Бесплатный фрагмент - Терентiй Травнiкъ: ПОДВИЖНИЧЕСТВО

Всё с Богом

Открывает книгу стихотворение Терентия Травника «Всё с Богом», где поэт наглядно показывает незримое присутствие Бога в жизни каждого из нас. Отдельные его строфы усиливающим рефреном звучат дальше на её страницах. Практически все духовные произведения поэта и философа обладают удивительным свойством наполнения читательских сердец знаниями, необходимыми для возрастания их собственной души, обнажая причины внутренних и внешних нестроений жизни. Какими дорогами самосовершенствования Господь вел Травника, читатель узнает из этой книги.

Предлагаемая работа изначально была задумана, как часть в биографической серии о творчестве поэта «В потоке творчества», повествующая о его путешествиях и подвижничестве, но неожиданно, благодаря повышенному читательскому интересу к подвижнической теме, обрела самостоятельность и статус отдельного издания. Причина такой метаморфозы кроется в том, что подвижничество для Терентия является тем основанием, краеугольным камнем, который поставлен во главу угла не только творчества, но и всей его жизни. Именно подвижничество и поиски смысла жизнеустроения позволили Травнику открыть путь к себе, пройдя сквозь непонимания и мрак заблуждений, преодолевая внутренние и внешние затруднения в поисках веры в Бога, даже не в Бога, а Богу, как позже уточнял он, доказав своим примером, что всё в жизни происходит только с Ним и с верой Ему и что, уповая на промысел Божий, имея в душе Любовь, можно достичь многого. Двигаясь вместе с Терентием его духовными путями, от полного неведения к попыткам открытия и познания законов духовной жизни, невольно сравниваешь его со сталкером. Начав самосовершенствование с античной философии Фалеса, Эмпедокла, Пифагора, восточных мистиков Аль-Фараби, Лао-Цзы, он параллельно изучал европейскую и русскую философию, при этом пристально наблюдая за собой, своим внутренним миром, тем самым способствуя поиску лучшего выхода из любой непредвиденной, а порой, и сложной ситуации, нередко возникающей в его дальних, а зачастую и «диких» путешествиях. С начала 90-х мировоззрение поэта формировалось под влиянием богословских трудов Иоанна Златоуста, Блаженного Августина, Максима Исповедника, Исаака Сирина и учения отечественных историков и толкователей священного писания, таких, как Павел Николаевский, Константин Здравомыслов, Евграф Ловягин, Филарет Дроздов, Феофан Затворник, что, по его словам, окончательно позволило ему определиться в выборе направления всего дальнейшего следования по этому непростому пути и сформировало необходимый для этого духовный стержень.

В Приложении представлены десять стихотворений Терентия Травника на тему духовного саморазвития, его живопись, а также некоторые, заслуживающие внимания, редкие фотографии из архива поэта, не вошедшие ни в один из ранее опубликованных материалов этой серии.

Книга адресована всем, кто находится в духовном поиске, а также уже воцерковлённым и живущим с Богом.

Член Союза писателей России

И. М. Соловьева

* * *

Всё с Богом — радость и печали,

Незримый Свет и зримый свет.

С Ним те, кто в немощах отстали

И те, кого на свете нет.

Всё с Богом — каждое дыханье

И каждое движенье — с Ним.

И стыд, и совести терзанья

И те, кто ими же гоним.

Всё с Богом — утра упованья,

Надежды долгих вечеров.

В любви к нелюбящим признанье

И оправдания врагов.

Всё с Богом — каждая пылинка.

Нет среди них той, что не с Ним.

Дорожки, просеки, тропинки…

И те, что сквозь чадящий дым

Ведут к Нему?

Нет, просто с Ним!

Всё с Богом — все твои сомненья,

Твои решенья и дела,

Твои и при- и злоключенья,

И то, как яблоня бела,

И то, как ластится пшеница,

И как звенят ручьи весной,

И явь, и что ночами снится,

И окрыленье, и покой.

Всё с Богом — боли, неудачи

И разочарованья с Ним,

А как иначе, как иначе

Учился б тот, кто стал Святым!

Всё с Богом — юности пытливость

И зрелости несуета.

Всё с Богом — старости сварливость

И старостей некрасота.

Всё с Богом — войны, моры, глады,

Победы, пораженья с Ним.

Почет заслуженной награды

И падающий снег лавин.

Всё с Богом — путь, в пути потери

И неизвестность, и обвал,

Пред носом запертые двери

И круг, расплющенный в овал.

Всё с Богом — рыцари свободы

И узники глухих тюрем,

И в племенах с Ним, и в народах

Всегдашний ветер перемен.

Всё с Богом — первенца рожденье

И отпевание в церквах.

И правда с Ним и лжи презренье

И доблесть подвига и страх —

Всё с Богом — чудо исцеленья,

Преображение больных

И крест, и смерть, и Воскресенье,

И покаянье судеб злых.

Лампад ли мерное горенье,

Вулканов рык иль огнь костров,

Глас тихий Всенощного бденья

И благовест колоколов —

Всё с Богом — с Богом всё, что дышит,

Что дышит и не дышит — с Ним.

Всё небо и что неба выше

Взметнулось, словно исполин.

Всё с Богом — всё, что было, будет,

Что есть, что Словом нареклось.

Всё с Богом! Знайте это люди!

Всё с Богом — даже то, что врозь.

Терентiй Травнiкъ

10 ноября 2014

Терентий Травник: Подвижничество (1990—2020 гг.)

В последний день мая 2015 года получила от Травника письмо, в котором он предварительно сообщил, что нашёл его в «своих листочках», т.к. «иногда писал дневники и на клочках в путешествиях», что, собственно, в духе Терентия. Само же письмо произвело на меня неизгладимое впечатление:

«Бог есть. И если я иногда и говорю обратное, то это только потому, что мне просто не хватает роста, чтобы ощутить или учувствовать Его, как ребёнку часто не хватает роста, чтобы что-то увидеть. Ни к чему спорить со мной и убеждать в обратном, нужно просто дать мне время вырасти. Нужно дать время вырасти каждому, кто говорит, что Бога нет, вот и все, и не тратить силы на споры об очевидном. Именно незнания меня вели и вывели из тумана непробуждения. Это стало моим началом постижения христианства. И сейчас, когда я слышу любовь Христа, значение этих незнаний нисколько не умалилось. Пусть они и говорят на своём особом языке, но я с поклоном поверяю этот опыт тебе…».

А я, дорогие мои читатели, поверяю эти слова Травника вам. Да, всему своё время, как и время духовного пробуждения и духовного роста тоже. О том, какими подвижническими путями вёл Господь Терентия Травника, рождённого в атеистической стране, я и хочу рассказать в этой части книги.

Общие впечатления и знания о религии с детства и юности у Терентия, по его словам, были довольно скудные. Своё первое серьёзное приближение к религиозным темам он связывает со знакомством с Вадимом Овсянниковым, переросшее с годами в крепкую дружбу, длящуюся по сегодняшний день. Их встреча состоялась в 1983 году, в художественной мастерской-студии при МЭИС, где оба тогда учились, правда на разных факультетах. Вадим в то время рисовал храмы, церковки, пейзажи с храмовой архитектурой, и Терентию настолько понравился такой подход товарища в реализации своего таланта, что он тоже включил в свои работы «религиозную» тему, изображая её по-своему. Чаще это были тёмные сказочные леса, таинственные заводи, где вдалеке обязательно виднелась церквушка, передавая таким образом в полотнах своё мистическое, тревожное, зачастую минорное настроение и понимание реальности с «малым светом вдали».

Перебирая семейные фотоархивы Травника, наткнулась на интересную фотографию, датированную 1984 годом. На снимке два новоявленных друга стоят у ворот храма свт. Николая Чудотворца в Бирюлёво ещё задолго до крещения каждого из них в этом же храме. Рассматривая фото, не перестаю удивляться Божьему промыслу, положившему начало их дружбе, и прямиком приведшему их к вратам этого храма для осуществления всех последующих замыслов каждого.

Из дневника поэта-подвижника:

«Впервые возле Бирюлёвского храма мы с Вадимом оказались в 1984 году. Было это в постное время. Мы, будучи студентами, созвонились и назначили местом для своей встречи площадку около ближайшей церкви. На воротах висел тяжёлый чёрный замок, калитка была закрыта и мы просто сфотографировались на его фоне. В те годы фотографирование сопутствовало всем нашим делам. Что касается храма, то откровенно говоря, цели попасть в него у нас не было, но то, что именно с этого снимка и началась моя духовная жизнь — вне всякого сомнения. Стоит заметить, что большинство моих воспоминаний детства никакого отношения к религии не имеют, несмотря на их достаточную разнообразность, а всё потому, что в детстве, признаюсь, я абсолютно ничего не понимал из того, что касается данной темы. Поэтому краткое дневниковое «задумался о Боге только в 1984 году» — прошу принять к сведению, ибо таковое позволит лучше понять столь непростые перипетии в моей последующей жизни, относящиеся к трансцендентальному.

С 1986 года, будучи, заметьте, некрещённым, я постоянно носил крестик, который мне подарил папа, отлив его из серебряного императорского рубля, доставшегося ему от матери. С этим же крестиком, предварительно освятив его, я и принял крещение. Он же на мне и по сей день».

В тот раз встреча друзей ограничилась передачей друг другу бобин с записями групп «Аквариум», «Урфин Джюс», «Зоопарк», «Облачный край» и «Трубный зов».

Здесь сделаю небольшое отступление и на группе «Трубный зов» остановлюсь подробнее. Судьба молодых участников коллектива и их первого альбома очень хорошо характеризует атмосферу нетерпимости ко всему, что связано с религией в 70-80-х годах прошлого столетия. Игорь и Вадим, что свойственно было молодёжи того времени, обмениваясь друг с другом музыкальными записями, совсем не подозревали, что очень сильно рисковали, и вот почему: дело в том, что «Трубный зов» — первая христианская рок-группа в мире на русском языке. Альбом ленинградцами был записан подпольно в 1980 году в СССР. Валерий Баринов и Сергей Тимохин (бас-гитара) были членами ленинградской баптистской церкви. Они привлекли в группу ленинградца Сергея Надводского и эстонцев Мати Кивистика, Райво Тамоа и Уно Лоориса. Альбом фактически был проповедью Иисуса Христа, положенной на рок-музыку. И это в атеистической стране!

Баринов и Тимохин в 1982 году послали свой альбом в Кремль и написали Открытое обращение к советскому правительству с просьбой разрешить публичное выступление их христианской рок- группе в СССР. После выхода альбома начались преследования музыкантов, последовало их гонение со стороны государства (КГБ). Каждого неоднократно, под разными предлогами, незаконно задерживали и допрашивали, что постепенно переросло в откровенную травлю. Музыканты неоднократно обращались в местные и международные правоохранительные органы с жалобами, но, как они выражались, всё шло к «прокурору «корзинкину», имея в виду, что все их жалобы попадали только в мусорную корзину КГБ. Ребята обратились в Ленинградский ОВИР, чтобы их отпустили на Запад, раз здесь в СССР их преследуют и запрещают.

Закончилось всё тем, что в один из дней они были арестованы. Музыкантам предъявили обвинения в измене Родине, работе на западные спецслужбы, записи альбома «чуждой стране идеологии» и «влияния на умы миллионов молодых людей СССР». Официально Отделом Охраны Печати и Информации группа «Трубный Зов» была запрещена к распространению в СССР. Альбом попал в разряд «идеологических преступлений» и назван «диверсией против страны». Для начала дали по два года с обещанием продлевать срок уже на зоне. Баринова и Тимохина провели по самому жестокому этапу и поместили на «северные зоны». Уполномоченный по делам религии отказал им во встрече, после чего Баринов и Тимохин предприняли попытку встретиться с Брежневым — так же безуспешно. Тогда, в середине 1983-го Баринов каким-то чудесным образом даёт сигнал западным радиостанциям и альбом «Второе пришествие» транслируется в эфире на коротких волнах.

После этого Баринова помещают на некоторое время в психиатрическую больницу, применяя к нему лечение как для буйных больных. Оба музыканта, вспоминая годы заключения, говорят о том, что их отправили в тюрьму на верную смерть. «Фактически Баринова бросили туда на уничтожение. В бараке ему переломали ребра, он совершенно доходил, — рассказывает Сева Новгородцев, принявший в те времена активное участие в судьбе Баринова. — Но Валерий — человек с колоссальной силой веры, умением понимать людей и общаться с ними. Кончилось это дело полным провалом Комитета: Валера не только выжил, но и обратил сокамерников в христианскую веру». Многие известные люди на Западе приняли самое горячее участие в судьбе заключённых. Это явилось темой переговоров между Михаилом Горбачевым и Маргарет Тэтчер.

Сразу после освобождения в 1987 году Валерий Баринов, при содействии английского правительства и парламента, эмигрировал вместе с семьёй в Англию. Следом за ним в пригород Лондона переехал Мати Кивистик. Сергей Надводский выбрал Париж. Уно Лоорис и Райво Таммоя по-прежнему живут в Эстонии. Сергей Тимохин стал настоятелем одной из протестантских церквей в Санкт- Петербурге.

В 1992 году оригинальный состав группы собрался в Лондоне и дал единственный концерт, посвящённый десятилетию выхода «Второго пришествия». Эта история стала известна широкой общественности только после распада СССР.

Конечно же, мои молодые герои и слыхом не слыхивали об этом, хотя Терентий в начале восьмидесятых имел свой неприятный эпизод, связанный с абсолютно невинной его перепиской с лидером группы «Урфин Джюс» Александром Пантыкиным по поводу оформления их музыкального альбома, о чём сохранилась запись в одном из его дневников: «Сегодня был вызван в милицию по весьма необычному поводу. Как удалось выяснить, в ОВД меня ждало письмо… от Александра Пантыкина, музыканта из Свердловского рок-клуба. Примерно с год, как я интересуюсь этим клубом и вот недавно написал на его адрес лидеру группы «Урфин Джюс» Саше Пантыкину, послав ему несколько своих рисунков к их альбому «15». И вот пришёл ответ, но не ко мне, а в милицию. В назначенное время я прошёл через КПП, на входе в отделение меня встретил дежурный и проводил в кабинет на второй этаж, к человеку выше званием. Постучав, и услышав командное «открыто», я вошёл и остановился при входе. Видимо меня уже ждали: за столом сидел краснощёкий, вполне миловидный капитан МВД средних лет и нервно теребил большой конверт в руках. Проведя со мной беседу о недостойном поведении комсомольца, он передал мне письмо с просьбой прекратить подобную переписку с рок-клубом и её членами. В этом письме Вячеслав Бутусов предлагал мне сделать несколько набросков обложки к первому альбому Наутилуса «Переезд».

P.S. Больше писем по почте я не писал, а передавал с оказией. Стало очевидным, что время было неспокойное. Шёл 1983 год…».

Возвращаясь к дружбе молодых художников Терентия и Вадима, отмечу, что сама идея религиозного восприятия у них была, мягко говоря, размытая и своеобразная. В этот период в живописи у обоих друзей преобладали тёмные тона. На полотнах, исписанных погостами и одинокими могилками, нехожеными, забытыми тропками и дорогами, на обочинах которых царили тишина и запустение, как правило присутствовала заброшенная церковь из произведений Гоголя, где существовали всякие неизвестности и страхи. Она и составляла центр композиции картины. Вместо религиозного преподнесения идеи, живописцами использовалась мистичная художественная образность. Чаще, это была эклектика из чего-то загадочного, таинственного и волшебного. В их полотнах было мало из того, что можно назвать религиозным, а уж тем более духовным в истинном понимании этого слова. У Терентия в тот период было немало подобных полотен. Подробно я об этом рассказываю в первом томе «семикнижья».

Как-то раз после показа Терентием Вадиму очередной работы, где были изображены перекопанные могилы, тот заметил, что у друга «хорошо идёт минор»… Терентий поблагодарил, и в знак внимания подарил ему этот холст.

«У Вадима была картина „Осенний погост“ и у меня — кресты да могилы, — вспоминает Травник. — У него кладбище пустынников и у меня всегда находилось нечто подобное. В то время я слушал музыку „King Crimson“ и „Procol Harum“, а Вадим исключительно „Black Sabbath“, что, со бственно, и определяло наше с ним мировоззрение, дополненное трудами почти запрещённого в то время философа Владимира Соловьёва. Вот в таком, энигматическом пространстве мы и жили, и творили, и общались — всё было именно в этом ракурсе. Соответственно ни молитв, ни понятий о храмовом устройстве, ни основ богослужения мы не знали. В нас господствовало какое-то своё „мастеро-маргаритское“ восприятие и веры, и надежды, и любви», — поясняет мне Травник, делая выводы о своих первых шагах в религиозном направлении.

Как-то раз Терентий посетил очередную выставку художников- неформалов на Малой Грузинке, где его поразили работы Виталия Линицкого — первого религиозного живописца в СССР. Переворот в сознании и понимании произошёл мгновенно. Дальнейшее развитие художественного образа на полотнах Травника было во многом сформировано под впечатлением от работ именно этого мастера, впоследствии принявшего монашеский постриг (1981).

16 марта 2004 года Линицкий возведён в сан митрополита Крутицкого и Можайского.

«Если не знаешь с чего начать, то начни с красной строки, дойди до края страницы, перейди чуть ниже, а там и само пойдёт», — так обычно советовал Терентию его отец Аркадий Павлович, когда тот садился за домашнее задание по русскому и литературе, вернее за сочинение. В Бирюлёво, точнее в Бирюлёво-Западное семья переехала летом 1976 года и до 1985 Терентий ни разу не зашёл в местный храм. Время было такое — безбожное. Кстати, храм не закрывался и в нем велись службы. С лоджии восьмого этажа их квартиры был хорошо виден куполок-маковка церкви, и каждое утро отчётливо слышался звон колоколов. В семье Алексеевых всегда были иконы. Некоторые стояли на книжной полке, но большинство было сложено в чемодан и убрано на антресоль. О Боге говорили немного, но с достаточным для этого почтением и по всему было ясно, что семья хоть и верующая, но мало знающая и понимающая в этом. Дедушка, уже под старость, постоянно читал Евангелие, бабушка — почитывала. Делала она это нечасто, и как правило, втихаря, чтобы не привлекать, а причины были, внимания.

Родители друзей Травника, в большинстве своём, были атеистами, причём, как принято говорить: воинствующими. Всякие разговоры на эту тему в мальчишеских кругах ими игнорировались, а зачастую и просто пресекались, а потому ребята особо не лезли и не выпячивались с подобными интересами, да и откровенно говоря, они были не основными у них. Только теперь понимаешь, насколько сильно прошлась огненная колесница атеистической пропаганды по всем полям и посевам духовных знаний и поисков в стране, оставив после себя рождённым в 30-е, 40-е, 50-е, 60-е, 70-е годы только одну радость — радость салютов да кумачей, народных демонстраций и какой-то непонятной для большинства веры в победу коммунизма.

Суррогатная культура, не способная сформировать никакой более-менее гуманной основы на существующем положении вещей, делала из советского человека искусственного детёныша, опирающегося на совершенно непроверенную и ничем неподкреплённую идею о грядущей светлой жизни и труда во благо страны и общества, оставляя, при этом каждого из его членов один на один со своими собственными страхами, печалями, тоской по погибшим и умершим родным и близким. Воистину материализм один из самых безжалостных способов существования человека в этом мире, когда каждому живущему предлагается только одна радость — весьма сомнительное самоосчастливливание за счёт собственного заклания на жертвеннике энтузиазма страны, в то время, как её руководящий состав, а это мы узнали много позже, жил совсем иными ценностями, допуская в своё, размежёванное с народом бытие элементы и барства, и веры одновременно. Тем не менее, даже в этом, мерцающем сознании, советский человек нашёл способ отыскать и выразить идеи большой любви. Лишённый духовной опоры он, рабочий и крестьянин, и следующий за ними едва приметный интеллигент, создали культуру, во многом непревзойдённую по своим морально-этическим принципам и мастерству даже в то время, когда все запреты на самореализацию с души были сняты.

Летом 1981 года Терентий, почти на отлично сдав вступительные экзамены в МЭИС, был принят в институт и зачислен на самый сложный его факультет АТиЭ (Автоматики, телемеханики и электроники) по специальности радиоинженер. Студенческая среда, как известно, во все времена была особая — свободолюбивая и дерзкая, а потому даже в таком, насквозь военизированном вузе, как институт связи, нашлись ребята, воспринимающие жизнь иначе. Это были… хиппи. Более подробно мы будем говорить об этом явлении в следующей книге «Личность и творчество».

Начиная с института, с самого первого курса, Терентий нет-нет, да интересовался общими вопросами христианской жизни: вопросами смерти, бессмертия, языческими и оккультными знаниями. Позже, работая в Музее искусств народов Востока (ГМИНВ), ему в руки попадут книги сочинений Рериха, Блаватской, Ани Безант, Кастанедо… Именно там, в компании таких же, как и он хиппи, Травник впервые услышит, а потом и станет изучать И-Цзин — Китайскую Книгу перемен, будет зачитываться ксерокопиями произведений Якова Бёме, Шеллинга, Шпенглера, Ницше, трактатами индийских мыслителей Вивекананды, Шри Ауробиндо, трудами русских гениев философии Федорова, Шестова, Карсавина, Леонтьева, Флоренского и других. Вот такая была эклектика в умах прогрессивной молодёжи времён упадка СССР или, как говорил об этом Терентий, «полная духовная „оливьетчина“ в сочетании с абсолютным интеллектуальным „винегретизмом“ — воссоединение всего со всем, сокрытое „провансалями“ с западным привкусом и восточным послевкусием».

Горбачёв, придя к власти, открыл окна к свободе слова. Тогда это было самое начало эпохи гласности и до первых завоеваний перестройки в этой области было ещё весьма и весьма далеко, а потому многи е книги духовной, в том числе и православной направленности ещё не вышли на свободу и находились под частичным арестом, оставаясь по-прежнему большой редкостью.

Оказавшись в Музее Востока Травник не на шутку углубился в религиозные поиски и дискуссии, благо обстановка заведения, что называется располагала и позволяла «не прятать длинные волосы за уши и воротник». Как-то раз Вадим, узнавший о месте работы друга, воскликнул: «Ты хоть понимаешь, куда ты попал, куда устроился работать?! Это ж логово „волосатых“, там же одни диссиденты… Впрочем, это хорошо, но будь все-таки осмотрительнее, люди всякие бывают…».

Рядом с Травником работали не просто востоковеды, но сформированные и убеждённые антропософы, буддисты, кришнаиты, суффисты и даосы. Были среди них и подлинные корифеи в области искусства востока и восточной религии и философии, люди, читающие Бхагавад гиту и знающие учение Лао Цзы, Ван Чуна, Хань Фэя. Их рассказы и опыт Терентий жадно, подобно губке, впитывал в себя. Но от православия, которое возможно и искала его душа, он оставался по-прежнему далёк: «Не православие, а скорее просто религия и была для меня привлекательна в то время. В этом я интуитивно видел возможный стержень для всей своей жизни, её основу, но войти, а тем более броситься в этот мир с головой, я по непонятным тогда причинам никак не мог», — признается Терентий.

Вместе с тем, Травник очень хорошо помнил те моменты, когда его дедушка ходил в храм Божий: «Нет-нет да и пойдёт прогуляться в церковь, купит свечку, принесёт домой, зажжёт и поставит на стол. Как-то раз мне очень захотелось, чтобы у меня в комнате появилось что-то церковное, и я попросил дедушку купить мне любую „штучку“ в церкви или, как принято сегодня говорить — артефакт. Меня даже бумажные цветы привлекали, те, что продаются на кладбище или вставляются в куличи на Пасху. Мне просто хотелось создать и иметь церковный антураж, и именно в своей комнате…».

Слушая Терентия, знала, что в его доме иконы были всегда, но только вот во времена атеистического лихолетья, их в основном прятали. Они не висели на стене в комнате, а лежали где-то в чемодане, в шкафу. И все же, никогда не затухавший, еле теплившийся огонёк веры, всегда оберегал и объединял эту удивительную семью. Терентий с детства чувствовал, что его бабушка религиозна, при этом её знания были на уровне самого простого, общего понимания веры. Помнил, как она, укладывая его спать, тихо приговаривала:

«Пречистая Дева, Ты — радость скорбящих смиренных и верных рабов, защита бессильных, здоровье болящих, убогих и сирых покров. Владычица Дева — Царица вселенной! Покинув престол в небесах, спешишь Ты на помощь к земле нашей бедной… к тому, кто в тоске и в слезах. Сама Ты отведена горестной ноши, Ты знаешь, как тяжко страдать. И, вот утоляешь Ты, скорби все наши. Как самая нежная мать. К Тебе Всеблагая, скорбящих всех радость, страдальцы стремятся толпой… Ты жизни их горькой — единая сладость. Сердцем Ты их мир и покой. Ты — Богом дарована нам. Верни же нас Дева, с распутий мятежных!.. И путь наш направь к небесам!..»

Терентий вырос, а бабушкина молитва, так и осталась в его памяти и сердце. Благодаря этой книге, теперь её знаете и вы, дорогие мои читатели.

Дедушка Георгий нередко вечерами молился, и тогда под маленькой иконкой, висевшей в их с бабушкой комнате, зажигалась свечечка. Стоит заметить, что ничего особенного не происходило, и разговоры о Боге с ним-маленьким в семье никогда не велись.

«И все же это не совсем так… Была у нас соседка Клавдия Львовна Меньшенина, — уточняет Травник. — Эта бабушкина и дедушкина подруга жила с нами в одной коммунальной квартире ещё в Сушкином доме в 3-м Ростовском переулке. Вот у неё-то в комнате и был, как теперь я понимаю, молитвенный уголок с иконами, стояла и всегда горела лампадка. Я наблюдал всё это с пяти лет, и тем не менее, религиозные переживания оставались для меня слишком абстрактными и размытыми. «Чемоданные» иконы, которые позже хранились у нас в шкафу, я не воспринимал, не связывал с церковью и даже особо не рассматривал. Иногда папа их доставал, ставил на стол и подолгу внимательно на них смотрел, а потом вновь прятал. Я в них никогда не всматривался — для меня это были просто тёмные доски, а что там изображено меня не волновало. Да и вообще церковно-религиозное восприятие мира у меня в юности всегда было сопряжено с каким-то страхом, мрачностью и тревожной настороженностью. Если честно, то все, что было связано с крестами и могилами, со смертью и похоронами, со старыми бабками и черными одеждами — я с детства не только остерегался, но и откровенно боялся. Трудно поверить, но я испытывал настоящий страх. Даже тогда, когда мы с дедушкой прогуливались недалеко от Новодевичьего монастыря, я зажмуривался, брал его за руку и побыстрее тащил подальше вглубь сквера.

Как-то раз в 1978 году, будучи в Киево-Печерской лавре на экскурсии вместе со свои другом Иваном Ламочкиным, а было это в восьмом классе, к нам подошёл какой-то непонятный, я бы сказал «мутный» человек и прошептал с эдакой отталкивающей улыбочкой, чтобы мы приходили завтра, потому как будут выставлены «какие-то там» мощи. Ничего кроме ужаса от этого доброхота мы с Ваней (а я-то уж точно) не испытали. Я был действительно очень далёк от религиозного знания и понимания.

Появление стойкого страха Терентий, отчасти, связывает с одним эпизодом, произошедшим с ним в детстве. Как-то раз, погожим сентябрьским деньком, первоклашка Игорь Алексеев, торопившийся домой после уроков, стремительно забежал в подъезд дома, где жили его родители, и быстро преодолев первые ступеньки, вдруг неожиданно, со всего маху наткнулся на что-то… Этим «что-то» оказалась крышка гроба, перетянутая розовым ситцем и выставленная на площадку перед входной дверью. Раньше, когда покойника в морги не забирали, так и делали. Рядом никого не оказалось. Когда Игоряша это понял, а его глаза, ещё не привыкшие к темноте после яркого уличного света, разглядели мрачный ритуальный артефакт, то он, вскрикнув от ужаса, бросился прочь от этого места домой, но теперь уже к бабушке в соседний дом: на второй этаж. Влетев в подъезд, спотыкаясь и перепрыгивая ступеньки, трясясь от переживаемого сильного испуга, он достигнул двери в квартиру и скрылся за ней. Этот страх закрепился в его душе на долгие годы, и он ещё больше стал бояться темноты, пока не повзрослел и уже осознанно не пришёл к Православию, которое, в конечном счёте, и позволило ему преодолеть эти непростые детские страхи. Позже, в своих долгих одиночных путешествиях по России, встречаясь с чем-то необъяснимым и загадочным, он теперь уже сознательно пре-одолевал возникающий страх, но молитвою, по капле выдавливая его из себя.

Рассказывая о вольной художественной и околорелигиозной жизни, Терентий вспоминает о своей однокласснице — Екатерине Беатус (Замосковной): «Катя была умная, как всякая еврейская девочка, школьница. Начитанная и рассудительная, она писала стихи, и гораздо сильнее была „продвинута“ в религиозном плане: знала некоторые псалмы наизусть. А я и понятия не имел, что такое псалом, когда она упоминала об этом, да и вообще я находился вне этого. После окончания школы Катя пела в католическом костёле в Москве, у неё был хороший голос. Позже она приняла католичество и там же, в этом костёле венчалась. Как еврейка, наверно, она чуралась православия, а потому, как я сейчас понимаю, и пришла в католичество. Потом вышла замуж за еврея и уехала жить в Вильнюс, а из Вильнюса эмигрировала в Израиль, где и живёт до сих пор, поддерживая со со мной переписку», — завершает свой рассказ Терентий.

В архиве поэта сохранилось много писем, в том числе и с Екатериной, по мужу теперь уже Коварской. Будучи весьма осведомлённой, а в то время и страстно влюблённой в молодого художника и музыканта Травника, Katrine подарила ему чётки из прозрачных камушков-страз, которые и по сию пору висят в его комнате над дверью. (На фото — вторые слева).

Это были первые чётки, появившиеся в его жизни. Катя подарила их на память о себе, пояснив, что это «очень нужная и важная вещица».

— Ирвин, — так она к нему всегда обращалась, ты позже все поймёшь и, поверь, по достоинству оценишь, а пока просто возьми.

Толком не зная их предназначения, Травник, тем не менее, проникся пониманием того, что эта «штуковинка», есть особая атрибутика католического костёла: «В православных храмах тогда подобное не продавалось. Я ничего не понимал и во всем, что творилось вокруг меня в ту пору чувствовал какую-то, абсолютно мне недоступную, тайну. В чётках, к тому же, как позже подтвердилось, католических, я видел скорее хипповые бусы, нежели молитвенный духовный меч… До сих пор берегу их. Храню, как напоминание о тех светлых днях моей юности, когда я пребывал в полной радужной неосведомлённости всего, что касалось религиозной жизни, при этом ощущая себя очень даже уютно и хорошо. Подлинные знания пришли позже, распахнув мне двери к настоящей невидимой брани. Это случилось после моего крещения, когда лимит данной мне Господом благодати был окончательно исчерпан, и пришло время воинственного по отношению к самому себе, отстаивания подлинной веры. Вот тут-то все и началось: в мою жизнь потекли грехи, опутав меня сомнениями, унынием, блудными желаниями и запредельной гордыней со всеми вытекающими из этого последствиями. Пришло время настоящей духовной жизни».

На фото роспись над дверью кабинета сделана поэтом весной 1984. На картине изображён монах-странник (слева), идущий в сторону дороги, которая проходит через кладбище пустынников (три креста) и ведёт к небольшому скиту. Терентий отказался более подробно комментировать эту картину. Удивительно, но изображение сохранилось, несмотря ни на какие ремонты. Перед росписью сегодня висят чётки, подаренные Травнику в те годы разными людьми. Всего их девять. На размещённом выше фото присутствуют первые пять из нижеприведённого списка (слева направо):

1. Чётки от о. Алексия Байкова. Россия.

2. Чётки от Кати Беатус (Замосковной). Израиль.

3. Чётки от Джа Цо. Китай.

4. Чётки вязанные от Лены Башмаковой. Москва.

5. Чётки керамические от Саши Хасминского

6. Чётки от Армена Пртавяна и Сальбины (Армения)

7. Чётки от Ирины Суриной

8. Чётки от о. Даниила Сысоева

9. Чётки от о. Виталия Тогубицкого

Михаил Леонидович Курганов

Из коллекции литературных портретов современников:

Прокручивая назад киноленту бытия моего героя, замечаю, как в его жизни, а, впрочем, как и в жизни многих из нас, настаёт такой момент, когда появляются люди-учителя, люди-наставники, которые привносят что-то новое в наше внутреннее пространство, будь жизненный опыт, открытия, понимание… В таких случаях мы говорим, что время пришло: человек созрел, а потому готов к принятию для себя знаний. Вот и в жизнь Терентия, после распределения его на работу в ТАСС пришёл такой человек — Миша Курганов — философ и мыслитель — Михаил Леонидович Курганов, сразу полюбивший Аркадьича, как сына, и ставший близким для него другом, несмотря на немалую разницу в их возрасте.

Шёл 1985 год. Они вместе работали в ТАССе, сперва на Никитской, а потом на Звёздном бульваре, дом 17, каждый день встречаясь на работе. В перерывах на обед рассуждали, спорили, искали… Дискутировали по вопросам религии, которые возникали у (пока еще Игоря), в силу того, что он владел противоречивыми знаниями и такими же аргументами в их защиту. Однажды, накануне Пасхи, Миша сел перед ним и глядя в глаза спросил:

— Ты в церковь-то пойдёшь?

Игорь промолчал.

— А кулич-то с яйцами хоть освятишь? — не унимался Леонидыч. Этот по сегодняшним меркам простой вопрос, тогда задел и поверг Игоря в замешательство. Он интуитивно понимал, что ответов на вопросы своего коллеги не знает, да и ни в какую церковь не собирается, а кулич испечёт мама и не более того. В тот момент Игорь не осознавал зачем надо ходить в церковь и печь кулич на Пасху. Все церковное воспринималась им скорее антуражем эстета с элементами романтики келейного, а точнее, домашнего пребывания: «У меня и книг-то не было на эту тему, они тогда не издавались, за исключением старого семейного Евангелия и Библии на старославянском, которые, если я и открывал, то просто так. До сих пор не могу понять, почему я был так сильно отрешён от всего, что касалось религии. В мистическое же я лез и с интересом, вплоть до антропософии, а на религиозные почему-то было табу».

Между тем Миша не унимался и засыпал его все новыми и новыми вопросами:

— Вот скажи мне, брат Игорь, будет Пасха, а ты на крестный ход пойдешь? А, молчишь, значит точно не пойдёшь!

Скажет, а сам сигареты курит одну за другой, да улыбается. А потом вдруг неожиданно запел да так быстро-быстро:

— Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав.

Терентий ни слова не поняв из того, что протараторил Михаил, вежливо поинтересовался, что это сейчас было. А тот недоуменно воскликнул:

— Ты что, и этого не знаешь? Это же самое главное пение в церкви на Пасху. Его-то хоть споёшь? — и не дождавшись, сам и ответил:

— Ясно дело, что не споёшь. Ну ты, Аркадич, как я посмотрю, тот ещё христианин!

Игорь ко всему ещё и некрещёным был тогда. Он вежливо попросил Мишу ещё раз спеть, и тот опять быстренько скороговоркой пропел для него опять нечто совершенно непонятное.

— Миша! — прервал он его, — а можно без спешки: по слогам и медленно.

Явно загрустив, Курганов размеренно продиктовал каждое слово ещё раз, и Игорь записал на бумажку это незнакомое для него церковное песнопение. Позже он узнал, что именно оно излагает суть христианской веры и самого главного христианского праздника — Пасхи — Воскресения Христова: Христос победил смерть, Он воскрес из мертвых и даровал нам всем жизнь и свободу от власти смерти и греха. Но тогда обо всем этом наш герой не знал. Песнопение «Христос воскресе» стало первой из православных молитв, которую он выучил наизусть. Другие главные молитвы «Отче наш…», Иисусову молитву, «Богородице, Дево, радуйся…» он узнал и выучил позже, а первой его, даже ещё нехристианина, стала молитва: «Христос Воскресе из мертвых…». Миша настоял, чтобы он её обязательно выучил.

После этого случая, по своему разумению, Игорь впервые надел крестик, сделанный отцом, не зная, что некрещёным это нежелательно, и носил его вместе с Катиными чётками-бусами. Вот такого романтичного, синтезированного из разнообразных знаний, неглубокого и неопытного в религиозном плане человека представлял тогда из себя молодой Игорь, ставший позже Терентием.

Было много казусов до того момента, пока он пришёл в церковь и крестился и все они являлись весьма забавными. К примеру, в конце 1989 года он неожиданно для сам ого себя стал, ни много ни мало, писать иконы — маленькие такие досочки, как он сам их определял. Как-никак художник! Сам додумался, как их левкасить, несмотря на то, что ничего толком не понимал ни в иконах, ни в иконописи. Он сам придумывал образы, а кое-где просто срисовывал с журналов или альбомов и дарил. Каким бы странным нам сейчас это не казалось, но, по его мнению, иконой могла быть любая старая доска, потемневшая от времени, на которой почти ничего не видно, кроме еле проступающего лица, неважно кого. Он тогда и понятия не имел, что там изображён лик святого. Более того поначалу не различал, где на иконах Богородица, а где Спас. Вот такое, абсолютно отдалённое было у Травника понимание всего, что связано с христианством и в свои двадцать пять он был практически нулём в этих вопросах!

Возвращаясь во времена начала своих духовных поисков, сегодня о н вспоминает: «Как-то написал икону для Оксаны, и та ей очень понравилась. Кого я там изобразил, я не знал. Написал некое подобие святого и подписал: «Вера, надежда, любовь», не в смысле, что там были изображены Вера, Надежда и Любовь, а в смысле этих состояний. Когда она уезжала жить в США, я подарил ей этот образок на память.

Оксана хорошо шила и заграницей ей предложили стать закройщицей облачений для священников. Волею судеб, она познакомилась с людьми из братства Святого Германа Аляскинского и в один из дней поехала в монастырь к настоятелю отцу Герману. Приняли её хорошо и в дальнейшем она подрабатывала тем, что шила для монастыря всякие культовые вещи, хотя сама была некрещёная. Бывая в Москве, Оксана рассказывала Терентию, что не раз посещала могилу Серафима Роуза.

Благодаря Оксане он впервые услышал и заочно познакомился с песнями иеромонаха Романа (Матюшина): «Тогда я ничего о нем не знал, и Оксана мне привезла в дар кассету с его записями. О нем в то время почти не слышали в России, а там, в Америке, его уже знали. Это было примерно в 1992 году.

Так вот, та иконка, размером со спичечный коробок, которую я написал для жены на память перед отъездом в Америку, всегда висела на петельке её костюма, как украшение. Отец Герман, который, кстати, носит имя в память Германа Аляскинского, основателя монастыря, при встрече и спросил её:

— А что это за образок у вас?

Оксана как есть рассказала ему, что, мол, бывший муж нарисовал для неё Ксению. Мы тогда почему-то так решили, хотя там и близко ничего не было с образом блаженной Ксенией. Отец Герман попросил образок посмотреть поближе:

— Как вы говорите имя святой?

— Ксения.

— А вас как зовут?

— Оксана, — и тут же поспешила пояснить, — это только для меня написана, по имени моему.

На что батюшка, немного помолчав, произнёс:

— Странно… Странно выглядит, — на мгновенье задумался, и закончил, — а, впрочем, пусть будет, главное, что с любовью написано. Оксана тогда, как и я ещё многого не знала и не понимала, но все равно серьёзно и утвердительно ответила отцу Герману:

— Да, это Ксения.

Вот такой конфуз».

Гораздо позже Терентий увидел настоящий образ Ксении Петербуржской, то, как он должен выглядеть. Вот таким образом складывался его опыт «иконописи». В то время Травник написал немало маленьких, подобных этой «иконок», и все раздарил. Конечно все, что он создавал тогда, было вне молитвы, вне церкви, вне храма, т.е. вне всего канонического, ибо знаний не было, а доминировало единственное желание — живописать, и больше ничего.

Так продолжалось до 1990 года. На самом деле Терентия все это вполне устраивало, да он особо и не собирался входить в православие, считая себя вполне православным. Жил и жил своей жизнью, был, как говорят, больше из сочувствующих, ему нравилась внешняя форма: куличи, ладан, лампадка, особенно красная: «Честно говоря, я все это воспринимал, как чудесную сказку с таинственным месяцем гоголевских „Вечеров на хуторе близ Диканьки“, „Вием“ со всякими там мертвецами, что сильно будоражило моё воображение и фантазию. Христианства я в этом не видел, просто рисовал сплошные кресты и погосты, ни во что особо, не вникая».

Сейчас, когда открыты храмы, воскресные школы, семинарии и духовные университеты, а на книжных прилавках много религиозной литературы, в это верится с трудом. Но в те времена запрета и гонений на веру и верующих, Господь вёл Терентия своей нетореной дорогой через живопись, музыку, литературу. Может поэтому и сейчас, когда он пишет о духовном и глубоко его исследует, его труды обладают такой огромной силой и знаниями, но не книжными, а добытыми чутьём, личным опытом и откровением всей его тогдашней жизни. Все-таки, кардинально изменивший жизнь Терентия поворот, произошёл. С этого момента в судьбе моего героя стали происходить удивительные, преображающие его душу метаморфозы и события. Именно об этом и пойдёт речь дальше.

Крестины Игоря Алексеева

В лето 1990 года, а точнее 1 июля, Игорю позвонил его друг Вадим Овсянников и сказал:

— Свершилось! Мне нужна твоя помощь. Завтра большое дело будем делать.

— Что такое? — поинтересовался Игорь.

— Я креститься собрался.

Честно говоря, Игорь сразу и не понял, что это он собрался делать, но деликатно продолжил:

— Хорошо, а мне-то что делать?

— Я буду в «твоём» храме креститься, в Бирюлёвском. Пойдём со мной за компанию, постоишь, морально поддержишь меня.

Игорь согласился. Вечером следующего дня он запишет в своём дневнике: «2 июля пришли в храм пораньше. Был такой чудесный день, все кругом зелёное, летнее. Утро тёплое и нежное, да и вообще все было необыкновенно. На мне была чёрная рубашка и рюкзак за спиной. Мы были с Вадимом вдвоём, безо всяких восприемников и крестных. Вадим зашёл в крестильный дом, а я остался на улице, потому что пошёл именно „за компанию“. Вадима крестил отец Алексий Байков, наш храмовый священник-старожил, к тому времени отслуживший в храме тридцать пять лет. Я долго ждал друга, стоя на крыльце крестильного домика. И вот он появился. Первое, что запомнилось — это его образ: интересный и загадочный, но большее впечатление произвёл удивительный и незнакомый мне аромат, исходящий от него. По природе — я нюхач, люблю приятные запахи. В то время хорошо различал ароматы известных марок одеколона: „Шипр“, „Наташа“, „Саша“ и т.д., но такого запаха, который исходил от Вадима, в моем собрании ещё не было. Идя рядом, я время от времени, приближался к нему, чтобы вдохнуть этот аромат. Таинство крещения соединено с таинством миропомазания, а потому от Вадима исходил запах мира — Святого Духа, но я этого не знал. Его провели в алтарь… Выйдя из храма, он дал мне понять, что все нормально, мы попрощались и разошлись по домам».

Придя домой, Игорь не мог оставить без внимания тот факт, что его друг совершил нечто, что поразило моего героя до глубины души. Вечером он поинтересовался: «Мам, а я крещёный?» Людмила Георгиевна спокойно ответила: «Не знаю, спроси у дедушки». Он подошёл к деду и задал тот же вопрос, на что Георгий Григорьевич утвердительно ответил: «Да, крещёный». Услышав, Игорь и обрадовался, и расстроился одновременно и вот почему. Естественно он стал расспрашивать дедушку о том, как все проходило и что делал батюшка? Георгий Григорьевич ответил, что ничего не делал, «так, водичкой побрызгал и все».

Фраза «побрызгал водичкой» навела внука на размышление о том, что побрызгать водичкой — дело минутное, а почему же тогда он Вадима ждал около часа? Что же он там делал все это время? Игорь продолжал настойчиво интересоваться дальше:

— А где это было?

— В Хамовниках… Мы туда иногда с тобой ходили, вот батюшка тебя там и побрызгал, — пояснил дед.

— И всё? — не унимался Игорь.

Он смутно догадывался, что здесь что-то не то. Позже, когда сам стал чаще ходить в храм, понял: «Побрызгать, точнее покропить водичкой — случается на каждой службе, если есть молебен с водосвятием. «Я вдруг внезапно, как-то пронзительно глубоко осознал, что я некрещёный и в этот же вечер, попросил Мишу Курганова стать своим крестным отцом, а Галину — жену Николаши Ефремова, своей крестной матерью, на что оба согласились. Крестины были назначены на 4 июля».

Накануне, третьего числа, Алексеев весь день готовился к этому важному событию: рубашку себе крестильную приготовил чёрного цвета с вышитым цветочком, он в то время только в чёрном ходил и не знал, что для крещения желательно светлую, впрочем тогда об этом не предупреждали. Оксана сшила ему специально для этого случая новую рубаху-толстовку, правда, не хватило немного ткани на рукава: они у рубашки получились укороченные, да и одевать ее нужно было через голову. Получилось почти монашеское одеяние, даже для тех безбожных лет. Эту рубашку Игорь до сих пор хранит в своём доме.

В те годы крестились кто в чем, но Игорь попросил чёрную и непременно новую, ни разу не надёванную. И вот, когда все было готово, к вечеру сначала позвонила Галя и сообщила, что не может пойти, а утром — Миша и пожаловался, что у него очень болят ноги, и он не приедет: «Но все равно считай, что я твой крестный отец, я согласие дал и запиши меня в церковную книгу».

Нетрудно предположить, какие чувства пережил тогда Игорь. Он оказался на пороге новой жизни безо всякой поддержки, отчётливо понимая, что отступать некуда: «И тогда я пошёл один. Для меня это подвиг: не с другом, как Вадим Овсянников, не с родителями, а совершенно один! Куда? Зачем? Видимо так сложились обстоятельства, чтобы я самостоятельно принял, как я позже понял, наиважнейшее для себя решение и пришёл на крестины самостоятельно. В то время это было очень непросто для меня, общественное сознание тех лет совершенно не сформировало в человеке возможность принятия индивидуального решения по данному вопросу».

Показывая мне свой нательный крестик, Терентий рассказывает историю о том, что крестик когда-то сделал его отец Аркадий Павлович из старинного серебряного рубля и тот словно ждал своего часа. И вот 4 июля 1990 года этот час настал. Именно этот крестик, когда-то сделанный мастером по воле отца, он, с его согласия, и взял в то утро с собой в храм.

«С тех пор почти тридцать лет я его не снимаю: сплю, моюсь с ним и только когда верёвочка перетирается, я её меняю», — поясняет Терентий и продолжает:

— В тот день никто из крестных не смог приехать, и вот я стою один с этим крестиком в руке, а отец Алексий и говорит:

— Ну крестик-то не держи, отдай.

— Кому отдать?

— Как кому? Крестным, конечно! — Восприемник кто у этого, — батюшка недовольно ткнул пальцем мне в живот и покрутил головой…

А у меня никого и нет. И тут, совершенно незнакомая мне женщина, присутствующая при таинстве (она крестила младенца) вызвалась помочь, подержать крестик и, соответственно, стать моей крестной матерью, чье имя и было мною вписано в церковную книгу. Мне хорошо запомнилось её доброе, умиротворённое лицо. Получается, что ненамеренно у меня появилась другая крестная. Женщина мне потом на бумажке написала своё имя — Кирилина Раиса Петровна, мол, может, помолюсь о ней. Я ничего не понимал, о ком молиться, зачем молиться, кто такая — принёс этот листочек домой, но все-таки переписал её имя в свой дневник. Так я и остался без выбранных мною восприемников, правда Миша сразу, ещё до таинства позвонил и настоял, чтобы его вписали в синодик, как крестного отца, что я и выполнил. «Сразу после таинства крещения первый раз в жизни я вошёл в нашу церковь, потому что крестившихся обязательно ведут в храм — мальчиков и мужчин в алтарь, а женщин и девочек к иконостасу, приложиться к иконе Богородицы, что слева от Царских врат», — пояснил Терентий и продолжил:

— Надо сказать, что в этот день я вообще первый раз более-менее осознанно вошёл в храм и когда отец Алексий вёл меня за руку по храму, то я, судорожно вращая головой, пытался успеть разглядеть и запомнить всю красоту храмового убранства. Мне тогда показалось, что я попал не в храм, а в настоящий большой дворец. Как же всё было красиво: и лепнина, и иконы в золотых окладах. Приблизились к иконостасу, и отец Алексий повёл меня к алтарю через северный вход. Попав в алтарь, я впервые ощутил какую-то доселе неведомую мне необыкновенную радость. И хоть тогда я до конца не связывал её с произошедшим, но то, что душа моя воспарила было более, чем очевидным. Раз в жизни прихожанин мужчина попадает в алтарь, именно, когда креститься, если только он не работает в храме, когда может войти в алтарь, но строго по благословению священника. Отче Алексий быстрым шагом провёл меня вокруг алтаря, мимо горнего места и вывел через южные врата. В алтаре он мне пояснил, что сегодняшний день — день церковной памяти священномученика Терентия и благословил меня на то, чтобы своею жизнью я стал и был бы достоин памяти этого Святого и своими делами славил и его, и Господа.

Таким образом, в этот день мною было принято решение к известному тогда моему творческому имени «Травнiкъ» добавить имя Терентiй. С этого момента вместо Игоря Травника на свет появился Терентiй Травнiкъ. Некое изменение в написании слов, а именно внесение элементов старого алфавита, было мною сделано сознательно из-за особого в те годы благоговейного и трепетного отношения к Российской дореволюционной культуре и её традициям.

На выходе из храма служка-матушка вручила мне Свидетельство, а я, зайдя в иконную лавку, приобрёл в ней небольшую икону Спасителя (фото на странице) и молитвослов. На иконе, на обратной её стороне я нарисовал крестик, и написав слова благодарности к Богу, поставил дату своего крещения 4 июля 1990 г. Домой в тот день я не шёл, а скорее летел на крыльях благодати.

Запах мира наполнял всю мою душу, было светло и необыкновенно хорошо. Дома меня встретила мама, поздравила и порадовалась за мое самостоятельное решение. Да, это, действительно, было мое самостоятельное решение, что маму очень вдохновляло. Рубаха ко дню крещения, сшитая моей супругой Оксаной Валерьевной и по сей день хранится в гардеробе и, как мне кажется, по-прежнему, пусть едва ощутимо, но благоухает миром. Я её не ношу, но храню аккуратно сложенной в пакете. Рубаха эта чёрная, толстовка, с небольшой вышивкой на кармане. В те годы я предпочитал исключительно чёрную одежду, видимо, подражая монашеству, поэтому и рубаха была такой. Тогда крестили в том, в чем человек пришёл.

Дома по моей просьбе папа сделал основу под небольшой иконостас, куда я и прикрепил первой ту самую, купленную по случаю таинства, иконку Спасителя. Сегодня восемнадцатая годовщина, как я принял святое крещение, икона так и находится там, где была прикреплена мною в тот летний день и месяц 1990-го года. С этого момента постепенно начала меняться вся моя жизнь, и сегодня не проходит ни одного дня без мыслей о Боге. Это стало естественным и желанным. Что бы я ни делал, куда бы ни ехал и с кем бы ни встречался, душа моя всегда пребывает с этим ощущением, исполненным трепетного богомыслия и тихой, едва заметной правды и радости. Так и живу. Аминь. 4 июля (День моего ангела) 2008 года. Москва».

Таким образом, маленькая деревянная церковь, на южной окраине Москвы послужила началом большого этапа в жизни героя моего повествования. В те годы на его полотнах неоднократно появлялся пейзаж с этим храмом — синей в золотых звёздах крышей колокольни и небольшим золочёным куполком над ней, утопающим то в летней изумрудно-зелёной, то в осенней сусально-золотой листве. В 1995 году Терентий, создавая коллекцию московских акварелей, напишет и акварель своего, как он всегда говорит, родного храма, а позже дизайнеры поместят эту работу в шапку Официального храмового интернет-сайта.

Из дневника поэта-путешественника:

«Так получается, что в путешествия все последние годы я отправляюсь после своего дня Ангела, после исповеди и причастия 4 июля в Никольском храме. Это почти традиционно, хотя в прошлом году уехал сразу после дня рождения, а исповедовался уже по ходу своего маршрута, опять же 4 июля.

Есть у меня несколько мест, точнее их четыре, которые и образуют мою схему духовных путешествий. Эти места значимые для меня, а потому я посещаю их часто, несколько раз в году. А теперь по порядку: место номер один — место моего детства — Ростовская набережная. Люблю я вечерком прогулятся к Мухиной горе и полюбоваться на Москву с её высоты… Второе место — это храм Свт. Николая в Бирюлево. Третье — усадьба Узкое, моя любимая Гугушатия и, конечно же, четвертое — это место моего летнего отдыха — именье Жамочкино-Крапивня. Также обязательным местом моего посещения является Хованское кладбище, где покоится прах моих бабушки и дедушки, а теперь и папы…

2008 год».

Неофитство Травника

Покрестившись, новоуверовавший Игорь Алексеев осознанно выбрал для себя мировоззренческую позицию, в которой вера стала его убеждением, а не просто новомодным, как для большинства людей девяностых, дополнением к стилю жизни. После принятия крещения, не сразу, а в течение первых двух-трёх месяцев неофитства, он начал усиленно изучать все, что связано с христианством, став его активным, а позже и пламенным последователем. Терентий изучал, спорил, говорил, убеждал. По его словам, ему в этот короткий период «далась какая-то лёгкость», и он, по собственному выражению, «валом пошёл» в религиозную жизнь. Изучая его переписку с психологом Еленой Башмаковой, хорошо заметно, что к моменту их знакомства в сентябре 1990 года, он уже уверенно цитировал православный Катехизис, рассказывая ей при встрече и о духовной жизни, и о самом христианстве.

Все эти знания он приобрёл почти моментально, в первые три месяца после крещения. Они как будто разом вошли в него и заняли подобающее место в его душе. Позже целевым образом он учил наизусть молитвы и псалмы, поставив перед собой цель, именно выучить, а не просто постепенно запомнить их по ходу богослужений. Первое, что он выучил наизусть — это утреннее и вечернее правила, быстро начав их читать по памяти. Со временем этот навык перерос у него в глубокую молитву.

Терентий органично влился в новый, внезапно открывшийся, неведомый мир церковной жизни, который существовал всегда, но он о нем ничего не знал.

Чувствуя благотворную энергию, струящуюся от каждой иконы, его сердце воспаряло ввысь. Часто на Литургии, слушая песнопения хора и мерный голос священника, он благоговейно вдыхал запах ладана и горящих свечей, ощущая себя в родной стихии, где ему было по-настоящему хорошо. Ему казалось, что только в храме и есть полноценная жизнь. Одно время Терентий даже ночевал там. Его постоянно тянуло в Божий дом: он приходил туда по вечерам, просил у сторожей ключи, те его знали и доверяли, он открывал дверь, затаив дыхание входил во внутрь, подходил к любимой иконе Смоленской Божией Матери, молился, а затем ложился на пол под иконами и, свернувшись калачиком, дремал, ощущая себя абсолютно защищенным Господом и его Ангелами. Видимо, в такие редкие моменты он переживал состояние сакрального внутреннего очищения, и острое, непередаваемое словами, чувство вечности, оставаясь наедине с Богом.

Становление на путь подвижничества

С конца 1990 года начинается духовная жизнь Терентия Травника, по его словам — яркая, быстрая, почти молниеносная: «Как будто что-то во мне открылось, и люди стали приходить, и книги появились, и силы душевные выросли, и грехи собственные открылись взору моему. Крестившись, я понял, что совершил нечто такое, чему необходимо неотступно следовать. Так, с января 1991 года я с головой погрузился в изучение христианства, основ православия и обретение навыков борьбы с грехами. Читал Евангелие, Закон Божий, Жития Святых отцов, толкования и Добротолюбие — вплоть до пятого (монашеского) тома… Покупал все, что мне советовали знакомые, благо эта литература появилась в свободной продаже. Таким образом, знания мои и приумножались. К началу 1993 года я стал плотнее знакомиться с ныне здравствующими отцами Церкви: о. Вячеславом (Бобровским), о. Петром (Поляковым), о. Алексием (Сысоевым), немало познавая из бесед с ними. Можно сказать, что к этому времени я был неплохо осведомлён в вопросах религиозной жизни: регулярно молился, осознанно исповедовался и причащался, часто приходил в храм, делал богоугодные дела, стараясь жить, как воцерковленный человек».

Принятие таинства крещения стало движущим мотивом для прихода Травника к пониманию религиозных вопросов, Бога, да и вообще, к началу всей его духовной жизни.

В этот период у Терентия возникает искренняя потребность к подвижничеству, к самоотверженной деятельности во благо церкви, появляется самоотречение от мирских потребностей и желаний, формируются направленные цели в деле достижения нравственного совершенства и общения с Богом через исповедь и покаяние. Травник много времени проводит за чтением монастырских патериков, изучает монашеское делание и духовные подвиги подвижников благочестия, становясь все более строгим и внимательным к себе, своим страстным желаниям и эгоистическим проявлениям, буквально ломает себя, сознательно подвергаясь лишениям и ограничениям сугубо из-за религиозных побуждений. В эти годы он отказывается от принятия скоромной пищи, вплоть до рыбы на долгие четырнадцать лет, следуя духовным принципам. Не даром бытует мнение, что подвижничество — это подвиг, прежде всего, духа, а для достижения таких высот в своей жизни человек должен обладать и смелостью, и решительностью, и сильной волей.

В конце 1993 у него впервые появляются мысли о принятии монашества, но в начале 1994 судьба резко поворачивает Терентия в сторону православной гимназии, которая неожиданно для него самого, даёт ему «очень и очень много». Это произошло в Ясенево при храме Иоанна Богослова, который находился в самом здании православной гимназии. Сергей Николаевич Герасимов был одним из «проводников» Терентия в мир преподавания и работы там. Он в то время работал в храме алтарником и преподавал Закон Божий. Как-то раз он его и пригласил: «Пойдём к нам, будешь помогать, этажи оформишь, ты же художник…». Терентию понравился гимназический коллектив, а потому он и крестного сына Гену туда водил регулярно. В то время это была первая и единственная гимназия в Москве, организованная обществом «Радонеж» на базе детского садика. Кстати, она в нем так и осталась, став духовной детской школой, закрепилась в этом районе на долгие годы, вплоть до сегодняшнего дня.

Вадим Овсянников — друг Терентия и будущий отец Вадим, в те годы расписывал храмы. Оба, крестившись почти одновременно, стали очень религиозными, правда, каждый по-своему. Терентий аскетствовал и серьёзно относился ко всему, что было связано с христианством: изучал обряды и церковные обычаи, отвечая на тысячи «почему», возникающих в его сознании. Штудировал Закон Божий. Его интересовала вся христианская церковная атрибутика, т.к. считал, что подобное знание существенно расширяет рамки его миропонимания и мировосприятия.

Он активно делился новоприобретёнными знаниями с окружающими его людьми: «Мне нравилось, что я могу это делать — объяснить многое и многим в вопросах веры. Достаточно в короткий срок в нашей обширной компании, я стал, если можно так сказать, „ведущим специалистом“ по подобным вопросам. На тот момент в моем немалом окружении почти никто не был крещёным, а я и постился, и молился, и сыроедением увлекался и много-много чего выполнял по церковному Уставу. В гостях, вокруг меня всегда собирался люди, буквально, закидывая вопросами на интересующие их религиозные темы, доселе для многих закрытые. Такие разговоры были актуальны в то время, становясь все более популярными. Легко, и надеюсь, понятно отвечая на вопросы о жизни и смерти, о духовности и нравственности, я и сам не заметил того, как со временем приобрёл некий авторитет».

Продолжая знакомство с дневниками Терентия в пору его воцерковления, нашла несколько коротких, но захвативших моё внимание записей. В них я открыла для себя неизвестного мне доселе молодого Травника. Подумала, что знакомство с его дневниковыми записями будет интересно каждому, кто стремится больше узнать о поэте, о его нравственном становлении и его духовной жизни.

Оставаясь приверженцем планового построения своего быта, Терентий в процессе воцерковления, выстраивал для себя необычные схемы и распорядки. В одной из его тетрадей, я наткнулась вот на такой, весьма любопытный документ с названием «Церковный год Терентия Травника 1994 г.», куда были включены все значимые годовые праздники вместе со днями церковного чествования определённых икон. Далее им разъяснялись сокращения названий храмов, указанные в скобках, которые Терентий поместил в конце расписания по посещению Богослужений, разработанного им на 1994 год. Все записи приведены в авторском написании:

Церковный год Терентия Травника (1994 г.)

Из дневников

(в скобках указан храм для посещения в этот день)

Январь.

7 Рождество Христово (Д/м, ПиП, Мелихово).

14 Обрезаше Господне (Старый Новый год) (ПиП, Нч).

15 Преп. Серафим Саровскш (Д/м, Данилов м-рь).

19 Богоявление (Д/м, Узкое, Мелихово).

Февраль.

7 «Утоли моя печали» (ПиП, Нч).

8 Аркадий (именины) (Нч).

15 Сретеше Господне (Д/м).

18 «Взыскаше погибшихъ» (ПиП, Нч).

19 Умеръ дедушка Филимоновъ Г. Г. 1994 г.

Мартъ

15 Державная (ПиП) (Нч)

20 Споручница грешныхъ (Хамовники)

Апрель

3 День ангела Наталш (Ника) 1992 г.

7 Благовещение (Д/м)

10 Л. Д. (ПиП)

11 День ангела Гены 1992 г.

Май

12 День ангела Николая Ефремова 1992 г.

20 День ангела Анастасии Логиновой (Ася) 1992 г.

22 Св. Николай Чудотворец (Нч, ПиП, Узкое)

Июнь

4 День ангела Людмилы Фадеевой 1994 г.

8 День ангела Михаила Башмакова 1992 г.

11 Споручница грешныхъ (Хамовники).

18 «Игоревская» (ПиП).

23 День рождения Игорь Алексеева /Т. Травника/ (ПиП, Нч).

Июль

4 День ангела (Игорь) (Нч, ПиП, Узкое, Д/м).

6 «Вратарница» (Угличск.) (ПиП, Нч).

7 Рождество Иоанна Предтечи (ПиП, Коломенское).

12 «Касперовская» (ПиП, Св. Петръ и Павелъ).

Август

1 Преп. Серафимъ Саровский (Д/м).

2. Св. Илия Пророк (ПиП).

9 Св. Пантелеймонъ (Афонское п-е).

10 «Смоленская» (Новод. м-рь).

14 Успенский постъ.

19 Преображение Господне (ПиП, Узкое).

20 Св. Митрофанъ Воронежский (ПиП).

23 Д/р отца Аркадия Павловича.

24 «Достойно есть» (ц. Михаила Архангела в Тропарево) (Нч).

Сентябрь

1 «Донская» (Д/м).

11 Усекновеие главы Иоанна Предтечи (постъ, Узкое).

14 Церковное Новолетие (Донской м-рь).

21 Рождество Пресвятой Богородицы (Узкое).

24 День ангела Николая Фомина 1992 г.

27 Воздвижение креста Господня (Узкое).

29 Именины Людмила (мама).

29 Софт (ПиП, Живой источник).

Октябрь

1 «Целительница».

2 Именины (Игорь) (ПиП, Нч, Узкое).

9 Тихон (патриарх) (Д/м).

14 «Касперовская» / Покров Богородицы (Узкое, ПиП).

Ноябрь

4 «Казанская» (Узкое).

6 «Всехъ Скорбящихъ Радость» (ул. Ордынка).

10 Д/р мамы Людмилы Георгиевны (Нч).

12 «Численская» нашей семьи (Узкое).

27 Рождественский постъ.

Декабрь

4 Введение во Храм (Д/м).

10 Знамение (ПиП, Нч).

19 Св. Николай (ПиП, Узкое, Нч).

31 Поездка въ Донской м-рь къ мощамъ Патриарха Тихона.

Переходящие праздники

Лазарева суббота (ПиП, Узкое).

Пасха (Узкое, ПиП, Гимназш, Д/м, Нч).

Вербное Воскресение (ПиП) = (Св. Н.).

Вознесение (Д/м).

Троица (Узкое).

Радоница (ПиП, Узкое, Нч).

Сокращения в Церковном годе:

ПиП — церковь (Св. ап. Петра и Павла въ Ясенево или Св. Николая въ Бирюлево).

Д/м — Донской монастырь.

Узкое — церковь Казанской Божьей матери въ Узком.

Нч — церковь Св. Николая Чудотворца въ Бирюлево.

Гимназия — храм Иоанна Богослова въ Пр. гимназии.

Мел. — Мелихово.

Примерно в это же время Терентий разработал для себя целый ряд памяток и значимых для него инструкций, состоящий из нескольких разделов, зафиксировав их в своих дневниках. Открывает его раздел «Дорожные образы. Малый алтарь», состоящий из икон, которые Травник брал в паломничество по святым местам. Далее он составил список особо чтимых им образов святых; отдельным списком перечислил образы Пресвятой Богородицы и почитаемые иконы в его семье. Сюда же вошло «Благословенное правило в Великий пост» с указанием дня недели для чтения вечерних и утренних правил, определённых Акафистов и глав Евангелия в Великий пост. Ко всему добавлялось обязательное чтение духовной литературы. Также с особой тщательностью разработан «Недельный пост и чтение в пост» на каждый день недели. Сюда же вошёл и распорядок дня, которого придерживался Терентий в то время. Не менее интересны и «Духовные ступени», которые помогали Терентию в духовном возрастании. Предлагаю читателю познакомиться с этими любопытными документами, разработанные Травником для самого себя.

Дорожные образы. Малый алтарь

Эти образы я беру с собой в паломничество

по святым местам:

Спаситель

1. Знамение

2. Смоленская /путеводительница/

3. Донская /государственница/

4. Св. Николай Чудотворец /приход к Вере/

5. Св. Патртрхъ Тихонъ /помощь и поддержка/

6. Невеста Неневестная /радость/

7. Св. Серафимъ Саровскш /утешение/

8. Игоревская /в опасности/

9. Св. Игорь благоверный /на каждый день/

10. Касперовская /помощь в сердечных делах/

11. Св. Пантелеймонъ /здоровье/

12. Споручница грешныхъ /во грехах печаль/

13. Ангел Хранитель /от нападений защита/

14. Взыскаше погибш1хъ /тяжелые грехи, путь к Богу/

Особо чтимые мною образы:

(Св. Троица).

Спаситель

Честные отцы:

Св. Феофан Затв. 23.01 Св. Серафим С. 15.01 Св. Трифон 14.02 Св. Вадим 22.04 Св. Иоанн Богослов 21.05 Св. Николай Чудотв. 22.05./19.12 Св. Кириллъ и Мефодий 24.05 Святая Троица Св. Нил Столоб. 9.06 Св. Тимофей 23.06 Св. Андрей Рублев 25.06 Св. Терентий Ангел Хранитель 4.07 Св. Иоанн Пр. 7.07 Св. Пантелеймонъ 9.08 Архангел Михаил 21.10 Св. Игорь 2 Св. Тихон 9.10 Св. Гурий, Самон, Авив 28.10 Св. Иоанн Крон. 1.12 Св. Варвара 17.12 Св. Амвросий Оптинский.

Св. Мария Египетская (5 нед. Великого поста)

Образы Пресвятой Богородицы

1. «Не рыдай Мене Мати»

2. «Достойно есть» 24.06

3. Игоревская 18.06.

4. Вратарница 7.07.

5. Касперовская 12.07/ 14.10

6. Смоленская 10.08

7. Донская 1.09

8. Покров 14.10

9. Всех скорбящих радость 6.11

10. Невеста Неневестная 10.08

11. Знамение 10.12.

12. Казанская 21.07./ 4.11

13. Споручница грешныхъ 11.06/ 20.03

14. Взыскание погибшихъ 18.02

Чтимые иконы в моей семье:

«Численская» 12 ноября (дед), «Скоропослушница» (мама) — помощница въ семейных делахъ, трудностяхъ, во всех мероприятияхъ.

«Касперовская» 12 июля / 14 октября (от бабушки) — помощь въ сердечныхъ делахъ, умиротвореше, поддержка в трудную минуту.

«Достойно есть» 24 июня — моя путеводительница по жизни (здоровье, семья, работа).

«Вратарница» 6 июля — моя путеводительница въ духовном деланш.

«Не рыдай Мене Мати» (от бабушки) — утешение семейное въ скорбяхъ и печаляхъ.

«Киккская», «Страстная» «Нечаяная радость» (икона —

покровительница отца) — Аркадия Павловича.

«Милостивая» 25 ноября / 24 августа.

«Митрофанъ Воронежскш» 20 августа.

«Николай Чудотворецъ» 22 мая / 19 декабря.

«Нил Столобенский», «Святые отцы», «Преп. Серафимъ С.»,

«Св. Цел. Пантелеймон». «Спаситель» (отец),

«Спаситель» (мама) (в киоте).

«Утоли моя печали» (мама), «Нечаянная Радость» (отец),

«Тихвинская» (родители), «Смоленская» (Игорь), «Спаситель» (Игорь).

«Игоревская» 18 июня — в опасности

и в бедах утешительница.

Благословенное правило в Великий пост.

Пон.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы;

Псалтирь — 1 кафисма (1,4,7, недели) — 1,2 псалма; Канон Ангелу Хранителю;

Разные молитвы;

Духовная литература.

Вечернее правило:

*Акафист покаянный (Евангелие — 1гл.), учить молитвы.

Втор.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы; Псалтирь — 1 каф.

(1,4,7 недели).

Разные молитвы, духовная литература.

Вечернее правило:

* Акафист покаянный, Евангелие — 1 глава.

Среда

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы; Псалтирь — 1 каф.

(1,4,7 недели).

Разные молитвы, духовная литература.

Вечернее правило:

*Акафист покаянный, Евангелие -1 глава, Покаянный Канон И. Х., учить молитвы.

Четв.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы; Псалтирь — 1 каф.

(1,4,7 недели).

Разные молитвы, духовная литература Вечернее правило:

*Акафист покаянный, Евангелие — 1 глава.

Пятн.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы; Псалтирь — 1 каф.

(1,4,7 недели).

Разные молитвы, духовная литература.

Вечернее правило:

*Акафист покаянный, Евангелие — 1 глава.

Суб.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 главы; Псалтирь — 1 каф.

(1,4,7 недели).

Вечернее правило:

*Акафист покаянный, Евангелие — 1 глава (учить молитвы).

Воскр.

Утреннее правило:

Евангелие — 2 гл., Псалтирь -1 каф. (1,4,7 недели). Вечернее правило:

*Акафист покаянный, Евангелие — 1 глава, Акафист Ангелу Хранителю (утро).

* Читать в воскресение. Правило ко Святому Причастию.

Вечером:

Канон Иисусу Христу;

Акафист Богородице;

Канон Ангелу Хранителю;

Достойно есть, Трисвятое;

Отче Наш.

Утром: Правило перед Причастием.

По причастию — благодарственные молитвы.

Недельный пост и чтение в пост:

Вечер понед.:

Канон Иисусу Христу.

Параклисис Богородице, Св. Иоанну Предтече и Ангелу Хранителю.

Вечер вторник:

Канон Иисусу Христу.

Канон Смоленской иконе Канон Ангелу Хранителю.

Вечер среда:

Канон Иисусу Христу.

Параклисис Богородице, Св. Апостолам, Ангелу Хранителю.

Вечер четверг:

Канон Животворящему Кресту.

Параклисис Богородице, Ангелу Хранителю.

Вечер пятница:

Канон Иисусу Сладчайшему.

Акафист Богородице, Акафист Ангелу

Хранителю.

Вечер суббота:

Канон Иисусу Христу.

Параклисис Богородице и Ангелу Хранителю.

Режим, который я стараюсь придерживаться в течении дня:

1. Подъем (Краткое Молитвенное правило) 6 час.

2. Утреннее Молитвенное Правило. 7 час.

3. Служба 8 час.

4. Духъ. Чтеше 18 час.

5. Ужинъ 19 час.

6. Домъ. дела.

7. Свободное время 21 час.

8. Дневники 23 час.

9. Вечернее Молитвенное Правило 24 час.

10. Сонъ 0 час. 40 мин.

«Духовные ступени»

1. Возлюби уединение с Богом.

2. Скорби открывают в тебе жизнь.

3. Молчание не должно быть пустым.

4. Отдавай отчет себе в делах своих.

5. Избегай любых бесед, приводящих к усталости твоей.

6. Кротость твоя — это умение принимать

и переносить многое.

7. Когда просишь о молитве,

то на миг попадаешь в смирение свое.

8. Более молись за тех, кто вызывает у тебя смущение.

9. Научись быть снисходительным.

10. Милостыню твори не от избытка,

а только от нужды своей.

11. Не угощай кого-либо через грех.

12. В беседе научись слушать.

13. Каждая ругань в твою сторону приближает тебя

к Богу, если ты это принимаешь спокойно.

14. Размышляй о Смерти ежедневно.

15. Приноси пользу и помогай.

16. Делай подарки наперекор обидам.

17. Твори радость или не мешай.

18. Твой путь от умения сделать правильным планом то,

что в тебе сейчас, а не вчера.

19. Прости сразу того, кто обидел тебя.

20. Благодари Бога за все.

21. Бога нужно бояться, верить Ему и любить Его.

22. Живи с пользой для других.

23. Повиниться, что Богу помолиться.

24. На привычку есть «отвычка».

25. Умей просить или отказывать сразу.

26. Все, кто вошел в твою жизнь твои учителя.

27. Не стремись быть лучше раньше, а стремись вовремя.

28. Не понимают — объясни, не поняли — уходи.

29. Не учи, а научи.

30. Принимай любого, ибо Господь любого принимает,

а только Он судья.

31. Не отдашь — не получишь.

Знакомство со столь серьезным подходом Травника к духовной жизни и началом изучения им основ православной веры, впечатляет. Такой подход наглядно характеризует молодого Травника, как человека, настроенного на получение глубинных знаний. Он буквально вгрызался и пробивался в толщу неведомых ему до поры до времени скрытых понятий, каждый раз вынося на поверхность своего сознания новые сведения о жизни, необходимые ему для постижения тайн простых истин, сокрытых от непосвященного сердца. Приобретение подобных знаний можно заслужить только каждодневным трудом по совершенствованию своего духа, а это достигается ежеминутным и ежечасным напряжением себя, научением внутренней дисциплине, постоянным контролем своих эмоций и желаний, подчинением их своей воле.

Подвижнические пути

Поначалу, ещё живя в Ясенево, Терентий посещал церковь Петра и Павла в Битце, либо храм Казанской иконы Божией матери в Узком. Свой Бирюлевский храм он полюбил позже. В начальный период своего воцерковления Терентий первое время ходил на службы в разные места. Ему все было интересно: и убранство, и то, как ведутся богослужения, и их особенности, но постепенно он все больше и больше стал приходить на службы в свой Бирюлевский храм. Бирюлево, как район, ему в те годы не нравился, он долго жил и привык к Ясенево, старался больше бывать там. Район Бирюлево ему казался мрачным и некультурным, но с годами, а особенно сейчас, он кардинально изменил свое мнение и даже полюбил это место. Многое поменялось в его жизни, поменялся и он сам. Теперь бирюлевская тишина, удаленность от центра и шума цивилизации, дарят ему то необходимое внутреннее спокойствие, что его, как писателя и мыслителя очень располагает к работе: «Не так давно я побывал в Ясенево и понял, что меня там все угнетает и утомляет: постоянный шум, загазованность, нескончаемые потоки машин, перенаселенность, а Бирюлево — район тихий, почти „монастырский“, да и храм наш Бирюлевский намоленный, уютный, я очень полюбил все это. В последнее годы меня тяготит городской шум, вплоть до того, что мне хотелось переехать и жить в каком-нибудь небольшом городке ближайшего Подмосковья. В Бирюлево, есть все, что нужно: тихо, спокойно, вот я и нашел то, к чему стремилась моя душа. Жил бы я сейчас в центре, я же „центральный“ москвич, не знаю, но может быть и сбежал бы оттуда. Вот так меняется все в человеке. Во всяком случае, Мухина гора уже иначе воспринимается мной, и я не так тоскую по этим местам детства».

Свой рассказ о подвижнической жизни Травника начну с краткой истории храма Святителя Николая, где зародилась и продолжается церковная жизнь Терентия, места, где в разные годы отпевали всю его семью: бабушку, Марию Васильевну Филимонову (†26.06.1982), дедушку Георгия Григорьевича Филимонова (†20.02.1994), отца Аркадия Павловича Алексеева (†9.04.2007), маму Людмилу Георгиевну Алексееву (†3.11.2017), где Травник крестил многих своих друзей, где крестился и он сам, подвизаясь по сей день здесь, положив многие и многие силы, свой талант художника, музыканта, писателя на организацию и на строительство нового, теперь уже белокаменного храма Свт. Николая. А начну я с фрагмента его стихотворения об этом храме, написанном им в 1995 году:

Храм в Бирюлёве

Никольский деревянный храм…

Жасмин в июньском цвете

Благоухает белизной с росою на рассвете.

Двор сторож пересёк, сутулясь, за ним дворовый пёс,

И рыжий кот, зевая, жмурясь, внимает сонно звукам улиц,

Следя за голубиным танцем, как строгий звездочёт.

Щеколда скрипнула дверная, и, вторя ей в ответ,

Пролился, сквозь стекло мерцая, лампадки тихий свет…

Терентiй Травнiкъ

16 августа 1995

Бирюлёво — бывшая деревня, известная с XVI века и располагавшаяся к югу от Москвы. В 1960 году эта территория была включена в состав Москвы при её расширении. Версий о происхождении названия ходит много и, порой, почти что сказочных. Не буду на них останавливаться, но наиболее правдоподобной и распространённой в топонимах по России, в целом, представляется мне версия о происхождении названия от фамилии его владельцев, в данном случае, Бирюлёвых — дворянского рода, представители которого владели одноименным сельцом и землями вокруг него до определённого времени, ибо известно, что первыми, документально подтверждёнными владельцами, являлись все-таки Плещеевы. Современный же район Бирюлёво получил своё название по станции Бирюлёво и пристанционному посёлку. На месте территорий, ныне входящих в состав районов Бирюлёво Западное и Восточное, ещё в конце XIX века был густой лиственный лес, чередующийся с болотами.

С 1911 года возле станции существовала часовня во имя Александра Невского, которую в 1922 году заменили деревянным Никольским храмом. Однако спустя два года церковь сгорела. После пожара местные власти запретили её восстанавливать. Тогда, по местной легенде, были отправлены ходоки к В. И. Ленину, жившему в близлежащих Горках, и вождь пролетариата, якобы перед смертью, дал необходимое разрешение. Во всяком случае, храм продолжал действовать все годы советской власти. В 1956 он снова сгорел. Богослужения возобновились через десять дней, но в доме священника, а в следующем году на месте сгоревшего, снова был выстроен деревянный храм. В 1959 он был расширен до 100 кв. метров. К востоку от алтаря находится могила схимонахини Серафимы — слепой прорицательницы, жившей в Бирюлёве и отца Николая (Перехвальского) — одного из первых священников церкви. Около храма было кладбище, которое в 1978 году срыли экскаваторами, и ныне тут тенистый парк.

История Бирюлевского храма — духовной купели Терентия Травника

Храм во имя Святителя Николая Мирликийского расположен в Южном округе г. Москвы, близ станции Бирюлёво Товарная Павелецкой железной дороги. История местности, в которой находится храм, прослеживается со 2-ой половины ХУНТ века; здесь по трассе Большой Серпуховской дороги на берегах р. Городенка лежало сельцо Бирюлёво, входившее в состав Ратуева стана Московского уезда. При проведении «генерального межевания» в 1766 году сельцо было обмежёвано и нанесено на крупномасштабную карту. Оно находилось в общем владении секунд-майора Петра Алексеевича Татищева и подпоручика Александра Алексеевича Плещеева и входило в приход церкви Покрова Пресвятой Богородицы села Покровского на реке Городенке, лежавшего к востоку от него.

В середине XIX века сельцо Бирюлёво принадлежало княгине Аграфене Степановне Оболенской. В нем числилось 15 крестьянских дворов с 86 жителями, при нем находилась помещичья усадьба с господским домом и оранжереей. В 1900 году по соседству с Бирюлёво вырос посёлок, своим возникновением обязанный прокладке Рязанско-Уральской железной дороге.

В 1911 году по ходатайству служащих при станции Бирюлёво, а также Правления Рязанско-Уральской железной дороги Московская духовная консистория разрешила учредить школу-церковь Министерства путей сообщения, для которой к зданию железнодорожного училища предполагалось сделать пристройку. Указом Священного Синода от 8 ноября 1911 года при строящейся церкви-школе на ст. Бирюлёво Рязанско-Уральской ж. д., Московского уезда был открыт «самостоятельный приход с причтом из священника и псаломщика с содержанием из местных средств». К апрелю 1912 года церковь была выстроена и освящена во имя Святого Благоверного князя Александра Невского. В это же время по ходатайству священномученика Владимира (Богоявленского), митрополита Московского и Коломенского святой Государь Император Николай Александрович пожаловал денежное пособие (350 руб.) на уплату долгов по постройке Александро-Невского храма.

В приход этого храма, кроме посёлка железнодорожников, вошло и сельцо Бирюлёво. В 1916 году в приходе церкви состояло 86 дворов с более 600-и жителями. Храм содержался на средства Правления Рязанско-Уральской железной дороги, а также рабочих и служащих депо и крестьян сельца Бирюлёво.

Ни церковно-причтовой, ни усадебной, ни кладбищенской земли в то время при храме не было. Дома священника и псаломщика, выстроенные в 1900—1904 гг., были собственностью Правления Рязанско-Уральской железной дороги. Приписных к церкви часовен, кладбищенских и молитвенных домов также не было.

В 1918 году после издания Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви над Александро-Невским храмом нависла опасность подобно другим домовым церквям быть упразднённым. Для сохранения храма верующие посёлка и села Бирюлёво зарегистрировали православную общину и заключили договор с Московским уездным советом о передаче храма в бессрочное и бесплатное владение Общине. К сожалению, это мера всего лишь отодвинула дату его закрытия.

Постановлением Президиума Московского Совета рабоче-крестьянских депутатов от 24 марта 1924 года Александро-Невский храм был закрыт. По молитвам Патриарха Тихона 21 июня 1924 года Президиум Моссовета разрешил Приходскому совету Александро-Невской церкви взамен ликвидированной построить новую на территории кладбища, возникшего близ железнодорожной станции в период 1917—1923 гг. По благословению Патриарха Московского и всея Руси Тихона началось строительство храма. Деревянная одноэтажная церковь на территории кладбища была выстроена исключительно трудами и на средства самих прихожан, так как добровольный сбор средств по московским церквям на сооружение храма был запрещён. Промыслом Божиим новый храм был построен и 14 декабря 1924 года освящён во имя Святителя Николая Чудотворца. Священником в Никольский храм был назначен иерей Василий (Канардов), позже репрессированный и расстрелянный в 1937 году на Бутовском полигоне. В начале сороковых годов настоятелем храма был назначен протоиерей Николай (Перехвальский).

В начале пятидесятых годов протоиерей Николай (Перехвальский) по служебным делам был в Елоховском соборе, где и обратил внимание на послушника Алексия Байкова. Настоятель пригласил его приехать в храм святителя Николая Чудотворца в Бирюлёво. Вся дальнейшая жизнь отца Алексия так или иначе неразрывно связана с Никольским храмом. С горечью вспоминает отец Алексий о событиях 1956 года… В этот год скончался настоятель, отец Николай (Перехвальский), а вскоре после его кончины случился сильный пожар, 1 марта 1956 года храм полностью сгорел.

Очевидцы происшествия свидетельствуют: «Все это место выгорело. Тяжелые снега лежали вокруг… Пожарные машины не смогли подъехать, а людей не подпустил комсомольский патруль… Не пустили гасить огонь, не дали спасти церковное имущество. Деревянные кресты и деревья, которые были вблизи храма, выгорели. Один деревянный крест на могиле матушки Серафимы остался среди пепелища, только чуть-чуть нижний конец креста обуглился. От прежнего храма чудом Господним построенным в 1924 году, остался один фундамент.

В связи с утратой храма было принято решение приспособить под молельный дом церковную сторожку. Видя тщетность всех прошений о восстановлении храма, настоятель протоиерей Василий Моисеев вынужден был начать основательное переустройство сторожки под храм.

Так, чудом Господним и усердием православных христиан был сохранен православный приход. Много труда вложил в благоустройство Бирюлевского храма настоятель протоиерей Василий Моисеев. Вначале делали пристройки и только потом разбирали внутренние стены сторожки, тем самым, увеличивая пространство.

Таким образом в 1957 году прихожане на свои средства и своими руками в кратчайший срок выстроили новый храм. О возведении церкви настоятелем о. Василием Моисеевым 1989) и прихожанами рассказывает мемориальная доска на западной стене храма. Иконы для церкви были переданы верующими из окрестных подмосковных деревень. Иконостас собрал художник-реставратор Вячеслав Андреевич Рыбаков из частей, которые удалось найти в недействующих храмах.

22 декабря 1957 года, в день праздника иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», новый деревянный храм был торжественно освящен, как и прежний, во имя святителя Николая Чудотворца. «Сам факт того, что прихожане сгоревшего храма в годы богоборческого лихолетья не дали уничтожить приход, сумели противостоять изощрённым методам властей — является чудом Господним».

По мнению о. Константина Кобелева матушка Серафима является создательницей нового храма Святителя Николая Чудотворца в Бирюлево: «Батюшка, отец Василий (Моисеев) еще был молодым священником, пришел к ней (незадолго до её смерти), она ему предсказала, что он будет строить храм… А какие храмы в то время <…>, когда наоборот только все уничтожалось или закрывалось… И вот то, что она ему, предсказала, что он будет строить храм, это, конечно, на него повлияло сильно. Иначе, как бы он решился сам, без такого предсказания, без такого благословения приступить к строительству в то время, когда все священники находились под жестким контролем соответствующих органов, и такая инициатива могла кончиться для него очень плачевно. За все 70 лет советской власти в стране было построено только 100 храмов, не считая тех, которые были открыты на оккупированных территориях. Отец Василий пошел к матушке Серафиме на могилу, помолился и дерзнул приступить к строительству. И дальше все у него спорилось и получалось чудесным образом. Вот какую веру он имел!»

Вскоре храм был восстановлен, а 22 декабря 1957 года в день чествования иконы «Нечаянная радость» был открыт и начались регулярные богослужения, которые продолжаются и по сей день. В 1959 году в храме был устроен приставной престол во имя Покрова Божией Матери.

В 1977 году был завершён проект застройки микрорайона Бирюлёво-Западное. При его осуществлении, действовавшее Бирюлёвское кладбище было варварски уничтожено: частично останки были изъяты, надгробия и ограды убраны, а подавляющее большинство могил сравняли с землёй.

Из неофициальных источников известно, что проект застройки предполагал снос храма и строительство на его месте объектов социальной инфраструктуры, однако этому не суждено было сбыться: промыслом Божиим храм был сохранен.

Надмогильные деревья образовали рощу, часть которой оказалась внутри многоэтажной жилой застройки. Там же, среди уцелевших могильных деревьев сохранилась и церковь Святителя Николая Чудотворца в Бирюлево, а несколько дорогих могил оказались за оградой на проходном месте.

Есть мнение очевидцев, что около 30% останков, а по другим данным еще больше, так и остались здесь лежать. На момент ликвидации кладбища очень многие захоронения были заброшены, т.к. хоронили в период 1917—1921 гг., и соответственно основным захоронениям было по 56—60 лет (что подхоранивали к родственникам не в счет). По словам многих очевидцев, именно заброшенные могилы и не трогали, только срезали ограды, да убрили надгробия, если таковые имелись. Перезахоранивали в основном на Хованском кладбище. Очень печальная история… По сей день среди деревьев встречаются остатки надгробий, обрезы оснований оградок повсюду, и по всей территории заметны впадины от когда-то вскрытых могил.

Фотодокументы тех далеких дней, сделанные Виктором Сергеевичем Молчановым из окон своей квартиры, запечатлевшие те трагические события, были переданы Т. Травнику супругой фото-графа — Натальей Викторов-ной, на хранение в его архив. Очерк о жизни и творчестве уникального фотохудожника, написанный Т. Травником в 2012 году, представлен в Приложении.

Позже останки блаженной схимонахини Серафимы, отца Николая (Перехвальского), других священнослужителей и некоторых прихожан были перезахоронены на территории церкви.

Схимонахиня Серафима (Бирюлёвская)

Схимонахиня Серафима (Софья Ильинична Ушакова) родилась 19 июля 1875 года в Кашине. Была послушницей Филимоновского Княже-Владимирского женского монастыря. По прошествии многих лет тяжелого труда на послушаниях она заболела и слегла в постель, с которой уже более не встала…

Парализованной старицей, матушка пролежала до самой своей кончины с ежечасным благодарением ко Господу почти всю свою жизнь, удивляя своим мужеством и безмерным терпением. Господь даровал Серафиме таинственные откровения, из которых она знала имена людей, ещё только собирающихся к ней, их намерения, тайные пожелания и истинные нужды. Многое ведомо было ей о судьбах людских.

17 февраля 1950 года в Прощеное Воскресенье схимонахиня Серафима мирно отошла ко Господу. По свидетельству очевидцев: «…по смерти расправились у матушки ручки и ножки. И лежала она покойно, строгая и светлая. Когда выносили из дома гроб, все увидели на небе огромный огненный крест».

Гроб с телом схимонахини Серафимы обнесли вокруг храма и захоронили за алтарной частью. На могиле поставили её келейный крест, пред которым она возносила свои молитвы ко Господу. Больше полувека прошло со дня блаженной кончины схимонахини Серафимы, но и по сей день совершаются чудеса по ее молитвам за всех притекающих к ней.

Схимонахиня Серафима, моли Бога о нас!

Схимонахиня Серафима Ушакова (Бирюлёвская), чье имя неразрывно связано с историей храма Святителя Николая Чудотворца Мирликийского, как во время земной жизни, так и после своей блаженной кончины не оставляет всех чтущих её, прибегающих за помощью и утешением. Духовная связь с нею непрерывна! Велико молитвенное ходатайство схимонахини Серафимы перед Господом за православных людей, проживающих в Бирюлево, а возвращение такой святыни, как частица гроба схимонахини Серафимы — видимый знак того, что Божие благословение и ее молитвенное предстательство перед Богом за всех особенно ощутимо! По сей день, к старице Серафиме на могилку приходят верующие люди: одни просят о помощи, другие приходят за советом, просят благословения, третьи благодарят за исцеление, быструю помощь в сложных жизненных обстоятельствах».

В 2007 году протодиакон храма о. Игорь (Симонов) написал икону пока ещё местночтимой святой старицы — схимонахини Серафимы Бирюлёвской, держащей в левой руке храм Свт. Николая, в котором она подвизалась всю свою жизнь.

С той поры минуло немало лет… Прихожанам и духовенству Никольского храма особенно памятны архиерейские служения митрополита Крутицкого и Коломенского Питирима в 1969 году, митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена (впоследствии Святейший Патриарх) в 1971 году, митрополита Крутицкого и Коломенского Серафима в 1973 году.

Светлой памяти схимонахини Серафимы

За алтарем, в прохладной сени,

В задумчивых елях — погост.

Покоится там в блаженной кончине

Подвижница судебных верст.

Склоняют дубы свои ветви к могилке,

И свечи дрожат на ветру,

И старец согбенный, стоящий в молитве,

И смех детворы поутру,

И глас панихидный, и руки на камне

Пришедших с прошеньями к ней…

Всем дарит угодница тихую радость,

Коснувшись десницей своей.

Терентiй Травнiкъ

Февраль 2000

Из книги Татьяны Велк-Углановой о матушке Серафиме:

«Последние два года мой отец Аркадий Павлович тяжело болел, — рассказывает Игорь Аркадьевич Алексеев (Москва). Тяжёлую болезнь и скорби переносил кротко, смиренно. Мы часто ходили с ним на службу в Никольский храм, а потом непременно заходили к матушке Серафиме, отец просил у неё молитвенной поддержки. За полгода до своей кончины он сильно ослабел и стал молиться дома, буквально угасая на наших глазах. Я тщетно искал возможности его соборовать, постоянно что-то срывалось. В среду 26 марта 2007 года я, как обычно, после службы пошёл поклониться матушке Серафиме и попросить помощи в таком деликатном деле. В это время из храма со стороны алтаря вышел отец Константин и быстро прошёл к её могилке. Вокруг в эти минуты не было никого, меня же батюшка, погруженный в свои мысли, не заметил. Помолившись какое-то время, он вернулся в храм. В тот же день, обратившись за помощью к нему, я получил утешительный ответ, что все будет хорошо. Весь следующий день я с волнением ждал ответа и, наконец, к вечеру раздался звонок, а уже в пятницу к нам домой приехал отец Роман, который особоровал, исповедовал и причастил болящего отца.

Прошло полторы недели и на Светлой седмице папа мирно отошёл ко Господу. Отпевал его в нашем храме отец Константин. Отныне, обращаясь в молитвах к матушке Серафиме, я непременно поминаю и своего отца, ибо по её невидимому предстательству свершилось таинство соборования, которое никак не удавалось осуществить почти полгода, несмотря на все старания и договорённости. В ночь перед кончиной отца по его просьбе мы поставили рядышком его любимую икону «Нечаянная Радость» и затеплили перед ней лампаду. Напомню, что храм, рядом с которым покоится прах матушки Серафимы, был освящён 22 декабря, в день празднования именно этой иконы».

Рассказывая о Бирюлёвском храме, невозможно не познакомить читателей с его знаменитым батюшкой, единственным в Москве священнике, который прослужил в одном этом храме более полувека. Мой рассказ об отце Алексии Байкове, который в своё время крестил и Терентия Травника…

Клирики храма: Алексий, Виталий и Константин

Будущий священник родился 7 мая 1929 года в городе Серпухове, Московской области, в глубоко религиозной семье диакона Петра Петровича Байкова (†10.10.1975), впоследствии протодиакона Богоявленского Патриаршего Собора г. Москвы. Таинство святого крещения над будущим священнослужителем совершено было Преосвященным епископом Серпуховским и Каширским Мануилом (Лемешевским, †12.08.1968) будущим митрополитом, с наречением имени в честь святителя и чудотворца Алексия, митрополита Московского.

Отрочество и юность Алексия прошли в Богоявленском Елоховском Соборе. В 1947 г. окончил учебу в средней школе рабочей молодежи. Молодой человек был активным помощником в Соборе. В 1950 году по рекомендации настоятеля Богоявленского Кафедрального Собора, протопресвитера Николая Колчицкого (†11.01.1961), поступил на обучение в Московскую духовную семинарию, по окончании которой был псаломщиком в Троицкой церкви на Пятницком кладбище г. Москвы.

В ноябре 1955 г. он вступает в брак с Прасковьей Ивановной Слугиной. 4 декабря 1955 г., посвящается Преосвященным епископом Можайским Макарием (Даевым, †13.01.1960) во диакона, а 19 декабря Святейшим Патриархом Алексием I (17.04.1970) рукополагается во пресвитера и 22 декабря того же года назначается клириком храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве, где прослужил до конца своих дней свыше 61 года.

Из дневника поэта-подвижника:

«Удивительное впечатление производил на меня батюшка, отец Алексий. Несмотря на внешнюю строгость, происходящую скорее из особых черт лица: большие надбровные дуги, вечно нахмуренный лоб, проникновенный, сосредоточенный взгляд, человек он был в большинстве своем простодушный, прямолинейный, при этом собранный и весьма энергичный. Белая, почти снежная ранняя седина, наделяла его образ мудростью и бывалостью. В приходе поговаривали не только о его проницательности, но и старчестве. О последнем не скажу (не сталкивался), но то, что человеком он был опытным и глубоко верующий это факт.

Особо близко судьба нас свела в день похорон моего дедушки 23 февраля 1994 года, Георгия Григорьевича. Отпевать дедушку было решено у нас дома, а потому мы пригласили отца Алексия отслужить этот чин.

Не торопясь совершив молитву, батюшка обратился ко мне с рядом вопросов, вызванных явным интересом к нашему дому, особенно к картинам. После похорон мои родители предложили ему остаться на поминки. Отче радушно согласился и уже за столом завязался неспешный, душевный разговор. Тогда я поймал себя на ощущении, что одно только присутствие священника в доме уже во многом скрашивает скорбную обстановку, делает её естественной, значимой, светлой. Отобедав, я пригласил батюшку к себе в комнату. Зайдя, он перекрестился на иконы и прежде чем присесть в наше фамильное кресло, внимательно, несколько оценивающе, взглянул на него, что-то буркнул себе под нос и с удовольствием сел. Беседовали около получаса, говорили неспешно, тепло, обстоятельно и искренне. Разговор, видимо, удался, ибо позже батюшка, нет-нет, да заглядывал к нам в гости на чаёк, вкушая его неприменно только в этом кресле. Посещая службу, я ходил к отцу Алекию на исповедь. Советы он давал простые. Особо, по крайней мере, так казалось, не вникая в суть проблемы. Он чувствовал и понимал самую глубину душевной боли и волнения, а потому был конкретен, в меру строг и краток, всегда завершая обещанием, что обязательно помолится обо мне заблудшем. Что-что, а молитва у него была глубокая и верная, это я всегда хорошо чувствовал. Как-то раз, на Пасху, батюшка мне подарил чётки на пятидесятку и благословил молиться по ним. В книге «Светец» одно из стихотворений я посвятил отцу Алексию и при случае подарил ему несколько книг, в том числе и для его многочисленных духовных чад».

Добавлю, что Терентий посвятил светлой памяти протоиерея Алексея Байкова и свою новую книгу «Православный календарь», выход которой был приурочен к православной Пасхе 2019 года.

За годы служения в Никольском храме, Святейшими Патриархами Московскими и всея Руси о. Алексий был удостоен многих церковных наград вплоть до права служения Божественной Литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской песни, а также орденов: Св. равноап. кн. Владимира II и III степени, прп. Сергия Радонежского II и III степени, св. блгв. кн. Даниила Московского II и III степени, Патриарших благословенных грамот от Патриархов Всея Руси: Алексия I в 1969 г., Пимена в 1987 г., Алексия II в 2007 и Кирилла в 2014 гг.

Святейший Патриарх Алексий II, поздравляя о. Алексия с 55- летием пастырского служения в приветственном адресе писал: «Вы с усердием совершаете богослужения, добрым делом и мудрым словом помогаете людям идти по нелегкому пути спасения, неустанно призывая паству к терпению, миру и благочестию. Вы ревностно и с любовью исполняете все принятые на себя обязательства. Посему снискали высокий авторитет среди священнослужителей, искреннюю любовь Ваших многочисленных прихожан и глубокое уважение многих светских людей. Отрадно видеть пример следования своему призванию и верности служебному долгу».

7 мая 2017 года, в Неделю 4-ую по Пасхе, в день своего 88-го дня рождения, пастырь участвовал в служении Божественной Литургии. Вечером этого дня был госпитализирован в Городскую клиническую больницу №12 с сердечной недостаточностью. А утром 10 мая отец Алексий скончался в реанимационном отделении больницы. Митрополит Истринский Арсений направил соболезнования в связи с кончиной протоиерея Алексия Байкова, в котором также передавал от Святейшего Патриарха Кирилла слова соболезнования и утешения в минуты скорби и печали настоятелю, клиру, приходскому собранию, прихожанам храма, родным и близким почившего пастыря.

Отпевание отца Алексия состоялось в родном ему Никольском храме в Бирюлеве. 12 мая 2017 года, в пятницу 4-й седмицы по Пасхе, Высокопреосвященнейший Арсений, митрополит Истринский, первый викарий Святейшего Патриарха по г. Москве, совершил Божественную Литургию и отпевание протоиерея Алексия Байкова в сослужении многочисленного духовенства. Погребен протоиерей Алексий на кладбище в селе Жабкино, Ленинского района Московской области.

10 мая 2019 года исполнилось ровно два года со дня упокоения священнослужителя храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве приснопамятного протоиерея Алексия Байкова. Отец Алексий отошёл ко Господу на 89 году жизни, прослужив в Бирюлевском храме до конца своих дней свыше 61 года. В годовщину упокоения протоиерея Алексия в Никольском храме в Бирюлеве вечером 9 мая состоялось вечернее заупокойное Богослужение, а утром 10 мая в 9—00 — Божественная Литургия и панихида по почившему пастырю.

Из дневника поэта-подвижника:

«Отец Константин Кобелев появился в нашем храме в конце 90-х. Что сразу улавливалось, так это огромная, иначе и не скажешь, исходящая от него любовь. Даже сама манера общения его была полюбовная. Внимательный, приветливый, он никогда не бранил, не возмущался, с каким бы известием к нему не подходили люди. Очень душевный, но при этом смелый и энергичный. Многие дела, касаемые, к примеру, паломнических поездок вершил именно отец Константин. Проповедь у него была проникновенная, глубокая и полная христианского терпения и принятия. Что касается исповеди, то замечу, что к нему больше всего прихожан выстраивалось на беседу, и он подолгу беседовал с каждым. Меня батюшка очень любил и всегда, как-то по особому, с улыбкой, привечал. Знал и ценил мою поэзию, видимо потому, что и сам писал».

Шел 1996 год. В ту пору Травник много ездил по храмам Москвы и снимал кинолетопись. Что касается Никольского храма, то началось все с того, что Терентий в один прекрасный день пришел в бирюлевскую церковь с видеокамерой и начал снимать освящение куличей. Надо заметить, что имея опыт общения с разными священниками, бывая в других храмах, он всё, что относилось к бирюлевскому, воспринимал тяжело: ему казалось, что люди на приходе какие-то угрюмые, малообразованные, немало было и пьющих. Неожиданно он увидел на ступеньках храма плотного телосложения батюшку, и сразу догадался, что это и есть новый настоятель. «Заметив меня с камерой, батюшка направился в мою сторону. Я снимал на видеокамеру, тогда это было в диковинку, да и понятия видеокамеры не было, а тем более миникамеры. Взглянув на нее, батюшка спросил:

— Это ваша?

— Да, — ответил я.

Видимо, находящаяся у меня в руках уникальная по тем временам, камера сделала свое дело, и батюшка по-доброму улыбнулся, и поинтересовался местный ли я. Мне почему-то показалось, что он рад видеть среди обыкновенной, далеко нереспектабельной публики, человека посовременней, а может, и побогаче. Настоятеля звали отец Виталий — Виталий Тогубицкий. Так и произошла наша первая встреча. Как выяснилось, его только недавно назначили настоятелем в наш храм. Мы легко и быстро подружились, и стали понемногу общаться. Бывал я в храме не часто, поскольку в те годы путешествовал, и основательно закрепился на приходе только после выхода в свет моей книги «О чем поведала печаль».

Случилось это в 2003 году, когда отец Виталий благословил меня на издание этой книги, а ознакомившись с ней, сразу пригласил меня на должность главного редактора газеты «Сад духовный». Помню, что я тогда возразил, мол, дело уж больно ответственное, а я ничего не умею, на что он, указывая на книгу, воскликнул: «Как это не умеете? Вы же писатель… Это ведь ваша книга? Она замечательная, я вот и на титуле написал вам мнение о ней». Таким образом, отец Виталий стал первооткрывателем моего имени и таланта в литературе, благословив меня на первые шаги в писательском и издательском деле. Откровенно говоря, я к нему какое-то время приглядывался, поначалу, думал, что какой-то этот батюшка странный, уж больно молчаливый, угрюмый. Мне казалось, что у него тяжелый характер. В то время я привык к общению с более светскими батюшками, например, с Артемием Владимировым, который ту пору окормлял гимназию «Радонеж», к архимандриту Петру, служившему в храме в Узком, а до этого работающего музыкантом. А тут всё не так: и храм Бирюлевский почти сельский, и публика сельская, и батюшка такой же — полусельский. Я тогда не был готов к подобному и искал больше городского во всем. Мне хотелось, чтобы и в Бирюлево, как, скажем, в том же Ясенево, священники просвещали прихожан. Было у меня такое желание, даже сожалел, что, например, в Ясенево живет много талантливых интеллектуалов, и народ ясеневский буквально окультуривался пастырями. Бирюлево же воспринимал самым откровенным захолустьем.

Но случилось чудо: в один из будних дней я пришел на утреннюю службу в Никольский храм. Дело было на страстной неделе и начиналась большая общая исповедь. Перед этим на амвон вышел отец Виталий и начал говорить проповедь. Встав на свое любимое место пред Тихвинской иконой, я внимательно слушал говорящего, наблюдая за ним. Говорил батюшка медленно, подбирал слова, ошибался, я же, как мне казалось, знатоком, а потому не просто слушал, но буквально испытывал его уровень знаний.

Меня настолько поразила духовная мощь этой проповеди, мощь духовного сердца отца Виталия, что я заслушался. Он говорил долго и пламенно, проникая в самую душу своими словами. Помню, как вернувшись домой, сказал маме: «У нас в храме, наконец-то, появился священник с большой буквы!». Потом в храм пришел отец Константин и тоже «с большой буквы», и бирюлевский храм засиял.

Говорю со знанием дела, что духовенство в нашем храме — великолепное. Виталий Тогубицкий для меня есть силища духовного сердца и любви. Он может ничего и не говорить, а встанет рядом и уже хорошо. А то улыбнется или пошутит, и всё оживает кругом. Добрый, простосердечный, в чем-то немножко шалопай, но за всем этим скрывается великолепная эрудиция, образованность, совершенная стопроцентная безупречная грамотность и жизненный опыт. Многие из прихожан нашего храма его очень любят.

Шел 1996 год. В ту пору Травник много ездил по храмам Москвы и снимал кинолетопись. Что касается Никольского храма, то началось все с того, что Терентий в один прекрасный день пришел в бирюлевскую церковь с видеокамерой и начал снимать освящение куличей. Надо заметить, что имея опыт общения с разными священниками, бывая в других храмах, он всё, что относилось к бирюлевскому, воспринимал тяжело: ему казалось, что люди на приходе какие-то угрюмые, малообразованные, немало было и пьющих. Неожиданно он увидел на ступеньках храма плотного телосложения батюшку, и сразу догадался, что это и есть новый настоятель. «Заметив меня с камерой, батюшка направился в мою сторону. Я снимал на видеокамеру, тогда это было в диковинку, да и понятия видеокамеры не было, а тем более миникамеры. Взглянув на нее, батюшка спросил:

— Это ваша?

— Да, — ответил я.

Видимо, находящаяся у меня в руках уникальная по тем временам, камера сделала свое дело, и батюшка по-доброму улыбнулся, и поинтересовался местный ли я. Мне почему-то показалось, что он рад видеть среди обыкновенной, далеко нереспектабельной публики, человека посовременней, а может, и побогаче. Настоятеля звали отец Виталий — Виталий Тогубицкий. Так и произошла наша первая встреча. Как выяснилось, его только недавно назначили настоятелем в наш храм. Мы легко и быстро подружились, и стали понемногу общаться. Бывал я в храме не часто, поскольку в те годы путешествовал, и основательно закрепился на приходе только после выхода в свет моей книги «О чем поведала печаль».

Случилось это в 2003 году, когда отец Виталий благословил меня на издание этой книги, а ознакомившись с ней, сразу пригласил меня на должность главного редактора газеты «Сад духовный». Помню, что я тогда возразил, мол, дело уж больно ответственное, а я ничего не умею, на что он, указывая на книгу, воскликнул: «Как это не умеете? Вы же писатель… Это ведь ваша книга? Она замечательная, я вот и на титуле написал вам мнение о ней». Таким образом, отец Виталий стал первооткрывателем моего имени и таланта в литературе, благословив меня на первые шаги в писательском и издательском деле. Откровенно говоря, я к нему какое-то время приглядывался, поначалу, думал, что какой-то этот батюшка странный, уж больно молчаливый, угрюмый. Мне казалось, что у него тяжелый характер. В то время я привык к общению с более светскими батюшками, например, с Артемием Владимировым, который ту пору окормлял гимназию «Радонеж», к архимандриту Петру, служившему в храме в Узком, а до этого работающего музыкантом. А тут всё не так: и храм Бирюлевский почти сельский, и публика сельская, и батюшка такой же — полусельский. Я тогда не был готов к подобному и искал больше городского во всем. Мне хотелось, чтобы и в Бирюлево, как, скажем, в том же Ясенево, священники просвещали прихожан. Было у меня такое желание, даже сожалел, что, например, в Ясенево живет много талантливых интеллектуалов, и народ ясеневский буквально окультуривался пастырями. Бирюлево же воспринимал самым откровенным захолустьем.

Но случилось чудо: в один из будних дней я пришел на утреннюю службу в Никольский храм. Дело было на страстной неделе и начиналась большая общая исповедь. Перед этим на амвон вышел отец Виталий и начал говорить проповедь. Встав на свое любимое место пред Тихвинской иконой, я внимательно слушал говорящего, наблюдая за ним. Говорил батюшка медленно, подбирал слова, ошибался, я же, как мне казалось, знатоком, а потому не просто слушал, но буквально испытывал его уровень знаний.

Меня настолько поразила духовная мощь этой проповеди, мощь духовного сердца отца Виталия, что я заслушался. Он говорил долго и пламенно, проникая в самую душу своими словами. Помню, как вернувшись домой, сказал маме: «У нас в храме, наконец-то, появился священник с большой буквы!». Потом в храм пришел отец Константин и тоже «с большой буквы», и бирюлевский храм засиял.

Говорю со знанием дела, что духовенство в нашем храме — великолепное. Виталий Тогубицкий для меня есть силища духовного сердца и любви. Он может ничего и не говорить, а встанет рядом и уже хорошо. А то улыбнется или пошутит, и всё оживает кругом. Добрый, простосердечный, в чем-то немножко шалопай, но за всем этим скрывается великолепная эрудиция, образованность, совершенная стопроцентная безупречная грамотность и жизненный опыт. Многие из прихожан нашего храма его очень любят.

Вот так мы и познакомились. Вскоре я стал для него, по его же словам, родным человеком, а он для меня родным батюшкой, мы очень сблизились, близки и сейчас. Таким образом бирюлевский храм стал для меня местом трудничества, которое я вслед за Мелиховым стал возрождать и всячески помогать. У меня несколько любимых духовных мест в Москве и, прежде всего, это Бирюлевский храм, церковь Казанской иконы Божьей Матери в Узком, Новодевичий монастырь и Донской монастыри. Все они меня очень притягивают, и я стремлюсь туда всей душой: четыре точки, четыре оконечности креста, четыре места, которые я по-настоящему люблю».

Из дневника поэта-подвижника:

«Писать о таких людях, как протоиерей Виталий и легко, и сложно. Легко, ибо душа у него огромная и светлая, а сложно, потому что слов, порой, не хватает, дабы самую суть этой души и отразить. Всякая встреча наша для меня была особой. Я постоянно ловил себя на мысли, что не мог оторвать взгляда от этого человека. Не в моих привычках рассматривать людей, а здесь я, хоть и мельком, но непременно старался на него взглянуть. А привлекало меня его сияние, сияние во истину доброй души этого простого и открытого батюшки. А еще ему очень шли очки — в тонкой золотой оправе, сползающие на кончик носа. Весь его облик, вся его статность говорили о спокойном мужестве и силе, о добре и благородстве.

Помню нашу первую встречу на Пасху 1996 года. Он только пришел в наш храм. Именно тогда впервые и зашел разговор о строительстве нового. Тогда я ему так прямо и сказал: «Храм бы новый построить, да каменный». Он серьезно на меня взглянул, немного помолчал и переспросил: «А этот что — не нравится?» «Нравится, — ответил я, — но было бы неплохо побольше». Тогда-то он и говорит: «Вот и начинайте, Игорь Аркадьевич… Что мешает? А мы вас поддержим».

Как же меня захватила эта мысль. Пытался найти единомышленников среди прихожан. Но это мало кого интересовало, время было бедное — девяностые как-никак…

Вскоре у нас на приходе появилась Ольга Михайловна Ляховец — удивительная женщина, скульптор, — прирожденный организатор. Она и поддержала меня, а далее потянулись долгие годы согласований и проектировки.

Ольга Михайловна ввела меня в курс дела по документам, позволила участвовать в проекте, но не дожила, умерла от рака, приняв перед смертью монашеский постриг с именем Елена. Хоронили мы её в 2007 году, в конце марта. Позже всё в свои руки взяла подвижница нашей церкви Наталья Валентиновна, и дело пошло дальше… Недавно и мы провели выставку в поддержку строительства храма. Мы — это художники галереи «Дэлонь», учредителем которой я и являюсь. Последние десять лет идёт настоящая брань в отношение строительства, но деньги народные собираются. Я во всех своих книгах публикую реквизиты и расчетный счет по сбору средств на строительство храма. А еще предложил именной кирпичик — с указанием имен жертвователя на храм. Разработал плакат, Свидетельство для тиража. Казна, благодаря этому, стала пополняться значительно быстрее. Лето 2013 года».

Из дневника поэта-подвижника:

«Как-то раз Демьян (Дамиан) Михалыч Утенко́в мне поведал, что, якобы кто-то из знающих ему рассказывал, что под Никольским храмом, под местом в центре храма, где стоит аналой находится склеп, в котором похоронен знатный чиновник. По слухам, в склепе том, что-то ценное спрятано: то ли книги, то ли утварь. Пол в храме плиточный, а в середине храма потому и просел, что внизу склеп. Специально смотрел — всё так и есть. А ещё говорят, на месте храма когда-то был источник чудодейственный. Нет-нет, да и проснётся ключ по весне, потому так и сыро кругом. Демьян никогда не придумывает, говорит только правду. Вот я и записал его воспоминания, пусть будут. 2004 год».

Немного из истории храмовых Богослужений:

22 декабря 1982 года Божественную Литургию совершил митрополит Таллинский и Эстонский Алексий (почивший в Бозе Святейший Патриарх Алексий II †2008), за богослужением пел хор учащихся Московской Духовной семинарии. 22 декабря 1987 года, в праздник в честь иконы Божией Матери «Нечаянная радость», клир и прихожане отметили 30-летие со дня освящения Никольского храма. Праздничное богослужение совершил архиепископ Зарайский Иов в сослужении клириков Московских храмов, ектении возглашал архидиакон Стефан Гавшев.

22 декабря 1997 Святейший Патриарх Алексий II совершил Божественную Литургию в день 40-летия освящения нашего храма. 24 октября 1999 в десятую годовщину кончины настоятеля нашего храма протоиерея Василия Моисеева (1914—24.10.1989) архиепископ Истринский Арсений совершал Божественную Литургию и панихиду на могиле приснопоминаемого священника.

24 декабря 2000 года архиепископ Арсений совершил в нашем храме Литургию и наградил протоиерея Алексия Байкова в связи с 45-летием священнического служения — правом совершения Божественной Литургии при открытых Царских вратах до Херувимской песни в соответствии с указом Патриарха.

19 декабря 2005 года в день престольного праздника храма и 50-летнего юбилея хиротонии протоиерея Алексия Байкова состоялось торжественное праздничное богослужение, которое возглавил преосвященнейший Арсений, архиепископ Истринский. Ему сослужили: юбиляр протоиерей Алексий, его сыновья о. Владимир и о. Алексий Байковы, настоятель храма о. Виталий Тогубицкий.

22 декабря 2012 года, в день празднования иконы Божией Матери «Нечаянная Радость» и 55-и летнего юбилея освящения храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве, первый викарий Святейшего Патриарха по г. Москве, управляющий Центральным и Южным викариатствами г. Москвы, Высокопреосвящен-нейший Арсений, архиепископ Истринский, возгла-вил Божественнную Литургию в сослужении московского духовен-ства: благочинного Донского округа протоиерея Александра Фарковца, настоятеля храма протоиерея Виталия Тогубицкого, клирика Космо-Дамианского храма г. Королева иерея Иосифа Тогубицкого, клириков храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве: протоиерея Димитрия Конюхова и протоиерея Константина Кобелева. Диаконский чин возглавил протодиакон Валерий Щеглов, ему сослужили клирики храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве протодиакон Игорь Симонов и диакон Кирилл Марковский…

…а также клирик Донского монастыря диакон Владислав Соколов и клирик храма во имя священномученика Климента папы Римского диакон Анатолий Эдельберг. За Божественной Литургией Преосвященнейшим Владыкой была совершена хиротония во диакона алтарника храма свт. Климента епископа Римского Василия Бурдонского.

В этот же день Архиепископ Истринский Арсений в сослужении благочинных храмов Даниловского округа протоиерея Олега Воробьева и храмов Донского округа протоиерея Александра Фарковца, молящегося духовенства и мирян совершили чин основания нового храма на месте сгоревшего в 1956 г. храма свт. Николая. С этого момента открывается новая страница в Истории строительства каменного храма Святителя Николая в Бирюлеве. Отдельная глава «Дорогу осилит идущий…», посвященная его строительству, размещена в конце книги…

Узкое. Храм Казанской иконы Божией матери

Имение «Узкое» известно с начала XVI в., деревянный храм в нем — с 1641 г. Ныне существующий каменный храм построен в 1698 г. боярином Тихоном Никитичем Стрешневым, дядей Петра I, в стиле «московское барокко» (возможно, арх. О. Д. Старцев). На протяжении двух столетий храм был центром духовной жизни усадьбы «Узкое», владельцами которой в разные годы являлись древние фамилии русских князей: Голицыны, Гагарины, Стрешневы, Оболенские, Нееловы, Толстые, Трубецкие.

История храма и усадьбы связана и с именем гениального русского религиозного философа Владимира Соловьёва. «Помню, я сильно увлёкся его учением, — читаю в дневниках Травника, — Соловьёв нередко бывал в Узком в гостях у своего друга князя Павла Трубецкого. В этой подмосковной усадьбе 31 июля 1900 г. в возрасте 47 лет философ скончался. Видимо, и отпевали его в местном храме Казанской иконы Божией матери.». Кроме храма в архитектурном стиле «нарышкинское» барокко в «Узком» сохранился усадебный дом и старинный парк XVIII века.