16+
«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только

Бесплатный фрагмент - «Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только

Том VI. «Мари-луизочки», или «Если понадобится, я вооружу и женщин!»

Объем: 506 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Слова и мысли Наполеона (и не только его) или, приписываемые ему:


«Удача сделала меня слепым. Я слишком долго был в Москве» (Наполеон)

«Мужчин и лошадей!» (Наполеон — своему военному министру после провала Русского похода 1812 г.)

«Умирая, я оставляю двух победителей, двух „гераклов в колыбели“: Россию и Соединенные Штаты Америки» (Наполеон)

«Он позволял разбивать своих товарищей» (Наполеон — о маршале Сен-Сире)

«Смерть приближается к нам…» (Наполеон — о гибели рядом с ним маршала Бессьера)

«Это наша судьба… Это красивая смерть…» (Ней — глядя на тело убитого Бессьера)

«Эти юноши — герои! С ними я мог бы сделать все, что угодно!» (Ней о своих солдатах-новобранцах — безусых юнцах — в битве при Лютцене)

«Без кавалерии битвы не приносят результатов!» (Наполеон)

«А эти животные, кажется, кое-чему научились…» (Наполеон — после «пирровой» победы под Лютценом)

«Я был бы, конечно, рад доверить ведение войны моим генералам, но слишком долго приучал их только подчиняться!» (Резюме Наполеона после битвы при Баутцене)

«Эти люди думают, что они незаменимы. Они не знают, что у меня есть сотня командиров дивизий, которые могут их заменить!» (Наполеон — о своем маршалате в период Саксонской кампании 1813 г.)

«Прощай, мы скоро увидимся» (Наполеон — своему гофмаршалу Дюроку, смертельно раненному вскоре после битвы при Баутцене)

«Не беспокойте меня до завтра…» (Наполеон — свите после гибели Дюрока)

«Мой дорогой маршал, вы превосходный тактик!» (Наполеон — Сульту во время Аустерицкого сражения)

«Мне бы следовало для примера расстрелять Сульта — наибольшего грабителя среди всех» (Наполеон)

«… Моя власть закончится в тот день, когда меня перестанут бояться» (Наполеон — Меттерниху)

«… Если я перестану воевать, — я погиб!» (Наполеон — Меттерниху)

«Ну вот, когда меня нет, они всегда преувеличивают численность противника!» (Реплика Наполеона на сообщение Сен-Сира о выдвижении противника к Дрездену)

«Я скоро вернусь на Вислу!!!» (Наполеон — свите после победы под Дрезденом)

«Генералы и офицеры утомлены войной, и у них нет той подвижности, которая заставляла их делать великие дела» (Наполеон — своему военному министру Кларку после череды поражений его маршалов и генералов в Саксонской кампании 1813 г.).

«Моя шахматная партия запутывается!» (Реакция Наполеона на поражения его маршалов и генералов)

«Ну что же, мы должны повторить Итальянскую кампанию!» (Наполеон — Бертье перед началом Французской кампании 1814 г.)

«Черт возьми, хорошенькую же шутку мы выкинули — пошли к русским в Москву, чтобы привести их во Францию…» (Разговоры среди ветеранов наполеоновской армии в ходе войны на территории Франции зимой-весной 1814 г.)

«Этот маленький человек побывал с визитом во всех столицах Европы! Вежливость требует, чтобы мы нанесли ему ответный визит! Вперед на Париж!» (Клич Блюхера своим «сукиным сынкам» — солдатам и офицерам прусской армии перед вторжением во французские земли)

«Парижан (французов), как и женщин, нельзя на долго покидать: они заскучают и… изменят тебе» (Наполеон — своим свитским генералам)

«Похоже, что я умру в постели, как последний м…к» (Наполеон — своим свитским после боя под Бриенном, когда чудом избежал смерти)

«… Надо вновь надеть семимильные сапоги, вновь обрести решимость 1796 года!» (Наполеон — Ожеро перед началом Французской кампании 1814 г.)

«Я всегда говорил о нем, что его присутствие на поле боя было равнозначно добавлению еще 40 тысяч людей!» (Веллингтон о Наполеоне)

«Я нашел свои сапоги Итальянской кампании!» (Наполеон о шестидневных победах во время Французской кампании 1814 г.)

«Вперед, друзья! Еще не отлиты та пуля, то ядро, которые сразят меня!» (Наполеон — своим свитским в азарте боя под Монтеро)

«Оставить Францию меньшей, чем я ее получил?! Никогда! Я ближе к Вене, чем император Австрии к Парижу!» (Наполеон в эйфории от победной шестидневки зимне- весенней кампании 1814 г.)

«Целиться-то я умею не хуже всякого, но никто не показал мне, как заряжать ружье» (Юный малорослый солдатик маршалу Мармону по Шампобером)

«Сударь, вы уже давно занимаетесь этим делом. Берите ружье и стреляйте, а я буду подавать вам патроны» (Подросток-новобранец молоденькому лейтенантику под Монмирайлем)

«Этот замухрышка не будет доволен, пока нас всех не перебьют! Всех до последнего!» (Маршал Лефевр — о Наполеоне в ходе Французской кампании 1814 г.)

«Если я паду, — то, по крайней мере, не оставлю Франции революцию, от которой я ее избавил» (Отказ Наполеона поднять на борьбу с союзниками простой народ в ходе Французской кампании 1814 г.)

«Я не для того вернулся с Эльбы, чтобы Париж оказался по колено в крови!» (Ответ Наполеона своему брату Люсьену и Карно на призыв объявить народную войну против интервенции европейских монархов после поражения при Ватерлоо)

«Я знаю, что у меня есть враги и здесь, а не только там, куда я еду…» (Наполеон — Талейрану перед отъездом в армию, начиная Французскую кампанию 1814 г.)

«Дети мои, прощайте! Вспоминайте обо мне! Я не могу прижать всех вас к сердцу, поэтому позвольте мне поцеловать ваше знамя…» (Наполеон во время прощания со Старой Гварией во дворе Фонтебло)


Моему главному консультанту по Жизни — супруге Галине Владимировне, посвящаю…


Свет показывает тень, а правда — загадку

(Древнеперсидская поговорка)


Человек растет с детства

(Древнеперсидская поговорка)


Мы живем один раз, но если жить правильно, то одного раза достаточно…

(Древнеперсидская поговорка)


Все дело в мгновении: оно определяет жизнь

(Кафка)


Мой долг передать все, что мне известно, но, конечно, верить всему не обязательно…

(Геродот)


…Кто умеет остановиться, тот этим избегает опасности…

(Лао-Цзы)

Часть Первая

Заграничный поход русской армии в 1813 г
. или, Война Шестой коалиции (почти вся монархическая Европа) против наполеоновской Франции в Германии

Согласно «хрестоматийному» изложению дело обстояло примерно так.


<<…В условиях благожелательного нейтралитета прусских войск и фактического отказа Австрийской империи от военного союза с Францией Наполеон вернулся из похода на Москву в Париж 18 декабря 1812 г. И тут же энергично приступил к организации новой армии взамен потерянной в России. Оказались досрочно призваны 140 тыс. юношей, подлежащих призыву в 1813, ещё 100 тыс. переведены в регулярную армию из Национальной гвардии. Призваны были и граждане старших возрастов, на вспомогательную службу призвали и юношей следующего — 1814 года призыва. Пришлось несколько полков отозвать из Испании. Ряд категорий населения лишился отсрочек, матросов перевели в пехоту. Немалую часть войск удалось собрать и по гарнизонам

Пока Наполеон спешно компоновал новую армию, он попытался было задержать продвижение русско-прусских армий, опираясь на цепочки крепостей на крупных центральноевропейских водных преградах — реках Висле, Одере и Эльбе.

Правда, сюзники не стали задерживатся для их захвата, оставляя твердыни в своём тылу при наступлении. Для блокады назначались ограниченные силы, часто даже по численности уступающие гарнизонам крепостей. Русские привлекали для осадных действий ополчения, пруссаки использовали для этого ландвер. Крепости и в особенности города с большими гарнизонами изолировались от театра основных боевых действий, затем осадно-штурмующие действия начинались по мере усиления осадных войск. Такая стратегия союзников приносила блестящий успех, позволяя им с малым уроном наносить невосполнимые потери Наполеону.

В январе 1813 г. казаки Платова, развивая общее наступление русских войск, подошли к Данцигу, лежащему в устье Вислы на побережье Балтики.

Гарнизон Данцига (10 тыс. боеспособных при общей численности 35 тыс.) под командованием генерала Раппа заперся в хорошо укреплённом городе. Надо сказать, что, порой, встречается завышенная оценка сил гарнизона в 28—40 тыс. чел.. Поскольку эпидемий и голода в гарнизоне во время осады зафиксировано не было, то скорее всего, столь большая разница в данных о численности может говорить как о дезертирстве деморализованных солдат разных национальностей, так и о высокой смертности от болезней тех, кто сумел-таки вернуться из Русского похода 1812 г. Русская армия продвинулась дальше на запад к Эльбе, оставив для блокады 13-тысячный отряд генерал-лейтенанта Левиза с 59 полевыми оруд. В феврале — марте часть регулярных полков, отправленных в армию Витгенштейна, заменили русскими ополчениями. Численность осадного корпуса в апреле стала меньше 12 тыс. солдат и ополченцев. В марте 1813 г. Данциг был блокирован русской флотилией со стороны моря.

В апреле, когда блокаду возглавил герцог Александр Вюртембергский, осаждённых стало даже больше чем осаждающих. Кроме того, последним не хватало патронов, а осадная артиллерия и вовсе отсутствовала. В такой ситуации штурм Данцига явно не готовился.

Только после летнего перемирия осадный корпус все же усилили почти до 40 тыс., из них более 27 тыс. русского ополчения, прусской милиции и казаков. Осадная флотилия состояла из 10 морских кораблей, включая 2 фрегата, и большого числа канонерских лодок. В сентябре доставили тяжёлую осадную артиллерию из Англии: 66 мортир и 100 крупнокалиберных оруд. (12- и 24-фунтовки).

Наконец, 16 сентября флот попытался было захватить городские укрепления со стороны моря, но неудачно. Тогда союзники повели окопные работы, начали обстрел города и укреплений противника, старались захватить выгодные позиции в предместьях. Осенняя распутица препятствовала активным действиям осаждающих и, тем более, штурму. Французы совершали вылазки, стремясь помешать осадным работам.

Только в середине октября союзники смогли захватить окружающие Данциг селения и высоты и установить на них батареи для обстрела города-крепости.

Когда в начале ноября ударили морозы и прервалась навигация по Висле, снабжении большого осадного корпуса заметно ухудшилось и много солдат оказалось в госпиталях. Русским надо было не потерять зимой осадных орудий, поскольку войска готовились к отходу из укреплений передовой линии, а из-за возникшего конского падежа вытянуть тяжёлую артиллерию было нереально.

И тем не менее, после разгрома Наполеона в битве под Лейпцигом и уходом того во Францию, генерал Рапп в середине ноября приступил к обсуждению условий капитуляции. 30 ноября он подписал ее на условиях сдачи крепости и прохода гарнизона во Францию. Однако император Александр I категорически запретил принимать капитуляцию без пленения гарнизона. В 1-й половине декабря крепость покинули лишь баварцы, саксонцы и вюртембергцы (всего до 700 солдат) как подданные государств, перешедших на сторону 6-й антинаполеоновской коалиции.

Готовясь к сдаче крепости, Рапп поспешил раздать запасы продовольствия и уничтожить боеприпасы и оружие в арсенале. В связи с этим, когда русская сторона по приказу своего царя ужесточила условия капитуляции, у осажденных уже не оказалось средств и желания продолжать сопротивляться. 29 декабря была подписана окончательная капитуляция, а 2 января 1814 г. гарнизон сложил оружие.

В плену оказалось 14 генералов и 15 тыс. солдат, было захвачено 1300 оруд. Если поляков и немцев отпустили по домам, то 9 тыс. французов были отправлены в Россию как военнопленные.

Судя по некоторым данным, союзники за время осады могли потерять до 10 тыс. чел., причем, русские потери принято оценивать в 4.9 тыс. чел., из них 1.288 убитыми.

Гарнизон Торна (5,5 тыс. баварцев и французов, 52 оруд.) под командованием генерала Поатвена был блокирован 16 (28) января 1813 г. войсками адмирала Чичагова. Затем командование осадным корпусом (18 тыс., 38 осадных оруд.) оказалось передано генералу Барклаю-де-Толли. В 1-й половине апреля 1813 г. начались осадные действия с земляными работами и подготовкой штурма. 13—15 апреля проведена бомбардировка крепости из крупнокалиберных орудий и мортир. 4 (16) апреля 1813 г. гарнизон сдал крепость на условиях беспрепятственного ухода в Баварию и отказа от участия в кампании. Потери русских при проведении осадных действий составили менее 200 человек, из них 28 убитыми.

Модлин представлял собой крепость на правом берегу Вислы в месте впадения в неё реки Нарева недалеко от Варшавы. Крепость была реконструирована по приказу Наполеона в 1812 г. с помощью французских инженеров, хотя работы полностью не были завершены. Гарнизон Модлина насчитывал 3 тыс. польских солдат, 2 тыс. саксонцев и несколько сотен французских артиллеристов при 120 оруд. под началом дивизионного генерала Х. В. Данделса. 16 (28) февраля 1813 г. крепость блокировал 7-тысячный корпус генерал.-майора Паскевича с 48 оруд. После капитуляции Торна в апреле осадную артиллерию перебросили к Модлину, однако из-за недостатка сил было решено ограничиться блокадой крепости. Когда численность войск Паскевича увеличилась до 28 тыс., русские начали правильную осаду с инженерными работами и бомбардированием крепости. Штурм был прерван июньским перемирием с Наполеоном. Корпус Паскевича влился в армию Беннигсена, направляющуюся на соединение с Главной армией в Саксонию. Осаду возглавил ген.-лейтенант Клейнмихель, в состав его войск входило 10-тыс. ополчение. Крепость сдалась лишь 19 ноября (1 декабря) 1813 г., в плен попало 3 тыс. солдат.

Крепость Замостье (совр. польский Замосць) лежала на плато в 100 км к востоку от Вислы и была прикрыта болотистыми речками. Гарнизон состоял из 4.5 тыс. поляков и 130 оруд., под началом дивизионного генерала Гауке. 10 (22) февраля 1813 г. крепость блокировал 3-тыс. русский отряд генерал.-лейтенанта Радта. Позднее, когда войска были усилены полтавским, черниговским и другими ополчениями, численность блокадного корпуса достигла 4.7 тыс. чел. при 16 оруд. 27 апреля полякам удалось совершить удачную вылазку и захватить 4 оруд. Крепость капитулировала только 10 (22) ноября 1813, в плен взято было 4 тыс. солдат.

Не получилось остановить наступление союзников крепостными преградами и по линии Одера.

Блокада Штеттина (8—12 тыс., 350 оруд. генерала Грандо) в устье Одера началась 18 марта 1813 г. силами 11-тыс. прусского корпуса генерала Тауенцина. Летом блокаду возглавил генерал.-майор Плец. Лишь 21 ноября 1813 г. из-за недостатка провизии крепость капитулировала.

Блокада Кюстрина (4 тыс., генерал Фурнье-д’Альб) к востоку от Берлина при впадении реки Варты в Одер началась 9 марта 1813 г. 17 марта блокаду возглавил граф Воронцов с 4-тыс. отрядом при 26 оруд. 14 апреля ее продолжил 2-тыс. отряд генерал-лейтенанта Капцевича. Только в январе 1814 г. крепость капитулировала.

Блокада Глогау (6—8 тыс., генерал Лаплан) на Одере в северной Силезии началась 13 марта 1813 г. отрядом графа Сен-При, затем 2 апреля она была передана прусскому отряду генерал-майора Зендена (4,5 тыс., 14 оруд.). 26 мая осада была снята ввиду приближения французских войск. Лишь в январе 1814 г. крепость сдалась.

Крепость Шпандау находилась в 15 км к западу от Берлина между Эльбой и Одером на устье р. Шпрее, вплотную к ней примыкал через мост одноимённый город. Она имела форму квадрата, окружённого двойным рвом с водами р. Хафель. Гарнизон состоял из 3.2 тыс. солдат (из них 1.8 тыс. поляков) под командованием генерала Бруни. После занятия Берлина русскими войсками крепость Шпандау начали блокировать с 15 марта. 1 апреля ее переложили на генерал-майора Тюмена с небольшим прусским отрядом в 1.8 тыс. солдат (из них 400 русских кавалеристов). До прибытия осадной артиллерии действия пруссаков ограничивались постройкой мостов через реки Шпрее и Хафеля, заготовкой материалов для осадных работ. С прибытием 8 апреля гаубиц начались обстрелы гарнизона. 11 апреля подвезли шесть 50-фунтовых мортир, а через несколько дней боеприпасы к ним. 17 апреля началось бомбардирование крепости из мортир, было брошено 380 бомб, 68 кг каждая! На следующий день к обстрелу крепости добавились батареи более мелких калибров. Удалось взорвать один из пороховых погребов, в результате чего обрушилась часть крепостной стены. 20 апреля пруссаки пошли на штурм, но, потеряв до 50 человек, были отбиты. В городе сгорело 60 домов от случайных попаданий снарядов. 21 апреля 1813 г. комендант Шпандау согласился на сдачу крепости, получив дозволение отступить за Эльбу. Союзники захватили 115 оруд. и 5.400 ружей.

Таким образом, пришлось Наполеону встречаться в полевых сражениях с союзными армиями в основном в бассейне реки Эльбы.

15 апреля 1813 г. французский император покинул Париж и понесся в Майнц на границе Франции, где его ждала спешно набранная армия. Мобилизация дала Наполеону большое число рекрутов, но восполнить за 3 месяца потерянные в России кавалерию и артиллерию ему не удалось. Поскольку французские гарнизоны крепостей на Одере и Висле не в счет, то принято считать, что всего на тот момент он мог использовать в сражениях на полях Германии 120—130 тыс. (данные разнятся) солдат, из них только 8 тыс. кавалерии и 350 орудий.

С этими силами ему предстояло двинуться на помощь ослабленным войскам своего экс-пасынка Эжена де Богарне, который с 45—60 тыс. (данные разнятся) солдат уже не мог удерживать превосходящие силы союзников на Эльбе и медленно отходил на запад — навстречу экс-отчиму.

Маршал Даву на севере со своим датско-французским корпусом в 30 тыс. действовал изолированно от основных сил Наполеона и не мог оказать решающего влияния на ход военных событий.

В конце апреля Наполеон выдвинулся в Саксонию к Лейпцигу, откуда, соединившись с Богарне, готовился отбросить русских и вновь «поставить на колени», взбунтовавшуюся было Пруссию.

К этому моменту в руках союзников уже были главные саксонские города — Дрезден и Лейпциг. Через Саксонию проходил кратчайший путь из Пруссии на Париж. Понятно почему именно там развернулись основные сражения Наполеона в 1813 г. с армиями Шестой коалиции.

Напомним, что 28 апреля 1813 г. скончался главнокомандующий русско-прусской объединённой армией фельдмаршал М. И. Кутузов. На его место был назначен генерал от кавалерии П. Х. Витгенштейн. Подчиненные ему союзные войска располагались на западе Саксонии между Альтенбургом и Лейпцигом. Витгенштейн двинул армию союзников за Эльбу к Лейпцигу и передовые отряды уже были за рекой Заале.

Из-за отсутствии достаточной кавалерии Наполеон слабо представлял себе дислокацию противника, не подозревая о сосредоточении союзных сил к югу от Лейпцига и вёл свою армию к этому городу поэшелонно. К 1 мая корпуса французов растянулись на 60 верст по линии Йена — Наумбург — Мерзебург к юго-западу от Лейпцига. Этим решил воспользоваться новый главнокомандующий союзников Витгенштейн. По его плану войска союзников должны были нанести фланговый удар по французским корпусам в то время, пока они были разбросаны на марше. Отсутствие кавалерии не позволяло французам вести глубокую разведку по маршруту следования, что станет причиной их неожиданной встречи с союзными войсками.

1 мая на дороге к Лейпцигу у Вайсенфельса они столкнулись с русским авангардом из корпуса генерала Винцингероде. Именно тогда от случайного ядра погиб командующий наполеоновской гвардейской кавалерией, маршал Бессьер — один из наиболее преданных соратников еще со времен Итальянской кампании 1796—97 гг. «генерала Бонапарта». Оттеснив русских, французы заняли Лютцен, расположенный на большой дороге в 20 км к юго-западу от Лейпцига на западе Саксонии.

Первое генеральное сражение в ходе Войны шестой коалиции между Наполеоном и объединённой русско-прусской армией Витгенштейна произошло 20 апреля (2 мая) 1813 г. Если в немецкой истории оно известно по названию деревни на месте битвы, как сражение при Гроссгёршене, то широкий отечественный читатель знает его как битва при городке Лютцене.

Под началом Витгенштейна было 54 тыс. русских солдат с 440 оруд. и 38 тыс. прусских с 216 оруд., т.е. 92 тыс. (но в деле окажутся лишь 73 тыс.) и 656 пушек (в два раза большем чем у Наполеона). Столь же весомым было преимущество у союзников в кавалерии — до 20 тыс.

Общее численное превосходство наполеоновских войск уравновешивалось необученностью новобранцев, малочисленностью кавалерии и недостатком артиллерийских орудий. В такой обстановке союзники могли рассчитывать на победу в сражении. Тогда как уклонение от столкновения с Наполеоном, отход на правый берег Эльбы без боя, грозил потерей влияния на землях различных немецких государей, которые колебались на чью сторону им лучше встать.

Витгенштейн решил атаковать правый фланг Наполеона во время его марша, обрушившись всей армией на ближайшие корпуса французов по одному. Для этого у него было до 73 тыс. чел. с 400 оруд., остальные части охраняли фланги и места переправ на р. Эльбе. Недостаток кавалерии у Наполеона снижал риски союзников, в случае их поражения противник не смог бы организовать активное преследование.

В 10 часов утра 20 апреля (2 мая) французский корпус генерала Лористона завязал перестрелку с 6-тысячным прусским отрядом фельдмаршала Клейста, занимавшим Лейпциг. А уже около полудня союзники атаковали силами прусского корпуса фельдмаршала Блюхера 35-тысячный корпус маршала Нея, прикрывавший со стороны Пегау правый фланг марширующих к Лейпцигу французских колонн. К востоку от главной дороги на Лейпциг, в 5 км к югу от Лютцена, в тылу Наполеона завязался бой.

Бонапарт, захваченный врасплох, тем не менее, немедленно отдал распоряжения. Корпуса, в том числе из группировки Богарне, были перенаправлены на помощь Нею; те из них, которые подошли близко к Лейпцигу, были посланы на левый фланг Нея, отстающие корпуса направились на его правый фланг. Сам император со своей гвардией [вернее, уже теми ее остатками (их численность вызывает споры среди историков), что ему удалось-таки вывести из России и опытными старослужащими солдатами, в основном, из полков, сражавшихся на Пиренейском п-ве, пока он бесславно «прогулялся» в Москву и обратно!] поспешно двинулся из Лютцена (там была его штаб-квартира и стояли гвардейцы) на звуки канонады. До прихода корпусов Мармона, Бертрана и Макдональда союзным войскам противостояло всего ок. 50 тыс. французов.

Хотя Витгенштейн и не воспользовался сполна своими численным превосходством, но прусская пехота при поддержке русской кавалерии все же последовательно выбила французов из деревень Гроссгёршен, Клейнгёршен и Кайе. Правда, боевые действия затруднялись пересечённой местностью, множеством прудов, каналов, хозяйственных построек.

К 5 часам дня к маршалу Нею стали подходить французские корпуса, и к 7 вечера союзники перешли к обороне. Численный перевес склонился на сторону Наполеона. Он сконцентрировал огонь 80 орудий против центра союзников в районе деревни Кайе, а атака его гвардии отбросила союзные войска на исходные позиции. К ночи позиции русско-прусских войск оказались охвачены численно превосходившим врагом с обоих флангов.

Более того, корпус генерала Лористона выбил пруссаков Клейста из Лейпцига, что создавало угрозу обхода союзной армии с севера и потери сообщения с рекой Эльбой и, соответственно, с базами снабжения. В такой непростой ситуации главнокомандующий союзников Витгенштейн обратился к монархам, бывшим при армии, с просьбой дать санкцию на отступление их войск.

Витгенштейна потом много критиковали за то, что он из-за трений с Милорадовичем не использовал его 12 тысячный корпус, расположенный у Цейца, и тем ослабил войска союзников. Более того, прусский военачальник Гнейзенау писал потом, что «…основная идея боя была хороша, а вот распоряжения плохи. Союзники потеряли много времени на мелочное развёртывание войск вместо того, чтобы внезапно атаковать застигнутого врасплох неприятеля.»

Считается, что французам победа могла «стоить» 2.757 убитыми (в том числе, дивизионный генерал Гуре), 16.898 ранеными, 800 человек попали в плен. Большие потери французов объясняются тем что им приходилось атаковать противника у которого было заметно больше артиллерии.

Союзники лишились: русские — 259 офицеров и 2.856 солдат, а пруссаки — 8 тыс. Кроме того, ок. тысячи раненых из союзных войск из-за нехватки подвод так и остались помирать на поле сражения. Это — так сказать официальные данные. В тоже время, согласно показаниям одного из русских генералов — Евгения Вюртембергского — только в его 2-м пехотном корпусе выбыло 1.720 чел.

У пруссаков спустя месяц умер от раны генерал Шарнхорст, внёсший большой вклад в подъём национально-освободительного движения в Пруссии и реформирование ее армии после краха в войне 1806 г.

После этой неудачи положение Витгенштейна как командующего оказалось «подвешенным»: ему пришлось впервые противостоять самому Наполеону, а не его маршалам, причём, командуя не только русскими войсками, но и прусскими соединениями, которых он совершенно не знал. Он был лишён самостоятельности, вынужденный обо всех своих действиях доносить императору и прусскому королю и получать их высочайшее согласия. Тогда как лукавый Александр I, по рассказам очевидцев, предпочитал не брать на себя ответственность на поле боя, как бы оставляя все на «усмотрение» назначенного им главнокомандующим Витгенштейна.

В тоже время, несмотря на то, что союзные войска отступили перед Наполеоном, тем не менее, тот не смог разгромить их, не имея достаточных кавалерийских сил для преследования. Поэтому в России результат битвы был поначалу официально представлен как победа. Державин даже написал оду на «люценскую победу», генерал Витгенштейн был удостоен царём высшего ордена Св. Андрея Первозванного, а прусский фельдмаршал Блюхер получил орден Св. Георгия 2-го класса — награду полководческого масштаба.

На следующий день, 3 мая, союзники, хоть и обескураженные неудачным развитием дела в самом начале их очередной войны с «корсиканским чудовищем», но в относительном порядке отступили тремя колоннами. Небольшая часть прусских войск под началом Бюлова пошла на Мейссен, чтобы закрыть направление на Берлин. Его преследовал Ней во главе целых трех корпусов (ок. 60 тыс.), поскольку Наполеон неверно посчитал, что к Берлину ушли основные силы пруссаков. Тогда как русские ретировались через Вальдгейм на Дрезден. Артиллерия и обозы также ушли на Дрезден, но через Хемниц и Фрайберг.

Сдерживал врага в арьергарде корпус Милорадовича, не участвовавший в сражении. За удачное исполнение поставленной ему нелегкой задачи (арьергардные бои — самые тяжелые) Милорадович получил от царя графское достоинство.

8 мая русские оставили Дрезден и переправились за Эльбу. Саксония снова оказалась под властью Наполеона.

За исключением небольших сил Бюлова, остальные части союзников направились в Силезию, так как необходимо было находиться вблизи от Австрии, с которой уже велись переговоры о вступлении в союз.

После поражения при Лютцене союзники успели восполнить свои потери за счет подошедшего 13-тысячного русского корпуса Барклая-де-Толли, который высвободился после падения крепости Торн и 6—7 тыс. резервов. Таким образом, русско-прусская армия стала даже сильнее, чем была в сражении при Лютцене: теперь у них было до 96 тыс. штыков и сабель.

12 мая союзники вышли на позицию на востоке Саксонии в 40 км восточнее Дрездена — под Бауценом. Стремясь «заретушировать» впечатление от своей первой неудачной встречи на поле боя с Наполеоном под Лютценом, союзники поспешили снова сойтись с ним в бою — именно под Бауценом, тем более, что им удалось занять там очень сильную от природы позицию.

19 мая, накануне двухдневного (по новому стилю 20—21 мая) сражения при Бауцене союзники предприняли вылазку большими силами (24-тыс. бойцов) под началом Барклая-де-Толли против французского корпуса Лористона. В историю она вошла как жаркое дело при Кёнигсварте — в 15 км к северу от Бауцена. В ходе этого боя пруссаки потеряли 1.880, а русские — ок. тысячи солдат. Урон французов точно не известен, но предполагается. что он значительно превосходил потери союзников (только в плен попало ок. 1.760 французов). Ранним утром 20 мая союзники вернулись на свою бауценовскую позицию, где они стояли в две линии.

Передовая, где расположились войска Милорадовича, протянулась вдоль правого берега реки Шпрее поперек главной дороги, в центре её находился сам Бауцен, обнесённый каменной стеной. Городок был заранее подготовлен к обороне, возведены дополнительные укрепления.

Основная позиция располагалась на высотах за Бауценом и тянулась на 12 км. Её левый фланг (южный) прикрывал горный хребет, за которым уже лежала Австрийская империи, на правом (северном) фланге было множество болот и оврагов. На левом фланге встал корпус Андр. И. Горчакова 2-го, в центре расположились прусские корпуса Йорка и Блюхера, правда, разделенные речкой Блезарт. Справа стоял корпус Барклая-де-Толли. В резерве осталась лишь русская гвардия.

20 мая союзники располагали 65 тыс. русских и 28 тыс. прусских войск (всего — 93 тыс.) при 610 орудиях. Из них ок. 24 тысяч кавалерии (в том числе 7 тыс. казаков). Наполеон имел полуторный перевес в силах — 143 тыс., однако был вдвое слабее в кавалерии (лишь 12 тыс.) и особенно в артиллерии (350 оруд.). Недостаток кавалерии не был критичен в условиях сильно пересечённой местности, но сказался (как и после Лютцена) позже — при преследовании отступающих союзников.

Прямо перед сражением у Наполеон под рукой оказалось четыре пех. корпуса и гвардия (100 тыс. чел.), но с севера двигались ещё три (3-й, 5-й, 7-й) корпуса маршала Нея (всего — 45 тыс. солдат). По началу они были направлены для захвата Берлина, но затем Наполеон решил привлечь их к участию в очередном решительном сражении с союзниками, резонно предполагая, что в случае разгрома союзников Берлин и так достанется ему. Правда, приказ Наполеона Нею был все же отправлен с опозданием и он врядли успел бы к сражению. Однако накануне по совету своего начштаба Жомини Ней самочинно повернул войска, и, таким образом, подошёл с ними ко второму дню сражения.

Свои силы Наполеон расставил справа налево следующим образом: XII-й 20-тысячный корпус Удино, XI-й 12-тысячный корпус Макдональда — перед Бауценом, VI-й 20-тысячный корпус Мармона и еще один 20-тысячный, IV-й корпус Бертрана. 15-тысячная гвардия встала в резерве. За фланги отвечали Удино и Сульт.

В отличие от предыдущего проигранного сражения при Лютцене, на этот раз командующий русско-прусской армией Витгенштейн, опираясь на сложный рельеф местности, предпочел уйти в оборону. В свою очередь, французский император собрался ложной атакой отвлечь резервы союзников на их левый фланг, а потом, нанося главный удар по правому крылу врага, обойти его силами маршала Нея, правда, все еще бывшими на подходе, и прижать русско-прусские войска к Богемским горам.

Свою атаку Наполеон начал в 10 утра.

Пока Макдональд штурмовал укреплённый Бауцен, маршалам Удино и Сульту следовало овладеть высотами вдоль передовой позиции союзников на Шпрее. После 15 часов французы смогли форсировать Шпрее в нескольких местах. Сильная 40-орудийная батарея принялась обстреливать фланг русского корпуса Евг. Вюртембергского (правый фланг), который не мог достойно отвечать, поскольку большая часть русской артиллерии была заранее по приказу Милорадовича переведена на основную позицию. К 18 часам правое крыло русских вынуждено было отойти к этой позиции. Захватив Бауцен, французы атаковали левый фланг Милорадовича, но без особого успеха.

Особо кровавые бои развернулись за высоты на правом фланге союзников, где против 5 тыс. пруссаков Клейста сражались 20 тыс. солдат из корпуса Бертрана. Отразив с помощью подкреплений лобовые атаки Бертрана, Клейст тем не менее был вынужден к 20 часам вечера отойти на главную позицию, поскольку Мармон сумел-таки обойти его слева.

Уже вечером на краю правого фланга в бой с аванпостами Барклая прямо с марша вступили передовые части наконец подошедшего с севера Нея.

Только в 22 часов сражение затихло, причем, союзники потеряли 2.6 тыс. солдат.

На следующий день — 21 мая — уже в 5 утра сражение возобновилось.

Причем, корпуса Макдональда и Удино штурмовали позиции левого фланга союзников, нанося отвлекающий удар. Хотя Витгенштейн убеждал царя Александра I, что это — всего лишь дезинформация, но российский монарх настоял, чтобы большая часть резервов была переброшена на левый фланг (что и требовалось Наполеону) — к Милорадовичу. Усилившись, тот пошел в контратаку и к 14 часам дня отбил ранее утраченные позиции.

Еще в 6 утра на правый фланг Барклая пошли в атаку все три пехотных корпуса Нея. Он получил от Наполеона простой приказ, следовать на колокольню селения Гохкирхен. Если бы ему удалось достичь цели, расположенной в тылу левого фланга союзников, то все дороги отступления союзников оказались бы перерезаны.

У Барклая было всего лишь 12 тыс. против 45 тыс. противника, но он стоял на выгодной позиции на господствующей высоте и его прикрывала сильная артиллерия. Вступив в бой с главными силами Барклая, Ней послал две дивизии (10 тыс.) из корпуса Лористона в обход союзников.

В результате к 11 часам утра Барклай был вынужден отступить на новую позицию за рекой Лебау, что привело к оголению фланга соседнего прусского корпуса Блюхера. Соединенными силами Блюхер и Барклай все же выбили противника из местечка Прейтиц и восстановили линию фронта.

Узнав о потере Прейтица, Наполеон после полудня привел в действие войска центра, ожидавшие до того успеха флангового наступления Нея. Под мощным давлением центральной группировка врага, прусские корпуса подались назад, но, получив подкрепление резервными русскими полками, попытались опять отбить потерянные было высоты.

Тогда в 14 часов дня Наполеон бросил в бой свой главный козырь: гвардию и артиллерийский резерв, одновременно Ней вновь захватил Прейтиц. Вместо первоначального движения на Гохкирхен Ней повел бой с корпусом Блюхера и смог выйти ему в тыл.

Несмотря на то, что на левом фланге русские войска прочно удерживали свои позиции, оборона центра, особенно на его стыке с правым крылом, оказалась разрушена. Дальнейшее продвижение противника отрезало бы союзникам пути отхода.

Стремясь избежать катастрофы, в 16 часов союзники начали хорошо организованный отход тремя колоннами. Сначала под прикрытием арьергардов отступила прусская колонна Блюхера, затем — корпус Барклая, замыкала ретираду колонна левого фланга Милорадовича.

За два дня сражения русские потеряли 6.400 солдат, пруссаки — 5.600. Поскольку за проявленную доблесть семь генералов были награждены орд. Св. Георгия III-го класса, то это говорит о том, что верховное командование, несмотря на вынужденную ретираду, в целом высоко оценило результаты сражения. Французские потери принято оценивать выше: 18—20 тыс. Если к ним присовокупить еще и жертвы жаркого дела при Кёнигсварте 19 мая, то соотношение потерь будет ещё более невыгодным для французского императора.

Как и после поражения при Лютцене, союзники отходили организованно, отбиваясь от наседавшего авангарда Наполеона. Правда, если для русской армии отход представлял собой выгодный тактический манёвр, то для пруссаков последствия оказались тяжелее. Теперь война пришла на их территорию — в Пруссию.

После второй подряд крупной неудачи в полевом сражения с Наполеоном, российский император предпочел (от греха подальше) заменить 25 мая главнокомандующего Витгенштейна на более опытного и старшего по выслуге лет в чине Барклая-де-Толли. Если верить запискам Михайловского-Данилевского, то отставку Витгенштейна инициировал генерал Милорадович как равный в чине, но более старший, чем Витгенштейн, по выслуге лет в чине генерала-от-инфантерии.

Несмотря на то, что войска союзников, отступая в Силезию, дали ряд успешных аръергардных боев (дела при Рейхенбахе и Гайнау), но Барклай предпочел больше не давать Наполеону генерального сражения, рассчитывая на истощение его малоопытных, собранных по нитке сил.

В одном из них 22 мая от случайного ядра погиб близкий друг Наполеона со времен туманной юности (уже полулегендарной осады Тулона), гофмаршал его двора Дюрок.

Более того, в ходе преследования союзников армия Наполеона совершенно расстроилась, солдаты утомились от непрерывных боев без решительного результата. К тому же, потери от дезертирства и болезней значительно превышали боевые потери. Кроме того, снабжение наполеоновских войск было неудовлетворительным, пропитание зависело от грабежа местного населения.

Недаром, ещё до сражения при Бауцене — 18 мая — Наполеон просил союзников принять Коленкура для переговоров с Александром I, но не получил ответа. Правда, через пару недель после второго поражения, уже 25 мая переговоры все же состоялись.

4 июня 1813 г. Наполеон заключил в Пойшвице перемирие с союзниками до 20 июля (продлено затем до 10 августа 1813 г.), после чего вернулся в Дрезден. Обе стороны надеялись использовать передышку для мобилизации сил.

Между прочим, позднее историки и сам Наполеон назовут это перемирие одной из величайших ошибок в его жизни. В результате перемирия Шестая коалиция значительно расширилась и усилилась, перевес в силах перешёл на сторону противников Наполеона…

В середине июня Англия согласно Рейхенбахским конвенциям обязалась поддержать Россию и Пруссию значительными субсидиями на продолжение войны. Пруссии она представляла субсидии на сумму 666.666 фунтов стерлингов, в обмен на обязательства выставления Пруссией 80-тысячной армии в продолжавшейся войне, а также уступки Прусским королём княжества Хильдесхайм Ганноверу, а также Великобритания предоставляла России субсидии на сумму 1.333.334 фунтов стерлингов, с тем, чтобы последняя содержала в войне 150-тысячную армию. В свою очередь, были завершены переговоры о присоединении Австрии к 6-й антинаполеоновской коалиции. Был составлен общий план военных действий, намечены основы послевоенного устройства Европы. Австрия брала на себя посредничество при переговорах с Наполеоном.

Вскоре и Швеция вступила в антифранцузскую коалицию, в обмен на «пожертвованную» ей датскую Норвегию. В конце июня союзники и Наполеон приняли предложение Австрии о посредничестве, но если союзники также приняли австрийские условия мирного договора, то Наполеон не желал жертвовать даже частью своих захваченных владений.

А ведь после событий 21 июня ситуация для него резко ухудшилась!

В тот день британский полководец герцог Веллингтон нанёс за Пиренеями поражение наполеоновскому брату Жозефу Бонапарту при Виттории: 50-тысячная французская армия лишились тогда не только ок. 5 тыс. солдат, обоза, но и почти всей артиллерии, что существенно сказалось на ее боеспособности. Во многом эта победа союзной русским и пруссакам Британии в период перемирия с Наполеоном укрепила их в намерении продолжать войну.

В начале июля в местечке Трахенберг (к северу от Бреславля) состоялось совещание союзных монархов (России, Пруссии, Швеции) по составлению общего плана военных действий против Наполеона. Австрийский император одобрил Трахенбергский план в качестве наблюдателя. Одновременно велись вялые переговоры с французскими уполномоченными в Праге. В начале августа Наполеон сделал последнюю попытку уточнить условия, на которых Австрия согласится на мир.

В последний день перемирия, 10 августа, он послал депешу, в которой согласился принять часть австрийских условий, но уже было поздно.

Известия о серии недавних — с 25 по 30 июля — успешных боев англо-испано-португальских войск (60—62? тыс. чел.) под командой герцога Веллингтона и французской армией (80? тыс. чел.) маршала Сульта в Северной Испании — так называемое Сражение при Пиренеях — окончательно убедили союзников, что пришла пора победно «закруглять всеЕвропейскую войну» против «корсиканского выскочки», руководствуясь принципом — «куй железо — пока горячо».

Еще после витторийского конфуза (очередной катастрофы?) — 6 июля 1813 г. — Наполеон срочно отправил Сульта — одного из своих самых удачливых (и безусловно, лучших) маршалов в Северную Испанию для освобождения осаждённых французских гарнизонов Памплоны и Сан-Себастьяна.

Центральный корпус генерала д`Эрлона состоял из дивизий генералов Дарманьяка (7 тыс. чел.?), Аббе (8 тыс. чел.?) и Марансена (6 тыс. чел.?). Корпус левого крыла генерала Клозеля включал в себя дивизии генералов Конру (7.100 чел.?), Вандермасена (4.200 чел.?) и Топена (6 тыс. чел.?). В корпус правого крыла генерала Рейля входили дивизии генералов Фуа (5.900 чел.?), Мокюна (4 200 чел.?) и Миньо де Ламартиньера (7.100 чел.?). Причем, к каждому корпусу был придан полк лёгкой кавалерии (800 всадников), предназначенный для разведки.

Сульт направил корпус генерала д`Эрлона (21 тыс. чел.?) атаковать перевал Майя, а корпуса генералов Рейля и Клозеля (всего 40 тыс. чел.?) — захватить перевал Ронсесвальес. Тогда как резерв под командой генерала Виллата держал оборону на реке Бидассоа близ Бискайского залива.

Силы Веллингтона (62 тыс. чел.), защищающего линию Западных Пиренеев, состояли из дивизий генерал-майоров Говарда и Альтена, генерал-лейтенантов Далхаузи и Стюарта, португальского генерал-майора Сильвейры, генерал-лейтенанта Коула и испанского генерала Морильо. В качестве резерва оставались дивизии генерал-майора Дениса Пака, генерал-лейтенанта сэра Томаса Пиктона, а также одна португальская и одна испанская дивизии.

К этому моменту крепость Сан-Себастиан была блокирована 5-й пехотной дивизией генерал-майора Лейта и сводными подразделениями генерал-лейтенанта сэра Томаса Грехэма, а Памплона — испанскими частями и войсками генерала О` Доннелла.

25 июля корпус генерала д` Эрлона отбросил дивизию Стюарта и овладел перевалом Майя, причём, бригада генерал-майора Прингла отступила под напором дивизии Дарманьяка, а бригада подполковника Камерона безуспешно пыталась противостоять основным силам французов. И это несмотря на прибытие подкреплений из бригады генерал-майора Барнса. В том сражении французы потеряли 2.1 тыс. чел., а англичане — 1.6 тыс. чел., после чего генерал сэр Роланд Хилл дал приказ на отступление к Элизондо.

В тот-же день корпус генерала Клозеля атаковал дивизию генерала Коула на перевале Ронсесвальес. Союзники продержались на своих позициях до 17 часов вечера, когда бой прекратился вследствие густого тумана, причём тяжесть основного удара пришлась на бригаду генерал-майора Бинга. Потери англичан составили 450 чел., французов — 500 чел. Когда выстрелы затихли, генерал Коул, опасаясь новой атаки превосходящих сил неприятеля, приказал оставить перевал и отступить к Памплоне совместно с дивизией генерала Пиктона.

27 июля основные силы маршала Сульта, прошедшие через перевал Ронсесвальес, остановились в 10 милях от Памплоны напротив укреплённых позиций англо-португальских сил генералов Пиктона и Коула у деревни Сораурен, куда в тот-же день подошла 6-я дивизия генерала Пака. 28 июля маршал Сульт безуспешно пытался выбить союзников с их позиций, 29 июля к нему присоединилась кавалерия корпуса д`Эрлона, после чего Сульт двинулся на север по долине реки Бидассоа. На мосту через реку Янчи батальон 2-го Астурийского полка из испанской дивизии генерала де Лонга целых два часа сдерживал весь корпус д`Эрлона, но все же оказался выбит с позиций. После этого французы прошли на северо-восток через Этхалар и 2 августа достигли границы.

В тот-же день дивизии генералов Конру и Ламартиньера выдержали арьергардный бой у Этхалара против бригад генералов Росса и Барнса, в ходе которого англичане потеряли 368 человек убитыми, а французы — 300 убитых и тысячу раненых, попавших в плен.

В течение той «Шестидневной кампании» (так порой ее называют) англичане потеряли 7 тыс. чел., тогда как французы лишились 1.300 убитых, 8.600 раненых и 2.700 пленных.

В результате всех этих перипетий 12 августа Австрия официально вступила в войну на стороне коалиции. 14 августа Наполеон принял-таки все условия венского кабинета, однако вынужденная уступка уже не могла изменить решения Австрии. Русско-прусская армия двинулась из Силезии в Богемию, чтобы присоединиться к новым союзникам.

Образовавшаяся Шестая коалиция объединила против Наполеона Австрию, Великобританию, Испанию, Португалию, Пруссию, Россию, Швецию и часть мелких немецких государств-княжеств.

Согласно подсчетам российского военного историка М. И. Богдановича за время перемирия расстановка сил существенно поменялась, причем, естественно, не пользу Наполеона.

Так русская армия значительно усилилась за счёт резервов, посланных из России. Если в начале июня она насчитывала ок. 90 тыс. солдат, то по окончании перемирия её силы в Силезии составляли ок. 175 тыс. солдат (из них 107 тыс. пехота, 28 тыс. кавалерия, 26 тыс. казаков) при 648 орудиях. Кроме того, под Данцигом находилось 30 тыс. русских солдат с 59 орудиями. В Польше формировался генералом Беннигсеном ближайший резерв, так называемая Польская армия, силой до 70 тыс. при 200 орудиях.

Прусская действующая армия теперь насчитывала 170 тыс. солдат (из них 135 тыс. пехота, 26 тыс. кавалерия) при 376 оруд.

Австрия выставляла против Наполеона армию в 110 тыс. (из них 90 тыс. пехота, 15 тыс. кавалерия) при 270 оруд., которая будет быстро пополняться и увеличиваться в ходе боевых действий.

Помимо них против Наполеона выступили еще и 28 тыс. шведов, 13 тыс. разных «немцев» и даже 500 англичан.

Всего в рядах союзников насчитывалось до 500 тыс. человек с 1383 оруд. А еще порядка 300 тыс. войск находилось на других «театрах военных действий»: осаждали крепости (Данциг и др.), в гарнизонах, формировались (вышеупомянутая Польская армия), прикрывали границы (Австрия отправила войска к Италии).

Тогда как Наполеон мог противопоставить им для полевых сражений к 6 августа лишь 420—440 тыс. солдат: из них 312 тыс. пехоты и 70 тыс. кавалерии при 1180 оруд. Правда, в крепостях по Эльбе стояло гарнизонами еще 24 тыс. французов, из них половина в Гамбурге. Какие-то силы оказались заперты в осаждённых крепостных гарнизонах по Висле и Одеру, но на них особо рассчитывать не приходилось.

30 июня (12 июля) 1813 г. союзники приняли Трахенбергский план кампании, которого старались придерживаться.

Теперь союзные силы были разделены на три армии: Северную армию под командованием наследного шведского принца Бернадота (ей предстояло оперировать в Пруссии между Нижней Эльбой и Берлином), Силезскую и самую южную Богемскую армии. Причем, Силезская армия должна была по обстоятельствам быстро присоединяться либо к Северной, либо к Богемской армии. В случае если Наполеон выдвигался против одной из союзных армий, другая должна была атаковать его операционную линию.

Все три армии охватывали расположение Наполеона в Саксонии с севера, востока и юго-востока. Конечной целью всех трех было окружение главных сил противника.

Самой сильной была Богемская армия австрийского фельдмаршала Шварценберга — с репутацией очень осторожного полководца, умеющего не только действовать крайне осторожно, избегать больших сражений (например, во время похода Наполеона в Россию в 1812 г.), но и, что отнюдь немаловажно, поддерживать хорошие отношения с венценосными особами. Его армия насчитывала 234 штыка и сабли (110 тыс. австрийцев, 82 тыс. русских, 42 тыс. пруссаков, 672 оруд. Половина ее была австрийской.

Другая — стояла из русско-прусских войск (120 тыс., 400 оруд.) под началом Барклая-де-Толли.

Прикрывавшая Берлин, Северная армия Бернадота насчитывала 156 тыс. (из них 30 тыс. русских и 79 тыс. пруссаков, остальные немцы и шведы) при 369 оруд. и отличалась от прочих армий пассивностью.

Силезская армия под командованием прусского генерала Блюхера состояла из 99 тыс. чел. (61 тыс. русских и 38 тыс. пруссаков при 340 оруд.).

Русские войска составляли значительные контингенты в составе всех трёх армий, однако по политическим причинам император Александр I не требовал командования для российских генералов. Тем более, что командиры национальных корпусов сохраняли значительную степень автономности в принятии решений. Повторимся: отсутствие единоначалия было одной из главных проблем коалиции, но являлось необходимым политическим условием её существования. Другое дело, что император Александр I, как основной создатель Шестой коалиции против Наполеона, постоянно вмешивался в оперативное руководство. Наполеон был для него личным врагом и Александр поочерёдно отвергал все предложения мира, так как считал, что это обесценило бы все жертвы, понесённые во время войны. И тем не менее, много раз именно ловкая дипломатия русского монарха спасала коалицию.

А вот его коронованный «кузен» король Пруссии Фридрих-Вильгельм III предпочитал не вмешиваться в оперативное руководство прусскими войсками. Его характер не отличался твёрдостью и выступил он с воззванием к своему народу в марте 1813 г. за освободительную войну против наполеоновской Франции только чтобы не потерять корону.

Силы Наполеона были компактно рассредоточены по Саксонии (122 тыс. солдат под его личным началом (гвардия, I-й, II-й, VIII-й, XIV-й пех. и 4-й кав. корпуса), в Силезии — 105 тыс. солдат маршала Макдональда (III-й, V-й, VI-й, XI-й пех. и 1-й кав. корпуса) и в Пруссии на берлинском направлении — группировка маршала Удино в 71 тыс. солдат (IV-й, VII-й, XII-й пех. и 2-й кав. корпуса).

При этом в Саксонии Бонапарт по-прежнему удерживал цепочку крепостей по средней Эльбе (Магдебург, Виттенберг, Торгау, Дрезден, Пирна), в Данциге (Х-й пехкорпус генерала Рапп и в Гамбурге — ХIII-й пехкорпус маршала Даву. Это вынуждало его держать там значительные гарнизоны. В баварском тылу формировался IX-й корпус маршала Ожеро.

Война возобновилась после того, как самый решительный из союзных полководцев, неугомонный и настырный пруссак-гусар Блюхер выступил из Силезии.

Французский император из-за плохой разведки считал самой сильной именно Силезскую армию Блюхера, против которой и направился со своими основными силами, оставив в Дрездене лишь методичного и хладнокровного Сен-Сира. К тому же, Наполеон не очень-то и верил в реальное участие Австрии в боевых действиях.

Блюхер, узнав о движении Наполеона, после незначительных боёв 21 августа сразу же отступил вглубь Силезии как того требовал Трахенбергский план военных действий.

Выдвижение Наполеона оказалось бесполезным.

Тем временем, еще 19 августа Богемская армия союзников неожиданно для Наполеона двинулась к Дрездену через Рудные горы, угрожая зайти во фланг и тыл главной армии французского императора.

22 августа Наполеон, узнав об этом опасном маневре, на пути которого оказывался только корпус маршала Сен-Сира, ускоренными маршами поспешил из Силезии назад к важнейшему опорному пункту в своей оперативной линии. Против Блюхера были оставлены 80-тысячные войска из трех пехотных и одного кав. корпусов маршала Макдональда с указанием выйти к Бреслау и «отделить» прусскую Силезию от австрийской Богемии. Макдональдовская группировка получила по реке Бобер/Бубр весьма условное название «Боберская армия».

А для захвата Берлина, который оборонялся Северной армией, Наполеон послал три корпуса (в основном из саксонцев и итальянцев) во главе с маршалом Удино.

Северная армия Бернадота состояла из прусских, российских и шведских корпусов, с небольшими контингентами мелких германских государств и Англии. Причем, прусский контингент, усиленный русскими казачьими полками, был наиболее крупным: III-й корпус генерал-лейтенанта Бюлова (41 тыс., 102 оруд.) и IV-й корпус генерал-лейтенанта Тауенцина (39 тыс., 56 пушек). В русском корпусе генерал-лейтенанта Винцингероде было 29.600 чел. при 96 оруд. Шведский корпус был чуть ли не самым малочисленным: 20—24 тыс. (данные разнятся) чел. при 62 пушках. Остальные национальные контингенты входили в сводный корпус генерал-лейтенанта Вальмодена (22 тыс., 53 оруд.).

Всего под началом Бернадота находилось до 156 тыс. солдат примерно с 369 оруд., но часть войск была задействована в гарнизонах и разбросана по Пруссии. Основные силы армии располагались вокруг Берлина рассредоточенно по корпусам.

Удино распоряжался IV-м корпусом генерала Бертрана (13—20 тыс.; здесь и далее данные сильно разнятся), набранным как, уже говорилось выше, из итальянцев и немцев из Рейнского союза, VII-м саксонским корпусом генерала Ренье (20—27 тыс.), своим собственным XII-м корпусом (20—24 тыс.) и кавалерией генерала Арриги де Казанова (9 тыс.?).

В целом его силы принято оценивать примерно в 70—80 тыс. (из них 9 тыс. кавалерии) c 216 пушками, хотя в бою окажутся задействованы лишь 38. 500 пехот., 2 тыс. кавалеристов, 132 оруд.

Удино должны были поддержать наполеоновские гарнизоны: Даву из Гамбурга (30—35 тыс. французов и датчан; данные разнятся) и генерал Жирар из Магдебурга (10—12 тыс.) на Эльбе. Именно они могли перехватить пути отступления Северной армии от Берлина. План Наполеона подразумевал захват Берлина, в случае сопротивления — его следовало разрушить; разгромить Северную армию Бернадота, снять осаду крепостей по Одеру и, тем самым, вывести Пруссию из войны.

Так или иначе, хотя возможности сторон были примерно сравнимы, но Бернадоту было легче сосредоточить все свои силы в единый кулак на поле боя, что ему в конечном итоге и удалось.

Поскольку ливни превратили дороги в топкую грязь, Удино пришлось двигаться с юга на Берлин тремя разными дорогами, причем, без связи между корпусами: слева шёл XII-й корпус на Аренсдорф, в центре — VII-й корпус и кавалерия на Гросберен, справа — IV-й корпус на Бланкенфельд. Слабо обученная кавалерия и болотистая местность не позволяли Удино определить точное расположение сил Северной армии Бернадота.

22 августа французский маршал вошел в соприкосновение с прусскими корпусами (39.500 пехоты, 7.500 кавалеристов и 120 орудий), которые, не приняв боя, отошли на север в сторону Берлина и заняли выгодные позиции. Корпус Бюлова перекрыл дорогу на Берлин за деревней Гросберен (Гросс-Беерен или Гроссберен) (в 15—18 км к югу от Берлина), корпус Тауенцина перекрыл другую дорогу в нескольких километрах на восток от позиции Бюлова (деревня Бланкенфельд), отделённый от корпуса Бюлова болотом.

В 9 утра следующего дня — 23 августа — Удино начал атаку позиций пруссаков силами IV-го и VII-го корпусов. XII-й корпус прикрывал левый фланг французов, где Удино ожидал появления других корпусов Северной армии. Бернадот вроде бы сначала хотел отступить, но пруссаки не согласились с таким маневром.

Прусский корпус Тауенцина удерживал позицию в деревне Бланкенфельд против –IV-го корпуса врага, который подошёл первым и вступил в бой в 10 часов утра. Боевые действия свелись к перестрелке с потерей с обеими сторонами по 200 человек.

Ближе к 15 часам дня в бой вступил двигавшийся по другой дороге VII-й корпус Ренье. Его саксонцы с ходу взяли деревню Гросберен, выгнав прусский батальон, и остановились лагерем.

В это время основные силы Бюлова подтянулись к Гросберену из деревни Гейнерсдорф и внезапно обрушились на безмятежных саксонцев, предварительно обстреляв их бивак из 60 орудий (в том числе, двумя русскими батареями). Прусская бригада полковника Крафта ворвалась в Гросберен, но была выбита. Продолжался проливной дождь, ружья не стреляли. Тогда снова пойдя в штыки пруссаки выбили из деревни Гросберен VII-й корпус Ренье и преследовали его своей кавалерией. Примечательно: если верить саксонцам, то первыми побежали французы из дивизии Дюрютта, спасаясь в окрестных лесах.

Впрочем, есть и несколько иная трактовка «конфуза» (поражения!?) маршала Удино под Гроссбеереном. 23 августа в 9 часов утра генерал Бертран атаковал Бланкенфельд силами 15-й итальянской пехотной дивизии генерала Фонтанелли, которая понесла тяжёлые потери от огня прусской артиллерии генерала Добшюца. Из-за этого бригадам генералов Морони и Сент-Андреа удалось укрепиться только на краю леса вокруг деревни. После этого генерал Бертран не предпринимал активных действий в надежде, что захват генералом Рейнье Гросс-Беерена вынудит пруссаков отступить. В 11 часов дня генерал Рейнье вышел-таки к Гросс-Беерену, вытеснил оттуда батальон неприятельских егерей, занял селение и расположился на бивуак, полагая, что бой под начавшимся дождем окончен. Ок. 15 часов дня к Гросс-Беерену прибыл III-й прусский корпус генерала Бюлова, после чего в течение полутора часов продолжалась артиллерийская дуэль между французскими (52 орудия) и прусскими (62 пушки) батареями. В 17 часов вечера 3-я прусская бригада генерала Борстеля захватила Кляйн-Беерен и вытеснила саксонцев из леса к северу от Гросс-Беерена. Бригада генерал-майора Крафта атаковала Гросс-Беерен с севера, а бригада генерал-майора Гессен-Хомбурга обрушилась на дивизию генерала Дюрютта на Мельничной высоте. После ожесточённого боя саксонцы оставили свои позиции: яростная контратака бригад генералов Жарри и фон Риссела не принесла им успеха. К 22 часам вечера корпус генерала Рейнье, преследуемый несколькими эскадронами прусских гусар, возвратился в свой лагерь, откуда сообщил маршалу Удино, что его войска деморализованы и не могут продолжать сражаться. В ходе сражения потери французов и саксонцев составили 1.5 тыс. чел. и 13 оруд., пруссаки потеряли тысячу чел. и 5 оруд…

Узнав о поражении Ренье, Бертран отошёл от Бланкенфельда. От полного разгрома Ренье спасли две дивизии, посланные Удино на помощь с левого фланга, где маршал производил ложные атаки. В это время вечером к правому флангу союзников подошли русско-шведские войска Бернадота. Увидев нависшую опасность над своим левым крылом, Удино дал приказ к общему отступлению.

Так закончилось первое сражение после окончания перемирия в Саксонской кампании 1813 г., в котором прусские войска из Северной армии союзников отбили попытку захвата Берлина, столицы Пруссии.

Ни Жирар, ни Даву поддержать Удино не успели.

Более того, 15 (27) августа Жирар потерпел неудачу близ Бельцига (Хагельберга).

Вот как это было.

С окончанием перемирия, обеспечение правого фланга Северной армии союзников и наблюдение за гарнизоном Магдебурга было возложено на 13-тысячный прусский отряд генерала Карла Фридриха фон Гиршфельда. Выдвинув к Кёнигсборну четырехтысячный отряд генерала Путтлица, сам Гиршфельд с остальными силами расположился у Саармунда.

Между тем, для содействия наступлению группировки Удино к Берлину, магдебургский комендант выслал для связи с ним отряд дивизионного генерала Жана-Батиста Жирара (12 тыс. чел. и 22 оруд.), в котором лишь ок. 5 тыс. пехотинцев и артиллеристы были сформированы из французов, а остальные были иностранцы. Путтлиц отошёл к Бранденбургу; 13 августа туда же прибыли и главные силы Гиршфельда.

Жирар, чтобы сблизиться с армией Удино, перешёл 13 августа в окрестности города Бельцига, занятого летучим отрядом полковника Чернышёва (5 казачьих полков, 2 тыс. чел.). Одновременно с передвижением французского отряда Гиршфельд перешёл в Гольцову. 14 августа Жирар подошёл к городу с 4-я батальонами, 2-мя эскадронами при 4-х оруд. Остальные силы французов стали у Любница, фронтом к этой деревне, по обе стороны дороги из деревушки Бенкен. В этот же день Гиршфельд передвинулся к Герцке. Таким образом французы оказались между отрядами Чернышова и Гиршфельда. Обратив исключительное внимание на Бельциг, Жирар не ведал о появлении в своем тылу прусского отряда, но Гиршфельд, владевший полной информацией о противнике, в свою очередь, не знал еще о прибытии отряда Чернышова.

На рассвете 15 августа Гиршфельд двинулся двумя колоннами к Бенкену, откуда с небольшим разъездом выехал к Штейндорфу для разведки. Несмотря на полную беспечность противника к стороне Бенкена, Гиршфельд, вместо быстрого движения к Любницу и неожиданной атаки неприятеля, решает совершить обход и атаковать неприятеля в их левый фланг. Подполковнику Рейссу приказывают с тремя батальонами, одним эскадроном и одним орудием двинуться вдоль опушки леса к Штейндорфу и тревожить врага с фланга и тыла. Остальные войска (15 батальонов, 11 эскадронов пруссаков и 10 русских оруд.) пошли влево через лес.

Прямо из леса ок. 13 часов пруссаки начали атаку.

Жирар, все же, успел построиться фронтом к лесу. Бой завязала прусская кавалерия полковника Бисмарка, неожиданно атаковавшая неприятельскую конницу, и опрокинувшая ее за свою же пехоту. Русская батарея тут же открыла огонь по д. Любниц и вскоре подожгла её. Только после этого пять батальонов пруссаков пошли в атаку и овладели Любницем.

Пришлось Жирару отступить к Хагельбергу — на новую позицию. Стремясь, прикрыть свой правый фланг и в тоже время угрожать тылу пруссаков, Жирар насытил Бельцигскую рощу своими войсками для наблюдения за Чернышовым. Заняв Любниц, пруссаки продолжили наступление и атаковали противника, занимавшего высоты у Хагельберга.

Огонь артиллерии Жирара и проливной дождь, мешавшие прусской пехоте стрелять, вынудили ее отойти. Но и на левом фланге дело складывалось для них отнюдь благоприятно. И это, несмотря на то, что здесь Гиршфельд располагал двойным превосходством.

Правда, в это время в тылу Жирара — очень кстати, появился казачий отряд Чернышёва. Французскому генералу пришлось сосредоточиваться к Хагельбергу. Это позволило левому флангу пруссаков проникнуть в Бельцигскую рощу и через нее оказаться во вражеском тылу.

В свою очередь, Жирар картечью все же заставил пруссаков очистить Хагельберг. Отступавших пруссаков преследовало два батальона, которые вскоре пошли вправо — на Грюцдорф, куда Жирар послал ещё три эскадрона и несколько орудий с целью задержать наступление казаков. В то же время один прусский батальон, выйдя из Бельцигской рощи, двинулся к Хагельбергу. Французские батальоны, направившиеся было к Грюцдорфу, оказались окружены прусской пехотой и сложили оружие (33 офицера и 1.320 нижних чинов).

Гибель правофланговых частей Жирара внесла смятение и в остальные его войска. Пруссаки перешли в общее наступление на Хагельберг. Их попытались было встретить ружейным огнём, но после проливного дождя ружейные замки отсырели и пришлось решать дело исключительно штыками и прикладами. Жирар защищался упорно, потеряв в рукопашном бою свыше 4 тыс. чел.

Отступая к Магдебургу и Виттенбергу, солдаты Жирара пытались остановить преследование, задерживаясь у Клейн-Глина и у Гросс-Глина, но безуспешно. Казаки преследовали врага до ночи и захватили несколько сот пленных.

Потери Жирара превысили 4 тыс. убитыми, 5 тыс. пленными, 7 орудий, 20 зарядных ящиков и весь обоз. Если пруссаки взяли в плен 70 офицеров, 3 тыс. солдат, 6 орудий, 17 зарядных ящиков, то казаки Чернышова — 60 офицеров, ок. 2 тыс. рядовых, 1 орудие, 3 зарядных ящика.

Пруссакам победа «стоила» ок. 2 тыс. чел., из них 39 офицеров. Русские потери остались «за кадром».

Даву, узнав об этих «конфузах» своих «коллег по ремеслу», предпочел вернуться в Гамбург, где и оставался до окончания войны вплоть до капитуляции и отречения Наполеона весной 1814 г.

Принято считать, что Удино его неудачный «вояж» на Берлин обошелся в 2.200 убитыми и ранеными, 1.800 пленными и 13—26 оруд. Тогда как пруссаки потеряли ок. 2 тыс. солдат. Впрочем, есть данные и о меньших потерях — особенно среди пруссаков (до одной тысячи). Другое дело, что большое количество трофейного оружия позволило улучшить вооружение прусского ополчения — ландвера. Основные потери у Удино понёс его саксонский корпус. Саксонцы посчитали, что французский XII-й корпус намеренно оставил их без поддержки. Недоверие между национальными контингентами внутри наполеоновской армии возросло, что очень скоро приведет к нежеланию саксонцев сражаться за французского императора.

В свою очередь, эти победы над Удино и Жираром, одержанные пруссаками по сути в одиночку, естественно, вызвала патриотический подъём в Пруссии.

Тем временем, оплошавший Удино отступил на юг к Эльбе под защиту крепости города Виттенберг и вскоре был заменен Наполеоном на маршала Нея, которому ставилась прежняя задача овладеть Берлином. Ней по ошибке повел с собой свой корпус, затем его III-й корпус вернулся к Макдональду, в результате чего Боберская армия задержалась c выдвижением на целых два дня.

Тем временем Богемская армия продолжала свое движение из Чехии на Лейпциг, с целью выйти во фланг войскам Наполеона, направленным на Силезскую армию. Правая колонна под началом Витгенштейна, проходя мимо Дрездена, перехватила сообщение Сен-Сира о недостатке сил для обороны города: один 30-тысячный XIV-м пехотный корпус с 70 орудиями. Кроме того к союзникам перешли два полка вестфальской кавалерии, которые выдали иноформацию о том, как Сен-Сир полагал защитать Дрезден. В связи с этим Богемская армия получила приказ нацелиться на Дрезден, ограждавшийся полуразрушенной крепостной стеной, а также несколькими редутами с установленными на них артиллерийскими батареями.

Но и Наполеон уже спешил на защиту столицы Саксонии — крупнейшего города, раскинувшегося на обоих берегах Эльбы, центра по снабжению наполеоновских сил в Центральной Европе. В нём были собраны запасы для длительного содержания огромной армии.

Напомним, что согласно штатному расписанию численность союзной армии оценивалась примерно в 230 тыс. солдат при 670 оруд. Однако известно, что не все ее части подошли непосредственно к Дрездену.

Точно так же неясна осталась ситуация и с силами Наполеона в предстоящем ему сражении пол стенами Дрездена: подсчёты велись весьма приблизительно на основании штатной численности корпусов и дивизий, которая значительно отличалась от фактической.

И тем не менее, историки сходятся во мнении, что силы союзников, все же, значительно превосходили в численности войска имевшиеся на тот момент у Наполеона под рукой — что-то от 120 до 165 тыс.

25 августа Богемская армия подошли к Дрездену.

Александр I, следуя мнению своих советников, высказался в пользу немедленного штурма, но его австрийские союзники предпочли сначала плотно окружить город и к тому же дождаться подхода всех сил, застрявших с обозами в горных проходах. Тем более, что на тот момент в наличии у союзников набиралось не более 87 тыс. солдат, что по мнению Шварценберг было явно недостаточно для штурма укреплённых позиций врага.

Пока союзники (вернее, их монархи) «судили-да-рядили» Наполеон форсированными маршами все еще перебрасывал свои войска из Силезии к Дрездену.

Когда он приблизился к развилке дорог, ведущих к Дрездену и мосту на левый берег Эльбы в районе Кёнигштейна, то послал генерала Гурго узнать обстановку в Дрездене. Кёнигштейн находился в 27 км к юго-востоку от Дрездена. Первоначальный план атаки Наполеона заключался в переправе войск в Кёнигштейне, глубоком обходе и последующем ударе по тылам союзных армий, штурмующих Дрезден. Правда, на проведение такого сложного манёвра требовалось 2—3 дня. Однако Гурго вернулся в 11 часов вечера с информацией, что Дрезден в случае штурма не продержится и 24 часов. А если Дрезден падёт, то армия Наполеона окажется отрезана от своих тылов. Наполеон двинулся к Дрездену, оставив выполнять свой план захода в тыл союзников одному лишь корпусу генерала Вандама в 30-32-35 (данные разнятся) тыс. чел.

Еще до полудня 26 августа Наполеон со Старой гвардией (выше уже говорилось каким теперь было это воинское соединение) прибыли в Дрезден, а остальные его части еще подтягивались.

Согласно составленной диспозиции перейти в атаку следовало в 16 часов 26 августа пятью колоннами с разных сторон. На левом фланге шли австрийские части, в центре — прусские, а на правом фланге действовал русский корпус Витгенштейна. Первыми пошли в атаку на пригороды австрийские части, но завязли в боях за укрепления. Узнав о прибытии Наполеона, Шварценберг приостановил атаки. Более того, Александр I настоял на отмене штурма. Однако приказ об отмене не был доставлен в войска во время и в 16 часов раздался сигнал к всеобщему штурму.

Штурмующие войска не имели фашин и штурмовых лестниц, что сильно ограничивало их возможности.

К 17 часам австрийцы все же захватили пару редутов и 6 орудий, но остановились перед городской стеной. В этот момент дивизии Молодой гвардии Наполеона, переправившись через Эльбу, вступили в Дрезден с другой стороны.

Русские войска тоже начали атаку в 16 часов, сначала — кавалерией, затем — пехотой. Наступая вдоль левого берега Эльбы, они попали под перекрёстный огонь батарей с редутов и 30 орудий с правого берега. Контратаки французской кавалерии остановили их продвижение.

В свою очередь, достигшие редутов в центре пруссаки, были отброшены свежими подкреплениями французов.

Ок. 18 часов Наполеон, выйдя за пределы Дрездена, атаковал союзников и заставил их отступить по всему фронту на высоты вокруг города.

К 21 часу наступившая ночь прекратила сражение.

Союзники заняли оборонительную позицию полукольцом возле города. Самым сильным пунктом позиции был центр, расположенный на высотах. Однако лучшие пути отступления находились на флангах: на правом (у русских) дорога вдоль Эльбы на Пирну, на левом (у австрийцев) — на Фрайберг. Дороги, проходящие через центр, были второстепенными.

Наполеон решил атаковать фланги союзников. Его задача облегчалась тем, что левый фланг австрийского расположения (корпус Дьюлаи с арьергардом корпуса Кленау) был разделен труднопроходимым руслом мелкой речки Вайсериц (Плауэн), но с крутыми обрывистыми берегами.

С раннего утра 27 августа начался проливной дождь, повлиявший на перипетии сражения.

Ночью к французам подошли свежие пехотные корпуса: II-й маршала Виктора и VI-й маршала Мармона — всего ок. 53 тыс. чел.

С 7 часов утра Наполеон возобновил атаки на левый фланг союзников (австрийский корпус Гиулая) конницей Мюрата и корпусом маршала Виктора. Не опасаясь за свой центр, достаточно прикрытый дрезденским укрепленным лагерем и корпусом Мармона, он также предпринял атаку и на правый фланг союзников (русский корпус Витгенштейна и прусский Клейста) силами корпусов Нея, Сен-Сира и Молодой Гвардии.

Старая Гвардия оставалась в резерве.

Обходя укреплённые деревни, наполеоновские войска, выдавливали австрийцев с их позиций.

Под непрекращающимся ливнем ружья не могли стрелять и решающую роль играли артиллерия и кавалерия.

Ок. 2 часов дня ядро раздробило ноги знаменитому французскому военачальнику времен революционных войн, давнем сопернику Бонапарта по полководческой славе, генералу Моро, прибывшему в Европу из американской эмиграции, ставшему доверенным советником Александра I и как многие полагали воможному претендентом на должность главнокомандующего союзными силами. В момент рокового ранения, Моро верхом находился рядом с Александром I.

В то время, как пехота Виктора наседала на австрийский корпус генерала Гиулая с фронта, кавалерия Мюрата, используя непогоду, незаметно обошла позиции 3-й лёгкой австрийской дивизии Мецко из корпуса Гиулая. Соседний австрийский корпус генерала Гессен-Гомбурга был связан боем с корпусом маршала Мармона, к тому же находился за речкой Вайсериц и не мог оказать помощи краю своего левого фланга. Из-за дождя австрийцы не могли отстреливаться. Пехота Мецко, построившись в каре, начала отступление. Умело чередуя атаки сомкнутым строем своих грозных кирасир с плотным огнём следовавших за их порядками мобильной батарей конной артиллерии врага, Мюрат привел войска австрийцев в беспорядок и прижал их к обрывистому берегу речки Вайсериц. Под угрозой картечного расстрела в упор ок. 10 тысяч австрийцев (включая и из других их дивизий) сдалось в плен вместе с командиром 3-й дивизии, генералом Мецко.

Тем временем, на правом фланге русские тоже отступали от Эльбы, сдерживая наступающие каре неприятеля отчаянными контратаками гусарских полков. Так, врубившись в каре Молодой гвардии, погиб командир кавалерийской бригады — лихой гусар генерал Мелиссино. Закрепившись на высотах, русские остановили-таки дальнейшее продвижение врага. Один из французских корпусов, наступавший на правый фланг союзников, оторвался от линии своих войск и заметившие это союзные монархи (царь и прусский король) собрались было нанести ему фланговый удар силами прусского корпуса Клейста и русской гвардии, стоявшим в совершенном бездействии и только напрасно терявшим людей от огня французских батарей. Барклаю-де-Толли приказали подтянуть артиллерию с высот на помощь правому флангу, а также атаковать выдвинувшихся французов кавалерийским резервом с фронта. Но Барклай категорически отказался выполнять высочайший приказ, доходчиво объяснив, что в случае неудачи он не сможет увезти орудия обратно вверх по скользкому склону и значительная часть артиллерии попадет в руки врага. Кроме того, он указал царю на бесполезность использования кавалерии против сомкнутых колонн французской пехоты, потому что те находились под прикрытием укреплений Дрездена.

Несмотря на то, что у монаршьей «четы» еще было достаточно свежих резервов, но сообщение о глубоком обходном манёвре за Эльбой их расположения французским корпусом Вандама, силы которого союзники ошибочно сочли превышающими 40 тыс. (на самом деле — 32—35 тыс. данные разнятся)  ), понудили их сворачивать сражение. Более того, главнокомандующий Шварценберг, чьи войска понесли наибольшие потери, опасаясь оказаться отрезанным от своего тыла, настоял на немедленном отходе в Богемию.

В 17 часов вечера союзники начали организованный отход по дороге через Диппольдисвальде и Альтенберг на Теплице в Богемии. Первой повернула назад русская гвардия, стоявшая в тылу в резерве. Часть австрийцев отступила по западной дороге через Фрайберг.

Наполеон не сразу понял, что союзники решили отступать, у него сложилось впечатление о готовности союзников возобновить сражение. Наступающие сумерки и усталость французских войск не позволили Наполеону организовать немедленное преследование всё ещё превосходящих сил противника.

Общие потери союзников принято оценивать в 20—28 тыс. чел. и 26—40 оруд. (здесь и далее данные разнятся), причем, из 12—15 тыс. пленных — большая часть пришлась на австрийцев. Впрочем, есть и иные, боле внушительные цифры потери союзников. Так согласно мемуарам французских генералов и британского эмиссара при русском царей Р. Вильсона, вскоре ставшего генерал-майором — вплоть до 40 (! () тыс.!? У русских выбыло ок. 1.300 человек, причем, два генерал-майора (Луков и Мелиссино) были убиты.

Французские потери колеблются от 9 до 12 тыс. (данные разнятся)

Еще 26 августа, т.е. в день начала Дрезденского сражения, 99.400 солдат (включая 61.200 русских), из них 14.300 регулярной кавалерии, 8.800 казаков и 340 оруд. Блюхера в Силезии (совр. юго-запад Польши) сошлась во встречном сражении с переправившимися через речку Кацбах (ныне р. Качава в Польше), левый приток Одера под городом Лигницем с 80-тысячными войсками Макдональда (из них 6 тыс. кавалерии) и 200 оруд.

На правом фланге у французского маршала располагался V-й пех. корпус генерала Лористона, тогда как слева были XI-й пех. корпус генерала Жерара (заменившего на этом посту Макдональда), III-й пех. корпус генерала Сугама (заменившего отозванного Нея) и 2-й кав. корпус Себастиани.

Тогда как у Блюхера справа находился русский корпус генерал-лейтенанта Остен-Сакена (18 тыс., 60 оруд.), в центре — прусские войска генерала Йорка (38.200, из них 6 тыс. кавалерии, 104 оруд.), а на левом фланге — опять русские генерала-от-инфантерии Ланжерона (43 тыс., из них 4.600 кавалерии, 4.200 казаков, 176 оруд.).

Армия Макдональда растянулась вдоль левого берега Кацбаха, занимая позицию на лесистых холмах, которая считалась бы выгодной в случае оборонительных действий. Основные силы Силезской армии остановились на правом берегу Кацбаха на плоском плато Яуэр с крутыми каменистыми склонами. С юга-запада плато огибалось притоком Кацбаха, речкой Нейссе. Центр французского расположения находился примерно напротив места впадания Нейссе в Кацбах. К тому же, именно Нейссе отделяла русский корпус Ланжерона от основной армии Блюхера.

Узнав, что противник не спешит идти в атаку, Блюхер посчитал, что он перешел к обороне на выгодной позиции, и решил сам перейти в контрнаступление, для чего подготовил войска для переправы через Кацбах.

Однако неприятель упредил его маневр.

Весь день 26 августа шёл проливной дождь. Макдональд приказал провести разведку боем за рекой и после полудня его войска перешли Кацбах и Нейссе по мосту и вброд.

Много позже, в своих воспоминаниях, написанных после 1825 г., Макдональд оправдывался, что он де приказал переправиться через Кацбах для разведки лишь нескольким эскадронам кавалерии Себастиани, одновременно дав приказ III-му корпусу Сугама обойти правый фланг Блюхера, но тот не смог исполнить его приказ из-за отсутствия подходящих переправ. Он двинул дивизии cвоего корпуса во фронт союзникам уже после того, как XI-й корпус отходил с плато Яуэра. В результате концентрированного удара не получилось, а лишь «толчок растопыренной пятерней»

Большей частью своих сил Себастиани форсировал реку. Его кавалеристы взобрались на плато Яуэр без помех, не обнаружив поблизости врага.

На плато в этот момент были только войска Остен-Сакена и Йорка. Левое крыло армии Блюхера, русский корпус Ланжерона, отделённое от основных сил рекой Нейссе, противостояло войскам Лористона.

Блюхер не стал «ждать у моря погоды».

Он неожиданно обушился из лесных массивов на передовые французские эскадроны всей массой прусской и русской кавалерии, опрокинул их и при поддержке артиллерии направил удар на пехотные части французов, отрезанные обеими реками от подкреплений. В кавалерийской атаке особенно отличились драгуны Каргопольского и гусары Александрийского, Ахтырского, Белорусского и Мариупольского полков. Одновременно русская пехота Остен-Сакена ударила на неприятеля в штыки. Проливной дождь вывел из строя ружья, бой велся холодным оружием и артиллерией, в которой значительное преимущество из-за возможности маневрирования имели союзники. Отступающие французы были вынуждены бросить всю артиллерию, которую оказалось невозможным увезти назад из-за грязи и которую с огромным трудом втащили незадолго до того на плато. Разлившиеся от дождя реки Кацбах и Нейссе сделали броды непроходимыми для пехоты, единственный мост не мог пропустить всех солдат. С высоты плато батареи союзников расстреливала картечью сгрудившиеся перед водными преградами массы солдат Макдональда.

В то же время, на левом фланге союзников русские части Ланжерона вынуждены были отходили под неприятельским напором. Из-за жуткой грязи артиллерию подтянуть не удалось, а из-за проливного дождя невозможно было отстреливаться ружейным огнём. На выручку союзникам пришел Блюхер: он послал бригаду, которая переправилась через Нейссе и ударила во фланг войскам наседавшего Лористона. Под ударами с фронта и фланга его солдаты откатились.

В сложившейся ситуации Макдональд вынужден был поспешить с ретирадой на Бунцлау (совр. Болеславец), но ночное отступление ещё больше расстроило его потрепанные войска. В последовавшем затем трёхдневном преследовании до границ Саксонии Макдональд понес большие потери пленными. Так 17-я пех. дивизия генерала Пюто из корпуса Лористона, прикрывавшая правый фланг своих войск, оказалась отрезана от основных сил и была вынуждена сдаться врагу 29 августа под Цобтеном (сегоданя это г. Соботка в Польше) при переправе через реку Бобер.

В конце концов, разбитые войска Макдональда откатились на запад из Силезии до Бауцена в Саксонии, где Блюхер, узнав 31 августа о поражении Богемской армии союзников под Дрезденом, приостановил свое преследование-наступление.

Принято считать, что русские войска потеряли в том победном сражении 3.5 тыс. человек убитыми и ранеными, а всего урон союзников оценивают очень по-разному — от 8 тыс. до 22 тыс. солдат!? Прусский корпус Йорка, сформированный большей частью из частей ландвера (вид прусского ополчения), пострадал от дезертирства ополченцев, которые, утомившись битвой, просто разошлись по домам.

В тоже время, за этот успех (на фоне поражения под Дрезденом) командующий правым флангом российский генерал-лейтенант барон Остен-Сакен был повышен до генерала-от-инфантерии, а Блюхер за победу на Кацбахе получил 3 июня 1814 г. титул князя Вальштатского.

Французский участник тех событий, барон Марбо, в своих мемуарах посчитал, что кацбахский «конфуз» Макдональда (включая урон за время ретирады в Саксонию) обошелся его императору (по разным оценкам) в 12—13 тыс. убитых и утонувших и 18—20 тыс. пленных (включая 3-х генералов) и 103 оруд. Только в дивизии Пюто сдались 3.5 тыс. солдат с 16 пушками.

Тем временем, расстроенные после Дрезденского сражения-поражения войска союзников, отступали тремя колоннами от Дрездена на юг через долины Рудных гор в сторону Богемии (ныне Чехия). Целью Шварценберга было прикрыть направление на Вену. Австрийцы двигались по дороге через Фрайберг (западная дорога), другая колонна союзников шла кратчайшей дорогой через Диппольдисвальде и Альтенберг (центральная дорога).

Третьей колонне русских войск было предначертано отступать восточным путём через Пирну (вдоль Эльбы), однако на неё уже вышли части французов, переправившиеся южнее Пирны в районе Кёнигштейна. Потому Барклай решил идти на Теплиц (Богемия) через все те же Диппольдисвальде и Альтенберг. В арьергарде колонны русской армии, двигавшейся по дороге через Рудные горы на Теплиц, отходил корпус Витгенштейна.

Стремясь перерезать путь отступления союзникам через горные долины, Наполеон ещё 27 августа послал обходным манёвром слева на город Теплиц I-й армейский корпус генерала Вандама (32—35 тыс. — данные разнятся — при 84 оруд.), поддержать которого должны были корпуса маршалов Сен-Сира и Мармона.

На пути корпуса Вандама близ местечка Кульм, что в 40 км к югу от Дрездена, оказался 14—16 тысячный (данные разнятся) корпус Остермана-Толстого из которого лишь 10 тыс. были пригодны к бою.

Если бы Вандаму сопутствовал успех, то для союзников сложилась бы крайне опасная и даже критическая как в военном, так и в политическом отношениях ситуация. С военной точки зрения выход его корпуса к Теплицу мог бы перекрыть узкий путь через Рудные горы, и тогда Богемской армии (при которой находились русский император и король Пруссии!), грозило окружение и полный разгром. В политическом плане — после поражения под Дрезденом Австрия вполне могла покинуть коалицию, и ходили разговоры, что ее министр иностранных дел Меттерних собирался уже послать своих уполномоченных для переговоров с французами.

Сводный отряд Остермана-Толстого состоял из 1-й гвардейской пехотной дивизии (полки лейб-гвардии Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, несколько эскадронов лейб-гвардии Гусарского полка, пешая и конная гвардейская артиллерия — всего 24 орудия) и нескольких полков 2-го армейского корпуса (принца Евг. Вюртембергского).

Во время сражения при Дрездене 1-я гвардейская дивизия (генерал-майора барона Григ. Влад. Розена 2-го, ставшего сразу после Кульма — 30.8.1813 г. — генерал-лейтенантом) стояла в резерве, прикрывая вместе со 2-м корпусом правый фланг союзников со стороны Эльбы.

Еще 28 августа, этот сводный корпус вступил в кровопролитные бои с передовыми частями Вандама, очищая себе дорогу для отступления на Теплиц. Остерман узнал из перехваченной переписки о планах Вандамма: совершить обходной маневр на Кенигштейн, Петерсвальде и Теплиц, переправиться через Эльбу и остановить продвижение союзников, перекрыв дороги через горные долины. Он принял решение двигаться к Кульму и Теплицу, чтобы не позволить врагу взять под контроль проходы из тесных ущелий Рудных гор. У селения Гисгюбель в районе высоты Дуренберг авангард колонны 1-й гвардейской бригады Розена 2-го попал под плотный артиллерийский и ружейный огонь неприятеля. Брошенная в огонь гвардейская батарея из 4 орудий своим плотным огнём понудила артиллерию противника замолчать, а 2-й батальон лейб-гвардии Преображенского полка под командой полковника Никанора Мих. Свечина яростной штыковой атакой пробился сквозь вражеские ряды, расчистив путь всему отряду. Атака преображенцев была настолько стремительна, что в хвосте колонны не заметили, что головные части в бою. Сам Остерман с возгласом «Браво!» рукоплескал гвардейцам, а затем, объявив Свечину что «никогда не видал такой блистательной атаки», подарил нижним чинам 2-го батальона полтораста червонцев — будучи одним из богатейших людей России, граф Остерман мог себе такое позволить. Подвергаясь непрерывным атакам противника, гвардейская дивизия достигла Теплица, где и заняла выгодные позиции. Тем временем, арьергард Остермана (Лейб-гвардии Измайловский и Егерский полки) под его непосредственной командой продолжал сдерживать напор кавалерийской дивизии генерала Корбино на высотах Ноллендорфа.

С рассветом 29 августа части Остермана, отошли после арьергардной схватки от Кульма в сторону Теплица, и закрепились у селения Пристен, растянувшись в 2 линии и перекрыв дорогу на выходе из ущелья.

Первая атака корпуса Вандама была отбита, поскольку его войска не могли быстро развернуться, стеснённые ущельем.

С 12 часов пополудни Вандам предпринял ожесточённый штурм русских позиций.

К 14 часам дня к русским подошла 1-я кирасирская дивизия (гвардейская кавалерия генерал-майора Ник. Иван. Депрерадович 2-го — легендарного со времен Аустерлица кавалерийского командира, тоже после Кульма повышенного до генерал-лейтенанта). Кавалергардский и Конно-гвардейский полки прикрыли позицию на правом фланге, где стороны разделял овраг. Лейб-гвардии уланский и драгунский полки встали на левом фланге.

Сражение развернулось на горных склонах вдоль дороги Кульм-Теплиц. Вскоре генерал Остерман-Толстой был ранен, его перебитая ядром левая рука висела на суставе. Он сам приказал молоденькому фельдшеру ампутировать руку под солдатское пение военно-патриотической песни. Вместо Остермана командование принял генерал-лейтенант А. П. Ермолов.

Ок. 17 часов дня Вандам атаковал левый фланг русских двумя колоннами. Они прорвали-таки позиции русских, овладели селением Пристен на дороге, захватили русскую батарею, но нарвались на штыковую контратаку батальона Семёновского полка. Семёновцы отбили орудия, и в этот момент два гвардейских кавалерийских полка (лейб-улан и драгуны), увлекаемые Дибичем, без приказа Ермолова стремительно бросились в атаку.

Войска Вандама отступили и больше уже атак не предпринимали. На правом фланге, где овраг мешал манёврам, дело ограничивалось перестрелкой.

К вечеру 29 августа в Теплиц, куда так рвался Вандама, вошли отступающие из-под Дрездена русские войска основной армии Барклая-де-Толли, при которой находились также царь Александр I и прусский король Фридрих-Вильгельм III. К ночи на усиление русского отряда Остермана и Ермолова были переброшены 2-я кирасирская дивизия и части 3-го пехотного корпуса, сменив измотанную боем 1-ю гвардейскую дивизию. Начальство над всеми войсками под Кульмом принял старший в чине генерал от инфантерии М. А. Милорадович.

Тем временем, следовавший за отрядом Остермана прусский корпус генерала Клейста (ок. 35 тыс.) прошёл той же долиной в горах, что и раньше Вандам, оказавшись внезапно как для себя, так и противника в тылу у врага. Вандам даже принял вначале пруссаков за корпус маршала Сен-Сира, который по каким-то причинам отстал. Так получилось, что Вандама, первым ворвавшись в Богемию без поддержки других наполеоновских корпусов, неожиданно оказался в окружении отступающих союзных войск численностью от 50 до 60 тыс., но пока он об этом не подозревал.

Тем временем, руководить сражением было поручено царем командующему прусско-русской частью Богемской армии генералу от инфантерии Барклаю-де-Толли. Сам Александр I с утра наблюдал за возобновившейся битвой с высокой горы близ Теплица.

Утром 30 августа правый фланг генерала Вандама был атакован 3-м корпусом русских. Одновременно его левый фланг обошли австрийские дивизии. В центре против неприятеля сосредоточились до сотни орудий. При их мощной поддержке австрийская дивизия Коллоредо продолжила свое глубокое обходное движение левого фланга противника. Вандам, в свою очередь, безуспешно атаковал левый фланг союзников.

Более того, к полудню в тылу Вандама показался прусский корпус генерала Клейста. Французский командующий принял решение пробиваться назад с боем, бросив всю свою артиллерию. По дороге в гору в колонне по четыре понеслась кавалерийская бригада Корбино. Прусская батарея, шедшая в походном строю, была взята, прислуга частью изрублена, частью ускакала. Затем Корбино налетел на пехоту, смял и её и в результате пробился. А вот остальным частям Вандама проделать это не удалось.

Заметив отступление противника, союзники перешли в общее наступление. Русская кавалерия захватила Пристен, отрезав часть вражеской пехоты.

По разным данным от 8 до 12 тыс. чел. из корпуса Вандама во главе с ним самим сдались в плен. Вся их артиллерия (80 орудий) стала трофеем союзников. По сведениям с французской стороны, значительно преуменьшающим потери, в плен сдалось до 8 тыс. солдат. Сколько полегло на поле боя — осталось «за кадром». Уцелевшие 15-17-20-22 (данные сильно разнятся) тыс. разбежались по лесам и позднее часть из них присоединилась к своей армии.

Русские потери оцениваются в 6—7 тыс., из них 2.8 тыс. в гвардии, причем, в основном в 1-й день сражения. Один только Семёновский полк лишился 900 человек убитыми и ранеными из 1.800 списочного состава, Измайловский полк потерял 551 чел.

Общие потери союзников могли насчитывать до 10 тыс.

Согласно историческому анекдоту процедура сдачи Вандама в плен оказалась неоднозначной. Будто бы Александр I назвал Вандама грабителем и разбойником, а тот в ответ смело возразил в лицо императору: «Я не грабитель и не разбойник, но в любом случае, в истории я не останусь отцеубийцей». Если это так то это был намёк на причастность Александра к убийству отца, императора Павла I!? Так или иначе, но Вандам провёл в плену в России меньше года и был освобождён в 1814 г.

В отечественной историографии кровавое сражение под Кульмом принято считать поворотным в кампании 1813 г. Тем более, что одновременно под Кацбахом потерпел ещё более серьёзное поражение от Блюхера другой французский полководец, маршал Макдональд. Победы союзников не позволили Наполеону развить успех Дрезденского сражения и сохранили готовую распасться коалицию с Австрией.

Нет полной ясности в причинах того, почему корпуса Сен-Сира и Мармона не поддержали Вандама. Есть сведения, что эти маршалы получили соответствующие приказы от Наполеона, остававшегося по причине болезни в Дрездене, слишком поздно, когда благодаря сопротивлению русской гвардии корпус Вандама уже попал в ловушку.

Так или иначе, но Богемия (Чехия) была спасена от вторжения войск Наполеона и развертывания на её территории боевых действий. Царь наградил одного из главных героев Кульма графа Остермана-Толстого орд. Св. Георгия 2-го кл. — наградой полководческого уровня, а прусский король Фридрих-Вильгельм — Большим Железным крестом. Генерал Ермолов заслужил за сражение орден Св. Александра Невского, а от прусского короля — крест Красного орла I-й ст. Командующий русско-прусской армией Барклай-де-Толли получил орден Св. Георгия 1-го класса — самую высокую полководческую награду России.

Нижним чинам гвардейской кавалерии командующий Барклай выдал по три солдатских Георгиевских креста на эскадрон, для награждения тех, «кои по выбору собратий их избраны будут достойными к получению». Царь пожаловал по 2 руб. всем солдатам.

Кроме того, русские гвардейцы, стойко выдержавшие натиск французов 29 августа, были все коллективно награждены специальной наградой прусского короля — Кульмским крестом, или как его именовали, Знаком Отличия Железного креста. Солдаты из простых пехотных полков, сражавшиеся 29 августа вместе с гвардией, крестом удостоены не были. От Железного креста, прусского ордена, Кульмский крест отличался лишь тем, что на нём не было даты и вензеля Фридриха-Вильгельма. К награждению этим крестом было представлено 12.066 человек, но награду смогли получить лишь 7.131 уцелевших (к 1816 г.) воинов.

В Теплице Богемская армия простояла полтора месяца до подхода из Польши свежей русской Польской армии под командованием Беннигсена. Только в октябре собравшаяся с силами Богемская армия союзников смогла двинуться обратно в Саксонию.

В свою очередь после дрезденской победы над Богемской армией союзников Бонапарт был вынужден в начале сентября вновь выступить против Силезской армии Блюхера. Правда, тот тут же отошёл за реку Бобер/Бубр, разрушив мосты. Тем временем Богемская армия провела отвлекающий маневр в сторону Дрездена, заняв Пирну. Наполеон поспешил вернуться назад к Дрездену.

Вынужденный воевать сразу на два фронта Наполеон ушёл в преднамеренную оборону: его войска были измотаны непрерывными, бесплодными для них маршами.

Так, неудачной оказалось попытка войск маршала Нея в очередной раз «сходить» на Берлин.

Дело в том, что через две недели после сражения при Гросберене, когда прусские корпуса генералов Бюлова и Тауенцина отбросили от Берлина к Виттенбергу наполеоновские войска, которыми командовал маршал Удино, французский император повторил попытку захвата Берлина. Он сменил 2 сентября не справившегося с поставленной ему задачей Удино на Нея и дал ему приказ возобновить наступление на столицу Пруссии. В свою очередь, нефартовый Удино вернулся к командованию своим XII-м пех. корпусом в составе этой же самой группировки. Для восстановления ее численности после поражения она была усилена подкреплениями и польской дивизией Домбровского.

4 сентября Ней двинул войска из Виттенберга на Берлин.

Новое сражение состоялось 6 сентября на юго-западе Пруссии в районе деревни Денневиц (что вблизи г. Ютербог, т.е. примерно посередине между Берлином и Лейпцигом), причем, значительно дальше на юг от Берлина, чем предыдущее неудачное сражение при Гросберене.

Согласно ведомостям только 3-й и 4-й прусские корпуса Северной армии насчитывали к началу боевых действий 80 тыс. чел. при 158 орудиях, причем, в их состав входили и три русские тяжелые артбатареи и казачий полк. Правда, к моменту сражения при Денневице, они могли сократиться примерно до 50 тыс. В тоже время на заключительном этапе сражения, в основном в преследовании, примут участие примерно 5-тысячные русско-шведские кавалерийские части.

В свою очередь, данные о силах Нея сильно колеблются: от 58 до 70 тыс. чел.: IV-й пех. корпус генерала Бертрана (французы, итальянцы, поляки, немцы), VII-й пех. саксонский корпус генерала Ренье, XII-й пех. корпус маршала Удино (включая баварскую дивизию) и 3-й кав. корпус генерала Арриги де Казанова.

Войска Нея пошли на Берлин по одной дороге: первым — корпус Бертрана, за ним — Ренье и замыкал колонну Удино. Они растянулись на расстояние более чем 10 км, и будут вводится в бой по мере их подхода к полю сражения.

Авангардная итальянская дивизия Фонтанелли из корпуса Бертрана, напоровшись в 10 часов утра по дороге к Ютербогу перед деревней Денневиц на части ландвера из IV-го прусского корпуса Тауенцина, отбросила их за деревню в лес. Но выбить пруссаков из леса Бертрану не удалось и бой свелся к перестрелке.

Уже после полудня подошли бригады III-го прусского корпуса Бюлова и заняли фланговую позицию в районе деревни Нидер-Гёрсдорф, слева от французского расположения. Бертран атаковал пруссаков, но был остановлен огнём 24 орудий и контратаками. Польские уланы прорвались сквозь прусские каре: уже под ружейным огнём развернулись и кто уцелел смог-таки вернуться обратно к позициям Бертрана. А вот вестфальская кавалерия, которой Бертран приказал поддержать прорыв поляков, идти в атаку отказалась.

Только к 15 часам дня на помощь Бертрану подтянулся VII-й саксонский корпус Ренье и сразу втянулся в упорный бой за деревню Голсдорф, расположенную так же, как и Нидер-Гёрсдорф, слева вдоль маршрута движения войск Нея.

Наконец подошёл и XII-й корпус Удино.

Ней собрал несколько дивизий из разных корпусов и лично возглавил энергичную атаку на центр прусских позиций. Ему удалось-таки захватить Нидер-Гёрсдорф, но для развития успеха ему все же не хватило сил. Удовлетворённый успехом в этом месте сражения Ней решил снять с левого фланга корпус Удино и бросить его на поддержку Бертрана. На левом фланге остались одни саксонцы Ренье.

И вот, когда части Удино отошли с боевой позиции, Бюлов бросил в бой только-только прибывших к месту событий прусскую бригаду и шведских гусар.

К 18 часам вечера на левом фланге Нея появился и сам командующий Северной армией кронпринц Бернадот, причем, с 70 батальонами. Вместе с ним подошли и три русских кавалерийских полка, которые потом примут деятельное участие в преследовании отступающих противника.

Первыми не выдержали натиска превосходящих сил саксонцы Нея. Они побежали, увлекая за собой французские части Удино. Суматоха оказалась такой, что ездовые одной из русских артиллерийских рот, в азарте преследования французской пехоты даже захватили знамя с орлом, что вызывало неподдельное восхищение у наблюдавшего это шведского кронпринца Бернадота.

Ней отступил в беспорядке в Торгау на Эльбе, причем, с его слов его солдаты впадали в панику при виде даже нескольких казаков. В преследовании разбитого врага приняли участие и русские кавалерийские полки, но в основном со стороны союзников сражались III-й и IV-й прусские корпуса, большая часть которых состояла из частей ландвера (прусского ополчения).

По разным оценкам Ней мог потерять 18-22-25 тыс. (в основном пленными), а также убитыми, ранеными и дезертировавшими и 53-60-80 орудий. О большом числе дезертиров (6 тыс.) докладывал Бертье и сам маршал Ней.

В результате XII-й корпус был расформирован, его части распределили по другим корпусам, а его бывший командующий Удино стал начальником Молодой Гвардии Наполеона.

Потери пруссаков принято оценивать в 9—10.5 тыс. чел., причем, только 25 человек — русских. В тоже время пять российских офицеров удостоились за сражение орд. Св. Георгия 4-го кл. Интересно также, что за это жаркое дело была награждена помимо прусского ордена Железного Креста 2-й ст. еще и Георгиевским крестом, унтер-офицер из прусской бригады Борстелла… София-Доротея-Фредерика Крюгер, раненая тогда в плечо и ногу.

Столь же неудачным для наполеоновских войск оказалось и столкновение под Гердой (город в Нижней Саксонии между Люнебургом и Данненбургом), где 16 сентября русско-англо-прусско-ганноверско-мекленбургско-шведские объединённые войска (12.300 чел., в том числе, Русско-Германский Легион, добровольческий корпус Лютцова и Королевский Германский Легион) под командованием генерал-лейтенанта графа фон Вальмоден-Гимборна сошлись с 3–тысячной французской 50-й дивизией генерала Пешо из XIII-го корпуса армии Наполеона.

Поскольку корпус Вальмодена действовал на французских линиях снабжения к югу от Эльбы, то командующий XIII-м корпусом маршал Даву послал в сентябре против него дивизию Пешо. Узнав об этом, Вальмоден 15 сентября пересёк Эльбу и встал лагерем в Данненберге. 16 сентября генерал Пешо атаковал союзников близ Герды и после упорного боя вынужден был отступить под напором ганноверской бригады генерала Халкетта, потеряв ок. тысячи солдат.

После Денневица и Герды обе стороны стали собираться с силами.

Пунктуально следуя стратегии Трахенбергского плана, союзники избегали прямых столкновений с Наполеоном. Однако они успешно сражались против его маршалов и генералов, одержав победы над маршалом Удино при Гросберене, над маршалом Макдональдом у Кацбаха, над маршалом Неем при Денневице и над генералом Вандамом под Кульмом.

Все эти победы союзников не позволили Наполеону развить успех своей дрезденской победы. Тем самым, они сохранили готовую распасться коалицию с Австрией, засомневавшейся было в правильности своего включения в войну против мужа своей принцессы. В боевых действиях на три недели наступила передышка, противники собирались с силами и совершали вылазки друг против друга ограниченными силами.

Стратегическое положение Наполеона ухудшилось. Череда поражений его маршалов и генералов и ещё в большей степени изнуряющие марши и плохое снабжение привели к тому, что он потерял значительно больше солдат чем союзники. Не исключается, что за август и сентябрь Наполеон лишился чуть ли не 180 тыс. (!) солдат, главным образом от болезней и дезертирства. Более того, Бавария, вассал Наполеона и крупнейшее государство созданного им несколько лет назад Рейнского союза, предпочла вступить в сепаратные переговоры с Австрией.

В конце сентября 1813 г. союзные государи, съехавшиеся в Теплице, видя, что Наполеон упорствует в занятии центральной позиции при Дрездене, разработали новый план наступления на «корсиканского супостата».

В самом начале октября союзники, еще больше усилившись свежими подкреплениями, перешли в наступление на французского императора, засевшего на крепкой позиции вокруг Дрездена на востоке Саксонии. Вытеснить его оттуда предполагалось широким обходным манёвром сразу с двух сторон.

Силезской армии Блюхера, находившейся в окрестностях Бауцена, следовало пойти право через Эльстерверду и Херцберг к устью Эльстера, перейти там Эльбу и действовать вместе с войсками наследного принца шведского (которая должна была переправиться в Акене и Рослау) против левого фланга Наполеона. Тогда как, Шварценберг, с главным силами союзников (на их позиции у Теплице встала Польская армия генерала Беннигсена), направился бы через Себастиансберг и Хемниц на правый фланг и тыл французского императора.

В ответ Наполеон отправил IV-й корпус генерала Бертрана (14—15 тыс. чел. с 24 орудиями) к Вартенбергу, с целью воспрепятствовать переправе Блюхера, а Мюрата с 50 тыс. войск — во Фрайберг для наблюдения за Шварценбергом. Сам же с остальными силами остался в Дрездене ожидать развития событий.

Вартенбург лежал на левом, нагорном и холмистом берегу Эльбы. Местность между ним и рекой — изрезанная канавами и насыпями, с болотистыми рощами и лугами, и лишь против селения Бледдин с небольшим открытым полем. Бертран, расположив дивизию Морана в Вартенбурге и его окрестностях, направил слабую Вюртембергскую дивизию Франкемона к Бледдину, а дивизию Фонтанелли и кавалерию отвел в резерв к Годигу. Собственно между Вартенбургом и Эльбой встали лёгкие войска.

2 октября авангард Силезской армии в виде 25-тысячного прусского корпуса генерала Йорка (бригады принца Карла Мекленбургского, Штейнмеца, Горна и Гюнербейна, кавалерия Юргаса при 32 орудиях) при поддержке трех русских понтонных рот прибыл к селению Элстеру, что ниже устья одноименной реки и русские понтонеры тут же принялись возводить два моста.

На следующий день 3 октября — в 7 часов утра — пруссаки перешли Эльбу: бригада принца Мекленбургского направилась по самому берегу реки к Бледдину; полковник Штейнмец двинулся прямо к Вартенбургу; генерал Горн — несколько левее к лугу Зауангер, полковник Гюнербейн и кавалерия следовали в резерве. Правда, особенности рельефа местности вкупе с плотным огнем вражеских стрелков и батареи так сильно замедлили продвижение Штейнмеца и Горна, что Йорк был вынужден направить основные усилия на Бледдин, чтобы оттуда попытаться обойти правый фланг неприятельской позиции.

Принц Карл Мекленбургский с конницей Юргаса наконец достиг Шюцбергского поля, выстроил бригаду эшелонами и немедленно атаковал селение Бледдин, которое после отчаянной обороны вюртембержцев, оказалось в руках пруссаков. Франкемон вынужден был отступить к Годигу, причём одна из его колонн, настигнутая прусской конницей, потеряла пять орудий и нескольких зарядных ящиков. Принц Мекленбургский, оставив часть своей бригады у Бледдина, пошел вправо на Вартенбург.

Одновременно генерал Горн, добравшись до Зауангера, решился также двинуться в атаку. Построив бригаду в плотные колонны и запретив открывать огонь, он бросился в штыки на дивизию Фонтанелли, подтянутую Бертраном на подкрепление Морана, опрокинул её, овладел Зауангером и лежащими позади его насыпями, и отняв у неприятеля пять орудий, ворвался в Вартенбург.

Бертран поспешно отступил к высотам Вейнберга, а затем ретировался к Кембургу, преследуемый кавалерией противника.

Сражение при Вартенбурге обошлось Бертрану в тысячу человек убитых и раненых и 500 пленных, также 11 орудий и 70 зарядных ящиков. Пруссакам победа «стоила» 70 офицеров и до 2 тыс. солдат.

Пруссаки встали у Вартенбурга; русские корпуса Сен-При и Ланжерона, переправившиеся в тот же день через Эльбу, расположились у Бледдина и у самой переправы, а корпус генерала Сакена — на правом берегу у Эльстера.

Своей победой у Вартенбурга генерал Йорк позволил маршалу Блюхеру форсировать Эльбу на пути к Лейпцигу, за что был награждён российским орд. Св. Георгия (2-го кл., №59) и получил титул графа Вартенбургского.

Наступая с севера от Вартенбурга, Силезская армия Блюхера обошла Дрезден с севера и перешла Эльбу севернее Лейпцига. К ней присоединилась и Северная армия, очень осторожно воевавшего тогда шведского крон-принца Карла-Юхана (бывшего наполеоновского маршала Бернадота). Главная (Богемская) армия Шварценберга вышла из Богемии, оттеснила войска Мюрата, обошла Дрезден с юга и тоже двинулась в сторону Лейпцига, в тыл Наполеону с запада.

Таким образом, театр военных действий переместился на левый берег Эльбы.

Наполеон искал решающей битвы, так как стратегия союзников на истощение сил обеспечивала им перевес в силу гораздо больших ресурсов. Как считают историки, роковой для Наполеона стала тактическая переоценка своих войск, вымотанных предыдущими боями и многодневными переходами, и стратегическая недооценка военной мощи союзников.

Оставив в Дрездене сильный гарнизон и выставив заслон против Богемской армии, Наполеон бросился под Лейпциг. Там он рассчитывал сначала разбить Блюхера, а затем и шедшего за ним во втором эшелоне Бернадота, всегда предпочитавшего «воевать как бы вторым номером, т.е. из-за спин бойцов первой шеренги».

Впрочем, будучи вояками с очень большим стажем, оба, согласно Трахенбергскому плану военных действий, поспешили уклониться от сражения с самим Наполеоном, и ему предстояло иметь дело сразу со всеми союзными армиями. А ведь из-за неверной информации он не знал точно, где располагалась самая крупная армия союзников — Богемская. Кроме того, он ошибался, полагая, что русско-прусская Силезская армия находится значительно севернее, чем это было на самом деле.

В результате 16—19 октября 1813 г. под Лейпцигом произошло одно из крупнейших сражений XIX в., известное как Битва народов.

Из-за значительной разбросанности армий, обширного фронта сражения и большой продолжительности по времени, оценка сил противоборствующих сторон сильно варьируется, но в среднем историки склоняются к тому, что Наполеон мог иметь под Лейпцигом от 180 до 200 тыс. солдат. В тоже время, силы союзников к концу битвы не менее чем в полтора раза превышали численность наполеоновских войск.

Итак, у Наполеона было 9 пехотных корпусов (более 120 тыс.), императорская гвардия из 3 пехотных дивизий, кавалерийской дивизии и артиллерийского резерва (всего до 42 тыс.), 5 кавалерийских корпусов (до 24 тыс.) и гарнизон Лейпцига (ок. 4 тыс.). Помимо французов, в армии Наполеона сражались поляки, итальянцы, бельгийцы, голландцы и различные «немцы», в частности, баденцы, вюртембержцы и саксонцы, чья дивизия входила в состав VII-го пехотного корпуса.

Силы союзников стягивались под Лейпциг по частям.

Первыми подошли Силезская русско-прусская армия фельдмаршала Блюхера (54—60 тыс., — данные разнятся — 315 орудий) и Богемская австро-русско-прусская армия фельдмаршала Шварценберга (133 тыс., 578 орудий). В ходе сражения подтянутся Северная прусско-русско-шведская армия кронпринца Бернадота (58—85 тыс., сведения различаются 256 орудий), Польская русская армия генерала Беннигсена (46 тыс., 162 орудия) и 1-й австрийский корпус фельдмаршала Коллоредо (8 тыс., 24 орудия).

Союзная армия состояла из 127 тыс. русских, 89 тыс. подданных Австрии (австрийцы, венгры, различные славянские народности), 72 тыс. пруссаков, 18-20-24 тыс. (данные разнятся) шведов. Возглавлявший последних бывший наполеоновский маршал кронпринц Бернадот, будущий король Швеции Карл XIV Юхан всячески старался не посылать в бой своих подданных, желая сохранить их для иных, более актуальных для Швеции дел, например, для «постановки в позу прачки» Дании и завоевания Норвегии. Своих полководческих дарований он особо проявлять не будет, но, тем не менее, уважением монархов Европы, как бывший маршал Наполеона, пользовался.

Наполеон разместил свои войска вокруг Лейпцига полукругом, при этом большую часть своей армии (ок. 110 тыс.) — южнее города вдоль реки Плайсе (Плейсе), от Конневитца до деревни Марклейберг, затем далее на восток через деревни Вахау и Либертвольквитц до Хольцхаузена.

Утром 14 октября наполеоновские войска расположились следующим образом: корпус князя Понятовского (ок. 6 тыс. чел.) занимал позицию от Конневица, через Лёсниг и Дёлиц до Марклееберга; II-й армейский корпус маршала Виктора (15 тыс. чел.) — от Марклееберга до Вахау; V-й корпус генерала Лористона (12.700 чел.) — от Вахау до Либертвольквица; в качестве резерва в Тонберге перед Лейпцигом расположились IX-й резервный корпус маршала Ожеро (10 тыс. чел.), дивизия Молодой гвардии, кавалерийские дивизии генералов Мильо, Беркхейма и Леритье (всего — 4 тыс. чел.) и 2 тыс. польских кавалеристов. 12-тысячный корпус генерала Бертрана у Линденау прикрывал дорогу на запад. На севере встали 50-тысячные войска маршалов Мармона и Нея.

Союзники к этому моменту имели в наличии ок. 200 тыс. солдат, так как 1-й австрийский корпус фельдмаршала Коллоредо и русская Польская армия генерала Беннигсена, равно как и Северная армия Бернадота, насчитывавшие ок. 100 тыс. солдат, еще только подтягивались к месту битвы. Главные силы союзников были сосредоточены в Богемской армии и именно при ней «квартировал» главный тандем союных государей — русский император Александр I и прусский король Фридрих Вильгельм III.

За два дня до генерального сражения — 14 октября случилось очень жаркое дело под Либертвольквицем (южный пригород Лейпцига), между французскими войсками под командой маршала Мюрата и союзными австро-русско-прусскими силами под общей командой Витгенштейна по началу с участием лишь пехоты и артиллерии. Затем оно переросло в грандиозную «кавалерийскую карусель», так и не давшую преимущества ни одной из сторон.

Началось все с того, что князь Шварценберг, расположившийся в Альтенбурге приказал командующему авангардом Витгенштейну провести рекогносцировку неприятельских позиций с фронта. Под его началом были 3 тыс. сабель российской кавалерии, пехотные корпуса принца Евг. Вюртембергского, князя Андрея Ивановича Горчакова, генерала Кленау и генерала Клейста, кавалерия генерала Палена (Павл. Петр. 2-го, или Петра Петр. 3-го!?) и резервная кавалерия генерала Рёдера (всего — ок. 60 тыс. чел.).

Витгенштейн двинулcя двумя колоннами: в многочисленной, левой колонне — корпуса Палена и Клейста на Магдеборн, 14-я пехотная дивизия генерала Богдана Борис. Гельфрейха — на Грёберн, корпус принца Евг. Вюртембергского — на Госсе, корпус князя Горчакова — к Штремталю; в более слабой, правой колонне — корпус Кленау, пошедший на Либертвольквиц.

В 9 часов утра Кленау атаковал Либертволквиц и спустя два часа ожесточённого боя генерал Мэзон под угрозой флангового обхода оставил город, который затем несколько раз переходил из рук в руки. Тем временем, генерал Клейст во главе нескольких прусских кавалерийских полков атаковал Гюлденгоссу, а генерал Рёдер — Вахау и Марклееберг. Правда, французская пехота предотвратила захват этих пунктов, после чего началась дуэль между артиллерией союзников, расположенной на горе Вахтберг у Гюльденгоссы и французской артиллерией с горы Гальденберг между Вахау и Либертвольквицем.

Ок. 13 часов дня Мюрат во главе 5-тысячной кавалерии атаковал центр союзников, где ему противостояло такое же число конницы. Через час прусские и русские всадники пробились через фланги наступающих и достигли Вахау, где были отброшены артиллерийским огнём.

Собственно кавалерийский бой продолжался еще долго — до 17 часов, причём, число рубившихся всадников достигало, порой, 14 тыс. палашей и сабель.

Лишь к 18 часам князь Шварценберг приказал прекратить атаки и войска обеих сторон вернулись на исходные позиции.

В той «прелюдии» к «Битве народов» 14 октября союзники потеряли до тысячи убитыми и ранеными, тогда как противник — более 600 чел., но был ранен дивизионный генерал Пажоль.

Наполеон приготовился атаковать Богемскую армию 16 октября — до подхода остальных войск союзников — рассчитывая разгромить или, на худой конец, сильно ослабить её. В свою очередь, союзники то же считали, что наступать необходимо, чтобы предотвратить сосредоточение сил Наполеоном. Кроме того, они опасались, что используя свое центральнре распложение на театре военных действий, французский император может отдельно разбить Северную армию.

По предложению главнокомандующего союзных войск, фельдмаршала Шварценберга, основной часть Богемской армии следовало преодолеть сопротивление возле Конневитца, пробиться сквозь болотистую низину между реками Вайсе-Эльстер и Плайсе, обойти правый фланг французов и занять самую короткую западную дорогу на Лейпциг. Ок. 20 тыс. солдат под командованием австрийского фельдмаршала Гиулая должны были атаковать западный пригород Лейпцига, Линденау, а фельдмаршал Блюхер — наступать на Лейпциг с севера, со стороны Шкойдица.

После возражений Александра I, не без оснований указавшего на сложность форсирования этой местности, для выполнения обходного маневра по плану Шварценберга было выделено 35 тыс. австрийцев из 2-го корпуса генерала Мерфельда под началом наследного принца Фридриха Гессен-Гомбургского. 4-й австрийский корпус Кленау, русские войска генерала Витгенштейна и прусский корпус фельдмаршала Клейста под общим командованием российского генерала Барклая-де-Толли предстояло направить на неприятеля в лоб с юго-востока.

В результате, Богемская армия оказалась разделённой реками и болотами на три части: на западе — австрийцы Гиулая, другая часть австрийской армии действовала на юге между реками Вайсе-Эльстер и Плайсе, и остальная часть Богемской армии под начальством генерала Барклая-де-Толли — на юго-востоке.

Ещё до рассвета 16 октября русско-прусские войска Барклая-де-Толли начали выдвижение на ударные позиции и ок. 8 часов утра союзная артиллерия открыла огонь по указанным целям. После артподготовки авангардные части пошли в атаку на вражеские позиции.

Уже ок. 9.30 русская 14-я дивизия и прусские 12-я бригада и четыре батальона 9-й бригады под началом фельдмаршала Клейста взяли штурмом деревню Марклейберг, обороняемую Ожеро и Понятовским: четырежды они были выбиты оттуда и четырежды возвращали себе деревню.

Находившаяся восточнее деревня Вахау, где стояли войска под командованием самого Наполеона, также была взята русскими [5-тысячный 2-й пехотный корпус; кавалерия генерала Палена (2-го или 3-го?) — гусары, уланы и казаки — всего ок. 2 тыс.] и прусскими (6-тысячная 9-я бригада) войсками под командованием герцога Евг. Вюртембергского. Однако из-за потерь от артиллерийского огня противника к полудню Вахау пришлось оставить. Лишь несколько батальонов смогли закрепиться в лесу на границе с деревней.

5-тысячная 5-я русская дивизия генерал-майора Влад. Петр. Мезенцева 1-го, 10-я прусская бригада генерала Пирха (свыше 4 тыс.), 11-я прусская бригада генерала Цитена (свыше 5 тыс.) под общим командованием генерала Андр. Ив. Горчакова 2-го и 4-й австрийский корпус Кленау (до 25 тыс.) наступали на деревню Либертвольквитц, которую обороняли V-й пехотный корпус генерала Лористона (свыше 13 тыс. чел., с 50 оруд.) и 18-тысячный корпус маршала Макдональда. После ожесточённого сражения за каждую улицу союзники все же овладели деревней, но при этом обе стороны понесли очень большие потери. Правда, после подхода к французам подкрепления в виде 36-й дивизии, к 11 часам она опять оказалась в их руках.

Весь фронт союзников был так ослаблен битвой, что лишь с трудом мог защищать исходные позиции. Атака австрийцев на Конневитц также не принесла успеха, и после полудня главнокомандующий Шварценберг направил австрийский корпус в помощь Барклаю.

Только теперь Наполеон решил перейти в контрнаступление.

Ок. 15 часов дня до 10 тыс. наполеоновской кавалерии под началом Мюрата попытались прорвать центр союзников у деревни Вахау. Они сумели прорваться к холму, на котором находились союзные монархи и главнокомандующий Шварценберг, однако были остановлены благодаря контратаке лейб-гвардии казачьего полка под командованием полковника Ив. Ефрем. Ефремова — героя почти всех войн России с наполеоновской Францией, начиная с Аустерлица, «исполнителя» знаменитого обманного маневра после отхода армии Кутузова от Москвы, введшего в заблуждение самого Мюрата.

Также неудачей окончилось наступление V-го французского пехотного корпуса генерала Лористона на Гюльденгоссу. Когда Шварценберг понял стратегическую важность этой позиции, он приказал подтянуть к ней резервные части под командованием великого князя Константина Павловича.

Наступление австрийских войск Гиулая на Лиденау также было отбито французским генералом Бертраном.

Однако важного успеха добилась Силезская армия.

Не дожидаясь подхода Северной армии кронпринца Бернадота, фельдмаршал Блюхер отдал приказ присоединиться к общему наступлению. Под деревнями Видериц и Мёкерн его войска столкнулись с ожесточённым сопротивлением. Оборонявший Видериц польский генерал Домбровский целый день удерживал её от захвата русскими войсками генерала Ланжерона. 17 тыс. солдат Мармона, оборонявшие Мёкерн, получили приказ оставить свои позиции и следовать на юг к Вахау, где Наполеон все еще надеялся переломить ход всего сражения.

Войска Мармона уже покинули свои хорошо укреплённые позиции, когда их командующий увидел приближающегося противника, решил задержать его и послал к маршалу Нею просьбу о помощи. И все же, 20-тысячный прусский корпус Йорка после неоднократных атак взял-таки деревню, потеряв 7 тыс. солдат, а корпус Мармона понес страшные потери.

Таким образом, союзники все же прорвали севернее Лейпцига фронт противника, а войска Мармона так и не приняли участия в ключевой схватке того дня — под Вахау, где у Наполеона поначалу намечался было успех.

Только ночью боевые действия затихли.

Наступление обошлось союзникам примерно в 20 тыс. убитыми и ранеными. Несмотря на их успешные контратаки под Гюльденгоссой и в Университетском лесу (возле деревни Вахау), большая часть поля боя все же осталась за французами. Они оттеснили союзные войска от Вахау до Гюльгенгоссы и от Либертвольквитца до Университетского леса, однако не смогли прорвать их фронт.

В целом день ни одна из сторон так и не смогла добиться особого преимущества.

Наполеону не удалось разгромить противника, а к союзникам шло серьезное подкрепление — 100 тыс. солдат. В то время как французский император мог рассчитывать лишь на корпус фон Дюбена.

Бонапарт осознавал всю опасность, однако, все же, не покинул ставшей крайне уязвимой (столь растянутой для его поредевшей армии) позиции под Лейпцигом. Через пленённого под Конневитцом австрийского генерала Мерфельда поздно ночью 16 октября он передал противникам свои условия перемирия. Он соглашался уступить герцогство Варшавское, Голландию и ганзейские города, восстановить независимость Италии, отказывался от Рейнского Союза и Испании и требовал только возврата захваченных англичанами французских колоний. Однако в этот раз союзники не удостоили императора ответом.

Не исключено, что мирные предложения французского императора оказались его серьёзной психологической ошибкой: союзники поверили в слабость французов, если их воинственный доселе император первым предлагает мир.

Воскресный день 17 октября прошёл по большей части спокойно, лишь на севере войска Блюхера, взяв деревни Ойтрицш и Голис, подступили вплотную к Лейпцигу.

В 14 часов в деревне Зестевиц собрался военный совет союзников.

В это же время пришло известие о прибытии 54-тысячной Польской армии Беннигсена. Главнокомандующий Шварценберг хотел немедленно возобновить сражение, однако Беннигсен заявил, что его солдаты слишком устали от долгого перехода.

Было решено возобновить наступление в 7 утра следующего дня.

Для усиления армии Беннигсена ей передали 4-й австрийский корпус Кленау, 11-ю прусскую бригаду генерала Цитена и казаков генерала Платова, тем самым, увеличив её до 75 тыс.

В 2 часа ночи 18 октября Наполеон оставил свои старые позиции, защищать которые из-за недостатка войск было практически невозможно, и отступил к Лейпцигу на дистанцию часа пути. Новая позиция оборонялась уже лишь 150 тыс. солдат, что было явно недостаточно для отражения союзников, располагавших к этому моменту двойным превосходством — 300 тыс. чел. при 1400 орудиях. Несмотря на это огромное преимущество, на следующий день бои будут проходить с крайним ожесточёнием и далеко не везде успешно для союзников.

В 7 часов утра главнокомандующий Шварценберг отдал приказ о наступлении.

Наполеон, управляя войсками из ставки у табачной мельницы Штёттеритца, оборонялся яростно. К тому же, колонны союзников переходили в наступление неравномерно, некоторые из них двинулись слишком поздно, из-за чего не получилось одновременного сокрушительного удара по всему фронту.

Шедшие на левом фланге австрийцы под командованием наследного принца Фридриха Гессен-Гомбургского атаковали позиции противника под Дёлицем, Дёзеном и Лёснигом, стремясь оттеснить его от реки Плайсе. Сначала был взят Дёлиц, а ок. 10 часов — Дёзен. После того, как принц Гессен-Гомбургский получил тяжелое ранение, командование взял на себя фельдмаршал Коллоредо. Войска Наполеона оказались оттеснены до Конневитца, однако там им на помощь пришли две дивизии Удино. Пришлось австрийцам отступить и оставить Дёзен. Перегруппировавшись, они вновь перешли в наступление и к обеду захватили Лёсниг, однако повторно взять Конневитц, обороняемый поляками и Молодой гвардией под командованием Удино и Ожеро, им не удалось.

Кровавый бой разгорелся под Пробстхайдой, обороняемой Виктором от Барклая-де-Толли. В поддержку своему маршалу Бонапарт направил туда Старую гвардию и гвардейскую артиллерию генерала Друо (ок. 150 орудий). Гвардейцы попыталась было развить контрнаступление на юг, однако были остановлены огнём артиллерии, располагавшейся на небольшом холме в 500 м от Пробстхайды. До конца светового дня союзникам не удалось его взять, бой продолжился и после наступления темноты.

Ок. 14 часов на правом фланге армия генерала Беннигсена, перешедшая в наступление с опозданием, захватила Цукельхаузен, Хольцхаузен и Паунсдорф. В штурме Паунсдорфа, несмотря на возражения Бернадота, приняли участие и части Северной армии, прусский корпус генерала Бюлова и русский корпус генерала Винцингероде. Части Силезской армии под командованием Ланжерона и Сакена взяли Шёнефельд и Голис.

Кстати, в бою под Паунсдорфом были использованы, имевшиеся именно в Северной армии, британские ракетные батареи Конгрива. Правда, степень их эффективности, а не только эффектности осталась «за кадром». Впрочем, так зачастую бывает с каждым новым эскпериментальным оружием, когда оно впервые попадает на поля сражений…

В разгар боя вся Саксонская дивизия (3 тыс. чел., 19 оруд.), сражавшаяся в рядах наполеоновских войск, перешла на сторону союзников. Чуть позже то же совершили еще и вюртембергские с баденскими частями.

К вечеру на севере и востоке наполеоновская армия была оттеснена на расстояние 15-минутного марша от Лейпцига. После 18 часов наступившая темнота прекратила боевые действия, войска приготовились было к возобновлению сражения на следующее утро.

Уже после того, как Наполеон отдал приказ о ретираде, начальник его артиллерии доложил, что за все время боёв под Лейпцигом было израсходовано 220 тыс. выстрелов. Осталось всего 16 тыс., и подвоза не ожидалось.

Главнокомандующий Шварценберг сомневался в необходимости принуждать на следующий день всё ещё опасного противника к отчаянной битве. Австрийский военачальник Гиулай получил приказ лишь наблюдать за противником и не атаковать Линденау. Благодаря этому французский генерал Бертран смог воспользоваться дорогой на Вайсенфельс, через Линденау в направлении Залле, куда за ним потянулись обозы и артиллерия. Ночью началось отступление уже всей наполеоновской армии, гвардии, кавалерии и корпусов Виктора и Ожеро. Тогда как войска Макдональда, Нея и генерал Лористона оставались в городе прикрывать отход.

Поскольку планируя битву Наполеон рассчитывал только на победу, то нужных мер по подготовке ретирады принято не было. Вот и пришлось всем войскам отступать по всего лишь одной дороге на Вайсенфельс.

Предложения русского императора Александра I о форсировании реки Плайсе и прусского фельдмаршала Блюхера о выделении 20 тыс. кавалерии для преследования неприятеля были отклонены.

Когда утренний туман рассеялся, стало ясно, что штурма Лейпцига не понадобится. Находившийся вместе с Наполеоном в городе, король Саксонии Фридрих-Август I прислал офицера с предложением сдать город без боя, если войскам французского императора будет гарантировано 4 часа на отступление. Но император Александр I отклонил его и послал своих адъютантов к колоннам с приказом о наступлении в 10 часов утра.

Рассказывали, что саксонский король запросил о мире, когда союзники уже начали обстреливать Лейпциг. В результате российский генерал Толь, доставивший ответ Александра I Фридриху-Августу I, был вынужден организовать охрану для последнего от русских солдат, которые пошли на штурм дворца.

В то время как французская армия в толчее протискивалась через западные Рандштадские ворота, да и сам Наполеон лишь с трудом смог выбраться из города, русские войска генералов Ланжерона и Остен-Сакена уже захватили восточный пригород Халлес, пруссаки под командованием Бюлова — пригород Гриммас, южные ворота Лейпцига — Петерстор — были взяты русскими войсками Беннигсена. Паника среди оставшихся защитников города достигла пика, когда по ошибке был взорван мост Эльстербрюкке, находившийся перед Рандштадскими воротами. Услышав крики «Ура!» наступающих союзников, сапёры спешно взорвали мост, несмотря на то, что в городе оставалось ещё ок. 20 тыс. наполеоновских войск, в том числе маршалы Макдональд и Понятовский и генерал Лористон. Многие, в том числе и Юзеф Понятовский, получивший свой маршальский жезл лишь за 2 дня до рокового события, погибли при отступлении, остальные были взяты в плен.

Сражение завершилось отступлением Наполеона из Саксонии.

Поскольку с точной статистикой потерь наполеоновской армии в многодневном сражении под Лейпцигом есть большие проблемы, то имеет смысл говорить о том, что цифры, приводимые разными авторами, разнятся и зависят от методики подсчёта. Так вот по самым приблизительным оценкам она могла лишиться 70—80 тыс. чел., из которых примерно 40 тыс. убитыми и ранеными, 15 тыс. пленными, ещё 15 тыс. было захвачено в госпиталях и до 5 тыс. саксонцев перешло в конечном счете на сторону союзников. Кроме боевых потерь, жизни солдат отступающей армии уносила эпидемия тифа. В результате известно, что Наполеон смог вернуться во Францию всего лишь с 40 тыс. солдат. Кроме того, 325 орудий достались союзникам в качестве трофея.

Потери союзников за три дня сражения составили до 54 тыс. убитыми и ранеными, из них 22.600 русских, 16 тыс. пруссаков, 15 тыс. австрийцев и только… 180 шведов. Серьезные потери понес союзный генералитет: Неверовский, Шевич, Гине, Кудашев, Линдфорс, Мантейфель, Ревень, Шмидт. В тоже время, именно за это сражение четыре генерала получили орден св. Георгия 2-го класса. Исключительно высокая оценка, если учесть, что за Бородинское сражение этим орденом такого класса был удостоен всего один человек (Михаил Богданович Барклай-де-Толли), а всего за 150 лет существования ордена 2-й класс вручали лишь 125 раз.

Наполеон после сокрушительного поражения под Лейпцигом отступал кратчайшей дорогой на Франкфурт к Рейну, во Францию.

Отряды союзников преследовали его, отбивая отставших.

Так, у города Готы русский генерал из армии Блюхера Александр Яков. Рудзевич (1776, Крым — 23.3.1829, Фокшаны, Валахия) захватил в плен две тысячи солдат Наполеона.

В это время крупнейшее из немецких государств Рейнского Союза — Бавария, бывший союзник Франции, присоединилась к Шестой коалиции согласно договору, заключённому ею с Австрией после Лейпцигского сражения. Всего за год до того баварский корпус, входя в состав Великой Армии Наполеона, почти полностью погиб в России, и новая армия была набрана из новобранцев.

Объединённые 43-тысячные австро-баварские войска под командованием баварского генерала Вреде (три баварских и две австрийских пехотных дивизии с кавалерией) направились на перехват линии отступления Наполеона. К Вреде присоединился «летучий» кавалерийский отряд русского генерал-майора А. И. Чернышёва, действующего самостоятельно от главных сил союзников.

28 октября Вреде достиг Ханау или Ганау (земли Гессен), перерезав путь отступления Наполеону.

Ханау находится в 20 км восточнее Франкфурта при устье реки Кинциг, впадающей в Майн. Обе эти реки огибают Ханау, Кинциг — с севера, а судоходный Майн — с юга, сливаясь на западной границе города. Старая дорога на Франкфурт шла вдоль северного (правого) берега Кинцига, Ханау располагался на другом берегу.

Вреде полагал, что главные силы Наполеона отступают севернее по дороге на Кобленц, и ожидал встретить здесь лишь фланговый 20-тысячный авангард. Лишь одну свою баварскую дивизию он отправил во Франкфурт.

Узнав об опасном для него маневре Вреде, Наполеон, повернул свои растянувшиеся в марше войска именно на старую дорогу, рассчитывая либо обойти Ханау и свободно проследовать к Франкфурту, либо дать сражение в максимально выгодной для него позиции.

30 октября Вреде после мелких боёв с разрозненными группами потивника стянул войска и начал их выстраивать лицом к отступающей французской армии за рекой Кинциг. На левом фланге он поставил кавалерию, к которой примкнула баварская дивизия, в центре — австрийские дивизии, и на крайне правом фланге другая баварская дивизия опиралась на реку Кинциг. На другом берегу Кинцига остался резерв: австрийская бригада занимала Ханау. Казаки Чернышёва выстроились вдоль дороги в тылу основной армии.

По началу (30 октября) у Наполеон под рукой было лишь ок. 17 тыс. чел. (пехота Макдональда и кавалерия Себастиани) остальные войска еще только подтягивались. Благодаря густому лесу французы смогли незаметно приблизиться к позициям Вреде. Наполеон, лично осмотрев расположение войск Вреде, решил атаковать левый фланг союзников всеми имеющимися у него на тот момент силами, нанеся мощный удар по левому крылу баварцев.

Баварский генерал не мог знать подлинной численности войск французского императора (которому совсем недавно довольно долго служил, в частности, в Русской кампании 1812 года), занимая сугубо оборонительную позицию в надежде задержать противника до подхода главных армий союзников. Наполеон не опасался контратак своего бывшего подчинённого.

К полудню войска Виктора и Макдональда очистили лес перед фронтом союзников от егерей. Через некоторое время генерал Друо нашёл в лесу путь для подвоза гвардейской артиллерии к левому флангу Вреде. После непродолжительного обстрела французам удалось подавить батареи левого фланга союзников. Французская кавалерия атаковала и отбросила австро-баварскую кавалерию левого фланга. Затем при артиллерийской поддержке колонна французской пехоты атаковала баварскую пехоту левого фланга. Расстроенная кавалерия Вреде отступила в Ханау по западному мосту, пехотные части к вечеру оттянулись за другой берег Кинцига по восточному мосту, находившемуся в тылу правого фланга. Переправа происходила под ружейно-артиллерийским огнём французов.

После отхода Вреде занял новую позицию на дороге из Ханау, опираясь левым флангом на Майн и прикрывая правый фланг густым лесом. Современники пишут, что Вреде не стал занимать Ханау из-за нежелания подвергнуть его обстрелу. Действительно, после того, как Наполеон вышел на дорогу к Франкфурту, стратегического значения город не имел, войска в нём в силу специфики местности — между двумя реками — легко блокировались.

31 октября после небольшого боя австрийская бригада оставила город и в 8 утра французы заняли Ханау.

Наполеон побоялся оставлять на своём фланге сильного противника, поскольку по дороге все еще тянулись его обозы и арьергардные части. Корпуса Бертрана, Мармона и Нея атаковали позиции баварцев. Те отошли, не принимая серьёзного боя. Наполеон не преследовал союзников. Главная дорога была открыта, и войска Наполеона переправились обратно за Кинциг и продолжили отступление.

Интересно, что когда большая часть французской армии уже миновала Франкфурт, Вреде решил атаковать Ханау, в котором оставалось два батальона из корпуса Бертрана для прикрытия мостов через Кинциг. Баварский генерал лично возглавил атаку на западный мост, но был тяжело ранен ружейной пулей в бок. Командование принял австрийский генерал Фреснел, но сражение уже закончилось.

Правда, корпус Вреде смог захватить в плен до 10 тыс. отставших французов, среди них польский генерал Антон-Павел Сулковский (1785—1836), возглавивший остатки польских контингентов после гибели маршала Понятовского.

Известно, что Вреде потерял ок. 9 тыс. чел., тогда как подлинные потери Наполеона неизвестны: то ли он лишился вдвое меньше солдат, чем баварцы, то ли 15 тыс. или даже больше. А вот число пленных (повторимся) известно конкретно: до 10 тыс. В их число вошли раненые, которых не удалось эвакуировать из-за отсутствия повозок в отступающей армии Наполеона.

Несмотря на численное превосходство на начальном этапе сражения, австро-баварский корпус потерпел поражение от Наполеона, у которого лишь на второй день появилось численное превосходство — до 60 тыс.

Важно и другое: бой при Ханау стал последним крупным сражением кампании 1813 года в Европе.

Наполеон достиг Франкфурта в тот же день, 31 октября, и 2 ноября переправился через Рейн. Только через 2 дня к Рейну подошли союзные армии.

Последнее незначительное сражение кампании 1813 г. произошло 5 ноября в Хоххайме под Франкфуртом, где австрийские войска под началом Шварценберга выбили гарнизон генерала Бертрана.

5 ноября 1813 во Франкфурт вошёл с русской гвардией царь Александр I. Союзники остановились на границе Франции. Они не пошли за ретировавшимся разгромленным Наполеоном во Францию, а остановились на ее границе по Рейну, приводя в порядок свои, изрядно потрепанные за эту кровопролитную кампанию, войска.

Кроме Гамбурга, где отчаянно защищался маршал Даву, и Магдебурга, все остальные французские гарнизоны в Германии сдались в ноябре — декабре 1813 или январе 1814 г.

Напомним, что когда армии союзников двинулись к Лейпцигу, они оставили против группировки французских войск в Дрездене сводный корпус генерала-лейтенанта Толстого (24 тыс., 64 оруд.). В дрезденском гарнизоне было до 18 тыс. солдат, но поскольку город являлся тыловым центром армии Наполеона, там скопилось большое количество больных и раненых солдат. Таким образом, общая численность наполеоновской группировки могла насчитывать до 35 тыс. человек (I-й корпус генерала Ж. Мутона, XIV-й корпус маршала Сен-Сира и 4-тысячный гарнизон города) с полевыми 95 орудиями французских корпусов и 117 крепостными пушками

15 октября маршал Сен-Сир сделал вылазку силами четырех дивизий против врага и захватил понтонный парк русских. Ввиду угрозы со стороны 10 тыс. австрийцев, идущих из Богемии, 20 октября французы вернулись в Дрезден. После битвы под Лейпцигом союзники послали 25-тысячный австрийский корпус Кленау для усиления блокады Дрездена. 29 октября 1813 г. войска Толстого и Кленау отогнали французов из окрестностей Дрездена за укрепления внутрь города. В результате боёв войска Сен-Сира понесли большие потери, главным образом из-за дезертирства союзных немецких солдат.

Поскольку дрезденские продуктовые склады уже были изрядно истощены пребыванием всей армии Наполеона, то с целью пополнения запасов ранним утром 6 ноября Сен-Сир попытался прорывать блокаду. Ок. 10 тыс. пехоты с тысячей кавалерии и большим обозом двинулись на соединение с гарнизоном Торгау. Отряд был перехвачен войсками союзников и после стычек, обошедшихся французам в 900 человек, вернулся в Дрезден.

К голоду добавилась эпидемия тифа среди французских солдат, большое количество раненых и больных оказалось без помощи. Сен-Сир предложил союзным генералам сдачу Дрездена и оружия на условиях пропуска безоружных солдат во Францию с обязательством не воевать против союзников, пока не будет произведен возврат союзникам пленных. 9 ноября эти условия были подписаны австрийским командующим Кленау, затем утверждены другими союзными генералами. Французы, сложив оружие, начали отправляться большими партиями на родину с 12 ноября.

Когда разоружённые французские войска 17 ноября достигли Альтенбурга, их остановил запрет царя Александра I и Шварценберга на данные условия капитуляции. Сен-Сиру предложили сдачу в плен, либо отход в Дрезден с возвращением его войскам оружия. Маршал выбрал плен. С ним сдались 31 дивизионный и бригадный генерал, более 1.700 офицеров и 27.700 солдат (из них 6 тыс. осталось в госпиталях) и 212 орудий.

Русским осада обошлась в 1.500 чел.

Кроме того, 26 декабря 1813 г. капитулировал Торгау (25 тыс., генерала Нарбонна) в Саксонии, в котором после отступления Наполеона во Францию укрылось до 25 тыс. солдат, среди которых благодаря скученности распространилась сильнейшая эпидемия тифа. В живых осталось только ок. 10 тыс. солдат с 250—300 оруд.

Более того, после штурма 13 января 1814 г. войсками прусского генерала Тауенцина был взят Виттенберг в Саксонии, чья осада началась 28 декабря 1813 г. Потери пруссаков тогда составили около 800 человек. Из 3 тыс. гарнизона с 96 оруд. под началом генерала Лануана в плен было взято 1.300 французов, остальные перебиты при штурме.

Кстати сказать, только в капитулировавших крепостях Наполеон «потерял» по очень приблизительным оценкам от 130 до 150 или даже 170 тыс. солдат и более 2 тыс. (2247?) орудий, так необходимых ему теперь для защиты самой Франции от вторжения войск 6-й коалиции, а число скончавшихся от эпидемий или дезертировавших солдат из этих осаждённых крепостей и вовсе осталось «за кадром». Интересно, что в источниках встречаются разные даты капитуляции некоторых крепостей, расхождения достигают месяца. Это вызвано растянутым по времени процессом капитуляции, от подписания соглашения, его утверждения и до сдачи в плен проходили дни. В общем, зачастую авторы указывают дату какого-то из этапов капитуляции, не всегда окончательной…

10 ноября во Франкфурте Меттерних в присутствии графа Нессельроде и английского министра лорда Эбердина вручил захваченному в плен при Лейпциге французскому дипломату барону Сент-Эньяну адресованные Наполеону мирные предложения, согласно которым Наполеон должен был отказаться от завоеваний в Германии, Голландии, Италии и Испании, но союзники соглашались оставить Францию в естественных пределах, ограничив её Рейном, Альпами и Пиренеями. Наполеон отказался принять представленные условия, но желая протянуть время для новой мобилизации, заявил через своих дипломатов о готовности вступить в переговоры с союзниками. В ответ союзники 19 ноября (1 декабря) 1813 г. издали во Франкфурте прокламацию о том, что они ведут войну не против Франции, а против наполеоновского преобладания, имевшего гибельные последствия для Европы и самой Франции; изъявляя желание, чтобы Франция была могущественна и счастлива, они объявили, что хотят быть также спокойны и счастливы и что не прежде положат оружие, как обеспечив будущность Европы прочным миром.

Кампания 1813 года завершилась для Наполеона потерей Европы, но Франция всё ещё оставалась ему верной.

Вплоть до начала 1814 г. союзники устраивали «свои дела» в Европе: привели к капитуляции наполеоновские гарнизоны в германских городах, где пленили десятки тысяч неприятельских солдат и захватили огромные арсеналы с сотнями орудий.

Только в январе 1814 г. союзные армии перейдут границу Франции…>>

Часть Вторая

«Корсиканский выскочка» против всей коронованной Европы

Согласно «эмоционально-беллетризированной» версии Саксонской кампании 1813 г. генерала Бонапарта события могли развиваться более «заковыристо-занимательно».

Глава 1. Великой Армии больше нет…

…Начиная еще с декабря 1812 г. в приграничных городах за пределами российской империи стали появляться кучки полубезумных оборванцев с красно-синими кругами вокруг глаз и отвалившимися, обмороженными ушами, медленно ковыляющих по снегу ногами без… пальцев, обмотанными окровавленными тряпками, а сани привозили ужасных калек («чайников» — полных ампутантов, т.е. без рук и ног), которые умирали в городских госпиталях и бараках….

Вскоре уже весь мир знал, что Великая армия сначала превратилась в «Великую армию», а затем и вовсе перестала существовать: из грандиозного похода на Москву вернулось — приковыляло, приползло — около 20—30 тыс. деморализованных и больных (физически и психически) французов, поляков, итальянцев, испанцев, португальцев, голландцев и прочих «немцев». Такого раньше не бывало. Конечно, в предыдущих наполеоновских кампаниях гибли люди, но не в таких масштабах. К тому же, они были победоносными. Теперь же, победных фанфар не было и результаты самой непопулярной во Франции войны заставили всех задаться риторическим вопросом: ради чего «генерал Бонапарт» положил столько народу где-то в заснежено-варварской Московии!?

Между прочим, помимо «разнокалиберного пушечного мяса» Бонапарт потерял более 200 тыс. специально подготовленных лошадей (включая кавалерию, артиллерию и транспортные службы). А из примерно 1.350 пушек взятых в поход, у него осталось только 250…


…Вспомним, что когда во время краткой остановки (10 декабря 1812 г.) французского императора в Варшаве его посол в польской столице де Прадт решился-таки полюбопытствовать: «Как это могло произойти?» — то получил очень простой ответ, что-то типа: «От великого до смешного — только один шаг». И вот в такой ситуации ему предстояло защищать все ранее завоеванное в Европе, поскольку он, конечно, не собирался ничего уступать, а злопамятно-мстительный российский император явно готовился разобраться с человеком, публично обвинившим его в отцеубийстве, до конца. Для этого, Александр I Благословенный, конечно, постарается подтянуть в союзники вечно сомневающегося прусского короля и трижды битого Наполеоном его австрийского тестя-императора. В общем, «время великих побед» для «генерала Бонапарта» уже закончилось: сокрушительных поражений его противники терпеть не будут, а его потери во всех сражениях окажутся невосполнимыми.

Большая Игра была проиграна… Тактическая победа при Бородино, оказалась стратегической катастрофой… Вершина (то ли уже Фридлянд, то ли, все же, Варгам?) уже была им пройдена… Предстоял спуск…

Вернее, Падение…

Но французская империя все еще оставалась самой богатой державой в мире, имея 42 млн. населения и прекрасное финансовое состояние. Будучи эффективным государственным (сейчас сказали бы кризисным?) менеджером, Наполеон смог в короткие сроки без увеличения налогов (самых низких, кстати, в Европе) обеспечить денежными средствами свои спешно собираемые новые войска и заставить промышленный потенциал страны активно работать на армию. По категорическому приказу французского императора круглосуточная работа литейных заводов по производству пушек вскоре позволила пополнить артиллерийский парк до необходимого уровня.

Всю зиму и весну 1813 г. Наполеон, чтобы компенсировать огромные потери, спешно и энергично собирал новую армию для борьбы с Россией и Пруссией. Он рассчитывал не только остановить победоносных русских, но и, победив, сохранить свои германские владения, отбросить русских варваров из цивилизованной Европы в их мерзкую «тьму-таракань».

Между прочим, с той поры его мнение о России существенно изменилось: «Россия или рухнет или станет еще больше, причем я склоняюсь ко второму предположению». (Точнее и не скажешь!? — Не так ли!? — Я.Н.) Позднее его оценка стала еще более категоричной: «Умирая, я оставляю двух победителей, двух „гераклов в колыбели“: Россию и Соединенные Штаты Америки». (Провидческая оценка Наполеона налицо: две сверхдержавы ХХ века — СССР и США — Я.Н.)

Готовясь к реваншу, французский император постарался сделать все, чтобы забыть о провале русского похода, ибо взор его уже был обращен в будущее. «Удача сделала меня слепым. Я слишком долго был в Москве», — раздраженно твердил он своим министрам в Париже. «Я совершил большую ошибку, но у меня будет возможность ее исправить! Мы скоро снова будем на Висле!» — грозно повторял он притихшим руководителям департаментов и ведомств, с которых теперь требовали немедленного выполнения непомерных требований все больше и больше терявшего чувство реальности императора французов. Человек действия, огромной внутренней силы, он не привык терпеливо дожидаться перемен к лучшему. Сознание опасности как бы утроило его силы.

Его ежедневным требованием к военному министру стало: «Мужчин и лошадей!»

Именно кавалерия ведет разведку, прикрывает передвижения пехоты и предотвращает ее разгром на открытой местности. Наполеон очень рассчитывал на конские заводы в Пруссии и Центральной Германии, но последние явно не жаждали обеспечивать своего «союзника» -врага конским составом и делали все от них зависящее, чтобы оставить Бонапарта без лошадей столь необходимых ему не только для кавалерии, но и для конной артиллерии, административной и транспортной службы. Даже изъяв во Франции всех мало-мальски пригодных лошадей, французский император уже не мог восполнить своих колоссальных потерь — отборные части совсем недавно лучшей в Европе прекрасно вымуштрованной 28-32-тысячной кавалерии Мюрата полегли на необъятных просторах российской империи. Восстановить за короткий срок состав французской кавалерии из–за недостатка подготовленных к бою лошадей и времени для обучения всадников было нереально.

Недаром французский капитан де Гонневиль вспоминал потом в своих мемуарах, каково было тогда формировать кирасирский эскадрон: «Когда в эскадрон прибыло 120 лошадей, то выяснилось, что на них никогда не ездили верхом, а 9/10 людей никогда не сидели на лошади… Я видел, что этот «эскадрон» не может ни атаковать, ни защищаться… После команды «Палаши вон!”… Грохот команды так напугал лошадей, что они «разлетелись как голуби», сбросив на землю всадников. Два часа после этого эскадрон приводил себя в порядок».

На подготовку квалифицированного всадника уходило гораздо больше времени и средств, чем на пехотинца.

В первую очередь, из–за нехватки лошадей, как тягловой силы, так и не удастся наладить тыловое снабжение.

Прибегая к всевозможным ухищрениям, собирал Наполеон новую армию.

15 тыс. опытных солдат (почти весь сержантский состав!) были срочно переброшена из Испании и Италии. Именно они «пошли» на воссоздание того, что раньше — так звучно и престижно (!) — именовалось Старой Гвардией!

Специальные жандармские команды «мелкоячеистой сетью» отлавливали все «больных», уклонистов и отсрочников предыдущих 1808—1811 гг. призыва; заблаговременно, еще осенью 1812 г. в армию были призваны новобранцы 1813 г.; призывники 1814 г. и вовсе были мобилизованы раньше срока — в феврале 1813 года; призвали жандармов, составивших костяк новой кавалерии; из морского флота отправили на берег всю орудийную прислугу — 12 тыс. канониров (в артиллерию) и 24 батальона матросов; из Национальной и муниципальных гвардий перевели в действующую армию солдат-ветеранов и неполных инвалидов (не все пальцы рук, ног и прочие «мелкие» физические недостатки).

Дополнительные воинские контингенты были затребованы из союзных германских государств.

В общем, чтобы сохранить свои претензии на власть в Европе, Наполеон «дотянулся» до всех, кого мог — как уже говорилось выше, даже до инвалидов, оставив тихо доживать свой век лишь ампутантов-«чайников». Так или иначе, но за 20 лет почти непрерывных революционных и наполеоновских войн мужской генофонд Франции уже был истощен до «дна»: кости лучших из лучших уже густо усеяли всю Европу — от фанатично-католической Португалии до столь же бого-послушной православной Руси.

Итак, новую армию «маленькому капралу» пришлось «лепить» вокруг ветеранов войны в Испании, выпускников военных школ и отставников, а также выведенных из России унтер–офицеров и младших офицеров, но последних [старых испытанных «капралов» — своего рода «центурионов» (!!!) — «хребта» армий всех времен и народов!], все же, не хватало — слишком много этих старых опытных служак сгинуло именно там. А ведь именно от них новобранцы впервые в жизни узнают, как заряжать и стрелять, разбивать бивуак в темноте после сколь многокилометрового, столь и быстрого перехода с тяжелым солдатским ранцем за плечами, строиться в каре и отбивать кавалерийские атаки, что такое штыковая атака или атака под огнем и дождем, марш-броски по колено в грязи!

В общем, что такое настоящая Война, несущая Смерть, порой, случайную и нелепуюи в очень-очень юном возрасте, зачастую, еще даже не успев познать женщину во всей ее плотской красе-естестве!

К весне, в первом эшелоне, т.е. на территории Германии, Бонапарт смог сосредоточить лишь ок. 200 тыс. солдат, которые уже были не те, что когда-то.

Впрочем, все уже было не то…

Кстати, иногда, в популярной литературе встречается утверждение, что армия, в основном, состояла из безусых юнцов, почти детей (!), из наборов будущих лет. А 16-ти и 17-ти летних мальчиков, прошедших только двухнедельную военную подготовку, вроде бы и вовсе прозвали «мари-луизочками». Франция обезлюдела: не осталось мужчин и даже юношей; теперь ненасытный молох наполеоновских войн поедал отроков! И Бонапарт уже откровенно играет ва-банк! Рассказывали, что в запале он вроде бы заявил: «Если понадобится, я вооружу и женщин!» На самом деле, Les Marie-Louises»), это — шутливое прозвище солдатиков не зимне-весеннего призыва 1813 г, а уже октябрьского набора 1813 г., действительно состоявшего из 16-17-ти-летних мальчишек, после двух недель азам военного дела и сразу же брошенных на передовую. О начале их призыва объявила тогда в Сенате императрица Мария-Луиза (отсюда и название). В результате удалось набрать 180 тыс. ополченцев Национальной гвардии первого разряда, избежавших зачисления в регулярную армию в основном по причине хрупкости телосложения (в этом кроется второй смысл прозвища, указывавший на «женственность» именуемых)…

Так или иначе, но французский император объявил тотальную войну всей Европе…

Собрав новую армию, Наполеон приготовился остановить русское наступление в Европе на крупных водных преградах — Висле, Одере, Эльбе. В его распоряжении уже не было таких ярких личностей как: Массена по ряду объективно-субъективных причин «вышел-таки из игры», Мюрат предпочитал «зад`ёрживаться» в Италии, Сюше «увяз» в тягучей войне в Испании, Лефевр «присматривал» за «жеманно-галантным» Парижем, Ожеро из-за возраста и ранений уже был не в форме и всячески «косил» от армии, Брюнн уже давно был в опале, Бернадотт и вовсе считался «своим среди чужих», а почетных маршалов-стариков Бонапарт по ряду причин и вовсе не брал в расчет в активной войне! Оставались, правда, еще в строю маршалы Даву, Ней, Бертье, Бессьер, Сульт, Макдональд, Мортье, Удино, Виктор, Мармон и Лоран (Гувьон) Сен-Сир.

Именно последнему — одному из самых оригинальных маршалов в военачальнической обойме амбициозно-агрессивного французского императора, снова облачившегося в походный мундир «генерала Бонапарта» — выпадет совершенно особая участь в грядущей кампании, причем, вовсе «неласковая».


Глава 2. Художник, чертежник, архитектор, актер, музыкант…, маршал Франции и ее военный министр!

Отец, разностороннеодаренного от природы (он перепробовал много профессий: чертежник, актер, музыкант, архитектор; по крайней мере, так принято считать.) маршала Франции (27 августа 1812 г.), графа империи (1808 г.), генерал-полковника кирасир (с 6 июля 1804 г. по 5 декабря 1812 г.), ставшего 21 августа 1817 г. после Второй Реставрации Бурбонов еще и маркизом, симпатичного, обязательного и совершенно непроницаемого Лорана Гувьона Сен-Сира, прозванного «Человеком из льда» (L, homme de glace) и «Совой» (Le Hibou) (13.IV.1764, Туль, департ. Мерт, Лотарингия — 17.III.1830, Йер, департ. Вар, Прованс), Жан-Батист Гувьон (1742—1821), выходец из семейства состоятельных потомственных (с XVII в.) мясников и торговцев кожами (дубильщиков?) был женат на девице Анне-Марии Мерсье Сен-Сир. (Но не Saint-Sire — «Святой Государь», а просто Saint-Сyr.)

Благодаря его сыну эта фамилия вошла в историю Франции, в частности, ее военного пантеона.

После семейной драмы, которая произошла в семействе Гувионов вскоре после рождения Лорана (мать бросила мужа, оставив ему 3 детей, и ушла к другому), все детство мальчику не хватало материнской ласки и заботы. Он получил обычное для молодого буржуа образование в местной школе. В юности увлекался литературой и математикой, изучал греческий язык и латынь. Но больше всего он любил рисовать. Многочисленные родственники его отца, служили офицерами в артиллерии. Вот и юный Лоран не по своей воле пошел по накатанной стезе: его определили в качестве вольнослушателя в Артиллерийское училище города Туля. Однако, несмотря на учебу в военном училище, юноша никак не связывал свое будущее с ремеслом солдата. В конце концов, все пересилила страсть к рисованию. В итоге в возрасте 18 лет Лоран отказался от военной карьеры, решив всецело отдаться служению искусству: свободная жизнь художника гораздо больше его привлекала, чем суровые будни армейской службы.

Рано повзрослевший строптивец Лоран оставил родительский дом и отправился искать счастья в столицу, в Париж. Здесь он поступил учеником в мастерскую художника Брене, и приобрел профессию художника. Затем отправляется в Италию для знакомства с работами знаменитых итальянских мастеров и совершенствования своего профессионального мастерства. Это неблизкое путешествие из-за отсутствия денег он совершил пешком. До нас дошли весьма профессиональные рисунки юного Гувьона, относимые к началу 1780-х гг.

Вернувшись на родину, не имевший никаких средств к существованию, молодой художник поступает в одну из третьеразрядных театральных (комических) трупп, становится актером. Он переиграл массу ролей как классического, так и современного (естественно, на ту пору!) французского репертуара. Особых лавров в сценическом искусстве он не снискал. Скорее всего, высокий, представительный и по натуре серьезный, Лоран лучше смотрелся бы в трагедиях. В общем, этот вид его творчества не остался в памяти людской. Все очень просто: художник по призванию стал актером по необходимости.

Возможно, молодой Лоран продолжил бы поиски своего пути в жизни, но тут, весьма кстати, доведенный до крайности народ взял Бастилию и наш герой с радостью и восторгом ищущей, творческой души «ушел в революцию», как это случалось с очень многими из его сверстников, причем, независимо от их социального и общественного статуса.

Кстати, так будет с немалой частью молодежи и в канун, и после октябрьского переворота кумачевой сволочи в России! Впрочем, это всего лишь «оценочное суждение»…

Скорее всего, это была именно та среда, та «отдушина», где жадный до жизни во всех ее проявлениях Гувион смог найти выход для своих недюжинных творческих способностей, правильное применение которым он до сих пор никак не мог найти. Правда, в первые годы революции никакого участия в событиях, сотрясавших Францию, он не принимал, оставаясь типичным обывателем, сторонившимся политики.

С началом в сентябре 1792 г. Революционных войн Французской республики против 1-й коалиции европейских монархических государств, поставивших перед собой цель подавить революцию во Франции силой оружия, и первых неудач французской армии в стране начался мощный патриотический подъем. Тысячи парижан вступали тогда в батальоны волонтеров (добровольцев), чтобы с оружием в руках защищать революционные завоевания французского народа. Одним из таких патриотов был и Лоран Гувион, записавшийся в сентябре 1792 г. добровольцем в 1-й батальон парижских волонтеров. Оказавшись в армии, он принимает псевдоним «Сен-Сир» (как утверждают некоторые источники — по фамилии матери?), под которым и вошел в историю.

К немалому удивлению своих революционно настроенных друзей, потребовавших объяснения — что это значит — молодой эстет, поклонник изящных искусств и ценитель прекрасного, ответил, что Гувионов (Гувьонов) в революционных армиях Франции много, из-за возникающей по этой причине постоянной путаницы, вследствие наличия нескольких Гувьонов, он хотел бы таким образом отличаться ото всех остальных.

Поскольку 1-й батальон парижских волонтеров вошел в состав Рейнской армии, которой в то время командовал генерал А. Кюстин, то с 1792 по 1797 гг. Гувьон, ставший Сен-Сиром, воевал на Рейне, в Германии.

Даже на фронте бывший Гувьон, а ныне — Сен-Сир — нашел применение своему художественно-графическому дару. Точные военные карты нужны были всегда и как человек знакомый с чертежным делом Сен-Сир был сразу же определен на службу в штаб армии с чином старшего сержанта. Уже через полтора месяца как специалист, хорошо зарекомендовавший себя на штабной работе, он получает чин капитана (ноябрь 1792 г.). За время службы в армейском штабе ему не раз приходилось проводить сложные топографические съемки, в том числе и в горной местности. Во время этих работ Сен-Сир научился хорошо оценивать местность не только в тактическом, но и в оперативном отношении, что в немалой степени способствовало расширению его военного кругозора. Кроме того, он упорно работал над собой, осваивая основы военного дела, буквально штудируя труды по военному искусству и военной истории, и достиг в этом деле значительных успехов.

Своими познаниями в военных вопросах он со временем превзошел даже офицеров, имеющих военное образование. Усердие и способность молодого штабного офицера были замечены командованием и оценены по достоинству: у него начинается рост в чинах и в конце 1793 г. он уже — подполковник.

После года кропотливой работы в штабе, обогащенный солидными теоретическими знаниями (пониманием тактики и стратегии), Сен-Сир решает попробовать себя на фронте и ходатайствует перед командованием о переводе в действующие войска.

И вот в конце все того же 1793 г. он получает назначение на должность начальника штаба дивизии (у генерала Ферино), а вслед затем (в декабрь 1793 г.) принимает под командование полубригаду в Рейнской армии, которой тогда командовал генерал Пишегрю. Уже в ту пору его отличали строгий расчет и методичность в подготовке и проведении операций. Он всегда стремился уменьшить возможные потери в боях. Слушая раскаты артиллерийской канонады, солдаты весело посмеивались: «Это наш Сен-Сир играет в шахматы с австрийцами».

Он настолько хорош во время знаменитого контрнаступления Гоша в конце 1793 — начале 1794 гг., в результате которого противник был отброшен за Рейн, что в январе 1794 г. его производят в полковники. В кампании этого года (5 июня 1794 г.) Сен-Сир получает чин бригадного генерала, а буквально через 5 (!) дней (10 июня 1794 г.) — и дивизионного (!) генерала, возглавив 2-ю дивизию численностью свыше 11 тыс. чел. (9,5 тыс. пехоты, 1,8 тыс. кавалерии и 150 артиллеристов) из состава Рейнской армии (генерала Мишо). (Тогда как 1-й дивизией командовал знаменитый уже тогда генерал Дезе, будущий герой Маренго!) Таким образом, к 30 годам Сен-Сир достиг высшего во французской революционной армии воинского звания. Вышестоящие начальники характеризуют его с блестящей стороны, особо подчеркивая, что он был безупречен на всех должностях, которые он занимал.

Между прочим, 26 февраля 1795 г. 30-летний генерал женился по любви на 19-летней кузине Анне Гувьон (1775—1844). Рано осиротевшая невеста с тринадцатью братьями и сестрами не могла принести мужу ни богатства, ни влиятельных покровителей. Просто Лоран очень полюбил жену — умную, веселую, немного импульсивную в поступках и пылкую в чувствах. Ему очень нравились ее стройная фигура, карие глаза, светлые, с рыжинкой, волосы, правильные, хотя и неяркие черты лица и даже нос, может быть, чуть более длинный, чем того требуют каноны классической красоты. Умение Лорана всегда держать себя в руках и обоюдная любовь сохранили их союз на долгие 35 лет. В отличие от многих маршалов, Сен-Сир не увлекался амурными похождениям ни в Париже, ни на местах боевой службы, благо что всю Европу ему довелось исколесить вдоль и поперек. Он был образцово показательным мужем. Для полноты семейного счастья супругам не хватало только детей. Очень долго «Бог и природа» не давали им этих «плодов любви». Чудо случилось только через двадцать лет! У них наконец родился сын Лоран Франсуа (1815—1904). Ему было суждено прожить 89 лет! Среди современных потомков маршала есть и те, кто пошел по линии их знаменитого предка, став офицерами французской армии…

В кампанию 1795 г. Сен-Сир снискал известность одного из лучших дивизионных командиров французской республиканской армии — «и в горести и в радости» — стойко воюя в рядах знаменитой Рейнской (Рейнско-Мозельской) армии, служа под командованием замечательных революционных генералов Журдана, Гоша и Моро, причем, два последних считались среди полководцев той поры безусловными звездами первой величины. В 1796 г., находясь в составе армии генерала Моро, Сен-Сир являлся одним из ближайших сподвижников Моро, командуя сильным 25-тысячным корпусом. Отважно сражался под Майндемом, Эттлингеном и Нересгеймом, он отличился в сражениях при Фридберге (24 августа 1796 г.) и Биберахе (2 октября 1796 г.).

Правда, в некоторых неудачах армии принято считать наличие доли вины самого Сен-Сира. Из-за сложного и несговорчивого характера его отношения с Моро, командующим Рейнской армией, испортились. Одной из главных причин стали разные взгляды на тактическое взаимодействие между отдельными армейскими корпусами, куда входили пехота, кавалерия и артиллерия. Сен-Сир, получивший под свое командование столь мощный корпус, полагал, что теперь как командир столь крупного соединения имеет право на большую самостоятельность в своих действиях. В итоге разногласия между двумя генералами не утихали ни на минуту и закончились открытым разрывом. Как результат в сражениях при Энгене и при Мескирхе, в которых Моро пришлось столкнуться с огромными трудностями, Сен-Сир не принял активного участия и появлялся на поле боя лишь в самом конце боев, когда повлиять на результат уже было невозможно. Штабные офицеры Моро открыто обвинили Сен-Сира в предательстве и нежелании действовать сообща. Гувьон, оскорбленный такими речами, прекратил «сотрудничество» с армией Моро и ограничился руководством только своим корпусом.

Между прочим, принято считать, что уже тогда отчетливо проявилась одна очень серьезная черта характера Сен-Сира — независимость не только в своих суждениях, но и независимость во всем, даже если это касается ведения войны. Очевидно, что его «опоздание» во время сражения при Мескирхе спасло австрийцев от полного разгрома. Оправдываясь, Лоран говорил лишь одно: он не получал никаких приказов, несмотря на твердые уверения Моро в том, что приказы ему направлялись. Никакие доводы ни Моро, ни офицеров штаба не действовали на Сен-Сира. Гувьон был непреклонен в своей позиции и заставить его изменить свою точку зрения было нереально. Если он в чем-то был уверен, то переубедить его не удавалось. В подтверждении собственной правоты Лоран мог приводить все новые и новые доводы. Нужен был вышестоящий человек, чей авторитет был бы непререкаем, чья сила духа и воли, чей магнетизм подавлял бы на столько, чтобы Гувьон согласился бы выполнять все отдаваемые ему приказы беспрекословно. Как показала практика только гений Бонапарта (да и то не всегда!) справлялся со строптивцем Сен-Сиром. Так, получив как-то от Массена известие о назначении его на должность командующего Неаполитанской армией, Лоран открыто счел подобное решение неразумным. Более того, Сен-Сир отправился в Париж, чтобы окончательно прояснить ситуацию, получив инструкции непосредственно у самого Наполеона. Однако Бонапарт не стал вникать в детали, и, тем более, выслушивать аргументы своего известного упрямством подчиненного. Рассказывали, что он по-армейски просто сказал генералу, что если через два часа карета последнего не будет на дороге, ведущей из Парижа в Неаполь, то еще до полудня его «расстреляют на Гренельском поле». Бонапарт умел столь беспрекословно и аргументировано отдавать приказы, сопровидив их своим почти немигающим взором серо-стальных глаз из-под нахмуренных бровей, что даже строптивый Сен-Сир счел за благо немедленно последовать его приказу и невероятно быстро покинул столицу Франции в южном направлении. Холодный ум Лорана быстро просчитал, что хуже угрозы военным трибуналом для военных не бывает: после него следует приказ расстрельной команде, которая крепко знает свое незамысловатое дело! В общем, то ли — быль, то ли — все же небыль… Другое дело, что в армии — без армейских баек не бывает…

Но уже несколько дней спустя после «неувязочки» -«непонятки» под Мескирхом Лоран в блестящем стиле разбил противника у Бибераха. Австрийцы после сражения при Мескирхе отступили так быстро, что генерал Моро не рассчитывал настигнуть их на следующий день. Именно Сен-Сир получил приказ поспешать к Бибераху, небольшому городку, лежащему на путях отхода австрийцев. Однако, прибыв туда, Сен-Сир обнаружил не отступающих в беспорядке австрийцев, а, наоборот, наступающего противника, который перешел обратно Дунай и собирался оборонять городок из-за больших складов, находящихся там. Австрийский командующий расположил часть своих войск на дороге, ведущей к Бибераху, а основные силы позади города — на главенствующих высотах. Гувьон быстро определил все несомненное превосходство позиций австрийцев и остановился, не решаясь атаковать их своими численно уступавшими силами. По началу он собирался дождаться подхода дивизии Нея, но та словно сквозь землю провалилась. Но выход из тупика все же нашелся: оказалось, что на подходе другая французская дивизия — генерала Ришпанса. Лоран мгновенно сориентировался и, задействовав эти войска, предпринял наступление на передовые части австрийцев, оборонявшие дефиле. Атака получилась на загляденье красивой и эффективной: противник был смят и отброшен к высотам.

Теперь предстояло взять сильные позиции врага за городом. Здесь за рекой Рис и болотом, на высотах чуть ли не 60 тыс. солдат противника стояли в боевом порядке. Какое-то время Сен-Сир размышлял, где лучше всего нанести главный удар. Тем более, что у него было всего лишь чуть более 20 тыс. человек, а «окопавшийся» противник превосходил его почти в трое! Во все времена для штурма укрепленных позиций врага такое соотношение сил считалось губительным, а последствия атаки более чем туманными! И все же, взвесив все «за и против» и, найдя-таки слабые места в построении австрийцев, Лоран решился на атаку. Перейдя реку и болото и приблизившись к высотам, он, разделив свои силы на три колонны, быстро пошел на противника. Все было взвешенно и продуманно. Будучи одним из самых способных тактиков во французской армии, Сен-Сир, видел, что на одной чаше весов были численное превосходство и нерешительность, на другой — решимость, храбрость и вера в успех. Несмотря на плотный артиллерийский и ружейный огонь австрийцев, французы упорно шли на штурм высот. Действия Сен-Сира были столь стремительны и точно рассчитаны, что противник оказался опрокинут и пустился в паническое бегство.

После завершения Рейнской кампании 1796 г., закончившейся для французов неудачей и отставкой Моро, между боевыми соратниками произошла размолвка. Считается, что причина могла заключаться категорическом отказе Сен-Сира от участия в некой политической интриге, вроде бы задуманной Моро.

Эстет по натуре, Сен-Сир увлекался военным искусством как таковым и ничему больше не хотел отдавать предпочтения и тем более — ввязываться в непонятные и неприятные ему политические интриги. Суть дела заключалась в том, что в руках Моро случайно оказалась тайная переписка генерала Пишегрю с французскими эмигрантами. Но Моро скрыл захваченные у врага письма, решив использовать полученную информацию в собственных интересах. С этой целью он попытался привлечь на свою сторону Сен-Сира, предложив ему выработать совместный план действий. Но тот ответил, что его дело как солдата сражаться с врагами на поле боя, а не заниматься политическими интригами, и покинул армию.

Прибыв в Париж, Сен-Сир около года оставался не у дел. Лишь осенью 1797 г., после окончания войны и заключения 17 октября того года Кампоформийского мира, он был назначен командующим французскими войсками в Риме. На этом посту он должен был сменить генерала Массена, который своими действиями вызвал сильное недовольство солдат и офицеров, грозящих поднять мятеж. Страсть к накопительству, которую почти единодушно отмечали у Массена современники, не способствовала популярности этого генерала в войсках, которыми ему было поручено командовать. Случалось, что он, порой, буквально вымогал у своих солдат деньги и трофейные ценности, если узнавал, что они у них есть. Лихоимство старого контрабандиста в Риме и его окрестностях, вызвало настоящее возмущение, а войска и вовсе отказались выполнять любые его приказы. Оставлять подобного командующего в войсках, доведенных до отчаяния вороватостью армейских поставщиков, с которыми Массена всегда жил душа в душу, означало играть с огнем. Директория не рискнула усугублять ситуацию и отозвала генерала во Францию, заменив его Сен-Сиром.

Прибыв к своему новому месту службы 26 марта 1798 г., новый командующий всего за четыре дня благоразумными мерами дал всем понять «кто в доме хозяин» и немедленно арестовав всех недовольных офицеров, успокоил войска и восстановил дисциплину.

Правда, вскоре по причине подковерных интриг «сильных мира сего», связанных с армейской коррупцией, Сен-Сира смещают с должности и отзывают в Париж, передав командование назначенному вместо него генералу Ж. Макдональду. С тех пор Сен-Сир затаил глубокую обиду на этого генерала (затем маршала Франции), хотя тот никакого отношения к смещению своего предшественника с должности не имел.

Покидая Рим, Сен-Сир был уверен, что его военная карьера закончилась. Но он ошибся. Когда в конце 1798 г. образовалась Вторая антифранцузская коалиция европейских держав против республиканской Франции Сен-Сир снова понадобился — тем более, что значительная часть французских генералов во главе с Бонапартом увязла на востоке — в Египте.

Директория отправила его командовать дивизией в армию, которая сосредоточивалась на Рейне, в районе Майнца. Но в начале 1799 г. он был переведен в Дунайскую армию (генерал Ж. Журдан), где командовал сначала дивизией, а затем корпусом. Участвовал в сражении при Остерахе (21 марта 1799 г.), а через 4 дня отличился в другом сражении — при Штокахе (25 марта 1799 г.). Однако вскоре чрезмерная осторожность, а порою и нерешительность командующего армией, вызвала резкое недовольство Сен-Сира. Разногласия с Журданом по оперативным вопросам явились причиной, заставившей его покинуть Дунайскую армию. Сославшись на болезнь (Сен-Сир никогда не отличался крепким здоровьем — и это правда!), он подал в отставку и уехал в Париж.

Пока генерал Бонапарт воевал в Египте и Сирии, монархические державы развернули боевые действия не только в Германии, но и в Северной Италии. Причем, в последней обстановка для французов приобрела катастрофический характер. «Русский Марс» во главе русско-австрийской армии победоносно двигался к границам Франции, уничтожая плоды блестящих побед Бонапарта в 1796—1797 гг. В июне 1799 г. Сен-Сир был призван на службу и получил назначение в Итальянскую армию генерала Жубера (потом — Моро), действующую против «неистового старика Suvaroff», где возглавил одну из ее дивизий. Он прибыл туда накануне сражения у Нови [4 (15) августа 1799 года], в котором принял участие.

В том знаменательном для Суворова сражении (оно оказалось последним крупным сражением в его победоносной военной биографии!) Сен-Сир, отвечавший за центр французской позиции, сумел продемонстрировать все свое незаурядное тактическое умение в обороне и столь присущую ему выдержку. Лишь в шестом часу вечера, когда австрийцам Митровского из корпуса Меласа все же удалось обойти правый фланг французов и отвлечь туда внимание, срочно заступившего «на капитанский мостик» после гибели в самом начале битвы от шальной пули Жубера, Моро, в ходе боя случился перелом в пользу союзников. В отчаянном штыковом бою, неся большие потери, солдатам Дерфельдена и Багратиона наконец удалось прорвать в центре оборону Лорана Гувьона Сен-Сира и ворваться в Нови. У французов не осталось резервов и они не могли сдерживать неприятеля. Быстро оценив ситуацию, генерал Моро — признанный мастер «искусных ретирад» — немедленно отдал приказ к отступлению. Несмотря на поражение французов, арьергард под командованием Сен-Сира стойко противостоял русско-австрийской армии, давая возможность основным силам спокойно отойти. Примечательно, что лишь его сравнительно организованно отступившим солдатам удалось оторваться в горы от наседавших казаков с наименьшими потерями. Там Сен-Сир энергично занялся приведением в порядок разбитых войск и реорганизацией утративших боеспособность частей, что он проделал с успехом и в короткий строк. А вот будущие наполеоновские маршалы Периньон и Груши тогда попали в плен!

В конце 1799 г. он нанес серьезное поражение австрийцам при Кони (под Генуей), что позднее был награжден почетной саблей.

В январе 1800 г. Первый консул Французской республики Наполеон Бонапарт назначил Сен-Сира заместителем командующего Рейнской армией генерала Моро. Возглавляя непосредственное руководство одним из корпусов этой армии, он сыграл важную роль в достижении успеха в сражениях при Энгене (3 мая 1800 г.) и Биберахе (8 мая 1800 г.). В боевых действиях на завершающем этапе кампании 1800 г. в Германии, возобновившихся в конце ноября после истечения срока 4-месячного перемирия, и в знаменитом сражении при Гогенлиндене (3 декабря 1800 г.), вопреки утверждениям некоторых источников, Сен-Сир уже не участвовал.

Потом в его послужном списке была дипломатическая работа. В 1801 г. Сен-Сира направили вместо Люсьена Бонапарта французским послом при испанском дворе.

Когда в мае 1804 г. во Франции была установлена империя, то по этому случаю императору Наполеону от всех французских армиях были посланы поздравления. Но в адресе, прибывшем из Неаполя, где в ту пору служил замкомандующим Сен-Сир, подписи последнего не было. Придерживавшийся твердых республиканских взглядов, он не одобрял введения монархической формы правления во Франции. Хотя Сен-Сир открыто и не выступил против этого, но свое негативное отношение выразил тем, что демонстративно отказался поставить свою подпись на адресе, отправленном в Париж от имени Неаполитанской армии. Свой поступок он объяснил тем, что армия должна сражаться с внешним врагом, а не заниматься политикой.

Этот самодостаточный чертежник, инженер и актер недолюбливал Наполеона (как, впрочем, недолюбливал и практически всех маршалов) и совершенно не беспокоился о том, что он (они) об этом знают. Просто он всю свою жизнь спокойно занимался тем делом, что было ему на данный момент интересно. И этой своей манере бытия Сен-Сир не изменил до конца своих дней.

Этот демарш Сен-Сира, конечно, не мог понравиться Наполеону и в 1804 г. Сен-Сир маршальского жезла, в отличие от того же Периньона (военного, ну очень скромного дарования!), не получил. Можно, конечно, сказать, что просто тогда его время еще не наступило. Но и на торжествах по случаю коронации Наполеона Сен-Сир то же не присутствовал.

И, тем не менее, ценя способного генерала, Бонапарт сделал вид, что ничего особенного не произошло и даже пожаловал ему командорский крест ордена Почетного легиона, а вслед за тем в июле 1804 г. назначил генерал-полковником кирасиров, что было очень престижно, поскольку эта должность была в единственном экземпляре. А в феврале 1805 г. в числе других высших военачальников Сен-Сир был удостоен высшей награды наполеоновской Франции — Большого креста ордена Почетного легиона.

Затем Сен-Сира назначили командующим неаполитанской армией. В Неаполе он прослужил вплоть до начала кампании 1805 г. против очередной антифранцузской коалиции. В той кампании Лоран Гувьон очень умело командовал корпусом в Итальянской армии генерала Массена против австрийских корпусов генерала Елачича и принца Рогана. После разгрома и пленения австрийской армии Макка у Ульма, основные силы Наполеона устремилась вслед за отступающей русской армией Кутузова. В этот момент на Итальянском театре военных действий австрийские войска принца Рогана стремились прорваться к Венеции. Сен-Сир вышел навстречу и в тяжелом бою при Кастельфранко сумел победить противника, а во время преследования и вовсе вынудил его капитулировать. Старый австрийский кавалерийский полковник, отдавая французскому генералу драгунский палаш, не пряча слез, произнес: «Я чувствую, что у вас не так уж много сил». Сен-Сир невозмутимо молчал. У него действительно был под рукой всего лишь один польский батальон — 800 солдат!

Между прочим, в конце 1806 г. Сен-Сир командует полупустым Булонским лагерем (Великая армия в это время громит Пруссию!) и откровенно скучает. Все его рапорты об отпуске остаются без визы: ни — да, ни — нет. Сен-Сир все свободное от службы время посвящал столь любимому им… рисованию. Сегодня сохранились его очень профессиональные рисунки, датированные 1807 г. Положительно, этот разносторонне одаренный человек умел найти, чем себя занять, когда что-то в его основной профессии не ладилось…

В 1808 г. Сен-Сир получил титул графа империи. В том же году «труба снова позвала» Сен-Сира в поход: Бонапарт ввязался в свою первую роковую авантюру — он начал военную кампанию на Пиренейском п-ве. Для Гувьона и его V (потом — VII) корпуса очередная война началась успешно. 21 декабря 1808 г. он разбил испанскую армию генерала Рединга в сражении при Молино дель Рей, чем предрешает участь осажденной Барселоны. Затем еще раз — в сражении при Вальсе.

Надо сказать, что Сен-Сир выработал свою тактику ведения боя против испанцев. Сен-Сир предпочитал в первую очередь разбивать крупные группировки войск противника. Причем, после победы он не преследовал противника, так как считал это совершенно бесполезным делом. Дело в том, что опрокинутые испанцы рассеивались на поле боя, а затем также легко собирались вновь и если им даже не удавалось полностью восстановить свою боеспособность, то все равно беспрерывными нападениями отдельных отрядов «из-за угла», осуществляемыми на обширной территории, они изматывали наполеоновские войска и держали их в непрерывном напряжении. Поэтому Сен-Сир специально давал возможность испанцам как можно быстрее собрать свои силы, чтобы затем нанести им максимальный урон в новом открытом бою. Именно такая тактика — стремление привлечь максимально большие массы противника, удачный обходной маневр на поле боя и стремление нанести врагу максимальный урон на поле боя — полностью себя оправдала. Такой способ действий показал свою довольно высокую эффективность и позволил Сен-Сиру прочно удерживать инициативу в ведении боевых действий.

Сен-Сир и впредь на территории северо-восточной Испании еще не раз и не два успешно применял подобную, еще более им усовершенствованную тактику (при Лобрегато, Кабре, Лилье и др.). Однако, это уже были частичные успехи. Более того, он нехотя сотрудничал с другими генералами и маршалами, постоянно был недоволен всем и всеми.

Удовлетворенный успешными действиями Сен-Сира в Каталонии Наполеон приказал было ему овладеть сильными испанскими крепостями Таррагона, Тортоса и Жерона (Герона). Решение этой задачи при имеющихся в распоряжении Сен-Сира силах было весьма проблематично. Налицо был факт переоценки Наполеоном реальных возможностей корпуса Гувьона. Его сил не хватило даже для овладения одной лишь Жероной, где Сен-Сир сосредоточил свои основные усилия, ограничившись лишь наблюдением за остальными крепостями. Генерал застрял у Жероны на много месяцев, но реальных успехов в этой затяжной и изнурительной борьбе не было. Все усилия Гувьона не производили на защитников города ровным счетом никакого впечатления. Его самые изощренные проекты ведения осадных работ не имели успеха. Жерона для Сен-Сира оказалась слишком крепким орешком.

В конце концов, терпение Наполеона лопнуло, он понял, что направляя Лорана в Испанию и поручая ему самостоятельные операции, он, все же, переоценил реальные возможности последнего и вынужден был принять решение отозвать генерала на родину. Попутно он обвинил Сен-Сира в пассивности и сентябрь 1809 г. отстранил от командования VII-м корпусом. Каталонские крепости будет успешно брать Луи Габриэль Сюше, а Сен-Сиру предстояло возвратиться во Францию с клеймом неудачника, что впрочем, случалось с почти всеми, там повоевавшим, генералами и даже… маршалами! Но преемник Сен-Сира не спешил с прибытием в Испанию, видимо, понимая, что особых лавров там не пожнешь. Безуспешно прождав его довольно длительное время, Сен-Сир сдал командование корпусом старшему после себя генералу и самовольно уехал в Париж. Таким поступком он навлек на себя гнев Бонапарта. Наказание последовало незамедлительно: император приказал уволить Сен-Сира в отставку и назначить ему пенсию в половинном размере.

После Испании более двух лет Сен-Сир находился не у дел, проводя время главным образом в своем поместье Реверсо и лишь изредка появляясь в Париже. В это время он занимался в основном работой над военно-историческими трудами, посвященными периоду Революционных войн. Но в феврале 1812 года, готовясь к войне с Россией и нуждаясь в способных и опытных генералах, Наполеон снова приглашает Сен-Сира на службу. Более того, он приказал вернуть Сен-Сиру все недоданные за время его отставки деньги.

Как это не парадоксально, но «звездный час» «настиг» Сен-Сира в начале драматического, рокового для Бонапарта похода вглубь России! Его назначают командиром 13—25 тысячным (данные очень сильно разнятся) VI-м Баварским корпусом Великой армии, предназначенной для вторжения в Россию. Этот корпус состоял в основном из солдат отнюдь не самого лучшего качества, в частности, из насильно «поставленных под ружье» и отправленных на войну баварцев. Но именно эти войска завоевали для своего командира… маршальские эполеты!

После переправы через Неман, Великая армия двинулась вслед за отступающими русскими войсками. Параллельно Наполеон отрядил в район Полоцка 28-37-тысячный (данные сильно разнятся) II-й корпус маршала Удино с целью угрожать Петербургу и прикрывать коммуникационные линии главных сил, движущихся на Москву.

…Этот бывший сын пивовара из Бар-ле-Дюка, вышел в маршалы из гренадер. Отличительной чертой Удино было исключительное бесстрашие, исключительная исполнительность, исключительная преданность Наполеону и невероятная… галантность в дамском обществе, но для самостоятельного руководства большими массами войск, он, напрочь лишенный инициативности и фантазии, конечно, не годился. Так случилось и на этот раз…

Вот и пришлось в помощь ему срочно отряжать из главных сил VI-й корпус Сен-Сира.

Удино и прибывшему Сен-Сиру противостоял 23-28-тысячный (данные разнятся) корпус Витгенштейна, прикрывавший направление на Петербург. 5 (7) августа 1812 г., когда основные силы Великой армии во главе с Наполеоном уже штурмовали Смоленск, Витгенштейн атаковал французов в районе Полоцка — под Клястицами.

Так началось двухдневное [5—6 (17—18) августа] Первое сражение под Полоцком.

Русские теснили Удино и тот, весьма обеспокоенный ходом боя, уже не раз обращался за советом к Сен-Сиру. В ответ слышал лишь вежливо-холодное, что он — Сен-Сир, всего лишь генерал-полковник кирасир, — и не вправе давать рекомендации в бою самому Господину Маршалу Удино! Ближе к ночи скакавший вдоль своих позиций Удино был серьезно ранен русским стрелком, и Сен-Сиру следующему по старшинству пришлось занять его место главнокомандующего обоими корпусами. Он отвел войска к Полоцку и решил на следующий день дать новый бой русским.

В 6 часов утра второго дня сражения 6 (18) августа Сен-Сир искусно сманеврировал и неожиданной контратакой во фланг уже перешедших к преследованию русских, опрокинул их, захватив 14 орудий. Правда, потом Витгенштейн сумел выровнять положение и даже сдерживать натиск численно превосходящих сил французов, однако к вечеру отступил к реке Дрисса. Сен-Сир посчитал свою задачу выполненной и, хотя имел от 40 либо даже более (?) тыс. солдат против 23—28 (?) тыс. русских, прекратил наступление, отведя свои войска к Полоцку.

Сам Сен-Сир в том бою из-за полученной раны в ногу, руководил войсками, находясь на носилках. Сброшенный в ходе яростного боя с носилок, он лишь чудом сумел уцелеть, и не был растоптанным десятками подкованных конских копыт русских кирасир. Они просто не заметили распростертого на земле французского генерала и пронеслись мимо.

Сражение было выиграно Сен-Сиром: он заставил-таки русских отойти и более не предпринимать активных действий вплоть до осени. Однако решительной победы под Полоцком ему одержать не удалось. Русские войска, хотя и с большими потерями (они составили 5,5 тыс. чел., «сен-сировцы» потеряли свыше 3 тыс. чел.), отступили на новую позицию в полном порядке, их боеспособность подорвана не была.

Правда, и сам Лоран ничего более вразумительного в той войне больше не продемонстрировал. И в сторону Петербурга так и не продвинулся — ни на километр. Получилось, что Витгенштейн, несмотря на неудачу и отвод войск, меньшими силами сумел сковать два вражеских корпуса в районе Полоцка. И, тем не менее, этот «паритет» освободил французского императора от забот о его левом фланге и укрепил решимость наступать дальше вглубь необъятной «страны чудес, непуганых медведей и и всепобеждающего русского мата».

Наполеон, когда получил донесение об этом частном успехе его войск под Полоцком, был рад и такой победе. Сам он в результате крайне ожесточенного и кровопролитного двухдневного штурма с большим трудом только что овладел Смоленском.

На тот момент Наполеону очень нужно было оповестить свои, идущие вдогонку за стремительно отступающими русскими, войска известием о Большой Победе! Бонапарт был большим мастером само-PR-а и никогда не брезговал «нужной» на благо Общего Дела лже-информацией, как например, случилось в финале рокового сражения при Ватерлоо! (Правда, об этом — много позже: всему — свое время!) По настоятельной рекомендации Наполеона австрийский император Франц присвоил чин фельдмаршала князю Шварценбергу, довольно безлико воевавшему на Волыни и в Белоруссии. Тогда сам Бонапарт 27 августа — как бы в ответ — пожаловал методичному и хладнокровному Сен-Сир, ловко и быстро выправившему непростую ситуацию под Полоцком и обеспечившему левому флангу основных сил Бонапарта безопасность со стороны П. Х. Витгенштейна… маршальский жезл!!!

Когда спустя несколько месяцев остатки Великой армии ринулись назад из Москвы к Неману, боевые действия у Полоцка активизировались.

В середине октября Витгенштейн решил вновь атаковать Полоцк. К нему на помощь двигался 12 (?) -тысячный корпус генерала Штейнгеля, который намеревался ударить во фланг войскам Сен-Сира. Надеясь на его подход в самое ближайшее время, Витгенштейн атаковал неприятельские войска, стоявшие вокруг Полоцка.

Так началось Второе сражение под Полоцком — через три месяца и почти в эти же числа — 6—7 (18—19) октября, что и Первое.

Сен-Сир действовал со своим обычным хладнокровием. Понимая, как важно удержать город в своих руках, он ожесточенно и успешно защищался от всех нападений русских. В ходе сражения новоиспеченный маршал был ранен, однако не оставил поле боя и продолжал руководить своими войсками. Попытки Витгенштейна захватить Полоцк не увенчались успехом и он отступил назад.

Однако радость французов оказалась преждевременной. Пришло известие, что корпус Штейнгеля движется по левому берегу Двины, намереваясь выбить Сен-Сира с его позиций и загнать его войска в тиски. Перспектива оказаться в окружении не радовала маршала, он решил ночью оставить Полоцк и атаковать русских по частям. Жертвой Сен-Сир выбрал более малочисленный корпус Штейнгеля. Оставив Полоцк и, быстро перейдя по мостам через Двину, он атаковал Штейнгеля и разгромил его корпус, взяв полторы тысячи пленных.

После этого относительного успеха как всегда осторожный и дальновидный Сен-Сир, сам потерявший за два дня Второго сражения под Полоцком до 8 тыс. чел., все же, «от греха подальше», начал отводить свои войска на соединение с ретирующимися из Москвы войсками Наполеона.

Порой, можно встретить утверждение, что по сути дела «Сен-Сир тогда проиграл Витгенштейну и отброшен за реку Западную Двину». Впрочем, «о вкусах (трактовках) не спорят»…

Узнав о тяжелом положении Сен-Сира, Наполеон приказал маршалу Виктору с его IX-м корпусом двигаться ему на помощь. Соединение состоялось, однако новоиспеченный маршал Франции Сен-Сир не желал быть в подчинении у маршала «1807 г. производства» Виктора, т.е. более «старшего» маршала. Еще не оправившись от ранения, полученного у Полоцка, Сен-Сир заболел тифом: сказались тяжелые условия походно-боевой жизни, суровый русский климат России и раны. Передав командование корпусом генералу первоклассного дарования Леграну, в октябре 1812 г. он был эвакуирован во Францию.

Возвратился в строй он только летом 1813 г. Наполеон поручил ему сформировать в Саксонии XIV-й пехотный корпус.

В ту пору Гувьон часто встречался с императором. Они регулярно вместе обедали. Кажется, что маршал попал под обаяние Бонапарта. Страницы воспоминаний Сен-Сира, относящиеся к этому периоду, полны почтительных высказываний в адрес Наполеона. С другой стороны, Бонапарт вовсю использовал присущее ему умение располагать к себе людей. Недаром же в мемуарах Сен-Сира появилась фраза: «Император слушал меня с большим вниманием». Во всяком случае Бонапарт возлагал большие надежды в предстоящей кампании на маршала и его корпус. Опираясь на Дрезден, эти войска должны были выполнять роль оперативного резерва его вновь воссозданой армии, усиливая ее наступательные действия и угрожая тылам союзников. К началу августа корпус был сформирован, и Сен-Сир вступил в командование им.

Пока Бонапарт собирался поиграть в «догонялки» с «зарвавшимся престарелым прусским гусаром» Блюхером, жизненно важная для наполеоновской армии база в Саксонии — Дрезден — оказалась под угрозой внезапного удара.

К погнавшемуся за ускользавшим Блюхером Бонапарту, понеслись курьеры от державшего оборону Дрездена Сен-Сира. На его 20-25-тысячный (данные разнятся) корпус уже напирала чуть ли не 120-150-тысячная (данные сильно разнятся) союзная (Богемская) армия Шварценберга.

Вечером 13 (25) августа передовые части Богемской армии (порядка 60 тыс. войск, чего, вероятно, было вполне достаточно для овладения городскими укреплениями) уже вышли к Дрездену. Правда, командование союзников ничего не знало о нахождении Наполеона и о численности сил засевшего в городе Лорана Гувьона. По началу, они собирались просто блокировать его и продолжить движение к Лейпцигу. Позже, оценив всю стратегическую важность этого пункта (как центра и главного склада армии Бонапарта) и получив сведения о слабости противника, решено было взять Дрезден штурмом. Действительно, Сен–Сир, даже будучи, безусловно, большим мастером обороны, вряд ли смог бы долго удерживать свои хорошо укрепленные позиции.

Нерешительность союзников, действовавших в первый день двухдневного сражении при Дрездене [14—15 (26—27) августа 1813 года] «словно лебедь, рак и щука» (они никак не могли договориться о начале решительной атаки) позволила Сен-Сиру превзойти себя. Под проливным дождем он, с по истине «бультерьерской хваткой», цепко оборонял город от наступавших на него, сильно численно превосходящих частей, Богемской (Главной) армии союзников. Гувьону удалось-таки продержаться до подхода Наполеона с основными силами его армии во главе с его «палочкой-выручалочкой» в той кровавой кампании — «новоиспеченной» Старой Гвардией и даже обеспечить ему благоприятные условия для разгрома противника на следующий день Дрезденского сражения. Успешно действовал Лоран и во второй, решающий день сражения, когда его силы располагались в центре наполеоновской диспозиции, а союзные войска потерпели жестокое поражение.

Однако на этом успехи Наполеона на той войне закончились.

Когда император с главными силами армии покинул Саксонию и двинулся к Лейпцигу, то для обороны Дрездена он оставил именно Сен-Сира с его корпусом, подчинив ему и остатки разгромленного под Кульмом I-го пехотного корпуса генерала Вандамма. Всего Сен-Сир располагал свыше 35 тыс. чел. Прощаясь с маршалом в Дрездене, Наполеон заверил его: «Я поддержу вас, если вы будете атакованы».

Прошло совсем немного времени (чуть более трех недель?), и вдруг, как гром среди ясного неба, по Дрездену распространились слухи о лейпцигской катастрофе. А вскоре стало доподлинно известно, что главные силы Наполеона разбиты объединенными силами союзников в многодневной «Битве народов» под Лейпцигом [4—7 (16—19) октября 1813 года], а ее остатки быстро ретируются во Францию. Сен-Сир во время этих событий продолжал находиться в Дрездене.

Между прочим, рассказывали, что покидая Лейпциг, Наполеон вроде бы, все же, послал Сен-Сиру гонца, передавая маршалу приказ выходить из города, пока есть время, спуститься по Эльбе, соединиться с гарнизонами Торгау, Виттенберга, Магдебурга и Гамбурга и угрожать вражеским тылам и коммуникациям. Бонапарт полагал, что в случае успеха Сен-Сир мог бы собрать чуть ли (!?) не до 150 тыс. чел.!? (Впрочем, в ту пору «генерал Бонапарт» уже пребывал в своего рода «Зазеркалье» и, порой, выдавал «желаемое за действительное»!? ) Если бы все удалось, то не исключено, что приготовления союзников к вторжению во Францию в 1814 г. вполне могли бы быть если не сорваны, то, по крайней мере, задержаны. Но приказа Бонапарта для успешного проведения столь рискового марш-маневра Сен-Сир во время не получил: то ли гонца схватили, то еще «что-то» случилось… В военное лихолетье такое зачастую происходит: Фортуна — Девка Капризная и Изменчивая, к кому-то поворачивается передом (своим смазливым личиком и всем известным бабским «сладким местом»), а к другим — своим аппетитным «нижним бюстом», т.е. задницей…

Обстановка для Сен-Сира резко осложнилась.

Его корпус оказался в глубоком тылу противника, помощи ждать теперь было неоткуда, при ограниченных запасах боеприпасов, продовольствия и фуража рассчитывать на долгое сопротивление было нереально. В общем, Сен-Сир был предоставлен самому себе. Сразу же после ухода основных сил Наполеона из Саксонии Дрезден со всех сторон был обложен союзными войсками. Сначала это была Польская армия генерала Беннигсена, затем ее сменил корпус Толстого (24 тыс. чел. с 60 оруд.), усиленный одной австрийской бригадой.

После Лейпцигской битвы под Дрезден прибыл австрийский корпус генерала Кленау. В создавшейся обстановке Сен-Сир решился-таки на отчаянный шаг — прорваться к французским гарнизонам, удерживавшим сильные германские крепости Торгау, Виттенберг и Магдебург, объединить их под своим командованием. Затем, создав таким образом армию численностью до 80 тыс. чел., предпринять поход на Гамбург, чтобы соединиться с удерживающим этот город маршалом Даву и вместе с ним нанести удар в тыл союзным армиям, выдвигавшимся к Рейну.

25 октября (6 ноября) он с главными силами своего корпуса выступил из Дрездена, прорвал фронт австрийских войск и двинулся правым берегом Эльбы на Торгау. Однако из этой попытки Сен-Сира ничего не вышло: австрийцы сумели быстро перегруппировать свои силы, создать сильную группировку войск под командованием князя Вид-Рункельского и остановить наступление Лорана Гувьона. Он был вынужден отказаться от своего дерзкого замысла и возвратиться в Дрезден. Положение стало безвыходным, так как запасы продовольствия были уже на исходе. Поэтому 11 ноября маршалу пришлось принять предложение австрийского командования в лице Кленау о капитуляции на почетных условиях.

В соответствии с заключенной конвенцией французы должны были разоружиться и сдать Дрезден, а взамен получали право свободного прохода во Францию. (Правда, по другим данным Сен-Сир настоял на том, чтобы весь его корпус с оружием и всем снаряжением свободно возвратился во Францию!?) Но главнокомандующий австрийской армией фельдмаршал князь Карл Шварценберг (с «подсказки» главного заводилы всех последних антинаполеоновских коалиций русского царя Александра I) не утвердил это соглашение. Уже дошедшие до Альтенбурга (ок. 60 км восточнее Йены) французы (всего 34,5 тыс. чел.), несмотря на протест Сен-Сира против вероломного нарушения австрийцами заключенного договора, были объявлены военнопленными и отведены в Венгрию. Самому маршалу место содержания в плену было определено на знаменитом Судетском бальнеологическом курорте Карлсбад (Карловы Вары), где он и провел почти 7 месяцев, проживая в весьма комфортных условиях.

Таким образом, судьба сыграла с Сен-Сиром злую шутку!

Он оказался первым и единственным из наполеоновских маршалов, оказавшемся во вражеском плену.

На этом его боевая карьера и закончилась.

Во Францию Сен-Сир вернулся только после падения Наполеона в июне 1814 г. Бурбоны тут же возвели его в пэры Франции. Когда в Париже было получено известие о высадке во Франции Бонапарта и начале его беспримерного похода к Парижу, король назначил Сен-Сира командующим войсками, собранными в районе Орлеана.

Сен-Сир попытался было удержать в повиновении подчиненные ему силы, но они уже оказались серьезно деморализованны развернувшимися политическими событиями и готовы в любую минуту перейти на сторону императора. Но когда Лоран узнал, что король бежал за границу, а Наполеон уже в Париже, то покинул свою армию и направился к границе, намереваясь эмигрировать. Однако там ему был вручен пакет от императора с приказанием немедленно возвратиться в Париж.

Наполеон попытался было сделал вид, что ничего не знает о деятельности Сен-Сира в Орлеане, убеждая того перейти на его сторону. Но расчетливый и осторожный маршал очень умело ушел от конкретного ответа. Правда, и на тайное послание короля, в котором Людовик XVIII предлагал ему отправиться на запад страны, в Вандею, и возглавить вновь вспыхнувшее сопротивление роялистов, Сен-Сир предпочел тоже не реагировать.

После этого «тайм-аута» все стало ясно.

Мастер «шахматных этюдов» уже не собирался воевать: причем, ни за Бурбонов, ни за Бонапарта. Тем более, считая предпринятую Наполеоном попытку вернуть себе трон — роковой авантюрой.

В общем, в событиях «Ста дней» Сен-Сир не участвовал, хотя все это время оставался в Париже. После Повторного отречения Наполеона и Второй Реставрации горемычных Бурбонов Сен-Сир получил портфель военного министра, но под давлением не доверявших ему роялистов в том же 1815 г. был вынужден уйти в отставку.

И все же, Лоран успел «вляпаться» в «грязное мероприятие»: он поставил свою подпись под проскрипционными списками. Это был «белый террор» со стороны одержимых жаждой мести роялистов, которые «ничего не поняли и ничего не забыли» в отношении людей, в той или иной мере причастных к выпавшим на их долю невзгодам, как во времена кровавой купели революции, так и в тяжелое лихолетье эмиграции. А ведь в них попали имена многих боевых товарищей Сен-Сира по республиканской и императорской армиям, примкнувших к Наполеону во время «Ста дней».

Правда очень скоро — в 1817 г. — король снова решил прибегнуть к услугам Сен-Сира, назначив его морским министром, а вслед затем — и военным министром. Независимый, равнодушный к почестям, любивший более всего свободу и самостоятельность, он принял этот пост, несмотря на все интриги недоброжелателей, огорчения и разочарования последних лет, исключительно ради любви к армии.

На этот раз Бурбоны решили расформировать большую часть армии. Повторения опыта «Ста дней», когда полки и дивизии в полном составе переходили на сторону «узурпатора», они не желали. Для этого им понадобился лояльный профессионал высокого класса. Лучшей кандидатуры, чем Лоран Гувьон Сен-Сир им было не найти. В 1817 г. именно Сен-Сир осуществил полномасштабную реформу вооруженных сил. В соответствии с принятым 10 марта 1818 г. законом молодые французы, достигшие 20-летнего возраста должны были тянуть жребий, который обязывал вытянувших его нести шестилетнюю воинскую службу. Таким образом, в завуалированном виде восстанавливалась отмененная с падением Империи воинская повинность. Кроме того, введение ограничения срока длительности военной службы позволяло создать обученный армейский резерв и при необходимости резко увеличить численность вооруженных сил. Упорядочивались и правила прохождения службы офицерами, что наносило серьезный удар по фаворитизму эмигрантов.

Кстати, закон Сен-Сира оказался весьма удачным. Он действовал во Франции до 1868 г. Скомплектованная на его основе армия выиграла войны в Испании (1823), Крымскую войну (1853—1856) и против Австрии (1859—1860)…

И все же, несмотря на все свои заслуги перед Бурбонами, в 1819 г. под давлением ультрароялистов Сен-Сир снова вынужден был уйти в отставку, и на этот раз окончательно.

Сен-Сир всегда умел скрывать свои эмоции и долгие годы прожил «застегнувшись на все пуговицы», бесстрастно и стоически, что вполне было в его стиле жизни в своих поместьях, полностью отойдя от государственной деятельности, занимаясь сельским хозяйством, работой над воспоминаниями и военно-историческими трудами.

12 марта 1830 г. с Лораном Гувьоном случился апоплексический удар. Через пять дней его не стало. Последние мысли и слова маршала прозвучали весьма неожиданно. Когда Сен-Сиру подали прохладительное питье, он отчетливо произнес: «Как хорошо, если бы у наших бедных солдат было такое же». Тело маршала перевезли в Париж и отпели в соборе Дома инвалидов. Свое последнее пристанище маршал Гувион Сен-Сир обрел на парижском кладбище Пер-Лашез среди других наполеоновских маршалов. Последнее слово взял маршал Мортье, сказавший все, что счел нужным над гробом своего многолетнего «коллеги по профессии» — «братьями по оружию» они никогда не были! Да и не могли быть — слишком сильно различались их взгляды на жизнь…

Имя Сен-Сира французы увековечили в названии одного из бульваров Парижа, устроенных на месте бывших укреплений французской столицы. Это бесконечно бегущее кольцо парижских бульваров носит имена героев великой эпопеи Первой империи.

Военные способности и боевые заслуги храброго и мужественного Сен-Сира помогли ему сделать блестящую военную карьеру в рядах революционной армии — за неполных пару лет он сумел пройти путь от рядового волонтера до дивизионного генерала.

Его большими достоинствами были проницательность на поле боя, основательный расчет планов, хладнокровие и выдержка. Он, конечно, не был стратегом, но тактиком являлся первоклассным — одним из лучших в наполеоновской армии. Проницательным взглядом он сразу видел все недостатки позиции противника и тотчас определял единственно правильное решение, ведущее к успеху. Разрабатывая план, он, казалось, не упускал никаких деталей, необходимых для успеха дела, не забывая о моральном духе, как своих войск, так и войск противника. Точный математический расчет — вот что отличало Сен-Сира в составлении его планов к сражению. В какой-то мере он даже обладал теми чертами, что и Наполеон: четкостью и скоростью мысли. В отличие от многих маршалов и генералов, Сен-Сир не был подвержен эмоциональности в принятии решений. Он часто действовал так, как будто он это все продумал заранее, и его самые смелые движения были результатом точного расчета.

Хотя по военному интеллекту Сен-Сир и превосходил многих прославленных маршалов Наполеона, но на первые роли он, все же, не тянул или даже не стремился!? Масштаб его дарования — не тот, да и боевые заслуги — намного скромнее. Ведь даже победа в Первом сражении под Полоцком в августе 1812 г., за которую Сен-Сир получил маршальский жезл, конечно, не была столь же блистательной, как, победа того же Даву при Ауэрштедте в 1806 г., и никак не претендовала на выдающийся военный успех.

Его дарования были сугубо тактического формата, достаточные для решение какой-то конкретно взятой, частной боевой задачи. Это был отличный дивизионный генерал, но, все же, не полководец способный к самостоятельному командованию крупными оперативными объединениями.

Замкнутого и холодно-отстраненного Сен-Сира — безусловно, одного из наиболее способных военачальников французской армии той богатой на военные таланты поры — сильно не любили не только «коллеги по цеху», но и рядовые солдаты. Первые открыто и постоянно обвиняли Лорана в нежелании помогать другим генералам в боевой обстановке. Считалось, что этот «неуживчивый и эгоистичный человек» обычно старается «тянуть одеяло на себя». Так в армии с осуждением рассказывали, как в битве при Нови он хладнокровно наблюдал за разгромом правофланговых войск генерала Ватрена и не сдвинулся с места, чтобы помочь ему. Впрочем, он никак не мог этого сделать, так как на него самого плотно, не давая передышки, насели русские батальоны Багратиона и Милорадовчиа (а затем и Розенберга) и свободных сил у него не было и впомине. И, тем не менее, рассказывали, что Сен-Сир якобы даже он при этом ехидно процедил сквозь зубы: «Будет неплохо преподнести несколько уроков генералам Итальянской армии», что в армейской среде посчитали верхом цинизма. (Как известно, представители Рейнской армии французов сильно недолюбливали воинов Итальянской армии Франции еще со времен победной кампании Бонапарта в 1796—1797 гг.) Особые счеты у него были с Макдональдом и Мюратом. Моро, очень хорошо знавший Лорана по совместным боям в рядах Рейнской армии и сильно пострадавший от строптивости последнего 5 мая 1800 г под Мескирхом, когда подчиненный ему Лоран так и «не увидел адъютантов, посланных к нему главнокомандующим с приказами», как-то очень емко и доходчиво охарактеризовал полководческую манеру Сен-Сира. Он сказал: «С Дезе побеждают в сражениях. С Сен-Сиром их не проигрывают».

В этом глубоком по смыслу и лаконичном по содержанию высказывании знаменитого полководца сказано многое.

Правда, отлично сражаясь при Биберахе Лоран как бы загладил свою вину. Пришлось Моро закрыть глаза на его преступное поведение под Мескирхом и не передавать дело в военный суд, хотя поначалу он был готов к этому шагу. Не исключается, что спустя много лет после «неувязочки» под Мескирхом, уже в самом конце его военной карьеры именно не желание поддержать «собрата по оружию» привело к роковым для Бонапарта последствиям. Не исключено, что после победы в битве под Дрезденом, где Сен-Сир был очень хорош, он действовал столь вяло, что оставшийся без поддержки отправленный вдогонку отступавшим союзникам корпус генерала Вандама оказался наголову разбит в двухдневном сражении под Кульмом, что и предопределило исход всей кампании и судьбу самого маршала. Прошли годы и на о-ве Св. Елены Наполеон философски заметил: «Он позволял разбивать своих товарищей».

Такое не прощалось в любой армии мира во все времена.

Лоран Гувьон не был Отцом Солдат и не считал нужным самому заниматься обустройством их быта на марше и в бивуаке, полагая, что это задача их непосредственных начальников и интендантов. В повседневные нужды и заботы рядового состава он особенно не вникал и близко с ним не общался. В свою очередь, солдаты не очень-то жаловали своего военачальника и прозвали «Совой».

Такое прозвище очень наглядно иллюстрирует то как «Сова» «отпраздновала» свою чуть ли не самую громкую полководческую победу под Полоцком. Именно она, как известно, принесла Сен-Сиру маршальский жезл и где войска приложили максимум усилий для достижения победы. Так вот он даже не поблагодарил и не поздравил с победой своих подчиненных и рядовой состав. Незаметно удалившись с поля сражения, он уединился в своей штаб-квартире в старом католическом монастыре, и весь остаток вечера провел в полном одиночестве, посвятив его игре на скрипке. Так утонченный эстет отпраздновал свою победу.

В общем, подобное поведение для Сен-Сира не было чем-то необычным. Даже в боевой обстановке, используя редкие минуты свободного времени, он с удовольствием посвящал его своему любимому занятию — рисованию или же игре на музыкальных инструментах, благо умел и то, и другое, причем, весьма профессионально.

Сен-Сир был упрямым человеком, причем, во всем. Он часто осуждал других, но, когда осуждали его, порой весьма обоснованно, Лоран гневался и начинал подозревать всех вокруг. В такие моменты он отказывался сотрудничать с теми, кто был в какой-то мере недоволен им. Сен-Сир продолжал действовать так, как он считал нужным, не считаясь с другими мнениями, которые не одобрял. В Испании, когда ему поручили действовать в Каталонии, Лоран Гувьон перешел границу дозволенного. Он попытался обвинить самого Наполеона в том, что тот специально направил его в Испанию с намерением погубить его. И все только потому, что он де принадлежал в свое время к Рейнской армии, находящейся под командой Моро, которого Бонапарт терпеть не мог и опасался всю жизнь. В итоге, Наполеон был вынужден признать, что, послав в Испанию Сен-Сира, он проявил недальновидность.

Став видным военачальником, Сен-Сир очень редко увлекал своим примером в атаку своих солдат. А во время драматически развивавшейся Саксонской кампании 1813 г. его в войсках вообще почти не встречали. Не только многие из младших офицеров, не говоря уже о солдатах, не знали своего маршала в лицо, но и старшие офицеры больше знали его по подписям на приказах.

Обычно его видели на полях сражений не скачущим во весь опор на коне, а спокойно едущим шагом. Непроницаемое спокойствие военачальника моментально передавалось войскам и внушало им уверенность. Такое необычное поведение Сен-Сира в боевой обстановке озадачивало современников. Одни видели в этом только присущее ему поразительное хладнокровие, другие же были склонны полагать особый психологический расчет.

И, тем не менее, несмотря на все отрицательные черты характера Сен-Сира, его безусловно высокий военный профессионализм никто и никогда не подвергал сомнению. Его рассудительность, умение просчитывать свои действия далеко вперед и крайне редкое попадание впросак из-за того или иного опрометчивого «телодвижения» -маневра. Очень мало кто из маршалов Наполеона мог, как Сен-Сир, многими часами корпеть в своем штабе над планированием предстоящих боевых действий или изучением боевых документов. Этого «кабинетного стратега» невозможно представить со знаменем в руках, увлекающим в атаку батальоны. Может быть поэтому, солдаты не слишком жаловавшие Лорана Гувьона (повторимся!) обидно называли его «Совой». Но этого необычного военачальника — артиста, математика, актера, художника и меломана — это не трогало. Его вообще мало что волновало, кроме того, что у них с женой нет детей: единственный сын родился только через 20 лет брака!

Так бывает, но, все же, очень редко…

В целом же, «ледяной маршал», как его иногда называли из-за неприкрытой холодной отчужденности к коллегам по кровавому ремеслу, был личностью далеко неоднозначной. С одной стороны, он вызывал у окружающих глубокое уважение к себе как способный и опытный военачальник, а с другой — не менее глубокую неприязнь из-за своего плохо скрываемого мизантропизма.

И все же, несмотря на сложный характер Лорана Гувьона Сен-Сира, Наполеон всегда отдавал должное ему и часто вознаграждал его, выказывая свое доверие.

Начав свою военную карьеру убежденным республиканцем, Сен-Сир в ее конце, как и многие другие высшие военачальники наполеоновской армии, разочаровавшись в императоре, переходит на службу к Бурбонам, которым продолжает служить с тем же усердием, с каким он это делал, находясь на службе и Республики и Империи. Впрочем, неоцененный и непонятый новыми хозяевами страны, маршал вынужден был завершить свою свою военно-государственную деятельность и в юбилейном 55-летнем возрасте уйти на покой.

Высокий и представительный Сен-Сир отличался бескорыстием и скромностью. Он никогда не клянчил у начальства наград и всякого рода милостей, как это зачастую делали некоторые из его коллег. Во время управления военным министерством Сен-Сир отказался от положенного ему жалованья министра, оставив себе лишь полагавшееся ему маршальское содержание. В 1817 г. он наотрез отказался принять предложенный ему титул герцога и лишь под давлением двора и правительства вынужден был согласиться на титул маркиза.

Несмотря на сложный и неуживчивый характер, Сен-Сир был талантливым военачальником и незаурядным военным администратором и крупным реформатором. Характерно, что именно тонкое лицедейство было его главным даром и всю свою жизнь Сен-Сир умело играл разные роли — в зависимости от обстоятельств, умело подстраиваясь под менявшиеся режимы. Он остался на виду и после падения Бонапарта: при Бурбонах он сумел войти в историю Франции весьма гуманным новшеством — ограничением воинской повинности. Его закон о призыве в армию, по которому «жила и сражалась» постнаполеоновская Франция целых полвека, говорит об очень многом. А его монументальные мемуары, наряду с теоретическими изысканиями в области военной стратегии вызывали большой интерес еще не одно десятилетие.

Большой оригинал и вольнодумец Сен-Сир никогда себе не изменял и был одним из очень немногих среди маршалов «генерала Бонапарта» (в разной степени и с различным успехом этим «отличались» удалые Ней и Мюрат, наиодареннейший Ланн, хитроумнейший Массена, прагматики Даву с Сультом и Сюше), кто поступал так, как считал нужным.

Поверьте, что такая характеристика дорогого стоит.


* * *


Если Сен-Сир оказался первым и единственным из наполеоновских маршалов, оказавшемся во вражеском плену, то в грядущей военной кампании в центре Европы в 1813 г. один из самых храбрых маршалов Наполеона в ее решающий момент окажется не «на коне», что, отчасти, скажется на ее ходе.


Глава 3. Высшая Солдатская Награда: « … его выбрала армия!!!»

Речь идет о бывшем гренадере, знаменитом революционном генерале, наполеоновском маршале «Второго призыва» (12 июля 1809 г.) («третьего призыва» уже не будет: громких побед после Ваграма не последует, а значит и массового производства в маршалат!), графе империи (2 июля 1808 г.), герцоге Реджио (14 апреля 1810 г.), пэре Франции (4 июня 1814 г.) Николя-Шарле Удино по прозвищу «Современный Баярд» (фр. Le Bayard moderne), «Баярд французской армии» (фр. Le Bayard de l’armée française), «Маршал тридцати пяти ран» (фр. Le Maréchal aux trente-cinq blessures), «Спаситель армии» (фр. Le sauveur de l’armée) (25.04.1767, Бар-ле-Дюк, департамент Мез, Лотарингия — 13.09.1847, Париж).

Примечательно, что о нем написано довольно немного книг и не увлекающемуся наполеонианой читателю маловато известно об этом представителе «второй шеренги» маршалов Первой империи.

Николя-Шарль был сыном Николаса Удино и Мари-Анны Адам. Его отец занимался пивоварением и фермерством и считался состоятельным человеком. Удино-младший с малых лет отличался беспримерной смелостью, о которой потом слагались невероятные легенды.

Судьбе было угодно, чтобы все его сестры и братья умерли в младенчестве и, что вполне естественно, наш герой оказался единственной надеждой и утешением родителей. Отец, рассчитывая, что сын продолжит его дело, дал ему хорошее образование в Бар-ле-Дюке или в Туле (?) (данные разнятся). Однако тот не проявлял никакого интереса к пивоварению, не интересовала его и торговля. «Заводившийся с пол оборота» по любому пустяку, Никола-Шарль с детства терпеть не мог, когда с ним спорили. Все это выливалось в многочисленные скандалы со слишком заботливо опекавшим его отцом.

В конце концов, Шарль преподнес родителям сюрприз. В 17 лет юноша убежал из дома и 2 июня 1784 г. записался рядовым солдатом Медокского пехотного полка королевской армии. Его родственники (дядя у Никола-Шарля был мэром города) не прекращали просить образумиться и вернуться к «нормальной жизни». Так получилось, что Большой Любви с армией Его Величества не случилось. В результате уже через три года (30 апреля 1787 г.) наш юный воин бросил армию ради спокойствия и здоровья родителей и вернулся домой, чтобы начать собственное дело в Нанси. Обрадованная родня надеялась, что он женится и остепенится.

Между прочим, Никола-Шарль нашел себе жену в своем родном городке Бар-ле-Дюке. Именно там 15 сентября 1789 г. он обвенчался со своей землячкой (и почти ровесницей) Франсуазой Шарлоттой Дерлен (1768—1810). Судя по всему, они искренне любили друг друга. Иначе их семейный союз не дал бы жизнь семерым детям: четырем дочерям и трем сыновьям. К сожалению, некоторые из них ушли из жизни раньше своего прославленного отца — Мария-Луиза (1790—1832), Никола-Шарль-Виктор (1791—1832), Эмилия (1796—1805) и Огюст (1799—1835). Другим посчастливилось прожить долгую жизнь — Каролина (1795—1865), Элиза (1801—1882) и Стефан/Стефания? (1808—1893). Наибольшей известности среди них добился старший сын Никола-Шарль-Виктор, названный в честь отца и пошедший по его стопам. Он сделал блестящую карьеру, участвовал в многочисленных войнах, которые вела Франция в XIX в. и дослужился до звания дивизионного генерала. Другой сын маршала, полковник Огюст Удино, в 1835 г. погиб в Алжире, командуя 2-м полком Африканских егерей. Две дочери Удино от этого брака стали графинями. Одну из них он выдал замуж за известного кавалерийского командира участника наполеоновских войн Клода Пажоля, другую — за генерала Латриля де Лорансе. Посвятившая все время воспитанию детей, Шарлота, оказалась женщиной болезненной и ранней весной 1810 г. она закончила свой земной путь в возрасте 32 лет, оставив маршала Удино вдовцом…

Через пару лет в его скучную жизнь провинциального обывателя ворвались кровавые бури революции 1789 г. 14 июля того года Удино вступил добровольцем в кавалерийскую роту, организованную в Бар-ле-Дюке и был избран капитаном. С началом войны революционной Франции против Первой антифранцузской коалиции европейских держав второй подполковник 3-го батальона волонтеров департамента Мез (Маас) Удино вместе со своим подразделением отправляется на фронт и сражается с интервентами в рядах Мозельской армии.

Первое боевое крещение Удино получил под Арлоном в июне 1793 г., выйдя из той небольшой схватки совершенно невредимым. Участвуя в боевых действиях, Удино показал себя с самой лучшей стороны в бою при Гюндершофене 26—27 ноября. Дивизия генерала Бурка, в состав которой входил батальон Удино, получила приказ атаковать австрийцев у Гюндершофена. Бурк атаковал вяло и австрийцы легко отразили его наступление; сам командир дивизии был убит в этом бою. Оставшись без командира дивизия пребывала в близлежащем лесу весь следующий день, не получая никаких приказов. Тем временем австрийцы, видя бездействие французов, предприняли атаку. Не побоявшись взять ответственность на себя, Удино принял командование над войсками и энергично отразил натиск врага. Правда, во время отражения этой атаки, он был серьезно ранен в голову.

Это было его первое из многочисленных ранений и оно причиняло серьезные боли на протяжении долгого времени. До конца апреля 1794 г. Удино вышел из строя: ему пришлось лечиться.

За доблесть, проявленную в боях, Удино становится командиром Пикардийского полка, во главе которого проявил блестящее мужество в деле при Мартлаутере (Морлаутерне). Командуя авангардом дивизии генерала Амберта (Амбера), он 22 мая подвергся нападению 15 тыс. пруссаков. В течение нескольких часов войска Удино отражали атаки противника. Окруженный многочисленной кавалерией противника, Удино построил свои войска в каре и штыками проложил себе дорогу. На другой день его имя уже гремело во всей армии, из уст в уста передавались рассказы о необыкновенной храбрости молодого полковника. Сам прославленный генерал Моро отметил его сообразительность и храбрость.

Кое-кто из заслуженных офицеров Пикардийского полка — старейшего полка бывшей королевской армии — посчитал 27-летнего Удино выскочкой-карьеристом.

Но уже следующий бой расставил все точки над «i». Весь офицерский состав полка был готов следовать за своим командиром куда угодно. Удино платил за доброе отношение и уважение солдат к себе взаимной любовью, но весьма оригинально: «Ах, как я их всех любил; я очень хорошо это знаю, я всех их послал на смерть».

В его глазах славная смерть на поле боя — единственная и возможная для истинного солдата.

За доблесть, проявленную при Мартлаутере, 12/14 июня 1794 г. Удино было присвоено звание бригадного генерала и ему поручили командовать бригадой в дивизии генерала Амберта.

8 августа французы подверглись нападению противника около Трира. После жаркой схватки австрийцы отступили в город. Во время преследования разбитого противника, Удино был ранен в ногу, а после овладения городом был назначен его губернатором. Однако рана на ноге заживала медленно, к тому же головные боли от предыдущей раны не давали генералу покоя. Он выпросил разрешение на отпуск и отправился на воды в Сент-Аман, где провел четыре месяца.

Только в августе 1795 г. он возвратился в армию.

Во время боевых действий у Манхайма (при Неккерау) Удино устанавливает рекорд среди будущих маршалов Франции по количеству полученных ранений за «один присест»: шесть — одно пулевое и пять сабельных, и остался жив! Найденный на поле боя австрийцами, он был доставлен в Ульм в качестве военнопленного, где пробыл до 7 января 1796 г., пока не был обменен на взятого в плен австрийского генерала.

Шарль-Николя возвратился к действительной военной службе в августе уже под началом генерала Моро, сражаясь под Нордлингеном, Донаувертом и Нейбургом. В сражении при Ингольштадте Удино в течение 10 часов выдерживал беспрестанные атаки австрийского корпуса генерала Латура. В ходе этого боя снова не обошлось без многочисленных ранений — то ли пять, то ли опять шесть (!?): пулевое в бедро, три сабельных раны в руку и одна в шею?

За прошедшие три года он провел больше времени в госпиталях, чем на войне.

Не до конца поправившись, Удино опять на войне. У него раненная рука на перевязи, а он уже во главе кавалерийского отряда атаковал неприятеля, заставив целый батальон положить оружие и сдаться в плен.

В 1799 г. Удино командируют начальником штаба в армию генерала Массена, действующую в Швейцарии. Австрийская армия эрцгерцога Карла, действующая против Массены, двинулась в наступление и 4 июня атаковала французские позиции перед Цюрихом (так называемое Первое сражение под Цюрихом). Массена отразил все атаки австрийцев, но решил не оставаться на позициях вокруг города и отойти за реку Лиммат.

Удино провел в войсках оставшуюся часть июня, чтобы залечить очередную тяжелую рану пулей в грудь, полученную (25 сентября 1799 г.) во время того сражения. Но уже в середине сентября он снова в строю и руководит штабом Массены во время наступления французов на Цюрих и русские войска Римского-Корсакова. Более того, Удино все время рвется на поле боя.

Тем временем, нанеся поражения войскам Моро, Макдональда, снова Моро (Жубера) в Италии, победоносный «русский Марс» устремляется на соединение с русским корпусом Римского-Корсакова, который двигался к Цюриху. Во время боя у Швица с суворовскими «чудо-богатырями» (впрочем, это — имя «нарицательное», закрепившееся в отечественной литературе, причем, отнюдь не со слов самого Александра Васильевича!) Удино ранен еще раз, теперь в плечо. Массена в восторге от своего подчиненного и за бои вокруг Фельдкирха представил его 12 апреля 1799 г. к званию дивизионного генерала.

Когда Массена был назначен командующим Итальянской армией, то он забрал с собой и Удино, который снова возглавил его штаб (декабрь 1799 г.) и стал ближайшим помощником во время драматически развивавшейся осады австрийцами Генуи (1799—1800). Удино все также диковинно храбр и исключительно хладнокровен. 16 апреля 1800 г. Массена поставил перед ним задачу постараться пройти сквозь английские корабли и добраться до генерала Сюше, с которым он должен был скоординировать действия для деблокации Генуи. Проскользнув мимо английской эскадры, Удино добрался до Сюше, однако деблокировать войска Массена в Генуе они не смогли, но все же сковали своей активностью большие силы противника, тем самым, облегчив Бонапарту ситуацию под Маренго. За отличие в обороне Генуи он награжден в 1801 г. почетной саблей.

После Маренго, Итальянскую армию возглавил генерал Брюн и 22 августа 1800 г. Удино остался выполнять обязанности начальника его штаба. Победа при Маренго, не поставила точки в войне с австрийцами и она продолжилась. В сражении при Поццоло, Удино вновь находится в самых опасных местах. В один из моментов боя, когда австрийцы, прорвали центр французской армии, уже собирались торжествовать победу. Более того, одна из вражеских батарей, выгодно расположенная на высотах, уничтожала своим огнем целые ряды французов, которые приходили в полный беспорядок. Видя это, генерал Удино во главе своего штаба бросился вперед и с подоспевшей конницей, под страшным ружейным и артиллерийским огнем, ворвался на батарею противника и захватил все пушки, находящиеся там. Расстроенные вначале войска французского центра снова приободрились и, в свою очередь, атаковали противника, который в беспорядке отступил. В этой атаке отличился еще один будущий маршал Франции и лучший друг Удино — генерал Луи-Николя Даву, который, кстати, мало с кем из маршалата дружил.

Между прочим, за успехи под Поццоло Бонапарт наградил Удино захваченной им в том бою пушкой. «Почетная» пушка была установлена генералом в своем имении Жандер. Из нее он стрелял, отмечая важные события, в частности, в день рождения Наполеона…

Послужной список генерала Удино оказался столь впечатляющ, что Наполеон, под чьим началом он никогда не воевал, все же назначил его 24 июля 1801 г. генералом-инспектором пехоты, а затем и кавалерии. 30 августа 1803 г. он становится командиром 1-й пехотной дивизии в военном лагере Брюгге, а также членом Законодательного корпуса.

Наполеон высоко оценил боевые заслуги Удино, наградив его орденом Почетного легиона (1803 г.), Командирским крестом ордена Почетного легиона (1804 г.) и высшим орденом наполеоновской Франции — Большим крестом ордена Почетного легиона (весна 1805 г.).

Все свое свободное от службы время Николя-Шарль проводил в своем родном городе Бар-ле-Дюке, где он был необычайно популярен. Его бюст украшал один из отелей города.

Байки о его подвигах на полях сражений (в том числе, в многочисленных перестрелках с «легкой артиллерией» (точнее, «легкими кулевринами»), так во французской армии «величали» дамочек соответствующего поведения или, на современном сленге — «пониженной социальной ориентации»: так предпочитает называть их президент РФ) со временем обросли всякого рода фантастическими сюжетами.

Во время подготовки к вторжению в Англию Наполеон создал огромный Булонский лагерь.

30 августа 1803 г. Удино поручается команда над 1-й пехотной дивизией в корпусе Даву. Он оставался на этой должности до того момента, пока не получил от генерала Жюно под свое начало сводно-гренадерскую дивизию, вошедшую в корпус маршала Ланна. Строгий, но справедливый и заботящийся о своих солдатах не на словах, а на деле, он быстро превратил ее, укомплектованную отборными солдатами из гренадерских полков Великой армии, в образцовую дивизию Великой Армии. В историю она вошла как «адская колонна» «Гренадёров Удино». Считалось, что по своим боевым качествам она мало в чем уступала гвардии. Поэтому, как и та, это отборное соединение сравнительно редко вводилось в сражения. За всю Австро-русскую кампанию 1805 г. его дивизия поучаствует лишь в нескольких боях — при Вертингене и Амштеттене (или все же, при Голлабрунне?) (и каждый раз сыграет решающую роль в достижении успеха) и сражении при Аустерлице, после чего, кстати, и получит свое громкое прозвище «Гренадёры Удино».

Во 2-й пол. 1805 г. Бонапарт окончательно определился, что островной «Туманный Альбион» ему не по зубам и решил заняться континентальной Австрией. С берегов Ла-Манша Великая армия двинулась в сторону Германии и вскоре окружила австрийское войско Макка под Ульмом. Дивизия Удино, действуя в составе корпуса маршала Ланна и вместе с кавалерией Мюрата, 8 октября вышла к Вертингену, где в ходе развернувшегося боя, Удино получил-таки свое очередное ранение!

Преследуя русскую армию Кутузова, дивизия Удино сражалась под Амштеттеном, где наш герой был ранен вновь! Отправленный лечиться в Вену, Удино не пожелал долго находиться в госпитале. Еще не оправившись в полной мере от ран, он вернулся в армию и участвовал в знаменитой «Битве трех императоров» под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. В отсутствии Удино, его «адской» дивизией командовал Дюрок — вояка смелый, но, все же, более пригодный по «дворской» части (в широком понимании этого дела). Когда, накануне Аустерлица, генерал прибыл в армию, то Дюрок собрался уже вернуть ему командование, однако Николя-Шарль не хотел об этом слышать. «Мой дорогой, — обратился он к Дюроку, — оставайтесь во главе моих гренадер; мы будем сражаться бок-о-бок».

Между прочим, порой, с Удино случались резкие вспышки гнева. Правда, это, имело место только, когда его не слушались. Тогда доставалось не только людям, но и… животным. Как это, например, произошло незадолго до Ульмской операции 1805 г. Рассказывали, что сам Наполеон проводил смотр дивизии Удино и лошадь генерала плохо слушалась своего седока. Пытаясь «привести ее в чувство», Удино сильно пришпорил строптивое животное, но лошадь по-прежнему была неуправляема. В сильном раздражении Удино вынул саблю и всадил ее по рукоятку в шею животному, которое рухнуло замертво. Вечером того дня Бонапарт с иронией обратился к своему генералу: «Так вот, значит, как вы приводите в чувство лошадей!?». Удино по-военному лаконично отрапортовал: «Сир, я применяю этот способ только, когда меня не слушаются»! То ли быль, то ли все же небыль!? Без солдатских баек не обходится ни одна биография военной знаменитости!? Впрочем, это мое сугубо личное «оценочное суждение» и каждый вправе полагать, что брать на веру…

В Прусско-польской кампании 1806—07 гг. прославленная дивизия Удино входила в корпус маршала Ланна. Однако вскоре после Пултуска Ланн заболел и его корпус возглавил генерал Савари. Это было очень неприятно для Удино, так как Савари он откровенно недолюбливал.

Рассказывали, что все началось еще в 1802 г., когда произошел один неприятный инцидент. В том году Удино собирался погостить у своего друга Доннадье, который был изгнан Наполеоном за нелестные высказывания в адрес правительства. Когда Бонапарт узнал об этом, он направил Савари, чтобы тот арестовал Доннадье. К счастью для Удино, он прибыл в то время, когда Савари закончил обыск дома Доннадье, однако не нашел его. Удино был взбешен и посоветовал Савари немедленно уехать, в противном случае обещал выстрелить в него. Опытный «сыскной пес» (да и вояка бывалый!) Савари не стал препираться и уехал, но с этих пор отношение Удино к нему было очень настороженным. И вот теперь, у Остроленки, ему приходилось не только терпеть Савари рядом с собой, но и подчиняться его приказам, правда — недолго. Вскоре он получил рескрипт присоединиться к основным силам Великой армии. Этот «маневр» наш бравый гренадер проделал столько молниеносно, что это заставило Савари пожаловаться Наполеону: якобы Удино бросил его! Жалоба осталась без внимания: Бонапарт умел «Разделять и Властвовать»!

Под Фридляндом войска Удино и Ланна с Груши в течение нескольких часов выдерживали атаки подавляющих сил русской армии, пока не подошел Наполеон с главными силами. В этом сражении Удино продемонстрировал потрясающую выдержку, стойкость и хладнокровие в самые тяжелые моменты боя.

До появления Бонапарта Ланну с Удино нужно было удержать деревню Постенен, а Груши — Генрихсдорф.

На 9 часов утра французы могли подтянуть на поле боя максимум 9 тыс. пехоты и 8 тыс. кавалерии, а то и меньше! Русских же за рекой Алле уже выстроилось для атаки не менее 45 тыс. солдат! Маршалу Ланна, руководившему французскими частями, предстояло не только сковать превосходящие основные силы Л. Л. Беннигсена, но и завлечь как можно большую их часть на левый — французский — берег реки! Дальше следовало стоять на смерть вплоть до прибытия Наполеона и основной массы французской армии. Леонтий Леонтьевич — один из убийц императора Павла I — жадно заглотнул наживку (после «ничейного» Эйлау он мнил себе победителем «непобедимого», т.е. самого «корсиканского чудовища»! ) и, желая еще больше позеленить свой лавровый венок победоносного полководца, кинулся громить французские войска, перебрасывая на противоположный берег все новые и новые полки.

Ланн и Удино с Груши постоянно получали подкрепления, но их положение оставалось крайне тяжелым. За счет очень ловкого маневрирования-перемещения вдоль фронта одних и тех же частей им удавалось, создавать у русских видимость большой армии. Удино вспоминал позднее: «Если бы русские ударили всей массой, то мы бы пропали».

Он шлет к императору одного за другим шесть гонцов. Если не придет подкрепление, его гренадер сомнут: «Передайте Императору, что мои маленькие глаза хорошо видят. Здесь вся русская армия. Я не смогу ее удержать». Наконец Бонапарт прибыл на поле боя и взял общее руководство сражением в свои руки. За ним подтягивались основные силы французов.

Когда до Беннигсена дошло, что сам Наполеон руководит сражением, ему стало отчетливо понятно, что свой шанс разгромить французов (на самом деле — лишь Ланна с Удино и Груши) он уже упустил. Теперь ему противостоял не один-единственный армейский корпус, а главные силы Великой армии.

Бонапрат выслушивает бодрый рапорт и тут же принимает решение продолжить бой до полной победы, которую ему спустя несколько часов принесла фантастическая атака артиллерийского бригадира Сенармона («сказавшего новое слово» в применении артиллерии на поле боя!) и пехоты маршала Нея против левого крыла русской армии, которым командовал Багратион.

В том незабываемом сражении дивизия Удино, находившаяся в бою почти 20 часов, понесла страшные потери. После битвы ¾ личного состава не вышли на поверку. Во многих ротах оставалось по 15—20 человек.

Между прочим, невероятно, но факт! Удино за всю кампанию 1806—07 гг. не был серьезно ранен. Однако удача закончилась в декабре 1807 г., когда Удино со своим штабом выехал к своему другу генералу Жарри, командовавшему крепостью Вассен. Возвращаясь в Данциг, лошадь Удино свалилась в овраг. Это падение привело к тому, что нога генерала была сильно повреждена. В ожидании докторов слуга Удино Пилс саркастически пошутил: «Я полагаю, мой генерал, что было бы лучше пасть от пули под Фридляндом, чем стать жертвой плохообученной лошади-неумехи». Удино тут же отпарировал: «Вы правы, Пилс, пуля была бы лучшим исходом в моей ситуации»…

За боевые заслуги в кампаниях 1805, 1806 и 1807 гг. 25 июля 1808 г. Удино получил от Наполеона титул графа империи и 1 млн франков. На часть этих денег он купил поместье Жандер. 7 сентября 1808 г. Удино назначается на должность губернатора Эрфурта, где проходила встреча между Наполеоном и русским царем Александром I. В этой должности он сопровождал обоих императоров и был удостоен особым вниманием русского царя. Представляя Александру I генерала, Наполеон сказал: «Сир, я представляю вам „Байярда французской армии“…».

Кстати, бравый маршал-гренадер Никола-Шарль Удино обожал оперу и театр, любил живопись, имел очень внушительную коллекцию оружия и слыл самым большим коллекционером среди военных Франции курительных трубок. Самое почетное место в ней вроде бы занимала трубка польского короля Яна Собесского, якобы подаренная ему самим Наполеоном, с чем, впрочем, не все историки согласны…

В войне с Австрией в 1809 г. гренадёры и вольтижёры Удино успешно сражаются под Пфаффенгофом (Ландсхутом) и Абенсбергом, участвует в проигранном Бонапартом тяжелейшем сражении под Эсслингом-Асперном. Раненый, он оставался до самого конца на поле сражения, по-прежнему находясь в самых опасных местах и вдохновляя солдат своим личным примером.

После смертельного ранения маршала Ланна, именно Удино Наполеон поручает командование II-м армейским корпусом. В этой должности Удино участвует в грандиозном Ваграмском сражении. Почти все офицеры его штаба в ходе этого кровопролитного сражения были убиты или ранены. Возглавляемые Удино войска блестяще выполнили поставленную перед ними задачу: оттягивая на себя внимание австрийцев, помогли войскам Даву обойти-таки левый фланг врага и расставить все точки над «i» в той затянувшейся на два дня битве. Не обошлось и без дежурного ранения: австрийская пуля задела ухо генерала. Прямо на поле боя хирург его ему зашил.

После тяжелейшей победы Наполеона в исключительно важной для него битве при Ваграме сразу три французских генерала 12 июля 1809 г. получили звание маршала Франции!

Так получилось, что Удино оказался третьим (наряду с Мармоном и Макдональдом) счастливчиком, получившим тогда заветный маршальский жезл. Несмотря ни на что, а он всю жизнь лез на рожон, Удино сумел дожить до этого славного мига. По этому поводу среди солдат французской армии ходила шутка — весьма доходчивая и остроумная: «Мармона выбрала… дружба, Макдональда — Франция, а Удино — армия!» Два последних заслужили их в разной мере своей многолетней безупречной военной службой, истинно солдатской смелостью и популярностью в войсках. И этим все сказано…

Простые солдаты ликовали — их любимец теперь маршал! После Цнаймского перемирия и Венского мира, Удино получил титул герцога Реджио с ежегодной рентой в размере 100 тыс. франков.

Первое назначение Удино в роли маршала — возглавить войска, находящиеся в Голландии. Наполеон, видя неспособность своего брата Луи, назначенного королем, выполнять континентальную блокаду, препятствуя ввозу английских и колониальных товаров в Европу, решил присоединить Голландию к своей империи. Удино оставался в Голландии до января 1811 г. Он управлял оккупированными территориями, в данном случае Голландией, с позиции справедливости и правосудия, которые редко можно было увидеть во многих наполеоновских маршалах. Он много делал для того, чтобы дисциплина в подчиненных ему войсках была на самом высоком уровне, моментально пресекая любые попытки грабежа или разбоя.

В войне на Пиренеях он, как и Даву с Мюратом (последний быстро оттуда «эвакуировался» в благодатную и любвеобильную Италию, «рулить» солнечным Неаполем), в отличие от подавляющего большинства маршалов Первой империи, где они, как правило, лишь портили свои «реноме», так и не участвовал.

В Русской кампании 1812 года Удино с 29 февраля 1812 г. командовал II-м корпусом Великой армии (три пехотных дивизий Леграна, Вердье и Мерля, а также кирасирской дивизии Думерка и две бригады легкой кавалерии Кастенакса и Корбино), составлявшим левое крыло Великой армии, действовал на Петербургском направлении.

В ходе этой кампании он с переменным успехом сражался против русских войск генерала П. Х. Витгенштейна.

Началось все с того, что Наполеон, двигаясь к Витебску вслед за армией Барклая, оставил в районе Полоцка корпус Удино, которому предписал отбросить прикрывавшие петербургское направление войска Витгенштейна как можно дальше на север, чтобы облегчить маршалу Макдональду действия против Риги. Защищая левое крыло Великой армии, двигавшейся вглубь «страны чудес, не пуганных медведей и всепобеждающего мата» (в конце концов — к Москве), он не проявил тех качеств, которые отличают независимого полководца. Да, он действовал, как всегда, храбро, но не более того. Удино переправился через Двину и двинулся на Себеж.

У Клястиц произошло столкновение передовых частей обеих армий.

Согласно одной из версий, в ходе ожесточенного боя войска Удино были остановлены и отброшены.

Для их преследования был выслан авангард под командованием генерала Кульнева, который слишком увлекшись погоней, удалился от главных сил Витгенштейна. У деревни Боярщины, где маршал собрал свои войска в один кулак, произошло новое столкновение, в ходе которого Кульнев был разгромлен. Русские в беспорядке отступили. Генерал Вердье, преследуя отступающего противника, совершил ту же ошибку, что накануне сделал Кульнев. Оторвавшись от основных сил Удино, Вердье был атаковал Витгенштейном и разбит.

Впрочем, это всего лишь одна из трактовок случившегося.

После этой неудачи, Удино отвел свои войска к Полоцку, где поджидал войска Сен-Сира, которого Наполеон отрядил ему в помощь для совместных действий против войск Витгенштейна. Уверенный в скором прибытии подкреплений, Удино решил предпринять новое наступление.

Так начался 1-й день так называемого Первого сражении под Полоцком (17 августа 1812 г.).

Передовые отряды сошлись в ожесточенной схватке у Кохановичей и солдаты Удино оказались опрокинуты за речку Свольну. После этой неудачи Удино решился дожидаться-таки корпуса Сен-Сира и возвратился опять в Полоцк. Ободренный успехом у Кохановичей, Витгенштейн предпринял наступление на Полоцк. Тем временем Сен-Сир соединился с Удино и совместными усилиями они нанесли-таки поражение русским войскам.

В ходе сражения герцог Реджио был в очередной раз ранен и передал командование над своим корпусом Сен-Сиру, который за победу в двухдневном Первом сражении под Полоцком получил от Наполеона маршальский жезл. Тогда как серьезно раненого Удино перевезли в Вильно, куда к нему приехала… нежно любящая юная супруга!

Дело в том, что через пару лет после смерти горячо любимой первой жены Удино, родившей ему семь детей, он женился второй раз. Так бывает с сильным полом, а с военными тем более. Его невеста, Мари-Шарлотта-Эжени-Жюльенна де Куси (1791—1868), принадлежала к древнейшему роду французской аристократии. Она была молода и чудо как хороша собой. По началу Удино собирался ее сосватать за своего старшего сына! Но Эжени оказалась настолько очаровательна, что… «седина — в голову, бес — в ребро» и весь покрытый боевыми шрамами суровый воин и всем известный ухажер оказался сам настолько покорен ее красотой и живостью характера и, не долго думая, предложил ей… руку и сердце. Как говорится — крутой поворот! Но такое, порой, в жизни случается. Более того, с маршалом Удино не в первый и не в последний раз. Не так ли!? Молодая герцогиня и маршальша оказалась настоящей боевой подругой для своего прославленного мужа-героя — соратника победоносного Цезаря своей эпохи! В нем нашли воплощение ее девичьи мечты о благородном рыцаре. Удино души не чаял в молодой жене, ценя не только ее красоту, но и добрый, жизнерадостный характер, неиспорченный нравами парижских салонов. Их свадьба была сыграна в 1812 г. и вскоре молодоженам пришлось расстаться. Маршал отбыл в новый поход — роковой для судеб Франции и самого Бонапарта поход на Москву 1812 г. Когда юная герцогиня узнала о ранении мужа в Первом сражении при Полоцке, она отправилась в далекую и неведомую Россию. По дороге пришлось сделать остановку в Берлине у своей подруги герцогини Кастильонской, супруги маршала Ожеро. Ее бесцеремонный муж не придумал ничего лучше, как не допускающим возражений авторитетным тоном и со знанием дела посоветовать юной женщине запастись для поездки «кюлотами (пардон, подштанниками) на меху». Дело в том, что еще во время его полулегендарных странствий в годы туманной, но бурной молодости Ожеро пришлось побывать в России, и он прекрасно знал, каковы зимы в «стране чудес, не пуганных медведей и всепобеждающей матерщины»…

Испытав в пути множество трудностей, Эжени прибыла в Вильно, где и нашла мужа. Раненный маршал несколько недель наслаждался мирной жизнью, вместе с очаровательной женой каждый день совершая конные прогулки, исследуя окрестности. Супруги оставались вместе всего три недели. Затем маршал снова уехал в армию (принял от, ставшего маршалом, Сен-Сира свой корпус обратно) и о нем долго не было никаких известий. Пока юной маршальше не сообщили о новом ранении ее благоверного — на этот раз при защите мостов через Березину во время переправы бежавших остатков «Великой армии».

Дело в том, что пока маршал лечился от ранения, Великая армия уже прошла «Голгофу» Бородинского сражения, оставила полусгоревшую и разграбленную древнюю столицу московитов и стремительно теряя оружие, людей, престиж и… боевой дух, медленно поползла-«стремительно» покатилась назад в Просвященную и благоустроенную Европу.

Получив донесения о начавшейся ретираде плавно перешедшей в бегство, Удино срочно выдвинул свой 14-тысячный (впрочем, есть и другие данные о его численности) II-й корпус к Березине. Ему следовало захватить Борисов с его спасительными мостами через реку. Но, несмотря на то, что герцог Реджио вышел немедленно и двигался ускоренным маршем, он опоздал. Польский генерал на службе у французского императора Генрик Домбровский, находившийся в Борисове и защищавший исключительно нужную переправу, был выбит русскими из города с большими потерями. Если бы он продержался еще один день, Удино смог бы прибыть ему на помощь. Когда Домбровский соединился с Удино, маршал пришел в ярость, узнав, что Борисов был теперь в руках русских.

Понимая, что город и мост были жизненно важны для Наполеона, герцог Реджио немедленно отрядил полк прекрасно экипированных кирасиров Думерка на рекогносцировку, а сам ускорил свое продвижение, намереваясь отбросить русского «сухопутного» адмирала (так случилось по царской прихоти: правда, это совершенно особый случай в истории России) Павла Васильевича Чичагова на противоположный берег и захватить мост. Кавалеристы, направленные на разведку, 23 ноября неожиданно столкнулись с авангардом Павла Васильевича Чичагова под командованием знаменитого кавалерийского генерала Павла Петровича Палена 2-го и опрокинули его. Правда, мост спасти не удалось, так как русские пехотинцы, увидев наступающего противника, подожгли его. Все неоднократные попытки наполеоновских кирасир вновь захватить переправу не увенчались успехом. А когда подошла пехота Удино, чтобы поддержать усилия своей кавалерии, мост уже был объят пламенем.

Несмотря на захват Борисова, драгоценная переправа была уничтожена. Узнав от герцога Реджио, что борисовский мост для него потерян, Наполеон приказал искать место для скорейшей постройки нового моста.

Остаткам некогда «Великой армии» повезло: легкая бригада Корбино нашла брод у Студянки. Поговаривали, что кавалеристы наткнулся на него совершенно случайно: просто заметили как несколько крестьян, переходят реку в том месте, где ее глубина была небольшой. Кавалерия немедленно проверила пригодность переправы на практике, переплыв реку на лошадях. Корбино сообщил об этом Удино, и тот немедленно информировал Наполеона о существовании брода. Студянка находилась всего в нескольких милях выше по течению от Борисова, и Наполеон вроде бы сказал маршалу что-то типа: «Ну вот, герцог! Вы должны стать моим слесарем, ваша задача — открыть для меня переправу!»

Ловко отвлекая внимание Чичагова от истинного места переправы, Наполеон приказал срочно сооружать мосты. После постройки первого моста войска герцога Реджио переправились через реку, чтобы прикрыть от русских войск переправу.

У Березины войска Удино отменно проявили себя в деле спасения остатков «Великой армии».

26 ноября перейдя реку первыми, солдаты II-го корпуса отбросили от переправы войска генерала Ефима Игнатьевича Чаплица. Тем самым, они позволили всему тому, что совсем недавно величаво называлось Великой армии (двунадесяти языков), начать более или менее спокойный переход на противоположный берег.

Вскоре после начала переправы, Чичагов понял свою ошибку, доверившись обманным маневрам Наполеона, и бросился со своими войсками (данные об их численности сильно разнятся: от 25 до 33—35 тыс.) к Студянке. Противопоставить им Удино на тот момент мог не более 8 тыс., т.е. соотношение сил было явно не в его пользу.

Рассказывали, что в критический момент Удино вспомнил свою гренадерскую молодость и, подхватив из рук смертельно раненного бойца мушкет, бросился в штыковую контратаку, остановившую наседавшего врага. Не обошлось и без очередного «дежурного» ранения маршала: пулей в бок Удино был выбит из седла и только благодаря проворности одного из членов его штаба, поймавшего лошадь за уздечку, спасся от того, чтобы она не протащила его волоком по земле. Пуля снизу вверх вошла в туловище Удино под углом в 45 градусов, и те, кто видел его падающим, решили, что он смертельно ранен. Когда его уносили, он был еще в сознании.

Маршал Ней немедленно стал на его место…

Таким образом, своими смелыми и решительными действиями в ходе этого сражения доблестный маршал-гренадер Удино, по существу, спас остатки «наполеоновского воинства» от полного уничтожения, за что Наполеон назвал его «Спасителем армии».

Сразу после ранения маршала доставили на почтовую станцию, которая использовалась как пункт оказания первой помощи. Хирург, осмотревший рану, установил, что рана Удино была опасной, и только его поразительное здоровье и выносливость уберегли маршала от смерти. Маршалу дали салфетку, чтобы он мог вцепиться в нее зубами, пока хирург пытался извлечь глубоко засевшую пулю. Когда выяснилось, что эскулап бессилен ее достать, рану старого вояки наскоро зашили и в карете отправили в Вильно.

Символично, что именно эту русскую пулю Удино носил в себе всю оставшуюся жизнь.

По дороге в Вильно маленький маршальский кортеж (не более 30 человек, в том числе старший сын маршала от первого брака — 19-летний Никола-Шарль-Виктор Удино) остановился в деревушке Плещеницы. Здесь на них напал летучий конный отряд генерала Ланского в 300 человек. Казалось, раненного маршала Франции ждет… верная смерть!

Осажденные в простой крестьянской избе французы защищались до последнего. Несмотря на незажившую рану, мужественный Удино, в котором, несомненно, было что-то от абсолютно неустрашимых средневековых викингов-берсерков, встал у окна, чтобы помочь своим адъютантам и слугам отстреливаться. Маршал не только потребовал для себя пистолеты, но и прикрепил все свои ордена Почетного Легиона себе на грудь, чтобы враги в случае его смерти знали — с кем имели дело! Произошла ожесточенная перестрелка, причем у русских имелась даже легкая пушка. Один из ее выстрелов отколол в избе большую деревянную щепу, которая вновь ранила маршала, отстреливающегося из пистолета. И хотя к тому моменту раны Удино уже исчислялись десятками, но и на этот раз все обошлось.

Спасение к Удино и его людям пришло абсолютно неожиданно, в виде двух батальонов «Великой армии», путь отступления которых случайно пролегал через эту деревню. Всего лишь с 15 сослуживцами раненый герой Березины смог отбиться от врага и в 18-ти-градусный мороз добраться до Вильно.

Вскоре разбитый император пронесся через Вильно в столицу Франции: «Мне срочно нужно в Париж… по делам!»…

Вот и Удино, несмотря на незажившую рану, решил отправиться из «негостеприимной» Святой Руси на запад: в рискованное путешествие через заснеженные равнины к Варшаве и дальше. Маршальская чета скакала из «страны чудес, не пуганных медведей и всепобеждающего мата» в санях на запад в сопровождении маршальского кучера, метрдотеля, трех раненых офицеров и маршальского эскорта в 20 кирасир.

Рассказывали, что их путь от Вильно до Кенигсберга был небезопасен и, порой, им приходилось немногим лучше, чем жалким остаткам солдат «Великой армии», среди разгоревшейся эпидемии тифа, недоедания и смертей от холода. Кавалерия Витгенштейна и казаки Платова уже наседали им на хвост. Только исключительно крепкое здоровье маршала позволило ему проделать долгое путешествие через Европу в разгар зимы. Кирасирский эскорт, несмотря на то, что каждый из всадников имел свежую лошадь, очень скоро не выдержал скачки и потихоньку один за другим рассеялся. Ни один из них не добрался до первого бивака.

Несмотря на исчезновение кирасир и страшный холод, раненный маршал со своей юной маршальшей спаслись и добрались до относительно безопасного Ковно, а 11 декабря и до Гумбиннена. Здесь наконец-то нашлась настоящая горячая еда, им подали суп, бифштексы и картофель. «Какой это был банкет, дети мои!» — восклицает мадам Удино в своих мемуарах.

Кстати, юная мадам-маршальша проявила достойное высокого звания ее мужа мужество во время ретирады из страны «чудес и… сами знаете чего» на запад. Более того, оно никак не сказалась на ее женском здоровье и спустя годы Мари-Шарлота-Эжени-Жюльена смогла подарить своему супругу еще… четверых детей: Луизу-Марию (1816—1909), Каролину-Филиппину (1817—1896), Шарля (1819—1858), Виктор-Анжелик-Анри (1822—1891). Почти все они отличались отменным — в отца — здоровьем, а их старшая дочь Луиза-Мария и вовсе унаследовала отцовское долголетие. Она дожила до 93 (!) лет и умерла уже в двадцатом веке — незадолго до начала Второй Мировой войны — в 1909 году…

Рана Удино, несмотря на свою тяжесть, продолжала заживать. Но из примерно 37 тыс. (есть и другие данные о его численности) человек, которыми располагал II-й корпус Удино в самом начале войны, в январе 1813 г. в нем насчитывалось лишь около 4.5 тыс. солдат и офицеров.

Не оправившись ещё от ран, 24 апреля 1813 г. Удино возвратился в армию и участвует в Баутценском сражении. XII-й корпус, которым командовал маршал, сражался против левого крыла союзной армии. Его действия были весьма удачны и главное командование союзников вынуждено было сосредоточить против Удино внушительные силы, чтобы остановить продвижение противника. Начало второго дня сражения было очень трудным для французских войск, осуществлявших «сковывающие» атаки. Особенно несладко пришлось Удино на его крайнем правом фланге. Испытывая сильнейшее давление, герцог Реджио обратился к императору за помощью. Первую просьбу просто проигнорировали; на вторую был получен по-армейски суровый ободряющий ответ: «Скажите вашему маршалу, что сражение будет выиграно в 3 часа дня, а до этого времени пусть обходится, как знает». Неудивительно, что XII-й корпус Удино начал понемногу отступать, но это вполне устраивало Наполеона, так как противник выходил при этом из своих укрепленных позиций.

Во второй половине дня Наполеон предпринял наступление в центре и на левом фланге. Однако союзники упорно сопротивлялись и только около 16 часов постепенно начали сдавать свои позиции и отходить.

Тем временем Наполеон пытался наилучшим образом использовать победу при Баутцене и выставил Удино против прусского корпуса Бюлова. Наш гренадер отразил пруссаков, но не смог достаточно быстро организовать преследование и в результате сам потерпел неудачу при Лукау 4 июня 1813 г., а затем еще и при Хагельберге.

Когда начались предложенные при посредничестве австрийского императора-тестя Наполеона переговоры о мире, Удино был одним из тех, кто умолял последнего принять весьма умеренные условия мира, которые предлагали ему союзники. Когда же герцог Реджио услышал от незнавшего меры в своих геополитических амбициях «генерала Бонапарта», что эти предложения неприемлемы, то он ответил так, как это мог бы сделать лишь покойный сноровисто-«безбашенный» Жан Ланн: «Итак, мы продолжаем войну? Скверное дело!» Наполеон, ожидавший от Николя-Шарля готовности согласиться, присущей скорее маршалу Виктору, был настолько раздражен замечанием герцога Реджио, что приказал ему удалиться. Удино как ни в чем не бывало подчинился, а через час его друзья нашли маршала играющим с детьми. «Вы очень повредили себе в глазах императора!» — глубокомысленно заметил кто-то из них. «Глупости, — расхохотался „опальный“ маршал. — Я нужен ему, и назавтра он меня простит». Маршал оказался прав. Жертвовать старыми друзьями было просто нельзя. Слишком много новых «друзей», пробормотав извинения, начинали покидать императора. Не говоря уж о его лихом зяте, прославленном кавалеристе Мюрата, бывшем с ним с памятной ночи подавления вандемьерского мятежа в 1795 г.

Мирные переговоры ни к чему не привели и война возобновилась. Наполеон решил вести наступательные действия. Инстинкт игрока снова убеждал его нанести удар по силам союзников, пока те не попытались объединиться (к России и Пруссии собиралась присоединиться Австрия). Успех, в его понимании, зависел от мобильности и умении перехватить инициативу.

Удино было поручено наступать на Берлин, а сам Наполеон с основными силами двинулся против Блюхера. Взяв Берлин, герцог Реджио должен был войти во взаимодействие с войсками Даву и общими усилиями действовать против Северной армии Бернадотта. Если бы Удино выиграл, основная армия Наполеона могла бы вторгнуться в Австрию и за короткий срок вывести эту «страну-подстилку/прокладку» «сильных мира сего» из игры.

Однако этого не произошло…

Задача по захвату прусской столицы Удино оказалась не по плечу!

К 20 августа Удино уже приближался к своей цели. Кроме собственных войск, он вел с собой корпуса Бертрана и Рейнье. Всего у него в подчинении могло находиться от 60 до 70 тыс. чел. — силы по тем временам отнюдь немалые. Местность, по которой он передвигался, изобиловала болотами, реками и лесами, так что сосредоточить войска оказалось трудно. Бернадотт поджидал его с соединенными силами шведов, русских и пруссаков, численность которых оценивалась по некоторым данным примерно в 90 тыс. чел.

Начало было обнадеживающим для французов.

Двигаясь вперед тремя колоннами, они теснили противника, но вскоре у Гросс-Беерна нерешительного Бертрана остановил Тауэнцин, а слишком азартного Рейнье подловил на контратаке Бюлов. К вечеру обстановка настолько ухудшилась, что Удино, узнав в Ванцкофе о поражении Рейнье, отдал приказ отходить всем войскам к Виттенбергу. Непогода помешала погоне и герцог Реджио мог считать, что ему еще повезло, раз он отделался небольшими потерями.

Однако главным было то, что попытка взять Берлин провалилась. И что еще хуже, боевой дух союзников получил мощную подпитку как раз в тот момент, когда они нуждались в стимулирующем волю успехе.

Узнав о поражении Удино, Наполеон остался недоволен действиями маршала и в раздражении заявил: «Действительно, трудно найти меньшие умственные способности, чем у герцога Реджио».

…Впрочем, какому — как не ему было знать, что маршал по сути дела так и остался всего лишь сорвиголовой-гренадером и особым полководческим дарованием никогда не обладал!?.

Удино был отстранен от командования войсками и заменен маршалом Неем — еще одним знатоком тактики на уровне мальчишки-барабанщика: по оценке самого «генерала Бонапарта»!

И тут оказалось, что «хрен редьки не слаще»: под Денневицем Ней был разгромлен войсками Бюлова.

В знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом (октябрь 1813 г.) Удино командовал двумя дивизиями Молодой гвардии (Jeune garde) и сражался против союзников в центре, как всегда был стоек и храбр, но на ход битвы никак не повлиял.

26 октября Удино подхватил сыпной тиф и через четыре дня, почувствовав себя очень плохо, был отправлен на лечение. Когда он прибыл домой, то был так слаб, что жена уже вызвала священника, приготовившись к отпеванию умирающего. В течение нескольких дней Удино находился между жизнью и смертью. И все же, крепкое здоровье маршала и на этот раз справилось с болезнью.

Возвратившись в армию в 1814 г., Удино возглавил VII-й корпус и сражался уже на территории родной Франции — под Бриенном (ранение), Ла-Ротьером, Морманом, Бар-сюр-Об и Арси-сюр-Об.

Повернуть вспять ход истории он, как, впрочем, и другие немногочисленные (последние из оставшихся под рукой у «генерала Бонапарта») маршалы, уже не самого разнообразного дарования (Ланн давно погиб, Массена был «вне игры», Даву «окопался» в Гамбурге, а Сульт с Сюше «завязли» за Пиренеями), он, естественно, не мог. Тем более, что действия Удино в большинстве сражений этой кампании были не совсем удачными (и это еще литературно выражаясь). Исключение составляет лишь сражение при Арси-сюр-Об, где он довольно искусно прикрыл отступление главных сил императора.

После падения Парижа (31 марта 1814 г.) во время знаменитой «беседы сугубо по-мужски» императора французов с еще остававшейся с ним горсткой маршалов в тот памятный день в Фонтенбло, Удино был за одно со своими другими «братьями по оружию» -«коллегами по ремеслу». Более того, вместе с Неем он выступил во главе этого так называемого «бунта маршалов», потребовав от Бонапарта немедленного прекращения всякой борьбы и отречения от престола. Вечером в разговоре с императором Удино так объяснил свое нежелание продолжать борьбу: «Я сражался в течение двадцати двух лет; свыше 30 шрамов позволяют мне говорить о том, что я не берег себя в сражениях. Я не намереваюсь более нести свой меч для поощрения гражданской войны». Когда же Наполеон предложил перенести войну за Луару, Удино отказался, заявив: «Это означало бы, что мы перестанем быть солдатами и превратимся в партизан!»

6 апреля Наполеон отрекся от престола.

Несколько дней спустя Удино присягнул на верность Бурбонам. Он считал, что в данной ситуации это было лучшим шагом в интересах Франции, уставшей от войн и желавшей мира. За переход на службу к Бурбонам он был осыпан «кучей» милостей.

Узнав о бегстве Наполеона с о-ва Эльба и его высадке во Франции в марте 1815 г., Удино решил остаться верным присяге Людовику XVIII. Он собрал своих подчиненных (офицеров гарнизона крепости Мец, восставшего было против короля), чтобы обсудить с ними вопрос о защите Бурбонов. Но даже личная популярность Удино не могла конкурировать с магией имени «генерала Бонапарта». Во время совета маршал обрисовал собравшимся офицерам свой план марша против императора. В ответ на это один из офицеров вышел вперед и заявил, что, когда на завтрашнем предпоходным параде маршал воскликнете: «Да здравствует король!», ему достойно ответят: «Да здравствует император!»

Это, в сущности, был «почетный ультиматум», и маршал его принял. Он отпустил офицеров и сдал командование. У него было свое собственное мнение, но убеждать других он не собирался. Он отправился в свое имение Жандер и в течение «Ста дней» вообще не вел никакой деятельности. Даву, единственный маршал, который мог явиться к Наполеону с незапятнанной совестью, написал Удино крайне уважительное письмо, призывая того взяться за оружие и встать на сторону вернувшегося императора. Но герцог Реджио, единственный верный друг Даву из всех маршалов, не дал себя переубедить. Он ответил Даву, по-армейски доходчиво объяснив причины своего отказа. Маршалы поняли друг друга, но дружеские отношения между ними прекратились. Как оказалось, такое бывает, даже между верными «братьями по оружию»…

Тогда Наполеон приказал назначенному им военному министру Даву все-таки вызвать Удино ко двору. Герцог Реджио прибыл на аудиенцию к императору. Наполеон встретил его вопросом: «Хорошо, герцог Реджио, что же Бурбоны сделали такое для вас, нежели я сделал, что вы пытались прервать мое возвращение?» На это маршал ответил, что клятва, данная Бурбонам, тому вина. Император предложил ему нарушить ее и перейти на его сторону. На это Удино ответил отказом. Он не принял никаких должностей, а Наполеон особо и не настаивал. Через военного министра император лишь высказал пожелание, чтобы герцог Реджио «удалился в свои лотарингские поместья и там ожидал новых распоряжений». Но таковых в период «Ста дней» правления Наполеона так и не последовало. Никакого назначения от императора маршал Удино не получил и все это бурное время провел в сельской глуши, находясь не у дел в своем великолепном именье. Ни о чем другом желающий выиграть время маршал явно и не мечтал.

Лишь однажды покой полуопального маршала был нарушен, когда из Парижа прибыл гонец, вручивший Удино приказ — 1 июня быть в Париже на Марсовом поле, где состоится парад воссозданной императорской армии и Национальной гвардии. В том знаменитом параде приняла участие большая часть наполеоновских маршалов. Тогда, 1 июня 1815 г., они в последний раз собрались все вместе. Там присутствовали 11 маршалов. Кроме того, еще трое не успели прибыть вовремя в Париж.

После Второй реставрации Бурбонов Удино стал любимцем Людовика XVIII. Его сделали пэром Франции, кавалером ордена св. Людовика, командующим Национальной гвардией. Когда наследник престола, герцог Беррийский, женился на неаполитанской принцессе, мадам Удино назначили ее фрейлиной. В 1823 г. 56-летний маршал снова в действующей армии и принимает участие в войне против Испании. В числе первых старый гренадер вошел в Мадрид, где пробыл некоторое время в качестве генерал-губернатора. После низложения династии Бурбонов в 1830 г., новый король Луи-Филипп распустил королевскую гвардию и уволил в отставку Удино.

С 11 августа 1830 г. он оставался без служебного назначения до 1839 г. и почти безвылазно жил в своем имении Жандер. 17 мая 1839 г. постаревший маршал удостоился от короля Луи-Филиппа должности Великого канцлера Почетного Легиона, а еще через три года (21 октября 1842 г.) — губернатора Дома Инвалидов, став преемником уже ушедших в свой Последний Солдатский Переход — Серюрье, Журдана и Монсея. Эту очень почетную во Франции должность маршал Удино занимал до конца своих дней.

Пять лет спустя, 13 сентября 1847 г., обожаемый своей супругой, всеобщий любимец, маршал Удино скончался. Кавалеру множества европейских наград разных стран (в частности, российского Ордена Святого Владимира 1-го класса — 25 февраля 1824 г.), в том числе, трех орд. Почетного легиона (Легионер — 11 декабря 1803 г., Великий офицер — 14 июня 1804 г. и Знак Большого Орла — 6 марта 1805 г.) и стольких же орд. Св. Людовика (Орден — 2 июня 1814 г., Командор — 24 сентября 1814 г. и Большой крест — 3 мая 1816 г.) было 80 лет, 46 из них он отдал армии, дослужившись до маршала за 23 (?) года. Его смерть была большим горем для всех, особенно для его солдат-ветеранов, когда-то прозвавших Удино — «маршал 34/35 раны»!

По своей последней должности он удостоился погребения в Доме Инвалидов. Память о маршале Удино французы увековечили в названии одной из улиц своей столицы — Парижа.

Как и большинство наполеоновских маршалов, Удино обладал ярким военным талантом, но его воинские дарования, как правило, не выходили за рамки тактического масштаба, отдельно взятого боя, когда требовалось решение лишь конкретной тактической задачи.

Полководцем в полном смысле этого слова, способным к самостоятельному командованию крупными армейскими объединениями, Удино не был. Попытка Наполеона использовать его в этой роли летом 1813 г. закончилась неудачей.

Скорее, он был незаменимым дивизионным генералом, четко и неукоснительно, без излишних сомнений и раздумий исполнявшим приказы и распоряжения своего командующего на поле боя, например, под Ваграмом. Образно говоря, Удино — образцовый «боец первой линии», идеальный исполнитель в могучих руках Наполеона.

Характерными чертами Удино как военачальника являлись его непоколебимое мужество, решительность и настойчивость при решении боевых задач, необыкновенное хладнокровие и бесстрашие в самых критических ситуациях. Человек легендарной личной храбрости, даже будучи далеко немолодым генералом, Удино неоднократно, как и во времена своей офицерской молодости, наравне с рядовыми гренадерами принимал самое непосредственное участие в боевых схватках, лично водил своих солдат в атаки. Расплатой за такую лихость являлись его бесчисленные ранения. Ни у кого из наполеоновских маршалов и генералов не было такого количества ранений на теле!

С 1792 по 1814 гг. он был ранен: саблей в голову 20 сентября 1793 г. при Биче; пулей в голову 27 ноября 1793 г. при Хагено;11 августа 1794 г. сломал ногу при атаке на врага у Трира; пятью сабельными ударами и пулей 18 октября 1795 г. при Неккерау; четырьмя сабельными ударами и пулей в бедро 14 сентября 1796 г. на мосту Ингольштадта; пулей в грудь 4 июня 1799 г. в Розенберге близ Цюриха; пулей в лопатку 14 августа 1799 г. при Швице; пулей в грудь 26 сентября 1799 г. при Цюрихе; пулей в бедро 16 ноября 1805 г. в сражении при Голлабруне; 12 декабря 1807 г. сломал ногу при падении с лошади возле Форта Вассер; сабельным ударом в руку 22 мая 1809 г. в сражении при Эсслинге; пулей в ухо 6 июля 1809 г. в сражении при Ваграме; пулей в плечо 17 августа 1812 г. при Полоцке; пулей в бок 28 ноября 1812 г. при Березине; щепой 30 ноября 1812 г. при Плещеницах; ядром по ногам 29 января 1814 г. в сражении при Бриенне; получил тяжёлую пулевую контузию в грудь 20 марта 1814 г. в сражении при Арси-сюр-Об…

Так или иначе, но обожавшие его солдаты (повторимся!) прозвали Удино «маршал 34/35 ран»! А сам Бонапарт и вовсе величал его «Байярдом французской армии» в честь легендарного французского рыцаря эпохи Средневековья воина Пьера дю Байярда (1473—1524), чье имя издревле стало во Франции синонимом слова рыцарь, «рыцарь без страха и упрека». Тогда как современники прозвали его «Новым Баярдом».

Как человек Удино отличался благородством характера, справедливостью, исключительной честностью, щепетильной приверженностью законности и бескорыстием (факт поразительный на фоне большинства современных ему военачальников). Он был лишен чувства зависти к чужой славе и успехам, к сожалению, столь распространенного среди наполеоновских маршалов и генералов.

Удино был очень приветлив и обходителен с подчиненными, что создало ему большой авторитет в войсках. Солдаты любили его. Примечателен такой пример. В 1808 г. во время Эрфуртского свидания Наполеона с российским императором Александром I Удино исполнял обязанности коменданта города. Однажды на смотру императорской гвардии, проходя позади шеренги наполеоновских гвардейцев, русский великий князь Константин Павлович (брат царя) приподнял ранец у одного из солдат (или одного из гренадеров Удино? сведения разнятся), вероятно, чтобы прикинуть его вес. Ветеран многих походов пришел в ярость от такой вольности титулованного иностранца. «Кто меня тронул?» — едва сдерживая гнев, прорычал гренадер. «Я!» — не растерялся шедший вместе с наследником русского престола Удино. Услышав голос Отца Родного (Удино пользовался очень большим доверием и уважением среди своих гренадер!) солдат уже вполне миролюбиво пробурчал: «Ну, это к счастью»…

Худощавый и гибкий, выносливый и упорный, волевой и энергичный, улыбчивый и ласковый светлокожий шатен в роскошных усах и бакенбардах, большой знаток женского пола и, естественно — «ходок», Николя-Шарль Удино — добрый, пылкий, но чрезвычайно вспыльчивый, с малых лет отличался беспримерной смелостью, о которой (повторимся) потом слагались невероятные легенды.

Удино, конечно, не был такой яркой индивидуальностью, как, например, Мюрат или Ней, чьи имена на слуху даже у неискушенного читателя. Однако это ни в коей мере не принизило его достоинств. Он не мог равняться по своему стратегическому и тактическому таланту с Массена, Ланном, Даву, Сультом и Сюше (пятеркой лучших маршалов «генерала Бонапарта»), однако не только не уступал в храбрости и умении владеть душами солдат, но в некоторых моментах даже превосходил таких безусловных сорвиголов наполеоновской армии, как Мюрат, Ней и Ланн. Его моральные принципы были столь же высоки, как у Монсея и твердыми, как у Даву. Солдаты любили его так же, как любили Нея и Ланна. Он соответствовал их представлению о том, каким должен быть командир. В своем поведении он был более последователен, чем те же Ней или Ланн либо Мюрат.

У маршала Удино была весьма удачная военная карьера. Напомним, что он один из немногих, кто не испортил свой «рентген» неудачами Испанской авантюры 1808—1813 гг. — он там просто не… воевал! Более того, нашему герою посчастливилось действовать под личным наблюдением Наполеона. Этот храбрый, решительный, напористый генерал, действительно нуждался в постоянной опеке Наполеона и допускал грубые ошибки, когда был предоставлен самому себе. Его пылкий и порывистый характер был непригоден для самостоятельного командования, несмотря на то, что на любой должности, будь то командование войсками или штабная работа, он проявлял безукоризненную исполнительность, большую работоспособность, энергию и талант. В общем, Удино прославился, прежде всего, как командир отборной гренадерской дивизии, прозванной современниками «адской колонной».

Так получилось, что Удино оказался третьим (наряду с Мармоном и Макдональдом) счастливчиком, получившим заветный маршальский жезл после тяжелейшей победы Наполеона в исключительно важной для него битве при Ваграме. Несмотря ни на что, а он всю жизнь лез на рожон, Удино сумел дожить до этого славного мига. По этому поводу среди солдат французской армии ходила шутка — весьма доходчивая и остроумная: «Мармона выбрала… дружба, Макдональда — Франция, а Удино — армия!» Два последних заслужили их в разной мере своей многолетней безупречной военной службой, истинно солдатской смелостью и популярностью в войсках.

И этим все сказано…

Он был своего рода средневековым рыцарем, всегда готовым защитить не только свою честь, но и честь армии, честь Отчизны. Один из героев Фридланда, один из спасителей остатков Великой армии во время переправы через Березину и т. п. и т. д. он до конца жизни был любим и уважаем. Он никогда не был жадным и корыстолюбивым, тщеславным и жестоким, а к концу жизни и вовсе стал набожным католиком и построил школу для сирот.

Повторимся, что по количеству ранений Удино поставил два своеобразных рекорда: больше чем у него не было ни у кого из наполеоновских маршалов и надо было иметь богатырское здоровье, чтобы после всего этого умереть в своей постели на 81 году жизни! Лишь единицы из его славных то ли «братьев по оружию», то и все же «коллег по смертельно-кровавому ремеслу» пережили отважного гренадера, солдатского любимца, маршала Франции Удино.

Таков жизненный итог «Байярда французской армии»: «дорога у всех одна, вот только пути у всех разные»!


Глава 4. «Наполеоновские планы» «генерала Бонапарта»

«Взяв в займы» у финансовой буржуазии огромные суммы денег, Наполеон смог сосредоточить большие запасы продовольствия именно по Эльбе и Одеру. Основной продовольственной базой стал Дрезден, где хранились запасы еды для 300 тыс. чел. на два месяца. Во многом именно по этой причине все его боевые операции предполагалось проводить в Средней Германии — Саксонии и ее «окрестностях».

Кстати сказать, рассказывали, что готовясь к новой судьбоносной кампании, «генерал Бонапарт» решил «включить» режим экономии во всем, в том числе, в походном рационе, включая свой собственный: «суп, вареная говядина, жареное мясо и овощи без какого-либо десерта…» В общем, «на войне — как на войне…

Однако против него поднималась могучая и неодолимая сила — народ порабощенных им стран.

Страшный удар, нанесенный империи Наполеона в России, был услышан в Германии, Австрии, Италии, Голландии и Испании, где остервенелая народная «герилья» и невероятное упорство и стойкость экспедиционного английского корпуса сэра Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, исправно «перемалывали» лучшие кадры императорской армии под началом таких ассов своего ремесла-искусства, как Сульта и Массена.

Всюду закипала освободительная война. Все стали вспоминать о своем славном прошлом.

В Германии достойным подражания образцом национального героя был объявлен вождь херусков Арминий, разбивший в 9 г. три римских легиона Квинтилия Вара в знаменитой битве-засаде в глухом Тевтобургском лесу. Это сражение невиданное по своему результату (сродни ему лишь крах Красса от парфян под Каррами в 53 г. до н.э.) положило конец завоевательной политике Рима в Германии.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.