Бесплатный фрагмент - Тур на родину слона

***

Цветы, упавшие на снег,

как брызги света,

как то, чего в помине нет,

как боли нету,

как нет тебя и нет меня,

но есть изнанка,

не мысли и не бытия,

а постоянной Планка.

Ах, постоянство — то да сё,

сплошное эхо,

но русский лес стоит еще

в краю лемеха,

еще грамматика жива

в гортани духа,

хоть неподъемна и стара

природа слуха.

Январь, 2018

***

Обмороженные груши

во саду ли слободы,

где соседи греют уши,

и злорадствуют клопы.

Переехать ли под старость

в Сызрань или Воркуту,

чтобы этот весь артхаус

полюбился Худруку.

Собирая по сусекам

на буханку колбасы,

быть сторонником Генсека

теплотрассы из Москвы.

На волнах вайфая слушать,

глядя в темное окно:

обмороженные груши,

а другого не дано.

2017

***

В чашку цедится заварка,

кап-кап-кап да кап-кап-кап.

Хоть поэт и не кухарка,

но по-своему арап.

Книжный червь с плохой осанкой,

на полставки музыкант,

пропивающий с гражданкой

музой мизерный талант.

А нет денег — чифиречек

цедит, чтобы не уснуть,

начирикать пару строчек,

привирая что-нибудь.

2018

***

Малые люди на круглой планете

мы созревали затем,

чтобы до старости плакали дети

в черствых сердцах ЭВМ,

в нас загрустивших без повода, просто,

правда печальна, ясна,

словно свободная ты в девяностых,

рухнувшая страна.

Прелым листом под подошвой ботинка,

чем-то прошедшим уже,

смотрит природа прохладой суглинка —

дым сигаретный в душе.

Но хороша и спокойна окраина,

где побывать не пришлось.

Непонимание лучшее знание,

мудрость, всенощная злость.

Люди, как птицы, стоят у дороги,

шины шуршат, и грядут

новые пустопорожние боги.

Жалко, что нас не спасут,

не заберут, как автобус бесплатный

этих как птицы людей

в многоквартирные чьи-то пенаты

чьих-то приличных семей,

чтобы в чужих фоторамках сияли

грустные наши глаза,

чтобы гордились собой россияне

и не теряли лица.

2018

***

Расскажу по секрету о главном:

ничего не бывает потом.

Смысл жизни в падении плавном

с отвалившимся нафиг крылом.

Вот вам символ природной гидравлики —

орошение, замкнутый круг.

Загогочут по небу журавлики.

Тащит бабку на улицу внук.

Возвращаются птицы с гостинцами.

И чем ближе весна, тем честней

горожане становятся лицами

с монобровью заместо бровей.

С диким саженцем, звонким ведерочком,

в приусадебном весь мандраже

я в зеленой рубахе, как ёлочка,

отправляюсь с вокзала уже.

Все мне радостно, все улыбается.

Скоро встанет над грядками Рак,

потому что стоять нам так нравится.

А иначе не можем никак.

2018

***

Господи, спаси от войны,

господи, спаси от дурдома,

от глухоты, немоты, слепоты,

от полицейского шмона.

Господи, умерший, втоптанный бог,

очень смешной и наивный,

боже, от этих российских дорог,

перевернувших равнину,

ровное поле, казармы, кресты,

сгнившее брюхо бараков,

шорох дремучей твоей бересты,

косноязычие зеков,

универмаг и сырую насквозь,

вспухшую тушу деревни,

где тыщу лет обнимаются вскользь,

воют разбитые петли,

где недород, перегиб, пересчет,

и депутатское племя,

господи боже мой, все-таки врет,

врет, погляди, не краснея.

От безработицы, пьянства, взаймы

чьей-то несобственной жизни,

от беззаконной твоей красоты,

от Колымы как Отчизны.

Эти слова мне прости, не бери

в счет, когда время настанет,

лишь бы горели в ночи фонари

в дружественном Казахстане.

2018

***

Шумят березы под окном

традиционно шумно.

Сходить в ларек, купить попкорн,

жить по уму, разумно.

Употребляешь корнишон

иль кукурузу с сыром,

а все равно ума лишен,

и неприятен рылом.

В жилкомплексе «Рай для души»

жуй, не тужи напрасно,

дары культуры хороши,

и даже безопасны,

если не рыпаться, не бздеть,

не просыпаться ночью

живым, как сказано, на треть,

на половину точно,

и не смотреть в ночное дно

двора с пустой качелью,

как будто ждет тебя там кто

под ледяной капелью.

2018

***

Ф. Терентьеву

Я мну руками талый снег,

как недоумок.

Мой век не зверь — картинка-век,

плохой рисунок.

Дрожит рука, и почерк врет,

и доктор Хаос

напалм берет, его черед,

ты доигралась,

Эвтерпа, девочка-муляж,

дитя разлуки.

Терентьев крошит карандаш

и умывает руки.

Он сядет в душное метро,

помянет всуе,

как гений в траурном пальто,

его рифмуя

сквозь зубы, сквозь сплошной амбре

в душе и теле,

с душой и тенью на петле,

на самом деле.

И дольше века длится бред,

и гениален

этот бухой анахорет,

не Вуди Аллен.

2017

***

Когда бы не был я собой,

не загремел по полной,

дурной, бесстыжий, молодой,

в спектакль немногословный

с битьем зеркал, сердец и лиц

в кустах июльской ночи,

из-за каких-то там девиц,

двух пигалиц, короче.

Но, слава богу, пронесло,

теперь гуляю в парке,

и практикую ремесло

досадное Петрарки.

Всем надобен уют, фураж,

подход с хорошим жимом,

но здесь откланяется ваш

борец с физкульт режимом.

2017

***

Задолго до азбуки Морзе писал,

страдая подагрой, нефтяник:

высочество ваше, отец-генерал,

используйте кнут или пряник.

Задействуйте милость и жалость свою,

и стадо заблеет прилежно,

зайдется народным «ай лав ю», «ай лю,

ай лю ли», душевно и нежно.

Диктатор, не будь отдален от людей,

ходи на работу как надо,

используя транспорт державы своей,

идущий вдоль Летнего Сада,

вдоль Спаса, где ждет тебя юный бомбист,

курсист, шариата подвижник,

а рядом в казенном жакете гэбист,

в недавнем пловец или лыжник.

Едва мы успеем открыть свои рты,

но каменной крошкой забило.

Трясутся поджилки, как нить тетивы.

Спасибо, скажи, не прибило.

Герои-строители, типа того,

что плотники-назаретяне,

уроды распяли, предали его,

а звались когда-то друзьями.

…Закончим пилить и отложим брусок,

и дачный остынет поселок,

и где-то вдали угасает гудок

и смех отдыхающих тёлок.

Шашлык и вино и на грядках щавель,

не щавель, а звук любистока,

и в небе заката легка акварель,

как глупая мудрость востока.

И радио скажет: был ранен тиран,

но жив, слава Богу, Аллаху.

И войско введут в ряд положенных стран.

Нагонят там шороху-страху.

2017

***

Пахнет палевным пшеном,

самопалом,

чечевицей и вином-

краснодаром.

Генеральскою кирзой

и гвардейской,

крокодиловой слезой

казначейской.

Скоро, скоро заберут

нас, забреют

в мандельштамовский маршрут

по сабвею,

по горячим, словно лёд,

переправам.

На дорожку нам споет

Розенбаум.

От Останкино пряма

путь-дорога,

тур на родину слона,

бандерлога.

Тур на родину блохи

магаданской,

где кантуются лохи

по-пацански.

Ставит музычку старшо́й

на айфоне,

пахнет кислой анашой

на перроне.

Я люблю тебя, прогресс,

между прочим,

ведь экраны, вот те крест,

мироточат.

2018

***

К. К.

В Комарово теперь благодать.

На Васильевском шумно и людно.

Скоро осень, и пена опять

слижет кромку с прибрежного блюда,

и намокший, озябший песок,

прилипает к подошве, ботинок

проглотив, словно громкий плевок

бескультурщина, отрок глубинок.

Много их, голубых городов,

вросших в землю по самое темя.

В Комарово уж нет комаров,

и закончилось время.

Чайки роют обвисшую грудь

ледяного Балтийского моря.

В Комарово езжай отдохнуть

от похмелья и горя,

от счастливой и пьяной любви,

оказавшейся просто застольем,

на котором свои — не свои.

Это море, у моря спроси,

каково это быть целым морем.

2017

***

Реют триколоры.

Триедина суть.

Практикуют воры

византийский путь.

Данные Госплана:

атом расщепим!

В кабаре «Осанна»

пляшет Третий Рим.

Паханы в столице,

урки на краю

стерегут милицию

в ледяном раю.

Впрочем, электрички,

паровозы, снег,

машинист по кличке

Первочеловек

песню запевает,

как ямщик-отец,

радость подступает

к горлу, наконец.

Клеветник, мормона,

пламенный гип-гип!

Телевизионным,

аки хлопец сыт

квасом да с окрошкой,

глянцевым амбре

утомлен немножко

гражданин тире

виноградарь истин,

мученик-палач,

в деле бескорыстен,

а в душе трюкач,

упоенный слогом,

перевертнем слов —

нагло бог оболган,

и́дет рыболов!

Место занимайте,

господа, в жюри,

русский гастарбайтер,

репер из Перми,

плечи расправляет,

подымает, днесь

(смехи утихают,

утекает спесь)

оглашает слово,

вещее словцо:

Поколенье молла!

Мол, заподлицо

с нашим человеком

богочеловек,

обожженный веком

зверя, уберег

вифлеемской манны.

Экспортируй дух,

а не газ в капстраны

падаванам мух.

2018

***

Почернеет моя голова от ума,

как сухая трава после взрыва,

после песен плохих о любви до утра

и любовного, в общем, порыва.

Это судно качает, штормит, капитан.

Капитан, улыбнитесь варягу.

Пляшут бляди с филфака отвязный канкан.

Я сегодня с одной из них лягу.

Ну, валяй укреплять в генофонде строку

и силлабику русского плача,

а потом отвернись и, уснув на боку,

ощути, как волнуется чача.

Будет долгая бить мимо цели волна.

Станет фраза точна и сердита.

Устоит, поглупев от похмелья, страна,

стой и ты у ворот общепита

и стреляй на поправку стране, голове,

генофонду, сгорая на солнце.

Пусть орут соловьи, как на смертном одре,

лишь бы чача осталось на донце.

2017

***

Примитивно, но со вкусом,

надрывается экран,

можно быть вполне тунгусом

и не видеть этот срам,

можно просто быть оленем

или прелым камышом,

не имея представленья,

что сознания лишен,

что не хуже ты экрана,

даже лучше и мудрей,

аватарка ты атмана,

всенародный муравей.

2018

***

Такси, такси, вези, вези,

неси меня за кольцевую,

по колее, по небеси,

по облакам и по грязи,

пока я мысленно рифмую

Россию с небом или без,

по бездорожию петляя,

вези меня в смоленский лес,

во омут пекла первомая,

там на обочине страны,

вернее, в центре или с краю,

стоят безмолвные дубы,

как пушкинисты полагают.

Присяду возле, надломив

краюшку хлеба ради жеста,

забавы ради повторив

свое излюбленное место:

«На две понюшки порошка,

на две затяжки опиата

— по-гимнасически дрожа —

хватало бледного солдата

в период нэпа за окном,

когда стояли на Ордынке

чекисты с взорванным крестом,

еще крестяся по старинке».

Пройдут года, исчезнет нэп,

но не отступит удивленье,

что пушкинистам нужен хлеб,

а не твое стихотворенье,

и что дрожат уж тыщу лет,

как листья, будто гимназисты,

полки, идущие на смерть,

и в кабинетах кэгэбисты,

когда штормит не с похмела,

а от удушия качает,

и отлетают стремена,

и лес смоленский наступает.

2018

***

Жить привыкнешь — уж смерть подступает,

похотливая дама в пальто.

Мальчик пальчик все глубже пихает

в носопырку, еще и еще.

Сколько пальчик не суй, не достанешь

до основ, до истока души.

Только палец по локоть изранишь.

Чем ты будешь крутить кукиши?

Лучше выпей заморского рома,

и стихов не пиши никогда.

Эта песенка слишком знакома,

как улыбка во сне чудака.

Смолкнет все. И безумием сыта,

и похмельем окстится душа.

А без опыта будет корыто

или шорох внутри шалаша,

и признание в муках сердечных

егозе восемнадцати лет,

и билет, что ты брал до конечной,

получив неприличный ответ.

2017

Река-I

Не нарушай мой тихий голос,

мой талисман и оберег,

и не смотри на то, что холост

и неухожен человек,

фигурка мнимая на фоне

лесной опушки в час, когда

ложится в талые ладони

полей апрельская река.

Не расплескай реки в тумане

необъяснимою весной,

когда сигналит поезд дальний,

вагон качая голубой

из песни спетой и забытой,

как будто песня — это плеск

реки под выпуклой орбитой

кольцом сомкнувшихся небес.

2018

***

Услышь меня, неуч-потомок,

компьютерный кавалерист,

да будет звучать из колонок

мой голос прозрачен и чист.

У Господа феня ядрена,

у ангелов тоже лиха.