18+
Та, какой ты станешь завтра

Бесплатный фрагмент - Та, какой ты станешь завтра

Печатная книга - 1 138₽

Объем: 506 бумажных стр.

Формат: A5 (145×205 мм)

Подробнее

Той, какой ты была вчера.

Часть 1. Знакомство

Дверной звонок все не умолкал, но Арналь лишь досадливо поморщился. Он не хотел открывать, он не хотел никого видеть — отпустив прислугу, отказавшись идти на прием, отключив телефоны — граф хотел лишь сидеть, уютно устроившись в большом кресле у камина, и читать. Ну, так бывает, люди иногда просто хотят остаться одни, ничего в этом нет удивительного — и сегодня был именно такой вечер для Арналя де Версе — он хотел побыть один, посидеть в тишине у камина, потягивая вино, размышляя, глядя на огонь…

В какой-то момент стало понятно, что звонок не замолчит. Раздраженно вздохнув, Арналь спустился и открыл дверь. На пороге стояла незнакомая женщина, непонятно было, как она добралась сюда — в такую глушь, в такой час, и в такой дождь… Незнакомка промокла до нитки, но тем не менее приветливо улыбалась.

— Добрый вечер… месье де Версе? Мы не договаривались о встрече, но все же я рискнула приехать сюда, надеясь на ваше гостеприимство, — произнесла она с легким акцентом, идентифицировать происхождение которого Арналю не удалось.

Отступив на шаг, он пошире распахнул дверь:

— Что ж, проходите.

Граф не был заинтригован, скорее лишь формально вежлив и гостеприимен. Сначала нужно дать гостье согреться, после будет время для любопытства.

Женщина уверенно вошла в дом, словно была уже в замке и все здесь ей знакомо. Впрочем, она тут же спохватилась:

— Вы предпочитаете выслушать мою историю здесь или…

— Или. Прошу вас, проходите, в зале горит камин, вам стоит согреться.

Незнакомка благодарно улыбнулась и последовала дальше — на сей раз уже за хозяином.

Над камином висела огромная картина, изображающая средневековый бал. Граф вопросительно смотрел на гостью, но та вдруг замерла в нерешительности. Она долго в молчании разглядывала картину, не обращая внимания на катившиеся по щекам слезы и наконец неуверенно протянула к ней руку, указывая на танцующую в центре пару. Сходство было настолько очевидно, что потрясенный хозяин, отступив на шаг, воскликнул:

— Постойте, вы хотите сказать, что наши предки… Так это была ваша пра-пра-пра-пра…

— Это была я, — чуть слышно выдохнула гостья. Она повернулась к хозяину и тихо повторила:

— Это была я.

Пауза, долгая и совсем не простая пауза, но нарушить ее никто не решался. Наконец незнакомка не выдержала:

— Я понимаю, что вежливо было бы представиться, только… Честно говоря, я не думала, что буду делать, если… ну, то есть когда все-таки доберусь до замка. Вся эта карусель с визами, посольствами, дорога, сомнения и размышления… Я понимаю, что нужно представиться. Но никак не могу сообразить, как это правильнее сделать, — женщина обезоруживающе улыбнулась. — Вру. Я тысячу раз представляла эту сцену. А теперь вот — не знаю, что сказать… Впрочем, — приняла она вдруг решение, — меня зовут Лорианна де Сен-Триан. — И она вновь обернулась к картине.

— Я должен был вас узнать… В это невозможно поверить! Присаживайтесь… — Арналь несколько растерялся. — Вина?

— Да, благодарю вас.

Он взволнованно подал гостье бокал.

— Так вы — Лорианна… Вы — ТА САМАЯ Лорианна? То есть? То есть да… Это… это невероятно! Как вы нашли замок?

— Ну, найти его было несложно. Я знала, где он, да и название не изменилось, — она улыбнулась. — Попасть сюда было не очень просто… А главное — решиться на это. Я совсем не знаю вас, и, конечно, наверное, правильнее было бы как-то… начать издалека… Знаете… Для меня с тех пор прошло почти двадцать пять лет. И все эти годы я жила только тем, что началось когда-то в этом замке. Я пыталась все забыть, я пыталась заниматься чем-нибудь другим, бросалась в крайности — то уходила глубоко в изучение языков и истории, то, напротив, занималась чем-то, совершенно не имеющим к прошлому отношения… Но со временем поняла, что для меня не существует другой жизни, что для меня нет ничего важнее того, что произошло когда-то… Когда-то очень давно. Я понимаю, у вас своя жизнь, я даже не знаю, кто вы, чем занимаетесь, женаты ли вы, добрый вы или злой, я… Я просто… приехала сюда, потому что не могла не приехать — вот как-то так. Но это, безусловно, не означает, что вы должны менять свои планы и порядки. Скажу вам откровенно, я очень боялась писать вам заранее, — она снова улыбнулась. — Боялась отказа, боялась, что вы просто поднимете меня на смех… Я ни на что особенно не рассчитываю, и была бы бесконечно признательна просто за возможность пройтись по дому, по парку. Я понимаю, мой приезд несколько… Скажем, неожиданный, я не… Но я тут же уеду.

— Вы вольны оставаться здесь, сколько посчитаете нужным! — перебил ее Арналь. — Я — историк, занимаюсь детальными исследованиями истории Франции времен правления Бурбонов. И это я был бы вам бесконечно благодарен за… за рассказ обо всех тех событиях. Подождите… Простите, я просто не могу поверить… Простите мою невежливость — я хозяин дома, Арналь де Версе.

— Я догадалась… Вы похожи.

— Знаете, мне кажется, мы несколько… оба возбуждены сейчас. Боже, вы же промокли насквозь! Где ваши вещи?

— Не могу сказать, что их много, — вновь улыбнулась гостья, — моя сумка в нише, у двери.

— Давайте так… Я сейчас принесу ваши вещи, вы примете ванну, переоденетесь и спуститесь вниз. Я к тому времени найду что-нибудь поесть и принесу еще вина. И мы поговорим, да? Если вы не устали с дороги. Быть может, лучше вам отдохнуть, а разговоры оставить на завтра?

— Что-то мне подсказывает, что мы оба теперь не уснем, — легко рассмеялась незнакомка. — Я могла бы остановиться в голубой спальне?

— Я, почему-то, так и подумал, — непроизвольно улыбнулся в ответ Арналь и сделал приглашающий жест. Поднявшись по лестнице и распахнув дверь в комнату, он пропустил женщину вперед.

— Портрет незнакомки кисти Лебрена. Нравится? — поинтересовался граф, с интересом наблюдая за гостьей.

— Я не знала об этом портрете.

— Так все-таки это правда… — проговорил за ее спиной Арналь.

— Вы сомневались? — прошептала Лорианна, не в силах отвести взгляд от своего изображения.

— Не буду вам мешать, — спохватился Арналь, спустился за вещами и вернулся в зал. Там он опустился в кресло и, прежде чем направиться на кухню, некоторое время еще сидел в тишине, ни о чем не думая — даже, пожалуй, не дыша… Это было совершенно невероятно. И, тем не менее, это — было.


Хозяин помог гостье удобно устроиться в кресле у камина, пододвинул ближе небольшой столик с фруктами и легкими закусками, налил вина, опустился в кресло напротив.

— Не будет слишком бестактно с моей стороны попросить вас рассказать о том, что же все-таки произошло тогда, сколько уж там лет назад?

— А что вы сами знаете об этом?

— О, совсем немного. Осталось несколько картин, баллад… Сохранились записи — я довольно много времени потратил, пытаясь узнать о загадочной незнакомке, но… Честно говоря, не многое понял.

— В машину времени вы не поверили?

— Как вам сказать… — Арналь усмехнулся. — Ваше сходство с оригиналом бесспорно, но что мешает вам быть ее пра-пра-пра-кем-нибудь, как я являюсь потомком графа де Версе?

— И тем не менее что-то заставило вас искать Лорианну в настоящем?

— Да, были некоторые… несоответствия. Ну, например, я нашел музыкальный плеер там, куда он никак не мог попасть иным путем… И… вы знаете, на самом деле было письмо.

— Письмо?

— Да… — хозяин чуть замялся. — Письмо. Я ведь, как можете догадаться, обследовал весь замок — весь, самые темные и неизведанные его закоулки, о которых мало кто знал до меня. И совсем недавно я нашел письмо. Я покажу его вам. Заканчивалось оно фразой: «Если в дождливый день в ваш дом постучит незнакомка — откройте ей дверь». Признаться, я долго думал над этой фразой, — она совершенно не связана с текстом письма, — и решил, что это просто фраза о философии жизни… Теперь начинаю понимать.

— Маловероятно, — она сделала глоток, — скорее всего ваша догадка верна. Я бы сказала, фраза о том, что если среди обыденности и повседневности к вам постучится госпожа Неизвестность — впустите ее, и она перевернет вашу жизнь.

— Так было у вас?

— Ну, в некоторой степени. Впрочем, раз уж вы действительно хотите знать, как все было на самом деле…

— Да, я думаю, я выдержу рассказ о машине времени… Если она была.

— Ну, куда уж без нее… Хорошо, слушайте. Сразу и покончим с ней.

Гостья немного помедлила, словно решая, что стоит внимания ее собеседника, поиграла золотистым вином в бокале, осторожно поставила его на столик и, глубоко вздохнув, начала.

***

— Мы собирались на озеро — компания друзей. Было нам всем по шестнадцать-двадцать лет, — студенты, каникулы, — незадолго до этого мы вернулись из конного похода, сдружились, жаль было расставаться, и вот теперь собирались в том же составе на несколько дней на озеро. Ну, сами понимаете — джинсы, плеер… И вот по дороге к месту сбора, в лесу, я встретила двух молодых ребят. У них там был какой-то сбой с этой самой пресловутой машиной времени… Ну, это не та часть истории, которая нас интересует — так что подробности опускаю. Я, признаться, сама абсолютно не понимаю, как это возможно и что там произошло. Специализировались они на другом времени, и о нашей реальности имели мало представления. Только в общих чертах. Я объяснила, где магазин, в рюкзаке оказалась толстовка, деньги — словом, один из них отправился в город, а со вторым мы разговорились. Его звали Алекс. Пока ждали, Алекс показал мне машину, небольшой таймер — тогда это было чудо чудное, теперь я бы сказала — нечто вроде маленького, но очень мощного мобильного телефона с миллионом функций. Смеялись, дурачились… Я не знаю, как получилось и что произошло, только вдруг мне стало безумно плохо, а когда пришла в себя — оказалась одна в лесу. Вокруг никого и место незнакомое. Таймер, к счастью, остался у меня — он отчаянно пищал и радостно сообщил, что сегодня вторник, 9 августа, 1661 года. Автоматически произведенный пересчет дат вернет меня в то же время, на то же место, для чего я должна оказаться в этих же координатах в понедельник, 29 августа, 1661 года.

Я понимаю, что вообще вся история о заблудившихся в лесу путешественниках во времени выглядит полным бредом, и еще большим бредом было бы предположить, что они что-то там станут рассказывать и объяснять девочке из чужого времени… Но это, как я сказала, не та часть, которая нас интересует. Может, мне вообще все это приснилось, может, я это придумала. Так что задерживаться здесь не будем, хорошо?

Ну, дальше было полное безумие эмоций, поскольку я всегда интересовалась французской историей, собственно, поэтому Алекс и демонстрировал мне условия перехода в средневековую Францию. Я даже что-то знала — по тем временам, как мне казалось, немало, плюс давно и основательно учила французский и даже язык средневековья — в то время как раз закончила читать и учить наизусть Мольера и перешла к Вольтеру. Вот как-то так это все и началось…

Сначала я просто, как ненормальная, носилась по лесу, не смея поверить в то, что дышу одним воздухом с мушкетерами… Потом… — она замолчала, замолчала надолго, взгляд ее стал печален, — потом я увидела этот замок… Так же, как сегодня. Подошла, постучала, — было уже почти совсем темно. Дверь мне открыл один из слуг. Провел в комнату, предложив переночевать, и попросив не болтаться по замку в одиночестве.

— И вы, конечно же…

— Ну, разумеется! Дверь в эту залу была приоткрыта, и завораживающий голос, совершенно гипнотический, негромко напевал что-то под гитару на неизвестном языке… Весь дом был погружен во тьму и только здесь горели свечи — но неярко, лишь чтобы создать такой зыбкий неверный полумрак… Да, так банальна была наша первая встреча с графом. Ну, вернее, не совсем так — я испугалась, убежала, но в темноте заблудилась и никак не могла найти своей комнаты. Кто-то схватил меня за руку — вот это и оказался, наконец, граф. Я была возбуждена и напугана… В общем, он проводил меня до спальни, пожелал спокойной ночи и… и все.

— А дальше?

— Господин де Версе… Вы хотите услышать всю историю сегодня?

Он рассмеялся.

— Хотелось бы, но вы правы. Давайте, может быть, я немного расскажу?

Лорианна благодарно улыбнулась и потянулась к бокалу с вином.

— Я понимаю, вы устали и… достаточно возбуждены, — улыбнулся хозяин своей гостье, — но некоторые вещи я все-таки должен вам рассказать. Я не просто историк — я, помимо прочего, занимаюсь очень подробным изучением своего рода. Историей своих предков. И — да — в частности одного из них, коего вы имели честь знать, — Ареля де Версе. Это был совершенно необыкновенный человек. Смелый, умный, образованный, неожиданный… Он совершенно не соответствовал своему времени, — так мне казалось сначала, — но потом я понял, что он был как бы… квинтэссенцией своего времени, что ли. Галантнейший придворный, прекрасный наездник, отличный фехтовальщик, певец, романтик, насмешник… Он был очень разным — видите, у нас с вами много общего — я тоже влюблен в него! Как человек смелый и неординарный, граф обладал огромным числом друзей, впрочем, нажил себе и некоторое количество недоброжелателей, однако дело не доходило до драматизма. Все было в пределах разумного, королевские гвардейцы не разыскивали его по всей Европе и смертного приговора ему никто не подписывал, его даже жаловали при дворе, даже после истории с Фуке… Полагаю, вам есть что рассказать об этой истории?

— После всего этого ему не было отказано от двора? Я не смогла найти воспоминаний или каких бы то ни было вообще упоминаний о графе, впрочем, полагаю, он не стремился к известности?

— Да, только в местных архивах удалось мне раскопать… и то совсем немного… Ну, как бы то ни было, после ареста Фуке в сентябре 1661 года граф не попал, на удивление, в опалу, — однако сам перестал бывать при дворе. Некоторое время никто ничего о нем не знал, но потом он появился снова — уже менее воинственный, общался в основном с друзьями — литераторами, художниками, — словом, людьми искусства, оставил после себя несколько научно-философских трактатов и баллад. Это в двух словах. Совсем недавно я обнаружил часть замка, которая никогда не открывалась с тех пор.

— Ту, где вы нашли письмо? И мой плеер?

— Да. Я обнаружил этот ход несколько дней назад — такое вот совпадение… Если вы верите в совпадения. Еще не успел детально исследовать. Буду признателен, если вы составите мне компанию.

— Вряд ли от меня будет много помощи.

— Теперь о вашем пребывании тут…

— Я не стану докучать вам. При любом раскладе скоро мне придется уехать — я здесь по туристической визе. Она дает право находиться в этой стране не так долго, чтобы это могло показаться навязчивым. Но достаточно. Так что я могу жить в отеле, чтобы не стеснять вас.

— Бросьте. Замок достаточно велик для нас обоих. Я не женат, детей у меня нет. Сегодня здесь пусто и тихо, но обычно — достаточно людей, чтобы убрать, приготовить, помочь, так что ваше присутствие меня совершенно не стеснит. Хотя я и попрошу свою плату — рассказ, я хочу узнать все подробности…

— Все?

— Все исторические подробности… Ну и те личные, что вы сочтете нужным поведать, — усмехнулся Арналь. — А теперь, я думаю, вы действительно устали. Позвольте, я провожу вас. Все остальное вполне может подождать до завтра.


Лорианна поднялась в такую знакомую комнату. Она помнила ее отчетливо, совершенно отчетливо, и ничего с тех пор, казалось, не изменилось.

Забравшись под одеяло, она снова и снова возвращалась в памяти к тому, первому пробуждению в чужом времени…

***

…Когда девушка приоткрыла глаза, было уже утро в хорошем смысле этого слова. Сначала она пыталась понять, где же заканчивается сон и начинается реальность, и, когда в первом приближении ей это удалось, — проснулась наконец окончательно.

Быстро одевшись, в самом благодушно-восторженном настроении, она подошла к окну. Улыбнулась утреннему солнцу, почувствовав себя счастливейшим существом во всей Вселенной! Первый день. Самый первый миг в давно ушедшем мире. Таком манящем и прекрасном, таком желанном! Горы прочитанных книг, просмотренных фильмов, прослушанных пластинок! Утомительная борьба за произношение, исписанные упражнениями тетради, где грамматика смешалась с рисунками всадников в плащах и широкополых шляпах… Все это стало вдруг реальностью! И жизнь не может быть прекрасней! Она была убеждена в этом, абсолютно и безоговорочно уверена, и если бы ей кто-нибудь рассказал сейчас, что ждет ее дальше… Нет, она не провела бы оставшиеся дни, запершись в своей комнате. Она просто бы не поверила.

Где-то заржала лошадь, но больше ничего, кроме шелеста воды в фонтане и щебета птиц, не нарушало тишины. Кружась по комнате, девушка тихонько запела «Белый шиповник». Она была счастлива, опасения все отогнал сон, как, впрочем, и сомнения — и, долго не раздумывая, гостья спустилась вниз.

Замок, подчинившийся вчера окрашенной страхом и усталостью фантазии, сегодня полностью преобразился. Медленно спускаясь по каменной лестнице, в такт шагам путешественница осознавала, что сходит с ума.

Слуга с поклоном открыл перед ней высокую дверь в зал, в который девушка успела уже заглянуть ночью. Огромная комната была теперь наполнена льющимся из высоких окон светом. Стены украшали гобелены, купольный потолок — восхитительная роспись, наводящая на мысли об Италии — прозрачно-голубое небо, легкие облака, по периметру — очаровательные херувимчики держали гирлянду цветов, в противоположном конце увивающую колонны, меж которых на облаке полулежали божественно прекрасные мужчина и женщина.

Пока девушка с восхищением рассматривала потолок, сидевший за столом хозяин замка разглядывал ее.

— Это фантастика! Не предполагала увидеть подобную роспись здесь, — выдохнула, наконец, она.

— Вы занятно говорите. Откуда вы?

— Простите, я не представилась. Меня зовут… Неважно, как меня зовут. Как же объяснить-то…

— Кажется, я догадываюсь.

— Ну да. Ну то есть… Впрочем, выбора-то у меня особо нет, так ведь? Правда выглядит совершенно дикой и невероятной даже для меня, но это, тем не менее, правда.

Так и не решив, как же все-таки начать объяснение, гостья просто скинула плащ, под которым до сих пор скрывала джинсы, футболку и кроссовки. Плащ, который она нашла утром на кресле в своей комнате. Девушка не могла не отдать должное сдержанности обитателей замка — те держались так, словно каждый день текущего, 1661 года, к ним в гости захаживали дамы в джинсах.

— Меня зовут Арель де Версе. Надеюсь, вам понравилось в моем доме? — хозяин харизматически улыбнулся и кивнул гостье, приглашая присоединиться к нему за столом. — Я слушаю.

Подождав, пока ей нальют молока и поставят тарелку с хлебом и сыром, девушка, в меру собственного понимания ситуации, постаралась объяснить все произошедшее. Она представления не имела, что будет делать все эти дни до 29 августа, — пока не наступит момент ее возвращения назад, в XX век.

— Похоже, выбор у вас действительно невелик. Ну что ж, пока могу предложить свое общество… А там посмотрим.

Видя, что гостья не притронулась к еде, граф сделал приглашающий жест. Та помедлила немного — все-таки хотелось вымыть руки, почистить зубы, принять душ… Но… Жизнь с погружением — как учат же иностранные языки, приехав в другую страну, — так и историю тоже можно, оказывается, учить с погружением.

Гостья внимательно смотрела за тем, как ест хозяин, старалась повторять за ним — непривычно, но вполне наесться можно. Хлеб был потрясающе вкусный! Молоко она не любила и попросила воды. Граф, улыбаясь, продолжал рассматривать ее, но не произнес ни слова, и девушка чувствовала себя не очень уютно.

— Безусловно, абсолютно не важно, как вас зовут, но надо же как-то к вам обращаться, прекрасная незнакомка! Есть какие-нибудь пожелания?

Девушка неуверенно качнула головой.

— Здесь недалеко находится еще один мой дом — Сен-Триан. Так что вы вполне можете именовать себя графиней де Сен-Триан… Лорианна. Вас устроит? Лорианна де Сен-Триан.

— Почему Лорианна? Так звали вашу мать, сестру или любимую женщину?

— А вы смешная. Нет, так никого не звали. Просто пришло в голову. Красиво звучит и ни с чем не связано. У каждого должна быть своя история.

— Мне, признаться, все равно. Лорианна де Сен-Триан… — она словно пробовала имя на вкус, повторила его несколько раз. — Графиня де Сен-Триан… Красиво, согласна. Ну, то есть согласна, что красиво и согласна с именем. Я очень непонятно говорю?

— Это не важно. Важнее — насколько вы готовы учиться.

— Готова. Честное слово! Ну, то есть если вы… если вам… О господи.

Хозяин кивнул одному из слуг, и гостье налили вина.

— Прямо с утра? — удивилась девушка. — Вообще-то, честно говоря, я и по вечерам-то не пью.

— Ничего. Отнеситесь к этому, как к лекарству, — он, улыбаясь, смотрел, как гостья осторожно сделала несколько глотков. Вино оказалось на удивление легким и сладким. — Ну вот, видите. Ничего страшного. Пойдемте в сад.

***

Спустившись к завтраку, Лорианна застала Арналя за чтением газет. Рассмеявшись на ее удивленный взгляд, тот спросил:

— Вы настолько вошли в образ, что удивлены газетам? Открою вам секрет: если хорошо поискать, тут можно найти и компьютеры, и телевизоры, и прочие продукты прогресса. Конечно, я максимально стараюсь сохранять замок в его… историческом состоянии, и тем не менее.

— Кофе, пожалуйста, — кивнула Лорианна хлопотавшей у стола девушке. Разговор не клеился — впрочем, и не предполагался. Арналь изучал газету, но его гостью тяготило это молчание.

— У вас нет друзей? — вырвалось вдруг у нее.

— Есть. Не много, но есть.

— У Ареля было множество друзей.

— У него было множество знакомых. А близких друзей лишь несколько. У меня тоже есть несколько близких друзей, но вообще я не очень легко схожусь с людьми — предпочитаю книги и рукописи.

— М-м-м…

— Ваш первый завтрак с графом был, полагаю, совершенно другим? — хозяин отложил, наконец, газету.

— Ну… Да, — она усмехнулась. — Кофе не было. И потом, мы с вами поговорили вчера. А ему я все рассказывала во время завтрака.

— И как он отнесся к вашему появлению?

— На удивление спокойно. Его вообще мало что могло удивить.

— Он легко поверил вам?

— А вы бы на его месте поверили, увидев перед собой мадмуазель в джинсах и кроссовках, едва говорящую на вроде бы французском? Мы вышли в сад. Сад тогда выглядел абсолютно иначе. Сначала просто бродили — я разглядывала все, мне хотелось кричать, смеяться, кувыркаться! Казалось, еще немного, и я взорвусь! Признаться, я не очень хорошо помню, как разговор зашел о Николя Фуке. Мы просто болтали ни о чем — Арель учил меня говорить правильно и поправлял акцент. Ну, просто беседовали о… Мы говорили о Фронде! Арель рассказывал, какую огромную роль сыграл Фуке… И о его брате Базиле, и о том, как на самом деле обстояло дело с якобы изгнанием Мазарини, и что последовало за его возвращением… Я тогда всего этого еще не знала — меня гораздо больше занимали более поздние времена, Фронде я не уделяла достаточно времени, — она коротко рассмеялась, но предпочла не отвлекаться — хозяин смотрел внимательно и не перебивал. — Итак, мы говорили о Фронде и разговор перешел на Фуке…


— Господин министр теперь занят лишь одним — приготовлениями к празднеству в Во. Меньше месяца назад Его Величество соблаговолили сообщить, что изволят посетить Во-ле Виконт, и с тех пор господин Фуке занят только им. Возможно, ему стоило бы уделять внимание и другим вещам, но он одержим своей идеей и ведет себя так, словно это его последний бал.

— Но это же так и есть… Празднество в Во — действительно последний бал для него… О боже, я не должна была этого говорить!

Но было поздно. Арель резко развернул ее к себе и, глядя прямо в глаза, медленно и очень четко произнес:

— Так это правда? Что еще вы знаете? Рассказывайте, моя дорогая, рассказывайте все!

— Я… я не могу. Ну, правда же! Поймите меня. — Лорианна, конечно же, читала Брэдбери, и про бабочку помнила. Она не может рассказать ничего этому человеку — она и так сболтнула лишнего. Впрочем, граф не выглядел удивленным. Скорее — озабоченным.

— Я слушаю вас очень внимательно.

Лорианна смотрела ему в глаза, и слова сами собой медленно и тяжело складывались в предложения.

— Вопрос о его аресте решен королем еще весной. Это Кольбер. Он завидует Фуке. И ничего другого не желает так страстно, как его уничтожить. Это личное.

— Я слушаю, продолжайте.

— Нет. Давайте так — вы скажете мне, что знаете вы. Я не могу. Я…

— Все знают, что король ненавидит Фуке. И знают, что Кольбер давно собирает все финансовые документы, вплоть до сожженных черновиков… Но его нельзя арестовать, пока он является королевским прокурором. Правда, сейчас он пытается продать эту должность, но…

— Он продаст должность прокурора… Или уже продал. Простите, я не помню даты. Миллион четыреста ливров. Миллион он отдаст королю, желая его задобрить — ну, по крайней мере, так говорят историки. Он слишком наивен, доверяя Кольберу и полагаясь на доброе отношение Людовика. Он будет арестован… — граф не отводил от нее взгляда, и девушка не выдержала, — он будет арестован через месяц, 5 сентября, в Нанте. Суд продлится около трех лет. Король будет желать его смерти, но приговором станет лишь изгнание… И тогда Людовик заменит его на пожизненное заключение в крепости. Очень жесткое. Ему запретят видеться с родными, писать, читать, выходить на прогулку, имущество будет конфисковано.

— Это тоже личное?

— Да… Дело в том, что… Что Фуке предлагал Луизе де Лавальер двадцать тысяч за то, что она будет сообщать ему о планах Его Величества в отношении суперинтенданта. Ну, вы знаете, как это бывает при дворе? Обычная практика. Все следят друг за другом. Иногда за деньги. Та оскорбилась, рассказала обо всем Людовику. А он влюблен, он сейчас очень сильно влюблен в нее! Еще Кольбер подлил масла в огонь, пустил слух, будто бы Николя хотел сделать Луизу своей любовницей. Ну, король и… пришел в бешенство. У него все очень серьезно с Луизой.

— Я знаю… — граф некоторое время молчал. — К сожалению, дело не только в этом. Что еще вам известно?

— Я не очень хорошо помню имена — но секретарь господина министра, Поль Пелиссон, несколько лет проведет в Бастилии… И другие… Не смотрите так на меня, пожалуйста, господин граф! Я ничего не могу вспомнить под вашим пристальным взглядом. И чувствую себя ужасно… Я не должна была всего этого говорить. Что теперь будет! Что теперь делать?

Арель молчал. Он отпустил девушку, и теперь они медленно брели по аллее.

— Мы можем попытаться спасти его? Я понимаю, историю нельзя изменить, но… Но я же все равно уже наделала глупостей! Мы ведь можем, ведь правда же. Мы можем хоть что-то для него сделать? Или вы не… Как вы относитесь к Фуке?

— Хотите поехать со мной на праздник в Во? — спросил вдруг граф вместо ответа.

Бешеный яркий калейдоскоп моментально развернулся в воображении Лорианны — она не просто подышит одним воздухом, она… Она увидит короля! И Анну Австрийскую, и Фуке, и д’Артаньяна, и Луизу де Лавальер, и Мольера, Лафонтена, отведает яства, приготовленные самим Вателем, она сможет побывать в Во-ле-Виконте, и, возможно, в Париже — это же совсем недалеко, она…

— Боже, да, да, да, конечно да!!! — если она не сойдет с ума от счастья прямо сейчас, то больше ей уже ничего не страшно!

***

— Каким он вам тогда показался?

— Не всеведущ, но искушен, — усмехнулась Лорианна. — Он был прекрасным слушателем. Фантастически образованным и осведомленным, казалось, обо всем на свете. С ним было очень легко и… Знаете, часто люди говорят с тобой, а сами где-то мыслями очень далеко. Вот граф умел разговаривать так, что очевидно было — он именно здесь и сейчас. Он прекрасно разбирался в моде, в женском поведении — жестах, взглядах, в интонациях… За несколько дней он превратил меня в совершенно новое существо, не уставая поправлять все, от фраз до прически! Вообще удивляюсь, как я могла усвоить такое количество информации за столь короткий срок. Думаю, многое из того, чему он учил меня тогда, может быть вам интересно, как историку… Хотя я понимаю, вы ждете рассказа о Фуке? И о том, что последовало за праздником в Во… Скажу сразу — я не знаю, куда исчез после этого Арель. Он ничего не говорил мне. О своих планах — вообще ничего. Опять таки… Все те события… Думаю, они могли сильно повлиять на его планы, какими бы те ни были. Но вот, кстати… Знаете, Арналь, Арель всегда владел ситуацией, но никогда не контролировал ее, если вы понимаете, что я хочу сказать. У него не было жестких планов, в нашем понимании… Он просто жил — и сколько он успевал сделать в этой просто жизни, и как изящно у него это получалось!

— Вы любили его?

— Тогда — да. А теперь я… я не знаю. Я приехала сюда, потому что в нем — моя жизнь. Любовь ли это? Или то, что я не смогла найти себя в современном мире? Я не знаю. Знаю только, что… Что сейчас, за последние двадцать пять лет, у меня впервые снова появилось ощущение того, что я живу… — она помолчала недолго. — Что там было дальше? Прогулка, разговоры о Фуке… А! — она рассмеялась. — Ну, не знаю, насколько это интересно, но разговор свернул на чисто бытовые темы — о ванной и туалете.

— Представляю, как веселился граф.

— Ну да… Как оказалось, для туалета в замке было отведено особое место, ванная — из красного лангедокского мрамора, меня очень удивила, я не ожидала увидеть такое совершенство! — Лорианна говорила быстро, порой перебивая фразы короткими смешками, словно спешила подальше отойти от тонкой темы. — Словом, я смогла привести себя в порядок, нашлись и подходящего размера штаны с рубашкой. С обувью только не очень… Так что смотрелась я, наверное, смешно — в своих кроссовках… Мы снова спустились в сад. Мы гуляли — и я продолжала, как загипнотизированная, рассказывать. Уже даже не помню всего, что тогда выложила графу. Но очень хорошо помню, что он долго и подробно расспрашивал меня о празднике в Во и аресте Фуке… Простите. У меня от всего этого немного кружится голова… Я опять не очень хорошо понимаю, где я и что со мной происходит.

— Не хотите прогуляться? К вечеру вам привезут платья и костюм для верховой езды, словом, все, что вам может понадобиться. А сейчас Марсель подберет что-нибудь подходящее. Пока вы будете переодеваться, я займусь лошадьми.

— Вы будете смеяться… Но примерно это же сказал мне тогда Арель. Я, однако, вовсе не хочу доставлять вам проблемы. У меня с собой, конечно, не полный гардероб, но вполне достаточно одежды, чтобы…

— Полноте. Мне приятно сделать что-то для вас.

К удивлению самого Арналя, это было именно так.


Лорианну не покидало ощущение дежавю. Все это уже было с ней — в другом времени, в другой жизни, и тем не менее оставалось самым ярким ее воспоминанием, она видела все так точно и подробно, словно случилось это только вчера. Поймала себя на том, что долго разглядывала приведенных конюхом лошадей.

— Что-то не так? — заботливо спросил ее Арналь.

— Нет, просто… — не ожидала же она, что здесь действительно будут ТЕ лошади! — Любимую лошадь графа в то время звали Эрот. Лошадь, на которой ездила я — Карс. Кажется, они были братьями.

Всадники медленно двигались в сторону реки.

— С вами так хорошо, Арналь… Спокойно. Словно я знаю вас очень давно. Впрочем, мы говорим на одном языке… Довольно старомодном, — она рассмеялась. — Или нас сближает любовь к одному времени? Скажите, как вам удалось сохранить замок в таком великолепном состоянии?

— О, это была задача! Все банально на самом деле — деньги, Лорианна. Деньги имеют обыкновение заканчиваться, правда… Но пока хватает. У меня есть предложения от киностудий на съемки исторических фильмов — вы правы, не так много замков во Франции, сохранившихся в столь прекрасном состоянии и не превращенных в музеи. У меня есть предложения от кинокомпаний, от исторических сообществ, есть запросы на проведение здесь ролевых игр. Пока могу — я отказываю. Но чем дальше — тем больше понимаю, что уже не отказываю, а откладываю. К сожалению, содержать дом не так дешево. Все ведь гораздо… комплекснее, что ли. Слуги в замке — тоже не случайные люди. Это — те, чьи предки тут были еще при том самом графе де Версе. И они тоже часть замка. И часть истории. И потом, за столетия он превратился и в их дом. Это тоже довольно увлеченные люди, они фанатично преданы замку. Я не могу их просто взять и выгнать. В каком-то смысле мы давно стали одной большой семьей. В общем… Тут все непросто.

— Куда ведет эта дорога?

— Мы едем в Сен-Триан. Он тоже по-прежнему принадлежит нашему роду, хоть и находится не в таком… историческом состоянии, как Версе. Но я подумал, вам будет интересно. Вы знаете, Лорианна… Я знаю, что на самом деле вас зовут иначе, — остановил он ее, — но… но это, действительно, не важно. Если вы не возражаете, — она согласно кивнула. — Пусть будет так. Вы знаете… Мне тоже удивительно комфортно с вами.

— Надеюсь, меня вы не считаете музейным экспонатом?

— Не представляете, сколько сил стоит сдерживаться! Очень сложно относиться к вам, как к обычной женщине.

— А вы примите, что я — необычная. И покончим с этим. Не надо себя заставлять что-то обо мне думать…. Считайте, как есть. Я — самая обыкновенная иностранка, которая однажды, волею случая, если вы верите в случайности, попала в прошлое этой замечательной страны и встретила там вашего предка, которого вы боготворите. И полюбила его. Очень сильно и довольно взаимно. Ну, по крайней мере, мне хочется в это верить. Я своими глазами видела то, что не описано и в самых подробнейших исторических трудах, и с радостью и удовольствием расскажу это вам, потому что, как в «Маугли», — мы с вами одной крови, Арналь. Мы оба принадлежим прошлому. Я не знаю вашей истории, вы расскажете ее, если захотите, но это не важно. Важно, что мы с вами встретились здесь, в этой точке времени и пространства, и говорим на одном языке. Я не верю в случайности. Если мы встретились здесь и сейчас — значит, так и должно быть. Как говорят, у судьбы нет причин без причины сводить посторонних.

Дальше ехали молча, но молчание не тяготило — скорее, оно служило как бы продолжением их разговора. А им так много чего было рассказать друг другу!

***

Слуга помог девушке сесть в седло, Арель де Версе уже разобрал поводья.

Когда за ними закрылись ворота, Лорианна почувствовала, что вот это вот и есть свобода! В спине ощущалось напряжение — словно там собиралось электричество, все тело требовало разрядки — бешеная скачка! Не в манеже, не шажком за другими туристами — туда, вперед, в синее небо по зеленой траве!!!

Воздух вокруг медленно сгущался, из светло-лилового становился уже темно-синим, плотнел… Наполненный дурманящими запахами, он был свеж и насыщен, как молодое вино, и так же кружил голову!

Скачка, бешеная скачка, пьянящее чувство свободы! Мышцы ног, спины, поясница — каждая мышца… Руки… Плечи…

Река — сначала далеко, блестит под распустившейся уже луной, но все ближе, ближе… Чуть не кубарем скатилась она в теплые воды Роны, — плыть, работать руками, чувствовать каждую мышцу, каждую клеточку! Безумие, да, и пусть! Эти волшебные, подаренные, неучтенные судьбой дни были сотканы из счастья, блаженства, восторга и узнавания — все остальное пусть подождет, весь мир пусть подождет! Пусть будет только счастье, безграничное счастье!

Наконец, усталость дала о себе знать — уже не нашептывала робко, а кричала громко и настойчиво. Лорианна выбралась на берег и обессиленно раскинулась на теплой траве, у разведенного Арелем костра.

Мягкий, чуть хрипловатый голос ее спутника так гармонично вплетался в бархат ночи, что Лорианна не в силах была даже дышать. Все, что происходило, было настолько невероятно… Настолько невероятно, что не казалось даже сном. Просто мозг выключился. И осталось лишь ощущение счастья. Этот голос. Мелодия. Тихое ржание Карса, мерцание звезд, тепло летней ночи, шелест реки….

— Вы когда-нибудь любили? — спросил вдруг Арель.

— А правда, в ваше время… Ну, то есть сейчас… Мужчины и женщины… ну… — она замялась.

— И вы меня не боитесь? — насмешливо приподнял бровь ее спутник. — Я ведь представитель своего времени! — граф лениво протянул руку к ее плечу. Лорианна инстинктивно отдернулась, а граф рассмеялся, и девушке вдруг стало жутко от его смеха…

— Замолчите! — смех резко оборвался. — Замолчите, — уже тише повторила она. — Вы меня напугали, — она обернулась и посмотрела в его глаза — вновь такие спокойные глаза графа, хотя теперь в них играла нескрываемая усмешка. Лорианна потерла лицо и снова медленно опустилась на траву, глядя прямо перед собой, на мириады звезд — им все равно было, какой сейчас год.

— Всего лишь несколько веков назад лучшие певцы и поэты Франции были свободны и счастливы на своей земле. Давно минули те времена, когда Прованс был королевством, когда северяне своим грубым языком и манерами прогневали южных муз… Но, согласитесь, до сих пор песни трубадуров, сливаясь с запахом цветов, звучат в южном воздухе… К женщине можно относиться, как к вещи. А можно — как к божеству. Как к музе… или как к породистой лошади. Это зависит не от времени, Лорианна. Это зависит от мужчины.

Арель надолго замолчал. Он смотрел на огонь, и Лорианне показалось, что в глубине его взгляда ожили воспоминания о том удивительном времени менестрелей — словно это действительно было на памяти графа…

Вскоре они не спеша поднялись и направились в сторону Сен-Триана. Ехать было совсем недалеко, но Лорианна так устала, что у нее не было сил даже раздеться — куда уж там шевельнуться мысли осмотреть дом… С обессиленным стоном счастливого удовлетворения девушка рухнула на кровать. Когда щеки ее коснулись белоснежного белья, она уже крепко спала.

***

Наконец лошади свернули на дорожку к дому.

— Мы пообедаем здесь, — сообщил Лорианне Арналь, — а потом прогуляемся к реке.

— Невероятное, не покидающее ощущение дежавю. Какое-то совершенно… дикое состояние.

— Вы не пробовали писать роман?

— О, конечно пробовала! Плохо получилось, — она рассмеялась. — Знаете, он был такой… Морализирующий очень, что ли. Я была прекрасным примером «правильно воспитанной девочки». И крайне политизированной — словом, типичное такое дитя своего времени и культуры. И роман получался такой же. Очень… занудный и конъюнктурный.

— А путешествие?

— А путешествие — нет.

— А вы…

— Вы хотите спросить, было ли что-то между мной и графом? Какой ответ вас больше расстроит?

— Вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что сейчас мне ваш вопрос кажется бестактным, причем более бестактным, если ничего не было, чем если что-то было. Мы когда-нибудь вернемся к этому, но сейчас я не готова обсуждать… Простите.

Арналь посмотрел на нее с интересом. Пожалуй, впервые он посмотрел на свою спутницу, как на женщину, а не предмет исторических изысканий.

— Вы после бывали во Франции?

— Нет.

— Удивительно! Почему?

— Ничего удивительного, сплошной прагматизм. Я не приезжала во Францию современную, потому что слишком хорошо помнила Францию прошлого — боялась забыть, спутать, потерять те ощущения, которые значили для меня всегда больше реальности. Здесь не была — потому что… потому что просто боялась. Боялась хозяина, боялась, что замок перестроен, стал современным, разрушен или превращен в музей… Боялась, что если снова окунусь во все это — не смогу уже жить дальше, как жила раньше.

— А теперь?

— Пока не знаю. Пока все очень похоже на то, что было тогда. Я сейчас — здесь, а все остальное не важно. По своей визе я могу находиться здесь не больше месяца. Так что максимум через месяц я избавлю вас от своего присутствия. Что будет дальше? Я не загадываю. Давайте сначала проживем этот месяц… Я не претендую на ваше гостеприимство, господин де Версе, — спохватилась вдруг она. — Я могу находиться во Франции на протяжении месяца, вот что я хотела сказать. Но по первому вашему слову я готова покинуть замок.

— Бросьте. Не готовы. Более того — я не готов. Так что… мы не будем загадывать, просто договоримся, что вы останетесь здесь, пока вам не придет время уезжать. И не будем больше возвращаться к этому. Вы готовы? Можем ехать?

— Я могу посмотреть дом?

— Безусловно! Я подожду в саду.

Лорианна медленно переходила из комнаты в комнату и не уставала удивляться, как удалось сохранить все так исторически верно. Конечно, дом был в состоянии, требующем большего внимания, чем замок. Лорианна улыбнулась и спустилась в небольшую каморку в самом конце коридора. Подошла к камину, надавила на выступ и повернула кольцо. Так и есть. Она постаралась усмирить охватившую ее радость — пока еще она не готова была открыть новому хозяину Сен-Триана тайну старого камина. Она была уже уверена, уже сейчас, что обязательно сделает это. Но не теперь. Позже. Не поддавшись соблазну заглянуть внутрь, — впрочем, без фонарика это было бессмысленно, — гостья аккуратно закрыла дверь.

***

— Так где же обещанная история о Фуке? — спросил Арналь, когда они не спеша свернули в сторону Роны.

— Какая именно часть этой истории вас интересует? Общеизвестную половину вы ведь и сами знаете? Ну, про то, что Николя Фуке был суперинтендантом финансов, покровителем искусств, и на гербе его, с белкой, было написано: «Куда я только не влезу».

— Вы издеваетесь, да?

Лорианна рассмеялась.

— Догадались? Как-то так получилось, что я симпатизировала Фуке больше, чем Кольберу. Ну, так бывает. Я понимаю, все эти его дела с мануфактурами, реформы…

— Как вы пренебрежительно о нем! А ведь он увеличил вдвое реальный доход казны! При Фуке из восьмидесяти четырех миллионов ливров дохода в казну поступал лишь тридцать один, в то время как расходы составляли пятьдесят три миллиона ливров в год. Кольбер же всего за десяток лет довел доход до девяноста пяти миллионов ливров, из которых в казну поступало шестьдесят три, а расход при этом снизился до тридцати двух миллионов…

— Да-а-а??? — протянула Лорианна, остановив лошадь. — Интересно получается! А Фуке, значит, ничего не сделал — только деньги поэтам и художникам раздавал, да? А то, что он вывел страну из финансового штопора после Тридцатилетней войны! Где бы она была к правлению Людовика? И кстати, где в те времена кризисов и банкротства был Кольбер, а? Все помнят, что золотой сервиз короля пошел в переплавку, а у Фуке через десять лет обед накрывали на золоте — но почему-то все забыли, что именно Фуке, а не Людовик, и не Мазарини, и не Кольбер вернул Франции былое величие после войны с Габсбургами и обеих Фронд!

— Но ведь казна…

— Вы что сказать хотите? — прервала своего собеседника Лорианна. — Ну, не люблю я Кольбера. И никогда не любила. Личная неприязнь, если хотите. Опять же методы, которыми он добился увеличения дохода… И воровал он, кстати, ничуть не меньше. Только не так красиво. И прятал лучше… Куда делись архивы Фуке после ареста? Те, что забрал «для изучения» Кольбер? Почему лавочник так старался утопить Николя? Добрался до его денег? До его связей? Как был сыном лавочника, так и жил — грубо и одиозно. Ух, куда же нас унесло-то! Давайте уже… ну его уже, Кольбера… Хотя…

— Вас утомил этот разговор?

— Простите, Арналь. Я не понимаю, что со мной происходит. Все это кажется сейчас таким неважным, и… Я… просто медленно схожу с ума. Мне просто нужно еще немножко времени. Здесь можно купаться?

За разговором они и не заметили, как добрались до реки.

— Да, безусловно. Только осторожно — течение!..

Не раздеваясь, лишь сбросив сапоги, Лорианна вбежала в воду — она плыла, не думая ни о чем. Любовалась отблеском солнца на поверхности воды, блики играли, звали ее, она плыла за ними, вдыхала пьянящий воздух, ей хотелось смеяться, и плакать, ей больше всего хотелось, чтобы опустилась ночь, и на берегу ждал ее Арель у костра — напевая старую песню…


Ей не хотелось, совсем не хотелось возвращаться. Она не хотела… Она права была — не нужно было приезжать. Не нужно было видеть, как все изменилось. И новый граф де Версе — это не Арель, пусть он и похож на него, пусть с ним так хорошо и спокойно, пусть они понимают друг друга с полуслова и говорят на одном языке… Это не Арель. А ей, — теперь она точно чувствовала, — никто не нужен в этом мире, кроме Ареля. Но здесь она была к нему ближе всего. Ближе, чем в любом другом месте на земле. Здесь ей было с кем поговорить о нем, с кем разделить любовь к нему… Ей было, где бродить долгими летними вечерами, и вспоминать его. И она останется здесь. Пока это возможно.

Лорианна повернула назад, к тому месту, где, по ее представлениям, должен был ждать ее граф. Ошиблась. Как всегда. Не важно. Все это теперь не важно…

Арналь развел костер. Было тепло, но приближающийся вечер поднял небольшой ветерок, и Лорианна придвинулась ближе к огню.

— Только не надо петь, — попросила она.

— Вы так любите его… До сих пор?

Она подняла глаза, не пытаясь скрыть слезы.

— Я люблю его, Арналь. Очень люблю. Безумно. Даже теперь. Особенно теперь. Нам, пожалуй, стоит вернуться в замок. Я готова рассказать вам историю… Всю историю. Ну, по крайней мере, ту ее часть, что будет вам интересна. Едем?

— Возьмите мою рубашку, — не попросил, а, скорее, констатировал Арналь. — Не хватало еще вам простыть в первый же день. Любовь и романтика, конечно, прекрасно, но вы вся мокрая, Лорианна, пожалуйста, наденьте мою рубашку.

И опять какое-то безумие острой болью накрыло ее — она смотрела на загорелое тело Арналя и не понимала, почему не видит на нем шрамов Ареля… Они так похожи, и все-таки это не он… И никогда не будет им… «Стоп! Ему и не надо им становиться. И занимать его место ему тоже не надо. Три глубоких вдоха. Надень рубашку, садись на коня — и вперед. Приди уже, наконец, в себя!» Она быстро переоделась, пока Арналь, отвернувшись, отвязывал лошадей.

— Я готова. Простите… простите меня. Это пройдет. Со временем это обязательно пройдет.

Арналь посмотрел на нее, ничего не сказав, помог сесть в седло, но сам, оказавшись верхом, пришпорил своего коня так, что Лорианна едва не потеряла их из виду.

***

Вернувшись после горячей ванны и легкого ужина, — скачка в мокрых штанах особым комфортом не отличалась, — Лорианна уютно устроилась у камина, и пока граф накрывал на небольшом столике кофе, разбирала привезенные с собой сокровища.

— Все, собственно, здесь — на лаптопе. Надиктованные воспоминания. Давно надиктованные. Некоторые материалы, которые я нашла, сравнила, сопоставила… Вот эта вот папка с бумагами тоже. Художник из меня тот еще, так что картинки не очень, но некоторая правда истины все-таки прослеживается. У меня нет каких-то глубоких познаний в истории, и больших возможностей тоже нет. Когда я впервые попала сюда, я, конечно, очень любила французскую историю, но сводились мои впечатления в основном к творениям господина Дюма, Дрюона, Гюго… Ну, и так далее. Я даже Томаса Манна читала в детстве! И тем не менее вы же понимаете, одно дело — романтические книжки, и совсем другое — суровая правда жизни. Диссонанс был, словом, — Лорианна рассмеялась. — Мои дальнейшие исторические исследования оказались довольно отрывочны и скорее направлены на то, чтобы узнать что-то новое о тех людях, с кем мне довелось познакомиться лично. Но история не была никогда моей основной профессией и занималась я ею от случая к случаю, а поэтому все мои записи имеют весьма посредственную ценность. Серьезно я попыталась все это изучить лишь пару лет назад — потому и приехала, наконец, сюда. Единственная возможность как-то свести здесь концы с началом — это сравнить то, что уже известно по другим источникам с тем, что известно мне. Ну, с тем, что я помню. Но сейчас, когда я здесь, все стало таким… объемным, что ли… Я вспоминаю детали, которые мне за все эти годы даже в голову не приходили. Так что теперь кажется — грош цена всем моим трудам, — она усмехнулась. — И придется рассказывать все заново. А вы поправляйте, хорошо? Ну и дополняйте… Пожалуйста.

Хозяин согласно кивнул, и Лорианна негромко продолжила:

— Итак… Мы снова гуляли по саду. Мне было чертовски любопытно, я сгорала от миллиона вопросов, но получалось так, что говорила в основном только я. Граф удивительно умел словно околдовывать людей. Он разговаривал с тобой — и казалось, для него не существует больше ничего на свете, нет ничего важнее твоих слов. О, ничего личного — ну то есть это не было направлено на меня, он вообще был таким — он разговаривал так со всеми… Он даже имена людей произносил совершенно волшебным образом, казалось… — она рассмеялась, — у меня в институте была преподавательница, она так интересно произносила имена, что человек словно впервые сам слышал свое имя, какую-то особенную… силу, энергию, что ли, она в это вкладывала. Бывают такие люди.

Хорошо. На 17 августа был назначен величайший праздник в Во-ле-Виконте — только что отстроенном имении господина суперинтенданта. Об этом празднике я, разумеется, читала с разных сторон, и побывать на нем, конечно же, было бы верхом… Ну, вы понимаете, — это же такая квинтэссенция, что ли, того времени — прощальный пир во время чумы, на который собрались все, кого только можно было мечтать увидеть! И приняв приглашение графа его посетить, я ни о чем больше не могла думать. Позже уже я размышляла об этом — у него, полагаю, были свои причины оказаться в Во, в Париже, — немедленно. После всего, что он узнал. Все эти новые сведения не удивили его — скорее, подтолкнули. Надо ли описывать мою реакцию! Первую. Вторая была чуть ли не прямо противоположной, потому что граф критически меня оглядел и сказал:

— Впрочем, если вы хотите лично при этом присутствовать, то вам предстоит работать. И много. Галеры показались бы вам райским отдыхом!

И дальше все стало насыщенно и ужасно утомительно. Мне, разумеется, было безумно интересно, но не раз вспомнила я фразу о галерах. Арель учил меня говорить, ходить, дышать, танцевать, смотреть, я выслушивала длиннющие лекции, просматривала книги, сливающиеся в один бесконечный поток, если вам интересны детали — все есть в записях.

— А что граф говорил о Фуке?

— Граф? Граф много рассказывал о нем, но позже. А тогда…

***

— Ну что ж, наверное, мне тоже надо кое-что рассказать вам, Лорианна. А то получается не очень честно, да? И было бы неплохо все это тоже запомнить. Николя родился 27 января 1615 года. Отец его был советником парламента Бретани — сами понимаете, деньги не такие большие, но со временем он кое-чего добился — имея двенадцать детей, хочешь не хочешь, надо их как-то содержать. Он стал первым помощником кардинала Ришелье. Он вообще очень много кем стал. Поэтому не удивительно, что кардинал с самого начала принял большое участие в судьбе Николя. Например, именно он отговорил его принять место капеллана, переданное его дядей, Исааком Фуке, к слову — капеллана Генриха IV, — в январе 1631 года в аббатстве Святого Мартина в Туре. Кардинал беседовал с юношей и решил, что такому острому уму должно найти лучшее применение. Позже, после того как Николя закончил в Сорбонне факультет права — и закончил так, что его достижения были особо отмечены в отчете Его Величеству, — Ришелье посоветовал его отцу купить юноше место в новом парламенте в Меце — рассчитывая, что его таланты помогут в проводимой тогда кардиналом политике расширения и укрепления французского влияния на территории Лотарингии… Впрочем, такие детали вам, я думаю, не важны.

Важнее дальше. После вступления Франции в Тридцатилетнюю войну с Испанией и Австрией, в 1635 году, Ришелье советует Франсуа Фуке купить для сына одну из новых, только что созданных, должностей в Парижском парламенте, подписав особое распоряжение, благодаря которому Николя в двадцать лет смог занять пост, претенденты на который должны были быть не младше тридцати двух. Он произнес клятву перед канцлером Франции Пьером Сегье… Вам знакомо это имя?

— Как странно устроена жизнь… Ведь именно Сегье окажется в числе самых ярых противников Фуке, именно он будет вести процесс, именно он станет настаивать на смертном приговоре! Мерзость какая.

Некоторое время они молчали. Каждый думал о своем, но мысли их текли в одном направлении.

— Простите, господин граф. Продолжайте, пожалуйста. Фуке стал членом Парижского парламента в возрасте двадцати лет. Простите.

— В 1640 году он женился на дочери богатого землевладельца из Бретони — Луизе Фурше. Кстати, это была идея наставника Фуке, отца Дешазнефа — он был его наставником в школе иезуитов, а позже, по просьбе родителей, стал духовником. Луиза была его племянницей.

— Молоденькая?

— Что-то около двадцати, чуть моложе Николя. К сожалению, отец Николя был сильно болен и не смог присутствовать на свадьбе. Вскоре он умер, завещав сыну заботиться о младших братьях и сестрах и оставив ему в наследство свои книги.

— Я помню, у Николя было очень много сестер и братьев… Но не помню, сколько.

— Всего родилось пятнадцать детей, но выжило двенадцать. Его родители были очень религиозны, не забывайте! — улыбнулся граф на удивленный взгляд собеседницы. — И любили друг друга… Вернее, наоборот — любили друг друга и были религиозны. Собственно, со смертью отца Николя остается один на один с миром и дальше в карьере уже может полагаться только на себя.

— А когда умер его отец?

— В начале 1640 года.

— А в сорок втором умер Ришелье, так ведь?

— Да. Но до этого, в сорок первом, сначала умер его дед, Жиль де Мопу, а потом и жена, оставив Николя с новорожденной Мари на руках. Ну, и если вы вдруг случайно помните — в мае 1643 упокоились Его Величество Людовик XIII. Конец эпохи… Людовик XIV еще слишком мал.

— Фронда.

— Да, Фронда. Вы не устали? Может, вернемся в дом? Я говорю скучно и быстро, но у нас мало времени.

— Нет, продолжайте, мне интересно!

— Как прикажете. Итак, Фронда. Нет. Раньше. После смерти короля, регентшей при четырехлетнем Людовике стала Анна Австрийская, разделив свое властвование с Джулио Мазарини. Людовик XIII перед своей смертью озаботился тем, чтобы этого не произошло, он лишь предоставил ей совещательный голос в совете, но Сегье помог Анне получить регентство. Что до Мазарини — кардинал Ришелье ходатайствовал перед папой о произведении его в кардиналы, а Людовик XIII сделал его крестным отцом своего сына, но итальянец не был еще известен — так известен, чтобы пользоваться доверием и уважением. И хоть и являлся преемником Ришелье, но начал наводить свои порядки. Для Николя это выразилось в отправке его в Дофине.

— Дофине произошло от «дофин»?

— Да, когда-то очень-очень давно это было все, чем владели Капетинги — королевские династии знаете? Меровинги, Каролинги, Капетинги — младшие ветви которых дали Валуа и Бурбонов. Сейчас это довольно привлекательная часть Франции, и вы правы, наследника престола называют дофином — как владельца Дофине. Полагаю, это несколько… Николя только женился, купил и планировал перестроить старый развалившийся замок Во-ле-Виконт, у него были планы на будущее, прекрасная карьера, и тут Мазарини буквально ссылает его в Дофине. Вы говорите о нем как о министре финансов, но прежде, чем он стал управлять финансами, ему пришлось проявить множество других своих умений и талантов. За Дофине последовало интендантство в армиях Каталонии и Фландрии, позже — пост интенданта Парижа. В 1650 году он купил должность генерального прокурора при Парижском парламенте, что дает ему неприкосновенность, и потом при желании его арестовать, как министра, нужна его же санкция, как прокурора, так что это некоторая гарантия безопасности.

— Зачем он все-таки продал ее? Ведь все, все предупреждают его — все! И король меняется, после смерти Мазарини в марте он ведь так изменился! Из мальчика-одуванчика, который любил танцы, охоту и развлечения, он становится Королем — неужели Фуке не видит этого?

— Лорианна…

— Простите. Я слушаю дальше. Очень внимательно.

— Это правильно. Потому что это важно. Фуке уже обладал огромной властью — еще при Мазарини. Я не знаю, насколько вы владеете историей, посему осмелюсь в двух словах напомнить — с 1618 по 1648 год — Тридцатилетняя война, разорившая страну, непомерно возросшие налоги, Фронда — восстания по всей стране… Нельзя забывать о Кромвеле — в январе 1649 года казнен Карл I…

— Кстати, о Кромвеле… Я так и не поняла — он был хороший или плохой? С одной стороны — он уничтожил абсолютную монархию в Англии, страна была при нем практически республикой, с другой — он там так все посносил-поломал…

— Лорианна, мир не делится на белое и черное. Он просто есть — таков, каков есть. Для кого-то Кромвель был хорошим, для кого-то — плохим. Но каким бы он ни был, эти настроения и события в Англии не могли не отразиться и на Франции, как вы прекрасно понимаете. Три года — до 1653 — продолжалась Фронда принцев. В начале 1650 года — как раз после того, как поутихли народные восстания — принц Конде, действовавший прежде на стороне Анны и Мазарини, решил и сам встать поближе к власти, в какой-то момент своими требованиями и откровенным презрением к Мазарини перешел все мыслимые границы, за что был арестован и провел около года в Венсене. Так что во главе восстания стоял даже не он, а его сестра, герцогиня де Лонгвиль, — ну и многие другие, разумеется. Они заключили соглашение с Испанией… Впрочем, опять не важно. Это не касается непосредственно нашей истории. Важно здесь то, что касается Николя. В то время как кардинал Мазарини был в изгнании — пока ему не удалось, наконец, вернуться в Париж, в чем тоже очень немалая заслуга Николя, неизвестно, смог бы ли Мазарини вообще когда-нибудь хотя бы ступить на парижскую мостовую, если бы не усилия, приложенные интендантом. Фуке… присматривал за его имуществом. Он сохранил все сокровища Мазарини, он и позже приумножал и оберегал бесценные коллекции кардинала — и если уж возвращаться к белому и черному — вы же не считаете, что все те бесценные полотна, гобелены, золото и драгоценные камни, огромнейшую библиотеку, кардинал собрал на свои собственные сбережения? Николя было, у кого учиться. А учиться он умеет.

— Я слышала, он был в милости у королевы Анны?

— Анна Австрийская хорошо знакома с его матерью, — улыбнулся Арель. — Даже связана религиозными и благотворительными делами, как я уже упоминал, Мари Фуке — женщина крайне благочестивая и многое делает во благо церкви. Мир очень маленький, Лорианна, гораздо меньше, чем можно себе представить — вы еще не раз убедитесь в этом.

— Уже убеждаюсь. Я попадаю случайно в ваш дом — на самой окраине Франции, накануне праздника в Во, и оказывается, что хозяин Версе лучший друг хозяина Во-ле-Виконта. Или нет?

— Вы так изящно пытаетесь задать вопрос о том, что меня связывает с Николя?

Лорианна опустила глаза.

— Да, действительно, он мой друг. Даже больше того. Мы росли вместе… Давно. В Париже. Наших отцов связывали лишь общие дела в Новом Свете, но матери были очень близкими подругами. Моя мать умерла родами… И отец остался с грудным малышом на руках. Надо знать Мари Фуке! Разумеется, она заменила мне мать. Тем более что незадолго до этого сама родила второго мальчика, — малыша Николя, — Арель внимательно посмотрел гостье в глаза. — Так мы и познакомились. И стали молочными братьями. Играли вместе. Я много времени проводил в их доме на улице Вирьери, часто бывал с мадам Фуке в церкви Посещения Девы Марии, — совсем недалеко от моего дома, эта церковь была построена на средства, пожертвованные господином Франсуа Фуке. В детстве мы с Николя были очень похожи — смышленые, любознательные, схватывали все буквально на лету и придумывали себе невероятные приключения!

— А потом?

— Потом? Потом мы вместе учились в иезуитском коллеже де Клермон.

— В Париже?

— Да… Потом Сорбонна. Потом… Потом Николя отправился в Мец, а я… Тоже занялся делом. Это не важно. Мы довольно часто пересекаемся, но даже если не видимся подолгу… Это больше, чем просто дружба, Лорианна. После смерти матери отец больше не женился — он боготворил ее, не мог представить рядом никакой другой женщины. Поэтому братьев или сестер у меня нет. И самые близкие люди — Николя и Анри.

— А ваш отец?

Арель на мгновение нахмурился, девушке показалось, что ей не следовало задавать этот вопрос.

— Он погиб, — коротко ответил граф, и продолжил своим обычным тоном, — давайте, пока закончим на этом. Полагаю, для начала вы достаточно узнали, у нас еще будет время. Завтра утром нам придется выехать рано. Я понимаю ваше возбуждение, моя прекрасная искательница приключений, но было бы неплохо, если бы вам удалось хорошо отдохнуть. Не могу обещать, что до приезда в Во вас каждый день будет ждать мягкая постель и легкий шелест фонтанов за окном. Мне нужно сделать некоторые приготовления, а вы, пожалуйста, не задерживайтесь в библиотеке допоздна!

***

И пошла она в огромную библиотеку, и стала листать книги и бумаги, рассматривать гравюры, и дальше, и больше, и одежда, и люди, и правила этикета…

Несовершеннолетний Людовик XIV при регентше-матери и фактическом правителе Мазарини. Кабинет министров включает… Какая разница, кого он включает?…

9 июня 1660 года — свадьба Людовика XIV и Марии Терезии в Сен-Жан де Люц, закрепившая дипломатический триумф Пиренейского мира, королева беременна… Ну да, в ноябре родится Великий Дофин.

Мария Терезия — дочь короля Испании Филиппа IV и Изабеллы Французской (старшей дочери Генриха IV и Марии Медичи). Ух ты, она тоже из Габсбургов! Племянница Анны Австрийской.

30 марта 1661 года — свадьба Филиппа Орлеанского и Генриетты Английской… Ого себе, не выдержав траура по великому министру! Это что же, государственная необходимость была такая? Мазарини же только что умер — 9 марта… Людовик, конечно, искренне оплакивал его смерть, но зато теперь власть практически полностью переходит в его руки! Приструнить министров, и пожалуйста вам — абсолютная монархия!

Генриетта Стюарт — дочь Карла I и Генриетты-Марии Французской, младшей дочери Генриха IV и Марии Медичи.

Вот тебе и приехали. Это же получается, Людовик и Филипп — родные братья, а Мария Терезия и Генриетта — двоюродные сестры? Причем и своим мужьям тоже? При этом Мария Терезия не только по матери, но и по отцу? Ничего себе…

Так, нет, хватит про родство… Что там с политикой?

Члены Тайного Совета, назначенного Людовиком после смерти кардинала:

Суперинтендант финансов Николя Фуке, военный министр Мишель Летелье и ведающий международными отношениями Гюго де Лион.

Кольбер назначен на должность министра финансов, с правом держать ответ не перед суперинтендантом, а непосредственно перед Его Величеством. Лавочник. Даже то, что он подделал себе могилу родовитых предков, его не спасло. Жестокий, расчетливый… Но не отнимешь — упертый трудоголик. Он действительно многое сделал для страны, он усовершенствовал систему налогов, он… А что она о нем знала-то? Надо бы расспросить у графа поподробнее.

И так до конца, без конца, без конца…

У Лорианны слезились глаза… Или это потихоньку потек мозг? Не-е-е-е-т, хватит!

Она быстренько сбегала за плеером и, отложив книги, танцевала под космическую оперу Моруани, и «It’s being a hard day’s night»… Девушка вообще всегда считала танцы лучшей разрядкой. Как раньше жили без магнитофонов! Полное погружение — это, конечно, прекрасно, но плеер составлял исключение.

— Насколько я могу судить, вы прекрасно провели время, — улыбнулся де Версе, заглянув к ней.

— Да, я танцевала. Хотите, научу вас? Ну, вы учили меня — я научу вас?

Быстрые танцы дались легко, со смехом и шутками, Арель не заинтересовался плеером, но музыка завладела его вниманием.

Медленная мелодия Мориа наполнила комнату в силу возможности портативных внешних колонок, и Лорианна, склонив голову, посмотрела на своего партнера.

— Теперь делаем так. Эта рука — сюда, эта — сюда… — сначала девушка держалась напряженно, но все безумие последних дней сбило ее внутренние настройки, усталость дала о себе знать и в какой-то момент Лорианна прислонилась щекой к плечу графа.

Арель наклонил голову, коснулся ее волос, еще пахнувших розовой водой.

Они почти совсем остановились. Лорианне было так хорошо, что ни о чем не хотелось думать, не хотелось двигаться. Арель, чтобы не спугнуть ее, тоже остановился. Время остановилось, музыка смолкла…

С улицы послышалось ржание лошадей и, мгновением позже, — звон шпор по каменным ступеням. Девушка отпрянула от графа.

— Простите, Лорианна.

— Я пойду… — покраснев, она растерянно попятилась назад и выскочила из комнаты, чуть не сбив с ног Жюльбера.

В ответ на вопросительный взгляд графа, старый слуга молча кивнул в сторону кабинета и, поклонившись, медленно вышел.

…Закончив читать письмо, граф задумчиво присел на край стола. В кресле рядом сидел мужчина лет тридцати пяти — темноволосый, невысокий, стройный и в обычное время, видимо, довольно изящный. Сейчас его большие темные глаза затуманила усталость, взлохмаченные волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу, одежда была в пыли и грязи. Смятая шляпа неопределенного цвета валялась на полу.

Лорианна, спустившись пожелать хозяину спокойной ночи и, что уж скрывать, снедаемая любопытством, не решаясь войти, остановилась за дверью.

— Я проделал этот путь за два дня, загнав восемь лошадей!

— Лошади у него лучше.

— Но хуже здоровье. Ему приходится путешествовать в карете.

— Черт побери… Как же не вовремя. У меня в доме женщина и я не могу рисковать ее жизнью, — ответил Арель на вопросительный взгляд своего гостя. — Ты говоришь, сутки у нас есть.

— Да. Мои люди задержат их у Марселя, но тебе необходимо выехать завтра, не позднее полудня, — если ты решил ехать.

— М-м-м… — Арель поднялся и начал задумчиво ходить по комнате. — Завтра… До празднества в Во остается неделя…

— Арель?

— Анри, я не буду рисковать. Не сейчас. Жизнь этой дамы действительно так важна. Достаточно и того, что мы уже собираемся предпринять.

— Все настолько серьезно?


— Гораздо серьезнее. Но это не то, что ты подумал, — рассмеялся Арель.

— А жаль. Ну что ж, неприступный похититель женских сердец! Мне пора. Надо успеть вернуться в Авиньон…

— Деньги?

— Нет, достаточно.

— Пока приготовят лошадь — поешь. Я распоряжусь. Ты успеешь. И еще одно. Еще одно я должен тебе рассказать. Тебе придется отправиться в Париж. Немедленно… Да. Из Авиньона сразу же отправляйся в Париж.

Услышав приближающиеся шаги, Лорианна бегом вернулась в свою комнату. Она слышала громко отдаваемые распоряжения, топот копыт — все происходило быстро, но без суеты. И тем не менее девушка была напугана. По крайней мере, граф улыбнулся успокаивающе, войдя в комнату и увидев ее растерянный взгляд.

— Все в порядке. Мы едем в Во, как и собирались. Ни о чем не волнуйтесь. Просто доверьтесь мне… Фуке не идеальный человек, — неожиданно продолжил он, немного помолчав. — Но он мой друг. В свое время он… Лорианна, я понимаю ваш пыл и юношеский азарт. Но это не игра. Прошу вас, не вмешивайтесь в то, чего не понимаете. Хорошо? Просто доверьтесь мне. И слушайтесь по мере возможности. Я должен еще поговорить с Анри… Это мой старый друг, Анри Леруа. И, знаешь, чем меньше ты будешь знать — тем пока будет лучше, — задумавшись, закончил граф.

— Мы перешли на ты?

— Это важно? Пожалуйста, спуститесь в библиотеку. Я хочу, чтобы вы все-таки пролистали те книги, что я выбрал. У вас не так много времени, Лорианна, пожалуйста.

Заснула она прямо там же, в библиотеке. Видимо, граф отнес ее в спальню, потому что проснулась Лорианна в своей постели. В голове творилось что-то невообразимое, девушка надеялась лишь на то, что за время дороги до Во все утрясется (вот уж что-что, а утрясется-то точно), а если совсем повезет, то и уляжется — и в итоге в нужное время она будет вспоминать нужные брызги информации… Хотя бы так…

После завтрака, прихватив с собой только самое необходимое, Арель де Версе и его спутница покинули замок как раз в тот момент, когда на горизонте появилось растущее облако пыли.

— Надо же быть таким упрямым, старый подагрик! — бросил сквозь зубы граф, и направил коня в противоположную сторону. — Не волнуйтесь, мы успеем.

— А вещи? Ну, белье, парики, одежду, ну… все остальное? — Лорианна могла себе представить, как будет выглядеть через несколько дней скачки — какой уж тут бал!

— Все привезут в Во из дома в Париже. Ни о чем не беспокойтесь, просто постарайтесь не думать и получить удовольствие от езды.

Арель пришпорил коня, и Лорианна, пригнувшись к шее своего гнедого, вспомнила фразу из недавно прочитанной книжки «Таис Афинская» о ее любимой кобыле:

«- Хоть ты и легка, но если делать по двадцать парасангов, то у нее не хватит дыхания!

— Прежде всего не хватит у меня».

Часть 2. Дорога

Пара дней, проведенных в замке, освежила воспоминания, и Лорианна успела обследовать все окрестности. Она прочитала письмо, осмотрела только недавно обнаруженный Арналем тайный ход, а вечерами вела с графом долгие беседы, причем теперь рассказывал Арналь, и исторические картинки в голове гостьи обретали все большую ясность.

— Вы не хотите повторить свой путь тогда? — спросил он ее на третий день.

— Вряд ли, — чуть помедлив, ответила Лорианна. Асфальтированные дороги, современные гостиницы… И потом, я не уверена, что смогу его повторить.

— Бросьте, неужели вы не пытались…

— Ну, гугл знает все, да… И тем не менее. Спасибо, но скорее нет, чем да. А…

— Вы хотели спросить о доме в Париже? Нет, он не сохранился. Был очень сильный пожар после революции… Вы и сами, наверное, знаете — весь район Марэ здорово пострадал в свое время. Если вы хотите, я могу отвезти вас в Париж, мы можем остановиться в гостинице. Возможно, вам интересно было бы посетить Во? Фонтенбло, Версаль? Ну, опять же — туристические места? Франция прекрасная страна с богатейшей историей… Я могу показать вам ее сегодня — такой, какой она была тогда… Ну, или просто показать Францию. Решайте. Чего вы испугались? — мягко спросил он, заметив ее растерянность. — Или вы думаете, что это можно будет счесть предательством? Жизнь продолжается, Лорианна. Жизнь продолжается… Как бы много ни было для нас в XVII веке, — мы с вами живем уже в XXI, и если мы не в силах этого изменить — от этого нужно получать удовольствие! Еще вина?

После позднего обеда ей захотелось побыть одной. Может, Арналь прав и стоит действительно отправиться путешествовать? Может, это притупит боль, ставшую здесь, так близко, такой острой?

Она спустилась в конюшни и попросила седлать. Задумчиво направилась в сторону Роны. Солнце, садившееся за стены замка, спустилось теперь совсем низко, и от красоты вокруг Лорианне хотелось плакать. Она пришпорила послушную кобылицу и довольно быстро добралась до берега. Мышцы непривычно ныли от обилия верховой езды в последние дни. Да, сейчас бы ей не выдержать того напряжения, что сопровождало предыдущее путешествие!

***

Тогда, когда они уезжали из замка триста лет назад, шел дождь. Он становился все сильнее и сильнее. Первое время Арель молчал. Лорианна не решалась отвлечь его. Лошади в хорошем темпе продвигались к северу. Девушка с наслаждением подставляла лицо упругим струям летнего ливня. Восторг, какой-то совершенно животный, необъяснимый и необъятный восторг переполнял ее, она мчалась в этот дождь, короткий и сильный летний дождь, не чувствуя усталости, растворяясь в топоте копыт по мокрой земле, в такте галопа, в притушенных красках дня.

Она догнала, наконец, Ареля, и прокричала сквозь смех и шум воды:

— Все, больше не могу!

— Вон дерево! — кивнул он куда-то в сторону, и скоро девушка действительно увидела огромный дуб.

— Вся насквозь! — отряхиваясь и отфыркиваясь, ужаснулась Лорианна. — И что теперь?

— Ничего, — улыбнулся Арель. — Да вы вся дрожите! Идите сюда! — он обнял ее, укрывая плащом, согревая, и постепенно дрожь улеглась.

— Почему с вами так легко? — спросила вдруг Лорианна.

— Потому что вы плохо меня знаете, — усмехнувшись, ответил ее спутник.

— Мне кажется, я очень хорошо вас знаю. Мне кажется, я знаю вас всю жизнь… — прошептала она.

Арель некоторое время смотрел ей в глаза, потом отстранился и поплотнее укутал девушку плащом.

— Согрелись? Едем, дождь скоро пройдет.

Молниеносным движением он оказался в седле. Удивленно глядя на него, Лорианна произнесла:

— Я что-то не так сказала?

— Мы должны добраться до Валанса, пока не стемнеет, — бросил через плечо граф, и спутнице ничего не оставалось, как снова последовать за ним сквозь дождь.

— Знаете, пожалуй, мы не будем здесь останавливаться, — де Версе переменил свои планы, когда они уже подъезжали к окраинам города. — Сменим лошадей и постараемся доехать до Вьена.

Граф, однако, несколько сбавил темп, за что Лорианна была ему крайне признательна. Восторг восторгом, но усталость уже давала о себе знать.

Вскоре они остановились у трактира. Не успев ступить на землю, Арель буквально утонул в объятьях хозяина. Трактирщик, человек, надо сказать, весьма крупный, почему-то вызвал в памяти Лорианны фразу: «Восток — дело тонкое!».

Мужчины о чем-то возбужденно разговаривали, громогласный смех трактирщика был так заразителен, что, казалось, даже стены отвечают ему! Узнав, однако, что гости не остаются на ночь, тот неудержимо расстроился.

Путешественники проследовали за ним в небольшой полутемный зал, где обильно пахло дымом, едой, вином и людьми. Лорианне вспомнились просторные и светлые кабаки из фильмов о мушкетерах, но от комментариев девушка догадалась воздержаться.

— Прости, старина, мы только поедим, переоденемся и сменим лошадей. Сухая одежда и пара свежих лошадок найдутся ведь?

— Вместе с бочонком молодого вина и нежнейшей телятиной! Или дама предпочитает что-нибудь полегче?

— Дама согласна уже на все, — махнула рукой Лорианна и направилась за невысокой, неслышной женщиной — умыться и сменить дорожную одежду. Трактирщик громогласно двинулся в сторону кухни, а Лорианне скорее показалось, чем она услышала, тихий голос графа:

— Спасибо, отец, за друзей.

— Спасибо, друзья, за сына, — этого Арель точно не говорил. Лорианна замерла и недоуменно обернулась к графу. Тот, задумавшись, был словно совсем не здесь… Заметив девушку, он обернулся к ней:

— Что?

— Н-н-ничего… — испуганно пролепетала та.

— Что? — повторил граф. — Чего вы испугались? Лорианна? Эй, вина! — крикнул он. — Ну же, сделайте глоток!

Лорианна сама не понимала, что произошло. Англичане говорят — «как будто кто-то прошел по твоей могиле». Вино немного придало ей сил — ну, или разогнало призраков… Как бы то ни было, стало легче, и она, неуверенно улыбнувшись, все-таки направилась за ожидавшей ее женщиной — переодеться.

Одежда, правда, была великовата — от женского платья она категорически отказалась, а мужской подходящего размера не нашлось, но Лорианне было все равно, ей не терпелось уже стянуть с себя мокрую прилипающую ткань. Она и так была благодарна графу за то, что тот позволил ей путешествовать в таком вот, неподобающем приличной женщине, виде. Он вообще, похоже, отличался довольно свободными взглядами… Или делал поправку на ее происхождение? Как бы то ни было, не хотелось создавать ему лишних проблем, и Лорианна лишь попросила женщину помочь ей потуже затянуть пояс, чтобы штаны не свалились в первые же полчаса.

Де Версе даже не пытался скрыть усмешки по поводу ее внешнего вида. Не сдержавшись, он расхохотался так заразительно, что Лорианна рассмеялась вслед за ним, придерживая рукой штаны.

— Не расстраивайтесь, ваша одежда в конце концов высохнет, и по дороге вы сможете привести себя в порядок. Прошу, — он сделал приглашающий жест в сторону мяса и вина.

— Я не голодна. От всего этого водопада эмоций у меня совсем пропал аппетит!

— Бросьте, мадмуазель. Вам нужно поесть хотя бы для того…

— Чтобы не свалились штаны, я поняла, — они снова рассмеялись.

— Целый день скачки — достаточно тяжело с непривычки. На одних эмоциях в седле не усидишь. Ешьте, — и он отрезал ей здоровый ломоть, зацепив немного жира, так аппетитно стекающего с подрумяненного окорока. — Выпейте.

— Хозяин трактира очень забавный!

— Да… Он не всегда был таким. И не всегда был хозяином трактира. Но теперь, мне кажется, он нашел свое место и вполне счастлив!

— Арель… — девушка замялась. Она сделала себе бутерброд и не без удовольствия начала есть. — Скажите, а ночевать мы будем в таких же местах?

— Вас что-то смущает?

— Ну… Честно?

— Хотелось бы.

— Запах. Я не смогу уснуть в таком запахе… И потом, все эти люди, и… и звуки, и духота… Мне немного не по себе. Я понимаю, я сильно устану и мне будет все равно, но… Сейчас ведь так жарко, если больше не будет дождя — может, мы сможем ночевать в лесу?

— А в лесу вам не страшно запахов и звуков?

Лорианна смутилась.

— Не подумайте только, что я напрашиваюсь остаться с вами наедине.

— Бог мой, как я мог! Конечно же, ни о чем таком вы не думали, — он рассмеялся. — Но я услышал вас. Сегодня постараюсь подыскать для ночлега что-нибудь поуютнее, а там будет видно.


Когда они снова отправились в путь, дождь уже перестал. Темнело быстро — или ей казалось, что так быстро летело время, — но, как бы то ни было, ко Вьену они подъезжали уже в густых сумерках.

— Теперь недалеко. Мы переправимся через Рону и переночуем у моих друзей, недалеко от башни Филиппа. А на рассвете отправимся дальше.

— У вас друзья везде!

— Знаете… Самое главное, что могут оставить нам в наследство родители — это друзья. Ну, и умение обретать друзей, — усмехнулся он.

— Судя по вашему замку, вам в наследство остались не только друзья, — попыталась было пошутить девушка, но граф резко оборвал ее.

— Никогда не говорите о том, чего не знаете! — и продолжил совершенно спокойным голосом:

— Вьен — очень древний город. Чуть меньше двух тысяч лет назад он был столицей племени аллоброгов и одним из крупнейших городов Галлии. При Юлии Цезаре он стал одним из важнейших городов Римской колонии, во многом благодаря удачному расположению на Роне. Кстати, именно здесь в 1311 году папа Климент V на соборе упразднил Орден Тамплиеров. Из-за своего месторасположения, Вьен долгое время переходил из рук в руки: он принадлежал восточногерманским бургундам, западногерманским франкам, Римской империи, лангобардам, даже маврам. В 869 году Карл II Лысый передал эту область графу Бозону, — Карл был женат на его сестре Ришильде, — который через десять лет провозгласил себя королем Прованса. Его прах покоится в соборе Святого Мориса.

…Римская империя, перекресток торговых дорог, город развлечений, куда стекались актеры и бродячие певцы… Проехав знаменитую пирамиду, — первое, чем встретил их Вьен, — Лорианна слушала уже вполуха. Она, действительно, безумно устала. Единственное, о чем она сейчас думала — это о том, какое же все-таки счастье, что в недавнем конном походе с друзьями ей достался именно Рассел — самый тряский жеребец, сущее наказание! Однако, поскольку опыта у нее было больше, чем у всех остальных из их веселой компании, как-то так само собой сложилось, что именно на ее долю выпали все эти мучения с неработающими мышцами, и как она тогда была расстроена — ну почему именно ей! В еще большей степени теперь она была полна благодарности — вот уж воистину неисповедимы пути… Что ни делается — все к лучшему. Если бы она тогда так не мучилась с Расселом, сейчас бы точно не выдержала напряжения скачки…

Историю о том, как Вьен Прекрасный превратился во Вьен Святой, про пять монастырей и собор Святого Мориса она пропустила начисто и буквально валилась из седла, когда лошади, наконец, остановились у порога уютного, сказочного, утопающего в цветах дома.

Прежде, чем спешиться и войти, Лорианна все-таки решилась:

— Арель, я… Я тоже видела того всадника. На его седле был герб — коршун, разрывающий цыпленка, и стрелы… Вы из-за него решили не задерживаться в Валансе? — граф не ответил, но Лорианна не отставала. — Вы можете не объяснять мне всего, но пожалуйста, ответьте только… Вы боитесь за меня? Впрочем, не могу представить, чтобы вы вообще чего-нибудь боялись…

— Лорианна, пожалуйста, запомните: просто держитесь подальше от королевского дома и случайных встреч, хорошо?

— Я не маленькая, я…

— Я, — он сделал ударение на слове «я», — я вполне допускаю, что вы — взрослая Жанна д’Арк, хоть и пишете правой рукой. Но если вас сожгут в Руане, вы не сможете двадцать девятого числа вернуться домой. В свое время. Даже если вас не сожгут, как Жанну, а просто… просто упрячут в Бастилию или… Конечно, я вас спасу! — рассмеялся он на ее испуганный взгляд, — только на это понадобится время и мы можем не успеть вовремя вернуться… Пожалуйста, я очень вас прошу, просто послушайте меня, хорошо? Хозяйку зовут Жанетт, хозяина — Реми, это добрые, милейшие люди, они непременно вам понравятся! Всю жизнь прожили во Вьене и считают, что за городскими стенами заканчивается земля, есть только сказочные места, богатые шелком — Лион, вином — Шампань или мясом — Нормандия. Жанетт боготворит короля, так что воздержитесь, пожалуйста, от своих обычных восклицаний. Постарайтесь хорошо отдохнуть. Вы молодец! Я не ожидал, что мы с вами так далеко сможем сегодня продвинуться.

Он постучал в дверь. Лорианна тут же окрестила про себя хозяев «гномами» — нет, не такими, которые добывают в темных недрах гор алмазы, а теми, что берегут домашний уют. Оба они были невысокого роста, удивительно похожи, и так все вокруг было сказочно чисто и уютно, что хотелось остаться здесь навсегда. Оказывается, это от времени и социального прогресса не зависит — в любом веке можно найти такую пару… В XX, например, на них были бы потертые тапочки, торшер рядом с журнальным столиком, коврик с оленями на стене и герань на окошке…

После долгих и эмоциональных объятий и поцелуев, Арель занялся лошадьми, Жанетт бросилась хлопотать на кухню, а Реми полностью завладел вниманием Лорианны — та чувствовала себя любимой внучкой, разглядывая деревянные игрушки, которыми изобиловал дом.

— Да вы поэт резца! — не удержалась девушка. — Реми, это невероятно, это даже не талант — это просто божий дар. Удивительно!

Хозяин краснел и так забавно смущался, что Лорианна просто не могла остановить льющегося из нее потока восторга и комплиментов его работе. И оно того стоило! Сказочные замки, забавные зверюшки, люди — фигурки завораживали! Казалось, что во дворцах вот-вот зажгут свечи, белки и зайцы пустятся в пляс, а соловьи затянут свою ночную песню. Реми сердечно предложил девушке выбрать любую игрушку.

— Если можно, я возьму вот эту, — Лорианна протянула руку к маленькому медвежонку — он легко мог спрятаться в кулаке. Почти такой же, только большой и плюшевый, остался у нее дома.

Удивительно — впервые за это время она подумала о доме, и словно прорвало плотину — она вспомнила свою комнату, закат над крышами домов напротив, родителей, друзей, свои вещи, игрушки, свои книжки… К действительности ее вернул тихий голос Реми:

— Не торопитесь становиться взрослой…

— Спасибо… Большое спасибо вам. Я не знаю, как вас отблагодарить…

— Полноте! Вы поверили моим игрушкам, они что-то затронули в вас — а это ведь и есть главная благодарность — знать, что то, что ты делаешь, приносит людям радость.

Лорианна шмыгнула носом и поспешила за ним на кухню, где был уже накрыт ужин.

Ей совсем не хотелось уезжать из этого гостеприимного дома. Было так вкусно, так неспешно, тепло, уютно… Эти цветы и игрушки вокруг… Хозяева, такие добрые и внимательные… У девушки слипались глаза, как будто выключили тот драйв, то напряжение, которое двигало ею все это время, держало вместе мышцы и эмоции…

Жанетт убаюкивающе щебетала что-то фантастическое о политике, подкладывая варенья и подливая молока… Лорианна даже не засыпала — ее уносило, укачивало, как на волнах…

— Бог всегда дает нам то, о чем мы его просим! Вот королева Анна — как она молилась, как она просила послать ей ребеночка, и что? Бог смилостивился, Бог услышал ее молитвы, и послал ей сразу двух прекрасных сыновей! Вот счастье любой матери. Ешь, дитя мое, ешь, бери еще! Бог никогда не оставит нас одних, он всегда рядом, всегда с нами, даже если мы и не чувствуем его присутствия.

У Лорианны вильнула было мысль спросить, как же тогда быть с войнами и эпидемиями, но сил на то, чтобы ее озвучить, не было. Она лениво кивала, опираясь щекой о руку, и ей не хотелось думать о плохом — хотелось верить этой пожилой доброй женщине с грустными, но такими ласковыми глазами… Что за удивительный человек Арель де Версе, и что за разные, такие разные у него друзья! Кто они такие, интересно, это Реми и Жанетт, и…

В очередной раз из дремы ее вернуло имя Фуке.

— Вы знаете Фуке? — пробормотала она еще в полусне.

— Жанетт спасла ему жизнь, — улыбнулся Арель.

— Да?

— Ох, месье де Версе слишком добр. Конечно, нет, но да, я встречалась с ним. Давно.

— Я могу точно сказать — это был очень тяжелый год, прямо перед Фрондой… Снегопады и морозы сгноили все зерно… 1644. Николя тогда был назначен интендантом в Дофине, — направлен Сегье выколачивать налоги, но вместо того, чтобы привести солдат и заставить всю провинцию виселицами, Николя пытался решить дело миром и даже писал королю с просьбой об отсрочке.

— И?

— И, разумеется, был отстранен от должности, поскольку откупщики тоже написали королю, но со своими описаниями и требованиями.

— А им-то что?

— Они получают свой процент с налогов. Вы думаете, почему эти люди так усердствуют? Послабление с налогами сулило им убытки, а год и так выдался непростым.

— Но он же правильно поступил — почему Сегье его не поддержал?

— Догорая моя, Сегье подал всем великолепный пример лишь несколькими годами ранее — заставил виселицами всю Нормандию, подавляя восстание босоногих.

— Босоногих?

— Они добывают соль.

— И что Николя?

— Направился обратно в Париж. Слух о том, что интендант отстранен от дел за помощь людям, только подлил масла в огонь.

— И он не боялся ехать один?

— Почему он должен был бояться? Впрочем, и не один — его сопровождали еще двое из парламента Гренобля.

— Охраняли?

— Да нет же, просто проявляли благодарность за его милосердие и заступничество. Хотя охрана бы не помешала, конечно.

— Мы тогда жили в Валансе, — негромко вступила Жанетт, поскольку Арель, замолчав, теперь неторопливо потягивал вино. — И приезд господина интенданта вызвал там много волнений. Мы не знали еще, что господин Фуке уже не интендант — а тот вел себя, как обычно, и даже говорил с епископом, и обещал выполнить наши просьбы, и отпустить арестованных мужчин, и…

Рассказ Жанетт стал более сбивчивым. Она использовала много непонятных слов, — или произносила их непонятно, — и Лорианна немножко потерялась. Поняла лишь, что Фуке вновь отказался призвать войска для усмирения требующих справедливости горожан, вышедших на улицы, вооруженных, кто чем мог, бьющих в барабаны и выкрикивающих свои требования. Каким-то чудом удалось интенданту призвать их к порядку. Но, уже выезжая из города, продолжая свой путь в столицу, Николя решил проехать мимо крепости, дабы убедиться, что порядок действительно восстановлен. И вот тут по Валансу пролетел слух, что господин интендант хочет выпустить прятавшихся там откупщиков.

— Ой, это было так страшно, так страшно! Карету окружила толпа, люди швыряли в них камнями, кричали: «Смерть! Смерть!». Господа, ехавшие с господином интендантом, смогли бежать…

— Они спаслись? — тихо спросила Лорианна.

Жанетт не расслышала, а Арель негромко ответил:

— Не все.

— Только один советник оставался с ним, но его вытащили из кареты, и… И… Я помню господина Фуке: мы стояли совсем рядом, толпа напирала, те, кто был ближе и мог расслышать господина интенданта, готовы были говорить с ним, и мы поняли, что это недоразумение, но люди сзади продолжали кричать и бросать камни… Месье Фуке был так молод… Удивительно, как он стоял перед этой толпой — такой хрупкий, тонкий, такой беззащитный мальчик… Он просил нас укрыть его, и мы, несколько женщин, окружив, укрыли его собой, прикрывая руками голову, смогли добежать до моего дома. К счастью, это было недалеко.

— А дальше? — Лорианне было уже не до сна.

— Я осталась с ним, а остальные вернулись за господином советником. Они принесли его — он был весь в крови… Господин Фуке тут же послал за врачом и священником, только… Только все было зря.

— А потом?

— Потом… — она помолчала. — Потом об этом узнал епископ и прислал солдат.

— И господин Фуке уехал?

— Куда там! Он оставался в городе, пока все волнения не утихли. Когда приехал, наконец, новый интендант, господин де Лозьер, от беспорядка не осталось и следа. А потом мы уехали из Валанса. Ох, да что же это! — спохватилась вдруг она. — Вставайте, деточка, вставайте осторожно, дайте руку! Совсем уболтала я вас, господи, что же я, совсем разум потеряла… Идите, идите за мной, еще несколько шажков, осторожно…

Следуя за пожилой женщиной, Лорианна с удивлением заметила, что ее симпатия к Фуке перерастает в нечто большее. За формальной фразой из учебника «министр финансов» проявлялся живой человек — умный, смелый, отчаянный, находчивый, честный, порядочный, добрый… Удивительный человек!

Реми с Арелем остались за столом, а Жанетт, заботливо поддерживая Лорианну под локоть, провела ее в дальнюю комнату, — «чтобы не мешали вам, не ходили тут туда-сюда мимо, отдыхайте», — девушка в навалившейся с новой силой полудреме добралась до кровати и, свернувшись калачиком, мгновенно уснула.

Разбудили ее ветви яблони, стучащие в окно. Мышцы болели безбожно. Не было сил даже думать — не то чтобы двигаться. Ехать уже никуда не хотелось, никакие замки и короны ей были больше не нужны — она хотела только никогда не открывать глаза, лежать тут, под легким одеялом, и слушать мягкий стук веток… Ну, это было бы слишком хорошо.

Жанетт стоило немалых усилий вытащить ее из фантазий. Когда Лорианна вышла к столу, простой деревенский завтрак был уже накрыт, и почему-то неумолимо вызывал в памяти натюрморты Питера Класа. Арель вошел сразу же вслед за ней, а Реми сидел в углу, неторопливо строгая очередную игрушку. Лорианна невольно залюбовалась его движениями — спокойными и размеренными, как качание маятника.

Есть не хотелось, но сидеть было так спокойно и уютно, и легкий запах сырости и цветов был уютным, и уютными были неторопливые движения Жанетт, что-то режущей, отламывающей или подливающей…

Завтрак грозил перейти в ужин, и графу пришлось проявить настойчивость, иначе бы им точно пришлось задержаться в гостеприимном доме на неделю. И никакие протесты и уговоры с обеих сторон не могли его смягчить.

Отъезжали от города они в расслабленном молчании. Лошади, отдохнувшие за ночь, были готовы к тому, чем встретит их новый день. Солнце взошло совсем недавно, и еще не потянуло за собой жару, спасение от которой несла только быстрая езда.

— Вы были правы, граф. Они прекрасные люди! Откуда вы их знаете, кто они?

— Это долгая история…

— А почему у Жанетт такие грустные глаза?

— Они потеряли на Испанской войне единственного сына.

— Скажите, а разве это так вот принято — господам останавливаться на ночлег в домах простых горожан? Или, все-таки, это не такие простые горожане? Или вы — не такой уж простой дворянин? И…

— Лорианна, скажите, вы когда пьете воду, тоже все время думаете, из чего она состоит? Жизнь — это вода. Просто пейте. Или плывите.

— Тогда, во время бунтов, в Дофине… Что мешало Фуке бежать из города? Что мешало ему бежать потом, как только епископ подослал войска? Что заставило его остаться и довести дело до конца — он же был уже бывшим интендантом… Больше того — бывшим опальным интендантом!

— В этом весь Николя. Вы его совсем не знаете, Лорианна… Он всегда остается верен себе и всегда идет до конца.

Граф отвечал неохотно, и девушка решила не расспрашивать дальше. Лошади прибавили темп, и некоторое время она наслаждалась ярким, солнечным пейзажем. Очень скоро, однако, мысли вновь, сделав замысловатый крюк, вернулись к ее спутнику.

Пара жеребцов шли теперь неспешным галопом, и Лорианна разглядывала графа. Странно, она словно бы видела его впервые…

«Вот не сказать, что он красив, но ведь совершенно невероятно обаятелен. Спокоен. Какие у него красивые руки! Вообще красивая фигура… Впрочем, обычная для человека, ведущего активный образ жизни. Интересно, в чем его активность проявляется? Чем он, все-таки, занимается? И почему я его совершенно не боюсь? Он ведь совсем не так прост, как может показаться. Да он вообще не такой, каким кажется! Хотя он ведь никаким и не кажется. Я сама что-то там о нем придумываю. Интересно, а он обо мне тоже что-то придумывает? Или ему про меня не интересно? Как он ко мне относится? Ну, если вообще как-то относится? Почему бы ему меня не поцеловать?»

— Не нужно на меня так смотреть, — произнес, не поворачиваясь, Арель. — Я не собираюсь вас целовать.

От неожиданности Лорианна натянула поводья, и конь едва не сделал свечку. Граф незаметным движением колен развернул своего жеребца и неторопливо подъехал к Лорианне, положил руку на седло.

— Мадмуазель. Не забивайте свою очаровательную головку запутанными мыслями. Хорошо? Не надо постоянно пытаться оценивать и изучать мотивы человеческих слов и поступков. Просто попробуйте принимать жизнь и людей, как есть.

Арель легко развернул скакуна и направился вперед, не проявляя никакого интереса к тому, следует ли за ним его спутница. А у нее, собственно, какой был выбор…

***

Лорианна давно уже отпустила поводья, и лошадь неспешно двигалась в сторону реки.


Тогда, давно, не останавливаясь на отдых, они объехали Лион, сменив на постоялом дворе лошадей. И снова — скачка, скачка, скачка…

Потом была ссора… Ну, не ссора — так, какая-то смешная, детская обида…

«Правильная девочка» взяла, наконец, в Лорианне верх, и, видимо, вдохновленная рассказами о тяжелом быте крестьянства перед началом Фронды, она вдруг посередь полного здоровья разразилась громкой патриотической речью на очередное замечание Ареля. Попытка донести идею Свободы, Равенства, Братства до сердца отдельно взятого дворянина, однако же, успеха не возымела. Арель долго в некотором удивлении слушал, не перебивая, пылкие обвинения правящего строя, агитацию за победу светлого будущего и уничтожение неравенства, призывы к тому, чтобы услышать глас народа и рабочего… Девушка заводилась все больше, еще немного — и начала бы метать драгоценности в жерло борьбы с несправедливостью.

Образовавшуюся неожиданно паузу нарушил негромкий голос графа:

— Лорианна, я понял правила и принципы общества, в котором вы выросли. А вы? Во что верите вы?

— Я? Вы не слышите меня??? Я пытаюсь объяснить вам, что богатые пьют кровь народа, и что это подло и совершенно дико для образованных людей требовать с бедняков налоги и обдирать их до липки, спуская деньги, на которые можно накормить всю страну, на свои развлечения и прихоти, обладая силой лишь по праву рождения! Я…

— Да, вы. Вы, Лорианна, во что верите вы?

Не найдясь, что сказать, она фыркнула и возмущенно развернула лошадь. Арель уехал далеко вперед, девушка демонстративно отстала, а на дороге появились те люди… Испанцы… Они заговорили с ней, приняв, видимо, за кого-то другого. Их явное удивление позволило Лорианне разыграть сцену возмущения и гневно ускакать прочь в панических поисках Ареля — она уже видела герб с коршуном и цыпленком…

Потом трактир, дуэль Ареля, и снова быстрое движение на север — только теперь им пришлось выбрать другую дорогу.

С тех пор прошло двадцать пять лет, да и было это в другой жизни, но Лорианна помнила тот страх, который овладел ею, когда она услышала холодные слова Ареля: «Выйди из комнаты». Она боялась за графа, который мог погибнуть тогда от руки этого испанца. Она боялась за себя, понимая, что без Ареля ее жизнь здесь мало чего будет стоить… Ей было страшно. А еще она поняла в тот день, что ничего не знает о своем покровителе. Не знает, сколько у него имен и какие из них настоящие, не знает, сколькими он владеет языками и видами оружия, сколько у него на самом деле друзей, сколько у него на самом деле врагов… Ничего она о нем не знает — ни-че-го… И зачем он поехал с ней — зачем вообще с ней связался — она тоже, оказывается, совершенно не знает…

***

Лорианна нагнала его тогда уже почти у таверны. У нее был, видимо, достаточно красноречивый вид, потому что Арель, не задавая вопросов, буквально сдернул ее с коня и затащил в дом. Они быстро поднялись на второй этаж по скрипучей, потемневшей от времени и дыма лестнице, закрыли за собой дверь небольшой комнаты с выеденным каминным дымом потолком, рассохшимся деревянным полом и небрежно заправленной кроватью у окна. Лорианна не успела еще выпалить весь список событий, как дверь распахнулась, и на пороге появился один из тех испанцев, которых она встретила только что на дороге. На мгновение ей показалось, что взгляды испанца и графа скрестились со стальным звоном, и она зажмурилась, боясь, что взглядов им будет достаточно, чтобы проткнуть друг друга насквозь.

— Выйди из комнаты, — негромкий голос графа тоже налился металлом. Правой рукой он медленно вытащил шпагу, левой прикрывая и отодвигая девушку в сторону, не отводя глаз от противника. Испанец усмехнулся и поднял свой клинок.

— Мои друзья присмотрят за вашей спутницей… На этих постоялых дворах чего только не происходит, уж вы-то знаете. — Лорианна почувствовала, как от этих слов, сказанных почти без акцента, у нее подкосились ноги.

Испанец отодвинулся от двери, и один из его сопровождающих за руку вытащил девушку из комнаты. Второй хотел было войти внутрь, но, услышав резкий приказ на испанском, тоже остался снаружи.

Лорианна прислонилась к прохладной стене. Ноги не слушались. Она слышала, как за захлопнувшейся дверью негромко, но зло переговаривались мужчины по-испански, потом последовал яростный звон шпаг. Графиня посмотрела вниз, но хозяина не было видно, да и зал опустел — то ли народ сам решил не дожидаться конца представления, то ли…

— Мадам желать вина? — на ломаном французском спросил испанец, легонько подтолкнув девушку к лестнице.

Опираясь о стену, та медленно сошла и опустилась на ближайшую скамью.

Один из мужчин принес несколько бутылок, и они пили, усевшись за стол рядом, то и дело бросая на нее достаточно неприятные и недвусмысленные взгляды. Лорианна отвернулась и сосредоточенно рисовала пальцем на липкой выщербленной поверхности стола пушистые розочки. Рисовала так тщательно, словно от этого зависела ее жизнь.

Она даже не успела услышать, как из комнаты вышел Арель. Один из испанцев, — похоже, он стал теперь за главного, — молниеносно подскочил к ней, подняв со скамьи и развернув лицом к лестнице, и приставил к горлу кинжал.

— Попробуй, — спокойно, негромко, жестко произнес граф, переломил пополам клинок, который держал в руках, и швырнул его вниз. Испанец вздрогнул, но девушку не отпустил.

В этот момент его приятель уронил бутылку. Полуоборота на звук было достаточно, чтобы кинжал, брошенный с лестницы Арелем, впился старшему в шею. Он захрипел и выпустил Лорианну, пытаясь освободиться от смертоносного жала, но лишь тяжело рухнул на стол, скатился на пол, и хлещущая из артерии кровь смешалась с вином из разбитых бутылок.

Второго уговаривать не пришлось. Дверь за ним захлопнулась раньше, чем тело его подельника коснулось пола.

Граф выдернул кинжал, вытер его о рубашку убитого, и негромко произнес:

— Надо переодеться. Так нельзя ехать дальше. Пойду, поищу хозяина.

Лорианна не нашла в себе сил даже на слабый кивок — она снова медленно опустилась на скамью, на которой сидела только что, выводя на столешнице розочки.

Где де Версе нашел хозяина и как с ним договорился, на сей раз ее совершенно не интересовало. Явно одними деньгами дело не обошлось, но нет, она не хотела об этом думать.

Хозяин, — невысокий, суховатый, с масляными, бегающими глазами, — притащил кувшин с водой, ворох одежды и пробурчал:

— Убирайтесь. Берите, что вам нужно, и убирайтесь.

Уже уходя, Лорианна услышала, как граф негромко сказал трактирщику:

— Прежде чем избавиться от трупов, поройся в их карманах. Уверяю, там ты найдешь по меньшей мере втрое против того, что уже получил.

— Не волнуйтесь. Я уже забыл о том, что видел. И без этого, — глаза его, однако, жадно блеснули.

Что он отправился делать, мгновенно заперев за путешественниками дверь, девушка решила не представлять.

***

Уже совсем стемнело, когда Лорианна наконец добралась до реки. Стояла на удивление теплая августовская ночь, светлая и лунная. Очень романтическая такая ночь. Лорианна спешилась, села на берегу и довольно долго сидела так, глядя на воду, ни о чем не думая… Однако волны постепенно принесли новый слой воспоминаний.


…Они достаточно далеко отъехали от того трактира, но Лорианна так и не решалась прервать молчания.

— Пожалуй, мы немного изменим маршрут, — произнес, наконец, граф.

— А где мы сейчас?

— В Бургундии.

— А точнее?

— Для вас это что-то изменит?

Лорианна помолчала.

— Вы знали его?

— Да. Но вы молодец!

— Знали бы вы, как я испугалась…

Дальше снова ехали быстро и молча. Наконец, Арель задумчиво огляделся, спешился.

— Пожалуй, мы заночуем здесь. Я неплохо знаю эти места.

— Я, признаться, не очень ориентируюсь в лесу в темноте. Но возражать, безусловно, не буду. Скажите, а почему мы ни разу не встретили разбойников?

— Кого? — граф недоуменно оглянулся на нее и вдруг расхохотался. — Вам очень хочется?

— Ну… Их же полно должно быть в этих местах?

— В каких местах, Лорианна? В этих — нет, их нет. Они есть — в других. Хотите?

— Я просто спросила. Просто как-то все легко у нас получается! Никаких погонь, нападений, раз… — она осеклась.

— Легко? — граф немного помолчал. — Что ж, пожалуй, вы правы. На этот раз все действительно было легко. Гм… Чтобы найти — надо лишь перестать искать. Чтобы получить — отказаться от желания. Легко… Лорианна, давайте обойдемся без разбойников, — устало закончил он.

«И все-таки интересно получается, — думала девушка, пока ее спутник собирал сучья для костра — сама она и думать не могла о том, чтобы двигаться, болело даже то, что болеть не могло в принципе. — Там, в трактире, у меня не пропадало ощущение, что все это нереально, не со мной, не по-настоящему… что ничего плохого не случится. Да, с одной стороны, мне было страшно… безумно страшно… Но это был какой-то другой страх, что ли. И даже труп этот… Киношный какой-то труп».

— Лорианна, девочка, не надо. Не заставляйте себя думать «как положено». Просто принимайте все как есть. Вы разговариваете вслух, — рассмеялся граф в ответ на ее удивленный взгляд.

Он подбросил веток в костер и присел на корточки.

— Видите ли, — начал он, глядя на огонь. — Вы жили как-то, росли, читали, слушали… и у вас сложился определенный взгляд на то, что вас окружает. Но он не принадлежит вам. Он — ваш, то есть вы считаете его своим, но это не вы сами так думаете — так думают ваши родители, учителя, друзья. Так думает ваше общество. А теперь вы попали в другое общество. Если бы вы думали сами по себе — вы бы изменили свое отношение. Но поскольку у вас лишь набор готовых формул и правил, а они не подходят — вы мучаетесь. Не нужно. Вы вернетесь скоро домой — там и будете разбираться со всеми своими сложностями. А пока — просто живите. Живите, как есть.

Он медленно, равномерно продолжал говорить, и Лорианну укачивали звуки его голоса. Она заподозрила, что весь этот длинный ровный занудный разговор — он неспроста… Но провалилась в сон, не успев додумать.

Резкая боль вернула ее к реальности. Арель, озабоченно нахмурившись, поднялся, чтобы подбросить веток в огонь.

— Я знаю, что вы хотите сказать. Но я смогу доехать! Наверное…

— Доехать до Во? А вы пробовали хотя бы встать? Нет-нет, не двигайтесь!

— Я что, так стонала, что разбудила вас? Или вы не спали?

— Боюсь вас огорчить, мадмуазель, но мне придется размять вам мышцы, иначе мы не сможем ехать дальше… Клянусь, ваша невинность не пострадает. Я собрал лечебных трав, нужно согреть воду. Пока спущусь к реке, постарайтесь больше не шевелиться, хорошо?

— Это что, это все так плохо? — пробормотала девушка, когда он скрылся за деревьями, но, казалось, даже разговор причинял ей боль.

Если Лорианна когда-то считала, что массаж — это хорошо и приятно, то теперь она рассталась с этой иллюзией навсегда. Правда, удивительным образом, чем больнее ей становилось от прикосновений Ареля — тем лучше она себя чувствовала. Его движения каким-то загадочным образом словно разводили боль.

— Выпейте вот это, — протянул он ей что-то вроде горячего травяного чая. — Извините, я должен закончить, иначе завтра вы просто не в силах будете сесть в седло. Потерпите. Пожалуйста, потерпите. А лучше — постарайтесь уснуть.

— Спойте мне.

— Закрывайте глаза.

Сначала песня доносилась до нее словно сквозь густой туман усталости и боли… Но постепенно она заполняла всю ее, она вытесняла боль и усталость, страх и сомнения — она заполняла собой весь мир, навевала крепкий, целительный он.

Molt jauzions mi prenc en amar

Un joi don plus mi vueill aizir;

E pos en joi vueill revertir,

Ben dei, si puesc, al meils anar,

Quar meillor n’am, estiers cujar,

C’om puesca vezer ni auzir.


Eu, so sabetz, no-m dei gabar

Ni de grans laus no-m sai formir;

Mas si anc nuill jois poc florir,

Aquest deu sobretotz granar

E part los autres esmerar

Si com sol brus jorns esclarzir…

Когда утром Лорианна открыла глаза, граф был уже на ногах. Он хотел было что-то сказать, но, посмотрев на девушку, удержался.

— Доброе утро, — сладко потягиваясь, промяукала та.

— Поднимайтесь. Пора выезжать. Через час доедем до Дойона. Сегодня нужно объехать лес… Хорошо бы засветло добраться до Торнера — это маленький городок, уже почти на границе с Шампанью.

— Мы там задержимся?

— Нет. Мне хотелось бы как можно ближе подъехать к Сен. Хорошо бы, конечно, сегодня, но… Горы, к счастью, остались позади, но вы устали.

— Я не встану, Арель.

— Можем вернуться.

— А это — нечестно. Скажите, а вы совсем не устаете?

— Я умею отдыхать.

— Научите меня?

— Это требует практики, у нас слишком мало времени.

— Ну да, это только в книжках быстро кошки родятся…

— Впрочем… лягте на спину. Постарайтесь расслабиться — словно бы осмотрите свое тело и постарайтесь снять любое напряжение. А потом — расслабьте мышцы глаз. Это самое важное — вы расслабите их, и почувствуете, что можно еще немного, и еще… И в какой-то момент — заснете. К сожалению, это все, чему вы можете успеть научиться за столь короткий срок.

— А где вы этому научились?

— В Новом Свете.

— Вы были в Америке?

Арель некоторое время смотрел на нее, потом с улыбкой спросил:

— А вы знаете, что Николя — вице-король Америки?

Лорианна, дотягивавшая последние минутки перед тем, как придется напрячь мышцы и все-таки встать, резко поднялась.

— Николя — кто???

— Его отец основал Компанию Американских островов, акции которой после его смерти, разумеется, перешли к Николя, который пошел дальше — в 1656 году начал создавать флот, — после того, как утихли последние залпы Фронды, и Мазарини дал добро на отложенные планы создания морской империи…

— Это то, что делал еще Франсуа Фуке по настоянию Ришелье — это ведь амбиции Ришелье распространялись так далеко?

— Вполне логично — береговая линия королевства столь велика, что глупо не использовать ее возможности!

— Но почему не делалось этого раньше?

— У Испании и Англии очень сильный флот, не забывайте и о пиратских кораблях. Средиземное море и выходы канала всегда курировались очень тщательно, а у Франции не было ни достойных кораблей, чтобы дать ответ, ни даже верфей, чтобы их построить, не было. Когда по настоянию Ришелье Франсуа Фуке изучил, в каком состоянии находятся морские дела страны, — любой другой пришел бы в ужас, но господин Фуке лишь разработал план и приложил все усилия, дабы Франция все-таки заняла свое место среди морских держав. Индия, Мадагаскар, страны Карибского бассейна, Америка… Амбиции кардинала вполне могли воплотиться в реальность — и даже начали воплощаться.

— Потом?

— Потом была война и Фронда, но дела потихоньку шли, строились верфи, в Голландии закупались корабли…

— А люди? Ну, участвовал в этом кто-нибудь еще, кого я могу знать?

— Не знаю… Вы слышали об Исааке де Па, маркизе де Фекьере? Сыне Манасса де Фекьера, известного дипломата и полководца? Исаак женат на Анне-Луизе де Грамонн, сводной сестре Антуана III де Грамонна, отца Армана де Гиша…

— Графа де Гиша?

— Да.

— Сводная сестра?

— У них один отец, но матери разные.

— Ну вот как-то де Гиш мне ближе и знакомее… Де Гиш, скажем, сын маршала де Грамонна, или вот маршал дю Плесси-Бельер, сын Сюзанны дю Плесси-Бельер.

— Вы удивитесь, но он тоже принимал участие в морских планах…

— А Сюзанна замужем? — Лорианну не интересовали больше морские истории и ни военные, ни торговые корабли. Понятно было, что незаметно от Людовика и Кольбера вряд ли мог Фуке так вот открыто расширять свою власть за океан — значит, тут будут замешаны люди, тайны, деньги и всяческая непростая терминология, а ей это неинтересно, поскольку непонятно, ей интересно про понятное.

— Ее муж, генерал, Жак де Руж, умер в 1654 году.

— Сколько ей лет?

— Ох, Лорианна, — граф улыбнулся. — Чуть за пятьдесят.

«Чуть за пятьдесят? Выходит, она старше Николя? Ну и о какой любви тут может идти речь, они же уже совсем старики! Фуке сейчас должно быть… Он родился в пятнадцатом, значит, ему должно быть сорок шесть… Ох, так и Арелю сорок шесть? Он же мог быть мне отцом! Ну а, собственно, я так и отношусь к нему — как к старшему, мудрому… Бр-р-р, хорошо, что он не мой ровесник, у тех одни глупости на уме!».

Лорианна не очень комфортно чувствовала себя со сверстниками, это правда. Люди постарше внушали ей больше уважения — с ними было о чем поговорить, они не позволяли себе дурацких шуточек, и свойственна им была, как правило, некая мудрая покровительственность, в которой так порой нуждаются молоденькие девочки. Хотя, впрочем… Почему только молоденькие?

— И даже сейчас Николя занимается морскими делами? А Бель-Иль, — остров, который он купил, где рассчитывал укрыться в случае опасности, где стоят его корабли, — Бель-Иль тоже в этом участвует? — про любовь ей говорить, оказывается, было неуютно.

— С Бель-Илем все не так просто — о том, что там происходит, стало известно Его Величеству, и теперь на него уже нельзя рассчитывать в полной мере, хотя гарнизон верен господину Фуке, и действительно эта крепость достаточно надежная защита на случай опалы… Но Николя укреплял ее, опасаясь козней кардинала, я не думаю, что он захочет использовать ее против короля. Между служением короне и кардиналу есть разница.

— Послушайте, а вы не боитесь мне все это так вот рассказывать? Вы ведь меня совсем не знаете? — спросила вдруг Лорианна.

Граф некоторое время разглядывал ее, и девушке стало чертовски неуютно — словно ее препарировали…

— Я не думаю, что вы расскажете это все кому-нибудь, — улыбнулся он наконец. — И потом, я не сообщаю вам ничего из того, что могло бы удивить врагов Николя. Не рассчитывайте на тайны, неизвестные и смертельно опасные, — он рассмеялся. — Но если ваше любопытство вдруг безвозвратно удовлетворено…

— Нет-нет! — испуганно вскрикнула Лорианна, на мгновение и впрямь решив, что граф не будет с ней больше делиться такими неожиданными историями. — Я больше не буду… Право же. Простите меня… Я просто иногда думаю… Иногда…

— Хотите вина? — Арель поставил перед ней бутылку, которую держал в руках.

— Я просто не очень понимаю, зачем вы вообще потащили меня с собой. Могли бы ведь оставить в Версе, приказав слугам заботиться обо мне, кормить-поить и развлекать, а в назначенное время отвезти в положенное место. И проблем бы меньше было, и…

Граф с интересом посмотрел на нее, и Лорианна прикусила язычок.

— Как я сам не додумался! Что же вы молчали-то, а? Проблем без вас у меня точно было бы меньше, — рассмеялся он. — Впрочем, еще не поздно — хотите, найду вам провожатого, вернетесь в Версе… У вас тоже будет меньше проблем.

— Я…

— Поднимайтесь, пора.

Граф легко направился к лошадям.

«Вот кто тебя постоянно за язык-то тянет, а!» — в сердцах подумала Лорианна, и резко сделала несколько глотков из его бутылки.

Болело все. Не так, правда, как вчера — видимо, Арель действительно знал какие-то волшебные приемы, потому что, несмотря на боль, Лорианна смогла все-таки встать и даже доползти до лошади.

— Ничего, в седле будет легче, — рассмеялся граф и помог ей подняться. Действительно, едва Лорианна аккуратно разложила все, что от нее оставалось, в седле — боль отступила.

— Мы начнем двигаться, и со временем мышцы войдут в норму. Вечером опять будет немного неприятно, — усмехнулся Арель, — но… должен признать, вы хорошо держитесь!

А потом все снова слилось в бесконечный счастливый поток света и движения. Лье за лье, город за городом…

Днем они прервали скачку лишь чтобы поесть и сменить лошадей, и к ночи Лорианна устала так, что согласилась продолжить путь в карете — это было не столь быстро, как верхом, но и не так медленно, как спать. Граф раздобыл где-то экипаж, Лорианна как смогла устроилась среди горы подушек, довольно неудобных, но ей было уже все равно. Она не уставала благодарить Бога за то, что ей ничего не нужно делать — просто сидеть, или вот лежать, или есть… Граф решал все вопросы сам — находил трактиры, менял лошадей, договаривался, выбирал дорогу, следил за направлением, искал места для отдыха, дрался, готовил еду… Она чувствовала себя просто мешком с… ну… ну, не важно. С одной стороны, его забота казалась очень приятной. С другой — понятное дело, ничего личного и никакой романтики — иначе-то никак, какой от Лорианны толк? Ей было и неудобно, и утомительно ощущать себя обузой, и в то же время она вроде сама ни на что не напрашивалась… Опять же, у графа все получалось так легко и естественно, что…

Лошади, совсем свежие, быстро несли карету в ночь… Амортизация соответствовала эпохе, подушки были жесткие — словом, молниеносно заснуть не получилось.

— Арель, я хотела спросить… Эти прекрасные лошади не похожи на обычных почтовых перекладных.

— О, это дела Николя.

— Что — организация подстав по всей стране?

— Нет, конечно, но есть несколько дорог, по которым можно передвигаться практически молниеносно. Если вам так любопытно — да, дорога от Версе до Парижа, а впрочем, в Париж за считанные часы можно добраться и из Нанта, и из Кале…

— Николя держит пути отступления для себя?

— Николя обеспечивает возможность максимально быстрого передвижения. А уж для чего это может понадобиться… Впрочем, до сих пор, к счастью, лишь для передачи сообщений. Кстати, это мы с вами наслаждаемся неспешной прогулкой, — Лорианна хмыкнула, — а гонец, высланный из Версе в Во, полагаю, давно уже тратит в Париже честно заработанные экю, прежде чем отправиться в обратный путь.

— И что, он сам вот…

— Ну зачем, для этого есть Гурвиль… Вы еще познакомитесь с ним. Пройдоха, но славный малый! Спите, Лорианна. Завтра мы должны, наконец, добраться до Во. Что-то мне подсказывает, что там со сном у вас могут возникнуть сложности, — Арель улыбнулся, вытянул ноги, опустил на лицо шляпу, и, судя по всему, сам никаких проблем со сном больше не испытывал.

***

Лорианна поднялась, подошла к лошади, нерешительно погладила рукой темную гриву и медленно, тяжело поднялась в седло. Сейчас на нее никто не смотрел, и она не пыталась изобразить легкий прыжок — тяжело навалилась на стремя, перед этим несколько раз неудачно подпрыгнув, и, наконец, едва затащила вторую ногу на седло. Так полежала минуту. Двигаться совсем не хотелось. Кобыла ей досталась сегодня более чем смирная — молча терпела все это, не двигаясь с места. Лежать было хорошо, но пора возвращаться. Последним усилием скорее воли, чем организма, девушка перекинула ногу, взяла стремена, села, но потом опустилась вперед, обняв руками шею лошади.

— Ты ведь довезешь меня домой, быстро и аккуратно, правда ведь? Мы с тобой одной крови, — прошептала она.

Здесь, теперь, на нее накатила усталость. Всего несколько дней — но как наполнены движением и событиями, эмоциями и воспоминаниями были они!

Лорианне словно бы хотелось заново все пережить. Она вернулась мыслями на дорогу к дому Фуке… Честно признаться, она плохо помнила завершающий этап — как добрались до Во. Помнила, что болело все, что могло и не могло болеть, парик везде мешал, у нее было какое-то совершенно… никакое состояние, хотелось только забраться уже куда-нибудь глубоко под волшебное одеяло, выпить волшебную таблетку и заснуть волшебным целительным сном на недельку. Но все это теперь в прошлом. Дважды — и в жизни, и в воспоминаниях.

Сейчас она вернется в замок и ляжет спать. А завтра — завтра начнет рассказ о том, что же происходило в Во… Это Арналю будет интересно. Там есть что рассказать, за что зацепиться.

Уютно устроившись в кровати после горячего душа, Лорианна прикрыла глаза, но сегодняшняя поездка к реке разбудила воспоминания и они так и лились медленным, легким дымком догорающего дня, плавно переходя в дивные цветные сны.

***

Благодаря тому, что за ночь они успели немало продвинуться, до Во оставалось теперь совсем немного, и Лорианна сломалась. Утром ее разбудил граф, помог вылезти из экипажа, подождал, пока девушка сможет стоять на затекших и категорически не желавших теперь слушаться ногах, но после завтрака настоял на том, чтобы сразу же отправиться в дальнейший путь. И вновь, разумеется, верхом.

— Граф, умоляю вас, давайте отдохнем хоть немного! — взмолилась она уже через пару часов.

— Мы совсем недавно отдыхали.

— Когда это было! Мы лишь позавтракали! Ну я же видела, вы взяли с собой еды… Давайте пообедаем сейчас, ну пожалуйста! И вы мне расскажете. Я на ходу очень плохо воспринимаю информацию — а мы с вами посидим, только полчасика! И вы мне расскажете что-нибудь очень интересное и полезное, правда ведь? Ну, скажем, расскажете мне о Фуке… Только что-нибудь человеческое. Ну, в смысле не про деньги и карьеру — а про жизнь. Про его семью, про жену, про детей, про…

— Про любовниц, — закончил за нее Арель.

— Говорят, он любил женщин.

— И кто говорит, интересно? Опять ваши историки?

— Ну… говорят, у него было много любовниц.

— О мой бог, Лорианна! Хорошо, видимо, нам действительно стоит поговорить… Пока вы не притащили весь этот мусор в Во-ле-Виконт.

Однако когда путники, пустив лошадей рысью, искали место для отдыха, разговор свернул совсем в иную сторону. Хотя и остался в рамках «о любви».

— Хорошо, Арель, я вам расскажу… Вот что я вам расскажу. Если это важно. Наверное, важно, раз подумалось. Я вообще к любви отношусь… Никак не отношусь. Я учусь в институте, — ну, в коллеже, — у меня есть друзья, но вся вот эта вот любовь, — она передернула плечами, — ерунда, короче. И шума вокруг этих вздохов на скамейке я совсем не понимаю. И… — Арель усмехнулся, но она продолжила — и… ну… ну, когда делают любовь… Словом, мне кажется, это редкая гадость. Вот. И иметь множество любовниц это отвратительно. Особенно для женатого человека. И Луизу де Лавальер мне совсем не жалко — когда набиваешься в любовницы к женатому королю, надо представлять, на что идешь!

— Как вы категоричны, мадмуазель. Вы никогда не любили?

— И не собираюсь. Ну… Хотя я читала, что в вашем времени это принято.

— Иметь множество любовниц?

— Ну, вот тот же король. Лавальер, скажем…

— Кстати, о Лавальер. Вы знаете, как начиналась вся эта история?

— Ну… Сначала у Людовика была неземная любовь к Марии Манчини — одной из племянниц кардинала Мазарини. Не помню, чем там дело закончилось… Кажется, он хотел на ней жениться, но важнее был мир с Испанией и ему пришлось согласиться на брак с Марией Терезией.

— Примерно так.

— А потом там что-то было с Генриеттой, но подробностей я тоже не знаю. Расскажите, Арель, расскажите!

— Проснулась страсть к дворцовым сплетням? Честно говоря, я не любитель…

— Арель… Дело же не в этом. Это для вас сплетни. А для меня — история. Я знаю этих людей только по картинкам в учебниках. Вы представить себе не можете, как интересно, когда они оживают от таких вот неформальных рассказов! Ну, что я знаю, скажем, о Генриетте? Что она — дочь Карла I и Генриетты Французской, что после прихода к власти Кромвеля и казни Карла ее матери пришлось бежать из Англии и искать спасения у французских родственников — и жила она тут долго и не особо счастливо именно как бедная родственница, никому не нужная, до тех пор, пока не умер Кромвель и на престол английский не взошел Карл II — сын Карла I и, соответственно, брат Генриетты. Вот тут все сразу вспомнили про могущественную страну и решили, что лучше невесты для младшего брата короля, Филиппа, не найти. И вот они и поженились… А еще я читала, что Филип… Ну… Гомо… как это… что он любит мужчин и у него есть миньоны, — она снова поморщилась.

— Боже мой… Где вы всего этого набрались, Лорианна! Ну то есть по смыслу-то правильно, но по интонациям… Это я упустил. Придется наверстывать. С чего начнем — с Филиппа или с Генриетты? Пожалуй, лучше с Месье. Слушайте же, моя прекрасная недотрога. Филипп Орлеанский — кстати, Орлеанским он стал лишь несколько месяцев назад, после того, как в феврале прошлого года умер его дядюшка, Гастон Орлеанский.

— Как его звали до этого?

— Герцогом Анжуйским. Так вот, Филипп был сызмальства воспитан в… излишне женственном духе. Наставник его, аббат Шуази, полжизни провел в женском обличии, принца с детства обряжали в женские платья, королева-мать любила наряжать младшего сына девочкой, звала «моя маленькая дочка» и приветствовала страсть фрейлин красить его лицо и укладывать волосы на женский манер…

— Я слышала, боясь покушений и прочего, всех малолетних наследников одевали девочками?

— В разумных пределах, моя дорогая. Но с Филиппом это было излишне. Людовик всегда рассматривался единственным претендентом на трон — и у Филиппа не было шансов. Анна и Мазарини с раннего детства сознательно воспитывали его… чересчур женственным, боясь, что он захочет составить конкуренцию брату, как это было уже с его дядей Гастоном. Он играл с девочками, невинности его лишил Филипп Манчини, герцог Неверский, племянник Мазарини.

— А кто была его первая женщина?

— Анна де Гонзага, фрейлина.

— Арель, есть что-нибудь, чего вы не знаете? — рассмеялась девушка.

— Я не знаю, зачем я все это вам рассказываю, — улыбнулся в ответ граф.

— С одной стороны это, конечно, позор — появляться на балах в дамском платье или откровенно кокетничать с миньонами, — продолжил он, немного помолчав, — но, с другой стороны, ему все это сходит с рук. Это его место и его роль. И его нужно не осуждать, а, скорее, жалеть. И, признаться, я рад, что он смог найти свою любовь…

— С Генриеттой?

— Нет, с графом де Гишем.

— Де Гиш — любовник Филиппа???

— Лорианна, мне казалось, вы увлекались историей. Я ошибался?

— Ну… как вы говорите — в разумных пределах. Нет, подробностей про де Гиша я не знала… Напротив, я слышала, что де Гиш очень любит женщин.

— Арман известный ловелас, это правда! Он чертовски красив, умен, обаятелен, смел, удачлив — почему нет? Но одно другому не мешает. Он, конечно, получает удовольствие от женщин, но до недавних пор любил Филиппа. Они очень подходили друг другу — изнеженная натура Месье и заносчивый, властный де Граммон. Им было хорошо вместе. Разумеется, королева-мать не одобряла этот союз, особенно когда при всем дворе де Гиш позволял себе по отношению к Филиппу вольности, которые со стороны могли выглядеть оскорбительно — хлопнуть его по заднице, пнуть или поцеловать… Время от времени его куда-нибудь отсылают — совсем недавно он вернулся из Польши, успел принять участие в Турецкой войне, и практически тут же, после большого скандала, — ну, собственно, публичного разрыва с Филиппом, — был сослан из Фонтенбло в Париж, — отец, маршал де Граммон, запретил ему появляться в королевском замке.

— И что, и Генриетта все это так вот терпит?

— Ни для кого не секрет, что это такой же политический брак, как и брак Людовика с Марией Терезией. Там речь шла о мире с Испанией, здесь — об укреплении связи с Англией… Что, опять-таки, помешало бы ей объединиться с Испанией. Генриетта — кстати, она седьмой ребенок в семье…

— У Марии Французской было семеро детей???

— Вообще-то девять, но двое умерли в младенчестве.

— Когда она только успела… Молчу-молчу!

— Генриетту мать привезла во Францию, когда той было два года — после казни Карла I. Девочка выросла при дворе, и наклонности Месье не были для нее тайной. И потом, принцесса привлекательна, умна, остроумна, став женой Филиппа и получив влияние — она очаровала весь двор! Ну и завоевала любовь короля… Недолгую, но страстную.

— И что потом?

— Потом? Потом эта страсть стала все более и более заметной. Как и беременность Марии Терезии. Генриетта не только жена Филиппа, она еще и его кузина — ее мать, Генриетта Мария Французская — младшая дочь Генриха IV и Марии Медичи, девочка родилась за полгода до убийства отца.

— Помню-помню, Генриха заколол фанатик Равальяк на улице Медников! Знаете, это мой любимый из французских королей. Может быть потому, что он не был просто потомственным наследником… Но как много он сделал для Франции!

— Особенно для ее женской половины.

— Гм. Так что Генриетта и Людовик?

— Королева-мать имела достаточно серьезную беседу с сыном, а для разговора с Генриеттой выбрала посредницей мадам де Мотвиль. И тогда решено было притвориться, что у Его Величества роман вовсе не с принцессой, а с одной из ее фрейлин…

— Мадам де Мотвиль?

— Да. Ее мать была личным секретарем и подругой королевы Анны, испанкой, — а Ришелье не нравились испанские связи королевы, и он отослал их в Нормандию. Там восемнадцатилетнюю девочку выдали замуж за восьмидесятилетнего Николя Лангло, который, к счастью для нее, через пару лет умер. Ну, а после смерти кардинала и Людовика XIII Анна вернула Франсуазу ко двору и сделала ее своей компаньонкой. Мадам де Мотвиль доказала свою преданность во времена Фронды, и… Что?

— А почему выбор пал именно на Лавальер?

— Не только на Лавальер. Всего их было три. Три фрейлины. Сначала выбор пал на мадмуазель де Пон, но той пришлось покинуть двор, чтобы вернуться в Париж — присматривать за дядюшкой. Следующей стала мадмуазель де Шемеро, и только потом Луиза. Упав в детстве с лошади, она прихрамывала, была достаточно незаметной, скромной, набожной, выросла в замке в Блуа, далеко от двора… Словом, идеальная ширма, никакой опасности не представляющая.

— А получилось наоборот.

— Получилось, как получилось.

— Говорят, де Гиш был в нее тоже влюблен?

Арель рассмеялся:

— Если верить всем сплетням о де Гише! Но да, он тоже не обошел ее своим вниманием, хотя, узнав о симпатии, проявляемой к мадмуазель Его Величеством, не только оставил свои притязания, но даже, по своему обыкновению, устроил очередной скандал, наговорив девушке кучу гадостей. Но тут все получилось наоборот — Арман воспылал страстью к Генриетте.

— Бедный Филипп! Они же выставили его на посмешище! Жена и любовник! С ума сойти…

— Ну, я бы так не сказал… Взгляните на это с другой стороны. Во-первых, Месье сам приложил немало усилий к тому, чтобы Арман и Генриетта понравились друг другу — ему хотелось, чтобы они подружились, ему важно было, чтобы жена смогла понравиться его любовнику.

— А во-вторых?

— А во-вторых? Посудите сами. При всем том соперничестве, которое существует между Людовиком и Филиппом, при всем его ревностном нежелании дать Филиппу подняться и преуспеть хоть в чем-нибудь в жизни… Король променял Генриетту на ее же фрейлину. Что делает принцесса? Находит замену Его Величеству — и какую! Бывшего любовника его младшего брата! Не думаю, что есть в нашем королевстве кто-то еще, кто мог бы стать более достойной кандидатурой для мести!

— Насколько же невероятно тут все запутанно! Все эти родственные связи… Генриетта и Людовик оказываются родственниками со всех сторон! Хотя… они ведь могут оказаться не настолько уж родственниками? Если, как говорят, Людовик не сын своего отца.

— Но только не в глазах двора.

— Подождите!

Лорианна замолчала, но удивительная догадка не давала ей теперь покоя. Когда-то через много-много лет Фуке окажется в далекой крепости в полной изоляции. Частично благодаря известным ему тайнам, а известно ему было чертовски много. Кстати, ведь после смерти очередного его камердинера, Эсташу Доже разрешено было прислуживать бывшему министру, а Эсташ Доже — один из главных кандидатов на роль Железной Маски, ему запрещены были даже разговоры с тюремщиками — лишь Сен-Мар, первое лицо Пиньероля, мог общаться с ним, и то на сугубо бытовые темы — касательно еды или белья… А прислуживать Фуке — значит, разговаривать с ним. Значит, Николя был посвящен и в эту тайну, не разгаданную, кстати, до сих пор! Но раз он был посвящен во все эти тайны, то…

— Николя может знать, кто настоящий отец Людовика XIV?

— Вы полагаете? И что говорят об этом ваши историки?

— Ну… Кто-то верит в единение короля и королевы и святую силу молитв… Кто-то намекает на причастность Мазарини… Или Франсуа де Вандома. Или… Вы ведь знаете? Я вижу, знаете!

— Лорианна… Есть вещи, которые вам не следует говорить мне…

— А…

— А есть вещи, которые мне не следует говорить вам.

— Ну и не надо, — легко согласилась девушка. — Хотя, конечно… Да ладно. А Фуке знает правду, да? Ну, хоть это-то вы можете мне сказать? Николя не может не знать…

— Какой же у вас длинный нос! Ну хорошо. Но, к сожалению, это не главное из того, что знает Николя. И хватит на этом! — оборвал он готовый было политься из нее, как из рога изобилия, шквал вопросов. — Поверьте, этого достаточно.

— Ну и… и ладно. Так Генриетта его не любит?

— Нет. Ну, по крайней мере, пока — нет.

— Ух, как все сложно. Очень хочется посмотреть на де Гиша.

— Не сомневайтесь, вы обязательно увидите его в Во.

— Вы говорили, отец отозвал его в Париж?

— Ему запрещено появляться в Фонтенбло. Но Во — не Фонтенбло.

— И там будет Генриетта, да?

Арель улыбнулся:

— Вы делаете успехи.

— Я только не понимаю все-таки: Филипп Орлеанский — хороший или плохой?

— Вы весь мир обязательно хотите разделить на белое и черное?

— А что, не получится?

— Попробуйте посмотреть на Филиппа обычными человеческими глазами. Не как на принца, а как на мальчишку… На младшего брата, которому навсегда уготовано быть номером два. Не только для королевства, но и для матери, которую он любит безумно. И для брата.

— Я не думала, что…

— Что он живой и настоящий? Вы привыкли считать его исторической личностью и героем романов? Не бывает хороших или плохих людей. Даже самые мерзкие люди порой способны на добрые поступки, и хорошие люди могут ошибиться или выйти из себя. Люди — такие, какие они есть. И то, что для одного подлость, для другого — подвиг. Или даже одно и то же событие в одно время будет считаться плохим, а в другое — хорошим. Мир, в большинстве своем, разноцветный, Лорианна.

— Тогда мне жаль Филиппа. Теперь жаль.

— Почему?

— Его очередным… фаворитом будет шевалье де Лоррен… Гадкая личность. Я понимаю, да, и тем не менее. И он не любит его — просто использует для своих целей. Ну, то есть — будет использовать. Хм… Я почему-то никогда не задумывалась, что здесь речь не только о дружбе, но и о постели… Бр-р-р! Нет, я не о том, что Филипп любит мужчин, — смутилась она под укоризненным взглядом Ареля. — Я о постели вообще. Ну, все эти занятия любовью… — они, наконец, выбрали место для отдыха и спешились. — Итальянская зараза, французский поцелуй… — пробормотала Лорианна.

— Французский поцелуй?

— Ну, да.

— Это как?

— Это ну… ну когда целуют… ну по-настоящему.

— Лорианна… а вы целовались когда-нибудь? — он внимательно смотрел на нее и вдруг рассмеялся:

— Боже мой, какое же вы дитя! Вы, право же, выбрали себе неверного спутника. Но, клянусь, я постараюсь держать себя в руках.

Арель снова рассмеялся и, перехватив у нее поводья, повел лошадей. Лорианна так и осталась стоять, глядя ему вслед. Она чужая в этом мире. И никогда не станет его частью… Они все такие взрослые… Такие чужие… Такие французские…

Почувствовав прожигающий спину взгляд, граф остановился. Усмехнувшись, он привязал лошадей к дереву, вернулся к спутнице и мягко коснулся губами ее губ. Лорианна не ответила. Он начал целовать ее — губы девушки оставались неподвижны, взгляд терялся за его спиной.

Арель ощутил приятное возбуждение. Он не мог предположить в этом распустившемся цветке такой невинности.

Лорианна не отвечала, но и не сопротивлялась. Казалось, она изучает свои чувства. Или она ничего не чувствовала? Пока еще ничего?

Арель вернулся к лошадям. Взгляд девушки снова обрел осмысленность. Ей почему-то стало очень стыдно.

— Простите.

— Это вы простите меня, мадмуазель. Я, право же, не должен был. Я не думал…

— Что все так плохо? И что вы думаете теперь?

— Что нам следует отдохнуть и продолжать путь, если мы хотим прибыть в Во вовремя, — ответил Арель и стал доставать из седельной сумки еду и вино.

— Я… в ваше время трудно долго оставаться девушкой, не так ли? Луиза де Лавальер слыла вызывающим удивление образчиком невинности и неискушенности — а ей всего шестнадцать!

— Боже мой, Лорианна. Я не ожидал, что это для вас так важно! Но, право же, мое мнение о вас не изменилось. Я по-прежнему отношусь к вам с величайшей нежностью, и… какой же вы ребенок!

Но взгляд ее был совсем не детский. Оторвавшись от раскладывания хлеба и мяса, де Версе подошел к ней, коснулся пальцами подбородка и неторопливо поцеловал. На этот раз он почувствовал робкое ответное движение. Тогда, отпустив осторожность, граф дал себе волю распробовать этот впервые раскрывающийся навстречу мужскому поцелую бутон юных губ. То было так необычно, так возбуждающе, — чувствовать, как его губы рождают доверие, как сначала неуверенно, но все понятливее и горячее становится ее ответ…

Неожиданно Арель резко отстранился.

— Что? — выдохнула Лорианна.

— Простите, мадмуазель… Простите, но я только что поклялся вам держать себя в руках. Похоже, однако, я себя несколько переоценил, больше я в этом не уверен. Как не уверен и в том, что вы, распробовав поцелуй, жаждете теперь лишиться невинности. Давайте, все-таки, поедим и продолжим путь. Осталось совсем немного.

***

За завтраком Арналь просил Лорианну вернуться к прерванной вчера истории. Речь, вроде бы, шла о Фуке?


Фуке. Да, они тогда много говорили о Фуке. И о тех, разумеется, кто его окружает. Но на этот раз Арель оставил всю политическую часть в стороне и рассказывал о Николя, как о хорошем друге, — о его жизни, пристрастиях, друзьях и женщинах.


— Арналь, прежде чем я продолжу, мне бы хотелось понять, как вы сами относитесь к господину министру, — начала Лорианна.

— Пожалуй, я не так влюблен в него, как вы, но тем не менее при всем моем желании оставаться, как историк, беспристрастным, — это тот нечастый случай, когда мои симпатии на его стороне.

— Тогда хорошо.

— Если бы не так, вы не стали бы рассказывать?

— А вы зря смеетесь. Я, признаться, не очень понимаю такой своей привязанности к господину суперинтенданту… Он восхищает меня. Мне его жаль. И я безумно счастлива, что мне повезло знать его лично. Он, все-таки, что бы там ни говорили, — невероятный человек! И это очень хорошо видно по его окружению. Если «свита делает короля», то Фуке — больше, чем король! Ну, посудите же сами.

Во-первых — его мать, удивительная женщина! И как ее хватало на все — и благотворительность, и эксперименты с лекарствами, и воспитание детей, и общественная жизнь! И какое прекрасное воспитание смогла она ему дать — научить самому главному. Быть добрым и смелым. Жена, Мари-Мадлен. Она ведь была намного младше Николя — что мешало ей занять «должность» госпожи интендантши, сидеть дома и растить детей? Но нет же — она учится, она стремится стать его другом! Прислушивается к его словам и советам, учится писать стихи и рисовать, активно участвует в жизни салонов, собраниях поэтов — даже назначает им задания и следит за выплатами пенсий! Она становится достойной его — они прекрасная команда! Про мадам дю Плесси-Бельер даже говорить не стоит. А мадам де Скюдери? А мадам де Севинье? Корнель, Расин, Мольер, Лафонтен, Менаж, ой, да не перечислить всех! Знаете, есть такая присказка — скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. И ведь они оказались настоящими друзьями — они поддерживали его во время суда, они распространяли листовки и его послания — помните ведь, Мари-Мадлен даже прятала печатный станок в своем доме, а потом в доме родителей — когда тот, первый, был обнаружен! Некоторые из них угодили за решетку, иные лишились пенсий, но все, все они были рядом в трудную минуту, а не бежали с тонущего корабля! И это тоже дорогого стоит — и это тоже многое говорит о Фуке!

И король… Если он и завидовал его деньгам — то это далеко не на первом месте. Он завидовал тому, как легко и красиво у Николя получалось… Тогда, на обеде в Во, королева-мать спросила о диковинном фрукте, и Фуке ответил, что сам не знает его названия. А ведь фрукты все были из его оранжереи, и он сам занимался их отбором и выращивал их! Людовик завидовал тому, как любила Николя его жена. Как относились к нему друзья, как… У Николя была непростая жизнь. Ему через многое пришлось пройти, многое понять, многому научиться… Это Людовику во времена Фронды было лишь десять и он прятался с матерью. А Николя было тридцать пять, и он… Словом, если посмотреть на его друзей и на его врагов — то становится отчетливо видно, что за человек был Николя Фуке!

Обсуждая Николя, они говорили о нем, словно о старом друге. Лорианне приятно было так вот сидеть и беседовать с кем-то, кто понимал — понимал ее чувства и понимал ее истории. Столько лет она была лишена этого! Почему, почему же не приехала сюда раньше? Впрочем… Все происходит именно тогда, когда должно произойти, не правда ли?

Часть 3. Чудеса замка Во

Далеко за полдень всадники добрались, наконец, до длинной аллеи, ведущей в Во. Как почуявшая воду лошадь, Лорианна, вся во власти эйфории последнего рывка, пришпорила своего коня — еще немного, и можно будет скатиться с его мокрой спины, с этого жесткого седла, упасть на траву и не вставать никогда-никогда!!!

Замок похож был на растревоженный муравейник. Завтра прибывал король, и множество рабочих, занятых последними лихорадочными приготовлениями, не обращали на путников никакого внимания. Граф схватил за рукав человека, пробегавшего мимо с огромной корзиной — тот бросил корзину, и, как пчела, врезавшаяся в ствол дерева, подхватив под уздцы обеих лошадей, так же быстро направился к конюшням.

Арель легко вбежал по лестнице в дом, а Лорианна обессиленно опустилась на ступеньки и ни за что на свете не сдвинулась бы сегодня с места, если бы не… любопытство. Впрочем, даже оно проявилось не сразу.

Было безумно жарко, душно, — девушка устала от скачки, она облокотилась о парапет и просидела так довольно долго — до самого возвращения графа, благо здесь, в тени, на нее никто не обращал внимания.

Де Версе вернулся довольно скоро. Сопровождавший его Фуке чувствовал себя неважно — министра уже несколько дней сжигала лихорадка, но суперинтендант не мог сейчас позволить себе отдых.

Месяц назад Людовик объявил о своем желании посетить Во — и с тех пор жизнь здесь не замирала ни на секунду, за месяц было сделано невозможное. Завершение строительства, последние штрихи в и без того идеальном рисунке парков, фонтаны и фейерверки, — все это, казалось, требовало еще так много усилий и доработок! Роспись потолков, обивка стен… А мебель! Замок совершенно не был готов к приему короля еще месяц назад — теперь же он сверкал великолепием! Все лучшее из имения в Сен-Манде и парижского дома было свезено сюда в рекордные сроки, повозки текли рекой — все, от посуды до продуктов, от белья до гобеленов — все было привезено, разложено, развешано, расставлено… Во представлял собой само совершенство! Которому, как известно, все-таки нет предела, поэтому Фуке метался по замку — помогал, подталкивал, спрашивал, вдохновлял, спорил, убеждал, — словом… Дирижировал.

Увидев приближающихся к ней мужчин, Лорианна поднялась, тяжело опираясь о парапет. Посидеть после такой скачки было не самым умным решением. Ноги не слушались. По мере возможности, она улыбнулась и кивнула — что должно было, видимо, означать реверанс. Впрочем, суперинтенданту было не до расшаркиваний. Ему самому изящный поклон дался с усилием, так что с вежливой стороной знакомства было быстро покончено.

Видимо, Арель успел многое рассказать Фуке, потому что тот ничем не выдал своего удивления.

— Я счастлив принять вас в моем доме, мадмуазель!

— Это я невероятно счастлива возможности находиться здесь. О боже, прошу извинить мне мой вид, и…

— Полноте, мадмуазель! Вы прекрасны и в мужском костюме, а дорожная пыль превращается в звездную, касаясь вас!

«Мне его не переговорить. Никогда», — подумала Лорианна.

Она внимательно, совершенно не стесняясь, рассматривала его. Министр был почти таким, каким девушка его себе и представляла — каким видела на портретах. Только более усталым. Тонкое привлекательное лицо, — и тоненькие усики над красивыми губами не портили его, — обрамляли длинные каштановые волосы. Большие глубокие глаза смотрели внимательно и немного грустно, но улыбка была мягкой и… теперь она поняла смысл «той самой» улыбки Фуке.

Ноги немного отпустило, и Лорианна осилила реверанс, гораздо более подобающий ситуации. Правда, это заставило господина Фуке склониться в ответном поклоне, и девушка тут же пожалела о своей оплошности.

— Вы, вероятно, устали с дороги? — любезно улыбнулся хозяин. — Я уже отдал все надлежащие распоряжения, вам с графом стоит отдохнуть, так что с вашего позволения передаю вас в надежные руки моего секретаря, господина Пелиссона, а мне позвольте откланяться, я, право, совершенно сбиваюсь с ног!

На этом министр, действительно, поклонился, — Лорианне очень захотелось поддержать его под локоть, в какой-то момент ей показалось, что Фуке едва держится на ногах, и вот-вот… Но он легко выпрямился, взмахом руки подозвал стоявшего все это время чуть поодаль секретаря, и торопливо направился к дому.


Пелиссон оказался прекрасным проводником и рассказчиком. Надо ли говорить, что Лорианна начисто забыла, куда шла, едва нога ее коснулась пола Во-Ле-Виконта! Перепачканный краской Лебрен, невероятные ароматы цветов, слуги, торопливо расставляющие, переносящие, укрепляющие…

Двери были раскрыты, и из вестибюля Лорианна, разглядывая потолки, перешла в Овальный зал — такой огромный! Такой огромный не только за счет размера, но и из-за своей необычной для того времени овальной формы, высокого купольного потолка, светлого мрамора и света, — солнечного света, заливающего его сквозь высокие двери и окна!


Впрочем, упоминание господином секретарем обещанного рая с отдыхом и переодеванием вернуло ее на землю. Есть не хотелось, а вот смыть пусть и звездную пыль и принять приличествующее случаю обличие — вот это да, этого хотелось очень.

— Арель, а откуда он возьмет платье?

— Кто, Фуке? — рассмеялся ее спутник так, что пара проверявших гобелены слуг испуганно выскочили из зала. — Дорогая моя, у Фуке есть все. Не переживайте, никто не заставит вас носить обноски, и гардероб прелестной Мари-Мадлен тоже не пострадает. Лорианна, не надо цепляться к мелочам, право же! Наслаждайтесь, просто наслаждайтесь жизнью — как есть! Что-то произошло? Поблагодарите и идите дальше. Вы не можете оставаться в таком виде. У нашего любезного хозяина достаточно одежды. Все, забудьте об этом!

Хорошо. Попробуем. Сначала — переодеться. Платье. Потом полежать десять минут — и ужин. Это уже похоже на план!

Впрочем, планы составляются именно для того, чтобы их нарушать, не так ли? Поэтому вместо ужина у нее состоялся очередной сеанс волшебного массажа. На этот раз, правда, господин граф использовал какие-то чудесные мази из склянок, подписанных на латыни четким, уверенным почерком, которые вкупе с магией его умелых рук быстро вернули девушку к жизни. Теперь, когда она снова могла управлять своими ногами, ей не терпелось быстро-быстро побежать осматривать все вокруг. Завтра будет не до того.

— Мы можем попросить у господина Фуке легкую двухместную коляску — или как там это называется? Я видела, он заказал несколько! Завтра они будут заняты королем и королевой- матерью, а сегодня кроме меня на них никто не претендует. Ну и потом, я не буду путаться у вас под ногами здесь, в доме! Ну… Некоторое время. Вы ведь понимаете, граф, не буду я валяться в постели! Вечером лягу спать пораньше, вот честное слово!

К удивлению ее граф не возражал — не глядя на девушку, он тщательно вытер руки о салфетку, согласно кивнул и быстро вышел из комнаты.

***

— Вы знаете, Арналь… Это совершенно необыкновенное чувство! Гулять по только что отстроенному замку! Не по замку трехсотлетней давности, нет, не по отреставрированному недавно — по только что отстроенному! По замку, полному настоящих шедевров искусства — не копий с хранящихся в музеях или запасниках оригиналов, нет — настоящих шедевров!!! Из коих некоторые только недавно были написаны! Видеть настоящего, живого Лебрена, видеть портрет Луизы де Лавальер — не в музее, не в книжке — видеть ДО того еще, как сам король сможет его лицезреть! В этом есть своя магия. Это… это что-то совершенно невероятное, поверьте мне!


…Никто не мешал ей, и Лорианна с удовольствием любовалась домом. Вдыхала запахи, наслаждалась росписью и лепниной, пересидела на всех креслах и перетрогала все гобелены — еще совсем новые, шероховатые…

Королевская спальня. Ни души. Какое богатство, какое убранство! Золото, золото, какая лепнина на потолке — скульптуры, как живые, а роспись!!! И опять все голые. Ну почти. Что же за мода такая… Лорианна смущенно опустила взгляд. Кровать. Роскошно застланная, хоть маленькая и на вид довольно жесткая… Она не она будет, если не попрыгает на королевской кровати! Ну, все равно ведь Людовик не станет на ней спать.

Не то чтобы напрыгавшись всласть, скорее, удовлетворив любопытство, с бешено бьющимся сердцем, пыталась Лорианна вернуть все, «как было», когда вошла пара горничных.

— Я заметила, что сбилось покрывало, — сдерживая дыхание и смех, выдавила девушка, — у вас, безусловно, лучше получится его поправить, — и она выскользнула из комнаты, забыв о ступеньке перед кроватью и едва не врезавшись в столик…


— Вы же, кажется, собирались кататься по парку?

— Ну и по парку тоже, да.

Лорианна надолго замолчала.

— Вы знаете, так приятно и здорово вспоминать все это… Не вспоминать даже — рассказывать. Обсуждать… Все становится таким живым снова… Дома я считала, что многое знаю о Франции и ее истории… Как оказалось, я не знала о ней почти ничего. Эпоха Ришелье мне была знакома гораздо лучше. Генрих III, Генрих IV… О том времени, в которое я попала, мне было известно гораздо меньше, какие-то отрывки из обрывков. Правда, как видите, и того, что было известно, в некотором смысле оказалось достаточно.

— Вам не страшно было рассказывать Арелю о будущем Николя?

— Ха! Спрашиваете. Но знаете, что я подумала… Когда я вернулась домой, история ведь не изменилась… Фуке арестовали, когда арестовали, и все документы, и книги, и вещи — все осталось таким, как было… После моего возвращения из прошлого ничего не изменилось. Значит, если время и сдвинулось — оно сдвинулось именно тогда, в XVII веке — ДО нашего времени, и мои рассказы не могли изменить будущего, потому что будущее было именно таким — с учетом уже и моих рассказов тоже. А как было бы на самом деле, мы не знаем, потому что… Потому что того прошлого не было — значит, и не было вероятного за ним будущего… Я не знаю, как объяснить — я, признаться, не очень понимаю, как все это работает. Но единственное, что я понимаю — это то, что мое путешествие в Во было еще до моего рождения — то есть к тому моменту, как я отправилась в прошлое в XX веке — в XVII я там уже побывала… Понимаете?

— Думаю, да. То есть это не как в старом добром фильме «Назад в будущее» — когда герои, меняя что-то в прошлом, попадают в абсолютно новое будущее.

— Да. Это когда новое прошлое как бы уже учтено, что ли… Я не специалист в области путешествий во времени, но как-то так мне все это видится. Поэтому я и считаю, что то, что произошло — и такой поздний арест Фуке, и такой долгий процесс, и то, что не было найдено никаких доказательств, кроме этого дурацкого плана, про который все забыли — плана с упоминанием Бель-Иля, написанного госпожой дю Плесси-Бельер еще во времена Фронды… И то, что не все участники оказались за решеткой… Словом — что все это произошло и благодаря моему вмешательству тоже. Как же я забыла об этом чертовом плане!

— Как же Николя о нем забыл!

— Ага, и про шкатулку забыл, да?

— Про шкатулку? А — ту, что найдена была в Сен-Манде после его ареста, с письмами влюбленных в него дам — от мадам де Валентинуа до мадам де Севинье, и…

— И вы считаете, все письма настоящие, да? Мадам де Валентинуа — сестра де Гиша, дочь маршала де Граммона, жена Гримальди — будущего короля Монако — она вот прямо забрасывала Фуке любовными записками, да? Откуда вообще взялась эта шкатулка? Вы ее сами лично видели? Где гарантии, что она не была подброшена — вместо вывезенных Кольбером оправдательных писем Мазарини? Где гарантии, что наравне с настоящими письмами она не содержала писем поддельных? Что она не была лишь оружием мести, необходимым для того, чтобы еще более очернить Николя? Там ведь встречались, насколько мне известно, такие имена, что разумнее всего было бы сжечь письма — но нет, король выставил их на всеобщее обозрение — зачем?

— Но…

— Вот сначала — зачем? — а потом уже все остальное. Личное дело каждого, но я не верю в ее подлинность, и не верю, что про нее забыли. Она-то точно там оказалась не случайно. А вот чертов план… Который в итоге оказался главным аргументом в обвинении в измене короне! Как же я забыла о нем! Или даже не знала… Ах, Арналь! Я в те времена гораздо больше интересовалась жизнью Фуке до середины 1661 года и мало знакома была с обстоятельствами ареста и всего, что за ним последовало — ну так, отрывочно. Это уже потом я… Я, наверное, влюбилась в него окончательно и безоговорочно именно после того, как узнала о суде и его поведении в крепости.

— И все-таки странно, почему он не воспользовался тем планом — как сам смог о нем забыть? Ведь было прописано все, буквально все — начиная с того, когда его семья должна «начать волноваться» и потребовать прислать Николя лекаря, и вплоть до того, кто из его друзей где и когда какое собирает войско! Он…

— Он не стал бы использовать его против короля. Я не могу объяснить — просто поверьте, в этом весь Фуке. Он мог защищаться от Мазарини — но не посмел бы пойти против короля. Никогда он этого не делал — хотя во времена Фронды ой сколько предоставлялось возможностей — и все-таки он был предан короне до конца, не раз рискуя не только собственной репутацией, но и жизнью! Да и… Вы же не хуже меня знаете историю. Даже если бы и воспользовался — бесполезно было все. Тогда ведь ему не пришлось симулировать болезнь — лихорадка была настоящей, смертельной — он чудом выжил, и то, сколько усилий потребовалось его врачу Пеке и камердинеру Лавале, чтобы добиться позволения разделить с хозяином заключение, а уж посыльные изгнанной в ссылку Мари-Мадлен и вообще были развернуты восвояси! О, арест был так тщательно подготовлен, так тонко спланирован… И то, что одновременно с Фуке арестованы были и Пелиссон, и Гурвиль, и многие из его друзей в Париже, а семья выслана, — только я так и не понимаю, зачем потребовалось разлучать Мари-Мадлен с детьми, вот же мерзость этот Кольбер! Беспредельная, неоправданная жестокость!

— Вы полагаете, это Кольбер?

— А кто??? Я не полагаю, я знаю. И это, кстати, лишнее доказательство личного предвзятого отношения к… Ай, что я вам говорю! А то вы сами не знаете? Моментально опечатали все имения, и бумаги — Кольбер вывез бумаги — куда? Их никто никогда больше не видел — что там было? Расписки и оправдательные письма Мазарини? Письма и векселя, которые Кольбер после использовал в своих интересах? И не он ли тогда же сам и подкинул бумаги в пресловутую шкатулку, которой воспользовался позже, чтобы раздуть скандал и обвинить придворных дам в… Вы не в курсе, почему там оказались такие странные письма? Для чего бы министру понадобилось хранить в отдельной шкатулке такой интересный набор — письмо мадам де Севинье касательно женитьбы племянника, и любовное письмо мадам де Менвиль, и записку святого отца о… Ой, да ну он просто сам собрал скандальных бумаг — а к настоящим подкинул подделок, главное было пожар разжечь, а там все средства были хороши! Письма добропорядочных женщин, коих наказывали и предупреждали быть осмотрительнее, — придавали убедительности подделкам. Фуке не так глуп — не стал бы он хранить весь этот компромат, да и кроме него ничего ведь не нашли? Не странно ли вам это?

— Ну, кроме того плана…

— Кроме того чертова плана. Арналь, вы действительно полагаете, что роль его столь велика? Я вас умоляю! И без него бы справились. Не нашли бы — подделали. Как письма в шкатулке. Не тот случай.

— Ну хорошо, Бог с ним, с планом. Что же было дальше?

— Я что-то так устала… Велик соблазн отмахнуться фразой «все есть в моих записях»… Но, знаете, мне самой приятно это рассказывать. Вспоминать. События прошлого выглядят как-то совсем иначе, когда я говорю с вами. Это все не кажется мне больше бредом моей воспаленной фантазии, ошибочно принятой за реальность… Это именно реальность.

Арналь предложил Лорианне перейти в зал, позвав Шенье и попросив принести кофе. Та благодарно улыбнулась и, кружась по комнате, начала рассказывать о красотах и тайнах Во.


Получив полное великодушнейшее разрешение господина суперинтенданта совать свой нос абсолютно везде, гостья с радостным энтузиазмом воспользовалась этой волшебной возможностью. Она видела скрытые механизмы, приводившие в движение волшебства парка, доехала до грота на другой стороне канала и пробежалась по траве до самого верха, рассмотрев по дороге все скульптуры, отдавая дань таланту Франсуа Жирардона и Франсуа Ангье, обследовала установки для фейерверков, созданные гением Торелли, она пересчитала все фонтаны и перенюхала все цветы… Только волшебных блюд господина Вателя не рискнула девушка попробовать — ее чутье на неприятности на сей раз твердо заявило, что сунься она на кухню, все очарование сказки может быть испорчено реакцией этого величайшего мастера, повара и управляющего. Ладно, не очень-то и хотелось — еду она отведает завтра. А сегодня… Ого, уже вечер! Хорошо бы найти Ареля.

У входа в дом Лорианна столкнулась с Гурвилем, и тот любезно предложить ей подняться к себе в комнату, тогда как сам он отправится на поиски графа.

Правда, дорога до комнаты заняла гораздо больше времени, чем Лорианна рассчитывала — сначала она не смогла отказать себе в любопытстве подняться наверх, внутрь венчавшего замок купола, где, восхищенно разглядывая хитрую геометрию балок и крепежей, чуть не подвернула ногу.

Не успела Лорианна, наконец, блаженно растянуться на кровати, как в дверь постучали. В комнату вошла очаровательная молодая женщина. Улыбнувшись, она представилась и поинтересовалась самочувствием гостьи. Жена хозяина Во-ле-Виконта, Мари-Мадлен де Кастиль, выглядела взволнованной и уставшей. Дамы быстро прониклись взаимной симпатией. Мари извинилась, что не имела возможности представиться гостье раньше и заверила ту в полнейшей готовности с радостью помочь ей в удовлетворении любопытства, голода, жажды… Впрочем, совершенно не навязывая своего общества. Лорианна же обрадовалась возможности поболтать с ней, поскольку… Господин де Версе был, безусловно, прекрасен, но за неделю она успела соскучиться и по женскому обществу вообще, и по отвлеченным беседам в частности.

Мадам Фуке с удовольствием рассказывала Лорианне о замке, гостях и затеях на завтра. Она предложила спуститься вниз, а упоминание имен госпожи де Совиньи и Сюзанны дю Плесси-Бельер окончательно вылечило усталость.

Лорианна с восхищением любовалась женщинами. Она наслаждалась их речью, естественностью, с которой те вели себя, носили платья и драгоценности, пили вино… Ее восхищала непринужденная грация и изящество — то, что самой ей даже не то чтобы давалось с большим трудом — не давалось вообще! Девушка моментально прониклась к ним искренней симпатией, хотя и чувствовала себя рядом песчинкой на мелководье.

Дамы были милы и тактичны, и хотя во взглядах их и проскальзывало порой неприкрытое любопытство, тем не менее вопросов не задавали и комментариев себе не позволяли.

«Ничего, они все это успеют обсудить после», — с некоторым сожалением подумала Лорианна. Именно теперь она поняла, что чужая в этом мире. Она никогда не научится так говорить, так смотреть, так двигаться… Но что самое в данный момент трагичное — не очень-то ей это и понадобится. Она здесь чужая. И она здесь ненадолго. Она здесь лишь гостья…

Проведя некоторое время с дамами, Лорианна поняла, что если немедленно не поднимется к себе, то уснет прямо здесь. Правда, мысль о том, что нужно встать, приковала ее к креслу намертво. Единственное, что придало ей сил — предложение сыграть в карты. Играть она не умела, безусловно, на то, чтобы учиться, не было ни сил, ни желания, ни времени — ну не в седле же, в самом деле! Но играть должна была уметь, все умели. А уж Мари-Мадлен-то заслуженно разделяла с графиней де Суассон титул лучших игроков, даже молодой Людовик отдавал предпочтение их азарту, живости, юмору перед всеми другими! Лорианна понимала, что при ее промахах сплетничать будут не столько о ней, сколько о графе де Версе, а потому перестала вежливо скрывать свою усталость.

Наблюдательная хозяйка любезно предложила гостье помощь слуг, кокетничать и церемониться Лорианна не стала — и под белы рученьки препровождена была в свою комнату. Раздеться или снять парик ей даже в голову не пришло! Впрочем, к этому времени уже прибыл экипаж графа с парой служанок и целым ворохом одежды, так что было, кому снять с нее сапоги и заботливо укрыть шелковой простыней.

«Шелк из Индии легко отличить, — засыпая, вспомнила она слова графа, — он пахнет специями».


Выспаться, несмотря на всю усталость и возбуждение — а может, как раз именно из-за них, — не удалось. Быстро заснув, Лорианна проснулась через час и некоторое время мучительно ворочалась с боку на бок, но в итоге сдалась и, стараясь не шуметь, отправилась на поиски графа. Это было теперь такое новое хобби — искать графа. Девушка понятия не имела, где его комната — в водовороте событий как-то даже забыла поинтересоваться такой мелочью, впрочем, чутье подсказывало, что там его все равно нет.

Тихонько спустившись по лестнице, она выскользнула в сад, где довольно долго бродила в поисках де Версе. Ей привиделась было тень, мелькнувшая у конюшен, но там его не оказалось. Дело шло к полуночи, и, несмотря на яркую луну, стало уже совсем темно. Бедняжка медленно спускалась вдоль ровно подстриженных кустов вниз, к формальному саду. Она уже обошла все, что освещалось факелами и огнями строителей и садовников, и теперь расширяла круг, все дальше и дальше отходя к темнеющим деревьям окружающего парк леса. Устав, наконец присела отдохнуть на спрятанную в ветвях небольшую скамью. Сколько прошло времени, она не знала, только в какой-то момент послышались приглушенные приближающиеся шаги, хотя разглядеть ничего было нельзя, и голоса:

— Они не выпустят корабли, — голос принадлежал графу.

— Ты уверен? — тихо спросил его Фуке.

— Абсолютно.

— Но ведь кроме голландцев есть еще…

— Есть, но на это нужно время. И чтобы построить новые верфи нужно время. Не беспокойся. Еще одно… бумаги.

— Они должны прийти в Сен-Манде. Забери их. Спрячь в любом из своих замков.

— Ты не хочешь, чтобы я их сжег?

— Нет. Я хочу, чтобы ты отдал их Мари-Мадлен. Потом… После всего. Когда-нибудь потом. Я предупрежу Вателя.

— Кстати, о Вателе. Скажи ему, что он всегда желанный гость в моем английском доме. Если он попадет за решетку, то не отделается так легко… Пусть отправляется в Оксфорд. Я отдам распоряжения.

Голландские корабли. В одном из своих замков. Ватель в Оксфорд… Она, конечно, знала, что сразу после ареста хозяина его гениальный управляющий исчез и все те десять лет, что прошли до его возвращения и поступления на службу Конде, скрывался сначала в Англии, потом… Но никогда не связывала этого с… Какую часть айсберга по имени де Версе, интересно, она видит? И что там еще, под водой — там, где он не только ее спутник, друг Фуке, — что там еще, внизу, скрыто от ее глаз?

Девушка поднялась и направилась им навстречу, — вовсе не собиралась же подслушивать и прятаться. Завидев ее, маркиз и граф замолчали и почтительно склонились.

Лучше бы метнули кинжал.

Она совсем-совсем чужая. Совсем. Она любит их! Она боготворит Фуке. Ей так хочется сбросить все эти условности и, как в своем времени, просто поболтать, посидеть за чашкой чая или пройти по замку и послушать интересные рассказы… Ему это зачем? Тем более — сейчас.

Арель… Ну хоть он мог бы… Мог бы что? Вот что? Кто она такая? Непонятная девица, нежданно-негаданно свалившаяся на его голову. Шанс, который подарила им с Николя судьба, — а они ой как умеют использовать шансы! И что, и все? Политический шанс?

Она чужая. Вместо того чтобы обрадоваться, обнять, рассказать, о чем они говорили — вежливые поклоны. Даже Арель, несмотря на то, что легко обходился на протяжении их путешествия безо всяких там реверансов. Даже Фуке, несмотря на свою сжигающую лихорадку. И друг перед другом им не нужно делать лицо. Значит что, перед ней?

Она молча подхватила юбки и, глотая слезы, быстро помчалась прочь. Прочь, в темноту! Остановилась лишь, добежав до пересекавшего парк канала. Никто не следовал за ней. Конечно, кому она нужна! Вытирая глаза, упрямо уселась на землю и сладко заревела, уткнувшись в юбки. Немного остыв, все еще шмыгая носом, Лорианна, наконец, дала себе труд оглядеться вокруг.

Луна была там, высоко над деревьями, над холмом, чуть правее грота. Почти полная луна, яркая. Ее молочный свет выбелил дорожки. Девушка повернула голову налево. Направо. Здесь тропа вдоль линии канала казалась ровнее и короче. Перейти по мостику на другой берег и подняться на холм, где позже найдет свое место статуя Геркулеса. Не так далеко. И высоко. Оттуда должно быть прекрасно видно замок. Просто посидеть в тишине, полюбоваться освещенным луной домом и подумать. Да.

Легкий шорох в траве ее совсем не беспокоил. Зайцы, ежи, белки? «Плямс!» И еще раз: «Плямс!» Девушка замерла. Она ничего не могла разглядеть в темноте. Тишина. Настороженно двинулась дальше. Снова тот же звук. По спине пополз неприятный холодок. В водах канала плескалось нечто, судя по звукам, размером с хорошего тюленя. Но вместо того, чтобы благоразумно вернуться, Лорианна, напротив, прибавила шаг и через несколько минут оказалась там, где по ее представлениям находился мостик.


Могла бы догадаться захватить с собой факел! Ну, почему до сих пор не изобрели фонарики?! А! Фонарик! Таймер!

Девушка радостно вытащила из маленького мешочка с веером таймер. Как она о нем забыла! Только… никакой информации о том, насколько хватает заряда батарейки, она не нашла. Может, у них там и не бывает уже никаких батареек? Или они вечные? Но проверять было страшно. Вдруг там и правда батарейка, она сядет, и что ей тогда, навсегда тут оставаться?

Лорианна решила воспользоваться фонариком таймера для того лишь, чтобы перебраться на другой берег. Так оказалось, впрочем, еще страшнее. Свет, — странный голубовато-сиреневый свет, — окрашивал деревянную дорожку и необычные перила, но вода вокруг стала теперь еще чернее, зловеще поблескивала…

Девушка быстро-быстро перебежала мостик и выключила таймер.

Вернуться домой. Или остаться здесь? Она никогда об этом не думала раньше. Но скоро это ведь должно будет произойти? Впрочем, о чем тут думать-то! Она чужая в этом мире. Для всех, вон даже для Ареля! Что уже говорить об остальных. «Плямс!». Не будет же он возиться с ней до конца своих дней. А сама она… Что будет здесь делать? Ни имени, ни денег, ни друзей, ничего нет у нее, чтобы прекрасно жить в этом столетии… «Плямс!». Да и надо честно признаться — одно дело приехать погостить, и совсем другое — жить постоянно! Каждый день жить с тем, чего сейчас можно просто не замечать: отсутствие привычных с детства вещей и порядка, комфорта, языка, родителей, друзей, работы, будущего… «Плямс, плямс!».

Лорианна добралась до грота. Луна не заглядывала так низко, и темные провалы пугали. Быстро-быстро, насколько позволяли легкие туфельки и тяжелое платье, взобралась она на холм и уселась в самом центре выбеленной луной лужайки.

В замке горели огни. Впрочем, и в парке тоже — приготовления к завтрашнему празднеству не останавливались ни на минуту. С удивлением Лорианна расслышала теперь крики, звуки лебедок, шум фонтанов…

Почему-то она подумала о Версале. Пройдет не так много времени и все те, кто сейчас вкладывают свою душу в создание совершенства Во, будут растрачивать талант на удовлетворение королевских амбиций. Девушка, знакомая с Версалем лишь по книжкам да фильмам, ненавидела дворец всей душой. Он вызывал у нее ассоциации с кремовым безе. Слишком — всего слишком. Король будет так спешить, дабы стереть из памяти тень великого интенданта, что не захочет ждать, он все заберет из Во-ле-Виконта, даже апельсиновые деревья из оранжереи… Да даже и вон те вон деревья, растущие вдоль канала и столь геометрически идеально распускающие свои ветви благодаря особой заботе Ленотра, — даже их прикажет король выкопать и пересадить в Версаль, только бы не ждать… Он жаждал подарить дворец Луизе — но, так и не дождавшись завершения строительства, Лавальер уедет в монастырь… Мадам де Монтеспан займет ее место — но и при ней Версаль не будет закончен, Людовик заставит придворных переехать в недостроенный еще замок — жить, теснясь в крошечных комнатках, а кого и вовсе поселит в соседней деревне! Тридцать лет… Строительство завершится лишь после смерти Николя…

При чем здесь Версаль? Какое ей дело до Версаля? Она не увидит его… Никогда.

Батареек хватит. Она здесь чужая. Все проходит — и это пройдет. Но это будет потом. А пока — ночь 16 августа, а завтра, 17, — один из самых ярких за всю французскую историю праздников.

Девушка скинула туфли и пересела, обхватив руками колени. В голове стало вдруг сказочно пусто. Лорианна смотрела туда, вниз, и совсем ни о чем не думала… В какой-то момент, когда уже достаточно рассвело, чтобы не бояться обратного пути вдоль канала, она поднялась и устало побрела к дому.


Жара не спадала даже ночью, и, проснувшись часов в восемь и чувствуя себя вовсе даже неплохо, Лорианна решила спуститься в сад, где приготовления к празднеству так ни на мгновение и не прекращались. Все вокруг были очень любезны, и поначалу она даже не вспоминала о графе, но в какой-то момент ей безумно захотелось его увидеть!

Где его искать, она вновь представления не имела. Где его комната — так и не знала…

***

— Вы нашли его?

— Ну разумеется нет. И понятия не имею, чем он занимался. Но позже, при встрече, он был серьезен, как всегда предупредителен и внимателен, ни слова не сказал о том, где был, ночного инцидента не вспоминал и в объяснения не пускался, а я, признаться, не настаивала. Мне, конечно, было любопытно, но… Я решила тогда для себя, что и остаток ночи он провел с господином Фуке, и дальше не думала. Может, он был с министром, может, он был с любовницей, — какая теперь разница. Арналь, вы хотите, чтобы я продолжала во всех подробностях? Праздник описан и облизан со всех сторон!

— Безусловно. Количество приглашенных, свечей, каскады фонтанов и французские лилии фейерверков можете опустить. Расскажите о себе. Где вы были, что видели, что вам понравилось — впрочем, это, видимо, глупый вопрос, — рассмеялся он.

— Да уж. Все понравилось. Хотя, возможно, из-за того, что мы приехали раньше и видели все эти приготовления — меня не покидало ощущение спектакля… Ненастоящести. Я не видела других праздников, но тот вечер в Во — он был совершенен. Совершенен и еще чуть-чуть, если вы понимаете, о чем я. Утром еще была суета, и последние штрихи, и крики, и казалось, все так и останется — недоставленным и недоделанным… Но нет, как только стало известно, что король выехал из Фонтенбло, — как по мановению волшебной палочки, взмаха руки, как ни банально это звучит, — все замерло, исчезло все лишнее — все преобразилось. Ума не приложу, когда, как, просто… просто испарилось, словно само собой! — она задумалась.

— На чем я остановилась… Приезд короля. Приезд Его Величества… Вы знаете, мне тогда показалось, что ни то, что было до, ни то, что было после, а именно вот этот вот самый миг стал… кульминацией и крахом карьеры Николя. Он стоял на верхней ступеньке у входа в самое совершенное творение своего времени… А король, — на пару ступеней ниже, — смотрел на него снизу вверх. Так продолжалось лишь несколько мгновений — несколько мгновений, прежде чем Фуке склонился в поклоне и его примеру последовали остальные, прежде чем он произнес короткую приветственную речь, и Людовик, — удивительно, как только он не взорвался тогда от распиравших его злобы и зависти! Или мне так только показалось? — Людовик молча прошел мимо…

Но это мгновение — именно это мгновение величия и расплаты. Несмотря на то, что приказ об аресте был уже подписан, несмотря на все козни Кольбера, — который и в этот момент словно наслаждался особым удовольствием от того, что может подтолкнуть соперника еще на один шаг к пропасти… Несмотря ни на то, что было, ни на то, что еще только будет… Мне показалось, что я услышала — громко и четко — как именно в этот момент хрустнула линия судьбы великого суперинтенданта… Он добился своего — стоило ли оно того?


— Мы стояли с Арелем достаточно далеко. Я, признаться, сгорала от любопытства, но граф вовсе не рвался в первый ряд, хоть Фуке и предложил ему присоединиться к ним. Мы дождались, пока все проследуют в дом, и неторопливо… До сих пор помню, как не просто было держаться на ногах, несмотря на все старания Ареля привести меня в чувство! Впрочем… Насчет танцев я еще не была уверена, но стоять уже вполне могла, особенно с поддержкой.

— Вы все так хорошо помните?

— Не все, но что-то помню… Неважно… — Лорианна замолчала надолго. — Я была очень-очень красивой тогда, — медленно произнесла она. — Отчетливо помню сборы и приготовления… Когда горничные закончили с моим туалетом, пришел граф — он принес такой небольшой, но очень тяжелый сундучок. Арель надел мне изумрудное ожерелье — совершенно потрясающей красоты. Вплетенные в волосы изумрудные нити… браслеты, кольца… В общем, как-то так совершенно было… необыкновенно, непривычно, и если раньше я все-таки была в полупоходном таком состоянии, то теперь… Хотя весило все это килограммов пять, не меньше. А меня с детства не приучали в таких доспехах держать осанку. Словом, было не просто. Но, видимо, то количество адреналина и прочих выделяемых шоковых гормонов счастья вполне компенсировало несовершенство человеческого организма. Арель много рассказывал. Арналь, все это есть в моих записях!

— Я хочу послушать вас, — улыбнулся граф.

— Ну, Арель рассказывал о Во. О том, как Фуке был восхищен работой Лево — тот создал совершенно необыкновенный замок Ранси, а кроме того как раз незадолго до их встречи завершил оформление нескольких частных домов на острове Сен-Луи. На самом деле, дело было даже не столько в том, что он уже создал, сколько в том, что он еще способен был создать — архитектор обладал огромным талантом, был невероятно гибок, стремился пробовать новое, искать… Словом, они прекрасно спелись с Фуке! На строительстве Ранси вместе с Лево работали Ленотр — волшебный создатель парков, и Лебрен — художник… На самом деле с Лебреном же все не так просто, ведь он, будучи учеником Николя Пуссена, с которым Фуке был дружен и близок…

— Говорят, именно его и хотел бы Фуке видеть в качестве художника?

— Да, только даже Фуке не смог уговорить его вернуться во Францию, тот с отвращением вспоминал свою прошлую поездку в Париж и ни за что не соглашался, никакими обещаниями не удалось его заманить… Пуссен остался в Италии, а Лебрен… Но, кстати, Лебрен так и… Арналь, вам действительно интересно? Я убеждена, что вы прекрасно знаете все это и без меня — с вашим доступом к историческим архивам… Честно говоря, я вообще не очень понимаю теперь, какая от меня польза. Я просто не вижу, что нового могу вам рассказать. Я могу рассказать вам об Ареле — о нем не сохранилось записей, это действительно что-то, что вам может быть интересно и чего вы не знаете, но подробности о том, как работали на строительстве Во Лево, Ленотр и Лебрен… Увольте! Хотя… Знаете, что я поняла тогда о Фуке? Он умел видеть и раскрывать в людях их потенциал. Лафонтен до встречи с ним был смотрителем королевских лесов, получая шестьсот ливров в год — Николя назначил ему пенсию в тысячу ливров лишь за то, что тот будет жить и писать. Пелиссон, Гурвиль… Архитекторы и художники… Он находил алмазы и в его огранке те раскрывались настоящими шедеврами! Людовик ведь ничего не создал сам — он лишь унаследовал империю Фуке, его людей, его идеи, его вещи… Фуке был гением. При всех своих недостатках — он был гением. И зависть короля абсолютно понятна… И тем более противна. Арналь, вы историк, вы читали и даже наверняка сами писали обо всем этом и знаете куда лучше меня! Вообще гордыня считать, что я могу пролить свет на тайны прошлого, — она грустно улыбнулась. — Когда я вспоминала про себя — мне казалось это интересно и важно, но теперь, рассказывая вам — я понимаю, насколько все субъективно и лишено какой-либо ценности… Ну, безусловно, кроме личной ценности воспоминаний… или фантазий.

— Хорошо, уговорили! Быть может, вы тогда просто опишете то, что видели сами, своими глазами?

— Арналь… Вам хочется послушать звук моего голоса? Уж что-что, а праздник в Во, как сейчас принято говорить, имел такой общественный резонанс, что уж так со всех сторон не единожды описан!

— Продолжайте, Лорианна… Пожалуйста.

Вздохнув, улыбнувшись, Лорианна стала подробно перечислять гостей, — всех, кого могла вспомнить. Она максимально детально описывала одежду, манеры, наиболее запомнившиеся фразы… С одной стороны, безусловно, прошло больше двадцати лет. С другой — она так часто вспоминала тот день… Арналь, конечно, все это знал, и тем не менее хотел выслушать все еще раз. Ему приятно было сидеть часами в обществе этой незнакомки, с которой, несмотря на ее акцент, они говорили на одном языке. Ему нравился звук ее голоса. Она казалась удивительно близкой, словно знакомой с детства — пожалуй, именно потому, что пусть и в разных странах, но по крайней мере последние двадцать пять лет их жизни двигались параллельно, и теперь они словно бы пересеклись… Тут он вспоминал, что параллельные прямые не пересекаются, и признавался себе, с удивлением признавался, что снова потерял нить истории, заслушавшись звуком ее голоса.

— Помню, как удивился Фуке, когда увидел меня в платье! Вот это было действительно смешно! И чертовски галантно. Все-таки он невероятно обаятельный человек и умеет нравиться…


— Добрый день, Николя! — Арель сделал вид, что не видел его давно.

— Вы и вправду считаете этот день добрым?

— Ну, теперь уже поздно считать…

Арель укоризненно посмотрел на Лорианну, но Фуке улыбнулся:

— Граф, где вы нашли этот алмаз?

— Вы разглядели мою алмазную сущность даже под этой изумрудной оберткой? — Арель больно сжал ей локоть. Фуке рассмеялся и направился к лестнице — последние проверки, приготовления, с минуты на минуту покажется королевский эскорт.

— Мадмуазель, прошу вас, придержите свой язычок.

— Это я от страха. Нет, ну правда… Я только сейчас поняла, во что ввязываюсь. Почему бы было не сделать меня служанкой, а? Вашей горничной? Ну, или если здесь — то любой служанкой господина Фуке?

— Об этом стоило подумать раньше.

— Ну ведь еще не поздно же? — жалобно проскулила девушка.

— Лорианна, — терпеливо прошептал в ответ граф, — не получится из вас хорошей служанки. Только хуже вышло бы. И потом, прислуга не разговаривает с придворными — и вы бы сгорели от любопытства. Хотя… Сделать вас немой — вот об этом точно стоило бы подумать!

Граф негромко усмехнулся, а Лорианна возмущенно фыркнула.

— На самом деле вам невероятно повезло. Это самый простой способ увидеть Его Величество и двор. Процедура представления ко двору очень непростая и неоднозначная, а уж с вашим отсутствием родословной и вовсе невозможная, — примирительно улыбнулся Арель. — Здесь, будучи гостьей господина Фуке, вы минуете все официальные двери. Только не забывайте, пожалуйста, что и воспринимать вас будут, как гостью господина Фуке, и ваши промахи бросят тень на него. Постарайтесь держать себя в руках.


— До меня вдруг дошло, что шутки действительно закончились. Если раньше я общалась в основном только с графом, и он всегда мог меня прикрыть, герои появлялись по одному и все они были… довольно позитивно ко мне расположены… в большинстве своем, то теперь начинался настоящий экзамен. Скучающий двор, жадный до новостей и скандалов, не преминет перемыть все внутренности новой пассии загадочного графа де Версе, которого никто никогда еще не видел с постоянной спутницей. Любое ее слово, движение, не говоря уже о многочисленных ошибках, будут облизаны со всех сторон. О-о…

— Страшно стало?

— Не то слово! Я только тогда осознала весь идиотизм своей идеи в полном масштабе! Ладно. Что дальше… Около шести часов прибыл, наконец, эскорт. Я рассматривала всадников. Одни великолепно держались в седлах, сливаясь с лошадью, кентавры — явно бывшие или действующие военные. Половина же придворных сидели расслабленно, как вялые груши. Короля сопровождал Шарль де Бац д’Артаньян, тогда еще капитан королевских мушкетеров…

— Воссозданной роты.

— Да, воссозданной роты. Кольбер — еще не первый министр. Они так и поднимались к замку, как ехали в каретах — Его Величество с братом, Месье Филиппом, королевой-матерью, графиней д’Арманьяк, герцогиней де Валентинуа и графиней де Гиш. Это мне Арель их имена называл, я же никого тогда еще не знала. Утомленная жизнью беременная Мария-Терезия осталась в Фонтенбло. Хотя мне кажется… ну, это к делу не относится, ладно. В конце концов, у Людовика с Луизой все было тогда еще в такой стадии, что им королева не мешала. Впрочем, она им, мне кажется, вообще не мешала. Вообще удивительно, как королевы ухитряются не мешать! Та же Екатерина Медичи — ведь как до брака Генрих III любил Диану де Пуатье, так и умирая он шептал ее имя, он носил всю жизнь печатку с их инициалами, она присутствовала при его коронации гораздо ближе, чем Екатерина, она… И королева им как-то не особо мешала. Она, конечно, свое взяла после того, как Генрих погиб на турнире, выгнав Диану и лишив ее всех привилегий, и тем не менее. Но вообще Диана потрясающая, должно быть, была женщина — она ведь почти на двадцать пять лет старше Генриха! И, кстати, получила титул графини де Валентинуа. Простите. Итак. Людовик.

— Каким он вам тогда показался, в первый раз?

— Людовик? Ну… Он не был еще Тем Самым монархом — на его лице, к тому же разгоряченном от езды, не было еще налета пыльного величия, оно было живым, расстроенным, раздраженным, любопытствующим… Впрочем, король быстро справился с эмоциями — он вообще мне показался тогда профессиональным лицемером. Ну хорошо, — умеющим скрывать свои чувства. Я не разглядела его толком там, на лестнице — лишь несколько позже, когда все уже собрались в доме и вовсю громко нахваливали… О, вот тут уже все прочие, кроме зависти и ревности, чувства, отступили у него на второй план.

— Вы же на второй план отступать не собирались?

— Скажем так — меня переполняли разные… эмоции, — рассмеялась Лорианна. — А еще я понимала и… и почему-то очень боялась… понимала, какой удар его ждал, когда Во проснется, и…


…Лакей принес несколько бокалов для собравшихся гостей и кубок для короля, который только сейчас заметил стоявшую в отдалении Лорианну. Та, откровенно глядя ему в глаза, взяла бокал, и чуть приподняв его («Ваше здоровье!») сделала глоток, на мгновение прикрыв глаза, и сразу же пожалела об этом. Взгляд короля из безразличного стал оценивающим. Девушка сделала еще глоток, изящно поставила бокал на поднос, поклонилась его величеству и заговорила с де Версе. И удивилась, что тот ответил ей, даже не скривив губ на такую откровенную непочтительность! Не сразу она сообразила, что де Версе стоял к королю лицом — и именно на него теперь был обращен взгляд монарха. Грозу предотвратил Фуке, представив Лорианну Его Величеству как графиню де Сен-Триан. Графиня подарила Людовику такой очаровательный взгляд, полный покорности и немого восхищения, что монарх невольно смягчился, не заметив усмешки в уголках губ де Версе. Король поцеловал девушке руку, и та почувствовала, что краска предательски заливает лицо. Граф поклонился Его Величеству — и поклон этот при всей его изящности был полон такой учтивости, но и достоинства, что король, вместо своеобычного кивка, поклонился ему в ответ, вызвав тем самым ответный поклон графа… Лорианна, дождавшись окончания этих взаимных расшаркиваний, вновь склонилась чуть не до земли, пока Его Величество вслед за господином министром и волнующимся Лебреном не отправились осматривать дом. Девушка смешалась с толпой, успев расслышать обрывок брошенной королем фразы: «Де Версе, который незрим, но присутствует».

Лорианна вновь вернулась мыслями к хозяину замка. Ей стало невыносимо жаль его! Она чувствовала, как устал господин Фуке. И не только физически — не только лихорадка и суета последнего месяца так вымотали его. Нет, за усталостью тела явно проступала усталость души. Было ли это от предчувствия падения, завидного постоянства которого не смогли оттеснить ни друзья, ни поэты, ни восхитительная жена, ни малыш, ни фрейлины, ни даже госпожа дю Плесси-Бельер?

Министр ни на шаг не отступал от Его Величества, не уставая показывать и рассказывать. Господин Лебрен помогал ему, подробнейшим образом описывая и поясняя смысл картин и, в частности, той самой росписи потолка, которая так взбесила Людовика… Это было в Салоне Муз.

Лебрен представил Его Величеству восхитительнейший шедевр: Благоразумие и Добродетель, под руководством Минервы, поднимают к небесам Верность. Клио, крылатая богиня истории, помогает им, а прекрасный Аполлон сдерживает страшных чудовищ, что стремятся им помешать…

— А как видите это вы? — оглянулся вдруг король на графиню де Сен-Триан.

— Я? — робко выдохнула Лорианна, но, окинув взглядом выжидающе смотревших на нее придворных и вспоминая вчерашние объяснения Лебрена, решилась:

— Минерва, рассудительная богиня Мудрости, почитаемая полководцами, покровительствующая поэтам и музыкантам, указывает Добродетели, Благоразумию и Истории путь вверх, к свету, дабы те могли поднять Верность над миром… Аполлон, сильный и прекрасный, сдерживает дракона… Я бы назвала его — Зависть. Зависть — самое страшное чудовище, ибо именно оно питает ядом сердца, открывая их для зла!

Конечно, трудно было удержаться от искушения прочесть картину как общее усилие всех вовлеченных в создание красоты, — прекрасной, вечной, — например, как этот замок. Фуке, — могущественная Минерва, Пелисон, столь уродливый в жизни и столь прекрасный в образе Аполлона, — так красива и величественна его душа, — и трое гениев, создавших Во… И недаром именно Клио держит ленту с девизом Фуке.

— Я вижу прекрасных муз, поднимающих к небу само совершенство, — склонилась в поклоне Лорианна.

— А где же здесь место для короля? — приподняв бровь, холодно поинтересовался Людовик.

«В учебнике истории», — подумала Лорианна, но и вслух стоило что-то сказать. Она переводила взгляд с Фуке на Ареля, и вдруг ее осенило. Выпрямившись и глядя Его Величеству прямо в глаза, девушка твердо произнесла:

— Король — это солнце, что выше всех, выше всех людей и забот, выше добра и зла, выше идеалов и красоты. И музы и богини несут само совершенство пред взгляд Его Величества. Король слишком ярок, дабы отражать его на этом полотне — свет его красоты, силы и власти затмит весь рисунок. Все меркнет пред Вашим Величеством.

И она склонилась, наконец, в реверансе.

Фуке кинул удивленный взгляд на де Версе, тот улыбнулся в ответ.

Король некоторое время разглядывал ее, потом молча проследовал дальше в окружении свиты, а королева Анна, проходя мимо, шепнула:

— А вы не так просты, милочка.

Девушка, однако, не рискнула подняться, пока не стих наконец шелест платьев.

«Знаете, Лорианна, — заметил ей позже Арель, — вы гораздо увереннее говорите то, во что не верите».

Буря, тем не менее, миновала… На этот раз.


Теперь Лорианне было не до того. Удовлетворив очередную порцию любопытства по поводу давно известных ей литературных персонажей, и не желая тащиться в конце толпы по дому, который она имела счастье подробненько рассмотреть вчера, включая описания и пояснения господина Лебрена исключительно для нее лично, ей срочно требовалось выбраться в сад, — найти самое удобное место. В отличие от остальных гостей, она-то точно знала, что будет дальше, и не хотела упустить ни капельки фонтанов, ни звездочки фейерверков… Подробно изучив вчера местную географию и расположение сюрпризов, она без труда нашла место, откуда было видно все-все настолько же хорошо, насколько плохо было видно короля. Почему-то ей совсем не хотелось с ним встречаться. Впрочем, довольно скоро ей наскучила роль пассивной зрительницы. Не удержавшись, она выбралась из своего укрытия и вернулась к выливающейся из дома свите придворных, среди которых на сей раз легко нашла графа. Проходя за спиной Его Величества, девушка успела расслышать обрывок его беседы с Кольбером:

— Какие фонтаны!

— Да, Ваше Величество, эти фонтаны обошлись мсье Фуке в баснословную сумму, как упоминается в моем отчете Вашему Величеству. Но даже если бы в казне были такие деньги, в парках Фонтенбло недостаточно воды для подобной роскоши и рядом нет каналов! — нашептывал шедший рядом Кольбер.

Каналов нет в Фонтенбло! Лорианна пожалела, что у нее нет рогатки — хорошо бы ему сейчас прямо вот в этот вот глаз засветить, камешков то под ногами полно!

Вместо этого, однако, она поклонилась де Версе, взяла протянутый ей бокал с вином и с благодарностью оперлась о руку графа.

Как напишет позже Лафонтен:

«Здесь на глазах у всех граниты расцвели

И повернулся бюст на каждом пьедестале»

И действительно, трудно подобрать слова, чтобы передать все прелести просыпающегося замка Во. Их Величества в сопровождении хозяев и окружении свиты вышли из овального зала и направились в сад. Что тут началось! Наверное, лишь языку эльфов подвластно описание райского волшебства: вспыхнувшие, заигравшие, засверкавшие всеми цветами радуги струи фонтанов, — столь редких в те времена фонтанов, равные которым появятся, пожалуй, только в Версале, — неустанно отражали и преломляли солнечный свет. Казалось, сам Зевс золотым дождем спустился в это царство неземной музыки и света! Нигде ранее не встречалось такого сочетания красоты, пышности и загадочности.

Даже зная, чего ожидать, не могла оторвать Лорианна взгляда от меняющих цвет стен воды, завораживающих каскадов, а чего стоил огромный извергающий дым кит, плывущий по глади канала!

Музыканты, искусно укрытые густыми ветвями, наполняли воздух нежнейшими мелодиями, которые, казалось, легким туманом окутывали гуляющих по аллеям парка гостей. Боже, а что за наряды были на приглашенных, как живо дополняли они красоты Во! Бриллианты дам отражались в до блеска отполированных парадных ножнах их спутников. А несметное число лент, бантов, подвесок! У Лорианны рябило в глазах.

Все вместе — люди, цветы, наряды, музыка, огни, фонтаны, запахи — все это рождало легкое, необъяснимое, незнакомое чувство, и хотелось раствориться здесь, остановить мгновение, но в то же время не верилось, что это реальность, — явь, — не сон… Все до последней мелочи, до передников служанок и маленьких собачек, казалось необходимыми фрагментами идеального ансамбля, словно созданного непревзойденной рукой мастера — так художники продумывают каждую деталь своей картины.

И тем не менее… Все это было, конечно, прекрасно, но напряженные дни, бешеная скачка, и такое невероятное обилие эмоций и переживаний сыграли свою роль. Пьянящий воздух и аромат музыки, блеск и почтение, — все смешалось, казалось, в бокале Лорианны, и закружилась голова, тело наполнила необычайная легкость, боль, наконец, отступила, да и отдохнуть она как-никак все-таки успела, — и весь мир вокруг — кружась и сверкая, стремился в вечность… Девушка крепче оперлась о руку графа.

Тот, знаком отпустив поднесшего пирожные слугу, предложил спутнице осмотреть парк. Почувствовав, как напряглись расслабившиеся было от долгого стояния на месте мышцы, Лорианне показалось, что легкий туман в голове рассеивается, сползает оцепенение, растворяется давшая было о себе знать усталость. Поставив бокал на поднос, она потерла пальцами кончики ушей, в который раз удивляясь, какой невероятный оживляющий эффект производит столь простое действие. Теперь она чувствовала себя несколько лучше и готова была последовать за своим кавалером.


Вспоминая теперь тот вечер, Лорианна все также не спеша, по порядку, продолжала перечислять, кого они встречали, кто и во что был одет, темы разговоров… В какой-то момент ей показалось, что Арналь вновь совершенно не слушает.

— Ну скучновато, да. Это все есть в моих записях, можно безболезненно пропустить…

Граф, словно очнувшись, взглянул на нее:

— Нет-нет, что вы! Я… я, признаться, вновь заслушался звуком вашего голоса. Продолжайте, пожалуйста.

— Арналь, вы лукавите. Может, вы давайте лучше спрашивайте сами? Если вам вдруг что-то особенно интересно?

— Вы все еще любите его?

— ?

— Простите… Простите, Лорианна, простите меня, я… я снова задаю этот дурацкий вопрос…

— Да нет, все в порядке, — она улыбнулась. — Возможно, я сочинила для себя эту любовь… Но мне кажется…

Арналь смотрел на нее, не отрываясь. Дыхание его стало глубже. Он смотрел на нее так, словно от ее слов зависело… А что, собственно, зависело?

Повисшая пауза, тем не мене, не тяготила. Они оба перевели взгляд на стоявшую на столе свечу — живой, мягкий, постоянно меняющийся огонь… Лорианна поймала себя на том, что ей интересно наблюдать за едва уловимым дыханием пламени.


…В этом огне она словно видела те, далекие, огни Во. Они шли с Арелем, который рассказывал разные забавные истории из жизни придворных, не уставая приветствовать проходивших мимо гостей — всех, казалось, граф знал здесь абсолютно всех! И, бесспорно, прекрасно осведомлен был обо всех интригах двора. На вопросительный взгляд девушки он лишь пожал плечами.

Поравнявшись с господином Фуке, беседовавшим с Его Величеством, Лорианна и Арель поклонились, Людовик кивнул, Фуке улыбнулся, поклонившись в ответ, и Лорианна подумала, что ей совершенно наплевать, как там все оно было на самом деле с этими деньгами. Ну пусть он достаточно вольно обращался с финансами — сейчас для нее не это было важно, и не интересно даже было разбираться, где правда, где нет — просто за несколько часов знакомства этот человек стал ей чем-то очень дорог, чего бы там ни говорили.

— Отдохните сегодня от всего этого, — прервал тогда Арель ее мысли.

— А вы видели, как королева Анна разговаривает с Мари-Мадлен? Словно с женой цирюльника! — духа противоречия еще никто не отменял.

— Вы так любите Фуке или не любите Кольбера?

— До наших дней дошла одна эпиграмма неизвестного автора:

«Здесь стал Кольбер добычею земли.

Жестокая болезнь его сразила.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.