Триумф поражения

Князь Игорь, сын Святослава, внук Олега

Сказание о князе Игоре Святославиче, брате его Великом князе Святославе Киевском, сыне Владимире, половецком хане Кончаке, последнем Змее Горыныче, и о бесе, без которого не обходилось ни одно событие в средневековом славянском мире. Как таинственны и прекрасны наши древние предания.

Один ты свет светлый. Игорь.

Как телу без головы, так земля русская без ИГОРЯ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1 НАЧАЛО НАЧАЛ

Вода искрилась, переливалась на солнце. Ей не было конца и края. Где-то вдали одинокий парус белел на волне. Кто мог решиться отправиться по морю в такой час?

Наплывал закат, и одинокому путнику пора было возвращаться к берегу, но он не собирался этого делать. Все настойчивее он удалялся в пустоту и неизвестность. Видно, он не боялся тьмы. А боится ли вообще чего-то этот странный путешественник? Он стоял неподвижно, взирая в небо, вспоминал о чем-то дальнем и с радостью ждал, пока загорится первая звезда. А если во тьме грянет буря? Думал ли он о таком исходе?

А может быть, он сам повелевает бурями, и ему решать, когда ей быть? Странный, самонадеянный тип. И бури пока и не самом деле нет на его пути. Он плывет туда, куда ему хочется. На небе в тот миг вспыхнула первая звезда. И ему захотелось подняться туда, оторвавшись, наконец, от земли. Но почему? Там так пусто и скучно. Что произошло в мире людей, если он поклялся туда больше никогда не возвращаться?

С первого дня творения и до последнего его дня должно быть сладок, будет запретный плод, изгнанные из рая всегда будут стремиться назад.

Он упрекнул себя за то, что расслабился и возмечтал о небесах, ведь у него столько дел здесь, на земле. Но хотя бы иногда может он сознаться в собственных слабостях. Как давно не качался он на волнах — целую вечность. Просто времени не оставалась для этого. Но зачем это делать, если есть тысячи более быстрых способов передвижения, и все они ему прекрасно известны.

Но иногда он становился если не романтиком, то странным каким-то типом, и в такие мгновения, как морской разбойник, поднимал над водой паруса. Хотя воду он терпеть не мог, это была чужая, чаще всего запретная область. Но иногда хочется ощутить это странное покачивание под ногами, когда твердая почва уходит из-под ног и доказать самому себе, что ты еще вполне можешь ходить под парусом в бескрайнем просторе. Странно то, что за все время плавания ни одна ладья не встретилась на его пути. Он в бескрайнем небе был один-одинешенек. И показалось даже, что люди, доставлявшие ему так много хлопот во все времена, совсем исчезли. А если такое случиться, что будет делать он в своей вечности? Как станет развлекаться? Он уже привык к тому, что они всегда были рядом, проникся их бедами и заботами.

Конечно, людишки дрянь, они чаще глупы, чем умны, обычно никчемны, не составляет труда их провести, даже самых умных, смелых и сильных. Но если они исчезнут, то мухи начнут дохнуть от скуки на земле. И верно, что Старик создавал и их, как и каждую букашку, не зря, а с определенной какой-то целью. Многие из них подлыми, противными и просто ядовитыми оказались, но случилось это оттого, что Творец часто не ведает, что творит, и понятия не имеет о том, чего ему получить хочется. А потом, когда все обнаруживается, он и сам не ведает, как ему с ними справиться. Да разве ты можешь знать, как управиться со всем в таком огромном хозяйстве? Вот и случаются порой промашки. Может и о нем думает он, что оказался Мефи не слишком удачной поделкой. И то правда, что он и не слишком красив. Рога и хвост повырастали сами собой, почернел да шерстью оброс как-то неожиданно, внешность стала не особенно привлекательной. Но почернеешь тут, когда одну черную работу делать приходится. И куда привлекательность твоя денется, когда с одними негодяями и мерзавцами чаще всего дело и имеешь. Как бы хорош сам ты не был в момент творения, но с кем поведешься, от того и наберешься. Но он не особенно отчаивался после таких горестных размышлений. Самое главное — преподнести себя, занять свое место в этом мире и никому никогда не уступать его больше. Он так и делал. А со временем и старик на небесах, и Дьявол в преисподней без него и шагу ступить не могут. Только на несколько дней из вида пропадет, когда затишье в мире наступает, и сразу вспоминают о нем, всматриваются и вслушиваются. Вот и приходится браться за дело и крутиться, копыта сбивать. Но он к этому привык давным-давно и не жалуется. Да и жаловаться особенно некому, если подумать хорошенько. Славу да богатства пусть умные да красивые получают, те, чья жизнь только одно мгновение, а ему нужен только триумф победы. Торжествуй, нечистый, оттого, что ты оказался сильнее, смелее, умнее всех умников. Они просто чертыхаются, и ничего другого в этой жизни им не останется.

Сколько всего случилось с тех пор, когда он вместе с Рюриком перебрался на пустынные, полуразрушенные славянские земли. Как здесь все преобразилось с того времени, сколько войн, пожаров и моров было — дня не хватит, чтобы все это рассказать. Он должен бы признать, что задержался здесь дольше, чем сначала полагал. Думал, что это будет только парочка веков, а вот уже какое столетие безвылазно остается бес на землях этих. Но и ему понятно, что давно пора сменить обстановочку. Вот Андрей, да Игорь еще век свой разменяют, и он на покой отправится без всякого сожаления. Потому что выродились давно все князья русские, и никого стоящего в мире этом не осталось. Сколько не ищи. Днем с огнем не найдешь.

№№№№

Мефи оборвал свои размышления. Ладья под ногами его стала покачиваться сильнее, и он заволновался. Если неожиданно чужая буря нагрянет, он ненароком может и в царстве Нептуна оказаться. А он давненько у капризного повелителя всех морей не бывал, да не особенно этого и хотелось. Мочить шкуру, прогуливаться в кромешной тьме по дну морскому в бескрайности его, а старик где-то в укромном уголке в это время дрыхнет себе и в ус не дует. И будто в насмешку над помыслами его, сам Нептун появился над водами и перед ним предстал во всей своей величественной красе.

— По водам моим прошвырнуться решил? — услышал он грозный глас повелителя.- А я думал, кто это храбрый такой по водам по ночам шастает?

— Да кому кроме меня ты нужен? А я решил один твой остров навестить, да со старым своим знакомым потолковать немного. Скучно, наверное, Олегу там одному, — тяжело вздохнул бес, словно ему и на самом деле было жаль опального князя. Но, скорее всего, это были его шуточки да кривляния перед Нептуном.

— Ну что же, хочешь, так и отправляйся туда, — благодушно позволил тот, только на рыбака моего не наткнись, снова он сети в море закинул да бродит где-то поблизости. Приснилось ему нынче, что обязательно отыщет он пропажу — душу свою, вот никак и не может угомониться.

— А я смотрю, — усмехнулся бес, — что ни одной ладьи поблизости нет нигде, наверное, все уже переловил он, но меня ему вряд ли в сети его заполучить, ничего не выйдет.

— И все-таки будь осторожен, а если попадешься — на себя пеняй и не вопи о помощи, — посоветовал Нептун, — хотя он у меня и смирный бывает, но кто его знает, что предпринять он может.

Бес усмехнулся. Глупый Старик уверен, что какое-то чудовище с ним сладить может. Если вырос огромный, как гора, то это вовсе не значит, что с ним так просто справится. Далеко не всегда огромный может победить того, кто меньше будет. Он хотел рассказать Нептуну историю про Святогора — богатыря, но в последний момент передумал — история эта длинная, а ему не хотелось слишком много времени на нее тратить. А может, она уже известна тому была, вести быстро по миру разлетаются.

Бес попрощался и обещал наведаться на обратном пути к нему, если настроение его не переменится. Он отправился дальше, а Старик нырнул в свои глубины и исчез, словно его и не было вовсе.

ГЛАВА 2 БЕСКРАЙНОСТЬ

Бес задрал голову вверх и снова на небеса взглянул. Черные провалы небесной бездны были усеяны звездами. И намеренно, и несчитано их было здесь. Странные, прекрасные, загадочные звезды освещали ему путь во мраке и отражались на поверхности воды. Интересно, а на дне морском их тоже видно? — почему — то подумал он. Надо было у Нептуна об этом спросить или у русалок узнать. Но он тут же забыл об этом, залюбовавшись одной незнакомой звездой.

Никогда прежде не видел он ее на небосклоне. В ту памятную ночь она появилась впервые.

— Интересно, — подумал бес, значит, кто-то значительный нашу землю покинул, если ангелы — бездельники небесные, решили новую звезду зажечь. А ведь это он когда-то хотел звезды зажигать на небесах, порхать во мраке с факелом в руках и темень эту огоньками яркими расцвечивать, может и небольшой пожарчик устроить в определенном месте. Он знал. Даже в руках держал этот особенный факел, испускающий звездный огонь. Хранился он в покоях архангелов. Но все изменилось после всех мятежей и заварушек. Понял он, что никогда ему больше не пробраться туда, и оставалось только издалека следить за всем происходящим. Но тогда он и представить не мог себе, что со временем совсем к другому огню ему приобщиться придется. И будет он его с особенной энергией разжигать, но не в бездне небесной, как сначала предполагалось, а в подземном мире, и чаще всего на земле самой. И все, кого огонь его коснется, будут злы и никчемны, поспешно исчезнут вовсе с лица земли и останется от них только горстка праха. В этом был свой резон. Если бы он не творил этого, сколько бы людей на земле за эти столетия развелось и куда бы их пришлось девать. Да к этому моменту и копыта его уже поставить было бы некуда. Иногда огонь этот и еще живых сжигал дотла, это, конечно, было не совсем правильно и только муки их увеличивало, но он не особенно печалился и по этому поводу, считая, что в любом большом деле бывают всякие неполадки. И потом, если все выяснялось, то оказывалось, что чаще всего они сами и были повинны во всем, что с ними приключилось.

Огонь, которым он управлял, появлялся и исчезал неожиданно. А тот, небесный, оставался надолго, им любовались те, кто еще обитал на земле. Постепенно огоньки эти нетленные стали называться звездами, и много всяких и забавных и грустных историй было придумано.

И только ангелы, да он знали о то, что они тоже погибают, растворяются, исчезают. Но еще долгое время огонь их доходит до земли, и кажется, что все еще они горят и светят. Вот так бывает и с людьми некоторыми, они вроде бы уже и исчезли бесследно, а все еще остается свет от них и заключен он в былинах, да песнях разных, которые распевают живые.

Впрочем, вечность, вечностью, память памятью, но из них кафтана себе не сошьешь, и он порой на них взор свой обращал, но чаще всего думал все-таки о сиюминутном, и том, что в данный момент в мире этом происходило. И некуда было от этого деться.

Потому его огонь был ближе и реальнее. Если что, любой желающий до него дотянуться мог, в то время как к звездам никто из них не поднимется. И не теряли они страха, пока он орудовал здесь своими подручными средствами. Власти на земле перепало ему значительно больше, чем он в начале, разобиженный, полагать мог, когда, после бунта их к земле камнем летел, и понимал, что с небесами распрощаться придется раз и навсегда.

Власть земная не особенно прельщала его, но гибким своим умом он хорошо понимал, что без нее никак не обойтись, если честолюбиво хоть о чем-то помышляешь. И планчик на ближайшее тысячелетие он вполне мог для себя составить. Он так много всего пережил в это время, так много случалось успехов и провалов, взлетов и падений, что ко всему можно было давно привыкнуть. А власти своей он никогда не лишался, и кто бы из духов не старался как-то его заменить, ничего у них не выходило, и получиться не смогло бы. Он мог себе позволить проиграть иногда, чтобы очень быстро, и с азартом снова отыграться.

№№№№№

Ночь закончилась. Тихо, почти неслышно наступил рассвет. Рассвета он не любил с давних пор, это было не его время- пора отправляться на покой, после трудов тяжких. И на свету с самого начала опасностей было значительно больше. Так им всем пришлось расплачиваться за то, что они получили в награду из других миров. И бес не то чтобы особенно переживал, просто как-то успокаивался, до полночи, до кромешной тьмы.

Но на этот раз он вспомнил об острове, к нему он устремился, о встрече, о которой в пылу размышлений успел позабыть. И он, забыв о привычках, устремился туда. Он давно заметил, что среди людишек мелких и низких, недалеко ушедших от зверья лесного, если хорошо поискать, всегда находились особенные создания. Они оставались в реальности и после ухода, были совершенно особенными, и таких он старался отыскать и явить белому свет. Фигуры эти он всегда отыскивал и выделял из безликой толпы и старался помогать им проявиться со всех сторон, это ему казалось и важно, и интересно. Вот к одному из таких молодцев — князей, к Олегу и отправлялся на этот раз Мефи. А он, заброшенный судьбой на этот остров, томился тут теперь в полном и беспросветном одиночестве, вдалеке от земель своих и близких людей. Хотя вовсе не был отшельником — волхвом, этот князь, проводившем век свой в молитвах. Он был по праву рождения князем русичей, и бес мог свидетельствовать, что далеко не худшим из них. Но история его жизни — это отдельное повествование. А пока бес, единственный из всех, вспомнил о нем, бросив все остальные заботы, решил навестить князя-изгнанника по собственной прихоти и капризу, но и с иными потаенными помыслами. Прихоти его всегда были с чем-то важным связанны.

№№№№№№№

В тот миг русалка появилась на глади морской и без всякого стеснения и страха стала разглядывать его. Мефи усмехнулся. Ему значительно больше нравились живые девицы, чем эти полурыбины, когда-то упорхнувшие от реальности и растворившиеся в мире грез и видений водных. Он никак не мог понять, что заставляет их так просто распрощаться и с такой короткой человеческой жизнью, и какая на то может быть важная причина. А уж если замешаны в этом грубые и безмозглые мужики, то это просто смешно.

Но он многого не понимал, из того, что между людьми творилось. Но эти дурочки не подозревали о том, что рыдать и топиться еще скорее пришлось бы, если они женились бы на них. Но счастливые их соперницы до конца терпели бесчинства, а эти обитали теперь во владениях водяного, безмолвно взирали на путников, и до покинутого мира большинству из них не было никакого дела, и лишь немногие еще продолжали им интересоваться.

— Куда плывешь, красавец, — лениво спросила девица, самодовольно раскачиваясь на волнах.

Бес оглядел себя, решив, что она видит рядом с ним еще какого — то молодца доброго, но он был в полном одиночестве. Его волосатая кожа, копыта и хвост, может быть, и казались необычными, для красавца, но вряд ли его могли украсить особенно. Шутила она, надо отдать ей должное, изысканно, даже он подумал о том, что не так уж и плох. Но надолго утопленница не могла сбить его с пути истинного. И он поведал ей о том, куда свой путь держит. Она выслушала его молча, а потом усмехнулась, проявляя странную осведомленность.

— Вчера я к твоему красавцу-князю подплывала да немного поболтала с ним, он так хорошо сложен, так плавать научился за это время, что любо-дорого на него посмотреть. Только он все это время, бедняга в полном одиночестве проводит, от скуки и не такому научишься.

Всем своим видом она показала, что знает, что такое полное одиночество.

— Может, ты заберешь его с собой? — вдруг спросила, кокетливо виляя хвостом, русалка

Значит, она не просто так появилась, чтобы его встретить, а за Олега решила слово замолвить, — подумал он в тот самый миг, дивясь тому, как ничего не предпринимая, такие типы как он, заступников для себя находят без особенного труда, а иные, сколько бы ни старались, ничего у них не выходит. Недаром говориться, что удачу и неудачу приносит случайный ветер.

Он и без нее знал, хотя человеком никогда не был, что жить в одиночестве, тому, кто с самого зарождения своего в стаде обитал, невозможно. Она знала о том же не понаслышке. И прежде, чем он что-то смог ей ответить, она уже скрылась под водой.

«Если даже живые бабы — сущие бестии, то, что говорить о тех, кто так со своей жизнью обошлись? Эти ленивые бестии неуправляемы, только Старик- водяной еще как-то с ними воюет, а может быть, сквозь пальцы смотрит на все, что они творят в этом мире. Распустил он их донельзя, старый болван, — почему-то разозлился Мефи, он подумал о том, что русалка страх потеряла, может быть, зная, что он терпеть не может воду. В одном она права — князю, наверное, пора бы покинуть место своего изгнания. И на самом деле, ему тяжко в одиночестве жить. Но это не в его власти решать, как бы ни велика была княжеская власть, она только иллюзия.

ГЛАВА 3 ОСТРОВ В ОКЕАНЕ

Остров показался на горизонте к полудню, когда солнце было высоко и палило нещадно. Решительно направил бес туда свой челн. Издалека увидел он на берегу Олега. Его высокая и статная фигура так хорошо смотрелась издалека. Хибара стояла на высоком берегу, до нее не доходила вода. Каким же маленьким оказался на самом деле этот остров, хотя и возвышался он над морскими волнами, но казалось, что его можно было в один прилив волны унести прочь. Владение отверженного князя составляло несколько шагов в длинную и ширину. Князь недоумевал и гадал, кто это мог к нему в такой миг пожаловать. Он был уверен в том, что все там о нем давным-давно позабыли. Но с каждой минутой все яснее было видно, что парусник направляется к нему.

О, как рад он был узреть кого угодно, даже незнакомца или злейшего врага своего. Невыносимо на этом клочке земли было оставаться одному, оторванным от всего мира и никого больше не знать и не узреть поблизости.

Одиночество и пустота, что может быть страшнее для властелина, потерявшего все, всеми покинутого и давно забытого. А ладья между тем причалила к берегу, и путешественник- маленький, темный, рогатый и хвостатый, ступил на берег. Впервые бес позволил себе роскошь, не менять собственного обличия. Он совсем не хотел, чтобы князь Олег его с кем-то иным перепутал, и чувств его щадить он меньше всего хотел.

Князь узнал его и обрадовался ему несказанно. Он, может быть, и не был человеком (и хорошо, что не было). Но оставался живым существом: тонким, умным и хитрым — скучно с ним не будет — это точно. Как обычно, бес был весел, вдохновенен, изящен. Правда, непонятно было, для чего он объявился. Вряд ли он что-то собирался делать из милосердия и бескорыстия. Но что же такого страшного он мог сотворить и предпринять в тот миг, когда совершено уже было все, что могло перепугать других, а его, и выбросило в этот мир. И десятки лет он жил в одиночестве, вдали от дома своего.

Бес на странном этом острове чувствовал себя как дома. Приятно развалиться на мягкой травке и почувствовать, что под тобой не сотрясается земля, и через минуту огромная волна не накроет тебя с головой. Он пригласил князя устраиваться рядом и ощутил себя настоящим хозяином этого острова в море бескрайнем.

Несколько минут он смотрел на него молча, изучая князя. Внешне он казался, спокоен и выдержан, будто только сейчас появился здесь, а не провел долгие годы. Невероятная тяжесть оставалась где-то в глубине души. Но ее от беса ему пока удавалось скрывать, хотя надолго ли?

— Ну и как. Хорошо тебе здесь, спокойно, ни войн, ни соперничества, остров тебе принадлежит, никто на него не претендует, — вслух рассуждал между тем бес, — А они там суетятся, все выяснить не могут, кому какие земли достанутся. Но многим кажется, уже ничего вовсе не достанется — суета сует. Тяжело вздохнул он, словно сам в этом участвовал и страшно устал.

— Хотел бы я там, среди этой суеты снова оказаться, — тяжело вздохнул князь, понимая, что бес просто издевается над ним.

— Тебе быстро назад захочется, — произнес он тоном, не терпящим возражений.

— Богу — то молишься? — поинтересовался бес, — все еще веришь в него? Когда я тебе говорил, что ему до всех нас нет никакого дела, ты мне не верил, но разве, случись все по-другому, томился бы ты тут столько лет в одиночестве? Но ты по-прежнему упрямишься, — обиженно подчеркнул он.

— Может быть, он просто испытывает меня, — задумчиво говорил князь.

— Испытывает, только зачем ему это, по-твоему, нужно, — оправдать можно что угодно, но ему просто нет до вас никакого дела, — вот что я тебе скажу, — жестко оборвал его бес. Как хочется всем верить, что злодей будет наказан, а справедливость торжествовать, но и ты когда-нибудь видел такое? Нет, и на том свете не увидишь. Это я тебе говорю. Но ты все равно хочешь верить в то, чему никогда не сбыться — пустое и праздное это занятие, как и твое времяпровождение тут. Ничего он не делает, чтобы веру вашу как-то укрепить, ничего из этого не получится. И настроен бес был на этот раз как никогда решительно.

Князь молчал. Наверное, в чем-то он был прав, но извращал все, и при этом преследовал какие-то свои цели. Но оторванному от жизни властелину было очень трудно разобраться во всем происходящем.

— Никогда не было и не будет справедливости, — заявил он вдруг, но на мечтах о ней и строится жизнь, а без этого было бы совсем скучно и серо жить. — Даже если бы он и захотел этого, мы не допустим такого, мы ближе к земле, мы сильнее. И он представлял себя великим полководцем в тот торжественный миг.

— Ты никогда не задумывался, почему тебе, лучшему из них, уготована такая страшная участь? А я знаю, — ты изгой. Они не способны терпеть того, что ты лучше всех. Объединив свои усилия, они изгнали тебя, а ты о какой-то справедливости говоришь, — чушь все это справедливость твоя ненаглядная.

— Почему же тогда ты здесь со мной, а не с ними? — спросил его Олег, недоумевая.

— Потому что в отличие от него, я могу оценить тебя, и ненавижу нищих духом. Тех ничтожеств, какими они были и остаются. Но мне выгодно то, что все они такие, иначе при справедливости твоей, что было бы мне делать? Да и вы сами давно сгинули бы от скуки.

Олег и помнил и не помнил все, о чем говорил с ним странный гость его, но был несказанно рад просто слышать голос и отвечать на его задиристые речи. Поговорить с людьми или бесами, какая это невероятная радость. И голосом пророка тот произнес:

— И так будет и дальше, детей и внуков твоих ждет такая же печальная участь.

Впервые за все время разговора князь потерял самообладание. Он чувствовал, что бес не шутит, и постичь это оказалось еще труднее, чем несправедливость по отношению к собственной судьбе.

— Я помогу тебе, — пообещал Мефи, — все может измениться только при одном условии.

Да. Он знал это. Кто же мог не знать. Князь молчал несколько минут, и таким тягостным казалось его молчание. Бес никак не мог понять, согласится он на это или нет.

— Нет, — словно бы отвечая на его вопрос, — твердо и уверенно произнес Странник, — душа дороже, в вечности я не хочу оставаться без души, — рассеянно улыбнулся князь, и даже бесу не под силу было переменить его мнение обо всем происходящем.

И такая твердость оказалась в душе этого человека, вся жизнь которого казалась сплошной мукой, что и представить это себе было трудно. Он только чертыхнулся про себя, но промолчал. Стоило уважать такую силу и стойкость.

— Хорошо, но подумай о сыне своем, подумай о своем внуке, что ты для них готовишь, — напомнил ему этот тип, почему они должны платить за твои грехи, по какому праву ты распоряжаешься их судьбами, — наседал на него Мефи.

Князь молчал, он знал, что бес прав, но и собственными убеждениями он все-таки не мог расстаться. Даже борения в душе его не заметил бес, он был тверд и неумолим. Даже ради близких он не собирался лишаться своей бессмертной души.

— Пусть они сами для себя выбор творят, — говорил он сердито, — пусть они свои души отдают, если им будет по пути с тобой, но, скорее всего они ответят тебе то же самое, — спокойно произнес Олег, — не так уж мало многострадальная моя душа стоит, если ты из-за нее такой путь сюда проделал. Надеялся, что я сломлен и подавлен и соглашусь на все. У меня были такие минуты, и хорошо, что тебя тогда рядом не было, но я понял, что душа, единственное, чем еще дорожить можно, когда все иное отнято. Деньги, женщин и стол великий обманом или силой отнять можно, душу можно только потерять, — он усмехнулся при этой мысли, — а я ничего не хочу терять. Я не собираюсь в рай, и не крестился даже, но души своей не отдам ни за какие блага в жизни, — он ставил в разговоре последнюю точку.

Он думал, что бес поднимется и быстро исчезнет. Но он по-прежнему лежал на травке и чего-то ждал, закинув ноги одну на другую и покачивая в разные стороны копытами.

— Судьба каждого определена, не мне и не тебе решать ее, — говорил между тем князь, — если ты прав, и мир несправедлив, то все равно в его существовании есть какой-то смысл, — с уверенностью твердил князь, боясь, что он останется один и ему снова не с кем будет поговорить.

ГЛАВА 4 ФИНАЛ РАЗГОВОРА

Мефи помолчал немного, а потом подал голос снова:

— Есть, наверное, только в вечности ничего лучше этой короткой, загубленной тобой безжалостно жизни все равно не будет, и ты вспомнишь мои слова потом, да будет слишком поздно.

И в голосе его появилось притворное сожаление. Может быть обида оттого, что князь оказался таким невероятно упрямым, с этим надо было как-то бороться, только как же именно?

В глубине души об этом Олег догадывался и сам, но ему не хотелось верить в то, что священники, говоря о вечном блаженстве, подло обманывали их. Они придумали красивую ложь, с ней легче и проще жить, переносить все тяготы. Но почему все так отвратительно, так безнадежно для него складывается.

Больно, нелепо и страшно было думать об этом. А может и хорошо, что это известно только ему одному в целом мире, пусть они тешутся иллюзиями, заблуждаются и обманываются до самого конца, так лучше и легче будет им оставаться.

Но видно, вечность так же жестока и несправедлива, как этот мучительный миг. Бес отомстил ему за строптивость. Он как всегда жестоко поступил, но с этим придется мириться, когда он совсем один останется на этом проклятом острове.

Но Мефи решил беседу довести до конца, можно было ему показать грядущее, не уезжать же от него так просто, не сказав ему самому главного, и снова трястись на волнах в проклятом и коварном этом море. Он знал, что по правилам этой странной игры, в обратный путь он мог отправиться только тем же путем, каким добрался сюда. Но не сказать всего, что он знал, пощадить его чувства — непозволительная роскошь.

Скоро предсказаниями займутся настоящие пророки, но пока это делал только он один, потому что был вездесущ, много видел и знал, и не собирался молчать.

— Хорошо, раз уж я здесь, ты должен знать, что произойдет потом, ты можешь мне не верить, но со временем убедишься в том, что я прав сейчас и всегда прав буду. Великим князем станет твой злейший враг, самый подлый и низкий из князей — Владимир, он и в летописи войдет, а о тебе, с душой твоей бесценной и не вспомнит никто. Негодяи всегда перешагнут через лучших и вырвутся вперед. И не бывает в этом мире по-другому. Сын твой Святослав в безвестности умрет, а семью свою обречет на скитание и лишения, а внук твой Игорь и себя и дружину свою погубит, в полоне у половцев окажется, сбежит оттуда, все клятвы, нарушив, и лютую, смерть от собратьев своих примет, как и сыновья его. Вот все, чего и добьются твои честные, справедливые и такие душевные потомки. Так мир устроен, тебе только кажется, что будет по-хорошему. Но ничего так не бывает, — то гневился бес, то злорадствовал, наверное, он и сам не понимал своих чувств и ничего с собой поделать больше не мог.

И видел он все, о чем говорил так же ясно, как и самого князя Олега в тот момент роковой. Он помолчал еще немного, посмотрел, как, сутулясь, князь отправился от него прочь. Это было невыносимо. Лучше бы ничего этого не знать совсем. Незнание — это спасение и утешение, но бес вероломно лишил его этого. Чудовище бессердечное било по самым больным местам. Может он и на самом деле как-то готов помочь и что-то изменить для него и его потомков.

Но только минутная слабость охватила его сознание. Рассудок подсказывал, что он должен быть тверд и непоколебим. Бес не сможет его запугать. У него ничего не выйдет.

Князь укорял себя и судьбу свою горемычную. Взглянув на небеса, он хотел увидеть там бога, докричаться до него, показать ему то, что все зловредные духи от него пытаются скрыть. Если он так много страдал, то почему не понимает его страдания?

Ночью князю снились сын и внук. Они словно бы в гридне стояли перед ним молча и слушали его, а он просил у них прощения за то, что не мог поступить иначе. Они не произнесли ни звука, только выслушали его и удалились без всяких слов.

Муки — может это единственное, что остается вечным. Но разве только для этого приходит человек в этот мир. Неужели есть такие муки, которые может вынести душа человека? Простили ли они его, понимают ли, о чем он ведет речь? Для него это навсегда останется загадкой.

№№№№№

Мефи тем временем уже качался на своей яхте, и думал о том, что он зря потратил время, у Олега нет ни грамма здравого смысла. Но свой долг он считал исполненным, и старался скрыть досаду. Ему казалось, что тот все-таки одумается и захочет пожертвовать своей никчемной жизнью и душой ради тех, кто придет ему на смену. Но не все же, с кем ему придется столкнуться. Будут такими упрямыми. Не стоит из-за этого огорчаться. Сколько всего у него впереди, что пора бы ему забыть о князе, об острове.

Ведь есть же вечное — небо и море, и звезды, которые зажигаются. Они будут долго, может быть всегда, на его век хватит.

ЧАСТЬ 1 ДО ЖИЗНИ. ГРЯДУЩЕЕ И ПРОШЕДШЕЕ

ГЛАВА 1 ЧЕРТОВА ДЮЖИНА

Зима в этом году была лютая. Она едва перевалила за середину. Это мальчик хорошо помнил, хотя события и лица оставались, будто в тумане. Во дворце царила суета. Люди, сновавшие туда и сюда, о чем-то шептались, их лица были злыми и непроницаемыми. Ему нравилось то, что на него не обращали особенного внимания и разрешили делать все, что угодно. Даже в келью к монаху и в комнату, где была библиотека, ему разрешали заходить. А ведь еще совсем недавно матушка вовсе не хотела, чтобы он учился читать и писать. Теперь она не обращала на это внимание. Кажется, ей было все равно.

Он догадывался, а может, и точно знал, почему такое происходит. Болен отец, он почти не поднимается с постели.

Многие слуги говорили о смерти. Когда он случайно слышал такие разговоры, у него странно сжималось сердце. Он не знал, что это такое, никогда не видел мертвых, но понимал, что это нечто жуткое, то, что с ног на голову перевернет его жизнь. Если даже спокойная и рассудительная мать ничего не может изменить и поправить, то, что говорить о нем самом. Она стала неузнаваемой. А монах долго говорил с боярами шепотом, оглядываясь на иконы и поминутно крестясь. И все замерло в ожидании не особенно приятных перемен.

Смерть. Отец должен был уйти на небеса или еще куда-то, о другом они не говорят, чтобы не накликать беду страшную. Но что окажется на самом деле потом, никто не видел и пока знать не может. Он слышал и пытался осмыслить все, что происходило. Но это остается вечной загадкой. Они говорят не все, не обращая на ребенка внимания, а он о многом узнает в первый раз и сам пока ни в чем не может разобраться, а тайна всегда страшна.

Странные это были дни. Он понимал, что скоро должно все измениться, но ума не мог приложить, как все будет происходить дальше.

До сих пор он жил в прекрасном дворце и знал, что многие завидуют ему, ведь его учили грамоте, он получил такие великолепные одежды, и любил листать старинные сказания, о которых они могли только слышать короткие отрывки и никогда в глаза не видели, да и не смогли бы разобрать. Он знал, что со временем к этим прибавит и другие, свои собственные былины и дивные рассказы, когда поведает миру о своем времени. Только что-то подсказывало ему, что, скорее всего это будет грустная история, а в тот момент, когда беда постучала в двери, он понял это особенно ясно.

Монах ему объяснил, что он рожден князем, у него есть свои земли, и потому он должен защищать владения от всех, кто их захочет завоевать.

Он знал, что станет воином, когда подрастет, хотя ему хотелось провести всю жизнь среди книг, но порою ему казалось, что время его безвозвратно ушло или никогда не наступит. Отец поднимется с ложа своего, и снова будет править миром. Он поведет дружины свои защищать земли, как было всегда, а Игорь, и, став взрослым, останется неприкаянным. Но не всегда все случается так, как хочется.

.В жизни происходят странные, непонятные рассудку вещи, и еще многое предстоит узнать.

№№№№№№

Большой черный кот появился в спальне его, когда он склонился над пергаментом. Дверь была плотно закрыта, но кот возник в комнате, словно прошел сквозь стену. Может, он давно где-то скрывался. А теперь вышел на белый свет и смотрел на него пристально. Что-то странное было в его взгляде. Игорь, раздосадованный тем, что его отвлекли от любимого занятия, успокоился немного и стал так же внимательно разглядывать кота. В коте было что-то странное, он казался совершенно чужим. Никогда прежде он не видел такого кота. Может быть, он дикий и пришел из леса? Но никогда не было слышно, чтобы дикие звери приходили в жилище человека. И все-таки кот откуда-то взялся. Он слышал что-то о диковинных животных, обитавших совсем в другом мире, но не думал, что доведется кого-то из них встретить.

Старуха-служанка, вошедшая в комнату, чтобы приготовить его постель, увидев кота, стала гнать его прочь, что-то шепча про себя и молясь. И на крестное ее знамение кот и на самом деле странно ответил: он тут же исчез, будто растворился в полутьме. Старуха немного успокоилась и снова принялась за дело.

— Что с тобой, — спросил у нее княжич, — что так напугало тебя?

— Не кот, это княжич, чует мое сердце, совсем он на кота не похож, это сам бес в кошачьей шкуре тут появился, еще бабушка моя черных котят всех изводила, потому что знала, что с ними беда в дом приходит, и этот не к добру был. И что он вокруг тебя кружится, милый мой, не ведаю я, — шептала старуха, орудуя между тем с подушками да одеялами на постели княжеской.

Игорь усмехнулся. Она не понимала, что его так порадовало, но спрашивать не стала, и думала о том, как опрометчиво поступила княгиня, когда они по ее приказу не окрестили ребенка, вот вокруг него всякая нечисть и кружиться стаей, успеваешь только отгонять ее. Какой странный он без веры растет. И как только землями этими править станет, ведь ничего путного из этого не получится. Но никто не хотел тогда ее слушать, а теперь, когда беда лютая на пороге стоит и подавно никто никого не слышит. Игорь улыбался совсем иному. Он не представлял себе старуху молодой и никак не мог поверить в то, что и у нее была бабушка. В детстве вообще многие вещи кажутся непонятными и странными, а о появлении черного кота он вспомнил позднее, когда уже случилась беда.

№№№№№№

Мефи снова пришлось примерить на себя шкуру черного кота, он всегда сокрушался от того, сколько неудобства и неприятностей она ему доставляла. Но как еще мог он навестить мальчика и внимательно к нему приглядеться. Он невольно сравнивал его с маленьким Ильей, богатырем князя Владимира, у которого частенько в таком же обличие появлялся в былые дни. Все в мире повторялось. И это уже было когда-то, и возможно не один раз. Так, да не совсем так происходит в подлунном мире, как в старые добрые времена, по которым он страшно скучал. Тогда и сам он был моложе лет на сто, и любил развлекаться среди тех богатырей и просто смертных. Но если приглядеться внимательнее, маленького князя от Ильи слишком многое отличало: Игорь был умен, проницателен, деловит, он был горд и обучен грамоте, и никогда не жил в простой хижине. И самое главное, он не был христианином, как-то сумел от этой заразы уберечься. И он привязался к странному ребенку всей душой.

А времена настали кошмарные. Где те князья — благородные красавцы. Все они со временем повыродились. У него на глазах умирали и уходили в вечность лучшие из лучших, хотя тогда он их так высоко не оценивал, но все познается только в сравнении. Уже начиная с князя Владимира, они стали почти рабами, забитыми и бессильными, и Мефи больше не хотелось иметь с ними дело.

Андрей Боголюбский — старший из князей Игорева времени стал пределом мечтаний его, но как только появился Игорь, он перестал обращать на него внимание.