Бесплатный фрагмент - Стихийно

Вступление

Во вступлении обычно рассказывают о яркости, самобытности и особенностях каждого автора, представленного в сборнике, об удачных образах и находках, о том, что понравилось и впечатлило человека, пишущего вступление.

Тот, кто пишет это вступление, надеется, что каждый прочитает сборник целиком и сам выберет и отметит то, на что откликнется его сердце. Тот, кто пишет это вступление, рад, что его окружают яркие, творческие люди. Что однажды, пять лет назад неожиданно, стихийно собравшись, мы продолжили встречаться и общаться, делиться друг с другом творчеством и поддерживать коллег по перу.

Авторы, представленные в сборнике, живут в разных городах, пишут по-разному и о разном. Их объединяет то, что все они выступали на «Стихийных вечерах». А ещё все они молоды и, если они захотят, их ждут творческие откровения, чего им и желает тот, кто пишет это вступление.

***

В 2017 году проект «Стихийно» («Стихийные вечера») стал победителем премии «Наше Подмосковье». Книга издана на средства премии.

Алексей Акасов

Родился 08.08.1987 г. в городе Камышин Волгоградской области. Отец — военный, мать — повар. Окончил ЭПИ МИСиС по специальности — инженер АСУТП. Работал сотрудником склада, строителем, экспедитором, логистом, менеджером, генеральным директором; на данный момент являюсь индивидуальным предпринимателем. Проживаю в военном городке в Ногинском районе Подмосковья. Женат, воспитываю дочь. Хобби — рыбная ловля, путешествия.

ДУМАЙ

Об электронной почте,

О мизерной сумме оклада

Быстро, легко и точно

Мысли в уме перекладывай.

Об «альфа» и об «омега»,

О деловой переписке,

О шефе и о коллегах,

Не забудь о родных и близких.

Плачь, причитай и всхлипывай —

Потом начинай веселиться!

Думай стереотипами —

Выдумывай небылицы!

Об уваженьи и почестях,

Об отношеньях из жалости —

Думай, о чем захочется!

Только не обо мне, пожалуйста.

МАРТОВСКОЕ

Снова уносит крышу,

Ее отрываю от сердца.

Ты — рыжая. И солнце рыжее

Скользит по модемам и сенсорам.

Март сажает подснежники

Упрямо в твой огород.

Об удушеньи от нежности

Земфира в наушник орет.

Дует откуда-то страстно,

Дует тепло, как из фена;

И я прихожу к тебе с красным,

Я прихожу к тебе с пенным.

А впрочем, об этом не стоит:

Бутылки стоят на столе.

Нас двое в этом запое —

Ртуть, как и пульс, на нуле.

ОСЕННЕЕ

Напиться бы в этот вечер…

Или поехать к ней…

Все одно, не становится легче

От того, кто не стал родней.

По-сентябрьски мрачно и мокро.

Плащ надеть, выйти из дома…

Эта свежесть уже знакома —

Бодрит круче кофе-мокко.

На столе в душно-дымной кофейне,

Вовлекая в свою западню,

Предлагает согреться  глинтвейном

Повидавшее многих меню.

Здесь влачат свое долголетие

Снимки на грязной стене;

Здесь сегодня не спят до последнего,

Стать последним выпало мне.

К черту кофе, несите коньяк,

Я забудусь в его отраве!

На исходе тяжелого дня

Пусть компанию мне составит

Официантка — очередная

Надежда, Любовь и Вера…

Мы сбежим, игриво пиная

Листья опавшего сквера.

И, спеша, не заметим вовсе,

Как бесстыжая и нагая

Подмосковная мерзкая осень

Валяется под ногами.

ПОКРОВ НА НЕРЛИ

Весна. Бунтуют русла рек,

Барашки волн сбивая в табуны!

Вода, в себя внимая талый снег,

Ползет на все четыре стороны!

Сошлись в объятьях Нерль и Клязьма,

Залив по грудь косматые кусты.

Округа в их объятьях вязнет

Вся, кроме этой высоты.

И в этом безобразии безбрежном

Она — торжественна, светла и горделива —

Возвысилась сугробом белоснежным

Над влажно-черной слякотью разлива.

Такое чудо, не найти подобий!

Но я, наглец, сравню, не убоюсь:

Тебя сквернят, чернят и топят,

А ты стоишь, святая Русь!

Твой символ — не мечеть, не Кремль;

Тебя хранит не идол, не шаман!

Дух русский изначально не приемлет

Того, что силой навязали нам!

Но путь к тебе столетьями намолен!

И пусть всегда виднеется вдали,

В рябом от разнотравья русском поле —

Как символ — Храм Покрова на Нерли.

ДЖИН

Вечер. Прогулка. Пока ещё

Мы пьяны, веселы, влюблены!

По-над набережной раздражающе

Звон мешается с плеском волны.

По граниту колотит затылком

Жалкий мусор, стеклянное судно.

Пусть наивно, но эта бутылка

Нам казалась волшебным сосудом!

Я достал ее — дело минутное —

И, уже опьяневший до дури,

Сквозь зеленое донышко мутное

В небо пялился, веко сощурив,

Как в большой телескоп планетария.

Я был счастлив в каком-то роде:

Если пусто в найденной таре —

Значит еще один джин на свободе!

ДОМ

«Его скелет загородил закат»,

Что вглядывался в окна вечер каждый,

Мой горизонт поднял пятиэтажный,

Плетя из силиката свой халат.

Уютных келий корпусные соты

Из котлована лезли по ступеням,

На тихий двор бросая беззаботно

Панельные решетчатые тени.

Отрикошетив от железа и бетона,

Летели в утреннюю рань шумы и крики.

Он поднимался новой башней Вавилона —

Многоквартирной, многоглазой, многоликой.

Коль вырастет такой же на востоке —

И пробужденье будет нежеланно!

Садится солнце в ближней новостройке,

Под одноногой цаплей башенного крана…

ВЗРОСЛЫЙ СТИХ

Мне не хватает детского веселья.

Поселилась в улыбке серьезность.

И в бездельности дней погожих весенних

Узнается не та беззаботность.

Не разглядеть в родных лица чертах

Того, что раньше рвалось напоказ.

Оно застыло в мелких ямочках у рта,

В морщинках тонких спряталось у глаз.

И стоя у окна ночной порой,

Тайком приотодвинув занавески,

Приход предожидая поздний твой,

Я ощущаю страх другой, не детский.

ДАЛЕКОЙ

Люблю тебя, когда ты далеко.

Но, зная, что ты в этом мире есть,

Мне каждый миг несет благую весть,

И дышится свободно и легко.

Люблю тебя, когда ты не со мной,

Когда, в возлюбленный тобою час бессонный,

Прижавшись ухом к трубке телефонной,

Вдыхаю я, как воздух, голос твой.

Люблю тебя, когда ты холодна,

Решительна, безжалостна, сурова.

Молчишь, в меня не проронив ни слова.

И долог день тогда, и ночь длинна.

Люблю тебя без страсти и огня.

И день за днем обиду глубже прячу,

И, в сотый раз не веруя в удачу,

Люблю тебя, когда ты… не моя.

КОНФЕТА

У меня в руках конфета.

Фантик розового цвета

В кулаке сжимаю жадно,

Манит запах шоколадный.

Я гадаю с нетерпеньем,

Что же у нее внутри: варенье,

Вафли, мед или орешки?!

Так и проглотил бы в спешке.

Только ты сидишь понуро,

Голову повесив хмуро,

И в окно глядишь тоскливо —

За окном сейчас дождливо…

Может, подвела работа?

Может быть, обидел кто-то?

Может, был обед невкусным?

Или, может, просто грустно?

В общем настроенье гадко.

Да, тебе сейчас несладко.

Чтоб развеять скуку эту,

Я тебе дарю конфету!

КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ В. В. МАЯКОВСКОГО

Улыбнись полупьяный подросток

Своим оскалом прыщавым,

Протяну в руке травки горстку:

Базилика, кинзы и щавеля.

Между окон чьих-то квартир

Парапетным бетоном тянется

Алкогольный прямой эфир

По понедельник с пятницы.

Графика стала нечеткой.

Как в ТВ черно-белом старом,

Ковыряешь в мозгах отверткой,

Джином с тоником и «Ягуаром».

Ангелы в рай опоздали,

Теперь правят бритвою крылья.

Нимбы фонарных овалов

Ночи собою закрыли,

Где звезды, как брызги гуаши,

На неба перистой туше.

Тебе ничего не страшно,

Потому как ничто не нужно.

ДЕНЬ ГОРОДА

Расцветало небо салютом.

Хором головы запрокинув,

В изумлении пьяном и лютом

Толпа смаковало картину.

Тут и там гремело «Ура!»,

Словно взяты победы в боях.

И не верилось, что с утра

Все вернется на круги своя.

Как же стало жаль эту площадь,

Что наполнилась пьяными, потными!

И, протеста не выдумав проще,

Я один уставился под ноги.

А вверху за вспышками света,

В общей радости без участия,

На исходе дождливого лета

Небо смотрело в раскрытые пасти.

Светлана Аникина

Поэт, член Московской областной организации СП России, почетный поэт Московской области. Заместитель руководителя Ногинского районного литературного объединения «Лира», автор книги «Разделить целый мир…», соавтор буклета Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме об Иосифе Бродском, участник ряда поэтических сборников. Один из руководителей молодёжного поэтического объединения «Стихийно». Регулярно организует и проводит поэтические вечера в Ногинске с привлечением поэтов из разных городов Подмосковья и Москвы. Имеет высшее искусствоведческое образование, сейчас получает второе высшее режиссёрское образование, уже несколько лет руководит Любительским молодёжным объединением «Легенда», с которым выпустила несколько спектаклей, работает в сфере культуры.

***

Невозможное возможно,

Если очень осторожно,

Ненароком и чуть-чуть

В невозможность заглянуть.

***

Сквозь века пронеслись, словно тысяча снов.

Бег усталых коней да лихих седоков.

И колёса, приняв этот древний порыв,

Всё летят, лошадей, седоков позабыв.

Только скорость раздумья умеет губить,

Только страшно разбиться, летя во всю прыть.

И, покуда мы мчимся, несёмся сквозь жизнь,

Наши дети растут. Стой! Коней придержи!

***

Ты однажды скажешь себе,

Что вчера было слишком поздно

Повернуться лицом к судьбе.

Кости брошены, покер роздан

Не сегодня, не год назад,

А в далёкую тёмную зиму,

Когда Питером стал Ленинград —

Назвала ты Его любимым.

Он не тот был, и ты не та,

А судьба ковыляла рядом.

Снова сброшена высота,

Твой полёт был неверно задан.

Ты однажды скажешь себе,

Что вчера было слишком поздно.

Оглянись! Ведь в твоей судьбе

Кости брошены, жребий роздан…

***

Нет, мы не спорили о важном.

Нет, мы не ссорились, но что-то

Сквозило в слове, в жесте каждом —

Нас убивало это что-то.

Нет, наши чувства не исчезли —

Они немного изменились.

Вдруг появилось слово «Если»,

С ним тени в доме воцарились.

Нет, от разрыва далеки мы,

Но и друг другу стали дальше.

И как-то вдруг неуловимо

Прокралась в голос нотка фальши.

Нет, всё совсем не так печально,

Как это может показаться.

Очередная жизни тайна

Должна свершаться.

***

Ты переехал мою жизнь катком,

Оставив в ней костры да пепелища.

А я стою, как тот убогий нищий,

И Господа молю лишь об одном.

Как склеить, как собрать осколки чувств?

Как раны залатать и вымыть пепел?

А мир по-прежнему красив и светел,

Но только стал неизмеримо пуст.

***

Держитесь от меня подальше,

Пусть я ни в чём не виновата.

Я не терплю и ноты фальши.

За фальшь я требую расплаты.

Подальше от меня держитесь,

Коль вы лелеете дурное.

Я с детства правды грозный витязь,

Вам не понравится со мною.

Держитесь дальше от меня вы,

Коль лесть для вас — отрада слуха.

Льстецы противны и слюнявы,

Не омрачу я лестью духа.

И вы ко мне не подходите,

Любитель людям делать больно.

Меня, возможно, победите,

Но не останетесь довольны.

Я возрождаюсь вновь из пепла,

Сильнее став, мудрей и твёрже.

Подумайте, ведь так нелепо

Помочь, желая сделать горше.

Вы думаете, что одна я?

Нет, ошибаетесь напрасно.

Ведь к счастью, человечья стая

Не лишена людей прекрасных.

***

Что ты скажешь? Молчишь…

Я болтаю без умолку, да.

Тишина разрывается

звуком упавшего слова.

Я б махнула в Париж,

ты совсем не хотел никуда.

Наши взгляды смыкаются,

только бы не занесло, вот.

Ты так ясно молчишь,

что всё тише моя болтовня…

Сквозь пространство несётся разряд,

может, в тысячу взрывов.

Позабыт и Париж,

и наш спор, ты глядишь на меня —

я немею, не смею, не думаю,

только порыву

отдаю предпочтенье.

А слово ударилось вновь,

отскочив, закружилось,

вспорхнуло и тихо запело.

Пусть подарит забвенье,

сплетаясь из яви и снов,

та волшебная сила,

что нас захватила всецело.

***

Крапива зацветёт от добрых слов,

И роза вмиг шипы опустит скромно.

Не каждый слову доброму готов

Дать выход в этот мир, такой огромный.

Но искренность разрушит сто преград,

Пробьётся в самый тёмный уголочек,

Чтоб жизни человеческой был рад

Вчерашний собиратель грустных точек.

***

Я сегодня во всём виновата одна —

В том, что солнце встаёт; в том, что светит луна.

Всё вокруг расцветает опять для меня.

И звезда замерцает средь белого дня.

Сразу тысячи солнц я несу в себе свет,

Дотянуться могу до далёких планет.

Я одна виновата сегодня во всём,

Потому что с тобою сверкаю огнём.

Потому что мне силу такую даёшь,

Что могу победить я и ветер, и дождь.

И покуда твоя меня держит рука,

Мне подвластны миры, мне подвластны века.

***

Жизнь — сплошная потеря,

Если ты в это веришь.

Счастье тоже сплошное,

Если веришь в иное.

Счастье — это не точка,

Не финал и не строчка.

Это способ приятия

Бытия и приятеля,

И детей-безобразников,

И печалей, и праздников.

Оглянись, улыбнись,

Счастье здесь — это жизнь!

Александр Васюхин

Родился 23 марта 1983 года в д. Коробейниково Балахнинского района Горьковской области в семье военнослужащего. С 2005 года живет в г. Ногинске. В настоящее время работает в Банке ВТБ (ПАО). В литературном объединении «Лира» с 2005 года. Женат.

Увлекается путешествиями и фотографией.

Мир прекрасен первозданной своей красотой, в каждой капле росы, в каждом дуновении ветерка. Именно поэтому сквозь призму природы человек должен смотреть и познавать окружающий его мир, а главное — самого себя. Жизнь следует прожить так, чтобы эта красота всегда благодатью наполняла два сосуда: ум и душу.

В ЛЕСУ

Проснусь пораньше и, припав к окну,

Я вслушиваюсь в трели до рассвета.

Пока неспешно поглощает тьму

Туман тягучий выцветшего лета.

Затем с лукошком поброжу один.

Задумавшись, дойду до лесосеки,

Где безмятежный хвойный исполин,

Пронзая облака, застыл навеки.

Присяду, будто в сказке, на пенек —

Мечтательно смотреть на панораму.

Кругом покой, а в сердце огонек —

Не тлеет, а горит и рвется к храму.

МОСКОВСКАЯ ОСЕНЬ

Умчалось лето, не шепнув: «Пока!»

Как будто его вовсе не бывало.

Плывут по небу кучно облака,

До горизонта выткав покрывало.

Рыжеет потемневший тротуар.

Срывает шляпы ветер в переулке.

Пожухлый лист, поднявшись, как Икар,

У остановки падает в окурки.

Остывший воздух звонок и лучист,

Когда, пронзая тучи, свет прольется,

Прозрачен станет и кристально чист,

Осеннее вокруг рассеяв солнце.

Идет трамвай. Темнеет. Мне пора.

Плывут в окне червонные аллеи.

Мирских забот свалилась с плеч гора,

И стали ближе звезды-чародеи.

ПРЕДВОСХИЩЕНИЕ ЗИМЫ

Ах, эта Осень, будто бы судья,

Спешит округе огласить решенье.

Молчат степенно долы и поля,

Предвосхищая долгое смиренье.

Дождит, не утихая, небосвод

И все стучится в серое оконце.

Росой слезит стеклянный световод

В надежде, что его согреет солнце.

Туман периной скроет до поры

Распутицей расхлябанные дали.

Лесную тишь нарушат топоры

На «Яков день», забыв про все печали.

Ночами звезд чуть ярче стала крупь.

Ровняет наледь повсеместно лужи.

Наутро всюду иней бросит хрупь —

Предвестницу неумолимой стужи.

НЕСТИ ПО СВЕТУ БОЖИЙ СВЕТ!

Ответь мне, отче, кто же я такой?

Старик помедлил, проведя рукой

По голове, и молвил: «Божий свет.

И никаких сомнений в этом нет!»

Я замолчал, и старец не спешил,

Перекрестил и в путь благословил.

И я пошёл. Не спешно, не легко.

Из тысяч троп сплетая волокно.

Из дома в дом. Из храма в новый храм,

Мирскую скорбь деля на пополам

На полустанках, в аэропортах,

С семью ветрами на семи холмах.

Кто спросит вдруг меня на полпути:

Какую ношу всех трудней нести?

Отвечу без раздумий, спору нет:

Нести по свету в сердце Божий свет!

СОБЕСЕДНИК

Мой собеседник — я в ночном окне.

Пусть отраженье в нем совсем не четко.

Ничто не помешает тишине

Наполнить весь объём до подбородка,

Но не коснуться губ. И грянет звук,

Хотя не звук — скорее просто шёпот.

И полутьма качнется, свой испуг

Мгновенно превратив в бесценный опыт.

Рассвет не близок. За окошком крупь

Мерцающих огней подобна чуду.

Ещё бездонней ощутима глубь

Слепого мрака, лёгшего повсюду.

Быть может, потому и суть вещей

Сама собой ясна мне без подсказок.

Как грим, смываю я с души моей

Бессчетное число незримых масок.

ПАМЯТЬ

Память, будь же со мной кудесницей —

Мерой выше иных мерил.

Чтоб витой и ажурной лестницей

Я поднялся, держась перил.

Будь со мною, когда не празднично.

Будь со мною — когда темно.

Когда падаю навзничь, разве что

Для опоры подставь плечо.

Ты меня не отдай забвению,

Даже если все решено.

Стань подобной стихотворению,

Что синицей влетит в окно.

В небе за полночь звёзд немерено.

Всюду льётся млечная тишь.

Память, ты же не злонамеренна.

Ты меня ведь за все простишь.

Я усну, исповедав прошлое,

Будто выменяв свет на мрак.

Настоящее все хорошее

Без того сбережёт и так.

ТАМ, ГДЕ ТЫ, ТАМ И Я

Ничего не осталось — нет в том чьей-то вины.

Только ночь и усталость. Толокно я, только ты.

На балконе над нами черно-пепельный свод.

Дотянуться б руками, только рост не дает.

Ничего мне не жалко: денег, времени, лишь

Чтоб ни шатко ни валко в сердце б вызрела тишь.

Когда все перемыслив, в ожидании дня,

На душе коромыслом вспыхнет млечность огня.

Да и так, что не в силах чувств своих утаить,

Кровь, вскипевшая в жилах, рвётся строить и жить,

И шептать еле слышно (нет, не праздности для):

Что бы с нами не вышло — там, где ты, там и я.

Макс Вэлл (Максим Вьюгин)

Родился в Москве. Живу в Павловском Посаде. Преподаю английский язык. Благодаря усилиям хороших людей печатался в сборниках «Спектр звучания» (Орехово-Зуево, 2015) и «Вохна 8» (Павловский Посад, 2017). В интернете можно найти три электронные книги моих стихов: «Про это, про поэтов и планету», «Поэтика моего времени» и «Поэмузыка». Здесь решил представить вашему вниманию один из своих рассказов. На прозу потянуло. Весной 2019 планирую опубликовать повесть «Перебор».

САЛФЕТКА, ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО БУМАЖНОГО ИЗДЕЛИЯ, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ

Веку одноразовых полотенец посвящается

Многие думают, что вещи, сделанные руками человека, не умеют разговаривать. Это совсем не так. Они открываются только тем, кто всё понимает и умеет слушать. Вы, читающие эти строки, как раз попадаете в данную категорию, и поэтому я, так и быть, расскажу вам свою историю — историю одного бумажного изделия.

Лет сорок тому назад на берегу Северной Двины, где-то под Новодвинском, сквозь лесную почвенную подстилку пробился росток ели — мой дом. Все эти сорок с лишним лет ель спокойно росла, набиралась сил, а потом её срубили и отправили на целлюлозно-бумажный комбинат. Там её жестоко мучили: сначала очистили от коры и распилили на равные по длине чурбаки, а затем эти чурбаки измельчили. Дальше — стандартный процесс изготовления бумаги и бумажных изделий. Так появилась простая белая салфетка, то есть я.

Меня упаковали вместе с моими сородичами и отправили в Петербург, где нам, увы, пришлось расстаться, ибо нас расселили по разным коробкам. Но, вы знаете, мои уважаемые читатели, в общем-то мне грех жаловаться. Моя недолгая жизнь была интересней, чем у многих других. Мне посчастливилось попасть на склад бумажной продукции, вполне уютный и светлый для второго дома, как раз в тот самый день, когда предыдущую партию товара уже отправили, а следующая намечалась только через неопределенный срок. Таким образом, пока можно было не бояться за сохранность своей упаковки. Со склада благоразумный управляющий сетью гипермаркетов — для которых, собственно, и сделали меня и прочих мне подобных — распорядился доставить нашу коробку в один из крупных магазинов. Так я оказалась на второй полке седьмого стеллажа в отделе хозяйственных товаров.

Меня и моих сожителей очень позабавили посетители гипермаркета.

— Поглядите-ка на эту дамочку, — усмехались красные салфетки, найдя очередную цель для издевательств (в упаковке нас было по несколько штук разных цветов), — разве она не понимает, что нельзя так баловать своего сынишку. Куда только смотрит муж!

— Да бросьте вы! — деловито отвечал кто-нибудь из синих. — Для него в этой жизни самое главное — его бизнес. А жена пусть лучше сыну уделяет излишнее внимание, чем «выносит мозг» по поводу любовницы, о которой она, кстати, ещё, скорее всего, ничего не знает.

Вся полка от души посмеялась.

— Это ещё что! Поглядите на молодую пару справа от этой семейки, — вступали в разговор белые салфетки, мои дальние родственники, — послушайте, как он признаётся ей в любви! А ведь на прошлой неделе этот ловелас те же слова говорил другой девушке.

Так мы «промывали косточки» самым, на наш взгляд, занимательным покупателям, параллельно с волнением следя за тем, какая пачка салфеток следующей попадёт в их руки. С каждым днём полка пустела примерно на четверть, но к вечеру бдительные мерчендайзеры пополняли наши ряды новичками. Как-то так получилось, что моя пачка дольше всех пролежала на полке перед тем, как один рассеянный молодой человек, почти не глядя, схватил её и небрежно бросил в свою тележку.

— Ну вот и наш час настал, — обречённо всхлипнула моя соседка справа.

— Не дрейфь! — подбодрила больше себя, чем её, соседка слева.

— Удачи! Вы держитесь там! — провожали нас те, кто ещё «оставался на свободе».

«Не поминайте лихом», — сказала про себя я. Про себя — потому что я всегда была неразговорчива. Это сейчас, когда на меня нахлынули воспоминания, я могу болтать без умолку, а тогда… Ну да не будем отвлекаться.

Итак, мы оказались в магазинной тележке. Она была наполнена до самых краёв. Чего только в ней не было! Помимо продуктов, хозтоваров и письменных принадлежностей можно было пообщаться со всякими непонятными крючками, лесками, какими-то длинными предметами и прочим барахлом. Из всего увиденного можно было сделать вывод, что наш новый хозяин собирался в турпоездку или что-нибудь подобное. Догадки подтвердились, когда у него зазвонил телефон.

— Алё!.. Да… Да… Да, взял… Взял, говорю!.. Что?! Хлеб?.. — он озабоченно порылся в корзине. — Блин, забыл! Хорошо, что напомнил, а то я уже почти на кассе. Больше ничего не надо?.. Ну всё тогда, ждите, скоро буду. Ви́ски в холодильник убрали?.. Ну, молодцы… Молодцы, говорю! До связи!

И мы покатились через весь зал в хлебобулочный отдел. Когда, благодаря забывчивости нашего сумбурного хозяина и общечеловеческой привычке ходить только изученным путём, мы поравнялись с нашей полкой, у меня аж слёзы на глазах навернулись. Но надо было взять себя в руки, ведь впереди нас ожидало новое увлекательное путешествие и, по всей вероятности, суровые мужские приключения.

Уже на кассе, на товарной ленте нас обрадовала встреча с земляками, влажными салфетками из корзины покупателей, стоявших в очереди перед нами. Их новыми хозяевами стали интеллигентные пожилые мужчина и женщина, приятно поразившие нас своей вежливостью с кассиром.

— Ну что, на дачу собрались? — подтрунивали мы над влажными салфетками.

— С чего вы взяли? — парировали они. — Наши новые хозяева едут в Скандинавию навестить семью старшей дочери!

— О-о-о, — наигранно удивлялись мы, — тогда приятного отдыха!

— И вам того же!

Руки женщины-кассира потрясли мою пачку перед сканером, раздался характерный сигнал, и я навсегда покинула супермаркет.

Мой новый хозяин погрузил покупки в багажник своего новенького внедорожника и аккуратно хлопнул дверцей. Мотор взревел непривычно громко, но как-то так приятно, по сравнению с дребезжанием грузовиков, которые везли меня с комбината на склад, а потом со склада в магазин. В течение следующих полутора часов басы сабвуфера заставляли всех моих новых соседей молча «радоваться жизни».

Судя по положению затухающего заката, мы ехали куда-то на запад. Если бы я могла чувствовать прохладу и летняя жара на меня как-то влияла, я бы непременно поблагодарила двухкилограммовый пакет пельменей, от которого на внешней стороне моей пачки образовались мелкие капельки, за приятную атмосферу.

Несмотря на непривычность ситуации и быстрое развитие событий — хотя, скорее всего, благодаря этому — я уснула (сама удивляюсь, как это могло произойти, ибо такое со мной было впервые). Разбудило меня лёгкое покачивание и возгласы товарищей моего хозяина, глухо доносившиеся сквозь толщу всего, что меня в тот момент окружало. Из-за полной темноты мне ничего не было видно, но, судя по всему, пакет куда-то несли.

— Так, надо поставить палатки. Разожгите пока кто-нибудь костёр, — сказал один из присутствующих.

— А ты тогда сходи за дровами, — ответил другой.

Там, где теоретически должно находиться сердце, меня кольнуло, и я вздрогнула. «Лес, — промелькнула мысль, — а вдруг…» Захотелось поделиться соображениями на этот счёт с соседями.

— Всё может быть, — шёпотом сказал кто-то из красных салфеток, которые, в отличие от пессимистично настроенных синих, почему-то всегда и на всё смотрели с позитивной точки зрения, — подождём, пока нас вынут из пакета.

Наконец, покачивание прекратилось, и пакет опустили на землю. Мы затаили дыхание. Издалека послышался стук топора, от которого ещё сильней кольнуло, а на глаза навернулись слёзы…

Заиграла гитара, и мужской голос начал петь какую-то весёлую песню с неприличным содержанием. Далее настал черёд провизии и алкоголя, и уже через час лес был наполнен нестройным пением вперемешку с пьяным смехом. Ближе к рассвету двуногих певцов сменили пернатые, и философские разговоры о вечном на фоне треска огня совсем затихли. Ни одна салфетка в ту ночь не была использована.

В полдень люди начали просыпаться и выползать из палаток, наскоро поставленных накануне.

— Ребят, а где у нас салфетки? — резануло по ушам; будь у меня коленки, они бы непременно задрожали.

— Глянь в большом белом пакете во-о-он у той ели, — это был голос хозяина, хотя теперь нашими хозяевами и вершителями судеб были все присутствующие.

Через пару минут в наш дом-пакет запустили руку, которая рылась в нём секунд тридцать, не меньше.

— Нет тут ничего, — разочарованно пробормотал тот, кто так жаждал нашей смерти.

— Сань, ищи лучше.

Раздосадованный искатель, пробурчав в ответ нечто несвязное, предпринял вторую попытку. На этот раз ему, в отличие от нас, повезло. Помимо моей пачки ему под руку попалась и пачка влажных салфеток.

— А вода осталась? — не унимался Саня.

— Э-э-э… Вроде нет. Ты ж сам допил только что остатки.

— Ё-моё! А я умыться хотел…

— А влажные салфетки на что? И кстати, берег же рядом. Иди на реку сходи.

— Да ну нафиг, неохота.

Саня сунул нас в карман, и мы облегченно вздохнули. А вот влажным салфеткам пришлось несладко. Их пачка вмиг опустела…

Мужчины недолго оставались в лесу. Оставив меж елей бо́льшую часть мусора (за что им отдельная «благодарность»), они быстро погрузились в машины и отправились обратно в Петербург. Всю дорогу и синие, и красные, и мы, белые салфетки, молчали, думая о гибели наших сородичей и о том, что сегодня нам вдвойне повезло. Внутренний голос не давал мне покоя. «Неужели я только что побывала на своей родине? Увижу ли я её вновь?.. Да уж, драматизма хоть отбавляй», — подумалось мне.

Конечно, нынешнее положение дел устраивало всех. Это неожиданное путешествие, безусловно, выигрывало на фоне скучного, однообразного существования на полке в супермаркете. Так что перестаю сетовать на жизнь и продолжаю повествование.

Итак, мы вновь оказались в пути, который, надо сказать, был совсем недолгим. По прошествии получаса автомобиль остановился, водители заглушили музыку и моторы, и пассажиры покинули салоны всех трёх внедорожников. Саня, в кармане у которого, мы, салфетки, находились всю дорогу — достал нашу пачку и… открыл её!

— Ну-ка, подсоби!

Неожиданно появившийся из-за угла дома пожилой мужчина сходу передал Сане несколько поленьев, и тот не успел никого из нас вынуть из упаковки, лишь одна из деревяшек (о, блаженство!) прижала нас к ладони незадачливого хозяина.

— Иди-ка наколи дров. Да не убей там никого, — мужчина усмехнулся и скрылся за тем же углом, из-за которого появился.

— Да я и мухи не обижу, Петрович, ты же знаешь.

Последняя фраза Петровича звучала особенно зловеще. Но Сане этого было не понять, и он послушно поплёлся колоть дрова. Дойдя до нужного места, он бросил поленья на землю (вместе с ними упали и мы), отыскал топор и, ворча себе под нос что-то типа: «Вечно Петрович ко мне цепляется, отдохнуть не даёт», — приступил к делу.

Не прошло и пяти минут, как двор наполнился людьми: товарищами Сани и, судя по обручальным кольцам, их жёнами, скрывавшимися всё это время в доме. Естественно, другие мужчины также захотели попробовать себя в роли дровосеков, избавив тем самым нашего главного хозяина от ига Петровича.

Далее по сценарию следовали стандартные шашлыки, возлияния, песни и пляски. Словом, вчерашний вечер повторялся, только, если это можно так назвать, в более цивилизованном варианте.

Замечу, что помимо нас на этом мероприятии присутствовали и другие салфетки. Это обстоятельство и спасло в очередной раз нашу пачку от опустошения, и мы так и остались лежать меж дров до утра. А утром сердобольные хозяева дома кинули все бумажные изделия в один из многочисленных пакетов. Пакет же на многие месяцы упокоился в самом тёмном углу багажного отделения автомобиля Сани, который, надо сказать, не был избалован бережным к нему отношением. В смысле, автомобиль не был избалован.

Время от времени в багажник заглядывал и Саня, и Петрович, и другие личности, совершенно нам неизвестные. Ох, что только не перевозили эти странные люди в своём многострадальном внедорожнике и куда только не ездили на нём. А если бы вы знали, в каком состоянии… Уж не буду описывать всё в подробностях, скажу лишь, что слово «безумные» в адрес людей означало бы всего-навсего похвалу.

Примерно год спустя после описанной выше гулянки Саня вместе с Петровичем, находясь в далеко не трезвом виде, ехали по Невскому проспекту. Повод поднять бокалы хоть и был (у Сани родился сын, а у Петровича, соответственно, внук), но он не давал им права пьяными садиться за руль.

— Ну куда ты прёшь, б…! — ругался Петрович, грозя кулаком подрезавшему их «чайнику». — Кто тебя только за руль посадил, с…!

— Ладно, Петрович, не буянь, — пытался образумить его Саня.

— Нет, ну ты посмотри на него! Он ещё и на «встречку» залез!

— Петрович! Хватит орать, — Саня повернулся к свёкру, — слышишь? Хватит.

Но тот отмахнулся только и уже вылез наполовину в открытое окно, изливая на всех подряд свой «праведный» гнев.

— Да куда ж ты, ё…!

Саня ухватил Петровича за шиворот и попытался втащить его обратно в салон автомобиля. Он хотел, конечно, как лучше, но, будучи пьяным, не рассчитал свои силы. Руль выскользнул из рук, автомобиль дёрнуло в сторону, и сзади последовал удар такой силы, что меня порвало на две части…

Взрыва удалось избежать буквально чудом. Наших нетрезвых «героев» спасли подушки безопасности. Другие участники данного дорожно-транспортного происшествия тоже особо не пострадали. А вот внедорожник отправили на кладбище покорёженных в авариях автомобилей, где он гниёт и поныне. Вместе с ним суждено гнить и мне.

Такая вот печальная история.

Что ж, я свой моральный долг выполнила. Теперь ваш черёд, уважаемые читатели. Не уподобляйтесь Сане и Петровичу. Не пейте за рулём и вообще ведите трезвый образ жизни. К вещам относитесь бережно, особенно это касается салфеток. Помните: любое бумажное изделие когда-то было частью дерева.

Елена Глебова-Павлова

Юрист, педагог, актриса молодежного театра «МыМъ». Родилась в России, в городе Ногинске Московской области. В ноябре 2017 года вышел первый поэтический сборник «С Любовью и Надеждой». По стихам Елены Глебовой-Павловой был поставлен спектакль «Стишина Любви», премьера которого состоялась в ноябре 2017 года в Московском областном театре драмы и комедии в г. Ногинске.

***

Пусти меня, пусти в свой мир забытый,

Закрытый и затерянный судьбой.

Пусти меня, я буду, вся открыта,

Жалеть тебя, — не нужен мне другой.

Мы будем вечером за чашкой сладкой чая

Смеяться и болтать о том, о сём.

Я буду радоваться, время не считая,

И наслаждаться, что с тобой вдвоём.

Я буду укрывать тебя стихами,

Даря тепло заснеженной душе.

Пусти меня, пусти, я умоляю!

Ведь мало у нас времени уже.

***

Я вдыхаю тебя по молекулам страсти,

Я вдыхаю тебя, задыхаясь от счастья.

Я касаюсь тебя, — разве это возможно?

Я мгновенья вспугнуть боюсь неосторожно.

Хрупкий мир охраняю между мной и тобой,

Я вдыхаю тебя, Ангел мой неземной.

***

Груди белые, кожа тонкая,

Разбудила меня струна звонкая.

Раскатилася да в головушке,

Разлилась она да по кровушке.

Как затмение накатилася,

И моя душа в твою влюбилася.

И теперь моё сердечко мается,

Как с любовью твоею мне справиться?

Как бы в омут да с головушкой,

Как бы слиться мне с твоею кровушкой?

Груди белые, кожа тонкая,

Разбудила меня струна звонкая.

***

Снова слышу «Хрустальную Грусть»,

Бьёт по сердцу, как дождик, каплями.

Як тебе уже не вернусь,

Как бы наши сердца ни плакали.

Я устала от праздных слов —

Что делами не подкреплённые —

Ну а ты мне который год вспоминаешь,

Что мы влюблённые.

Я удобная для тебя,

Далеко, ничего не требую.

Всегда выслушав, поддержу

И вселяю в тебя снова веру я.

Только ты до меня очень скуп,

Обещания пусты и обманчивы,

А рассказы твои о тебе

Перестали уж быть заманчивы.

Снова слышу семь нот, не твои,

Обещания не подкреплённые.

Ну а ты мне который год вспоминаешь,

Что мы влюблённые.

***

Я пью вино и чувствую тебя,

Как чувства разливаются рекою,

Как ты вливаешься по венам, не любя,

Как я, любя, сливаюсь вся с тобою.

Как я кричу, и вторишь крикам ты,

Как, разбиваясь, страсть кипит волною,

Как, не любя, сбываются мечты,

И как, любя, все рушится порою.

***

Я в глаза твои взгляну

И коснусь несмело.

Мы не виделись давно:

Что? Я постарела?

Нет в моих глазах огня?

Не молчи, что скажешь?

Я забыла про тебя,

Как рукой мне машешь.

Как я плакала, коря,

Что не удержала.

Как тоска вперёд меня

За тобой бежала.

Мы не виделись давно,

Лет, наверно, двести.

Ну, ей-Богу, анекдот,

Что опять мы вместе.

Не молчи, не прячь свой взгляд.

Я тебя задела?

Ну, ответь мне поскорей!

Что? Я постарела?

***

Произношу: «Прощай», — не слушаются губы,

Все буквы по порядку говоря.

Тебе, конечно, милый, я не буду

Напористо навязывать себя.

Опять я лгу сама себе с ответом,

Бессовестно решая за тебя.

Разменною быть не хочу монетой

И убегаю первой от тебя.

И, наплевав на аксиомы и запреты,

За сладкий грех «Спасибо» я шепчу,

Но знаю, мой чужой — хороший,

Тебя я никогда не отыщу.

***

Дамы в гости собирались, навивались, наряжались.

Вся одежда от кутюр: серьги, туфли, маникюр.

Пришли в гости — Боже мой, одна статнее другой:

Образованы, культурны и манерами не дурны.

Полилось вино в фужеры, тосты, вкусные консервы,

Холодец, грибы, картошка, ну и водочки немножко.

Одна дама увлеклась и в порыве набралась,

Вся культура, как изъян, отошла на задний план.

Стала дама танцевать, юбку к носу задирать,

Громко матом выражаться, продолжая надираться.

Дальше — больше: ступор, мат, чуть не мордою в салат.

Нашу даму клонит в сон, но зовёт хрустальный звон.

Словом, дамочка моя стала хрюкать, как свинья.

И у модницы-девицы стали вдруг расти копытца,

Ушки, хрюшкин пятачок, ну и хвостика крючок.

Ни одежда, ни прикид не спасали свинский вид.

Как же так, не понял я: то ли дама, то ль свинья?

***

Закружил водоворот, шансов нет вернуться,

Дом — семья, работа — дом, некогда очнуться.

Словно роботы, мы все, сверлим, бреем, режем,

Только добрые слова говорим всё реже.

Только реже каждый раз выслушать мы можем,

И на теле чаще бронь вместо нежной кожи.

Можно доски так пилить и стучать гвоздями,

Но нельзя людей лечить грубыми словами.

Слово — страшный инструмент: можно излечить им,

Словом можно навредить, можно и убить им.

Так твердил мне дед седой, что ровесник века:

«Не ищи, мой друг, врача, ищи — ЧЕЛОВЕКА!»

***

Ты заболел сегодня вдруг,

И говорить нет мочи.

Температура поднялась,

И кашель сильный очень.

А мне хотелось рядом быть,

Чтоб снять температуру

И молоком тебя поить

И горькою микстурой.

Ещё хотелось пожалеть,

Погладить, успокоить,

Носочки тёплые надеть

И посидеть с тобою.

Тихонько сказку рассказать

И вылечить напасти.

Мурлыкать песенку про сон

И про страну, где счастье.

Обнять, прижать тебя к себе,

Отнять у хвори вредной.

Ты выздоравливай быстрей,

А то — сплошные нервы.

Заварим чай, прогоним хворь

И выметем всю слякоть.

Ты выздоравливай скорей,

А то я буду плакать.

***

Архитектурное творение,

Центр культуры, мэтров цвет.

Потратив силы, время, деньги —

В руках билеты на балет.

В фойе театра кавалеры,

Дамы в боа и рампы свет.

Марина грезит с нетерпением:

«Когда откроется БУФЕТ?»

На сцене прима-балерина,

Партнёр взлетает в пируэт,

Но с нетерпением Марина

Антракта ждёт — ведь там БУФЕТ.

С печалью Лебедь умирает,

Ну а Марине дела нет,

Она стоит на низком старте,

Чтоб всех вперёд попасть в БУФЕТ.

Антракт — зажглись по залу свечи,

Хрусталь на люстрах — спасу нет,

Ну а Мариночка с восторгом:

«Ура! Я первая в БУФЕТ!».

Народ рассматривает фрески,

Портреты, мрамор и паркет,

Ну а Марина с аппетитом:

«Что, здесь один только БУФЕТ?»

Спектакль окончен, все в восторге,

Искусство высшее балет,

Ну а Марина с чувством, с толком:

«Какое чудо здесь — БУФЕТ!!!»

Екатерина Гобарева

Родилась и живу в Москве. В 2012 году закончила МГТУ им. Баумана. Сейчас работаю в Яндексе и иногда преподаю.

Пишу программы и стихи. И то, и другое для меня — неотъемлемая часть жизни. Когда-то в школе, помню, сдала листок с поэмой про язык С++ вместо ответов на контрольной по факультативному программированию. А в институте разрабатывала программу, которая занималась анализом и классификацией стихотворных произведений.

Печаталась в коллективных сборниках «Стихотворения новых поэтов», «Северная Земля», «Яснополянские зори» и других.

***

Какие тут планы, Господи?

Себя найти в сотый раз?

Ложатся белее простыни

Листы моего «сейчас».

Чуть легкий набросок сделаю —

Появится жирный крест.

Оставлю бумагу белою,

Оставлю людей как есть.

Прольется рукою нервною

Цветная вода в альбом.

Глядишь, назовут шедеврами

Листы моего «потом».

БЕЗ ВЕСТИ

«Военное положение…»

Проносится в голове.

И крутит воображение

Опять до изнеможения:

Бандиты? Мороз? Кювет?

С последнего сообщения

Живем — и не знаем про

Судьбы твоей продолжение.

Военное положение

Монеты — стоит ребром.

Ни вести, ни извещения,

И не извести с души

Военного положения.

Вечернее построение:

Откликнись! Найдись! Дыши!

ГОД 2016

Жизнь продолжается, бурно течет она.

Дети растут, поколенья сменяются.

Красные рамки становятся чёрными,

Если пропавшие не возвращаются.

Мы одеваемся в яркое, лучшее.

Свадьбы планируем, к лету готовимся.

Мы бы себе показались бездушными,

Если бы были героями повести.

Если бы были — глаза бы не прятали…

Нас бы никто не осмелился спрашивать:

«Как он, нашёлся?» — вопросами-пятнами

Красные рамочки чёрным закрашивать.

Как он, нашёлся? — И жизнь остановится.

Так и замрёшь с ожиданием страшного.

И с многократно распухшею совестью.

И с холодком: вы осмелились спрашивать?

Но и с извечной надеждой на лучшее.

Мало ли, всё-таки мёртвым не видели.

Может, без памяти… Может, получится…

Чудо молитвы? Товарищи зрители?

Кажется, это никак не закончится,

Будет, как график, стремиться к асимптоте,

К грани предельного одиночества:

«Этот порог вы пройти не осилите».

Но раздаётся звонок неожиданный

(После покажется — было предчувствие),

Переиначивая пережитое,

Вместо вопроса вставляя отсутствие.

…Отпуск внеплановый, действия чёткие.

Мысли нескоро улягутся гранками:

Красные рамки становятся чёрными.

Жизнь продолжается, даже за рамками.

***

А я молюсь теперь всё чаще на бегу:

Дай замереть — я всё понять смогу!

ИНФАНТИЛЬНОСТЬ КАК ОНА ЕСТЬ

Ну всё, капец, уже рожают —

И это больше не залёт.

А я опять за урожаем

Осенних рифм и непогод.

Ну всё, приехали, приплыли.

Достигли, значит, горизонт.

Вдруг стал бесхитростен, бескрыл и

Ушёл в резерв наш гарнизон.

Нас распустили по квартиркам:

Расходы стали высоки.

У нас ремонт, покупки, стирки

И только парные носки.

И только парные прогулки,

Хотя вот-вот — и больше двух…

Остановитесь, мне, придурку,

Перевести позвольте дух!

Ведь я же за, ведь я же тоже,

Наверно, к этому стремлюсь.

Но мной не понят и не прожит

Ковчегоноев этот курс.

Понабирала доп. предметов,

Не потянула все часы.

А можно в академ до лета?

А дальше — дом, деревья, сын.

И дочь. В меня — смешна, упряма.

И я однажды вздрогну от:

— Капец, уже рожают, мама.

— И это больше не залёт!

ПРО РЕБЁНКА

Ждать его начинаешь за

Много больше недель, чем сорок.

Говоришь о нём за глаза,

Ведь посмотришь в глаза нескоро.

Говоришь, не назвав имён,

Потому что еще не назван.

Не отмечен в графе «рождён».

Не случился еще у вас он.

Тщишься вывести что-то из

Трех семестров по теорверу.

И глаза опуская вниз,

Врешь, что строишь сейчас карьеру.

Отчего-то сложней сказать

Вместо тысячи отговорок

То, что ты научилась ждать

Много больше недель, чем сорок.

ТЕСТ НА СОВРЕМЕННОСТЬ

Как то, чего боялись мы до дрожи,

Становится желанней и дороже?

Пластичные — как будто мы из воска.

— Ура, одна полоска!

— Опять одна полоска…

***

Устаю от правил этих,

От систем координат.

От политики, соседей…

От политики соседей

Жить как будто они «над».

И смотреть на всех печально

И презрительно фырчать.

От решений, от начальства,

От решения начальства

Без причины «сокращать».

Мне б хватило благ немногих:

Кошки, деревца, окна,

Что выходит не к дороге.

(И, выходит, чьи-то ноги

Не затопают с утра).

Я построю дом повыше:

Облака внизу шуршат.

Скажете мечтать потише?

Скажете… А вас не слышно!

Я теперь по правде «над».

ПОЭТИЧЕСКИЙ РАЗБОР

Пусть часто ругают магистры

За рифмы, сравнения, темы,

Не надо с разбегу перечить,

И слепо внимать не спеши.

Учись понемногу, небыстро,

И помни одно непременно:

Не вкладывай лишь части речи,

А лучше вложи часть души.

***

За стеклом — Москва из окна такси.

Этот город действует, как токсин,

Ежедневно требует много сил,

Но бывает раем.

Если раньше времени не устать,

Этот город может позволить «стать».

Кто здесь вырос, видит его печать,

Он во всё как впаян.

Слит с подъездом каждым и этажом,

Спит с любым поэтом, певцом, бомжом,

Вписан неожиданным виражом

«Поворот направо».

Здесь ты весь в проспектах и скоростях,

И везде как дома и как в гостях.

И весна в девчатах и площадях

Песен группы «Браво».

Всё идет за выдумку ли, игру ль.

Справа едет парень — не держит руль,

Слева женский голос: «Ну что, Ируль,

Ты сегодня в клубе?»

Все знакомо — сколько хватает глаз.

А вот в этом доме мой первый раз,

А вот здесь однажды не стало «нас».

И уже не будет,

Потому что кто-то моим слезам

Не поверил. Хлопнул дверной кожзам.

Но Москва — открытая (по сезам)

Гостевая книга.

За углы домов знай её листай,

Сдув не пыль, а облако птичьих стай…

Вон мой дом — как том — метрах в пятистах.

Здесь притормози-ка.

Олег Емелин

Родился в городе Электростали, с детства живу в Ногинске. Будучи «технарём», не забываю и «лирику». По образованию энергетик, работаю в сфере эксплуатации инженерных систем коммерческой недвижимости. В свободное от работы время занимаюсь творчеством, руководитель литературной группы «Литера N».

О КОРОВИНЕ

(воспоминание)

Наше знакомство с Владимиром Фёдоровичем Коровиным состоялось осенью 2000-го года, когда я впервые пришел в «Лиру». Несмотря на то, что сам он не писал стихов, поэзию же любил неистово и являлся неотъемлемой частью этого литературного объединения (тогда ещё клуба любителей поэзии), он был другом и соратником Владимира Николаевича Гордеева — основателя и первого руководителя «Лиры».