Учебное пособие по социологии: современные проблемы свободы и гражданского общества

Введение

Современная социологическая наука находится на стыке многих социально-гуманитарных наук, таких как философия, психология культурология, экономика, статистика, антропология и др. Изучение многих социальных проблем предполагает их междисциплинарный анализ, в ходе которого раскрываются разные взаимодополняющие аспекты.

В этом учебном пособии мы обратимся прежде всего к собственным социологическим исследованиям, которые были проведены среди жителей города Пензы и Пензенской области с 2011 по 2016 годы. Результаты этих исследований будут использованы для дальнейших социально-философских рассуждений и практических выводов.

Глава 1. Социологический анализ современных ценностей: между традиционализмом и модернизмом

§1. Деньги — это зло?

Отношение к деньгам является важным показателем уровня рациональности любого общества. Если человек соглашается с утверждением, что деньги — это зло, то тем самым он показывает свою принадлежность к традиционной, патриархальной культуре, в которой деньги имеют явно негативный нравственно-религиозный смысл, и рассматриваются сквозь призму жёсткой оппозиции добра или зла, хорошего или плохого. Такое негативное отношение к деньгам длительное время сохранялось во многих обществах, в которых большинство людей находились в крайне бедном состоянии, и постоянно боролось за своё физическое выживание.

В ходе недавнего пилотного социологического опроса жителей нашего города и области, в котором приняли участие 360 человек, предлагалось ответить на вопрос: «Считаете ли Вы, что деньги — это зло?». В большинстве полученных ответов (около 60%) преобладает ответ «да» (деньги — это зло). При этом обычно приводится такая аргументация: из-за денег люди часто идут на сделки с совестью, и нарушают законы божеские и государственные. Действительно, жизненный опыт даёт многочисленные примеры такого поведения людей. Особенно возмутительными являются примеры нечестного обогащения некоторых людей в условиях массовой бедности, недостатка жизненных средств, а также примеры предательства и угодничества из-за денег.

При этом справедливое моральное осуждение всех, кто преуспел и разбогател нечестно, незаконным путем, часто распространяется и на честных, законопослушных людей, которые богаче и успешнее большинства. Такое упрощённое (огульное) осуждение любого богатства является, во-первых, способом защиты традиционных устоев усреднённой бедности, а, во-вторых, способом морально-психологической самозащиты бедного большинства. Такими способами поддерживаются заниженные потребности и слабые жизненные притязания членов традиционного социума. Непритязательность, доходящая до бытового аскетизма, и дополненная личной самоотверженностью, представляются порой главными добродетелями доиндустриального, добуржуазного общества.

Так, привычка большинства населения к жизненным лишениям очень характерна для военных обществ имперского типа, и от неё начинают отказываться только в ХХ веке в обществах массового потребления. В нашей стране такое общество потребителей начало формироваться только 25—30 лет назад. Поэтому преобладание негативной оценки по отношению к деньгам и связанному с ними потребительству является вполне понятным.

В России до сих пор очень опасаются самого понятия «потребительское общество» или «общество потребления», а некоторым оно вообще кажется сообществом эгоистов, развратников и чуть ли не слуг сатаны. Как показывает детальный анализ социологического опроса, почти 40% опрошенных отвечают так: «деньги — это зло, но без них никак нельзя». Такие ответы выявляют глубочайшее и неразрешимое противоречие в оценке денег и их роли в человеческой жизни, которое можно логично представить следующим образом: «значит, без зла нельзя прожить». И такой вывод уже звучит как настоящий приговор с очень серьёзными мировоззренческими последствиями:

«Зло необходимо в нашей жизни. А так как то, что необходимо для жизни является полезным, то зло полезно. А так как полезность является важнейшим признаком добра, то зло и добро — это, по сути, одно и тоже».

Такой вывод может сначала обескуражить, и вызвать недовольство, но если применить его к нашему вопросу о деньгах, то получается, что «деньги — это и добро, и зло, поэтому без них никак нельзя». Такой вывод мне нравится, потому что он выводит из глубокого морально-практического противоречия, которое оправдывало необходимость зла и даже его преимущество перед добром. Когда же мы признаём деньги и добром, и злом, мы вроде бы вновь оказываемся перед противоречием, но уже перед совсем другим противоречием, с которым можно справиться с помощью простого аналитического рассуждения:

«Почему деньги являются и добром, и злом? Это зависит от людей, которые их зарабатывают, добывают, распределяют, используют по своему усмотрению и своим желаниям. Значит, злостность или доброта денег зависит именно от людей, а не является внутренним свойством самих денег».

Отсюда легко придти к выводу, что «деньги — это лишь средство», говоря экономическим языком, — тот самый универсальный эквивалент, который необходим для нормального существования человеческого общества; для того, чтобы люди могли обмениваться своими силами, способностями, талантами и делать свою жизнь интересной и счастливой. А говоря философским языком, деньги — это реальные возможности для самореализации конкретного человека и для развития всего общества. И вот тех, кто считает деньги лишь средством и при этом хочет жить интересно и счастливо в нашем городе и области не так уж и мало — (около 40%), и это люди современной эпохи рациональности, свободы и всеобщего мирного сотрудничества.

Пожалуй, можно лишь констатировать, что большинству наших сограждан выгодно считать деньги «злом», ведь так легче справляться с бедностью и нищетой, и со своим зависимым, не свободным положением в обществе. Но такая «лёгкость» часто навевает печальные думы, которые обычно «заливаются» крепким спиртным, а там и до погоста не далеко… Зачем жил человек…? Можно, конечно, утешиться тем, что «на всё воля божья», но от этого не прибавляется интереса к самой жизни, не пробуждается энергия к творчеству и самореализации. Религиозное утешение предназначено успокоить все волнения, страдания и подготовить человека к вечной, уже не земной жизни, в которой деньги будут не нужны.

Но земная жизнь, а тем более современная, требует от человека постоянных усилий, напряжений, стараний, которые привязывают к самой жизни, к её удовольствиям, радостям, и, в конечном счёте, — к земному счастью.

А для счастья нужны деньги? Конечно, нужны. А для длительного счастья нужны честно заработанные деньги как результат личных усилий и стараний. Тогда ими никто не будет разбрасываться, ведь честные деньги очень дорого стоят

§2. О гордости и гордыне (итоги социологического анализа)

В 2014 году я проводил пилотное (разведывательное) социологическое исследование среди жителей города Пензы и области, связанное с изучением традиционных ценностей и стереотипов сознания. В нём приняло участие около 350 человек трёх разных поколений: от 18 до 23, от 40 до 50 и от 60 до 80 лет.

Один из вопросов анкеты звучал так: «Хорошо ли быть гордым человеком?».

Предварительные результаты исследования меня очень удивили.

Около 40% опрошенных разных возрастов считают, что гордость — это грех и порок.

Около 40% считают гордость бесполезным и даже вредным человеческим качеством, мешающим добиваться своих целей.

Около 20% считают гордость положительным моральным качеством, благодаря которому человек защищает своё достоинство.

Так, что же наши современники понимают под гордостью?

Из анализа ответов следует, что первая группа смешивает гордость с гордыней, и, следуя своим нравственно-религиозным убеждениям считает её грехом, отступлением от божественных заповедей. Такое смешение можно объяснить тем, что даже патриарх Кирилл не редко допускает такие смешения, а кроме того, современные подвластные СМИ тоже не очень заботятся о различении гордости и гордыни — ведь лучше, спокойнее, когда гордых и независимых поменьше…

Вторая группа ответов, говорящих о бесполезности этого качества, показывает преобладание прагматических жизненных установок, которые уверенно распространяются в нашем обществе. Не случайно, президент и его министры постоянно убеждают своих телезрителей в необходимости быть успешными и конкурентоспособными. Прагматическая нацеленность на пользу, на успех и материальное благополучие всегда были важными мотивами человеческого поведения. Но почему гордость мешает этим целям? Пожалуй, потому, что она мешает современному человеку быть гибким, послушным, командным существом; она противопоставляет человека остальным членам общества и вредит — и ему и другим. Ведь гордость предполагает принципиальность и наличие собственного достоинства, но эти качества могут быть помехой в «командной игре» без чётких правил и ясного результата. Да, и вообще, в эпоху дикого капитализма быть гордым — это очень дорогое удовольствие. Такова жизнь — говорят и студенты, и пенсионеры.

Третья группа ответов, прямо скажем, меня порадовала. Несмотря на то, что традиционалистов и прагматиков явное большинство, всё же остаётся 20% неуступчивых людей, которые дорожат своим достоинством и своими убеждениями. Может быть больше и не нужно таких независимых гордецов? Но когда подумаешь о том, что только для 20% важно не терять своё личное достоинство и оставаться честными перед самими собой, то становится как-то тоскливо и печально. Сразу приходят на ум мысли о неискоренимости холопства, массового воровства и вранья, лицемерия, повсеместной коррупции, которые оказываются не зазорными и морально допустимыми средствами выживания для многих.

Что же получается в итоге? Ответы показывают, что гордость — это понятие растяжимое, куда захочешь — туда и вытянешь. Наверное, многим так бы и хотелось, но великий русский язык и не только он дают чёткое определение гордости, и от этого определённого, устойчивого смысла никуда не денешься, не увильнёшь. Этот смысл закреплён в понятии и имеет общечеловеческое значение: «Гордость — это чувство собственного достоинства, самоуважения; положительное чувство удовлетворённости собой».

Конечно, мы можем наперекор всем и вся твердить о своей русской, не такой как у других гордости, или о своём личном, субъективном её понимании, но если это будет явно противоречить устойчивому и положительному смыслу гордости, то мы просто выйдем из общечеловеческого пространства разумных смыслов и ценностей, и нас перестанут понимать другие люди, и не захотят с нами общаться. А если мы будем упорствовать в своём противостоянии всем, то это будет ни чем иным как «гордыней», т.е. той чрезмерной и необоснованной гордостью, которую мы сами же должны осуждать.

Задача философии — бдительно хранить общечеловеческие смыслы, и не давать их «растягивать» до неузнаваемости. Поэтому важно не допустить произвольных злоупотреблений при расширительном и конъюнктурном толковании ключевых морально-практических понятий, ведь от их смыслов зависят мотивы человеческих поступков и сами жизненные решения, и. в конечном счёте, то — будет ли нам всем хорошо или нет.

§3. Стереотип «не свободы» у современной российской молодёжи: социально-философский анализ

Социальный факт: большинство российских студентов не свободны

Надежды российских реформаторов на то, что новые поколения россиян будут иметь иное, не тоталитарное, демократическое, свободное сознание пока не подтверждаются ни общественной практикой, ни социологическими опросами.

Так, по результатам социологических опросов студентов Пензенского государственного университета, проводившихся с 2011 по 2014 годы, в котором приняло участие около 1000 человек, от 75 до 100% (в разных группах) считают себя не свободными людьми. И это поколение, рождённое после 1993 года, в новой России. Важно учитывать, что молодые россияне вполне осмысленно считают себя несвободными людьми, и приводят следующие аргументы:

мы экономически зависим от своих родителей:

мы должны учиться;

мы должны выполнять нормы морали и права, чтобы жить в обществе;

мы зависим от тех правил и норм, которые предписывают нам родители.

В итоге, мы не свободны, так как от многого зависим и не можем делать то, что нам хотелось бы.

Это типичные объяснения причин своей не свободы указывают на характерный русский стереотип в понимании «свободы». «Свобода» мыслится как полная (абсолютная) независимость ни от кого и ни от чего.

Идея такой абсолютной независимости, по сути, является фантастической, т.е. идеей-фикс; она является своего рода протестом человека против всякого сдерживания его желаний, его воли. Обычно она созревает в условиях рабства, деспотизма, жёсткого подавления внешней и внутренней свободы человека, когда хочется вырваться из «рабских цепей» и остаться одному. Такой «школой рабства» для меня, например, была служба в Советской Армии. Я помню, с какой радостью уезжал оттуда, почти, как освободился из тюремного заключения.

Итак, идея свободы как абсолютной независимости предполагает противопоставление личного Я человека всем другим волящим субъектам и всем обстоятельствам, которые могут оказать какое-либо принудительное воздействие на волю человека. Вероятно, что такая абсолютная непринуждённость корениться в детском сознании, которое ещё не связано знанием норм, ответственности и чувством вины за их нарушение. Но как только человек вступает в социальное общение и включается в систему взаимодействий, его детский эгоцентризм начинает разрушаться, и либо превращается в прекрасную мечту о безответственной вседозволенности и отсутствии любых обязанностей, которая остаётся желанной мечтой для несвободного бытия человека, либо под влиянием рассудка существенно преобразуется в практическое понятие свободы, основанной на сосуществовании разумных, деятельных существ в одном жизненном пространстве.

Нас будет интересовать именно первая альтернатива, когда человек сознаёт своё несвободное состояние и при этом мечтает о безответственной вседозволенности, о полном самоволии. Её осмысление является важной задачей современной практической философии.

Я утверждаю, что воспроизводство идеи абсолютной свободы в массовом сознании современных россиян (в том числе новых поколений) является следствием сохранения базовой структуры социально-политических и экономических отношений российского социума или Матрицы русского традиционного сознанияСм.: Мясников А. Г., «Русский Царь» в структуре матрицы русского традиционного сознания (опыт философской реконструкции), CREDO new. Теоретический журнал. С-Петербург: 2012. №3..

Русская Матрица и «не свобода»

«Матрицу традиционного сознания» часто отождествляют с «культурным кодом», «культурным ядром», «национальным характером», «национальным менталитетом», которые определяют специфику народного сознания и поведения. Большинство учёных сосредотачивают своё внимание на содержательных аспектах традиционного сознания, на социокультурной специфике народного менталитета, того или иного национального характера, тем самым подчёркивая своеобразие и уникальность каждого этноса и народа.

Для нашего исследования важно то, что характерно для всех традиционных культур, т.е. их общая структура сознания. Эта структура традиционного сознания выражает родо-мифологический тип мышления, сложившийся у разных народов за длительный период их доиндустриального развития и сохраняющий своё влияние в последующие эпохи. Как отмечает отечественный историк культуры С. Гавров, «культура любого этноса содержит черты, общие для всех народов, всего человечества, так называемые „антропологические универсалии“, в которых выражаются общечеловеческие ценности и уникальные, этноспецифические культурные черты»Гавров С. Н., Социокультурная традиция и модернизация российского общества, Москва, 2002. С. 45..

Для мифологического мышления характерно вертикальное структурирование мира, при котором задаётся принципиальная оппозиция «верха» и «низа», «неба» и земли», противоположность «мужского» и «женского» и др. При этом структурирование «вертикали» происходит по трём основным уровням: высший, срединный и низший.

Первый уровень обычно называется «небесным» или религиозно-метафизическим.

Второй уровень можно назвать «властно-распорядительным», он является посредником между небом и людьми.

Третий уровень мы называем «социально-родовым».

Такой взгляд на мир основан на религиозной идее абсолютного господства «Неба» над «землёй» и людьми, и включает в себя посредническую роль земной Власти в отношениях между ними. Эта посредническая роль обычно сакрализуется и связывается с деятельностью земных правителей — фараона, царя, императора, вождя и др.

Таким образом, связующим началом между этими 3 уровнями будет так называемая «властная», «отеческая вертикаль» или вертикаль принуждения, идущая от высшей власти Неба (отца небесного) к конкретному земному правителю (хозяину своей земли) и затем к подвластному народу, отцам рода. Именно она обеспечивает иерархию подчинения в традиционном обществе.

В начале своих исследований я считал, что эта властная вертикаль является единственным и главным стержнем традиционного мировоззрения. Но в ходе дальнейшего изучения традиционного сознания, пришёл к выводу, что есть ещё одна связующая вертикаль, которая выполняет амортизирующую и предохраняющую функцию. Я назвал её «материнской вертикалью» или вертикалью любви. Она защищает властную вертикаль от опасных потрясений в виде неверия в богов, в святость правителя или неуважения к отечеству, а также она предохраняет всю систему традиционных отношений от любых произвольных изменений. Не случайно, что именно женщины являются строгими хранителями народных обычаев и ритуалов, и воспроизводят их через воспитание новых поколений.

1. «материнская» 2. «отеческая»

Устойчивость Матрицы традиционного сознания во многом обеспечивается за счёт взаимодополнительности этих двух вертикалей любви и принуждения и их разнонаправленности. «Материнская вертикаль» направлена снизу-вверх: это возвышающее и спасающее чувство начинается от любви родной матери и завершается в заботе божьей матери. «Отеческая» (властная) вертикаль как вертикаль принуждения направлена сверху-вниз и должна оправдать необходимость подчинения членов общества, сложившейся системе Власти.

Так, например, в русском традиционном сознании она проявляется в трёх основных образах:

На высшем уровне — Богоматерь;

На срединном — Мать-земля (Родина — Мать)

На родовом — родная мать

Так мы начали выстраивать русскую Матрицу традиционного сознания, достроим Матрицу. Для этого введём основные понятия властной или отеческой вертикали:

— Бог-Отец,

— Царь-батюшка

— родной Отец.

См. общая схема русской Матрицы традиционного сознания

Богородица Бог — «Царь всех Царей» — 1 уровень

Мать-земля Русский Царь — наместник Бога на земле

(Родина) (Отечество) — 2 уровень

Родная мать ____ Родной отец-кормилец — 3 уровень

Благодаря этой тройной связанности «материнской» и «отеческой» вертикалей создаётся устойчивость и структурная упорядоченность всей социальной системы. Тем самым задаётся общая структура традиционного космоса.

В этой ментальной структуре традиционного космоса нет никакой личной свободы, понимаемой как равноправие или право на индивидуальную самореализацию. В этой структуре доминирует способность властного, волевого самоутверждения неких высших лиц от имени высших, общих интересов и соответствующее рабское подчинение всех остальных. При этом «несвободное», а точнее рабское состояние большинства получает религиозно-метафизическое оправдание в русском официальном Православии с помощью стереотипа «мы все рабы божьи». Приверженность к этому религиозно-метафизическому стереотипу нейтрализует любые рациональные доводы против возможности абсолютной свободы как вседозволенности или всемогущества, и еще больше укрепляет сознание своей несвободы.

Такая структура общественных отношений сохраняется до тех пор, пока она выгодна большинству, которое будет заинтересовано в своём несвободном состоянии; при этом сохраняется личная заинтересованность конкретного индивида в сознании своей несвободы благодаря тому, что снижает (ослабляет) личную ответственность за свои решения и поступкиМясников, А. Г., Современные трансформации традиционного сознания в России: распад или обновление?, Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки, Пенза, 2013, №3. С. 44—56.. Так, если я действую несвободно, то и не должен отвечать за все последствия своих деяний. Этот прагматический резон может быть очень весомым в суровых природно-климатических условиях и социальных условиях ограниченной внешней свободы большинства людейСм.: Кирдина С.Г, Александров А. Ю., Типы ментальности и институциональные матрицы: мультидисциплинарный подход, СОЦИС, №8, Москва, 2012.

При этом русская мечта о вседозволенности остаётся для многих наших сограждан именно сокровенной мечтой, которая сдерживается рассудком, страшащимся социальных наказаний за проявленную вседозволенность; но как только рассудок сознаёт отсутствие «пригляда за собой» и возможную безнаказанность, то не упустит шанс реализовать запретные желания, т.е. пожить по-своему, хоть немного, но в «полный кайф».

Итак, теперь я могу дать исходное определение: «несвобода» — это совокупность зависимостей, которые связывают человеческий произвол, и подчиняют поведение человека нужде или чужим требованиям.

Несвобода будет проявлять себя по-разному на трёх уровнях Матрицы, подчиняя человеческое умонастроение традиционным установкам и стереотипам.

На 1 уровне Матрицы (религиозно-метафизическом) несвобода проявляет себя как сознание зависимости человеческой жизни от высших (небесных, сверхъестественных) сил. Сознание этой зависимости предполагает зависимость разума от веры. Разум оказывается «в плену у веры», при этом границы между ними оказываются ещё не установленными.

На 2 уровне Матрицы (властного принуждения) несвобода выступает в виде бесправия, принудительного подавления самоволия, самовластия, личной гражданской независимости, т.е. в том числе она предстаёт в качестве неволи.

На 3 уровне (социально-родовом) несвобода выражается в материальной нужде, которая заставляет человека всеми возможными средствами бороться за своё выживание и продолжение своего рода.

Процесс освобождения человека (человечества) можно представить как постепенное продвижение от низшего (3 уровня борьбы за физическое выживание) к среднему уровню (равноправия, гражданской независимости) и затем к высшему уровню моральной автономии, основанной на самозаконодательстве человеческого разума. Это естественный путь развития личности и общества «снизу-вверх»: от животной удовлетворённости к разумному самоопределению жизни.

В ходе этого освобождения сначала достигается материально — экономическая самодостаточность, и связанный с ней материальный достаток, позволяющий думать не только о физическом выживании, но и иметь другие интересы, в том числе и социально-политические.

Эти иные интересы («хотения») для своей реализации требуют правовых возможностей, т.е. предполагают систему взаимных обязательств и ограничений — то самое гражданское законодательство, которое будет гарантировать каждому гражданину реализацию его частных интересов.

Дальнейший ход освобождения личности обычно вполне закономерно приводит к принятию собственной системы ценностей, основанной на моральной автономии человека. Итогом такого развития личности и общества становится достижение позитивной свободы.

При переходе от политико-правовой несвободы к свободному состоянию неизбежно происходит борьба за власть, за господство, за право жить по-своему. Но для победы в этой борьбе необходимо освободиться от традиционных религиозно-метафизических установок, которые составляют идейно-смысловой каркас традиционного несвободного состояния человека.

К ним относятся следующие:

1) религиозный фатализм, в основе которого лежит идея божественной предопределённости жизни;

2) метафизический догматизм, основанный на идее неизменности всего мирового порядка;

3) религиозно-метафизический фанатизм и идея мессианства

Освободиться от этих установок, возможно прежде всего с помощью светского образования и научного, гуманистического мировоззрения. Преодолеть несвободное состояние на религиозно-метафизическом уровне не просто, так как это уровень «веры», т.е. личных и коллективных убеждений, которые формируются у человека с раннего детства.

Дадим краткий анализ указанного идейно-смыслового каркаса традиционной веры.

Вера в предопределённость жизни позволяет человеку традиционного общества снять с себя ответственность за личный выбор, или предлагает вовсе не выбирать самому, а положиться на некую высшую авторитетную волю (ей передать право выбора) или положиться «на авось». Отказываясь от выбора, человек снимает с себя ответственность за последствия своих поступков, считая их «судьбой» и смиряясь с ними.

Идея предопределённости жизни имеет особое психотерапевтическое значение в трагические периоды жизни, в условиях высокой степени неопределённости и рискованности жизни, например, на войне или в зоне чрезвычайного бедствия. Там обычно говорят: «чему быть, того не миновать», «один раз умирать», «на всё воля свыше» и т.п., тем самым человек смиряется со своим зависимым, несвободным положением и терпеливо ожидает своей участи.

В мирных, безопасных условиях жизни эта идея перестаёт играть такую психотерапевтическую функцию, а потому естественным образом ослабевает в массовом сознании, и уступает первенство идее свободы воли и свободы выбора. Поэтому в современных мирных и безопасных условиях сосуществования большинства людей эта идея нуждается в искусственном «подогревании» с помощью создания чрезвычайных условий, мобилизационных режимов или с помощью развязывания военных действий.

Некоторые традиционные субъекты прямо заинтересованы в такого рода «подогревах» общественных настроений.

Метафизический (мировоззренческий) догматизм тесно связан с идеей предопределённости, и обычно выражается в признании абсолютной заданности мира и неизменности его порядка. Из этого следует, что общественная жизнь должна подчиняться неизменным нормам и правилам (т.е. некоему «предустановленному порядку») по аналогии с законами природы. Типичным догматическим принципом будет высказывание: «так было, так есть и так будет».

Метафизический фанатизм и идея мессианства являются мировоззренческими дополнениями основных традиционных постулатов. Догматизм в мышлении чаще всего ведёт к фанатизму в поведении, так как человек убеждённый в абсолютной правильности своих идей и принципов будет фанатически следовать им в своём поведении, не подвергая свои убеждения критической рефлексии, проверке через сопоставление с убеждениями других людей.

В условиях закрытого традиционного социума такие проверки, сравнения были почти невозможными, поэтому коллективные убеждения долгое время не изменялись. Но с переходом к открытому миру, к интеграции и всеобщей коммуникации такие коллективные убеждения требуют перепроверки, обстоятельной ревизии и переоценки.

Крайней формой фанатического умонастроения является вера в собственное мессианство или высшее предназначение своего народа, сообщества. Это умонастроение может быть очень опасным для нестабильного, переходного общества, и самое интересное, что оно актуализируется именно в периоды такой нестабильности, социальной турбулентности, и может захватывать маргинальные слои общества. Его типичными выражениями являются следующие: «наш народ — богоносец», «наш народ — освободитель человечества», «мы — носители единственно правильной веры и морали», «наша правда — самая правдивая» и т. п.

Идея мессианства опасна тем, что опираясь на непроверяемые, подчас фантастические идеи, она приобретает социально-практическую направленность и начинает быть важным ориентиром для практической деятельности людей. Например, национал-социалистическое или большевистское мессианство, мессианство исламских или христианских фундаменталистов.

Научно-философское разоблачение мессианства наталкивается на ряд существенных препятствий, и прежде всего, на личную фанатическую убеждённость носителей этой идейной программы, которая будет защищена правом на свободу мысли и вероисповедания, и подкреплена внутренней готовностью этих носителей отдать свои жизни ради своей миссии.

Вместе с тем только всеобщее право может защитить остальных членов общества от распространения тех мессианских идейных программ, которые нарушают гражданские права, свободы и ущемляют интересы других лиц. В демократических обществах мессианство становится обычной причудой для людей с девиантным поведением, а потому не имеет большого общественного резонанса и влияния. В авторитарных и деспотических обществах мессианство часто используется самими властями для поддержания в массовом сознании иррациональных настроений, для отвлечения от реальных проблем экономики и политики.