Удачи в Гвинсберне!

Городская история-сказка, не основанная на реальных событиях, не слишком претендующая на реализм действия, с персонажами без реальных прототипов… и вообще, нечего и читать, если не можете просто поверить в неё.

Пролог.

Весьма странные игры

Эри проснулся с похмельем.

Было ли это настоящее похмелье, которое безжалостным палачом приходит по утрам за теми, кто не чувствует меры в выпивке? Сложно сказать. Эри не имел достаточного пристрастия к алкоголю и не был уверен, что последствия пары-тройки особо весёлых посиделок с друзьями, испытанные им на своей шкуре — то самое «похмелье», которое обычно случается у чуть более взрослых людей.

…Но откуда тогда, скажите мне, этот грохот, что сотрясает голову ударами тяжёлых молотов? Как будто двое лихих кузнецов без устали бьют по ней, пытаясь убедить друг друга в собственной мастеровитости. Поморщившись, Эри протёр глаза… и понял, что едет в поезде.

Осознание этого факта заставило его вскочить. Голова тут же загудела, и Эри, застонав, стиснул её руками — точно боялся, что она не выдержит и развалится на части. Гулкое эхо, блуждавшее в черепной коробке, нескоро дало возможность перестать морщиться и наконец оглядеться.

Это был самый-самый дешёвый вагон поезда, где вместо закрытых купе или удобных кресел стояли в два ряда простые деревянные скамьи. Неудивительно, что голова как чугун — нечего было ложиться ею прямо на твёрдое дерево, даже не подумав о подушке.

Но это-то ладно, боль пройдёт. Больше всего Эри интересовал другой вопрос:

«ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ?!»

Все свои почти что девятнадцать лет жизни наш герой (вы ведь уже поняли, что речь пойдёт о нём?) привык просыпаться там же, где собирался заснуть. И было весьма странно, что эта добрая традиция вдруг вот так внезапно прервалась.

Эри попытался вспомнить, что же из случившегося вчера могло привести к неожиданному пробуждению в поезде… и не смог. Всё вертелись какие-то смутные картины: друзья, вечеринка, смех, опустевший стакан, дурацкая игра…

Стоп. Игра?

Эри мысленно застонал: о, великое вселенское безумие, неужели он согласился на это? Если всё на самом деле обстоит так — значит, в кармане должно было быть письмо. Но лучше, тысячу раз лучше, если бы его там не было… лучше бы вообще ничего этого не было! Лучше ещё раз проснуться по-настоящему — там, дома, в своей постели.

Дрожащими руками Эри залез в карман, до последнего надеясь, что найдёт лишь пыль и пустоту. Увы, пальцы сразу нащупали сложенный в несколько раз бумажный лист. Юноша развернул послание и, согнувшись, вгляделся в прыгающие перед глазами строчки.

«Доброе (надеюсь) утро, Эри!»

Юноша скрипнул зубами, с трудом удержавшись от ругательства.

«Надеюсь, ты помнишь, что вчера случилось, но если память с утра тебя подводит, то здесь я напомню обо всём…»

Эри быстро пробежал глазами письмо и всё-таки выругался.

Вчера утром родители Эри уехали в отпуск на юг, и юноша остался в опустевшей квартире, один на целых три недели. Это ли не счастье для любого тинейджера? Уже вечером квартира ломилась от всевозможных друзей, знакомых, знакомых друзей, друзей знакомых и прочих личностей. Счастливый Эри метался между ними, разносил еду и включался в короткие бессмысленные разговоры. Чуть позже вся весёлая компания смотрела глуповатый боевик про стероидного супергероя, бегавшего по заброшенному городу за какими-то террористами, попутно взрывая цистерны горючего, прыгая по крышам и разбивая собой стёкла вопреки правилам ОБЖ, человеческой анатомии и здравому смыслу. Не было разве что не знакомой Эри влюблённой парочки, которая, невзирая на правдоподобные страдания супергероя, все полтора часа его эпической беготни целовалась на балконе, укрывшись шторами от любопытных глаз. В общем, всё было как всегда. А потом пришёл какой-то дальний родственник друга приятеля с ящиком чего-то крепкого и уговорил Эри выпить стакан этого жуткого зелья за знакомство…

После этого бортовой самописец залитого по уши мозга отключился, но письмо вкратце проясняло дальнейшие события. Один из завсегдатаев подобных вечеринок, будучи в нескольких шагах от падения лицом в подушку (если повезёт сделать эти шаги в правильном направлении), предложил сыграть в игру под названием «Пьяная одиссея». Суть её была в том, что добровольцы напиваются практически до бесчувствия, а чуть более трезвые друзья отвозят «героев» на разные вокзалы, сажают их на первые попавшиеся поезда, и затем поутру все выясняют, кто куда уехал и кто где очнулся.

И дёрнул же чёрт Эри участвовать! И мало того, чтобы просто уехать куда-то и вернуться обратно — победит в игре тот, кто вернётся последним и расскажет самую интересную историю о своих похождениях. То есть, если ты всё ещё почему-то жаждешь не оказаться в числе проигравших, нужно провести хотя бы день-два в том месте, куда довезёт тебя поезд, и только потом отправляться домой…

Бред. Пьяный бред, на который согласится только беспокойная душа, которой не сидится на месте.

Внизу стояла кривая приписка карандашом, очевидно, сделанная прямо перед отправлением:

«Удачи в Гвинсберне!»

Глава первая.

Два города

— Гвинсберн. Конечная. Счастливого пути!

Женский голос в динамике, кажется, был искренне рад моему прибытию сюда. Чего нельзя было сказать обо мне.

Закинув гитару за плечи, я вышел из тёмного тамбура на залитый утренним солнцем перрон и прищурился, окидывая незнакомый город взглядом шерифа из какого-нибудь вестерна. По крайней мере, надеюсь, что это выглядело похоже.

Итак, можете меня поздравить — я полнейший кретин. Я согласился участвовать в этой дурацкой игре, которую, верно, придумал какой-то одержимый бродяжничеством маньяк. А ведь мог бы целых три недели жить в родной квартире в Альдене без надзора родителей! Пускай отдыхали бы себе на югах, а меня ждали бы ночи отрыва с друзьями, куча свободного времени для игры на гитаре, пьянящая свобода, угар и драйв… Всё, о чём можно только мечтать в течение остального года, болтаясь вверх плавниками в потоке одинаковых серых дней, нудных университетских лекций и общей шаблонности этого крошечного, зациклившегося на самом себе мирка.

Ладно, проехали. Итак, что мы знаем о Гвинсберне? Небольшой старый город на побережье, главный морской порт нашей страны, настоящий центр паломничества любителей старинной архитектуры, место производства наших лучших гитар (хотя бы это я должен знать!) и довольно посредственного пива. Вот, пожалуй, и всё.

Ладно, пора наконец сойти с перрона и осмотреться.

Стоп… Если я здесь, то что же у меня дома творится?!

Эри вбежал в зал ожидания так, словно опаздывал на поезд — с той лишь разницей, что бежал он как раз со стороны перрона, а не на него. Перемахнув через чьи-то ноги, он ворвался в телефонную будку и, грохнув дверью, судорожно нащупал в кармане чудом завалявшийся жетон… Да, кто бы знал, что подобранный неделю назад на улице железный кругляш окажется настолько важным!

Срывающимися пальцами Эри набрал свой домашний номер. Длинные гудки… Ну конечно, никого нет дома. Возможно, что и телефона там уже тоже нет, а незапертую квартиру обчистил какой-нибудь ловкач, случайно оказавшийся в «нужное» время в «нужном» месте…

Ладно, раз никто не взял трубку, жетон всё ещё не истрачен, и можно перезвонить… Так-так…

— Кэл? — выдохнул Эри, не дожидаясь, пока его приятель важным тоном произнесёт «Алло?». После секундного замешательства из трубки донёсся радостный голос:

— Эри! Доброе утро! Ну как там погода в Гвин…

— Паршивое утро! — вскипел Эри. Кэл на том конце провода захохотал. Да уж, кому-кому, а ему было сложно испортить настроение.

— Скажи, что там с моей квартирой?!..

— С чем? Ах да, ты же уехал, ну, я её и закрыл… Да что ты волнуешься? Ключ у меня, не беспокойся, там всё в порядке.

Не выпуская трубку из рук, Эри облегчённо сполз по стенке телефонной будки.

— Кэл… спасибо. Не представляешь, как я рад. Ты в очередной раз меня спас.

— А, да ладно, ерунда, — засмеялся приятель. — Так когда ты вернёшься из Гвинсберна?

— Чем скорее, тем лучше! Какого чёрта я вообще на это согласился?!.. Прекрати смеяться, Кэл!.. Эй, Кэл! Кэл!!! Ты меня слышишь?!

— Прекрасно слышу — с трудом выговорил Кэл, еле набрав воздух после продолжительного хохота. — А скажи, у тебя в прихожей ведь и раньше было зелёное пятно на потолке?

— Какое ещё… Вы что, умудрились там что-то изгадить?!

— Эм… ну, мы… это…

Кэла спас пронзительный сигнал, оповещающий, что для продолжения разговора требуется ещё один жетон. В очередной раз за это утро Эри выругался и повесил трубку.

Чёрте что. Я в Гвинсберне, и что же у меня есть с собой, чтобы выжить здесь? Так… гитара, документы, смятый носовой платок, письмо. И… хм… целых три сотни ремов — два раза хорошенько перекусить, и я нищий. На обратную дорогу этого, конечно же, не хватит.

Думай, балда, раз уж влип — выкарабкивайся, как можешь. Друзей или знакомых у меня в Гвинсберне нет. За вещи денег не выручить (вы что, думаете, я продам свою гитару?!). Впрочем, гитара…

Идея! Эх ты, голова, совсем забыл, что завтра День Воссоединения! Неплохой способ заработать на обратный билет своими музыкальными «талантами». Я постою на улице, поиграю что-нибудь более-менее патриотичное в честь праздника, может даже спою… хотя нет, с моим голосом выгоднее просто сыграть. В общем, наверняка уже к вечеру я наскребу хоть немного наличных и, если повезёт, отправлюсь домой. Прощай, Гвинсберн, наша встреча была ошибкой!

Вот только где бы заночевать сегодня…

Солнце поднималось всё выше и выше, всё сильнее нагревался шершавый уличный асфальт и подставленные лучам стены домов. Эри неторопливо шагал по улицам от вокзала на окраине города к центральной площади, дожёвывая купленную по пути лепёшку с мясом и небрежно поглядывая по сторонам.

Клетчатая рубаха с широкими рукавами, под ней футболка, на которой написана такая заковыристая фраза, что и не поймёшь, о чём. Рваные, вытертые по швам джинсы. Длинные угольно-чёрные волосы, зеленоватые глаза и усмешка на лице. И в придачу гитара в чехле за спиной. Глядя на Эри, вы бы вряд ли могли сказать, что ему что-то не нравится в этом городе — напротив, скорее бы добавили, что он хорошо вписывается в городской ландшафт. На самом деле в этот момент, когда утренняя головная боль вроде бы улеглась, а желудок жадно переваривал лепёшку, юноша думал, что в целом, с натяжкой, Гвинсберн не так уж и плох, сюда даже можно как-нибудь съездить… но только не так, как сегодня! Сегодня Эри ощущал себя попавшимся в ловушку. Этот город, словно затаившийся в засаде паук, сам подцепил его клейкой нитью железной дороги и, пользуясь полной беспомощностью жертвы, затащил к себе в логово.

Добравшись до центральной площади исключительно по интуиции (тратить деньги на карту не хотелось), Эри уселся на краю большого фонтана и оглядел окрестные здания. Как гласили надписи на фасадах, здесь располагалась мэрия, окружной совет и городская библиотека; все они, обладая солидным возрастом и богатым прошлым, хвастались друг перед другом изящными колоннами, золочёными статуями, затейливой лепниной и прочим декором. Наблюдать за их хвастовством было почти некому: помимо Эри, на площади было всего три человека. Казалось, город замер перед Днём Воссоединения, готовясь с началом праздника взорваться парадами, толпами зрителей на улицах, цветами и флагами.

Эри расчехлил гитару. Это была старая акустика с небольшой трещиной в деке; именно на этом инструменте юноша в своё время учился азам гитарного волшебства. Сейчас особых навыков не требовалось: юноша без труда припомнил аккорды «Объединённого Марша», который считался главной песней праздника, и намеревался самую малость порепетировать, чтобы завтра уж точно не допустить какой-нибудь досадной ошибки в игре. А заодно, смекнул Эри, можно добыть сотню-другую ремов на обед: хотя сейчас площадь пустовала, фонтан в её центре должен был притягивать людей — тем сильнее, чем ближе будет солнце к зениту. Откинув волосы за спину, гитарист улыбнулся и начал уверенно извлекать из шести струн незамысловатую мелодию…

Затею пришлось отложить, так ничего и не заработав, уже через десять минут. Увидев, как со стороны мэрии и совета к нему движется по паре охранников, явно желающих потолковать о нелегальности «музыкального попрошайничества» в таком месте, Эри схватил так и не наполнившийся чехол из-под гитары и понёсся прочь от фонтана с инструментом наперевес, одним прыжком перемахнув через чугунную ограду у края площади. Преследовать его никто не стал: больно велика честь для такой мелочи!

В тот день я достал лишь пятьдесят ремов, да и то с большим трудом. Судя по всему, мэр решил заранее обеспечить безопасность грядущего праздника, и чуть ли не на каждом перекрёстке виднелась фуражка городового. И, конечно, им было настолько скучно, что ничего интереснее, чем гонять бедного нищего музыканта (то есть меня) по улицам, свистя в свои железные свистки, эти «бравые ребята» не придумали. В последний раз хотели даже выписать штраф на пять сотен ремов, но узнали, что я не из местных, и прогнали прочь, наказав более не попадаться на глаза.

После того, как меня облаял в сквере чей-то доберман и я чуть не упал в гостеприимно открытый канализационный люк, стало совершенно ясно, что Гвинсберн взаимен ко мне в своих чувствах. Я не хотел уступать кому-либо в «Пьяной Одиссее», пусть даже и ввязался в неё случайно; меня не покидало странное чувство, будто во всём этом был какой-то особый смысл… а может, мне просто хотелось его видеть, хотелось думать, что моё пребывание здесь — не просто результат пьяной выходки, а нечто большее. Но сейчас я бы и ржавого рема не отдал за то, чтобы провести в этом городе лишние сутки.

В конце концов Эри решил, что чем больше он будет бродить по Гвинсберну, тем больше отыщет напастей на свою голову — чересчур ценную, чтобы ей рисковать. И поэтому уже совсем скоро он сидел с гитарой на откосе окружного шоссе, шестиполосной лентой отделившего его от города. Грохот грузовиков, то и дело проносившихся по трассе, не был для гитариста помехой — напротив, извлекаемый из струн блюзовый мотив превосходно ложился на этот фон. Эри был так увлечён игрой, что проторчал здесь почти до самого заката. Окончив мелодию на мажорной ноте, юноша решил, что пора искать место для ночлега.

Вся закавыка была в том, что спать под открытым небом было опасно — из-за близости к морю погода в Гвинсберне не отличалась постоянством, и ночью мог внезапно накатить ливень. Эри не хотелось ненароком простудиться, да и переодеться было не во что. Однако ночлег под крышей предполагал два варианта: или придётся платить, или прогонят.

Впрочем, через некоторое время Эри придумал, как заночевать под крышей, да ещё и бесплатно. В Гвинсберне, как и в любом уважающем себя старом городе, наверняка найдётся множество чердаков, куда никто не заглядывает. Обойдя десяток-другой домов, уж точно найдёшь хотя бы одно достойное укрытие, где можно переночевать — а большего и не требовалось.

С этой, безусловно, положительной мыслью Эри направился обратно в город, поглядывая на крыши. Может, хотя бы сейчас ему наконец-то улыбнётся удача, которой сегодня явно не хватало?

…Что ж, если это и удача, то путь к ней был неблизкий. Я потерял счёт посещённых чердаков где-то после девятого. Везде меня встречали или закрытая на замок дверь, или сомнительного вида бродяги. Или, как в последнем случае, загаженная голубятня, в которой пахло так, что зловоние чувствовалось аж на два этажа ниже.

Зато из этой самой голубятни я увидел соседний чердак со стеклянным окном, вылез на жестяную крышу и осторожно, опасаясь сорваться вниз, добрался до цели.

Честно говоря, изначально я собирался выбить стекло, но кто-то облегчил мне задачу: окно не было заперто, и уже через минуту я блаженно растянулся на чистых (ну может, чуть-чуть пыльных) опилках, толстым слоем покрывавших пол. Здесь не было ничего, кроме пары заколоченных деревянных ящиков. Дверь, конечно же, была закрыта снаружи на замок, но я мог вернуться на улицу утром через голубятню.

Раскрыв ставни, я сел на ящик у окна, высунул ноги на жестяное полотно снаружи и, глядя на открывающуюся картину, начал наигрывать что-то положительное и жизнеутверждающее. Моря отсюда не было видно, его загораживали крыши, и прежде всего крыша этого же самого дома по ту сторону двора-колодца.

Здесь наверху — свой маленький город: домишки чердачных окон, деревья антенн и громоотводов, поверху тянется затейливая сеть проводов. И живут тут голуби, коты да, должно быть, какие-то люди, которым или негде больше жить, или вместо этого они считают, что жить на крыше лучше, чем в самом доме. А выше этого «верхнего» города — облака в закатной охре. Небо, которое одно для всех — и для тех, кто на крыше, и для тех, кто живёт внизу…

Кхм, что-то я замечтался. И даже не заметил, как сама собой сплетается мелодия. Вот вернусь домой — и обязательно напишу песню про город над головами. То-то все удивятся!

Глава вторая.

Новые люди

Эри был настолько поглощён игрой на гитаре, что не услышал звука приближающихся шагов. Только когда за дверью в замке заскрипел с трудом поворачивающийся ключ, мелодия резко, на половине фразы, оборвалась. Юноше стало не по себе, и он замер, всем существом надеясь, что ослышался.

Но, увы, это было не так.

— Эй, ты там, музыкант! — донёсся низкий, рокочущий голос из-за двери. — Выходи, я тебя не трону!

В голове Эри, словно насекомые в разворошённом гнезде, закопошились мысли. Он что, попался? Зря его потянуло на бренчание здесь, могло ведь и обойтись! Что же будет дальше? Голос за дверью доверия как-то не внушал. Прятаться здесь было негде, оставалось одно — бежать.

Через крышу?

Эри поспешно затолкал гитару в чехол, рывком застегнул молнию. Счастье, что замок ещё скрежетал, никак не желая поддаваться ключу. Может, ещё будет время, чтобы…

Не будет. Замок побеждённо щёлкнул, с силой распахнутая дверь грохнула о стену, и на пороге возникла могучая фигура в комбинезоне, с чёрной бородищей и, как дорисовало воображение юноши, горящими глазами. Рывком бросив гитару на плечо, Эри метнулся через окно на крышу.

Первый прыжок по ржавому покрытию дался легко. А вот на втором нога попала на свежую заплатку в кровельном полотне и предательски скользнула. Эри потерял равновесие и рухнул на крышу с оглушительным грохотом, заработав несколько ушибов и едва успев сбросить гитару с плеча («только бы не разбить!»)…

Но всё это, на самом деле, уже было неважно, потому что крыша внезапно закончилась. Будто во сне, Эри медленно съехал с карниза, изо всех сил пытаясь уцепиться за полотно… и понимая, что не сможет.

Небо, глубоко синее небо в вышине, к горизонту подсвеченное солнцем… Это пустота.

«Я умираю!

Почему я умираю?! Почему умираю именно я?! Я умираю!.. умираю? У-ми-ра-ю!»

Наружу вырвался только крик, в котором было всё — страх, страх перед смертью, перед этой неизвестностью, страх перед жуткой болью, страх, что меня ударит о землю, желание жить. И горечь от того, что я прожил так мало и моя ранняя смерть шокирует родителей, друзей…

Чёртов город, я проклинаю тебя!

…Всё это промелькнуло в то мгновение, когда моё тело, которое скоро должно было распрощаться с душой, переваливалось через край крыши. Руки всё ещё пытались уцепиться за полотно крыши… бессмысленно, всё это было бессмысленно, я всё равно что мёртв.

Я хотя бы узнаю, что такое полёт. Жаль, что вниз, а не вверх…

Страшно.

Удар был много раньше, чем я его ожидал, совсем не сильный и каким-то странный, с оглушительным лязгом железа. Той частью сознания, которая ещё продолжала мыслить, я понял: это не асфальт. Моя рука ещё пыталась вцепиться в поверхность крыши… а одна нога свисала в пустоту. Что-то, прошуршав, несильно толкнуло меня в кисть руки… гитара!

С секунду я сомневался в ответе на вопрос «я ещё жив или уже мёртв?». А затем медленно, с опаской открыл глаза.

Похоже, трагический конец откладывался. Меня «поймал» козырёк балкона, расположенный почти на метр ниже края крыши и глубоко прогнувшийся под моим весом. Вот что скрежетало!

И всё-таки я попался. Я уже слышал голос того, кто застал меня на чердаке, его грохочущие по крыше шаги, и понимал, что не осмелюсь даже пошевелиться.

Рука бородача отодвинула в сторону гитару и схватила Эри за запястье.

— Ты только не вздумай сдвинуться, — буркнул незнакомец. Эри промолчал: кому-кому, а ему явно было не до слов. Вторая рука — могучая, как фонарный столб — схватила его за шиворот, вытянула на крышу и зашвырнула обратно на чердак, прямо в опилки. Зашипев от боли, Эри приподнялся на локте, и в этот момент проём окна почти целиком заслонил нагнувшийся бородач, державший одной рукой гитару за гриф. Из-под угрюмо сдвинувшихся бровей на юношу с неодобрением смотрели глаза, во взгляде которых не чувствовалось ни капли сожаления.

— Значит, так, малолетний бродяга, — резко начал бородач. — Какого чёрта тебя занесло на мой чердак?

Недобрый, хрипловатый голос как-то не располагал к признаниям. В другой раз Эри сорвался бы в ответ (какой из него малолетний?!), но теперь сжался, зажмурился — и промолчал. Незнакомец тем временем пролез в окно, положил гитару и ещё раз оглядел скорчившегося на опилках юношу.

— Перепугался?

Ответа не последовало.

— Молчание — знак согласия, — проворчал бородач, замолчал на несколько секунд, что-то обдумывая, и, наконец, произнёс: — Не похож ты на бродягу. Да и на наших что-то не особо… Не местный?

Эри что-то сдавленно пробормотал.

— Похоже, дело худо, — уже чуть спокойнее заключил мужчина. — Пойдём, выпьешь чего-нибудь, полегчает. А там и разберёмся, как быть.

Что было дальше, помню смутно. Меня куда-то тащили за руку — ноги не слушались, особенно ушибленная правая, и, кажется, один раз я таки-свалился на пол, болтаясь на удерживаемой руке, словно кукла. Мимо плыли стены дома, скрипнула дверь. Затем вспоминаю чашку горячего чая на столе перед глазами и какие-то вопросы, которые мой разум не понимал, и всё время хотелось что-то сказать, но слова перебивались судорожными вдохами и выдохами, превращаясь в совершенно неразборчивые звуки. Колотилось сердце, тёк по спине пот, в глазах то чуть прояснялось, то снова темнело. Кажется, мне даже щупали пульс на запястье и подносили что-то к носу.

Наконец немного полегчало. Стало понятно, что мы находимся в кухне, я на диванчике подпираю плечом стену, а бородач сидит на стуле напротив и пристально меня разглядывает. Я шумно выдохнул и схватился за голову.

— Очнулся!

Высокий жизнерадостный голос не принадлежал бородачу. Это могла быть только молодая девушка. Я обернулся на голос и…

— Я сплю, — успел пробормотать Эри, прежде чем на него вновь свалилась темнота.

Когда юноша окончательно пришёл в себя, он уже лежал на диване, и его голова покоилась на заботливо взбитой подушке. Потолок слегка колебался перед глазами, словно наблюдаемый через толщу совершенно прозрачной воды.

— Дядя Берт, по-моему, ты с ним перестарался! — раздался где-то в отдалении голос девушки, одновременно жалобный и осуждающий.

— Ну, может, я и погорячился… — виновато пророкотал бас здоровяка, и тут же вновь начал распаляться: — Ты же знаешь, эти бродяги весь чердак загадили! Я…

— Дядя! — с неожиданной строгостью произнесла девушка.

— Извини, Тесс, — мигом остыл Берт. — Пойду, что ли, проведаю, как там наш гость.

Услышав приближающиеся шаги, Эри постарался снова потерять сознание или хотя бы создать видимость этого. Однако успеха в этом, похоже, не добился, поскольку «дядя Берт» с порога почти что радостно заорал:

— Тесс, он пришёл в себя!

— Отлично, я сейчас! — донёсся не менее радостный голос девушки. Эри попытался как можно натуральнее изобразить пробуждение из комы, со стонами, неразборчивым бормотанием и какими-то невнятными жестами.

— Ну что, полегчало, обморочник? — вполне мирно поинтересовался здоровяк. — А теперь давай рассказывай, кто ты и как очутился на крыше.

За последние пятнадцать минут со мной приключилось больше, чем за последнюю пару недель до приезда в Гвинсберн. Я почти додумал песню о городе на крышах, удирал от разъярённого громилы, чуть не погиб (думаю, вы уже поняли, что это был один из самых страшных моментов в моей жизни?), попал в логово «дяди Берта», а теперь ещё и это…

Я сидел на диване, на котором минуту назад пришёл в себя, и в руках была та же кружка уже остывающего чая. Напротив в большом кресле сидел здоровяк и изучающе разглядывал меня, пока я рассказывал о случившемся. На подлокотнике этого же кресла устроилась девушка примерно моих лет или ненамного моложе. Думаю, что не солгу в своём заявлении: любой бы назвал её как минимум симпатичной. Или… Её золотисто-рыжие волосы короткой чёлкой смешно топорщились на лбу и длинными струями сбегали вниз по плечам и рукам. Одна прядь, словно огненная змейка, выбилась из потока, спадая на грудь. А глаза… Льдисто-голубые глаза, казалось, видели меня насквозь. Пламя и льды. Под её взглядом я чувствовал себя весьма неуютно.

Единственным предметом, который не позволял этому миру раздавить меня своей обстановкой, была кружка чая — знакомое ощущение чего-то округлого и тёплого в руках. Я то и дело совал в неё свой нос, пытаясь скрыться от взглядов и здоровяка, и девушки.

— А потом пришли вы, и… в общем, сами знаете, что было дальше, — я сглотнул. В глазах потемнело, но нет, это не ещё один обморок. Просто дурные мысли о чуть не случившемся. Это пройдёт.

В комнате воцарилась тишина. Ни Берт, ни эта загадочная девушка (Тесс, кажется?) не проронили ни слова. Я допил чай и поставил кружку на пол возле дивана.

— Значит, из Альдена, да? — пробормотал наконец себе под нос здоровяк. Я кивнул. — Занесло тебя, парень, ничего не скажешь. Документы-то с собой?

Я рассеянно кивнул, поняв суть вопроса только на следующей фразе Берта:

— Показывай.

— А какое у вас есть право их смотреть?! — возмутился я. — Это мои личные данные, и я имею полное право не разглашать их без собственного желания незнакомым лицам! А также…

Договорить длинную заученную тираду я не успел. Бородач вынул из кармана бумажник и раскрыл его. Всё внимание приковала к себе большая серебристая бляха. О, нет. И зачем я это только ляпнул?

— Городское управление охраны правопорядка Гвинсберна, восточное отделение. Старший городовой Бертольд Вальдениер, — голос здоровяка был совершенно спокоен и не допускал даже тени сомнения в том, что всё это правда. — Пожалуйста, предъявите ваши документы, молодой человек.

Берт придирчиво прочитал от корки до корки протянутый ему паспорт, просмотрел пару страниц на просвет, поскрёб ногтём шершавый форзац.

— Настоящий, — наконец изрёк он. — Ну что ж, господин Эризен, вы хотя бы тот, за кого себя выдаёте. Это похвально, что вам нечего скрывать от закона, — с этими словами Берт басовито хохотнул, в ответ в раме задрожало оконное стекло. Тесс улыбнулась: ей всегда нравилось, когда дядя смеялся. — Ну что же, гражданин путешественник, и когда вы от нас планируете уехать?

Эри немедленно опустил глаза, словно стыдясь того, что он сейчас скажет.

— Я думал… завтра же День Воссоединения, верно? Ну так вот, я решил, что где-нибудь поиграю на гитаре и насобираю денег на билет домой.

Берт слегка нахмурился.

— Вообще-то городовым приказано гонять уличных попрошаек… но ладно, думаю, ты понимаешь, что по праздникам нас на работе беспокоят более серьёзные проблемы.

— Я не попрошайка! — невпопад выпалил Эри и тут же замолк.

— Ладно-ладно, как скажешь, господин музыкант, — беззлобно проворчал бородач. — Раз уж тебе негде ночевать, так и быть, разрешу сегодня поспать на чердаке. Но чтобы завтра и духу твоего здесь не было! — последнее было сказано уже с напором в голосе.

— Ой, спасибо вам огромное, господин городовой! — Эри аж поклонился. Учитывая, что он сидел на диване, это выглядело так, как будто юношу вдруг скорчило пополам, однако он сделал это без капли издёвки, понимая, что незнакомец, можно сказать, спас его второй раз.

— Вот и ладно, — Берт, кряхтя, поднялся из кресла. — Пойду окно на чердаке закрою, а то занесёт нелёгкая ещё кого-нибудь…

Тесс поднялась, чтобы выйти из комнаты вслед за дядей, но остановилась на полпути и вопросительно оглянулась на Эри.

— Значит, тебя зовут Эризен?

Боже мой, честно, как же я не люблю своё полное имя! Звучит как трещина в земле. Мама говорит, что ничего подобного, имя «Эризен» очень красивое, но о своём сыне так наверняка скажет каждая мать. Уж лучше Эри — коротко, просто и легко.

— Можешь звать меня Эри.

— Отлично! — неизвестно чему обрадовалась девушка. — А меня зовут…

— Тесс, верно? — хитро улыбаясь, спросил я, и тут же пожалел об этом вопросе: взгляд девушки внезапно посуровел.

— Для тебя я Тессария Вальдениер! — подчёркнуто холодно ответила она. Я нервно сглотнул.

— Прости, пожалуйста… не хотел тебя задеть.

Видимо, госпожа Тессария Вальдениер всё-таки взглянула на себя со стороны. Девушка вздохнула и произнесла:

— Извини, я, наверное,… тоже погорячилась. Но всё же, давай так и оставим… Эри?

— Угу, ладно, — без особой радости кивнул я. Ну что ещё за фокусы? Может быть, ей, наоборот, не нравится это сокращение? Хотя нет, Берт же её звал именно «Тесс»…

— Эри, можно тебя кое о чём спросить?

— Смотря о чём.

— Это ты играл там на чердаке?

Фраза сработала как рывок стоп-крана: весь мыслительный процесс с противным скрежетом встал на рельсах посреди перегона, так и не дойдя до какого-либо умозаключения.

— Да… а что?

— Да нет, ничего… просто…

Ну вот, значит, не просто, а всё сложно.

— Понимаешь, тут такое дело… У меня скоро концерт, я вокалистка, ну, то есть, я хочу ей стать и стараюсь петь, и вроде даже получается, но… — девушка, теребя пальцами прядь волос, пыталась связать куски фраз в единое целое, но ей никак это не удавалось. Моё терпение оказалось не столь продолжительным:

— Да скажи просто, что тебе от меня надо?

Тессария Вальдениер вздохнула и твёрдо, словно читая объявление, произнесла:

— Мне нужен гитарист. Срочно.

Глава третья.

В ловушке

— Нет.

Тесс совершенно не изменилась в лице.

— Почему?

— Я хочу отсюда уехать. Мне здесь не нравится.

— Но почему?

— Как бы сказать… Наверное, это прозвучит странно, но ваш город меня ненавидит. Я уже успел это почувствовать и более не желаю здесь находиться.

— Но… Эри, пожалуйста, помоги нам! Я слышала, ты замечательно играешь, и…

— Я плохо играю, — немедленно заявил юноша. — Ужасно плохо. Совсем никуда не годится.

— Ничего подобного! Мне очень понравилось, как ты играл на чердаке, и…

— Спасибо, но нет.

— Послушай, парень! — Голос Тесс неожиданно изменился: теперь он был полон злости. — Дядя Берт только что спас тебя. Тебе не кажется, что после этого ты — наш должник?

Эри оторопел. Такого от миловидной собеседницы как-то не ожидаешь! Однако, поддаваться юноша не собирался:

— Нет, не кажется, — однако совесть внезапно нашептала совсем другое, и голос еле различимо дрогнул на конце фразы.

— А мне кажется, что да!

Тут уж Эри не выдержал.

— Может, позовёшь своего дядю Берта, чтобы он выписал ордер на мой арест и три недели исправительных работ музыкантом?!

Тессария метнула в юношу яростный взгляд и уже собиралась было ответить, но тут из прихожей послышался голос старшего городового:

— Эй, кто меня звал?

Стремительно прошлёпали по паркету старые тапочки, и Берт грозно заглянул в комнату. Не обнаружив в ней ничего подозрительного, он на всякий случай уточнил:

— Тесс, всё в порядке?

— Да, — девушка разом погрустнела и, отвернувшись, вышла из комнаты. — Пойду приготовлю ужин.

Берт пристально посмотрел на юношу, тот недоумённо пожал плечами. Здоровяк пробормотал под нос что-то неразборчивое, развернулся и пошёл на кухню.

Вот уж не думал, что когда-нибудь буду ужинать вместе с городовым! Берт сам сунул мне под нос тарелку макарон:

— Кушай, парень, будь как дома.

— Спасибо.

Это были все слова, сказанные за ужином. Тесс мрачно ковырялась в своей тарелке, изредка стреляя в меня колким взглядом. Я бы, может, и ответил ей что-нибудь, но сидящий рядом Берт напрочь отбивал охоту к разговору. А сам он, похоже, не был особым любителем говорить во время еды и уплетал свою порцию с завидной скоростью.

После ужина я, как полагалось, поблагодарил обоих хозяев и сказал, что пойду на чердак. Берт отпер дверь и повесил ключ на торчащий из косяка гвоздь со словами:

— Будешь завтра уходить — закрой, ключ положишь под половик.

Я кивнул, и городовой пошёл обратно в квартиру. Мне оставалось только немного посмотреть на силуэты крыш из-за мутного оконного стекла и, сгребя опилки в кучу, улечься спать в одежде прямо на них.

Утро встретило Эри лучами солнца, которые, скользнув по задней стенке чердака, добрались до лица спящего и принялись его щекотать. Юноша поморщился, пробормотал что-то не слишком жизнерадостное и попытался прикрыть глаза рукой, но разбуженная память немедленно напомнила: сегодня слишком важный день, чтобы бесполезно дрыхнуть до полудня.

Ну что же, тогда за дело! Юноша повернулся к гитаре, на ночь прислонённой к ящику, и немедля уткнулся взглядом в нечто новое: большущую тарелку, полную макарон, и чайник.

Завтрак. Как мило со стороны Берта. Или это Тесс? Да нет, она же обиделась вчера, так что, скорее всего, это городовой позаботился о нём. Эри тронул рукой стенку чайника… Остыл. И макароны холодные. Ну да ладно, дома тоже не всегда утруждаешь себя даже разогреванием пищи, не говоря уже о её приготовлении. Сжевав где-то треть содержимого миски (неужели в Берта влезает столько еды за раз?), Эри взглянул на дверь.

И взгляд упёрся в гвоздь, торчащий из косяка. На гвозде ничего не висело.

Эри сморгнул. Ключ от этого не появился.

Отложив в сторону тарелку с макаронами, Эри медленно поднялся, подошёл к двери и осторожно потянул за ручку.

Дверь не поддалась.

Эри похолодел. Попятившись, он сел на пол возле ящика, дрожащими руками взял чайник, отпил из носика воды, встал и снова попробовал открыть дверь.

Заперто!

Эри выругался. Выругался очень плохо, ибо больше ему ничего не оставалось.

Городовой! Это его рук дело! Ну да, конечно, казался добрым, а потом взял и запер гостя на чердаке. Какая низость! И как только он, Эри, мог повестись на такой обман? А теперь ловушка захлопнулась. Паук всё-таки спеленал свою жертву, и вырваться ей не удастся.

В отчаянии Эри метнулся к окну, но висящий на нём замок напомнил, что здоровяк вчера запер ставни. Выбивать стёкла бесполезно: между перегородками слишком мало пространства, чтобы протиснуть плечи. Юноша попробовал сорвать ставни с петель… Слишком крепко сидят. Через окно не сбежишь.

Эри вернулся к двери и попробовал пнуть её. Не помогло. Даже замочной скважины нет — юноша припомнил, что дверь закрывалась снаружи на висячий замок.

Полный отстой.

Эри обречённо лёг на опилки и отвернулся к стене, пытаясь заснуть. Может, это просто сон, и позже, когда он проснётся по-настоящему, дверь всё-таки откроется?

Но в этом «сне» он был слишком возбуждён, чтобы заснуть ещё раз. Да и опилки кололись подозрительно по-настоящему. Эри застонал и прекратил жалкие попытки отключиться от недружелюбной реальности.

— Э-Э-ЭЙ! БЕ-Е-ЕРТ! ГОРОДОВО-О-ОЙ!! КТО-О НИБУ-У-УДЬ!!!

Так он кричал, пока не охрип, но никто не отозвался. Ну да, ведь сейчас единственным его соседом был городовой — который, должно быть, злорадно ухмылялся, слушая пробивающиеся сквозь потолок вопли.

Безнадёжно.

Эри достал гитару и начал бренчать что-то грустное. По крайней мере, некоторое время это было так. Потом минорный лад незаметно сменился на мажорный, и под два чередующихся аккорда узник начал нести совершенно раздолбайский нерифмованный бред навроде:

— Я сижу в какой-то камере, гляжу на потолок

По потолку ползёт паук, и он тоже взаперти,

А за окном уже светло, а в миске сотня макарон,

А я их вовсе не считал, а я вообще не сплю с утра,

И всё косит через лады, но всё равно я не сдаюсь,

Пока есть в чайнике вода! Да-да-а-а!

Сквозь звон гитарных струн пробился какой-то посторонний звук. Эри немедля прекратил играть, и отчётливо разобрал… мелодию «Объединённого Марша» и радостный гомон толпы. По улице с другой стороны дома проходил парад. Но он уже не был его билетом домой.

День был убит впустую. В конце концов и на гитаре играть надоело. Дошло даже до того, что я, прилепляя остывшие макароны к стеклу, попытался сложить из них слово «СПАСИТЕ». Места на окне не хватило, и последняя «Е» постоянно отваливалась от рамы. Ну а когда я сообразил, что эту надпись видно будет разве что с соседней крыши, стало совсем грустно, и пришлось так и оставить на стекле «СПАСИТ», постепенно теряющее части букв по мере отклеивания макарон.

Солнце давно уже не светило в это окно. Тень от крыши поднималась по противоположной стене двора-колодца всё выше и выше, а цвет самой стены становился всё более оранжевым. Я, развалившись на куче опилок, равнодушно смотрел на этот неразличимо движущийся силуэт, когда до меня донесся звук чьих-то шагов по лестнице.

— Берт? — наугад спросил я. Снаружи не ответили, но шаги прекратились. — Эй, кто там? Выпустите меня! Я в ловушке!

Мой крик остался без ответа. Я успел подумать, что у меня начались слуховые галлюцинации, но тут из-за двери неожиданно раздался знакомый голос:

— Эри?

— Тесс! — радостно воскликнул я и тут же осёкся — гнев почувствовался даже сквозь дверь:

— Я же сказала, не называй меня так!

— Прости, Тесс..ария, — балда, запомни уже наконец! Интересно, почему это её так бесит? — У меня проблема. Твой дядя меня запер. Ты знаешь, где ключ?

— Знаю, — донеслось из-за двери после секундного молчания.

— Отлично! Прошу тебя, возьми его и открой дверь…

— Прости, но не могу.

— Что? Почему?!

Она помолчала несколько секунд и наконец ответила:

— Эри, это я тебя заперла.

Если бы Тесс обладала слухом летучей мыши, она бы непременно услышала в наступившей тишине едва различимый щелчок в голове Эри. Это вставали на свои места разрозненные мысли и элементы общей картины, проясняя юноше, что же случилось на самом деле.

— … Ты?!! — завопил он, едва обретя дар речи.

— Эри, пойми, у меня не было выбора, — затараторила Тесс. — Ты хотел заработать сегодня денег и уехать, ну а я подумала, что если ты останешься, то мы сыграем и…

— И ты думаешь, что теперь я соглашусь выступать с тобой? После того, как ты меня заперла?!

— Ну… — «тюремщица» за дверью совсем скисла, — я понимала, что мне придётся оставить тебя на чердаке на целый день, и, пока ты спал, принесла макароны и чайник…

— Я не продавал свободу за завтрак, — уже без особой ярости буркнул Эри.

— Понимаю, ты на меня сейчас страшно злишься…

— Если понимаешь, то выпусти.

— Эри, уже вечер. Ты всё равно не успеешь…

— Просто. Выпусти. Меня. Отсюда.

— Я понимаю, что тебе нужны деньги на билет домой, и могу помочь их достать.

На несколько секунд воцарилась тишина. Затем из-за чердачной двери до Тесс донёсся вздох и слова:

— Ладно, заходи.

Тесс достала из кармана ключ, но её рука замерла возле замочной скважины.

— Я не убегу, — добавил Эри, правильно поняв причину замешательства девушки.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Старый, неподатливый замок залязгал, щёлкнул, и дверь наконец-то отворилась. Тесс робко вошла внутрь.

Совершенно спокойный на вид, Эри сидел на ящике возле пустой миски и внимательно смотрел на девушку:

— Рассказывай. Я слушаю.

— Понимаешь, есть несколько причин, почему я хочу этого.

— Угу, — кивнул я.

— Во-первых, этот конкурс — отличный шанс пробиться в музыкальное училище имени Стефана Кальдемерде практически без экзаменов. Ты ведь слышал о нём? Оно считается довольно престижным, и конкурс проходит при его поддержке. А я давно уже хочу научиться петь по-настоящему… лучше, чем учат в школьном хоре.

— Угу.

— Но это даже не главное. В конкурсе участвует Азария Берштейт. С детства не люблю эту задаваку: вечно она мне утирала нос и в детском саду, и в школе. А сейчас у меня появился шанс обставить её на конкурсе!

— Угу.

— Ну и, эм, есть ещё причины…

— Угу.

— Ты меня вообще слушаешь? — с подозрением спросила Тессария.

— Да… ээ… причины, причины… да, причины.

Слушать-то я и правда слушал, но только вполуха. В эту минуту мне уже было ясно, что, судя по всему, предстоящий музыкальный конкурс и есть искомое ЭТО, которое непостижимым образом завело меня в Гвинсберн. Ну да, конечно, можно списать всё случившееся за последние два дня на самое обыкновенное «невероятное стечение обстоятельств», но тогда происходящее попросту лишалось смысла — а ведь его-то я так и старался найти! За неимением альтернативы это и есть та единственная соломина, за которую можно схватиться, чтобы не утонуть. Однако само осознание того, что я действительно участвую в этом по воле таинственных «высших сил» и вообще едва ли не пешка на ладони какого-то странного бога, внезапно выбило меня из колеи.

— … и, кроме того, это шанс заработать двадцать тысяч ремов в случае победы. Тебе ведь нужны деньги, да? — Тессария заискивающе взглянула на меня.

— Эээ…