Предисловие
Все действующие герои и разного рода заведения в рассказе — плод авторского воображения. И совпадения с реально существующими личностями — чистая случайность.
Рассказ защищён авторским правом. Автор: Кириченко Владислав. Приятного чтения!
Введение
Я никогда и не думал, что судьба может так коварно относиться к людям, пока сам не почувствовал ледяную струю боли, обрушившуюся на меня, словно цунами. Но именно эта боль, клином вставшая на пути у душевной вагранки, выковала во мне стальной характер. Это моя жизнь и это моя исповедь…
Часть 1
Глава 1
Сквозь темную кровь, которая умывала мне лицо и течением Мандови заливала и без того уставшие от повседневной рутины глаза, небо, прежде цвета топаза, теперь казалось смертельно-красным. И я был до безумства напуган. В тот момент за спиной жизни я по-настоящему чувствовал холодное дыхание смерти, понимая насколько крепко тебя могут сдавливать тиски страха. Перед глазами, словно кадры автобиографического фильма, проносились сцены из жизни. Больше всего места в киноленте юдоли занимали родные, именно в том образе, в котором я их видел последний раз. И, наверное, все потому, что я ни слова не сказал им о своём отъезде в Гоа, но на то были свои причины.
Честно говоря мы уже не общались порядка месаца. Я был глубоко на них обижен и хотел, чтобы они подогрели себе нервы, поволновались за меня, и наконец, просто соскучились по мне. А после возвращения, я бы незванным гостем явился в родной семейный редут, извинился и мы бы зажили новой, счастливой жизнью.
Но, к сожалению, мой план с треском провалился в первый же день пребывания в Индии.
Я практически ничего не помню. Перед музеем моих воспоминаний стоит непреступная стена головной боли. И лишь изредка память подкидывает тот рваный кусок реминисценции, когда из меня вытекала жизнь. Что произошло и как я очутился в этой холодной бетонной коробке? Этот вопрос с каждой новой минутой мучил меня все больше и больше.
Тут действительно очень холодно, тёмно и тихо. Лишь несколько световых лучей, пробравшись через мелкие щели в стенах, прорезают кромешную тьму. Но мои глаза уже привыкли к этой искусственной ночи. Я словно дикий зверь, которого заперли в клетке — никаких условий для существования.
Кто такое мог сделать, и почему именно я попал в эти лапы, и долго ли мне здесь еще находиться? Глубоко вдыхая этот сырой воздух, каждый раз я задавал себе этот вопрос. Тогда я ещё даже не подозревал, что Гоа способна перенаправить мою судьбу в новое русло.
В мире куча непойманных преступников, но во многих странах до этого нет никакого дела. Вселенная погрязла в коррупции. Сейчас даже самые опасные заключенные могут снова наслаждаться ароматом свободы, если дадут денег, грязных денег, казалось бы, на первый взгляд справедливому тюремщику. И Южная Азия не исключение.
Спустя несколько минут мои уши, помимо собственных ударов сердца, уловили глухие звуки чьих — то шагов по другую сторону безмолвных стен. Я, пытаясь не терять и так чёрт возьми сколько утраченных втуне часов, издал вопль голодающей шавки на цепи. Меня бросило в жар от собственного хрипа. Тело пронзила непереносимая слабость, такое чувство будто я находился в заточении больше недели.
Со мной в дуэте завыла старая, на ржавых, изношенных петлях стальная дверь. На пороге появился силуэт мужчины, из — за яркого света коридорных ламп, который резал мне глаза, я не смог разглядеть этого человека. На голову мгновенно накинули мешок, благо он был холщовый и я, хоть с трудом, но все же мог потреблять кислород, который еле как протискивался в мелкие щели.
— Накормите и вымойте этого блеющего бастарта, а то меня тошнит от его внешнего вида! — прорычал грубым голосом один из тех, кто ворвался в мою нынешнею «обитель» — и сразу же отведите ко мне в кабинет.
Я безумно пылал желанием проехать пару раз кулаком по лицу этому чувырле, но надо мной было властно бессилие, и я лишь озлоблено промычал себе под нос:
— Ты ещё кровью поплатишься за свои слова, трусливая скотина.
Видимо меня никто не услышал. Но это и не удивительно, ведь мои силы были на нуле, даже набирать воздух в лёгкие было довольно трудно.
Два амбала взяли меня за руки и поволокли куда — то. По дороге я пару раз «выходил из троя», но все же снова просыпался. Через некоторое время мои повадыри остановились. Усадили меня на стул. Сняли с головы крайне дискомфортый «головной убор» и свет опять ослипил глаза. Честно признаться, я долго привыкал к этой светлой обстановке, но когда все же привык, то сумел полностью разглядеть своих обидчиков.
Это были два очень похожих между собой, поджарых мужчины. По моим домыслам — братья. Но совершенно разных в душе. Тот, что расположился слева от меня, улыбался той доброй улыбкой, какой улыбаются дети. Всю его нижнюю челюсть покрывала густая седовласая борода. Смуглое лицо во многих местах разрезали морщины. Глаза небесного цвета говорили о том, что этот человек очень любит свободу, но а небольшой шрам на левой щеке веял мужеством и храбростью и подчеркивал его любовь к авантюрам.
Справа же надо мной нависал его товарищ. Из-под белых насупленных бровей он глядел мне в глаза так, как глядит охотник на свою добычу. На кумполе копна волос была собрана в короткий хвостик.
Оба «стражника» были одеты в черные приталенные рубашки, зауженные книзу тёмные брюки на лямках. У одного из них на голове красовался фетровый котелок. И этот похоронный дресс-код немного пугал меня, чего нельзя говорить об окружающей обстановке.
Помещение всецело было залито белым цветом за исключением пятнистого натяжного потолка, пятна которого неравномерно распластались по полотну, будто кто — то специально плеснул на него ведро красок, пытаясь сотворить нечто великое, но крайне простое, как Квадрат Малевича. Абажуры ламп с витиеватым узором, по гамме цветов сочетаясь с потолком, нависали над нами так, как феодал нависает над своим рабом, который вытирает ему ноги. Вообще дизайн комнаты был выполнен в фешенебельном восточном стиле. Даже предметы, по-моему, стояли по фен-шую. В самом центре располагалась барная стойка в форме квадрата, от которой по углам тянулись вверх лилейные коллоны из гипса. По всем законам геометрии, вокруг стойки, прижились большие овальные прозрачные столы. Рядом с каждым ютились по четыре современных стула с одной широкой ножкой, которая плавно переходила в само седло, а далее и в спинку.
Я некоторое время изучал обстановку. Но этому процессу помешал мягкий женский голос.
— Видимо вы не очень дружелюбно настроены к этому мужчине. — с сочувствием произнесла девушка.
— Но заметь, дорогая, это не наших рук дело — парировал один из моих «сторожей», что слева — Уверяю тебя, Нилама, мы тут не причём… ведь ты знаешь мой менталитет, я просто на такое не способен… да и…
— Садхир, — прервала его дама — успокойся, я верю тебе, верю… знаю, что отец…
— Вот именно, отец, Нилама — вмешался в разговор второй, что с хвостиком — это твой отец довел его до полумертвого состояния… хотя, и я бы не был против размять на нем кулаки.
— Хватит Шям! — резко оборвала его Нилама — некомельфо так о госте говорить.
В комнату вошла ещё одна девушка в синей ливрее. Девушка, словно стюардесса Аэрофлота, катила серверовочный стол с тремя полками, каждая из которых была заполнена едой. Приблизившись, она остановилась и выложила всю снедь на стол. И так же внезапно исчезла, как и появилась.
На моё удивление кухня оказалась фьюжн: здесь присутствовал и густой красный борщ со свинными ребрышками, и венский шницель, и бразильская фейджоада, а так же настоящий индийский сабджи.
Все было очень богато и изысканно. Но восхищаться было некогда. Я накинулся на еду, словно дикий тигр, которого долгое время держали на стальном канате и манили мясом, но теперь спустили с этой цепи. Я поглащал все, что мог, пихал пищу в себя до последнего.
Присутствующие наблюдали за мной, как в зоопарке за медведем, которому кинули очередную порцию рыбы.
По окончании трапезы дикаря, я в новом образе увидел людей, окружающих меня. И уловил резонанс молодой девушки:
— Забавное было зрелище, — глядя мне в глаза произнесла дама — я о том, как ты принимал вкушение… меня зовут Нилама — она вытянула руку и продолжила — а это Садхир и Шям.
Нимал с хинди переводилась как «сапфир». Ей действительно шло это имя. Похоже, что родители назвали её так из — за глаз цвета индиго. Она была прекрасна: румянные щеки, милое, гладкое личико — этого было достаточно, чтобы понять её красоту. Нимала была одета в шальвар — камиз цвета её глаз.
— Как я оказался тут — впервые за весь день я почувствовал, что крепну, произнося эти слова.
— Мартин, тебе незачем волноваться, мы тебя скоро отпустим, если ты предоставить нам определённую информацию — плавно меняла тему Нилама.
Я не стал спрашивать, откуда она знает моё имя. Если меня похитили, то на это были веские причины и похители явно знали обо мне больше, чем я сам. Но я одного не понимал: с какой целью?
Да, меня действительно звали Мартин. Я родом с России, точнее с северо-востока России. Но многие знакомые, друзья и все те с кем сталкивала меня судьба, видели во мне американца, хотя я ни разу не бывал в США. Родители очень любили кино с участием Мартина Фримена, особенно последние: сериал «Шерлок» и фильм «Хоббит», и часто говорили, что не промахнулись с именем.
После продолжительного молчания Нилама приказала одному из индийцев сопроводить, как она выразилась «чужеземца» в ванную комнату. Садхир не раздумывая принялся выполнять приказ. По дороге мы завели разговор. Садхир поведал мне свою историю. Местами ему было больно вспоминать собственное прошлое. Я понимал насколько трудно эту человеку приходится в жизни. Он был коренным гоанцем и все детство блуждал по нищим улицам огромного мегаполиса. И лишь иногда проникал в богатые районы, где вытягивались огромные сети ресторанов и кафе, чтобы вместе с собаками полакомиться остатками хлеба, креветок и другими объектами. Когда ему с стукнула двенадцать, он впервые устроился на работу помощником мажордома, но не проработав и месяца, с позором вылетел за кражу драгоценностей жены хозяина. Но денег, что выручил с продажи на чёрном рынке золотых колец с бриллиантами, хватило ему, чтобы прожить ещё некоторое время. В связи с тем, что Садхир был ещё совсем юн, ему нигде не могли предоставить работу, трудоустройство малолеток преследовалось законом, и все пеклись за собственную шкуру. Он еле сводил концы с концами и, чтобы хоть как-то обеспечить своё существование, оборванцу пришлось обирать прохожих и сбывать украденный товар в трущобах. Но однажды он был пойман одним известным бизнесменом, с которого пытался снять дорогие часы. На этом рассказ Садхира обрвался.
— Ну вот мы и добрались — пролепетал он, рисуя на лице улыбку.
Я улыбнулся в ответ, вошёл в просторную банную комнату и встал под струю холодного, освежающего душа. Это было просто блаженно. Пол часа блаженства, но все хорошее рано или поздно кончается. По ту сторону началась суета, раздался негромкий стук по двери.
— Мартин, все хорошо? — поинтересовался Садхир.
— Все просто великолепно, я уже выхожу!
— Окей… чистая одежда на крючке, близ полотенчика…
— Спасибо Садхир — негромко произнёс я.
Способность рационально мыслить постепенно возвращалась и по мозгам ударил вопрос: «С чего бы такая забота о «пленных?». На поверхность прочих мыслей всплыла фраза Ниламы: «…если ты предоставить нам определённую информацию…».
— Ффф… недурный ход — ухмыльнулся я, бубня себе под нос.
Я подозревал, что все, сказанное мной, может обернуться против и не собирался ничего говорить. Двадцать два года — жизнь только начинается. Не поддав виду перемен в моих соображениях, я вышел в коридор и мы отправились в кабинет к тому мужчине, которого я уже успел возненавидеть, как своего заклятого врага. По пути индиец подыскивал слова, казалось, чтобы поведать мне что-то крайне важное, но все его попытки были тщетны и всю дорогу мы шли под взглядами мёртвой тишины. Остановившись напротив очередного дверного проёма, он движением руки пригласил меня войти, хотя сам воздержался от посещения, для этого и не было надобности, ведь в кабинете стояли два рослых, серьёзных охранника. А у окна, в кожаном кресле устроился тот самый, к которому я и прибыл.
По роскоши кабинет не уступал другим частям «маленького мира». Стеллаж, который расположился по левую сторону от меня, напротив рабочего стола, заполненного горами бумаги, был забит книгами эклектичных жанров, что говорило о начитанности их хозяина. Но большинство места занимали труды философов разных времён: начиная с Платона, Сократа и Аристотеля и заканчивая Штейнерем, Шопенгауэром и Ницше. Среди прочих проглядывали известные всему миру имена Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя, Льва Толстого, Федора Достоевского и многих других. За спиной просматривал всю площадь кабинета пьяный Бахус Микеланджело.
— Присаживайся, Мартин — спокойно сказал мужчина, покуривающий коибу — моё имя дон Мустафа.
Я всегда ассоциировал слово «мустафа» с чем-то таким арабским и могущественным, отчасти от того, что в раннем детстве родители на ночь мне рассказывали сказочные истории о реально существовавшей личности Шехзаде Мустафа.
Но мои ожидания были не призрачные, это был действительно могущественный человек, глава одной из самых больших по занимаемым территориям мафии, как я узнал позже. Он был широк в плечах, высоко поднятые скулы говорили насколько этот человек ригоричен и властен. По прическе стиля «грандж» и костюму от Armani можно было догадаться, что Мустафа довольно привередлив к своему внешнему виду и старается не отставать от моды.
Я осторожно присел, не давая волю страху.
— Выпьешь со мной по стакану хорошего пятидесятилетнего коньяка? — предложил дон, доставая из своей коллекции бутылку Grand Sargis в 0,5 литров.
Я понимал, что отказываться было нельзя. Мустафа откупорил бутылку эксклюзивного армянского коньяка и до половины наполнил каждый из двух гранёных стаканов.
— За мир во всем мире — предложил он и залпом осушил стакан.
Я последовал его примеру. «Пойло» действительно было годным. Через пару минут меня погрузило в океан эйфории, но я изо всех сил пытался не окунаться в него с головой.
— А теперь давай на чистоту, — произнёс он с серьёзным видом — у меня будет к тебе всего один вопрос. Куда ты дел то, что принадлежит «семье»? Хотя… стоп… просто отдай мне это и ты вернешься к своей прежней жизни.
— Что… что это?
— Не строй из себя дурака, ты прекрасно понимаешь о чем я!
Моя память отказывалась предоставлять мне нужную информацию. И я действительно не понимал, о чем идёт речь.
— Но… дон… введи меня в курс дела, что тебе от меня нужно?
— Ты не мой «сотрудник», чтобы говорить с тобой о «семейных» делах, и никогда им не станешь. Ты просто хитрая рогатая скотина, которая пытается надуть своего хозяина, не давая ему молока, в надежде, чтобы он её отпустил. Но ты забыл, что скот — это ещё и мясо… хотя… может, до тебя и правда не доходит… авторитет, территории, деньги, власть наконец — все это разом может рассыпаться. У тебя вся информация на меня и на остальных членов мафии. Так что давай по-хорошему: ты отдаешь мне флешку со всеми доказательствами того, что этот разговор останется между нами. И я тебя отпускаю. Все очень просто…
— Мустафа, это напраслина… я…я впервые ступил на Гоа, и вообще впервые в Индии…
— Хватит! — нервничая, дон оборвал меня — я хотел по-хорошему, даже решился тебя отпустить, рискуя всем, ведь ты в любом случае мог сдать меня копам.
Он жестом приказал двум амбалам увести меня. Я понимал, что выберусь не скоро. Но получил ответ на свой вопрос, хотя и не верил, что замешам в опасных делах. Если Мустафа не упомянул о копроментации всей информации с одного электроного носителя на другой, значит данные на флеш карте были надёжно защищены от копирования и об этом он не беспокоился. А это значит, что если я как-то отношусь к этой краже, то мне достаточно вспомнить, где то, что ему было нужно. И есть большая вероятность, что дон мог меня отпустить.
Глава 2
Меня привязали к стулу грубой и жёсткой джутовой веревкой. Джут перекрывал ход крови по жилам, поэтому руки начали быстро неметь и менять цвет на фиолетовый. Два бычары принялись меня избивать. Они хлестали по лицу, постепенно сила ударов нарастала. Первые десять минут мне удавалась уворачивать голову от кулаков безжалостных бугаев, но исподволь я терял этот навык. Вскоре конечности окончательно перестали подавать признаков жизни. Лицо все было опухшим и обливалось кровью. И я уже практически не чувствал этих «прикосновений», но один из них выбил себе костяшку, издал пронзающий вопль и вылетел пулей. Пытки прекратились.
— Сукин сын, ты будешь гнить здесь вечно! — крикнул мне в ухо второй «стражник» Мустафы.
У меня не хватало сил как-либо отреагировать. «Экзекуции закончились» — думал я. Но тут моё лицо тет-а-тет встретилось со свинчаткой. Боль кольнула тело в каждой клетке. Я почувствовал, что падаю… падаю под землю, но воглый запах, что исходил от бетонного пола, дал понять: сейчас не время умирать. С меня сняли все путы и оставили одного на растерзание холода и кромешной тьмы.
Истинная сила человека прячется за бейнитовыми вратами терпения. И я в агонии на себе ощутил: насколько крепки эти врата. Но каждый, кто сумел их распахнуть, обязан в меру гордиться собой, а не слепо хвастаться. Ведь чванность, как наркотин, вызывает зависимость и губит даже самую стойкую личность.