Глава 1.
Вспомнить все
Темнота…
Мне холодно, очень холодно и мокро.
С трудом удается открыть глаза — яркие солнечные лучи мгновенно ослепляют и заставляют закрыть их снова, я по-прежнему лежу, лежу в высокой и густой траве. Сильная слабость не дает мне даже повернуться на спину. Как же болит голова! Что со мной произошло? Черт, слишком много вопросов, в голове — низкий и противный шум. Как будто к ней приставили два динамика и включили звуки помех на максимальную громкость. Пытаюсь приоткрыть глаза и, спустя некоторое время, удается открыть их и осмотреться. Я, действительно, лежу в траве, от утренней росы вся одежда влажная. Попытка встать увенчалась успехом лишь со второго раза. В глазах мгновенно потемнело; переборов себя, привстал на колени, затем на одну ногу, затем и на вторую. Каждое движение давалось с трудом и сопровождалось головокружением и пульсирующей болью в области затылка. Осмотрел себя: спортивные штаны порваны, кожа на левом колене стерта, ярко-желтая футболка целая, с отвратительным запахом пота. На затылке — запеченная кровь, во всяком случае, понятна причина головной боли. Я стою в поле — с одной стороны неширокая, посыпанная гравием, дорога. За дорогой — густой и дикий лес. Не видно никаких признаков цивилизации, людей, машин, домов. Слышно лишь пенье птиц и шелест листвы от легких порывов ветра. Не помню, сколько стоял так, жадно вдыхая воздух. Внутреннее спокойствие резко нарушил стремительный приступ панической атаки. Я не помню… Твою мать, я не помню ничего: ни кто я, ни где я, не помню, что со мной случилось и как я здесь оказался, что за дерьмо?! Волнение нарастало, отчаянные попытки напрячься и вспомнить хоть что-нибудь не увенчались успехом, в голове — полнейшая темнота, где-то там, в глубине коридоров подсознания, были заперты все воспоминания, они по-прежнему там. Так, надо взять себя в руки и выбираться отсюда.
Минуя десяток метров и преодолев небольшой подъем, я вышел к дороге, которая, находясь на небольшой возвышенности, разделяла лес и поле. Я стоял и внимательно смотрел в обе стороны, чтобы понять, куда идти, и лишь спустя время заметил важную деталь: в паре десятков метров лежала перевернутая машина, тщательно прикрытая со всех сторон высокой травой.
— Отлично, хотя бы понятно, как я здесь очутился, — сказал я вслух.
Я направился к машине, одновременно ощупывая карманы штанов. К сожалению, единственное, что мне удалось там отыскать, — это размокшую от утренней росы карточку с подземного паркинга какого-то торгового центра. Все, что мне удалось разобрать, — это рекламу кинотеатра на одной ее стороне и дату заезда в паркинг на другой — 2 июня 2025 года.
— Фак, дата ни о чем мне не говорит, я не помню год, я говорю сам с собой; но есть и хорошие новости: я умею читать, — отшутился я.
Обойдя вокруг машины и внимательно ее осмотрев, я пришел к заключению, что, раз уж мне не удастся дальше ехать, необходимо обыскать салон и багажник и выдвинуться в путь куда-нибудь. Основной целью поисков были мобильник и документы.
Бока машины оказались знатно помяты, однако водительская дверь была приоткрыта, опустившись на колени, я заполз внутрь, усевшись в позу йога на крыше, между передних сидений я начал осматриваться. Внутри был полнейший бардак, вещи разбросаны по салону, стойки подмяты. Все это свидетельствовало о множественных кульбитах, предшествующих окончательной остановке на крыше. Старенькая черная «десятка» отдала свою жизнь, чтобы спасти мою. У меня не было чувства, что это моя машина, но и сомнения, что я был за рулем, также отсутствовали. Отложив в сторону несколько пакетов из «мака» и пару картонных стаканов, я заметил черный матовый мешок. Развязав узел, я обнаружил сухую одежду, полный комплект, включая трусы, носки и обувь. Для того чтобы переодеться, пришлось выползти на улицу. Я внимательно рассмотрел вещи — мой размер, однозначно — мои! Костюм, похожий на те, в которых ходят на охоту и рыбалку, кепка с откидной защитной сеткой и черные берцы.
«Какой кайф перестать трястись от холода», — подумал я. Порывы хоть и летнего, но утреннего и еще достаточно прохладного ветра, казалось, пронизывали меня насквозь, заставляя каждый раз вздрагивать. И вот, когда мокрая, грязная и вонючая одежда была уложена в пакет, я полез обратно в машину. Усевшись на свое место на крыше, я начал поиски с обыска карманов, которые явно не были пустыми. Все, что мне удалось найти: складной острый нож с брелоком в виде мини-компаса — из тех, которые продаются на маркетплейсах за копейки, хорошая бензиновая зажигалка в рабочем состоянии, небольшой карманный фонарик и мультитул — увесистый, «дорогой, качественный», решил я. На этом содержимое карманов закончилось, и я приступил к дальнейшим поискам. В самом салоне больше не оказалось ничего интересного: в бардачке несколько дисков, полупустая пачка сигарет, дешевая зажигалка, файл с бумагами и старый ежедневник за 2015 год. В документы на машину и в права был вписан только один человек: Меньшенин Александр Иванович, 25.01.1991 года рождения.
— Не я, — грустно вздохнул я, вглядываясь в свое отражение в зеркале заднего вида и отчаянно пытаясь найти какие-то сходства с человеком на правах.
Ключи были в замке зажигания, выдернув их, я выполз на улицу и направился к багажнику. Крышка оказалась не повреждена, а и легко поддалась. Все содержимое мгновенно выпало на траву. Увесистый коричневый рюкзак, прозрачная канистра с жидкостью без этикеток, антифриз и небольшая лопатка. Все внимание было приковано к рюкзаку, я открывал его с огромной надеждой, открывал, как будто там лежат все мои воспоминания. Внутри лежали несколько упаковок армейских галет, десяток консервных банок, пустая фляга, аккуратно свернутый и обвязанный, как подарок, спальный мешок. Утратив надежду найти что-то по-настоящему ценное, я вдруг заметил небольшой силиконовый мешок, внутри которого лежал смартфон. Радости не было предела — трясущимися от нетерпения руками я взял телефон, но он никак не включался, я помнил, что для разблокировки его надо всего лишь поднести к лицу. Но сколько бы я ни нажимал на кнопку включения, не происходило ничего. Просидев, раздосадовано разглядывая телефон, я переключил свое внимание на консервы. Не знаю, сколько сейчас времени и когда я ел в последний раз, но жуткое чувство голода мучило меня. Неподалеку я нашел небольшой ручеек, вода выглядела прозрачной и пригодной для питья. Я наполнил флягу и вернулся к автомобилю, выкопал небольшую ямку и развел костер, сам уселся на рюкзак. Вскипятив воду и разогрев слегка консервы, умял все за считаные секунды.
«Так, нужно выбираться отсюда, главный вопрос — в какую сторону идти», — размышлял я.
В результате, пошел в сторону, противоположную направлению машины. Логика была простая, я явно ехал на природу, явно из дома, был в обычной одежде, а лесной костюм чистый и сухой, значит, воспользоваться им не успел, не доехал? Скорее всего, да. Решено. Затушив костер, собрав все вещи в рюкзак, я двинулся в путь. Поскольку я не имел ни малейшего представления, где цивилизация и сколько мне предстоит идти, мой оптимизм находился чуть выше уровня грязи на моих ботинках. Дорога была покрыта мелким гравием, в котором периодически встречались крупные камни, обочина отсутствовала, края дороги плавно переходили в кюветы по обе стороны, что делало передвижение по ней крайне некомфортным. Я поднимал пыль, которая порывами ветра в спину опережала меня, заставляя входить в это облако, зажимая нос рукой, ноги ныли от усталости, и я периодически спотыкался о крупные камни. Я пытался сконцентрироваться, но каких-либо разумных объяснений найти просто не получалось. Надежда поймать попутку таяла с каждой минутой. Солнце покинуло зенит еще во время моего обеда, и сейчас отчаянно стремилось к закату. Я предположил, что сейчас около пяти вечера, за весь день я не видел ни души, все это наталкивало на неутешительные мысли о том, что я забрался достаточно далеко. Я остановился — перспектива идти в такой глуши ночью меня не устраивала. Я решил вернуться к машине и переночевать там, а с первыми лучами солнца продолжить свой путь. Прошел я немного, километра три-четыре, и достаточно быстро оказался возле автомобиля. Летом день намного длиннее ночи, но в лесу темнеет все равно рано. Верхушки высоких деревьев поглощают солнце, скрывая его лучи в густой чаще. Я развел костер на старом месте и решил пополнить запасы воды. По пути к ручью мне попадались ягоды и редкие грибы, и если что-то я делал на автомате, абсолютно уверенный в своих действиях, то съесть найденное я опасался. Вернувшись с полной фляжкой воды и сухими ветками, я уселся около костра, прислонившись спиной к двери машины. Языки костра возвышались над ямкой, в которой он был разведен. Ветки, сложенные домиком, потрескивали. Несмотря на жаркий день, после захода солнца становилось прохладно, я вытянул ноги к костру и попивал горячую воду. Я чувствовал себя максимально оторванным от мира, от цивилизации. Ощущение одиночества усиливало отсутствие людей и животных, слышалось лишь пение птиц, но никого не было видно, ни одной живой души. Кромешная темнота сжималась плотным кольцом вокруг меня, костер оставался единственным источником света и тепла. Веки начали тяжелеть, я заполз в машину, разложил на крыше спальный мешок и закутался в него.
* * *
Яркий свет ударил прямо в глаза, я проснулся в светлой комнате на диване. Отлично себя чувствовал, потянул руки вверх и встал. Долго не мог понять, что за странный сон мне снился, и какое-то время пытался проанализировать его, перебирая в голове подробности. Мне и раньше снились кошмары, но подобная детализация присутствовала впервые. Я приложил руку к затылку в поисках крови и, ничего не обнаружив, направился на кухню. Заварив крепкий кофе, я подошел к окну. Во дворе все было абсолютно обычно, взрослые спешили на работу, пенсионеры сидели на лавочке во дворе и что-то обсуждали, активно жестикулируя руками, дети бегали по двору, гоняя мяч. Приняв душ, я начал собираться на работу. Надев черные джоггеры, ярко-белые кроссовки и белое поло, внимательно осмотрел себя в зеркало в полный рост, нет, это все не подходит, сегодня важная встреча, покопавшись в шкафу, я решил сменить свой наряд на черные брюки и белую рубашку с коротким рукавом. «Теперь то, что надо», — радостно подметил я, подмигнув своему отражению в зеркале. Уверенным шагом направился в комнату, распахнул окно, сделал несколько глубоких вдохов и… прыгнул вниз. Чем большую скорость я развивал, тем быстрее билось сердце, все вокруг расплывалось в глазах, а асфальт стремительно приближался, несколько секунд — и удар…
Я дернулся, ударившись головой обо что-то мягкое, и открыл глаза. Я лежал в расстегнутом спальнике на крыше перевернутой машины. Я спал, как убитый, вчерашний день знатно меня утомил, за окном уже был день, живот яростно урчал, издавая пугающие звуки. Поедая пачку галет и запивая их остывшей за ночь водой, я анализировал вчерашний день, абсолютно все случившееся вчера я помнил, но шагнуть в свои воспоминания дальше я не смог. Перекусив и собрав все вещи, которые могли пригодиться и которые я был в состоянии унести, я отправился в намеченную еще вчера сторону.
Я шел несколько часов без остановки, но окружавший меня пейзаж не менялся: все та же неровная дорога, все тот же лес, иногда чередуясь с полем, окружал меня со всех сторон. В какой-то момент мой взгляд привлекла тропинка вглубь леса, внутренний голос отчетливо приказал пойти туда, и я подчинился ему. Надежда поймать попутку за полтора дня окончательно покинула меня. Я шел по узкой тропинке, вокруг жужжали насекомые и пели птицы; я был полностью погружен в свои мысли, поэтому тень сбоку заметил в последний момент.
В паре десятков метров справа от меня хрустнула ветка, краем глаза я заметил какое-то движение. Я остановился и медленно повернул голову — это был огромный лось, около двух метров в высоту, с широкими и красивыми рогами. Лось прекратил жевать ветки с ягодами и пристально смотрел на меня. Не двигаясь, я делал то же самое. Так мы простояли несколько секунд, глядя друг на друга. Ступор прошел, я зачем-то приветственно кивнул головой и стал двигаться по тропинке боком, не сводя с лося глаз. А он смотрел на меня, такой большой и красивый. Во мне боролись чувства восхищения и беспокойства, я не помнил, как нужно реагировать на подобные встречи, и грозит ли мне опасность, насколько лоси миролюбивы? Когда я отошел на достаточно большое расстояние, лось отвел от меня взгляд и продолжил трапезу. Тропинка, по которой я шел, постепенно расширялась, со временем превратившись в просеку несколько десятков метров шириной. Мой внутренний голос меня не подвел — на границе просеки и леса стояло небольшое деревянное сооружение. Подойдя к нему ближе, я внимательно его рассмотрел: это старенький, местами сгнивший и покосившийся от времени одноэтажный домик из цельного бруса, уложенного по типу классической русской избы, мох, который когда-то служил утеплителем, теперь частично обвис, обнажив сквозные щели. Обойдя домик вокруг, я обнаружил с обратной стороны запертую деревянную дверь с большим амбарным замком.
— Скорее всего, охотничья сторожка, ну или домик лесника, — вслух предположил я.
Замок прикрыт сверху обрезанной пластиковой бутылкой, но, даже несмотря на это, он был покрыт толстым слоем ржавчины и, судя по всему, висел здесь давно. В небольшое окно под потолком плохо проникал свет, и разглядеть что-либо, кроме небольшого, освещенного солнечными лучами участка, не представлялось возможным. Это место было заброшено, решил я, не обнаружив вокруг ничего, кроме высокой травы, которая разрослась около входа. Надвигалась ночь, и домик идеально подходил для того, чтобы переночевать тут. Я нашел крупный камень неподалеку и со второй попытки сбил петлю, удерживающую замок, толкнув дверь, я вошел. Спустя несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и я огляделся. Стены, продуваемые через щели ветром, издавали вой, пол просел, часть досок была сломана, через щели проросла трава. На полу лежали осколки стекла, которые когда-то были окном. В углу стоял покрытый паутиной самодельный стеллаж с каким-то барахлом, в другом углу стояла деревянная кровать с вырезанным на ножках узором в форме змей. На стене висела фотография в рамке под толстым слоем пыли. Я смахнул пыль, и перед моим взором предстал тучный высокий мужчина пятидесяти-шестидесяти лет, с густой темной бородой и такими же темными волосами, с небольшой проплешиной, в одной руке мужчина держал черное ружье, в другой — утку; несмотря на всю наигранную суровость, почему-то чувствовалось, что это добрый человек, внизу присутствовала подпись: «Иван Семенович Залесский, 2020 год». Я прошел вглубь домика и осмотрел стеллаж, но ничего интересного там не обнаружил.
Солнце уже садилось, и антураж сторожки медленно скрывался в темноте. На столе была наполовину прогоревшая толстая свечка в подсвечнике. Я чиркнул зажигалкой, свечка, прокашлявшись, зашлась пламенем. Я постелил спальный мешок на кровать, достал галеты, гречку с тушенкой и начал жадно поедать это, запивая остатками воды. «Запасы воды практически на нуле, и это нехорошо», — подумал я, отложив этот вопрос на завтрашний день. Я лег на спальник и почувствовал, как деревянное основание кровати трескается под моим весом. Опираясь руками, чтобы вылезти из деревянной проруби, я нащупываю тканевый сверток между кроватью и стеной. Что-то увесистое. Развернув сверток, я увидел черное ружье с фотографии Ивана Семеновича, металл немного проржавел, но, в целом, оно выглядело вполне годным. На приклад был надет коричневый патронташ с двумя патронами в прозрачной оболочке, сквозь которую можно было разглядеть массивную пулю 12 калибра, похожую на пробку от бутылки шампанского. Я взял ружье и, сам того не замечая, проверил его, оттянув цевье назад и убедившись в отсутствии патрона в патроннике, поставил на предохранитель, и, только когда я отложил его в сторону, меня осенило: «Откуда я все это знаю и умею?! Мышечная память, скорее всего». Тщательно обшарил все полки и пол, патрона было всего два, один я заслал в патронник, второй — в магазин (ружье было помповым). Я постелил мешок рядом со сломанной кроватью, задул свечку и лег спать.
* * *
Проснувшись, в первую очередь я позавтракал галетами, запил остатками воды и покинул сторожку. Яркие солнечные лучи слепили меня, солнце уже стояло в зените. Я вышел на просеку и отправился к дороге. Мне было непонятно, где я нахожусь, за все эти дни я ни разу не встретил ни одной живой души. Через несколько минут я уже вышел дорогу. Пройдя несколько километров, я увидел небольшую деревню. Старые деревянные дома стояли в один ряд вдоль дороги. Многие из них покосились, их ставни были заколочены. В деревне царила тишина — не было слышно ни звуков техники, ни животных, ни людей. Когда я проходил мимо одного из домов, то почувствовал на себе чей-то взгляд. Когда я повернулся, то увидел, как шторка на окне быстро задернулась, но мне удалось увидеть чей-то силуэт, который скрывался во тьме дома. Я остановился и, недолго думая, направился в сторону калитки, подойдя, постучал и громким голосом спросил разрешения войти. Не получив ответа, я открыл невысокую калитку и вошел во двор. Подойдя к входной двери, я еще раз постучал, в этот раз более громко и настойчиво. Дверь была открыта, и как бы приглашала меня войти внутрь. Внутри царил абсолютный порядок, видно, что здесь живут люди, в сенях у входа на полу лежал толстый половик с разноцветным узором — такими деревенские бабушки обожают украшать пол в своих избах. Осматривая помещение, я еще раз обозначил свое присутствие, но ответом мне была тишина. Сделав несколько шагов вперед, я увидел в окне чью-то фигуру, которая медленно шла по дороге между домами. Я подошел к окну и слегка отодвинул занавеску. Увиденное повергло меня в настоящий ужас: по проселочной дороге вдоль домов шел я. И в этот момент его взгляд, того, другого меня, был резко обращен в мою сторону. Я в спешке отпустил занавеску и отпрянул в угол, из которого в щель между занавеской и окном мне по-прежнему было видно фигуру этого человека. Другой я какое-то время стоял напротив дома, после чего окликнул: «Эй, хозяева, есть кто дома?» Я в ужасе сидел в углу, пытаясь понять, что происходит, я думал, что схожу с ума, мою панику прервал стук во входную дверь. Спустя мгновение дверь приоткрылась, я услышал шаги. В дверном проеме появилась фигура, моя фигура, черт побери, это действительно был я. Какое-то время фигура стояла неподвижно и осматривала комнату, после чего взяла ружье и выстрелила в меня. Я проснулся в холодном поту.
Вторую ночь подряд меня мучили кошмары, я сидел на спальном мешке, пытаясь проанализировать свой сон, что, к слову, не удавалось совсем. Я позавтракал, свернул спальный мешок и покинул сторожку, прихватив с собой ружье — на всякий случай, почему-то думал в тот момент, что его владельцу оно больше не нужно. Я шел уверенно в сторону дороги, а когда проходил место встречи с лосем, то замедлил шаг. В том месте, где стоял сохатый, был слышен шум ручья. Изможденный жаждой, я упал на колени, начал пить воду из ладоней, жадно глотая ее и наполняя руки снова и снова. Вдоволь напившись, я наполнил флягу и продолжил свой путь. Когда я шел по лесу, то неоднократно ловил себя на мысли, что звуки природы успокаивают меня, я отвлекался от своих мыслей и просто наслаждался звуками и запахами летнего леса. Я даже не заметил, как вновь вышел на дорогу и продолжил свой путь. Пройдя несколько часов и изрядно утомившись, я остановился, шокированный увиденным. Моему взору открылась небольшая деревня, домов 10, не больше, дома были расположены в один ряд вдоль дороги, как в моем сне. Какое-то время я стоял на месте как вкопанный, пытаясь найти этому логическое объяснение, но сделать это мне так и не удалось. Взяв ружье в руки, я медленно направился в сторону деревни. В нескольких десятках метров от первых домов стояла покосившаяся табличка: «Полевое».
ШШМШ
Я вошел в деревню, да, она, действительно, выглядела заброшенной, но совершенно не похожей на ту, что я видел во сне. Четыре домика оказались совсем разрушенными, остальные, хоть и выглядели потрепанными и нежилыми, но все же держались, из последних сил сохраняя свой первозданный внешний вид. Я решил обыскать дома в поисках чего-нибудь полезного. В разрушенные дома заходить не стал, побоявшись окончательного разрушения крыши. В нескольких уцелевших домиках найти что-то кроме посуды и мебели мне не удалось, а вот в следующем меня ждал настоящий сюрприз. Я подошел к невысокому палисаднику, синяя краска на нем выцвела или вздулась, и отпадала волнообразными пластами, в палисаднике, кроме цветов, росло множество сорняков. Высокие деревянные ворота изрядно покосились и стояли, накренившись в мою сторону. Открыв их с огромным усилием, я попал на придомовую территорию, но ничего интересного там не обнаружил: из сооружений — небольшой сарай, который стоял с распахнутыми настежь воротами, открытыми в мою сторону, благодаря чему я видел, что внутри ничего нет. По правую руку была дверь в избу, толкнув ее, я вошел в дом, одна-единственная комната располагалась прямо передо мной. В углу комнаты я увидел человека. Он сидел на полене, спиной ко мне, за хлипким деревянным столом, одной рукой водя по столу, а другой подпирая голову. На мое присутствие он явно не обращал никакого внимания.
— Добрый день! Извините за вторжение, не знал, что здесь кто-то есть… — громко проговорил я, ожидая какого-нибудь ответа. Но ответа так и не последовало, человек, не обращая на меня никакого внимания, продолжал сидеть и что-то делать на столе. Из-за его расположения я видел только, как его рука, то замедляясь, то ускоряясь, водит по столу. Голова была опущена.
— Вы меня слышите?! — повторил я более громко и настойчиво. Тишина. Радость от обнаружения кого-то живого уже перерастала в беспокойство. Я снял ружье с предохранителя и медленным шагом направился в его сторону, наставив помпу на его спину. Сблизившись на расстояние в полтора метра, я медленно вытянул оружие вперед и дотронулся до человека концом ствола. Он дернулся и моментально повернулся в мою сторону. Это был обросший бородатый мужичок лет сорока, его лицо было усеяно глубокими морщинами, большинство зубов отсутствовало, а на шее имелось множество небольших шрамов. Его темные глаза испуганно бегали, осматривая меня с ног до головы. Это продолжалось несколько секунд, после чего он оттолкнул ружье и залез под стол, что стало для меня полной неожиданностью. Абсолютно растерянный, я склонился на колено и заглянул под стол: он сидел в дальнем углу, обхватив свои ноги руками, из глаз текли слезы, а губы шевелились, произнося беззвучные слова.
— Послушайте, извините, если чем-то напугал вас, я не специально, я попал в ДТП недалеко отсюда и уже несколько дней не могу ничего вспомнить и выбраться.
Рассказав ему свою историю в двух словах, я замолчал и стал ждать какой-нибудь ответной реакции. Человек перестал шевелить губами и медленно повернул свою голову в мою сторону. Какое-то время он смотрел на меня, после чего медленно выполз из-под стола, я сделал несколько шагов назад, а человек уселся на стоящее перед столом бревно и продолжил внимательно на меня смотреть, не говоря ни слова. Я почувствовал себя актером на сцене и, не дождавшись реакции, продолжил свой монолог, рассказав, как очнулся, ночевал в перевернутой машине, как ждал попутку и два дня шел по усеянной камнями дороге. Все это время мой неразговорчивый собеседник очень внимательно слушал каждое мое слово, периодически шевеля губами и беззвучно повторяя отдельные слова из моего рассказа, что, признаться честно, меня очень злило, но виду я не подал. В конце моего рассказа он вытянул руку вперед и медленно прикоснулся к концу ствола, после чего отдернул руку, как человек, который обжегся при прикосновении к горячему чайнику.
— Мне нужно в больницу, от вас можно позвонить, зарядить телефон? Ну или хотя бы просто подскажите, где больница ближайшая, — продолжал я, не теряя надежду. Говоря это, я окинул взглядом комнату в поисках розетки, но, ничего не увидев, остановил свой взгляд на хозяине дома. Он наклонил голову к плечу, но продолжал внимательно смотреть на меня, после чего начал смеяться и хлопать в ладоши. Я окончательно потерял надежду, развернулся и пошел к выходу. Уже на пороге я услышал в свой адрес:
— ШШМШ, — сказал хозяин дома.
— Что, простите? «Не расслышал», — сказал я и повернулся.
Хозяин дома подошел ко мне уверенной походкой, после чего повторил:
— ШШМШ, — в интонации чувствовалось недовольство тем, что я не могу понять посыла.
— ШШМШ шш пш мммм, — сказал человек, после чего подошел ко мне, взял меня за руку и куда-то повел, я не сопротивлялся лишь потому, что абсолютно не ожидал такого поворота. Мы вышли во двор, после чего он показал пальцем вдаль — туда, откуда я пришел. На горизонте виднелось облако пыли, приглядевшись, я увидел зеленый уазик. Я был очень рад и победоносно вскинул руки вверх, хозяин дома почему-то не разделял мой оптимизм, закатив глаз и слегка покачав головой, потащил меня обратно в дом.
— Что вы делаете?! Дайте мне с ними поговорить, может, они смогут подвезти меня, — раздраженно говорил я. В этот момент человек отодвигал свою кровать в сторону, делая это с явным беспокойством, под кроватью была небольшая крышка погреба, отодвинув которую хозяин показал мне жестами лезть туда.
— Что?! НЕТ! Что здесь вообще происходит, ты можешь нормально объяснить? — решительно сказал я. Человек выставил свои руки ладонями ко мне и немного потряс их, его глаза бегали, он был явно напуган. Он показал пальцем на меня, а затем в погреб несколько раз, после чего одной трясущейся рукой указал в сторону приближающейся машины, а другой провел у себя по шее, после чего сложил их на груди ладошками и, уже умоляя, мыча что-то на своем, смотрел в погреб. Я не могу объяснить, почему я подчинился человеку, с которым познакомился пятнадцать минут назад, и залез в незнакомом доме в незнакомый подвал — непонятно зачем. Но внутренний голос велел мне подчиниться, что-то в интонации и жестах этого человека показалось мне убедительным, искренним. Он явно знал того или тех людей из уазика и боялся их, так сыграть испуг не сможет ни один актер. Как только моя голова опустилась ниже уровня пола, крышка надо мной захлопнулась, после чего на мгновение наступила тишина, основной свет, который поступал в погреб, скрылся под ковром, а скребущиеся звуки дерева о дерево, дали понять, что кровать заняла свое место. Здесь было не так уж и темно, десятки тоненьких лучиков дневного света просачивались через множественные щели в полу. Мои глаза привыкли достаточно быстро, мне удалось осмотреться. Погреб оказался небольшой, квадратной формы, в несколько шагов. В углу лежала теплая шуба, из-под которой выглядывали банки с овощами. Хозяин дома, задвинув кровать, сел на свое место. Он явно нервничал, его руки постукивали по столу. Я услышал звук подъезжающей машины, тарахтящий уазик поравнялся с домом, еще немного прорычал на холостых оборотах и затих. Через минуту я услышал скрип двери и шаги.
— Кривуля, здорова! Чего не встречаешь?! Не рад, что ли? — произнес бодрый голос гостя. Он показался мне наигранным и лицемерным.
— М-м-м, — ответил мой знакомый.
— Ты видел кого-нибудь в последнее время?
— М-м-м, — отрицательно кивнул хозяин дома.
— В восьмидесяти километрах отсюда лежит свежий перевертыш, ты ведь понимаешь, что будет, если ты меня обманул?
Я услышал глухие звуки ударов.
— Как я погляжу, воду ты тоже не принес, — продолжал гость.
Кривуля шаркающими шагами вышел из избы, а гость остался внутри. Он продолжал ходить из одного угла в другой, мне стало интересно посмотреть на него, я медленно, стараясь не издать ни звука, сделал несколько шагов вперед.
Когда он отошел в дальний от меня угол, то между щелей в полу я смог увидеться его. Невысокий и худощавый, с ямочками на щеках, гладко выбритый молодой парень лет двадцати. Он стоял, скрестив руки на груди. Какое-то время постояв, глядя в окно, он продолжил медленно вышагивать из угла в угол, как ходят животные в клетке в зоопарке. Прозвучал скрип калитки, гость посмотрел в окно и быстрыми шагами вышел из избы. На какое-то время в доме воцарилась тишина, которую прервал рев мотора и звуки удаляющейся машины. Хозяин дома зашел в избу, его я узнал по шаркающим неторопливым шагам. Прошло еще несколько минут, и я выбрался наружу, не видя смысла что-либо спрашивать у хозяина, я поблагодарил его и начал собираться в путь. Кривуля, понимая это, попросил меня жестами пойти с ним. Мы зашли в амбар, который находился в дальнем углу двора, он практически полностью сгнил. Мгновение спустя мы извлекли оттуда старенький ржавый велосипед, что меня очень обрадовало. Эти несколько дней пешком меня существенно утомили, и подарок оказался как нельзя кстати. Я выбрался на дорогу и продолжил свой путь.
В эти дни я чувствовал себя сумасшедшим, все мои действия были рефлекторными, какие-либо воспоминания по-прежнему отсутствовали. Сегодня было не особо жарко, в отличие от предыдущих дней, ветерок дул мне прямо в лицо, а подъем наконец-то сменился пологим и длинным спуском, мне практически не приходилось крутить педали, велосипед шел накатом. Я любовался природой, но из головы не выходило множество вопросов: что с моей памятью и кто был этот паренек на уазике, почему Кривуля меня от него прятал, зачем он меня искал и в какую сторону потом уехал? Ощущения страха перед ним у меня определенно не было, скорее это было чувство беспокойства от неизвестности. Темнело, солнце практически полностью скрылось над высокими кронами деревьев. Вдали показалась заправка, я подумал: «Это очень хорошо, наверняка там можно подзарядить телефон и уточнить, где я нахожусь и как попасть в больницу». Но чем ближе я приближался к заправке, тем больше нарастало разочарование. Это была небольшая АЗС на четыре колонки, но с супермаркетом. Свет не горел, внимание на это я обратил, только когда доехал и слез с велосипеда. Стекла были частично выбиты, и вместо них были вклеены скотчем листы картона. Я вошел внутрь, уже существенно стемнело, с помощью фонарика осмотрел помещение. Здесь валялось много мусора, полки были пустыми, в середине стояло железное ведро, поверх краски расположился большой слой нагара, потрогал рукой — холодное. Дверь в служебное помещение была приоткрыта, внутри стояла непроглядная темнота — эта небольшая комната без окон была полностью пустой. Я решил ночевать здесь, расстелил спальный мешок за прилавком и лег. Под прилавком, у пола, увидел розетку, надежды было мало, но я решил попробовать. Достал телефон, зарядку и включил вилку в розетку, я вглядывался несколько минут в экран, ожидая признаки жизни, но чуда не случилось, электричества не было. Поужинав, я решил спать, а утром более тщательно осмотреться, в надежде найти еду, воду и, если повезет, карту местности, мое местоположение по-прежнему было неизвестно и вызывало чувство неопределенности.
* * *
— Эй, проснись, задрал дрыхнуть! — услышал я чей-то голос.
От неожиданности чуть не подпрыгнул на месте и открыл глаза. Оглядевшись, понял, что сижу на пассажирском сиденье в машине, на заднем ряду, за водителем, в окне проплывали бескрайние поля. На переднем пассажирском сидении лежал большой рюкзак, справа от меня все было загромождено кучей пакетов, из-за которых я не мог пошевелиться.
— Ну наконец-то, должны были по очереди рулить, а ты проспал всю дорогу, — сказал водитель.
С моего места мне не было видно лица водителя, он был в темной кофте с надетым на голову капюшоном.
— Где мы? — растерянно спросил я.
— Нижнее только что проехали, минут двадцать — и будем на месте, — ответил водитель.
Немного помолчав, я выдавил из себя:
— Кто ты?
— Ты в порядке? — с явным удивлением спросил водитель.
— Не знаю, скорее нет, чем да. Ты можешь ответить, кто ты и куда мы едем?
— Я-то? М-м-могу, — ответил водитель и, не прекращая ехать, повернулся ко мне.
— Кривуля, какого… — не успеваю договорить я.
Он рассмеялся и резко вывернул руль в сторону. Через мгновение машина, кувыркаясь и издавая скрежет металла, катилась по траве.
Плен
Я проснулся от звука шагов. Кто-то ходил вдоль стеллажей, медленно приподнявшись, я выглянул из-за прилавка, стараясь не издать ни звука. Между рядов ходил кто-то невысокий, мне было видно только макушку.
— Извините, — сказал я, пытаясь сделать голос мягким, чтобы не пугать человека. Но он все равно вздрогнул, выглянув между рядов, спросил:
— Кто здесь?
— Я не хотел вас напугать, я заблудился и ночевал здесь.
Человек подошел ко мне, я поднялся и оказался выше его на две головы. Он, прищурившись, осмотрел меня, после чего протянул руку и уверенно сказал:
— Я Ферка, — Видя мою растерянность, добавил: — Это цыганское имя, а кто ты?
— Я не помню, — тряся его руку, сказал я, оглядывая его. Цыганенку было около 15 лет, он был худой и невысокий, одет в какие-то лохмотья, кожа на руках была стерта, смуглое лицо — в грязи, из-за чего казалось еще более черным, а изо рта пахло тухлятиной. Но все же это был первый человек за три дня моих скитаний, с которым я говорил.
— Где я нахожусь?
— Дак э-э-э… Ленское… А ты откуда здесь?
— Я не помню, я попал в аварию недалеко отсюда.
— Черная машина на крыше? — его интонация и выражение лица явно изменились на этом вопросе.
— Да, — ответил я.
Ферка как ошпаренный рванул к выходу, сказав уже на пороге подождать его. Я же, наоборот, стоял как вкопанный, совершенно не понимая, что происходит.
На пороге появился тот самый парень, которого я видел ранее в доме Кривули.
— И долго прикажешь тебя искать? — спросил он, сплюнув себе под ноги.
— Зачем меня искать?
— Давай рюкзак, ружье и пошли со мной, — он кивнул головой в сторону выхода.
Но я не двинулся с места, чем вызвал явное раздражение моего собеседника.
— Где я? И кто ты, на хрен, такой? — сказал я, изо всех сил стараясь не выдать в своем голосе подступающее беспокойство.
Мой собеседник явно терял терпение и, в какой-то момент, выхватил из-под ремня сзади пистолет, чем заставил цыганенка испуганно выскочить на улицу, и, направив на меня, прокричал:
— Положи сумку и ружье на землю и иди за мной!
Дальше, как в тумане прозвучали два выстрела: его — в потолок, мой — в него. Ничего не помню, как руки на автомате направили на него ружье, помню, как снял его с предохранителя, помню выстрел, который заполнил звуком небольшое помещение и оглушил меня, одновременно со звуком вспышка на конце ствола, и человек, отшагнув назад, медленно сполз по стеллажу на пол. Я попал ему прямо в грудь. Сомнений в том, что он мертв, у меня не было. Я вскинул рюкзак на плечи и, опустив ружье, медленно подошел к нему, на всякий случай ткнув в грудь стволом. В ответ не было никакого движения, я находился в двойном шоке от того, что убил человека, и от того, насколько хладнокровно это сделал. В этот момент я почувствовал резкую боль в затылке от удара, картинка начала расплываться, я упал и потерял сознание.
Я определенно люблю природу, люблю походы, возможно, рыбалку и охоту, и умею обращаться с оружием. Мне около тридцати лет, рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров, телосложение среднее. Это все, что я мог констатировать о себе на сегодняшний день.
У меня снова дико болит голова, лежа на боку, я открываю глаза, лицо щекочет трава. Чувство дежавю не оставляло меня, но нет. Вместо улицы я обнаружил устланный соломой пол в каком-то темном помещении. Единственным источником света было маленькое окно без стекла под самым потолком.
— Очнулся, деда, очнулся.
Я открыл глаза и постарался привстать. Напротив меня стоял мальчик лет двенадцати, светловолосый и очень худой, в длинной рубахе в пол и с босыми, грязными от земли, ногами.
— Обожди, — послышался низкий и медленный голос, к мальчику подошел старик, он был в похожей одежде, тоже босой, худое и вытянутое лицо было покрыто морщинами, седые волосы и густая борода. Он напоминал какого-то почтенного старца из старорусских народных сказок. Какое-то время они смотрели на меня, после чего дед сказал:
— Меня звать Тимофей Ильич, это мой внук, Егорка.
— Эм-м, я, если честно, не помню, как меня зовут и где я нахожусь.
— Ты из города, ведь ты из города? — сгорая от нетерпения, тараторил Егорка.
— Цы, кому говорю, — сказал старец, задвигая мальчика за свою спину и продолжая смотреть на меня. — Ты поднял тут немалый переполох, последние дни только и разговоров про тебя.
— Что говорят-то? — спросил я с надеждой получить ответы хоть на какие-нибудь вопросы.
— А говорят, из города живой нарисовался, так машину, как увидели, так Миша сразу своих холопов за тобой послал. Машина пустая, следов куча… эх, и наследил ты, однако.
— Кто такой Миша и что значит из города живой?! — вопросов у меня только прибавлялось.
— Да точно, ты же на голову слаб, — сказал Тимофей Ильич, прикладывая руку к виску и морща лицо.
В этот момент дверь открылась. Снаружи прозвучал низкий голос:
— Утро! На выход!
— Пошли, потом договорим, — сказал шепотом Тимофей Ильич.
Мы вышли на улицу. Это была большая территория, огороженная железным забором высотой около двух метров. В одном углу стоял небольшой одноэтажный дом из неотделанного газоблока, в другом — два небольших деревянных сарая, из одного вышли мы, из другого четыре женщины, одетые, как дед с мальчиком. Все они были в почтенном возрасте, стояли около входа в сарай и о чем-то шептались между собой, глядя на меня. Голос, который велел выйти на улицу, принадлежал очень высокому и полному мужичку лет сорока. Он не имел каких-то отличительных особенностей, кроме своих размеров. Еще двое парней — разглядеть их мне не удалось — они сидели в углу, прижавшись спиной к стогу сена, и о чем-то увлеченно беседовали, рядом с ними стоял цыганенок и молча смотрел на меня. Мгновением позже толстяк взял меня за шкирку и, практически полностью оторвав от земли, потащил в сторону дома. Он обладал просто нечеловеческой силой, это все, что мне пришло в голову. Я перебирал ногами практически в воздухе, едва доставая до земли, пока мы не подошли к входу.
— Раздевайся! — прозвучала команда в мой адрес. Прошло несколько секунд моего ступора, он, видимо, решил не дожидаться моей реакции и быстрым движением стянул с меня кофту. Не чувствуя сил сопротивляться, я покорно поднял руки вверх, чувствуя себя ребенком, которого раздевает нелюбящий родитель.
— Штаны, обувь! — пробурчал толстяк.
Я снял, не дожидаясь реакции. Я не ел уже больше суток и плохо спал, каждую ночь мне снились кошмары, которые тесно переплетались с реальностью. Сил не было.
— Все снимай!
После того как я полностью разделся, прямо в центре двора, на виду у всех, он начал меня вращать, внимательно осматривая. Я лишь прикрывал руками достоинство, чувствуя себя абсолютно нелепо. Процедура заняла меньше минуты, после чего мне было велено одеться и войти в дом. Это был очень странный обыск, думал я. Зачем это надо было делать повторно, меня уже наверняка обыскивали перед тем, как запереть. Но я заблуждался, и это был не обыск, а кое-что похуже. Мы вошли в дом. За столом сидел мужчина с ярко-рыжими волосами и такой же бородой. Он пил чай из блюдца и, кажется, не обращал на наше присутствие никакого внимания, но это только на первый взгляд.
— Михал Степаныч, привел, как вы и просили, — сказал толстяк, в его голосе звучали нотки неуверенности в себе.
— Осмотрел?
— Осмотрел, чист.
— Свободен, скажи бездельникам, пусть работают, а то замерли, как черти, чтоб их!
— Слушаюсь, — толстяк кивнул и вышел. Михал Степаныч перевел взгляд на меня, одной рукой он теребил свою бороду, другой держал блюдце, его зелены, с хитрым прищуром, глаза бегали по мне, внимательно осматривая.
— Ты проходи, садись, чего стоишь?! «Ты мой гость!» — сказал он.
— Да вроде не напрашивался, в гости-то по своей воле ходят, — ответил я, ожидая, что мой ответ его разозлит. Но он лишь ухмыльнулся и показал жестом на стул напротив себя. Я сел.
— Времена такие настали, никто ничего уже по своей воле не делает, Господь располагает. Тебя вот почему-то спасти решил, — продолжал он.
— Я не совсем понимаю, о чем вы.
— Еще бы… Мне сказали, что ты ничего не помнишь, грешником был, значит, но не потерянным, грехи твои смыли вместе с памятью, шанс дали на искупление. Бога благодари, мало кому в наше время такой шанс выпадает.
— Вы можете объяснить, что вообще происходит, где я нахожусь?
— Могу и расскажу. Люди давно перестали ценить то, что имеют, воюют, воруют, убивают. Нарушая все заповеди Божьи. Чем и вызвали на себя гнев Господень. Ад вышел наверх. Черти пожирают плоть грешников, утаскивая их с собой. У нас и так была глухая деревня, человек пятьдесят, не больше, а здесь на постоянной основе жило и того меньше. Вся наша связь с миром — телевизор да радио, ну иногда с продуктами в местный магазин экспедитор какие-то новости подкидывал. Тем утром телевизор и радио замолчали навсегда, продукты не завезли, у нас и раньше связь пропадала, но электрик из райцентра устранял, за неделю точно, а в этот раз не приехал. На второй неделе люди начали уезжать: кто в райцентр жаловаться, кто к детям, кто к друзьям, а все одно — не вернулись.
— А сколько времени с того момента прошло? Ну, как все отрубилось?
— Ну, посчитай сам, зимой началось, а нынче июнь заканчивается… с полгода, выходит.
«Бред! Какие черти? Какой апокалипсис? Что за бред?!» — подумал я, но говорить это не стал.
— Вижу, сомнения у тебя, могу тебя понять, нужно время и смирение. Новые времена наступили — темные. Но ты можешь быть спокоен, пока ты здесь, тебе ничего не угрожает. Данила покажет тебе, где ты будешь жить, и расскажет правила.
— Если я в гостях, значит, я могу уйти? — спросил я с явной долей надежды на положительный ответ. Но в ответ услышал лишь смех:
— Уйти? Не-е-ет, уйти ты не можешь, по твоим следам черти нас выследить могут, уйти нельзя, жить будешь здесь и работать, за это безопасность и еду тебе гарантирую… Данила! — прокричал он в конце своей речи, явно не желая слушать мой ответ. В комнату зашел здоровяк и жестом показал мне на выход. Я вышел на улицу, Данила положил тяжелую волосатую руку на мое плечо.
— Слушай и запоминай: каждое утро ты выходишь на работы, что делать, тебе расскажу я. Кто не работает, тот не ест. Во время работ говорить с другими нельзя, отдыхать без команды нельзя, покидать двор без разрешения нельзя. К Михал Степанычу напрямую обращаться нельзя. За непослушание будешь наказан. Все понятно?
— Это похоже на рабство, разве нет?
— Не задавай глупых вопросов и скажи спасибо Михал Степанычу за то, что не наказал тебя за убийство Гоши на заправке. Берешь сейчас косу и идешь косить траву. Потом относишь ее в угол и утрамбовываешь.
Я с косой в руках я растеряно побрел выполнять работу. В моей голове уже был план побега. Днем отработаю, усыплю бдительность, а ночью сбегу.
Руки не слушались меня, и коса лишь приминала траву, то и дело застревая острым носом в земле. Я периодически опускался на коленки и дергал траву руками, чувствуя на себе взгляды и насмешки. Все были заняты разной работой: кто-то возился в огороде, совершая непонятные для меня действия, кто-то подметал двор, кто-то мыл окна в доме. Очевидно, что сельскохозяйственные дела были для меня чужды. День пролетел очень быстро. Два трутня у сена в углу так и не пошевелились, просидев весь день на месте. Ближе к вечеру во двор вышел Данила и скомандовал: «По домам!» Все послушно сложили инструменты и разбрелись по сараям. Данила раздал каждому по паре вареных картошек и захлопнул дверь, засов снаружи задвинулся, перекрыв все мои планы на ночной побег. Я взял картошку, сел на пол, оперся спиной на прохладную стену сруба и начал жадно есть. В углу стояло деревянное ведро, наполовину наполненное водой, пол был из досок, посыпанных сухой соломой. Поев и осмотревшись, я подошел к Тимофею Ильичу, чтобы продолжить утренний разговор.
— Что происходит здесь? Вы можете рассказать?
— А что ты хочешь услышать? Ты же с Михаилом Степановичем разговаривал уже, он должен был рассказать. Я хоть и не верую ни в Бога, ни в черта, но люди, действительно, исчезают после того, как телевизор, радио и сотовая связь пропали, мы тут совсем оторванными от мира стали. Егорку-то, — он махнул рукой в сторону играющего в сене мальчика, — после каникул родители не забрали, так жена моя в город и поехала узнать, происходит чего, да так и не вернулась, как и остальные. У Михаила ведь тоже жена пропала, тоже уехала, да и не вернулась.
— А вы почему не поехали жену искать, узнать, что там случилось?
— Странные обстоятельства у оставшихся здесь страх вызвали, да и куда мы поедем? Здесь, кроме Егорки, старики одни, всем за семьдесят. Что мы можем?
— Михаил Степанович — кто? Почему он здесь всем заправляет? Вы же как в рабстве у него.
Дед почесал затылок, тяжело выдохнул и продолжил:
— Да как тебе сказать, он фермер, ну или был им, во всяком случае, у него большое хозяйство, парней во дворе видал? Дети его, Ферка сам к нему пришел, говорит, родители его пропали, жить за работу попросился. Все ведь с этого и началось, мы старые, хозяйств уже почти ни у кого нет, запасы кончились, и начали приходить к нему. Он говорит, мол, ты работай на меня, а я тебе еду. Вот потихоньку до такой рабской формы самовольно и докатились. Бугай Данила, брат его двоюродный, ходит тут на манер надсмотрщика. Не бьет никого — и то ладно, да и не за что, работают все хорошо, кормят, а что еще на старость лет надо? Я вот что думаю. Ты молодой, тикать тебе отсюда надо, нечего тебе тут делать. Мы свой век доживаем, а у тебя вся жизнь впереди.
— А Егорка?
— А, что, Егорка? Куда я его дену? Я в ответе за него сейчас, — дед бросил кусочком шкурки от картофеля в спящего калачиком цыганенка и подозвал его к себе.
— Я надеюсь, ты еще помнишь про должок?
— Конечно, помню, а чего делать-то надо? — ответил сонный Ферка.
— Его вывести надо, чтобы ушел отсюда по-тихому, — сказал Тимофей Ильич, кивнув головой в мою сторону, перейдя на шепот, периодически посматривая на Егорку, чтобы убедиться, что он спит и не слышит их разговора.
— Что-нибудь придумаю.
— Ну да, долг платежом красен, а теперь иди спать! — скомандовал ему дед.
— Что за долг-то? — спросил я, не скрывая своего любопытства.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.