Бесплатный фрагмент - В потоке поэзии — 1

Первая борозда

Плуг врезается жалом без жалости

в пересохший, немой монолит,

отвердевшая почва пылит,

разрушаясь под действием тяжести.

Борозда искалечила поле,

рваной раной разделана плоть!

Предстояло ещё распороть,

раскроить сухопутное море,

где ковыль изгибался волной,

прижимаясь к родимой земле…

Многолетней, живой целине

предстояло остаться вдовой.

Осенний свет

Свет в поля пробился рано

сквозь покров лиловых туч.

Почернела почвы рана —

в борозде забился луч,

притаился на мгновенье —

отогрел полынный скит,

и прощальное свеченье

из росы уже блестит…

Высшее

С дороги разбитой шагну в половодье

росистого луга с пречистой травой,

где ветер гуляет для простонародья,

ища человека с живою душой,

душой не озлобленной похотью века,

когда пропадает желание жить,

с душой православной, с душой человека,

что может другою душой дорожить…

Как чья-то молитва является ветер,

и травы приносят священный поклон:

«Помилуй стоящего!» В облачном свете

мне слышится с неба таинственный звон…

По ту сторону экрана

Солнце, закрытое облачным фильтром,

стрелами ржавыми падало вниз.

Мир пропитался собственным бытом,

сажей ложился, как чёрный эскиз.

Годы стремлений в невежестве диком —

всё понапрасну! Иллюзии плен

нас уводил ненавязчивым кликом

вглубь терабайтов и пиксельных стен.

Срезом реальности жили народы,

всех поглощал ненавистный экран,

тень неприкрытой и полной свободы —

райская жизнь без ухабов и ям.

Время убито, прокручены сайты,

мозгом получен волшебный экстаз!

Вновь проплывут за окном копирайты —

жизни реальной открытый показ.

Не ошибайтесь

Под Богом ходим все, однако,

мы жизни призрачный момент

прожить пытаемся двояко —

всё ищем твёрдый аргумент!

Так что заставило стремиться,

на ложный путь поставив нас?

Возможность ищем искупиться,

отбить себе у жизни шанс.

Ошибку не исправить дважды,

что выбрано давным-давно,

хотя и сделано однажды —

второго раза не дано!

Космическая даль

Под дождём из звездопада

краткий миг казался сном,

Млечный Путь не видел взгляда,

я лишь видел звёздный дом!

Глаз, наполненных восторгом,

поглощённых вечной тьмой,

не забыть мне долго, долго

твой космический покой.

Ты планета в тёмной бездне,

долгожданный мой приют,

взгляд глубокий не исчезнет —

взгляд твой звёзды донесут.

Мы одни под океаном

безвоздушной полумглы,

Млечный Путь зовёт обманом,

в потаённые углы…

Поздняя весна

Асфальт усыпан клейкой почкой —

кидают сверху тополя,

под майской тёплой оболочкой

сошлись и небо, и земля.

Пропитан воздух мелкой пылью,

прогрет фасад жилых домов,

расправил гордо коршун крылья —

кружит над площадью дворов,

трава покинула могилу,

на белый свет воскресла вновь,

теряя собственную силу,

сочилась в листьях новых кровь.

Утро на рынке

Утренний рынок. Снуют колесницы,

визгом колёс нарушая покой

жителей местных. Товарные жрицы

в пустошь прилавков взирают с тоской.

Рваная струйка табачного дыма

кружится в вихре непрочных шатров,

там рассуждают об участи Крыма,

ставках акцизных, наличии дров

в секторе частном. Лучом окропило

белые майки с картинкой простой —

держит Америку фермер на вилах,

значит дизайнер военный настрой

выплеснул краской. Прилавки забиты.

Утренний рынок галдит и хрипит,

словно скопившейся за ночь обидой:

«Где покупатель? В неведенье спит?»

Познавший истину

Я не рвался к жизненным усладам,

мой удел — лопатой хлеб кидать,

что в ангаре золотится кладом,

рассыпная божья благодать!

Пусть стремятся, покоряют горы

и возводят памятники в рост,

но, однажды, скоро иль не скоро

всем придётся глянуть на погост.

Хоть молчи, хоть говори, хоть слушай

— всё одно — не вечны на земле.

Был когда-то единичный случай —

он воскрес, другие же во мгле

растворились… Мой удел — лопатой

хлеб кидать — ответил тот мужик

и пошёл, как будто виноватый

в том, что жизни истину постиг…

Иваныч

— Ты что прилип как банный лист?

Когда ты в поле сеял?

Учёный он… Специалист!

Ага, смотрю затеял

внедрять научные плоды

в столетний завтра трактор!

Ещё, давай, скажи-ка ты

сюда вкрутить реактор!

— кричал Иваныч-тракторист,

всю жизнь отдавший полю. —

Прилип начальник — банный лист.

Ещё со мною спорит!

— Никто не спорит, я лишь так.

Ты делай всё, как нужно…

— Конечно сделаю. Пустяк!

— Сегодня что-то душно.

— Иди, начальник, не мешай! —

рукой махнул Иваныч.

— Ты только это…

— Всё! Езжай!

Езжай, езжай, Степаныч…

Очищающая метель

Заметает в сибирской сторонке

полевые угодья неделю

закружившейся в вихре-воронке

беспощадной царицей метелью.

Засвистела в разрушенной кладке

поглощённого временем храма,

где советские были порядки,

где священное виделось срамом.

Роковую метель ниспослали

холодить осквернённые стены!

Очищала сибирские дали,

завывая с безумьем геенны…

Бренность

Снег густой холодил,

снег густой поглотил

отсыревшие голые ветки,

человек выходил,

человек колотил

половик недостаточно ветхий,

и оставил он след —

осквернил белый плед

безмятежно лежавшего снега.

Человек выходил,

человек колотил,

вот посмотришь и нет человека…

Только снег холодит,

только снег поглотит

отсыревшие голые ветки,

только снег пролетит,

только снег окропит

этот мир недостаточно ветхий…

***

Рубцовский кадет защищал рубежи

России от вражеской пули,

где солнца не видно за тучами лжи,

где ветры смертельные дули…

Рубцовский кадет молодой офицер

за Родину принял присягу,

российским бойцам подавал он пример —

боролся с врагами с отвагой!

Его позывной безупречное «Рысь»

— бесшумный и маленький хищник,

врагу оставлял он одно лишь: «Держись,

нацизма гнилого опричник!»

Мы будем вас бить, до последнего бить!

— трещал автомат не смолкая, —

за Родину, маму, стремление жить —

привет из Алтайского края…

Рубцовский кадет защищал рубежи

России от вражеской пули,

где солнца не видно за тучами лжи,

где ветры смертельные дули…

Зимняя опера

Солнечный луч, потерявший тепло

в верхних слоях атмосферы,

жалостно светит, не грея, в стекло

— вот и дождались премьеры

оперы зимней. Билеты-листы

осень вручала в подарок,

позже усыпала ими мосты,

площади, пустоши арок.

Опера зимняя. Голос пурги

льётся сегодня сопрано,

жаль, но не видно из окон ни зги,

слишком для оперы рано…

Плачевный исход

Приросли века годами

— не растратить не забыть,

растянулись проводами

— что мешают небу плыть.

Зафиксировано время

в циферблатах на часах,

с поколеньем каждым бремя

прибавляют на весах

для Земли летящей. Скоро

израсходуют лимит

и загадят все просторы,

но Земля уж не простит…

Печально-смешное

Вымерзли лужи. Ночные морозы

взяли завалинку льдом.

К доскам прилипли мои папиросы,

что оставлял на потом!

Дорого нынче курить сигареты,

(дорого в принципе жить.)

Снова кричат: «Приближенье кометы!

Скоро обрежется нить

жизни разумной…»

Разумной ли?

Точно?

Что-то не верится мне!

Вымерзнут лужи морозною ночью

— это я знаю вполне!

Недовольство

Сижу на скамейке, решаю задачу:

«Когда человек перестанет роптать

на жизнь, на судьбу, на людей, на удачу,

на Бога и всю поднебесную рать?»

Какой же зловредный земной человечек,

всего маловато! Подайте ему!

Сидит и стрекочет, как в поле кузнечик,

но поле не видит, стрекочет во тьму

своих помышлений, желаний, хотений

собрать, накопить, преуспеть, не страдать!

Сидит и стрекочет подсолнечный гений,

сидит и стрекочет, и плачет опять…

Зимняя прогулка

По белому снегу иду в никуда,

без мыслей, без смысла шагаю.

Ворона неистово каркает. Да,

пернатая, хватит! Я знаю

что осень ушла, отстрадав в тишине,

на кладбище листьев засохших,

покаяться небу святому в вине,

молить о прощенье усопших.

По белому снегу иду в никуда,

без мыслей, без смысла шагаю.

Ворона неистово каркает. Да,

пернатая, хватит! Я знаю

о том, что зима отыграет свою

безумную старую пьесу

и скроется где-то в таёжном краю

на севере, жалуясь лесу.

На белом снегу заметается след.

Без мыслей, без смысла шагаю.

Ворона неистово каркает. Нет,

пернатая, хватит! Не знаю…

Декабрьское

Порывами ветра бурьян заносило

холодными хлопьями новой зимы.

Она наступала. Природная сила

снега извергала, давая взаймы

часы на раздумья по поводу стужи:

«Несите дрова, запасайтесь углём!»

На улицу дверь заметала снаружи,

лепила снежинки на скрюченный клён.

Змея извивалась по серой дороге,

змея исчезала под шифером крыш,

синицы сидели в разумной тревоге,

в нору устремилась домашняя мышь.

Не ладно с погодой! Труба закоптила.

В ведре уголёк. Затрещали дрова.

Зима наступила. Природная сила

снега извергала на пустошь двора…

Прочь из города

Иду по шпалам прямо-прямо

за городской предел

в родное поле, где упрямо

и звучно песни пел

свободный ветер на свободе

свободных трав степных,

плевать на то, что нынче в моде

совсем не то… Больных

душой намного в мире больше,

(залайкайте репост!)

Больны душой не только в Польше

(за них не нужен тост.)

На ветер мысли я бросаю,

вдыхая запах шпал,

судьба моя, судьба босая

твердит мне:

— Не пропал

в вещизме, ставшем вдруг идеей,

в идее, ставшей вдруг

наживой лёгкой добродея,

зовущего в свой круг!

Цветы полыни приласкали

своею желтизной.

— Улыбки нет… Давно с оскалом

живёт наш мир земной!

— шептали травы мне упрямо

листами длинных тел.

Иду по шпалам прямо-прямо

за городской предел…

Шагаю в сторону. Несётся

коротенький состав,

дымит трубою прямо в солнце,

перечеркнув устав

«зелёным писовцам» и прочим

с природой по любви.

Гудит, шумит, стучит, стрекочет:

«Живи, живи, живи…»

— на стыках голосом железным,

контузив нежный слух,

услышать это было лестно.

Перевести бы дух

и дальше-дальше прямо-прямо

за городской предел

в родное поле, где упрямо

свободный ветер пел…

Осенний сон

В подъезде последние листья с подошвы

прилипли к ступеням, закончив сезон

осенний, цветастый, промокший, продрогший

— не осень была, а таинственный сон,

что вмиг прекратился, оставив смятенье

в проснувшемся разуме. Зимний сезон

белеет, морозит, ворчит приведеньем,

но это другой, неоконченный сон…

Позитивное

Хорошо, когда ты беден —

голова не так болит!

Хорошо, когда ты вреден —

твоё мнение — гранит!

Хорошо, когда ты бледен —

вдохновился от Луны,

плохо только, если съеден —

зарекался от сумы.

Познание истины

Ворваться в дом, где властвует покой,

где воцарилась тишина момента,

где также всё… Над треснувшей доской

закреплена навечно изолента,

что сберегает время на часах

немного так, но циферблат удержит,

и половицы скрип в пяти шагах

перерастает в отдалённый скрежет…

Быть может скрежет половицы древней

и есть начало знания вещей?

И дом стоит не просто так в деревне?

И изолента смотрится родней?

Клятва

Стихами зловещая клятва

подписана мной при Луне.

Доволен судьбою? Вполне!

Откажешься? Это навряд ли.

Строка протекает в тетради

лирическим тихим ручьём

иль чёрным безмолвным грачом

садится поэзии ради.

Я степью и полем пьянён

и соком полынным пропитан,

без бати лишь мамой воспитан

и в нашу Россию влюблён!

Влюблён бессловесно, не ради

награды, идеи, монет,

чего-то безумного. Нет!

Берёзовой Родины ради.

Рубцов Николай по душе,

что велик в степях остановит,

и что-то незримое вторит

моей одинокой душе…

Листок заоконный

Темнеет за окнами. Падают капли.

Бессмертная осень срывает листы,

отдавшие жизни — ступили на грабли,

поверив весенним призывам воды.

И так каждый год! Опрометчиво тянут

пластину зелёную к вечным лучам,

но есть приговор, как от выстрела грянут

и снова плывут по осенним ручьям…

Темнеет за окнами. Чай остывает.

Дымит сигарета в немой потолок.

«Чего только в жизни у нас не бывает!»

«Бывает, бывает! — мне вторит поток

дождя, захватившего улицу с домом. —

Живи без оглядки, но знай наперёд —

ты в мире находишься малознакомом,

который подарит и вдруг отберёт,

как эти листы…» Сигарета истлела,

но мысли дождливые пишут рукой —

в тетради рождается тихо новелла

«Листок заоконный, как вечный изгой…»

Покорители небес

Высокое небо с полосками белыми,

с перьями, струнами, птицами смелыми,

с гордо сидящими в кованном панцире

(может быть русскими иль иностранцами)

в новом летательном быстром объекте —

сверху смотрело. (в безумном проекте

Бог не участвовал!) Умные люди

небо вкусили, пространство на блюде

взяли без спроса, отвергли сомненья

(может свершили они преступленье

перед создателем вечной Вселенной?)

Но, упиваясь мечтою надменной,

к Богу шагнули в великое царство…

Всё человека лихого коварство!

Звон в тишине

В колокол бьют. Прозвенело в степях

серых, сырых, заглянувших в забвенье,

скрылось лучистое солнце в мгновенье,

небо заковано, словно в цепях

туч растянувшихся. Звон в тишине.

Колокол бьёт в незабытой церквушке,

чтобы замолкли уставшие пушки.

Хватит! Послушайте звон в тишине…

Школьное

Вася знает в пятом классе

что две тысячи в запасе

непременно быть должно!

Таня, что из параллели,

от духов Коко Шанели

восторгается давно.

Только Вова из восьмого

учит снова, учит снова,

потому что бедный Вова

из семьи простых крестьян…

Любовь к Отечеству

Верю в Отечество. Родину славлю.

Чувство презренья питаю к врагам

нашей России. С надеждой поставлю

жёлтую свечку к пречистым ногам

Сына распятого. Встань на защиту!

Милость великую к нам изъяви!

Мысли взлетают к небесному скиту

дымкой нелёгкой, но верной любви.

Цветок Россия

России стебель — дух народа,

России корень — вечность рода,

цветок России — смех детей,

Россия — роза средь полей!

Осенняя работа

На тракторе в поле под рокот мотора

прокладывать путь в чернозёме росткам

поехал Виталий. К осенним просторам

прибавится «Кировец». Впредь не богам

рыхлить поднебесную! Тянет полоску

насыщенно чёрной землицы степей

измученный трактор. Шумят отголоском:

«До сильного ливня, Виталий, успей…»

осенние листья.

Песок вдохновенья

В потоке поэзии тонут поэты,

писатели в прозе находят приют,

нелёгким таинственным делом согреты

и чистой бумаге себя отдают!

Себя отдают без остатка и денег,

без фальши, намёка на лёгкость пути,

в стремлении жадном ступают на берег

реки неизвестной с желаньем найти

песок вдохновенья — и так ежечасно!

Реальность бросая, стремятся уйти

на берег реки, где предельно всё ясно

без фальши, намёка на лёгкость пути…

Не вините осень

Печаль разливалась в ухабах

российской дороги,

заезженной в пыль многотонной

армадой машин.

Как принято думать с ухмылкой

о собственном роке,

так проще всего раздавать

незаслуженный чин.

Ухабы дорожные быстро

зальются водой

осенней, встревоженной каплями

русского плача.

Не осени хмурой остаться

придётся вдовой,

под вечер медали в комод

убиенного пряча…

Ну что же теперь разрываться,

горюя нещадно?

Осадок сердечный смывая

дешёвым вином.

Печаль пропитала ухабы.

Дорога.

Прохладно.

Осеннее небо забылось

припадочным сном.

Саманная хата

Увидел забор и калитку под клёном,

муравкой заросшую пядь у крыльца,

скамейку у дома в расцветке зелёной,

что вкопана здесь по заказу отца.

Саманная хата осталась в деревне,

где ветры алтайские бьют напрямик,

рождается где в отрастающей стерне

насыщенно белый грибок ­– дождевик.

Овраг вдалеке — пескариное место,

с дедулей ловили «шальных осетров»,

потом запекали обёрнутых в тесто

в саманной избушке под рёвы коров,

бредущих под вечер с полей разнотравных.

Увидел я снова заброшенный дом

и этому дому не выискать равных!

Навеки останется в сердце моём…

Пожар осенний

Вьются серьги, бьются листья,

где берёзы в ряд стоят.

Сочно рдеют рядом кисти —

эх, рябиновый наряд!

Солнца робость, нежность цвета,

паутины лёгкой сеть —

всё горит стихами Фета!

Знать, судьба всему сгореть…

Степи-целители

Врачуйте душу степи вольные

ковыльным нежным шепотком.

Ах, степи, степи вы раздольные,

врачуйте душу ветерком.

Густым туманом освежите

шальные мысли долгих лет.

Прошу, родные, подскажите —

что в жизни тьма, а что есть свет?

Врачуют душу сладким пением

степные травы мне в ответ.

Живи с любовью и терпением

и знай — где тьма, там света нет!

Последний свет

…а свет от фонаря коснулся листьев

и просветил до жилки, до пятна,

что на асфальте каплями, как с кисти

на неподвижной сути полотна.

Бросает свет фонарь едва заметно,

накал страстей у лампочки пропал,

и вот лежат листочки неприметно,

окончив яркий и мятежный бал…

Падающая звезда

Взор направляя в безмерные дали

тёмного неба, где звёзды роптали

лёгким мерцанием, ищем движенье

камня летящего. Снова прошенье

в мыслях возносим — исполнись мечта!

Вновь отягчённые призрачным рвеньем

к большему счастью считаем спасеньем

камень летящий. Звенит высота:

«Боже, одумайся, ярый проситель,

мысли возводишь в святую обитель,

но неразумно на свете живёшь:

жаждешь корыстно, пытаешься ложь

собственных прихотей выдать за благо!»

Вновь отягчённый безудержным рвеньем

к большему счастью считает спасеньем

камень летящий. Стоит бедолага

гордо направив желающий взор…

Новая картина

Осенний мотив на исходе.

Дорога затянута льдом.

Пчела не жужжит на восходе

в потерянном поле цветном.

Блестят ледяные осколки

на зеркале тронутых луж.

Сосульки висят на футболке

постиранной — вестники стуж.

Засохли осенние краски,

художник сменил полотно.

Он вырос из детской раскраски,

ему сотворить суждено

идиллию белого цвета

мазком гениальной руки!

И осень ушла до рассвета,

оставив на лужах круги…

Потерянное

В закат листы летят упрямо,

летят упрямо на рассвет,

скрипит с тоской оконной рама

— деревни мёртвой силуэт.

Комбайн пожертвован стихии,

в полынном поле видит сон,

и дни проносятся глухие,

и за сезоном вновь сезон…

Драка

На шумном вокзале устроились мухи.

«Наши места!» — причитали старухи —

жужжащие пчёлы, как стая цыган.

(право они развели балаган!)

Крылья расправили мухи проворно:

«Что говорите? Нелепо и вздорно

нас обвинять в занимании места!»

И с кулачками для блага протеста

кинулись мухи. Закончилась битва.

В муху попала нечаянно бритва

жала пчелиного. Вот так дела!

Тут же полиция к ним прибыла.

Быстро составили акт нарушенья.

«Здесь уголовка! Нет права ношенья

колющих, режущих. Это статья!»

Пчёлы жужжали: «Не я и не я!

Муха сама налетела на жало!»

«Мы разберёмся! Не нужно скандала!»

— шмель-полицейский в мохнатой шубёнке

смачно подмигивал стройной подёнке,

что проходила на тёмный перрон…

Юный читатель, нарушен закон!

Выжила муха. С пчелой примирилась

(баночкой мёда пчела откупилась)

мухи смекнули — не нужен им Крым,

мёд распродали — хватило на Рим!

Счастливы мухи в другой стороне,

правда скучают по вольной стране

так дорогой для фасеточных глаз

— это, читатель, отдельный рассказ…

Отборное человечество

Обидно за Отечество.

Досадно за народ.

Жирует «человечество»,

а люди смотрят в рот.

Ехидные предатели

в поклонах к USA —

с народа вымогатели

нашли себе друзей.

И кто же враг Отечества,

не вся ли эта мразь,

что с видом «человеческим»

к руке готова пасть,

другой стране прислуживать

готова за процент —

хоть слизывать,

хоть с лужи пить

за новый лишний цент?

Обидно за Отечество.

Досадно за народ.

Жирует «человечество»,

а люди смотрят в рот…

Работа над хлебом

Пекарня в селе. Духота. Караваи

ржаные, пшеничные с коркой хрустящей.

Но сколько крестьяне ночей горевали

над милой землицею живородящей?

Положены силы, взрастившие зёрна,

в полях сокровенных, крещёных ветрами,

где небо июньское жар непокорный

сбивало растущими ввысь облаками…

Электропечей раскалённое лоно

опять принимает белёсое тесто

и вновь возрождает хрустящим батоном,

иль булочкой мягкой далёкого детства.

Человек ненасытный

Живёт человек ненасытный на свете,

тельцу поклоняясь, как в Ветхом Завете,

желает иметь (да побольше) всего,

(желание правда имеет его!)

Глаза совращают, и руки скребут.

Богатство — священный его атрибут!

Свечой за полтинник грешки замолил

— в рассрочку подали несчастному сил,

живёт-поживает такой истукан,

попавший душою в смертельный капкан.

Дома

Дорога уносит печали,

когда, спотыкаясь, идёшь

уставший. Румянятся дали

заката, взбивается рожь

потоками ветра. Родное

село разглядишь впереди,

на сердце разлука не воет,

сошлись в перекрёстке пути —

ты дома! Вздохнёшь облегчённо,

присядешь с дороги в саду,

и ворон не кружится чёрный,

и сердце с тобою в ладу…

Всего лишь поле

Поле озимой пшеницы зелёной

мягкой подушкой лежит вдалеке,

рядом желтеет другое, с соломой,

полюшко-поле в чудном парике!

Осень намочит, зима заморозит,

май приласкает, лето пожнёт.

Кучно стоят, ожидая, колосья,

скоро ли снимут спелости гнёт?

Полёт птицы

Мысль. Учащённое сердцебиение

нагнетает кровь, разносящую кислород

к напрягающимся мышцам. Выпрямление

крыльев. Отталкивание вверх и вперёд.

Отрыв. Замедление от массы. Ещё взмах.

Настройка угла маховых. Набор высоты.

Воздушный поток уравновесил. В облаках!

Свершилось познание истинной красоты

полёта…

Поломанный кран

Кран закапал — стуки в ванне,

утром точно починю!

Вновь разлёгся на диване,

«кап» да «кап» — пошло в струю.

Сна как будто не бывало,

шум усилился воды,

эхо в ванне из металла,

гул из трубной пустоты.

Тихим шагом к инструменту

на балкон шагнул вперёд,

ключик взял и изоленту,

ну, а там… Да как пойдёт!

Перекрыл сначала воду,

старый краник открутил,

(новый кран купил в субботу,

всё не мог набраться сил.)

Свет играл лучом по ванной,

словно солнышко с утра!

Кран блестящий, долгожданный

установлен! Спать пора!

Новый день. Встаю умыться.

Открываю новый кран —

вверх струёй пошла водица,

устремляется фонтан —

перепутал в сонном вздоре,

кран поставил чуть не так.

Потолок просохнет вскоре.

Переделаю! Пустяк!

Последний звонок

Последний звонок. Аттестат и свобода

решать с неизвестными сложный пример.

На выбор профессия, после, работа —

нелёгкой дистанции точный замер.

Лежит на ладони одна неизвестность,

лежит на ладони родной аттестат,

уходит знакомая школьная местность

с последним звонком в безымянный закат…

Постправда

Мысли запутались в длинных цитатах

умных газет и журнальных статей:

стоимость нефти, каменья в каратах,

газопоток, уникальность идей

дремлющих лиц российской элиты,

сельские школы, гнилые мосты…

Что-то сердитый… Слишком сердитый

я спозаранку… Сплошные холсты

там, за окном, уходящим в реальность

вывесок сочных. Плевать! Карантин

нам не помеха. Помеха — банальность,

полубредовость гнетущих картин.

Снова постправда — корявое слово

(Как-то Олег мне о нём рассказал)

Что за Олег? Да не суть разговора!

Суть — недоправда, как грозный оскал,

спрятанный в линиях милой улыбки,

скрытый в чернеющих строчках газет…

Сильно приправлены чьи-то ошибки

в длинных цитатах, сомнения нет!

Светает

На каменных плитах шлифованных ветром,

омытых дождём, засверкали лучи

румяного солнца, встающего в светлом

туманном обличии. Где-то в ночи

потеряно уханье сов удивлённых,

надменных к дневному. Повержена тьма!

Лучи пробиваются в ветках зелёных,

страдание ночи, сводящей с ума

глубины ущелья, закончится эхом

паденья гранитных осколков на дно.

А там, в высоте, заливается смехом

собрание птичье в туманном дыму.

Экзамен

В институте царит тишина,

в институте экзамен вступительный —

перед будущим знак вопросительный,

оттого непомерно волнительный,

словно первая проба вина!

Созерцание собственной мысли

в раскалённой за час голове

не находит решенья во тьме,

в затуманенном страхом уме.

В пустоте все ответы повисли!

Расписные следы авторучки

потонули в формате листов,

по бумаге плывут закорючки,

и ответ постепенно готов…

Проза поля

Дядя Витя стишки не читает,

дядя Витя на тракторе прёт

и от пыли всё время чихает,

и вспотевшую голову трёт.

Культиватор прицепит на поле,

гидравлический шланг привернёт:

— Не пойму, нет давления что ли?

Иль давление шланги мне рвёт?

В поле жизни написана проза,

в борозде воскрешеньем ростков,

где дурманят упавшие росы —

дяде Вите не нужно стишков.

Герой нашего времени

На мягком диване разлёгся мужчина —

крепкий по виду, скажем, детина,

взглядом беспечным в точку глядит

в «плазму» метровую — взяли в кредит!

Он не работает целыми днями,

только диван протирает костями!

Мама пришла с суток с работы,

много у женщины дома заботы:

то постирать, то сготовить, помыть,

сына любимого надо ж кормить!

Утром жена понеслась на работу,

чуть опоздала, в эту субботу

сильный прошёл по стране снегопад…

Журналу «Приокские зори»

Пятнадцать лет — достойное начало,

но краткий миг в пучине вековой!

Журнал из слов и слово зазвучало

приокской, полыхающей зарёй!

На белый лист ложится жадно проза,

поэзия трепещет на листах,

статья — публицистическая роза

и очерк, разносящий в пух и прах!

Как благородно то, что в этом мире,

зажатом и насыщенном молвой,

возьмут журнал и в старенькой квартире

увидят свет словесный и живой!

Отверженные

Лист осенний смотрит в небо,

но к земле летит.

Если нищий хочет хлеба,

то богач молчит…

Древо жизни

Зеленеет листва.

Из листвы кислород

проникает сперва

через нос или рот

в альвеолы людей,

диффузируя в кровь

капиллярных путей

— вот такая любовь,

деревянная страсть

с зеленевшим листом!

Кислородная власть

до могилы с крестом.

По блату

Грозный труженик завода

Михаил — чеканщик труб

отработал здесь полгода,

стал упрям и очень груб.

Развалился на скамейке,

принакрылся пиджачком —

отдохнуть решил в литейке!

— А работать?

— Да! Потом!

Ошарашенный начальник,

знать, работнику не рад.

Миша — главного племянник,

вот такой, ребят, расклад.

Нелепый скандал

Сегодня поругались на беду,

я произнёс не то, что ожидала —

по улице морозной вновь бреду

но сердце режет огненное жало.

И злость и ужас повели меня,

холодной пустотой дурманя —

от ссоры шёл, от жаркого огня,

любви потушенное нами пламя

держалось тлея, чуть дымя,

на фитиле судьбы безликой.

Кто виноват? Конечно я! —

одна лишь мысль казалась дикой.

Хочу забросить всё на этом свете,

напиться вдоволь и залить тревогу,

а ссора заключалась в blend-a-mede,

что крышкой вдруг поранил сильно ногу.

Забыл я закрутить. И что?

Попала в ванну? Ничего, бывает!

Вдруг вспомнила то чёрное пальто.

Да, не купил! За что меня карает?

Сказал про деньги… (Слышу только смех!)

мы не настолько, милая, богаты.

Д-а-а, спорить с женщиной не грех,

они поспорить, кажется мне, рады.

На улице морозной стынут мысли

и злости бывшей, в прочем-то, и нет.

Не виноват — в широком скажем смысле!

На кухне. Да. Включила свет.

Прохладней стало, поднимусь домой

— Прости меня! — скажу, — послушай!

Ответом будет:

— Брось ты, дорогой,

садись за стол, горячего покушай!

пьеса Семейная сцена

Действующие лица

Муж

Жена

Сын

Тёща

Действие происходит в одной из типовых квартир

Явление 1

Зал. Муж гневно рассуждает, жестикулируя.

Жена бегает из зала на кухню с полотенцем.

Муж

Как надоела снова ругань,

Скандалы, плачи, вопли, крик.

Нельзя найти спокойный угол,

Разбил мне сердце нервный тик.

Жена

Разбил тебе? О, Боже, мой!

Да ты любого доведёшь.

Твоей являюсь я женой,

И знаю точно — это ложь.

Муж

Всегда одно и потому,

Зачем устраивать скандал?

Никак такого не пойму,

Всё до копеечки отдал.

Жена

Отдал? И сколько? Посчитай?

Муж

Семь тысяч восемьсот рублей!

Жена

Устроить можно пир и рай!

Муж

Но больше нет! Возьми, убей!!!

Жена

И как мы будем жить, родной?

На этот горе-капитал.

А может в омут с головой,

Чтобы никто про нас не знал?

А сыну в школу на коньки?

Кредит заплатит кто за нас?

Муж (ложится на диван)

Иди у маменьки спроси.

Жена

У мамы?

Муж

Да!

Жена

В десятый раз?

У мамы просим на бензин,

У мамы сыну на костюм,

У мамы банк иль магазин?

Муж

Подумал я. Пришло на ум.

Жена

На ум пришло? Да лучше ты,

Займись ремонтом старых труб.

Из крана льёт поток воды,

А он разлёгся, словно труп!

Муж (вскакивая с дивана)

Меня хоронишь? Вот жена!

Дождался, милая моя.

Ты злая, просто сатана,

И жить так больше нет, нельзя.

Жена

Нельзя? Долой! Иди к своей,

Кому ты покупал цветы.

Муж

С того момента сотни дней —

Прошло, но вспоминаешь ты.

Жена

Постой! Постой! Я виновата?

Он изменил мне за спиной,

Должна я мягкой быть, как вата,

Глухой, да впрочем и слепой?

Муж (в сторону)

Начало значит впереди,

Теперь погибели лишь жди.

Жена (с мокрыми глазами)

Как признавался он в любви,

И верным клялся быть до гроба.

Сегодня с грязью сапоги,

Отбил у самого порога.

Рабыня я! Стираю, мою,

Варю на стол десятки блюд.

но для него гроша не стою,

Неблагодарный ты… Верблюд!

Муж (гневно)

Верблюд? За что? Да как ты смеешь,

Кормильца дома так назвать?

Жена

Кормильца? Что? Да ты умеешь,

В носу лишь пальцем ковырять.

Муж

Ну, хорошо. Раз так, не буду,

Обедать, ужинать. Бойкот!

Жена

Но за собой помой посуду,

А то всё бросит и уйдёт.

Сын (возвращается из школы)

Привет, мамуля!

Жена (она же мать)

Здравствуй, сын!

Мой руки и садись за стол.

обедать будешь ты один.

Муж (из спальни)

Держите. Вот вам. Снова гол!

Сын

А папа?

Жена

Ну его. Поест.

Сын

Ругались?

Жена

Так. Да как всегда.

Ну, что? Пятёрочки-то есть?

Сын

Сегодня только лишь одна.

По географии доклад,

Про наше озеро Байкал.

Учитель, знаешь, просто рад,

Никто такого не писал.

Жена

Вот, молодец! Учись, сынок!

Стремись, поставив в жизни цель.

Коньки купить в какой нам срок?

Сын

Да, через несколько недель.

Рублей по двести на цветы —

В подарок классной. Юбилей!

Жена (в сторону мужа)

Подарок классной. Слышал ты?

Муж

Пятьсот рублей?

Жена

Ты что, глухой?

По двести надо.

Муж

Нет, постой!

Засада!

А раньше было всё бесплатным:

Кормили, словно на убой,

Сейчас всё деньги, деньги…

Жена (гневно мужу)

Ладно!

(обращается к сыну)

Возьми колбаску мой родной.

Явление 2

Муж в спальне у телевизора,

сын за компьютером.

Приходит тёща.

Тёща

Сериал смотрела новый,

Что за чудо, вот игра!

И актёр — мужик суровый,

Остальные — детвора.

Загляденье мелодрама,

У актрисы платье — шик!

Муж её. Ты знаешь?

Жена

Мама!!!

Тёща

Ух, здоровый же таджик.

Жена

Поругались. Денег мало,

Заплатили за кредит.

Тёща

Если б бегала орава,

Пятиклассник вон сидит.

Ребятишек раньше уйма,

В каждых семьях до пяти.

Вот была бы точно сумма,

Что за век не нагрести.

Получили вы зарплату —

Где? Потратили уже?

Жена

Оплатила я квартплату,

И на нашем этаже —

Долг вернула тёте Любе,

Занимала на пальто.

Тёща

Занимать-то каждый любит,

А своё иметь, не то?

Жена

Да с зарплатой вновь задержки,

Отдают, но по частям.

Получаются издержки,

Снова ругань, шум и гам.

Тёща

Пусть уволится с работы,

И на вахту: север, юг.

Жена

Вахтой? Он? Да что ты, что ты.

Ездил, помнится, в Устюг,

Но потом звонил чрез месяц —

Денег нужно на проезд.

Восемь тысяч или десять,

Вахта — это, знаешь, квест!

Тёща

Разбирайтесь лучше сами,

Быть виновной не хочу.

Как проблемы: к маме, к маме.

Огород вскопать — ищу!

Приходи. Подкину денег,

Ох, должны вы, право, мне!

Жена

Отдадим.

Тёща

Да как же. Верю.

Рак лишь свистнет на горе.

Явление 3

Тёща ушла, сын на улице,

муж в спальне читает смс и кричит жене

Муж (радостно)

Всё зачислили на карту!

До копейки. Молодцы.

Обещают к концу марта,

Мы подчистим все хвосты.

И заказ поступит новый,

На завод конкретно наш.

Да-а-а, директор-то бедовый,

Но мужик отличный. Даш?!

Слышишь новость-то какая?

Жена

Не глухая. Подожди.

Ты сказал я злюка злая?

Муж (обнимая)

Ну, прости меня, прости.

Жена (улыбаясь)

Ладно милый верблюжонок,

В банк зайдём и магазин.

У друзей позлее жёны,

Вон какие. Ты один —

Без моей заботы сгинешь.

Муж (заигрывает)

Ну, прости?

Жена (с улыбкой)

Иди, иди.

(оборачивается и видит во что он оделся)

Ты совсем что-ли не видишь,

Куртка старая. Сними…

Очередь

Очередь росла в длину и вширь

скомканной толпой из курток.

Самолюбованья вбили штырь —

место заклеймили. Пару суток

могут простоять, топча крыльцо

чёрными подошвами проклятия —

всё ни этак, всё опять не то:

нет в стране единого понятия

правильности меры и вещей,

сущности, концепции, старания!

Двери распахнулись. Кто быстрей!

Очередь не знает сострадания!

Случай на Крещение

Однажды зимой на праздник Крещенья

спешил я с работы злосчастной домой.

Метель разыгралась. Мела без сомненья:

кружила, ворчала и била рукой.

Держался я стойко, упрямился силой,

в коленях болело (устал, хоть убей)

смотрю, по дороге бумажечкой синей

навстречу мне гонит две тыщи рублей!

Глаза прослезились, утихли колени,

незримая сила толчок придала…

В руках засинели российские «пени»

подарком от неба иль Бога хвала!

Холодильник

— Хранитель еды беспощадный и строгий,

кухонный житель, богатый купец,

прямо ведут, не петляя, дороги

к статной фигуре твоей, удалец!

Ты охраняешь голодных и сытых,

ты защищаешь от смерти людей…

Ты холодильник с дверью закрытой —

добрый спаситель, коварный злодей!

IPhone

В руке iPhone десятый (не последний!)

в глазах туман от страсти обладания —

американский бренд для вдохновений —

обгрызенное яблочко страдания.

А вдруг сломается? За восемьдесят тысяч?

Вдруг потеряется иль просто украдут?

Не получить налоговый вам вычет

и не вернуть стивджобсовский сосуд.

iPhone десятый — стоит ли стремится?

Отдать последнее за вычурный предмет?

И снова крутятся безумной вереницей,

и вновь дают таинственный обет.

Стремление в никуда

А мы стремимся, не жалея силы,

всё боремся за что-то, вопреки,

наступим вновь на грабли или вилы

и проклинаем, право, дураки

а мудрость там, где проще и светлее,

где отчий дом, где звон колоколов,

И кто-то будет прав, а кто правее

мы не узнаем тупостью голов!

Автозак

Дорога покрышками сглажена в зеркало,

колёса несут многотонную вещь

с людьми у которых судьба исковеркана,

с людьми для которых работа — стеречь.

Везёт автозак в долину лишения

свободы от мира, в закрытый мирок,

везёт автозак, собирая прощение,

прощая всех пылью российских дорог…

Алчность поэта

Поэты пишут ради строк,

(играя часто просто в рифмы)

про всё на свете. Он игрок!

Из под пера выходят мифы!

Реальность он украсил словом

и музу вызвал погостить,

и под пером весь мир изломан,

и черновик исполосован,

и просит нас его простить…

Аналогов нет

Аналогов нет российским дорогам,

плата бюджетникам, как перед Богом

честные души казённых палат.

Аналогов нет! Кто виноват?

Светлой культуры история мощная,

твёрдость незыблемых классиков прочная,

кинематограф множество лет…

(впрочем, снимает, впрочем, и нет)

Наше село расцветает бурьяном,

кто же поможет бедным крестьянам?

«Год урожайный!» — подводят итоги.

(площадь большая, вы демагоги!)

Деньги — селу, оно претендент!

(как оказалось аналогов нет)

Аналогов нет в машиностроении!

(мы же не хуже! Они просто гении?)

Аналогов нет, ничему, всё o’key,

(неплохо играем даже в хоккей)

Параллель времён

Купец пересел на крутой внедорожник,

барин в коттедже барыню жмёт,

только холоп своей жизни заложник

«Водочку льёт — водочку пьёт!»

Тройка лихая сегодня не в моде

(мало лошадок и время не то.)

Ваше высокое, тьфу, благородье —

так и осталось главнее всего.

Сотнями лет чин закалялся,

ранги росли, как трава-лебеда,

только холоп на заводе старался,

водочку пил и смывалась беда…

Арктическая пустыня

Археологи бурили

в трёхметровом слое льда

глубочайшую из скважин

— будет чистая вода.

Континентом вечно мёрзлым

занимаются ни все:

кто-то холода боится,

кто-то нынче в стороне!

По арктической пустыне

злые носятся ветра,

но работа есть работа

— археологи — братва!

Крепко сложены ребята

и одёжка греет торс,

невозможно отморозить

да и высморкать им нос.

Леденящее созданье

— сверху, снизу снова снег,

угнетающий сознанье:

«Ты зачем здесь, человек?»

Лишних слов не скажешь, право,

и работа не кипит,

режет холод суть кинжалом,

а работа лишь парит.

Храм в Рубцовске

Архангела Храм Михаила

фундаментом прочным стоит —

святая небесная сила,

Рубцовска священный гранит!

Он накрепко врос в нашу землю,

касаясь блестящим крестом

сердец, что небесному внемлют,

людей, осеняя, перстом.

Бежать по дороге

Бежать по дороге к ветру лицом,

пред небом святым упасть на колени,

услышать далёкий в селе перезвон,

уснуть в мягком лоне душистых растений.

Приятная нега, томящая грудь,

в сознание льётся прохладным потоком,

душе невозможно, увы, отдохнуть,

но справиться можно с щемящим пороком.

Забита душа до предела страданием,

покрыта душа ради жизни парчой,

один перезвон прозвучит упованием,

травы степные станут свечой.

— Очисти мя грешного, степь, умоляю!

Сотки ради жизни моей полотно

своими цветами, что с краешка рая

душистым незлобием смотрят в окно.

Белое несчастье

Зеленью свежей одеты берёзы,

тучи плывут, словно слитки свинца.

Выпадет снег и весенние грёзы

вновь заморозит источником сна.

Вдруг замолчала в кустах горихвостка,

песни тревожной сбился мотив.

Снежные хлопья, увесисто хлёстко,

жадно посыпали, сад поглотив.

Белым несчастьем напудрены крыши,

травы лужаек пригнулись в ответ.

Холодом зимним нечаянно дышит,

тот одуванчик, что вышел на свет.

Снег не задержится, душу печаля,

тает на солнце, водой увлажнив,

зелень ростков, долгожданного мая.

Чудной природы весенний порыв!

Белый профиль

Белый профиль старого сада

зелень точками скинула вниз,

от зимы оставалась награда —

переломанный снегом карниз.

Снег ушёл через поры, что в почве,

всё расстроила чудо-весна,

заменила, бесстыдница, почки