Бесплатный фрагмент - Тетради 2019 года

***

Всё полость или свет

от мрака отражённый,

который прячет вещь

внутри своих потёмок,

где крутит погремушку

ладошкой обожженной —

и смотрит в щёль её

утраченный ребёнок.

Перебирает ночь —

агу тебе, пернатый,

висим меж голосов

и часовых поддатых.

Натянешь тишину —

молчание пробудишь

и воздух разомнёшь,

которым вскоре будешь.

Лети, лети, снежок —

неси меж позвонками

своими мой ожог

собаками, звонками.

(12/01/2019)

Снегопад

Не тяжелей метель дороги лошадиной,

но проще, чем врастать в морозы над собой —

растёт из веток снег большой и неделимый,

качая воробьиной, горячей головой.

Так утерявший свет руками по тьме водит

и судорогой сводит в дорогу стыдобу

и крошит свет на свет, упавший на пороге:

не надрезай его — я всё тебе верну.

(13/01/2019)

***

Квадраты воздуха округлы, виноваты.

Всё глохнет, слепнет — вынь бельмо моё,

как электрические смерти киловатты

из механических заснеженных птенцов.

Будь пианистом-слесарем, слоном,

сугробом, свёрнутым в ключи или — в ключице

застрявшим — клювом ворона. Лети, лети по стуже

но — не слишком быстро.

Слепи снежок, как новый алфавит,

стучись из темноты прозрачной банки

и путай на самом себе следы,

чтоб в них блуждал безалкогольный ангел.

Во всём ты виноват, во всём, смотри,

как ты течёшь и протекаешь

— стоит?

но ты стоишь, всё это говоришь

и выжигаешь куб, квадрат и нолик.

(29/01/2019)

***

Молчания белый плод —

плеск изнутри весла

чья опухает плоть,

поскольку душа пришла —

на темноте скрипит,

не проявляясь, свет

или — так Бог троит

и приминает смерть.

(25/02—4/03/2019)

***

Глаз голубиный тяжёл, словно он в Арарат

скомканным был и в ладонях горел, как ковчег:

более нет здесь возврата — как потоп наступает земля

новая эта — к которой подплывший прощён.

Если есть имя тебе — вовсе времени нет:

падает глаз голубиный и скручен в тоннель,

в мир тот, который не был — потому и Аид

в глаз голубиный разрезан, как хлеб и рассвет.

Тьма шелестит, как ковчег — говорит, говорит

беглый отец, тяжелея от света которым омыт.

(4/03/2019)

***

Если бы ты снимала кино, как одежду — зима проступала

то на коже твоей, то на воздухе том, из которого в тень ты упала

с кольцами плёнки гремящей змеиной развёрнутой кожи,

слайдами из чешуи, в чей чулок, как в пластинку, был временем сложен

берег морозный — игла ледяная над ниткой

птицы распущенной в пар и полёт, где улиткой

ангел стоит — сам себе белый лес или камень,

тело своё раздвигая, за снегопадом из камер.

(5/03/2019)

***

В начале я — отцу,

затем — отец,

что растворился

средь своих колец,

бегуших по

отсутствующего глади

при каждом в камень

падающем взгляде.

Так бабочка

касается лица,

в котором нет

[и не было] отца,

но лишь — круги

от всех её рождений

и скважина,

и ключ от беглеца.

(6/03/2019)

***

Текст, переписанный космосом, будет пустыней

синей, стоящей внутри у осины на Плесо,

будет касаться тебя, как ожог от осиной

талии, вдавленной светом в подбрюшие кресла.

Тяжесть вернее, чем старость свою, ощущая

там, где синица себя собирает из даров и провалов —

текст, словно мёд замирает у края (но здесь опечатка — у рая),

чтобы тобой быть, пустыней, что небо и воды спасает.

(11/03/2019)

***

Изнанка голоса есть Брайль,

который сыплется наружу

покинуть человека рай,

чтоб человеческую стужу

смочь ощутить — он поперёк

растёт, как рыба за водою,

почти ещё косноязык

он тишиной, а не бедою

был собран — и на гвоздь свои

повесил плечи и предплечья

не то к молчанию привык,

не то красивой немотою

теперь он награждён на миг,

в который встроен высотою.

О как в нём высота растёт (!)

как — задыхаясь — он однажды

откроет тёплый её рот

теперь уже лишённый дважды

всей речи, что — скрипев внутри —

его скрепляла половины

и не давала умереть,

коль жизнь и смерть не очевидны.

Как изнутри течёт волна

чтобы язык мог раздвоиться

меж пальцев, там, где тишина

спешит в трёх лицах отразиться.

(11/03/2019)

Натуралист

Вижу, как черепаха щурится всей

кожей своей, состоящей из жёлтых щелей

испивающих холм, что здесь вырос когда-то над ней —

назовём его временем, мхом, словарём для горящих шмелей.

Черепахи пружина сквозь панцирь зияет, сквозь ил,

что когда-то беглец для неё из неё сотворил —

из воды собирая прозрачные неба следы

из камней и людей, и их славы звериной (почти из слюды).

И стекает слюна стрекозы, что присела на край

и качает бессмертия лестницы меж соляных,

лопастей и лопаток её насекомых (конечно, двойных)

меж которых стоит — всё ещё незадуманный — рай.

Вижу, как черепаха становится жизни длинней,

и морщины её облетают со многих деревьев,

и ложатся на дом, как вдоль тени своей вся земля,

что в приметы себе приписала мои суеверья.

Притворившейся богом природы предметы стоят —

то кивнёт там, где лошадь идёт, то под снегом за светом ослепнет

черепаха: внутри — горсть земли и прибой, и его стыдоба,

что пред нею встаёт на песочные неба колени.

(12/03/2019)

***

неочевидный человек

идёт по снегопаду Бога —

его молчанием одет

от края выдоха до вдоха

чужим дыханием он полн

в пальто его ключи щебечат

и тычет Бог в ладони нос

невидимый бесчеловечный

(14/03/2019)

***

Сеть света в глазнице лошади, проехавшей через нас,

сокрыта льдом, словно книгой — лица ужаленных сном.

Суммирует их зима, перенесённая в март

кошкой, что развернулась и свет из неё изъят,

где — выбивая очередь — тасуются тьма и вид,

человек со своею смертью, с водой и песком Аид.

Похожая на Катер-бург — зола в пустоте поёт:

собрана, как человек, из освещённых пустот.

(15/03/2019)

Список

[…] бог [с малой] Бог [большой], меж ваших трещин

стоящий человек [как рёбра эха]

смывает оспы соты [удвоясь в Иова]

на берегах неназванного моря, как шум, стоит

меж чайками камней,

чтоб избежать рифмовки [прочитай: Шеола]

и голосов разборчивых теперь,

бог [с малой] им [как тени] был расчерчен

на [вынутой из Господа] волне.

И человек [увиденного список]

[как жест из смерти] вычтен и исчислен,

и удлинён до мокрой фотовспышки,

где улыбается [как подпись к …] темноте.

(16/03/2019)

***

Из старого тела вынут был глаз золотой,

как маятник из причины проснуться семиждыстолетним

проёмом в дверях между каждой из трёх сторон

плоской вещицы, которая [так же] похожа на дверцу.

Из полых глаголов его и трети теперь не поймёшь

в лестницах снега, которой стоишь [под высотами снега],

греется кот [здесь зачёркнуто] греется крот

[снова зачёркнуто] плавится медное сердце.

Крот, что проделал дыру, как зрачок, на другой —

третьей — его стороне расплетает [фантазия?] тропы

многоугольных причин, чтоб качнулся, как зверь,

маятник, небо себе развязав на качели и тросы.

(16/03/2019)

***

Если вкратце сказать, то получится «будем жить» —

неустойчивый мячик толкать разрывной ногой

и — культёй души на псов небеса взойдя —

ощущать, как лопатки покрыты большой зимой.

Если коротко, тот, что здесь — далеко не я:

я — тот мячик, который пёс понесёт с водой —

подними, отпусти, надкуси — вот опять упал

/полетел/удивился — беременной стал землёй.

(17/03/2019)

***

Там женщина идёт, ко рту

прижав ладонь прозрачной смерти,

и ангела рулон вокруг

расстелен ею на две трети.

Наполовину снег висит,

он, свет пройдя до половины

её, почти как идиот,

прозрачен, тёмен и невинен,

как женщина, что в снег идёт,

сама подобье снегопада,

подземный в небо переход,

что был не выбран, но угадан.

(17/03/2019)

***

По-прежнему из промежутков голоса

скворчат по мне [мол, выбери меня]

«вжух-вжух» горчит красивая коса

и душу выжимает из гнезда.

Здесь каждый жуток маятник внутри —

белеет и сгорает от стыда

пока по траектории летит

его — на ангела похожая — оса.

И столь же отвратительно легко

склоняет насекомое лицо

тобой задуманный [потом забытый] Бог,

как Эдгар По, зашедший высоко.

Внутри его фантазии слюна

напоминает, высохнув, росу,

которая рождением больна

и потому вмещает высоту

на — свёрнутых до неба — небесах,

на герпесе из вечности в губе

у человека, где живёт тоска

по ангелов разорванной резьбе.

По горочке косы летит, «вжух-вжух»,

как промежуток самому себе,

преодолевая небольшую смерть,

знакомый бомж по имени на Б.

(17—18/03/2019)

***

а если отдыхать от этой кожи

устанешь, сбросив костяной мешок —

в спираль воды, в спираль из чаек дрожи,

напоминая марта водосток,

твоя молекулярная структура

рассыплется, чтоб наново собрать

из муравьиной ржавой неба кожи,

которую нам ангелы соврать

успели до того, как растворились,

воронкой став — точнее, вороньём —

ты будешь только атомом единым

вернувшись по спиралям этим в дом

Зерно

Время догоняет себя сквозь дистанции снов,

раскрутив человека, как окуляр —

к своей темноте прикладывая его темноты зерно,

из стены выходит шестирукий Уильям Блейк, словно пар.

В четырёх руках у него — воронят гнездо,

на шестой — огонь чтоб подпалить его,

оперевшись о пустоту, он несет ведро

с костяною сна — исчерпанною — водой.

Воронята сверлят дыру на его плече,

чтобы чрез неё посмотреть сюда, где была стена —

и дитёныш огня открывает кружок и дверь

для того, кто ожил на обратной стране зерна.

Он наводит резкость, вращаясь внутри огня,

гогоча внутри у скелета взрывной реки —

и гремит во ртах его воронка из воронья,

выпивая красной глоткой щенячий и тёплый Стикс.

И под линзой воронки, как пожар, спешит шестикрылый Блейк —

в голове у него, как рога, через смерть человек растёт —

покидая вечность, как самоходный дым,

вырезает зренье своё и на руке несёт.

(19/03/2019)

Исчезновение берега

Этот берег исчезнет раньше реки, у которой он —

словно пёс — сидел и ушёл, и со всех сторон

на себя смотрел, выцарапывал эха дно,

где себя ловил, вынимая из всех заноз

и, сложившись в тень лодки ждал, кто его вдохнёт.

На трахее его, обретая истории ил,

копошились все прежние звери — куда не взгляни

ты наткнешься на перечни, поручни и следы,

что он вывернул / вывихнул / спутал в корней бинты.

И пульсирует берега лёгкого чешуя

там, где рыба торчит, над собою в чайке привстав,

и из клюва её понемногу сочится пёс,

вспоминая реки, которыми он оброс.

(19/03/2019)

***

Человек, как бритва — лягушку,

разрежет смерть

от подмышек до синевы лобка,

выбирая треск

из [в грудине её

собравшихся] воробьёв,

что тачают из воздуха двери,

в которые он войдёт —

мягкий и тихий,

белый, большой, как шар —

смерть рассмотреть, словно школьник

к линзе её припав,

как снегопад пропадая

[в жирной вдвойне] смоле.

Смерть исчезает, когда ты

идёшь в её животе

и удивлённо видит

то, как скользит коньком

человек с [её] жёлтым, надорванным

[выдохом света] ртом.

(30/03/2019)

***

В живой воде, как мёртвый,

прозрачный Бог живёт

и по изнанке бродит,

как паузы окно,

меж светом и прибоем,

весёлый алкоголь

в молчания он носит

мешке. Как перегной

он поспевает всюду

немного помолчать,

быть незаметным, трудным

и лёгким, как печаль

о жизни или смерти,

которых вовсе нет,

где Бог твердит «о, боже»

и слушает ответ,

где паузы живые

внутри его растут,

косноязычье неба

в грай человеков гнут.

(1/04/2019)

Childfree

Труба, как смерть, гудит внутри,

горит метель из человека

и говорят в его вдали

Бог, ангел, срезанное веко.

Труба всё ищет А и Я —

так женщина, на сорок третьем,

вдруг ощущает, что одна

здесь одиночеством согрета.

Внутри её горит дитя,

что, вместо смерти, удалила —

похожее на куст стыда,

который не — проговорила.

Стоит в её степи дыра,

свистит голодная траншея —

и — вырезаны, как змея —

не-бывшие в тьму тянут шею.

(02/04/2019)

***

Тронь спицы воздуха и пряжу птиц — полёт,

как шарф, они соткут из неба ожиданьем,

где обжигают человека плод

орущий, мокрый. Это бы камланье

листва запомнила б, но не было листвы —

лишь шелест и огонь, и полый ветер,

в котором человека плот несли

невидимые ангельские петли.

Скрипело время в нём сверчком, как ключ,

приподнимался, сквозь лицо Отца, без гнева

похож на ад и рай, и снега плющ,

ушедший человек, себе связавший небо.

(3/04/2019)

***

Печатная машинка отрезает от бумаги по букве,

выстругивает дерево и окно из воздуха дыбы,

стучащей в дверь, вычеркнутую из звука

песка, исчерпанного, как голос

и примечание на красных полях у рыбы,

ткущей вОды, которые сверху и снизу

лодки {читаю: топкой земли для мифа},

порезанной из бумаги ножами прекрасной ошибки,

которая себя умножает, перебирая выдохов нитки.

Если встаёшь лицом к смерти, то не чувствуешь себя одиноким —

видишь, что ты — машинка печатная в каждом глотке у жажды,

вырванной, словно свет из тоннеля слова —

свет лежит у себя в лице и, задыхаясь, как зверь, на себе вырезает жабры.

(8/04/2019)

***

Реки Вавилона двигаются вовнутрь,

ссадины струй своих держат в подобье рук —

в сучьях синеющих пальцев [считай: фаланг

дерева между речью]. Вокруг — леса

песочные выгорают — сияют пророком в львах,

стволы соляные горят у воды в семи головах:

В чреве воды крутится, как мельницы жернова,

того, кто вернётся первым, огненная булава —

младенцев на солнце вынет, чтобы их иссушить

или язык свой вырвет, чтобы из тьмы говорить:

медленны эти реки, ссадины, львы, столбы —

опустошённый речью в красной глине стоит.

(04/2019)

***

У подножья холма всё чужое: земля или небо —

скудны вещи, которые — взяв — посчитать не решился

жаркий глаз у птенца, расклевался со всей теснотою

и лететь, словно взгляд, из его оперенья решился.

Бельма, пятен его темноты круглый сыр разрезая,

как смородины спил видят берег и мокрым, и дымным

и взлетает душа сквозь песок, позвонки и паренье холма за ножи принимая,

если взгляд вероятней, чем глаз и длина, то есть глубже долины.

(09/04/2019)

***

Животные обуглятся в следы.

— Свои, свои —

кричит им вслед мешочник-

отец, расщеплен словом соловей,

как голос на молчания. Так точен

лишь взгляд рождённого, нелепо не стыдясь,

он тянет свою дату, как подстрочник,

до самой смерти и в руке его

горит платона бледный позвоночник.

Вот он [отец] идёт сквозь лабиринт,

который вырыт был внутри животных

его следов

— свои, свои — считает

и в мешок кладёт их

снова.

(12/04/2019)

***

Тело своё отколупывая, душа

стоит, как солнечные часы —

выходит разбойник, говорит «Ша!

вот отсюда в огнь полетишь, в пласты,

воздуха, сжатого в лёгкие, в

девицу, вынутую из тебя

сентября длинного каблуком,

как земли вывихнутая верста».

А душа всё в семечке смерть грызёт

и летит по дуге её шелуха,

и щербат её бессловесный рот

и длинна внутри, как вода, дуга —

на плече у неё белый свист висит

и из глотки её в свет изблёван мёд.

И морозец ранний, как конь, болит

и от тела её почти ничего.

(15/04/2019)

***

там, где они всё читали стихи [а свет повторялся

в узком тоннеле [зачёркнуто] в светлом фойе, в мокром зале

голос двоился — и был универсум в молчанье

дымном и частом, как перемотки дрожанье]

свет разливался по вынутой слова копейки,

бёдра и рёбра её под собой различая,

вынутый рай будто пёс языком своим терпким

пятился снова обратно в земли бедной пятна

***

Мёртвые нас победят, увеличив свои ряды

ступай осторожно — потому что мы их следы,

ходоки под снегом, Престолы, что падая через свет

возглавят полки врагов своих — остального нет

даже в остатке. Это плоть под стопой скрипит,

это всё, чем ты был, за тобою следит, горит —

цитадель сороки, стрекочущей из земли —

вырывай язык из ямы внутри воды,