Бесплатный фрагмент - Упражнение в безумстве

Пьянство есть упражнение в безумстве

Пифагор

Раздел 1

Предисловие

Однажды в одном из журналов я наткнулся на одну очень заинтересовавшую меня статью под названием «Миф о русском пьянстве» [1]. Признаться честно, меня особенно никогда не интересовала проблема пьянства в России. Возможно, из-за влияния обработки средств массовой информации, сформировавшихся устойчивых стереотипов поведения, повседневных реалий жизни меня никогда не заботили вопросы типа: пили — не пили, сколько, как часто и прочее. Я был уверен, что всё это рассмотрено, изучено, доказано; ничего никому не угрожает — просто так сложилось исторически и так будет всегда. Даже печальные последствия пьянства и алкоголизма, трагедий и драмы, встречающихся на моём жизненном пути людей, дальних, близких родственников и моей собственной судьбы не прибавили попытки глубже взглянуть на проблему, постараться охватить её, по возможности, всесторонне, ответить на самый главный вопрос: насколько это серьёзно и страшно, было ли также серьёзно и страшно всегда, что ожидает нас в будущем?

Я изо всех сил старался обозреть затронутую тему максимально правдиво, добросовестно и делать выводы, опираясь на факты, которые мне удалось почерпнуть из прошедшей через мои руки специальной литературы и других источников.

Возможно, мой скромный труд у кого-то может вызвать ироническую улыбку, но надеюсь, что мои читатели найдут эту книгу увлекательной, интересной, а самое главное полезной. В конечном итоге я сформулировал главную задачу своего труда не убедить читателя в чем-то конкретно, а попытаться пробудить в нём более пристальный интерес к обозначенной теме, который, мне хотелось бы надеяться, как и в моём случае, даст необходимый стимул более внимательного отношения к проблеме пьянства и алкоголизации общества, к изучению причин, возбуждающих активность этих пороков в настоящем времени. А пьянство — это, безусловно, порок!

В ходе повествования в скобках можно будет часто встретить цифры: первая — обозначает номер соответствующей литературы в списке источников информации, последующие, после запятой, — номер страницы.

Вековая проблема?

В одном из своих выступлений, касающихся проблемы пьянства, в 2010 г., ныне уже бывший президент Российской Федерации Д. А. Медведев огорошил почтенную публику невесть откуда взявшейся загадочной цифрой «18». Если бы она обозначала годовой прирост валового внутреннего продукта, сокращения безработицы, увеличение пенсий и социальных пособий, то в то время глава государства, без сомнения, вошёл бы в новейшую российскую историю, как президент реально делами, а не словами только заботящийся о благополучии собственного народа. Однако на деле, как и всегда, всё было более прозаично и не менее драматично. Цифра «18» слетела с уст первого лица, обозначая наикошмарнейшую ситуацию с потреблением чистого алкоголя на душу населения в год в литрах, включая сюда и лиц младенческого возраста. Путём нехитрых подсчётов можно «конкретизировать» эту цифру, сделать её более ясной и доступной для среднестатистического обывателя: 18 литров чистого спирта примерно эквивалентно 50 бутылкам 40% водки. То есть это означает, что каждая семья России в составе 3—4 человек употребляет за 12 календарных месяцев 150—200 бутылок водки. Конечно, понятно, что в реальности совсем и не каждая выпивает в таких количествах. Из этого следует, что какая-то другая ячейка общества с удовольствием допивает до нужного показателя, оправдывая статистику. Оказывается, 150—200 бутылок в год — далеко совсем не предел человеческих возможностей. Вот это должно, действительно, впечатлить!

Вернёмся к тому, что сказал президент: «Мы с вами люди вполне реалистичные, надеюсь, и понимаем, что пьянство является вековой проблемой. Как в стране, где, в общем, довольно холодный климат, у нас в России употребляют в основном крепкие алкогольные напитки, это, естественно, влечёт более быстрое к ним привыкание, более ударные дозы алкоголя, которые потребляются людьми, и в результате, конечно, это создаёт просто проблему алкоголизации…» [1].

Чрезмерное употребление спиртных напитков? Кто будет спорить, что для нашей страны в настоящий период её развития это бедствие стало одной из самых болезненных проблем (хотя не исключено, что кто-то будет спорить — например, тот, для кого опьянение — нормальное состояние организма на каждый день!) Почему алкоголизация народа в России так быстро приобрела характер острой национальной катастрофы? Неужели мы всегда злоупотребляли алкоголем? Неужели становление российской государственности происходило на фоне тотального похмельного синдрома в промежутках между повальными пьяными загулами наших предков? «Вековая» проблема? Но как же объяснить, что, вопреки здравому смыслу, на политической карте мира образовалось могущественное государство, впитавшее в себя множество народов и племён, обладающее и поныне крупнейшими территориальными владениями с богатейшим достоянием природных ресурсов? «Холодный климат», «более ударные дозы алкоголя», по словам президента, создают «проблему алкоголизации» российского народа. Однако такое простое объяснение такого непростого вопроса выглядит чересчур односложно и не может удовлетворить любопытство пытливого вопрошателя. Рекордное потребление спирта, не имеющее прецедента в истории, подскочившее до небывалого уровня буквально за полстолетия, не может объясняться «просто» климатом или ударными дозами. Во все времена российский климат был всегда суров, и водка, как крепкое хмельное изделие, известна уже 5 столетий, но никогда россияне не употребляли столько много и чуть ли не поголовно.

Почему в настоящее время выражение «Святая Русь» зачастую звучит как насмешка над «пресловутым» наследием предков? Возможно ли, поверить в то, что катализатором государствообразующих процессов со времён Киевской Руси послужило именно крепкое сплочённое общество людей, движимых единой целью, здоровый жизненный уклад которых основывался на принципах веры, благочестия, трудолюбия и… трезвенности?

«Вековая проблема»? — это звучит как приговор без права на помилование. Неужели всё так действительно ужасно, непоправимо, обречённо? Неужели так было всегда и термином «вековая проблема» мы обозначаем своё бессилие, безнадёжность, неспособность бороться с пороком? Хотелось бы ближе познакомиться с причинами его возникновения в России, а также попытаться уточнить: насколько «вековая» эта наша вековая проблема?

История вопроса

Прежде чем приступить к поэтапному повествованию о развитии пьянства на Руси, стоит сделать небольшое отступление и всего на чуть-чуть углубиться в предысторию вопроса.

Откуда в природе взялась формула небезызвестного нам вещества С2 Н5 ОН — это выяснять бессмысленно. Здесь можно строить лишь только различные версии и гипотезы, которые будут, я уверен, чем дальше, тем фантастичнее одна другой. Примером может послужить догадка профессора И. А. Сытинского, который, должно быть, всерьёз предполагал, что спирт, содержащийся в свободном виде в мировом первичном океане, мог служить источником энергии для «живого вещества» [2,37]. Наверное, никогда с точностью до абсолюта человечеству не удастся выяснить, в какой момент homo sapiens мутировал в homo bibens (человека пьющего), если только не будет изобретена машина времени со встроенным поисковиком на борту!

Принято считать, что первичное виноделие возникло в период между VIII и VII тысячелетиями до н.э. [2,51], в период перехода от «варварства» к примитивной цивилизации [2,45]; [3,36]. Интересно, что в одном из самых первых литературных произведений древневосточного мира «Эпосе о Гильгамеше», датируемом V тыс. до н.э., персонажу под именем Энкиду советуют: «… сикеру пей — суждено то миру» [2,45]. Отсюда напрашивается резонный вывод, что уже в V тыс. до н.э. люди прекрасно знали о чудодейственных свойствах алкоголя и умели приготовлять сикеру (вид пива).

Широкое распространение в древности приобрело изготовление виноградного вина. В IV тыс. до нашей эры в Греции начал культивироваться виноград, который считался даром богов. В частности, использовали виноградное вино на вакханалиях — религиозных праздниках, посвящённых богу Дионису (Вакху), покровителю виноградарства и виноделия.

Алкоголь был известен и в Древней Индии. Напиток «сама» играл главную роль во время ритуальных церемоний, жертвоприношений. «Сама» считалась напитком, дарующим могущество и бессмертие богам. Индийцы употребляли её, чтобы избавиться от болезней и продлить жизнь: «Мы выпили самы, мы стали бессмертными, мы достигли света, мы нашли богов» — поётся в гимне «Ригведы», датируемом X в. до н.э. [3,36]. Очевидно, что древние, познав сверхъестественные, мистические, волшебные свойства пьянящего напитка, изменяющего психическое восприятие окружающего мира, использовали его в ритуальных действах, религиозных церемониях с целью оживить, обозначить, так сказать, коллективное мероприятие [3,37].

В древнееврейском предании известно высказывание, приписываемое Иисусу, сыну Сирахову: «Что за жизнь без вина? Оно сотворено на веселие людям». Однако не стоит делать скоропалительного вывода о том, что пьянство и алкоголизм были распространены в Древнем мире. Неукоснительное соблюдение первобытно религиозных языческих обрядов исключало «несанкционированное» использование хмелей [2,47]. Вполне допустимо, что, как и в любом другом, в древнем обществе существовали свои маргиналы, нарушавшие по тем или иным причинам установленные правила и нормы поведения. Это можно понять из того, что уже в древности было хорошо известно губительное качество одурманивающего зелья: человек, злоупотреблявший «даром богов», наказывался отрицательными последствиями порочного пристрастия.

Древнееврейский царь Соломон, славившийся своей премудростью далеко за пределами своего государства, констатировал, по всей вероятности, то, что знал и видел собственными глазами: «У кого вой? У кого стон? У кого ссоры? У кого горе? У кого раны без причины? У кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина приправленного. Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно; впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид; глаза твои будут смотреть на чужих жен, и сердце твоё заговорит развратное; и ты будешь, как спящий среди моря и как спящий на верху мачты. И скажешь: «Били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал. Когда проснусь, опять буду искать того же» [4], [Гл.23 стих 29—35] — эти слова были произнесены не менее, чем за пятьсот лет до н.э.!

Приведенная цитата ярко иллюстрирует негативные стороны чрезмерного, бесконтрольного потребления алкоголя; однозначно доказывает прекрасную осведомленность древних о том, к чему приводит упивание вином. А также недвусмысленно показывает неприятие, однозначное осуждение винопийства. Оказывается, не только в настоящем времени, но и в древности пьянство являлось причиной семейных ссор, побоев, пропивания накопленного добра, супружеских измен, развратного поведения и прочее.

Поразительно, но цитата заканчивается словами, абсолютно подтверждающими осведомленность наших предков о том, что пьянство, увлечение вином порождает социальное явление — алкоголизм! Несмотря на всё это, вряд ли у кого-то повернется язык высказать предположение, что в Древнем мире существовала проблема алкоголизации, хотя бы отдаленно напоминающая ситуацию, сложившуюся в современном обществе!

«Веселие на Руси есть пити…»

Любопытно было бы ознакомиться с результатами социологического опроса населения (желательно разных групп и категорий) с темой вопроса о русском беспробудном пьянстве в веках: миф ли это или жестокая реальность? Думается, что более-менее обладающих достоверной информацией, «не запыленными знаниями», читавших специальную литературу, интересовавшихся этой темой окажется значительное меньшинство против колоссального большинства не заботящихся, равнодушных. Почему так сложилось — непростой вопрос.

Некоторые наши соотечественники считают, что у пьянства в России исторические корни, пьянство в нашей стране — вековая проблема. У нас заливают «лишка» в горло, спасаясь от сурового климата, причислив Россию к числу стран с северным типом потребления (Финляндия, Швеция), причем беспримерными пьяницами во всём мире считают, по обыкновению, только русских! Другие думают, что условия социальной, политической, экономической, культурной жизни вызывали и вызывают апатию, безразличие, неуверенность, а ударная доза алкоголя в любом эквиваленте, в частности, любимого национального продукта — водки — прямо-таки преобразует русского «Ивана» в некое подобие эдакого супермена: суперизобретательного, супернаходчивого, суперотважного, способного противостоять любой непогоде, любой неприятности, любой стихии. Список можно дополнить из личного опыта, кого это заинтересовало! Примеры такого бесшабашного, я бы выразился, «разудалого» отношения к выпивке можно почерпнуть в народной фольклорной «мудрости» русских пословиц: «Пей, да дело разумей», «Пьян да умен — два угодья в нем». Короче говоря, так генетически сложилось, что для российского народа, в отличие от других народностей мира, водка — своего рода энергетический напиток, магический эль, вселяющий в него крепкий, здоровый дух и непоколебимую уверенность в завтрашнем дне («что русскому хорошо, то немцу — смерть!»). Презамечательное заблуждение, дающее «зеленый свет» на безудержное развитие алкоголизма в России (нам же от этого лучше!).

Возможно, у кого-то написанное далее отнимет чувство национальной гордости, кого-то лишит повода при всяком удобном случае бравировать уже весьма мало актуальными сведениями об особенностях русской алкогольной традиции, характера, обычаев, а у кого-то отнимет последнее оправдание своего слабоволия и порочной тяги к горячительным напиткам. Не исключено, что под влиянием предложенных читателю фактов ему придётся пересмотреть под другим углом зрения собственный опыт жизни, полученные ранее знания, сформировавшиеся стойкие убеждения, придётся самому для себя решать: что во всём этом есть горькая правда, а что вымысел чистой воды.

«Русские пили всегда, пили много и по самым различным поводам» (читай: без повода) — это гнуснейшая инсинуация и клевета на добропорядочность наших предков! Подобное утверждение более походит на оголтелую ложь и откровенную неправду [3,37].

Исследователи русского пьянства в один голос утверждают, что на заре становления русской государственности, во времена Киевской Руси, образ жизни восточных славян был не более пьяным, чем, скажем, образ жизни того же среднестатистического европейца. Не исключено, что даже более трезвым… Поверить в это или представить картину русской трезвенности нам сильно мешает устойчивый стереотип, поселенный в нашей голове, в том числе и при помощи художественно-исторических фильмов отечественного производства. Миф, созданный искусственно и мастерски внедрённый в сознание современных россиян, оказывается неправдоподобным, когда начинаешь ближе знакомиться с этнографией русичей.

На самом деле, оказывается, до Крещения Руси у славян было только несколько оправданных поводов поднести к устам хмельную чарку: пополнение в семье, победа над врагом, удачный военный поход (воевать, отстаивая право на самобытность, самостоятельность приходилось часто: по 40—50 лет за столетие [5,29]), во время похорон сородича, по случаю свадьбы [1]; [3,38]. Исследования рисуют однозначную картину старорусского бытия: трезвость являлась национальной чертой славян, которая наследовалась очередным поколением, исходя из системы внутрисемейного воспитания совместно с другими морально-нравственными представлениями [6].

Так, известный собиратель «Истории Государства Российского» Карамзин в своём сочинении констатирует отличительную трезвость древнерусских князей на примере князя Святослава Киевского, о котором недвусмысленно повествует, что тот имел «ум необыкновенный, целомудрие, трезвость» [6]. Какой князь допустит в своём Отечестве стихийный разгул пьянства, коли сам является приверженцем трезвой доктрины?

В довольно обстоятельственном исследовании питейного дела у восточных славян, охватывающем период конца I тысячелетия н.э. до середины XIX столетия, И. Г. Прыжов сообщает интересные сведения: «…пьянства в домосковской Руси не было, не было его как порока, разъедающего народный организм» [7]; [6]. Русские отнюдь не были алкоголиками и заядлыми винопийцами, как это пытаются представить западные и, к сожалению, зачастую свои «доморощенные» русофобы [5,28]. Наоборот, в славянской среде пьянство всемерно порицалось, однозначно считалось опасным злом, служащим источником губительнейших социальных язв и вредных для успешного развития общества пороков: леность, тунеядство, лживость, трусость, физическое и нравственное разложение.

«Пью на тя!»

Среди утверждений в защиту версии о широком распространении пьянства в самые далекие вехи истории России, приводят выражение: «Веселие на Руси есть пити!» Эти слова взяты из легенды, рассказывающей о том, как князь Владимир (впоследствии-таки крестивший Русь в водах Днепра) веру выбирал. Если коротко: князь принимал послов от каждой из главных религий мира и беседовал с ними об их вероучении, выбирая веру, которая наиболее бы подошла для русичей. В диалоге князя Владимира и представителей мусульманства выясняется, что ислам категорически запрещает своим адептам употребление вина. Князь, говоря о причинах неприемлемости для него предлагаемой религии, обращает внимание на то, что по старой славянской традиции устраивает вместе со своей дружиной пиры, включающие употребление хмелей. Поэтому мусульманская вера ему не подходит. Для некоторых указываемая Владимиром причина — бурные с возлиянием застолья славян — становится явным доказательством, что пьянство на Руси к IX веку — вещь обыденная.

И, правда, о хмельном опьянении русичи, как, впрочем, и другие народы мира, к этому этапу развития истории, знали не понаслышке. Ещё бабка крестителя Руси, мудрейшая княгиня Ольга, обладавшая тончайшим умом и редкой для женщины тех лет «крутизной» нрава, судя по всему, отлично знала и использовала на практике свойства вина усыплять бдительность, расслаблять, притуплять чувство опасности. Как повествует Лаврентьевская летопись 945 г., в основу своей коварной мести за убитого мужа она положила свойство вина пьянить людей. После того, как древляне упились предложенным Ольгиным угощением, по обычаю не в праве от него отказаться, думая, что это знак примирения, княгиня учинила над своими врагами коварнейшую по замыслу расправу, перебив всех древлян. Следует ли из этого трагического эпизода вывод, что древляне были заядлыми винопийцами? Ведь и древляне прекрасно были осведомлены о свойствах винного напитка, но не отказались от предложенного вдовой убитого князя. Почему?

Косвенной виной погибели древлян послужил старый обычай славян, который можно условно назвать, как «пью на тя». В чем он заключался? За трапезным столом один из пирующих поднимал полную чарку вина и, указывая на кого-либо из заседающих, произносил: «Пью на тя!» — то есть пью за тебя, за твоё здоровье! Согласитесь, и в наше время не ответить взаимностью на такой тост считается верхом оскорбления. Произносивший заздравный тост самолично выпивал половину чарки, а другую половину обязан был выпить чествуемый [3,38].

«Ковши круговые, запенясь, шипят на тризне плачевной Олега…» — пишет А. С. Пушкин. Если историю диалога князя Владимира с мусульманскими посланниками не ставить под сомнение на достоверность, а признать выдержкой из серии прекрасных русских былей-сказаний, то вполне понятной становится позиция князя в свете славянского обычая: пир за одним столом со своей дружиной, с которой князь сражался в бою плечом к плечу, имел более глубокий смысл и значение, чем простое желание упиться «вусмерть». Обыкновение пить из одной чаши, пускать её по кругу стола означало единение, полное доверие друг другу. «Братание за тризным столом — подтверждение обета «один за всех, и все — за одного», «положить душу свою за други своя». Хотя это может быть только одной из версий по-настоящему происходивших событий, но она даёт мало-мальски вразумительные ответы на то, почему древляне, не будучи алкоголиками (как-то странно звучит даже), не отказались от хмельной чарки, а князь Владимир не принял мусульманства. Однако главный вопрос всё-таки остаётся на повестке: насколько много, в каком количестве и какой крепости принимали древнерусские люди хмельные напитки, чтобы их можно было признать злоупотребляющими алкоголем? Надеюсь, что следующая глава поможет читателю разобраться во всём этом.

«И я там был, мёд, пиво пил…»

Занимательно и интересно будет разобраться со следующим вопросом: чем угощались наши предки во время застолий, и какой крепости был употребляемый напиток? Отличный знаток нравов и обычаев народа, русский историк и этнограф, профессор Костомаров (1817—1885), категорически не согласный с мнением о повальном пьянстве русских и, отвергая его, доказывал, что в Древней Руси пили очень мало и лишь на избранные праздники. Славяне пили медовуху и пиво, бражничали брагой, «квасили» квасом. К единому мнению о крепости употребляемых напитков исследователи не пришли, но большинство соглашается с тем, что градус пития составлял всего от 2 до 10% [2,47]; [3,38]. Естественно, напитки с низким содержанием алкоголя, употребляемые к тому же в небольших количествах во время застолий, обильно закусываемые различной снедью, вряд ли могли подорвать здоровье людей. Опьянение от них несильно и действует самое непродолжительное время.

В X веке с момента Крещения Руси, очевидно, наряду с усвоением новой религии оживилась торговля, увеличился товарооборот, крепли культурные связи между византийцами и русичами. В Киевской Руси стало известно привозное из Византии вино, которое, в частности, использовали при священнодействии в качестве одного из необходимых составляющих церковного таинства причащения. Могло ли византийское вино послужить причиной усиления на Руси пьянства и привести к пресловутой алкоголизации населения, которая стала к настоящему моменту одной из визитных карточек, сопутствующих России при её интеграции в мировую поликультуру, наряду с такими яркими брендами, характеризующими нас, как Сибирь, валенки, матрешка? Конечно же, навряд ли! Употреблять вино большими количествами было бы довольно обременительным удовольствием для кошелька не только простого обывателя, но и зажиточного городского жителя тех времён. В основном вино приобретала городская знать и богатые мужи, которые, тем не менее, предпочитали в силу понятных причин напитки местного производства. В книге Похлёбкина «История водки» утверждается, что минимум до XII века вино на Руси «употребляли только разбавленное водой, так же, как его пили в Греции и Византии. 11-типроцентное вино разбавляли водой в соотношении 1:3 или 2:5 [8]. Греки пили разбавленное вино, так как оно лучше утоляло жажду, и человек не пьянел» [3,37]. В Древней Греции, вообще, пить неразбавленное вино считалось недостойным гражданина [3,87].

Употребляемые русичами алкогольные изделия, как правило, варились специально к большим праздникам [3,38], были в основном домашнего кустарного производства [6]. Наверняка, каждый дом хранил свою традицию изготовления веселящего напитка.

Нужно отметить, что заниматься производством спиртного для продажи было зазорно, не в чести у русского народа [9]. Пьянство повсеместно порицалось, считалось пороком, пьяниц не уважали ещё и потому, что материальный достаток, вследствие своего пагубного пристрастия, они имели редко. Но это совсем не означает, что славяне были исключительными трезвенниками. И в их среде встречались оголтелые винопийцы, как и в любом другом народе, чья культура однажды столкнулась со вкусом перебродившего ягодно-плодового субстрата. Упивание вином — тяжкий проступок — это было известно с древнейших времён: «Вино — глумливо, сикера — буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен» [4, глава 20], — восклицал Соломон Премудрый. А то, что «веселие на Руси есть пити» — этому можно противопоставить: «Что за жизнь без вина? оно сотворено на веселие людям». Но никто никогда не заикался, ссылаясь на эту фразу, что в древнееврейском народе процветало пьянство!

При всём том нужно всё-таки признать объективную вещь: русские тоже люди, и в их общественной среде присутствовало злоупотребление вином. К сожалению, пьянство и алкоголизм развивались параллельно с общественными институтами, вроде бы никак не связанными с ними. Совершенствовались приёмы виноделия, увеличивалось производство, слабели, разбалтывались морально-нравственные устои, являющиеся фундаментальным основанием всякого, тем более древнего общества, служащие добротной преградой на пути противоестественным отклонениям от «нормальности».

Когда появились первые свидетельства о пьянстве, как пороке, бичующем его на Руси? Это отнюдь не Стоглавый Собор 1551 года: «Пить вино во славу Божию, а не во пьянство» [10,242], как утверждают некоторые исследователи [12]. Есть более ранние документальные свидетельства о пьянстве в среде русских. Как минимум, уже во второй половине XIII века на Владимирском Соборе 1274 года митрополит Кирилл II в «Поучении к попам» говорил: «Блюдитесь же отселе всякого греха: не работайте плоти, отстаньте от пьянства и объедения…». Позже в XIV веке и митрополит Московский Алексий сетовал сокрушенно: «Ещё, дети, пишу вам и о том, чтобы вы отсекли от себя корень зла, возбуждающий всякое беззаконие, то есть пьянство: оно, во-первых, погубляет душу, отнимает зрение очей, тело делает бессильным, сокращает жизнь телесную… доводит его до нищеты душевной… Смотрите же, дети, сколько зла в пьянстве!» — пишет он, предупреждая свою паству о тяжёлых последствиях злоупотребления вином [10,242; 10,257]. Вывод прост: если предупреждает — значит, было от чего.

Русские в древние времена употребляли хмельные изделия, случалось в их среде и пьянство. Можно ли, в действительности, употребление спиртных напитков в древнерусский период назвать повальным пьянством, в такой мере присущим только нашим предкам или всё же это, вследствие каких-либо причин, искажение имевшей место быть реальной ситуации? Уверен абсолютно: чтобы составить более объективное мнение по этому вопросу, разобраться в этой запутанной истории, вы должны набраться терпения и прочесть хотя бы ещё несколько страниц текста. Там встретятся и наглядные примеры, и неумолимая, бескомпромиссная статистика, и документальные свидетельства, мнения известных всему миру людей, чьи слова, ну, никак нельзя поставить под какое бы то ни было сомнение в правдивости сказанного!

«Вдруг вышел из бутылки джинн…»

До некоторых пор люди употребляли в качестве веселящего напитка жидкости, по крепости, редко превышающие 11%. И дело совершенно не в том, что в большем градусе вина не было необходимости, а в том, что больший градус на практике в обыкновенных условиях недоступен, т.к. в процессе брожения на границе 18—20° дрожжевые грибки начинают гибнуть, переставая перерабатывать крахмал и сахар в алкоголь [2,47]. Подобная ситуация оставалась неизменной ровно до тех пор, пока в виноделии не произошёл настоящий «инновационный» прорыв! По сути произошла настоящая революция, которая, несомненно, сообщила истории алкоголизма новый виток развития, ускорив этот процесс. Изобретение, позволившее переступить доселе неприступную планку в 20° в масштабах виноделия, по глобальности можно сравнить разве что с первым полётом человека в космос. Это изобретение позволило посредством перегонки алкоголесодержащих жидкостей выделять чистый спирт.

Современным людям не надо долго объяснять, по какому принципу действует самогонный аппарат, и как, примерно, он должен выглядеть. Как выглядело изобретение, позволившее выделить первые капельки винной эссенции, — неизвестно и, по сути, маловажно. Более актуально здесь будет узнать: кто первый к изобретению самогонки руку, так сказать, приложил.

В некоторых книгах, рассказывающих о проблеме пьянства, не делается особенных различий между двумя качественно отличающимися друг от друга изделиями — самогона и водки. Оттого что люди соединяют воедино эти два понятия, происходит некоторая путаница в вопросе первооткрывательства «самопала». Водка, как исключительный рецепт приготовления алкогольного напитка, вполне может оказаться русским изобретением [2,48]. А вот первая химическая реакция, сопровождающаяся выделением чистого этилового спирта, была проведена, по некоторым упоминаниям [3,37], арабскими алхимиками в VI — VII веке. В исследовательском труде Прыжова И. Г. отмечается, что искусственный алкоголь, получаемый путём перегонки, был получен арабским медиком и алхимиком ар-Рази (Разесом или Рабезом) только лишь в 860 году. Между двумя источниками в датировке открытия существенная разница в целых два века. Единственно с полной вероятностью можно заключить, что самогон был изобретён не кем иным, как одним из гениев арабской научной мысли. Полученный винный спирт, естественно, был назван по-арабски: «аль-кеголь» (в переводе «дух вина», «одурманивающий»). Очень занимательно и интересно то обстоятельство, что винный спирт синтезирован именно арабами, исповедовавшими ислам. Основоположник мусульманской религии Мухаммед (570—632 г.) категорически запрещал своим последователям употребление одурманивающих напитков. Этот запрет отразился в своде мусульманских законов — Коране (VII в.), за отступление от которых провинившихся ожидала жестокая кара. В смелости арабским естествоиспытателям не откажешь: проводить эксперименты под «носом» у агрессивно настроенных властей с веществами, находящимися под запретом, рискуя здоровьем или даже жизнью!

Какими путями — прямыми или окольными — «алькеголь» распространился по Европе — неведомо никому. Важно, что он в Старом Свете становится известным только с XIII века [7].

Нелишне упомянуть об одной легенде, согласно которой в Средневековой Европе со временем также научились изготовлять крепкие спиртные напитки. Сказание повествует о монахе-алхимике, неком итальянце Валентиниусе [2,48; 3,37]. Доподлинно неизвестно: сам ли он докопался до секрета изготовления этилового спирта или ему «подсказали» арабские коллеги — упоминается лишь, что, испытав состояние сильного алкогольного опьянения, алхимик заявил о чудодейственности полученного эликсира, делающего «старца молодым, утомленного бодрым, тоскующего весёлым» [3,37]. За обжигающий вкус, «целительные» свойства, полученный алкоголь с XV века именуется «огненной водой», «водой жизни» (аквавита). Спустя всего три столетия, как бы в насмешку над наивностью средневекового монаха, иронически отображая действительность, «аквавита» переименовывается в «аквамортис» — «вода смерти» [2,48].

До XVI века «доброго джинна», выпущенного из бутылки арабами на радость и утешение всему миру с благими намерениями, в странах Европы использовали в качестве лекарственного средства [6; 2,48]. В те далёкие от нас времена ещё никому в голову не приходила «гениальная» мысль, что алкоголь как товар народного потребления может стать неотъемлемой частью торгового оборота. До производства горячительной жидкости в промышленных масштабах додумаются позже, а пока, исключительно в гуманных целях, «аквавита» отпускалась в аптеках с целью облегчения страданий больных людей!

Приведенные выше факты со стопроцентной однозначностью позволяют утверждать, что в изобретении крепкого алкогольного напитка русские, слава Богу, неповинны! Хотя, кто их знает, этих русских…

«Русская корчма и знакомство с водкой»

Предшественницей последующих питейных заведений, подобно пиявкам, сосущим ныне жизненные силы россиян, была старорусская корчма. Преувеличением будет, если утверждать, что корчма использовалась русскими именно для употребления хмельных напитков. Корчма — своего рода постоялый двор, где предоставлялся отдых и ночлег утомленным дорогой путникам. Вместе с едой и закуской, скорее как дополнительное «удобство» к предоставляемому уюту, гостям при желании подавалось хмельное.

Для окрестных жителей корчма являлась местом общественного схода, возможностью пообщаться, узнать последние новости от соседей и случающихся путешествующих постояльцев. Неизменно пиво и мёд подавались вместе с закуской. По сложившейся традиции в корчме не существовало классового различия и сословной субординации. Свидетельство этого обычая дошло до наших дней в известной пословице: «В корчме и бане — равные дворяне». О повальном пьянстве, устраиваемом в корчмах, достоверных сведений у историков не имеется.

Первым местом, где, вероятнее всего, могла получить широкое распространение водка, могла стать корчма. По сведениям журнала «Алкогольная болезнь» виноградный спирт начал завозиться на Русь в 1386 г., а изготовление спирта из ржаного хлеба русские начали в период между 1448—1474 годами. Эта версия имеет право на существование, однако другие источники повествуют о другом. По некоторым данным завоз водки в Россию осуществляли посредством торговли с генуэзскими купцами с 1428 г. [1]. Ещё один источник утверждает, что водка к нам завозилась теми же купцами, но только в начале XVI столетия. (2,48). XVI век, как дату знакомства Руси с водкой, поддерживает в своём труде И. Г. Прыжов [7]. Существует ещё одно альтернативное мнение, кардинально переворачивающее историю водки. Некоторый научно-исследовательский институт на страницах собственного издания «Ферментная и спиртовая промышленность» отстаивал отечественный приоритет в изобретении водки, опираясь на заимствование якобы в стародавние времена прочими языками из русского слов: «водка», «руссиан водка», «водка руссе» [2,48]. Из всего перечисленного версия о генуэзских купцах кажется более правдоподобной.

Вне зависимости от того, когда на Руси был откупорен первый сосуд с «огненной» жидкостью, признание русских она завоевала далеко не сразу [2,49]. Водка являлась крепким алкогольным изделием и на фоне других употребляемых русичами хмелей выделялась отвратительным резким вкусом. Должно быть, не за один приём можно было привыкнуть и к отличительному свойству иноземного напитка: быстро, сильно и надолго опьянять людей. Не понаслышке известно, что человек в состоянии алкогольного опьянения редко, фактически никогда не ведёт себя адекватно, плохо контролирует собственные слова и поступки, зачастую отличается аморальным, безнравственным поведением. Церковь, боровшаяся с порочными наклонностями в обществе, отрицательно относилась к злоупотреблению хмелями, к упиванию вином, естественно, с большим подозрением отнеслась к крепкому напитку. Вероятно, к мутноватой зелёной жидкости с огромным недоверием относились в Византийской империи, и это недоверие, так скажем, по наследству было усвоено Древней Русью. После Крещения Руси цивилизация ромеев (византийцев) стала нам духовно близка, многие обычаи русские переняли от греков, поэтому знаменательно, что водка была завезена к нам не из Византии, которая делилась с Русью духовно-нравственными ценностями, а из Европы, которая (особенно это заметно в последнее время) в общем экспортировала культуру сомнительного качества. Интуитивно прозревая вредоносность распространения нового пития среди простого люда, светские и духовные власти (в старые времена они составляли целостность одной власти), пытались обуздать развивающееся кормчество.

О степени распространения пьянства можно судить, опираясь на свидетельство постороннего наблюдателя, австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в Москве в 1517—1526 г. г. В «Записках о Московии» он повествует: «Именитые, либо богатые мужи чтут праздничные дни тем, что по окончании Богослужения устрояют пиршества и пьянства, {…} а простой народ, слуги и рабы по большей части работают, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы — дело господское… Человеку простого звания воспрещены напитки: пиво и мёд, но всё же им позволено пить в некоторые особо торжественные дни, {…} в которые они воздерживаются от работы…» [11].

Незаинтересованному австрийскому дипломату навряд ли было с руки писать неправду. Основываясь на словах иностранного современника, можно заключить, что и в этот временной промежуток винопитие на Руси не свирепствовало, не проявляло каких-либо особенных черт и свойств, не считалось характерным признаком сугубо национальной русской этнографии. Народ жил благочестиво, чтил церковные праздники. Простолюдинам пьянствовать вовсе запрещалось, да и было ли когда: чтобы прокормить себя и членов большой семьи, которая в свете нынешних дней была просто огромна, необходимо было много и упорно работать, посвящая труду почти всё своё время. А знатные и состоятельные мужи проводили жизнь по принципу, отражённому в пословице: «Делу время — потехе час».

«Дело — «кабак»!

По некоторым свидетельствам, кабаки на Руси стали открывать уже в правление Ивана III [3,39]. По версии других источников, первое питейное заведение типа «кабак» было построено на Балчуге в 1533 г., которое в народе быстро окрестили «царёвым кабаком» [12]. По данным И. Г. Прыжова, первый большой кабак устраивает Иван IV в 1552 г. [2,49].

Питейная реформа на Руси, как гром среди ясного неба, грянула после присоединения Иваном Грозным Казанского ханства. По слухам, во время казанского похода царю-батюшке так глянулось устроение татарских кабаков, что после возвращения в Москву учреждается свой русский кабак. Название нового питейного заведения, сменившего старую корчму, благополучно перекочевало из тюркского языка, на котором этим словом обозначали постоялые дворы, где подавались еда и питьё.

Первый кабак устраивался для «своих». Пить цареву водку считалось большой честью [2,49]. По предназначению татарский кабак и русская корчма фактически ничем не отличались. Однако нововведение — русский кабак — имело одну немаловажную особенность: в нём запрещалось к спиртным напиткам подавать еду и закуску, что, соответственно, приводило к быстрому опьянению [12;6]. Новое питейное заведение так полюбилось царю, что в 1555 г. « из Москвы начали предписывать наместникам областей прекращать всюду свободную торговлю питиями, т.е. корчму, кормчество, и разводить царевы кабаки» [7;12].

Чем, в действительности, завоевал симпатии Ивана грозного кабак — загадка истории. Возможно, ему либо одному из его приближённых опричников во время возлияния (или после него) пришла отнюдь не Божеская, а поистине дьявольская мысль, что при помощи кабаков можно существенно пополнить казну. Заинтересованность в «пьяных» поборах у царя была явно высокая, потому что уже в 1588 г. иностранец Флетчер, побывавший в Московском государстве, сообщает о том, что в каждом большом городе устроен кабак, где продаётся водка, мёд и пиво [12].

Своеобразная политика государства привела к возникновению прообраза винной монополии на Руси. Повсеместно корчмы «выкорчёвывались», был издан запрет на изготовление и торговлю хмелями для частных лиц, торговля алкоголем переведена в казённые заведения, на которые был наложен определённый годовой сбор денежных средств. Заведовали кабаками кабацкие головы или целовальники (целовавшие крест, обязуясь торговать честно). В случае недосдачи необходимой годовой суммы (обязательно большей против прошлогодней) перед государством, по замыслу, должны были отвечать именно кабацкие головы и целовальники. На самом деле, наказывались обычно посадский и крестьянский люд: их ожидал так называемый «правёж», т.е. публичная порка и долговая тюрьма [6].

Чуть позже винную торговлю в кабаках начали отдавать на откуп боярам и торговым людям. Откупщики вносили в казну определённую сумму денег и получали право торговать казённой водкой в той или иной местности. Естественно, что они кровно были заинтересованы в том, чтобы народ как можно чаще посещал питейные заведения. Кабацкие головы и целовальники ревностно следили за тем, чтобы население не варило тайно мёд и брагу для собственного употребления. О нарушителях сообщалось властям. Провинившиеся подвергались различным наказаниям, например, их могли наказать ударами тонких палок (батоги) [3, 39], секли руки, ссылали в Сибирь (2,50). Владельцы кабаков, стремившиеся скорее окупить выплаченный государству налог и получить максимальную прибыль, продавали спиртное в кредит и под залог [2, 29]. «При недоборах казна не принимала никаких оправданий — ни того, что народ пить не хочет, ни того, что пить ему не на что… Народ переставал пить, и целовальники доносили царю», — пишет Прыжов [7].

Жёсткая карательная политика государства привела к тому, что при царе Борисе Годунове в 1598 г. корчмы были уничтожены повсеместно, частная виноторговля прекратилась [12]. Откупная система казне была очень выгодна, т.к. вне зависимости от обстоятельств торговли, она гарантировала поступление денежных средств. Государство всемерно поддерживало виноторговцев, в случае конфликтов однозначно принимая их сторону. В свою очередь откупщики правым и неправым способом выжимали деньги у населения. Народ беднел, нравственно деградировал, и это не могло не раздражать простой люд. Всякое действие рождает противодействие; несправедливость рождает чувство возмущения. Возмущение народа, недовольного политикой властей, выливается в акции неповиновения, мятеж, крамолу. Недовольство кабацкой политикой перерастает в кабацкий бунт.

«Кабацкий бунт и собор о кабаках»

С момента появления на Руси изделия под ярким многообещающим брендом «водка» повсеместно наблюдается нравственное разложение народа. Ещё бы: как не одуреть от того, что собственное государство, призванное охранять и защищать свой народ, чуть ли не насильно заливает тебе в горло отраву? Известно, что пьющий человек весьма недобросовестен, крайне необязателен, на него не стоит полагаться, он не оправдывает возложенных надежд. Массу всего другого, даже более неприятного, приходится констатировать, наблюдая за жизнью злоупотребляющего алкоголем человека. Исходя из этого и из вышеперечисленных причин, трезвость в народе быстро становится ценнейшим нравственным критерием. Опытным путём познав пагубность алкогольного пристрастия, с недугом пьянства активно начинает бороться Церковь, сознательные представители простого народа [6]. Недовольство кабацкой политикой, её разрушительным воздействием на общество в 1648 г. перерастает в стихийный кабацкий бунт, прокатившийся по Москве и другим городам, в котором участвовали не только люди из простого «тёмного» народа, но и лица духовного звания. Для усмирения вспыхнувших волнений царскому режиму пришлось использовать войска [12].

Множество исторических примеров вспышек недовольства, бунтов и мятежей наглядно показывают, что не всегда мнение общества на тот или иной вопрос можно изменить при помощи грубой силы. Нередко случается обратное: взгляды большей части населения под агрессивным давлением, навязыванием чуждой идеи только укореняются, затвердевают, становятся стойкими, неизменными. Когда применение грубой силы не решает поставленной задачи, власть предержащим приходится искать компромисс, делать какие-либо принципиальные уступки хотя бы для того, чтобы на некоторое время создать обманчивую видимость разрешения ситуации, предупредить нежелательную активность назревающего конфликта, перевести его в вялотекущую фазу.

В 1651 г. по причине растущей непопулярности в народной среде кабаки изменяют свои названия и переименовываются в кружечные дворы [3,39]. Не смягчающееся давление Церкви на власть происходит на самом высоком уровне. Под влиянием прославившегося своими радикальными реформами патриарха всея Руси Никона в 1652 г. царь Алексей Михайлович созывает Земский собор, известный ещё как «собор о кабаках». Непосредственной задачей собора ставится реформирование питейного дела в России, радение о народной трезвости и удержание в рамках усиливающегося разгула пьянства [2,51]. В частности, выходит указ, ограничивающий число кружечных дворов, в котором говорится следующее: «В Великий пост, Успенский, даже по воскресениям вина не продавать, в Рождественский и Петров посты не продавать по средам и пятницам» [12].

Кружечные дворы начинают открываться и закрываться в определённые часы, торговля спиртным круглосуточно — запрещается [3,39]. Запрещается продажа алкоголя лицам священнического и иноческого сана. Во избежание накопления долгов, разорения малоимущего населения, запрещена продажа вина в кредит и под залог. В соответствии с решением собора цена зелья повышается в 3 раза против прежнего; на человека отпускается только по одной чарке водки (143,5 граммов) [12].

Вероятнее всего, именно в этот период времени Россию посещает арабский путешественник Павел Алеппский. Вот одни из некоторых выразительных черт этнографии русских, которые поразили его в XVII веке: «В праздничные дни все поспешают в церковь, нарядившись в лучшие свои одежды, особенно женщины… Люди молятся в храмах по шесть часов. Всё это время народ стоит на ногах. Какая выносливость! Несомненно, все эти люди святые! Винные лавки остаются закрытыми от субботы до понедельника. Также делается и во время больших праздников» [18].

В книге Похлёбкина «История водки» утверждается, что за столетие знакомства с водкой к середине XVII века «произошло обнищание и разорение народных масс» [8]. Согласитесь, меры борьбы с винопитием, принятые на Земском соборе 1652 г., были как нельзя кстати, чрезвычайно своевременными. Они позволили на какое-то время сдержать алкогольную агрессию. Приходится только сожалеть, что строжайшее соблюдение царского указа, выражавшего принципы выработанных положений «собора о кабаках», просуществовало только несколько лет [12].

Строгие меры по сдерживанию алкоголизации населения привели к тому, что налоговые поступления в государственную казну от продажи спиртных напитков сократились в несколько раз, виноторговцы терпели огромные убытки. Усилилось давление на власть так называемого «пьяного» лобби, которое не единожды ещё заявит о себе в противостоянии со сторонниками предупредительных мер в борьбе с алкоголем.

Со временем строгие уложения собора смягчились, стали необязательными для исполнения, а некоторые из них и вовсе были отменены. Ситуация с торговлей вином возвращалась на уровень дособорного времени. «Пьяные» денежки вновь журчащим ручейком потекли в казну, составляя заметную часть государственного бюджета. Простой народ физически не мог ничего противопоставить складывающемуся порядку вещей, а мужи государственные, удерживающие в руках рычаги управления колоссальной машины власти, не смогли либо не захотели проявить достаточную политическую волю и переломить неблагоприятное развитие истории национального пьянства и алкоголизма.

Для наглядного контраста уместно будет привести свидетельство ещё одного иностранного очевидца, посещавшего Россию столетие спустя после Герберштейна во второй половине XVII века. Сербский священник Ю. Крижанич, принявший близко к сердцу увиденное собственными глазами, писал: «Нигде на свете, кроме одной русской державы, не видно такого гнусного пьянства: по улицам в грязи валяются мужчины и женщины, миряне и духовные, и многие от пьянства умирают» [6].

Нельзя сказать, что Крижанич был совершенно неправ в своих наблюдениях. Скорее всего подобное имело место быть. Однако насколько достоверно и правильно судить об общем нравственном состоянии населения, исходя из представленного свидетельства?

«От Петра и Екатерины…»

В допетровскую эпоху пьянство было свойственно только некоторой части простолюдинов. Такая ситуация скорее всего сложилась вследствие насильственного навязывания государством «кабацкого» стиля потребления [12], который заключал в себе употребление алкоголя без закуски или с минимальным её количеством. То бишь в корчмах хмели подавались, по обыкновению, к затрапезному столу и служили в качестве столового дополнения к блюдам, а кабаки культивировали принцип «спортивного» интереса, где пили не для того, чтобы вкусно наесться, а чтобы «пьяно» напиться, что говорится, «в усмерть». А для чего другого, скажите, нужно было посещать кабак?

Земский собор, его строгие предписания понудили государство на короткий промежуток времени взять под собственный контроль торговлю вином. Это обстоятельство могло положительно повлиять на усмирение пьянства. Но, как упоминалось выше, строгие меры просуществовали весьма непродолжительное время. Снизились «пьяные» поступления в казну, виноторговцы всё более проявляли недовольство [12]. Надо признать, их усилия быстро увенчались успехом. Были достигнуты сперва ослабление, а затем и отмена соборных постановлений.

Наступившая «светлая» эпоха Петра I «озарила» собой новый этап в процессе спаивания и алкоголизации населения. Грандиозные проекты по преобразованию России из «отсталой» патриархальной глубинки, располагавшейся на «задворках» мировой цивилизации, в передовую европейскую державу, бесконечные военные действия из-за территориальных конфликтов с соседними государствами, требовали более интенсивных денежных инъекций в трещавшую по швам копилку страны [12]. Имея в виду незабвенное начало царствования Петра, Прыжов упоминает о следующем: «Пётр, воротившийся в августе 1698 г. из путешествия, вешал на виселицах крамольную Москву и приступал к своей реформации. Средством к его реформаторским затеям по-прежнему служили кабаки, и Пётр шёл в этом случае по пути своих предшественников: Пётр принялся облагать питьё и еду народа» [7,123].

Примерно в этот период начинает формироваться так называемый «северный стиль» потребления [12]. Говоря простым языком, делается упор преимущественно на более крепкие напитки в ущерб слабоалкогольным хмелям.

Картина, наблюдаемая сербом Крижаничем, конечно, вероятно имела место быть в среде народа. К сожалению, не всегда своему призванию соответствовали люди, долженствовавшие вести борьбу с пороком винопития — духовенство. Митрополит Кирилл II еще в XIII веке достаточно обозначил эту проблему в своём «Послании к попом» [10]. Но кто не без греха?

Действительно, на улицах Руси валяющихся в грязи пьяниц можно было встретить куда чаще, нежели чем в Европе. И от алкогольного опьянения умирали в больших количествах. На фоне этого утверждение, что душевой уровень потребления алкоголя у нас был одним из самых низких в мире, выглядит сомнительно.

Однако при всех известных фактах нужно учитывать еще одно обстоятельство. Секрет — в крепости употребляемого напитка. Градус сивухи значительно превышал градус того же вина или пива, предпочитаемых в вино-и-пивопьющих странах. Водка агрессивнее воздействует на функции организма, её количественная смертельная доза куда меньше и превысить её куда проще. Прибавьте немилосердное воздействие холодного климата — и вот вам картина безудержного пьянства, однажды отражённого в воспоминаниях сербского священника. Поэтому при относительно малом потреблении алкоголя в России, сопутствующие пьянству отравления и смертность встречались чаще [5,44].