16+
Стихи

Объем: 52 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Мы — те, не эти — те,

И все-таки мы — ивы…

Александр Орлов





Месяц за месяцем


Не бойся

Пешком ли, оседлав коня,

гуляют люди и монады

и монреалец из Канады,

кошёлкой жулика маня.

Вдали дурашка пропадает

под слоем рыбьей чешуи,

то бросит камень, то рыдает,

а в город входят буржуи.

На них усы и телогрейки,

зудят старинные жалейки,

желтеют теплые цветы,

не бойся, пропадёшь и ты.

Ты пропадёшь, когда вода

войдёт в ворота голубые,

затопит пашни, города,

из моря выйдя, из трубы ли.

Две тыквы, два кривых растенья,

четыре одиноких пня, —

все ожидают воскресенья,

пешком ли, оседлав коня.


Осень

Я осень полюбил, хоть не могу сказать,

где осень кончилась, а где опять явилась

и приготовила тебе большую милость

ходить по твердому, дышать ее листвой,

уроненной, потерянной под ветра долгий вой.

Такая осень пусть протянется до марта,

когда мороз, улыбчивым котом

на крышу вылезет с блестящим топором

и громко запоет, что осени конец

и что петух облезлый — молодец.

В синем лесу

Я в синем, синем живу лесу,

С синей печатью ем колбасу,

Синие сбили с дороги кусты,

Но это не я уже — это ты.

Ты медленно, медленно ходишь в лесу,

Медленно, медленно ешь колбасу,

Спишь в ожиданье холодной зимы,

Но это не ты уже — это мы.

Мы ходим по кругу в синем лесу,

Ищем клюкву, едим колбасу,

Месяц за месяцем синие дни,

Но это не мы уже — это они.

Авдеи и Фадеи

Мой маленький Бонапарт, опали наши страницы,

и нам ничего не снится, мой маленький Бонапарт.

На солнце, качаясь в кресле, ты выдумал этот рассказ:

явилась я будто из леса, а ты из моих глаз.

И бродят вокруг халдеи, посмотришь поближе — мы,

Авдеи всё да Фадеи, выпущенные из тюрьмы.


Мой маленький Бонапарт, опали наши страницы,

и нам ничего не снится, мой маленький Бонапарт.

Но утром, когда ветер настроит засохший лес,

где каждый один на свете, осот и еловый крест,

где каждый по-своему чуток, не видимый в двух шагах,

услышу давно забытый крыльев твоих взмах.


Декабрьские вышли годы с метелью наперевес,

под всхлипы дурной погоды я снова ушла в лес.

Смотрю на замерзшие лужи, на белую цепь озер,

никто нам уже не нужен, мой маленький фантазер.


Море

Как выбраться в бешеный этот уют,

Где волны, собравшись толпою,

Поднялись на лапы и песню поют

И падают вниз головою.

Нет в этой песне мотива и слов,

Воя и разрушая,

Сила без мышц и без голов

Власть нашего края.

Все, с чем не ладит ни ум, ни дом, —

Черная часть человека

Всхлипнет, взвоет и шлёпнет в ком

Четверть грядущего века.


Dance me

Dance me, и к черту эти вещи

И вместе с ними весь Безумный Свет.

Кружи мне голову, без танца жизнь овечья

хоть триста травянистых лет

мне не нужна.

Dance me, смешные все обрыдли,

летящие, как бабочки на свет,

— на глупость,

по полной наградит их Бог

— за тупость.

Dance me, ты только dance me,

я танцую.

Пускай Земля замрет

от поцелуя,

Лишь птица, щебета не прекращая,

Запустит заново вращенье,

нас прощая.

Тогда и Мир

— так долго рвет его словами,

и черт его замучил снами —

пока танцуем мы, пусть он восстанет,

от слов очнется и танцует с нами.


Dance me, забудь! Забудь, что будет,

не оглянись, не вздумай сожалеть

о тех, кто сразу о тебе забудет,

не покидая этой жизни клеть.

Веди меня, гляди в глаза, как в небо,

ведь ты последнее, что вижу на земле.


Утро

Утро запомнилось сильною давкой

И обещало немыслимый свет.

Утро прошло заурядною вставкой

В новый, еще не бывалый, завет.

Плата за утро — утлая утварь,

Полуистлевшие сапоги,

Строчек газетных прямые буквы,

И загипсованные мозги.

Не убивай меня

Волосы, падают волосы лысой моей страны.

Кто-то глухим голосом гонит по дому сны.

Сны в потолок уткнулись. Капает на меня:

как пузыри, надулись слёзы в глазах коня.

Я по траве тропою, — не убивай меня,

я по тропе травою, двое нас, обе я.

Волосы падают, слепнут и по земле ползут.

Лысую мою дочку люди домой везут.

1993

Два Селифана

С грохотом бьются два целлофана.

Скачут, смеются два Селифана.

Страшно на улице нежным до жути,

Этак не шарахнут, так не дожмут ли?

Весело, весело двум Селифанам:

Не получат денежку — выманят обманом.

Тот Селифан на столе разлегся,

Этот в целлофане за день испёкся.

Вот и поминки. Вот и закуски.

Если не выпил, значит, не русский.

Крыса пробежала, за ней вторая, —

Целое семейство лезет из сарая.

Скачут, смеются два сына Селифановых,

Золотисто-пьяных двое Селивановых.

Ивана сдуло. Ванятку сгрызли.

А в кулебяке мясо не крыс ли?

Грохнув, поехали два новых целлофана,

А у Селивановых два новых сарафана:

Сарафаны-саваны, сарафаны-бритвы,

Мёртвый, живой ли — не уйдёшь от битвы.

II

Новая Москва


Июль

А небо было никаким,

Упавшим камнем замер город,

Людьми живыми нелюбим

За пёсью спесь и зверя норов.

Мой город модный, молодой,

Нарядный, крашеный — разбойник,

Омытый мертвою водой,

С тяжелым запахом — покойник.

Опоры, серая вода,

И плещет радуга на мелях,

Как будто смерть не навсегда,

А только в неизвестных целях.

Кто жил здесь? Почему ушел?

И счастье отчего погибло?

И кто забил железный кол

В зловонных отложеньях ила?


Пресня

Коричневые сны, коричневая бодрость,

Толпой по улице проходит тишина,

И глухоты моей коричневая полость

Внутри меня, как звук, напряжена.

С утра, на взлете дня, на бычьих жилах зноя

Висит чугунный гул, очнувшихся томя.

То стул повалится, то слово злое

Застрянет в нервах и стоит стоймя.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.