Три кисы на фоне моря

Море живет в каждом из нас, хотя мы давным-давно отделились от него.

Виктор Конецкий

Жить в городе с морем или океаном — счастье. Когда нет сил открывать глаза, когда тяжелые дни прижимают к стене, неоплаченных счетов больше, чем возможностей, когда близкие уходят без надежды на возвращение, ты можешь прийти к морю и отдать волнам свою печаль.

Эльчин Сафарли. «Когда я вернусь, будь дома»

Предуведомление

Все персонажи и события, описанные в данной книге, не плод фантазии и не досужий вымысел автора. Все это, несомненно, случилось с кем-то на самом деле. Любое несовпадение с реальными людьми или событиями является случайным.

К читателю

Здравствуй, о мой читатель, случайно открывший эту странную книгу, в которую автор, сколько ни пытался, не сумел вложить мало-мальски отчетливого смысла.

Приходилось ли тебе в детстве делать бумажные кораблики — из старой газеты или страницы, выдранной из тетрадки по математике? Светило мартовское солнце; ветки вербы опушались белыми котятами; сияли, звенели, весело плакали сосульки, и на улицах — в канавах и на обочинах — появлялись первые ручейки. Ты подбегал к ним, обутый в резиновые сапоги на шерстяной носок, одетый в пальтишко, перешитое из маминого, и шапку-ушанку «на вырост», и отправлял в плавание свой первый кораблик. А может, это было в апреле? Ведь зимы в то время были суровее, чем сейчас. Я уже точно не помню. Помню только солнце, осевший слоистый снег серого цвета и солнечных зайчиков на воде. И плывущий кораблик.

Куда ты отправлял его, читатель? Ну конечно же! Конечно же, к морю! Потому что все ручейки становятся речками, речки — большими реками, а большие реки текут в море, а то и в океан.

И неважно, что ты никогда еще в своей маленькой жизни не видел моря и, может быть, даже и не надеялся на близкую встречу с ним. Ты отправлял свой кораблик далеко-далеко, к острову Чунга-Чанга, туда, где гордо реет буревестник, туда, где нет границ и пределов, где горизонт кажется недостижимым, а жизнь вечной. И махал ему на прощание красной от холода рукой в цыпках, и кричал вслед:

— Плыви, кораблик!

Забывая о том, как непрочна бумага.

Если это так, то мы одной крови и нам с тобой, возможно, по пути. Возьми эту незатейливую книжку, прочти, и, если она тебе понравится, — наделай из ее страниц бумажных корабликов вместе со своими детьми. Они, конечно, этого не умеют, но ты их научишь. Это не сложнее, чем пройти на высший уровень их любимой компьютерной игры. И вместе с ними вы отпустите эти кораблики на поиски счастья. Может быть, хоть один из них доплывет.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой рассказывается о том, что было до того, как все началось

Буквально через месяц после смерти мужа Мурыся начала искать отпускное жилье в испанской Дении, которая так понравилась им несколько лет тому назад. Вообще-то Андрей не одобрял Мурысиного консерватизма и постоянного желания снова поехать туда, где они уже побывали. «Жизнь коротка, — говорил он, — а интересного на свете так много! Нужно успеть. Успеть побольше…» И каждый год придумывал для них новый маршрут. Но на этот раз вернуться в полюбившийся им городок предложил он.

Прошлой осенью они возвращались из очередного путешествия, которое оказалось для Андрея очень тяжелым. Последние дни на пути обратно ему было так плохо, что Мурыся боялась, что они не доедут до дома. Теперь ей стыдно об этом вспоминать, но тогда она ужасно злилась: их тщательно спланированное приключение оказалось совершенно испорченным. И, когда, едва не опоздав, они наконец сели в автобус «Хельсинки — Петербург», сказала, с трудом сдерживая злые слезы:

— Все. Больше мы никуда не поедем!

— Ну почему же никуда? — ответил Андрей. — Давай с тобой следующей осенью поедем в Дению. Будем купаться на рассвете, проводить утро на пляже, а ночь — в том джаз-клубе, помнишь?

Всегда такой активный, на пляж калачом не заманишь, он неожиданно заговорил о тихом пенсионерском отдыхе… Хотя ведь ему уже почти семьдесят, Мурыся все время об этом забывает! И о том, что сама она тоже не девочка! И что это ее в самом деле все время тянет на какие-то приключения: сложные маршруты, бессонные ночи, «а не прошвырнуться ли пешком от аэропорта до города»?..

— Не грусти. Все еще будет, — мягко добавил он.

— Ладно, — сказала она. — Посмотрим…

Через неделю после этого разговора Андрея не стало. А уже спустя несколько недель Мурыся, мучаясь бессонницей, стала присматривать по ночам в Интернете симпатичные квартирки на двоих и думать, какая из них понравится ему больше всего. Нет, она не то чтобы сошла с ума, но последние десять лет они с мужем не расставались больше чем на два-три дня… Поэтому Мурыся сразу же отбраковывала студии с одной кроватью: он же храпит безбожно! Вероятно, это было каким-то странным последствием болевого шока, помутнением рассудка, ведь при этом она прекрасно знала, что его больше нет. Знала, но не могла этого понять.

Спустя месяц-другой эта безумная лихорадка прошла, но мысль о поездке не выходила из Мурысиной головы. Больше того, она заняла в ней такое место, как будто в Мурысиной нынешней изменившейся жизни не было ничего важнее. Как будто если она этого не сделает, то проиграет, признает себя сломленной перед самой собой и тень депрессии, уже подбирающаяся в осенней промозглости, накроет ее с головой.

Со стороны это выглядело почти неприлично и совершенно неразумно: жить Мурысе теперь предстояло практически на одну пенсию. Деньги в запасе, конечно, были, но совсем немного. Они с Андреем никогда не откладывали «на черный день», ведь в дне сегодняшнем было столько возможностей их потратить: на путешествия, концерты, хорошее вино! Так что следовало теперь выбирать между Денией и новым зимним пальто. Впрочем, Мурыся каждый год делала какой-нибудь такой выбор, да и зима у нас в последнее время теплая… А представить себе, что она больше не поедет на Средиземное море, не окунется в безмятежную атмосферу любимой Испании… Нет, все должно образоваться, получиться… как-нибудь! Она не знала, как, но… «все еще будет», он так сказал!

Мурыся вставляла в компьютер диск со старыми фотографиями и начинала пролистывать их одну за другой, с начала до конца и снова по кругу.

Вот восход солнца в порту. Это снято, когда они спозаранок ходили купаться. Нужно было минут двадцать идти от отеля по набережной вдоль порта. По дороге им попадались знакомые коты — любители рыбы, и каждое утро они здоровались с одним и тем же полицейским. Ранним утром на берегу почти никого не было, и они устроили на краю возле больших камней свой личный нудистский пляж. Какое же это было наслаждение — купаться прохладным утром в теплой воде, особенно когда можно воспринимать прикосновение воды всем телом!

А вот местный Бродвей — улица Маркиза де Кампо. Платаны с леопардовыми стволами, столики кафе по обеим сторонам, вечерняя праздничная толпа. Как хорошо было просто болтаться по ней вечером, ловя обрывки разговоров и отголоски музыки, заходя иногда выпить чашечку кофе или бокал сангрии.

Вот бульвар Сервантеса, где в высоких пальмах перекликаются зеленые попугайчики, и памятник писателю, который именно сюда, в порт Дении, прибыл после долгих лет алжирского плена.

А вот и сам рыбачий порт, старое здание рыбного рынка и загорелые матросы, выгружающие на берег ящики с сегодняшним уловом, который попадет прямо на кухни местных ресторанчиков; узкие пустынные улочки старого города и миниатюрный, почти игрушечный рыбацкий квартал; вот дома, стеснившиеся вдоль стен старинной крепости; а над всем этим — гора Монтго, одетая в облака…

Все эти красивые картинки дышали жизнью, излучали солнце, манили к себе… Только вот иногда сознание прояснялось, и Мурысю накрывало отчетливой и трезвой мыслью: ехать-то придется одной — в те места, где в прошлый раз они ходили вдвоем. Они — такие счастливые, сами того не знающие…

И тут из Москвы в Петербург на пару дней приехала Кисса. То есть на самом деле ее зовут Марина Сергеевна, с виду она весьма солидная дама, хоть и моложе Мурыси на десять лет, и даже доктор наук и профессор. Но на самом-то деле она, конечно, просто обыкновенная киса. И, честно говоря, Мурыся просто на дух не переносит профессоров, которые не превращаются в кис, хотя бы в полнолуние.

Сперва Мурыся, которая тогда еще была не Мурысей, а кандидатом педагогических наук и доцентом, стала относить Марину Сергеевну к семейству кошачьих, поскольку ее было сложно поймать в Интернете: ну просто как черную кошку в темной комнате. Но потом она поняла, что похожа Марина Сергеевна вовсе не на черную кошку, а скорее на белую ангорку. И лицо у нее круглое, с ямочками на щеках, и сама она вся такая мягкая, овальная. Стриженые волосы зачастую ужасно смешно по-кошачьи вздыблены, а глаза миндалевидной формы умеют округляться и сыпать искрами. Мурысе хотелось посадить эту воображаемую ангорку на коленки, гладить, зарыться лицом в пушистую белую шерсть… и это даже чисто мысленное действие приносило успокоение. А двойное «с» появилось в связи с тем, что Мурыся уже много лет не очень успешно изучает финский язык. Ну и чтобы не путать с Воробьяниновым.

Кисса же в ответ стала называть ее Мурысей, хотя на самом деле у нее, конечно, тоже существуют вполне приличное имя и отчество.

Вообще до нынешнего повального увлечения котиками в Интернете Мурыся даже не замечала, как разнообразны и красноречивы кошачьи позы и выражения морд. А теперь они с Киссой частенько «общаются котиками»: пошлешь фотографию грустной или рассерженной кошки или кошачьи «обнимашки» — и слова не нужны. Все, что они так часто боялись или стеснялись высказать, — свою нежность, тоску, злость, досаду, сочувствие, возмущение — оказалось намного легче передать изображениями их alter ego: белой пушистой домашней Киссы и рыжей диковатой Мурыси.

К началу этой истории они не были особенно близкими подругами, потому что познакомились всего за пару лет до этого, уже в солидном возрасте и по весьма официальному поводу. Но в момент растерянности от своего горя Мурысю качнуло именно к Киссе. И, видимо, не случайно. Может быть, это было связано с тем, что Кисса — тоже вдова. Хотя овдовела она очень давно, еще в молодости, после этого снова побывала замужем, потом развелась, пережила еще один бурный роман, но Мурысе казалось, что не было в Киссиной жизни ничего значительнее того первого брака с его трагической развязкой, что старая рана никуда не делась и что поэтому только Кисса и могла ее понять по-настоящему. Потому что бывших вдов не бывает.

С юных лет Киссу носит по свету — сперва как дочь военного, потом уже по собственной инициативе, и в последнее время она осела в Москве, но, поскольку человечество изобрело скайп, а кроме того, в Петербурге у Киссы живет старшая (от того самого первого ее брака) дочь Светлана со своей семьей, общались подруги достаточно часто.

Так вот, в октябре или ноябре они, как обычно, встретились в Мурысином любимом кафе, и Мурыся за чашечкой кофе рассказала Киссе о своей навязчивой мечте, думая, что та, как человек разумный, начнет учить ее жить по средствам и обстоятельствам. Но Кисса неожиданно обрадовалась и предложила поехать вместе, втроем: Мурыся, она и ее шестнадцатилетняя дочь Сашуля.

Конечно, это был риск. Мурыся понимала, что они не настолько хорошо знают друг друга, чтобы быть уверенными в том, что к концу совместного путешествия не передерутся. Но других вариантов у нее не было и вовсе: она прекрасно знала свою раздражительность и свой неуживчивый характер. Чуть что — или полетят клочки по закоулочкам, или она такой вой поднимет! Только белая пушистая терпеливая Кисса, может быть, сумеет ее вынести. А ехать одной, везя с собой ворох невольных воспоминаний, было страшно.

В общем, поразмыслив, подруги заранее заключили договор о ненападении. Рассказали друг другу о самых значительных своих тараканах — кто боится глубины, кто микробов — и пообещали откровенно говорить, если что-то выводит из себя в поведении другого. И, конечно, уважать чужую личную территорию и быть свободными в выборе маршрута: хотят — мурысятся вместе, нет — каждая гуляет сама по себе.

В итоге функции членов экипажа между ними распределились идеально: Кисса оказалась первостатейным коком (утверждая при этом, что готовка ей совсем не в тягость), Сашуля — штурманом (она, как истинная дочь топографа, легко читает карту и запоминает маршрут), а Мурыся — капитаном, поскольку обладает опытом организации самостоятельных путешествий и говорит на нескольких иностранных языках. Ну, почти говорит… если очень припрет.

А организовывать было что. Мурыся с мужем уже давно отказались от поездок с турагентствами, отелей и групповых экскурсий, и возвращаться к этому у нее не было никакого желания.

Во-первых, турагентства имеют свойства разоряться.

Во-вторых, самому планировать свой отдых гораздо интереснее. Все время, пока ищешь жилье и билеты, изучаешь маршрут и возможности культурного досуга, ты уже как будто наполовину находишься в пути. Даже можно сказать, что, пока ты рассматриваешь разные варианты, ты это свое путешествие увеличиваешь, расширяешь, множишь…

Ну и наконец, пребывание в отеле даже сравнивать нельзя с жизнью в квартире: она намного экономичнее, удобнее и, главное, атмосфернее.

В общем, Мурыся весьма заблаговременно, почти за десять месяцев, спланировала путешествие и купила красивую тетрадь с котами в тельняшках на фоне моря, чтобы вести бортовой журнал (всем известно, что красивая тетрадка для этого — лучший стимул). И все время, оставшееся до отъезда, периодически поглядывала на нее, поглаживала и предвкушала…

Но предвкушала уже не повторение старой истории, а совершенно новое приключение. Ведь раньше она никогда не ездила в длительное путешествие с подругой: только одна или с мужем. А это — совсем другое дело… Мурысе почему-то казалось, что им будет очень весело. Может быть, потому что ее спутницы моложе нее, и она почувствовала себя не солидной дамой под шестьдесят рядом с пожилым спутником, а девочкой, открытой для приключений?

На бумаге их маршрут выглядел так: утром четырнадцатого августа они выезжают из Петербурга на автобусе. Часа в четыре они уже в Хельсинки. Обедают в кафе «Фацер», гуляют по городу, в котором московские барышни не были, а вечером едут в Вантаа и ночуют в хостеле, расположенном в километре с небольшим от аэропорта. Пожалуй, эта ночевка — самый дорогой и лишенный изысканности пункт программы: комната с тремя узкими кроватями, удобства в коридоре. Но это только на одну ночь, да и то не ночь, а так: подъем в четыре утра. Утром они пешком идут в аэропорт, летят через Франкфурт в Валенсию и садятся там в автобус, идущий в Дению, где Мурысей снята четырехкомнатная квартира с двумя ванными, балконом и патио — и за смешные деньги. В Дении они проводят неделю, а потом возвращаются в Валенсию, где их поджидает шикарная четырехкомнатная квартира вообще почти даром. А через два дня, рано утром двадцать пятого августа кисы снова отправляются в Хельсинки, успевают еще побродить по его вечерним улицам, поужинать и поздно вечером сесть в автобус, который привезет их на Балтийский вокзал к открытию метро.

Ну, у Мурыси, собственно, так и вышло. А вот у ее спутниц получилась немного другая история. С приключениями. Итак… где там Мурысина тетрадка с котами-мореходами? Начнем, благословясь.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой описывается, как все началось

Начало нашего путешествия получилось нескучным и совсем не таким гладким, как на бумаге.

В Петербург девочки приехали за сутки до отъезда. Маленькая киса (Сашуля) отправилась в гости к своему отцу, а большая — ко мне. Мы прекрасно посидели у меня в эркере, пообедали и выпили кофейку. Между прочим Кисса посетовала на то, что забыла в Москве солнечные очки, поэтому я отдала ей свои запасные, подивившись тому, что, собираясь в Испанию, можно забыть столь важный аксессуар. Я без солнечных очков вообще не могу существовать, даже в Петербурге без них на улицу не выхожу. Но покупать новые мне приходится часто: то их волной смоет, то я на них в автобусе сяду.

— Ничего, — сказала я. — Главное — не забыть документы и деньги. Остальное можно купить.

Потом мы погуляли немного вокруг моего дома и разошлись по делам, не ожидая никаких сверхъестественных явлений.

Часов в девять вечера выхожу я из душа расслабленная, собираюсь надеть шелковую пижаму, сделать педикюр и маникюр, почитать перед сном что-нибудь приятное и пораньше лечь спать, так как автобус уходит около девяти утра… Но эта идиллия на высшей точке предвкушения блаженства прерывается истерическим сигналом скайпа. От неожиданности я нажимаю на видеозвонок, забыв, что еще не надела шелковую пижаму. На экране возникает лицо встрепанной Киссы с вытаращенными глазами отчетливо круглой формы.

— Все пропало! Мурыся, если ты мне не поможешь — все пропало!

Выясняется, что Киссе на ночь глядя пришла в голову мысль еще разок проверить наличие документов, в результате чего обнаружилось, что она по ошибке взяла с собой загранпаспорт, срок действия которого закончился четыре года назад.

Лицо у Киссы такое, что комментировать ситуацию, как она того заслуживает, у меня нет никакого желания. Нет, всякое, конечно, бывает. Одна моя знакомая на финской границе пошла в туалет, положив новенький паспорт в задний карман джинсов, и он выпал… ну вы понимаете, куда. Так что в Финляндию она попала с подмоченной репутацией после десяти минут убеждения пограничников в том, что она уронила паспорт немножко в раковину, но это никак не отразилось на его органолептических свойствах. Но это в порядке вещей, с каждым может случиться. А вот чтоб такое… Остается порадоваться тому, что Кисса сделала свое открытие не в момент посадки в автобус. Ну и тому, что я заложила в нашу программу день на осмотр Хельсинки, поэтому небольшой запас времени у нас есть.

Пока Кисса в отчаянии рвет на себе шерсть, мы с Сашулей, лицо которой абсолютно непроницаемо, параллельно рыскаем по разным сайтам, не выходя из скайпа, и покупаем билет в Москву. Да, пижаму я все-таки предварительно надела.

После этого мы выпроваживаем Киссу на такси в аэропорт, а потом, постоянно с ней перезваниваясь, начинаем искать вариант ее возвращения в Петербург. Быстро становится ясно, что к нашему автобусу ей не успеть. Нас осеняет: а что если отправить ее самолетом из Москвы прямо в Хельсинки? Я уже заношу руку над мышкой, чтобы купить более или менее недорогой билет через Ригу, но тут Кисса вспоминает, что Сашулю без нее не пропустят на границе, потому что она несовершеннолетняя. Итак, покупается обратный авиабилет в Петербург, а потом ищутся пути доставить обеих кис в Хельсинки. Задача оказывается сложнее, чем я думала: как выяснилось, многочисленные маршрутки ездят только рано утром и поздно вечером. Так что дело обстоит из лап вон плохо. Единственным вариантом оказывается дневной Lux Express, и, к счастью, в нем еще находятся места, естественно, уже дорогие и безо всяких скидок. Получается, что девочки приедут в Хельсинки к вечеру, часов на пять позже, чем я, и города не увидят. А мне придется проскучать в одиночестве восемь часов в автобусе, а потом болтаться одной по местам, которые я уже знаю наизусть. На этом мы с Сашулей желаем друг другу спокойной ночи и расходимся.

На следующее утро я встаю в шесть — нервная, не выспавшаяся и без педикюра. Успеваю получить посадочные талоны на сайте авиакомпании и послать их Киссе по почте вместе с бронью хостела на случай проявления особой любознательности финскими пограничниками. И думаю о том, что лет пятнадцать назад весь этот рассказ с покупкой билетов ночью, не выходя из дома, выглядел бы научно-фантастическим.

Сажусь в автобус на площади Искусств, удобно устроившись на трех местах. Скучать, в общем-то, не приходится, потому что меня тянет в сон. Я пытаюсь успокоиться и подремать, но мне это удается, только когда я получаю смс о том, что кисы сели в автобус.

В Хельсинки я приезжаю около четырех. Закидываю рюкзак в камеру хранения и принимаю твердое решение перестать психовать, расслабиться и наслаждаться жизнью, несмотря ни на что. Впрочем, это оказывается несложно, потому что светит солнышко, тепло, и я опять вылезла в заботливо прорубленное Петром окно и могу на время забыть о домашних проблемах. (Вот только мне, как и Алисе у Высоцкого, страсть как интересно знать, почему он не прорубил дверь!)

Старый знакомый Хельсинки моментально обволакивает толпой — неспешной, не слишком тесной, расслабленной, многоязыкой. Наевшись до отвала салатом в «Фацере» и купив коробочку конфет с котятами на крышке — для кис, отправляюсь на Эспланаду. Город ведь только на первый взгляд кажется серым и замкнутым в себе. На самом деле в нем вполне уютно. Может быть, потому, что он чем-то похож на Петербург, только проще и мягче, без утонченного психологизма и аристократических изысков.

А ведь очень даже неплохо, что я тут пока без кис! Потому что, хоть я и была в Хельсинки много раз, но в одиночестве — впервые. И это, оказывается, настоящий кайф! Могу идти куда захочу, останавливаться где угодно… Мне всегда хотелось просто посидеть на Эспланаде, наблюдая людей. И вот они тут, как всегда… А где им еще быть в такую погоду? Сидят на газонах и на скамейках, которые расставлены вдоль всего бульвара на расстоянии метра-двух друг от друга. Пожилые супруги неторопливо, с наслаждением лижут мороженое. Мимо проходит старичок в голубых шортиках, синем пиджаке и шляпе с полями. Парень в костюме индейца строго невозмутим. Большая арабская семья вполне вписывается в этот поток и не кажется инородной…

Продавец вафель, в шортах и сомбреро, не знает, как зазвать покупателей: почему-то вафли с бананами и земляникой никого не привлекают. Он печет их на сковородке прямо тут же, на виду у прохожих, и уже не просто зазывно выкрикивает, а поет и приплясывает, размахивая металлической штукой вроде шампура, с помощью которой он их скручивает…. Песня зажигательная и кончается залихватским «ням-ням-ням», но помогает плохо. Стоящий со своей тележкой рядом с ним продавец-азиат, торгующий хот-догами, молчаливо фаталистичен и отдается медитации. Но его изделия иногда покупают.

На скамейку напротив моей садятся две дамы, одна из них — весьма преклонного возраста. Расстилают салфетку, достают бутылку вина, стаканчики, коробку пирожных. А на эстраде напротив знаменитого стеклянного ресторана «Каппели» начинается концерт этнической музыки. Выступает группа из пяти человек: трое финнов и двое иранцев. Знойные восточные напевы льются по Эспланаде и завораживают северную публику, которая под конец начинает приплясывать в этническом стиле неясного этноса. Солнце медленно садится, вспыхивая в неправдоподобно рыжих волосах финской скрипачки, сочиняющей песни на фарси. Звонит Кисса — они скоро приедут. Тихо бреду в магазин за бутылочкой «Старого Таллинна»: после таких передряг без этого не обойтись.

Встречаемся мы на автовокзале в половине девятого. Исходя из того, что на следующий день нам вставать в четыре, а до хостела еще нужно доехать, предлагаю двинуться в путь сразу. Я так радуюсь тому, что девочки благополучно прибыли, что даже забываю отругать Киссу. К тому же она такая смешная, кругленькая и симпатичная — в укороченных брючках, рубашке, плетеном соломенном цилиндре и с рюкзаком-трансформером, перехваченным ремнями, который может превращаться в сумку. Вся Кисса в этом наряде — какая-то смесь стимпанка и сафари. А Сашуля, похожая на ласкового, но немного драного котенка-подростка на высоких ногах, в своей шляпе с полями шириной с пляжный зонтик, странно сочетающейся с рваными джинсами, всем своим видом афиширует курортное направление нашего путешествия. В общем, обходится без лапоприкладства.

Почему-то я решаю, что мы поедем на электричке. Видимо, вспомнилось, как мы с Андреем однажды добирались до хостела в Вантаа в переполненном автобусе, забитом французскими туристами и их чемоданами, через которые нам пришлось переползать на пути к выходу. Поэтому мы покупаем билеты, вернее, покупаю я, гордясь тем, как я освоила финские кассовые автоматы. Но, как только мы заканчиваем с этим мероприятием, — тут же замечаем на табло надписи об отмене всех поездов. Surprise! Подходим к группе служащих в зеленых жилетках, и те нам охотно и по-фински невозмутимо объясняют, что поездов не будет ни сегодня, ни завтра… А добраться до аэропорта можно на автобусе. Который останавливается вооон там… Ну, это я, собственно, знаю, но деньги-то уже заплачены! Мы нервно размахиваем перед служащими уже купленными билетами на электричку, но нас успокаивают: сгодятся. Don’t worry, be happy.

Народу в автобусе немного, но останавливается он часто. Кстати, возможно, у него есть остановка в том месте, где шоссе пересекается с улицей, на которой стоит наш хостел? Догадка подтверждается, и мы радостно вываливаемся из автобуса за остановку до аэропорта. Так что нам вовсе и не нужно было ехать поездом. И у капитана бывают проколы, но ошибка в моих расчетах исправлена судьбой. Неплохое начало.

Мы спускаемся по тропинке с хайвэя на нужную нам улицу. До хостела остается метров пятьсот. Уже темнеет, но мы легко находим здание (наверное, потому что в отзывах на сайте все писали о том, как его сложно найти). Хостел немного необычный: ни ресепшен, ни ключей. Номер комнаты и код входного замка мне еще днем сообщили по смс. Входим в здание: внутри тихо и безлюдно. Наша спальня оказывается рядом с душем и туалетом, так что у нас хватает сил даже на то, чтобы помыться.

Потом Сашуля отправляется на кухню набрать в чайник воды и разведать насчет пакетиков с чаем или кофе, обещанных в тех же отзывах. Возвращается, не найдя ничего интересного, кроме немолодого испанца, который не говорит по-английски. Значит, хостел все-таки обитаем. Заинтригованные, идем по ее следам мы с Киссой. Кабальеро весьма импозантен и с неописуемым достоинством жарит рыбу на сковородке. Спрашиваю по-испански, как тут насчет чая-кофе. Увы, он не в курсе. Поиски по шкафчикам и тумбочкам не дают результатов, так что некофейнохлебавшими мы возвращаемся в номер запивать родные отечественные бутерброды «Старым Таллинном». После чего около полуночи падаем на мягкие финские постельки и спим без задних лапок. Аж до четырех утра.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой приводится история приключений Киссы, рассказанная ей самой

16 августа

Вот уже два дня, как длится наше путешествие, которое мы запланировали с Мурысей еще в ноябре прошлого года и которого ждали с нарастающим день ото дня нетерпением. Мурыся усадила меня писать дневник, потому что иначе, говорит она, все забудется. Ну, уж мои-то приключения точно не забудутся никогда.

Наш маршрут начинался в Питере. Четырнадцатого августа в восемь сорок утра мы должны были выехать на автобусе в Хельсинки, часам к четырем пополудни — добраться, погулять, поужинать в каком-нибудь финском ресторанчике, а вечером отправиться в хостел при аэропорте, с тем чтобы на следующее утро вылететь в Валенсию. И все бы произошло, наверное, именно так, если бы не…

Все по порядку.

Суббота, двенадцатое августа. Накануне я порхала свободной бабочкой, потому что наконец-то нашла новую работу и с легким сердцем подала заявление об уходе из издательства. Мой непосредственный начальник по этому поводу возражений не имел, но рано утром в субботу я решила написать вежливое письмо главному шефу с благодарностями и извещением об уходе. В результате неожиданно завязалась переписка, целью которой, с его стороны, было задержать меня, а с моей — непременно добиться освобождения. Эта словесная дуэль меня просто вымотала, от вчерашней легкости не осталось и следа, о предстоящей поездке не думалось. Но собираться-то все равно было надо, и я складывала вещи в своем растрепанном состоянии.

Наконец все было собрано, дела переделаны, со всеми переговорено, письма написаны. В десять вечера мы с Сашулей отправились на вокзал, чтобы сесть в наш двухэтажный поезд «Москва-Петербург». В метро обнаружилось, что, отправляясь к морю, я забыла свои солнечные очки, но я, естественно, не стала за ними возвращаться: в конце концов, купить дешевые солнечные очки в Испании — не проблема.

В общем, мы благополучно сели в поезд, приехали в Питер, добрались до Светкиной квартиры, а потом и мне, и Сашуле предстояли приятные встречи: Сашуле с папой, недавно перебравшимся на пмж в Питер, а мне — с Мурысей (наконец-то все счастливо сошлось, и у меня было время спокойно прийти к ней в гости).

Мурыся моя — из семьи коренной питерской интеллигенции. Она интеллектуальна, экстравагантна и свободна — пишет, фотографирует, слушает джаз и пьет коньяк. Мы с ней очень разные, но при этом в чем-то удивительно похожие. Наверное, это что-то нас незаметно притянуло друг к другу, и в один прекрасный момент мы обе, по-моему, с немалым удивлением обнаружили, что стали подругами.

Кстати, почему я зову ее Мурысей. Наше знакомство сначала было официальным: я нашла ее в Интернете и предложила сотрудничество с издательством. Из этого по независящим от нас обстоятельствам в итоге ничего не вышло, но наши отношения из сугубо деловых постепенно превратились в приятельские. И она стала называть меня Киссой, а сама подписывалась как Мурра. А если письмо все же было деловым, то оно начиналось с обращения «Уважаемая Кисса Мяуковна», а завершалось подписью «Мурра Мурлыковна». Иногда, открывая ее письмо на работе, я мысленно веселилась, представляя, что было бы, если бы мне через плечо заглянул мой шеф… да и любой из сотрудников. Какой пассаж! И это заведующая отделом крупного издательства! Солидный человек!

Но узнав Мурру Мурлыковну поближе, я поняла, что это имя ей не очень подходит, и превратила ее в Мурысю. В этом слове мне слышится не столько кошачье «мур», сколько дикое «рысь». Вообще это имя ей ужасно идет… такая она вся: то мур, то рысь. Рыжая, немного взбалмошная кошка.

Живет Мурыся в музейном районе Санкт-Петербурга — именно так, а не Питера. Петербурга — гранитного барина с приподнятой в высокомерном недоумении бровью. Это рядом с Исаакиевским собором, Адмиралтейством и Почтамтом. Дом Мурыси — старинный, ему явно больше ста лет, наверное, века полтора. В квартире — высоченные четырехметровые потолки, комната с эркером-фонарем и старинной мебелью разных времен и народов. Несмотря на явную эклектичность, все это чудесным образом согласуется друг с другом и напоминает стиль модерн начала ХХ века.

Мы с Мурысей мирно сидели за старинным бамбуковым столиком в эркере, пили кофе с пирожными и предвкушали начало завтрашнего путешествия.

Домой я вернулась к шести часам в прекрасном настроении, села за компьютер доделать всякие дела, чтобы меня уже точно ничего не могло задержать на старой работе, когда я приеду, потом вернулась Сашуля, мы еще раз проверили рюкзаки, подумали о том, что было бы хорошо пораньше лечь спать, и я даже расстелила для нас постель. После этого я зашла в туалет… и тут, не знаю почему, по какой такой логике мне подумалось: «А тот ли я загранпаспорт взяла? Не взяла ли я по ошибке старый, который лежит у меня вместе со всеми документами?» Может, вспомнилось, как Мурыся мне про свою знакомую рассказала, которая на границе паспорт в унитаз уронила? В общем, я пулей вылетела из туалета, кинулась к паспортам, проверила — и точно! У меня в руках был старый паспорт! Каким-то невероятным образом, собираясь, я схватила его, а не новый, который всегда лежал у меня в отдельной папочке вместе с Сашулиным.

Передать словами мое состояние просто невозможно. Ужас. Паника. Разбудите меня! И вместе с этим четкое осознание того, что ничего другого не остается, как умудриться за ночь слетать в Москву и обратно.

Звоню Мурысе, которая уже голая и расслабленная готовилась ко сну. Они вместе с Сашулей в четыре руки начинают покупать мне билеты на самолет и составлять альтернативный план действий на следующий день. На часах — двадцать два тридцать пять. Самолет — в двадцать три пятьдесят пять. Толком не запомнив номер рейса, вызываю такси, обнаруживаю, что совсем нет налички, мчусь в Пулково, по дороге через мобильный банк перевожу оплату — иначе, как объясняет водитель, машина будет заблокирована, и мы встанем посреди дороги. В пути вспоминаю, что думать о том, чтобы Сашуля поехала с Мурысей, а я догнала их в Финляндии — нельзя: Сашулю без меня за границу не выпустят. Созваниваемся каждые десять-пятнадцать минут, покупаем мне обратный билет из Москвы и нам с Сашулей другие билеты на автобус. Теперь Мурыся отправится в Хельсинки одна, а мы — спустя шесть часов, и встретимся уже там в восемь вечера. Прощайте мечты о прогулке по городу и обеде в финском ресторанчике…

…Самолет в Москву задерживают на полчаса. Я нервно приплясываю в ожидании рейса. Сна ни в одном глазу. Наконец — посадка. Летим час. В половине третьего я в Домодедово. Вызываю такси и объясняю оператору, что мне нужно, чтобы таксист меня привез домой, подождал десять минут, а потом доставил в Шереметьево. Что уж они там подумали, не знаю. По дороге мы попадаем в пробку, в грозу и в штормовое предупреждение, и все это время я мучаюсь мыслью: а что, если я не обнаружу дома паспорта? Может, я его на работе оставила, когда собиралась по совету Мурыси ксерокопию сделать? (Так и не сделала, конечно). Я представила себе, как среди ночи бужу вахтера и пытаюсь проникнуть в здание издательства…

В четвертом часу утра я влетаю в квартиру, бросаюсь к тумбочке — слава Богу! Паспорт на месте! Хватаю солнечные очки — не забывать же их во второй раз! — и стрелой лечу в Шереметьево.

Таксист попался позитивный — всю дорогу развлекал меня и занимался психотерапией. Убеждал, что зря я так расстраиваюсь: ничего там хорошего нет в этой Европе. Сам он не был, но по телевизору видел. Там Каталония отделиться хочет и стать самостийной. А в этой их Барселоне, ну, там, где Месси играет, знаете? Так там сплошные беспорядки. Бомбы, бомжи и педерасты. В Германии однополые браки разрешили, представляете? А в Дании тюленей убивают. То ли дело у нас: все хорошо, все довольны, вот бы еще в футбол играть научиться…

Только добравшись к четырем часам в Шереметьево, я вздохнула поспокойнее и почувствовала, что хочу есть и спать одновременно. Но мысль о том, что рейс могут задержать, заставляла меня быть все время начеку и вслушиваться во все объявления.