16+
Современная японская литература: от модерна до постмодерна

Бесплатный фрагмент - Современная японская литература: от модерна до постмодерна

Сборник избранных статей

Объем: 88 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Современная японская литература: от модерна до постмодерна

Предисловие автора

Японская литература уже достаточно давно вошла в мою жизнь и творческую биографию. Впрочем, не только она.

Когда я учился в Высшей Школе Экономики на журфаке в конце 2000-х, там преподавали замечательные люди: Немзер, Поливанов, Кучерская. И преподавали превосходно. Интерес к изящной словесности они привили даже тем, кто посещал их пары скорее «для галочки».

Но в программе была тогда была только российская и западная литературы. Японской, китайской, корейской или даже турецкой не было. Совсем. Это в наши дни есть пресловутые списки для чтения. Да и вообще поклонников восточной литературы стало намного больше. А так та же японская словесность казалось экзотикой, интересной лишь немногим. Исключением был лишь Мураками. Ну еще пара классиков. Тот же Акутагава или Кавабата. А так лишь зона пустоты.

Что ж, пришлось искать книги, ходить по развалам, что-то заказывать в интернете. Передо мной открывался целый мир: новые имена, редкие издания, забытые классики, не переиздававшиеся больше полувека. И, разумеется, переводчики. Выдающиеся ученые-востоковеды с не всегда счастливой судьбой. Неудивительно, что главным героем моего дебютного романа стал переводчик-японист. Но это уже другая история…

Я стал писать статьи, книжные обзоры, брать интервью. В итоге, за 10 лет накопилось довольно много материалов. Наиболее интересные из них я решил включить в данный сборник. Какие-то все еще актуальны, а какие-то остались своеобразным слепком эпохи. В любом случае, я хочу сказать спасибо своим читателям за их интерес к японской литературе. Надеюсь, что данная книга окажется для них ценной.

Мы рождены, чтоб Кафу сделать пылью

Опубликовано в марте 2022 года

Японский писатель Нагаи Кафу не столь знаменит в России, как Мисима и Мураками. Его произведения, вышедшие на русском, известны разве что специалистам — да и то его обычно упоминают в контексте творчества выдающихся современников. Мол, один из представителей школы эстетов и неоромантиков, которая задавала моду в 1910-е годы, человек, чьи новеллы и романы повлияли на Акутагаву и Танидзаки. Безусловно, это так.

Единственная советская публикация Нагаи Кафу была в сборнике «Японская новелла. 1945—1960 гг.» 1961 года, куда вошел его рассказ «Рисовые шарики». В информации об авторе сказано: «Один из старейших буржуазных писателей с очень сложным и противоречивым творчеством. В последние годы писал много рассказов — бытовых зарисовок из жизни среднего человека послевоенной Японии». При этом советские редакторы не упомянули, что он был одним из тех немногих литераторов, кому удалось избежать сотрудничества с милитаристами в эпоху тьмы и мрака — так специалисты называют период японской истории с середины 1930-х по август 1945 года.

Жестокие годы и пропагандистское безумие

Япония благодаря проведенной еще в Эпоху Мэйдзи (1868 — 1912 гг.) модернизации встала в один ряд с ведущими западными державами и превратилась в полноценную колониальную империю. Были присоединены Тайвань, Корея и Южный Сахалин. На достигнутом решили не останавливаться. На территории Маньчжурии в 1932 году было образовано марионеточное государство Манчьжоу-го. Но и этого было мало (по этой теме настоятельно рекомендую прочитать недавно статью Александра Мещерякова на сайте журнала «Горький»).

В 1937 году Японская империя напала на Китай, стремясь захватить новые территории, а за пару лет до этого практически полностью задушила оппозицию (в первую очередь коммунистов) у себя в стране и ликвидировала рабочее и профсоюзное движения. Многие диссиденты оказались за решеткой. Так, пролетарский писатель Кобаяси Такидзи был арестован и умер под пытками в 1933 году. Многие оказавшиеся в тюрьме журналисты, писатели и политики предпочли публично отречься от своих взглядов и сохранить жизни. Немногим японским коммунистам удалось сбежать в Советский Союз.

Тем временем страну охватил ура-патриотический подъем, ту же Нанкинскую резню японские газеты преподносили как славную победу великой нации Ямато (так в древности называлась Япония). Известные литераторы работали на японскую военную машину в качестве пропагандистов (Кикути Кан, Такамура Котаро, Риити Ёкомицу и многие другие). Не избежал этой участи даже будущий нобелиат Кавабата Ясунари. Он написал несколько очерков и новелл о японской колонизации Маньчжурии. Благо, этот факт мало повлиял на его успешную литературную судьбу. Кстати, его романы и рассказы на ладони давно переведены на русский язык. А вот его другу и соратнику по движению неосенсуалистов Риити Ёкомицу повезло куда меньше. Его рассказы перевели на русский лишь в 2012 году!

Молчание во мраке

Нагаи Кафу прожил долгую жизнь. Он родился в 1879 году в семье одного из бенефициаров Реставрации Мэйдзи. Его отец сперва был бюрократом высокого ранга в новом правительстве, а затем стал успешным бизнесменом.

Перед молодым человеком с таким папой были открыты все пути, но Нагаи Кафу вопреки воле своих родителей выбрал путь служения искусству. Он ориентировался по большей части на французскую литературу (Бодлер, Золя, Мопассан) и японскую куртуазную классику (тот же Ихара Сайкаку). Писатель был певцом веселых кварталов и старинного духа Эдо (об этом написано сотни работ), того, что было полной противоположностью милитаристскому угару и ура-патриотизму нового времени. Эпоха Эдо (1603—1868 гг.) была по большей части периодом мира. Именно в это время создавали свои шедевры три великих поэта (Басё, Бусон, Исса), расцвели куртуазная проза и изобразительное искусство (Кацусика Хокусай, Хисикава Моронобу).

Вот отрывок из романа 1917 года «Соперницы» в переводе Ирины Мельниковой:

«Ёсиока с неподдельным удивлением рассматривал женщину. В уме он подсчитал годы, и получалось, что если ей было семнадцать или восемнадцать в пору её первого появления в гостиных в качестве гейши и если тому миновало семь лет, то теперь ей должно было быть около двадцати пяти. Однако она, казалось, ничуть не переменилась с тех пор, как перешла из учениц в разряд самостоятельных гейш. Среднего роста и комплекции, с ясным взглядом и прежними ямочками на пухлых щеках, да еще с этим неровным зубиком с правой стороны, который становился виден, когда она смеялась, — она все еще не утратила детского выражения.».

Нагаи Кафу был художником зыбкого мира. Он был свидетелем гибели старого Эдо и пытался передать то лучшее, что в нем было.

С 1903 по 1907 год Нагаи Кафу провел в США. У него была американская любовница, он даже подумывал не возвращаться на родину и стать местным писателем. Тем более у него была стабильная работа в банке, куда его по протекции устроил отец.

Но Нагаи Кафу предпочел сперва побывать во Франции, а затем вернуться в Японию. Возможно, на окончательный выбор повлиял отец, хотевший женить сына. Более за границей он никогда не был.

На фоне литературных пропагандистов писатель Нагаи Кафу выделялся тем, что ни разу не выступил в поддержку действий своего правительства. Суметь смолчать в период милитаристского угара было сложно. Соблазн был слишком велик. И дело было даже не в материальных благах (тиражи, гонорары, пайки и т.д.), сколько в тупотном ощущении единения всей нации во имя великой цели.

Причиной этого неучастия были даже не столько политическими, сколько чисто эстетическими. Официальная идеология пропагандировала аскезу и культ смерти за императора, но сам Кафу предпочитал сибаритство и эпикурейство. Даже в самые тяжелые времена он предпочитал дорогой американский виски и старался следить за одеждой.

Открыто против действий правительства писатель не выступал. Нагаи Кафу понял достаточно про свое государство еще в молодые годы. Так в 1911 году была казнена группа из 11 анархистов во главе с Котоку Дэндзиро. Тогда в защиту обвиняемых выступила почти вся японская интеллектуальная элита во главе с писателем Нацумэ Сосэки. Подписывались петиции. Собирались митинги. Но это не помогло. Тогда Кафу принял для себя решение — держаться подальше от политики и жить только искусством и ради искусства.

В 1923 году после Кантского землетрясения по городам прокатились корейские погромы. И официальные лица практически никак на это не отреагировали. Все-таки корейцы не японцы. Да и вообще, распространялись слухи, что среди них действовали коммунистические и националистические агитаторы (много лет спустя в 1945 году японским колонизаторам в Корее отплатили той же монетой).

Нагаи Кафу явно не хотел закончить свои дни, как анархисты и коммунисты (для которых он был классовым врагом). В период тьмы и мрака литератор продолжил писать, но в основном — в стол. Главное произведение, созданное им в эти мрачные годы, — личный дневник. Писатель без перерыва вел его с конца 1910-х годов. Из художественных произведений тех мрачных лет стоит также отметить «Удивительную повесть с восточного берега реки С.» (1937), недавно переведенную на русский язык Анной Слащевой. Из этой повести приведу довольно интересный эпизод, в котором главного героя задерживает полицейский и учиняет допрос. К сожалению, в наше время подобные диалоги снова стали актуальными:

« — Тут что?

— Трубка и очки.

— А тут?

— Консервы.

— Это кошелек? Показывай, что внутри.

— Деньги.

— Сколько?

— Иен двадцать-тридцать.

Он вытащил кошелек, но положил его на столик под телефоном, не заглядывая внутрь.

— Что в свертке? Показывай.

Я развязал сверток. Хлеб и старые журналы не привлекли его внимания, но как только оттуда показался украшенный рукав донуки, полицейский сразу же изменился в тоне:

— Чудны́е у тебя тут штучки!

— Да нет, — усмехнулся я.

— Такое бабы носят. — Он двумя пальцами пощупал кимоно, поднес его к лампе и затем снова взглянул на меня. — Откуда взял?

— Из лавки старьевщика.

— Каким образом?

— Достал деньги и заплатил.

— Где?

— У главных ворот Ёсивара.

— За сколько?

— Три иены и семьдесят сэн.

Офицер молча бросил донуки на стол и смерил меня таким взглядом, что я стал побаиваться, как бы он не засадил меня в кутузку».

Вероятно, в этом эпизоде Нагаи Кафу описывает собственный опыт. Любой городовой мог учинить подобный допрос первому встречному или же прийти в дом и перевернуть все верх дном в поисках внутренних врагов.

Уже во время американских бомбежек в конце войны писатель постоянно носил дневник с собой, спасая его от огня. При этом рукописи писателя были своеобразным доказательством его нелояльности по отношению к действующему режиму. Ведь на «успехи» японской армии он смотрел без восторга.

Кто-то из его современников-литераторов не выдержал давления эпохи и покончил с собой. Среди таких писателей были Акутагава Рюноскэ в 1927 году и Такэо Арисима в 1923 году.

До Второй мировой войны Нагаи Кафу был довольно обеспеченным человеком в первую очередь за счет наследства, но все богатство семьи превратилось в прах. Он вынес все тяготы того страшного времени: бомбежки, постоянные перемещения, дефицит продуктов и т. д. Когда в декабре 1941 года Япония напала на США, писатель не разделял всеобщей радости. Он слишком хорошо понимал, чем все может закончиться. Вот, например, строчки из его дневника того периода:

«После объявления войны на улицах появились плакаты: „Разгромим их! Американцы и англичане наши враги! Вперед, как сотни тысяч снарядов!“ Люди думают, что такого рода лозунги придают им силы…»

А это строчки из его дневника за июнь 1943 года, которые в то время могли стоить Нагаи Кафу свободы, а, возможно, и жизни:

«Если во имя спасения собственной репутации или повинуясь сиюминутным эмоциям, командир жертвует жизнями невинных солдат, ничуть не заботясь об их судьбе, это можно назвать не иначе как высшим проявлением эгоизма.»

Японская пропаганда превозносила таких генералов, отправлявших в конце войны тысячи своих подчиненных в бессмысленные банзай-атаки. Сами же военачальники в своих бункерах тихо кончали с собой.

Во время ковровых бомбардировок японских городов погибли сотни тысяч человек, некоторые из них были стерты с лица земли (не так давно на русском языке вышел роман Кага Отохико «Столица в огне», там подробно описаны бомбардировки Токио). Кульминацией стала трагедия Хиросимы и Нагасаки.

Пару раз Нагаи Кафу чудом избегал гибели во время очередного налета бомбардировщиков B-29.

После войны

После капитуляции Японии Нагаи Кафу наконец-то опубликовал произведения, долгие годы лежавшие в столе. Порезанный японской цензурой еще в 1917 году роман «Соперницы» вышел без купюр. Пошли экранизации и постановки в театрах. Уже демократическое правительство вспомнило, что писатель не запятнал себя сотрудничеством с милитаристами. Посыпались награды, среди которых был и Орден культуры, одна из высших японских наград для деятелей искусства и науки.

Писатель умер в 1959 году в возрасте 79 лет. Свой прах он завещал похоронить на кладбище куртизанок, не пожелав и после смерти расставаться с теми, чью красоту и традиции он воспел в своих работах. В Нагаи Кафу удивительным образом сочеталась любовь и к западной, и к японской литературе. Его творчество — яркий образец японского модерна. Поиск красоты и ее синтез на стыке культур и традиций.

В историю японской литературы он вошел как один из последних неоромантиков и видный представитель второго поколения модернистов. Именно Нагаи Кафу первым оценил талант Танидзаки Дзюнъитиро, одного из величайших авторов своего литературного поколения, и благословил его. Но не менее важно то, что он отказался поддерживать зло и предпочел ускользающую красоту лживым ура-патриотическим лозунгам, за которые Японская империя заплатила миллионами жизней своих подданных и своих противников.

История Уно Тиё: как японская писательница основала самый успешный журнал мод и дала отпор патриархату

Статья была опубликована 27 июля 2020 года

В один из холодных февральских дней 1946 года в токийском районе Юракутё вокруг одного из обгорелых и пострадавших от бомбежек зданий выстроилась гигантская очередь. Она опоясала дом дважды. Японская столица все еще лежала в руинах, продуктов не хватало, оккупационная администрация еле-еле справлялась со своими обязанностями. Именно в это непростое время по Токио разлетелась новость о перезапуске «Стиля», журнала мод, издание которого было прекращено в военное время. Весь тираж был раскуплен еще до поступления номера в киоски. Несмотря на нужду и разруху японские женщины хотели красиво одеваться. Они знали, что лучшие советы они найдут именно в этом журнале. Успех был налицо. И за ним стояла удивительная женщина — Уно Тиё.

Спустя пару лет номера журнала «Стиль» были практически в каждом японском доме. Редакция же переехала в новое здание на Гиндзе, главной и самой дорогой улице Токио. А его основательница смогла построить для себя и своего мужа особняк в курортном городке Атами, известным своими горячими источниками. Как же ей удалось преуспеть в бизнесе в трудное для страны время, а, помимо этого, стать одной из самых известных японских писательниц своей эпохи?

Амбициозная писательница

Уно Тиё родилась в городке Ивакуни префектуры Ямагути 28 ноября 1898 года. Примечательно, что в год ее рождения был принят семейный кодекс. Согласно ему женщине без официального согласия главы семьи не разрешалось ни выйти замуж, ни взять на воспитание ребенка, ни поменять место жительства. Японское общество де-факто и де-юре оставалось крайне патриархальным (а в некоторых аспектах остается таковым до сих пор). В таком мире будущей писательнице и предпринимательнице предстояло добиваться успеха и признания.

Семья Уно изначально была довольно зажиточной. Производство сакэ приносило неплохую прибыль. Но отец Уно Тиё из рук вон плохо вел дела, да еще увлекался азартными играми и женщинами. После его смерти в 1913 году молодой девушке пришлось задуматься о том, чем она будет зарабатывать на жизнь. Уже на следующий год Уно устроилась учительницей в начальную школу. Она ярко одевалась и всегда наносила макияж на свое лицо. В нее тут же влюбились все молодые преподаватели учебного заведения. В итоге, ее со скандалом выгнали из школы. Уно сперва оказалась в Корее, затем вернулась в Японию.

В 1916 году вместе со своим будущим мужем Фудзимури Тадаши она ненадолго переехала в Токио. Там Уно устроилась официанткой на работу в кафе европейского типа «Энракукэн». В это заведение часто захаживали известнейшие писатели того времени: Акутагава Рюсеонскэ, Кумэ Масао, Сатоми Тон, а также сотрудники журналов и издательств. Первый даже описал ее в одной из своих новелл. Она умела завоевывать людей и заводить нужные связи.

Уно Тиё вышла замуж за Фудзимури Тадаши в 1919 году. Молодая чета переехала в Саппоро. Там Уно решила попробовать свои силы в литературе. В 1921 году ее дебютная новелла победила на литературном конкурсе. А второе ее произведение, короткая повесть «Разворошить могилу», опубликованная в журнале «Тюо корон», принесла ей гонорар в 366 иен (это была огромная сумма по тем временам, так, работая учительницей, она зарабатывала всего 8 иен в месяц).

В 1922 году Уно, бросив мужа, переезжает в Токио, решив стать профессиональной писательницей. За свою долгую жизнь она опубликовала десятки знаковых произведений, многие из которых стали бестселлерами. Героини ее новелл и романов, независимые, гордые, готовые отстаивать свои права, во многом опередили свое время. В активе Уно многие престижные литературные премии: Номы, Кикути Кана и другие. Также она стояла у истоков Ассоциации японских писательниц. В 1990 году Уно Тиё была удостоена звания Заслуженного деятеля культуры. Ее личная жизнь также была довольно насыщенной: она несколько раз выходила замуж и разводилась, не оглядываясь на царившие в то время представления об «идеальной женщине».

Предпринимательница и дизайнер кимоно

В июне 1936 года Уно Тиё основала «Стиль», первый японский журнал, посвященный в первую очередь западной моде. Свежие номера раскупались, как горячие пирожки, несмотря на начавшуюся в следующем году Японо-китайскую войну. Известный живописец Фудзита Цугухару (впоследствии эмигрировавший во Францию) оформлял обложки для каждого выпуска. Типичные статьи назывались так: «Как носить летнее платье», «Правильный загар» и т. д.

Уно Тиё была гением маркетинга. Даже церемонию бракосочетания со своим новым мужем Китахарой Такэо она превратила в своеобразный модный показ, который должен был напомнить широкой публике, КАК должна выглядеть стильная невеста, одетая по последней западной моде. Мероприятие прошло 1 апреля 1939 года с широкой помпой в отеле «Империал». Это было одно из главных светских событий того десятилетия.

Тем временем тиражи росли. И все бы хорошо, но наступил 1941 год. Япония напала на США. Теперь пропагандировать западную моду было больше нельзя. «Стиль» был переименован в «Жизнь женщин». Все внимание переключилось на национальную одежду.

Уно Тиё не растерялась. Она проявила себя как талантливый дизайнер кимоно. Ее модели помещались в номерах журнала как во время войны, так и после, уже в возрожденном «Стиле». «Жизнь женщин» издавался до 1944 года. Журнал мог бы выпускаться и дальше, увы, военное правительство решило направить бумагу на что-то более патриотичное.

Но заработанный авторитет среди миллионов японских женщин никуда не делся. Во время перезапуска «Стиля» в 1946 году дело доходило до того, что некоторые поклонницы высокой моды, у которых не было достаточной суммы денег для покупки свежего номера, меняли его на еду.

А в 1950 году Уно открыла на первом этаже того самого здания, куда недавно переехала редакция, собственный магазин кимоно. Назывался он «Стильный бутик». Семь лет спустя она привезла свои дизайнерские наряды на Всемирную выставку в Сиэтл, там ее работы произвели настоящий фурор. Эти кимоно вдохновили многих известных модельеров и дизайнеров как в Японии, так и за рубежом.

К сожалению, журнал «Стиль» закрылся в 1959 году. Этому событию предшествовал скандал. Уно Тиё, погруженная в творческую работу, не уследила за менеджментом и бухгалтерией разросшейся команды. В 1952 году Налоговая служба Японии после проведенного аудита потребовала от издания 100 миллионов иен выплат (это более 5,7 миллионов долларов в пересчете на сегодняшний день, гигантская сумма по тем временам). И Уно расплатилась по долгам, что косвенно свидетельствует о размере ее состояния. О ее доходах в предвоенные годы остается лишь только гадать.

Журнал «Стиль» вошел в историю как самый успешный японский журнал мод первой половины XX века. А главное, это издание задало высокую планку всей индустрии с точки зрения дизайна и контента. Помимо «Стиля» Уно Тиё участвовала в создании еще нескольких журналов. Но их судьба была не столь яркой. Самым известным из них был «Литературный стиль», который успешная предпринимательница запустила скорее для души, не надеясь заработать больших денег. Да и не стоит забывать, что она позиционировала себя прежде всего как писательницу.

Уно Тиё умерла 10 июня 1996 года в возрасте 98 лет. На ее век пришелся расцвет и закат японского модерна в литературе и моде. Ее судьба — это подтверждение афоризма, что талантливый человек талантлив во всем. Старинная японская пословица гласит: «Торчащий гвоздь должен быть забит». Но Уно оказалась тем гвоздем, который сломал молот патриархального японского общества.

P.S. На сегодняшний день на русском языке опубликован только один рассказ Уно Тиё.

Литературный переворот: как женщины завоевали книжный мир Японии

Статья была опубликована 10 августа 2020 года

Еще в конце XIX века литература была мужским занятием, но сегодня произведения японских писательниц продаются миллионными тиражами. «Сейчас в Японии разворачивается настоящий ренессанс „женской культуры“, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию», — пишет Г.Ч.

В эпоху Мэйдзи (1868 — 1912 гг.), когда шла интенсивная вестернизация и модернизация страны, литературное творчество в Японии считалось мужским занятием. Знаковые писательницы и поэтессы были Хигути Итиё, Ёсано Акико, Ногами Яэко. Позже, уже в другую эпоху, стали публиковаться Уно Тиё, Фумико Хаяси, Миямото Юрико, Накадзато Цунэко. Но и их имена были скорее исключением из устоявшегося правила.

Ситуация начала кардинально меняться относительно недавно. Как написано в предисловии к сборнику «Она: новая японская проза», вышедшему почти два десятилетия назад: «японские писательницы только в конце XX века по-настоящему вернулись в литературу, долгие века считавшуюся безраздельной вотчиной мужчин».

Одним из своеобразных показателей можно назвать число лауреаток престижной Премии имени Акутагавы за последние годы. Так, в первые четверть века ее существования, то есть в период с 1935 по 1960 гг. только три писательницы были удостоены этой высокой награды. А вот в период с 2010 по 2015 гг. — восемь.

Истории успеха многих современных японских писательниц говорят сами за себя. В конце 1980 гг. никому неизвестная Ёсимото Банана выпустила повесть «Кухня», которая только за 1988 год выдержала 60 переизданий. За книгой последовали кино- и теле-адаптации. Ее главные работы были напечатаны в России многотысячными тиражами. В наше время то десятилетие даже называет эпохой Мураками и Ёсимото.

Салатовое течение

Практически аналогичная история произошла в 1987 году с молодой учительницей Тавара Мати, выпустившей тогда сборник танка (31-слоговая пятистрочная японская стихотворная форма — прим. Forbes) «Праздник салата». «За первые полгода было продано более 2 млн экземпляров — случай неслыханный в японской поэзии и, вероятно, беспрецедентный и для других мировых литератур. За последующие годы продалось еще несколько миллионов. Если учесть, что средний тираж авторских сборников танка — даже признанных мастеров стиха — в последние десятилетия никогда не превышал 2000—3000 экземпляров (чаще оставаясь в пределах нескольких сотен), книга Тавара Мати по тиражу одна с лихвой перевесила все издания послевоенного периода и открыла новую эру в истории жанра. Вскоре «Праздник салата» был положен на музыку, обработан для телевизионного сериала и даже для сценария полнометражного художественного фильма, что уж и вовсе невероятно для сборника танка. В культуре возник так называемый «феномен Тавара», — пишет известный японист Александр Долин в своей «Истории новой японской поэзии».

Возникло целое «салатовое течение». Сотни молодых поэтесс решили объединиться вокруг своего кумира. Таким образом, Тавара возглавила одно из сильнейших женских поэтических течений Японии. Более того, из 1000 стихотворений, присланных ей в качестве ответа на сборник, она составила отдельную книгу, этакую «антологию народного творчества». Когда-то подобные сборники составлялись только по указу самого императора.

Уже в 1990-е гг. подобный успех повторили Огава Йоко, Ю Мири, Каваками Хироми, Тавада Йоко (чаще ее имя пишут так — Ёко) и многие другие японские писательницы. Последняя, переехав в 1980-е гг. в Германию, выиграла все основные немецкие литературные награды (наряду с японскими). И сейчас она одна из наиболее вероятных претенденток на Нобелевскую премию по литературе одновременно от Японии и ФРГ, — уникальный случай. Фактически, она во многом повторила успех британского нобелиата Кадзуо Исигуро. Вот только последнему пришлось отказаться от языка своих родителей и писать исключительно по-английски. Тавада Йоко хорошо себя чувствует сразу в двух культурах, немецкой и японской, и на вопрос о Нобелевской премии ответила так: «Если я стану лауреаткой, то не как японская писательница, а как писательница азиатского происхождения, живущая в Европе». На русском языке можно прочесть ее новеллу «Собачья невеста» и сборник «Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов».

Книги японских авторов становятся бестселлерами не только на родине, но и за рубежом. Из относительно свежих примеров наиболее яркий — роман ««Человек-комбини» (есть и другой вариант перевода названия — «Минимаркет») Мураты Саяки. Эта книга получила упомянутую выше Премию Акутагавы в 2016 году. Тогда же в Японии было продано более 650 000 ее копий. Роман практически моментально был переведен на европейские языки. Вот-вот выйдет его лицензионная русская версия. За книгу взялся переводчик Харуки Мураками Дмитрий Коваленин.

Своеобразным литературным прорывом этого года стал научно-фантастический роман Огавы Йоко «Полиция памяти». На японском языке он вышел еще в 1994 году, а на английском — только в 2019. Книга дошла до шорт-листа престижной Международной Букеровской премии, и у нее есть все шансы повторить успех «Вегетарианки» кореянки Хан Ган.

С авторами «массовой литературы» произошла аналогичная ситуация. «Японской Агатой Кристи» уже давно окрестили Кирино Нацуо, чьи тиражи в Японии и мире сопоставимы с тиражами упомянутой выше Ёсимото Бананы. Кстати, несмотря на то, что писательница создает произведения преимущественно в жанре триллера, в ее активе есть и вполне серьезные литературные награды. Например, премия Танидзаки.

Сколько же зарабатывают японские писательницы сегодня?

На доход сильно влияют не только продажи книг на родине, но и права на экранизацию и перевод. Так, Ёсимото Банана недавно пожаловалась в своем блоге, что из-за пандемии у нее резко упали продажи книг за рубежом. А учитывая ее популярность в Европе и США, удар по финансам писательницы оказался весьма существенным. В аналогичной ситуации оказались и многие коллеги Ёсимото. До кризиса авторы, сумевшие сделать себе имя и имеющие армию поклонников не только в Японии, но и за рубежом зарабатывали от 86 до 172 млн иен в год (от 811 000 до $1,6 млн в год). Но это писательницы уровня той же Ёсимото Бананы или Каваками Хироми.

Условные «середнячки», не выпускающие бестселлеры раз в несколько лет (особенно те, у кого не покупают права на экранизацию), зарабатывают более чем скромно по японским меркам — их доход не превышает и 10 млн иен (более $ 94 000). И попасть в условную «высшую лигу» бывает очень трудно.

И судя по всему, в ближайшие годы ренессанс «женской культуры» в Японии продолжится, несмотря на устоявшийся патриархат во многих других сферах жизни островной империи. Хотя и там уже появились первые трещины. А издателям и переводчикам в России и мире стоит повнимательнее присматриваться к женским новым именам, появляющимся в Японии.

Есть шанс, что они побьют по популярности своего же соотечественника Мураками.

Невыносимая тяжесть бытия: о прозе современных японских писательниц на фоне нового «экономического пузыря»

Статья опубликована 15 июля 2023 года

Японская экономика довольно быстро восстановилась после пандемии. Фондовый рынок устанавливает очередный рекорды. Сам Уоррен Баффетт скупает акции японских корпораций, а вслед за ним в страну потянулись разного рода спекулянты и инвесторы. Парадоксальным образом мы вновь можем наблюдать, как надувается мыльный пузырь, будто на дворе вновь 1980-е годы.

То время сами японцы любят вспоминать с теплотой. Ведь никогда подданным его величества императора не жилось так хорошо. В литературном плане та эпоха была периодом взлета новых звезд и угасанием старых. Словно сверхновые засверкали имена Мураками Харуки, Ёсимото Бананы и Мати Тавары. Тиражи их книг переваливали за сотни тысяч. Старые же мастера потихоньку выпускали свои последние или же предпоследние книги и уходили в закат: Абэ Кобо, Эндо Сюсаку, Уно Тиё и многие другие.

И сейчас мы наблюдаем своеобразную смену литературных поколений на фоне экономического бума. Недавно ушли из жизни Оэ Кэндзабуро и Кага Отохико. Но на слуху все больше имена других авторов.

И в этой заметке речь пойдет о поколении 35—40 летних писательниц, чьи произведения относительно недавно были переведены на русский и изданы у нас. Это Мурата Саяка («Человек-комбини», Popcorn books, 2020; «Земляноиды», Popcorn books, 2022), Мотоя Юкико («Брак с другими видами», Поляндрия No Age, 2021), Оямада Хироко («Нора», Поляндрия No Age, 2022). Все перечисленные выше писательницы — лауреатки престижной Премии имени Акутагавы разных лет.

Больше 20 лет назад в своем предисловии к антологии японской женской прозы авторы писали: «Сейчас в Японии разворачивается настоящей ренессанс „женской“ культуры, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию». И добавляет: «Мужчина перестал быть необходимым фактором существования семьи. В социально устроенном обществе можно отлично прожить и будучи матерью-одиночкой (даже еще и забот меньше). Карьеру японской женщине пока сделать трудновато, но это исключительно из-за предрассудков нынешних менеджеров, людей прежнего поколения, которым скоро пора на пенсию. Придет новая генерация руководителей, и все переменится. Никаких реальных причин для того, чтобы отдавать первенство работникам-мужчинам в Японии больше нет — если, конечно, работник-женщина готова пожертвовать полноценной семейной жизнью ради карьеры».

Что, ж пришло время подвести предварительные итоги прошедших 20 лет. Собирательный портрет современной состоявшейся японской писательницы этого поколения таков — это одинокая женщина без детей от 35 до 47 лет, закончившая не самый престижный университет, работавшая в ранние годы на не самых хороших работах и начавшая писать в стол в качестве аутотерапии. Литературные награды ей, как правило, достались вовсе не за дебютные произведения (увы, эпоха Ёсимото Бананы давно прошла). А многотысячные тиражи и материальный достаток пришли после 35 лет ближе к 40.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.