Бесплатный фрагмент - В начале славного пути

Воинам всех поколений, что несли свою нелёгкую, но почётную, службу в московских Александровских (Чернышевских) казармах, всем тем, с кем мне выпала честь там служить и работать, тем, кто продолжает и будет выполнять свои служебные обязанности в стенах тех знаменитых казарм, посвящается.

(Автор)

От героев былых времён

Не осталось порой имён…

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых…

(Агранович Е. Д. Вечный огонь)

От автора

У границы двух столичных административных округов (Центрального и Южного) на Подольском шоссе расположен известный в Москве памятник архитектуры XIX в. — Александровские (Серпуховские, Чернышёвские, а ныне — Чернышевские) казармы. Когда-то все они принадлежали исключительно военным. Непосредственно казармами было лишь два здания, все остальные — примыкающие к ним жилые, административные и хозяйственные постройки. Теперь же только часть зданий данного архитектурного комплекса входит в состав «Чернышевского военного городка». Некоторые из второстепенных архитектурных сооружений до наших дней не сохранились. Одно из зданий комплекса с момента основания и по сей день является собственно казармой. Оно пустовало лишь с конца 2009 г. по май 2014-го, когда прежнее руководство Министерства обороны пыталось его продать. Другое здание долго использовалось военными, потом перешло в пользование гражданских властей, какое-то время было жилым, а после возвращения в ведение Минобороны заселено семьями военнослужащих. Третье здание на рубеже 1980-1990-х гг. досталось в собственность городу. Ныне в нем размещаются банк, магазины, офисы торговых фирм и компаний, несколько структурных подразделений Российского университета дружбы народов. Четвертое, которое в прежние времена возможно так же имело отношение к казармам, является в наши дни домом офицеров.

История этого архитектурного памятника насчитывает почти полтора столетия. Достаточно в ней славных и трагических страниц. За долгие годы своего существования казармы эти видели в своих стенах представителей многих воинских частей. Прошло тут свою нелегкую службу не одно поколение защитников нашего родного Отечества. Но мало кто знает или обладает совсем незначительными данными о том, каким был начальный период истории этих уникальных строений, который хранит в себе не мало белых страниц. К примеру, когда же точно был построен этот уникальный архитектурный комплекс? Кто был его первым обитателем? Что было в казармах и вокруг них в 1870-1880-х гг.? И какую роль сыграли расквартированные в них солдаты и офицеры в тех далёких событиях? Да и ещё много иных вопросов и сомнений. Именно эта незаслуженно потерянная или позабытая информация и заставляет нас более подробно рассказать о той далекой для нас эпохе.

От провиантских магазинов до казарм

Во второй половине XIX — начале XX столетий территория, на которой сейчас располагаются Александровские казармы, относилась к району Замоскворечья. О времени возведения этих казарм до сих пор нет однозначной информации. Одни историки предполагают, что здания построили в 1859 г. по проекту архитектора Александра Протогеновича Попова (Попова 1-го) (1827—1887). Согласно мнению других, строительство под присмотром самого зодчего (см. Примечание 1) происходило в период 1877—1879 гг. Название казармы получили в честь правящего тогда монарха — императора Александра II (1818—1881). Инициатором данного предложения выступила Московская городская Дума, которая на своем заседании 9 октября 1879 года постановила: « <…> уполномочить Городского Голову войти к высшему Правительству с ходатайством о разрешении городу наименовать эти казармы «Александровскими»». Прошение городского головы Сергея Михайловича Третьякова (см. Примечание 2) было удовлетворено его непосредственным начальником — губернатором Василием Степановичем Перфильевым, руководившим Московским губернским правлением, и направлено чиновниками его канцелярии далее по инстанции Московскому генерал-губернатору князю Владимиру Андреевичу Долгорукому. Именно в отношении (прошении) от 24 октября 1879 г. №599, хранящемся в Центральном государственном архиве города Москвы, указывается достоверная информация о времени начала и завершении строительства Александровских казарм, а также дате первого расквартирования: « <…> выслушав заявление Городского Головы, — отмечается в документе, — о том, что предпринятая два года тому назад постройка казарм (здесь и далее в тексте цитат выделено авт.) для двух пехотных полков, близ Серпуховской заставы, ныне почти окончена и одна половина их уже занята, с 8-го октября, вступившим в Москву 8 Гренадерским Московским полком, постановила: уполномочить Городского Голову войти к высшему Правительству с ходатайством о разрешении городу наименовать эти казармы «Александровскими»».

Как видно, из данного архивного документа, строительство архитектурного комплекса казарм в Замоскворечье около Серпуховской заставы было завершено осенью 1879 г. А приступили к возведению этих зданий «два года тому назад», то есть в 1877 г. В начале октября 1879 г. в одной из половин комплекса разместили военных. Первыми обитателями казарм становятся воины 8-го гренадерского Московского полка, которые вернулись из Болгарии в Россию после Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Другим документом, подтверждающим точную дату начала строительства казарм, является сборник статистических данных «Приложение к Всеподданнейшему отчету по Московской губернии за 1877 год». На его страницах отмечается, что в этом году « <…> начата постройка новых казарм близ Серпуховской заставы <…>». А в Российском государственном военно-историческом архиве среди приказов по 8-му гренадерскому Московскому полку, что первым заселился в комплексе казарм, можно увидеть список тех, кто проектировал и непосредственно руководил строительством этих зданий. Так как одна часть построек еще не завершена, а в другой уже разместились военнослужащие, Александровские казармы должны были беспрепятственно посещать и осматривать их архитекторы и строители. В связи с этим командование полка даёт в январе 1880 г. указание, чтобы кроме должностных лиц городского управления, имеющих «присвоенные по занимаемой ими должности знаки», был допущен на территорию части ряд лиц, «кои снабжены от городовой управы билетами (пропусками. — М.В.А.) для свободного входа и осмотра всех помещений Александровских казарм». Данный список был одобрен штабом Гренадерского корпуса, в состав которого входил 8-й гренадерский полк. В списке этом были отражены имена семи человек: архитекторов: Александра Протогеновича Попова и Василия Герасимовича Залесского, их помощников: Аркадия Яковлевича Целерова и Гавриила Степановича Грачева, а также десятников (по-современному — прорабов. — М.В.А.): Максима Климова и братьев Петра и Степана Никаноровых.

5 ноября 1879 г. Александр II подписал свое Высочайшее повеление о наименовании новых московских казарм «по Августейшему Имени Его Императорского Величества — „Александровскими“». Это название замоскворецкие казармы будут носить до 1917 г. Затем на непродолжительный период времени они станут Серпуховскими по наименованию шоссе, на котором они располагались. В октябре 1922 г. по решению Моссовета они и прилегающая к ним площадь станут Чернышёвскими. Им присвоят имя красноармейца 8-й роты 154-го Архангельского стрелкового полка 18-й Ярославской стрелковой дивизии Прокопия Григорьевича Чернышёва (1900—1922), который 28 июня 1922 г. геройски погиб в Коломне в карауле во время пожара на посту. Со временем буква «ё» даже в официальных документах постепенно заменится на букву «е». Казармы станут именоваться Чернышевскими. И это наименование перейдёт по наследству современному Чернышевскому военному городку. Быть может поэтому у некоторых сложилось устойчивое неправильное мнение, что казарменный комплекс и военный городок наших дней получили свои названия от имени революционера-демократа Николая Гавриловича Чернышевского (1828—1889) — российского философа-материалиста, литературного критика, публициста и писателя.

Прежде на месте, где построили Александровские казармы, стояли деревянные Провиантские магазины (военные продовольственные склады). Они хоть и пережили московский пожар 1812 г., но к началу 1820-х обветшали, и в 1829-м им на смену построили склады на стрелке Садового кольца и Остоженки (ныне там находится Музей Москвы). С 1879 г. казармы появляются на картах и планах Первопрестольной с наименованием Александровские Серпуховские. «Иллюстрированный план Москвы чертежника Орловского» (1882) наглядно показывает, что комплекс составляли три основных трехэтажных здания, разделенные решетчатым металлическим забором.

В конце 1870-х годов из других регионов в Москву стали переводить крупные воинские соединения и части. Городу, нёсшему воинскую постойную повинность, пришлось искать необходимые средства на строительство образцовых казарм, которые смогли бы вместить два полка. Проект их постройки был одобрен и утвержден Военным министром империи. Но «не имея для того свободных денежных средств» Московское городское общественное управление было вынуждено ещё в 1877 г. обратиться с просьбой о получении долгосрочной ссуды на финансирование данного строительства. Однако получить её тогда не удалось, и городское управление «для осуществления своей задачи, вынуждено было прибегнуть к краткосрочному займу у Государственного банка, из 5½ % интереса, с условием погашения занятого капитала в течении 8 лет». При этом казармы обошлись городу не дёшево. На постройку замоскворецких казарм у Серпуховской заставы было затрачено свыше 1677000 рублей. Из них в 1877 г. за строительные работы было оплачено более 195725 рублей 23 копейки, в 1878 г. — 718013 рублей 45½ копейки, 1879 г. — 702448 рублей 18½ копеек.

Для сравнения: к примеру, в тоже самое время (1877—1879 гг.) происходит капитальное обустройство каменной набережной у Храма Христа Спасителя и прилегающей к собору территории. Производятся: облицовка набережной «дикарным» камнем (1877—1879 гг.), устройство постоянной Иордани (купели для крещения. — М.В.А.) с карнизом из сердобольского камня (1877) и постройка террасы около храма (1878—1879 гг.). Для этого в 1877 г. выделялось 268398 рублей 35 копеек (оплачено около 210 тыс. руб.). В 1878 г. на устройство набережной у Храма Христа Спасителя городская казна израсходовала 277567 рублей 67 копеек и постройку террасы — 35 000 рублей. В 1879 г.: 170251 рубль 96¾ копейки — на облицовку камнем набережной и 165820 рублей 04 копейки — возведение террасы около собора.

Другой пример — выделение средств на устройство, ремонт и «новое замощение» городских мостовых и тротуаров. В 1877 году на эти цели было израсходовано 562437 рублей 51 копейка, в 1878 году потрачено 458662 рубля 41¾ копейки, 1979-м — 591642 рубля 21 копейка Как показывают данные цифры, оборудование мостовых и тротуаров в ту пору представляло собой значительную расходную статью бюджета Москвы. Но даже эти затраты не превышали финансирования строительства Александровских казарм (особенно в 1878—1879 гг.). В общем, как видно из приведенных примеров (за исключением начального периода постройки), платежи за строительные работы по возведению новых замоскворецких казарм были несравнимы с тратами городской казны на строительство и ремонт других московских объектов.

Оплата долга за строительство Александровских казарм осложнилось и другими дополнительными выплатами: 92235 рублей — проценты за ссуду Государственному банку и до 50000 рублей ежегодно «на отопление, освещение, очистку и прочие расходы по содержанию <…> казарм». Городское общественное управление получило от военного ведомства за размещение в казармах военнослужащих сумму в 87744 рублей, которая лишь немного закрыла образовавшийся долг. Но деятельный городской глава С. М. Третьяков и его подчиненные не опускали руки и искали выход из сложившихся финансовых затруднений.

Постройкой и содержанием казарм для войсковых частей в ту эпоху занимались местные власти. Поэтому поиск средств для погашения задолженности по строительству Александровских казарм была прямой обязанностью городского головы и его аппарата. Но, вместе с тем, Сергей Михайлович Третьяков не раз добровольно и бескорыстно помогал воинами Русской императорской армии. Большая часть периода строительства Александровских казарм совпала по времени с годами Русско-турецкой войны 1877—1878 гг., в ходе которой городская Дума оказала воюющей армии значительную финансовую и материальную помощь. Так в апреле 1877 г. возглавляемая С. М. Третьяковым Московская дума пожертвовала 1 млн. руб. на военные нужды, открыла несколько госпиталей для раненых военнослужащих на 1000 кроватей. В созданный в Москве для сбора средств Славянский комитет братья Третьяковы внесли крупные суммы.

В связи с этим С. М. Третьяков и его окружение составляли доклады, прошения и обивали пороги вышестоящих крупных чиновников с просьбой получить разрешение на выдачу московскому городскому управлению долгосрочной ссуды для погашения этой задолженности. Так 17 января 1880 г. С. М. Третьяков отправляет Московскому генерал-губернатору князю В. А. Долгорукову свою докладную записку с ходатайством оказать содействие в погашении долга Государственному банку. В ней он указывает, что «вследствие различных обязательных для города расходов, которые он должен был произвести в последние годы, городская казна в настоящее время настолько истощилась, что Городское Управление не только лишено возможности делать какие-либо крупные затраты для благоустройства города, но будет поставлено в затруднение производить без крайнего ущерба для городского хозяйства, даже такой, предстоящий ему расход, как содержание Московской полиции согласно новых увеличенных штатов». Ссылаясь на утвержденные в январе 1880 года российским императором Александром II правила о выдаче городам ссуды на постройки воинских казарм, С. М. Третьяков просит генерал-губернатора помочь получить московскому городскому управлению долгосрочный правительственный кредит. Данные правила разрешали получать заем только для возведения строящихся казармам. Однако, в связи с тем, что Александровские казармы были построены «согласно с последними требованиями военного ведомства» буквально накануне выхода указанного документа, московский городской глава просил для получения кредита сделать для них исключение и приравнять их к строящимся казармам. Через год, в январе 1881 г., о том же готовится ходатайство министру внутренней дел империи графу М. Т. Лорис-Меликову. Смогло ли московское городское управление получить долгосрочный правительственный кредит, нам не известно. Полученной ссудой или иными средствами долги за строительство Александровских казарм всё же были погашены.

Образец «расположения и удобства расквартирования военнослужащих»

Свидетельств о том, как выглядел комплекс в конце XIX — начале ХХ века, очень мало. Краткое описание оставил, в частности, Андрей Геннадьевич Невзоров (1889—1978), служивший в годы Первой мировой войны курсовым офицером 4-й Московской школы подготовки прапорщиков пехоты. Читаем: «Казармы были старые, кажется, еще Екатерининских времен. Но тесноты не было. Были спальни, отдельные классы для занятий. В полуподвальном этаже помещались столовая, кухня, склады и уборная» (с тех пор мало что изменилось, однако мемуарист ошибся в датировке постройки — вероятно, здания редко ремонтировались и, обветшав к началу XX века, могли производить впечатление старинных. — М.В.А.). Особое внимание А. Г. Невзоров уделяет системе обогрева казарм: «Отопление было „амосовские печи“. Такого отопления теперь не увидишь. В подвальном этаже стояли четыре огромные печи. От них в стенах были проведены трубы, по которым шел горячий воздух из этих печей. В каждой комнате были <…> так называемые „душники“, через которые в помещение проникал горячий воздух. Дров эти печи пожирали много, но в казармах было всегда очень тепло. Печи <…> были <…> в длинном коридоре. И днем, и ночью там всегда было темно». Печи были названы по имени разработчика их конструкции — инженера, генерал-майора артиллерии Николая Аммосова (Амосова) (1787—1868), который усовершенствовал систему пневматического отопления талантливого русского ученого, изобретателя, архитектора, графика, писателя и музыковеда Никола Александровича Львова (1751—1803). В последующем эта отопительная система широко распространилась не только у нас, но и за рубежом, где ее стали называть русской.

Устав тех времён требовал, чтобы в жилых помещениях казарм поддерживалась температура воздуха «не менее 13-ти и не более 14-ти градусов тепла по Реомюру», что в современном измерении соответствует 16,25 и 17,5 градуса Цельсия соответственно. Современные же уставы предписывают, чтобы температура воздуха зимой в жилых казарменных помещениях должна быть не ниже +18° C. Как мы видим, Александровские казармы имели единую особую систему отопления, которая хорошо справлялась с установленными требованиями по поддержанию тепла в жилых помещениях военнослужащих. Эти «Амосовские печи» представляли собой довольно уникальное изобретение своего времени. С их помощью с 1838 г. осуществлялся обогрев помещений столичного императорского Зимнего дворца.

Сколько же примерно дров «поедали» эти теплые, но довольно «ненасытные» печи? Этот вопрос можно рассмотреть на примере отопления помещений одной из воинских частей, что располагались в Александровских казармах на рубеже XIX и XX столетий, — 6-го гренадерского Таврического полка. В его документации, хранящейся в Российском государственном военно-историческом архиве, в приказе по полку от 8 октября 1900 года есть указание временно исполняющего обязанности командира полка подполковника Викторовского о принятии дров для обогрева казармы: «Принятые дрова от подрядчика Московского Распорядительного Комитета ЕРЕМЕЕВА — 4 сажени дров трёх поленной меры — записать на приход по материальной книге квартирмистра». Если брать одну сажень дров как поленницу, длина, ширина и высота которой были по сажени (в современном исчислении — 2,1336 метра), то в целом получается 9,7127 кубометров дров. А четыре сажени составят 38,85071 кубометров. К тому же нужно учесть, что дрова использовались «трёх поленной меры». Они по «Справке по Главному инженерному управлению Канцелярии Военного министерства от 22 мая 1885 года №6628» «в Москве для домов военного округа» заготавливались «длиною от 8-ми до 10-ти четвертей и толщиною круглые или колотые от 1-го вершка и более». В общем, полученные от подрядчика дрова нужно было ещё, как правило, распилить или поколоть на три части. Так что количество дров для отопления только одной казармы получалось не маленьким.

При чем два основных здания Александровских казарм были аналогичными. Со времён их возведения и по наши дни они состоят из четырех частей, каждая, из которой отделена стенами от других и имеет свой отдельный вход с улицы. А. Г. Невзоров отмечал в своих воспоминаниях, что их казарму отапливали «4 огромных печи». Таким образом, одна «амосовская печь» обогревала целый подъезд и, исходя из данных архивной документации одного из расквартированных в казармах полков, для каждой из печей заготавливали по целой сажени «трёх поленных» дров. Печи топили специально нанятые для этого в отопительный период истопники из числа горожан. Они занимались укладкой дров в печи, затапливали их, наблюдали за правильной топкой и своевременным закрытием печных труб.

Освещение казарм, как требовал действующий в ту пору Устав внутренней службы в пехотных войсках 1877 г., осуществлялось фонарями или лампами. Командир 8-го гренадерского Московского полка полковник И. К. фон Бурзи определил применять для «улучшенного способа освещения» казарменных помещений керосиновые лампы, которые стали использовать в Российской империи с 1861 г. Он же, согласно положениям того же Устава, установил, «сколько в каждой роте должно гореть ламп, какие лампы должны гореть всю ночь и какие должны быть потушены в 9 часов вечера». С 9:00 до 11:00 вечера большинство ламп вечернего освещения казарм тушились и оставлялось только «установленное для ночного времени, освещение». Нижние чины ложились спать, однако им не запрещалось в течении двух часов «заниматься собственным делом» при соблюдении «возможной тишины». В 23:00 нижние чины гасили все имеющиеся у них огни (в том числе свечи), и личный состав подразделений в полном составе, за исключением дежурной службы, засыпал. Так же периодически проводились проверки наличия и состояния данных средств казарменного освещения. К примеру, 7 января 1880 г. командование размещённого в Александровских казармах 8-го гренадерского Московского полка предписывает всем его ротам и командам предоставить на полковую пекарню все полученные ими для освещения керосиновые лампы со времени прихода гренадер в казармы «для осмотра и освидетельствования степени годности».

В свой черед, для обеспечения Александровских казарм водой в зданиях архитектурного комплекса были установлены резервуары. По технологии той поры их размещали в непромерзаемых помещениях на соответствующей высоте, чтобы вода из них могла достигнуть требуемых мест. Они изготавливались, как правило, из дерева, железа либо чугуна. Резервуары Александровских казарм заполнялись водой из фонтана на Серпуховской площади, которая поступала к нему по Замоскворецкому водопроводу из Москва-реки от Краснохолмского моста. Для этого в состав полкового суточного внутреннего наряда назначалась рабочая команда от одной из рот в составе 18 рядовых. Сколько было таких резервуаров в зданиях Александровских казарм, нам не известно. Из какого материала они были изготовлены и какой вмещали объем воды, выяснить пока не удалось.

Канализационная система Александровских казарм раннего периода была своеобразной. Как отмечал в своих воспоминаниях А. Г. Невзоров, туалеты размещались на полуподвальном первом этаже (всего же дореволюционные казармы имели в высоту три яруса. — М.В.А.). Уборные были оборудованы в виде ватерклозетов. Самые первые в России ватерклозеты появились в её столице Санкт-Петербурге во второй половине XIX столетия. Они были английского производства. Затем ватерклозеты стали устанавливаться в Москве и других городах империи. Постепенно им на смену пришла так называемая «русская система», в состав которой входила: чугунный воронкообразный горшок («воронка»), накопительный бачок для воды и соединяющих их труба. Городская канализационная система была построена в Москве только под конец XIX века. К тому же она охватывала лишь центральную часть города, где проживали состоятельные москвичи. Городские окраины (и Замоскворечье, не было в том исключением) ещё долго не обладали системой канализации. Выгребные ямы, куда стекала вода с нечистотами из ватерклозетов, очищались с помощью специального черпака (в редчайших случаях — насосом) и вывозилась в открытых бочках или ящиках за город. Процедура эта осуществлялась артелями ассенизаторов, частными предпринимателями либо крестьянами из ближайших московских предместий. С 1875 г. Городской думой был урегулирован вывоз нечистот частными лицами, определено время вывоза и маршруты движения обозов ассенизаторов. Среди них был и такой, что пролегал по Замоскворечью недалеко от Александровских казарм: через Калужскую площадь по Донской улице мимо Донского монастыря. Впервые городские власти стали выделять деньги на вывоз нечистот в конце 1870-х годов. Так в смету расходов Городской думы на 1879 г. добавили на эти цели и содержание свалок за городом ничтожный расход в 570 руб. Возможно, могли там учесть и очистку выгребных ям в Александровских казармах. В 1886 г. в Москве появляется первый ассенизационный обоз. Как видим, канализационная система архитектурного комплекса казарм тогда не была совершенной. Но несмотря на это, туалеты в Александровских казармах были оборудованы по последнему слову той техники (хотя и располагались только на одном полуподвальном этаже, однако промывались водой). Как и отопление, и водопровод, канализация архитектурного комплекса была автономной. А для казарм тех времён — в чём-то даже удобной и передовой.

Помывка нижних чинов осуществлялось в городе. Для этого взводные унтер-офицеры составляли команды из рядовых и отправляли их организованно в ближайшие к Александровским казармам городские бани. Назначенные из нижних чинов старшие были обязаны перед убытием в баню и по возвращении из неё, представить свои команды дежурному по роте.

Порядок в помещениях Александровских казарм, как требовал Устав того времени, организовывал командный состав расположенных в них подразделений. Так распределением нижних чинов по кроватям занимались взводные унтер-офицеры, под наблюдением ротного фельдфебеля. А постоянно наблюдать за поддержанием чистоты в казармах являлось обязанностью ротного командира. Для наведения порядка в ротных помещениях ежедневно выделялись очередные уборщики. Для выполнения основных ежедневных работ по содержанию казарм в чистоте в подразделениях назначалось необходимое число нижних чинов, которое определялось командиром роты. Второстепенные же поручения мог отдать и ротный фельдфебель, о чём он должен был доложить командиру подразделения. За своевременное и «надлежащее»» проветривание казарменных помещений, которое осуществлялось открытием печных труб, оконных форточек либо окон, отвечал дежурный по роте. Впрочем, для этого открывать печные трубы вряд ли приходилось. Как мы помним по воспоминаниям А. Г. Невзорова, установленная в Александровских казармах система отопления имела свою универсальную систему вентиляции.

Они были первыми

Как мы уже знаем, первыми в Александровских казармах разместились воины 8-го гренадерского Московского полка. Участники осады Плевны, гренадеры этой части, были переведены в Москву из Смоленска, где они несли свою службу в течении года после боевых действий на Балканах. Однако и в московских Александровских казармах они задержались не на долго. Во второй половине 1880 г. 1-й и 3-й батальоны полка были переведены в г. Тверь. Штаб полка и остальные его подразделения немного задержались в Москве и были передислоцированы: 2-й батальон — в Крутицкие казармы, а полковой штаб и 4-й батальон — в Спасские казармы. Позднее и они отправились в Тверь, где полк расположился уже на более длительное время — до начала Первой мировой войны.

Прежде чем расположиться в Александровских казармах в 1879 г. полк размещался на Ходынском поле (см. Примечание 3) на территории летних полевых лагерей войск Московского гарнизона. Там его подразделения были распределены в места расквартирования других воинских частей: 1-й и 2-й батальоны — в бараки 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка, 3-й и 4-й — в бараки 5-го гренадерского Киевского полка. Офицеры стояли на постое в соседнем с лагерем селе Всехсвятском. В начале октября 1879 года часть получает особое распоряжение о передислокации на новое место расквартирования.

6 октября командир полка полковник И. К. фон Бурзи отдает приказ о переводе 8 октября в полном составе в московские Серпуховские казармы. Данным приказом подразделениям предписывалось «к 9 1/2 часам утра выстроиться <…> в четырех взводные колоны» со знаменами в походной форме одежды, «в шинелях, надетых в рукава сверх мундиров». Всем офицерам было дано распоряжение находиться в строю.

После перехода и размещения в новых казармах гренадеры Московского полка постепенно начинают организовывать службу и быт на новом месте постоянной дислокации. Так 10 октября 1879 года в комплексе казарм выставляется первый полковой внутренний наряд в составе: дежурных различного ранга и предназначения, полкового караула (в 8 постов), одного ординарца, нескольких вестовых, значительного ряда дневальных у парадных входов и въездных ворот, рабочих команд (на водокачку и в полковую пекарню) общей численностью: 2 офицера, 5 фельдфебелей, 4 унтер-офицера, 1 ефрейтора, 1 музыканта и 72 рядовых (см. Примечание 4). Дополнительно к этому, на случай пожара, назначалась дежурным подразделением одна из рот полка. Первым дежурным по полку в новых московских казармах заступил штабс-капитан Смирнов.

Основную долю должностных лиц ежедневного суточного полкового наряда выделяла согласно требованиям Устава внутренней службы в пехотных войсках 1877 г. назначенная по очереди должностная рота. Фельдфебель этой роты заступал дежурным фельдфебелем. Все наряды, по возможности, объявлялись нижним чинам накануне заступления на вечерней перекличке. Несение службы нижними чинами в ночь, предшествующей караулу или наряду, категорически запрещалось Уставом. Данные требования соблюдаются в современных Вооруженных Силах до сих пор.

Каждый военнослужащий суточного наряда исполнял свои определённые обязанности по поддержанию порядка в новых Александровских казармах. Так, например, дежурный по полку офицер руководил всем полковым нарядом, отвечал за поддержание дисциплины и наведение порядка в подразделениях части и непосредственно подчинялся командиру полка. В случае необходимости «для пресечения беспорядков» он имел право «производить во время дежурства необходимые аресты» нижних чинов, и доводить об этом соответствующим командирам рот «для взыскания с виновных и, вообще, для принятия дальнейших мер». При прибытии в расположение полка «по особому распоряжению высшего начальства, для осмотра казарм, штаб и обер-офицеров» он обязан был сопровождать их во время обхода казарменных помещений, по завершении которого производил доклад командиру части обо всех указанных ими замечаниях.

В свою очередь дежурный фельдфебель наблюдал «за сохранением порядка во дворах, и, вообще, вне ротных помещений, но в черте казарменного расположения полка». Как в дневное, так и в ночное время он совершал обходы дворов, мастерских и других нежилых помещений казарм. Для этого ему даже предоставлялось право в ночное время брать с собой одну из смен ночного обхода. Как правило, должностная рота выделяла две такие смены. Они предназначались «для наблюдения за порядком в черте казарменного расположения и в прилегающей к казармам местности в ночное время». Каждая смена состояла из одного ефрейтора и двух рядовых. Военнослужащие, назначенные в ночной обход, были обязаны «прекращать всякий на улице беспорядок между нижними чинами». Им запрещалось вмешиваться в беспорядки, что совершались вблизи казарм гражданским населением. Но, несмотря на это, ночной обход должен был, не дожидаясь прибытия полиции, «прекращать насилие, грозящее окончиться убийством кого-либо». Задержанных нарушителей воинской дисциплины ночной обход доставлял дежурному по полку офицеру, который отправлял их после выяснения задержания в подразделения, где они проходили службу. При довольно серьезном нарушении порядка дежурный офицер имел право применить к нарушителям арест и отправить их на гауптвахту.

В каждом подразделении полка «для исполнения внутренней <…> службы» ежедневно назначался наряд по роте в составе: дежурного по роте и 4 дневальных (по одному с каждого взвода). Дежурные по ротам наблюдали за сохранением внутреннего порядка в подразделениях полка. Очередные двое дневальных наряда по роте были обязаны: «безотлучно» находиться в расположении подразделения; наблюдать «за целостью вещей в роте во всех случаях, когда нижние чины находятся вне ротного помещения, а также и ночью»; следить, чтобы без разрешения дежурного по роте «никто из посетителей не находился в роте». Свою службу они несли «при холодном оружии». Им строго запрещалось снимать оружие до смены их другими двумя дневальными, расстёгиваться и ложиться отдыхать.

В обязанность стоящих у ворот и подъездов наружных дневальных входило: ни под каким предлогом «не выпускать из казарм нижних чинов не по форме одетых и находящихся в нетрезвом виде». В ночное время («от вечерней переклички до утра») они могли разрешать выходить за пределы части только тем нижним чинам, «которые посылаются по делам службы» (к тому же только имеющих «при себе билет за подписью фельдфебеля». На каждый такой пост назначалось по три смены наружных дневальных.

Дежурный по кухням и пекарням унтер-офицер наблюдал «за тщательной утренней уборкой кухни или пекарни» и сохранностью съестных припасов, а также следил, «чтобы на кухнях не было продажи вина», и чтобы нижние чины там не собирались «без дела».

Дежурному писарю предписывалось находиться «безотлучно» в полковой канцелярии и поддерживать там чистоту и порядок. Он обязан был принимать все поступающие в полк конверты и расписываться в их получении. При этом «конверты с надписью „нужное“, „весьма нужное“, „секретно“ (конфиденциально) немедленно» должен был «отправлять к адъютанту, телеграфические же депеши — по адресу».

Дежурный барабанщик находился в установленном помещении рядом с местом расположения дежурного по полку офицера, чтобы по его «личному приказанию <…> исполнять те бои или сигналы, которые будут указаны».

В последующем, 11 октября 1879 г., во внутренний наряд добавляется ещё один пост в караул — у полковой пекарни в составе трёх рядовых, а 13 октября — ещё два — «к пороховому погребу на Ходынку» составом: 1 ефрейтор и 6 рядовых. При передислокации в Замоскворечье пороховой погреб полка был оставлен в летних военных лагерях на Ходынском поле, где его непродолжительное время временно охраняли солдаты других полков. Через несколько дней, когда в основном вопросы размещения в новых казармах были решены, 8-й гренадерский полк мог выставить своих караульных на Ходынке. И даже увеличил их количество в двое (раньше, при расположении полка в лагере, заступало только три рядовых гренадера на один пост). В связи с этим, количество постов в полковом карауле становится одиннадцать.

Начальники полкового караула назначались из числа унтер-офицеров. В состав караула входили посты двух видов: суточные и ночные. Первые были трёхсменными, вторые — двухместными. Данное назначение смен караульных на посты сохраняется в современной российской армии и в наши дни. Начальник караула не имел право покидать караульный дом. Все донесения дежурному по полку офицеру он отправлял через входящего в состав караула ефрейтора. Особое внимание начальник полкового караула должен был уделять бдительной охране содержащихся на гауптвахте арестованных нижних чинов. Его должностными обязанностями предписывалось по несколько раз в сутки совершать обход арестантских помещений. При этом неукоснительно требовалось строго-настрого инструктировать охраняющего гауптвахту часового, «чтобы он наблюдал за всеми действиями арестованных и, если заметит что-либо запрещённое или подозрительное, то немедленно извещал бы его».

Также в суточный внутренний наряд части постепенно дополнительно назначается целый ряд новых должностных лиц. Например, 11 октября 1879 г. дежурный и дневальный в полковой околодок (медицинский пункт. — М.В.А.). Дежурный по приёмному покою унтер-офицер наблюдал за порядком в полковом приёмном покое, за чистотой помещений околодка, своевременной мойкой посуды и за поддержанием установленного в медицинском пункте освещения. Присутствовал во время осмотра врачом приходящих из подразделений полка больных нижних чинов и наблюдал за соблюдением ими в приёмном покое порядка. Из медицинских работников полкового околодка выделялся дежурный фельдшер, который обязан был «безотлучно» находиться в полковом приёмном покое. При необходимости по требованию дежурного по полку офицера или начальника полкового караула, он должен был незамедлительно являться в караульный дом для медицинского осмотра находящихся под арестом больных нижних чинов. «По присмотру и уходу за больными» в подчинении дежурного фельдшера находился лазаретный служитель (санитар), который исполнял все его приказания и сообщал ему о всех изменениях в состоянии здоровья больных военнослужащих.

В тот же день на территорию, расположенную рядом с казармами, отправляются два патруля: один — в Якиманскую часть (6 рядовых), другой — в Серпуховскую (1 унтер-офицер и 15 рядовых). С 14 октября 1879 г. ежедневно, кроме выходных и праздничных дней, из полка направляют одного рядового вестовым в телеграфную станцию в Серпуховской части получать телеграммы. С 25 октября 1879 г. назначают 3 рядовых дневальными на четвёртые ворота комплекса казарм (до этого времени дневальные заступали только у трёх ворот. — М.В.А.). С конца 1879 г. дополнительно к дневальным у 4 внутренних крылец казарм выставляются 6 рядовых у наружных крылец 2-го и 3-го батальонов. А дежурное подразделение на случай пожара в городе назначается уже не от одной роты, а от трёх. Одна рота выделяла вооруженных военнослужащих для охраны и оцепления района пожара (30 рядовых с ружьями, возглавляемых одним офицером и двумя унтер-офицерами). А две других роты должны были определить 120 рядовых гренадеров во главе с одним офицером и 4 унтер-офицерами, готовыми по первой же команде убыть на место пожара без ружей для оказания помощи пожарным и сотрудникам охраны правопорядка. Командовал вооружённой командой при тушении пожара помощник дежурного по полку, которого ежедневно назначали по очереди из младших офицеров.

Периодически выделялись и другие должностные лица в суточный наряд пока. К примеру, 13 октября 1879 г. — конвой для сопровождения арестованных в баню (1 унтер-офицер и 6 рядовых), а 14 октября — 5 рядовых вестовыми в штаб Гренадерского корпуса (трое — пешими и двое — конными «для посылок»). Обязанности ежедневных ординарцев и вестовых заключались «в передаче словесных приказаний начальника и в разноске конвертов». Они несли службу «в караульной амуниции, с ружьем и сумкой через правое плечо». Им категорически запрещалось при исполнении полученных поручений отклонятся от маршрута своего следования, а отданные словесные приказания начальников строго предписывалось передавать лично только тому, «кому было приказано».

12 октября 1879 г. 8-й гренадерский Московский Великого Герцога Фридриха Мекленбургского полк выставляет свой первый караульный наряд по г. Москве. В гарнизонные караулы, конвои и наряды заступает 503 человека: 14 офицеров, 40 унтер-офицеров, 18 ефрейторов, 8 музыкантов, 423 рядовых. Позднее состав городского караула периодически менялся. К примеру, 26 декабря 1879 года от полка в московском гарнизоне несут службу: 14 офицеров, 39 унтер-офицеров, 20 ефрейторов, 8 музыкантов и 341 рядовых.

13 октября 1879 г. всем военнослужащим полка объявляют приказание московского коменданта генерала от инфантерии А. К. Фридрикса о действиях дежурного подразделения при тушении пожара. В данном приказании указывалось «подтвердить начальникам команд, прибывающих на пожары, и лицам, являющимся за наблюдением за порядком, чтобы <…> строжайше следить за поведением нижних чинов, чтобы не под каким предлогом не позволять им без особого приказания Коменданта или занимающего его место входить во внутренности домов для выноса вещей, а по прибытии в казармы, не распуская людей осматривать их: нет ли людей, пострадавших от пожара и нет ли у кого похищенных вещей, и если таковые окажутся, то представлять их местной полиции <…> О замеченных нижних чинах виновными в присвоении себе вещей никак не оставлять без обнаружения, и тотчас же доводить оных до сведения начальства». Из этого можно заключить, что командование той поры выражало большую озабоченность о сохранении здоровья подчиненных нижних чинов в экстремальных ситуациях (в данном случаи при тушении пожара в городе) и строго следило за тем, чтобы солдаты не совершали, порочащих военнослужащих, поступков.

Кроме гарнизонных мероприятий, гренадеры Александровских казарм также привлекались для оказания помощи московской полиции. Так осенью-зимой 1879 г. в Москве отмечался значительный рост протестного движения. После высочайшего одобрения в ноябре 1879 года «Временной инструкции для университетской инспекции» и «Правил для студентов» ужесточился порядок обучения и поведения учащихся высших учебных заведений, который вызвал сильные волнения среди студентов. А 19 ноября 1879 г. произошло покушение на жизнь императора Александра II (попытка подрыва революционерами вблизи Москвы царского поезда). По ошибке заговорщиков поезд с императором уцелел, а был взорван один из вагонов железнодорожного состава, в котором находились свита и багаж (так называемого свитского поезда. — М.В.А.). Теракт поднял на ноги всю московскую полицию и повлек за собой существенные аресты.

Не остались тогда в стороне и гренадеры Александровских казарм. К примеру, в январе 1880 года нижние чины 8-го Московского полка выделяются в патруль «в числе 9 рядовых» для охраны политических арестованных, находящихся в Пречистенском и Сущевском съезжих домах, «которым по необходимости» дозволялась «днём прогулка во дворах этих домов». Патруль назначался на три часа: с 2 часов дня «до 5 часов пополудни». Ответственность за «своевременное отправление таких патрулей» была возложена командиром полка «на обязанность дежурного по полку офицера».

В XIX столетии подобные современным округам отделения Москвы делилась на части города, в каждой из которых располагался полицейский дом, называвшийся по старинке съезжей избой. Там находились камеры предварительного задержания, городские пожарные, дежурили врачи и повивальные бабки. Здесь же до реформирования 1881 г. были сосредоточены основные силы местной полиции. Возможно, задержанных по политическим обвинениям москвичей было так много, что полицейских чинов для их надежной охраны было недостаточно. По этой причине и были назначены патрули из военнослужащих частей московского гарнизона, основная задача которых заключалась в усилении охраны содержащихся в камерах предварительного задержания политзаключенных. К тому же использовали солдат в основном на второстепенных ролях. К примеру, при охране арестованных на прогулке во внутренних дворах съезжих домов.

А в апреле 1880 г. на Пасху гренадеры Александровских казарм помогают поддерживать порядок на народном гулянье, «имеющее быть в течение Светлой недели на Девичьем (см. Примечание 5) поле». С 21 по 27 апреля 1880 г. (включительно) Московский полк выделяет для этого патрули в составе 2 унтер-офицеров и 6 рядовых. Патрулям приказывалось являться «к 12 час. дня в полицейскую будку, находящуюся на углу улицы Плющиха вблизи самого гулянья», где они вступали «под команду офицера, наряженного от очередного полка, заступающего в городовой караул». Всему же полку в пасхальный день 20 апреля 1880 г. предписывалось «смену полкового караула произвести в 12 час. дня без церемонии в городской парадной форме в шинелях, одетых в рукава поверх мундиров, прочим затем воинским чинам до развода и после оного быть в городской праздничной форме». В последующие три дня пасхальной недели (21—23 апреля) форма одежды была заменена. Караул заступал «в городской праздничной форме», остальные носили городскую обычную форму, в которую с 24 апреля переодевают и караул.

Обустройство новой повседневной жизнедеятельности

В тоже время в Александровских казармах организовывается полноценное и планомерное питание солдат и унтер-офицеров. Например, оборудованная в архитектурном комплексе полковая пекарня выдает «ежедневно от 9-ти до 11-ти часов утра» стоящим на довольствии в части подразделениям испеченный в ней хлеб.

25 декабря 1879 г. «в первый день праздника Рождества Христова» по распоряжению командира полка стоящие на казённом довольствии в Александровских казармах подразделения получили «винные порции» водки «на каждого человека по одной чарке». В честь праздника «винные порции» были увеличены в двое. Обычно в будние дни они составляли полчарки или шкалик (одну двухсотую часть ведра или 61,5 г.). Винная порция могла заменяться на 4 ½ чарки легкого виноградного вина (около трёхсот грамм — 276,75 г) либо 2 бутылки пива (общим объемом более одного литра — 1,23 л) либо ⅔ чарки рома или коньяка (сорок грамм или, если быть точным, — 41 г). Водка отпускалась нижним чинам Русской императорской армии с конца XVIII столетия до 1908 г. в военное время: строевым — 3 раза в неделю по чарке, нестроевых — 2 раза в неделю. А в мирное время — по праздничным дням (не менее 15 чарок в год), а также по усмотрению командира полка для «поддержания здоровья» в ненастную погоду, после длительных переходов, маршей, учений, парадов. К примеру, накануне перехода полка в Александровские казармы 7 октября 1879 г., полковник И. К. фон Бурзи приказал «по случаю ненастной погоды <…> выдать нижним чинам по 1/2 чарки водки перед обедом».

Винная порция выдавалось солдатам и унтер-офицерам перед строем. Выпивали они её, не закусывая, залпом и, как правило, на тощак. Полученный результат от этого, конечно же, был оглушительно пьянящий! Не удивительно, что командир 8-го гренадерского Московского полка наблюдал в Рождество, как «нижние чины, увольняемые в город, находились в нетрезвом виде без всякой команды и не по форме одетыми». И чтобы бравых гренадеров, разгоряченных казённой винной порцией и атмосферой приподнятого праздничного рождественского настроения, не потянуло за пределами Александровских казарм на продолжение хмельного возлияния в московских кабаках полковник фон Бурзи «строжайше предписал» командирам рот «обратить особое внимание на людей, увольняемых в город, дабы таковые были хорошего поведения и надёжные…» Иначе «ответственности подвергнуться ротные командиры, с которых будет взыскано по закону».

Уделяет пристальное внимание командование полка и бережному содержанию переданных гренадерам новых казарменных зданий. Так в январе 1880 г. полковник И. К. фон Бурзи в одном из приказов по полку строго предостерегает своих доморощенных солдатских умельцев из смышлёных крестьянских парней не заниматься ремонтом неисправностей в резервуарах для воды, расположенных в зданиях казарм. Не зная инструкции по эксплуатации и «устройства таковых» эти инициативные «ремонтники» только ещё больше портили их. И потому командир полка требовательно предписал командирам рот «ещё раз строжайше подтвердить, чтобы в случае порчи резервуаров нижние чины отнюдь не позволяли себе сами исправлять повреждения, а непременно давали знать о том смотрителю казарм» майору Плечко. В наше время о майоре Плечко совсем немного информации. Из сохранившихся Высочайших приказов за 29 января 1901 г. говориться об исключении из списков Русской императорской армии по причине смерти начальника Ковенской крепостной жандармской команды подполковнике Плечко (жандармская команда крепости в Ковно (Каунасе) в Литве выполняла задачи по её охране. — М.В.А.). Но, кто он — тот самый смотритель Александровских казарм, его ближайший родственник или просто однофамилец, нам пока не известно.

Тогда же, в середине января 1880 г. командование полка не упускает из виду и отопление — другую, не менее важную, инженерную систему Александровских казарм. Во избежание гибели личного состава от угарного газа издается приказ по части о запрете сжигать в печах, обогревающих здания казарм, посторонние предметы. « <…> не смотря на неоднократные подтверждения приказами по полку, — отмечается в нём, — нижние чины все-таки позволяют себе бросать в печи мелкие сухари и сор, даже после закрытия труб, от чего в казармах происходит угар». «Во избежание на будущее время возможности повторения таких случаев» командир полка дал распоряжение командирам рот «возложить на обязанность дневальных, стоящих у ватерклозетов не подпускать не под каким видом никого из нижних чинов к топкам». При этом особо указывалось командованию подразделений «внушить дневальным, что за упущение сего они понесут строгую ответственность».

О состоянии здоровья солдат и унтер-офицеров полка командный состав не забывал и в обычной обстановке повседневных служебных будней. Так, например, 1 ноября 1879 г. старшему полковому врачу Высотскому было предписано провести медицинский осмотр нижних чинов в период с 2 по 7 ноября по утвержденному командиром части графику: нестроевая рота, музыкальная и писарская команды — 2 ноября; 1-й батальон — 3-го числа; 2-й батальон — 4-го; 3-й батальон — 6-го, а 4-й — 7-го ноября. А при организации медицинского осмотра солдат и унтер-офицеров полка с 4 по 9 января 1880 г. предписывалось не только отвести к врачам части весь присутствующий в подразделениях на тот момент личный состав, но и «потребовать в роты всех прикомандированных к мастерским и другим командам» нижних чинов для предоставления их медикам.

С наступлением холодов поздней осени командование 8-го гренадерского полка озаботилось одеть потеплее нижних чинов, исполняющих обязанности дежурной службы на улице. К примеру, 2 ноября 1879 г. полковой казначей получает указание «выдать из полкового цейхгауза три тулупа для дневальных, стоящих у ворот казарм».

Зимой же в соответствии с требованиями коменданта Москвы генерала А. К. Фридрикса «для предохранения нижних чинов от озноба и простуды» командир полка полковник И. К. фон Бурзи приказал начальникам караулов, чтобы «часовые на наружных постах в морозы свыше 10° сменялись через час, а те из них, кои находятся на более открытых и возвышенных местах, смотря по степени стужи, сменялись бы и ранее». Данное правило в караулах соблюдаются и сейчас, спустя почти полтора столетия с той поры.

Уделяли также большое внимание и лечению серьезных заболеваний личного состава. Так в приказе по 8-му гренадерскому Московскому полку 7 января 1880 г. указываются конкретные предписания военнослужащим части, отданные руководящим составом после выявления врачами полка «отдельных личностей заболевающих цингою»: «вcем довольствующим командирам строевых рот, строго наблюдать дабы все продукты класть полностью в котёл, а всех заболевших цингою отсылать в приемный покой, где по указанию старшего врача, полковой квартирмистр будет выдавать цинготным людям каждый день лук, капусту и хрен; людям же лежащим в приемном покое, кроме всего вышесказанного выдавать по одному лимону (подчеркнуто в источнике. — М.В.А.) <…>». Как видим, командование Московского полка не только проявляло заботу о больных, но и старалась, чтобы это тяжелое заболевание не приняло в подчиненной ему воинской части массовый характер. А именно: потребовало от командиров подразделений строго следить, чтобы нижние чины не употребляли в пищу неприготовленные продукты в сыром виде, а больные получали дополнительные порции естественных витаминов.

Кроме того, в 8-м гренадерском полку не оставался в стороне и такой важный вопрос, как соблюдение техники безопасности на занятиях по боевой подготовке и при выполнении повседневных хозяйственных работ. Ярким примером тому может послужить распоряжение командира полка, отданное им своим подчиненным командирам батальонов и рот 12 января 1880 г., «принять строгие меры к устранению возможности порубки новобранцами членов при рубке дров и повреждений при гимнастических упражнениях». Для этого им предписывалось: « <…> упражнения на гимнастических машинах допускать не иначе, как под наблюдением за упражняющимся инструкторов сих упражнений, при чём, следить, чтобы каждый приём исполнялся бы правильно по указанию учителя. Новобранцев, кои не получили достаточного навыка в обращении с топором, на рубку дров не назначать вовсе. Тем же, кто хорошо владеет топором посылать не иначе, как под надзором дядек, на ответственность коих и возложить правильность рубки и отстранения возможности порубок».

Наряду с этим, каждое утро, по указанию командира полка, после подъема и утренних мероприятий день для нижних чинов начинался с получасовой прогулки около казарм и уборки «таковых» (с 8:00 до 8:30 утра). Одновременно с этим, кроме плановых занятий боевой подготовки в составе подразделений, командование организовывает одиночное обучение и воспитание воинского духа (воинское воспитание) солдат и унтер-офицеров полка, которые в Русской императорской армии предназначались для всесторонней подготовки одиночного бойца. Задачами одиночного обучения в пехоте тех времён были: овладение искусным действием оружием; строевое обучение, как подготовка к совместным действиям в составе подразделения; ловкость в преодолении препятствий на поле боя; умение пользоваться особенностями местности для своего укрытия; теоретические сведения об основах службы и быта солдата; грамотность («умственное развитие»). Одиночное обучение на рубеже XIX — XX столетий включало в себя: теоретические знания воинских уставов и общих сведений о военной службе; строевую подготовку; обучение стрельбе; гимнастику; штыковой бой; грамотность. Обучение молодого пополнения солдат организовывалось в течении 4-х месяцев отдельно от остальных.

К примеру, 10 октября 1879 г. все подразделения 8-го гренадерского полка занимаются 15 минут «гимнастическими приемами и притягиванием на параллельных брусьях и на горизонтальном брусе» («от 8½ ч. до 8¾ ч.»), четверть часа фехтованием («от 8¾ ч. до 9 ч.») и один час «одиночным фронтовым ученьем» («от 9½ ч. до 10½ ч.»). После обеда — в течение одного часа «стрельбой дробовиками» («от 2 ч. до 3 ч. дня») и полчаса теорией стрельбы («от 3 ч до 3½ ч. дня»). Вечером — полтора часа изучением Дисциплинарного устава и правил внутренней службы («от 6½ ч. до 8 ч.»). 11 октября утром — 15 минут «фехтовальными приемами и ударами в чучела» и в течение часа выполнением приготовительных упражнений по одиночной стрельбе («прикладкой» — правильной изготовке к стрельбе — и прицелке из ружей), а вечером — ознакомлением с правилами внутренней службы и довольствием солдата. 15 октября вечером — «словесными занятиями по сторожевой службе», 16 октября — «словесными занятиями по гарнизонной службе». Все эти занятия одиночного обучения нижних чинов по требованию командования полка должны были проходить «под непосредственным наблюдением ротных командиров». При этом «на занятиях по обучению прикладке, прицеливанию и поверке правильности оных» принимались «строгие меры к предупреждению несчастных случаев от смешивания пружинных патронов с боевыми» (холостые пружинные патроны в те времена были предназначены для обучения в войсках «спусканию курка» при стрельбе. — М.В.А.).

Как и все воинские части Московского гарнизона, 8-й гренадерский полк начинает проводить занятия по строевой подготовке в городском манеже (см. Примечание 6). В связи с этим 15 октября 1879 г. полковник И. К. фон Бурзи оглашает подчиненным ему солдатам и офицерам свои требования по соблюдению порядка следования подразделений полка в манеж и обратно. Он строго предписывает всем чинам «быть во время движения на своих местах». Особо обращал внимание, чтобы «Господа офицеры» не позволяли «себе идти отдельно по тротуару или группами» «За неисполнение сего правила» командир полка пригрозил «строго преследовать». Одновременно с этим, подразделениям указывалось «при движении не раскидываться на всю ширину улицы, а идти в таком строе, чтобы занимать не более половины ширины улицы» и по возможно стараться проходить «по малолюдным улицам и по широким площадям». Также Иван Карлович фон Бурзи определял, чтобы «следование частей в манеж и обратно должно иметь характер военной прогулки, для чего один раз в неделю будет назначаться хор музыкантов (полковой духовой оркестр. — М.В.А.)». Батальонам, отправляющимся в манеж, предписывалось быть в походной форме одежды, а следовавшим с ними офицерам «непременно в кепи».

За нарушения данных распоряжений командир полка полковник И. К. фон Бурзи действительно «строго преследовал». Так 31 марта 1880 г. он объявил строгий выговор командиру 1-го батальона майору Смелкову «за неисполнение приказа по полку» о порядке следования на строевые занятия в городском манеже. Его подразделение возвращалось с занятий под командой всего лишь двух офицеров. «Каждый из них, — как заметил встретивший их около Александровских казарм командир части, — вёл две роты, имея между собой интервал шагов в сто». Объявив взыскание, полковник фон Бурзи в очередной раз напомнил в своем приказе по полку, чтобы все военнослужащие старались и «впредь в точности, руководствоваться отдаваемыми по полку приказаниями, не позволяя себе ни малейшего от них отступления».