Спасибо Карине за помощь!
Гавриил сидел на одном колене на земле и усердно жестикулировал.
— Знаешь, Карл Юнг большую часть своей жизни посветил работе над так называемым «коллективным бессознательным». Я никогда не углублялся в психологию, но кое-какие соображения у меня есть. Это более глубокий слой твоего бессознательного состояния. Я визуализировал себе это так: когда ты погружаешься в бессознательное состояние, например засыпаешь, ты падаешь в свою собственную яму, со всеми своими скелетами в шкафу, но если ты в этом состоянии сможешь прокопать яму еще глубже, то провалишься в то самое коллективное бессознательное. Вообще, Юнг не говорил, что этим можно управлять, только что это влияет на тебя. Все видения, предчувствия, экстрасенсорные способности и так далее-это все влияние коллективного бессознательного. Например, люди, страдающие диссоциативным расстройством, или по-простому раздвоением личности, обладают качествами и навыками, совсем им не присуще: могут знать языки, которые никогда не изучали, или разбираться в технике, которую в первый раз видят. Я думаю, это ни что иное как влияние коллективного бессознательного. А еще пример — паника. Ты никогда не задумывалась почему тебе становиться страшно? Это даже сложно назвать страхом. В общем, ты заражаешься этим чувством. Наверное, есть какое-то психологическое объяснение этому, но я считаю, что именно вовремя сильных переживаний, эмоциональных выплесков, наше коллективное бессознательное состояние просыпается, наша психология становиться единой, а как результат — паника. Ну или другое всеобщее чувство. А что, если одно сильное переживание способно разбудить такое же в других людях? Как думаешь, это возможно?
— Мяу!
— Да, может быть! А представь, если бы человек мог контролировать свое коллективное бессознательное. Тогда, возможно, мы бы смогли контактировать друг с другом прямо там, внутри этой огромной ямы. Какие открываются возможности! Больше нет никаких физических рамок! Если хочешь что-то рассказать — пожалуйста! Открой свое воспоминание, и люди сами все увидят. А возможности лечения психический заболеваний? Все внутренние демоны будут как на ладони, остается только их убрать… Да, это все звучит как фантастика. Возможно, человек будущего будет существовать в двух состояниях: в сознательном и в коллективном бессознательном, или просто в бессознательном, по желанию.
— М-р-р!
Кошка терлась об колено Гавриила. Он погладил ее в ответ и продолжал говорить.
— И мы с тобой могли бы общаться на равных. Может быть, кошки вполне себе разумные существа, только пленники своих физических тел. В частности, у вас, мисс, очень осмысленный взгляд. — Гавриил положил еще немного корма. Кошка с жадностью начала поедать добавку. — Может быть, мы бы могли вести с тобой диалог, будь ты человеком. Кошачье сердце, — Гавриил слегка улыбнулся, — как у Булгакова, только кошка. А там никаких тел нет, только твое сознание.
— Мяу.
— Вот-вот, может ты мне хочешь что-то сказать, откуда я знаю? — Гавриил немного помолчал, затем продолжил, — Хотя, с другой стороны, страшно подумать, что все создания на земле связанны друг с другом. Огромной невидимой и неразрушаемой цепью. А если человек найдет способ убить другого человека в бессознательном состоянии? Тогда сознание жертвы умрет, и он останется овощем до конца своих дней. Там ведь не будет никаких социальных или моральных ограничений. Тебе признаюсь: я сам страдаю от них каждый божий день, но это делает мир лучше, наверное. Все, извини, дальше не могу фантазировать.
Он доложил остатки корма и принялся ждать. На улице был вечер, легкий снежок падал на землю, свет фонарей приятно освещал дорогу, и была необыкновенная тишина.
Девушку, которую он ждет, зовут Вера. Он видел ее последний раз год назад, возможно больше. Гавриил ее запомнил, как стройную девушку мешковатом свитере, ее растрепанные волосы торчали кучерявыми светлыми пучками. Несмотря на тонкие черты лица, ямочка на подбородке завершала ее мальчишеский вид. Но главной ее изюминкой был шрам на всю левую щеку, прямо под скулой. Это не делало ее чудовищем, вообще Гавриил не интересовался ее внешним видом. Ему казалось, что у человека с таким шрамом есть что-то внутри. В шраме сокрыта вся темнота, но в то же время, она всегда у тебя на виду. Вера ничего не скрывает, но и не показывает. Просто предчувствие. Они очень тепло общались, до того момента как она уехала. Но Гавриил так и не узнал, откуда у нее этот шрам.
Вера должна быть тут уже через десять минут.
***
Вера опаздывала на десять уже на десять минут! «Никогда ничего не успеваю вовремя!» — подумала Вера, закрывая за собой входную дверь. Выбежав из подъезда, Вера продолжала рассуждать про себя: «Да, я его, пожалуй, давно не видела. Но насколько я помню, Гавриил не злиться на такую мелочь, как опоздание. По-моему, я вообще ни разу не видела, как он злиться».
Вера шла через огромные сугробы снега, которые в этом городе не убирают с дороги. Одна из лампочек фонарного столба лопнула прямо над ее головой. Стало необычно темно, будто свет выключили прямо у нее в голове. Вера зашагала быстрее, хотя понимала, что боятся было нечего. Провалившись в еще один сугроб Вера побежала к свету, вспоминая, к кому именно она так спешит.
Гавриил казался Вере обычным парнем, всегда витающий в своих мыслях. Низенького роста, с темными волосами. Разве что вена на лбу у него выделялась из его невзрачного образа. Он привлекал Веру не своей внешностью, а своей, добротой и невозмутимостью. Вроде Кота Леопольда из мультиков. Он никогда и ни на кого не злился, даже не прикрикнул. Вера поняла какой он человек в день их знакомства.
В те времена Вера еще ходила в школу, у них была своя школьная банда, и они часто тусовались за гаражами или у Веры во дворе. Их времяпрепровождение нельзя было назвать морально высокими или высокоинтеллектуальными, у них были другие интересы. Но один человек там всегда выделялся. Гавриил был откуда-то из другого мира, всегда задумчивый и улыбчивый. Он был не самого начала их компании, но там уже было столько народу, что Гавриила запросто взяли в их банду.
Когда он пришел в первый день (возможно не первый, но Вера его заметила именно в тот день) двое ее одноклассников повздорили. Они всегда спорили о чем-то незначительном, но особо горячие споры приводили к конфликту. А там и до насилия недалеко. Вера уже не помнила, кто именно это был, дело было вечером и было темно. Но Гавриила она запомнила. Когда двое мальчиков уже начали бодаться и пихаться, он встрял и раздвинул их в стороны. Нет, это не было чудом. Когда мальчишки дрались, их всегда разнимали, но, когда они уже оба валялись на земле без сил. В этот раз было что-то другое. Гавриил с каждым обмолвился по паре слов, и те, рассмеявшись, пожали друг другу руки. Обиды у детей или забываются сразу, или хранятся очень долго. Скорее всего тут был первый случай, если бы не Гавриил. Он не только их разнял, он еще их и ПОМИРИЛ. Это произвело на Веру впечатление. Более того, он оставался спокойным даже сам оказавшись в стрессовых ситуациях, и Вера никогда не понимала, как ему это удается.
Потом как-то само собой, они начали очень хорошо общаться. Вера всегда окуналась в пруд умиротворения, проводя время с Гавриилом. Только была у него одна странная привычка — он постоянно жадно, но не показывая в открытую, смотрел на ее шрам. Сначала Вера думала, что она ему нравится, но потом поняла, он смотрит не на ее личико, а на этот шрам, словно он видел там что-то интересное.
Когда Вера встретила Гавриила, она бросилась к нему на шею, а он чмокнул ее в левую щечку, прямо под скулу.
***
Гавриил и Вера были на середине улицы, когда светская подошла к концу и настала неловкая пауза. Вера заметила, что Гавриил стал угрюмее, но он все также пожирает взглядом ее шрам. Гавриил решился спросить о том, о чем не хотела говорить Вера.
— Прости, Вера, наверное, это история не из приятных, но откуда…
— Откуда у меня этот шрам, да? Этот вопрос тебя мучает с начала нашего знакомства, не вздумай отрицать. Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой. Почему ты всегда такой, — Вера замялась на секунду, — такой сдержанный что ли? Миролюбивый, вот. Давай говори.
Гавриил прислонился к стволу дерева и долго пялился в землю. Его гримаса истощала отвращение. Потом резко поднял взгляд на Веру и продолжил говорить.
— В двух словах, моего брата убили.
— А не в двух?
Почему-то Вера хотела выпытать эту информацию из Гавриила, даже понимая, что история про убийства брата не может быть миролюбивой. Гавриил недовольно покачал головой, но все-таки продолжал.
— А не в двух, вот такая история. Сразу говорю, что я опущу все сентиментальности.
Мой отец был типичный работяга, поэтому я его видел иногда по утрам, краем глаза, когда он уходил на работу, и по вечерам, уставшего и напряженного. А матери у меня никогда не было, и я не знаю, где она и кто она. И никогда не интересовался этим. Как только начал осознавать мир, осознал и тот факт, что матери у меня нет. У кого-то есть, а у меня нет. И поэтому воспитывать меня было некому, кроме моего брата. «Ты же старший!» — говорил отец моего брату, когда не хотел делать то, что полагается родителям в формировании нового человека, — Гавриил устало потер свои глаза. — Мой брат этого не делал. Но хотя бы не прогонял меня, когда я таскался за ним везде хвостиком. Компания у него была не из самый достойных. Торчки да гопники. Но тогда я ими восхищался, они же были старше! Они поставили вокруг толстого пня самодельные лавочки и могли сидеть там все время. Пили пиво, играли в карты и очень громко смеялись. Особенно заметно это было ночью, когда во дворе стояла мертвая тишина. А и еще, они часто кушали шоколадки. Шоколад отдавали мне, а фольгу забирали себе. Теперь я понимаю зачем, но тогда не понимал.
— Звучит неплохо.
Гавриил посмотрел ей в глаза и широко улыбнулся. Выглядело это очень поддельно.
— Нет, они были плохими людьми, все до единого. Любой из них мог пнуть дворовую собаку или покалечить прохожего за просто так. А я все время находился рядом и впитывал это как губка. Я бы таким и вырос, если бы случай с моим братом.
Когда вечером мы возвращались домой, не помню откуда, тропинка оказалась слишком узкая, так что даже я маленький не умещался рядом с братом. А взрослый уж и подавно. И вот мой брат и какой-то быдловатый парень не поделили тропинку и один зацепил другого плечом. Их конфронтация зашла так далеко, что тот парень достал нож. Знаешь, бабочка называется? Такой еще крутят всякие идиоты, показывая свою агрессивность и безмозглость одновременно.
Гавриил говорил с откровенной неприязнью, процеживая каждое слово через свои зубы. Впервые, на памяти Веры, она видела злость в его глазах. Ей на секунду показалось, что она понимает, что чувствует Гавриил, как будто она проваливается в его сознание. Он не обращал на нее внимание и продолжал говорить.
— Он пырнул моего брата и, осознав, что он наделал, быстренько убежал. Даже не заметил меня. Сначала я не понял, что произошло, а потом мой брат начал задыхаться и булькать, как засорившийся кран. Тот парень пробил ему легкое. Насилие росло как снежным ком в их головах, оно съело их сознание и адекватность. В его предсмертной агонии я понял, что насилие порождает насилие, — Гавриил продолжил говорить более спокойно. — После этого я начал интересоваться психологией и вообще сознанием. Мотивами. Что толкает человека делать такие ужасные вещи? Теории именитых психологов вроде: Альфреда Адлера или Зигмунда Фрейда, не дают ответ на все случаи. Все это кроется глубже, но я так и не понял, где. — Гавриил двумя пальцами начал массировать свой висок. — Я просто думаю, если предотвращать хотя бы маленькие ссоры, то чей-то брат или сестра останутся живы. Поэтому стараюсь быть добрым и другим помогать тоже. Вот такие незаурядные мотивы!
Ах да, сразу отвечу на вопросы: жалко мне его не было, по нему я не скучаю. Даже не помню, как он выглядит.
Гавриил почесал свой затылок и опустил взгляд.
— Извини, я не хотел грубить. Не так должна была пройти наша встреча.
Вера ловко ушла от неудобной ситуации.
— А ты на что-то рассчитывал? — она ему кокетливо улыбнулась. Такая резкая перемена ситуации вернула Гавриила в строй. Он снова посмотрел на нее жадными глазами.
— Да, на кое-что рассчитывал. На историю про твой шрам.
***
Вера осторожно, подбирая слова, начала говорить.
— Ну да, это будет честно, если я расскажу, ведь так? Так, наверное.
Они продолжали свой путь, пока Вера пыталась рассказать свою историю.
— В общем, мы с отчимом и его сыном. То есть, да, у меня был отчим, отца не было. Он ушел из семьи, когда мне было пять. Без ссор и криков, просто ушел, и мама мне ничего не объяснила. Похожа на ситуацию с твоей мамой, да?
Вера посмотрела на Гавриила с улыбкой, но поняв, что ляпнула лишнее, опустила глаза и продолжила говорить.
— Да, так вот. Мы с отчимом и его сыном ехали домой от гостей. Не любила, я ездить вот так по гостям, если честно, постоянно неизвестные мне люди и непонятные мне разговоры. Но я почему-то всегда должна была ездить. Вместе с Алешей, это так моего брата зовут приемного. Как карманные шуты-скоморохи. Нас там тискали всякие тетки и… Черт! Почему я увиливаю от темы? Не хочу, наверное, говорить.
Гавриил положил руку ей на плечо.
— Я тебя не заста…
Вера резко отдернула его руку.
— Да, не заставляешь. Но ты не перестанешь пожирать взглядом мой шрам тогда, да? Поэтому слушай дальше.
— В нем…
— Слушай. Дальше.
Гавриил замолчал и внимательно следил за каждым ее движением. Вера глубоко вдохнула, закрыла глаза и начала погружаться в свои воспоминания.
— Мы ехали на машине от гостей. Дело было к вечеру, точнее к ночи. Наш путь освещали только фары, но дорога уже была знакомая, поэтому заблудиться было трудно. За рулем был отчим, я сидела спереди, а Алеша сзади. Я немного дремала в машине, поджав колени под себя, так я была вымотана этой дурацкой поездкой в гости. Да и не хотела я домой, там было ужасно. Постоянная ругать отчима с мамой и этот Алеша. Боже, как я его ненавидела. Малолетний придурок. И очень подлый! На родителях всегда паинька был, а меня задирал. Да ладно бы если бы только меня, он же и мою Люсю постоянно трогал. Мою любимую кошечку! То ус ей выдернет, то за хвост дернет, то пнет. Все потому, что у него, видите ли, аллергия на кошку! Конечно, у него ничего не было, но он любил так говорить. А если она его укусит или поцарапает, то сразу к папе своему бежал, жаловался. Влетало, конечно, мне, но хотя бы Люсю не трогал. Ненавидела и отчима за его наказания без обоснованные. Я ведь ничего, а он ремень с бляхой самой большой и меня так бил, что в голове звенело! А Алешу никогда — холил и лелеял. Чем я ему не угодила?!
У Веры начинал срываться голос. Фонарь на конце улицы вдруг погас. Никто не предал этому значения.
— Вера, ты можешь остановиться если тебе не по себе.
— НЕТ! Я тебе расскажу.