведьме после возвращения домой. Но этого оказалось достаточно, чтобы с Шарашкина слетело ведьмино проклятье и он умудрился жениться на студентке Ксюхе. О, колдунья рвала и метала, когда обнаружила на странице в Сети парную фотографию Шарашкина с этой, которая была страшнее ядерной войны. Как можно было полюбить это нескладное создание с грубыми широкими губами, туповатой улыбочкой и орлиным носом. Ксюха на редкой фотографии была изображена без бутылки с пивом. Девушку, видимо, и приметил проклятый Иван только потому, что никому больше нужна такая не была. Счастье из нее после свадьбы било фонтаном. Фотографий она выкладывала уйму: вот я на пятом месяце, вот на девятом, а вот и моя красавица дочь.

Поганая зависть застлала глаза Анны, которая битых десять лет мечтала о ребенке. Об их с Шарашкиным ребенке. А тут какая-то уродина умудрилась родить ему. Ведьма не могла это просто так оставить. И наказать Ксюху за глупость хотелось еще больше. Стояла полная луна, когда Анна села с распечаткой фотографии счастливой Ксюхи с младенцем за стол, взяла иголку с красной нитью и начала нашептывать проклятье…

— Нельзя показывать младенца, посторонним, об этом все забыли, — рассказывала Ольховская Наталье Вороновой и ее спутнику, которого все больше захватывал рассказ о бизнесе смоленской ведьмы и история ее изощренных проклятий.

— Боже мой, — только и смогла вымолвить Наталья, — зачем вы невинного ребенка-то?

— Это козленок, а не ребенок. Дочь козла. На ней теперь увесистый венец безбрачия и печать одиночества. Но заклятие развеется, когда я продолжу свой род либо отец ее попросит у меня прощения за все подлости. Его отец убил мою любовь, он украл у меня молодость, а я должна видеть эту Ксюху Вконтакте и радоваться ее счастью? А потом корить себя, что не ценила Шарашкина? Еще чего! А знаете, почему я это все рассказываю?

Наталья и Костя безмолвно смотрели на наследную ведьму. Такая прекрасная женщина, а сколько грехов взяла она на душу. Хорошо еще, только венцы навесила, а могла же проклясть на болезнь или смерть. Но Анна боялась Бога, и об этом она повторяла очень часто. Обиженная и оскорбленная, она встала на дорогу подлой мести, а не отправилась в поисках своего счастья.

— Воронова! — резка сменила тему Анна. — Не много ли статусов ты обновляешь Вконтакте?

— Всего раз в сутки и без картинок, — на этот вопрос юная графиня прекрасно знала ответ.

— Слава Господу, что без картинок.

— Жалко, лайков маловато… — вздохнула девушка.

Зато Костя, кажется, сделал выводы из рассказа молодой ведьмы:

— К чему клонишь, Петровна?

— Ох, дура же ты, графиня… Ты знаешь, кто твои статусы читает? — охала Анна.

— Ну да, друзья, потому что мой профиль виден только друзьям! И не надо меня запугивать своими проклятьями! Я не трус! Я проклятий не боюсь! Я достаточно сильна, чтобы противостоять им!

— Не достаточно, — перебила ее ведьма. — Тобой можно манипулировать. Я проверила. Будь осторожней со статусами Вконтакте. Хотя бы, пока ты разбираешься с особняком, графиня!

«Деревенские ведьмы — знатоки Интернета!» — подумалось в этот момент Наталье. Юношеский максимализм не давал покоя. Ведьма проклинает всех через Вконтакте, смех да и только. Сказки! Именно этот статус она кинет сегодня вечером в социальную сеть и обязательно сопроводит картинкой роскошной русской красавицы. А потом и о проклятьях ее напишет. Глядишь, этому козлу Шарашкину дойдет через перепост, кто проклял его дочь.

Но деревенская ведьма, услышав от Натальи все, что услышала, только улыбнулась. Нет ни одного человека, которым Анна не могла манипулировать через распечатку фотографии. Профиль только для друзей — смешно. А знает ли Воронова всех своих друзей? Или только считает, что знает?

Петербург, осень 1814 г.

Княжна Шолохова обожала танцевать. Она мечтала делать это исключительно с князем Дмитрием, с которым осенью была назначена помолвка. Однако отец предпочитал посещать балы, на которые не приглашали Ольховского. Потому скучающей юной особе приходилось кружиться в вальсе с разными партнерами: молодыми и престарелыми, пылкими и влюбляющимися в нее с первого взгляда, и просто равнодушными. Она представляла на месте каждого из танцоров только князя Дмитрия. И стремилась танцевать как можно больше, потому что ей нравились эти фантазии.

Так было и в Петербурге, когда Оленька приняла приглашение от некого иностранца, представившегося румынским графом Андрэем Марку. Он совсем не походил на высокого статного Дмитрия, но был настолько галантен, что Оленьке не захотелось отказывать. Этот худощавый иностранец способен был обворожить. Его оружием обольщения выла отнюдь не широкая улыбка, как у Ольховского, а хитрый лисий взгляд. Он прекрасно говорил по-французски, и с первых движений в танце заговорил с княжной Шолоховой. Заискивающе, немного вызывающе.

Он читал ее словно открытую книгу. Будто у него давно имелся ключик от всех ее альбомов. И они завели разговор о Дмитрии Ольховском, такой прекрасной для Оленьки теме.

— О, да я знавал князя Дмитрия, — подхватил ее хвалебную речь иностранец, — добрейшей души человек. В 1812 году русская армия останавливалась неподалеку от нашего замка. И князь Дмитрий со своим чудесным другом проявили себя отважными воинами. Долго рассказывать, но я давно не видал такого смелого самоотверженного человека. Только не спрашивайте, что он для меня сделал. Он спас самое дорогое, что у меня есть.

— Я влюбилась в него с первого взгляда! — восторженно говорила Шолохова о своем возлюбленном. — И после ваших слов люблю еще больше!

Этот холодный остроносый маленький иностранец, казавшийся совсем безэмоциональным на первый взгляд, понимал каждую ее мысль.

— В него невозможно не влюбиться с первого взгляда! — это Оленька тоже знала. — Потому, княжна, если вы собираетесь за него замуж, вам придется не спускать с него глаз. Как бы другая красавица не захотела владеть им всецело.

Разговор об их общем знакомом продолжался несколько туров. И Андрэй, этот немолодой мужчина, будто желал говорить только о князе, ему нравилось плавать в океане воспоминаний княжны Шолоховой, он обожал ее мысли об этом человеке. А Оленьки ни на секунду не задумалась, зачем таинственному иностранцу князь Дмитрий. Наверняка, он что-то захотел продать князю.

Оленька почти угадала. Но если бы она знала, зачем приехал Андрэй Марку, то была бы с ним отнюдь не так любезна.

Глава 4
Вампир в гробу вам не скелет в шкафу

Холоден ветер в открытом окне,

Длинные тени лежат на столе,

Я таинственный гость в серебристом плаще,

И ты знаешь, зачем я явился к тебе.

Наутилус Помпилиус

Ольховка, 2014 год

Над Ольховкой стояла бледнолицая полная луна. Томным взглядом она взирала на черные силуэты елей, обхвативших мягкими лапами крошечную деревню и особняк. Он походил на сказочный облитый глазурью рождественский домик, в который забыли поставить горящую свечку. Одетая не по погоде девушка, стояла как вкопанная, глядя в сторону особняка.

— Наталья, пойдемте, — окликнула ее Анна и махнула в сторону своей машины. — Поздно уже, ночью в лесу опасно. Неужто вы вздумали на ночь глядя…

— Его надо осмотреть, — словно сомнамбула, твердила Наталья.

— С дуба рухнула? — Костя опять принялся за свое и попытался взять девушку за руку, чтобы уволочь к ее любимому Ниссану.

Воронова, действительно, вела себя несколько странно. Ее это место словно зачаровало и не хотело отпускать. Она здесь почувствовала себя словно дома и не собиралась уходить. Увидеть особняк снаружи — одно, но ей очень хотелось осмотреть все изнутри.

— Костя, — не спуская глаз с еле заметного во тьме дома, сказала девушка, — у тебя отпуск закончится, если я завтра геодезистов не закажу, мы не успеем отдать документы…

— Не проблема, на самолете улечу. Пойдем.

— Наталья, тут опасно, волки ночами по огородам бродят! — пыталась предупредить ее Анна. — Или у тебя атрофированное чувство опасности?

Только любительница острых ощущений Наталья никак не сдавалась под столь мощным натиском. В деревне почти наверняка должно быть ружье. Но Анна была не охотником, а знахаркой, да и муж ее бывший не любил зверей стрелять, а предпочитал на утренней зорьке бегать к речке с удочкой (если только эти пробежки не были предлогом для посещения Иннки). А с двухметровой удочкой со спиннингом явно на волков не пойдешь. Зато вовремя вспомнила Воронова о припрятанной в машине бите.

— Экхм, ты меня укротителем волков считаешь? — развел руками Костя, изо всех сил стараясь не материться при дамах, ведь ужина ему лишаться совсем не хотелось. — Ты лучше досочку свою возьми, и кантом врагов изувечь.

— Нет, но гопника ж на трассе ты чуть не… а волк — он животное более мелкое, — заискивающе улыбнулась Наталья. Она подошла к Косте настолько близко, что смотрела ему глаза в глаза: — Ты ж меня от него тоже защитишь? Не то комната князя тебе не перепадет.

— Ох, девка, — покачала головой Анна, — подведешь ты нас всех под монастырь. Оставили б мы тебя тут с волками выть, да жалко.

— Ну вот и славно! — Наталья подпрыгнула на месте. — Тогда идем скорее. Посмотрим и по домам!

Она мигом кинулась к машине и извлекла из дорожной сумки два фонарика на лоб, которые предусмотрительно взяла с собой для себя и Кости. Знай девушка, что с ними окажется замечательный спутник вроде Анны, она бы позаботилась об еще одном. А так… Наталья долгих два дня была вся в предвкушении исследования заброшенного дома, его комнат, а самое главное и интересное — подвалов. На первых курсах одногруппники увлекли девушку игрой в Дозор, когда надо было по ночам прибывать в заброшенное строение и искать там отгадку на заковыристый вопрос организатора. Игра вскоре приелась любительнице разнообразия Наталье, Златоуст был несколько беден на подобные объекты. Но тяга к исследованию неизведанного осталась и ждала своего времени, чтобы выбраться на свет божий здесь, в Смоленской глуши.

Девушка пробиралась к особняку по колено в снегу, с трудом попадая в крупные следы сорок третьего размера, оставляемые Костей. Ботинки для сноуборда пришлись как нельзя кстати и заменили ей традиционные валенки, пускай и были не настолько удобными и вызывали насмешки у деревенской ведьмы. Косте с трудом удавалось не встать на ребро запорошенной снегом ступени. Но страх свалиться в полуметровый сугроб очень сильно помогал. Потому не прошло и часа, как Анна и ее гости стояли у высокой входной двери.

Двести лет назад дубовые ее створки были открыты настежь. Из залы звучала веселая мелодия вальса, а приезжавшие на званый вечер гости именно тут, на пороге, здоровались друг с другом и приветствовали дворецкого этого дома. Крепостного. Как его звали, теперь никто и не вспомнит. Анна протянула гостье ключ, и Наталья всунула его в ржавую от времени замочную скважину.

Костя, взяв девушку за руку, резко повернул ключ. Нехотя, скрежеща, тот поддался…

Не такого будущего ждал для особняка князь Ольховский. Вряд ли, оставляя дом в наследство, он предполагал, что дальние родственники того самого Воронова войдут под высокий свод залы со включенными фонарями на лбу и тусклый их свет падет на вековую пыль и паутины, на поломанные кресла и колонны, с которых облетела краска. Не думал он, что графиня Воронова, которой он завещал этот дом, пройдет по сломанному паркету, спотыкаясь на каждом шагу в увесистых ботинках, чего и говорить о шелковых туфельках. И вряд ли ему было бы приятно вдыхать запах сырости и гнили.

— Ну и что? Ты хотела увидеть тут хрустальные люстры и бал, а тебя встретил бардак? — нарушил Костя гробовую тишину. — Что и требовалось ожидать. Посмотрели и пойдем.

Он прошел на середину зала и принялся звать обитателей дома, желая пошутить. Но никто не откликался. Высокий седовласый человек, оседлавший вороного коня, свысока смотрел на гостей с портрета. Рядом с ним на Наталью и ее спутников сидела и взирала из своей тяжеленной рамы круглолицая женщина в алом платье и белой шали. Луч фонаря на голове Натальи скользил по стене, открывая взору новые и новые портреты князей Ольховских, пока не остановился на нем, человеке из снов: высоком широкоплечем блондине в синем мундире с серебристыми эполетами. Девушка вздрогнула. Какое сходство! Да-да! Ошибки быть не могло! Именно этот синеокий красавец частенько навещал ее в снах. На его груди сверкал полученный в Отечественной войне орден. А лицо его украшали гордость и отвага. Лицо. Это прекрасное лицо, волевой взгляд. Аккуратно уложенные светлые волосы, большие синие глаза, длинный острый нос, широкие скулы… Несомненно, это был он, мужчина из ее мечтаний, который настойчиво просил оставить Костю. Но как он смог пробраться в ее сокровенные сны, если Воронова ни разу не была в Ольховке и не видела этого портрета. Да и отец ничего не знал ни об Ольховских, ни о том, как они выглядели. Надо ж было воображению так точно нарисовать образ одного из князей!

— Влюбилась? — поиздевался Костя. — Вечно вы, девки, в постеры влюбляетесь. Это у вас болезнь такая, да? Сфоткай и на юзерпик повесь!

Идея понравилась Вороновой, и она полезла в дальний карман куртки за смартфоном. А то вдруг так случится, что она больше не увидит этот портрет. Нет, конечно, она сделает все от себя зависящее, чтобы сохранить все картины из особняка, тем более, портрет мужчины из ее сна. Но его надо сохранить. Пока в статус. Пускай девчонки в «Снежном королевстве» от зависти умирают.

— А я никогда не любила парней с плакатов, — встряла Анна, пока Наталья фотографировала портрет князя в нескольких ракурсах. Она старалась не смотреть на парня, что-то она вдруг застеснялась, — и меня никто не понимал, почему мне ни Ди Каприо, ни Киану Ривз, ни Джонни Депп не нравились, чего меня не привлекал молодой талант Сергей Безруков. Я хотела всегда любить того, кто рядом, кого можно обнять. Ваньку Шарашкина, например.

— Да не влюбилась я! — возмутилась Наталья, но в тот же момент она почувствовала жар, предательски охвативший ее щеки. — Просто воспоминание одно.

— Ну-ну, — многозначительно подзуживал Костя, усмехаясь. — Любовь к постерам — она навеки!

— Я серьезно, — надулась обиженная Наталья, но ее никто не слушал. Все сделали свои выводы.

Они разбрелись по зале. И каждый был увлечен чем-то своим: Анна разглядывала многочисленные светильники, Костя проверял на прочность стулья и кресла. А Наталья предпочла подняться наверх и пройтись по комнатам. Она и не заметила, как оторвалась от своих спутников. Она очутилась в заброшенном Эрмитаже, где не существовало красного шнурка между посетителем и экспонатом. Она бы прыгнула на постель княгини, утонув в перинах, только испугалась количества пыли, от которого легко было задохнуться. Зато Наталья аккуратно провела пальцами по старинному зеркалу, оставив на нем след от пальцев. Там отражалась она, графиня Воронова, спортивная девушка с Урала, совсем не похожая на чопорных дворян девятнадцатого века. Она носила простой конский хвост, скрепленный резинкой, и совсем не умела укладывать локоны, как это делали несколько поколений назад ее предки князья. С портретов на нее взирали дамы в глубоком декольте, а она стояла перед ними в расстегнутой куртке и натянутом до подбородка свитере, поверх которого висела скрепленная на липучке горнолыжная бандана. Слово «юбка» Наталья воспринимала исключительно вместе со словом «дресс-код» в бухгалтерии, тогда как княгиня, мать Дмитрия, только в юбках в свет и появлялась и об удобных джинсах ни слова не слышала. Комната старого князя тоже стояла нетронутой с того времени, как старик Ольховский покинул этот мир. Но казалось, словно он вышел погулять, обещая вернуться. На столе стояла чернильница, рядом с ней лежал развалившийся от времени и беспощадных солнечных лучей листок и ветхая старинная книга. Фонвизин. Какая скучнятина. Наталья прочитала в школе две страницы из «Недоросля», а остальное предпочла прослушать в виде аудиокниги. И чего в этом находили забавного двести лет назад? На втором этаже нашлось еще несколько спален, но кому они принадлежали, Наталья так и не поняла. Возможно, большинство из них использовались в качестве гостевых. Только в столе одной из этих комнат девушка нашла розовый альбом, переплетом которого служила алая атласная лента.

Этот альбом писала и рисовала некая Ольга Шолохова. Княгиня из Брянска. Обладательница смелого размашистого почерка была сильна в поэзии и французском, и сочиняла весьма недурные стихи в том числе и на русском для своего возлюбленного, князя Дмитрия. И рисовала она вполне сносно: на одной странице она, легкая и воздушная, девушка со светлыми локонами в изящном платье, похожая на саму Наташу Ростову, вальсировала с князем Ольховским. Этого человека невозможно было не узнать даже на девичьих рисунках! Наталья грустно улыбнулась, что-что, а стихи ей давались с большим трудом. И единственное четверостишие, которое она смогла сотворить за всю свою жизнь, корявое и нелепое, теперь могли видеть все приезжающие в «Снежное королевство». Почему-то руководство курорта посчитало творение Вороновой куда вдохновеннее и складнее, чем два десятка предложений от профессиональных рекламистов. Стишок походил больше на детскую считалочку: «Вон, мальчики катаются, Девчонкам тоже нравится! Прокат там открывается! Скорей присоединяемся!» Зато вкупе с веселыми картинками дизайнеров, стишок выглядел как доступный путеводитель по курорту и в скором времени перекочевал даже на скипасы. Потом к нему рекламщики дописали еще много рифмованных строк. Но это стихотворение не стояло и рядом с вдохновенными записями Ольги Шолоховой, полными эпитетов. А ее рисунки от с руки портретами князя, Ольги, дальнего предка Натальи — Андрея Воронова почему-то на поляне с гигантскими мухоморами и многих людей, имена которых девушке не говорили абсолютно ничего: Дэйкиэна, Андрэй Марку, Аграфена… Она совсем не умела рисовать. Ее картинки — каракули на стене Вконтакте да коллажи из Фотошопа, сделанные опять же на заказ «Снежному королевству». Девушке на мгновенье стало грустно, она почувствовала себя птицей с подрезанными крыльями. Она до сих пор считала, что умеет летать и наслаждаться жизнью. Ан, нет. Ее далекие предки, не знавшие Интернета, сноуборда, дрифта и брейк-данса — вот кто умел любить и ценить тех, кто находился рядом. Посмотрев альбом графини Шолоховой, Наталья расплакалась. Она играла Костей. Она считала, что у них могут быть какие-то отношения, может, когда-нибудь они полюбят друг друга. Как далека она была от того чистого чувства, что испытывала графиня Ольга к князю Дмитрию… как она недолюбливала Андрея Воронова, когда рисовала его в компании с мухоморами…

— Надо будет отцу привезти, пусть посмотрит, — буркнула Наталья под нос, убирая альбом Шолоховой в рюкзак.

Она не могла оставить этот прекрасный альбом в сыром особняке, требовавшем ремонта. Творчество графини Ольги должно быть сохранено для потомков, отсканировано и всенепременно размещено в альбоме «Мои предки» в социальной сети. Потому что потомков надо научить любить, так же точно беззаветно и пылко, как любила юная княжна. Всяко это не гробница, а Наталья без пяти минут собственник. Это значит, что и романтичные альбомы, и портреты неизвестного художника, и все остальное скоро станет ее. Это не кража, а сохранение реликвий!

В кабинете, вдоль стен которого стояли старые деревянные шкафы, очень напоминающие то, что сейчас навязывалось в качестве модной мебели дизайнерами, девушка нашла еще один важный документ. Домовую книгу. Огромный фолиант лежал на столе. И из него торчало облезшее со временем гусиное перо. Это кто-то оставил в книге закладку на последней странице с записями.

Двадцать пятое декабря 1814 года. Князь Дмитрий Ольховский убит. Княжна Ольга в печали. Граф Воронов в смятении.

После этой скомканной фразы, тем же неуклюжим почерком ровно через полгода сделана следующая запись: двадцать пятое июня 1815 года — прочитано завещание князя, теперь Ольховка принадлежит графу Воронову. Однако графу Андрею недавно пришло назначение на Урал. Он женится на княжне Ольге, от чего счастлив, и выезжает через месяц. Он вернется через несколько лет, когда шум уляжется.

Следующая запись сделана намного позже: 17 апреля 1844 года — я больше не в силах писать, граф так и не вернулся, а я ухожу, дворецкий Фома.

Наталья чуть не разрыдалась, когда представила себе престарелого крепостного, который каждый день следил за имением, протирал везде пыль, и ждал, когда граф Воронов явится сюда, чтобы жить в оставленном ему в наследство доме. Несчастный слуга и не знал о том, что князь Дмитрий написал в завещании, не подозревал он и о сговоре князя со знахаркой. Он считал, что дети Воронова и княжны Шолоховой приедут в Смоленскую губернию. Но они на двести лет задержались в Златоусте. Ровно на двести лет. И особняк, словно охраняемый неведомыми силами, ждал. В нем ничего не тронули большевики. Его обошла стороной разрушительная Великая Отечественная война. Никто не захотел приватизировать его в начале девяностых. Дом заговорила ведьма. Чтобы он дождался Натальи.

— Костя, Анна! — позвала девушка своих спутников, когда вышла из кабинета.

Но никто не отвечал. И тут-то ей стало по-настоящему страшно. Темнота, нарушаемая только светом со лба, наступала со всех сторон. Наталья попятилась, боясь идти вперед, где ей вдруг померещился зловещий волк. Какая ж она дура! Надо было верить Анне и днем обследовать особняк. Не стоило отрываться от Кости, ведь у него бита, и он может одним ее ударом уложить голодного волка. А у нее что? Дурная голова и желание огрести неприятностей. Но и Анна, и Костя сейчас ждали ее в зале на первом этаже.

Она бы спустилась. Но пресловутый белый волк маячил в проходе у лестницы. Девушка пятилась до тех пор, пока не почувствовала, что ее нога ступила немного ниже пола. Она обернулась, и луч фонаря мельком осветил лестницу. Слава всем Богам! У Натальи отлегло от сердца. Она кинулась вниз, не считая ступени, и остановилась только когда лестница закончилась. В подвале. Который был наполнен тошнотворным гнилостным запахом, бочками с вином и сваленной в кучи утварью. Надо подняться чуть выше — подумалось девушке. Но дверь на лестницу предательски скрипнув, захлопнулась. А ручка отвалилась еще при царе Горохе.

Сглотнув, Наталья осмотрелась. Впереди был длинный коридор, который, кажется… заканчивался небольшой и очень узкой дверью. На ней висела сверкающая в скудном свете фонаря цепь. Словно кошка, девушка пробралась к концу коридора. Она старалась не задевать пыльный хлам, валявшийся здесь повсюду. Но когда она добралась-таки до того, что приняла в темноте за дверь, она онемела от ужаса. Будто ледяной водой из недавно отброшенного в сторону ушата обдали ее на морозе. По рукам прошла мелкая дрожь. Ноги подкосились, и Наталья еле устояла. Перед ней стоял самый обычный дубовый гроб, покрытый когда-то лаком. Она приняла его за дверь из-за огромных шляпок серебряных гвоздей, заколоченных в крышку. А массивная цепь, словно колье, свисала вокруг гроба и на том месте, где у покойника должна была быть грудь, была закрыта на серебристый амбарный замок, ключ к которому… Висел у девушки на шее, и она в ужасе сжимала его рукой. Она попятилась. Что-то хрустнуло под увесистым сноубордическим ботинком. Наталья направила свет фонарика под ноги и осела на пол. Прямо в кучу человеческих костей.

Невеселая перспектива представилась Вороновой, когда она полезла в карман за телефоном и от страха быстро набрала номер своего парня.

— Костя! Я в подвале! Тут это… это… гроб… и труп… трупы… скелеты…

— Так уходи оттуда! — он был серьезней полицейского.

— Не… не могу… — лепетала Наталья, глядя то на кости, то на ключ, то на гроб, то на запертую дверь. — Открой меня. Короче, поднимаешься на второй этаж, проходишь все комнаты и…

Она не договорила, потому что вдруг непонятно откуда раздался приятный, но в то же время какой-то замогильный голос, который приказывал:

— Откройте гроб!

Нет, этого Наталья совсем не собиралась делать. Ей было совершенно ясно, чем закончится выполнение приказа. И подтверждением этому служили кости кого-то из любопытных.

— Откройте, прошу вас, мон шэр!

— Н…н….н… неееееет! — взвизгнула девушка, отскакивая подальше от гроба.

— Не бойтесь, откройте, мон шэр! Спасите меня, умоляю!

Он начал давить на жалость. Конечно, она теперь должна взять ключ и отворить замок. И что потом? Оборотень выскочит из гроба как чёрт из табакерки, растерзает ее как того несчастного, нашедшего свой последний приют у гроба. А если не оборотень, а упырь? Или того хуже — зомби.

— Я вызову МЧС, пусть они вас открывают! — нашлась вдруг Наталья. — И вообще, нефиг по чужим гробам лазить!

У страха глаза велики, а у любопытства — желание отгрести неприятностей на нижние девяносто. Потому Наталья хоть и боялась, но ключ от амбарного замка сняла с шеи, поднялась на ноги и отошла от гроба подальше.

— Он не чужой, он мой, мон шэр! Откройте, умоляю!

— Нет, не мое это дело гробы открывать. Пусть вас спасатели из МЧС вызволяют, мон шэр! — французское обращение Наталья добавила специально, чтобы передразнить незнакомца.

Но он зацепился совсем за другую фразу:

— А сколько спасателей будет?

— Не знаю, — тянула время до прихода Кости Наталья, — а может, и не спасатели приедут, а санитары, подумают еще, что я с ума сошла, с гробом тут разговариваю.

— А санитаров этих много?

— Зачем вам?

— Откройте и узнаете, мон шэр!

Какой настойчивый ей пленник в гробу попался. Страх потихоньку улетучился, и Наталью заинтересовала словесная перепалка с незнакомцем: таинственным, но опасным.

— Ладно, открою, — согласилась девушка, хотя чувство самосохранения как никогда трубило об опасности, — но при одном условии…

— Что угодно, мон шэр!

— Вы меня не убивайте как этого… который у вас перед гробом…

— Я не убиваю женщин, мон шэр. Немца пришлось убить, потому что он со своими друзьями особняк портил. Вздумал тут военную базу организовать! А он не их, не их… этот особняк! Откройте, я хочу увидеть вас.

— Увы, я в устные договоры не верю. Только документ с подписью. А так как вам в гроб я ничего не передам, то ничего у нас не получится. Сейчас меня заберет отсюда мой жених, а завтра я приглашу сюда паталогоанатома и пару омоновцев, без такой свиты я гроб открывать как-то побаиваюсь.

— Троих? Маловато будет. Пятерых можете, мон шэр?

— Хоть целую рать, да будет вам угодно! Справитесь?

Настала неловкая пауза. А что, если болтун в гробу умолк, подумалось Наталье, и она еще немного продвинулась в сторону захлопнувшейся двери, а потом снова набрала Костю:

— Ну, ты где?

— Лестницу ищу! — изрекли на том конце трубки. — О! Кажется, нашел! Иду!

— Слава богу! — облегченно вздохнула Наталья, пробираясь дальше. — Бита при тебе?

— Нет, щас принесу!

— Иди без биты!

— Нет, щас к Аньке за битой пошел, жди там…

— Козёл! — выругалась Наталья, отключая телефон.

— Мон шер, вы меня убиваете! Откройте! Молю вас! — говорили из гроба. — Я уже на троих согласен, только откройте!

Наталья остановилась. Она посмотрела сначала на гроб. Потом на ключ. Потом на кости и черное тряпье, на повязку со свастикой. Потом опять на гроб. Кто бы там ни был, он обещал. А если не сдержит слово? Через минуту здесь будет Костя с битой, даже если обитатель гроба и захочет ее убить, она будет сопротивляться, она станет бить его костями, бросать ушаты и баулы, которых тут в избытке.

Дрожащей рукой девушка поднесла ключ к скважине, вставила и с легкостью провернула. Замок тут же поддался и с грохотом упал на пол, влача за собой и толстую цепь. Наталья тут же отскочила как можно дальше, а крышка гроба задрожала и свалилась. Как раз на то место, где несколько мгновений назад и стояла девушка. Она теперь пятилась к двери, но из любопытства смотрела-таки в сторону открытого гроба… откуда на нее взирал молодой мужчина лет двадцати пяти. Нет, он вовсе не был незнакомцем. Перед Натальей стоял не кто иной, как князь Дмитрий собственной персоной. Бледный, исхудавший, на нем старый мундир висел как на вешалке, но это был он. Благодаря яркой лампе на лбу, он не мог разглядеть ее лица, зато она могла любоваться им хоть до бесконечности.

— Вы меня разочаровали, мон шэр, — обиженно сказал князь, глядя в сторону спасительницы, прямо на лампу на лбу. — Я думал, вы женщина, а вы чудовище.

Только сейчас девушка поняла, какой ее сейчас видел герой ее снов и мечтаний. Затуманенная и очарованная князем Дмитрием, она уже напрочь забыла, откуда только что выпустила молодого человека. Наталья сняла с головы фонарь и осветила им свое лицо, чтобы показать освобожденному, что она совсем даже не чудовище, а почти что фотомодель.

Он стоял как вкопанный, не спуская взгляда огромных красных глаз, в которых только и можно было что утонуть, со своей спасительницы.

— Княжна… Ольга?! — удивленно пробормотал восставший из гроба.

Наталья хотела было представиться. Она и бояться-то уже перестала. Но именно в этот момент Костя, вооруженный битой, высадил дверь.

— Где он? Где зомби? — дико орал златоустовский друг Вороновой, озираясь по сторонам.

И тут князя Дмитрия словно подменили. Стоило ему взглянуть на ворвавшегося Константина, как его глаза налились кровью, руки безжизненно опустились, а лицо обезобразила зловещая гримаса. В этот момент Наталья увидела, какие длинные у князя клыки, и ей стало не по себе. Нельзя, нельзя, нельзя открывать гробы! Как бы кто этого ни просил. Если ты, конечно, не эксгумацией занимаешься. Но не бухгалтерское это дело, в гробах копаться, точно.

— Первый! Еда! Я двести лет не ел! — облизываясь, изрек князь, и кинулся в сторону Кости. — Нет, вру, семьдесят! В сорок третьем я перекусил немцами!

— Нет! — взвизгнула Наталья, бросившись наперерез голодному чудовищу.

Пускай Попков был ей не очень симпатичен, но погибнуть от клыков двухсотлетнего монстра девушка ему совсем не желала. Ровно как и себе. Но она сердцем чувствовала, что вампир Дмитрий не станет перекусывать ее кровью. Она вытолкнула Костю на лестницу и кинулась за ним следом.

— Еда! Куда вы! Дайте поесть!

— Что это такое? — орал Костя.

— Упырь, не видишь разве? — подпинывала его Наталья, когда они бежали вверх, чуть ли не спотыкаясь на каждой ступеньке. — Давай, потарапливайся, пока жив!

Сил у голодного вампира было пока предостаточно, и он не отставал от спасавшейся бегством еды. А когда он увидел, что в зале его ждет еще одна еда, Анна, он совсем воспрял духом и чуть не свалился от радости на свою освободительницу и еду номер один, Костю.

— Что… это?! — не поняла Анна, увидев троих бегущих по лестнице людей.

Но вскоре она оказалась в водовороте событий, захваченная Натальей. Сугробы казались вовсе не по колено, когда трое посетителей особняка Ольховского спасались бегством от вампира. До машины оставалось всего-то около сотни метров, когда Костя резко остановился, и девушки врезались ему в спину. Они робко выглянули из-за могучих мужских плеч вперед. Сердца обоих упали в самые пятки. Да и Костя не выглядел бесстрашным защитником в этот жуткий момент. Путь им преграждал, грозно рыча, волк.

— Я же предупреждала, — немея, процедила Анна.

Отступать некуда. С одной стороны вампир. С другой — хищник.

— В стороны! — рявкнул Костя, и девушки вмиг последовали его совету.