Бесплатный фрагмент - Святой, или Петька бондарь

Глава 1. Клеймо

Шел 1788 год. Ровно год назад город Кефе был включен в состав Таврической губернии. После взятия русскими войсками турецкой резиденции Кефе в 1771 году через три года он был передан Крымскому ханству и в 1783 году вместе с ним присоединен к Российской империи. Но вот решился вопрос с образованием Таврической губернии, в состав которой вошла и бывшая турецкая резиденция. Город был совсем небольшой, даже, можно сказать, маленький. Напоминающий больше поселок, чем город. После взятия крепости во время Русско-турецкой войны многие местные жители покинули свои насиженные места. И только когда Кефе ввели в состав Таврической губернии, стали появляться первые смельчаки, которые решились перебраться на новое место жительства. В народе стали ходить слухи, что Кефе скоро получит свое древнее название — Феодосия. И вот, в этот самый Кефе и приехал искать свое счастье вольный вдовец по имени Никита с двумя несовершеннолетними сыновьями Петром и Иваном. Два шкодных подростка 13 и 14 лет уже на новом месте успели заработать нелестную репутацию. Сколько отец ни порол их розгой, не мог выбить из них тягу к хулиганству.

— Ох и накажет вас однажды Всевышний, если не образумитесь, — увещевал их отец. — Тут народ разношерстный, и каждый со своими правилами.

Но тринадцатилетний Петр и четырнадцатилетний Иван никак не хотели усваивать отцовские предостережения. Турки, греки, черкесы, русские, крымские татары и еще некоторые народности в малом количестве населяли эти места. И, соответственно, каждый по своему понимал уровень наказания за совершение тех или иных преступлений. А поскольку власть Российской империи еще не окрепла в этих местах в достаточной мере, то русские не спешили рубить под корень местные устои. Так и жил Никита со своими хлопцами, работал не покладая рук, мечтал, что заработает достаточно денег, чтобы дать детям какое-то образование. Но мечтам Никиты не суждено было сбыться, в одночасье в их дом пришла беда.

— Ведите их сюда, судить воров будем!

Толпа шумела, кричала и было видно, что кого-то тащат по пыльной улице их городка. Никита вышел из своего глинобитного домика, из таких домиков, собственно, и был построен Кеффе. Только мечети и крепостные стены были построены из камня. Услышав крики толпы и чьи-то рыдания, Никита остановил пробегающего мимо черкеса.

— А кого тащат, кого судить будут?

— Да, сыны твои, воры. Их и тащат, — ответил черкес и побежал дальше вслед за толпой. У Никиты от этих слов аж похолодело внутри. Он видел разьяренную толпу местных жителей и представил своих сыновей, совсем юнцов, в центре этих людей, ведущих их на суд. Никита, все бросив, побежал вслед за толпой. Внутри все сжалось от подступившего ужаса. Его кровиночки, его сыновья, кроме которых у него никого не осталось в этом мире, сейчас будут судимы за воровство по местным законам. И чем закончится суд — одному Богу известно. Никита бежал и никак не мог пробиться через обозленную толпу людей. Тут и татары, и турки, и русские, и греки, и черкесы. И каков будет приговор? Никита, казалось, даже поседел за время бега на суд. Судить будут старейшины общин, это однозначно. Но вот вроде толпа остановилась, и Никита наконец-то смог подойти ближе.

— Пожалуйста, пропустите меня, там мои дети, — просил Никита, пробираясь через толпу.

— Это, которые воры?

— Почему не следишь за ними? Приехали, так уважайте своих соседей!

Толпа кричала не умолкая, но вот Никита смог протиснуться внутрь толпы и увидел своих испуганных, зареванных и измазанных грязью двух оболтусов. Сердце отца готово было разорваться, но что он мог сделать, если его сыновья были пойманы за воровством? Только просить о милости и снисхождении. Вот пришли и старейшины общин.

— В чем обвиняют этих юнцов? — послышался голос одного из старейшин.

— Овец украли! — кричали обозленные люди.

— Двух овец унесли и зарезали!

— Их поймали, когда они шкуру снимали!

Толпа зло кричала, и стоял такой гвалт, что порой даже трудно было разобрать, что кричат. Старейшина поднял руку и ждал, когда толпа утихнет. Но вот жители замолчали, и старейшина задал всем вопрос:

— Доказательства, свидетели есть?

— Есть, мы свидетели. — Вышло несколько бородатых татар, неся туши зарезанных овец. — Вот туши, а вот их ножи.

— А я хозяин овец. — Вышел из толпы турок.

Никита смотрел на брошенные на землю туши и затем перевел взгляд на ножи, лежащие на земле рядом. А ножи-то его, личные. Все улики против его сыновей.

«Что делать? Как спасать?» — думал отец, сердце, казалось, готово выпрыгнуть из груди. Но сейчас не время для слабости, не время для слез или не время терять сознание. Надо следить за судом, чтобы вовремя что-то предпринять. Но что именно мог он сделать, Никита не имел представления.

— Уши им отрезать! — кричали из толпы.

— Ноздри вырвать, чтобы издалека было видно!

— Гвозди в пятки забить, чтоб не хаживали за чужим скотом! — От каждого предложения у отца холодело внутри.

— Нож! — потребовал старейшина. Ему тут же подали один из ножей, которым Петр с Иваном снимали с овцы шкуру. И кто-то из толпы поволок перепуганного и визжащего подростка к старейшине.

— НЕТ! — закричал Никита и, выбежав из толпы, упал на колени перед старейшинами. — Помилуйте, прошу вас, не губите детей, — рыдал отец, ударяя себя в грудь. — Я виноват, я не воспитал, меня накажите. — Так и стоял Никита на коленях и рыдал, страшась перед ужасной участью для своих сыновей.

— Помиловать воров?! — кричала толпа. — Чтоб они дальше воровали?!

— Поздно каяться, они не заслуживают милости! — слышалось из толпы. — Раньше думать надо было.

— Помилуйте, — рыдал Никита, — ведь милость не заслуживают, ее оказывают.

— Подождите. — Из толпы вышел русский уважаемый всеми старец. — Эти юнцы виновны в воровстве скота, спору нет. К тому же доказательства налицо. Но давайте немного изменим наказание. Вместо того чтобы отрезать уши, по сути, еще детям, поставим им клеймо на лоб в виде двух букв — СВ, что означает — скотский вор. По этим знакам их везде будут узнавать как воров скота. Ну а дальше пусть уже сами стараются заслужить прощение окружающих.

После этих слов установилась гробовая тишина. Даже Никита перестал рыдать, и только его шевелящиеся губы говорили о том, что он молится Отцу Небесному, прося Его именно об этом виде наказания.

— Клеймо сюда и огонь! — распорядился старейшина. Долго ждать не пришлось, принесли железное клеймо с буквами СВ и огонь. Когда уже клеймо было раскалено до красна и палач поднял его над Иваном, которого держали двое мужчин, Никита крикнул:

— Подождите, я ему палку в зубы вставлю. — Никита, схватив палку, подбежал к испуганному и обреченному отпрыску. — Сынок, зажми палку зубами и терпи. Это самое мягкое наказание.

Никита отошел от сына, пропуская палача, и закрыл глаза не в силах смотреть, как сыну выжигают клеймо на лбу, означающее «скотский вор». Только запах горелой кожи и приглушенное мычание сына свидетельствовали о том, что приговор приведен в исполнение. Следом за Иваном свое клеймо получил и Петр. Во время приведения приговора в действие Никита сжал челюсти так, что заскрипели зубы и седина, как снег, покрыла его голову. Так он болезненно перенес страдания сыновей.

«Но все же это лучше, чем отрезание ушей или другие варианты, предлагаемые местными жителями. А ожоги, полученные от раскаленного железа, со временем заживут. Вот только это клеймо теперь уже никто не сотрет. Этот знак будет сопровождать их всю оставшуюся жизнь. А они еще, по сути, и жить-то не начали», — думал поседевший отец. Долго проходили ожоги, и за это время сыновей Никиты будто подменили. Отец их не узнавал. С одной стороны, как отцу ему было жалко их, а с другой — он радовался, ибо видел, как этот суд повлиял на его отпрысков. Они стали ниже травы, тише воды.

«Еще не все потеряно, — думал Никита. — Глядишь, все же изменятся и своим горбом заслужат уважение жителей».

Но с этих пор здоровье Никиты было заметно подорвано.

Глава 2. Смерть отца

— Мальчики, — позвал ослабевший отец, — подойдите ко мне.

— Мы тут, отец, — подбежали два брата.

— У нас опять все закончилось, вы знаете, что я до сих пор не могу подняться, — лежа на своей кровати, говорил Никита, — надо вам идти поработать, иначе совсем худо будет.

— Отец, нас отовсюду гонят, — Иван надрывно отвечал отцу, — мы уже всех по нескольку раз обошли.

— Сынок, никто не обещал, что будет легко, — отвечал больной отец. — Вы сами настроили против себя соседей. Я не могу подняться, а кушать надо. Ходите, кланяйтесь, проситесь на любую работу. Кто-нибудь да смилуется.

— Отец, мы все сделаем, — нахмурив брови, отвечал Петр. — Мы пойдем и постараемся заработать.

— Бог вам в помощь, дети, — ответил Никита, наложив крестное знамение на своих сыновей.

— Ну и куда теперь? — грустно спросил Иван. — Мы уже столько домов прошли — и все бестолку.

— Вань, а пойдем вон к той тетеньке, — показал Петька в сторону женщины, ведущей своих коров через поле за городом. — Она иногда бывает добрая.

— Тетенька, здравствуйте, — обратился оробевший Петька к остановившейся женщине, — не прогоняйте нас, пожалуйста. Дайте нам любую работу, мы кушать хотим, отец болен, подняться не может. Все сделаем, честное слово.

— Ну что ж делать-то с вами? — защемило сердце у Екатерины, видя блеснувшие слезы в глазах мальчугана. — Идемте, придумаю что-нибудь.

Так и проработали братья у Екатерины целую неделю. Пасли коров, убирались в загонах для скота, таскали воду, собирали валежник, да и так — делали всякую мелочь. Все поручения, которые давала Екатерина, братья выполняли безропотно. Ну и заработали у нее молока, хлеба, яиц и масла. Все, что нужно, чтобы прокормить себя и отца какое-то время.

«Эх, горемычные мои, — думала про себя Екатерина, — ох и наделали дел. Сами себе жизнь поломали, а теперь страдают. А люди-то — тоже не лучше. Видят же, что исправляются ребята. Можно как-то и проявить сочувствие. Понятно, что виноваты, но вон как работают, стараются. Тем более отец болен. Уж могли бы и давать иногда работу. А честный труд всех исправляет». С той поры, как мальчишки получили себе клеймо воров скота, жизнь у них не заладилась. И так до этого отцу приходилось работать, чтоб хватало на еду и откладывать детям на образование. Но после того злополучного дня все пошло под откос. Отец слег и уже не мог подняться, с каждой следующей неделей он слабел и чувствовал приближающуюся смерть. Сынкам своим ничего пока не говорил, чтоб не пугать, а все старался наставления успеть дать. Деньги, что Никита откладывал на учебу, уже давно съели. Скоро пацанам придется самим думать о хлебе насущном.

— Сынки, подойдите ко мне, — и когда они подошли, Никита продолжил: — Не хотел пока вам говорить, но похоже время пришло. — Глядя на напрягшиеся лица своих сыновей, он продолжил: — Недолго мне осталось, скоро уже покину вас.

— Папка, не надо! — закричал Петька. — Куда мы одни без тебя?

— Не перебивай, сын, — строго посмотрел на Петра отец, — я не закончил. Если выздоровею — хорошо, а если нет — тогда я должен вас наставить перед уходом. Когда не станет меня, вам надо профессию получать. Искать себе учителя и проситься в подмастерья к любому ремесленнику. Соглашаться на любые условия, главное, чтоб вы сытые были. И еще, я заклинаю вас обоих, никогда больше не желайте чужого. Погубите себя. Как бы ни было тяжело, живите честным трудом, и тогда люди полюбят вас.

Мальчишки слушали отца, а сами то и дело вытирали рукавом набегающие слезы. Что-то страшное говорил им отец. Страшное то, что, возможно, он скоро умрет и останутся они один на один со своей судьбой. Только сейчас Петька понял, как нужен ему отец. Только сейчас Петька начал осознавать, если не станет отца, что он делать будет? Кто заступится? Кто поможет? У Петра не укладывалось в голове, что скоро они останутся одни.

— Дети, сирот часто обижают, — продолжал Никита, смотря, как умываются слезами его кровинушки, — но если будете честно жить и храм посещать, то Бог не оставит вас. Он Отец сирот и вдов. Слышите меня? Всевышний пошлет вам заступников, главное — живите честно и на судьбу не ропщите. В чем-то и сами виноваты. И я виноват, что вовремя не наставил. Простите меня, сынки, что, уходя, ничего не смог вам оставить, кроме сиротской доли.