18+
В поисках себя

Объем: 300 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Данная книга является художественным произведением, не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет и не пропагандирует их. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.

Благодарность

Я помню нашу первую сессию. Она состоялась в конце 2013 года. Помню своё волнение в тот момент, когда, сидя перед монитором, слушала гудки скайпа. Много вопросов в голове: если я работаю с психологом, значит, я больная? Нормально ли вообще работать с психологом? А что я скажу? А если она вынесет мне какой-то диагноз?

Я даже не помню, как мы с тобой поздоровались, но помню, как ты спросила, с каким запросом я к тебе пришла, — я выпалила: «Мой муж не зарабатывает».

А потом первые сессии — и мои удивления. Мы работали с образами, они так напоминали то, что происходило в моей жизни.

Меня всегда удивляло, как точно приходит к тебе информация и понимание того, что именно я чувствую или куда именно мне надо идти. Иногда я рассказывала о какой-то проблеме и озвучивала её, а ты спрашиваешь что-то вскользь: уточняешь какой-то момент, который тебе показался любопытным, и потом оказывается, это именно то, что сейчас «болит».

Раз за разом работая с тобой, я пришла к тому, что мне нужно готовиться к нашей сессии: бумажные салфетки, стакан воды и тетрадь с ручкой… Слёзы почти каждую сессию. «Опять до слёз довела», — говорила я, улыбаясь.

Я поражаюсь тому, насколько ты чувствовала, что чувствую я. Хотя мы находились за тысячи километров друг от друга и работали по скайпу.

Я помню, как особенно волнительна была для меня офлайн-сессия в Кемерово, куда ты как-то приехала. Более волнительна, чем сессия по скайпу. А наша работа с расстановками? Она тоже поразила меня.

Время от времени я психую из-за одолевающего меня чувства зависти: якобы другие живут себе счастливо, а у меня тут череда уроков, которые нужно пройти, — впадая в такую злость, я спрашиваю себя: ну и зачем это всё? Жила бы себе как раньше. И снова спрашиваю себя: а как было раньше? И понимаю: тогда я существовала в абсолютной темноте. И иду дальше учиться. Учиться жить жизнь.

Я благодарна Высшим Силам, что они направили меня к тебе и ты научила меня справляться со сложными периодами в жизни, проходить мои уроки с тем чувством азарта, с которым переживают приключения: а что же будет дальше?

Спасибо тебе, Олеся Лукина, что помогла мне найти путь к себе. На этом пути с каждым шагом я узнаю, насколько ярче я могу светить…


От автора

Идея этой книги родилась ещё в 2010 году. Тогда я впервые выплеснула эмоции на бумагу, и мне стало легче. Первой целью написания книги было, конечно же, самоутвердиться. Мне было двадцать шесть лет. Я переживала кризис: развод, разочарование в мужчинах, разочарование в жизни вообще, понимание того, что я никогда не получу родительской любви… Я сидела в съёмной квартире, запивала своё горе алкоголем и смотрела на упаковку снотворного.

В мессенджере я написала своей младшей сестре короткое прощальное письмо, в котором просила беречь маму и ценить то, что у неё есть мамина любовь, ведь у кого-то нет…

Я всю жизнь завидовала младшей сестре, потому что она была любимицей мамы и получала от неё любовь без каких-либо условий, тогда как мне, по моим ощущениям, нужно было эту любовь всегда заслуживать.

Отправив сестре это сообщение, я легла спать. Если завтра желание напиться таблеток не отпустит меня, решила я, так тому и быть.

На тот момент я сменила номер телефона, и никто, кроме моей лучшей подруги, не знал нового номера. Под утро меня разбудил её звонок. Она в слезах говорила мне, как рада, что я жива… И я поняла, что кому-то всё-таки нужна. Это придало сил идти дальше.

Удивительным было для меня открытие: какие-то моменты нашей жизни могут нести огромное значение, быть решающими. Именно тогда родилась мысль написать книгу: чтобы стать знаменитой, чтобы меня любили и мной восхищались и чтобы те, кто когда-то меня обидел, жалели, что меня потеряли.

А спустя три года в моей жизни появилась Олеся. Про неё мне в восторге рассказывал друг, который сменил не одного психолога. В очередной раз я жаловалась ему на своего второго мужа, а он заметил, что я пытаюсь надеть на своего мужчину пальто собственного отца. Слова друга заставили меня задуматься. Я поняла, что одна не справлюсь и мне нужна помощь, потому что так дальше я жить не хочу.

Вообще топливо, которое даёт мне сил двигаться и что-то менять в моей жизни, — сильное желание жить счастливо. Главный индикатор моего пути в жизни — вопрос: «Я счастлива?». Ответ на этот вопрос ставит всё на свои места.

Но сменой места жительства, партнёров, работы мне не удавалось решить свои проблемы. Они повторялись раз за разом, по кругу, всё более обостряясь. И когда я поняла, что мне нужна помощь, я подавила гордыню и обратилась к другу: «Фил, может быть, ты дашь мне контакт твоего психолога? А то я так больше не могу…»

И вот я начала работать с Олесей, но как же я благодарна самой себе, что, несмотря на трудности, с которыми сталкивалась, не отменила своего решения искать причину своих бед в себе.

Раньше я уже получала информацию на эту тему из разных источников, а с Олесей начался практический путь моего знакомства с собой. Удивительный, приключенческий, восхитительный путь.

Когда мне приходилось рассказывать ей какие-то вещи, которые обычно прячешь от самой себя, самое страшное для меня было услышать критику, получить оценку, что я плохая. Но с каждой новой сессией я убеждалась, что этому человеку можно доверять. И я раскрывалась — в первую очередь для самой себя, и ощутила наконец, как я удивительна и прекрасна. Это просто потрясающе!

В процессе знакомства с собой, познания себя, прорабатывая какие-то ситуации из жизни, мне захотелось поделиться своим опытом. Ведь то, что и как я проживаю, может помочь таким же раненым, как я.

Я начала делать записи в хронологическом порядке, чтобы читателю было ясно, как та или иная ситуация повлияла на меня спустя много лет. Но, перечитывая, я поняла: такой подход не годится, ведь одна и та же ситуация оказывала влияние по-разному.

Много лет раз за разом я начинала писать и забрасывала. Я всё пыталась понять, как же лучше всё это можно донести.

И вот, кажется, в 2021 году я просматривала файлы на своём компьютере, раскладывала их по папкам и наткнулась на старые аудио- и видеозаписи (я стала записывать наши с Олесей сессии, когда переехала в Германию в 2015-м). Тут-то ко мне и пришло понимание, как я могу поделиться своим опытом, какой подход для меня лучший.

Эта книга — расшифровка аудио- и видеозаписей нашей с Олесей работы. Я разделила период сессий на несколько частей, по мере глубины нашей работы и по этапам моей жизни.

За какие-то моменты мне неловко, но я оставила их. Ведь каждый человек — человек, не больше и не меньше, со своими слабостями и недостатками. Совокупность наших слабостей и сильных сторон делает нас особенными, отличными от остальных людей… Словом, эти особенности и составляют нашу индивидуальность.

Перед публикацией книги меня охватила тревога: как эти записи воспримут мои близкие, которые узнают, как они повлияли на мою жизнь и как много боли мне приносили. Я испугалась, что таким образом сделаю больно им. Но тем, о ком я пишу здесь, с кем связана родственными узами и судьбой, я хочу сказать: всё, что с нами происходит, для чего-то нужно, и вы сделали именно то, что не могли не сделать. А ваши действия и чувства, которые они вызывали во мне, помогли мне пройти мои собственные уроки. И я вам очень за это благодарна.

Перечитывая текст при подготовке книги, я как будто заново находилась на сессии с Олесей и приходила к новым открытиям в себе и выводам.

В каких-то главах нынешняя ситуация напоминала мне ту, в которой я находилась тогда, и, перечитывая, я усваивала её по-иному. Порой моё отношение к той же ситуации в данный момент оказывалось совсем иным. Моя собственная книга, таким образом, влияла на меня терапевтически. Проработав несколько лет с Олесей, я уже вполне способна понять какие-то вещи самостоятельно и знаю, как с ними работать.

Отсюда моя рекомендация для читателей. Чтобы книга оказалась для вас более полезной, если при прочтении вам приходят какие-то мысли или вы ловите себя на каких-то установках, выписывайте их. Выписывайте и работайте с ними. Осознавайте. Заведите себе тетрадь для такой работы.

Пользуйтесь методикой, которую я описала в первой главе, — для меня она фундаментальная.

И хочу предостеречь: не надо ждать мгновенного результата. Для того чтобы изменить свои «настройки», требуется время. Я замечала: какая-то новая программа встраивалась в мою жизнь примерно в течение года. Иногда быстрее, а иногда дольше. У каждого будет по-разному. Мы же разные…


Год жизни в Германии

22.10.2016

Прошёл месяц, как я забрала из России свою собаку Дорку и привезла в Германию. Об этом мне не терпелось рассказать Олесе, которую я ждала в скайпе, слушая гудки подключения. И ещё мне не терпелось рассказать о квартире, куда я наконец-то переехала, и показать её.

Я гордилась этим. Гордилась тем, что спустя год своего проживания в Германии могла снимать квартиру и перевезла свою любимую собаку.

Олеся подключилась, и я увидела её после долгого перерыва в нашей работе.

— Привет! — поздоровалась я.

— Привет, привет! — улыбаясь, ответила мне Олеся. — Ну, как ты?

— Олеся, я привезла свою собаку, посмотри! — Я направила камеру на Дорку.

— Наконец-то! Счастлива? — спросила Олеся, глядя на меня через камеру монитора.

— Ещё бы! — с гордостью ответила я. — Это было целое приключение! Я в который раз поняла: всё, что ни делается, — к лучшему! Как хорошо, что Германия мне запретила её одну перевозить, они бы мне её просто не отдали! Оказалось, с документами всё-таки что-то было не так! Хотя я всё уточняла… Да и немцы такие дотошные, особенно что касается бумаг… Но вообще, знаешь, мне иногда кажется, они просто роботы, Олесь… никаких чувств и эмоций! Не удивительно, что на этом фоне мне понравилось в Голландии. Я прямо-таки загорелась туда переехать! — Я пыталась поделиться всем пережитым с Олесей и не могла угнаться за своими мыслями, эмоциями. — Мне кажется, там люди намного человечнее, по крайней мере помогли мне с Доркой, чтобы её не оставили на карантин. Договорились среди ночи, чтоб мне ветеринар добро дал. В Германии бы не дали точно… — Я замолчала, вспоминая минуты переживаний в амстердамском аэропорту. Я часто думала перед тем, как забрать свою Дорку из России, задавала себе вопрос, правильно ли я поступаю, не эгоизм ли это с моей стороны. Ведь она там привыкла, у неё там свои друзья… Имею ли я право забирать её в новую среду? У меня сейчас учёба, которую я совмещаю с работой, и где-то полгода я не смогу уделять ей нужного количества времени… Правильно ли я поступаю? — И почти без паузы я переключилась на другую тему: — Ты знаешь, Олесь, я нашла репетитора, чтобы английский подтянуть.

— Ты решила учить ещё английский? — удивилась Олеся.

— Да. Я пообщалась с моим преподавателем, спросила, чем могу тут заниматься. Тут же совсем всё по-другому, даже должности иначе называются… И вот я рассказала, чем занималась в России, и он мне посоветовал поработать сначала, года два, заместителем управляющего, вроде ассистента, чтобы я понимала, как у них проходят процессы вообще, а потом уже идти в международные продажи. Но для этого нужен английский.

Я рассказывала о своих впечатлениях, увлекаясь своими чувствами и эмоциями. Олеся тоже поделилась своими переменами в жизни.

— Олесь, а как ты определяешь, кармическое это или не кармическое? — спросила я, заинтересовавшись её рассказом.

— Это сложно объяснить… Вообще я это чувствую, как правило… Ну вот, например, происходит какое-то событие, которое вызывает очень сильную боль. Я с этим побуду, почувствую. И вот если боль больше, чем само событие, то это, как правило, кармическое либо из прошлого опыта. Но если из прошлого опыта, скорее чувствуешь страх, чем боль. Как правило.

— Я не знаю, что мне с моей матерью делать… — наконец-то озвучила я свою главную боль, о которой писала Олесе в WhatsApp.

— Тебе надо посмотреть в себя, — делилась Олеся. — Когда я сама начинаю реагировать на что-то, что мне говорит мама, стараюсь спросить себя: что она мне транслирует? Какую установку? В чём она меня зажимает? Что мне, по её мнению, нельзя делать? Что я должна? И так далее. Потом я эту установку «смываю», и знаешь, поведение мамы относительно темы, которая приводила нас к конфликту, меняется сразу же.

— А как ты «смываешь» установки? — заинтересованно спросила я. — Я читала, что надо «переписать» на противоположную и ходить с этим, внушать себе, как бы аффирмации читать.

— Ну да, так тоже можно, но я использую другую методику, которая на клеточном уровне работает.

Методика «смывания» установок

и их негативных последствий

После того как определила установку, ты обращаешься к Высшим Силам, Высшему Разуму, Богу — что больше отзывается — и говоришь:

— Дорогой Господь (Вселенная, Высший Разум), прости мою маму (или того, от кого пришла установка) за то, что она причинила мне вред вольно или невольно, и я прощаю её. Прости и Ты меня за то, что я причинила ей вред вольно или невольно.

Я прошу Твоей помощи в устранении установки от мамы (такой-то) и её негативных последствий. У мамы свои уроки, свои задачи, своя судьба. У меня свои уроки, свои задачи и своя судьба. Это не значит, что я должна повторять мамину судьбу и решать её задачи. Это значит, что у меня будет по-другому. (Проговариваешь обратную установку.)

Далее представляешь, как тебе в макушку идёт энергетический поток солнечного света — он как жидкий мёд. Вливается в макушку, проходит и очищает твоё тело: голову, шею, грудь, руки, живот, бёдра, ноги, ступни. Смывает всё негативное. Очищает каждую клеточку твоего тела. И затем наполняет тебя. И ты наполняешься этой энергией полностью и загораешься, как лампочка. При этом все представления должны быть на уровне ощущений.

— Эта методика работает на клеточном уровне, — повторила Олеся. — Важно понимать, что установки и программы мамы — это её право так жить. А у тебя другие задачи: быть счастливой, дарить счастье близким. По сути задача одна: чтобы счастья было больше. Как можно больше. Несчастливая женщина всегда приводит к войнам, — продолжала Олеся. — Если мужчины гнобят женщин, женщины их бессознательно проклинают, и нация стирается с лица земли. То есть подавляется природная женская сила.

Олеся замолчала, как будто вспоминала о чём-то, и спустя какое-то время продолжила:

— Важно проговорить, что у тебя может быть по-другому, и — как именно. Желательно вспомнить, когда именно встроилась эта установка, когда она впервые прозвучала и от кого, а потом ты как будто переносишь себя в тот момент и «смываешь» негативную установку с себя в той ситуации, когда этот стереотип сформировался, и потом возвращаешься и «смываешь» её с себя уже в настоящем моменте тоже.

— Знаешь, Олеся, меня после сна, который я тебе сегодня в сообщении описала, как будто бы встряхнуло. Очень сильно. Ну, что я умираю и мама стоит. Вот этот момент… когда я спрашиваю её, почему она меня никогда не любила, не показывала мне свою любовь. Почему её надо было всегда заслуживать. Почему она не любила меня и старшую сестру такими, какие мы есть, как младшую сестру. Почему мы хуже? — Я замолчала. Этот вопрос мучил меня всю мою жизнь. — У меня после этого сна столько эмоций всплыло, столько воспоминаний и обид, — со слезами на глазах сказала я и снова замолчала, стараясь не расплакаться. На мгновение мне стало неловко от того, что я озвучивала такие детские вроде бы обиды: ведь я уже взрослая, что сейчас вспоминать давно прошедшее? Но с Олесей я поняла: нет ничего «взрослого» или «детского», и я продолжила: — Как только я переехала в Германию, мама постоянно просит у меня фотографии: машины, квартиры и так далее, чтобы перед своими сёстрами похвастаться… Я же всегда была той, которой можно хвастаться, как она однажды призналась… Но она не спрашивает меня, как мне вообще здесь, в чужой стране, совсем одной… Как я себя чувствую… Ну и… однажды меня понесло… Я начала её расспрашивать, как в моём сне, почему она никогда не любила меня. Я сказала ей, что мне очень не хватало её ласки, тепла, внимания, что я никогда не понимала, любят ли меня… А она знаешь что? — горько усмехнувшись, продолжала я изливать свою боль. — Стала мне о себе говорить, мол, у неё тоже этого нет, что мы никогда к ней не подойдём, не приголубим… Я возмутилась: как к тебе подойти, если ты нас всегда на задний план отставляла?! Всегда чувствовалась какая-то преграда, всегда ощущение, что тебе не рады, что ты обуза, создаёшь проблемы… И всегда хотелось провалиться сквозь землю и не мешать… Как можно подойти, когда так себя ощущаешь?

Я злилась. Злилась и обвиняла внутренне маму в своих детских обидах, в несправедливости, которую я ощущала, в закрепившемся во мне чувстве, что меня не любят, отвергают…

— И знаешь, Олесь, до меня дошло тогда, почему она с младшей сестрой постоянно. Мама её ругает, а та бежит к ней: «Мамочка любимая!» — обнимает, и всё. А я так не умела, не умею… И ты знаешь, слово за слово — начали друг другу претензии предъявлять. В итоге мама говорит мне, что мы друг друга не понимаем. — Тут я засмеялась. — Мне так смешно стало! Она только сейчас это поняла! И мы с ней разругались в пух и прах.

Я снова замолчала, вспоминая, когда впервые почувствовала эту стену непонимания — ещё в школе. Тогда я выговорила маме свою боль и обиду на неё, мама ответила, что всё поняла, но потом — как будто разговора и не было. Тогда я чётко ощутила: меня вообще не понимают, мы говорим совсем о разном. И эта боль, что тебя не слышат и не понимают, она такая сильная… колкая… И никуда от неё не деться…

— Мне было так больно… — продолжила я. И на выдохе решилась сказать то страшное, что приходило мне в голову и очень меня пугало: — Я иногда думаю, мне страшно это говорить, но… кажется, мне было бы легче, наверное, пережить её смерть, чем вот такое равнодушие ко мне… непонимание… непринятие… — Испугавшись своих слов, я замолчала, глядя на экран, на Олесю, ожидая услышать осуждение и порицание, но Олеся молча слушала, не перебивая и никак не показывая своего суждения по этому поводу. — Я про это написала старшей сестре, — продолжила я после паузы, убедившись, что не последует никакого осуждения. — Мы впервые с ней разговорились и поделились своей болью друг с другом… И я сказала ей, что, к сожалению, мы свою маму поменять не можем. И надо учиться просто принимать её такой. А как? — Слёзы снова подступили к глазам. — Как принимать, если очень больно? — задала я вопрос, вытирая слёзы. — Мы с мамой такие разные… Я не знаю вообще, люблю ли я её? Или это просто: мол, твоя мама — надо любить… — размышляла я вслух, пытаясь облегчить ситуацию хотя бы умозрительно. — И… обида эта на неё… никак не проходит…

— Именно обида? — спросила Олеся.

— Ну да… — Я заплакала.

— Ты знаешь, — сказала Олеся, глядя в свои записи, — получается, что когда встаёт вопрос о заслуживании любви, то ребёнок отказывается от неё…

— Я ведь ей написала и удалила её везде, потому что знаю, что она будет снова лить на меня грязь… — как в трансе продолжила я.

— Я поняла, что ты её отвергла, — перебила Олеся. — Ты меня слышишь, Эля?


— Ммм… Ребёнок, если должен заслужить любовь, отрекается от любви? — спросила я, ещё не понимая, погружаясь в свои чувства обиды. — Так если… он её никогда не заслужит… Я не знаю, Олесь!.. — отчаянно произнесла я.

Я задумалась и замолчала. Я не понимала пока смысл этих слов. Они затронули меня, задели. «Попала», — так говорит иногда Олеся. И в этот раз она тоже попала, но пока я ещё не осознавала, куда именно «попала»…

— Что ты чувствуешь к ней сейчас, если не отвергать? — спросила Олеся, дав мне пару минут.

— Реветь опять хочу.

— Ну вот и хорошо. — Олеся замолчала, дав мне время нырнуть в свои чувства и переживания.

— Я не знаю, Олесь, — продолжила я. — В данный момент я чувствую как будто бы нежность. Но мне кажется, эта нежность к моей выдуманной матери, что ли… которая бы любила меня… — От слёз мне было сложно говорить. — Не знаю. Ну обида, это точно.

— Она тебя обидела? — снова задала этот вопрос Олеся.

— Обида на то, что я не видела её любви, — размышляла я.

— Ну понятно, а она тебя обидела? — ещё раз спросила Олеся.

— Ммм?.. — Не понимая, что от меня требуется, я стала размышлять вслух: — Что, получается, я её сама выдумала, обиду?

— Мама предала тебя? — задала Олеся коренной вопрос.

Я замолчала. Теперь Олеся точно попала.

— Да, — спустя какое-то время, сомневаясь, ответила я.

— То есть ты ощущаешь именно предательство? — уточнила Олеся.

— Да, — уже более осознанно и утвердительно ответила я.

— И по этому поводу что ты чувствуешь? — Олеся смотрела на меня через камеру.

— Больно это… — не желая погружаться в горькое чувство, отвечала я. — Может, даже… мир рушится… Одиночество…

— Какие установки за этим? — докапываясь до момента истины, спросила Олеся. — Если даже мама не любит, то что?

— То никому я не нужна, — тихо отвечала я.

— Я плохая… недостойная любви… — продолжала за меня Олеся.

— Я плохая, недостойная любви… — в слезах повторяла я.

— Бери листок и записывай это всё, — сказала Олеся, делая записи по ходу разговора со мной, затем, глядя в камеру, спросила: — Что ещё за этим?

— Никому не нужна. И жить мне тоже нельзя, — как в трансе продолжала я распаковывать свои установки.

— И собственные интересы. То есть запрет на жизнь и собственные интересы. Знаешь, что ещё у тебя, скорее всего? — продолжила Олеся. — «Я — мамино наказание».

— Да, — утвердительно кивнув, записывала я. — Она так всегда и говорила. Что если бы не мы, то у неё было бы всё хорошо.

— То есть вы портите ей жизнь? — уточнила Олеся.

— Да, — снова кивнув, ответила я.

— Тоже запиши. Ещё если мама не любит, то?.. — продолжала спрашивать Олеся.

— Не знаю, что-то пока ничего не приходит на ум… — устало произнесла я после минутного молчания, прислушиваясь к себе.

— Мы уже и так сильные вещи достали, — глядя на свои записи, сказала Олеся. — Посмотри, что ты по этому поводу думаешь?

— Запрет на жизнь мы с тобой как-то отрабатывали, — вспоминала я.

— Одни и те же установки могут с разными ситуациями проявляться, в данном случае запрет на жизнь у тебя как наказание выходит, — объясняла Олеся.

— Ну вот и хочется исчезнуть из её жизни, чтобы ей было хорошо, — снова погружаясь в эмоции, произнесла я.

Я замолчала, осмысливая информацию, и мне приходило понимание. Мне всегда становилось легче, когда я понимала, что и почему.

— Ты знаешь, Олесь, — продолжила я спустя какое-то время, — мне кажется, я только сейчас начинаю учиться тому, чтобы понимать, что мне самой нравится. Вот какая-то ситуация, и я думаю: а я этого действительно хочу? Действительно ли мне это нравится? И начинаю прислушиваться к самой себе. Приходит ассоциация с фильмом «Сбежавшая невеста», смотрела?

— Что-то знакомое, — неуверенно ответила Олеся.

— Героиня там под каждого своего нового парня подстраивалась, — начала я рассказывать. — И вот я точно так же, понимаешь. Под каждого мужчину подстраиваюсь… В кино герой Ричарда Гира, четвёртый жених Мэгги (её играет Джулия Робертс), спрашивает её, приготовленные каким образом яйца она любит. А она не знает, что ответить. С одним она любила глазунью, с другим — вкрутую. У неё нет своего мнения, она не знает, чего хочет. И я так же: под каждого подстраиваюсь, не зная, что нравится мне самой…

— А что ты во всей этой истории думаешь о Боге? — перебила меня Олеся.

— Что я думаю? — немного опешив, ответила я. — Э-э-э… ну я думаю, что родилась, чтобы научиться тем качествам, которые у меня есть. Только не знаю, к чему они мне, не понимаю пока…

— Он тебя любит? — снова неожиданный вопрос задала Олеся.

— Нет, я себя воспринимаю больше как инструмент, — ответила я первое, что пришло в голову.

— Защищает? — продолжала Олеся.

— Нет… — неуверенно отвечала я. — Хотя, наверное, да…

— Ты знаешь, буквально на днях я наткнулась на один канал, как оказалось, христианский, на тему обиды и прощения, — начала рассказывать Олеся. — Канал посвящён обидам, причинам обид и предательства. Главный вывод: любой человек может предать, Бог — никогда. И я вдруг поймала себя на том, что в какой-то безумный момент моей жизни я именно это и проживала — обиду на Него за предательство. Я спрашивала Его, как Он мог допустить такую ситуацию в моей жизни.

— Мне опять реветь охота… — перебила я, потому что она снова попала…

— Значит, попадаю… — подчеркнула Олеся. И продолжила: — И я поняла, что фигуры мамы и Бога в моих ощущениях слепились…

— Да… — я заплакала.

— Мама не всемогущая, Эля… — Олеся выдержала паузу, чтобы дать мне понять смысл её слов, и потом продолжила: — Этот момент, он очень важный. Потому что с тех пор я стала чувствовать Его любовь. Я попросила Его показать мои ошибки — да, я разговариваю с Ним. Вот это называется возвращением в свой поток… Мамы часто уводят от него…

Олеся замолчала, дав мне время осознать, что она говорит, и продолжила:

— Мы знаем, что любим и чего хотим. Но мы не можем этого предъявить, потому что мамы хотели другого…

Олеся снова замолчала. Она понимала, что мысли, которые она сейчас озвучивает, для меня фундаментальны. Она давала мне время их осознать.

— И у нас не всегда получается понять, — продолжила Олеся, — восприятие каких-то конкретных жизненных задач, испытаний, экзаменов — это от Него или от людей.

Она снова замолчала.

— Предавали даже Его, Эль… — глядя мне в глаза через экран, сказала Олеся. — Его же ученики… И нашей вины в этом нет…

— Опять реветь охота… — слушая внимательно и ещё не осознавая до конца смысл ею сказанных слов, перебила я.

— Ты помечай, это те установки, которые ты будешь переписывать… Но и реви, конечно, это надо прожить… — улыбаясь, сказала Олеся.

— Я всегда отрицала Бога…

— Почему?

— А я не знаю почему, — почему-то воинственно ответила я. — Мне казалось, это всё ложь и провокации. И церкви эти… просто деньги собирают.

— Я не о церкви… — мягко отозвалась Олеся.

— Да… Знаешь, Олесь, буквально недавно я пришла к такой мысли, что я верю в Бога… но не в религию… — выразила я свою позицию.

— Дело в том, что сейчас сосуществуют разные трактовки… — продолжила Олеся. — И с религией надо действительно очень аккуратно обходиться… Не надо кидаться туда, не разобравшись. Ведь церковь должна освобождать от вины, а она в неё часто погружает. Должна снимать страх, а она часто в него загоняет. То есть шаг вправо, шаг влево — расстрел.

Олеся помолчала какое-то время.

— Буквально вчера меня «пробил» факт из Евангелия: рождён от Бога. Я вдруг поняла, что мы все рождены именно с Его участием… Если бы не Его воля…

Олеся снова замолчала, дав мне время переварить сказанное.

— Мне стало как-то легче, Олесь. — И я действительно с облегчением вздохнула.

— Он ведёт. Он направляет, — сказала она и подытожила: — Только обязательно перепиши свои установки — это то, что вас с мамой наконец-то разделит, разведёт из этой сцепки. Если мама не в состоянии кого-то любить, то это у неё проблемы, а не у тебя. Ты не плохая, а хорошая. Говоришь: «Когда я хочу от неё любви, когда я хочу от мужчин любви, я достойна этой любви по праву бытия. Даже если маме не нравится, что я делаю, я не обязана заслуживать её любовь. Я просто имею право на любовь и от неё, и от мужчин, и вообще от людей по праву бытия».

Олеся подождала, пока я запишу.

— Второй момент. Про Бога. Надо к Нему вернуться, а прежде переписать установки про предательство. Даже когда обстоятельства не таковы, как ожидалось, это не значит, что Бог отвернулся от тебя. Говоришь ему: «Давай мою жизнь творить вместе. Прости, что попутала и слила Тебя с мамой, мама совершает ошибки, не вредит сознательно, и это не значит, что это воля Бога». Понимаешь эту мысль? Человеку свойственно ошибаться, и Бог тут может быть вообще ни при чём.

Олеся снова сделала паузу, дожидаясь, когда я закончу писать.

— А про обиду такие мысли: обида — это злость на обидчика и жалость к себе. А жалость унижает. То есть, обижаясь, мы автоматически себя принижаем. Поэтому надо вспомнить все обиды на маму и на других, вспомнить ситуацию, в которой тебя обидели, и смыть обиду энергетическим потоком, проговаривая, что ты не заслуживаешь того, чтобы тебя обижали, не допускаешь такого обращения с собой и терпеть его не намерена. Не обижаться и не унижаться! Тот, кто обидел, всё равно заплатит. Это не значит, что никак не надо реагировать на непотребное поведение, но не обижаться и не унижаться. Не унижать себя. Не жалеть себя. Вычисти унижение в этих ситуациях — и посмотрим, что дальше будет.

Я записывала.

— Я вот замечаю, — рассуждала я, — что сталкиваюсь с людьми: у меня что-то происходит и у них тоже… Те же родительские установки…

— У всех родительские установки, понимаешь? — перебила Олеся. — Механизмы воспитания одинаковые: страх, стыд и вина. К сожалению. В принципе неплохо, если ты не будешь общаться с мамой часто. Мама — это кривое зеркало…

— Да я пока вообще не готова с ней общаться, — подтвердила я.

— Ну да, ты только оттуда вырвалась, — задумчиво произнесла Олеся. — Кстати, хочу поделиться одной мыслью. Я тут к одному профессору недавно попала по рекомендации. Когда начала ему рассказывать про себя, про деятельность, как я это организовываю, как структурирую, он мне говорит, мол, надо же понимать мотивацию людей, надо понимать то-то и это. Я утвердительно отвечаю. Он мне говорит, что это сложно. А я на него смотрю, мол, чего тут сложного-то? Всё же очевидно… А потом до меня дошло: такое понимание — мой талант.

— Я понимаю, про что ты говоришь, — вставила я.

— И я поняла, — продолжила Олеся. — Мне это легко даётся, а для кого-то этот же навык стоит большой работы над собой.

Олеся замолчала и продолжила:

— Ещё на одну хорошую мысль профессор меня навёл: чем выше вы, тем меньше тех, кто круче.

— А я тут ещё в творчество ударилась… — вставила я, когда Олеся замолчала.

— Это же классно! Женщиной становишься, — улыбаясь, ответила она.

— Ну да, поделки всякие из ракушек, шарфик себе связала, — похвасталась я.

— Восстанавливаешься. Всё-таки проработанная, прожитая боль многое высвобождает, — резюмировала Олеся. — С установками-то справишься?

— Если не справлюсь, к тебе приду, — смеясь, ответила я.

— А вы с Глебом уже развелись? — вспомнила Олеся.

— Да, уже всё, — ответила я, понимая, что многое могла бы рассказать сейчас, да время сессии уже на исходе.

— Ну, как оно, свободно? — Олеся улыбалась.

— Да нормально.

— А ему?

— Да вроде тоже нормально. — Я понимала, что, если начну болтать, это надолго затянется.

Мы попрощались с Олесей, и я отключилась. Смотрела в экран монитора и думала. Много мыслей гуляло в голове, но ощущала я спокойствие и усталость. Огромная усталость охватывала меня каждый раз после работы с Олесей. Ещё бы, столько накопленного напряжения уходило!

Я вспоминала, что каждый раз после сессии словно бы нависшее надо мной тёмное, затянутое тучами небо прояснялось, и виделся свет.

До сеанса с Олесей я всегда думала, что я в полном тупике и не знаю, как дальше жить. После сеанса всё становилось прозрачным и наступало чёткое понимание того, что всё решаемо…

Я стала вспоминать первые наши сеансы, ещё в Кемерово. Конец 2013 года. По рекомендации своего друга я договорилась с Олесей о встрече в скайпе. Сидела перед экраном и понятия не имела, о чём надо говорить и что рассказывать. И когда она спросила, с каким запросом я к ней обращаюсь, я выпалила боль того момента: «Мой муж не зарабатывает денег…»

Я думала, она научит меня тому, как надо мотивировать мужа на подвиги, а мужа мы даже не затронули — разбирались со мной.

Шаг за шагом.

Боль за болью.

Доставая и проживая.

Я представляла себе тогда работу с психологом как пару сеансов, после которых наступит долгая счастливая жизнь.

Как же болезненно было признание того, что в моём бессознательном столько всего закапывалось в течение жизни… Да и не только этой жизни…

С одной стороны, понимание того, что нет готового рецепта счастья, было болезненно, а с другой стороны, должна сказать, что познавать себя — удивительный путь, который уводит всё глубже и глубже в себя, и каждый раз кажется, что вот-вот докопаешься до истины и получишь ответы на вопросы, которые задавала себе с детства: все эти «почему?» и «зачем?».

Кстати, после начала работы с Олесей, спустя пару месяцев, мой муж устроился на работу, ему удалось закончить институт, и квартиру мы купили…

И меня настолько захватил этот путь — путь познания себя, путь самореализации, путь ответов на такие глубокие вопросы, — что я решила и дальше ему следовать. На этом пути всегда впереди виделся свет, который, как маяк, показывал мне направление и давал сил, когда я застревала в буре эмоций, помогал мне преодолевать разные трудности и раскрывать себя с очень разных сторон.

Но обо всём расскажу постепенно…

Когда такой, как папа

03.12.2016

— Олеся, я потихоньку обустраиваюсь! Кровать себе купила, точнее, диван, сверху положила матрац, на котором спала до этого, и теперь я прям как королева! — смеясь, начала я наш разговор с Олесей — снова со своих достижений. — И шкаф ещё! Правда, переезжать собираюсь, надеюсь, что в марте уже найду нормальную работу!

— Куда переезжать? Ты ушла с работы или просто поменять хочешь? — спросила Олеся, пытаясь уловить нить моих решений.

— Поменять хочу, конечно, — отвечала я так, будто каждый понимает, о чём мои мысли и про что я говорю сейчас. — Я не хочу за машиной стоять до конца жизни. Ты знаешь, вспоминается сразу эпизод одного из моих любимых фильмов, «Всё будет хорошо»: там самая первая сцена, где дедушка пришёл на смену, на завод, а у него с этого дня пенсия началась, и он рассказывает, что всю жизнь ждал этого дня. Ой, я помню, эта сцена меня так впечатлила, и я себе тогда сказала, что не хочу, как в рабстве, делать нелюбимую работу и ждать пенсию, чтобы наконец-то отдохнуть и пожить для себя… В общем, ищу работу ассистента, как тогда с профессором обговорила.

— Ну правильно, — невозмутимо согласилась Олеся. — Это как помощник, верно? Организация?

— Ну да, — утвердительно кивнула я, погружаясь в свои мысли.

— Хорошее дело. В Москве это тоже, кстати, ценится. — Олеся задумалась и продолжила: — Требования, конечно, большие, надо уметь организовывать. Но у тебя проблем не будет.

— Ты какая-то заведённая, что-то случилось? — переключилась я на Олесю.

— Заведённая? — удивлённо спросила Олеся. — Да нет вроде. На работе немного воюю.

Олеся рассказала свою ситуацию на работе, с которой сталкиваются многие. Я её описывать не буду, но речь шла о зависти и её проявлениях. Для меня оказались важны слова Олеси, но осознала их значение я только спустя пару лет: «Чтобы тебя не цепляли, надо обладать тремя Б: бедностью, болезнью и бездарностью».

— Поэтому я не заведённая, а скорее сконцентрированная, потому что на выходные задачи есть. У тебя чего?

— У меня проблема, Олеся, — со вздохом произнесла я. Тема для меня была не из приятных, как, впрочем, все темы, которые доставляют мне эмоциональный дискомфорт. — Ты мне как-то говорила, что я быстро расстаюсь с мужчинами, а я тут подумала… что, пожалуй, быстро схожусь с ними. Понимаешь? Я быстро вхожу в отношения. И если вижу черты, которые мне нравятся, всё, у меня в голове звучит марш Мендельсона, который сменяется картинкой кучи детей, и все с именами. — Я замолчала, пробуя на вкус сказанное. Принимая этот неприятный факт о себе, я продолжила: — Я очень быстро ухожу в мужчину и только потом постепенно начинаю его узнавать и вместе с этим понимать, что я нарисовала себе образ, который совсем не совпадает с реальным человеком. И тогда я разрываю отношения. — Я торопилась изложить свои наблюдения, чтобы пройти быстрее грань, за которой стыдно за своё поведение и непонятно, как с этим быть. — И вот… В плане секса я не могу отказать… Не могу отказать, если мужчина мне нравится…

— И что за этим стоит — страх потерять? — спросила Олеся.

— Хм… да… — Это было для меня открытием.

— И поэтому ты не позволяешь себе его узнать, так? — уточнила Олеся.

— Ну да. — Меня всегда удивляло, как Олеся сразу видела ядро проблемы.

— Когда ты мне написала, что он не даёт тебе заниматься домашними делами, подумала: и слава богу, что не даёт. Не стоит слишком быстро превращаться в хозяйку…

— Я с ним порвала, Олесь, — перебила я её.

— Всё-таки порвала… — Олеся замолчала, дав мне время рассказать.

— Да, на выходных, — начала я изливать свои эмоции. — Я обдумала его поведение. С одной стороны, он мне ключи от квартиры даёт, говорит про то, что мы в будущем сделаем. Планы строит. Но когда я начинаю что-то делать у него, то мне прилетает: мол, кухня не моя, вот когда моя будет, тогда смогу делать что хочу. Здесь не сиди, тут не ходи… А как он с мамой разговаривает?! Матом! И со мной так же начал. Заводится с полуоборота. На дискотеки любитель походить. Оказывается, отсидел — я случайно на дискотеке узнала. И вот такое поведение, такое отношение. Мне стало за себя обидно. Зачем мне такое? Я приехала, привезла ему ключи и кинула в почтовый ящик. Это его так оскорбило! Звонил с угрозами. Запугал так, что я даже его маме написала. Я его боюсь! Я даже не стала забирать вещи, которые у него остались! Сказала, чтобы выкинул. Я же не знаю, как он себя поведёт, если я приеду… — Я замолчала на мгновение, перевела дыхание и продолжила: — И вот я понимаю теперь, что очень быстро вхожу в отношения. Очень быстро принимаю на себя роль хозяйки и вообще… готова в задницу их целовать, блин… — выплюнула я. Мне было неприятно от самой себя, от своего такого поведения. От понимания того, что я для них готова на всё.

— Интересно. Раз — и такой разворот… Слушай, Эля… А на твоего папу твой последний избранник не похож? — снова поняв, где корень проблемы, спросила Олеся.

— Я не знаю, какой он был… — ещё не понимая, при чём тут папа, ответила я.

— Я просто подумала, что этот персонаж любопытный. Отличается от других. То ли слабый у тебя отец был, то ли сильный. То ли чересчур много позволял. Не знаю, как в реальности, но в твоём представлении какой он? — Олеся смотрела на меня через камеру, и у меня было ощущение, что от неё ничего не утаишь. Даже на расстоянии она понимала, где я увиливаю от ответа, а где я говорю как есть. Уже позже я и сама стала замечать, как моя психика увиливает от неприятных тем. Как подкидывает какие-то сторонние мысли, уводя от того, что действительно болезненно…

— Ой, он в моём представлении такой сильный, авторитетный, и бабы за ним табуном ходили, ну это по маминым рассказам. — Мне было неприятно говорить об этом, о том, какие мои родители неидеальные. — По её словам, у него постоянно любовницы были. И тусовщик, наверное, он тоже был… любил покуролесить… Ну да, этот персонаж на него похож. Причём он полная противоположность моего типажа мужчины, — продолжала я анализировать. — Он здоровенный, физиономия прям бандитская. И я согласилась встретиться, потому что думала: мол, мне с моим типажом не везло, попробую наперекор пойти, может, что получится…

— Ну смотри, получается, что до этого был антисценарий папы, — начала объяснять Олеся. — А сейчас ты как бы входишь в сценарий. Папа был сильный, и, чтобы не повторять мамину ситуацию, ты выбираешь слабых. Сейчас говоришь себе: может, нужно выбрать сильного? А сильный как-то сильно вписался в папу. То есть какая-то проекция очень интересная получилась. — Олеся замолчала, снова дав мне время, чтобы я переварила сказанное. — Надо поменять образ папы, — продолжила она спустя минуту. — Ты про это хочешь поговорить? Или про страх сегодняшний?

— Я хочу… Я не хочу быстро в отношения входить, Олеся… — сказала я со вздохом. — Мы уже с Андрюхой смеёмся. Я говорю, мол, давай ставки делать, на сколько меня хватит.

Я чувствовала себя в тупике. Я не понимала, почему раз за разом я входила в отношения, хотя решала для себя — всё, хватит. Я хочу паузу. Хочу понять, почему так происходит. Сделать выводы. Разобраться в себе. Побыть в себе. Но…

— Ну смотри, ты как-то не позволяешь себе наблюдать, — подсказывала Олеся. — Пропускается этап наблюдения за человеком. То есть ты не в контакте, ты не знакомишься. Ты — раз — и сразу в свою проекцию модели. А если дистанцию подержать, повстречаться, познакомиться с человеком лучше, то тут возникает страх потерять… И всё-таки надо образ папы поменять, — выждав паузу, продолжила Олеся. — Надо создать третий образ, который и сильным будет, и служит женщине. Причём служит с удовольствием. Как это сделать, я подумаю… А про дистанцию… Прочувствуй… Страх потерять…

— И вот я начинаю ублажать же, Олесь, — проигнорировав последние слова Олеси, продолжила я. Мне не хотелось проживать этот страх. — Я вообще на себя забиваю. То есть вот выходные — свои запланированные дела. Я на это забиваю! У него, например, не получилась запланированная поездка, он мне позвонил — приезжай. И я что? Собралась и поехала…

Я замолчала. Я как будто ждала, что сейчас передо мной встанет мама и будет осуждать меня за такое недостойное поведение, будет говорить, какая я плохая.

— Так куда пойдём? В страх потерять? Или в страх последствий? — спросила спустя время Олеся. — А мама отца боялась?

— Да, — отчеканила я.

— Почему? — спросила Олеся.

— Ну, это по её словам. Как она говорит, она очень боялась быть одна. И для неё развод — это прямо-таки драма… Она очень сильно плакала, когда я про свой развод с Глебом сказала. По её мнению, не важно какой, лишь бы мужик. Мы с ней из-за этого часто ругались, потому что она всегда давила: рядом должен быть мужик… — Я помолчала и продолжила: — Ты знаешь, Олесь, у меня секс с ними происходит, и я никогда с ними не говорю о презервативах… Если он об этом позаботился, то хорошо, если нет, то… нехорошо. Я считаю, что это ненормально! И вот я стесняюсь, что ли, об этом сказать. Хотя я собой рискую! — снова выпалила я постыдное, наболевшее.

— Заурядное «Ты мне не доверяешь?», верно? — уточнила Олеся.

— Да, — спустя какое-то время ответила я, послушав себя, так ли это.

— Фиксируй это тоже. Одна тема — мамин страх: «Хоть какой-нибудь, но мужик», то, что провоцирует страх потерять. Согласна со мной?

— Да, — как в трансе отвечаю я.

— Это мамино… Это не твоё, Эль… — пояснила мне Олеся.

— И ведь… я хочу одна побыть, хочу в себе разобраться. Но едва кто-то появляется на горизонте, и я иду за ним. Снова и снова… — как заведённая повторяла я, не понимая до конца, почему так происходит.

— Да, ты идёшь. Надо быть в контакте с собой… Это, конечно, история интересная… — размышляла Олеся. — Второй момент — это что ты должна сразу доверять мужчине. Вот попадаешься на историю с презервативами… Понятно, что не заботишься о себе, но почему? Потому что это его обидит? В чём обида? В том, что ты подозреваешь, что он болен? И носитель заразы — это тогда что, позор?

— Ну да…

— Попробуй сформулировать. Может, тебе что-то пожёстче на ум придёт. — Олеся замолчала и ждала.

— Носитель заразы, спит со всеми подряд, шалава, шлюха, проститутка… — перечисляла я что приходило в голову.

— Ну да, в нашем обществе именно такое представление. Пиши всё, что ты сейчас сказала. — Олеся тоже сделала записи и продолжила: — Действительно, мужчины смотрят: заботишься ты о себе или нет; выбирают, каким образом к тебе относиться: любить тебя или нет. Они делают выбор по твоему отношению к себе. Если ты себя любишь, они тоже начинают тебя любить. То есть ты как бы показываешь им, каким образом и как к тебе относиться. Поэтому, в принципе, если тебе нужен только секс, то можно и дать сразу. Так тоже можно, но так, ты сама понимаешь, только сбросить пыл немножко. Какая тогда установка? Что можно переписать здесь?

Не дождавшись от меня ответа, она продолжила:

— Ну и следующее, что ты перепишешь: мужики любят не тех, кто любит их и обслуживает, а тех, кто любит и уважает себя. Чувство собственного достоинства считывается ими. Не гордыня, а спокойное уважение к себе. То есть ты в принципе доступна, ты не на троне. Но обижать тебя нельзя… Ты очень спокойно и мягко говоришь: «Нет».

— Они мне говорят, что это же тоже нужно, секс важен в отношениях, им нужно понять, интересна я им или нет… типа такого…

— Ну да, и ты попадаешь в манипуляцию. А тебе нужно только сказать: «Да, поймёшь попозже. Я так не могу», — спокойно отвечала Олеся.

— Ещё я не знаю, как реагировать, когда мне напрямую об этом говорят: хочу тебя, и всё, капец. И больше не о чем разговаривать. И что делать? — Я говорила, но мне было неловко от этой темы.

— И отвечаешь: «Я тоже хочу, но сегодня не получится». Понимаешь, — помолчав, продолжила Олеся, — тут задача — дать понять, что да, ты хочешь, ты готова, но не всё сразу. Мягонько. Сначала можно даже соврать, что ты занята и тебе надо домой вернуться. А при следующей встрече сказать: «Мы же знакомимся, конечно, всё будет, но пока я не готова так близко быть с тобой. Мне важно, с кем я». И это даёт им собственную ценность тоже, знаешь почему? Потому что, когда женщина, ценящая себя, и они это считывают, даёт понять, что она их выбирает, быть выбранным для них становится честью.

— Про это и Лариса Ренар в своих книгах писала, — вспомнила я.

— То есть им это даёт возможность увеличить их ценность. Потому что, когда ты после этого говоришь «да», они чувствуют себя выбранными, — продолжила мысль Олеся. — Получается, что они должны оценить тебя в сексе, а ты их? — вернулась Олеся к установкам. — Не должна? Это ведь тоже установка. В чём она? Давай сформулируем, её тоже нужно переделать.

Олеся записала и продолжила:

— Женщина самца выбирает. Женщина главнее в отношениях. Потому что женщина даёт потомство, а мужчина?.. Мужчина должен обеспечивать защиту и так далее и так далее. И женщина оценивает, сможет мужчина это сделать или нет. Готова она дать ему потомство или нет.

— Олесь, ты знаешь, у меня здесь возникает чувство вины. В том плане, что он мне тоже начал, мол, да я нищий, начинает на жалость давить…

— Это манипуляция. Природная функция — дать потомство. Если ты нищий и никак не меняешь своё положение — не имей потомства. Вот и всё. Понимаешь, это безответственность, если он не думает, как обеспечить потомство. Самка даёт потомство — это её природная функция. При чём здесь социальные и моральные вещи? Да, он обязан потомство обеспечить. Одна история, если он говорит, — продолжала объяснять Олеся, — что сейчас сложное время, но он встанет на ноги, и при этом он что-то делает для этого. А другая — когда говорит: «А я не должен», да ещё обвиняет женщину в том, что она его не поддерживает… Не вопрос: «Я верю в тебя, у тебя всё получится. Действуй, и я поддержу. Я с тобой». Но, понимаешь, он должен пытаться встать на ноги. Если нет, делать с ним нечего. Он просто несостоятельный самец. Что-то ты призадумалась! — рассмеялась Олеся, глядя на меня.

— Да вот думаю: если я встречу мужчину своей мечты, как смогу ему отказать? — Я засмеялась. Смех на какой-то момент меня расслабил.

— Сложно, Эля, ой сложно! — Олеся тоже смеялась.

— Да… И я же буду бояться.

— Будешь, будешь, — всё так же с улыбкой сказала Олеся и уже серьёзным тоном продолжила: — Именно поэтому нам надо переписать это на энергетическом уровне. Надо удалить эти программы. Очистить. Это как раз уберёт твоё ощущение вины из-за ваших различий с мамой. У тебя может быть иначе, чем у мамы. И установку, что у тебя должен быть хоть какой-то мужчина, тоже надо убрать. И дописать программу: рядом с тобой будет другой мужчина. Тебе надо убрать именно этот страх: остаться без мужчины, потерять того, кто в данную минуту рядом. Потом могут всплыть и другие установки и сценарии, их надо будет фиксировать и тоже с ними работать.

Олеся подождала, пока я запишу, и продолжила:

— Давай подумаем, как переписать эту установку. Что-то вроде «Рядом со мной будет достойный мужчина, который…» — который что? Почувствуй, как это должно быть?

— Который будет защищать, любить… — начала я перечислять.

— Да, запиши это, — одобрила Олеся, кивнув. — Я буду повторять из раза в раз: главное — понять, что у мамы свой путь, а у тебя — свой. И ты вправе… Да, это верное слово. Ты вправе требовать для себя соответствующего отношения. И ждать, и требовать. Ты этого достойна. Ты хорошая девочка, если ты этого требуешь. То есть не становишься плохой, если отказываешь. Так же и в сексе. Нужная установка: «Я не плохая, если отказываю, потому что не готова вступить в близкие отношения. Я по-прежнему хорошая, если отказываю». Тут оценка: плохая, хорошая. Пометь себе это. И это тоже: «Если я требую нужного отношения к себе, я хорошая. И я имею право на мужчину, который будет ко мне так относиться». Дальше ты стираешь это всё с детства, — продолжала Олеся. — Так создаётся позитивная программа. То есть негатив стереть — это одно, а нужно ещё заложить позитивную программу. И вот этот метод стирает на клеточном уровне информацию. Тебя уже никто не достанет. Сама сделаешь?

— Я попробую. Но лучше с тобой.

— Теперь про секс, — продолжила Олеся. — «Я хорошая, если я отказываю, потому что я забочусь о себе и при этом счастлива. А если я счастлива, счастливы окружающие. Я имею право отказать, если я не готова. Тогда, когда я не хочу». Это по-разному можно подать, в том числе сказав: «Мы же знакомимся…» Ведь женщина, когда начинает спать с мужчиной, к нему привязывается и «выходит за него замуж» раньше, чем они отправятся в ЗАГС. Поэтому естественно, что ты становишься хозяйкой… А как ещё? — Олеся замолчала, задумавшись. — Ещё надо стереть твою установку, что человек грязный. Бывает по-всякому. Любой человек может попасть в неприятную ситуацию, вольно или невольно. Избавишься от представления о «грязном» человеке, и ощущение, будто ты обвиняешь, уйдёт вместе с ним. Понимаешь? Надо убрать этот ярлык. Ну и тут же следующий момент: ты имеешь право заботиться о себе и своём здоровье. Это, кстати, и для мужчин лучше. Если ты так разбираешься в сексуальных партнёрах и заботишься о себе, значит, и они меньше рискуют чем-то от тебя заразиться. Это тоже стоит им объяснять. Сначала самой понять и потом уже им объяснять.

— А образ папы мы перепишем? — вспомнила я.

— Да, я тебе дам задание. Поживи с тем образом, который у тебя есть. Не выясняй истину. Работай с тем образом папы, который имеешь. Выпиши качества — какой он? Что он мог? Последи за своими установками, может, даже вылезут какие-то страхи. Когда есть страх, закрепляется именно он, а не желание или потребность. У них одинаковая энергетическая природа. Страх реализуется всегда, поскольку он связан с верой в невидимое и исполнением ожидаемого. Вопрос простой: чего ты ожидаешь? Если ты в контакте с желаниями, материализуются желания. Если ты в контакте со страхом, материализуется страх.

 У меня есть страх беременности. Точнее, что она не наступает. У меня же был незащищённый секс… — заговорила я о наболевшем. — Я решила даже к врачу пойти, чтобы назначил мне противозачаточные таблетки. Я решила переключиться с этой мысли…

— Защита не повредит. Так ты будешь свободнее себя чувствовать. А страх про ненаступление беременности запиши, — снова дала задание Олеся. — Знаешь, перепиши ещё вот какой страх, связанный с отцом: «Я не смогу себя защитить от этого человека».

— Что имеется в виду? — не поняла я.

— Ну, про этого товарища. Ты же его боишься сейчас? Вот и сотри этот страх. Я думаю, тут такая установка есть: «Нельзя отказывать мужчинам, иначе они могут убить». Запиши её тоже, — наставляла Олеся.

— Ещё вот что. Ты рассказываешь, что на некоторые вещи ты не реагируешь. Я за собой стала замечать, что на какие-то оскорбления — прямо ловлю себя в моменте — раньше я бы реагировала, а сейчас… по фигу! — поделилась я своими открытиями.

— Не цепляет, — улыбаясь, говорит Олеся.

— Ага, — кивнула я.

— Крючочка нет.

— И это так прикольно! — сказала я, тоже улыбаясь.

— Да, поэтому продолжаем…

Что нужно сильному мужчине?

14.01.2017

Я сидела у монитора, ждала звонка от Олеси и размышляла. Пару дней назад я проводила свою племянницу, которая у меня гостила. Мне было грустно, я глубоко ощутила то, насколько мне здесь одиноко, как мне не хватает моих родных и близких людей. Глаза были всё ещё на мокром месте. Полностью погрузиться в чувства я не могла, перебивали насущные проблемы: будь то личная жизнь, которую я так рьяно пыталась построить, будь то работа, да и вообще непонимание, как мне жить в чужой стране с моими амбициями.

— Привет-привет! — прервала мои размышления Олеся.

— Привет, Олеся! — с грустью ответила я.

— Ты чего такая? — Олеся, конечно, сразу заметила моё настроение.

— Да… я племянницу проводила позавчера домой. Так плакала… Осознала, насколько сильно я скучаю по своим родным. На расстоянии и отношения как-то налаживаются со старшей сестрой… Я когда в мае в прошлом году ездила, мы с ней так хорошо по душам поговорили. И открылись друг другу, наконец-то теплотой повеяло… И вот племянница приехала, я с ней, можно сказать, знакомилась. А когда она уезжала, я поняла, как мне их тут не хватает… Попросила, чтоб писали мне, чтоб не забывали…

— А она нормально? Не фыркает, что ты сама так решила? — спросила Олеся.

— Да нет, наоборот, они даже рады, что я вырвалась оттуда, — ответила я и замолчала. Вспоминала нашу поездку в Прагу, куда я возила племянницу. Хотела показать ей Европу, думала разжечь в ней желание тоже сделать какие-то шаги, показать, что жизнь можно менять. — В Праге мы немного поругались, — после короткой паузы продолжила я, — племянница у меня такая, с характером. Мы друг друга недопоняли. Да и знаешь, я увидела, что обе жёстко разговариваем. Вроде не хотела грубо ответить, а получается именно так…

— Значит, сердечко оттаивает, — заметила Олеся.

— Ну да, — согласилась я. — Мы там подарков разных набрали, я хотела и младшей сестре что-нибудь взять, а племянница категорично в отказ. Они там совсем в ссоре… Я всё-таки надавала с собой, старшая сестра сказала, на месте посмотрят…

— Ну я тебя поздравляю. Это определённое событие. Что оно для тебя? — задала вопрос Олеся.

— Ой, не знаю. Тяжело было, Олесь. И внимание надо уделять, а с другой стороны, с деньгами не очень пока всё хорошо… Так хотелось ей много чего показать. В тот день, когда её надо было отвозить в аэропорт, я на работе была, и до меня только там дошло, что она уезжает, — и всё, начала плакать, остановиться не могла. Как-то всё накатило разом… Ведь я поняла, как же чертовски тяжело мне дался первый период в Германии, только когда самолёт в моём родном городе приземлился, когда я домой полетела через год своей эмиграции.

— Дошло, значит, потихоньку… — прокомментировала Олеся.

— Да, дошло. Причём они же все думали, что я тут как на курорте, всё на блюдечке с голубой каёмочкой. И когда я пыталась донести, как тяжело обустраиваться на новом месте, от мамы постоянно слышала только: «Ой, да что ты преувеличиваешь». Так обидно! Мне ведь реально непросто! И правильно ты говоришь, что сейчас я оттаиваю. Со мной племянница поделилась, что у парня её рак. Раньше бы я сидела и молчала, а тут обнимала её, успокаивала… Не боялась свои чувства показать…

— То есть ты перестала бояться показывать свои чувства?

— Ну да.

— Хм… А это с родственниками и подругами только? Или с мужчинами тоже? — пыталась понять Олеся.

— А у меня мужчин-то нету… — задумчиво ответила я.

— Ну как же… — Олеся усмехнулась. — Так уж и нету?

— Ну… я сейчас с узбеком встречаюсь. Начала пить таблетки, как и говорила тебе, и решила, что не хочу никаких отношений серьёзных, а так… для здоровья, как говорится. Я же знаю, женятся они только на своих, у нас очень разный менталитет, я не принимаю некоторые моменты их культуры, ну и никогда не буду такой женщиной, как их женщины. Я сказала ему, что пока мне не охота серьёзных отношений, и предложила вот так встречаться. Ему надо было подумать. А когда я провожала племянницу, написал, что надо встретиться и поговорить. А мне надо пару дней отдохнуть, я ему так и ответила. В общем, судя по всему, ему нужно больше, чем секс… Капец какой-то… Сегодня будем разговаривать… — со вздохом закончила я свой рассказ.

Я замолчала. Олеся тоже ничего не говорила — ждала.

— Я вообще, Олесь, больше не вижу причины, зачем мне мужчина, — спустя какое-то время озвучила я свои мысли. — Ну, в смысле… теперь я думаю так: либо достойный, либо никакой вообще.

— Это хорошая позиция, — одобрила Олеся. — Могу тебя вдохновить. Нарвалась тут на очередную фразу Омара Хайяма, лично меня она вдохновила: «Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена. Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница. Но невозможно соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина».

— Ну да, это хорошо сказано… — Я размышляла, пытаясь понять, к чему меня подводит Олеся. — И на что ты меня хотела вдохновить?

— А ты посиди подумай, я сейчас приду.

К чему она? Я не понимала. Смотрела в монитор, обдумывала фразу поэта и философа древности. «Невозможно соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина». Ну как же… ага… Всё возможно! Любимая женщина… Бывает такое? Любимая женщина… Любимая…

— Ну, что ты можешь сказать? — перебила мои нестройные мысли Олеся, вернувшись к экрану.

— Да я не знаю… Ноль предположений. — Я начинала злиться, что не понимаю. Чувствовала себя глупой.

— Сердце закрыто? — продолжала спрашивать Олеся.

— Да. Я хочу рядом достойного сильного мужчину, а не этих хлюпиков, которые как дети себя ведут, они меня бесят! — выпалила я со злобой.

— А достойному мужчине что надо-то? Секс, что ли?

— Ну нет… — задумчиво ответила я. — Наверное, ему нужны комфорт, спокойствие… Хотя это скорее мне нужно! — засмеялась я.

— Да, мне тоже важно, чтобы мужчина в быту был удобен. Чтоб как положил, так и лежит. — Олеся засмеялась. — А достойному, сильному что нужно? Чего ожидает сильный, интересный мужчина от женщины?

Я молчала. Я не знала, что надо сильному, достойному, интересному мужчине. Не знала, что ответить. Вопросы застали меня врасплох. Я хочу достойного сильного мужчину, но я не знаю, что ему надо… Олеся, увидев моё смятение, начала рассказывать историю из своей жизни. Мне нравится эта её черта. Я тоже всегда рассказываю истории из жизни, чтобы проиллюстрировать свою мысль по какой-то теме.

— Не просто так я тебя сейчас погружаю в тему любви и подвожу к чему-то, — резюмировала Олеся свою историю. — По-настоящему сильный мужчина может получить сколько угодно секса. И домработницу может нанять. А в отношениях ему нужна любовь.

— Ну, я уже поняла, к чему ты, — с грустью перебила я.

— Ему нужно чувствовать себя любимым, — продолжала Олеся. — Дело в том, что мужчины не в состоянии просто так любить. Они сильно зависимы от женщин. Почему мужчина не может быть один? Потому что мы можем любить, мы можем быть счастливыми. Мы любим детей, мы любим коллег, мы любим… да вот весь мир! Мы строим что-то. И вообще, силища женщины… Ну представь, какое-то такое маленькое семя, и мы из этого можем вырастить, создать целого другого человека…

— Вот у меня сразу тут затык, — перебила я. — Мы любовь эту даём, а они потом… как будто она им приедается, что ли… Они же интерес теряют…

— Ну вот смотри, любовь может выражаться в разных вещах, — объясняла Олеся. — Комфорт, про который ты говоришь, тоже форма выражения любви. Но я сейчас говорю о чувстве… Тебе страшно любить? А быть любимой — страшно?

— Ответственность, — отчеканила я.

— Ответственность должна быть у них, — категорично ответила Олеся.

— Ну да вот… — я задумалась. — Я сейчас вспомнила: он мне написал, что хочет, чтобы я его любила, хочет от меня большего. И я такая сразу: «Ага, влюбился…»

— Понимаешь, — объясняла Олеся, — они влюбляются тогда, когда мы их любим. И могут любить только женщину. Детей они любят через женщину и так далее. У них очень много природных ограничений! И они, как тебе сказать, в ответе больше. Тут вопрос выражения любви, поскольку у них в голове чёрт знает что. Но как он выражает свою любовь, это другой вопрос. Как ему можно выражать её. Как он фантазирует, чтобы не уронить своего мужского достоинства.

— Вспомнила! — перебила я. — «Должна». Вот что мне в голову ещё приходит. Если меня любят, то я что-то за это должна.

— Должна принять любовь, и больше ничего.

— А в чём проявляется «принять любовь»? — спросила я.

— Знаешь, ещё в юности у меня было решение — благодарность. Всех полюбить в ответ невозможно, и я просто чувствовала благодарность к тому, кто выражал мне свои чувства. А некоторые унижают.

— Ну вот да, — некоторое время помолчав, размышляла я. — В последнее время была ситуация, когда я тоже ощущала благодарность. Я никогда не унижала. Я уверена, что всё возвращается бумерангом. Ну и думала, почему я должна унижать, это же человеческие чувства…

— Очень много страхов и очень много боли у тебя, её надо распаковывать и отпускать, — сказала Олеся.

— Думаю, я поняла, почему ты мне Омара Хайяма процитировала. Потому что я боюсь, что он уйдёт? Или другую женщину заведёт?

— Здесь даже не про мужчину, а про страх любви вообще. Я просто вспомнила твою историю с москвичом… Очень много энергии в секс уходит… И мало вот сюда… — Олеся показала рукой на область сердца. — Я предполагаю, ты в принципе боишься любви. Если ты не готова соприкоснуться с этим чувством — а это страшно, я понимаю, — тебе будут встречаться только мужчины, способные контактировать исключительно внизу.

— Реветь опять охота… — усмехнувшись, заметила я. — Опять меня до слёз довела… Такие хорошие темы…

— Такая у меня работа, — ответила Олеся с участливой улыбкой, — доводить хороших девочек до слёз… Ну что делать, пока нарыв не вскроешь, гной не выйдет…

— То есть опять к родителям, что ли… Кстати, с нашей прошлой встречи я переписала мамину установку «любой, лишь бы рядом», — вспомнила я задание прошлой сессии. — Образ отца расписала, и этот товарищ один в один им оказался. Так что ты была права. Я примерила к себе образ папы как мужчины — мне не понравился. Еле сбежала! — Я горько усмехнулась. — Так что…

— Ну да. Когда ты написала, что один в один, я даже улыбнулась. Но хорошо, ты от него отказалась. Давай актуальное, про любовь, — вернулась Олеся к больной для меня теме. — Сосредотачивайся на теме. Почему реветь-то охота? А кстати, запиши первую установку, которую надо будет стереть: «Если тебя любят, ты должна…» Подумай о своих чувствах. Видимо, должна ты очень много…

— Замуж сразу выйти и детей рожать, — смеясь, начала я перечислять, что приходило в голову. — Жизнь ему посвятить. Любая просьба или вопрос — и я не могу отказать, не имею права!

— Тоже запиши, — инструктировала меня Олеся.

Мы обе замолчали. И тут я вспомнила про свой сон, который мне приснился на Рождество.

— Я тебе не написала, по-моему… Мне же сон на Рождество приснился, такой интересный. Мне мой декан в сельхозе, где я училась, всегда очень нравился как мужчина. Такой внешне очень статный, привлекательный. Немного с сединой. Интересный. Добрый. У него на экзамене или зачёте я только начинала отвечать, а он мне: «Элеонора, я знаю, что ты подготовилась, давай оставим это, расскажи лучше, что у тебя в жизни интересного происходит». И вот мне снится, что я работаю в институте, что он мой начальник и у нас с ним роман. Мы встречаемся тайком. И вот однажды мы что-то забыли в институте, надо было вернуться, я его под руку держу, мы подходим ближе к институту, и я руку убираю, а он её крепко держит. Нас увидел весь наш коллектив. То есть он как будто переводит меня за черту. И я в таком испуге и в то же время довольна, что наконец-то все поняли, что у нас отношения, что мы вместе. И я проснулась в таком хорошем настроении.

— Интересно. Переходим, значит, на следующий шаг? — Олеся улыбнулась.

— Да, — отвечала я тоже с улыбкой.

— Так что про любовь-то? Свернули с темы?

— Ну… — нехотя отвечала я, — что-то больно мне. Реветь охота. Первый парень мне вспомнился. Унижения. Страх потерять ужасный. Готова терпеть всё на свете…

— То есть теперь тебе страшно, что придётся многое терпеть, да? — уточнила Олеся.

— Вспоминаю родителей… Мама говорила, что она папу всегда любила просто безумно. И терпела все его выходки. Он и проституток домой водил, и баб приводил… Все это видели, всё знали… Разошлись. И всё равно она его до сих пор любит. И никто ей не нужен. И всё-таки мои мысли возвращаются к моему первому парню Пете, — сказала я после раздумий.

— Ну давай, какие именно, — последовала ходу моих мыслей Олеся. — Давай сейчас страх снимешь, а потом будешь наблюдать, куда тебя сносит, и записывать ситуации. Итак, тебе страшно быть любимой. Давай это для начала снимем. Почему страшно быть любимой? Страшно, что окажешься должной. Должна всё и вся: выполнять любую просьбу, раствориться в нём, посвятить ему всю жизнь. Рабство буквально.

Далее мы начали смывать страх, используя методику, которую я описала в самой первой записи.

— Когда убираешь страх, столько напряжения уходит — мне обычно спать хочется. Как тебе? — спросила Олеся.

— Мне зевать хочется, — ответила я, ещё погруженная в работу.

— Ну так зевай. Это очень важно, зажиматься нельзя. Потому что горло… Раньше бабушки, когда наговаривали на воду, снимали, например, сглаз с младенцев, и если что-то есть, то она прям иззевается вся. Что происходит? Происходит расслабление, и освобождается горло, а горло — горловая чакра — это предъявление себя в этом мире, это принятие себя, и это (если толковать символизм чакр) воля. И та, что за деньги отвечает, — центр воли, это всё солнечное сплетение. Здесь и сердечная чакра, с которой мы любим весь мир. И считается, что душа — она тут, между горловой чакрой и солнечным сплетением. И когда они все работают нормально, не пробиты, то горло выражает это всё: принятие себя и предъявление себя в этом мире. Мы говорим. Мы поём и так далее. И у тебя это освобождается сейчас для предъявления себя. Вибрации меняются. Даже если ты ничего не делаешь, тебя начинают замечать. Потому что эта штука расслаблена. Поэтому если идёт зевота, обязательно зевай.

— Мне спать охота, — устало перебила я.

— Ну да, — продолжала объяснять Олеся, — это очень хорошо. Чем серьёзнее тема, тем больше хочется зевать и чувствуешь усталость. Уходит большое количество напряжения. И первая реакция — это расслабление. А потом уже энергия приходит.

Я продолжала работать, сосредотачиваться на ощущениях, зевая так, что казалось, вот-вот порвётся рот.

— Смотри, есть какие-то ещё страхи? — спросила Олеся, когда я открыла глаза.

— Что-то пока ничего не приходит, — ответила я, до конца ещё не вернувшись в реальность.

— Ну хорошо, понаблюдай за собой, что ещё будет приходить, — давала заключительные наставления Олеся. — Почему страшно любить и почему страшно быть любимой? Как видишь, семейная жизнь ни при чём, когда мы про любовь говорим. Ну, вроде к разговору ты готова. Не обижай мужчину…

— Я не собиралась его обижать, — оправдывалась я.

— Чем мягче женщина, — продолжала Олеся, — тем сильнее, решительнее у неё мужчина. Ну не можешь ты дать любви, ты же не должна. Повстречаетесь, а там посмотрите, вдруг он твою любовь завоюет? Попытайся его подвести к тому, что твою любовь можно завоевать. Они ж завоеватели. Дай зелёный свет.

— Вот сейчас возник страх, — перебила я, — страх того, что я ему даю надежду, а может, я ему жизнь сломаю… Типа того… То есть дала надежду, он такой весь… а я…

— А тебе надежда что даёт? — спросила Олеся.

— Стимул что-то делать, — ответила я в размышлениях.

— Он тебе ещё спасибо скажет, — подытожила Олеся. — У них с надеждой вырастают крылья. Они мир готовы перевернуть ради любимой женщины. Что откуда берётся, знаешь ли. Так что вперёд, к новым вершинам. Но эту установку тоже надо переписать. Ты же ему даёшь шанс себя проявить. Тебя завоевать. Такова роль женщины в этом обществе. Её завоёвывают. Говорят, орлица себе орла знаешь как находит? Она смотрит, может ли орёл поймать орлёнка. Когда орлята учатся летать, родители вынуждают их вылететь из гнезда, чтобы они тренировали крылья. И отец за этим делом смотрит: если орлёнок не справляется, он должен среагировать и поймать его. И орлица, выбирая орла, кидает камушки и смотрит, сможет он поймать или нет. Если нет, то, увы, к отцовству он не готов.

— Справедливо. И логично, — подметила я.

— Дать силы, и пусть растут, — продолжала Олеся. — Но перепиши это всё. Обдумай ещё, поживи с этим и перепиши: надежда — это хорошо, даже если не получится… Хотя что тут может не получиться, если он спит с тобой…

Дар —
чувствовать людей

03.02.2017

Позанимавшись с репетитором английского, я написала Олесе, что на связи и готова с ней работать.

Я была не очень довольна своим репетитором: много теории, мало практики. Теории мне хватало и в школе, а сейчас мне нужна была именно практика. Я сравнивала её с моим репетитором по немецкому языку, которой я обозначила задачу: нужен такой-то уровень к такому-то числу — и всё. Чётко, ясно, профессионально. Она нагружала меня много, но результат даже превзошёл мои ожидания — я поступила в магистратуру здесь, в Германии.

В общем, анализ моих занятий показал мне, что занятия с данным педагогом мне не подходят. О чём я рассказала Олесе, когда она подключилась.

После потока недовольства, который я обрушила на неё, наша беседа вышла к теме доверия себе. Олеся рассказала, как ей пришло осознание того, что её наказали за обесценивание дара.

— Представляешь, оказывается это дар — чувствовать людей, — начала новую тему Олеся. — Я даже и не предполагала. То есть я не доверяла себе. В моей жизни произошёл ряд событий. Раньше я ориентировалась на мнение людей. Не на себя, а на людей… Я не слышала Высшие Силы, я не слушала себя, а оборачивалась на людей, которые очень охотно по сей день пытаются сбить меня с моего пути. Доверие к себе… Я даже не предполагала, что это может быть настолько серьёзным.

— Ой, что-то опять реветь охота, — вставила я.

— Реви.

Олеся замолчала.

Как удивительно схожи наши пути, и Олеся как нельзя кстати вспоминала свои истории, которые напоминали мне мои…

— Я поймала себя вот на чём. Про дар, про всё остальное… — продолжила Олеся. — Пустота, про которую я думала, что она про любовь, на самом деле про опустошение, когда ты отрекаешься от своих талантов и от своего дара… Вот не имеешь права ты их не реализовать. И всё. И это может быть очень жестоко…

— Что-то я не понимаю пока, к чему ты ведёшь, — вставила я.

— Пустота внутри  отречение от себя и своих талантов. Я говорю про отключение от контакта с собой, — выдохнула Олеся. — От контакта со своим Высшим Я. Не людей надо слушать.

Я начала всхлипывать, слёзы лились.

— Что ревёшь-то? — спросила Олеся.

— Да откуда я знаю! — смеясь, ответила я. — Меня хлебом не корми — дай пореветь. Это моё любимое занятие в последнее время. Вот ты говоришь про пустоту. Я сейчас думаю, что эту пустоту я и чувствую. Я себя сейчас в каком-то ступоре ощущаю. Мне кажется, я, наверное, что-то не так делаю…

— Ну, про последнего твоего товарища я могу сказать, что ты не так сделала… — В голосе Олеси почувствовалось сомнение, которое она тут же пояснила: — Но будешь ли ты что-то с этим делать?.. Нужно ли тебе вообще это говорить?..

— Наверное, лучше да, чтобы я уже как-то разобралась с этим…

Я понимала: сейчас будет что-то неприятное. Хотелось сбежать от этого разговора, этого чувства. Не хотелось слышать правды. Понимала, что будет больно. Но ещё я интуитивно понимала: дальше так нельзя…

— Ну вот смотри, — начала объяснять Олеся, — в прошлый раз мы говорили о любви. Ты ему сказала, что, мол, готова только спать с ним. И потом прислала мне ваш диалог, где он тебя спрашивает, готова ли ты давать, когда он захочет, и так далее и так далее… — Олесе было неловко, она замолчала, подбирая слова помягче, но в то же время такие, чтобы наконец-то достучаться до меня. — Это была провокация с его стороны. Ведь если речь идёт о любимой женщине, тогда мужчина ей служит, а если только койка, то… ведёт себя подобно тому, как он тебе написал… Отношения без чувств, без искреннего интереса к личности друг друга, скорее товарно-денежные…

— И что? Я не понимаю! — перебила я.

— Да ты обидела его своим «любви нет, буду только спать с тобой», Эля. Ну и он обидел тебя: «раз только шлюхой быть готова, то как насчёт того, чтобы давать мне тогда, когда я хочу…» — Олеся вздохнула. Она не хотела меня обидеть, но сказать это надо было.

— И я не готова на это, судя по моему ответу ему, — рассуждала я.

— Я не очень понимаю, что ты делаешь… — продолжала Олеся.

— В смысле: что я делаю?

— Ну вот что за прикол — обсуждать с мужчиной то, что ты с ним только спишь? — спросила Олеся довольно эмоционально.

— Расставить точки над i, — невозмутимо ответила я.

— Какие i? Какие точки? — продолжала наступать Олеся.

— Я не знаю! — Я засмеялась. — Не знаю.

Мы обе замолчали. Я не понимала, что происходит. Я не понимала себя. Я чувствовала, что сделала что-то ужасное, страшное, и не знала, не понимала, как это исправить…

— Не знаю я, Олесь, — через какое-то время тихо повторила я.

— Ну что это тебе даёт, когда ты мужику говоришь, что у тебя с ним только секс? — спросила Олеся.

— Чтобы он меня своими чувствами не обременял. Даже, наверное, скорее для себя это говорю, чтобы я себе никаких замков не рисовала.

— Потому что они все козлы?

— Ну да. Мне подружка каждый раз, когда мы с ней общаемся, твердит, что они все козлы… Я, конечно, возражаю, что вовсе не все. А она меня переубеждает… — Мне было некомфортно в этот момент. Разговор шёл туда, где мне было очень неприятно и больно.

— Эль, ты потеряла свой уровень, — пыталась достучаться до меня Олеся. — В отношениях тоже есть уровень. Что за пошлый способ мышления? Я сегодня ругаться буду.

— Не знаю, так, наверное, проще… мне… — тихо ответила я.

Я замолчала. Слёзы текли.

— Мне вообще кажется, что я себя потеряла, — произнесла я, преодолевая комок в горле, и замолчала. Какое-то время не могла говорить — поток слёз застилал глаза. — Я не могу понять, когда это произошло, — наконец продолжила я. — Мы вроде разговаривали, что я наконец-то себя нашла. Это было ещё в Кемерово. А сейчас я снова себя потеряла. Не могу себя собрать. Я не знаю, что мне делать, Олеся… Тыкаюсь, мыкаюсь из угла в угол. Ощущение такое, что я на одном месте топчусь или куда-то назад пячусь… Я не знаю…

Я плакала. Пытаясь сдержать слёзы, замирала. Дышала. Снова замирала…

— Дыши… дыши… — произносила Олеся.

— Я вроде поняла, — продолжила я, когда поток слёз поутих. — Ценность семьи… С сестрой стали отношения хорошие… По работе и по учёбе что-то находится, вроде сдвиги какие-то есть, а с другой стороны, я не знаю, где я вообще… И это всё так тяжело… Даже этот экзамен меня из колеи выбил. Я думаю, я его не написала. Я сижу постоянно на чемоданах. Даже не знаю, что у меня с работой будет… Я не могу себе уют создать в квартире, ничего! Я в каком-то постоянном подвешенном состоянии. И куда-то постоянно тыкаюсь — безрезультатно! О мужчинах… Я не знаю, что мне от них надо… Не знаю… Я потерялась…

— Ключевое здесь «я потерялась», — прокомментировала Олеся.

Мы обе молчали. Спустя какое-то время Олеся задала вопрос:

— Ну вот смотри, когда ты ехала в Германию, ты чего хотела? У тебя было какое-то видение?

— Завоёвывать Европу! — смеясь, ответила я. — Работать в международном масштабе. Посмотреть мир. Улучшить качество своей жизни… Утереть всем нос… Доказать что-то…

— А экзамен этот можешь пересдать?

— Да, это, в принципе, не проблема. Понимаешь, Олесь, это всё как снежный ком просто. Наваливается, наваливается. Хотя… я ходила здесь в один офис, они посмотрели моё резюме, сказали, что в Германии так не делают, записали меня на двадцать второе число, чтобы вместе составить правильное резюме. Консультант сказала, я очень хорошо разговариваю на немецком, учитывая, что я здесь только второй год. Да, хромает грамматика, но важно, что меня понимают. Мне стало полегче. А то… знаешь, когда постоянно приходят отказы… Если я найду нормальную работу, то мне уже станет полегче, какая-то определённость, понятно будет, куда переезжать, где оставаться. В общем, с работой вопрос острый. Везде надо образование, а я экзамен не сдала… Ну, по моим ощущениям, не сдала… Результат позже будет известен…

Я опять помолчала.

— Сестра сегодня написала, что с домом наконец-то документы доделали, то есть его на продажу выставлять можно, — обратилась я к делам семейным. — Племянница написала. Помнишь, я рассказывала, что у парня её рак? Так вот, диагноз не подтвердился, это какая-то форма бронхита оказалась. Лечится сейчас. То есть положительные моменты есть какие-то… А ещё я познакомилась с парнем в интернете. Во время разговора чувствую давление какое-то. Мы ещё не виделись ни разу, а он мне уже указания даёт: то не делай, это не делай… Мне это не понравилось, о чём я ему прямо сказала, и он на оскорбления перешёл… Я понимаю, я его задела, поэтому, но… Чёрт возьми! У меня что, так всегда будет? И тут сон с моим Ильёй… Что мы снова вместе и отношения те же, что были… И он меня поддерживает… И такое чувство… У меня будут какие-то нормальные отношения? Почему они такие все уроды-то? Я не понимаю, что мне надо делать. Неужели я так одна и останусь? И вообще, для чего это вот всё? К чему?

— Больно, неприятно, да? — со вздохом спросила Олеся.

— Да.

— В общем, так: берёшь лист бумаги и записываешь ситуации, которые не должны были произойти с тобой, а потом такую фразу: «Я с этим не согласна, этого не должно было быть». Дата и подпись. Это хорошая методика, она пену взбивает и поможет немного в осознании таких ситуаций. Вот, например, сон этот. Ты с ситуацией соприкасаешься, прописываешь её, если накроет, — надо прожить эти эмоции. Пусть эта боль, которую ты пережила в каждой ситуации, выйдет. Остановись. Потрать на это время, но она должна выйти. Злишься — выскажись. Можно по каждой ситуации. Накрыло — фыркнула. Но Илью не трогай пока вообще. Разберёмся с негативом. Видишь, большой пласт всего. Много скоплено. Будет много всплывать. И любовь, в том числе проживай её тоже. Позволь чувству быть. Это твоё чувство, хоть оно и относится к тому времени. Оно зажато. Ты его из-за обиды зажала.

— А сейчас разревелась… Думаю о том, что наконец-то себя найду, — опять в слезах сказала я.

— Найду — не найду, — отвечала на это Олеся, — но в кучку соберём. Понимаешь, все события и травмы… мы же по кусочку в них себя оставляем. И внутри тебя есть запрет на любовь… Очень сильный… Такой, что ты продолжаешь мочить и их, и себя… Ты же прямо их мочишь… Остановись!..

— Как я их мочу? — не понимая, спросила я. — Тем, что заявила, что у нас будет только секс?

— Ну да, и это. И твоё, например, «да кто ты такой». Ниже плинтуса… Это же не к ним претензия. Видимо, кого-то хотелось уязвить…


— Слушай, — вспомнила я, — у меня же как-то было такое желание, как раз после Ильи: с кем-то переспать и потом ему денег на такси дать, типа свободен…

— Отомстить?

— Ну да. После него я встречалась с одним мужчиной. Он везде меня с собой возил, занимался сдачей квартир на часы и сутки, и вот как-то попрекнул меня тем, что он на меня деньги тратит. Я так удивилась: какие деньги? А он мне знаешь что ответил? Мол, я же у него ела… То есть мы в промежутках его дел к нему заезжали… Я тогда ещё раз убедилась, что самой надо на хлеб зарабатывать…

— Ну ты немного не в том убедилась, — перебила меня Олеся. — Надо увеличивать сумму трат мужчины, чтобы не спать за еду. Ты уменьшила, а надо было увеличивать… Ты сейчас как?

— Ну вроде спокойнее немного, — задумчиво ответила я. — Ну, горизонт виднеется.

— Если нужно, пореви, — начала давать «домашнее задание» Олеся. — Прямо пореви, потому что со слезами мягчаешь. То есть это как раз женская часть раненая ревёт. Оживает. Придётся с этими обидами на этих козлов встретиться, ничего не поделаешь. А в установках потом разберёшься. Сейчас вот это живое надо пройти. Размораживается опыт. Ты пиши мне, как себя будешь чувствовать. Только не зажимайся, всё, что будет наружу вылезать — слёзы, гнев, боль, вина, — запиши, все ситуации, которые вызвали эти чувства. Только в вину уходить на надо. Этот клубок надо распутать. Мы, женщины, очень чувствительны: с нами плохо обращаются — мы чувствуем себя виноватыми. Простить себе измену партнёра… Вот как мы обозначаем проблему. Себе! Понимаешь? Не ему… Себе — невозможно. Ему ещё через раз можно, а вот себе — нет.

— Ну, я так всегда и считала, — перебила я. — В этом ведь больше вины женщины. Он же не просто так налево пошёл… Сама виновата…

— Вот-вот. Сама виновата, что налево пошёл, — продолжала Олеся. — Поэтому я и говорю про уровень отношений: чувство собственного достоинства и уровень отношений, который предлагает мужчина. Если мы опускаемся до их животного уровня, будет так, как ты рассказываешь. Как только проявляется индивидуальность, возможны варианты. А мужчина ведёт себя так, как ему позволяет женщина. Не все, конечно. Некоторые говорят, что не тянут, и всё. Но некоторые вполне. На уровне ещё и задержаться надо, а это не всем дано. Особенно товарищи попроще любят фразу «Что мы, дети?», если женщина не готова к близости прямо сейчас.

— «Мы же взрослые люди», да, я часто такое слышу, — подтвердила я.

— Да, бронебойный набор манипуляций! А критерии сортировки: эта так даст, в эту вложиться надо (в одну больше, в другую меньше). Это мой бывший начальник как-то рассказывал. Всё цинично, но только на первых порах. А чтобы желание поднялось выше, нужно время. Если, конечно, мужчина способен. А ты сама себя опускаешь, — вернулась Олеся к предмету разговора. — Уламывать не надо… Он тебя пытается поднять, а ты вниз… себя… сама!

— А почему я так сделала? — пыталась я понять. — Потому что себя потеряла?

— Ну да.

— Или мстила… — размышляла я.

— Я думаю, и то и другое, — отвечала Олеся. — Видишь, отношения требуют чувств. А у тебя много боли в этой сфере. Тебе непереносимо в этом находиться… Поэтому пропиши ситуации с датами, подписью… Как я тебе уже сказала, — и до следующего раза.

— Хорошо, Олесь, спасибо!

— Размораживайся…

Я смотрела в монитор и думала. Вспомнила свой сон: мне приснился Илья, с которым мы прожили два года. Мой первый опыт совместного проживания. Я часто вспоминала его, особенно в те минуты, когда разочарование в мужчинах доходило до пика. Я вспоминала, как Илья меня поддерживал. Он понимал тогда без слов, как мне больно от того, что мне не хватало любви матери. Он старался это как-то сгладить. Он не спал ночами, когда я нервничала перед экзаменами и не могла уснуть, — лежал и гладил мои волосы, зная, что меня это успокаивает… А самому надо было рано вставать на работу. С ним я чувствовала себя в безопасности. Но и у него были свои тараканы, и я не выдержала его деспотичного контроля. И клетки в доме. Я часто думала, что, умей мы тогда идти на компромиссы и разговаривать, может, и построилось бы всё иначе. Думала попробовать ещё раз, но понимала, что вернётся всё к тому, чем и закончилось. Да и… как попробовать? У него уже семья, дети… И этот сон снова взбудоражил мои чувства негодования, обвинения, обиды, любви, которые рвались наружу и которые всё-таки придётся проживать. Вытаскивать и проживать. Снова. На всю катушку…

Быть должной

18.02.2017

— Привет, Олеся! — поприветствовала я. — Ты мои дневники в скайпе читаешь?

— Привет-привет! — Олеся, как всегда при встрече, улыбалась. — Читаю периодически, конечно, не сразу, но читаю. Я поняла, что у тебя агрессия на мужчин проснулась. Ты профыркалась?

— Ой, — нехотя отвечала я, — профыркалась, но не до конца ещё. Поняла, что у меня агрессии очень много. Меня любая ситуация заводит. Даже на работе. Коллега Андрей мне помогает заполнять бункера на машине, за которой я работаю. Ну, то есть там собираются колпачки с щёточками, которые я потом проверяю на качество и складываю в коробки. В бункера засыпаются колпачки — в один, щёточки — в другой, а потом они вместе компонуются и выходят на ленте собранные. Так вот, этот Андрей говорит, что женщинам помогает, и они уже это как само собой разумеющееся принимают, спасибо, мол, даже не говорят. И я понимаю, что он от меня тоже этого «спасибо» ждёт, а ведь это манипуляция. И меня она бесит, так ему и сказала: «Твоя манипуляция мне не нравится». Но он всё ждёт от меня «спасибо»…

— А тебе всё меньше хочется благодарить? — спросила Олеся.

— Да! — Я засмеялась. — Я чувствую манипуляцию, и меня она очень раздражает.

— Ну он-то манипулировал, а у тебя что с чувством долга мужчине? — спросила Олеся. — Непереносимо быть должной?

— Да мне вообще не нравится быть должной… — отвечала в раздумье я. — Ну хотя да, мужчине быть должной особенно непереносимо.

— А что так? — с улыбкой спросила Олеся.

— Ну не знаю, — смеясь, отвечала я, — вот мы с тобой уже который раз об этом, а у меня всё не проходит и не проходит.

— А мы сейчас посмотрим, в чём тут дело, — деловито прокомментировала Олеся. — Сейчас расслабь, как говорится, точку согласия. Ну, то есть вагину. И визуализируй, как из твоего копчика опускается хвостик или лучик, он касается земли. Сначала будет расслабление. Заземление такое. А потом он идёт вглубь и касается ядра Земли. Оно здесь рядышком, не надо проходить магму и всё такое. Не представляй. А именно яркое ядро Земли. Яркое, белое…

— Что-то мне дышать тяжело… — высказала я свои ощущения.

— Отлично, — ответила Олеся и продолжила: — Вот этот хвостик втыкается… Изображаем желе. А оттуда идут лучики планетарного потока: белые, яркие. Проходят сквозь копчик и по позвоночнику насквозь. Самое главное, нигде не удерживай. Сквозь тебя проходят эти лучи. Большой планетарный поток. Если представить нашу планету, она как ёжик. Оттуда идут лучи радиации, ни больше ни меньше. Но эту радиацию мы можем перенести, мы её не усваиваем. Я делюсь сейчас с тобой информацией, которая выходит за пределы земной жизни и самой Земли. Вот эта энергия проходит через трубочку. А трубочка имеет индивидуальный номер. То есть она у каждого своя и не повторяется. Энергия, проходящая через трубочку, чистая, абсолютная. Не пугайся, если тебе захочется газку найти потом где-нибудь, чтобы вдохнуть. Организм не готов воспринимать чистую энергию. Но это свойство позволяет нам не жрать друг друга, не вампирить, даже бессознательно. Энергия другого человека для нас словно яд. Вампиры, конечно, существуют, но они укорачивают свой век таким образом. Энергия идёт насквозь, через голову. Минут двадцать так посидишь, энергия восполнится — и раздражительность уйдёт полностью. Как только у тебя появляется раздражительность, это значит, энергия на нуле. Садишься сразу в планетарный поток. Но не пугайся, если всплывут ещё какие-то ситуации. Этот поток почувствовать невозможно, только визуализировать. Ну, про кокон пока не будем. И теперь представь ситуацию, когда ты должна мужчине. Ведь замужняя женщина всю жизнь у него в долгу.

— Чего это? — удивлённо спросила я.

— Ну так… она, конечно, покрывает это другими вещами. Но она всю жизнь у него в долгу, — повторила Олеся.

— Бесит прям… — прокомментировала я.

— Не отключайся от потока, — вернула меня к практике Олеся. — Пусть бесит. Это одно из базовых упражнений, серьёзное. Мы всю жизнь у них в долгу, да. Представь это ощущение, которое тебя так бесит. Почему ты ему противишься? Раскатывай своё ощущение вместе с планетарным потоком по телу до головы. Вот прямо раскатывай его. Оно входит в каждую клеточку твоего тела. С низа живота пошло, и вся эта непереносимость — стыд, вина, отвращение — идёт вместе… Что ещё? Мерзкое ощущение, когда ты думаешь, что ты всю жизнь должна этому козлу, который с тобой спит, блин, рядом. — Олеся засмеялась. Спустя время она спросила: — Получается?

— Да что-то я не знаю, — отвечала я, не понимая, как назвать то, что я ощущаю. — Мне так противно.

— Ужас! — прокомментировала Олеся, смеясь. — Мужики в этом мире главные, кошмар!

— У меня прям возмущение какое-то, — заметила я соответствующим тоном. — Я тут книгу читала о том, что женщина главная, что мир вокруг неё крутится, а ты мне сейчас говоришь обратное!

— Ну, мир-то вокруг женщины крутится, — невозмутимо объясняла Олеся, — но фишка в том, что, когда ты от них берёшь деньги, заботу… ты же должна? Они-то крутятся вокруг, но ты же должна…

— Я вообще-то стараюсь в этом чувстве, «должна», не быть, — делилась я своими ощущениями. — Вот, допустим, с Андреем… Я же ему сказала: «Не надо со мной больше так», и всё… Но «должна» у меня и в сексе проявляется: я не говорю «нет».

— Научись жить в этом «должна», — продолжила Олеся. — Одна история, когда ты говоришь: «Я хочу покрыть свой долг», — это обнулит отношения.

— Обнулить отношения… — повторила я, смакуя фразу. — Что-то меня мысли опять к маме вернули.

— И что там? — спросила Олеся. — Какая установка? Какая ситуация всплыла?

— Ну, вспоминается институт, — я говорила, что приходило в голову, — как мама мне денег давала: на обеды или на какие-то мероприятия. Я, значит, не должна ничего против говорить и вообще должна вести себя хорошо, раз беру эти деньги, таким трудом мамой заработанные. «Я вас родила, значит, вы мне должны» — такова мамина позиция, и я должна её принять. «Я на вас всю жизнь положила» — в том смысле, что она испортила из-за нас свою жизнь, и теперь мы должны это компенсировать…

— Записывай, — указала Олеся.

— Ты знаешь, у меня такое ощущение физическое… — Я прислушалась к своему телу. — Такое ощущение, будто аж задницу сводит…

— Ну и отлично, — прокомментировала Олеся. — Симптомы показывают, что мы верной дорогой идём. Чем вообще мне нравится эта практика с планетарным потоком? Когда установки переписываешь, устраняешь, ты их как бы из головы пишешь. А тут — ты в потоке чувств. Всё до мельчайших подробностей надо вспоминать, вплоть до запахов, одежды, обстановки, чтобы чувство уловить. И тогда ты лучше понимаешь, в чём был урок. Меня, например, эта практика «собирает». Такое количество напряжения уходит! Ну и она показывает, когда раскатываешь с потоком своё ощущение по телу, что именно в ситуации не так. И тогда можно сделать чёткий вывод. Ведь фишка в том, что, когда ты понимаешь, в чём урок, ситуация перестаёт повторяться. Надо вспомнить самую поганую ситуацию, самое поганое своё чувство. Это ведь не так легко: включается защитный механизм психики — агрессия, например. И я думаю: а что за ней, за агрессией? И оказывается, агрессия стоит за стыдом. И этот стыд надо принять, пропустить через себя. А дойдя до головы, я понимаю: чувство работает на осознание. Особенно вот эта сумасшедшая боль. Ну понятно, что злость на мужчин — это скорее защитная реакция. И так она сейчас замаскировалась или, наоборот, открылась. Вспоминая различные ситуации, где чувствовала себя схожим образом, раскатывая это чувство по телу, можно выудить установки. Вот то, что ты сейчас говоришь, например, про маму… Раскатай это чувство. Раскатай до головы…

Олеся дала мне время на практику, потом спросила:

— Напряжение уходит?

— Ну вроде бы да, — ответила я, сначала подавляя зевоту, а потом, вспомнив, что говорила Олеся по этому поводу, зевая во весь рот.

— Ты работаешь, а я вот даже расслабилась. — Олеся снова засмеялась. — Зеваешь — отлично. Хороший признак. Теперь маму вспоминай и запиши установку: «Быть должной близким людям — плохо», «Я плохая, если должна». А потом перепиши на: «Я хорошая. Нормально быть должным близким людям», «Маме быть должной — это нормально», «Мужчинам быть должной — это нормально». Детям скорее нет. Долг детям ты покрываешь бесконечно. Но им ты тоже должна… Про маму раскатай… Иногда бывает — раскатаешь, а только на следующий день понимаешь суть проблемы.

— Знаешь, про деньги и маму… — Эта тема не отпускала меня. — Всегда надо было принимать во внимание, какое у неё настроение, а тем более если я хотела денег на что-то попросить. Я не знаю… вечеринка, например, какая-то или ещё что-то… Как ей об этом сказать?.. Причём знаешь, Олесь, я уже точно не помню, что именно она говорила, но это ощущение… негативное… было всегда… Помню, что мне всегда было неудобно просить у неё деньги…

— Ну вот и вспомни это ощущение неудобства, — наставляла Олеся, — и представь: хвостик в ядро опустила, планетарный поток, подкачалась…

— У меня там стрелочка, — улыбаясь, перебила я.

— У меня, кстати, тоже, — заметила Олеся. — Женщина, которая про поток рассказывала, говорила, что если есть в генетике хвостатые, то представится хвост, если нет — просто лучик опустите. Кстати, будь готова к тому, что планетарный поток вскроет ещё что-то. Он выдавливает разнообразные вещи, в том числе болезни. Поэтому что-то может обостриться. Но это надо делать.

— Я сейчас раскатываю это неудобство, — начала рассказывать я свои ощущения, переключившись на новую всплывшую ситуацию, — у меня живот как будто сводит. Изнутри, знаешь, такое ощущение, когда на качелях качаешься и живот сводит… Я не знаю, что это такое. — Я снова начала зевать. — У меня чувство стыда появилось… вина…

— Именно стыд впитала? — спросила Олеся.

— Мне кажется, я его от себя отогнала куда-то, — виновато ответила я.

— В том-то и дело, что задача стоит — впитать, — объясняла Олеся. — Пройти через него. Раскатать. Именно раскатать, чтобы от него в теле ничего не осталось… Ну, я правильное решение приняла — дать тебе эту практику. Я сомневалась.

— Олесь, я не могу… — застонала я. — Такое гадкое чувство, я хочу остановиться…

— Работай давай! — не отступала Олеся. — Ты смотри-ка, как стыд шарашит… Остановиться она хочет… От живота и до головы раскатывай, и по самой голове! Силы заканчиваются — переключилась на поток, подкачалась и продолжаешь. Смывай это всё, смывай… Получается?

— Вроде бы да, — ответила я, полуживая. — Ты знаешь, мне кажется, я даже отключилась на какое-то мгновение…

— Ну, это запросто, — прокомментировала Олеся. — Потому что чувство сильное… Как себя сейчас чувствуешь?

— Да как в тумане.

— Понятно. Ну хорошо. Поняла, как работать? — И Олеся стала давать напутствия: — Ты сразу можешь не почувствовать, посмотри завтра. Вспомни эти ситуации, которые мы сегодня проработали. Прочувствуй, остались ли ещё те же ощущения… А я сейчас начинаю учиться космоэнергетике, — внезапно поделилась со мной Олеся. — Это урок доверия себе, про талант, который мы упоминали с тобой… Это всё не просто так. Понимаешь, энергетика энергетикой, а смыслы никто не отменял. Вот эти смыслы, которыми мы нагружаемся, тем самым создавая зацепки, на которые всё вешаем… Пакость вся эта. И вот мой талант, моя способность чувствовать людей. Надо доверять себе. Иначе вдруг это фантазия? Навешают тебе люди… Как сильно могут испортить жизнь чужие интерпретации, чужие оценки, чужие мнения… Насколько они могут быть опасны… Поэтому я резко переменила жизненный подход: слушаю и принимаю не мнения людей, а мнения учителей. В любом случае усвой: доверие себе полезно.

— Я так и поняла! Ты рассказываешь, и мне откликается! А ты всегда рассказываешь только то, что мне надо услышать.

Ссоры

18.05.2017

Я сидела на балконе общежития, где жил мой парень. Казалось бы, только пару месяцев назад я работала с Олесей над темой отношений — и уже почти переехала к парню. Мы с ним познакомились давно — вместе работаем. В перерывах вместе пили кофе, шутили, разговаривали. Большого значения я нашему общению не придавала, да и… африканец он. Тоже, знаете ли, много всяких ограничений в голове. Но… Он тоже студент, подрабатывает по ночам — для меня это индикатор целеустремлённости. В разговорах выяснилось, что хочет семью и детей. Мы стали встречаться и после работы, и через пару недель я оказалась у него, а на следующий день он сказал, чтобы я привезла свои вещи. Точно как в моей голове! «Как же мне хочется, чтобы появился мужчина, забрал меня, и всё», — так я думала.

— Ты знаешь, Олеся, — делилась я новыми наблюдениями, — я выявила одну проблему, не только с ним, а вообще. В общем, я мужчин довожу до белого каления… Вот зачем я это делаю? Чтобы доказать ему, что он мудак?

— Может быть.

— Я на днях довела его и потом, когда он психанул, сказала ему: «Разве так мужчины поступают?» И мы из-за этого ругаемся. Он говорит, у него ощущение, будто я проверяю, насколько у него нервы железные… Сказал, чтобы я так не делала, а то он очень вспыльчивый. А когда вспылит, то голова отключается, и тогда он может ударить.

— Он так и сказал, что может ударить? — уточнила Олеся.

— Ну да. Говорил, что бывшей его перепадало пару раз — доводила. Мол, ловил её, что на сторону ходила… И вот, знаешь, замечаю за собой, что жду, когда он обосрётся. Ну, например, он не ходит сейчас на занятия, и я ему мозг выношу, что надо на учёбу ходить, и думаю такая: вот отчислят — будешь знать. Или поехал он сделку проводить, и я говорю: нервничаешь много, надо успокоиться, а то не получится. В итоге у него очень хорошая сделка получилась. И я думаю: что со мной происходит?..

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.